Ксенолог с пересадочной станции

17

Ближе к полудню следующего дня я стояла во дворе нашего дома и недоумённо поводила ушами из стороны в сторону. Это что такое и где та машина, которую сюда должен был доставить автосервис? Прямо перед нашим подъездом зависла какая-то здоровенная махина размером с доисторический автобус.

— Ну что застряла? — раздался от подъездной двери голос Мика.

— Это что оно и есть? Твой транспорт? А как оно называется?

— Трейлер, — Мика подошёл к своему имуществу и похлопал по выкрашенной в кислотно-жёлтый цвет дверце. — У меня знакомые ребята занимаются сборкой подобных монстров. Основная платформа и ходовая часть от космокатера, на неё устанавливается стандартный жилой модуль, система управления оригинальная. За пределы атмосферы на такой штуке, конечно, не улетишь, герметичность утеряна, да и системы жизнеобеспечения значительно упрощены, но для того, кто не хочет быть привязанным к одному месту на поверхности — то, что надо.

Я оценила. И саму идею, и то, что последние лет пять, с тех пор как мой доктор работает на станции, эта штука простаивала без дела. Зато теперь можно с комфортом путешествовать и до соседнего города, где живут родители Кеми и где расположен Театр Иллюзион и куда-нибудь подальше. Вот хоть романтический вечер на лоне природы вдали от цивилизации устроить. А внутри жилище оказалось практически никаким — ничего лишнего, но и ничего личного. Опять же неудивительно, если учесть, сколько лет оно пустовало. Я потопталась на месте и плюхнулась в соседнее с пилотским сиденье. До вечера, когда нужно будет явиться на приём к родителям Кеми, чтобы оказать подруге моральную поддержку, а заодно полюбоваться, как благонравное общество отреагирует на появление настоящего, аутентичного арктоимянина, времени было ещё предостаточно. Как раз хватит на то, чтобы обследовать и опробовать новую летающую игрушку. Благо, заботиться о костюмах или проявлять ещё какую подготовительную суету нам не нужно, Иллюзион — это такое особое место, которое само предоставляет всё необходимое.

— Дай порулить, — попросила я, когда мы поднялись выше самых оживлённых трасс. На высоте около полутора километров степенно проплывали грузовики да мелькали редкие любители высоких скоростей. Редкие не потому что их было мало, а по тому, что исчезали прежде, чем глаз успевал их толком зафиксировать.

— А у тебя лицензия есть? — аккуратные, словно бы нарисованные тонкой кисточкой брови встали «домиком». Удивился.

— Конечно же, нет! — шутливо возмутилась я. Как он мог такое подумать?!

— Тогда как ты это себе представляешь? Или тебя всё-таки кто-то учил, да сдать зачёт — получить лицензию времени не было?

— А тут чему-то особенно нужно учиться? — Не сказать, чтобы у меня не было совсем никакого опыта управления летающим транспортом, на авиетке с полуавтоматическим управлением у меня получалось очень не плохо, но штурвал такой большой машины в мои руки точно не попадал. А что? Небо перед нами чистое, без конкурентов за свободное пространство, управление предельно простое (штурвал и несколько переключателей). Было, правда, ещё несколько шкал с цифрами, но Мика на них даже не смотрел — я за ним наблюдала. Порулить в воздухе он мне не дал. Жадина. Зато когда мы опустились на поверхность местного водохранилища (аварийный вариант городского водоснабжения, а так — у нас полузамкнутая система), надолго уступил место водителя.

И пусть далёкие полёты и высокие скорости пока не для меня, зато потом, когда надоест гонять по искусственному озеру, можно стать где-нибудь посередине, откуда оба берега одинаково плохо видно, откинуть со стороны водительского отсека крышу и лобовое стекло и наслаждаться холодным сырым ветром, дующим буквально со всех сторон. И лениво размышлять, стоит ли сунуться в воду или это будет уже экстрим, в середине-то осени.

— Что ты там хочешь найти, что так пристально вглядываешься в воду? — вывел меня из задумчивости голос Мика.

— Да вот, думаю, что всей этой картине не хватает всплывающего из глубины дракона, — брякнула я первое попавшееся, что пришло в голову. Он тоже подозрительно всмотрелся в серовато-стальные воды. И даже если бы я вдруг, каким-то чудом оказалась права, вряд ли здесь удалось бы что-нибудь разглядеть — не то место и не тот сезон.

