КРИТИКА

Глеб Елисеев И звезда с звездою говорит

Кажется, на страницах нашего журнала мы успели рассказать едва ли не о всех возможных направлениях и темах фантастики. Но обзор, подготовленный критиком, опровергает подобное впечатление. Итак, что вы знаете о разумных небесных телах?


Обращаясь к теме «живых миров», сразу сталкиваешься со старым логическим парадоксом: «С какой песчинки начинается куча?» Где проходит граница темы? Допустимо ли в данном случае рассуждать о гигантских существах величиной с астероид, вроде космических китов из «Ионы» Ж.Клейна или цикла о Старфайндере Р.Янга? Или об упоминающихся в повести М.Пухова «Станет светлее» организмах настолько огромных, что при их размерах для достаточно быстрой реакции может не хватить скорости света? Будут ли считаться «живыми» миры из мистических сочинений, повествующих о нематериальных сущностях, фактически являющихся душами планет? Например, Д.Андреев в «Розе мира» рассказывает о планетарных духах и воплощениях стихий, обитающих на разных уровнях реальности Энрофа — многослойной космической оболочки нашей Земли. Действуют планетарные духи и у К.С.Льюиса в «Космической трилогии». В этом же цикле (особенно в романе «Переландра») подчеркивается крепкая связь всего живого с судьбой и деятельностью человечества. Поэтому при желании можно было бы отождествить тексты английского писателя с НФ-произведениями о разумных биосферах, если бы в них не подчеркивалось, что связь эта мистическая и духовная, но не биологическая.

Наконец, можно ли считать «живыми мирами» планеты-«ульи», населенные людьми, даже если здания на них пронзают стратосферу или покрывают поверхность океанов? А ведь так происходит с Трантором в «Основании» А.Азимова или с различными планетами из игровой вселенной «Вархаммер 40 000» (например, у Д.Абнетта в романах «Рейвенор» и «Возвращение Рейвенора»).

Ясно, что границы темы слишком размыты. Поэтому волей-неволей автору этих слов придется заглядывать на сопредельные территории континента НФ.

Прислушиваясь к мыслям Земли

Впервые идея живой планеты возникла в религии. Для многих архаичных религиозных культов (вроде древнеиндийского) характерно почитание Матери-Земли, богини, порождающей все сущее. Отголоски подобных взглядов, изжитых поздними монотеистическими религиями, сохранились в литературе. Достаточно вспомнить отдельных героев Ф.Достоевского, рассуждающих о необходимости покаяния перед Землей, иногда напрямую отождествляемой с Богородицей.

Поэтому даже удивительно, что первым НФ-текстом о «живой планете» стало произведение не об ожившей Земле. В причудливой книге Р.А.Кеннеди «Тривселенная» (1912) рассказывается, как Марс делится на две части, будто клетка, и возникшие два существа начинают уничтожать Солнечную систему, буквально пожирая другие небесные тела. Увы, и в дальнейшем авторы сочинений о живых мирах зачастую стремились лишь пощекотать нервы читателя экстравагантной выдумкой, не имеющей ровным счетом никакого научного обоснования.

Что же касается собственно научной фантастики, то тут первопроходцем темы стал не кто иной, как А.Конан Дойл. Известный рассказ «Когда Земля вскрикнула» стал не только самым ранним текстом на эту тему, но, пожалуй, одним из самых удачных. История, рассказанная британским писателем, проста: герой «Затерянного мира» и «Отравленного пояса» профессор Челленджер, выдвинув гипотезу о живой Земле, доказывает ее опытным путем. Бурильщики под его руководством пронзают каменную кожу планеты и буром касаются плоти. Следует явная и болезненная реакция — Земля кричит, и повсеместно начинают извергаться вулканы.

