Кудель кровавого льна

Проделки Виолетты

Иезекииль вместо того, чтобы спускаться в трюм в поисках жаждущей мести древодевы, спокойно перекурил на баке, подышал свежим воздухом, проверил устойчивость поручней на переходном мостике, по старой профессиональной привычке оценил качество чистоты орудий батарейной палубы, а затем неторопливо отправился в плотницкую, где целыми днями пахло свежим деревом, дымом, лаком и железом. Как он и ожидал, дриада находилась там: лежала на полу, положив локти на верстак и подперев голову кулаками, и наблюдала, как медленно плавала золотая пыль в свету крошечной масляной лампы из позеленевшей от времени латуни.

— Элизабет и Форсунка были уверены, что ты уже ломаешь шею нашему доппельгенгеру.

— Поэтому отправили тебя остановить меня?

— Нет, то была сугубо моя инициатива. Ведь я знаю, что ты никогда подобного не сделала бы.

— Я не дура, Иезекииль, чтобы так подло подставлять Марго. Я знаю, что души демонов после потери телесной оболочки насильно возвращаются обратно в Бездну, как стекающие к горлышку воронки капли. Убьём перевёртыша — считай, что Форкас отныне знает всё, что знает Маргарита. Обо мне, о тебе, об Авроре и Форсунке. Список его жертв враз мог бы пополниться нашими именами. Я даже рада, что Аврора задержала меня во время драки между демоном и тобой, иначе я бы точно прикончила мерзкую тварь в порыве гнева.

— Давно хотел поинтересоваться насчёт маленького, терзающего моё неуёмное любопытство вопроса, — Кхыш сел за верстак напротив дриады и очистил столешницу от стружки, оставшейся после строгания. — Изъясняешься ты грамотно, говоришь складно и осмысленно, умеешь читать, писать и считать, что не дано даже многим крестьянам… Это огромные успехи для женщины, практически всю свою жизнь прожившей в диком лесу.

Яркая чёрточка пламени дрогнула, когда кентаврица чуть слышно фыркнула. Кхыш подпёр голову кулаком, предвкушая очередное откровение о таинственной жизни дриад.

— Самая большая ошибка считать дриад Содружества полудикими лесными зверями, — самодовольно улыбнулась Козочка и щелчком пальцев скинула с верстака последнюю деревянную завитушку. — Не знаю, как обстоят дела у имперских и других иноземных дриад, но мои сёстры часто ведут меновую торговлю с расположенными вблизи городами, посёлками, деревнями и хуторами, если тамошние эльфы благосклонно к ним относятся. Сёстры приносят на продажу добытые травы, перья, ягоды, меха, кожу, мясо, рыбу, грибы, кость, сделанные своими руками украшения и амулеты, а взамен охотно берут чернила, бумагу, индиго и различные книги — учебники по многим дисциплинам — от грамматики и арифметики до астрономии и натурфилософии, хрестоматии, атласы, альманахи разных жанров. Наша сестра хоть и не заканчивала тривиумы и квадривиумы в столичных университетах, но и неразумным примитивом её назвать язык не повернётся. А я, между прочим, читала такие произведения, как «Сборник компоновочных схем паромункулов» Индредяйла Хотте, «Житие архангелов в Новое Время» Алексия Новородного, «Звёзды — отражение иных измерений» Николаса да Терлано и «Светлое будущее паровых механизмов» Штеннбахха. Вот ведь неожиданно, правда, что вышедшая из леса дриада зачитывалась подобной литературой?

— Признаю, немного неожиданно. Алексия и Николаса я читал ещё на суше, а вот двух других авторов — увы… Хм. Полагаю, корпя над фолиантами и изучая легенды, былины, романы, биографии, путеводители, атласы и иное чтиво, ты мечтала покинуть родной лес и отправиться путешествовать?

— Верно, мечтала. И не только я — пол-леса слушало, как Мать Рода читает письма Элизабет, и слушательницы втайне завидовали ей и её порой невероятным приключениям. Но именно мне выпал уникальный шанс стать дриадой-эмиссаром и уйти к Марго, чтобы составить ей компанию. Можно сказать, я вытянула счастливый билет, и я до сих пор не жалею о этом, несмотря на россказни Марго о Зле и Добре, на предвзятое отношение со стороны многих людей и лишение возможности вновь увидеться с сёстрами по Пущам. Ничто не станет на пути к истинным целям моей миссии — защите имперских дриад от всепожирающего людского гнёта. Я верю, что в состоянии направить течение проблемы в нужное русло, где бурный поток ненависти превратится в тихий и спокойный ручей понимания и взаимопомощи. Если эльфы и дриады живут в атмосфере дружбы и терпимости, то почему нельзя примирить дриад с людьми? В конце концов, все мы созданы по образу и подобию своих Богов, а Боги вряд ли хотели когда-либо, чтобы их дети враждовали между собой.

