Кусторез для терний

В душе каждого советского человека жил космос. Так казалось изначально – в собственной стране было не очень уютно, но народу нужен был символ, что не всё так плохо. Народу нужен был знак, и им стал космос. Космонавты – словно живые легенды, ходящие по земле, а уж каково было всеобщее ликование, связанное с космосом… такого ещё никогда и нигде не было. Разве что конец войны воспринимали так же – всеобщими эмоциями.

Однако, пока что, космос был далёк от советского человека. Но не от всех, в частности, Василий Васильевич Граник, был всего лишь диспетчером на аэродроме. Жутко секретном аэродроме у космодрома, где испытывали космические технологии и летали космонавты – и эта должность была его поводом для гордости – принимая отчёты и руководя посадкой самолётов, Граник хоть ненадолго мог почувствовать себя причастным к огромной и таинственной теме космоса. Ему было далеко до звёзд, и тем не менее, он был доволен жизнью. Но не чаем. Чай Граник налил в большой пузатый чайничек и принёс в диспетчерскую. Новейшее, по крайней мере, по сравнению с большинством военных и тем более, гражданских аэродромов, радиооборудование требовало непрерывной работы инженеров. Лампы горели, причём горели постоянно. Перебои были недопустимы. Граник поставил чайничек и посмотрел на своего помощника. Молодой парень растянулся в кресле, не снимая наушников, читал какую-то фантастику.

— А что, сегодня полётов не будет? — заинтересованно спросил Граник, — вроде бы собирались лететь…

— Задерживаются, — не отрывая взгляд от книги, сказал юный радист, — вы же знаете, у них то отмены, то внеплановые полёты…

— Это точно, — Граник налил в стакан чаю, — что читаешь?

Молодой человек поднял взгляд и схватился за наушник, вслушиваясь. Он послушал, цыкнув зубом:

— Радиохулиганы какие-то, — недовольно поморщился и ответил на вопросительный взгляд Граника, — просят посадку для Буран-семнадцать.

— Послушай ещё немного, — настоял диспетчер, — у нас тут на сто км вокруг ни единой души, только военные да колхозники недалеко.

Диспетчер взялся за бакелитовый наушник и послушал ещё. Запрос повторился. А потом ещё раз, с матом.

— Матерят, товарищ диспетчер, — ухмыльнулся молодой человек.

— Ну точно, или солдаты балуют, или к колхозникам кто-то приехал. Или… — Граник сделал многозначительный жест, — проверяют.

— Так что им ответить-то?

— Ничего не отвечай. Нечего пеленг давать. Давай лучше чайку.

Тем временем в плотных слоях атмосферы, на Землю летел всем известный транспортный корабль ВКС. На его борту было четыре космонавта, вернее, четыре сотрудника космической корпорации Абстерго. И ещё один пассажир – на этот раз ради разнообразия, глава этой и всея Абстерго, мистер Николсон. Владелец заводов, газет, пароходов. Происходящее ему нравилось не сильно – кораблю никто не ответил. Пилот спросил:

— Сэр, есть идеи, что дальше делать?

— Садись, — угрюмо сказал Николсон, — всё равно нам нужно выходить к людям. Мы тут впятером застряли, а Б-17 – самый простой из наших челноков. Потерпят.

— А не собьют?

— Окстись, — поморщился Николсон, — нас даже современным ПВО не сбить. Три лазерные батареи даже на таком мусоровозе, как Б-17.

— Что ж, — космонавт глубоко вздохнул, — поехали!

Корабль, похожий на помесь „Бурана“ и Нормандии SR-2, снижался. На высоте тридцати километров он перешёл в горизонтальный полёт и начал посадочные манёвры на полосу. Выйдя на глиссаду, пилот только посматривал на приборы, а второй – лениво смотрел на приближающуюся Землю.

Тем временем, когда восьмидесятишестиметровый космический челнок коснулся посадочной полосы, диспетчер выплеснул всё содержимое рта, а именно – полстакана чая, на новейшую радиоаппаратуру, отчего она громко пыхнула и потянуло привычным запахом горелой электроники. Но он не обратил на это внимания, уставившись вместе с помощником на огромный корабль, что легко скользил над поверхностью полосы. Челнок был красив. Даже очень – относительно небольшие крылья, двенадцать компактных плазменных двигателей на задней кромке крыла, слегка выступающая кабина пилота, многоосные стойки шасси… Обычно приземляться приходилось вертикально, но пожалев местных, необычные гости решили не производить лишнего впечатления. Триколор на хвосте челнока закрасили, оставили только символику корпорации.

Ситуация, в которой оказался главный попаданец всея вселенной и его подручные миньоны, была вполне тривиальной. Временной разлом. Вселенная – удивительное место, где, подобно бурному океану, время и пространство постоянно изменяются, движутся, закручиваются в воронку или текут в разных направлениях. Им не повезло попасть в самый подлый из возможных феноменов – временной разлом. И в результате – флагман флота ВКС Абстерго, вместе с одним корпоративным челноком, пристыкованным к нему, оказался выброшен в неведомые временные… в неведомое.

Хьярти, в этот момент спавший, не почувствовал никакой опасности, потому что опасности не было, поэтому продолжил сладко спать. А вот четверо космонавтов, которые вместе с сервоботами устраняли мелкие дефекты в своём челноке, почувствовали произошедшее, да ещё как. С экранов сканеров пропали все спутники, маршрут до Марса, пропал коннект со всеми галактическими сетями. Поэтому Хьярти был разбужен и, позёвывая, взошёл на мостик, и после получения отчёта о мониторинге радиоэфира, мог только материться на шести миллионах диалектов, заткнув за пояс Ситрипио.

Временной разлом. Хьярти был в ужасе и гневе, но, всё-таки, собрал мысли в кучку и попросил объяснить всё сотрудникам. Сотрудники на инженерной палубе только выслушали кул стори и не поверили ушам своим. Но это дела минувшего прошлого.

Сейчас же, сев на аэродром при космодроме, Хьярти был рад, что их забросило не к динозаврам, а относительно недалеко. Всего-то – чуть больше сотни лет назад. К космическому кораблю тут же подъехали машины. Хьярти узнал в них два грузовика ГАЗа и одну легковушку, из которой вышли люди с оружием. Космонавты были не рады такой встрече и обратили свои взоры на Хьярти. Тот, усмехнувшись, приказал не бздеть и полез к люку.

Люк с шипением открылся и из-под брюха корабля выехал трап, по которому Хьярти, предусмотрительно одев боевую броню, спустился. Рожи у вышедших его встречать были – любо-дорого посмотреть. Его сотрудники были ещё молодыми ребятами и уж точно не помнили начало двадцать первого века, поэтому Хьярти как самый опытный лучше понимал потомков. Инопланетный, по всем признакам, космический корабель. И тут ещё он в жёстком бронескафандре. Погода зато не подкачала – тепло, сухо, середина лета. Опытный глаз тут же вычленил из комитета по встрече комитет по госбезопасности – люди с военной выправкой, в характерной форме, с оружием в руках. Ожидают наверное чего угодно. Ну и правильно. Делать было нечего – нужно было выходить на контакт, поэтому Хьярти поднял руки, на что комитетчики тут же наставили на него пистолеты. Он прокомментировал это:

— Ребят, уберите пукалки. Всё равно даже не поцарапают.

По встречающим прокатилась волна шёпотков. Комитетчики загоняли всех пинками за машины подальше, но помогало слабо – двое сотрудников на три десятка гражданских.

— Кто такой? Назовитесь! — потребовал мужчина с оружием.

— Хьярти Николсон. ВКС России, флагман ЛК, челнок Б-17, — он кивнул на надпись „Буран-17“ на борту корабля, — а теперь ты давай, — Николсон уже опустил руки и подошёл к комитетчику вплтную, — кто такой, по какому праву допрашиваешь адмирала, и какого, мать вашу, ублюдки, хрена, ваш диспетчер не ответил на запрос? Под трибунал, уроды, пойдёте!

Напор у адмирала был нешуточный, да и опыт стращания подчинённых, совмещённый с ментальными техниками, огромен. Поэтому мандраж пробежал по всем, включая опытных чекистов. Однако, на этом Николсон не остановился, только перейдя к главной части:

— Ну что, уроды, стоите, глазами хлопаете, — он снял шлем, — а ну бегом, мать вашу, докладывать в штаб ВКС! Диспетчеру, уроду, шесть нарядов вне очереди! — Хьярти недовольно вздохнул, — расслабились в своём захолустье, понимаешь ли, думаете, что солдат спит, а служба идёт?

Он недовольно повернулся к чекисту и продолжил допрос:

— Я тебе назвался. А теперь ты давай, голубчик, почему одет не по форме?

Кошмонафты, как их саркастично называл Хьярти, выглянули из люка и только усмехались, глядя, как их злобный шеф уже начал строить местных. Однако, это был экстремальный способ выйти на контакт. Хьярти мягко так напомнил всем, что военный – всегда военный.

И уже через несколько минут на аэродром прискакал начальник, ошалевший от таких новостей. Он-то и проявил инициативу, вопреки инструкциям и спросил:

— Товарищ, простите, что вмешиваюсь, — он прервал перепалку Хьярти и чекиста, — вы, собственно, кто такие?

— Что? — у Хьярти глаз дёрнулся, — я? Ты меня не знаешь? Оригинальный ты человек, — он покачал головой, — ВКС России, первый флот, адмирал Николсон, а вы?

— Меня зовут Сергей, я начальник аэродрома, — мужчина в военной форме постарался успокоить гостя, и у него это легко удалось, — не знаю, чем вы недовольны, но это военный аэродром Советского Союза, к тому же закрытый, и приземление неизвестных космических кораблей в нашу программу не входят. По крайней мере, об этом нас бы предупредили.

Хьярти сделал вид, что удивился, но очень и очень натурально:

— Какого, нахрен, Советского Союза? Союз развалился в конце прошлого века, или до вашей глуши новости об этом не дошли?

Агрессивно, или нет, но результат был достигнут и все более-менее поверили. Однако, чекисты были не пальцем деланные, да и собственные неограниченные полномочия, с привычкой давить и довлеть, давали о себе знать. Правда, по сравнению с взглядом Хьярти, который был таким же добрым, как у Сталина на врага народа, они смотрелись очень блекло и ни у кого не возникло желания показать норов.

— Товарищ, на календаре тысяча девятьсот шестидесятый год нашей эры, — ответил ему начальник аэродрома, оказавшийся более проницательным и разговорчивым, нежели все остальные, включая чекистов, — я склоняюсь к мысли, что здесь происходит какая-то фантасмагория.

— Фантасмагории у нас принято из лазеров расстреливать, — хмуро ответил Хьярти, — та-а-ак, приехали, — он закатил глаза, — временной разлом? Похоже… — задумался, чисто для вида, — а ведь всё сходится…

Тем временем уже набирала обороты деятельность чекистов. Один из них спешно пытался дозвониться в Москву – как назло, линия дала сбой, естественно, неслучайно. Хьярти хмуро осмотрел обступивших его людей и едва удержался от того, чтобы картинно сплюнуть. Начальник аэродрома спросил у чекистов:

— И что делать?

— Докладывать, — ответил хмуро офицер комитета, — а там пусть разбираются. Не нашего ума дело. Молись, чтобы вообще не шлёпнули как лишнего свидетеля, — он развернулся к гражданским, которых так и не удалось отогнать, — а вас, товарищи, ждут долгие и интересные беседы с особым отделом.

Хьярти для вида задумался, хотя и не для вида тоже. Остались трое – два чекиста и начальник аэродрома. Хьярти посмотрел пристально на начальника:

— Доложи Королёву, Сергею Павловичу.

— Простите, — прервал его чекист, — но это не вам решать.

— И не тебе тоже, — Хьярти недобро на него глянул, — ты можешь перечислить всех кротов в КГБ, которые сейчас сливают данные налево? Я – могу. И учти, если кому-то что-то скажешь – можешь не стращать меня солдатами с огнестрелом и ядерными хлопушками. Сам вас закошмарю так, что будете не рады.

— А вот с этого места, если можно, подробнее, — чекист ухватился за интересную информацию, — какие кроты? Кто, где, сколько?

— Это тоже не тебе решать. И вообще, Юлий Владимирович, не волнуйтесь, вас в их числе нет.

У комитетчика глаза на лоб полезли – по именам их всех мало кто знал. Тем более – по настоящим именам. У космической программы был свой пунктик – имена чекистов редко использовались. Их просто могли захватить для выбивания интересной информации.

— Откуда вы…

— Знаю? Неужели, вы думаете, ваши архивы секретны и через сотню лет, или у адмирала военно-космических сил нет доступа к информации? Вот что, пора этот бред заканчивать. Пойдёмте на корабль, — Хьярти махнул рукой, — угощу вас чаем.

Чекисты переглянулись. Начальник аэродрома первым шагнул вслед за Хьярти, и уже потом – комитетчики. Однако, они не одобряли такое поведение местного руководителя. По высокой лесенке они забрались внутрь. Внутри было… не то чтобы просторно, но лучше, чем ничего. Коридор, несколько дверей, каюта для экипажа. Хьярти зашёл в кают-компанию, выглядящую как спальная каюта в хорошем космическом корабле. Большое просторное пространство, диваны, кресла, большой монитор на стене, по которому показывали виды космоса. Учитывая размер экрана – почти во всю стену, и удивительную даже для середины двадцать первого века чёткость, внимание гостей это привлекло надолго. Хьярти нажал пару клавиш на старенькой военной кофе-машине и она начала готовить чай. На качестве здесь не экономили, но работала техника на износ, десятилетиями. Поэтому жужжа, машина приготовила четыре капучино, после чего выключилась. Он поставил многоразовые пластиковые чашки на стол, достал печенье и сел на диван.

— Угощайтесь. Итак, давайте подведём итог. Мы попали во временной разлом. Что очень плохо. У вас тут… какой там год?