Чуть позже Э.Гамильтон в рассказе «Земля-Мозг» описал уже не просто живую, но и мыслящую планету. А Д.Уильямсон в «Рожденных Солнцем» потряс читателей следующей гипотезой: Солнце — живое существо, а планеты — просто отложенные им яйца. Но вот из яйца под именем Земля вдруг начинает вылупляться нечто странное, и человечество, понятно, в ужасе… Также о мыслящей Земле рассказал в 1950 году Н.Бонд в романе «И прислушайтесь! Птица…»

Однако подобные произведения на излете Золотого века НФ уже выглядели архаикой. Да и не были они особенно популярными в эпоху увлечения сугубой научностью в фантастике. Позже идея одушевленной планеты использовалась писателями для создания уже не научно-фантастических, а, скорее, притчевых или аллегорических сочинений. Например, у Г.Фаста в рассказе «Рана» Землю в прямом смысле убивают, пробивая в ее «теле» очередные нефтяные или газовые скважины. А в рассказе «Прагматичное семя» того же писателя Земля предстает беременным существом, вынашивающим внутри себя новую планетарную жизнь.

Второе дыхание идее «живой Земли» даровал американский биолог Д.Лавлок, создавший наукообразную концепцию «Гайи», в рамках которой земной шар рассматривается как организм. Впоследствии теория не только приобрела значительную популярность среди адептов и пропагандистов движения New Age, но и серьезно повлияла на НФ. Напрямую построения Лавлока использованы в трилогии Б.Олдисса о Геликонии. Особенно это заметно в последнем романе — «Зима Геликонии». В соответствии с идеями Лавлока написаны эпизоды, которые повествуют не о собственно Геликонии, а о Земле, с которой к этой планете была отправлена исследовательская экспедиция, обосновавшаяся на наблюдательной станции Аверн. Люди едва не прикончили Гайю в ходе скоротечной ядерной схватки в 4901 году. Однако впоследствии они исправились и все же сумели достичь гармонии с планетой.

Идеи американского биолога о Гайе заметно повлияли даже на такого адепта «твердой» НФ, как Д.Брин: в романе «Земля» он изобразил нашу планету, которая обрела собственный интеллект и вмешалась в дела человечества.

Другим фантастам казалось удобнее говорить о живых мирах где-то в глубинах Галактики, а не об ожившей Земле. При этом все равно обычно создавались аллегорические тексты, авторы которых вовсе не заботились о научной достоверности. Самый яркий пример подобного подхода к делу — знаменитый рассказ Р.Брэдбери «Здесь могут водиться тигры». Классическая история-притча о разумном мире, успешно борющемся с захватчиками-землянами, ни на грамм не содержит в себе «научного» правдоподобия. Да и ни к чему здесь оно; его место занимает достоверность художественная, философская, этическая.

Эксперимент «Солярис»

В 1961 году в издательстве польского министерства обороны вышла книга, признанная классикой не только НФ, но и всей мировой литературы. Речь идет, конечно же, о «Солярисе» С.Лема. И даже сейчас, почти пятьдесят лет спустя, книга польского фантаста завораживает своей художественной мощью и впечатляющими картинами.

Лем попытался всерьез поговорить на тему, которая с начала своего развития в НФ выглядела едва ли не сказочной. Впрочем, для того чтобы разговор о «живых планетах» оставался в рамках «научности», польскому фантасту пришлось пойти на не слишком очевидную для читателей подмену. Дело в том, что живым существом в романе является вовсе не планета Солярис целиком, а ее единственный титанический обитатель — разумный Океан. Он влияет на литосферу небесного тела и даже на темп ее вращения, но все же не составляет с ним единое целое.

И опять мы сталкиваемся с размытостью темы, с трудностью в определении ее границ. Формально роман Лема — это история о гигантских живых существах, вроде разумных космокитов Ж.Клейна. Однако польский фантаст сумел настолько удачно замаскировать эту изначальную посылку, что читатель до конца остается загипнотизирован трудностью проблемы, встающей перед героями «Соляриса»: как установить контакт с «живой планетой». Впрочем, даже если бы Лем и акцентировал внимание на то, что перед нами не целиковая разумная планета, а лишь существо-гигант, главная проблема книги («как войти с ним в контакт») никуда бы не исчезла. А вот во внешней драматичности сюжет явно бы потерял.

