«Неправильный герой для сломанного мира» Книга первая: Свет и Тень

Глава 24-31 ФИНАЛ

Глава 24: Лес Павших

Переход через Равнины Ветров оказался на удивление спокойным. Слишком спокойным. Воздух, некогда напоённый свежестью и запахом полыни, стал тяжёлым и неподвижным, будто мир затаил дыхание в ожидании чего-то. Впереди, там, где должны были выситься огненные пики Пылающих Утёсов, зыбилась маревами странная, неестественная пелена.

— Что-то не так, — первым нарушил молчание Громор, остановившись и втягивая воздух. — Земля не пахнет. Вообще. Ни прахом, ни жизнью. Ничем. Как в склепе.

— Может, это твой нюх от медитации притупился, о великий следопыт? — по привычке съехидничал Ракун, но и сам чувствовал нарастающую тревогу. Его интуиция, дар Режиссёра, тихо, но настойчиво гудела, словно предупреждая о невидимой пропасти.

Динэя стояла, прикрыв глаза, её пальцы сжимали жезл. Она медленно провела рукой по воздуху, и её лицо исказилось от болезненного недоумения.

«Порядок вещей нарушен, — её пальцы дрожали, вычерчивая слова. — Нити судьбы спутаны. Здесь нет ни вчера, ни завтра. Только вечное сейчас, полное боли».

Войдя в зыбкую пелену, они поняли, что это не просто туман. Это была граница. Воздух затрепетал, и пейзаж изменился. Они оказались на опушке леса, какого никто из них не видел никогда. Деревья с листьями из сияющего хрусталя тихо звенели на безветрии, а ручей с водой цвета жидкого серебра беззвучно струился вверх по склону холма. Тени от стволов ложились не туда, куда должны были, и жили своей, отдельной жизнью, перетекали и меняли очертания.

— Лес... шепчет, — сдавленно произнёс Ракун, и по его спине пробежали мурашки. Это не был звук. Это было ощущение, возникающее прямо в сознании — тихий, навязчивый гул из обрывков чужих мыслей, сожалений и страхов.

[Обнаружена аномальная зона: «Лес Павших Шёпотов». Статус: «Дисбаланс Реальности». Опасность: Высшая (психологическая/экзистенциальная).]

— Не нравится мне это место, — рыкнул Громор, сжимая рукоять топора. — Идём в обход.

— Не выйдет, — покачал головой Ракун, указывая на зарубку на ближайшем хрустальном дереве. — Мы уже здесь. Три раза. Пространство закольцовано.

Они двинулись вглубь, и почти сразу Лес начал свою работу.

Ракун первым ощутил его прикосновение. Воздух перед ним смазался, и он увидел её. Свою старую квартиру. Он сидел на полу, прислонившись к стене, и смотрел на антикварный кортик. Но теперь он видел не только отчаяние. Он видел за окном солнце, которое игнорировал. Слышал смех детей во дворе, который заглушал собственной болью. Он видел момент, когда друг предлагал помощь, а он, гордый и надломленный, отверг её язвительной шуткой.

«Могло быть иначе? — прошептал ему Лес прямо в душу. — Ты был призван умирать, одинокий и жалкий. Твоя гордость — это тюрьма, которую ты построил себе сам».

Ракун замер, сжимая виски. Глаза его были полны не ярости, а старой, глубокой боли, которую он так тщательно хоронил под слоями сарказма.

— Отстань, — прохрипел он. — Я знаю. Я всё знаю.

Динэю Лес атаковал иначе. Ей не показывали прошлое. Её терзали возможным будущим. Она видела себя и Ракуна, но не королями тьмы, как в зеркалах пещеры Кудру, а... обычными людьми. Они жили в маленьком домике у озера. Он смеялся, по-настоящему, без тени насмешки. Она говорила, и её голос был звонким и ясным. А потом она видела, как этот свет в его глазах гаснет, потому что её вера, её долг звали её прочь. Или потому что его Тьма, в конце концов, поглощала её.

«Какой путь истинный? — спрашивал Лес. — Тот, что ведёт к Богу, или тот, что ведёт к нему? Разве может слуга Света любить того, в ком живёт Тень? Ты обманываешь себя, дитя. Твой выбор разорвёт тебя пополам».

Динэя шла, стиснув зубы, по щекам её текли беззвучные слёзы. Она пыталась молиться, но слова застревали в горле, потому что самое горячее моление было теперь не к Богу, а о нём.

Громора Лес испыиал под стать его природе. Ему не показывали видений. Он просто чувствовал. Давящее, всепоглощающее одиночество. Оно было тяжелее его доспехов, холоднее горного льда. Он шёл среди призрачных деревьев и понимал, что всегда был один. Его сородичи уважали его силу, боялись его ярости. Его богиня использовала его, как топор. Никто не слышал его. Никто не видел за воином — существо. И сейчас, глядя на спины своих спутников, он чувствовал это одиночество острее, чем когда-либо. Они были вместе. А он — чужой.

«Зачем ты с ними, изгой? — гудел Лес в его сознании. — Они связаны нитями, которых ты не видишь. Ты лишний. Всегда был. Всегда будешь».

Громор шёл, опустив голову, его могучее тело сгорбилось под невидимой тяжестью.

Кульминация наступила, когда они вышли на поляну, в центре которой росло дерево, совсем не похожее на других. Оно было чёрным, сухим, мёртвым. Но в его сердцевине, в разломе, похожем на рану, слабо пульсировал тусклый, переливающийся свет. Вокруг царила абсолютная тишина — даже шепот Леса умолк.

[Сердце Леса. Артефакт Равновесия. Состояние: «Угасание».]

«Оно умирает, — жесты Динэи были торопливы и полны отчаяния. — После смерти Кудру... ничто не питает его больше. Когда оно погаснет, Лес поглотит сам себя, а вместе с ним — и нас».

— Что же делать? — спросил Ракун, глядя на угасающую искру. — Мы не духи, мы не можем его зарядить.

«Можем, — Динэя посмотрела на них обоих. — Но не силой. Лес жаждет не энергии... а искренности. Правды. Он хочет услышать наши голоса. Настоящие».

Она первая подошла к дереву и прикоснулась к нему жезлом.

«Я... отрекаюсь от слепой веры, — её мысли, направленные в артефакт, были слышны им как шёпот на грани слуха. — Я выбираю веру в выбор. В свет, который человек несёт в себе, а не в догмы. Я верю в него. И в нас. И это — моя истина».

От её лампочки вглубь дерева хлынул тёплый, мягкий свет. Тусклая искра в сердцевине вспыхнула чуть ярче.

Громор, тяжело ступая, сделал шаг вперёд. Он положил свою огромную, покрытую шрамами ладонь на кору рядом с жезлом Динэи.

— Я... не хочу быть один, — его голос, привыкший рычать, теперь звучал тихо и смиренно. — Ярость была моей клеткой. Сила — моими оковами. Эти двое... — он кивнул на Ракуна, — ...видят во мне не орудие. Они называют меня увальнем и Горынычем... но они смотрят мне в глаза. Они — моё племя. И это... моя правда.

От его руки в дерево потекла тяжёлая, прочная, как камень, золотистая нить энергии. Искра в Сердце Леса засияла увереннее, словно обретая твёрдую опору.

Все взгляды обратились к Ракуну. Он стоял, скрестив руки на груди, его лицо было маской. Внутри всё кричало и сопротивлялось. Выставить свою боль, свои сожаления напоказ? Перед этим орком? Перед ней?

— Человечишка... — начал Громор, но не с насмешкой, а с тем самым, новым для него тактом.

— Молчи, — отрезал Ракун. Он подошёл к дереву, глядя на пульсирующий свет. Он глубоко вздохнул.

— Ладно... — его голос сломался. — Ладно, чёрт побери. Я... сожалею. Не о том, что умер. А о том, как жил. Я был трусом. Я боялся доверять, боялся быть слабым, боялся, что меня снова предадут. И поэтому я умер в одиночестве. — Он посмотрел на Динэю, и в его глазах не было привычной защиты. Только правда, незащищённая правда. — Я не хочу, чтобы это повторилось. Вот... моя правда.

Он прикоснулся к дереву.

Это была не нить света и не поток энергии. Это был каскад. Водопад из миллионов сверкающих капель-воспоминаний — горьких и смешных, страшных и нежных. Он вложил в прикосновение всё: свою ярость, свой страх, свою насмешку и ту странную, новую надежду, что грела его изнутри всякий раз, когда он смотрел на неё.

Сердце Леса вспыхнуло.

Не ослепительно, а ровно, мощно и жизнеутверждающе. Свет растекался по чёрным ветвям, превращая их в сияющие сосуды. Хрустальные листья зазвенели чистым, гармоничным хором. Искажённые тени успокоились и легли туда, куда положено. Воздух снова обрёл запах — влажной земли, живой хвои и свежести.

Лес Павших Шёпотов умолк. Но не умер. Он был исцелён.

[Аномальная зона стабилизирована. Связь с артефактом «Сердце Леса» установлена.]

[Ракун получает умение: «Поток Истины» — способность на короткое время снимать все иллюзии и видеть суть вещей.]

[Динэя получает умение: «Прочная Нить» — создание защитного поля, укрепляющегося от искренней веры союзников.]

[Громор получает умение: «Нерушимое Слово» — пассивная аура, повышающая стойкость союзников, связанных узами доверия.]

Они стояли вокруг ожившего дерева, молчаливые и другие. Что-то внутри каждого сломалось и пересобралось заново, став крепче.

Громор первый нарушил тишину, глядя на Ракуна и Динэю, стоящих так близко, что их плечи почти соприкасались.

— А ведь я говорил, человечишка, что ты слеп, — произнёс он беззлобно. — Теперь, надеюсь, прозрел.

Ракун не нашёлся, что ответить. Он просто смотрел на Динэю, и в его взгляде не было ни тени сомнения. Только принятие. И ответный свет в её глазах был красноречивее любых слов.

