Кузня крови

Глава 1

Шаг назад, приставить ногу, уводя её из-под удара, вскинуть меч, закрывая голову. Запоздало вспыхивает понимание – всё не так – неверная позиция, последний шаг слишком короток, недотянул руку, клинок подставлен слабой частью!

Поздно, сильный удар выбивает из моих рук меч, который отлетает на два шага.

От следующего удара я уворачиваюсь, прыгаю к оружию, чудом успевая кувыркнуться в сторону, когда прямо передо мной сверкает лезвие.

Над ухом громыхает:

– Ну, чего замер? Хочешь умереть без оружия в руке, словно какой-то простолюдин, да, беззубый щенок Денудо?

Я подхватываюсь на ноги, огрызаюсь:

– Я ничего не боюсь!

Про себя же добавляю: «Я ничего не боюсь, пока есть свет».

Встаю я, пряча полную горсть песка. Но Флайм, конечно, знает этот трюк. Ведь сам ему меня научил.

Так что он просто прикрывает глаза, разворачивается на месте и вслепую рубит меня в спину, безошибочно определив, куда я рвану.

Я скорчился на песке, пытаясь сделать хоть вдох, пока он глядел на меня с высоты своего роста. На изборождённом морщинами лице не было заметно ни капли жалости.

Да, он сдерживался, развернул меч плашмя, но много ли мне нужно?

А когда же я сумел с клёкотом втянуть в себя воздух, он всего лишь кивнул и отступил на шаг. Проклятый старик, чтоб твоё имя забыли. Мог бы быть и помягче к сыну своего господина.

Но я знал, что отец ценит его за верность, а не за мягкость. Поэтому ничуть не удивился, когда первым, что услышал, утвердившись на дрожащих ногах, стало:

– Молодой господин, поднимите меч. Негоже слугам видеть наследника Дома Денудо без меча на поясе.

Я лишь криво усмехнулся. Ну, конечно, что ещё я мог услышать от того, кто служит мечом нашему Дому вчетверо дольше, чем я живу на свете? От дистро отца, прислуживающего ему за столом, не отстёгивая с пояса ножен.

Покосился на зарывшийся в песок меч. Прошло два года, как отец подарил мне его, но он всё ещё слишком велик и тяжёл для меня. Но кого тут винить, если за это время я особо и не вырос?

Мысли не помешали мне поднять клинок, обтереть тряпкой и засунуть в ножны.

Флайм вытянул руку, указывая на выход с тренировочной площадки. Стоило мне пересечь её границу, как за спиной тут же раздался шорох шагов слуг. Они торопились выровнять песок. Матушка всегда строго следила за порядком. Впрочем, если бы сюда пришёл размяться отец и обнаружил беспорядок, то слуг ждало бы наказание ещё более серьёзное, чем назначила бы она.

Следуя в шаге за мной, Флайм негромко спросил:

– Молодой господин, желаете ли вы зайти к адепту стражи?

Я скривился. Конечно, желал, спина горела огнём, я старался держаться как можно ровней, чтобы меньше её тревожить тканью ханбока. Но Флайм прежде всего верный слуга отца, а не мой, так что на ужине отец уже будет знать, что я воспользовался помощью адепта внешних техник. Снова будет знать, что я не только проиграл, но и оказался так слаб, что искал лечения. И снова поругается с мамой. Не хочу.

Поэтому я молча повёл головой сначала налево, затем направо, потом снова влево и задрал подбородок. Только для того, чтобы сдержать слёзы.

Отец обещал, что на двенадцать лет у меня появится дистро, свой личный слуга, а Флайм станет лишь одним из наставников. Но день рождения был три десятицы назад. Прошёл целый месяц! И что, где мой верный дистро, который не побежал бы к отцу докладывать, куда я пошёл и чем занимаюсь, пока наставники не видят?

Я знал причину, по которой не получил обещанного подарка. Уверен, её знает каждый в замке. Начиная от стражи и заканчивая слугами. Вот уж кто слышит и видит всё, что происходит в замке. Так ещё и не забудет поделиться этим с остальными.

Один из слуг как раз оказался на нашем пути, натирая подсвечники. Ему бы просто поприветствовать меня, да заняться делом. Но нет же, поклониться-то поклонился, но косит взглядом, шарит глазами по нашей пыльной одежде. Вечером вся людская будет шептаться о том, какой бестолковый наследник у Дома Денудо, возвращался весь вывалянный в песке.

Любопытная сволочь!