— Шестидесятый, — начальник аэродрома, мужчина в военной форме, которая ему абсолютно не шла, так как военным он числился только по документам, а сам был человеком, даже не воевавшим, взял кофе, в отличие от чекистов. Пригубил, прищурился от удовольствия и потянулся за печенькой, — семнадцатое мая тысяча девятьсот шестидесятого, полдень.

— Понятно, — Хьярти кивнул, — вселенная – штука сложная. Пространство и время в ней как вода в океане, бурлит, заворачивается, течёт с разной скоростью и в разных направлениях. Однако, вне аномальных зон более-менее спокойно. Исключение составляют крупные бури. Временной разлом – одна из редчайших аномалий, способных утянуть корабль в неведомые временные ебеня, и хорошо ещё, если к динозаврам. Может и дальше, тогда вообще только сдохнуть остаётся. Нам очень, сказочно повезло! Тут есть люди и вроде бы даже недалеко отошли… всего-то сто пятнадцать лет. Ваши действия?

Чекисты переглянулись. Старший из них ответил:

— Мы не чудотворцы. Инструкций не поступало, приземление НЛО на аэродроме – положено взять вас под стражу, как иностранного гражданина.

— Иностранного? — Хьярти выгнул бровь, — окстись, милок, я всю жизнь в Екатеринбурге прожил.

— Но у вас какая-то нерусская фамилия…

— А, это да. Американец по национальности. Судя по тому, что я знаю, у вас здесь холодная война.

— Как она закончится? — вклинился начальник, под неодобрительные взгляды чекистов.

— В целом… неплохо. Сначала Союз развалится, но это было закономерно, потом американцы подумают, что выиграли, а потом Россия уже вернётся в игру, но уже без дотационных республик и маразматического негибкого руководства.

— Позвольте, — чекист прервал его, — не вам судить о нашем руководстве.

— Мне, милок, мне, — Хьярти слегка улыбнулся, — ты, например, знал, что из-за того, что ваш плешивый генсек, размахивая ботинками, просто перепишет Крым в Украину, в начале двадцать первого начнётся большущая локальная война с резнёй русских в Крыму и всей восточной Украине, а потом резнёй украинцев в остальной стране? Или чем закончится освоение целины? Самый грандиозный провал в истории. Знаешь, судя по тому, что я знаю из учебника истории о вашем времени, грамотной и последовательной верховной власти у вас просто нет. Есть царь-самодур, который что захочет, то и заворотит, а все, кто против – „агенты империализьму“. Не в обиду будет сказано, конечно, но даже не проси помогать ему.

— Я и не прошу, — хмуро ответил чекист, — что, правда такая память осталась?

— Сами оставили. История России до десятых годов двадцать первого века постоянно переписывалась. И каждый новый человек стремился обосрать предшественника, чтобы получить народную любовь. Ленин – царя, Хрущёв – Сталина, Брежнев – Хрущёва, Шиловский – вообще всех коммунистов вместе взятых. Пока этот цирк ваши коллеги, в лице товарища Иванова, главы КГБ, а после – второго президента России, не прикрыли. И после этого вроде бы началась нормальная власть, без постоянных виляний курса партии, как пьяного оленя.

— Что ж, хоть что-то хорошее, — вздохнул чекист, — информация, которую вы говорите, крайне… любопытная и в то же время крайне провокационная. Давайте так, скажите, кому вы можете доверять, и почему. А мы уже разберёмся, что делать дальше…

Хьярти подумал – хитёр, бобёр! Вот так запросто хотел вытянуть огромный массив информации по личностям. Наверняка, у КГБ есть свои тараканы в головах, поэтому им интересно знать, на кого можно делать ставку, а кто сойдёт с дистанции. Хьярти, подумав, ответил:

— Королёв, Сергей Павлович. Главный конструктор советской космической программы. Романтик, но всё же очень умён, предан, честен, трудолюбив и даже гениален. Жаль, ему недолго осталось. У нас тут есть операционный блок, так что мы можем его подлечить немного. Из партии – Семичастный, Шелепин. Но в основном потому, что не успели как-либо себя запятнать, пока их не турнули из ЦК старожилы. За остальных скажу коротко – им доверия нет. Это вы ещё не дожили до семидесятых – годов самого активного разложения и гниения с головы. Хрущёву доверия нет абсолютно. Идеалист, ограничен, горлопан, а также скрытый украинский националист. Брат по разуму гражданина Бандеры. Шифруется, скотина. Многие считают развал Советского Союза результатом его глупых, непродуманных и топорных реформ. Хотя истинная прична в другом генсеке…

— Ком?

— Первом секретаре, — поправился Хьярти, — вскоре должность переименуют в Генерального секретаря. Для солидности.

— Лично мне интересно, — переварив сказанное, спросил начальник аэродрома, — почему Советский Союз развалился. Это довольно необычно. Предатели? Ошибки?

— Предатели – сразу нет, — кивнул Хьярти, — коммунизм был основан как наука. А закончился религией. Со своими непоколебимыми догматами и идеологической обработкой. Причём, следует учитывать, что строй уже сейчас отстаёт от реальности, результаты чего вы можете видеть. При огромных территориях – нехватка продовольствия в магазинах, при огромных трудовых ресурсах – товары существенно отстают от западных по качеству. Более жёсткая власть оказалась и более хрупкой, всё как в природе. Либо прогибается, либо ломается. Плюс геронтократия. Постепенно состав политбюро старел, молодняк давили, как могли, а старики… сами понимаете, они относятся ко всему новому крайне консервативно. Они застряли в своём прошлом, и всё, что появилось уже после того, как они „закоснели“, воспринимают негативно. Взять хотя бы современную музыку, моду, молодёжные веяния… — Хьярти поднял ладонь, останавливая готовый сорваться у чекиста вопрос, — понимаю, не всё полезно. Однако, молодёжь бесилась и будет беситься всегда. Такой уж характер взросления. Иначе это уже будет евгеническая программа нацистов по уничтожению всех психов, для очистки нации. Результат – целое поколение творческих людей уничтожено. Грань между хиппи, художником и гениальным инженером – иногда тонка. Очень тонка. Такие люди, как Королёв тоже хиппи, только своего времени и без атрибутики. В середине-конце восьмидесятых ваше ведомство вроде бы взяло под контроль всяческие тусовки и следило, чтобы они не переходили границу. Но было уже слишком поздно. Для целого поколения советских граждан компартия была некоей пыльной и косной машиной подавления свободы воли и принуждения человека к тяжкому труду, вдалбливания в него единственно верного мнения. Это уже не коммунизм, ни в малейшей мере. Это смесь геронтократии, бюрократократии и тоталитаризма, основанного на догматах начала века. Насколько я знаю, Ленин говорил, что коммунизм – это наука. А наука по природе своей это метод проб и ошибок, поиск решения. Наука не признаёт догмы. Наука это нечто противоположное догмам.

— Я не совсем понимаю, кто такие эти хиппи, — прервал его чекист, — но я думаю, понял ваш посыл. Вырождение, — он пошарил по карманам и достал пачку папирос и не спрашивая разрешения, закурил.

Ещё бы, накал страстей был неслабый. Судя по белым лицам чекистов, Хьярти их напугал до усрачки. Единственный, кто сохранил самообладание – аэродромный начальник. Он не был горячим сторонником советской власти, поэтому выслушал всё это не без удовольствия. Хьярти спросил:

— Теперь понимаете, почему я попросил сразу не докладывать наверх? Никакой помощи от нас они не получат. А вот какая муха укусит кукурузника – одному богу ведомо. Может медалью наградит, может прикажет в психушку посадить. Второе закончится его безвременной кончиной, как вы понимаете.

— Вы в этом так уверены? — спросил молодой чекист.

— На этом, сугубо невоенном грузовозе, и то стоит мощное вооружение. А на орбите болтается флагман, способный целую планету отутюжить до хрустящей корочки, ну или сделать на месте города кратер. Уверен, более чем. Вот теперь давайте думать, как нам из этой жопы вылезать. Причём вам тоже.

Чекист докурил папиросу и забычковав окурок в тарелку, сказал:

— Хрен. Его. Знает. Доложить бы о вас куда следует, и не париться. Да только не так мы воспитаны, — он посмотрел на молодого коллегу, — правильно я говорю, Лёш?

— Верно, — ответил ему сослуживец, — и что делать будем, товарищ капитан?

— Будем посмотреть! — он ухмыльнулся, — верить стопроцентно я вам не собираюсь, хотя судя по всему, вы говорите правду, ну или уверены, что это правда.

— Я бы предложил для начала устроить вам двоим продвижение по службе. И выйти на прямой контакт с Королёвым. У него огромные полномочия, он романтик и поймёт. Что до харчей, у нас есть всё, включая целую фабрику прототипирования для создания нужных нам вещей и запас продуктов на сто лет экипажу в пять тысяч человек. Так что мы не нуждаемся ни в чём. Уже сейчас там заканчивают делать для нас несколько машин.

— И как же, — офицер саркастично ухмыльнулся, — вы можете организовать нам продвижение? Это уже не ваша компетенция.

— Для опытного диверсанта нет ничего невозможного, — Хьярти нагло ухмыльнулся, — вот что, ваш персонал мы можем обработать, чтобы они всё забыли. Кроме вас троих, — посмотрел на них предвкушающе, — а для вас двоих – совместим приятное с полезным. И дело сделаем, и вас выдвинем в большие начальники. Постараемся договориться с Сергеем Павловичем, он вас выдвинет на очень активную должность и при поддержке нашей техники, вы сможете легко разоблачать, раскрывать и изобличать предателей, изменников, кротов и просто распиздяев. Начнём с кротов, сливающих информацию по космосу, а потом и к военным ракетам дойдём.

Комитетчики переглянулись. Старший сказал:

— Хорошая идея. Но учтите, для нас приоритет – это интересы советского народа.

Хьярти только подивился. В его времени безопасники были исключительно людьми-бюрократами, за исключением нескольких подразделений. Людьми, целью которых было выполнение протокола, устава, служение государственной машине. И тем удивительней было встретиться с теми, для кого народ стоит на первом месте, а государство – в его тени. Теми, кто готов пожертвовать буквой устава ради своей мечты. Это было необычно. Идеология в Союзе была явно намного крепче, хотя и топорней, на его взгляд. Но всё равно, такого Хьярти не ожидал. Хотел соблазнить их продвижением по службе. Вербовка – дело нехитрое. Нужно совместить несколько факторов – алчность, амбиции, идеологию, а тут вот оно как вышло. Сами, но опять же, не на него работать согласились, а с ним. Впрочем, это было не менее прекрасно. Хьярти расслабился:

— Учёл. Удивительное у вас время. Наши безопасники бы наплевали на высокие материи и выполнили устав в точности, пусть даже и в ущерб народу. Что поделать, времена. Нравы.

— Ужасные нравы, — передёрнуло чекиста.

— Пуганые. Иначе разброд и шатание, а от них требуется быть жёсткой структурой. Впрочем, у нас такими экстраординарными ситуациями занимаются гибкие отделы ФСБ с большими полномочиями. Что ж… — Хьярти задумался, — память мы сотрём местным. Нужно позвонить Королёву, поговорить. Закрытую линию связи я смогу организовать, но вот говорить – предоставлю возможность вам. Пока что мы заглушили всю связь на аэродроме, так что информация никуда не утекает.

Пришло время представить своих подчинённых. Те выстроились в ряд в большом коридоре. Хьярти представил их:

— Старший лейтенант Василий Зубров – бортмеханик, лейтенант Алексей Щорс – навигатор, старший лейтенант Давид Шпильман – космотехник, капитан второго ранга Леонид Дьяков, пилот и командир судна.

— Очень приятно, товарищи, — сказал чекист, — капитан Светлов, мой помощник, старший лейтенант Ольшанцев.

Чувствовали все себя немного неловко. Впрочем, служащие ВКС привычно выстроились и сделав морды кирпичом, выслушали гостя корабля. Тот, кивнув Хьярти, предложил заняться делом. Хьярти, не став тратить время попусту, сказал:

— Поскольку наша задача – интегрироваться в сообщество – доставим сюда самолёт. Доставят его наши маленькие миньоны. Самолёт, машины, на нём и на них мы уже отправимся с этого аэродрома к Сергею Павловичу, на встречу.

— Простите, — влез чекист, — но каким образом, если он не зарегистрирован нигде?

— Очень просто. Воспользуемся извечным раздолбайством и бюрократизмом, а также оптико-электронной невидимостью.

Персонал аэродрома и правда, забыл всё, что происходило только что. Люди вернулись к своим рутинным обязанностям, не став вдумываться, а Хьярти со своими людьми оккупировали небольшое здание, которое использовали пилоты между посадками. Времянка-бытовка. Космонавты были рады переночевать на твёрдой земле, а утром их ждал транспортный челнок, который привёз самолёт. Это был небольшой административный реактивный самолёт с угловатым крылом, и весьма комфортным салоном. Утро было прохладным, можно сказать, сырым, но это быстро прошло. Уже к восьми утра солнышко победило ночную прохладу и начало жарить, всерьёз жарить. На несколько военных без формы особого внимания не обращали – тут был просто таки проходной двор, особенно в дни, когда активно шла работа аэродрома. Ещё четыре человека – никого не удивили. Административный самолёт вёл Хьярти, лично. И он же с удовольствием сидел в машине. Пускать пыль в глаза он не любил, но вот передвигаться с комфортом – очень даже.

Их ждали. Сергей Павлович активно занимался разработкой лунной программы и лунохода. При полной поддержке Хрущёва. Однако, количество проблем, с которыми сталкивался Королёв, было беспрецедентным. Сжатые до минимума сроки, огромное давление сверху, ответственность и регулярные неудачи при запусках, а также – отсутствие единоначалия в советской космической программе. Кто тут главный? Одному богу ведомо. И зачастую грызня с коллегами занимала довольно большое количество времени.