Однако основное интеллектуальное «мошенничество» не в этом. А в том, что герои Лема изначально знают — Океан планеты Солярис разумен. Хотя, учитывая косность человеческого мышления, никакие внешние улики, которые якобы подтолкнули ученых к этому выводу, вроде воздействия на движение планеты по орбите, в данном случае не сработали бы. Ученые вообще склонны расценивать любые, даже самые сложные феномены, как проявление природных сил, а не разума. Даже если при этом приходится жертвовать элементарной логикой и здравым смыслом.

На самом деле, единственный критерий разумности, который подсознательно готовы принять люди — это стремление иного мыслящего существа вступить в контакт. И возможность этот контакт осуществить. Все прочие критерии, вроде умения использовать орудия или создавать искусственные сооружения, не работают. Не пытаемся же мы установить контакт на Земле с птицами-ткачиками, применяющими шипы деревьев для сшивания гнезд, или термитами, создающими огромные поселения-ульи. Поэтому и разговоры о разумности Океана Соляриса должны были возникнуть лишь после того, как он создал человекоподобные инструменты для контакат с людьми, вроде Хэри, копии возлюбленной главного героя. И все-таки, хотя критики и оценивают «Солярис» как пример результативного контакта, от текста веет явным пессимизмом. Истинное общение между столь неравноценными величинами как человек и разумный океан невозможно. И не по чьей-то злой воле, а потому что им просто не о чем говорить. У них нет общих тем и интересов. Впоследствии эту проблему принципиальной некоммуникабельности цивилизаций Лем развивал в других книгах с еще большим пессимизмом (например, в романе «Глас Божий»).

После «Соляриса» прочие произведения, рассказывающие о контакте с суперорганизмами размером с планету, выглядят в высшей степени легковесно. Например, у Д.Уайта в романе «Ответственная операция», входящем в цикл о Космическом госпитале, герои сталкиваются с подобным живым существом, покрывающим целую планету (только в отличие от Океана Соляриса оно скорее твердое, чем жидкое, больше напоминающее ковроподобных марсиан из «Звездоплавателей» Рони-старшего). И несмотря на все трудности коммуникации, доблестные космические медики его спасают и даже получают в ответ должную благодарность.

Помимо твердых и жидких всепланетных существ в фантастике попадаются и газообразные представители инопланетян, в одиночку занимающие целый мир. Так, в книге французских фантастов Ш. и Н.Эннеберг «Рождение богов» описан разумный туман, на который воздействуют сигналы мозга других мыслящих существ. Сходная ситуация возникает и в рассказе П.Амнуэля «Сегодня, завтра и всегда», где обладающий интеллектом воздух на планете Орестея использует гуманоидных существ как инструменты.

А.Азимов в романе «Немезида» изобразил сообщество разумных бактерий, обитающих на планете Эритро и обладающих коллективным разумом. Любопытным образом классик американской НФ обходит столь волновавшую Лема проблему контакта «живой планеты» с людьми. Объединенный разум Эритро обладает способностью к телепатии, а потому проблемы коммуникации не возникает.

Роман Азимова является, скорее, переходным произведением от «живого мира» как суперорганизма к куда более распространенной вариации этой идеи — теме мыслящей биосферы. Действительно, важным подспорьем для фантастов, рисующих подобные планеты, оказывается идея сверхчувственной связи, позволяющая описывать так называемые «ульевые» или «коллективные» разумы.