— Благую миссию ты возложила на свои плечи, с этим не поспоришь, вот только… Люди далеко не эльфы, и Бог у нас не милосердная и всепрощающая Матерь-Природа. Но не отчаивайся и не разочаровывайся в своих планах, даже маленькая деталь может заставить огромный механизм работать вспять, надо только найти нужное место и занять его. Я уже говорил, что ты мне нравишься, Виолетта? Честное слово, никогда в жизни не встречал женщины вроде тебя, и я сейчас даже не про твою дриадскую природу.

— Ну что ж, Иезекииль, — снова заулыбалась Козочка, — с тех пор как ты стал моим советником, мы волей-неволей будем сближаться, так что у нас будет время узнать друг друга ещё лучше.

— Отлично, значит, мы не заскучаем в ближайшие времена, — довольно потёр руки советник.

Ольхтанд по вечерам, как обычно после проверки постов и караула у врат, сидел в своих апартаментах при горящем камине и занавешенных окнах и поверхностно изучал накопившиеся за день протоколы происшествий и несчастных случаев, произошедших в многострадальном городе. Сегодня главостраж не стал изменять сложившимся традициям и, прихватив с собой из местного питейного заведения бутылку с водкой на жжёном сахаре, уселся почитывать протоколы. От этого приятного занятия его отвлёк молодой младший сержант, буквально ворвавшийся в кабинет главостража.

— Начальник порта докладывает, что эльфийский торговый караван час назад благополучно покинул территорию порта, — отрапортовал запыхавшийся паренёк и с хрипом расстегнул верхнюю пуговицу на бежевом мундире.

— Скатертью дорога, — лениво протянул Ольхтанд, раскачиваясь на стуле с гранёным стаканом в руке. — А этот корабль, с которого… С которого эти дриада и эльфка? Тоже утёк?

— Похоже, что да, потому что в портовой акватории эльфийских кораблей не осталось. Уплыл, да и бог с ним. Вам ли не знать, что в Ветропике нелюдей не приветствуют.

Главостраж кивнул, затем, перестав мучить скрипящий стул, отложил полупустой стакан, взял со стола кипу бумаг и принялся листать аккуратно заполненные протоколы происшествий, имевших место быть в Ветропике в последние особо бурные на ярмарки и события дни. Периодически он доставал какой-нибудь лист и изучал его куда пристальнее, чем остальные, а после кидал в другую стопку. Сержант продолжал стоять перед начальником и, покусывая губы, переминался с ноги на ногу.

— Так-так, а это что? — строго сдвинул редкие чёрные брови Ольхтанд и, отложив протоколы, взял один из той стопки, которую он старательно выкладывал минутой ранее. — Лучше расскажи мне про того полурослика, которого ты и твои ребята нашли на свалке с обглоданными руками, ногами и лицом. Как его там… Анталлио?

— Так точно, Анталлио Веспуччо, мелкий суконщик, живёт, точнее, жил здесь, в Ветропике, в Богатом районе, но промышлял в Нищем. У него была своя лавка, где он торговал сукном и тканями, после смерти остался сын, который уже прибрал к рукам скудное хозяйство папаши. Он-то и опознал мертвяка. Нашли карлика ввечеру вчерашнего дня, но не на свалке, как описано в записи, а в узеньком закоулке между продовольственными амбарами в Змеином квартале. Хотя, говоря по правде, там и была настоящая свалка. Сивоглаз установил, что смерть карлика наступила от кровопотери вследствие многочисленных укусов бродячих собак, коих в Ветропике великое множество. Шавки знатно погрызли коротышку и наверняка обсосали бы его до костей, если бы мои ребята не наткнулись на тело. Пришлось парочку псин укокошить выстрелами, чтобы отпугнуть других.

— Нажрался, поди, да и заснул в мусоре, а голодные псины тут как тут, — пробурчал себе под нос Ольхтанд, бегая глазами по строкам протокола, где упоминалась причина смерти. — Или сынулька подсуетился, надоело работать на батю, решил себе всё заграбастать…

— Никак нет, — возразил сержант, — жрец-то наш, Чеслав, сказал, что карлика кто-то парализовал магическим заклинанием и бросил подыхать в безлюдной переулке. Выходит, дикие собаки грызли беднягу, грызли, а он даже пошевелиться не мог, даже крикнуть. Во-от… Карлика точно чародей замочил.

— Глупец этот карлик, — резюмировал Ольхтанд. — Собачиться с чародеями даже князь Фаеграм опасается, да что там, даже Василиса иль Миряна… Полурослику, видать, жить на белом свете надоело, и он решил помереть как можно ярче. Я даже не хочу знать, какой магик его прикончил.

— То есть?

— Дело закрыто, — Ольхтанд разорвал пополам протокол и, скомкав половинки, бросил их в жарко пылающий за закопчённой решёткой камина огонь. — Видишь эту стопку, которую я только что собрал? Это протоколы, где нелюди выступают потерпевшими. Их все ждёт такая же незавидная участь. Этот жирный скряга Феликс, который имеет наглость именоваться ипатом Ветропика, запрещает расследовать убийства нелюдей, если ты до сих пор не знал. К тому же, если убийца коротыша и вправду чародей, копать под него я не желаю. Очень опасно копать под магиков и портить им репутацию. Понимаешь меня, Жак?

— Понимаю, — кивнул сержант.