Поэтому Королёв с большим трудом выкроил день свободного времени, чтобы вылететь в город Свердловск. Времени было мало, спешка – жуткая.

Самолёт приземлился в аэропорту Свердловска. Сергей Павлович, наслаждаясь весенним солнышком, грузно сошёл по трапу на асфальт гражданского аэропорта. Его не узнавали в общественных местах – это было немного неприятно. Все знали его работы, но самого автора… Не то чтобы он был честолюбив, но было обидно. Поэтому Королёв постарался избегать общественных мест. В аэропорту его уже ждали. Это был молодой человек с военной выправкой, он безошибочно определил главного конструктора и широким шагом подошёл к нему:

— Сергей Павлович?

— Собственной персоной, — неспешно ответил Королёв, — а вы…

— Старший лейтенант Ольшанцев. Служу на аэродроме при полигоне номер пять, — представился чекист, — у нас к вам есть очень и очень важный разговор.

— Вот как? У кого это – у вас? — недоумённо спросил Королёв.

— Вы только не смейтесь, но к нам вчера на аэродром сел неопознанный летательный аппарат. Явно из космоса.

— Издеваетесь? — удивился ещё больше Королёв.

— Ни в коей мере. Иначе не просил бы вас о встрече, — покачал головой Ольшанцев, прищурившись от ярко светящего солнца, — тут столько информации, что мы решили обратиться к вам, а не к своему руководству. В нём мы не уверены так, как в вас. Тем более вы главный в вопросах космоса, так что это по вашей части.

— Так, всё интереснее и интереснее, — Королёв был заинтригован, — и что же удалось узнать? Какой формы аппарат?

— Он уже улетел, но думаю, вернётся, если вы захотите увидеть. И вообще, я мало что понимаю из происходящего, лучше вам пообщаться с его экипажем лично, думаю, вы поймёте друг друга.

Сергея Павловича ждал новенький автомобиль БМВ 501, можно сказать – неописуемая роскошь для Советского Союза. Старлей привёл его к машине и повёз в город. Машина привлекала куда больше внимания, чем её пассажир, и чего греха таить, понравилась Сергею Павловичу. Получше его ЗИСа.

Тем временем в небольшой гостинице, после всех положенных чисток от прослушки, активно спорил космотехник Шпильман и Хьярти. Шпильман активно доказывал своему шефу, что на данном этапе они могут предложить многое, но это потребует от них чуть ли не перебить половину советского руководства, чтобы привести космическую отрасль в порядок.

Щорс совершенно не понимал, почему именно космос? Неужели нет других, не менее достойных внимания тематик? Однако, как любой космонавт, он болел за свою отрасль, просто не понимал. Хьярти понимал – он просто не хотел бегать за советскими людьми, занимаясь прогрессорством. Ему вполне подошла бы какая-нибудь высокотехнологичная отрасль с огромным потенциалом развития. Плюс-минус сто лет для него – несущественно. А потом, когда ситуация нормализуется – можно будет и бизнесом обзаводиться. Однако, Шпильман стопроцентно точно диагностировал в отрасли разброд и шатание. При этом космическая программа только отжирала большую часть бюджета, не давая видимых ощутимых преимуществ.

В середине разговора в спор вступил уже Королёв. Однако, спор был таким жарким, что кошмонафты даже не заметили новых лиц.

— Нет, ну это же надо, — Щорс возмутился, — смотрите, сколько народных денег уходит на космос.

— А без них что? — саркастично спросил Хьярти, — лучше? Это сельский менталитет – „лучше бы нам дали, а нам не дали“.

— Передёргиваете, командир, — покачал головой Шпильман, — денег уходит и правда много. А практическая польза… что там можно получить, пока не начнём качать ресурсы из Пояса астероидов? Связь, навигация, телевидение, разведка. И всё. А дальше отрасль придет в упадок как просто нерентабельная.

— Шпильман, ты слишком сгущаешь краски, — поморщился Хьярти.

— И вообще, зачем вам этим заниматься? — поддакнул Щорс.

— Потому что мне лень вытаскивать страну из задницы уже третий раз подряд. Пусть сами, своими силами, — Хьярти недовольно ухмыльнулся, — да и неблагодарное это дело. Раньше я хоть денег мог заработать на этом, сейчас же об этом пора забыть. А значит что? Надо заняться какой-нибудь наукоёмкой и перспективной отраслью. А денег заработать сумею, бизнес есть бизнес.

— Тэк-с, — Шпильман залез в свои распечатки, — вот, спутники связи, навигация с геостационара, низкой орбиты, ретрансляторы, телефонная связь, телевидение, цифровая связь, разведка, ПРО…

— Эк ты разогнался, — осадил его Щорс, — ты учёл, что радары для спутниковой про ещё лет пятьдесят сделать не сумеют при всём желании?

— Сделаем, — поморщился Шпильман, — постараемся и сделаем. Реалистичные варианты есть, но зато какая неоценимая польза! Особенно в нынешней военной обстановке. Практически идеальная защита от всех видов ракет лет на двадцать вперёд.

— Согласен с Щорсом, — ответил Хьярти, — тут ты разогнался слишком сильно, радар мы сделать может быть и сможем, да не вышло бы нам это боком. Вот с телефонной связью – нужно думать. Без геонета и телефонных спутников тут совсем тухло.

— Ладно, — Шпильман не сдавался, — сам смотри, шеф, — он выложил бумагу с чертежом на стол, — вот, это надо сделать, чтобы вывести на орбиту связь. Причём – не меньше сотни штук.

— Это шутка такая? — спросил Королёв.

— Ничуть! — хмыкнул Шпильман, — ракета-носитель сверхтяжёлого класса. Две тысячи тонн стартового веса, на геостационар может забросить восемнадцать тонн. Вот только пока такого монстра смогут сделать – много воды утечёт.

— Рабочие чертежи есть? — спросил Хьярти.

— Есть, но вот надёжность совершенно не гарантируется. Оно взлетало только один раз, правда, без малейших накладок.

— Эдак можно и до Луны лететь, — вбросил идею Королёв, — с такой-то ракетой.

— С ракетой можно куда угодно, — не поддержал его Шпильман, — вот только что на Луне делать? Кусок вулканических пород Земли, выбитый астероидом в седой древности, то есть никаких уникальных веществ там в принципе нет. Гелий-3, как термоядерное топливо, там есть, но столько, что легче искать золото посреди пустыни. И то пользы больше. Единственный плюс – можно использовать Луну для стационарного размещения каких-либо объектов. Но опять же, задержка сигнала огромная. В качестве стационарной базы, предбанника Земли, тоже не подойдёт.

— Ты прав, — поддержал его Хьярти, — Луна нам нахрен не сдалась. Нам нужен Главный пояс астероидов. Пещера Алладина Солнечной системы. Столько редкоземельных, цветных и чёрных металлов, что голова кругом идёт. На сотни лет вперёд хватит, и ещё останется. А получив монополию, можно просто насрать с высокой колокольни на всех остальных. Ракеты и космические корабли потребуют огромного количества этих самых металлов, и пока наши конкуренты будут их выцеживать из земли, у нас будет преимущество. Стратегическая высота, можно сказать. Захватим её – получим дальнейший путь, подавив конкурентов. Упустим – проиграем в любом раскладе. И главное – дело пахнет такими большими деньгами, что только держись!

— Главное, чтобы была промышленность, эти металлы превратить в товары, — хмуро заметил Щорс, — без неё это будет прежний вариант сырьевой экономики. А у нас сейчас… такая обстановка – просрут все полимеры.

— Будет, — пожал плечами Хьярти, — а если не будет – начнём бить. Возможно даже ногами!

Замолчали. Сергей Павлович, оглядев их, спросил:

— И это к вам меня приглашали эти люди?

— К нам, — ответил за всех Хьярти, а его подчинённые вылупились на конструктора как бараны на новые резные ворота в форме бабочки, то есть – с полным охреневанием, — добрый день, Сергей Павлович. Как долетели?

Гостиница была настолько советской, что просто зубы сводило. Очень и очень советская, прямо таки дышала духом советским. Начиналось всё с немного обшарпанных недорогих дверей. Высокие побеленные потолки с развесистыми люстрами, запах, особый запах ткани и мебели, и всякой уборочной химии. Мебели немного, зато свободного пространства – в избытке. Постельное бельё было накрахмалено так, что просто хрустело под пальцами, в номере также обязательно стоял графин. Тяжёлый хрустальный графин, напоминавший скорее какую-то дубину, которой можно крушить черепа, а не посуду. И два гранёных стакана рядом с графином – просто прелесть!

Около гостиницы, как бы это ни было неожиданно, стояла целая вереница элитных машин. Хотя партия и правительство были скромными в этом отношении, пока что довольно скромными, гости скромничать даже не собирались. Новенькие БМВ, а Хьярти сел в бронированный лимузин советской школы, угловатый и выглядящий крайне монументально. Без привычных этому времени округлостей и обилия молдинга. Естественно, всё это было нужно исключительно чтобы избежать проблем – останавливать их на дороге и правда не решились, поэтому спокойно проехали и разместились. Более того, проклинаемый потомками советский сервис для пяти мужчин в дорогих костюмах и с лицами ухоженных иностранцев, а не советского пролетариата, был услужлив в высшей мере. Правда, не меркантильно-услужлив, как это было привычно, а скорее подобострастно-услужлив. Не столько пытались получить деньги, сколько нелепо показать своё внимание. Хьярти не оценил, корова в балетной пачке – коровой и останется.

В остальном, Свердловск оставался самим собой. Город как город, без особых, достойных отдельного упоминания хороших или плохих сторон. На взгляд из окна лимузина он был немного… бедноват. Скучноват. Ни рекламы, ни магазинов, ничего такого, хотя довольно ухожен и чист, даже по сравнению с российским периодом он выглядел чище. Хотя и не было супермаркетов и бизнес-центров.

Сергей Павлович, после долгой паузы, наконец-то решился задать вопрос и Хьярти сам ему объяснил вкратце, про временной разлом и их нынешнее положение. И про их идеологическую проблему, вернее, полное недоверие власти. И тут же предложил Королёву немедленно отправиться подлечиться, пока не стало слишком поздно. Проигнорировать это конструктор не мог, хотя и предупредил, что ему нужно возвращаться на работу следующим утром. Хьярти заверил его, что управится.

Я пытался вникнуть в то, что говорил мне конструктор. Получалось не всегда, но получалось. Постепенно с разговоров о общем и высоких материй мы перешли к мелким техническим и организационным деталям.

— Нет, Сергей Павлович, так дело просто не сдвинется с мёртвой точки, — покачал головой, — если бы у нас была рыночная экономика, я бы рекомендовал вам создать компанию и даже подсобил деньгами. Но ситуация у нас иная.

— Совершенно верно. Но единоначалие – далеко не единственная проблема. Время. Очень не хватает времени, каждый день на счету.

— Завидую вам. В вашем возрасте люди живут так, что года пролетают едва заметно. Вы же живёте каждым днём.

— Едва ли этому можно позавидовать, — Королёв нахмурился, — с одной стороны начальство давит, требует уложиться в срок, с другой – коллеги подбрасывают фортели.

Мы прогуливались по Екатеринбургу. До того, как он стал Екатеринбургом, а потом и Ёбургом. Улицы города в центре были довольно приличные, да и погода позволяла прогулки, и здоровье Сергея Павловича требовало реабилитации…

— Можно. Поверьте, быть стариком гораздо хуже, чем жить полной проблем жизнью. Видите ли, мы бы очень не хотели помешать вам развивать собственную программу. Решением всех этих проблем воспиталось целое поколение замечательных инженеров и учёных, если просто выдать вам ракету, она полетит. Но пользы от этого будет немного, только вред.

— Понимаю. Хотя у меня такой цейтнот сейчас, что…

— Вот это-то и есть самое главное, — заложив руки за спину, остановился, — времени нет. Спешка. К тому же, мы поставили перед собой цель – нужно её достигать. Потихоньку-помаленьку.

— Поможешь мне с текущими задачами – высвободим время для работы над пилотируемым полётом. Всё просто. Условия, в которых мы работаем – тебе лучше самому увидеть, чтобы потом вопросов не возникало.

Я пожал плечами:

— Посмотрим.

У Сергея Павловича, как я правильно понял, была немалая власть в своей отрасли. Но и немалая ответственность, да и он, как личность сугубо секретная, всё время находился „под колпаком у Мюллера“. С размещением нашей группы никаких проблем не возникло, и уже на следующее утро Королёв, довольный своей жизнью и отлично выспавшийся, приехал в своё ОКБ. Он руководил всем в этом ОКБ №1. Комитет по оборонной технике – проще говоря, делали баллистические ракеты. Ту же Р-7, которая состояла на вооружении. Секретность вокруг была такая, что просто охренеть три раза, я конечно параноик, но тут у людей паранойя в квадрате. Нет, в кубе.

Даже при содействии Королёва, войти в ОКБ я смог только к концу второго часа бумажной волокиты, пока не решили все организационные вопросы. С Давидом было ничуть не лучше, он, как космотехник, страдал больше всего. И пришёл в неописуемый ужас, увидев, где и как люди делают космическую программу. Это, по его нелестным оценкам, было больше похоже на амбар, а не завод космической техники. Ни о какой чистоте тут даже близко говорить не приходилось. Я же отнёсся к этому крайне спокойно. Главный конструктор не стал нас представлять – просто провёл с экскурсией по своему ОКБ, показал дубликат Первого спутника Земли и Спутник-2, уже большую коническую хрендюлину, имеющую все характерные для спутников черты. Двигатели ориентировки, аккумуляторы, солнечные батареи, управление с Земли. Настоящий прорыв, учитывая, что первый спутник – металлический шарик с рожками.