Путь к Пылающим Утёсам был ещё долог. Но теперь они шли по-настоящему вместе.

Глава 25: Усталая сталь у врат Железного Горна

Последние мили перед Железным Горном дались им нелегко. Скалистые предгорья, поросшие колючим кустарником, казалось, цеплялись за их подолы, не желая отпускать. Но ничто не могло сравниться с чувством, что охватило их, когда из-за поворота открылся вид на город. Он не поражал изяществом эльфийских чертогов или размахом имперских цитаделей. Железный Горн поражал своей мощью.

Город был встроен, врублен, вкован в саму гору. Дома, высеченные из тёмного, пористого базальта, стояли ярусами, словно гигантские ступени, ведущие к огромной, дымящейся трубе центральной кузницы. Узкие, мощеные грубым булыжником улицы вились змеями между гранитными громадами, а воздух гудел от нескончаемой симфонии молотов и пахнул серой, раскалённым металлом, углём и… человеческой жизнью.

— Ну вот, — Ракун остановился, с наслаждением растягивая затекшие мышцы спины. — Пафосное название, индустриальный пейзаж и запах, на семьдесят процентов состоящий из сажи. Чувствую себя как дома. Только вот эль, надеюсь, здесь подают получше, чем в той придорожной луже под названием «Отдыхающий путник».

Динэя, стоя рядом, позволила себе лёгкую улыбку. Её взгляд скользил по суровым линиям города, и в нём читалось не осуждение, а любопытство. Она поднесла руку к уху, жестом показывая: «Они поют. Их молоты… они поют песнь огня и стали».

Громор, тяжело опершись на свой старый, испещрённый зазубринами топор, лишь хрипло кряхтел. Его могучая грудь вздымалась, втягивая знакомый, почти родной запах металлургии. У орков не было таких городов, но дух кузницы был ему понятен и близок.

— Сильное место, — буркнул он, и в его голосе прозвучало нечто вроде одобрения. — Здесь знают толк в настоящей работе.

Их вид — запылённый, с потрёпанным снаряжением, но с прямыми спинами и уверенными движениями — не вызвал лишних вопросов у стражи ворот, костяк которой составляли низкорослые, но широкоплечие дварфы в латных доспехах. Пропускная пошлина была уплачена, и тяжёлые, окованные сталью ворота захлопнулись за их спинами, окончательно отсекая мир дорог и опасностей.

Первым делом — кров. Постоялый двор «Гордый Молот» встретил их гулом голосов, запахом пива и жареной баранины. Хозяин, дварф с бородой, в которую, казалось, можно было спрятать секиру, смерил троицу оценивающим взглядом. Его взгляд задержался на Громоре, но не выразил ни страха, ни удивления — лишь холодный расчёт.

— Комнаты есть, — буркнул он. — Три серебряных в сутки с носа. Баня — общая, в конце коридора. Ужин — доплата.

— Общая баня? — Ракун поднял бровь, с иронией глядя на Динэю. — Ну что, святая, готова к подвигу аскезы и терпения? Я обещаю отмыться первым и не пугать местных жителей видом своего истощённого тела.

Динэя покраснела, но парировала с неожиданной для себя дерзостью, её пальцы двигались быстро и выразительно: «Ты прав. Вид может быть пугающим. Я подожду, пока ты не отмоешь с себя по меньшей мере два слоя этой дороги. Для безопасности города».

Ракун фыркнул, но был побеждён. Час спустя, вымытые, в чистой, пусть и простой походной одежде, они наконец-то сидели за столом. Еда была простой, сытной и невероятно вкусной после недель походной похлёбки. Они ели молча, с полной сосредоточенностью, отдавая дань уважения каждому куску.

— Завтра, — Ракун отпил из глиняной кружки густой, тёмный эль, с наслаждением чувствуя, как тепло разливается по жилам. — Начинаем большую операцию «Снабжение». Нам нужно всё. Зелья, свитки, новая амуниция. И, что самое главное, мне нужен новый клинок. Надоело тыкать этой проклятой железякой, от которой руку сводит. А тебе, мой зелёный друг, — он кивнул на Громора, — нужен топор, который не развалится в руках от первого же серьёзного удара. Твой нынешний годится разве что на дрова колоть.

Громор нахмурился, отодвинув пустую, вылизанную до блеска тарелку.

— У меня нет золота, человечишка, — его голос прозвучал не грубо, а констатирующе. — Орк-наёмник не копит сокровища. Он тратит их на оружие и выпивку. И я не позволю тебе...

— А я и не спрашиваю, — мягко, но с железной интонацией перебил его Ракун. — Ты за последний месяц прикрыл меня от удара, который мог бы раскроить мне череп, тащил на себе наши припасы, когда я был после того проклятого ритуала, и вообще, твоя спина — это наш главный стратегический щит. Инвестиция в новый топор для тебя — это не благотворительность. Это суровая военная необходимость. Всё просто, как дробление черепа.

— Он прав, — жесты Динэи были плавны, но неоспоримы. Она посмотрела на Громора, и в её изумрудных глазах не было жалости — лишь твёрдая, почти сестринская уверенность. «Ты — наша скала, Громор. Мы заботимся о своей скале. Мы — племя. И племя делится не только опасностью, но и ресурсами. Это не подлежит обсуждению».

Громор хотел было возразить, поискать в их лицах насмешку или снисхождение, но не нашёл. Взгляд Ракуна был прямым и деловым. Взгляд Динэи — тёплым и непреклонным. Он что-то глубоко и шумно вздохнул, словно смиряясь с неизбежным законом природы, и пробормотал:

— Упрямые червяки... Ладно. Но я отработаю.

— Никто в этом не сомневается, — парировал Ракун. — Теперь, если все согласны, предлагаю отойти ко сну. Завтра нас ждёт большой шоппинг.

На следующее утро, после завтрака, они отправились на базарную площадь Железного Горна. Это был настоящий муравейник, кишащий жизнью.

Первым делом — алхимическая лавка «Котел и Феникс». Ракун, как заправский стратег, составил список, приобретя лучшие зелья лечения и маны, а также пару склянок с «Отваром Ярости» для Громора.

Затем настал черёд обновления экипировки. Они нашли лавку «Сталь и Шёлк». Для Динэи Ракун выбрал «Сапоги Странствий Легкого Ветра», «Наручи Ясной Мысли» и новый комплект одежды из энтайской пряжи. Для себя — «Плащ Скрывающей Тени», наплечники «Чешуя Древнего Змея» и новый комплект кожаных доспехов.

Но особое внимание Ракун уделил оружию. В той же лавке он заметил на стойке пару изящных, но до безобразия острых клинков «Поцелуй Ветра» для Динэи, которые можно было спрятать в складках одежды. Она, удивлённо приняв подарок, жестом пообещала научиться ими пользоваться.

Затем его взгляд упал на то, что он искал. В стеклянной витрине лежал одноручный меч. Его клинок был длинным и узким, выкованным из бледного, почти серебристого металла, с изящным узором, идущем от гарды до острия. Рукоять была обмотана чёрной кожей ската, а гарда выполнена в виде стилизованных крыльев.

— «Серебряный Ветер», — прочёл Ракун табличку. — Легкий, сбалансированный, не наносит ран, только смерть. Поэтично. И главное — на нём нет ни намёка на какую-либо магию, кроме остроты. Именно то, что нужно.

Он прикинул меч в руке, сделав несколько пробных взмахов. Он был идеален. Теперь его навык [Мастер двух клинков] наконец-то мог раскрыться полностью: в правой руке — этот «Ветер», в левой — его старый, но надёжный кинжал. И никакого проклятого меча, ломового веса и посторонних голосов в голове.

— Беру, — сказал он торговцу, отсчитывая золото. Чувство лёгкости и готовности к бою с двумя «честными» клинками было непередаваемым.

Но главной целью дня была, конечно, кузница мастера Громовара. Войдя внутрь, их оглушил рёв горна. Сам Громовар, дварф лет двухсот, с бородой, заправленной за пояс, поднял взгляд от наковальни.

— Чего? — прорычал он.

— Топор, — сказал Ракун, отводя взгляд в сторону Громора. — Для него.

Громовар оценивающим взглядом окинул орка.

Он снял со стены двуручный топор с лезвием из тёмного металла с синими отсветами. — «Горный Пастырь». Сталь Ночного Неба. Бери.

— Сколько? — выдохнул Громор.

— Бери, — отрезал Громовар. — Считай это вложением в искусство. Редко увидишь союз орка и людей.

Громор стоял, не в силах вымолвить ни слова. Он взял топор, и оружие идеально легло в его руку. Он кивнул. Всего один раз. Но в этом кивке было больше, чем в любой речи.

Вечером, вернувшись в свою комнату в «Гордом Молоте», они разложили покупки. Воздух был наполнен удовлетворением. Ракун разлил по кружкам припасённый кувшин выдержанного вина.

— Ну что ж, — поднял он свою кружку. — За новое железо. За то, чтобы оно нам не понадобилось. И за информацию, которую мы начнём искать завтра.

Они чокнулись. Громор поднял свою кружку, его взгляд скользнул по сияющему лезвию «Горного Пастыря», а затем перешёл на Ракуна и Динэю. Он не сказал ни слова. Он просто кивнул, и в этом молчаливом жесте была клятва верности.

Вскоре после этого Динэя жестом пожелала спокойной ночи и удалилась в свою комнату. Громор, ещё раз кивнув на прощание, ушёл в свою. Ракун остался один.

Он запер дверь, погасил свет, оставив лишь тусклый свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь щель в ставне, и устроился поудобнее на кровати. Пришло время для долгожданной работы. Он закрыл глаза и вызвал перед своим внутренним взором интерфейс.

СТАТУС:

Имя: Ракун

Уровень: 35

Свободные очки характеристик: 25

Свободные очки навыков: 8

«Наконец-то, — мысленно усмехнулся он. — Пора превращаться из просто юркого рубаки во что-то более… солидное».