Союз всех живущих

Самым подробным образом тему живых миров, представленных как телепатическое объединение разумов всех существ, обитающих на одной планете, разработал О.Стэплдон в «Создателе звезд». После него о биосфере, обладающей коллективным интеллектом, писали многие. Иногда перед читателями представала просто картинка мыслящего леса, покрывающего собой всю поверхность планеты, как у А.Ван Вогта в «Отростке», в «Больше и медлительнее империй» У.Ле Гуин или у К.Невилла в «Лесе Зила». В иных случаях писатели разрабатывали более сложную систему биосферы, члены которой чаще всего телепатически связаны друг с другом (например, в хорошо известном нашим читателям романе Г.Гаррисона «Неукротимая планета»). О «разумных биосферах» писали М.Лейнстер в «Одинокой планете», М.А.Фостер в «Волнах», Д.Писерчиа в «Земля-дитя», Б.Стэблфорд в «Дикой земле». Собственно говоря, уже к середине 1950-х эта идея использовалась как антураж для приключенческих боевиков вроде «Живого мира» Э.Табба.

А вот в романе С.Лема «Непобедимый» действует не «интеллектуальная биосфера», а, скорее, «некросфера». Здесь описаны инопланетные роботы, которые в ходе эволюции на планете Регис III превратились в металлических мошек, способных объединяться в разумную тучу и контролировать всю сушу.

У М.Суэнвика даже Земля обратилась в подобный «единомыслящий мир». В его «Вакуумных цветах» и «Пути прилива» все живое на нашей планете контролирует объединенный ульевый разум, в который оказалось вовлечено и человечество.

Мыслящая Вселенная

От одушевленных планет и телепатических гештальт-сообществ всего один шаг до разумных звезд. Конечно, представление о живых звездах существовало в литературе задолго до возникновения НФ. Так, напрямую отождествлял небесные светила и ангелов еще У.Блейк в своих поэмах. В фантастике же эту тему подробно разработал О.Стэплдон все в том же «Создателе звезд». В этом масштабном НФ-полотне автор описал даже войны между разумными звездами и планетами. Французский фантаст Ж.Клейн в романе «Звездный гамбит» изначально вроде бы также говорит о мыслящих звездах. Однако ближе к финалу в сюжет книги неожиданно вклинивается иная тема. Клейн начинает рассказывать об обитателях звезд, жителях огненных глубин космических тел, как у Э.Гамильтона в «Детях звезд», А.Кларка в «Из солнечного чрева» или С.Лема в «Правде» (впрочем, у польского фантаста ситуация представлена сложнее: если в начале рассказа возникший в ходе физического эксперимента огненный червь напоминает традиционных для НФ жителей звезд, то ближе к концу главный герой уже рассуждает о жизни и разуме Солнца).

В двух последних частях трилогии «Рифы космоса» («Дитя звезд» и «Блуждающая звезда») Ф.Пола и Д.Уильямсона описаны союзы разумных существ, которые возглавляют мыслящие звезды. В данном случае тематика «мыслящих светил» соприкасается со старой идеей о стихийных духах, оживляющих, казалось бы, мертвые небесные объекты. Ведь в романах действуют, скорее, некие духовные существа, использующие звезды как материальные тела. В итоге в романе «Блуждающая звезда» такая сущность заселяется даже внутрь нашего Солнца. Очень похоже развивает тему и Ф.Херберт в романе «Звезда под бичом». Здесь сущность звезды может быть заключена в теле другого разумного существа.

Интересную вариацию предложили Г.Бенфорд и Г.Эклунд в повести «Если бы звезды были богами» (впоследствии из нее вырос полноценный роман с тем же названием). Американские фантасты изобразили инопланетные цивилизации, в прямом смысле боготворящие звезды, считая их мыслящими и благодетельными существами. Повесть Бенфорда и Эклунда, в которой речь идет об экстравагантных верованиях, а не о точной реальности, кажется наиболее корректным решением данной подтемы. Ведь любые рассуждения о прямых контактах с разумными звездами кажутся слишком умозрительными на фоне проблем контакта с неравноценными биологическими или физическими объектами, которые поставил еще Лем. Если уж человеку трудно найти общий язык с разумным Океаном, то что же говорить о мыслящих звездах? Не случайно у того же Стэплдона в контакт со звездами смогли вступить, да и то с огромным трудом, лишь планеты, объединенные в телепатический Сверхразум.