Всё это было интересно. Хотя, лично я считал, что триумф не в том, чтобы запустить человека на орбиту, а в том, чтобы у граждан была нормальная, сытая и довольная жизнь. А это… это игрушки для зажравшихся генсеков, чтобы показать свою удаль всему миру. Не более того. Вот поэтому я немного скептично относился к космической программе, в первую очередь рассматривая её как бизнес-проект, а уже потом – как некую пропагандистскую машину.

К сожалению, Советский Союз для меня открылся со стороны альтернативной вселенной. В этом альтернативном мире никто не слышал о таких вещах, как бизнес, никого не волнует рентабельность, здесь не видели в глаза доллары и фунты, ну а побывавшие в столице соседнего капиталистического государства это люди, занимающие промежуточное положение между обывателями и космонавтами. Сложно. Много сложностей.

Вдохнув полной грудью всего этого, я понял, что для этих людей бесполезно вести речь о рентабельности, прибыли, расходах и рисках – будут стараться, чтобы быть первыми, потому что в их мире, в их замкнутой вселенной, это имеет значение. При этом люди удивительным образом прохладно относятся к своему быту. Это было… неожиданное открытие. Неожиданное, но немаловажное. Я же хотел развивать космическую тематику, но между нами была стена, или пропасть, преодолеть которую не так-то просто. Мы люди не только из разного времени, но и из разных цивилизаций.

Я просто не понимал, что заставляет этих людей заниматься космосом, зная, что это будет очередной игрушкой для пропаганды, а не полезным шагом на пути к будущему. Королёв видел, что игрушка для пропаганды постепенно вырастает в самостоятельную отрасль, но он не имел шанса что-либо изменить сейчас. Партия и правительство хотели больше славы, хотели повод похвастаться перед американцами. Хоть что-то, что у них есть, а у американцев нет. Причём пропаганда в таких грубых красках, что оторопь берёт. Однако, всем здесь было на это насрать. Даже на то, что партия ведёт себя очень и очень по-свински. В частности – партии крайне важно выставить Себя! Себя, как главного начинателя, отца-основателя, и главного героя космической гонки, а Королёв… так, очередной винтик в машине, всего лишь один из конструкторов. Поэтому не было и единоначалия, поэтому сложилась такая ситуация с бешеной секретностью.

Космонавты рискуют жизнью, Сергей Павлович убивает здоровье, люди трудятся круглосуточно, а пенку снимает компартия.

Я разозлился. На них. Было немного неприятно, что сложилась такая ситуация, но поделать тут ничего нельзя было. История, конечно же, расставит всех по своим местам. Хрущёву достанется постамент шута, Королёву – гения, Гагарину – героя, потому что залезть в эту страсть и полететь – это нужно иметь титановые яйца. Осмотрев работу в ОКБ Королёва, я зашёл в его кабинет и хмуро сел на стул, задумавшись. Королёв в это время рассматривал какую-то документацию, сидя в своём кресле, рядом переминались с ноги на ногу два юных паренька. Они странно на меня посмотрели, но ничего не сказали. Сергей Павлович вернул им чертежи:

— Не буду томить, предложение бесперспективное. Так мы слишком ослабим конструкцию. Всё, ступайте.

Они забрали бумаги и вышли, а Сергей Павлович посмотрел на меня и спросил:

— Ну что, увидел всё?

— Да, посмотрел, — кивнул я, продолжая гипнотизировать стол.

— И как зрелище?

— Нормально, — пожал плечами, — конечно не Роскосмос, но не так уж плохо.

— Что-то ты какой-то вялый.

— Есть причины, — поднял на него взгляд, — немного не нравится мне вся эта космическая программа. Партия снимает сливки, ракеты стартуют без какой-либо реальной пользы, чисто для получения первенства. И так можно до бесконечности придумывать номинации. О деньгах тут даже говорить не приходится – люди живут в своей собственной вселенной, где всё даёт государство. О том, чтобы приносить деньги, никто даже не подумает.

— Что ж, хорошо, что ты это понял, — Королёв хитро улыбнулся, — такого скепсиса я давненько не видывал! Осадили тебя.

— Нет, скорее разочаровали, — я качнул головой, — не с этими людьми мы будем делать будущее. Они не настроены на него, им нужно настоящее, сегодня и сейчас получить политическую выгоду, премию. Запустить щеночка в космос, или космонавта. И главное – это партия. Главный примазавшийся, как меценат, который лезет вперёд художника к толпе, чтобы показать всем – все картины написаны благодаря его деньгам.

— И это тоже, — не стал скрывать Королёв, — немного обидно – это есть. Но жить можно. Твои идеи по этому поводу?

— Будем крутиться, — я поднял тяжёлый взгляд, — партии о деньгах говорить бесполезно. Для меня это сборище идиотов, которым нужен только пиар. Единственный адекватный вариант – продвинуть законопроект, по которому мы сможем сами получать валютную выручку с продажи собственных услуг. Я думаю, в руководстве на это могут пойти, в первую очередь потому, что космос требует огромных денег. Так мы снизим затраты для бюджета, увеличим мотивацию на самообеспечение отрасли, то есть – её нормальное существование, не на подсосе народных денег. Хрущёва я беру на себя. Тут даже хорошо, что он волюнтарист, будет меньше проблем с решением. Это получится полноценная корпорация.

— Очень интересное предложение. В силу этих же причин я не рассматривал финансовую сторону вопроса так подробно. Раз ты коммерсант – тебе и карты в руки, одно прошу, пока что сделай, что сможешь, чтобы следующий пуск был удачным.

— Давид сделает, — отмахнулся я, — он у нас космотехник, он справится. Что вы там запускаете-то?

— „Восток“ запускаем. Пока что только пробные пуски, работы много.

Я только пожал плечами. Восток – дело тонкое.

— Нам нужно разработать коммерческую космическую программу, которая будет зарабатывать деньги. И уже на эти заработанные деньги мы сможем разрабатывать гражданскую и научную программы, и когда-нибудь, через несколько десятилетий – возможно и до военного дойдём. Но нескоро.

— Карты в руки!

Вполне неплохое прикрытие, как оказалось. И что самое главное – у меня была работа. Напряжённая, требующая постоянного решения каких-либо задач. Первая же задача – постановление ЦК о валютной выручке и организации организации „Космос“. Суть предложения, изложенного в документе, была простой как три рубля – вся космическая отрасль, без поправки на военных, переходит в отдельную структуру, аналог госкорпорации, эта структура по всем признакам – госкорпорация. Единоначалие, иерархическая структура, и главное – валюта. „Звезда“ должна получить в свои полномочия право заключать валютные сделки, а также деньги по ним в обход министерств напрямую идут на счета корпорации. Валюта, а не эти глупые фантики – рубли.

Убеждённого коммуниста Хрущёва не так-то просто было убедить в необходимости такого шага, но у меня были аргументы. Главный из них – это необходимость навести порядок в отрасли и дать людям мотивацию. А то, что это получается – космос есть, но денег он не приносит, лучше, если они будут учиться зарабатывать деньги.

Разговор предстоял крайне… тяжёлый. Очень тяжёлый, поэтому я подготовился как следует, а также привлёк всё своё обаяние и ментальные практики. Никита Сергеевич, как самый ортодоксальный коммунист, закономерно, ничего не понял – я начал обработку сразу же, подал ему документ с ментальным внушением, что это хорошая идея. Это было непросто – он был человеком другой вселенной. Той, где не существует денег, есть только политическая выгода, так что даванул фотографиями того, как живут среднестатистические работники советской космической отрасли и среднестатистические более-менее успешные американцы.

Результат… После первой крупной, иллюстрированной, оформленной в виде книги, записки, Никита Сергеевич немного психанул и внезапно озаботился бытом космической отрасли и наших людей. Я бы даже так сказал – его немного перемкнуло на бытовых задачах, можно сказать – на больную мозоль наступил.

Главным моим тезисом было то, что у „проклятых“ капиталистов космическая программа ориентируется не на бесполезные достижения, которые будут забыты, а на практическую сторону. Деньги, их волнует рентабельность и то, какую выгоду приносит космическая программа, а значит – они обречены на успех. Сначала наши будут первыми, посылать спутники, а потом неспешно по проторенной дорожке придут американцы и начнут практическое использование. Мы послали первый спутник – они пошлют функциональные полезные спутники. Мы запустим человека в космос – они зашлют учёных, мы полетим на Луну и, попрыгав, воткнём красный флаг – они полетят на Луну и начнут выкапывать там гелий-3. И в итоге рано или поздно они, из-за намного лучшего финансирования и быта, победят, а советский след в истории космоса просто сотрут века. Ну или он останется, но как забавный казус.

Хрущёв, дочитав до конца книжку с цветными иллюстрациями, день нервничал, и ночь плохо спал, а на утро вызвал Королёва к себе в кабинет. Я только наблюдал со стороны через камеры. Никита Сергеевич столкнулся со слишком реалистичным взглядом, циничным. Сергей Павлович не был знаком с моей брошюрой, просто передал её в числе прочих генсеку. Обилие картинок и немного текста – то, что надо, а ещё красивая фотка ракеты на обложки – вот и всё, гарантия прочтения.

Сергей Павлович выглядел лучше и моложе, чем раньше, он постучавшись, вошёл в кабинет Никиты Сергеевича. Хрущёв поднял взгляд:

— Сергей Павлович, — редко когда они встречались вместе, но всё же, Главный Конструктор был главным специалистом по космосу, — я внимательно ознакомился с вашими докладами. Особенно с этим, — он бросил на стол книжку, — что вы можете про него сказать?

— Это не моё авторство, хотя я прочитал эту записку и полностью согласен с анализом.

— Вот как, — у Хрущёва тень на лоб выползла, — и почему?

— Практика, Никита Сергеевич. Освоение космического пространства, даже орбиты Земли – дело крайне затратное. Американцы отстают от нас потому, что они ориентированы не на сам факт достижения, а на рентабельность. Хотя бы относительную рентабельность, поэтому первыми будем мы. Но пользоваться нашими достижениями и получать с этого деньги будут американцы, а наши люди просто не способны мыслить в нужном ключе. Для них главное первыми быть, показать себя.

— И? Показали?

— Показали, Никита Сергеевич, — Королёв степенно кивнул, — я тут пообщался с одним человеком из органов по поводу американцев и пришёл к выводу, что мы неправильно к оценке их мнения подошли. Они индивидуалисты, коммерсанты. Для них важно удобство и личные бытовые достижения. Американцы с недоумением смотрят на наши великие достижения и на наш быт, который по их меркам напоминает разве что о временах Великой депрессии. Для них идеал – это дом, две машины, хорошая работа, полный холодильник, а так… — Сергей Павлович покачал головой, — поэтому даже запусти мы пилотируемые корабли к Марсу и Венере, американцы восхитятся только тем, сколько выгоды это принесёт. Аналогичного я сам мнения, жизнеспособной космическая отрасль будет тогда, когда не будет нуждаться в искусственном поддержании жизни в виде денег из бюджета. Иначе малейшее изменение финансирования – и всё начнёт шататься, рассыпаться.

— Ладно, что с Луной? — прервал его Хрущёв, — когда уже?

— Скоро. Мы дорабатываем ракету и аппарат. Времени мало, плюс у ребят в ОКБ появилась цель получить практическую выгоду. В данном случае – доставить образцы лунного грунта на Землю. Также предложили послать туда бомбу, килотонны эдак три, чтобы взрывом срыть верхний слой грунта и получить образцы из глубины.

— Ладно, — Хрущёв прикрыв глаза, вздохнул, — с Луной понятно. Торопить не буду, просто сделай это и сделай это хорошо. По поводу остальных предложений что скажешь? — он подтолкнул книжку к Королёву по длинному дубовому столу. Сергей Павлович пожал плечами:

— Интересные предложения. Людям нужна мотивация, а всей отрасли нужно научиться зарабатывать деньги, чтобы не зависеть от политической конъюнктуры. Подчас очень и очень неровной, освоение же космоса это дело на века. Сейчас наша отрасль существует как дорогостоящий придаток к военно-ракетной программе. В учебниках истории место космической державы займёт не та, которая первая помахала флагом на дальних планетах, а та, которая вышла в космос всерьёз и надолго.

— Занятное мнение, — прервал его Хрущёв, — вы правы в одном, ваша программа обходится очень недёшево бюджету, но на чём можно заработать деньги? И как вы собрались это делать?

— Пока не знаю, — честно признался Королёв, — но уверен, инженеры что-то придумают. Особенно, если с этого им самим перепадёт немалая доля. Тут я отдельно прошу оградить меня от вмешательства остальных министерств, чиновников, от всех, кто может помешать.

— Это можно, — Хрущёв призадумался, — вот что, Сергей Павлович, я склонен согласиться, если это даст возможность развивать космос более активно – можно сделать для вас исключение. Хотя это не по-нашему, не социалистический метод.

Королёв только вздохнул и оглядел набор с письменными принадлежностями на столе первого секретаря. Большая массивная подставка под ручки, часы… Сергей Павлович, пригладив волосы пятернёй:

— Командные методы не работают. Коммунизм это наука, а не религия, догмы в науке недопустимы. Догмы это ненаучно. Наш метод – это искать пути, пробовать и ошибаться, экспериментировать. Ленин ведь так говорил. То, что он делал в двадцатых – это тоже эксперимент. Проба, а не истина в последней инстанции. Главное, что он нам оставил – это науку, а не готовые решения всех управленческих проблем. Сейчас я вынужден констатировать, что чем более чувствительна техническая отрасль к изменениям, тем меньшего добьёмся мы с планово-директивным управлением, и тем больше американцы, у которых сотни людей пробуют, ошибаются, ищут пути. И главное – достигают в первую очередь рентабельности. Чтобы не приходилось брать отрасль тяжким грузом на бюджет.

— Но-но, — Хрущёв пригрозил пальцем.