— Молодец. Да и вряд ли сынулька этого Анталлио будет горевать о погибшем, — пожал плечами главостраж. — Не исключаю, что именно он и нанял какого-нибудь заезжего магика, дабы тот расправился без шума и пыли с батей.

— И всё-таки это неправильно, — осмелился вставить Жак. — Я хоть и перевёлся к вам из отряда пограничников неделей раннее, но уже успел заметить, что этот Феликс и его дружки предвзято относятся к нелюдям. И это в наш век, когда весь Сикец стремится жить дружно и сплачиваться перед трудностями. И вы что? Потворствуете им. Что же это за выборочное правосудие такое?

— Какое уж есть, — развёл руками Ольхтанд. — Лучше уж таковое, чем совсем никакое, верно?

— А ещё этот Твердолоб… Ведь вы видели, как он и его прихвостни отправились тогда издеваться над эльфкой и ящеровидкой. Мы с вами видели. Вы даже не остановили их, а потом, когда вас прижали, отрицали всё и молвили, что ничего не знали. В результате вашего бездействия Твердолоб, Тоусен, Крыса и Ящер убиты и сброшены в трупник к умершим преступникам, а их семьи остались без кормильцев.

— Какие семьи? — кривая усмешка пересекла смуглое лицо главостража. — На свете не найдётся ни одной бабы, которая бы позарилась на этих недоумков. Я даже рад, что они подохли так, как им и подобает, — от рук ненавидимых ими нелюдей. А если ты пытаешься меня в чём-то упрекнуть, то вот тебе мой ответ: прикуси язык. Да, я видел, что Твердолоб и компания спустились в тюремные камеры, но даже предположить не мог, что они отправились за эльфкой и рыбницей. Я не обязан следить за каждым своим идиотом, а их помыслы — это их помыслы, меня не касающиеся. Какие претензии ты пытаешься мне навязать? Эльфка жива, ящеровидка жива, обе уплыли прочь и даже не совершили на меня покушение; Твердолоб, Крыса и другие очистки гниют в земле, а у Ольхтанда опять началась напряжённая и тяжкая жизнь главостража… Что там с трупом эльфийки, который отыскал конный разъезд день назад за городом?

Жак кашлянул в кулак и изрёк:

— Девушка — эльф-скинсиса, предположительно двадцати пяти лет от роду. Следователь Реми предположил, что она была чародейкой, судя по сине-золотой мантии. Мы уже связались с начальством Великого Дома Чародеев и выяснили, что, действительно, убитая девушка их бакалавр, стихийный маг. Звали её Линуан Аф…

— Достаточно, — нетерпеливо махнул рукой главостраж. — Меня интересует, что произошло дальше, в морге. Что там болтают про труп и его исчезновение?

Жак снова кашлянул, а его гладко выбритое лицо выбелилось, как стенка новенькой мазанки.

— Обстоятельства поистине мистические. По показаниям единственного свидетеля, ассистентки патологоанатома, убитая Линуан неожиданно «ожила» прямо на столе. Патологоанатом, проводивший исследование, умер от разрыва сердца, а та самая ассистентка поседела от ужаса. Обезглавленный труп эльфки на своих двоих покинул секционную, предварительно забрав голову, и… Пропал. Голова трупа, отделённая от тела, разговаривала, точнее, кричала что-то бессвязное и требовала, э-э… «Вернуть ей ридикюль». А после в соседнем помещении стражники нашли вычерченную на потолке пентаграмму, такие рисует демоническое отродье, когда хотят создать портал… Куда-нибудь. Вы представляете? Убитая эльфка оказалась настоящей демоншей! А ведь все знают, что демонов нельзя убить. Нам всем повезло, что тварь сгинула по своей воле.

Главостраж, отложив протоколы, налёг всем корпусом на столешницу и как-то странно, с мольбой взглянул на Жака.

— Совсем сгинула? — сорванным голосом просипел он.

— Хм… Вроде бы да. Испарилась, словно её и не было. Нигде в городе ходячий труп не видели. Думается мне, что в полку Шаишасиллы прибыло. Священники из храма Марсория уже освятили морг и поставили защитный оберег. Сейчас Никола пытается вновь связаться с Великим Домом Чародеев и поведать случившуюся ситуацию.

Ольхтанд осел на стул и стал тупо смотреть перед собой. Голова его слегка покачивалась, словно мужчина старался растрясти застывшие в мозгу мысли.

— Беда… Беда, — только и выдавил он, тяжело вздохнув.

Элизабет, удобно устроившись на плоской крышке кабестана, разглядывала аквамариновые кристаллики дриотия. Света на верхней палубе «Чёрного олеандра» было немного, но даже при нём удрализка видела, что друза фосфоресцирует мягким голубоватым сиянием и едва заметно помигивает. Рядом с ней, облокотившись о башенку с рындой, стояла Аврора и теребила в руках трофейный ридикюль сгинувшего доппельгенгера. Форсунка первой нашла волшебную вещицу и хотела было присвоить её себе, но, узнав, что сумка заколдована, отдала её девочке-чародейке от греха подальше. Элизабет тщательно прозондировала аксессуар, проверила его чары и материал и дала добро. Так Аврора стала обладательницей фактически бездонного ридикюля, куда уже определила зачарованный гребешок, ножницы, складной нож, спиртовку, кристаллический фонарь, блокнот, перьевую ручку, коробок со спичками, кусок мыла, баночку с зубным порошком, зубную щётку и другую бытовую мелочь.

