«Если», 1991 № 01

Виктор Белицкий
ИСКУССТВО ОБОЛВАНИВАНИЯ, или синдром навязанного счастья

/Сбор данных/

Одна из наиболее «больных» тем современной фантастики — подчинение человеческого разума чужеродному влиянию. Как правило, подобного рода «психо-интеллектуальная экспансия» связывается с захватническими планами внеземных цивилизаций (этой традиции следует и классический роман Хайнлайна «Кукловоды»). Однако, по мнению публициста Виктора Белицкого, известного своими статьями и телерепортажами о резервах человеческой психики и проблемах медицины, подобное целенаправленное воздействие мы испытываем уже давно и практически ежедневно. Правда, имеет оно вполне земной характер.

Никогда не доверяйте людям, которые на глазах у всех меняют свои убеждения. Обычно это происходит не потому, что они познали некие новые истины, преобразующие их внутренний мир. А потому, что возникли новые обстоятельства, в которых иметь другие убеждения — выгоднее. Вообще-то неверно было бы осуждать человека за то, что он совершает те или иные действия ради выживания. Ведь человек — не более, чем биологический вид, получившийся именно таким как раз в результате поведения, продиктованного соображениями выживания. Так что с этой точки зрения термины «выгода» и «выживание» как будто идентичны: они говорят о наиболее правильном, максимально приближенном к условиям среды поведении людей.

Весь вопрос только в том, какая это среда.

Помните ли вы, знаете ли, какой богатой была жизнь до изобретения телевидения? Богатой — не в смысле повседневных материальных благ (тут-то как раз было плохо), а в смысле разнообразия занятий, набора повседневных впечатлений… Я вырос в Москве на Мало-Московской, в большом доме с большим двором, где мы играли в футбол летом и в хоккей зимой, мастеря из фанеры и проволоки клюшки-самоделки. Отец как-то привез мне из Ленинграда роскошный подарок — высокие кожаные ботинки с крючками для шнуровки и кожаной же подошвой — твердой, светло-желтой, аппетитно пахнувшей хорошей кожей и богатством. Ах, каким гордым я вышел во двор, как бы ненароком выставляя свои «скороходовские» башмаки, как подтягивал брюки, чтобы виднее была шнуровка… И как же был выпорот, когда через три часа, после отчаянного футбольного матча с командой соседнего двора, явился домой, тщетно стараясь спустить штаны пониже, чтобы мать не увидела исцарапанные, изодранные в жестокой схватке ботинки с отломанными крючками… Мы, послевоенная голытьба, гоняли в салочки, в пряталки, в 12 палочек, в казаки-разбойники, одновременно проходя жестокую школу подросткового естественного отбора, постигая простые и мудрые истины окружающей действительности: слабого и лежачего не бить, маменькиными сынками не становиться, делиться куском с товарищами, с поля боя не бегать, на других не «стучать».

И вдруг вся эта наша полная, разнообразная, богатая дворовая, подъездная и, так сказать, крышная жизнь разлетелась на куски: у родителей моего кореша, огненно-рыжего Валерки, появилось чудо — телевизор КВН. У них в комнате собирались все соседи по коммуналке, приходили и из других квартир, и я тоже часто сидел в уголке, как и все, не отрываясь оттого, что происходило на зеленоватом экранчике. Мы еще не понимали, что это был конец вольной, естественной жизни. На смену ей пришла некая неестественная, придуманная среда, в которой уже не было места ни нашим ребячьим делам, ни нам самим.

Маленькая электронно-лучевая трубка из объекта любопытства, из неожиданного открытия времен детства через сорок лет превратилась в монстра, запирающего нас в добровольном заточении каждый вечер, из года в год. Телевидение — наш стражник, вертухай, наш концентрационный лагерь? Возможно, возможно. Этот вариант предвидел Оруэлл, и его прогнозы блистательно сбылись.

