Рокур Гепта готовился к битве, и у него было много работы. Он обратился к духовным техникам, разработанным когда-то на Тунда. Он проверял оружие, как личное, так и корабельное. Он инструктировал и стращал персонал. Колдун занял кресло на мостике и слушал бесконечные доклады от флота, отвечал, смотрел карты и видеоизображения.
— Нет, — прошипел колдун, — вы не уйдете с назначенной вам позиции, капитан. Ни для преследования кого-либо, ни для защиты себя, я понятно выражаюсь? Вы — часть цепочки. Вы должны выполнять то, что вам прикажут, не обсуждать приказы и считать себя и подчиненных расходным материалом. Мы слишком долго обсуждаем эту тему. Отбой.
По взмаху его руки разочарованное лицо капитана пропало с экрана. За последний час колдун провел три таких разговора и начал уставать от них. Успокаивала его только мысль о зеленоватом сиянии смерти в особом отсеке.
— Общий приказ!
Робот-секретарь поспешил встать рядом с ним.
— Хотя не мне говорить офицерам об их долге, возникли вопросы касательно ими же установленных приказов, ставящих на первое место сохранение их кораблей и понимание цели их пребывания в заданном месте. Чтобы разрешить недоразумения и в качестве примера для будущих индивидуалистов, капитаны и их ближайшие помощники на трех крейсерах, обозначенных на карте, с этого момента лишаются всех званий. Полномочия должны перейти к третьему по рангу, а шестерых наказуемых следует поместить в шлюз и выпустить в открытый космос. Властью Рокура Гепты, чародея Тунда. Все поняли?
— Д-да, сэр! — даже робот начал заикаться после такого приказа.
— Хорошо. Перешлите его всем кораблям и заставьте их понять, что приказ подлежит немедленному исполнению.
Под несколькими слоями ткани Гепта расплылся в довольной улыбке.
Вуффи Раа сидел в кресле второго пилота на «Тысячелетнем соколе», исправлял программные ошибки в навигаторе и играл с компьютером Ландо был прав, его план не предотвратил бы войну и даже не помог бы ее выиграть, зато после его выполнения флот ослабнет, что побудит политических оппонентов Рокура Гепты вступить в игру и закончить блокаду. Если бы он мог покачать головой, так бы и сделал, но пришлось ограничиться мысленным представлением этого процесса.
Снаружи, заслоняя собой половину видимого неба, мирно висел Лехесу. По крайней мере, выглядел он спокойным Дроид включил линию связи.
— Я закончил моделировать наши действия, друг Лехесу. Думаю, шансы неплохи.
Гигантское существо подплыло к «Соколу» и заглянуло внутрь.
— Не надо, Вуффи Раа. Я прекрасно знаю, что должен сделать, и готов. Меня волновало, защищены ли вы. Если план Ландо сработает, флот действительно уничтожит себя сам?
Дроид поднял щупальце в знак уверенности.
— Да, как бы сложно ни было поверить. Вы, друг мой, удивительные создания, и такие действия возможны благодаря вам. «Сокол» готов, хотя я…
— Тебя что-то гложет? — интерпретировал освафт неуверенность в механическом голосе. — Скажи мне, возможно, я сумею помочь.
— Дело вот в чем…
И Вуффи Раа рассказал собеседнику о конфликте в своих программах и том, что начал осуждать тех, кто заложил их в него. Ему казалось неправильным, что он будет стоять в стороне (по его мнению, их участие квалифицировалось именно так) и смотреть, как флот уничтожает добрый и достойный восхищения народ.
— Понимаю, — наконец ответил Лехесу. — Мы почти в таком же положении. Я тоже не знаю, могу ли отнять жизнь в защиту собственной. Мы не сражаемся. Возможно, пришло время нам оставить жизнь и уступить дорогу более успешному продукту эволюции.
Робот, не зная, что сказать, не говорил ничего.
— С другой стороны, мы должны уйти только в том случае, если не можем изменить собственную сущность, наше сознание. Если можем, мы удачная раса, разве нет?
Вуффи Раа настолько привык к виду хозяина с сигарой, когда тот размышлял, что чуть сам не потянулся за куревом.
— Я не знаю, друг. Мне кажется неправильным измерять успешность расы способностью ее членов использовать насилие. Во вселенной есть и другие ценности.
— И все же надо помнить, что другие ценности бесполезны, если ты мертв.