Задрав голову, Аврора пристально рассматривала бледный диск Луны, висящий в чёрном ночном небе аккурат над плывущим судном. В сегодняшнее полнолуние небо было чистым, как стёклышко, а Луна выглядела особенно величественной и устрашающей. Залитая серебристым светом верхняя палуба, казалось, заиндевела.

— А вправду говорят, что из-за Луны на Сикце возникают приливы и отливы? — тихо спросила девочка, теперь рассматривая Полярную звезду, по направлению к которой бойко двигался паровой фрегат. — Больше похоже на сказку.

— Вправду, — ответила не сразу чародейка и спрятала друзу во внутренний карман куртки. — Невероятно, не правда ли, что Луна, находящаяся от Сикца в сотнях тысячах километрах, оказывает на него такое явственное воздействие? Я как-то начинала читать трактат «Oha daen Nimy’la» эльфийского географа, астронома, геолога и натуралиста Гуето’Наз; там скрупулёзно было описано, как фазы Луны и Солнца влияют на природу отливов и приливов, а ещё про природу землетрясений и извержений вулканов, про другие интересные вещи… А потом архивариус отнял у меня трактат и дал мне по шее: я ведь взяла его без спроса, а он терпеть не мог, когда кто-то без спроса брал его книги, считай, его самых родных существ. И сколько я не упрашивала старикашку дать мне почитать «О Природе», он так и не сдался. Да-а… Отчитывал меня как малолетку, а ведь мне было уже больше сорока лет. Впрочем, по сравнению с его возрастом я действительно была соплячкой. Интересно, где он сейчас?.. Надеюсь, держится ещё Старикашка, может, увижу его в Вечнограде живого и здорового.

— Да он уже наверняка умер от старости, — сложила руки на груди Аврора. — Когда ты его в последний раз видела?

— Когда покидала Вечноград с котомкой на плече. Это было… Боже, это было двадцать лет назад. Как время быстро летит.

— Вот видишь, двадцать лет прошло. И сколько сейчас твоему архивариусу? Сто?

— Намного больше, — улыбаясь, промолвила эльфийка. — Но он живучий сукин сын. Архивариус был сам как Золотая библиотека — его память непогрешима, а знания велики, ему никаких трудов не составляло хлебать собственноручно сваренные эликсиры долголетия и жить припеваючи. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я учу тебя алхимии и травничеству? Хоть Старикашка и выглядел как убелённый сединами старец с бородой по пуза, по библиотеке носился как мальчишка, норовил полапать меня за задницу, постоянно кричал, бранился, прыгал с лестницы на лестницу, как горилла, и, что удивительно, всегда знал, в каком из десятков тысяч стеллажей и многоэтажных шкафов находится нужная литература. Удивительная личность, для меня было в радость с ним, кхм… Работать, да.

— И как же его звали?

— К своему стыду, совершенно не помню, я в шутку называла его «Старикашкой», а он меня «Остроушкой». Но имя типично имперское, типично человеческое. Было бы замечательно, если бы Старикашка всё ещё просиживал штаны в библиотеке. Он тебе такие гримуары по магическому ремеслу отыщет в своих владениях — зачитаешься! У меня же нет и толики его бесценных знаний, да что там, даже Великий Дом Чародеев не мог похвастаться многими имперскими инкунабулами, над которыми архивариус трясся, как над родными детьми. В первые годы моей карьеры схолиаста Старикашка смотрел на меня как на врага народа, не позволял даже бросать взгляды на стеллажи с книгами и всегда при работе стоял у меня над душой и почти носом лез в мои манускрипты. А потом ничего, обвыкся, даже похваливать меня начал, но его занудные рацеи об уходе за книгами, о соблюдении правил приличия в библиотеке и о бесчисленных запретах меня вымораживали. Однажды я с ним подралась. Просто взяла и подралась. Ему не понравилось, что я расставила две сотни книг на полках шкафа в алфавитном порядке, и он велел мне переставить их в обратном. Ну, я и сорвалась, набросилась на него с кулаками. И знаешь, что? Он победил. Старикашка, оказывается, не только гримории и алхимические сборники читал, но и самоучители по разным единоборствам. Он повалил меня на пол, скрутил руки за спиной, связал ноги моим же хвостом, заткнул рот кляпом и оставил так лежать на всю ночь. К утру я укатилась в самый дальний угол библиотеки, где он меня и отыскал. Я потом две недели с синяком под глазом и рассечённой скулой ходила… Глупая история, честно говоря.

Аврора чуть слышно хохотнула, но быстро оправилась, вновь скучающим взором проводила пару матросов, которые, судя по усердно расстёгиваемым на штанах пуговицам, спешили посетить гальюн.

— Когда мы уже приплывём в Трикрестию? — тихо спросила девочка.