— Вы уж простите старика, — Королёв улыбнулся слегка, — во времена Ленина не было настолько высокоразвитой техники, поэтому простые как топор методы могли эффективно решать все проблемы. А теперь мы отстаём безбожно по электронике, потребительскому машиностроению, бытовой технике, выигрываем там, где наиболее грубо и мощно – оружие, тяжёлое машиностроение, горное дело. Просто нет у людей мотивации на тщательный детальный труд.

— Ладно, — Хрущёв прервал мысль Королёва, — это я понял. В чём-то ты очень революционно мыслишь, мы и правда сильно отстали в тонких отраслях. Даю добро, где расписаться?

Королёв вытащил папку и протянул Хрущёву:

— Тут большой пакет документов с постановлениями, уже в готовом виде. Изучите, обсудите, можете просто подписать… — Хрущёв без чтения подмахнул листы один за другим. Ну да, волюнтарист.

— Но учти, — он положил перьевую ручку в подставочку, — с тебя никто не снимал текущие задачи! Когда сможешь отправить человека?

— Скоро. Мы тут ведём большую работу над космическим кораблём.

— Сколько денег понадобится?

— Пока не знаю, только наброски есть, — пожал плечами Королёв, — но как будет утверждён проект – будем и смету высчитывать. Первому космонавту обязательно эту систему нужно подготовить.

Сергей Павлович не верил в удачу. Возвращаясь на своём чёрном-чёрном лимузине в ОКБ, он едва мог сдержать эмоции. Он был в возбуждённом и радостном состоянии, вместе с ним ехал и Хьярти, но он был задумчив. Королёв же наоборот, вертелся, восклицал, строил планы на будущее и старался выжать как можно больше информации из Хьярти. Тот лишь смотрел на проплывающие мимо пейзажи Москвы шестидесятых. Он был от неё далёк, его работа, космос, была границей между советским бытом и им. Он мысленно попросил своего адъютанта остановить машину на ближайшей улице в симпатичном месте, вышел на свежий воздух.

Перемещался Хьярти не на простом правительственном лимузине, а на знаменитом шестисотом мерседесе. Королёв выбрался следом за Хьярти и оказался на улице вечерней Москвы. Тёплый ветерок гулял по улице, множество людей-пешеходов и совсем немного машин. Хьярти с грустью посмотрел на это, представив, как в будущем эти улицы заполонятся пробками, машин будет столько, что куда ни кинь взгляд, наткнёшься на мерседес или уазик. Он заложил руки за спину и кивнув Королёву, пошёл по улице. Сергей Павлович, ещё на эмоциях, пошёл рядом с Хьярти и спросил:

— Хочешь прогуляться?

— Верно. Не стоит засиживаться в машине. Это вредно, нужно иногда почувствовать себя обычным человеком на обычной улице.

Оба были одеты в строгие чёрные костюмы, на Хьярти даже гражданский костюм сидел как мндир, строго и чётко. К тому же был сшит идеально, и со слегка необычным кроем, более присущим военной форме. Он осмотрелся по сторонам и улыбнувшись прохожим, пошёл по улице. Ступая по ещё тёплому асфальту дорогими кожаными ботинками, двое мужчин радостно прогуливались. Хьярти думал, как быть дальше, Королёв думал о своём. У него теперь в запасе намного больше пяти лет, у него теперь есть минимум десять-двадцать лет, а значит – можно строить планы. Планы на будущее, можно думать. Хьярти внезапно сказал:

— Сергей Павлович, открою вам информацию. В ближайшем будущем, вернее, во всей второй половине двадцатого века, особое распространение получит электроника. Она будет развиваться даже более бурно, чем авиация в начале века. И будет приносить реальную прибыль и пользу. Постепенно из гигантских шкафов электроника превратится в дешёвые интегральные схемы, которые стоят пожалуй везде, где можно что-то автоматизировать. В обычном доме, наверное, наберётся с десяток-другой чипов. Кухонная техника, пылесосы, холодильники, электроплиты, обогреватели. Что характерно – это универсальный микромозг, как инстинкт у насекомого – он выполняет принимает информацию и производит определённые запрограммированные действия. Машины конца двадцатого века почти не отличаются от нынешних с точки зрения механики, — Хьярти огляделся по сторонам, улица пустела, а Королёв слушал его очень и очень внимательно, понимая, что Хьярти не вдруг, внезапно решил поделиться информацией, а чего-то добивается. Хьярти, улыбнувшись себе, продолжил: – однако, они умеют сами тормозить перед стеной, следить за тем, как близко борт другой машины при парковке с помощью маленьких радарчиков, сами включают дворники при дожде, отопитель при холоде, кондиционер при жаре, систему пожаротушения при пожаре, выбрасывают подушку безопасности и прижимают водителя к креслу ремнями при столкновении. Сами следят за качеством горючего, температурой, давлением масла и топлива, следят за износом шин и механизмов, сами рассчитывают расход топлива и сами прокладывают оптимальный маршрут благодаря заложенной в компьютер карте и спутниковой навигации. Сами следят за тем, чтобы ночью угонщик не открыл дверь машины и не включил двигатель, умеют автоматически включать и выключать поворотники – благодаря точной спутниковой навигации и заложенным картам. Собственно, недорогая машина конца века сложнее космического корабля, на котором американцы летали на Луну, на порядок сложнее.

— И к чему это? — Королёв заинтригованно спросил.

— Я придумал, как сбросить вес вашим ракетам, нужно поработать с электроникой и автоматикой. Поскольку Советский Союз гонку за электронику уже просрал, будем так говорить, прямо, я могу не щадить эту отрасль. Автоматика на тёплых, ламповых схемах, это конечно неплохо, но…

Пойдёмте в машину, — он свернул с тротуара и нырнул в едущий рядом лимузин, потом забрался Королёв. Хьярти захлопнул тяжёлую бронированную дверь и включил монитор, выведя на него информацию:

— Обратите внимание, это американский компьютер ПДП-11. Выпущен в шестьдесят пятом, первый по-настоящему компактный и массовый недорогой компьютер. Конечно, у него нет главных атрибутов современного компьютера – органов ввода-вывода информации, — Хьярти махнул рукой и изображение сменилось, — это IBM-360, компьютер восьмидесятых. По сравнению с БЭСМ – мощнее на порядки. Быстродействие, плюс главная функция – текстовая.

— Текстовая? — удивился Королёв.

— Верно. Человек воспринимает текст, это машина воспринимает машинный код, импульсы, нули и единицы. Текстовые программы преобразовываются уже компилятором в машинный код, который и работает. Компьютеры шестидесятых не имели монитора, программы нередко выводились на телетайпы, и не было чёткого понимания, куда дальше двигаться. Написание и пересылка текстов, хранение текстов в архивах, поиск информации, пересылка электронных писем и документов, вот что нужно человечеству от компьютеров. Текст – это переходная форма информации между мыслью и исполняемой программой. Человек формирует текстовую программу на клавиатуре, сообщая компьютеру, что от него хочет, последовательно, с множеством условий, переменных, компьютер разлагает текстовые команды на машинный код, последовательность элементарных команд, называемых ассемблером, и уже их обрабатывает процессор, выполняя программу.

— Очень интересно, и сколько весит этот… айбиэм? Вернее не так, сколько он жрёт энергии?

— Не больше, чем какой-нибудь тостер, — отмахнулся Хьярти, — суть не в этом. Благодаря подобным компьютерам и программированию мы сможем существенно облегчить ваш труд. Снизить риски ошибок, ускорить процесс решения прикладных задач. Вот, к примеру, Электроника Д-3-28. Это промежуточный этап между программируемым каклькулятором и компьютером. Простенький компьютерный калькулятор, способный сохранять и выполнять расчёты, а также, что я особенно люблю – пробивать расчёты на чековую ленту. То есть сохранять на бумагу.

— Отлично! — у Королёва глаза загорелись, — вы… поделитесь?

— Я постараюсь сделать такие же, — пожал плечами Хьярти, — техника-то архаичная, но схема у меня есть, как и маленькое производство. Едем дальше, — Хьярти улыбнулся хитро, — вот, посмотрите. Это проект, ответ на ракету Старка. Ракета с возвращаемой первой ступенью. После отделения она спускается на парашюте и совершает мягкую вертикальную посадку на ракетном двигателе.

Королёв посмотрел на картинку. Хьярти включил видео. Тёмный силуэт ракеты, подсвеченный только вышками освещения, надпись „Россия“ на борту ракеты. Яркая вспышка, факел дыма и огня, расходящийся в обе стороны от ракеты и мягкий старт, ровная и минималистично-чёткая работа всех систем. Ракета поднялась в воздух и начала набирать скорость, после чего вид переключился на установленную на корпусе ступени камеру. Это зрелище внезапно захватило Сергея Павловича. Вид с борта ракеты – это невиданная роскошь. Она кувыркнулась в ночном небе и Земля приближалась, после чего тряхнуло камеру. Включились ракетные двигатели на боках ракеты – маленькие, похожие на рулевые сопла, и ракета мягко опустилась хвостом вниз, на специально подготовленную площадку, сев очень мягко. У Королёва аж слюнки потекли. Хьярти заметил:

— Это позволяет сильно сэкономить на стартах, ведь первую ступень достаточно перезаправить и раз пять-десять её можно использовать. Вот только такая посадка должна включать в себя мощный компьютер, кучу датчиков, акселерометров, точнейших гироскопов и отработать на пять. В наше время эта технология так и не успела повзрослеть. Другие технологии старта вытеснили ракетный.

— Так почему бы не развивать их? — удивился Сергей Павлович.

— Чтобы их развивать, придётся залезть в такие разделы физики, что… в общем, про них можно забыть на сотню лет как минимум, — Хьярти переключил картинку, — к сожалению. Дело в том, что управлять гравитацией люди научатся не скоро, нужны мощные термоядерные электростанции – а это опять же, очень нескоро, нужна гигантская работа в области теоретической физики, физики элементарных частиц, это не отдельная технология. Это уровень. Однако, ракеты – это вполне приемлемый вид старта в дорепульсорную эпоху.

Сергей Павлович развалился в кресле, положив руки на кожаные подлокотники. Он задумчиво осмотрел внутреннее убранство лимузина. Оно было необычным. Технологичным, на взгляд Королёва – особо технологичным. Светодиодные панели светили мягко, бежевый салон с идеально ровным убранством, мини-бар в центре, просторно, и в то же время – совершенно иначе, чем в правительственных машинах. Кресла больше напоминают ложемент космонавта, который они разрабатывали – оно анатомическое со сложной формой, удобным подголовником и прекрасно дышит. Салон был сделан из недорогих материалов, но с феноменальной точностью сборки и обработки. Стежок к стежку, даже ручки дверей напоминали больше космическую технику – идут мягко, упруго, с чувством прекрасно работающего механизма. Запах, цвет, даже тактильные ощущения, всё было продумано в салоне лимузина до мельчайших деталей. Под левой рукой Сергей Павлович обнаружил пульт с несколькими алюминиевыми клавишами с искусно сделанными пиктограммами, слегка светящимися изнутри. Вентиляция, управление стеклом, раздельный климат для ног и головы, вибромассаж кресла…

Надо ли говорить, что в таких условиях он чувствовал себя так, словно сам полетел в космическом корабле? Более чем. Сергей Павлович подумал о своих текущих проблемах. Он работал, но работал не один. С ним работала команда профессионалов. Каждая деталь разрабатывалась ими и проходила настоящую комиссию, защищали свои проекты как докторские диссертации, доказывая их эффективность и значимость. Работа комиссии нужна была большая, работать должны были все. Сергей Павлович заботился только о том, как увеличить массу полезной нагрузки, но сейчас он был уверен, что для вывода тяжёлых грузов нужно разрабатывать специализированную ракету, да и масса спутника не бесконечна. Королёв перечислил про себя все свои последние работы по снижению массы „семёрки“ и „Востока“. Подумал, что можно автоматизировать… и выходило, что в ракете можно и нужно автоматизировать практически всё. Вручную было много работы.

Он оценил предложение компьютера, поэтому подумал о том, что внедрить такую машину на производстве будет несложно – расчётов много, и нужна машина очень и очень. Космические расчёты в основном идут по одним и тем же формулам, так что получив в свои руки несколько программ, можно будет сэкономить труд сотен расчётчиков и снизить вероятность ошибок. Что не менее важно – это автоматика в самом космическом корабле и ракете.

Хьярти всерьёз собирался создавать ракету с возвращаемой первой ступенью, и это должно было стать прорывом для их корпорации. Снизить затраты и повысить рентабельность пуска, а американцы пытаясь воссоздать технологию, угробят бесчисленное количество времени, денег и сил. Свинью подложить им удастся знатную!

Сергей Павлович заинтересовался баллистическими ракетами – раз уж космос использует свои, то что баллистика? Хьярти вкратце описал ему состояние дел на конец века, когда баллистические ракеты ещё состояли на вооружении. Особенно Королёву понравился „Тополь“, мобильный комплекс. Это же универсальное решение проблемы защиты ракет от удара врага! В такой большой стране, как Россия, даже со спутниками, найти все будет нереально. А уж схема разделяющихся боевых частей привела его в восторг.

Было хорошо. Время всегда хорошее, а уж сегодня, в хорошую погоду – особенно.

Нам выпала сомнительная честь жить в хрущёвке, которая, к слову, котировалась довольно высоко. Даже жалко людей немного. Но всё это где-то там, на втором плане. Хорошо, что для юного космотехника нашлась работа – мне выделили квартиру, работу, да и люди здесь, в этом времени, более приветливы, чем в будущем. Хотя, при взгляде на местную космическую технику – оторопь берёт за то, насколько она проста и примитивна. Однажды даже дали одним глазком увидеть одну из экспериментальных моделей „Востока“ – космического корабля. Ужаснулся – и вот на этом летят люди? Они даже не представляют, насколько рискуют.