Но ограничений для полета фантазии, как известно, не существует. И фантасты весьма охотно описывали уже даже не звезды, а целые разумные туманности, галактики и вселенные. Первым идею живой галактики использовал Л.Мэннинг еще в 1934 году, описав в рассказе «Живая Галактика» контакт космических странников, экипажа «зведного ковчега», с мыслящим сообществом звезд. Э.Гамильтон пошел еще дальше, представив Млечный Путь изгоем среди собратьев. В рассказе «Проклятая Галактика» фантаст объяснил разбегание гигантских звездных систем, сопровождающееся эффектом Доплера, страхом перед болезнью, охватившей нашу Галактику. Болезнь эта называется жизнью… А вот А.Азимов в романе «Основание и Гея» выдвинул идею о том, что единственный путь, по которому развиваются галактики — это объединение населяющих их живых существ в общий разумный организм — Галаксию.

В мини-энциклопедии НФ-сюжетов «Создатель звезд» О.Стэплдона и в его же «Создателе туманностей», изданном посмертно, присутствуют не только интеллектуальные галактики. Итогом развития мыслящих существ у Стэплдона становится разумная Вселенная. Но, описывая так называемый «момент истины космоса», фантаст становится поразительно невнятен. И это понятно. Если уж мы не можем осознать, как могут мыслить всепланетные организмы, то смешными выглядят наши претензии, чтобы вообразить разум целой Метагалактики.

От попытки наглядно изобразить такое мышление удачно ушел А. Кларк в «Конце детства». Здесь Сверхразум, контролирующий Вселенную, показан так, что читатель понимает: перед ним нечто величественное, но неописуемое и неподвластное человеческому мышлению и восприятию. Другое произведение британского фантаста, повествующее о столкновении людей с космическим Сверхразумом, — роман «Город и звезды». Герои книги общаются с Малым Сверхразумом, которого зовут Вэйнамонд. Он пребывает везде и одновременно «фактически не существует нигде». Главные персонажи «Города и звезд» смогли вступить в контакт с Вэйнамондом, поскольку он еще не развился до конца и представляет собой «космического младенца». Как выясняется, истинный Сверхразум непримиримо враждебен материи, однажды он едва не уничтожил все живое в нашей Галактике.

О мыслящей Вселенной, убитой своими разумными симбионтами, устроившими Большой Взрыв, написал П.Амнуэль в известном рассказе «20 000 000 000 лет спустя». Конечно, изображенная им сентиментальная Вселенная вызывает сочувствие, но вряд ли выглядит сколько-нибудь правдоподобно. Вновь и вновь мы видим, как писатель-фантаст, затрагивая тему живых миров, вынужден скользить между двумя пропастями. При любом неверном ходе текст либо превращается в аллегорическую притчу с моралью в конце, либо автору в очередной раз приходится обсуждать проблему нереальности контакта между абсолютно чуждыми разумами.

Более или менее научно к теме попытался подойти известный английский астрофизик Ф.Хойл в классическом романе «Черное облако», изданном в 1957 году. В этом произведении в Солнечную систему вторгается мыслящее разумное газовое облако. Проблемы общения с ним порождают трагедию — главный герой погибает во время контакта, не в состоянии переработать информацию, полученную от гигантского инопланетянина.

Космическое облако, обладающее разумом, способно было потрясти воображение читателей, но выглядело чересчур непривычным. Поэтому в НФ и не возникло плеяды подобных разумных созданий. Впрочем, некоторые фантасты использовали и еще более неожиданные формы разума. Например, П.Амнуэль в рассказе «Звено в цепи» описывает не только мыслящее межгалактическое газовое облако, но и разумное гравитационное поле!

На страницах НФ-книг интеллектом могут обладать и искусственные планеты. Здесь, как ни удивительно, стоящая перед писателями задача менее сложна, чем в классических вариантах. Хотя бы потому, что мышление таких миров должно походить на мышление их создателей — обычных существ из плоти и крови и вполне привычных размеров. Однако примеров подобных планет в НФ не так уж много, и все они находятся на периферии рассматриваемой темы.