— Скоро, обещаю. Раньше нас задерживал торговый караван, а теперь мы идём на всех парусах. Ветер нам благоприятствует и без моей помощи, море тихо и спокойно, да и пиратов никаких не видно, что не может не радовать. Глядишь, остаток путешествия пройдёт без сюрпризов.

— А если на нас нападут демоны? — не отставала Аврора. — Не на море, так в империи? Опять какой-нибудь доппель превратится в меня или кого-нибудь ещё и убьёт тебя или Козочку? Или возьмёт и запечатает твою душу в такой же кристалл дриотия?

— Не волнуйся, дочка, никто меня не убьёт и не запихнёт в дриотий. Поздно уже, иди спать. Я ещё немного посижу тут… Ночной воздух полезен перед сном. Иди в каюту к Сьялтису и занимай его нары.

— Сьялтис грозился, что если увидит меня ещё раз в своей койке, то прогонит!

— Прогонит — получит по шее, — отрезала Элизабет. — Ступай.

Аврора, оттолкнувшись от миниатюрных колонн, поддерживающих перекладину с медной рындой, отбросила длинные косы за спину и, шлёпая босыми ногами по влажной от недавней уборки палубе, убежала в тёплые помещения. Её место спустя считанные минуты заняла Форсунка, разодетая в блузу, на время предоставленную чародейкой взамен порванной куртки. С тех пор как рыбницу лишили работы, она маялась без дела, не зная, чем себя занять. Она тоже с нетерпением ждала окончания плавания, ведь именно по приезде в империю Элизабет обещала Форсунке походить по дорогим бутикам, где рыбница намеревалась прибарахлиться…

— Только рассчитывай цену, Айя, когда будешь закупать это своё «барахло», ведь я не бездонный мешок с деньгами, — автоматом ответила на мысли ящеровидки чародейка, хотя та даже намёка не дала на вербальную беседу. Форсунка недовольно взглянула на серокожку и пнула лежащую у ног свайку.

— Будь так любезна, госпожа чародейка…

— Просто Элизабет.

— Будь так любезна, просто Элизабет, не копошись у меня в башке, а то я куплю себе камушек волшебный, чтобы ты с носом осталась.

— Это какой-такой камушек волшебный? — с интересом спросила эльфийка. — Уж не родохрозит ли?

— Не скажу, — буркнула розововолосая ящеровидка и отвернулась.

— Родохрозит, точно, можешь не отводить глазки. Спешу тебя разочаровать — все эти россказни про его антимагические свойства пришли в Сикец из несуществующей битве при Кираххэ, в которой якобы сцепились красные эльфы и удрализы. Их армии так жестоко и беспощадно бились в поле за городом, что аж никаких свидетелей не осталось, а записи в хрониках самолично стёрлись, не в силах нести на себе столь тяжкую ношу о событиях кровавой сечи.

— Не слыхала я никогда ни о какой битве при Кираххэ, я лишь слыхала о родохрозите, который, если его носить на шее, блокирует всякие колдунские импульсы, посылаемые ведьмами и чернокнижниками, чтобы нести порчи и проклятья. А ещё одна деваха утверждала, что родохрозит может убить слабого колдуна.

— Вот с этим не спорю, — улыбнулась Элизабет. — Родохрозитом можно убить не только колдуна, главное — найти камушек потяжелее и вдарить по голове посильнее. Тогда не только колдун ноги протянет.

— Всё шуточки шутишь? — помрачнела рыбница ещё больше.

— Обожаю шутить шуточки, это второе моё любимое занятие после обучения Авроры.

— Ага, ага, вижу я, как ты её учишь! — вдруг оживилась Форсунка. — Ты поднялась на борт «Чёрного олеандра» два дня назад, и за все эти дни я вот ни разу не видела, чтобы ты хоть чему-то обучала малявку. Малявка иногда читает книжки и сама что-то пытается чаровничать, а ты только и делаешь, что ешь, спишь, слоняешься по палубам и ветерок нагоняешь. Хреновая из тебя училка, как я погляжу.

Элизабет, уставившись на улыбающуюся рыбницу колючими зелёными глазами, молчала. Молчала до тех пор, пока у Форсунки с лица не сползла довольная ухмылочка. Не выдержав взгляда чародейки, Форсунка отвернулась.

— Пока я и Аврора находимся на борту судна, мы не учительница и ученица, а обычные пассажирки, — слегка хриплым голосом промолвила удрализка и спрыгнула с кабестана. — Говоришь, Аврора сама пытается колдовать, пока я не вижу? Вот шельма, ведь строго-настрого наказывала не заниматься самообучением во время плавания! Хорошо, спасибо за сигнал, я проучу её за непослушание.

— Ну вот, подставила малявку… — с сожалением шепнула рыбница, утирая вздрагивающие ноздри.

