«Эффект истребителя».«Сталинский сокол» во главе СССР

Глава 16

— Нам надо продемонстрировать, что мы уверенно контролируем ситуацию. Нужен как минимум кто-то из Президиума. Других вариантов нет – в мире и том же Иране нас просто не поймут, — Громыко, только-только занявший место ушедшего в отставку Молотова, жарко отстаивал свою точку зрения.

Драгомиров внимательно его слушал, изредка бросая взгляды на членов Политбюро, напряженно внимающих каждому слову молодого наркома иностранных дел.

Отделанный деревом кабинет, в котором с недавних пор проходили большие совещания высшего руководства СССР, сегодня был мрачноват. Видимо, из-за нахмуренного вида его хозяина, разозленного неудачей в ликвидации южно-иранского военного преступника и провала переговоров с курдами.

— Думаю, я соглашусь с мнением товарища Громыко, — неожиданно подал голос Хрущев. — Дело говорит. Нам и так вся эта возня с Южным Ираном боком выходит – а тут хоть лицо не потеряем. Вроде как и не было ничего.

— Интересная постановка вопроса… — протянул генеральный секретарь. — И какие есть варианты?

— Ну, лучшим, безусловно, будете вы сами, товарищ Драгомиров, — Микоян пожал плечами, словно извинялся за неудобное предложение. — Все-таки вы партиец видный, авторитетный, большой руководитель, Генеральный Секретарь – как лучше-то уважение иранскому народу продемонстрировать?

— И мир, опять же, заткнется сразу, — Шверник активно закивал. — Мы всегда сможем сказать: "Какая нестабильность, какой развал – у нас сам Генеральный Секретарь, сам товарищ Драгомиров с визитом в страну ездил". И все – аргументов-то не останется.

— Не стоит недооценивать наших капиталистических "друзей", товарищ Шверник, — с сарказмом произнес Богдан. — Не останется – придумают. Они на это большие мастера. Думаю, все про это должны помнить.

Зал для совещаний промолчал.

— Но я такую мысль обдумаю. Еще предложения? Товарищ Громыко?

— Обязательно нужно визит привязать к большому событию. Продемонстрировать успехи социалистического строительства в Иране, нашего социалистического сотрудничества, опять же… Открытие электростанции, например, или еще что-нибудь в таком духе.

— Закладка новой железной дороги, — выдал с места Микоян. — Как по мне, так отличный повод. И символичность, опять же, большая. Дороги людей объединяют. А мы их, так сказать, строим. Со всех сторон сплошные плюсы.

— Сложно не согласиться, повод действительно достойный, — Драгомиров покрутил в руках карандаш. — Давайте пока примем это рабочей версией. Товарищ Громыко, проработайте вопрос подробнее, доложите в следующую пятницу.

Кивнув, глава НКИД сел.

— А теперь, товарищи, к французским делам. Основные договоры заключили, верно?

— Да, уже началась совместная работа, — Микоян тяжело поднялся и, открыв папку, лежащую перед ним на столе, вытащил несколько листков. — Предложение о урегулировании царского долга в принципе принято их парламентом, некоторые мелочи сейчас еще утрясаем. Нам повезло, что сейчас позиции левых сил во Франции сильны.

— А я считаю, зря мы им эти преференции даем, — снова высказался Хрущев. — Мы их задницы спасли в войну, могли бы и простить долги Николашки.

— Значительную часть они нам и простили, еще когда мы после войны вместе работали. А то, что есть – мы же им не золотом отдаем. А небольшими перекосами в расчетах в совместной работе. И нам такое сотрудничество выгодно. Мы получаем доступ к их технологиям, они – частично к нашим, причем стратегические интересы Советского Союза остаются нетронутыми.

Прокомментировать ответ генерального секретаря никто не решился – тон Драгомирова явно стал раздраженным, и рисковать никто не захотел.

— Кубинские дела как?

— Заключили договор с товарищем Кастро. Открыто ему мы, понятное дело, помочь не сможем, но оружия подбросим и на международном уровне, когда придет время, прикроем, — снова встал Громыко.

— Хорошие у него шансы на успех? — Богдан кубинской революцией заинтересовался сразу, благо возможность заполучить под боком у американцев союзника выглядела более чем хорошей идеей.

— Критический период они прошли, поддержка движения растет. Так что как минимум неплохо. Но особых гарантий никто, конечно, не даст. Правительственные войска гораздо сильнее.

— Может, нам стоит отправить советника-другого? Уж больно заманчиво выглядит перспектива дружественной Кубы… — Драгомиров бросил взгляд на Меркулова.