Масштабнее всего описал искусственный Сверхразум А.Азимов в известном рассказе «Последний вопрос». Фантаст излагает историю эволюции сверхкомпьютера, в итоге сливающегося со Вселенной и становящегося Богом. У Д.Зинделла в сериале «Реквием по человечеству» действуют достигшие божественного могущества сверхлюди. Они используют в качестве тел искусственно созданные небесные объекты — поля астероидов, мини-планеты и т. п.

У Г.Альтова и Г.Бира описаны планеты-механизмы, а по сути — гигантские роботы, функционирующие по определенной программе. Только программа эта весьма различна: в «Порте Каменных бурь» Г.Альтова она служит для противодействия разбеганию галактик, в «Наковальне звезд» Г.Бира искусственные планеты представляют собой подлые роботехнические ловушки, созданные инопланетянами, «убийцами миров». В некоторых книгах, описывающих Вселенную «Вархаммера 40 000» (например, у Г.Ренни в «Перекрестке судеб»), появляются рукотворные планеты инопланетян-эльдаров. В этом случае изобретатели игровой системы и авторы новеллизаций синтезировали идею искусственных миров и стихийных духов. Ведь центром жизни и управления эльдарских планет является хранилище душ умерших инопланетян, заключенных в магические кристаллы.

И все-таки, несмотря на существующие вариации разумных миг ров, большинство фантастов продолжает блуждать между тремя вариантами ее «воплощения в жизнь»: аллегорическая притча, история о суперорганизме величиной с планету и рассказ о коллективном разуме биосферы. И писатель, вышедший за эти незримые пределы, несомненно совершит очередной прорыв в тематике НФ, без которого немыслимо развитие данного направления в литературе.

РЕЦЕНЗИИ

Фэнтези-2008: Фантастические повести и рассказы

Москва: ЭКСМО, 2007. — 544 с. (Серия «Боевая магия»). 20 100 экз.

Издательство ЭКСМО устроило очередной красочный и многотиражный смотр русской фэнтези. А.Зорич и И.Новак, А.Бессонов и А.Уланов, и многие другие. Мэтры жанра, вроде Г.Л.Олди, и взошедшие либо восходящие звезды.

Несколько довольно разрозненных наблюдений. В содержательном отношении сборник вовсе не ограничивается «боевой магией», хотя в серийный формат, кажется, все-таки большинство авторов уложилось. Значительная часть текстов — классическая фэнтези в мифологических «вторичных мирах»; лишь отдельные произведения могут быть причислены к «городской» (или «деревенской») фэнтези. Представлена и особо ценимая у нас альтернативная история. В то же время сохраняется давняя черта русской фэнтези — жанр этот «прозападный», авторов редко привлекает родная сторона, даже в качестве фона. А если они и заглядывают туда, то почти всегда получается стёб-юмор-сатира.

Довольно часто приходится слышать, что фэнтези пишут те, кому лень ради НФ зарываться в глубь технических и естественных наук. Так вот, почти все авторы сборника определенно обладают немалыми познаниями в гуманитарных сферах, что для хорошей фэнтези крайне важно. Особенно в «средней» и «малой» формах. Ибо так сложилось, что рассказ и короткая повесть традиционно привлекают читателя, умом неленивого и «продвинутого». Таковой читатель «второго уровня» по достоинству оценит, скажем, остроумное совмещение в одном сюжете Конана и Зигфрида (поелику знаком с историей Зигфрида). С другой стороны, он споткнется, допустим, на точном переносе (безо всяких следов литературной игры) позднесредневековой «охоты на ведьм» в раннесредневековую Византию или ее альтернативный дубль. Ну, так что же, в своем мире автор — хозяин, а использовать фантастический рассказ как учебник истории вряд ли возможно.

Сергей Алексеев

Елизавета Дворецкая Гроза над полем. Тропы незримых

СПб.: Крылов, 2007. — 416 с. (Серия «Mkfantasy»). 3500 экз.