— Значит, у тебя тоже.

— Что тоже?

— Тоже не идут из головы драконы. Ты, чем-то занят, что-то делаешь, а там, в подкорке, на заднем плане, всё время крутится: «драконы, драконы, драконы».

— Нет, ничего такого.

Я ничего такого за собой не замечала, а о драконах брякнула просто так, по аналогии. Потому что в последнее время каждый раз, когда я оказывалась возле водоёма, где-то рядом находился один из этих чешуйчатых. Но Мика выглядел на самом деле обеспокоенным.

— Он ни разу до сих пор не циклился так ни на одном объекте. Давай, может, сменим тему.

— Давай. Вот, к примеру, понравилась тебе моя семья? — специально подгадывала момент, чтобы задать этот вопрос и услышать относительно честный ответ. И специально не стала делать этого у себя дома — вроде как, находясь в гостях критиковать хозяев неудобно, а на своей территории делать это психологически легче.

— Нормальная у тебя семья. Мама, папа, правда, сестра э-э-э… как бы это вежливо сказать?

— Как маленький терьерчик. Вцепится — не отпустит.

— Вот-вот. А что за странную проблему по поводу пола третьего ребёнка обсуждали твои родители, когда мы все уже разошлись спать? Вроде бы оба согласны на ещё одну дочь, но всё равно продолжают о чём-то спорить, — Мика сидел, откинувшись на спинку кресла, подставлял закрытые глаза временами проглядывающему в разрывы облаков солнышку и мечтательно-насмешливо улыбался. Зараза ушастая. Как только сквозь переборки услышал?!

— Обычный семейный дурдом. Мама считает, что мужчине обязательно хочется иметь хоть одного сына, а на ещё одну дочь папа соглашается, потому что мягок характером, ну о вообще, любит нас. Хотя сама тоже предпочла бы девочку, хотя бы потому, что у неё уже приличный опыт в воспитании нас. А папа уже привык жить в окружении женщин и не собирается что-то в этом менять и заодно, не очень понимает, почему обязательно должен хотеть сына. Вот как-то так.

— И как, решат они эту проблему?

— А как же. Времени то ещё о-го-го, вплоть до Леркиного совершеннолетия. Кстати, раз уж зашла речь о родителях, ты к своим-то собираешься наведаться?

— Ещё не решил. У меня, знаешь ли, с ними довольно сложные взаимоотношения. Нет, мы не в ссоре, но общаться с обоими своими отцами я предпочитаю по очереди, а не с двумя сразу и, желательно, на расстоянии.

Вот и хорошо. А то у меня нет ни малейшего желания знакомиться с парой идейных военных.

Театр Иллюзион — совершенно особое явление в нашем мире. Здесь нет зрителей и профессиональных актёров, каждый, кто сюда приходит, становится непосредственным участником действа. Не подумайте ничего такого, навыки лицедейства в генофонд современного человека не прошиты и чтобы кого-то изобразить относительно достоверно собственными силами, по-прежнему нужно учиться. Зато дилетантам вжиться в роль помогают современные технологии. Несколько датчиков, прикреплённых в строго определённых местах — и вокруг тебя возникает иллюзия костюма и внешности выбранного героя, психоинжектор сзади на шею — и ты уже чувствуешь всё, что по роли положено испытывать персонажу, а заодно знаешь в какой момент нужно куда шагнуть и что сказать. Здесь главное не сопротивляться стороннему воздействию, а то ничего не получится. Пару раз я и сама так развлекалась — совершенно непередаваемое ощущение, когда влезаешь в чужую шкуру, а заодно и отличный способ психологической разгрузки. Последний раз это была пьеса Освальда Хо «Стеклянный нож» в которой у меня была роль Майзи Рианы, второстепенная, конечно, но мне и этого хватило чтобы почувствовать весь комплекс ощущений, которые испытывает подозреваемый в убийстве. Дрожь по телу.

Но сегодня нам ничего подобного не предстояло. Осенний Бал — всего лишь тематическая вечеринка, посвящённая «празднику урожая». Откуда устроители выкопали подобный анахронизм — даже не представляю, наверное, во всём виноват очередной всплеск моды на ретро и как следствие повышенный интерес к утерянным традициям. Но вообще-то ничего особенного: наряды — вольная фантазия на тему народных костюмов, закуски декорированы под традиционные пейзанские блюда, какими их представляли себе устроители и организаторы, да помещения оформлены виде осенних пейзажей. Почти такое же можно увидеть, стоит только выйти за порог театра и отойти чуть дальше вглубь лесопарка.