— Это так, — робот издал электронное подобие смешка. — Ты прав.
— Мы опоздаем! — волновался Второй. — Я так и знал!
— Успокойся, друг, — миролюбиво ответил Первый. — Ничего еще не закончилось, рано делать выводы. Больше нет предреченных вещей. А даже если бы и были, мы проводим эксперимент. Если мы вмешаемся, он не будет чистым. Важен любой результат.
Они мчались сквозь пространство бесконечной ночи на скорости, которая им самим казалась тягостно малой, хотя многие физики положили бы жизни, чтобы узнать, как ее достичь — когда сумели бы принять, что она вообще возможна. Позади двоих лидеров тянулась длинная цепь Остальных, желавших посмотреть на окончание опыта Первого.
— И все же, — не очень уверенно ответил Второй, — у меня появилась новая тревожная мысль…
— Это и была цель эксперимента, не так ли?
— Да, да, но я не думаю, что она понравится вам. Видите ли, вопреки нетрадиционным методам, с помощью которых вы создали подопытного субъекта, и несмотря на явственные анатомические отличия… — Второй сделал жест, подчеркивающий собственную обтекаемую форму.
— Да, продолжай.
— Не будьте нетерпеливы, мне трудно. Я пришел к выводу, что на нас лежит некоторая ответственность по отношению к этому существу за пределами научного интереса. Особенно у вас.
Последовала долгая пауза. Первый не отвечал, поскольку не понимал, куда клонит его друг.
— Вы его родитель.
— Что?
— Вы создали его. Вы привели его во вселенную. Мы не можем позволить ему быть уничтоженным, особенно вы. Это предосудительно.
И снова Первый не ответил ничего. Расстояние во много световых лет, которое оставалось до цели, сокращалось стремительно и неотвратимо. Первый предался неприятным размышлениям не только об ответственности, но и о том как сам проглядел этот предмет. Субъект их эксперимента был живым существом, способным думать и чувствовать. Очевидно, самоуспокоенность, мирное довольство всем отняли у него не только развитие и вкус к жизни, но и заставили замолчать чувство этичности.
— Боюсь, ты прав, друг мой. Поздравь меня с отцовством. Во имя всего, давайте же поторопимся, дабы не допустить опоздания!
— Да все просто, — объяснял Калриссиан уже в пятый раз, постепенно теряя надежду. — Вы прыгаете между двумя кораблями, делаете то, что мы уже обсуждали, и прыгаете обратно. Остальное флот сделает сам.
Картежник удобно расположился в невесомости посреди Пещеры Старших. Сен и Фэй плавали по обеим сторонам от него на порядочном удалении, чтобы не задеть случайно.
— Но капитан-ландо-калриссиан-сэр, это отвратительно! — возмутился Фэй. — Это ниже достоинства.
— Как насчет потери твоей прозрачности?
— Что вы имеете в виду?
Картежник пожалел, что не может затянуться сигарой. Изобретательный Вуффи Раа устроил в шлеме место для нее. Наружу выпирала не слишком эстетичная шишка, зато сигару можно было хотя бы пожевать. Попробуйте раскурить сигару в скафандре, а потом заставить работать систему циркуляции воздуха.
— Разве смерть не ниже твоего достоинства? Не отвратительна, а?
— Я никогда не думал о ней в таком ракурсе, — признался младший из двоих освафт.
Сен, который молчал до того, теперь вступил в разговор:
— Скажи, Ландо, ты сам смог был произвести сходный физиологический процесс? Извергнуть отходы тела, чтобы…
— Еще как могу! Слушайте, да от вас ничего особенного не требуется: концентрируетесь, собираете около кожи тяжелые металлы, прыгаете на место, даете порам сделать свое дело и убираетесь восвояси. За вами остается форма нужных очертаний мишенью для ребят в сером. Они будут стрелять в вас, а попадут друг в друга. Разыгрывать карты надо с умом.
Сен и Фэй опять погрузились в размышления.
— Слушайте, вы предложили мне драгоценные камни. Вы же их делаете тем же способом.
— Вовсе не тем же! — возмутился Фэй.
— Ас моей точки зрения, разницы никакой. С другой стороны, я знаю кое-кого, кто видит большое различие в том, чтобы убивать для еды животных и растения. Правда, найдется несколько разумных рас, живущих фотосинтезом. Давайте сойдемся на том, что приверженцы культур зачастую слепы насчет нелепости собственных ограничений, тогда как другим они прекрасно видны. Так можете вы действовать по плану?