Он первым делом распределил очки характеристик, тщательно взвешивая каждое решение:

Интеллект (12 -> 17): +5 очков. Основа его магии Воды. Больше маны, мощнее заклинания, сложнее маневры.

Мудрость (10 -> 15): +5 очков. Чтобы лучше чувствовать потоки маны, предвосхищать заклинания противников и восстанавливаться быстрее.

Выносливость (13 -> 16): +3 очка. Запас здоровья — его броня от фатальных ошибок.

Ловкость (10 -> 12): +2 очка. Скорость и точность в бою, особенно с двумя клинками.

Оставшиеся очки: 10. Он решил приберечь их на случай острой необходимости, например, для срочного увеличения Телосложения в пылу боя.

Приятное волнение от роста силы разлилось по его телу. Теперь его магический резервуар ощущался глубже и шире.

Затем он перешёл к самому интересному — навыкам. Он с наслаждением начал вкладывать драгоценные очки мастерства:

[Мастер двух клинков] Ур. 1 -> Ур. 3 (2 очка). Теперь урон от основного оружия был увеличен на 20%, а второй клинок наносил уже 80% урона. Его атаки должны были превратиться в настоящий свирепый вихрь.

[Призыв Воды] Ур. 2 -> Ур. 4 (2 очка). Сила и продолжительность водяных конструкций возросли в разы. Теперь он мог создавать не просто щит, а прочный ледяной купол, или не хлыст, а целое водяное бичевание, способное держать на расстоянии нескольких противников.

[Поток Истины] Ур. 1 -> Ур. 2 (1 очко). Время действия способности видеть суть вещей увеличилось. Теперь он мог дольше изучать врага, находя его слабые места.

[Скрытность] Ур. 2 -> Ур. 3 (1 очко). Проклятие всё ещё мешало, но теперь у него был шанс подкрасться хотя бы к спящему дракону.

[Новый навык: Ледяная Калитка] Ур. 1 (2 очка). Кратковременное создание ледяной преграды, способной остановить или замедлить противника. Отличный навык контроля территории и спасения союзников.

Он потратил все 8 очков. Оставалось выбрать последний, восьмой навык. Его взгляд скользнул по списку доступных опций, и он остановился на том, что идеально подходило его новой тактике боя.

[Новый навык: Двойное Заклинание] Ур. 1. Позволял поддерживать два простых заклинания одновременно. Теперь он мог, например, удерживать водяной клинок в одной руке, одновременно создавая ледяную калитку для защиты Динэи. Гибкость его магии возросла многократно.

«Идеально, — подумал Ракун, чувствуя, как новые знания встраиваются в его мышечную память и магические каналы. — Теперь я не просто боец с парой клинков. Я — тактический центр. Я могу рубить, контролировать поле боя и защищать своих. С этим набором… с этим набором можно дать бой даже Духу Огня».

Он открыл глаза. В темноте комнаты его пальцы непроизвольно сжались, как будто держа новые клинки, а по спине пробежал холодок от предвкушения применения новых магических возможностей.

Они были готовы. Не как жертвы, а как сила, с которой придётся считаться. Пришло время узнать о Духе Огня всё. И Ракун был готов как никогда.

Глава 26: Громовар

Воздух в «Гордом Молоте» наутро был густым, как шлак, и состоял из запахов пива, пота и не выветренной дымки вчерашних возлияний. Ракун, сидя за завтраком, с наслаждением разминал пальцы, ощущая в них призрачную память о новых клинках.

— Ну что, команда, — начал он, разламывая хлеб пополам и протягивая одну часть Динэе. — Снаряжение куплено, золото потрачено, теперь самое время заняться самым дорогим ресурсом — информацией. Стандартный план «А»: побродить по городу, задать пару невинных вопросов и сделать вид, что мы просто восторженные туристы, а не группа лиц, несущая потенциальный апокалипсис в своих рюкзаках. Кто за?

Динэя, приняв хлеб, жестом добавила: «И попробовать местные сладости. Для поддержания легенды».

— Отличная тактическая уловка, — кивнул Ракун. — Ничто не вызывает так доверия, как человек, с наслаждением уплетающий печенье в форме молота.

Громор, методично уничтожавший тарелку овсянки размером с его шлем, хрипло пробурчал:

— Начнём с кузницы. Громовар уже видел нас. Его слово будет весомее, чем слухи на базаре.

Их путь лежал через сердце города — гигантскую Базарную площадь, вырубленную в скале. Здесь гул был оглушительным. Не просто гомон толпы, а симфония труда: лязг металла, шипение раскаленного железа, опускаемого в бочки с водой, ритмичные удары молотов.

Именно на площади они стали свидетелями сцены, которая расставила все по местам. Молодой, энергичный дварф в чистой, но практичной одежде, с амулетом в виде пламени, разбивающего камень, стоял на ящике и что-то горячо доказывал толпе.

— ...и пока мы молимся на древний огонь, наши печи работают вполсилы! — его голос звенел, как молот по наковальне. — «Новые Горны» предлагают не бросать вызов Ксетаху, а заключить с ним союз! Напрямую! Использовать жар глубин, не оглядываясь на старые суеверия! Смерть Духа Камня — знак, а его палачи идут в наш город! Покараем их во славу Ксетаха. Мир меняется, и мы должны измениться первыми!

— Смерть Кудру? — Ракун обменялся быстрыми взглядами с Динэей и Громором. — Интересно, откуда они уже знают? Нам сложность повысили без моего согласия?! И как теперь быть?! Нас рано или поздно заподозрят!

Динэя жестом показала на амулеты оратора и его сторонников. «Их вера агрессивна. Они видят в смерти Кудру не трагедию, а возможность. Их пламя не согревает, а жжёт».

— Прогрессисты, — прошипел Громор, его рука непроизвольно сжала рукоять «Горного Пастыря». — Слышал о таких. Считают, что традиции — это цепи. Ломают то, что не могут понять. Опасны.

— Ну, в некотором смысле, мы с ними в одном шаге от костра непонимания, — парировал Ракун. — Только они хотят «заключить союз» с божеством, а мы... гм... ведём с ним переговоры под прицелом. Есть разница. Так что ведем себя тише воды, ниже травы.

Кузница Громовара, как и в прошлый раз, встретила их гулом и жаром. Мастер стоял у наковальни, но на этот раз не ковал, а полировал уже готовый клинок, вглядываясь в его линию, как в лицо старого друга.

— Заходите, не стойте в проёме, — бросил он, не поворачиваясь. — Знал, что вы придёте. Чувствую это по стали. — Он наконец отложил клинок и обернулся, его взгляд, как два куска угля, скользнул по ним. — Носить «Горного Пастыря» — честь, орк. Не зарься на него, человечишка.

— О, я и со своим «Ветром» неплохо управлюсь, — парировал Ракун. — Мы пришли не за оружием, мастер. Мы пришли за словом. О «Новых Горнах». И о том, как нам не сгореть, разговаривая с вашим Судьёй.

Громовар тяжело вздохнул, провёл рукой по бороде.

— «Новые Горны»... Горячие головы. Как несброженный эль. Шипит громко, а толку мало. Они видят в смерти Камня шанс. Дурак тот, кто строит дом на пепелище. Кудру держал землю под нашими ногами. Теперь она дрожит. Они же хотят докопать до огня, пока всё не рухнуло.

— А Ксетах? — спросил Громор. — Он на их стороне?

— Ксетах ни на чьей стороне, — отрезал Громовар. — Он — Судья. Он испытывает металл на прочность, а душу — на истинность. Он сжигает ложь. Даже если эта ложь — твоя собственная вера в себя. Он не явится вам в виде дракона. Он призовёт вас в свою «Внутреннюю Кузницу» — туда, где плавится сама сущность.

Ракун почувствовал, как по спине пробежал холодок, несовместимый с жаром кузницы.

— И что он там будет делать? Бить молотом по нашим головам?

— Хуже, — Громовар посмотрел на него прямо. — Он будет бить по вашим слабым местам. По твоей ярости, орк, — он ткнул пальцем в Громора. — По твоей вере, дева, — взгляд скользнул по Динэе. — И по твоей... тьме, человечишка. По тому, что ты так яростно прячешь под своими шутками. Принести ему в жертву можно лишь одно: свою гордыню.

Он снова повернулся к своему клинку, ясно давая понять, что разговор окончен.

— Идите. И берегитесь «Новых Горнов». Они играют с огнём, не уважая его. А таких огонь пожирает первыми. И тех, кто стоит рядом.

Вечером, вернувшись в таверну, они устроили совет в комнате Ракуна.

— Итак, резюме, — подвел итог Ракун. — Нашей целевой аудиторией является древнее божество-судья, которое специализируется на экзистенциальных пытках. В городе есть секта прогрессистов, которые знают о смерти Кудру, рады этому и, судя по всему, видят в нас угрозу своим планам. План «стать туристами» сработал на ура.

Динэя жестом предложила: «Мы не можем идти к Ксетаху неподготовленными. Нам нужно тренироваться. Вместе. Мы должны быть единым целым.».

— Она права, — неожиданно поддержал Громор. — В Кузнице мы будем не три бойца, а один клинок. Его нужно закалить. Иначе сломаемся.

— Отлично, — вздохнул Ракун. — Значит, завтра начинаем нашу программу «Йога для воинов: обретение гармонии перед лицом божественного самосожжения». А сейчас...нам лучше хорошенько отдохнуть.

Когда Громор ушёл к себе, а Динэя пожелала спокойной ночи, Ракун остался один. Он сел на кровать, закрыл глаза и вызвал перед собой интерфейс. Новые умения манили, особенно [Двойное Заклинание]. Он представил себе поток воды в левой руке и ледяную калитку в правой.

Он сконцентрировался. Прохлада зародилась в груди, знакомая и послушная. Он направил её, разделяя на два русла. В левой ладони собрался шар из крутящейся воды. Хорошо. Теперь правая... Лёд. Острая, прозрачная стена.