— Обучаться магии, а особенно Авроре, опасно на «Чёрном олеандре» хотя бы потому, что он сделан из дерева и движется посреди гигантского моря, где до самой близкой суши сотни километров, не меньше. А Аврора ещё толком не умеет контролировать выбросы Силы, достаточно одной крохотной осечки, чтобы «Чёрный олеандр» превратился в факел или глыбу льда. Как тебе перспектива колыхаться на волнах до скончания времён в образе уродливого айсберга? Вот поэтому я и не занимаюсь обучением девочки, хотя, безусловно, желаю этим заниматься со всей ретивостью. Понятно? Тебе понятно, Айя?

— Понятно, — поморщилась рыбница. — Потерпи, осталось недолго глазеть на кислую рожу Сьялтиса. Ещё день-два — и по носу появится земля империи. Знаю я этот маршрут, плавала по нему уже. Сьялтис хочет высадить вас в Наутилусе. Отвратительный городишко.

— Мне кажется, для тебя любой населённый пункт априори отвратительный, если в нём проживает хотя бы один человек или мерфолк.

— А вот не надо, на сей раз я говорю истинную правду! Хуже дыры ни в сказке сказать, ни пером описать! Наутилус — это фактория, основанная давным-давно эльфьими торговцами, маклерами, компрадорами и другой купеческой нечистью. Эти вшивые остроухие хуже людишек! Люди хотя бы не юлят и напрямую заявляют, что ненавидят тебя и весь твой род, а эти торгаши мило улыбаются, жмут руки, рассыпаются в сладких словесах, а сами спят и видят, кабы тебя захомутать, сделать своей рабыней, продать и отправить батрачить на полях и плантациях. Однажды один из торгашей напоил меня, и я чуть не подписала какой-то контракт, по которому должна была бороздить оралом поля какого-то поганого землевладельца. За конягу меня принял тягловую, сволочь такая! Ну, ничего, когда я протрезвела на следующий день и припомнила вчерашние события, то вернулась и выдавила торгашу глаза. Надеюсь, после моего жизненного урока он исправился и перестал объегоривать глупцов.

— Я уверена в этом.

Ночь прошла спокойно, даже в какой-то степени уныло. Элизабет проснулась поздно, в двенадцатом часу, и ещё долго сидела в капитанском кресле с закрытыми глазами, вслушиваясь в приглушённые звуки, просачивающиеся сквозь балконные двери незримыми нитями. Удрализка чутко ловила эти нити и сматывала их в общий клубок цельной картины: на воду сбрасывали шлюпы, где-то что-то металлически гремело, дрожало, матросы топали ногами по настилу и возбуждённо перекрикивались…

Тонем, что ли? — с усмешкой подумала рыжекудрая серокожка, ворочаясь в кресле. — А где крен? А, наверное, тонем по всей площади днища равномерно… Так, ладно, пора вставать. Пора… Ну, ещё пять минуточек — и всё.

Спустя час чародейка вышла на верхнюю палубу. Быстро оценив погоду, она набросила на голое тело открыто-смелое летнее платьице, больше напоминающее утреннее неглиже, и охватила шею дорогим и безумно красивым изумрудным колье взамен пострадавшего в ходе вчерашней схватки с доппелем серебряного медальона.

Сьялтис, стоящий на шкафуте и раздетый по пояс, действительно руководил сбросом шлюпов. «Чёрный олеандр» простаивал с полностью убранными парусами, воздух горячился, расплавляя в своих жарких волнах белый диск солнца и редкие завитки перистых облаков. Жара стояла неимоверная. Ни малейшего дуновения ветерка не порождало тихое, застывшее недвижимым гуляшом море.

— Штиль? — спросила Элизабет у Форсунки и Иезекииля, стоящих по другую сторону шкафута от Сьялтиса.

— Точно, в полосу штиля вляпались, — икнула рыбница, дыша терпким духом дешёвого вина. — А поскольку ты дрыхнешь, значица, ветра от тебя не дождаться, поэтому Сьялтис решил не сидеть без дела и велел устроить охоту на пупырчатых акул… А меня не взял, засранец вислозадый! Сказал, что я уволена и не имею права проситься в команду! Чтоб его каракатица сожрала, паскуду!

— Зачем охотиться на пупырчатых акул? — недовольно спросила вертящаяся рядом Виолетта. — Разве у нас не хватает продовольствия? Или Сьялтису понадобились свежие трофеи, чтобы потом бахвалиться ими перед другими капитанами? Совершенно глупая и никчёмная затея.

— Когда вы, барышня, отведаете суп из плавников пупырчатой акулы, вы поймёте, что нет ничего вкуснее на белом свете, — сладко улыбался в предвкушении предстоящей охоты иллюмон. — А печень пупырчатых акул — настоящий деликатес, достойный стола самой Владычицы. Проблем с продовольствием у нас нет, это верно, но зато есть потребность утолить охотничий азарт. Во время каждого плавания по открытому морю я и моя команда выкраиваем несколько часов на охоту — это наша старая традиция. Так что прекратите ворчать и горевать о незавидной судьбе рыбин — их гигантская популяция совсем не пострадает, если лишится пары-тройки особей. Приберегите свои занудливые реприманды для китобойных компаний и рыболовецких артелей в империи.

Обиженная Козочка церемонно всхрапнула, затопала копытцами о настил и отвернулась, облокотившись о планшир, стала смотреть в противоположную сторону, где на фоне тёмно-синего полотнища морской глади курились в призрачном дымке очертания далёкого островка.