— Рассмотреть такой вопрос, безусловно, стоит, товарищ генеральный секретарь, — нарком пожал плечами. — Но к самой такой идее стоит относиться со всеми предосторожностями. На данный момент США не оценивают Кастро, как угрозу. Но стоит им хотя бы заподозрить наше вмешательство, и они мгновенно окажут режиму Батисты максимально возможную помощь.

— Логично, — не стал спорить Богдан. — Но рассмотреть вопрос все-таки стоит. Товарищ Микоян, как еще дружественная Куба сможет нас… отблагодарить?

— Мы провентилировали вопрос о возможности предоставления отдыха советским гражданам, — Микоян хитро улыбнулся. — Думаю, никто не будет отрицать, что возможность отдыха на тропических островах выглядит отличным стимулом.

Собравшиеся закивали.

— Вот, часть путевок будем предоставлять отличившимся работникам, часть – продавать на рынке, открыто, так сказать. Благо кооперативное движение наверняка выдвинет некоторых людей, которые смогут себе это позволить. А на Кубе инфраструктура для отдыха хорошая.

— И военную базу, опять же, организовать не проблема – уже потихонечку даже и проектирование начали, — добавил Малиновский.

В кабинет заглянул секретарь и, увидев кивок Самого, подошел. Наклонившись к уху Богдана, что-то ему прошептал, после чего тот надолго задумался. Потом кивнул, отпустил помощника, и, поднявшись, прочистил горло.

— Грхм. Товарищи, на сегодня предлагаю закончить. Товарищ Громыко – на следующей неделе расклад по Ирану подробнее. Товарищ Меркулов, останьтесь. Всем спасибо.

Дождавшись, когда за последним уходящим закроется дверь, Драгомиров кивком пригласил наркома внутренних дел и государственной безопасности в соседний, "уютный", кабинет. Там их уже ждали два человека. Два маршала. Черняховский и Рокоссовский.

— Добрый день, товарищи, — Драгомиров протянул заслуженным полководцам руку. Затем налил себе чаю, бухнув в стакан дольку лимона и пару ложек сахара, после чего долго и сосредоточенно его размешивал.

Оба военачальника, вольготно расположившиеся в неглубоких креслах, молчали. Молчал и Меркулов, несколько удивленный составом собравшихся. Об отношениях Драгомирова и Черняховского и том, что они были и оставались друзьями, он, конечно, знал. Как и о том, что Рокоссовский молодому генеральному тоже, в общем-то, благоволил и вполне открыто его поддерживал. Но зачем здесь? И почему сейчас? В таком составе? О какой проблеме› собирается говорить правящий Советским Союзом человек?

На эти вопросы у наркома ответов не было. Поэтому он и предпочел молча сидеть на диване и ждать, когда ему, наконец, разъяснят суть происходящего.

— Вы, Всеволод Николаевич, наверное, гадаете, зачем это я вас сюда позвал? — Драгомиров поставил стакан и развернулся к Меркулову, спиной прислонившись к шкафу. — Я вам поясню. Это несложно на самом деле.

Генсек сделал паузу, словно нагнетал обстановку.

— Понимаете, появились такие подозрения, что смерть Лаврентия Павловича заставила некоторых товарищей решить, будто теперь им все можно. В том числе и создавать антипартийные группы, планировать заговор против советской власти… Нехорошо.

"Тридцать седьмой, — мысль, промелькнувшая где-то в глубинах сознания, едва не заставила главу НКВД вспотеть. — Точно, собирается свой собственный тридцать седьмой устроить…И смотрит ведь как, как Хозяин почти… Глаза только темные до черноты – а выражение один в один".

Следующей мыслью стала простая идея, что небольшая чистка может пойти на руку собственному положению – добавить влияния и веса, упрочить под собой наркомовское кресло. Возникший из подсознания страх почти улетучился, когда голову Меркулова посетило еще одно сравнение.

Ежов. Человек, осуществивший кровавый тридцать седьмой – и затем беспощадно за этот самый тридцать седьмой Сталиным наказанный.

"Нет, Ежовым не назначит. Не зря Берию упомянул. Слишком уважал старика. Рискнуть? Рискнуть", — нарком оставался профессионалом, и сейчас на его лице почти ничего не отразилось.

Тем не менее, внимательно всматривающийся в глаза соратника генеральный что-то там увидел и улыбнулся:

— Вы ответственный человек и исключительно компетентны, Всеволод Николаевич. Поэтому-то нам и нужна ваша помощь в борьбе с означенными личностями.