СПб.: Крылов, 2007. — 448 с. (Серия «Mkfantasy»). 3500 экз.

В рамках славяно-киевской фэнтези написано колоссальное количество мусора в духе «Древняя Русь в кольце фронтов».

Однако бывают счастливые исключения. Елизавета Дворецкая стала известна благодаря историческим романам и славяно-варяжской фэнтези. Книги у нее получались разного качества, однако свидетельством растущей популярности Дворецкой стали премии, полученные ею на жанровых конвентах.

Дилогия «Гроза над полем»/«Тропы незримых» возвышается над общей массой фэнтезийной литературы о древних славянах, как броненосец над буксиром. Во-первых, это ни на кого не похоже — ни на Никитинскую школу, ни на Марию Семенову с длинным шлейфом подражателей, ни на Ольгу Григорьеву. Во-вторых, из центра повествования выведена «боевка». Дух традиционной славяно-киевской фэнтези можно передать одной фразой: «А теперь, брате, пойдем и посмотрим, кто из нас зарубит больше ворогов». Так вот, от этой традиции дилогия Дворецкой очень далека. Батальные сцены в дилогии подаются дозированно, даже скупо. Самое же интересное — весьма правдоподобная реконструкция быта и веры восточных славян IX столетия. Да, есть, конечно, похищение женщин одного племени другим, есть борьба с разного рода сверхъестественными существами, есть столкновения с чужаками (соседние славяне и хазары), но гораздо важнее другое — медленно текущая, постепенно изменяющаяся жизнь рода. Романы Дворецкой можно назвать историко-мистическими, поскольку контакт с духами умерших людей и богами подан как часть повседневной жизни славян…

Видно, что автор знаком с трудами профессиональных историков, находками археологов и основными источниками по истории восточных славян. Реконструкция, хоть и не бесспорная, вышла логически продуманной и обоснованной.

Дмитрий Володихин

Даниэль Клугер Мушкетер

Москва: Текст, 2007 с. — 255 с. 3000 экз.

Выдуманный Дюма д'Артаньян уже давно заместил в нашем представлении реального. Так почему бы не изобрести столь же убедительную биографию одному из его друзей?

О Портосе нам известно мало — меньше, чем об Арамисе или Атосе. Знаем, что был не родовит — иначе не добивался бы баронства. Что был из Пиккардии (по обмолвке Атоса). Что хорошо знал испанский и сочувствовал гугенотам (из его собственных слов).

Историк Жан-Кристиан Птифис («Истинный д'Артаньян») утверждает, что Портоса звали Исаак — в честь отца Исаака де Порту, нотариуса при Беарнских Провинциальных штатах, что дед Портоса, Авраам, занимал должность распорядителя обедов («офицер кухни») при Наваррском дворе и что они были тайными протестантами. Дэниэль Клугер представляет нам своего Портоса.

Те, кто читал или слышал балладу Клугера «Об Исааке де Порту», уже поняли, в чем дело. Остальные же узнают, что отец Портоса бежал во Францию от испанской инквизиции; он вынужден был публично отречься от веры отцов, но продолжал тайно исповедовать иудаизм. Де Порту, таким образом, всего-навсего «беженец из Португалии»… Узнают, что глупость и тщеславие Портоса — всего лишь маска, поймут наконец, как он добился зачисления в мушкетеры и нашел своих друзей — Атоса и Арамиса.

Роман Клугера — изящная постмодернистская игра; не столько альтернативная история, сколько модная нынче «альтернативная литература» — вплоть до ироничных литературных ассоциаций касательно амонтильядо и анжуйского. Портос проезжает по владениям графа Жоффрея де Пейрака из «Анжелики» супругов Голон, а слуга Мушкетон в рассказе ссылается на шекспировского «Шейлока» и чуть ли не на дело Дрейфуса… Сама же история Портоса очень напоминает историю Джонна Кастелла из романа Райдера Хаггарда «Прекрасная Маргарет».