Но что-то пошло не так. Вместо того чтобы разделиться, потоки смешались. Вода в левой руке закипела яростью, а лед в правой покрылся трещинами. Боль, острая и колющая, пронзила его предплечья. Он увидел её — Динэю. Но не улыбающуюся. Её лицо было искажено ужасом, а из её груди торчал ледяной клинок. Его клинок.

Ракун с силой разомкнул руки, прервав заклинание. Он тяжело дышал, обливаясь холодным потом. Видение исчезло, но осадок остался. Его собственная сила, его новая, «чистая» магия, обернулась против самых страшных его кошмаров.

«Контроль, — прошептал он в темноту. — Всё упирается в контроль. Или... в принятие».

Он посмотрел на дверь, за которой спала Динэя. Громор был прав. Он был слеп. Но теперь он начинал видеть. И от этого видения становилось и страшно, и... спокойно. Они были его якорем. Его племенем. И ради них он должен был научиться не просто колдовать, а владеть собой. Даже если это будет больнее, чем любое ранение.

За окном послышались отдалённые крики и звук разбитого стекла, «Новые Горны».

Глава 27: Испытание Верой и Сталью

Ночь в подземном городе гномов была не тише, чем день. Гул голосов из таверн и цехов сменился мерным, мощным гулом работающих где-то в глубине механизмов и шипением пара, вырывающегося из вентиляционных шахт. Воздух в узком каменном коридоре, ведущем в их покои в «Гордом Молоте», был густым и прогретым.

«Ну что, святая, великан-неудачник и я, ходячее воплощение чёрного юмора, — мысленно подвёл итог Ракун, прислушиваясь к отдалённым звукам. — Идеальная команда для спасения мира. Жаль, нет знамения в виде падающей звезды с табличкой «Вам точно по силам».»

Его интуиция, та самая, дарованная Режиссёром, тревожно гудела, словно расстроенная струна. Он не доверял этому затишью. Слишком уж яростно смотрели на них сторонники «Новых Горнов» во время их ухода с площади. Слишком очевидной была угроза, которую они представляли для планов радикалов — если Ксетах будет умиротворён, исчезнет главный козырь в их борьбе за власть.

И он оказался прав.

Атака началась без предупреждения. Не с громовых криков, а с тихого, почти неслышного скрежета металла о камень. Из вентиляционной решётки в потолке их комнаты вырвалась струйка удушливого, едкого дыма. Не смертельного, но ослепляющего и выводящего из строя.

«Газы! Маски!» — хрипло крикнул Ракун, мгновенно натягивая на лицо тряпку, смоченную водой из кувшина.

Дверь в их покои с грохотом выломали. В проёме, подсвеченные алыми отсветами зажжённых факелов, стояли гномы «Новых Горнов». Не молодые горячие головы, а ветераны в потрёпанных, но качественных доспехах, с зазубренными топорами и щитами, на которых был высечен новый символ — горн с треснувшим раструбом. Их глаза горели фанатичной решимостью.

«Вот и вечеринка началась, — проворчал Ракун, выхватывая оба клинка — верный Меч Ветра и холодный, пульсирующий Коготь Тени. — А я-то надеялся выспаться.»

Громор, уже облачённый в свои доспехи, с рыком шагнул вперёд. Его двуручный топор «Горный Пастырь» с глухим стуком упёрся в каменный пол.

«НЕРУШИМОЕ СЛОВО!» — прогремел его голос, и волна тёплой, каменной энергии прошла по коридору.

Громор использует умение «Нерушимое Слово»!

Защита союзников в радиусе 10 м увеличена на 30

Ракун почувствовал, как его кожа будто покрылась невидимым слоем гранита. Удары, которые могли бы быть смертельными, теперь обещали быть лишь тяжёлыми.

Бой в узком коридоре был хаотичным, яростным и смертельно опасным. Гномы, используя свою низкорослость и силу, пытались опрокинуть их и задавить массой. Но трио работало как отлаженный механизм.

Громор стал несокрушимой скалой. Он не атаковал, он держал линию. Его топор описывал короткие, мощные дуги, отбрасывая щиты и ломая атаки. Он был якорем, вокруг которого кипела буря.

Динэя, укрывшись за его спиной, была дирижёром этого ада. Её жезл «Юной Жрицы» вспыхивал то тёплым светом исцеления, затягивая раны на теле Громора, то холодным сиянием контроля.

Один из гномов, прорвавшись сбоку, занёс топор над её головой. Но Динэя не дрогнула. Её пальцы описали в воздухе изящную дугу.

«ПРОЧНАЯ НИТЬ!»

Динэя использует умение «Прочная Нить Света»!

Свет сгустился в полупрозрачные, сияющие путы, которые опутали ноги нападавшего. Гном с проклятием рухнул на пол, беспомощно барахтаясь.

«ПОЦЕЛУЙ ВЕТРА!» — следующий жест был направлен на группу гномов, пытавшихся обойти Громора с другой стороны.

Динэя использует умение «Поцелуй Ветра»

Невидимый кулак воздуха ударил в первую шеренгу, отшвыривая гномов назад и сталкивая их с товарищами. На мгновение проход был очищен.

«Мой ход, — мысленно усмехнулся Ракун. — Люблю работать в тесных помещениях. Особенно когда есть с кем поработать.»

Он не стал прорываться вперёд. Вместо этого он использовал свою ловкость и новые магические способности. Его левая рука с Мечом Ветра описала быструю руну.

«ЛЕДЯНАЯ ПРЕГРАДА!»

Ракун использует заклинание «Ледяная Преграда»!

От пола до потолка перед самой плотной группой гномов взметнулась стена из голубоватого, искрящегося льда. Она была не очень толстой, но достаточно прочной, чтобы разделить силы противника.

— Он колдует! Маг! — закричал один из гномов.

— Не просто маг, — парировал Ракун. — А ещё и большой зануда, когда не высыпается!

Пока половина нападавших долбила ледяную стену, Ракун сосредоточился на другой группе. Его правая рука с Когтем Тени совершила резкий, режущий жест.

«ВОДЯНОЙ ХЛЫСТ!»

Ракун использует заклинание «Водяной Хлыст»!

Из пустоты родился толстый, извивающийся жгут из воды, с силой, способной переломить кость. Он не бил наугад. Ракун, используя свою повышенную Ловкость и тактическое восприятие, направлял его, как живое существо. Хлыст обвил ноги троих гномов, сбил их с ног и, словно щупальце, потащил по полу прямо под занесённый топор Громора.

Великан-орк не промахнулся. Его удар был коротким и сокрушительным. Раздался оглушительный грохот и противный хруст.

Бой длился недолго, но был невероятно интенсивным. Когда последний из нападавших, оглушённый ударом щита Громора, рухнул на землю, в коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь их тяжёлым дыханием.

«Ну вот, — первым нарушил молчание Ракун, отряхивая с клинков капли воды и крови. — Похоже, наши визитные карточки здесь приняли. И ответили вполне недвусмысленно.»

Громор тяжело дышал, его доспехи были исцарапаны и помяты.

— Они не отступят. Это была только первая проба. Следующая атака будет сильнее.

В этот момент из темноты в дальнем конце коридора появилась фигура. Это был старый кузнец Громовар, лидер традиционалистов. Его лицо было мрачным.

— Вы правы— его голос был глухим от ярости и горечи. — Город для вас больше не безопасен. «Новые Горны» осмелели. Они не успокоятся, пока вы не умрёте или не уйдёте.

— У нас есть дело к Ксетаху, — твёрдо сказал Ракун. — Мы не уйдём, пока не поговорим с ним.

— Тогда вам нужно делать это не здесь, — Громовар сделал им знак следовать за собой. — Есть место. Древнее святилище у самого подножия вулкана. Там, где камень встречается с огнём. Сила Ксетаха там сильна. Оттуда можно попытаться призвать его… или дойти до него. Но идти нужно сейчас. Пока город спит и пока «Новые Горны» не оправились от неудачи.

Они быстро собрали свои скудные пожитки. Проходы, по которым вёл их Громовар, были тайными, известными лишь немногим старейшинам. Они шли в гнетущем молчании. Даже Ракун не решался нарушить его. Воздух с каждым шагом становился жарче, пахнул серой и расплавленным камнем.

Наконец, они вышли через скрытый выход за пределы города. Перед ними, под чёрным, беззвёздным небом, высился исполинский конус вулкана, из жерла которого исходило зловещее багровое зарево. У его подножия, в естественном гроте, виднелось круговое каменное плато, испещрённое древними, стёршимися от времени рунами.

— Это место Силы, — прошептал Громовар. — Здесь наши предки говорили с Духом. Здесь и попробуйте. Больше я ничем не могу вам помочь. Удачи… и простите нас. Простите наш народ за эту слепоту.

Старый гном развернулся и скрылся в темноте туннеля.

Трио осталось одни перед лицом дремлющего исполина. Грохот извержения где-то в глубине отдавался в их грудных клетках.

«Ну что ж, — Ракун посмотрел на багровеющее жерло, потом на Динэю и Громора. — Похоже, наш скромный отпуск подошёл к концу. Начинается основное приключение. Надеюсь, у этого Ксетаха хорошее чувство юмора. Или, на худой конец, не быстрая рука. Потому что если он начнёт метаться лавой с порога… вряд ли нам хватит ловкости, чтобы увернуться.»

Они сделали шаг вперёд, на каменный круг. Воздух затрепетал, наполняясь древней, неукротимой силой. Испытание верой и сталью было позади. Впереди их ждала встреча с самой яростью горы.

Глава 28: Цена Правды у Края Бездны

Воздух в святилище был не просто горячим, а густым, как расплавленный металл, им невозможно было дышать, только делать короткие, жгучие глотки. Озеро лавы в центре не булькало умиротворенно — оно клокотало, выплёскивая на берег языки раскалённой породы. Сила, исходившая от него, была не созидательной, а испытующей. Она давила на разум, выискивая слабину.