— Какими, простите, личностями, товарищ Драгомиров?

— А вот это нам с вами и предстоит узнать, — Богдан снова улыбнулся. Вот только на прежнюю добродушную ухмылку выражение его лица больше не походило, а напоминало, скорее, оскал.

Оскал почуявшего добычу хищника.

— Он согласится, — Хрущев самодовольно ухмыльнулся и повторил еще раз, словно пытался добавить своим словам веса:

— Согласится. Никуда не денется. Он сейчас без Берии как кутенок.

Микоян, сидящий в соседнем кресле, недовольно покачал головой. Ему не нравился слишком уж легкомысленный настрой товарища. И, судя по лицу Шверника, третий заговорщик тоже был не в восторге.

Но все же следовало признать, что Первый Секретарь прав. Драгомирову действительно необходимо съездить в Иран. Иначе может показаться, будто он трусит. А на такое этот выскочка никогда не пойдет.

— Ва-банк ведь идем, — Шверник устало потер лоб. — Если генерал подведет…

Фразу он не закончил, но все прекрасно понимали, чем именно рискуют. Драгомиров уже показал, что может быть не менее жестоким и жестким правителем, чем Сталин, и сомневаться не станет. Более того, смерть Берии его ожесточила – опасаясь показаться слабым, генеральный вполне способен показать характер во всю мощь. Чтобы всех интересующихся достало до самых печенок.

— Власов в деле, это однозначный вопрос. Он не меньше нас подставляется. А то и больше – уж ему-то точно никаких, даже теоретических, послаблений не дадут, — Хрущев пожал плечами.

— Ну и хорошо. Значит, до конца пойдет, не спрыгнет в последний момент, — добавил Микоян.

— Да какое там спрыгнет! — замахал руками Хрущев. — Мы тут все по самую макушку. На три расстрела уже хватит.

И именно в этот момент старый большевик осознал, насколько ему страшно. Страшнее даже, чем когда был еще жив Берия.

Потому что когда "стальной нарком" стоял на посту, все разговоры и намеки о перевороте оставались намеками и разговорами. Ничем другим они стать не могли в принципе – до нынешней стадии все просто бы не доползло. А сейчас, пока Меркулов еще не утвердился окончательно в кресле, еще не все дела принял, шансы были. И они трое попытались схватить удачу за хвост. Неимоверно при этом рискуя.

Но – других вариантов взять власть не оставалось. Совсем. Еще несколько лет, и Драгомирова свалить станет невозможно физически. Принципиально. Где-нибудь в шестьдесят втором это станет аналогом… ну, как если кто-нибудь попытался бы свалить Сталина в сорок пятом. Таких вот "переворотчиков" и "свальщиков" даже не заметят. Раздавят мимоходом.

Иран стал той соломинкой, за которую и схватились утопающие. Их последний шанс. Провал с ликвидацией Бахтияра вызвал волнения на севере и яростное порицание на международной арене. Последовавшие акции возмездия – взрывы на площадях и рынках Северного Ирана – зашатали шахский трон. А вместе с ним ослабили и положение возглавляющего СССР Драгомирова. Как же – союзника упускает. А капиталистов-французов в страну пускает. И кооперативам широкую дорогу дает, вместо национализации.

В общем, вопросы имелись. Но стержнем оставался Иран – просто потому, что являлся самой большой неудачей молодого руководителя.

— Генерал не подведет, — Хрущев выпрямился и стукнул кулаком по столу. — Не подведет.

Уходящее за горизонт солнце, окрасило веранду подмосковной дачи в багровые тона. Словно знало цену победы. И поражения.

Молодой пилот-истребитель, старший лейтенант Иван Семенович Радимов очень радовался своему назначению в 1-й Гвардейский Истребительный авиаполк. А как же – здесь служили лучшие из лучших, сопровождающие самолеты высших лиц советского государства.

Но последнее задание его слегка смутило – часть полка перебазировалось на юг, к кавказским горам. Да и Славка Семигин, однокашник, ныне тянущий лямку в 3-м Гвардейском, тоже что-то упоминал про перебазирование…

Увидь молодой лейтенант всю картину "перебазирований" в целом, то обнаружил бы весьма занимательную вещь.

Вплоть до иранской границы тоненькой цепочкой вытянулись эскадрильи трех гвардейских авиаполков, расположившиеся на аэродромах и базах, находящихся под командованием фронтовых знакомых Драгомирова. А особыми отделами на этих аэродромах заведовали безгранично преданные еще Берии люди…

Радимов также не знал, что неподалеку от Сталинграда развернулся отдельный десантный полк, сидящий разве что не на чемоданах.