С зеленоватого, голубого, а теперь уже и цветного экрана мы получаем — когда впрямую, а чаще лукаво и исподволь — команды и указания. Понимаю, что рискую заслужить эпитет «ретроград», и все же… Неужели вы сами, видя на экране, ну, скажем, прыгающий в неистовстве зал и лес поднятых рук, пляшущих над головами в ритме, заданном ансамблем, не начинаете сомневаться? Хорошо, вы — поклонник рока, но согласитесь хотя бы с тем, что у искусства не может быть столь единодушного, беснующегося зала. По смыслу и по сути переживаний искусство интимно, штучно: конвейер ему противопоказан. Что тогда заставляет молодых прыгать, визжать, плакать и смеяться? Специалисты утверждают, что рок-музыка, избравшая своей основой ритм, который совпадает с ритмом человеческого сердцебиения, оказывает на организм, на психику не эмоциональное, а наркотическое воздействие. У человека возникает зависимость от этой музыки, по своему механизму аналогичная зависимости от алкоголя, наркотиков. По мнению западных медиков, рьяных поклонников рока уже нужно лечить, причем значительная, часть рокоголиков (или рокоманов?), несомненно, не будет поддаваться лечению (а какому?…), и в конце концов будет признана безнадежной, неспасаемой…

Но отделения и целые больницы для больных «рок-синдромом» пока не фигурируют в отчетах и Планах Минздрава, а темы для защиты кандидатских и докторских диссертаций об этом синдроме еще не появились в числе рекомендованных аспирантам. Все это у нас впереди. И череда требующих осмысления массовых общественных психозов велика. Жаль, что в стране нет людей и служб, способных заглядывать лет на 70 вперед. Но посмотрим хотя бы в ближайшее будущее, которое прямо вырастает из прошлого и настоящего и может, мне кажется, быть предсказуемым в своих характерных деталях.

Я говорю о телевидении, о государственной системе в роли лагерного охранника.

Сегодня утром на экране появилась некая дама Воробьева, о которой сообщили, что она уже довольно давно, эдак с годик, имеет постоянные контакты с внеземной цивилизацией. И дама с подкупающими бытовыми подробностями рассказывала телезрителям, как протекают эти контакты — точь-в-точь если бы она на кухне втолковывала соседке, что именно надо сделать для покупки у спекулянта набора корпусной мебели «Слава». Большинство зрителей, как свидетельствуют опросы, бестрепетно заглатывает несомненные, исключительно правдивые подробности нежных отношений дамы Воробьевой с соседями по Вселенной.

Формула преступления, то и дело совершаемого работниками телевидения за государственные деньги, состоит в том, что такие передачи ведутся в обход разума, за его пределами. В сущности, вся советская идеологическая система нацелена на оглупление, на обход разума и логики. — только так можно долгие годы культивировать кнут как способ управления и отсутствие пряника как способ воспитания любви к кнуту. Наивно было бы думать, будто ТВ получает от правительства определенные суммы в свой бюджет по статье «оболванивание масс». Такой отдельной статьи нет. Для оболванивания предназначен весь бюджет целиком, а какие-то отдельные правдивые программы не приживаются на ТВ, тем самым подтверждая правило, что государственное телевидение, это вечернее электронное развлечение для всех, должно не развивать мысль и чувство, а глушить их. НЛО, астрологи, круглосуточный рок и, наконец, сеансы массового телевизионного лечения — это не просто данность, существующая во всем мире где-то в углу информационной культуры, на оккультных задворках, на потребу самым неграмотным, тупым, обманутым и несчастным. У нас этот культ бессмыслицы возведен в ранг государственной политики. Что смотрят по телевидению? Сеансы Кашпировского, мрачно-чувственные предсказания супругов Глоба и заседания народных депутатов всех уровней.

Вы скажете, что депутатов я привлек сюда напрасно? Рискую показаться политическим грубияном, но объяснюсь. Уже два года мы с вами, как приклеенные, по вечерам выслушиваем все то, что на съездах и сессиях с утра наговаривают наши избранники. Всем и все уже ясно. Ясно, что почти двухлетние массовые переговоры на тему «так жить нельзя» не принесут нам ничего, кроме тоскливого желания крушить все вокруг. Ясно, что разговоры о народовластии, якобы наступившем по воле избирательных комиссий, также беспочвенны, как и любимый тезис Брежнева о «самой яркой демократии земли». Ясно, что партаппарат, занявший лучшие места в перестроенном варианте управления, не способен (а с чего бы это вдруг?) увести страну от экономической аннигиляции.