Мария Галина

Сюзанна Кларк Дамы из Грейс-Адье и другие истории

Москва: АСТ, 2007. — 349 с. Пер. с англ. 4000 экз.

История двух волшебников, рассказанная британкой Сюзанной Кларк в романе «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл», пришлась по душе читателям, с интересом следившим за похождениями чудаковатых джентльменов. Лейтмотивом этой магической истории стал сюжет о Короле-Вороне, величайшем чародее Альбиона и ученике самого Оберона.

Действительно, наше представление о британской магии будет не полным без историй и легенд о жителях бругов или «волшебном народце», как их величают деревенские жители.

Рецензируемый сборник не только дополнит и расширит ту информацию, которую поклонникам таланта Кларк удалось почерпнуть из романа. Истории, собранные под обложкой, откроют иную точку зрения на волшебный мир, нежели та, какой придерживался мистер Норрелл, скрывающийся от реальности в своей ненаглядной библиотеке.

Действие новелл происходит в той же вселенной, что и роман. Исключением является рассказ «Как герцог Велингтов потерял своего коня», повествующий о мире «Застенья», созданном Нилом Гейманом и Чарлзом Вессом. В заглавном рассказе перед читателями предстанет сам Джонатан Стрендж, находящийся в начале своей магической карьеры. Молодой волшебник на время покинет Лондон по совершенно не магическому делу, но в результате получит урок, который вряд ли смог бы преподать ему Гильберт Норрелл. Сюжетные линии то и дело оживляются отступлениями в виде сказок и легенд о древности Британии и Короле-Вороне, появляющемся как действующее лицо в заключительном тексте сборника «История о Джоне Аскглассе и углежоге из Камбрии».

Каждый рассказ — это еще одна ипостась английской магии, первобытной, стихийной и часто жестокой. Силу такого масштаба почти невозможно обуздать, загнать в рамки или систематизировать — предупреждает писательница.

Николай Калиниченко

Бен Каунтер Серые рыцари

СПб.: Азбука-классика, 2007. — 448 с. Пер. с англ. И. Савельевой. (Серия «Warhammer 40 000»). 12 000 экз.

В критике к новеллизациям принято относиться презрительно. Действительно, ожидать, что при четко заданных параметрах автор совершит художественный прорыв, бессмысленно. Поэтому вдвойне приятно, когда писатели, работающие в такой области НФ, производят не откровенную халтуру, а добротные тексты.

Авторам межавторской серии «Вархаммер 40 ООО», созданной по известной игровой системе, удалось проделать редкий опыт: гармонично и непротиворечиво объединить в одном тексте «чистую» НФ, космооперу, фэнтези и «литературу ужасов». Реальность, о которой рассказывается в книгах вроде «Серых Рыцарей» Б.Каунтера, сотрясается от непрекращающейся войны: ее ведут за контроль над Галактикой человечество и его противники. И главным врагом людей оказываются демоны, приходящие в наш мир из мира потустороннего. Для борьбы с ними используются как духовная сила (молитвы священников и экстрасенсорные способности телепатов-псайкеров), так и обычное оружие, которым вооружены космодесантники, оберегающие Империю человека. Роман «Серые Рыцари» посвящен истории десантного ордена, специально подготовленного для сражений с демонами и прочей нечистью.

Среди книг сериала по части детективной интриги роман Каунтера, конечно же, уступает текстам, посвященным, например, деятельности Имперской инквизиции (цикл об инквизиторе Эйзенхорне Д.Абнетта). Зато в книге об ордене Серых Рыцарей значительно больше описаний военных столкновений и битв, столь ценимых любителями НФ-боевика и космооперы. Вообще по литературному уровню тексты сериала «Вархаммер 40 ООО» сравнимы с хорошей боевой НФ США 1950-1970-х. Авторы явно ее знают и не стесняются подражать классическим образцам. Без претензий на то, чтобы быть выдающимся произведением литературы, книга Каунтера тем не менее является вполне интересным и развлекательным чтением.

Глеб Елисеев

Загрузка...