Но вот что старшего лейтенанта удивило бы гораздо больше, так это то, что обо всех этих "танцах" не имел ни малейшего понятия народный комиссар обороны товарищ Малиновский. И что выделение транспортных самолетов десантниками вообще прошло по линии госбезопасности с грифом "совершено секретно"…

Но это еще ничего – мало ли перемещений войск по территории СССР происходит в последний летний месяц, особенно когда в стране постоянно происходят учения разной степени интенсивности. А вот то, что в Тегеран нелегально отправилась группа "товарищей", о выделении которых из недр войсковой разведки Третьей Ударной Армии генерала Власова не знал уже Меркулов – вот это было уже серьезно.

В любом случае, внимательный наблюдатель вполне мог бы заметить, что что-то затевается. Вопрос состоял лишь только в том, что именно.

А тем временем, жизнь в Советском Союзе шла своим чередом. Страна, больше походившая на огромную стройку, стремительно набирала вес. Экономический, военный, политический. Еще два старта, один из которых отправил на орбиту (и вернул обратно на земную поверхность) уже и обезьяну, вполне себе намекали на советскую мощь.

Кроме того, начала давать результаты вторая фаза "Сталинского плана преобразования природы". Стремительно укрепляющаяся продовольственная база СССР буквально кричала о том, что грядут гораздо более сытные времена.

Народ, ясное дело, все это видел. Растущая на глазах экономика, дешевеющие продукты (Сталинскую практику ежегодного снижения цен Драгомиров пока что не отменял, за счет повышения производительности и снижения издержек все равно оставаясь в плюсе), все большее количество автомобилей на дорогах, новые красивые дома и расцветающие города – это не могло не вызывать в людях энтузиазма.

Драгомиров выигрывал здесь вдвойне, ибо рост уровня жизни, причем рост стремительный, был основан на вполне себе сталинском наследии, но связывался, в первую очередь, с именем нового руководителя советского государства…

Учитывая его вполне себе демократичное поведение – генеральный секретарь не стеснялся вот так сходу заходить в самые обычные магазины и гастрономы, разговаривать с простыми людьми на заводах, да и про "Драгомировские вечера" в народе хорошо знали, — популярности молодого руководителя оставалось только завидовать.

После очередной его поездки по стране, с митингами и демонстрациями, на которые абсолютно добровольно стекались огромные толпы ликующих людей, стало ясно, что шансы заговорщиков на "мирный переход" власти минимальны. Снять Драгомирова не получится – даже с кадровыми ресурсами Первого Секретаря ЦК КПСС такая попытка выглядела политическим самоубийством. Поэтому оставался только один метод и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Убийство. Представленное, понятное дело, как деяние внешнего врага. Самое то.

Другое дело, что все это прекрасно понимал и сам Генеральный секретарь. Единственной проблемой являлась неизвестность – кто именно возглавляет оппозицию оставалось секретом. Нет, подозрений-то хватало – но не более того. С этой точки зрения поездка в Иран казалась очень даже логичным шагом – при должной подготовке она позволит выявить тех, кто стоит за всеми непонятными телодвижениями в партии и ЦК.

Путь провокации был, безусловно, опасен, но Драгомирову жизненно требовалось уничтожить любую серьезную угрозу его власти, поскольку он буквально кожей ощущал, как мрачнеет международная обстановка.

Американцы все никак не могли повторить космический успех СССР, и фактическая уязвимость территории Штатов (впервые за многие десятилетия, если не столетия!) перед межконтинентальными баллистическими ракетами с ядерными головными частями их, мягко говоря, беспокоила. Как и серьезнейшие достижения Советского Союза в экономике и на международном поприще.

"Предатель" де Голль, вышедший из военных структур НАТО, что стало для всего западного мира невероятным потрясением, и "продавшийся" русским под влиянием сильнейших в его нынешнем правительстве левых, пробил в Альянсе дыру более чем приличных размеров. В Италии коммунистическую партию вообще пришлось запретить – ибо существовала серьезная опасность, что на следующих выборах она возьмет парламент под контроль.

Еще хуже обстановка была на арабском востоке. Социалистическая партия БААС набирала политический вес и на фоне успехов СССР, активно демонстрируемых всему миру, существовала вполне себе приличная вероятность того, что рано или поздно она возьмет власть. Мягко говоря, неприятная перспектива.