Я так зыркнул на него, что бедолага аж уронил миску с меловым порошком, заставив меня довольно ухмыльнуться. Ну, хотя бы знаменитый бешеный взгляд мне от отца всё же достался. Надеюсь, вечером ты служанкам будешь шептать на ухо об этом, а не о том, что я опять проиграл на площадке.

Мы прошли уже десять шагов, когда Флайм ускорил шаг, оказываясь вплотную за моей спиной, и шепнул:

– Молодой господин, смирите дыхание, пригасите пламя души и не тратьте его больше на подобные мелочи.

Я заледенел, осознав, что и впрямь дышу так, словно строю цепочку Тридцати шагов северной тропы. Обратился внутрь себя, тут же обнаружив, что пульсирующий жар, которому положено находиться у сердца, не только расплылся теплом по всему телу, но и истекает из пор кожи, бесследно растворяясь в пространстве.

Беззвучно, одними губами выругался: «Чтоб моё имя стёрли из родовой книги Дома Денудо! Чтоб Хранители не допустили меня до посвящения!»

В голове билась только одна мысль. Я совсем ополоумел?

Сообразив, принялся следовать уроку матушки. Сбил дыхание, медленно досчитал до десяти, освобождая голову от мыслей. Не вышло, конечно, разве можно научиться внешним техникам украдкой? Стянул тепло ихора к сердцу, следом мысленно набросил на его пылающий комок тёмную вуаль. Из тех, что привозят из южных провинций королевства, где добывают коконы огненных пауков. Вуаль, которой не страшно пламя.

Подействовало. Не знаю правда, что притушило огонь души сильней. Упражнение матушки или ледяной страх перед отцом.

Справившись, я ещё долго не решался заговорить с Флаймом. Наконец собрался с духом. Остановился, развернулся и поднял глаза. Флайм замер в шаге от меня, но всё равно нависал, потому как я едва доставал ему до груди. Гладко выбритое лицо его спокойно и равнодушно.

Говорят, шрамы на левой щеке уродуют его, но я гляжу на него столько же лет, сколько живу под светом Каразо и не вижу в нём ничего уродливого. Напротив, не представляю сурового наставника Флайма без этих шрамов.

Руки он держит за спиной, жёлтая туника натянулась на могучей груди, хотя до ширины плеч отца ему далеко. Я поджал губы. А мне далеко даже до Флайма. К двенадцати годам мужчины рода Денудо уже должны начать набирать стать, но что делать, если я пошёл в матушку?

Флайм всё так же молча глядел на меня. Сглотнув, я негромко озвучил просьбу:

– Я бы хотел, чтобы то, что случилось со слугой, осталось неизвестно отцу, Флайм.

Но он лишь чуть заметно покачал головой.

Я стиснул зубы и попробовал ещё раз:

– Я ведь следующий глава Дома, Флайм.

На этот раз его губы тронула лёгкая улыбка:

– Не думаю, что я проживу дольше вашего отца, молодой господин. Ему щедро отмерено здоровья Хранителем севера и ихором Предка в жилах, а я простолюдин, – улыбка его стала ещё шире, наклонив голову, Флайм сказал: – Взгляните, в моих волосах уже давно седина.

Я понял, что всё бесполезно. Развернулся, сделал первый шаг, зло впечатав каблук в камень коридора, пытаясь понять, что ещё я могу сделать, и кляня Флайма про себя. Проклятый старик. Иногда твоя верность переходит все границы. Невольно ускорил шаг, словно пытаясь сбежать от него. Но куда-то там. Седина совсем не мешала ему бесшумно следовать за мной, одним своим шагом покрывая два моих.

Остановился я только у галереи, что связывала это крыло замка с основной частью. Издалека заметил, что слуги нет на своём месте. В другое время я бы собрал решимость в кулак и прошёл галерей, ни звуком, ни жестом не выдав, как мне неприятно идти в темноте. Но сейчас, когда Флайм разозлил меня? Пусть немного вспомнит, что значит быть простым слугой, а не дистро, который стоит у правого плеча господина, держа руку на мече.

Я молча замер у ниши со светильниками, всем своим видом показывая, что без света никуда не двинусь.

Флайм едва слышно хмыкнул за моей спиной, и я не сдержал довольной ухмылки. Не жди я этого звука, клянусь Хранителем севера, даже не услышал бы его. Всё же я сумел его задеть.

Но один из светильников в нише он взял без единого слова, поджёг фитиль и даже поднял повыше к плечу, освещая как можно большее пространство.