С самого порога мы с Миком влились плотную толпу приглашённых и просочившихся без приглашения. Получили по простенькому датчику-преобразователю костюма (мне досталось нечто длинное, балахонистое, вроде длинной юбки на лямках начинающейся у подмышек, Мика получил почти нормальную вариацию из штанов и рубашки с какими-то странными, грубоплетёнными тапочками) и отправились в анфиладу залов и зальчиков на поиски друзей. Несмотря на кажущийся хаос, общество, собравшееся здесь, было весьма чётко структурировано: знакомые быстро находили знакомых, образовывали группки и компании по интересам, завязывали новые знакомства и продолжали старые. Исключение, пожалуй, составляли только мы — около часа болтались, не примыкая ни к одной из компаний, лишь время от времени прихватывали закуски и напитки с облетавших гостей подносов. В прочих праздничных затеях Мика принимать участие отказался наотрез, объясняя, что не собирается подвергать свою психику дополнительному давлению. Ну да, и разыгрывавшиеся в разных концах залов жанровые сценки на тему «праздника урожая» из разных культур Земли, и народные, основательно забытые нами танцы, требовали применения психоинжекторов, которые получали все желающие тут же, на месте. Хотя какая в том опасность — совершенно безобидное развлечение.

Кеми обнаружилась во внутреннем дворе театра. Здесь бродила всё та же светская публика, но уже не по иллюзорным декорациям, а среди вполне настоящих деревьев, между которыми в тщательно продуманном беспорядке были расставлены жаровни с живым огнём. Центр площадки занимало гигантское соломенное чучело виде… гм, дракона?

— А это не слишком? — спросила я у подошедшей к нам Кеми. Она только безразлично пожала плечами:

— Похоже, за то время пока мы безвылазно сидели на орбите, здесь набрало обороты движение традиционалистов, выступающих за возвращение к истинным земным корням нашей культуры. Солеране, по умолчанию, признаны главными виновниками того, что мы от них отошли.

Я всмотрелась в силуэт соломенного дракона, подготовленного к сожжению, и невольно иронично улыбнулась. Кого мы там увидим, если уж действительно докопаться до корней этой самой культуры? Отшельнику бы эта шутка точно понравилась.

— А я бы лучше обеспокоился, — начал довольно нервно субъект, отделившийся от той же группки, в которой раньше находилась Кеми и подошедший к нам вслед за ней, — как солеране воспримут эту инсталляцию.

— Зря беспокоитесь, — ему ответил вынырнувший откуда-то из темноты парень, — им всё это, — он оглядел соломенную скульптуру, — ну, в общем безразлично.

— Дэн? — спросил Мика, настороженно вглядываясь в незнакомца. Парень как парень светлые волосы, лежащие небрежной шапкой, закрывают уши, зелёные, очень яркие глаза с вертикальным зрачком и хвост, почти такой же длинный как мой, только чешуйчатый.

— Микаэль, — тот кивнул и протянул руку для рукопожатия. Похоже они знакомы. И, похоже, довольно давно не виделись, мне показалось, что Мика с трудом узнал этого персонажа.

— Высокомерные ублюдки, — нервно дёрнул лицом непредставившийся.

— Скорее снисходительные мудрецы, — высказала я свою точку зрения.

— Это очень, очень распространённое заблуждение, — незнакомец помахал длинным указательным пальцем прямо перед моим носом. Я отшатнулась. Не люблю, когда чужаки вторгаются в моё личное пространство. — Эти древние ящеры весьма ловко притворяются космическими покровителями человечества…

— Кто такой? — тихонько шепнула я на ухо Кеми.

— Герхард Льюис, психокинематик, — так же тихо ответила она.

— …на самом деле, массированный контакт с ними привёл к обеднению, я бы даже сказал растворению человеческой культуры. К культуроциду. Ведь посмотрите, что у нас осталось своего? Язык, и тот уже солеранский.