Три сиденья из чёрного обсидиана, поднявшиеся из огня, выглядели не как гостеприимные троны, а как места для допроса.

«Присаживайтесь, гости дорогие, — мысленно процедил Ракун, — на раскалённые сковородки. Надеюсь, наши задницы закалены как сталь. А судя по всему, так и есть, учитывая, через что мы прошли.»

Они медленно опустились. Камень под ними был ледяным — странный контраст с адским жаром вокруг. И тут в их сознании, минуя уши, врезался Голос. Не шипение лавы, а точный, как удар молота по наковальне, звук, высекающий искры прямо в душе.

«НАМЁРЕННО. И ПРАВДИВО. ЗАЧЕМ?»

Вопрос повис в воздухе, обращённый ко всем сразу. Наступила тягостная пауза. Говорить первым казалось немыслимой слабостью.

Первым не выдержал Громор. Он выпрямил спину, его голос прозвучал громко, но в нём слышалась привычная бравада, скрывающая неуверенность.

— Я пришёл за силой! — прогремел он. — Чтобы защищать! Моих новых... союзников. Чтобы моя мощь служила не разрушению, а...

Он не договорил. Лава у его ног не изменилась. Но с другой стороны пещеры, от того места, где сидел Ракун, донёсся резкий, шипящий звук. Язык огня лизнул камень в сантиметре от его сапога. Ракун инстинктивно дёрнул ногой.

«Великолепно, — мысленно фыркнул он. — Орк врёт, а жарить начинают меня. Справедливость, блин, извращённая.»

Громор сгрёб свои мысли в кучу и попробовал снова, стараясь звучать убедительнее:

— Я ищу искупления! Место, где...

ШШШ-БАБАХ! На этот раз лава выплеснулась уже метром выше, обдав Ракуна и Динэю градом раскалённых брызг. Динэя вскрикнула без звука, отшатнувшись. На её рукаве задымилась ткань.

Громор замолчал, его могучее тело обмякло. Он смотрел на них, и в его глазах читался ужас. Он понял. Его ложь, его попытка казаться лучше, чем он есть, буквально убивала тех, кого он пытался «защитить».

Ракун сжал кулаки. Его очередь. Он посмотрел на бушующее озеро, потом на бледное лицо Динэи.

— Мне нужна сила, чтобы разорвать сделку, — выдохнул он, стараясь говорить максимально прямо. — Этот... Режиссёр... он...

Он запнулся. Признаться в том, что он пешка? Что его ведут на поводке, как собаку? Гордость, та самая, что не давала ему сломаться в прошлой жизни, впилась в глотку кляпом. Он солгал, сам того до конца не осознавая, просто опустив ключевое.

— ...он использует меня. Я хочу остановить его.

Ничего. Лава продолжала бушевать. Но затем её поверхность вздулась прямо перед Динэей. Огромный, пузырящийся шар магмы поднялся и навис над ней, готовый обрушиться и поглотить её. Динэя замерла, её глаза широко раскрылись от ужаса.

Ракун почувствовал, как у него похолодело внутри. Его упущение, его полуправда... сейчас убьёт её. Он видел, как её пальцы судорожно сжали подол плаща.

— НЕТ! — крикнул он, и это был не игровой возглас, а подлинный, вырвавшийся из самой глубины страх. — Ладно! Всё! Он не просто «использует»! Я... я его марионетка! Он дергает за ниточки, а я пляшу! Он дал мне второй шанс, а на деле вручил сценарий, где я — шут, который по неосторожности угробил целого духа и теперь тащит за собой в пропасть всех, кто рядом! — Его голос сорвался, в нём послышались давно забытые, неподдельные нотки отчаяния. — Я ищу способ... вырвать свою судьбу из его рук. И да, я хочу сжечь его за это. До тла. До пепла.

Пузырь лавы над Динэей с шипением опал, капнув обратно в озеро. Угроза миновала. Ракун тяжело дышал, чувствуя себя оголённым проводом. Он вывернул наружу своё самое унизительное признание.

Теперь все взгляды обратились к Динэе. Она сидела, прижав руки к груди, её лицо было маской борьбы. Она посмотрела на Ракуна, потом на Громора, и её губы дрогнули. Она подняла руки, чтобы жестикулировать, но пальцы её дрожали.

«Я... слуга Света, — начала она, и её «голос» был тихим, полным сомнений. — Мой долг... нести мир и исцеление. Бороться с Тьмой.»

Она указала на Ракуна.

«Но он... он не Тьма. Не та Тьма, о которой говорили в храме. В нём есть... честь. Жертвенность. И я...»

Она замолчала. Лава у ног Громора снова заволновалась, начиная подниматься. Орк стиснул зубы, готовясь принять удар. Динэя видела это. Она видела, как его мускулы напряглись, как он пытался стать щитом, даже сейчас.

И это стало последней каплей. Её внутренняя борьба, страх осуждения, догмы, вбитые с детства — всё это рухнуло перед простым и ясным видением: эти двое стали ей дороже любых догм.

«Я ОТКАЗЫВАЮСЬ!» — её жест был резким, почти яростным, он резал воздух, как лезвие.

«Я отказываюсь выбирать между верой и... и чувством! Меня учили, что любовь к чему-то, кроме Бога, — это грех. Но разве то, что я чувствую... разве это не часть Его замысла? Разве сострадание к заблудшему, верность тому, кто сражается за тебя, — разве это не те добродетели, что мы восхваляем?»

Она смотрела прямо перед собой, будто обращаясь к невидимому судье.

«Я ищу путь. Путь, на котором моя вера не потребует от меня отказа от любви. Если такого пути нет... тогда, может, и вера моя не стоит ничего.»

Она закончила, и по её лицу потекли беззвучные слёзы, испаряясь в адском жаре. Лава вокруг Громора отхлынула. Угроза миновала.

Последним был Громор. Урок был усвоен. Он больше не пытался казаться. Он сидел, сгорбившись, его огромные руки бессильно лежали на коленях. Он смотрел на свои ладони, которые когда-то знали только ярость.

— Я... боюсь, — тихо сказал он, и это признание прозвучало громче любого его боевого рёва. — Всю жизнь меня учили: сила — это гнев. Гнев — это мощь. Без него... кто я? Просто... большая груда мяса. Я ищу... не силу. Я ищу основу. Место внутри себя, где моя сила будет служить не ярости, а... чему-то настоящему. Делу. Людям. Чтобы, когда я подниму топор, я знал — зачем. И чтобы мне не было стыдно. — Он поднял голову, его глаза встретились с глазами Динэи, потом Ракуна. — Я ищу... чтобы моя сила что-то значила. Не для славы. А для них.

Он выдохнул, и казалось, из него вышла вся ложь, вся напускная бравада. Он сидел, уязвимый и настоящий.

Наступила тишина. Грохот и шипение лавы прекратились. Озеро перед ними замерло, его поверхность стала гладкой и тёмной, как отполированное стекло. Затем оно... расступилось. Обнажив гладкий, дымящийся проход вглубь.

«СЛЕДУЙТЕ.»

Голос звучал уже без гнева. С оттенком... уважения.

Они шагнули вперёд, в багровый мрак. Их исповедь стала ключом. Неидеальная, полная страха и сомнений, но — настоящая. И этого оказалось достаточно.

Глава 29: Тень Сомнения

Бесконечная Кузница не исчезла, но изменилась. Огненный хаос сменился тремя огромными, идеально чёрными крсталами, парящими в пустоте. Они не отражали их самих. Вместо этого в каждом клокотала своя реальность. Прежде чем Ракун, Динэя и Громор успели что-то понять, их сознание было вырвано и втянуто внутрь. Они стали бесплотными духами, призраками на собственной пьесе, лишёнными голоса и права вмешательства, обречёнными лишь наблюдать.

Испытание Громора: «Осмеянный Варвар»

Громор парил в знакомой обстановке — в общей зале «Отдыхающего путника» в Тарнхольме. Он видел себя — свой двойник — сидящим за столом. Его плечи были сгорблены, он неуклюже сжимал в руке слишком маленькую для него кружку, пытаясь быть незаметным. А напротив, у камина, сидели Ракун и Динэя. Они были прекрасны и ужасны в своём комфорте.

— Ну что, святая, — говорил Ракун-иллюзия, его голос был тем же, но интонация — ядовито-сладкой, полной презрения. — Наш личный зверь сегодня особенно задумчив. Думаешь, он пытается сложить в уме два и два? На это может уйти вся вечность.

Динэя-иллюзия изящно поправила складку своего платья. Её жест был отточенным и холодным: «Он полезен в бою. Как таран. Но смотреть, как он пытается «мыслить»... это почти жалостливо. Как дрессированная собака, пытающаяся решить головоломку.»

— Ха! Точно, — фыркнул Ракун. — Иногда я смотрю на него и думаю: «Вот оно, недостающее звено». Жаль, что цепь не порвётся. Придётся таскать его с собой, пока не найдём кого-то поумнее.

Громор смотрел, и его душа, лишённая тела, кричала от боли. Каждое слово попадало в самую суть его страхов. Что он — тупое животное, грубая сила, которую терпят из необходимости. Что его попытки стать лучше — лишь жалкий фарс в глазах тех, кого он считал... друзьями? Он видел, как его двойник съёживается, как его могучая рука сжимает кружку так, что костяшки белеют. В глазах двойника была та самая, знакомая Громуру, глубокая, одинокая рана изгнанника, который снова оказался никому не нужен.

«Нет... они же... они смеялись со мной, а не над мной...» — боролся он с видением.

И тогда он вспомнил. Ярко, как удар молнии. Как Ракун, истекая кровью в святилище орков, опустил меч и пощадил его, сказав: «Некоторые сцены стоят того, чтобы их переписать». Он вспомнил, как Динэя, не колеблясь, вложила всю свою силу в его раны, а её глаза светились не жалостью, а уважением. Он вспомнил их плечи, прижатые к его спине в бою, — не из страха, а из доверия.