Матросы, сверкающие оголёнными торсами, глянцевыми от липкого пота, приносили с нижних палуб вёдра, наполненные разрезанными на куски бараньими тушками, плавающими в крови, и укладывали их в шлюпы, которые затем спускали на воду. Огнебород в раскоряку прибежал с целой тушей молодого барашка на спине и с разбегу прыгнул в уже опускающийся челнок.

Сьялтис забрался в последний вельбот, тяжело уселся на среднюю банку и жестом велел его спускать. Плоскодонная лодчонка глухо шлёпнулась о водную гладь, разбрызгав веера хрустальных брызг; маломощный мотор глухо зарокотал и неторопливо понёс эльфов подальше от пароходофрегата.

Стоящая рядом с Виолеттой Аврора краем глаза заметила, что дриада принялась нервически дёргать пальцами недвижимых кистей. На кончиках мягких белых пальцев кентаврицы стали вспыхивать огоньки красных оттенков — сначала нежно-розоватые, плавно переходящие в киноварь, за киноварью потекли резко-кровавые оттенки, багровые, чёрные…

— Что ты делаешь? — шёпотом прошептала белокурая чародейка, подходя ближе и облокачиваясь о раскалённый солнечными лучами планшир.

Козочка отвлеклась от колдовства и посмотрела на Аврору. Та в свою очередь глазела на её резко прыгающие пальцы, продолжавшие рьяно рвать воздух.

— Не туда смотришь, Аврора, совсем не туда.

— А куда смотреть? — подняла любопытные голубые глаза начинающая магесса. — Я просто… Смотрю, как ты колдуешь. Что за заклинание ты применяешь?

— О, это очень полезная формула, девочка. Но ты, увы и ах, ей никогда не обучишься.

— Почему это? — серебристый голос Авроры наполнился сожалением и сдержанной завистью.

— Потому что ты не дриада. Не пялься на меня так, ты привлекаешь внимание матери.

— Виолетта, — Элизабет прислонилась спиной к фальшборту и положила локти на планшир, — что ты творишь? Могут быть жертвы. Много жертв. Включая Сьялтиса. Ему ещё кораблём управлять, не забывай этого.

— Недооценивай мои способности, Марго. Сьялтис выживет.

— Что? Что она делает? — повысила голос обеспокоенная Аврора.

— Она колдунствует, — с едкой ухмылкой Форсунка вынырнула из-за спины Авроры и навалилась боком на жалобно стонущий фальшборт. — Правда, дриада, что за дела?

— Красные магические искры — результат сложной формулы, воздействующей на психику высших существ, — тоном знатока вставил заглядывающий за плечо древодевы Иезекииль. — Подозреваю, это — заклинание призыва. Судя по насыщенному багряному цвету — призыва какого-то крупного объекта, возможно, кракена или левиафана.

— Заткнитесь, пожалуйста, мне надо сосредоточиться, — раздражённо шикнула Виолетта.

Её кисти сделали круговое движение, и пальцы с хрустом согнулись в кулаки и через секунду разжались, выпустив клубы алого дыма. Дым, вопреки всем существующим законам природы, свернулся в некую призрачную вервь и шипящей змеёй устремился по корпусу «Чёрного олеандра» вниз, под воду. Вода приняла магическую субстанцию без плеска и брызг.

— До левиафана мне не дотянуться, — вымученно улыбнулась дриада и скупыми движениями гудящей головы оглядела немногочисленных зрителей. — А вот до кракена вполне. Сьялтис и его разбойники получат хороший жизненный урок… Если выживут.

— Если твой кракен разорвёт Сьялтиса на куски — я отдам тебе все свои деньги, драгоценности и невинность, — скороговоркой промолвила рыбница, оборачиваясь назад и проверяя состояние матросов на лодках.

— А кто корабль дальше поведёт? — спросила клокочущая от безудержного смеха Элизабет. — Я?

— Кхыш!

— Боюсь, это уже не в моих полномочиях, — скромно промолвил бывший квартирмейстер. — Виолетта, тебе не кажется, что это слишком радикальные меры? Не то чтобы мне не нравилось смотреть, как ты убиваешь, пусть даже и чужими руками, пардон, щупальцами, но Сьялтис и его ребята не заслужили участи расплатиться жизнями за жизни пары-тройки пупырчатых акул. В конце концов, жизни эльфов стоят куда дороже, чем жизни акул.

— Проклятье! Просто заткнитесь и смотрите, — Виолетта загасила все вспышки, выскакивающие на пальцах, и круто развернулась, чуть не сбив дородным оленьем туловом Элизабет.

Остальные последовали её примеру. Форсунка протиснулась сквозь сонму эльфов поближе к противоположному борту.

Пять небольших челноков успели отдалиться от пароходофрегата метров на сто и напоминали самодельные бумажные лодочки, которые дети запускали в лужи. Зоркая Виолетта, приставив к бровям козырёк ладони, наблюдала за тем, как с лодок сбрасывали куски мяса и кровенили воду содержимым вёдер. Эльфы, стоящие на баках, держали наготове дульнозарядные гарпунные пушки. Именно они стали первыми жертвами поднявшегося со дна морского кракена.