— Что поделать, если человечество за всю свою историю так и не смогло создать единый язык, а признание всеобщим одного национального, вызывало негативную реакцию среди представителей других этносов. Солеранский в такой ситуации — неплохая альтернатива, — заметил Мика. Мысль не блещущая оригинальностью, но в качестве контраргумента сгодится.

— О каких альтернативах может идти речь, если молодёжь уже общается исключительно на солеранском?! Многие не знают даже разговорных вариантов земных языков, я уж не говорю о классическом, литературном их варианте, — мутноватые глаза немолодого уже мужчины налились внутренним светом, и вообще весь он выпрямился, став даже как-то значительней. Ух, похоже, нам достался оппонент из породы крестоносцев.

— Ненужное — отмирает, — с гипертрофированным безразличием возразила Кеми. — Это характерно как для биологических систем, так и для социальных.

— Но самоинденитификация…

— Не пострадает, — перебила его Кеми (похоже, этот субъект надоел ей ещё раньше) — биологически, люди они и есть люди. К тому же, сейчас не происходит ничего особенно оригинального. Всё это уже было и не раз. Так ли давно сформировалась единая земная культура? А сколько мелких субкультур было при этом растворено или поглощено?

— Вот! Вот яркий пример безразличия современной молодёжи… — он опять не договорил, так как в разговор вступил Микин приятель, который до сих пор молчал и только переводил взгляд с одного на другого.

— Всё это на самом деле ерунда, — он резко взмахнул рукой, как будто отметая что-то. — Никто особенно не пострадал от того, что исчезли такие традиционные навыки как охота с луком и стрелами, приготовление пищи на открытом огне или, допустим, какие-то религиозные церемонии, со всем комплексом обычаев и традиций связанных с этим. Незачем современному человеку разбираться в стандартных размерах одежды позапрошлого века, если существует свободное моделирование одежды и не под какой-то условный стандарт, а конкретно под вашу фигуру. И многое другое, что стало просто не нужно, а со временем отсеялись и кое-какие действия, закреплённые в ритуалах, изначальный смысл которых был утрачен, но которые мы привыкли воспринимать как часть своей культуры. Как сейчас уходит в историю традиционный брак.

— А что же тогда не ерунда?! — взвился Герхард Льюис, который, похоже, услышал только первую фразу и совершенно не воспринял всё остальное.

— Исчезновение науки как таковой.

— Это ещё что за мрачноглупости? — вот теперь уже не понарошку включилась в разговор Кеми.

— Мрачно — да, но не глупости. С тех пор как после Контакта мы получили доступ ко всему багажу знаний солеранской науки, отпала необходимость проводить какие-то собственные исследования. Зачем? Ведь всё это уже есть, нужно только хорошенько поискать.

— Перегибаешь палку. Всё, что там найдётся ещё нужно приспособить под современные земные реалии, — Кеми уставилась собеседнику прямо в глаза.

— О, я не говорю о прикладниках, они-то как раз процветают, но фундаментальной наукой уже десятилетия никто не занимается. И как следствие утрачены не просто отдельные направления, но целые научные школы, чтобы восстановить которые понадобится не одно поколение самостоятельно мыслящих учёных.

— Да и это тоже закономерно. Прежде чем отправляться на поиски чего-то своего, нужно сначала переварить то, что у нас уже есть, — Кеми пожала плечами и сделала шаг в сторону, Дэн, как привязанный последовал за ней. Кажется, эти двое перешли в приватный режим общения. И настолько эмоциональный, что даже не верится, что разговор идёт всего лишь о таких умозрительных вещах как судьбы науки и цивилизации. О, не мне одной так показалось — от группы солидных людей, в которой, кажется, мелькали лица родителей Кеми, отделился Хаани-нани и направился на помощь нашей общей подруге. Арктоимянин, кстати, так и продолжал красоваться в своей бесформенной хламиде, лишь слегка декорированной жёлтыми кленовыми листьями. Интересно, чья креативная мысль поработала? Теперь он стал похож не просто на человека, не следящего за своей внешностью, но ещё и время от времени ночующего на улице в кучах сухих листьев.

— Как-то его здесь слишком спокойно приняли, — склонилась я к Мике. — А я-то надеялась на какое-нибудь любопытное зрелище.

— В любом другом месте так бы и было, а здесь большинство просто считает, что это не слишком попавшая в тему маска. Или наоборот, слишком попавшая. Кто там у нас есть из мифологических существ зелёный и с такой сумасшедшей причёской?