В Африке рушилась колониальная система. "Взорвать" застывший в более-менее уравновешенном состоянии трехгосударственный Китай все никак не удавалось, индусы под руководством Неру в американские союзники тоже записываться не желали, и даже более того – склонялись к тесным отношениям с Советами.

Все это вместе создавало в правительстве США тревожное ощущение угрозы. Нападение на СССР, после столь убедительной демонстрации тем ракетной мощи, стало невозможным без гибельных последствий, промышленность и сельское хозяйство русских демонстрировали впечатляющий разгон, дипломатические провалы тоже не радовали… Поэтому Соединённым Штатам просто необходим был хоть какой-то успех. Неудавшаяся ликвидация главы САВАК стала тем знаменем, которое пропаганда Белого Дома выдвинула на первый план. Естественно, во всем обвинялись русские. Не только в, собственно, покушении, на "ведущего борьбу со злом рыцаря", но и в многочисленных жертвах среди мирного населения – из моргов подвезли достаточное количество тел, в том числе и детских, чтобы журналистам было что снимать. Все же американский резидент в Бендер-Аббасе должность занимал совсем не просто так, а за действительно высокий профессионализм.

И вот такими вот непростыми путями Иран на какое-то время становился центром пристального внимания самых разных сил…

— М-да. Как-то все печально, товарищ Жуков, — Триандафиллов поднял брови и разгладил карту, словно пытался этим простым движением изменить на ней положение отметок войск и соединений. И вместе с ними – их реальное положение.

Финны дрались, мягко говоря, упорно. Продвижения войск не то чтобы не было, но в сравнении с тем, каковым оно должно быть, картина выглядела безрадостно. Снятый с поста Мерецков, экстренным порядком замененный на героя Халкин-Гола Жукова, откровенно противника недооценил. И теперь двум лучшим военным умам Советской России предстояло придумать, как в кратчайшие сроки переломить ситуацию в свою пользу.

Радовали новые танки – Т-50 – в отличие от неповоротливого СМК неплохо держащиеся на снегу. Да и в количестве они, ясное дело, выигрывали. Все же серийный экземпляр в отличие от экспериментального чудовища.

Не радовало взаимодействие родов войск. Артиллеристы не слышали пехоту, пехота – танкистов, танкисты – артиллеристов. Порочный круг какой-то, честное слово. Но Георгий Константинович Жуков был не тем человеком, что отступает перед какими-то там неприятностями. Будь те вызваны рукотворными или природными причинами.

— Здесь ударим, товарищ маршал, — ткнул указкой в расправленную главой Генштаба карту Жуков. — Я уже группировку собрал. На корпус танковый наберется. Причем группа сильная – и "двадцать восьмые" есть, и "двадцать шестых" полно, и БТ-7, и Т-50. И артиллерии подбросил. Как прорвем финский фронт, тут же в прорыв брошу "семерки" и "пятидесятые". И дивизию Доватора.

— Хотите отрезать…

— Всю эту свору на линии Маннергейма. Даже штурмовать не буду. Прорвем в одном месте, с гарантией, обойдем и блокируем. И посмотрим, как они дальше воевать будут. Без боеприпасов и подкреплений. А Выборг никуда не денется.

— Идея хорошая. Авиация как?

— По планам. Часть повешу в воздухе, доты высматривать. А то Мерецков даже банальной разведкой себя утруждать не захотел, — Жуков едва удержался, чтобы не выругаться.

— Как отношение к десантам? Желания попробовать, случаем, нет?

— Товарищ маршал, я ваш труд внимательно изучил. Честно скажу, не уверен, что массовые диверсионные операции в тылах в данном случае нам помогут или даже нужны. Основная проблема – линия укреплений. Без нее Маннергейму делать будет нечего – на равнине, в чистом поле мы его просто раздавим. Заставим капитулировать войска на линии – получим всю Финляндию. И никуда она не денется.

— Тактику попробовать надо в боевых условиях, товарищ Жуков. Людей с опытом получить. Война в Европе уже вовсю полыхает, не сегодня-завтра до нас докатится… Подготовленных, опытных диверсантов много не бывает. Так что рассмотрите уж вопрос, хорошо? Уверен, что есть, где их применить, есть, где им разгуляться. Да и авиаторам, опять же, опыт лишним не будет.

— Хорошо, товарищ маршал.

— Давайте теперь поподробнее о месте прорыва, может, еще чего-нибудь придумаем, — Триандафиллов снова повернулся к карте.

До победоносного окончания Зимней войны оставалось несколько недель.