Прошло два месяца.
Вечер. Пустынная набережная. Вдалеке две маленькие фигурки. Погромыхивая бортами, летят грузовики. А легковые машины — сами по себе. И даже как-то не верится, что в них — люди. Сидят, смотрят по сторонам, видят эти две маленькие фигурки у гранитного парапета. Слепые, деловитые легковые машины, вроде бы живущие своей, не связанной с людьми жизнью.
Андрей и Нина идут по набережной. Там всегда мало народа. Андрей в штатском. Серый костюм, модный такой, «пижонский», с разрезами по бокам пиджак.
— А вот еще, — весело говорит Андрей. — Вспомнил. Американец, француз, англичанин, русский и еврей летят в самолете...
— Раздолин, что с тобой? — перебивает Нина.
— А что?
— Вот я и спрашиваю: что?
— Ничего...
— Почему ты сегодня все скользишь из рук, похохатываешь... Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось.
— Это неправда. Но ты можешь не говорить. Только не надо вот так...
Андрей молчит. Идут дальше, вроде бы как и шли, а уже не так: произошло еле уловимое смещение фигурок на пустынной набережной.
— Слушай, — говорит Андрей. Он останавливается, берет ее за плечи. — Хорошо. Я скажу. Ну кому же я еще могу сказать?.. Нина, это очень важно. Сегодня было решение: полетит Воронцов и я.
— А Толя? — рассеянно спрашивает Нина.
— Толя — дублер Воронцова.
— Ну как же так? Бахрушин говорил, что вероятнее всего Агарков и Воронцов...
— Я сам не знаю, как... Я очень хотел... Я очень счастлив, Нинка...
— Раздолин... Ты летишь на Марс? А как же я?
— Как ты? Но ведь я же прилечу.
Она обняла его крепко и, зажмурившись, прижалась головой к его груди.
— Я глупая, Раздолин... Да-да, все верно, все верно... Ведь ты же прилетишь...
— Нинка, послушай, — быстрым шепотом говорит Андрей, — я вчера еще ничего не знал... И вот вчера я не спал долго и все думал... Я мальчишкой жил в Гурзуфе одно лето... Помню море и скалы в зеленых водорослях... И ночью луну, очень большую... Мы поедем туда, Нинка, когда я вернусь... Я хочу просыпаться рано-рано и гладить тебя по голове, когда ты спишь. А потом мы побежим на море... Ты будешь такая сонная, растрепанная... Потом будем пить молоко и молчать... А вечером, когда луна, мы уйдем в черную тень деревьев, и я буду тебя целовать и говорить самые ласковые слова, какие знаю... Но все это должно быть после Марса, понимаешь... Я думал вчера, что если я не полечу, так, наверное, не будет... Понимаешь...
— Так будет, так обязательно будет... Какое сегодня число?
— Двадцать второе июня.
— Уже скоро. Я буду ждать тебя. Ты даже не знаешь, как я буду ждать тебя, Раздолин!
Две маленькие фигурки стоят, прижавшись друг к другу на большой пустой набережной. Только машины снуют взад-вперед по своим машинным делам, и плевать они хотели на людей.