Я промолчала. Гораздо интереснее было наблюдать за разыгрывавшейся пантомимой, чем рассуждать о том, в чём я практически не разбираюсь. Хаани-нани по человеческому обычаю положил ладонь Кеми на сгиб своего локтя и попытался увести ее из компании Дэна, но был жёстко остановлен, и развёрнут лицом к лицу.

— О, мой однокашник признал в нашем госте натурального инопланетника, — прокомментировал Мика.

Кеми сказала Дэну что-то резкое, а потом перешла на тон увещевающий. Между тем, пока она на него не смотрела, Хаани-нани вспушил свои тентакли в имитации угрожающего солеранского жеста. В ответ на это шевелюра Дэна сама собой чуть приподнялась, сложилась в эдакие своеобразные ленты-перья, потом встопорщилась в чисто драконьем жесте агрессивного отрицания. Вот уж чего не видит отвернувшийся Герхард Люис, была бы у него настоящая, ненадуманная иллюстрация проникновения солеренской культуры в человеческие обычаи.

Так, а о чём таком мне эта сцена напомнила? Нет, сейчас точно не вспомню. Не поздним вечером, почти ночью, и не после пяти слабоалкогольных коктейлей. Между тем, вторая ладонь Кеми пристроилась уже на локте Дэна (оба рослых кавалера получили прекрасную возможность обмениваться недружелюбными взглядами поверх головы Кеми, которая и так была невелика ростом, а уж на фоне своих спутников и вовсе казалась крошечной) и вся троица удалилась в ночной сумрак.

— Вот теперь я вижу, как по-идиотски я выглядел, когда начал ревновать тебя к драконам, — сказал Мика, провожая взглядом экзотическую компанию, состоящую из Кеми, его приятеля и арктоимянина. Я счастливо улыбнулась — мне эти воспоминания не казались неприятными.

С громким треском разломилась прогоревшая ветка и, подняв тучу искр, упала в костёр. Я зябко поёжилась и поплотнее закуталась в плед, ранее сдёрнутый с Микиной постели. Когда встречаешь рассвет на природе, становится как никогда очевидно удобство самоходного летающего дома — там почти всегда можно обнаружить срочно необходимые вещи. Мика привстал с места и подкинул в огонь одну из последних оставшихся у нас коряг. Он тёр слипающиеся глаза, встряхивал ушами, разгоняя зевоту, но тоже не пытался уйти спать. Слишком хороша была ночь в лесу у самого берега водохранилища, на котором мы отдыхали сегодня днём, чтобы тратить её на сон. Особенно по контрасту с шумом и гамом Осеннего Бала (почему он назван именно Балом я так и не поняла, — в ходу там были исключительно народные танцы). Особенно если учесть, что во время сожжения соломенного чучела к нам подошла пара импозантных мужчин (условно) азиатского и латиноамериканского типа внешности, в которых я с некоторым напряжением признала обоих Микиных родителей. Они одинаково церемонно раскланялись и со мной и с собственным сыном и выразили желание видеть его у себя. Что же касается меня, мне также было высказано желание познакомиться с моей семьёй. Почему-то оно показалось мне угрожающим. И зря я, наверное, высказала эту мысль вслух, а заодно и соображения по поводу неспособности таких несимпатичных субъектов дать своему ребёнку нормальное воспитание, но в этом были виновата исключительно та последняя пара бокалов шипучки, которую я выцедила непосредственно перед встречей. Хорошо хоть Мика это понял и не стал сильно обижаться, зато принялся перечислять преимущества собственного образования, в число которых затесалась «способность некоторое время выживать вне антропогенной среды». Слово за слово и вот мы уже в лесу, а в котелке (припрятанном нашими предшественниками под валежником) булькает что-то вроде грибного супа. Кстати ничего так получилось, вполне съедобно.

— Может пойти уже спать? — я спрятала в плече широкий зевок.

— Невежливо будет. У нас всё-таки гости, — Мика развернул, на сколько можно назад длинные уши и довернул кончики так, что они смотрели точно ему за спину.

— А к нам кто-то пришёл? — я развернулась в ту же сторону. От толстого, прямого как корабельная мачта соснового ствола отделилась тень и шагнула к освещённому кругу. Блики огня тускло прошлись по матовой, зеленовато-серой чешуе.