— ЛОЖЬ! — мысленно, из самой глубины своего существа, проревел Громор. — Они назвали меня ДРУГОМ!

Кристал с грохотом треснул. Образы насмехающихся Ракуна и Динэи распались на осколки, а его двойник поднял голову. И в его глазах горел уже не стыд, а знакомая, непоколебимая ярость — но направленная не на них, а на саму иллюзию. Испытание пройдено.

Испытание Динэи: «Падение Во Тьму»

Динэя оказалась в руинах храма Святого Света, но не того, что в Тарнхольме. Это было её святилище, её детство, разрушенное до основания. И в центре, на обломках алтаря, стоял он. Ракун. Но его глаза были двумя углями багрового ада, а из его рук струилась живая тьма, поглощающая последние остатки света. У его ног, бледная и бездыханная, лежала она — её собственное тело.

— Всё это время, Динэя, — голос Ракуна-иллюзии был шепотом, полным сладостной жестокости, — ты была просто удобным светильником. Чтобы мне было веселее гулять по теням. Ты думала, твоя вера что-то изменит? Твоя любовь? — Он рассмеялся, и этот звук скрипел по костям. — Я пользуюсь твоей слепотой. Ты — ключ, который открывает мне двери, куда я иначе не пройду. А когда ты станешь не нужна... — Он поднял руку, и Коготь Тени в его ладони обратился к её беззащитному телу.

Динэя наблюдала, и её бесплотное существо разрывалось от ужаса. Это был её самый сокровенный кошмар — не просто смерть, а осознание того, что её вера была инструментом в руках того, кому она доверила душу. Что её любовь была наивной глупостью, которой воспользовался холодный, расчётливый демон. Она видела, как её двойник смотрит на Ракуна с последним, немым вопросом, полным предательства и крушения всего святого.

«Ведь он... он смотрел на меня... с теплотой... это не мог быть обман...» — отчаянно цеплялась она.

И тогда память пришла на помощь. Она ощутила не образ, а чувство. Тепло его руки, когда он, промокший до костей, нёс её через реку. Его спину, подставленную под ледяной дождь, чтобы укрыть её. Его голос, срывающийся от ярости, когда он кричал «НЕТ!» каменному Шагграру. И его глаза — не багровые, а усталые, полные сарказма и... странной, глубокой преданности, которую он тщательно скрывал.

«НЕТ! — её беззвучный крик был полон веры, сильнее любой догмы. — Он защищал меня! Он выбрал проклятие ради меня! Это — ЛОЖЬ!»

Кристал её испытания взорвалось ослепительным белым светом. Образ Тёмного Ракуна испарился с шипением, а её двойник на полу открыла глаза — и они сияли не покорностью, а гневом праведницы. Испытание пройдено.

Испытание Ракуна: «Праведность, Предавшая Доверие»

Ракун парил над пропастью — не физической, а экзистенциальной. Бездной одиночества. Перед ним стояли Динэя и Громор. Но их лица были искажены не просто ненавистью, а самым страшным для него — брезгливым, абсолютным разочарованием.

— Я пыталась, — голос Динэи-иллюзии звучал у него в голове, и он был полон ледяного спокойствия. — Я искренне верила, что в тебе есть искра. Но ты — просто ошибка. Грязь, которую Режиссёр нанёс на холст этого мира. Из-за тебя мой свет осквернён. Из-за тебя умирают невинные. Я вижу тебя теперь таким, какой ты есть — ничтожество, которое тянет всех на дно.

Громор-иллюзия молча кивал, его грубое лицо выражало глубочайшее презрение.

— Орк знает честь. Ты... ты просто мусор. Я пожалел, что встал на твой путь. Лучше бы я сгнил в том храме, чем увидел, во что ты превращаешь всё, к чему прикасаешься.

Ракун слушал, и каждая фраза была каплей кислоты, разъедающей последние остатки его воли. Это был его внутренний голос, обретший плоть. Его убеждённость в собственной никчёмности, его вина за смерть Кудру, его страх быть отвергнутым — всё это материализовалось в образах тех единственных людей, чьё мнение для него что-то значило. Он видел, как его двойник стоит на коленях, бессильно сжав голову руками, готовый сдаться и исчезнуть.

«А что, если они правы?.. — шептал внутренний демон. — Ведь это я угробил духа... это из-за меня мир рушится... Я и есть проклятие...»

Но затем, сквозь этот шёпот, пробились другие голоса. Её голос, звучащий в его сознании: «С тобой не страшно». Её руки, заботливо перевязывающие его раны. Грубый смех Громора в ответ на его чёрные шутки. Их спины, которые они подставляли ему в бою снова и снова. Они знали его. Знают его цинизм, его ошибки, его проклятие. И всё равно... остались.

— Заткнись... — прохрипел он в пустоту. — Они... они видели меня настоящего. И они всё ещё здесь. Это — НЕПРАВДА!

Пространство его испытания не разбилось, а схлопнулось, как чёрная дыра, поглощая саму иллюзию. Образы Динэи и Громора исчезли, а его двойник поднялся с колен. И в его глазах не было отчаяния — лишь холодная, стальная решимость. Испытание пройдено.

Три кристала взорвались одновременно, выбросив их сознания обратно в огненное сердце Кузницы. Они стояли, тяжело дыша, пот стекал с их лиц, но когда их взгляды встретились, в них не было ужаса или подозрения. Было глубокое, безмолвное понимание. Они заглянули в самые тёмные версии друг друга и не отступили. Их союз, прошедший через ад сомнений, стал не просто крепче — он стал нерушимым. Они видели худшее и знали, что реальность — лучше.

Глава 30: Испепеляющая Истина

Тишина Внутренней Кузницы была оглушительной после психического шторма кристалов. Воздух, некогда звеневший как тысяча молотов, замер. Затем, в самом центре пространства, плазма света и огня начала сгущаться, собираться, уплотняться до состояния, граничащего с материей.

Из этого светоплазменного вихря родился Исполин.

Это не было телом в человеческом понимании. Это была гора из белого, ослепительного пламени, обрамлённая кроваво-красной окантовкой, словно раскалённая сталь на грани плавления. Его форма постоянно менялась, напоминая то титаническую кузнечную наковальню, то трон из вулканического стекла, то корону из солнечных протуберанцев. От него исходила аура — физическое давление, заставлявшее кости скрипеть, а разум цепенеть перед лицом абсолютной, первозданной мощи. Это был Ксетах. Не голос, не дух, а сама суть Огня, обретшая волю.

Его «взор», не имеющий глаз, был обращён на них. Голос зазвучал не в умах, а в самой реальности, заставляя вибрировать атомы их тел.

«ВЫ УВИДЕЛИ ТЕНЬ В ТОВАРИЩАХ. ТЕПЕРЬ УЗРИТЕ ИСТИННУЮ ТЬМУ. ТУ, ЧТО ВЕДЁТ К ГИБЕЛИ МИРОВ. ВАШ ВЫБОР — ЛИШЬ ИЛЛЮЗИЯ, ПРЕДВЕСТИЕ РАЗРУШЕНИЯ. ПРИМИТЕ ЭТО. ИЛИ СГНИЙТЕ В БЕССЛАВИИ.»

Не было времени на вопросы, на осмысление. Пространство вокруг них поплыло, исказилось и рухнуло.

Они пришли в себя, стоя в мире-призраке, в мире-трупе.

Небо было не чёрным, а гниюще-багровым, как застывшая кровь. Две мёртвые луны, разорванные пополам, висели в неподвижном воздухе. Под ногами лежала не земля, а сплошная плоскость из чёрного, остекленевшего пепла, усеянная силуэтами сгоревших городов. Эти руины не были старыми — они были стерильными. Ни пыли, ни мха, ни ветра. Только абсолютная, тотальная смерть. Воздух был густым и тяжёлым, пахнущим озоном после мощнейшего разряда и пеплом сожжённых душ. Это был мир, который Ксетах не просто завоевал, а очистил. Сжёг дотла. Тишина здесь была гробовой, давящей, нарушаемой лишь далёким, похожим на стон, гулом — эхом древнего катаклизма.

Их не предупредили. Не было никаких намёков. Из-за обломков мёртвого города на них устремились три фигуры. И прежде, чем они успели сгруппироваться, земля под ними разверзлась, чёрные пики остекленевшего пепла взметнулись вверх, как решётка, безжалостно разделяя их. Каждый остался один на один с незнакомым противником, чей облик заставил кровь стынуть в жилах.

Бой Динэи: Апостазия

Перед ней стояла женщина в одеянии глубокого, бархатного чёрного цвета, расшитого серебряными нитями, изображающими сломанные цепи и увядшие лилии. Её рыжие волосы были заплетены в строгую, жестокую косу. В руках она держала не жезл, а чёрный скипетр, на вершине которого пульсировала тёмная, лишённая света, сфера. Её глаза, цвета старого золота, были холодными, высокомерными, полными безразличной мощи. В этом лице была жуткая, искажённая пародия на её собственные черты.

И она заговорила. Голос был её собственным — тем самым, мелодичным, серебряным колокольчиком, который она добровольно отринула. Но теперь он звучал ядовито, насмешливо и властно.

— Смотри, глупышка! — её слова, громкие и чёткие, резали мёртвый воздух, нарушая вечный обет. — Смотри на последствия веры! На слепое служение догмам, что ведёт к этим кострам! Твой свет — лишь предвестник пепла! Всякая вера, достигнув апогея, требует жертв. Всех жертв!

Динэя отшатнулась, как от пощёчины. Звук её собственного голоса, используемый для таких слов, был хуже любого удара.

Апостазия взметнула скипетр. Из сферы вырвался поток чёрного пламени-небытия. Динэя отпрыгнула в сторону, её пятки скользнули по стеклянному пеплу. Она приземлилась в низкую стойку, поднимая жезл. Золотой свет вспыхнул, но чёрное пламя пожирало его, заставляя отступать.

— Бесполезно! — смеялась Апостазия, её голос звенел среди руин. — Ты борешься с самой природой мироздания! Порядок рождается из хаоса, а хаос — из слепой веры!