Я заметил, что он избегает моего взгляда. Нужно развить успех, как пишут в трактатах военачальники прошлого. Негромко произнёс:

– Если промолчишь ты, то и я не скажу отцу, что ты взял привычку называть меня щенком.

Вот теперь он опустил взгляд. И клянусь Хранителем севера, я увидел в нём презрение! Прежде чем я успел гневно вскинуться, Флайм скривил губы:

– Помнится, на поле близ Серры, где реольцы всадили мне под рёбра меч, я называл вашего отца обессилившим жирным боровом и даже пнул. И ничего, жив.

Я замер, глядя в глаза Флайма. Какой я придурок. Зачем сначала разозлил его, а потом пригрозил? Отец, узнай, как я нарушил все его уроки переговоров, взял бы в руки плеть и перетянул меня, чтобы в следующий раз не смел так ошибаться.

Флайм отвёл взгляд и вытянул руку со светильником вперёд, указывая мне на проход впереди.

Не оставалось ничего другого, кроме как молча шагнуть из освещённого коридора в тёмную галерею. Дальше я шёл в круге света, держась подальше от его края и глядя только себе под ноги, чтобы не увидеть полотнища тьмы за его пределами.

В следующий раз я увидел Флайма уже за ужином. В это время в трапезной могли находиться лишь дистро, приближённые слуги, простые слуги лишь подносили к дверям блюда, не имея право войти. Они появятся здесь только тогда, когда уйдём мы.

Флайм замер за правым плечом отца, возле матушки стояла Карина. Дистро, которая вместе с ней уже долгие годы. Родители матушки назначили ей приближённую слугу на двенадцать лет. Точно так же, как отец обещал назначить уже мне. Но за моей спиной пусто, хотя двенадцать мне уже есть. Я сам двигаю стул, сам тянусь за блюдами на другую сторону стола. Как ребёнок, о каждом движении которого по-прежнему докладывают отцу.

Отец разбил оголовьем кинжала кость, вернул его в ножны. С довольным урчанием принялся высасывать костный мозг. Матушка привычно вскинула глаза к потолку, беззвучно вопрошая: «За что мне это?». Карина за её спиной боролась с улыбкой. Всё как всегда.

А я же, наконец-то, сумел спокойно вдохнуть и ощутить вкус жаркого из оленя, которое до этого запихивал в себя через силу. Раз отец в таком хорошем настроении, значит, Флайм промолчал. Будь иначе, он бы к кости и не притронулся, срезал бы мясо, и всё.

Наконец отец омыл руки в чаше с розовой водой, я тоже поспешно потянулся к своей. Конец трапезы. Всё, что осталось на столах, это для дистро. Ещё одна привилегия – еда с господского стола.

И в это время Флайм, чтобы его имя навсегда позабылось, наклонился к уху отца. Тот застыл, перевёл взгляд на меня, заставив меня сжаться. Флайм, чтоб тебя!

Матушка тоже ощутила, как изменилась атмосфера за столом, негромко спросила:

– Дорогой?

Отец грохнул кулаком, расколов чашу перед собой на куски. Вода разлетелась во все стороны, окатив стол и Флайма. И беспомощно скатилась вниз по сияющей голубым защите ихора, не в силах даже коснуться шелковых одеяний отца, Великого паладина меча. Черты отца заострились, сейчас его лицо больше походило на вырубленную из стылого камня маску, стало таким же белым, как и волосы.

– Дорогой? – переспросил он. – Ты бы лучше выполняла то, в чём мне клялась. Почему ты поощряешь Лиала? Почему тайно учишь его внешним техникам? Его путь – это путь меча! Он наследник!

Матушка оперлась руками на стол, встала, не дожидаясь, когда Карина отодвинет тяжёлый стул, воскликнула:

– Снова этот разговор! Я уже жалею, что дала ту глупую клятву. И в сотый раз говорю тебе, что я ни одной формулы, ни одного жеста, ни единой своей записи не передала Лиалу.

Отец не стал вскакивать, откинулся, опираясь на спинку стула. При этом выглядя так, словно нависал над матушкой. Повторил вопрос, который я уже слышал в сотый раз:

– Твои записи и учебники?

– Опечатаны, – матушка склонилась над столом, бесстрашно глядя в серые глаза отца. – Если хочешь, пойдём, ты опечатаешь их своим перстнем.