— Те из нас, кто может, встретятся с тобой по сигналу.
Калриссиан пожал плечами.
— Наверное, не стоит просить большего. Он почувствовал улыбку Сена.
— Не стоит, если только кое-кто не желает имитировать врага, с которым мы вот-вот начнем бой.
В момент, когда его эскадрилья проходила через короткий туннель, ведущий в ТонБоку, Клина Шангу посетила неприятная мысль. Словно засевшая в голове мелодия, раз за разом проигрывались одни и те же вопросы касательно оттдефы Осуно Уэтта. Почему он казался знакомым? Где они встречались раньше?
— Семнадцатый, поправь курс, ты ушел влево.
— Принято, Лидер.
Шанга еще раз оглядел приборы и откинулся в кресле, стараясь расслабиться и выкинуть из головы лишние мысли. Но все же — где он мог видеть эту тощую фигуру с шапкой седых волос? И почему никак не получалось совместить его и ученую степень? Подхалим и лизоблюд, Уэтт был рожден подчиняться. Но тогда почему он вдруг вставал на первый план внимания пилота? Может, из-за голоса? Высокий и визгливый, голос был полон самомнения, которое не вязалось со смутными воспоминаниями, которые сумел восстановить Шанга. Он был похож на скверный сон, увидев который, просыпаешься с облегчением, зная, что ничего подобного не было на самом деле. Но, увы, Уэтт существовал в реальности.
— Двадцать третий вызывает Лидера.
— Говори, Берн.
— Почему мы не соблюдаем радиомолчанку? Я думал, мы собираемся свалиться как снег на головы.
— Они и без того знают, что мы идем, и больше нам прийти неоткуда.
— Типа вылета к югу от Матильды сразу после предательства? — усмехнулся Нуладег кровавому воспоминанию; в то утро они уничтожили около тысячи солдат противника.
Да, они все помнили шок от начала вторжения после доброжелательного гостеприимства, которое они оказали Вуффи Раа и… Почему вдруг в памяти всплыло лицо Уэтта?
— Лидер — Двадцать третьему. Берн, ты видел ручного антрополога Гепты, Осуно Уэтта?
— Да нет, вроде. А что?
Из кабины Шанги видно было, что кабина собеседника тонет в сигарном дыму. И как только Берн дышал там?..
— Не знаю, просто грызет чувство, будто я встречал его раньше.
— Ну и перестань думать о нем. Если важно, само придет. Расслабься, а я пока возьму управление на себя.
— Спасибо, Берн, я ценю.
— Главное, не вводи в привычку.
— Тебя понял, Двадцать третий. Конец связи.
Оттдефа Осуно Уэтт, кое-как разместившись в тесном укрытии, читал очень странные данные. Звезды снаружи казались неподвижными, но это была лишь иллюзия. Если верить приборам, которые Уэтт посеял в изобилии на пути колдуна и часть которых все же прилипла к его одежде и обуви, Гепта действительно вошел в бронированную комнату через отверстие, куда не пролез бы и кулак четырехлетнего человеческого ребенка. И где-то там, внутри, по показаниям приборов, маг перестал существовать — крошечные аппаратики остались плавать сами по себе, записывая пустоту, пока снова не появился чародей. Чем бы он ни был.
Уэтт неуклюже попытался занять более удобное положение или хотя бы чуть-чуть пошевелить затекшими руками и ногами. Он не мог поверить тому, что видел на экранах. Он был знаком с антропологами, которые поддавались вере в изучаемую ими магию. Серьезные ученые вдруг начинали считать, что определенные танцы конкретных народов могут вызвать дождь и так далее. Уэтт всегда считал это упадком, предательством по отношению к науке и к личности. Но теперь в его душу закрались сомнения.
По легендам чародеи Тунда должны были быть способны на любую магию. Никто и никогда не говорил, что они люди или даже гуманоиды. Но какая раса была способна на то, что сейчас регистрировали приборы? Гепта вернулся наружу через узкую трубку, и электронный «мусор» снова прилип к нему. И что это была за энергия, которая проникала даже сквозь два метра — не один, а целых два, понял Уэтт, — когда колдун был внутри? И важнее всего, что же такое был Рокур Гепта?