Она совершила резкий выпад, и скипетр описал дугу. Динэя едва успела отклониться, чувствуя, как смертоносная пустота обжигает щёку. Она откатилась, поднялась на ноги и, используя импульс, ринулась вперёд, пытаясь ударить жезлом по руке противницы. Но Апостазия парировала удар с невероятной ловкостью, скипетр вращался в её руке, выписывая смертоносные узоры.

— Каждый твой шаг, каждое исцеление — это утверждение догмы! — кричала она, напирая. — А догма ведёт сюда!

Она вновь взметнула скипетр, и на этот раз поток пустоты ударил в землю перед Динэей. Остекленевший пепел вздыбился и рассыпался, обнажив зияющую пропасть небытия под ним. Динэя едва удержала равновесие на краю, её сердце бешено заколотилось. Она отпрыгнула назад, прямо под очередной выпад скипетра. Лезвие чистой аннигиляции просвистело в сантиметре от её горла.

Отчаяние охватывало её. Она отступала, её дыхание сбилось. Сила противницы была не просто мощной — она была иной, противоречащей всему, что Динэя знала. Её вера, её свет казались смешными и беспомощными.

— Ты пытаешься спасти один мир, — язвительно продолжала Апостазия, её фигура оставалась единственным тёмным пятном в нарастающей белизне не-бытия вокруг них. — Но твоя природа ведёт к гибели всех миров! Ты — часть системы, что создаёт этот пепел! Прими это!

Динэя оступилась, споткнувшись о обломок. Она упала на спину, и Апостазия оказалась над ней, занося скипетр для последнего удара. В глазах тёмного отражения не было ни гнева, ни ненависти — лишь холодное, безразличное ожидание неизбежного.

И в этот миг, на дне отчаяния, вспыхнула простая, ясная мысль, не имеющая ничего общего с догмами: «Нет. Мой выбор — не слепое служение. Мой выбор — защищать жизнь. Сейчас. Здесь. Этого достаточно.»

Её жезл вспыхнул не ярче, но иначе. Свет стал не оружием и не щитом, а простым, упрямым утверждением бытия. Он не боролся с пустотой. Он просто был. Апостазия на мгновение застыла, и на её лице впервые появилось выражение — лёгкое недоумение. Этого мгновения хватило. Динэя с криком, в котором не было страха, а лишь чистая воля, выбросила жезл вперёд. Золотисто-белый свет не ударил, а разлился, как вода, заполняя пустоту. Апостазия, столкнувшись с силой, которую не могла понять и поглотить, с тихим, почти разочарованным вздохом, рассыпалась пеплом.

Бой Громора: Ярость

Перед орком стоял другой орк. Но это было воплощение чистой, животной ярости. Его доспехи были покрыты шипами и зазубринами, с них капала невысохшая кровь. В его глазах не было ни капли разума — лишь белая, пенная ярость. Он не держал оружия мастеров. В его руках был окровавленный, примитивный обух, сделанный из кости и камня.

— СМОТРИ! — проревел Яростный, его голос был скрипучим рёвом, и в нём слышался грохот рушащихся городов. — СМОТРИ НА ТО, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ! КАЖДЫЙ ТВОЙ ВЫБОР — ЭТО ВЫБОР СИЛЫ! А СИЛА — ЭТО РАЗРУШЕНИЕ! ВСЕГДА!

Он ринулся в атаку, не бегом, а серией мощных, стремительных прыжков, словно горный козёл, но размером с быка. Громор едва успел поднять «Горного Пастыря» для блока. Удар обуха обрушился на его топор с такой силой, что искры посыпались из стали, а его самого отбросило на несколько шагов.

— БЕЗ СИЛЫ ТЫ — НИЧТО! — рычал двойник, не давая ему опомниться. — А С СИЛОЙ ТЫ — ЧУМА!

Яростный атаковал снова, его движения были хаотичными, непредсказуемыми, лишёнными всякой техники, но невероятно мощными. Громор отбивался, но каждый блок отзывался в его душе воспоминанием о сожжённых деревнях, о людях, раздавленных его яростью в прошлом. Его собственная сила, которой он когда-то гордился, теперь казалась ему проклятием.

Яростный, разозлённый сопротивлением, с рёвом ударил обухом по земле. Площадка из остекленевшего пепла под ногами Громора треснула и обрушилась. Орк провалился по пояс в образовавшуюся яму, беспомощно зажатый острыми осколками. Его топор выпал из рук.

— ПРИМИ ЭТО! — Яростный оказался над ним, занося обух для сокрушительного удара по голове. — СТАНЬ ТЕМ, КЕМ ТЫ РОЖДЁН БЫТЬ!

Громор был в ловушке. Логика была неумолима. Его путь действительно вёл к руинам. Он видел смерть в глазах своего отражения. Но в этот последний миг, глядя в это безумие, он понял разницу. Его двойник наслаждался разрушением. Для него это был конец. Для Громора — это была ошибка, которую он больше не желал повторять.

— НЕТ! — это был рёв не ярости, а отказа. Отказа от предначертанной судьбы. — СИЛА — ЭТО ВЫБОР! И Я ВЫБИРАЮ КОНЕЦ ЭТОГО ЦИКЛА!

С нечеловеческим усилием, ломая сжимавшие его осколки, он рванулся вперёд. Он не стал уворачиваться. Вместо этого он сделал мощный прыжок из ямы навстречу удару, схватив летящий обух своими голыми руками. Кости его пальцев и запястий треснули от чудовищной нагрузки, но он не отпустил. Он смотрел в глаза Ярости, и в его собственном взгляде горел не гнев, а решимость положить конец этому кошмару. Сила двойника, лишённая этой высшей цели, оказалась хрупкой. Тело Яростного затрепетало, его глаза округлились в немом вопросе, а затем он рухнул, рассыпавшись на груду окровавленного металла и камня.

Бой Ракуна: Бездна

Его противник вышел из тени мёртвого собора. Это был человек с бледной, как у трупа, кожей и глазами — двумя бездонными колодцами, из которых сочилась жидкая тьма. Коготь Тени в его руке был не оружием, а частью плоти, пульсирующей и живой. От него веяло не яростью, а леденящим душу, абсолютным безразличием ко всему сущему.

— Ты думаешь, твоя борьба имеет значение? — голос Бездны был тихим шепотом, в котором слышался скрежет умирающих миров. — Ты — инструмент. Твой «выбор» спасти одного духа привёл к гибели другого. Твой «выбор» идти вперёд ведёт к гибели этого мира. Хаос — единственная константа.

Бездна исчезла. Не сдвинулась с места, а просто растворилась в тенях. Ракун инстинктивно отпрыгнул в сторону, и в следующее мгновение клинок из тьмы материализовался из пустоты, пронзив воздух на месте его головы. Он парировал Мечом Ветра, но Коготь Тени двойника просто поглотил энергию ветра, не дрогнув.

— Сопротивление — это эгоизм, — шепот раздался у него за спиной.

Ракун кувыркнулся вперёд, чувствуя, как лезвие рассекает его плащ. Он приземлился, развернулся и швырнул в темноту сгусток водяной энергии. Струя ударила в стену, не задев противника. Бездна появилась слева, её удар был коротким и точным, направленным в подколенку. Ракун едва увернулся, потеряв равновесие, и покатился по пеплу, поднимая чёрное облако.

Он вскочил на ноги, но Бездна уже была над ним, её клинок занесён для колющего удара в сердце. Ракун скрестил клинки в отчаянной попытке блока. Коготь Тени его двойника с лёгкостью пробил защиту, отшвырнув Меч Ветра в сторону, и вонзился Ракуну в плечо. Агония была мгновенной и всепоглощающей. Он не просто чувствовал боль — он чувствовал, как его жизненная сила, его воля высасываются через рану.

— Ты обрекаешь бесчисленные жизни на страдания, лишь чтобы доказать свою «свободу», — продолжал шепот, теперь звучавший прямо в его разуме. — Прими свою природу. И положи конец этой агонии.

Ракун был прижат к обломкам. Тьма плыла перед его глазами. Он видел правду в словах двойника. Он был оружием. Любое его действие вело к катастрофе. Его воля слабела. Сдаться... Быть может, это и есть единственный способ остановить боль?

Но затем, в самом сердце тьмы, он увидел не свет, не надежду. А простой, упрямый факт. Он был здесь. Он дышал. Он чувствовал боль. И пока это так, он существовал. И само это существование, даже если оно было ошибкой, давало ему право сказать «нет».

— НЕТ, — его голос был хриплым, полным крови, но в нём звучала стальная решимость. — Я не орудие. Я — тот, кто говорит «нет». Даже если это бессмысленно.

Он сделал последнее, отчаянное. Он рванулся вперёд, навстречу клинку, вгоняя его глубже в свою плоть. Агония достигла пика, выжигая всё, кроме чистой воли. Но в этот миг его свободная рука, сжимающая рукоять Меча Ветра, который он поднял с пепла, с последним усилием воли вонзила его в грудь Бездны.

Тёмный двойник замер. Клинок в его руке перестал пульсировать.

— Бессмысленно, — прошептал он, и в его голосе впервые прозвучала не насмешка, а нечто вроде усталости.

— Возможно, — выдохнул Ракун, падая на колени. — Но это мой... выбор.

Бездна медленно рассыпалась, как чёрный песок, уносимый несуществующим здесь ветром.

Три битвы завершились почти одновременно. Решётка из чёрного стекла рухнула. Они стояли на пепельной земле, израненные, на грани смерти, едва держась на ногах. В их глазах не было триумфа. Была лишь усталая, выстраданная ясность, отлитая в сталь. Они увидели самую страшную правду о себе и мире, прошли через, казалось бы, неизбежное поражение, и всё же нашли в себе силы сделать ещё один шаг.