Почему мы тогда вновь и вновь включаем второй канал?

Потому что это затягивает, как зрелище вулкана, истекающего лавой. Как фильм о катастрофах всех времен и народов с момента изобретения кино. Как зрелище, от которого я не мог оторваться в юности: на Самотечной площади тогда еще не было путепровода, зима стояла гнилая, мокрая, вдруг ударил мороз, и Садовое кольцо мгновенно превратилось в ледяную дорожку — по ней слева, от Каретного ряда, и справа, от Колхозной площади, в котловину Самотеки беспомощно сползали автомобили, слепо вращаясь и стукаясь бортами, дверцами, радиаторами, а водители просто плакали, не в силах ничего предпринять. Мы стояли с друзьями полчаса, час, два; собралась толпа, начали считать, сколько машин разбилось — семьдесят… восемьдесят две… сто шесть… Но потом пришли два пескоразбрасывателя, проутюжили лед, машины вновь обрели самостоятельность и подвижность — крепко битые оттащили в сторону, легко раненые уехали сами — и толпа мгновенно растаяла. Кончился бой быков, публика насытилась видом крови и вспомнила об обеде… От наркотического зрелища, от гипноза мы вернулись к жизни. Но при первых звуках автомобильной ли, футбольной, или депутатской корриды впадаем в то же оцепенение и будем глазеть, глазеть, глазеть…

С чего это, спросит читатель, я так взъелся на безобидные, в общем, передачи и телетрансляции с депутатских форумов, которые позволяют каждому оказаться в курсе «государственных дел». Да потому и взъелся, что этот бесконечный спектакль как раз уводит нас от государственных дел, поскольку нельзя признать государственным делом бесконечное производственное совещание. Поздним вечером мы сидели в номере гостиницы «Москва» с тремя народными депутатами, и я задал им простой вопрос: «Скажите, друзья, кто внушил вам мысль, что вы — крановщик, водитель и директор совхоза — как раз те люди, которые и должны работать в парламенте, обсуждать законы и бюджеты, назначать министров и прокуроров? Кто убедил вас в том, что стоит бросить то дело, которое вы хорошо знаете — кран, баранку и совхоз — и стать депутатами, как все проблемы этой несчастной страны вам удастся немедленно и благополучно решить? Кто, наконец, уговорил вас, что государственные дела должны делать такие, как вы, дилетанты, любители, а вовсе не профессионалы — финансисты, юристы, социологи, специалисты по труду, по национальным вопросам и так далее?» «Ты прав, — сказали они. — Мы сами об этом уже думаем, ведь все это — большая самодеятельность. Надо бы отказаться, но вроде неудобно…»

Никуда не денешься, придется признать, что эти люди тоже оболванены. Разум говорит им, что каждое дело должны делать профессионалы, сами они профессионалы высокого уровня в своей области и не могут не понимать, что в законотворчестве, например, от них толку никакого. Но — сидят в депутатских креслах, нажимают кнопки, за что-то или против чего-то голосуют, спят на заседаниях, живут в гостинице, оторваны от нормальной работы… Что такое оболванивание? Это когда из нормальных людей, со здравым смыслом, который и есть самая большая опасность для властей, делают заурядных дураков.

Именно таков, например, эффект сеансов телевизионного лечения, начатого А. Чумаком и продолженного А. Кашпировским. Причем, в те времена руководство Гостелерадио и не скрывало цели: надо отвлечь людей от проблем. Для многих же сеансы обернулись трагедией: было упущено время для серьезного лечения, возникли всякого рода осложнения, в том числе психические, возникла даже новая болезнь — гипнонаркомания, при которой человек стремится все время просматривать сеансы на видеокассете, или ездит за гастролером из города в город, чтобы снова и снова ощутить на себе мощь гипнотического воздействия, сладость подчинения чужой воле…

Как утверждает известный психиатр, доктор медицинских наук Леонид Гримак, количество людей, легко поддающихся гипнозу — или гипнотиков — повсюду примерно одинаково и составляет от 8 до 10 процентов населения. Повсюду — кроме нашей страны. Десятилетия оболванивания народа, уничтожения трезво мыслящих дали трагический результат: гипнотиков у нас больше 30 процентов.