Потянувшись у открытого окна, я спешно оделся. Жить одному в большой, просторной квартире – непросто. Зато, что хорошо, продуктов – хоть залейся. Шеф сразу предупредил, чтобы не дразнили местных, но и не жлобствовали. Поэтому, взяв с полки пакетик конфет, я перегнулся через подоконник и подозвал соседского мальчугана. Тот недоумённо взял в руки пакет с американскими конфетами и просиял. Дети у вас красивые. Хе-хе, аж бородатый анекдот вспоминается, причём, постоянно!

В дверь позвонили. Я открыл, совершив мини-пробежку по квартире. На пороге стояла соседка. Ух ты, а здесь симпатичные девушки живут – стройная, даже худощавая, с красивым лицом, очень похожа на Софи Лорен. Я только мысленно присвистнул, но с невозмутимой миной спросил:

— Шалом, вы что-то хотели?

— Эм… — она замялась, — у вас случайно не найдётся сахара? Кончился, вот и…

— Найдётся всё! — ответил я яндексом, — прошу, — распахнул дверь.

Судя по её удивлению, к увиденному внутри квартиры она не была готова. Просторная, в две обычные хрущёвки, квартира, с большой прихожей. Мебель новенькая, только что привезли из Америки, ковры, в спальне и коридоре, дубовый паркет сложного набора, многочисленные светильники на стенах – не любил я потолочные люстры. Просто не переваривал. Привычка ещё с работы в космосе, где освещение всестороннее. Так что впечатление на девушку произвело самое серьёзное. Мы прошли на кухню, тоже очень нетипичную для советского человека. Бежевые гладкие шкафы в форме полукруга, стойка, мойка, плита, интегрированная в стойку, два десятка разных шкафчиков, в углу – угловой диванчик, перед ним симпатичный столик, рядом двустворчатый холодильник Бош высотой под два метра. Девушка немного стеснённо себя чувствовала. Я открыл ящики и посмотрел, что мне сюда навёз шеф. Все ящики были забиты под завязку, тут было всё, и всё как у Экюля Пуаро, в идеальном порядке. Это уже типичная черта всех космонавтов, идеальный порядок. Батарея пластиковых баночек для сыпучих материалов, подписанных. Мука, соль, сахар, крупы, чай… Я достал банку-графин с сахаром и осмотрелся в поисках тары. В итоге насыпал примерно килограмм в пластиковый контейнер и протянул девушке:

— Прошу, леди. Если ещё что-то нужно – не стесняйтесь, — улыбочку.

Девушка взяла контейнер и смущённо покинула мою обитель. Нда. Слухи распространяются быстрее скорости света, особенно в советском доме с двором, бабками и соседями, которые без спросу ходят друг к другу в гости.

А ещё была такая высмеиваемая старыми фильмами черта, как управдом, или главный любитель совать свой нос в чужие дела. Быстренько разобравшись с одеждой, я вышел во двор, где была припаркована моя машина, и множество других. Вот только мой личный мерседес выделялся на их фоне как породистый скакун в табуне осликов. Расчёт был прост – чем дороже машина, тем реже её будет останавливать советская милиция, тем меньше лишних вопросов будут задавать. Плюс ко всему, нужно же иметь определённый имидж. Эх, пойти что ли к соседке поклеиться? Она ведь такая сексуальная… Эх, мечты-мечты. До ближайшего выходного ещё дожить нужно, а работы столько, что можно заворачиваться в простыню и ползти на кладбище. Трёхсотсильный мотор гулко взревел приятным баритоном и машина легко поплыла над дорогой, сопровождаемая взглядами всех наших дворовых.

Город ещё не носил имя Главного Конструктора, а был простым Калининградом. Здесь делалась космическая программа, вот только об этом хоть и знали все, особо совать нос не решались. Можно было получить по шапке.

У ОКБ уже собирались машины многочисленных конструкторов и что немаловажно – военные, на волгах. Значит, не высшее руководство, но высокое. Ничего, у нас тут проходная заткнёт за пояс любой ТАСС, стоило мне подойти и спросить, ответили:

— Приехали из минобороны. Закрылись в кабинете с Главным, о чём-то уже два часа разговаривают.

— Два часа? — удивился я.

— Ну да. Это у нас рабочий день начинается в девять, а у главного в семь утра.

— Ну и мужик, — покачал головой. Сухой старичок, сидящий на вахте, только усмехнулся.

На входе переоделся в свою рабочую одежду – аналог формы будущего. Костюм из нетканных материалов, кроссовки, очень удобные и тоже не оставляющие волокон, не промокающие и защищающие от множества вредных воздействий, защитные очки на лоб, поверх всего этого – халат, чтобы не заговняцать дорогостоящую уникальную форму. Моя форма была предметом зависти у отдела сборки, в котором я трудился – к сожалению, всем пока не выдали.

Я пожал руки ребятам – молодым техникам, пожилому очкастому электрику, подошёл к моему главному проекту на сегодняшний день – главный модуль спускаемого аппарата „Союз“. Сергей Павлович стоял около модуля и о чём-то спорил с людьми в военной форме. Ух ты, не каждый день удаётся услышать его разносы в адрес военных! Обычно бывает наоборот.

— А я срать хотел, — грубо прервал военных Королёв, под взглядами всего КБ, — слушай, неужели я один занимаюсь ракетами?

— Тогда мы обратимся к Челомею! — возмутился генерал. Челомей – давний конкурент Королёва, и подобная угроза была бы очень чувствительной… раньше.

— Отлично. Просто прекрасно. Я возглавляю космическую отрасль. Вот если вам понадобится военный спутник вывести на орбиту – милости прошу. Оружием я больше не занимаюсь. Вообще.

Военные ещё повозмущались для приличия, видимо, спор шёл уже давно. Но Сергей Павлович их выпроводил, чуть ли не пинками. И обратился к нам:

— Вот, видите, люди ещё не перешли на новые рельсы. Шпильман? И ты тут? — он удивлённо посмотрел на меня.

— Так точно, — ответил я, — где ж мне ещё быть.

— И чем же ты таким важным занимаешься?

— Так это, „Союз“ разрабатываем…

— Без тебя справятся, ты с электроникой ладишь, так что марш на третий этаж, там сегодня обещали привезти новые ЭВМ. Поможешь установить и объяснишь, как этой хрендюлинкой пользоваться. Мы люди уже немолодые, привычки не меняем.

— Слушаюсь, — кивнул я, — я пошёл?

— Побежал! — усмехнулся Королёв, — вечером зайду, проверю что у вас там!

Под саркастичные взгляды коллег, пришлось трусцой отправляться на третий и последний этаж ОКБ. А там… В большой кабинет, похожий на школьный класс, заносили компьютеры. Ох ты ж мать-перемать, да это же архаичные… то есть новейшие ДВК!

Более того, в отдельном кейсе-коробке мне принесли Ардуино… Я взял в руки толстую книжечку и начал читать. Итак, ардуино – распространённая в начале двадцать первого века технология построения простейших схем автоматики. Состоит из набора плат, стоила даже тогда копейки, использовалась для любительской автоматики и хобби. Компьютер размером со спичечный коробок. Ардуино – универсальная среда разработки любой относительно простой автоматики. В наличии прилагались выходы на RS-232, а также куча электромеханики. Боже, тут такой массив работы, что просто охренеть можно!

Но идею шефа я поддерживаю полностью – именно такая, простая, лёгкая и дешёвая универсальная среда нам и нужна. И главное – ардуино весьма легко защитить от ЭМИ и прочих факторов, сделав весьма надёжную, а по местным меркам – сверхнадёжную автоматику. Та-а-ак. Что мы можем сделать с её помощью?

Блин, да всё, что угодно! Причём, шеф прислал сразу целую гору самых различных плат и систем. Ох, мать-перемать, ладно ДВК, на них бэйсик с досом вшиты по умолчанию, обойдёмся написанием программ… если он заранее не написал, но ардуино – это головная боль на недели вперёд! Как же я люблю свою работу. Просто обожаю.

В большом зале вычислительного центра было тихо, сухо, чисто, и завалено всякой электроникой, как работающей, так и уже отработавшей своё. Делать нечего – принял по накладной от шефа двенадцать компьютеров ДВК, полсотни периферийных устройств, вплоть до большого чертёжного аппарата, и приступил к работе над ардуино.

Итак, где и как мы можем её использовать? Везде. Везде, где требуется автоматика. Вот только посвящать инженеров в работу этой системы нельзя, а значит – нужно будет лично вмешиваться в разработку. Кхм. А почему бы не свалить всё на работу центрального компьютера, разработкой которого займусь уже официально я? И тут все вопросы отпадут как бы сами собой.

Выгреб все расширительные платы и начал работу над простейшей системой. Суть микроконтроллеров в распределённом контроле, а не централизованном управлении. Для примера вполне подойдёт этот ВЦ, где можно повеселиться. Начнём с простейшего контроллера – включение и выключение света. Получился стальной ящичек, в который я засунул провода и повесил его рядом с выключателем, и от него над дверью – датчик движения. Система с виду простая, но чтобы она работала, пришлось повозиться с программой управления, чтобы свет не выключался сразу же, как только теряется движение, а только через пять-десять минут. Вряд ли кто-то или что-то может абсолютно неподвижно сидеть десять минут подряд, не двигаясь совершенно – сенсор довольно чувствителен. Дальше пошло управление шторами. Шторы тут имели новомодный механизм закрытия – с помощью шнурка, который вращает барабанчик, двигающий шторы. Пришлось чуть не упасть с подоконника, а также целый час провозиться с монтажом платы – расчёт проекта оказался проще простого. То же, что и в прошлом случае, только прикручиваем к выходному реле мотор с пониженной передачей. Пришлось прикрутить его к шторе одельным уголком, который мне принесли по первому звонку из сборочного цеха, но результат – налицо. Степень закрытости штор напрямую зависела от степени освещённости датчика света, но не сразу, а через полторы минуты освещения. Если солнышко просто выглянет на минутку и тут же спрячется за тучками – ничего не произойдёт. Ещё на одной плате смонтировал сигнализацию. Использовал мощную сигнальную сирену. Теперь если включить сигнализацию, любой непрошенный гость вызовет переполох по всему ОКБ, мощность сирены дай боже каждому. Завывает не хуже воздушной сирены городской сигналки.

К тому моменту, когда пришёл Сергей Павлович я уже завершал сопряжение всех этих систем с компьютером ДВК. Казалось бы, простая вещь – датчик движения, однако… как это полезно для безопасности! Сергей Павлович пришёл в восемь вечера, очень уставший, и с порога огорошил меня:

— Так, Давид, у тебя будет особое задание, — он осмотрелся и заметив стройный ряд компьютеров, стоящих на столах, улыбнулся, — нужно разработать корабельный компьютер, устройства ввода-вывода. Хотя твой шеф предлагает засунуть туда какой-нибудь ДВК и не париться по этому поводу. Я баню не очень жалую, так что ты подумай над дублирующей машиной. И показывай, чем ты тут весь день занимаешься!

Я встал и показал ему на кучу микроконтроллеров на столе:

— Прошу, Сергей Павлович. Ардуино-проект. Свободная архитектура для построения простой автоматики. Радиолюбительство двадцать первого века. С их помощью можно строить полноценные схемы автоматики.

— Вот как? — Королёв подошёл к столу и взял в руки плату, — какая маленькая. И что, это работает? — он присмотрелся.

— Прекрасно работает. По мощности плата примерно… примерно чуть выше БЭСМ, их можно использовать для различных задач. Они вышли из употребления ещё когда мой отец молодым был, так что пришлось осваивать работу схемы. Очень просто и эффективно, скажу я вам.

— Покажи.

Я задумался. А как показать? А, я же сопряг ардуино с компом. Ну-ка… Развернулся к компьютеру и ввёл команду исполнения макроса:

— Пока что у меня получились простейшие схемы. Потенциал этой платы намного выше, я лишь так, первые шаги сделал. Вот… — ткнул в клавишу выключения схемы, свет в кабинете погас. Двинулся, он снова включился, — над дверью установил датчик движения. Он автоматически посылает сигнал на процессор и включает свет. Выключает после того, как движения не было десять минут.

Дальше показал работу закрывателя штор. Пояснил, что шторы закрываются настолько, насколько освещён датчик – под прямыми солнечными лучами полностью закрыты, при пасмурной погоде полностью открыты.

Сергей Павлович оценил, но перевёл мою рабочую мысль на нужный ему лад:

— Это всё прекрасно, но пока что выглядит как простая игрушка.

— Оно таким и должно быть, — кивнул я, — только тогда технология вошла в жизнь полностью, когда её перестают воспринимать серьёзно. Датчик ведь тоже не простой фотоэлемент, который закрывает-открывает. Он выполняет программу.

— Вот и хорошо, вот и ладно, — Королёв покрутил в руках плату, — мне нужны результаты. В частности – необходимо сделать полностью автоматическую работу космического корабля. Нашу автоматику заменить на эту, насколько это вообще возможно. Основной бортовой компьютер твой шеф уже сделал, теперь нужно сделать так, чтобы он работал.

— Подумаем, Сергей Павлович, — ответил я, — посмотрю, набросок будет завтра в середине дня…

Ох, опять мне ночью работать. Ничего, люди привычные, зальюсь кофеём, главное, чтобы к дедлайну работа была сделана.

— Вот и посмотрим, что ты там надумаешь, — кивнул Королёв.