Глава 31: Ответы

Багрово-чёрный мир пепла дрогнул и рассыпался, как карточный домик. Сознание героев с болезненным рывком вернулось в огненное сердце Внутренней Кузницы. Они лежали на платформах из сгущённого света, измождённые, истекающие кровью. Казалось, одно неверное движение — и их тела превратятся в прах.

Аватар Ксетаха, исполин из пламени и тёмного металла, парил над ними. От него уже не веяло испепеляющим гневом, лишь тёплым, почти отеческим величием.

«ВЫ СДЕЛАЛИ ВЫБОР. НЕ ПРОТИВ ТЬМЫ, А ЗА СВЕТ. ЭТОГО ДОСТАТОЧНО.»

Он простёр свою огненную длань. Три луча золотисто-алого света окутали Ракуна, Динэю и Громора. Обжигающая боль в ранах сменилась прохладным, целительным покалыванием. Сломанные кости встали на место, порванные мышцы срослись, а душевные шрамы, оставленные битвой с самими собой, затянулись прочным духовным хитином. Они поднялись на ноги, чувствуя не только восстановленные силы, но и новую, глубинную устойчивость.

«ТЕПЕРЬ СПРАШИВАЙТЕ. КАЖДЫЙ — О ГЛАВНОМ.»

Первой подняла руку Динэя. Её пальцы задвигались в знакомом, печальном танце, но теперь в нём была не скорбь, а ясная, выстраданная решимость. «Возможно ли искупить вину, которую не совершал, но которую чувствуешь на всей своей вере? Вину за чужие грехи, совершённые во имя тех же идеалов?»

«ВИНА — ЭТО БРЕМЯ, КОТОРОЕ ТЫ ВОЗЛАГАЕШЬ НА СЕБЯ САМА. ИСКУПЛЕНИЕ — НЕ В ОТКАЗЕ ОТ СЕБЯ, А В ДЕЙСТВИИ. НЕСИ СВОЙ СВЕТ ТАМ, ГДЕ ЦАРИТ ТЬМА, И ЭТО БУДЕТ ЕДИНСТВЕННЫМ ОТВЕТОМ, КОТОРЫЙ ТЕБЕ НУЖЕН.»

Громор выпрямил свои могучие плечи.

— Есть ли место для силы, что не сеет разрушения? Для воина, который не хочет быть палачом?

«СИЛА — ЭТО МОЛОТ. ОН МОЖЕТ КОВАТЬ СТАЛЬ ИЛИ КРОШИТЬ ЧЕРЕПА. ВЫБОР ЗА КУЗНЕЦОМ. ТВОЯ СИЛА НУЖНА МИРУ, ЧТОБЫ ЗАЩИЩАТЬ ХРУПКОЕ. НАЙДИ ТО, ЧТО ЗАСЛУЖИВАЕТ ЗАЩИТЫ, И ТВОЯ МОЩЬ ОБРЕТЁТ СМЫСЛ.»

Наконец, все взгляды обратились к Ракуну. Он смотрел на пылающую фигуру Духа, и в его глазах горел тот самый огонь, что позволил ему победить Бездну.

— Как разорвать сделку? Как убить того, кто держит ниточки?

Наступила пауза. Огонь Ксетаха полыхнул ярче.

«ПРЯМОЙ ОТВЕТ ТЕБЕ НЕДОСТУПЕН. ДУША, ДОБРОВОЛЬНО ОТДАННАЯ, СВЯЗАНА НАВЕК. ЕСТЬ ЛИШЬ ОДИН ПУТЬ — УНИЧТОЖИТЬ САМОГО «ДЕРЖАТЕЛЯ ДУШИ». НО ДЛЯ ЭТОГО ТЕБЕ ПОТРЕБУЕТСЯ «БОЖЕСТВЕННЫЙ ЛИК» — СИЛА, КОТОРАЯ РОЖДАЕТСЯ ТОЛЬКО В АКТЕ ВЕЛИЧАЙШЕГО САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ. ЧТО ЭТО И КАК ЕГО СОВЕРШИТЬ — ТАЙНА, ХРАНИМАЯ САМИМ МИРОЗДАНИЕМ. ЭТОТ ПУТЬ ЗАКРЫТ ДЛЯ ТЕБЯ... ПОКА.»

Ракун мрачно кивнул. Ответ был не тем, на что он надеялся, но он был честным. Врага нельзя было просто обмануть. Его нужно было уничтожить. И для этого ему предстояло стать кем-то большим.

Затем Ксетах поведал им истину о Духах. Смерть Кудру не была окончательной. Его ядро, его сознание, было в панике запечатано в сердцевине Каменного Цветка — артефакта, что когда-то усыпил его. Чтобы восстановить Печать Земли, им нужно найти Цветок и совершить древний ритуал, в котором дух Кудру изберёт нового Хранителя.

«НО ОДНОГО СЕРДЦА ЗЕМЛИ МАЛО. РАВНОВЕСИЕ ПОТРЕБУЕТ ВОЛЮ ВСЕХ ПЯТИ ДУХОВ-ЯКОРЕЙ. ВЫ ДОЛЖНЫ НАЙТИ МОИХ БРАТЬЕВ И СЕСТЁР — ДУХА ВОДЫ, ВОЗДУХА И ЖИЗНИ. ПРОЙТИ ИХ ИСПЫТАНИЯ. И ПОЛУЧИТЬ ИХ СЕРДЦА ДЛЯ ВЕЛИКОГО РИТУАЛА ВОССТАНОВЛЕНИЯ.»

В награду за проявленную волю и как инструмент для будущих битв, Ксетах даровал им три дара.

Перед Динэей возникли серьги из чистого солнечного камня, закованные в тончайшее серебро.

∗Серьги Неземного Спокойствия∗: Повышают скорость восстановления маны на 25. Повышают силу магии на 10%.

Громору был явлен круглый щит, казавшийся выкованным из цельной горной породы, по которой текли жилы расплавленного золота.

∗Щит Непоколебимой Скалы∗: Поглощает 30% любого урона

И наконец, перед Ракуном застыл в воздухе медальон. Он был сделан из тёмного, почти чёрного металла, в центре которого пульсировало крошечное, как уголь, огненное сердце.

∗Медальон Пылающей Воли∗ :+5 к сопротивлению магии тьмы и ментальным эффектам Открывает вам магию огня. Является ∗Сердцем Ксетаха∗ и будет необходим для ритуала.

— Ну вот, — Ракун взял медальон, и прикосновение было обжигающе-тёплым. — Теперь я ношу твое сердце в кармане. Постараюсь не просадить его в ближайшей азартной игре.

«СОВЕРШАЙТЕ СВОЙ ПУТЬ. НАЧНИТЕ С ВОЗВРАЩЕНИЯ СЕРДЦА ЗЕМЛИ. ЗАТЕМ... ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ К ОБИТЕЛИ ДУХА ВОДЫ. ДА ХВАТИТ ВАМ СИЛЫ НЕ УТОНУТЬ.»

С этими словами огненный исполин начал растворяться, возвращаясь в стихию, а пространство Кузницы повело их обратно, в материальный мир.

Они вышли на свежий ночной воздух у подножия вулкана. Над Железным Горном сияли звёзды. Город был спасен, и теперь в нём царила не паника, а сосредоточенная тишина восстановления.

В своей старой комнате в «Гордом Молоте», за простым деревянным столом, ломящимся от еды и питья, они наконец смогли выдохнуть.

— Итак, — Ракун отломил кусок жареной баранины, и на его лице впервые за долгое время появилась та самая, знакомая язвительная ухмылка. — План, как обычно, гениален в своей простоте. Найти магический цветок, в котором спит каменный дух, которого я, по сути, и угробил. Потом отправиться на край света, чтобы попросить у какой-нибудь гигантской капризной капли воды её сердечко. Что может пойти не так!? Разве что я поскользнусь и утоплю нас всех по дороге.

Громор, сидящий напротив, неожиданно издал низкий, грудной звук. Сначала это было похоже на подозрительное клокотание, но потом его губы растянулись в неуверенной, но совершенно искренней улыбке. Это было странное и поразительное зрелище — улыбающийся орк.

— С тобой, человек, не соскучишься, — пророктал он, и в его голосе не было ни капли прежней угрозы, лишь тёплое, братское раздражение.

Динэя смотрела на них, и её сердце пело. Она не жестикулировала. Она просто сидела, обняв свою кружку с чаем, и смотрела на этих двух невероятных существ — угрюмого, колкого человека с душой, закалённой в огне, и могучего орка, искавшего путь к миру. Она чувствовала не веру, не долг, а нечто большее. Это было чувство дома. Того самого места, которого у неё никогда не было.

И этого было достаточно, чтобы зажечь свет в самой густой тьме.

Ракун вдруг поднял свою кружку с тёмным элем.

— Ну что, — сказал он, и в его голосе снова зазвучали привычные нотки чёрного юмора, но теперь они были смягчены чем-то тёплым. — Выпьем за нашу банду. За компанию отбросов, святых и недобитых тиранов. Самая пёстрая компания для конца света.

Громор с одобрительным рыком поднял свою огромную кружку.

— За наше племя! — провозгласил он, и в его голосе звучала неподдельная гордость.

И тогда встала Динэя. Она поставила свою кружку на стол, и её глаза сияли такой чистотой и теплом, что затмевали свет свечей. Она сделала глубокий вдох, и её губы дрогнули. А затем, впервые за долгие годы обета, впервые с того дня, как она отреклась от своего голоса во имя веры, она заговорила. Её голос был тихим, чуть хрипловатым от долгого молчания, но абсолютно твёрдым и полным безграничной нежности.

— За нашу семью!

Повисла оглушительная тишина. Ракун и Громор уставились на неё с одинаковыми лицами, на которых застыло абсолютное, неподдельное изумление. Их челюсти отвисли. Они перевели взгляд друг на друга, увидели в глазах напарника то же самое шоковое недоумение, и затем, как по команде, их голоса слились в едином, вырвавшемся из самой глубины души, выдохе:

— Еба…

КНИГА ПЕРВАЯ: КОНЕЦ