Здесь уже не «работает» даже элементарная логика. Примитивный подсчет свидетельствует: если, по уверениям целителей, им подвластны все болезни, включая рак и СПИД, и если, по их же заявлениям, выздоравливают практически все зрители (а за прошедшие с июля 1989 года месяцы этим лечением охвачено все смотрящее телевизор население, или больше 200 миллионов человек), то, следовательно, 200 миллионов сограждан уже должны быть абсолютно, первородно здоровы, а систему здравоохранения следовало бы сократить как минимум на две трети. Но ведь никакого такого поголовного оздоровления не происходит, наоборот — больных, как говорит статистика, становится все больше. Логика приводит к выводу: вся эта история — не что иное, как реклама грандиозного коммерческого предприятия, созданного любителями делать деньги из чужого горя.

Но оболваненные пропагандой граждане этой логики не признают.

В чем же тут фокус? Почему «хомо сапиенс», отличающийся от других животных способностью рассуждать, логически мыслить, обобщать свой жизненный опыт, вдруг оказывается лишен этой способности?

В начале я писал о выживании, которое диктует человеку необходимость приспосабливаться к условиям окружающей среды. Он должен знать, что вода мокрая, солнце теплое, огонь жжется, палка может ударить, а женщина — приласкать. Непосредственное восприятие жизни формирует личность — это не мной придумано. Непосредственное восприятие… Подумайте: когда нам твердят, что мы с вами все время кому-то (партии, государству, обществу) что-то должны, когда уверяют, что есть кто-то наверху, который все за нас придумает и решит в наших интересах, когда говорят, что вода сухая, солнце холодное, огонь ласкает, как женщина, а все болезни легко лечатся по телевизору — это значит, что между вами и живой жизнью появился кто-то третий. Некий посредник. И ваша личность формируется уже не под влиянием опыта и собственных размышлений, а по указанию, по воле посредника, который и становится таким образом вашим окружением, вашей средой обитания.

Утверждают, будто из составляющих мозг человека 14 миллиардов нервных клеток, или нейронов, используется всего лишь 4–5 процентов, остальное — запас, нужный для не очень пока ясных процессов. Так вот для этих 4–5 процентов, обеспечивающих мыслительную деятельность, посредники играют роль выключателя. Потому и не признают граждане простой логики, что из логической цепи их нейроны выключены, практически уничтожены оболваниванием.

Если согласиться с этим рассуждением, то можно объяснить и некоторые другие факты последнего времени, имеющие необычайную важность для человечества. Можно понять, почему, скажем, люди до сих пор занимаются политикой, спорят по мелочам, увлекаются всякими глупостями, хотя очевидны грозные предвестники неумолимо надвигающейся на человечество катастрофы. Вспомните озонную дыру, потепление климата, отравленные реки и нехватку питьевой воды, сведение лесов, этих легких планеты, и стремительный темп опустынивания… Вспомните огромный рост генетических уродств у новорожденных — в нашей стране он уже составляет 4–5 процентов и удваивается каждые 15 лет, но с уровня 8 процентов, по мнению генетиков, начинается неостановимое вырождение нации. Человек, как точно написал знаменитый фантаст Артур Кларк, обладает удивительным свойством просто не думать о вещах, сулящих ему неприятности в будущем. Даже когда, как мы видим, эти неприятности обещают в ближайшие 15–20 лет стать поистине роковыми, а будущее, по всей вероятности, уже завершается сегодня.

Мне кажется, что готовность к оглуплению, неспособность самостоятельно мыслить, решительно поступать и вся вообще инфантильность нашего народонаселения, неумение задуматься над сложными, опасными вариантами будущего — ставит под сомнение само наше выживание как вида. Окажемся ли мы способны воспринять остро звучащий сигнал? Если да, то вся наша жизнь должна быть изменена и направлена на спасение. Надо уничтожить посредника. Надо вернуться к логике, разуму. Если нет, то останется утешаться лишь тем, что природа неисчерпаема и что, возможно, некие формы жизни, более совершенные, чем наша, существуют или будут рождены в иных мирах.

Впрочем, кто этим обстоятельством сможет утешаться? Вопрос, на который мне почему-то совсем не хочется отвечать.