Матросы, солдаты, юнги и пассажиры «Чёрного олеандра» увидели вынырнувшие из воды толстые, как стволы молодых вязов, щупальца, сплошь облепленные причмокивающими пухлыми присосками. Четыре щупальца мощными ударами отправили стрелков за борт, следом за ними появилось ещё семь щупалец, взявшие челноки в неровное, ходящее ходуном и бурлившее кольцо.

— Мать вашу за ногу! — сорванным дискантом вскричал молодой штурман-иллюмон Отто. — Готовь гарпуны, парни, я — за штурвал! Ты!.. Ты! — он подбежал к Элизабет и, желая привлечь её внимание, поглощённое зрелищем на море, непроизвольно прыгающей рукой схватил её за левую грудь, выглядывающую из-за неглубокого выреза. Впрочем, покрасневший до кончиков остроконечных ушей штурман убрал руку в ту же секунду, а Элизабет с возмущённой миной спрятала выскочившую остроконечную грудь обратно под ткань. — Ох, Матерь-Природа, извините… Извините! Ветра, ветра: капитан за бортом! Ставь паруса, все, что есть!

— Виолетта, ты видишь? Из-за тебя меня самым наглым образом облапали и теперь заставляют работать, — нарочито плаксивым голосом бросила Элизабет дриаде, одновременно с этим складывая пальцы в нужный для воздушной стихийной магии Знак.

Виолетта молчала, не сводя горящих синих глаз с танцующих на воде щупалец кракена. Один из вельботов смог вырваться из окружения и на всех мощностях хлипкого мотора плыл к медленно разворачивающемуся фрегату. Матросы, чудом оставшиеся в лодке после приличной качки, вдобавок усиленно работали скрипящими в уключинах вёслами. Рывком выскочившее из мутной воды щупальце опустилось сверху поперёк челнока и с хрустом разбила его надвое. Матросы с воплями бултыхнулись в прохладную воду, зафыркали, с плеском забили всеми четырьмя руками, стараясь отпугнуть проворные щупальца, носящиеся где-то внизу, под водой, готовые в любую секунду схватить потерпевших крушение за ноги и утащить прямо в пасть хозяина.

Когда же «Чёрный олеандр» подошёл к месту нападения, кракена и след простыл: чудовище ушло так же неожиданно, как и появилось. Пока плавающих за бортом эльфов вылавливали и расставляли сушиться на шкафуте, Виолетта равнодушно лежала в сторонке и проверяла состояние стрел в колчане. За каменной физиономией древодева прятала приторно-довольную улыбку и искоса посматривала на дрожащих рыбаков, которые, перебивая друг друга, возбуждённо обсуждали нападение морского монстра.

Сьялтиса подняли на борт последним. Загорелый, крепко сбитый и широкоплечий иллюмон выжал линялые соломенные волосы, сплюнул за борт, потом на борт и уселся прямо на настил, прислонившись широкой спиной к фальшборту. Вытер уже успевшее высохнуть сумрачное лицо, сплюнул в третий раз, поднялся и направился на шканцы.

— Потери?

— Кажись, нема, — пожал плечами Огнебород, облизывая солёные пухлые губы. — Если ты про парней… А так — четыре челнока, четыре гарпунных пушки, мясо…

Сьялтис, болезненно поморщившись, пошёл дальше.

— Продолжаем путь, — хрипло крикнул он в мегафон, стоя за штурвалом рядом со штурманом. — На подготовку даю десять минут. Через десять минут чтобы все стояли на шкафуте при форме.

День минул в беспрестанной болтовне: нападение кракена дало пищу для многочисленных разговоров матросов и солдат, и «Чёрный олеандр» до позднего вечера напоминал растревоженный улей, полный докучливого жужжания пчёл. К счастью для порядком уставшей Элизабет, ночь прошла спокойно, без вопиющих происшествий, а ближе к рассвету следующего дня непроглядная пелена холодного тумана опустилась на море и окутала скользящий по ледяной воде корабль. Мгла была настолько плотной и непроницаемой, что сосновые стволы мачт выше верхних марселей терялись в клубившемся облаке густого марева, и посему оценивать обстановку на воде вокруг корабля оказывалось невозможным. Коварная Форсунка, выслушав просьбу Сьялтиса, наотрез отказалась разведывать здешние воды, мотивируя отказ недавним увольнением, и никто, даже Элизабет, не смог её убедить вжиться в роль разведчицы ещё раз. То была её маленькая месть за подлый абшид.

«Чёрный олеандр», зарифив половину парусов и включив кормовые и носовые прожекторы, упрямо шёл дальше на север, и капитан Сьялтис, стоя на корме, осматривал вычерченные на фоне хмари окрестности через бинокль и то и дело сверялся с компасом. До берегов Трикрестии ещё было далеко, можно не опасаться подводных скал, мели, рифов и других препятствий, однако в подобных туманах очень любили прятаться мерфолкские корсары и их водяные зверушки.