Старт космической ракеты – вещь крайне важная, долгая, дорогая, сложная и требующая больших затрат сил и средств. Работа тысяч людей, каждый из которых может своим действием или бездействием похерить старт, поэтому к проекту допускались только проверенные люди, работающие уже не один год в ракетной отрасли и понимающие всю важность деталей. Сейчас ситуация была похожая. Мы не могли просто взять и изменить всё. О, нет, ситуация складывалась такая, что ракету „Паром“ официально по всем документам провели как Р-7. Вот только это была совсем не Р-7, я, понимая, что Сергей Павлович в какой-то мере скован силой своей ракеты, постарался сделать новый носитель. На этот раз – взял за основу проект „Нейтрон-100“, мощнейшую ракету с сотней тонн полезной нагрузки. Ох, что это был за монстр! Если поставить её рядом с семёркой, то она была толщиной с двигательный блок семёрки, расходящийся внизу, имела ещё четыре вспомогательных двигателя, которые при посадке расходились в стороны и обеспечивали посадку первой ступени. Ракетные двигатели – крайне надёжные и работают на синтетическом горючем, дающим огромную тягу. В высоту она вдвое превышала гагаринскую семёрку, а в толщину – в полтора-два раза, плюс имела утолщение на конце и вершил ракету острый нос системы ориентации в полёте – газовые рули на самом носу ракеты, которые позволяли ей управлять. Автоматически, само собой. Этого монстра было нелегко доставить и установить, но при проектировании рассчитывали на использование стартового комплекса Байконура. Пришлось добавить к комплексу огромный подвижный гусеничный транспортёр и новое оборудование, значительно укрепить стартовую площадку. Но в итоге через месяц начались сверхсекретные испытания. Настолько сверхсекретные, что даже Хрущёв о них не знал. Вернее, ему не докладывали – по планам был запуск ракет. Работа шла полным ходом.

Люди из отрасли ещё плохо понимали суть реформ с небольшим реверансом в сторону рынка, просто не понимали, что такого в этом. Для них всё было проще – есть работа, есть оклад, есть премия, и… всё. И кирдык. И что ты ни делай, выше головы не прыгнешь. Однако, Хьярти уже нашёл небольшую телевизионную компанию и выкупил её акции, процесс обеспечения был запущен. Спутники готовились. Телекомпания „Глобал Спейс Ньюс“ зарегистрирована в Индии, по всему миру набирали журналистов, задумка Хьярти была проста – охватить вещанием всю планету. И вещанием, и информационным агентством. Что поделать – с их ресурсами по видеомонтажу и трансляции, самым лучшим способом получить деньги было именно информационное агентство. Самым важным пунктом Хьярти считал спутниковое телевидение.

Над разработкой шаблонов новостных программ, символики, дизайна бегущей строки и мощного комплекса аппаратуры для прямого эфира, он протрудился не один день. В результате это стало его главной работой – телеканал „Глобал Ньюс“. Впервые в истории он мог спокойно транслировать цветное телевидение, прямые эфиры в цвете, а также широко использовал компьютерную графику.

Мало кто замечает, но телепрограммы середины двадцать первого века насыщены графикой так, что… впрочем, это уже совсем другая история. Хьярти нуждался в двух вещах – красивая, зрелищная картинка и репортажи с места событий. А также – большой массив собственных телепрограмм на разных языках мира, форматы телешоу – дебаты, шоу типа говорильни с диванчиками и скандальными гостями, от сухих выступлений говорящих голов Хьярти решил отказаться полностью во имя зрелищности.

Проблема перевода центрального новостного канала на все языки мира – ещё одна существенная. Пусть не на все, но на основные – это решалось раздельной подачей видео и аудиодорожки, с минусовкой и переозвучкой телепередач. Плюс отдельным накладываемым модулем шли субтитры, которые принимались в виде картинки, перекрывающей основной канал – сделать подобное в полностью аналоговой технологии было непросто.

Хьярти проделал колоссальную работу, лично вылетая в десятки мировых столиц, покупая недвижимость под студии и регистрируя канал как СМИ. Япония, Китай, Индия, Ближний Восток, Европа… Поработать пришлось знатно – с утра до ночи шли переговоры, подача объявлений о найме специалистов, наконец, часть работы взяли на себя андроиды и полностью цифровые ведущие.

Самым интересным Хьярти счёл систему ретрансляции радиосигнала – определённые сигналы, принимаемые спутниками, усиливались и ретранслировались. Во-первых, так должно было заработать первое общепланетарное радио. Во-вторых, система связи орбита-Земля.

Как бы то ни было, тестовый прогон системы Хьярти назначил и произвёл. Сидя в ОКБ, он расслабленно смотрел на множество точек над глобусом Земли, глобус был голографическим. Кабинет Хьярти расположился в одном из помещений ОКБ Королёва. Небольшой, но очень неплохо обставленный. Сам Сергей Павлович сидел в уголочке и следил за действиями Хьярти, совершенно не вмешиваясь. Искинам было дано всё управление над будущей медиа-империей, а пока – только над сотнями спутников. Спутники он грубо вытащил из ангара, сбросив на орбиту без лишних слов. Размером спутник вещания был с большой грузовик, утыканный антеннами – антенны-локаторы по бокам, принимающие сигнал и выпуклый радиоэмиттер, направленный в сторону Земли. Когда все точки, что кружили вокруг глобуса, стали зелёными, Хьярти приказал:

— Проверка линий связи. Прозвон всех каналов одновременно.

— Принято, — отозвался механический голос псевдо-искина, выполняющего роль координатора прораммы, — прозвон прошёл успешен. Все тестовые станции вышли на связь. Помехи в пределах нормы. Чёткость сигнала в пределах нормы. Сила сигнала в пределах нормы. Искажения в прделах нормы.

— Закончить тест, — Хьярти улыбнулся сам себе, бросил взгляд на Королёва, — второй цикл – передача видеосигнала. Проверка всех каналов.

— Проверка… — ответил механический голос координатора, — проверка окончена. Сигнал с тестовых станций показывает незначительные отклонения от нормы. Цветовые искажения в пределах нормы. Временные искажения в расчётных пределах. Тест пройден успешно.

— Третий тест, — объявил Хьярти, — трансляция радиосигнала. Приступить к выполнению.

— Выполнено, — отозвался голос, — трансляция прошла успешно. Объекты с первого по сто шестьдесят второй прошли все сигнальные тесты. Приступить к тестированию внутренних систем?

— Отставить, тестирование уже было. Мощность реакторов на десять процентов, жди дальнейших указаний.

— Принято, — отозвался голос, — выполнено.

Хьярти поднялся из кресла и с улыбкой посмотрел на Королёва:

— Вот и всё. А вы боялись.

— А…

— А ракетами будем потом что-нибудь другое на орбиту забрасывать. Спутники связи размером и весом с пассажирский самолёт, их так просто не поднять на ракете.

— Понятно, — Королёв нахмурился, — и что это нам даёт?

Хьярти пожал плечами:

— Манёвр. Никто не знает, что спутники уже выведены. Старт телекомпании назначен на восьмое октября. Пока люди соберутся, пока проведём продакт-плейсмент, пока выпустим домашние спутниковые антенны… В общем, дел ещё завались!

— Вот только тут даже близко не пахло нашей работой, — недовольно сказал конструктор, хмуро глянув на Хьярти.

— Деньги – не пахнут. К тому же у нас ещё гигантский рынок спутниковой навигации и связи не освоен. Пока выпустим спутниковые тарелки, наживёмся на их продаже – дай бог каждому. К тому же ещё платные каналы организуем… — он подошёл к стене – на столе стояло что-то, закрытое чехлом. Королёв внимания не обратил – такое в его ОКБ на каждом углу встречается.

Хьярти снял чехол и гордо продемонстрировал…

Никита Сергеевич остановился перед витриной магазина. На заднем плане маячил единственный охранник. Витрина магазина Никиту Сергеевича привлекла, даже очень. На ней стояли новенькие телевизоры, которые в СССР, как ни крути, не выпускались. Дизайн у них был футуристичный, симпатичный, слегка задранный вверх экран и ручка-переноска у маленького красного телевизора, и монументальный, как башни Кремля, большой. Большой-то и привлёк внимание Никиты Сергеевича – телевизор имел большую диагональ – тридцать два дюйма, картинка была такая, что любо-дорого посмотреть. Яркие краски, в эфире красивая индийская девушка танцевала. Хрущёв нахмурился – срамота! Но телевизор хорош! Чёрный матовый корпус и… плоский экран. Вот плоский, как зеркало. По краям не было привычного уже искажения картинки. Звук тоже очень даже недурной пробивался через стекло витрины. Стоял большой телевизор на тумбе, в которой лежала стопка заграничных тележурналов. Цыкнув зубом, Никита Сергеевич решил лично зайти. Он не чурался народа и мог легко зайти в любой магазин, на этот раз повезло этому. К его удивлению, его не узнали со спины, и всё равно вежливо поздоровались:

— Добрый день, вас интересуют телевизоры? — девушка мило улыбалась.

— Да, — Хрущёв не стал поворачиваться к ней лицом, — почём этот, большой?

— Тридцать тысяч, — без сомнений ответила девушка.

— Сколько? — у Хрущёва глаза на лоб полезли, — за что?

— Это телевизор „Неотек“, с блоком программного управления, принимает сигнал от спутниковой сети „Глобал ТВ“, диагональ экрана тридцать два дюйма, в два раза чётче любого современного телевизора. У него есть инфракрасный пульт дистанционного управления, может принимать дополнительно субтитры и озвучку на любых используемых языках. Восемь лет гарантии и в комплекте к нему идёт телевизионная тумба. Пока что принимаются только советские, индийские, японские, итальянские, французские и швейцарские каналы, всего двадцать два канала.

— И что, вот прям так принимают? — не поверил своим ушам хрущёв, — а как же гостелерадио?

— Советские каналы тоже принимает. Правда, пока только нецветные, но, говорят, к следующему году запустят цветное советское телевидение в сеть Глобал-ТВ. Там какие-то сложности с особыми телекамерами… Ну или бюрократами, точно не известно. Для широкого круга потребителей есть более скромный вариант, телевизор Неотек-Сильвер, комнатный вариант, восемь предустановленных каналов, плоский экран, прекрасные сочные цвета. Три тысячи рублей. Столько же стоит Неотек-микро, вот он, — девушка показала на малюсенький телевизорик, который Хрущёв и за телевизор-то не считал. Передняя часть – размером с сложенный вчетверо лист бумаги. Девушка пояснила:

— Это самый компактный из Неотеков. Было непросто сделать приём телевидения со спутника без антенны-локатора, но справились. Он использует классическую штырьковую антенну, которую можно закрепить на крыше автомобиля или окне.

— Какой-то он… вытянутый, — у Хрущёва глаз дёрнулся при виде этого уродца.

— Телевизор предназначен для встраивания в технику. Например, в кухонный шкаф, или автомобиль, торпедо или под потолок между передним и задним сидением. Кинескоп может ориентироваться… — девушка показала, что кинескоп внутри может двигаться, наклоняясь вверх-вниз, влево-вправо, — лучший способ скоротать время в долгой поездке или пока варится суп. Он показывает всего один канал, к сожалению, Глобал-Ньюс, но зато это самый крупный новостной канал в мире. Также цветной, также обладает прекрасной для своего размера чёткостью изображения.

— Мелковат больно, не для моих глаз, — пожаловался Хрущёв, — ладно, спасибо, девушка. Как-нибудь… зайду. И много у вас ещё телевизоров?

— Хватит на всех, — девушка улыбнулась.

Никите Сергеевичу осталось только гадать, почему? Почему девушка вообще не отреагировала на то, что он в магазин зашёл? Общалась абсолютно нейтрально, даже бровью не повела. Приятно, конечно, что не устроили цирк и обслужили как простого смертного, по всем правилам, но… Что-то не так в королевстве датском. Едва приехав на рабочее место, он тут же начал звонить и ругаться. В Гостелерадио – и вызвал на ковёр Кафтанова. Главу Государственного комитета по… в общем, Гостелерадио. Прибыл Кафтанов через полчаса, и тут же увидел крайне недовольного Хрущёва.

— И как это называется? — с порога начал Никита Сергеевич, оседлав любимого конька, — на территории Советского Союза спокойно вещает иностранное телевидение, советские граждане смотрят, а я – ни сном ни духом!

— Простите, — немолодой уже чиновник даже чуть попятился, — какие каналы?

— Такие, — первый секретарь недовольно насупился, — еду я на работу, остановился, увидел телевизор в витрине. Зашёл, узнал, вещают через спутники. И где, спрашивается, вы были? Как товар вообще попал на прилавки наших магазинов? Бардак!

— А, вы про Глобал, — Кафтанов заметно расслабился, — так они же с нами всё согласовали, никаких препятствий мы не увидели. Американцы к телеканалу никакого отношения не имеют, пропаганду не ведут… неделю назад только договорились, что уже начали работу? Быстро!

— Вот то-то и оно, — Хрущёв хлопнул по столу ладонью, — быстро! А как же цензура?

— Так она же не касается спутникового вещания, — Кафтанов недоумённо пожал плечами, — это уже не наша юрисдикция. Да и мы на равных правах, можем транслировать свои каналы по всему миру через сеть. Как и у всех, резерв в два телеканала, я считаю это просто выгоднейшая сделка, которая позволит нам развивать телевидение международного уровня.

— Вот как? — Хрущёв задумался, — всё равно как-то выглядит не очень. Не по-нашему это.

— Товарищ Хрущёв, — нахмурился Кафтанов, — скажу лишь, что это сулит большую валютную выручку и немалую пользу для телевидения. Ну а что они свои каналы показывают, это даже хорошо. Меньше будет иллюзий у советского человека по поводу жизни за границей. Меньше этих, стиляг, меньше будут туда рваться. Там ведь не вражьи голоса, они это на весь мир транслируют, а не только на Союз, так что просто лить пропаганду у них не получится. Никак не получится, иначе потеряют аудиторию и уйдут из телесети.

— Ладно, если выручка, тогда ладно. Деньги нам сейчас очень нужны, — Хрущёв был готов пойти на попятную, — сколько обещают?

— Зависит от аудитории. От того, сколько людей там будет наш канал смотреть. Вот поэтому это так полезно, — Кафтанов был воодушевлён, как никогда, — ведь нам придётся соревноваться за внимание с крупнейшими западными телеканалами. А сейчас на телевидении конкуренции нет, что показывают, то и смотрят. Вот только они существуют на свои заработанные деньги, а мы зарплаты людям платим рублями, а от иностранных телезрителей получаем долю с показа в долларах!