Отец сжал кулак:

– Тогда как он сегодня снова применил пламя души для внешнего воздействия на слугу? Флайм говорит, что это было почти как Устрашение, дар ихора. Тебе ли не знать…

Матушка выпрямила плечи, оборвала отца:

– Потому что он талантлив. Сколько раз мне это тебе повторять?

На этот раз отец не выдержал, вскочил. Стул отлетел к стене, разбиваясь в щепки. Отец же рявкнул:

– Талант?! Это не более чем болезнь, проклятье слабости крови. Он мой наследник, он Денудо, ему предстоит защищать земли нашего Дома с мечом в руке. Сейчас не времена Предков. Или он направит огонь души на внутренние техники и на посвящении Хранителю севера пробудит все дары Предка, или же наш Дом падёт!

В ответ матушка процедила:

– До сих пор же Дом как-то выдерживал.

– О чём ты говоришь? – отец ударил себя в грудь. – В нашем Доме из всех мужчин лишь я, да Лиал. Когда он пройдёт посвящение, то должен будет стать рядом со мной на арене!

Матушка подняла подбородок, глаза её подозрительно блестели:

– Времена меняются, разговоры о том, что адептов внешних техник допустят до Игр Предков, звучат всё чаще.

– Это вторые и третьи дети! Лиал – наследник!

Матушка бросила на меня быстрый взгляд, кивнула:

– Да, я родила любимому мужчине наследника, о котором он так мечтал. Но почему я с каждым годом всё меньше этому рада?

Резко отвернувшись, она быстрым шагом вышла из трапезной. Отец несколько мгновений стоял, сжимая и разжимая кулаки, затем бросился следом.

Я с ненавистью перевёл взгляд на Флайма. Выплюнул в словах скопившуюся горечь:

– Зачем? Я ведь просил тебя промолчать. Зачем?

Флайм не опустил глаз:

– Я верен господину, а не вам или госпоже. Господин желает, чтобы вы прошли посвящение и встали рядом с мечом в руке. Вам лучше меня известно, сколько мужчин в Доме Денудо.

Я мотнул головой:

– Ты бы лучше сказал ему, как я стараюсь, оттачивая Тридцать шагов северной тропы и Меч льда и света.

Флайм лишь пожал плечами:

– Он это знает и сам. Но, видимо, не видит результата. Значит, вам нужно не тратить огонь души понапрасну и не потакать вашему проклятью, стараться пробудить кровь отца, а не вашей матушки. Вы первенец, наследник.

Я едва не захохотал. Пробудить? Вот так просто? Словно не я проливаю пот каждое утро, взваливая на плечи эти проклятые Безымянным камни. Разве я виноват, что пошёл сложением в матушку, а не в отца? Проклятье слабости крови? Как бы не так! Разве я виноват, что сейчас не времена Предков, когда любой, в ком пламенел его ихор, мог использовать вместе и внутренние техники, и внешние, и дары Предка?

Разве я виноват, что родился первым? Уверен, будь я вторым сыном, то отец бы только радовался, что я столь легко зажигаю ихор и выплёскиваю пламя души вне тела.

Дверь тихо стукнула, закрытая сквозняком. Я с ненавистью оглядел залитый розовой водой стол. Знаю, матушка теперь неделю, а то и две не появится в трапезной. Клянусь Хранителем севера, что, когда займу место отца в нашем Доме, позабочусь, чтобы имя Флайма стало запретным в этих стенах. И плевать, как уважают его солдаты нашего Дома.

В свои покои я ворвался, едва сдерживая слёзы, отшвырнув нерасторопного слугу с пути. Даже здесь были слышны крики отца и матери, которые продолжали ругаться. Когда же они наконец затихли, я с оторопью понял, что Флайм так и не пришёл проверить мои покои, а тот слуга, которому я велел убираться прочь с дороги, не иначе был тем, что пришёл пополнить запасы масла в светильнике. Не успел, но не рискнул ещё раз злить меня.

Словно только и дожидаясь этого момента, светильник замерцал, запыхтел, дожигая остатки масла в фитиле и потух.

А я пополз по своему ложу, забиваясь в угол и с ненавистью глядя, как тьма оживает, свивается в клубки, разрастается фигурами и тянется ко мне.

Но не закричал, зовя слуг и прося света, лишь зажал в зубах покрывало. Мне нельзя кричать. Не сегодня, когда отец и так ярится из-за моего проклятья крови. Да и в конце концов, мне уже двенадцать.

Будь проклят тот миг, когда Безымянный решил пойти против братьев и сестёр.