Хрущёв совсем расслабился:

— Посмотри, что можно сделать, — совсем уж дураком он не был и понимал, что советское телевидение рядом с теми же французами проигрывает вчистую, — и чтобы смотрели!

Собственно, с этого разговора начались большие подвижки во всей телерадиосети Советского Союза. Иновещательные каналы требовали совершенно другого контента, совершенно не в формате советского телевидения. Поэтому начались бесконечные споры с тасканием друг друга за бороды – не было в Советском Союзе людей, способных устроить полноценный телеканал. Телесериалов не было, новости? Интересно, но не более. Популярные фильмы-мюзиклы уже безбожно устарели и просились на полку.

Такой уровень подвижек был, словно всю структуру перевернули с ног на голову – спешно решили вопрос о строительстве нового телецентра, старый, расположенный в здании театра, это даже не смешно. Не серьёзно и грустно.

Нужны были новые форматы, новые люди – все прекрасно понимали, что строгий мужчина в пиджаке, зачитывающий насквозь пропитанный бюрократией и советизмами текст, допущенный цензурой – это будет грандиозный провал. И в лучшем случае – закрытие полное программы.

Поиск новых форматов для телешоу настолько не совпадал с обычной работой бюрократической машины Гостелерадио, что цензоры только за головы хватались, однако, им на пробу дали посмотреть запись американских и советских телепередач. Все прекрасно понимали, что ЭТО до эфира допускать никак нельзя, да на советском телевидении были свои законы. Появиться на телеэкране – значит стать звездой, телеканалов всего раз-два и обчёлся, а ещё ночной перерыв? Вот это выбивало из колеи всю машину Гостелерадио. Кафтанов прекрасно понимал, что стране нужны деньги и если телевидение их даст – его авторитет без всяких там повышений сравнится с членами узкого круга ЦК, его не выгонят. Хотя перспектива вот-вот вылететь уже маячила на горизонте, но, неделю назад его взгляды на телевидение резко изменились. Сильно изменились.

Делалось всё, как всегда, в спешке, но в данном случае чекистам надавали по губам из Кремля, чтобы поумерили свой цензорский пыл. Обошлось просто – взяли кинопередвижку, приехали к Первому секретарю и показали отснятые тестовые передачи, формат которых придумали буквально на ходу, показали также вариант, пропущенный цензурой и снятый по всем нормам советского телевидения. Показали французскую телепередачу и на этом вопрос был решён окончательно – каким бы дураком ни был Никита Сергеевич… впрочем, учитывая его турне с колхозниками по странам Запада – ни хрена он не понимал, просто доверял телевизионщикам.

Всех их ждал серьёзный удар по самолюбию, очень серьёзный, так как проценты рейтинга придётся буквально вырывать зубами. Первые же пущенные в эфир советские телепередачи вызвали фурор, но дальше… тишина. Это был грандиозный провал, но Хьярти, куратор этой программы, посоветовал работать. Работать лучше, тщательней, больше зрелищности, юмора, и найти свою нишу, развиваясь в ней.

Кафтанов, как глава всея Гостелерадио последовал совету и уже через неделю эфир не напоминал телеканал „Культура“, унылый и скучный. Хьярти отдал должное – несмотря на все разочарования и копеечную зарплату люди старались, работали, и бурно развивали свою отрасль. Доля советского телевидения в иновещании составила около пяти процентов просмотров. Двадцать две страны мира, сорок четыре телеканала, и среди них пять процентов – это по крайней мере не два. Выручал интерес к жизни за железным занавесом.

Простенький сюжет телесериала Хьярти подкинул для затравки – научная фантастика, уровня „Звёздного пути“, старательно обходящая все вопросы политики и идеологии… и это заработало, первую пилотную серию сняли за месяц, благо, помощь со спецэффектами была оказана огромная, и благодаря деньгам, заработанным на показе, купили цветную плёнку… но главное – было впереди.

Королёв, Глушко, и ещё шесть конструкторов из ОКБ, недоумённо смотрели на пластмассовый макет, который им представил Хьярти. Макет очень… реалистичный. Королёв сказал:

— Я думал, у тебя там ракета, наконец-то. Даже весь конструкторский совет собрал, — выглядел Сергей Павлович при этом обиженно.

Хьярти только руками развёл:

— Ракеты подождут. А что собрали – это хорошо. Уж простите, но в этом хлеву дальше делать космическую программу нельзя никак. Поэтому нужно переезжать. Да и дома для сотрудников нужно строить, традиционные хрущёвки меня как-то не вдохновляют. На волне, так сказать, массовых строек я решил замутить несколько строительных проектов. Первый вот, второй – монолитный дом в восемнадцать этажей, с просторными квартирами. Элитный жилищный комплекс, — Хьярти достал ещё один макет, стопку рисунков, — вот, посмотрите.

Академики, конструктора и Королёв, главный, взяли рисунки и посмотрели. Хьярти прокомментировал:

— От проектирования пятиэтажек я отказался. Масштаб взял больше, сразу жилищный комплекс из пяти крупных домов, по шестьдесят восемь квартир в каждом. Квартиры сто, двести и триста двадцать квадратных метров, соответственно две, четыре и шесть комнат.

— Это уже слишком, — возразил Королёв.

— Нет, именно к этому мы ДОЛЖНЫ стремиться, — надавил Хьярти, — Хрущобы – явление временное и надеюсь, посыл Никита Сергеевич поймёт правильно и постепенно будет в Москве и других крупных городах строить большие дома с большими квартирами.

Сергей Павлович только отложил чертежи ЖК и спросил:

— И кто же нам эту прелесть построит? Я конечно всегда рад выделению квартир на ОКБ, но за этот проект не возьмутся.

— Возьмутся, — Хьярти хитро улыбнулся, — я уже поработал в этом направлении и нашёл рабочих, так что дело за малым – чтобы ваша корпорация выпросила землю у Хрущёва.

— А этот ты где хочешь разместить? — Королёв кивнул на центральное здание.

Здание примечательное – квадрат из офисного здания, со стороной в двести пятьдесят метров, угольно-чёрный, снаружи вместо привычной облицовки – гладкая чёрная поверхность. Тонированное стекло, панорамные тонированные окна. Огромен, массивен, но обитаемая часть – только по сторонам квадрата, у окон. Внутри – большой полигон, огромное закрытое пространство, где можно и нужно будет собирать космическую технику, вести опыты, инженерную работу. Атриум-ангар имел размеры двести на двести метров. Святая святых космоса. На этом чёрном монолите, как называл его Хьярти, стояла ракета Р-7, гагаринская. Вернее, не так, не ракета, а небоскрёб, в точности повторяющий форму ракеты. Очень уж удачная с архитектурной точки зрения у неё форма – двигатели, центральная цилиндрическая часть, шпиль… это выглядело как ракета Р-7, увеличенная в пять раз. Цилиндр ракеты в обхвате – тридцать два метра, в основании ширина конструкции – до ста метров, и высота – четыреста двадцать метров. Эта исполинская ракета должна стать небоскрёбом, внутри которого расположится всё руководство корпорации. Благодаря секционной установке блоков небоскрёба на силовой каркас, удастся сократить время строительства до минимума – главное это создать каркас, а уже потом можно будет установить на него кран. Опираться вся эта конструкция будет на девять столбов прочнейшего из возможных строительного материала – бетона с армированием наноматериалами.

— Зачем это нужно, — Королёв поморщился, — ну серьёзно, если можно.

— Серьёзно? — Хьярти посмотрел пристально в глаза комиссии, — нам нужен символ. Как статуя свободы, Эйфелева башня или собор Василия Блаженного. Символ нас. Символ сплочает людей. Что сейчас думает человек, когда слышит „Советская космическая программа“? Сухие пиджаки по телевизору, говорящие головы, зачитывающие пафосный текст о том, что наши ракеты самые быстрые, а поезда самые поездатые в мире? Нужен символ советского космоса, это создаст образ, который получит уважение и признание во всём мире. Поэтому – ракета. Та самая, с которой всё начиналось.

— Тут немного другая, — заметил Глушко.

— Чуть-чуть. Первая Р-7 это скорее баллистическая, а не РН. Ну что, согласны?

По старой привычке ещё обсудили технические детали и перешли на жильё для сотрудников. Завхоз возмутился:

— По-моему, это как-то не по-советски, такие хоромы людям…

— А кому? — язвительно спросил Хьярти, — давите в себе деревенского мужика, который при виде того, что кто-то живёт лучше, желает не подняться на его уровень, а спустить его на свой. Эдак мы попадём в ситуацию, в которой все живут плохо и мешают друг другу как-то улучшить ситуацию. Мы заработали деньги, мы можем построить на них дома.

— Кстати, о птичках… — напомнил Королёв.

— Двести семнадцать миллионов зеленью, — ответил ему Хьярти, — чистая – сто пятьдесят.

— Прилично! — главный конструктор удивился, — и где они?

— На счетах нашей компании.

Королёв ещё раз взял в руки картинки и спросил:

— И почему ты не хочешь их немного уплотнить?

— Хочется, чтобы проблемы не было. Так что жильё должно как минимум – быть мирового уровня.

— Дизайн хорош, — Сергей Павлович улыбнулся, — сроки строительства?

— До следующего лета управимся, — уверенно сказал Хьярти, — до зимы зальём фундамент на восемь ЖК, сорок восемь домов, три тысячи двести квартир, школа, детский сад, клиника, кинотеатр, центральный офис Космоса, водонасосная, библиотека, коммунальные службы. Будем строить дороги, парки, проводить земляные работы.

— Зимой? — удивился Королёв.

— Зимой. А к лету уже должны быть готовы все материалы и стоять „слойка“ зданий. В итоге получится целый маленький район, со своей инфраструктурой.

— Дома на балансе компании?

— Именно. Так что они будут неприкосновенны даже для советской власти. Квартиры можно и дарить сотрудникам…

— Сотрудников то… — отмахнулся Королёв.

Хьярти напомил ему:

— „Космос“ объединил силы многих КБ. Поэтому сотрудников много. На всех не хватит. По мере ввода в эксплуатацию новых зданий КБ, можно их переводить сюда.

Шпильман грустно взирал на Землю с высоты геостационарной орбиты. Мало кому нравилось работать в открытом космосе, в скафандре. Шпильман не исключение, и хотя скафандр больше напоминал броню, радости это не прибавляло. Нужно было уцепиться якорями за висящий в космосе спутник и пол дня его курочить, устраняя детские болячки. Закончив установку новых модулей связи, Давид грустно посмотрел на Землю и нашёл взглядом едва видневшийся с геостационара аравийский полуостров. Жаль, но в Израиле ему делать было нечего. Пока, по крайней мере. Хотя слетать туда определённо стоит, и будущую жену свозить на историческую родину.

Давид включил двигатели скафандра и быстро поплыл к „Бурану“, который ждал его с открытым грузовым люком. Стоило ему залететь, люк закрылся и давление выровнялось, однако, снял шлем он только когда прошёл в кабину пилота. Так надёжнее.

Стоило ещё доставить один важный груз на телерадио, а время поджимало. Эх, если бы Настя только знала, кто за ней ухаживает и где пропадает её парень по вечерам… — он ещё раз грустно вздохнул и полетел на Землю…

Вокруг первого полёта человека в космос накрутили столько бюрократической волокиты, что… в общем, Королёва и весь „Космос“ попытались поставить в позу. Правда, вышло это очень неубедительно – к октябрю сеть Глобал ТВ уже вышла на проектную мощность и приносила деньги своему создателю и всему „Космосу“. Сотрудники самой элитной отрасли поголовно владели автомобилями, даже уборщицы, перед зданием ОКБ был натуральный парад. Вот только советскую машину ждать никто не хотел, поэтому перед королёвским КБ гостей ждали три сотни иномарок, причём, далеко не бюджетных. Само КБ преобразилось. Обзавелось солидной охраной, да и рабочие ОКБ больше не напоминали сантехников – все в новенькой форме с эмблемой „Космоса“ на груди – контур Земли и красная ракета по центру. Это не мордастые советские партноменклатурщики, с обрюзгшим от пьянства лицом, и не худощавые кожа-кости интилигентные рабочие, а весьма ухоженные леди и джентльмены.

Поэтому когда партийная номенклатура приехала в ОКБ, чтобы обсудить пилотируемый полёт, а проще говоря – выдать Королёву задание, и заодно показать, где его место, их ждала такая лютая, чистая и яростная до зубовного скрежета злоба, что Сергей Павлович испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Чинуши теперь уже не имели никакой власти над ним, и этот визит – попытка самоутвердиться и показать ему его место. Наверняка, без Челомея не обошлось.

Селяне, что и говорить, внешние проявления власти и состоятельности для них важнее всего. Им плевать на космос, им важны дорогие машины и прочие демонстративные показатели статуса. Что ж, сейчас, в кругу своих людей, после того, как чинуш протащили через парковку ОКБ как грешников через ад, они были унижены до крайности. Их „Чайки“ и ЗИЛы совершенно не смотрелись на фоне БМВ, а уж новенькие, блестящие мерседесы и его личная „Мазерати 3500GT“, стоящие у входа в здание. Так что, Сергей Павлович понимал, почему эти люди пришли к нему, желая тут же покарать виновника и обвинить его во всех смертных грехах, в особенности – в буржуйском образе жизни.

Конфликт вышел с большим политическим скандалом и продолжением – охрана вывела чиновников из комиссии, причём вывела под ручки. Спорить с дюжиной вооружённых мордоворотов не решились, поэтому делегация, приехавшая довлеть и нагибать, сама была согнута в позу пьющего оленя и выведена из здания. И уже на следующий день в ОКБ заявился Хрущёв, лично и без своей золотой орды. Ему увиденное тоже не понравилось, поэтому он коротко сказал: