Крыса из нержавеющей стали. Том 2

1

— Ты можешь произнести какой-нибудь необычный тост? — спросил я, наблюдая, как официант разливает в бокалы искристое, выдержанное вино.

— Разумеется, — ответила моя замечательная Ангелина, подымая бокал и глядя сквозь прозрачное стекло мне прямо в глаза. — За моего мужа Джима ди Гриза, который только что спас вселенную. В очередной раз.

Я был тронут. Особенно тем, как она произнесла «в очередной раз». Я по природе человек скромный, но мне все равно приятно, когда мои собственные ощущения совпадают с мнением окружающих. Особенно когда это говорит такой разумный, очаровательный и жестокий человек, как моя Ангелина. Она активно участвовала во всей операции со Слимзами, которым я помешал захватить галактику. Поэтому ее мнение я ценил чрезвычайно высоко.

— Ты чересчур добра, — смущенно пробормотал я. — Но правду все равно не скроешь. Все закончилось хорошо. Я предлагаю выпить за нашу победу, забыть о печальных моментах и насладиться обедом.

Мы подняли бокалы, чокнулись и осушили их. Я восхищался зрелищем заходящего оранжевого солнца Блоджета. Оно медленно исчезало за пурпурной линией горизонта. Последние солнечные лучи, отражаясь, играли на водной глади каналов. Но уголком глаза я наблюдал за двумя здоровяками, сидящими возле двери. Они с пристальным вниманием наблюдали за нашим столиком. Я совершенно не знал, кто они, и только мог видеть, как они сжимают громадными ладонями длинноствольные ружья.

Я не мог им позволить испортить наш праздник. Мы с Ангелиной продолжали болтать, потягивая вино. Звучала музыка струнного оркестра. Опускались сумерки. Мы перешли к кофе с ликером. Ангелина достала маленькое зеркальце и тюбик с губной помадой.

— Ты, конечно же, знаешь, что за нами наблюдают с тех самых пор, как мы сюда пришли.

Вздохнув, я кивнул. Потом достал коробку с сигарами:

— К сожалению, моя любимая. Но я старался не обращать на них внимания, чтобы они не испортили нам обед.

— Ерунда! Это только добавляет пикантности и остроты.

— Ты лучшая жена на свете, — заключил я, улыбаясь и зажигая сигару. — Эта планета такая скучная! Небольшое приключение внесет некоторое разнообразие в унылую действительность.

— Я рада, что ты так считаешь… — она бросила на меня взгляд поверх зеркальца. — Они здесь явно из-за нас. Могу я помочь чем-нибудь? Я, правда, не очень-то подготовилась. У меня с собой только эта крошечная вечерняя сумочка, в которой вместилась парочка гранат, одна или две сонические бомбы, — и все.

— И все? — брови у меня поползли вверх. Да, моя Ангелина не уставала меня изумлять.

— Нет. Тюбик помады — одноразовый пистолет, действует в радиусе 50 метров…

— Нам он не понадобится, — поспешно сказал я. — По крайней мере для этих двух типов. Сиди и смотри. Это будет всего лишь упражнением для улучшения моего пищеварения.

— Их уже четверо. К ним присоединились их друзья.

— Ничего, справимся.

Я наконец услышал возню за спиной и расслабился. Судя по уверенной тяжеловесности их шагов, это могла быть только полиция. С преступниками было бы сложней. Но местная полиция! Я мог до завтрака покончить с целой группой и сохранить аппетит. Шаги стихли, и самый суровый в мире полицейский остановился передо мной. Я напрягся, когда он полез в карман, и расслабился, увидев, что он достал значок, сделанный из золота и усыпанный драгоценными камнями.

— Я капитан Кретин, полиция Блоджета. А вы, как я полагаю, человек, который действует под псевдонимом Крыса из нержавеющей стали…

Псевдоним, кличка! Если так, то я — обычный преступник. Я стиснул зубы, встал и прямо у него перед носом разломал сигару. Его глаза широко раскрылись и потом закрылись, потому что быстродействующий усыпляющий газ попал туда, куда нужно. Я взял его значок и отступил в сторону, а он медленно повалился лицом в сахарницу.

Я развернулся и твердым указательным пальцем ткнул в локоть его подбегавшего коллегу. Я попал точно в нервный узел, отчего противник мой потерял сознание. Да, я не промазал. Он прекрасно разместился на своем толстом приятеле.

У меня не было времени стоять и смотреть.

— 22,— шепнул я Ангелине и помчался к кухонной двери. Прежде, чем я успел добежать до нее, в ресторан вошли еще два полисмена. Главный вход был заблокирован еще раньше, я успел это заметить.

— Заманили! — заорал я и коснулся сонического рупора, висевшего на пряжке пояса. В ответ завопили посетители, потому что вибрация породила в них чувство ужаса. Чудесно! В такой суматохе я смогу ускользнуть через пожарный ход, который находится за драпировками.

Но, кроме двери, за этими драпировками скрывалось еще кое-что. Еще двое полицейских. Это мне начинало не нравиться. Я хлопнулся на длинный банкетный стол и танцующими движениями, скрывающими мой истинный возраст, проскочил всю его длину. Зрелище сопровождалось криками и воплями окружающих, пока я не достиг окна.

Подумаешь, обыкновенная ловушка!

— Не радуйтесь! — завопил я. — Вы еще не поймали Скользкого Джима ди Гриза! У вас ничего не выйдет. Я предпочту смерть гнусному заключению в тюрьму!

За нападающими я видел лицо моей Ангелины, посылающей мне прощальный воздушный поцелуй. Я махнул ей в ответ рукой:

— Вот так закончится сага о Крысе из нержавеющей стали!

Раздался звон бьющегося стекла, и прыжок в ночь. Резкий воздух в лицо. Я собрался и перевернулся, бесшумно нырнул в канал и проплыл под водой несколько метров.

Это было счастливым завершением приятного вечера.

Я легко плыл брассом, рассекая темную воду. С моим приходом на эту унылую планету пришла и радость — пусть только на краткие мгновения. Полиция погрязла в рутине, им просто необходима небольшая встряска. Теперь они могли расслабиться и начать строчить бесконечные рапорты, чтобы ублажить самих себя. У журналистов появилась интересная тема, и, наконец, добропорядочное население могло насладиться исключительными событиями этого вечера. Со мной нужно обходиться как с благодетелем человечества, а не как с преступником. Но в этом мире нет справедливости. Я знал это и потому уплывал подальше.

Дом под номером двадцать два был расположен в самых отвратительных кварталах Блоджета. Ангелина должна была ждать меня там. В это время у меня было мало шансов встретить какого-нибудь глупца, болтающегося по улице, и привлечь его внимание мокрой одеждой. К дому вел потайной ход из общественного туалета, и сейчас он мне очень пригодился. Я немедленно сбросил мокрые вещи и прошел в душ, который освежил меня и восстановил мои силы. Натянув чистую одежду, я сел в кресло и принялся за питье, восстанавливающее силы, когда открылась дверь и вошла Ангелина.

— Надо сказать, что в твое убежище ведет замечательный ход, — сказала она.

— Надеюсь, тебе он понравился, — улыбнулся я. — Но ты оставила дверь открытой, это ошибка, моя любимая.

— Никакой ошибки, дорогой, — ответила она. За ней прогремели шаги полицейских.

— Продан! — прохрипел я, вскакивая на нош. — И ты, Брут?

— Я все тебе объясню, — ответила она, приближаясь.

— Простыми словами не объяснить предательства! — заорал я, бросаясь к скрытой в стене панели. Она выставила нежную ножку, я споткнулся и упал головой вперед. Чем не замедлили воспользоваться полицейские, тут же навалившиеся на меня своими тушами.

2

Очевидно, я был не совсем в форме. Тяжеловесность копов несколько ошеломила меня, так же, как и их количество. Первые двое уже валялись без сознания, за ними последовала еще парочка. Но кто-то из них все же умудрился надеть на меня наручники и, пока я барахтался, еще один полицейский крепко схватил меня за лодыжку. Ну, и все в таком же духе. Я копошился, как гигант под муравьями. Ощущение у меня было отвратительное, словно я нечаянно свалился в мясорубку. Единственное, что мне хотелось сделать — это освободить правую руку и достать из кармана золотой значок полицейского. Наконец мне это удалось, и я бросил его через всю комнату к ногам Ангелины.

— Вот! — проревел я. — Ты заслужила это. Но не как сувенир, а как украшение твоего предательского союза с полицией!

— Как обворожительно! — произнесла она, поднимая значок, потом подошла ближе и нанесла мне сокрушительный удар в челюсть.

— А это награда тебе за то, что ты не веришь своей собственной жене. Отпустите этого типа.

Я поднялся, с меня сняли наручники. Ангелина нанесла мне еще один удар. Когда сознание прояснилось и я смог различать окружающие предметы, то увидел, что она возвращает значок полицейскому, который стоял рядом с ней.

— Это капитан Кретин, — сказала она. — Он хотел с тобой поговорить. Ты в состоянии выслушать?

Я пробормотал что-то неразборчивое и, ничего не соображая, присел на ближайший стул, потирая в недоумении подбородок и чувствуя безмерную жалость к себе. Капитан начал говорить.

— Как я уже объяснял вашей очаровательной жене, мистер ди Гриз, мы только хотели поручить вам проведение одного расследования. Был найден труп зверски убитого человека…

— Я не делал этого! Меня не было в городе в это время! Я требую адвоката…

— Джим, дорогой, прошу тебя, выслушай этого замечательного полицейского.

Она таким тоном произнесла «дорогой», что у меня в жилах застыла кровь. Я заткнулся. Моя Ангелина способна на все, если ее довести.

— Вы не поняли, никто не приписывает вам это преступление. Нам просто нужна ваша помощь. Это первое убийство на Блоджете за последние 130 лет, поэтому у нас абсолютно нет опыта в расследовании подобных дел.

Капитан достал записную книжку, чтобы освежить свою память, потом продолжил ровным, монотонным голосом:

— Незадолго до полудня, примерно в 13.10 в районе Зейтоуна начались беспорядки. Свидетели рассказывают о трех убегавших с места происшествия мужчинах. Полиция, прибывшая немедленно, обнаружила труп со множеством смертельных ран. Человек умер, не приходя в сознание… Карманы его оказались пусты. Ни бумажника, ни документов, удостоверявших его личность. Но во время вскрытия во рту у него нашли клочок бумаги. Вот он, этот клочок, — он достал смятый, изжеванный кусочек бумаги, я брезгливо взял его в руки.

На нем были нацарапаны слова «КРЫС ИЗ НИРЖАВЕЮЩИЙ СТОЛИ».

— Тот, кто написал это, наверное, и читает по складам, — буркнул я, в голове у меня еще шумело от удара маленького, но крепкого кулачка Ангелины.

— Потрясающее замечание, — сказала она, выглядывая из-за моего плеча. Интонации ее голоса были отнюдь не сочувствующими. Полицейский продолжил:

— По нашей теории жертва пыталась войти в контакт с вами. Если наше предположение верно, тогда ясно, почему он сунул этот клочок в рот, когда увидел, что на него нападают. Он не хотел, чтобы его убийцы видели эту бумажку. Вот так. Нам нужно установить личность погибшего.

Он сунул мне что-то под нос. Я моргнул, сфокусировал зрение и уставился на голографическое изображение. И меня чуть не стошнило. Это была хорошая голография, в трех проекциях, цветная, четкая. Я вертел ее и так и эдак, потом отдал капитану. Я видел множество трупов до этого, но такой…

— Все это, конечно, очень интересно, — сказал я. — Но сказать по правде, я никогда прежде не видел этого человека.

Они не поверили мне, но в конце концов у них не было выбора. Я понимал, что они думают, будто я лгу, хотя я говорил чистую правду. Полицейские задали еще несколько незначительных вопросов и наконец удалились, унося с собой часть сотрудников так и не пришедших в себя. Я пошел к бару, чтобы приготовить нам крепкую выпивку, потому что этот вечер измотал меня до предела. Но когда повернулся со стаканом в руках, то прямо в левый глаз мне уставилось лезвие кухонного ножа.

— Ну, что ты теперь скажешь по поводу предательства? — спросила Ангелина сладко-холодным голосом, словно обливая медом кусок льда.

— Моя любовь! — задохнулся я, отступая, но нож неотвратимо следовал за мной. Я почувствовал, как по моей спине сбегают противные струйки пота, и принялся осторожно сочинять. — Как ты можешь быть такой бессердечной? И такой бестолковой? Когда появилась полиция, я был уверен, что они захватили тебя и вынудили действовать против твоего желания. Поэтому я назвал тебя предательницей, чтобы они подумали, дескать, ты не имеешь ко мне никакого отношения, особенно если они собрались меня арестовать. Я сделал это, чтобы защитить тебя, моя дорогая!

— О, Джим, как я была жестока с тобой! — нож звякнул об пол, она обвила меня руками и крепко прижала к себе, я в это время старался не пролить ни капли из стаканов и, не дай бог, не облить ее. Ее руки были крепкими, объятия теплыми, а поцелуи страстными. И я почувствовал себя как крыса.

— Ладно, ладно, — задыхаясь, произнес я, когда мы сделали передышку. — Просто ты не сообразила. Теперь давай выпьем и попытаемся понять, что же происходит.

— Ты говорил им правду? Ты никогда раньше не видел убитого?

— Правду и ничего, кроме правды! Я знаю, что нарушил мое железное правило никогда не говорить полиции такое, что могло бы облегчить их тяжкий труд. Но это мелочи, подумаешь, всего один раз. Нет, этот человек мне абсолютно не знаком.

— Тогда давай попробуем узнать, кто он такой, — она достала голографию из-за спинки софы. — Я вытащила ее из кармана капитана, когда он уходил. Не стоит вмешивать местную полицию в дела Специального Корпуса. Я свяжусь с местным агентом.

Конечно же, она была права. Несомненно нити от этого дела протянулись далеко за пределы этой забытой богом планеты. Идентификационная карточка была заполнена до отказа, следовательно, этот человек прибыл сюда недавно. Все это превращало такой вроде бы заурядный случай в происшествие галактического масштаба, и возлагало ответственность на суперпрофессионалов Специального Корпуса. И со всей скромностью я должен отметить, что я его самое важное звено.

— Мы должны не просто установить личность, но и попытаться представить всю картину преступления, — сказал я, возвращая голографию. — Пусть агент подождет нас здёсь. Я вернусь через несколько часов, разведаю все, что может ему понадобиться.

Прежде чем уйти, я сунул набор инструментов в карман. Городской морг находился совсем недалеко, отчего меня изредка посещала мысль о таком чрезвычайно удобном соседстве. Я без особого труда попал внутрь через черное окно и три запертых двери. К счастью, я так же легко открываю замки, как некоторые рвут зубы.

Выдвинув ящик из морозильной камеры, я уставился на лежавший там труп. Слабая надежда на то, что я узнаю его мгновенно, испарилась. Покров тайны оставался не поднятым. Мне понадобились секунды, чтобы соскрести фрагменты кожи, отрезать волосы и выдавить грязь из-под ногтей. Полицейские тщательно упаковали его одежду в мешки и пронумеровали ярлыками. Я сложил все вместе с собранными образцами. Еще несколько соскобов с подошв ботинок — и все. Я выбрался тем же путем. Ни одна живая душа не заметила моего отбытия, равно как и прибытия. Радуясь тому, что операция прошла так гладко, я вернулся домой и застал там агента Специального Корпуса.

— Сегодня прекрасная погода, мистер ди Гриз, — сказал он, разглаживая складки на своей одежде.

— Она всегда прекрасная на Блоджете. Поэтому я ненавижу ее. Когда следующий корабль отправляется в штаб?

— Через пару часов. Повезет недельную почту. Я буду лично сопровождать.

— Отлично. Мне хотелось бы, чтобы вы взяли с собой эти контейнеры. Передайте лаборантам, чтобы извлекли максимум из этих образцов. Здесь описание того, как и где я тих получил. Пусть сделают генетический анализ, анализ спермы, определят группу крови, этнотип и все остальное. Я хочу знать, кто этот человек. Если нельзя идентифицировать его, мне нужно знать, откуда он прибыл. Он искал меня, и мне очень интересно узнать, зачем.

Ответ пришел в удивительно короткий срок. Три дня спустя прозвенел дверной звонок, и в сканнере показался старина Чарли. Я впустил его и впился взглядом в кейс, который он держав в руках. Он отставил его подальше и принялся нервно кусать нижнюю губу. Я буркнул что-то, отчего он как-то съежился.

— Я получил приказ, мистер ди Гриз. От Инскиппа, нашего шефа.

— И что же этот дражайший, наилюбимейший человек приказал?

— Он говорит, что вы подделали чеки корпуса, и хочет, чтобы вы вернули 75 тысяч кредиток, прежде чем дело примет неприятный оборот… для испорченного крючкотвора…

— Ты назвал меня испорченным крючкотвором!

Он затрепетал от страха и выскользнул из моих пальцев.

— Не впутывайте меня! Это не я, это Инскипп. Я просто передаю его слова.

— Тот, кто приносит дурные вести, должен быть убит, — проворчал я, сжимая кулаки. Атмосферу разрядила неожиданно появившаяся между нами Ангелина. Она протянула Чарли чек.

— Вот деньги, которые мы брали взаймы. Это была простая ошибка в подсчетах, вы не находите?

— Конечно, нахожу! Я сам иногда так делаю, — он стер пот со лба и поднял кейс. — Будьте так добры, передайте это вашему мужу, а я, пожалуй, пойду. У меня очень хлопотный день впереди, ха-ха. — Дверь чавкнула за его спиной, и я забрал у Ангелины кейс, притворяясь, что не вижу, как гневно раздуваются ее ноздри.

— Вот он, — произнес я, нажимая большим пальцем на замок. Кейс открылся, появился экран, с которого на меня глянуло озабоченное лицо Инскиппа, и я немного растерялся. Ангелина, должно быть, что-то почувствовала, потому что вынула кейс из моих рук и поставила его на край стала. Изображение Инскиппа наливалось кровью от злости и сердито ворчало, потрясая в моем направлении куском бумаги.

— Ты должен прекратить тащить деньги с организации, ди Гриз. Ты подаешь дурной пример. Тебе придется вернуть деньги, или ты не сможешь прослушать это сообщение. Я говорю с тобой только потому, что мы сами заинтересовались Параизо-Акви.

— Что такое Параизо-Акви? — громко спросил я.

Изображение кивнуло:

— Сейчас ты наверняка спрашиваешь, что такое Параизо-Акви.

— Самодовольный и самоуверенный тип! — Как легко ненавидеть босса. Особенно, когда он далеко.

— Ладно, я скажу тебе. Это родина убитого человека, ты сам просил лаборантов выяснить, откуда он. Я хочу, чтобы ты полетел и взглянул на эту планету. Потом вернулся и доложил мне. Если ты быстренько прочитаешь прилагаемый документ, то узнаешь, в чем дело.

Изображение растаяло, и экран потемнел. Я задвинул экран в кейс и достал конверт.

— Очень интересно, — сказал я, быстро пролистывая страницы.

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не знал раньше этого человека и никогда в жизни не слышал о его родной планете.

— Значит… мы должны что-то предпринять, ведь так?

— Непременно! — ответил я с улыбкой. — Нам придется, стиснув зубы, выполнять инструкции Инскиппа. Хочется нам этого или нет, но придется посетить эту таинственную планету. — Ангелина кивнула и мы стояли некоторое время, скаля зубы, как дураки, прекрасно сознавая, что мирный период нашей жизни закончился. Но будущее выглядело еще более заманчивым. Я чувствовал это всеми фибрами своей души. Снова начиналось что-то интересное.

3

На ощупь путеводитель был мягким и тяжелым. Обложка сверкала ярко и самодовольно. — Добро пожаловать в солнечное великолепие Параизо-Акви, — громко прочитал я.

Ангелина сидела рядом и читала более тонкий том, с черным переплетом.

— Параизо-Акви — планета, заселенная во время первой галактической экспансии и повторно открытая совсем недавно. Следует отметить самую коррумпированную в галактике систему правления.

— Ну что ж, совсем незначительные расхождения в этих книгах, — сказал я, потирая от нетерпения ладони.

— Вам бульон, сэр? — спросил робот-стюард, ежесекундно кланяясь.

— Он не годится даже для ванны, ты, механический подлиза, — ответил я. — Мне бы больше подошел алтарианский пантеровый напиток. А еще лучше два…

— Один, — твердым голосом прервала меня Ангелина. — Для меня — бульон.

— Да, мадам, это отличный, прекрасный, замечательный выбор, — начал пускать слюни механический стюард, сложив ладошки у груди, пока откатывал прочь. Я ненавидел его. Так же, как и весь этот корабль Люкс-Параиз, включая и дурацкого вида туристов, разгуливающих по палубе и разлегшихся в шезлонгах.

— Но ведь мы выглядим точно так же, как они, мой дорогой, — сказала Ангелина. Должно быть, я в запале высказался вслух. Мы и на самом деле были одеты так же. В полном смысле этого слова. На мне была рубашка с короткими рукавами, украшенная пурпурными и желтыми лентами. В тон ей были и шорты. Ангелина была экипирована точно таким образом, но она выглядела чертовски привлекательно. Нам пришлось выкрасить волосы в белый цвет, следуя моде, завить их в колечки с зелеными кончиками. Конечно, это была отличная маскировка. Но я чувствовал себя полным идиотом и не только из-за одежды: моя свободолюбивая душа заплатила за это слишком высокую цену. Я открыл свой путеводитель и уставился на картинку с изображением темно-синего моря на фоне светло-голубого неба. На берег накатывали с легким шумом волны, от страниц пахло морским воздухом и водорослями.

— Счастливые люди проводят здесь солнечный отпуск, всюду сады, ветви ломятся под тяжестью румяных от солнца фруктов, на завтрак туристам подают исключительно свежую рыбу, только что выловленную.

Ангелина спокойно читала свою книгу, являющую полную и мрачную противоположность моей.

— Местное население живет в тяжелейших условиях: бедность, нищета и болезни стали нормой. Правление диктатора абсолютно.

— Тридцать минут до посадки… посадка через 30 минут, — прошипел громкоговоритель. Туристы повскакивали с мест в возбуждении. Я бросил свой путеводитель в атомный распылитель, где он взорвался с дымным хлопком, со звуковых страниц понеслись тонкие вскрики.

— Сейчас нам нужно позаботиться о себе, — сказал я. Ангелина протянула мой отчет Специальному Корпусу, я кивнул и послал вслед за путеводителем. — Если это найдут в нашем багаже, то считай, что мы закончили все, не успев начать.

Появился стюард, и мы взяли предложенные напитки. Ангелина улыбалась мне сквозь пар, подымающийся от ее чашки.

— А теперь, не будь букой, Джим ди Гриз, и не порть удовольствия. Давай договоримся: поездка на эту планету — не только задание. Это и наш отпуск. Или ты будешь радоваться, или мне придется тебя придушить. Представь себе, что это наш медовый месяц, второй, нет, по сути, первый! У нас ведь так и не было по-настоящему медового месяца.

— Тебе не кажется, что мы несколько запоздали? После того, как нашим близнецам исполнилось 22 года…

— Что сделало меня отвратительной, непривлекательной женщиной среднего возраста, я так тебя поняла? — в ее Голосе звучали металлические нотки, смешанные со льдом. Я бросил свой стакан в сторону, и там, где он упал, на ковре образовалась дыра, — и плюхнулся перед ней на колени.

— Ангелина моя! Свет моей жизни! Хорошеющая с каждым днем! — и это было чистой правдой, она была по-прежнему молода, теплая и желанная, с нежной розовеющей кожей. Я взял ее руку и страстно перецеловал все пальчики. Туристы обалдели, а она как ни в чем не бывало, улыбалась и кивала.

— Вот так-то лучше, — сказала она. — Небольшой отдых от преступлений сделает нас намного лучше.

Потом была посадка, люки открылись, ворвался теплый воздух и легкая музыка. Я повесил себе на шею камеру, нацепил солнечные очки, взял Ангелину под руку и приготовился радоваться предстоящему. Толпящийся вокруг народ тоже пребывал в состоянии экстаза, радостью был пронизан воздух планеты. Ангелина уловила ее и улыбнулась, потом засмеялась вместе с окружающими, подпевая мелодии. Я корчил рожи и скалил зубы вместе с остальными, но внутри оставался таким же старым, закаленным и хладнокровным ди Гризом, который чихать хотел на весь мир. Правда, в таком солнечном мире трудно было оставаться хладнокровным. Космопорт лежал у океана, солоноватый запах водорослей щекотал ноздри. Солнце было теплым, как и обещала реклама. Улыбающиеся местные девушки приветствовали нас букетами цветов, размахивали бутылками с золотистым напитком. Я поймал одну бутылку, понюхал цветы, демонстрируя полное безразличие к молочным железам аборигенок, чувствуя, как стальные глаза Ангелины неотступно сверлят меня. Толпа прибывших как-то незаметно подалась вперед, и через несколько мгновений мы оказались перед чиновником из паспортного контроля. Это был загорелый, как и девушки, улыбающийся человек, но в наглухо застегнутой рубашке, что, вероятно, должно было подчеркнуть его исключительное положение.

— Добро пожаловать в Параизо-Акви, — сказал он. — Прошу предъявить ваши паспорта.

— Значит, вы говорите на эсперанто, — отметил я, протягивая свою межзвездную карточку. Разумеется, фальшивую.

— Не все говорят, — ответил он, продолжая улыбаться и засовывая карточку в машину. — Наш язык — это бесподобный испанский. Но все, кого вы встретите, владеют эсперанто, так что не беспокойтесь, — он глядел на экран машины, там высветилась, разумеется, всякая чепуха обо мне. Возвращая мне карточку, он указал на камеру, висящую на моей шее.

— Это очень хороший фотоаппарат.

— Должно быть, потому что он стоил мне больше кредиток, чем вы можете увидеть за целый год, хо-хо.

— Хо-хо, — повторил он, но улыбка его стала менее широкой. — Можно, я взгляну на аппарат?

— Зачем? Это просто камера.

— Есть особые правила для камер, знаете ли.

— Но, с какой стати? Там что, можно что-то спрятать?

Улыбка его исчезла совсем, он начал нервно расстегивать верхнюю пуговицу рубашки, и пальцы его дрожали. Я улыбнулся и протянул ему камеру:

— Пожалуйста, поострожнее, это очень хрупкая машина.

Когда он взял ее, задняя крышка распахнулась. Как будто так было задумано. Пленки выпали. Я стал заталкивать их обратно.

— Посмотрите, что вы наделали! — заволновался я.

— Испортили пленки моей жены и наших друзей!

Я боролся с пленками и совершенно не обращал внимания на его извинения, потом прошел мимо него с каменным лицом, ведя Ангелину под руку. Все шло согласно плану. С багажом все было в порядке, за себя мы не опасались. Но камера, камера была совершенным механизмом! Она могла фотографировать и делать еще кучу невероятно полезных вещей, которые, конечно, запрещались местными законами. Ну что ж, день начался неплохо!

— Мой бог, ты только посмотри на это, — воскликнула Ангелина. Со всех сторон понеслись такого же рода выкрики.

— Они опасны?

— Кто это такие?

— Дамы и господа, пожалуйста, секундочку внимания, — человек в униформе заговорил, пытаясь прорваться сквозь шум голосов. — Меня зовут Джордж и я ваш, так сказать, гид. Если у вас возникли вопросы, пожалуйста, обращайтесь ко мне. А сейчас я отвечу на первый вопрос, который, как я понял, задавали все. Эти дружелюбные создания между тележками известны нам как кабаллос. Их происхождение теряется в веках, но история донесла до нас, что они прибыли сюда вместе с нами с легендарной планеты, которую называют Земля, мифической родины человечества. Они наши друзья, совершенно безобидные, они тянут наши тележки и обрабатывают поля. Покорные и счастливые, они довезут вас до отеля. Поехали!

Эти кабаллос с неуклюжими тележками были самым неудобным транспортом, какой я только встречал. Я потом убедился, что аборигены предпочитают носиться на автомобилях. И это были совсем не кабаллос, а просто лошади, о чем я узнал однажды во время незапланированного полета на Землю, очень даже настоящий и совсем не легендарный дом всего человечества. Но я не мог им сейчас читать лекции. Туристам, казалось, нравились и лошади, и тряска, и теснота, они весело перекликались друг с другом, невзирая на неудобства путешествия. Похоже, даже Ангелина радовалась совершенно искренне. Я же чувствовал себя, как скелет на свадьбе.

— У кии! — попытался я таким непонятным возгласом подыграть ситуации, а может, выразить свое недоумение. Покопался в карманах и обнаружил бутылочку янтарной жидкости, которую мне бросила аборигенка в порту. Должно быть, жуткое варево из местных полусгнивших фруктов или из старых носков. Я отвинтил крышку и попробовал: — Уиии! — снова вырвалось у меня, но сейчас, я уверен, этот звук означал совсем другое. Я подозвал Джорджа, у которого были, судя по всему, стальные нервы, необходимые для управления лошадьми. Он немедленно отозвался на мой призыв. Я протянул ему бутылочку. — Что это? Жидкое солнце? Это лучшая выпивка, которую я когда-либо пробовал!

— Очень приятно, что вам понравилось. Она сделана из ферментизированного сока канн и называется рон.

— Ладно, детка, этот рон превосходен. Только вот беда — бутылка маловата.

— У меня есть всех размеров, — рассмеялся он, и, покопавшись в своем мешке, достал бутылку более подходящую.

— Как мне вас благодарить?!

— Очень просто. Это будет включено в ваш счет, — и он ускакал.

— Ты не думаешь, что еще слишком рано для выпивки? — поинтересовалась Ангелина, и мне пришлось оторваться от бутылки и тяжко вздохнуть:

— Не думаю, моя дорогая. Помню старое правило начала всех отпусков. Ты не составишь мне компанию?

— Чуть позже. А сейчас посмотри, как красиво кругом.

— Да, действительно, посмотреть есть на что.

Наша дорога петляла по зеленеющим полям. На берегу сверкал песок. Потрясающе. Но где же местная публика? Кроме Джорджа и кучеров не было видно ни души. Ладно, Джим, не будь букой и наслаждайся моментом.

— Посмотри туда, папа, — сказал один из парнишек-туристов высоким звенящим голосом. — Не правда ли, они слишком хороши и живописны, чтобы найти для них слова?

Я посмотрел в ту же сторону, но не подумал, что они очень живописны. Несмотря на свой жалкий вид, они еще нам улыбались. Группы мужчин и женщин работали в поле неподалеку от дорога. Они срезали высокие зеленые растения длинными, на вид смертельно опасными ножами. Солнце нещадно палило, работа была очень тяжелой, и если бы с их лиц не катился пот, можно было подумать, что это роботы. Я поднял камеру и сделал несколько щелчков.

Наш кучер повернулся, когда услышал гудение камеры, поэтому я сфотографировал и его. На какой-то миг его застывшая улыбка соскользнула, потом его белые зубы снова засверкали.

— Вам бы лучше сохранить пленку для красивых садов, парков и отелей.

— Почему? Что, я сделал что-то не так, снимая работающих людей?

— Нет, конечно, нет, но это так неинтересно.

— Но не тем людям, которые там. Они выглядят такими усталыми. Сколько часов в день они работают?

— Я не знаю.

— А сколько им платят?

Я разговаривал с его спиной. Он взмахнул вожжами и ничего не ответил мне. Я поймал взгляд Ангелины и подмигнул ей. Она подмигнула мне в ответ.

— Мне кажется, сейчас самое время попробовать рона, — сказала она.

Отель, как и обещано, был высшего разряда. Наша комната была потрясающей. Там нас уже ждал наш багаж, — прекрасный сервис, ничего не скажешь. Мои попутчики все были свиньями по отношению к женщинам, мне пришлось тоже поступить так и оставить Ангелину одну распаковывать вещи. Сделал я это исключительно для того, чтобы не выходить из роли, ведь по природе я совсем не такой.

— Увидимся, когда закончишь, дорогая, — сказал я и проскочил за двери, прежде чем смог расслышать ее жестокий ответ.

Походил по двору, заглянул в бар, потом остановился возле бассейна. Начал фотографировать двух привлекательного вида женщин, загорающих голышом, потом опомнился, и холодок пробежал по моей спине — я представил себе реакцию Ангелины, когда она увидит эти картинки. Моя жена очень большая собственница, но мне это нравилось, или я думал так. Я чуть поразмыслил и решил заглянуть в туристический магазин. Мне пришлось совершить над собой насилие и не дрогнуть при виде маленьких гоночных лодок, сделанных из позолоченных грейферов; кепи находчивого продавца пестрело вдохновляющими надписями, вроде: «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ, ПРИДУРОК», «СТРАСТНЫЙ ОСЕЛ» и «ДАВАЙТЕ ПОЗВЕНИМ»! Я отвел глаза в сторону и с невозмутимым видом прошествовал мимо в отдел сувенирных картинок и путеводителей. Я просматривал их, когда услышал мягкий шепоток прямо в ухо:

— Могу ли я вам помочь, сэр? — прекрасная, юная, гибкая с прозрачными глазами, золотистой кожей и соблазнительной фигурой, экзотическая, как тигр…

— Конечно, вы можете! — прохрипел я, потом остудил свой пыл. Нет, только не с Ангелиной на одной планете! — я хочу… хочу путеводитель.

— У нас много отличных книг. Вам нужно что-то конкретное?

— Да. История Параизо-Акви. Но не пропагандистские уловки для туристов, а нечто, близкое к реальности. У вас есть что-нибудь в таком роде?

Меня пронзил ее пристальный взгляд, потом она подошла к полкам. Вернулась с толстым томом в руках.

— Мне кажется, что вы найдете здесь все, что вас интересует, — сказала она и, четко развернувшись, медленно удалилась.

За работу, Джим! Я заставил себя оторвать глаза от ее соблазнительных ягодиц и перевести взгляд на книгу. «Социальная и экономическая история Параизо-Акви». Чудесно. Звучит как интригующий бестселлер. Я полистал ее и между страниц обнаружил клочок бумаги. На нём печатными буквами большого размера было начертано: «Будьте осторожны! ВАС НЕ ДОЛЖНЫ ВИДЕТЬ С ЭТОЙ КНИГОЙ!»

На страницы упала чья-то тень, я быстренько захлопнул книгу. Мрачный абориген стоял передо мной, как-то неестественно улыбаясь.

— Мне нужна эта книга, — сказал он, протягивая руку.

На его физиономии четко проступило «КОП». Одно-единственное слово. Полицейский. Знакомая, почти родная порода во всей галактике.

— Мой бог, зачем вам понадобилась моя несчастная книжка?

— Не твое дело. Дай ее мне.

— Нет, — я отступил назад, притворяясь испуганным. Он холодно улыбнулся и подошел ближе, чтобы отнять книгу из моих трусливо вибрирующих рук.

Ну, наконец-то, мой отпуск начался!

4

Я подождал, пока он возьмет обеими руками книгу, и ущипнул его за нос. Довольно сильно — мне всегда не нравились копы. Он заорал от ярости, открывая рот, — ему срочно нужно было показаться дантисту. Потом рот закрылся, за ним глаза, и он мешком свалился на пол — я твердым пальцем пронзил его солнечное сплетение. Ну что ж, я отвернулся от места действия с осознанием мелочного триумфа и столкнулся с человеком, одетым в униформу отеля.

— Он, наверное, устал, вот и прилег отдохнуть, — сказал я. — Ваша планета действует так расслабляюще. Мне нужна эта книга. Я хочу ее купить.

Он моргнул и с трудом пробормотал:

— Прошу прощения, но это не наша книга.

Теперь настала моя очередь моргать:

— Как же так? Я видел, как ваш клерк снимал ее с полки.

— Здесь, кроме меня, нет других служащих. Я один.

До меня начало доходить. Я пожал плечами и повернулся к выходу. Было совершенно очевидно, что меня раскрыли. И как только спящий красавец придет в себя, блюстители порядка возьмутся за меня по-настоящему. Как великодушно с их стороны поддерживать меня в постоянном напряжении, развлекать в этом до смерти надоевшем мне отпускном мире. Вернувшись, я застал Ангелину, надевающую купальный костюм. После серии поцелуев и чмоканий она мягко оттолкнула меня.

— Нам нужно почаще отправляться в отпуск, если это пробуждает в тебе инстинкты здорового животного. Что это за книга?

— Ничего особенного. Просто так захватил ее. Давай пройдемся по берегу, мне хочется увидеть, насколько твой купальник гармонирует с песком, — я лихорадочно вертел глазами, пока говорил это. Она слегка кивнула, показывая, что все поняла.

— Чудесно. Давай, я только найду свои сандалии.

Мы вышли, храня полное молчание, которое продолжалось до тех пор, пока мы не дошли до воды, изрядно удалившись от зданий.

— Ты думаешь, что комната нашпигована клопами? — спросила она.

— Точно не знаю. Но мне не хочется испытывать судьбу после того, как я открыл книгу, — я объяснил все, что произошло, как я нашел записку; потом раскрыл книгу и обнаружил новое послание, которое мы прочли в полной тишине.

«Люди этой планеты доведены до отчаяния и нуждаются в вашей помощи. Помогите нам, мы вас умоляем. Пожалуйста, будьте на берегу в 24.00 ночи.»

Подписи, разумеется, не было. Я наклонился и зачерпнул полную горсть воды, разминая записку, потом скомкал обрывки и закопал в песок. Мы продолжали прогуливаться.

— Интересно, кто написал записку? — спросила Ангелина.

— Это очень важный вопрос, не так ли? Я гнусно вел себя с чиновником паспортного отдела, фотографировал людей на плантации, задавал назойливые вопросы. О моем присутствии известно. Со мной вступили в контакт. Но, как ты правильно заметила, кто? Эта записка может быть и от отчаявшихся жителей Параизо-Акви, озабоченных тем, как поставить в известность галактику об условиях…

— Или это может быть ловушка, организованная силами безопасности, чтобы доставить тебе кучу неприятностей.

— И я так думаю. Но у меня нет выбора. Придется отправиться в полночь на встречу со своей судьбой. Хотя это будет очень затруднительно.

— Почему? — спросила она, щурясь от яркого солнца.

— Потому что этот драгун, как только придет в себя, начнет меня разыскивать. Мы не знаем, кто оставил записку, а я теперь на мушке у полиции.

— Тогда следует позаботиться о твоем ночном свидании Как только полиция сядет тебе на хвост, ты получишь возможность позабавиться с ними, я знаю, как тебе это нравится. А вместо тебя на свидание отправлюсь я.

— Дорогая! Но это же опасно!

Она тепло улыбнулась и сжала мою руку:

— Как приятно! Ты беспокоишься обо мне.

— Нет, ты не должна быть такой легкомысленной. Только подумай, какие ты доставишь неприятности этим людям.

— Скотина, — ее нежные пальцы превратились в стальные клещи, глубоко вонзившиеся в мой бицепс. Потом она улыбнулась: — Но, конечно же, ты прав. Все должно пройти без сучка и задоринки.

— Все, закончили, — я потер синяк на руке. — Давай вернемся в номер и закажем еду. Я не хочу заниматься бегом на пустой желудок.

Первое, что мы увидели, войдя в номер, — за кроватью лежал без сознания мужчина с протянутыми по направлению камеры руками.

— Номер один, — сказал я. — Он, наверное, устал нас дожидаться и решил взглянуть на камеру. Усыпляющий газ заставил его прилечь.

— Это полиция, — ответила Ангелина, быстро обшарив его карманы. — Удостоверение личности, оружие, наручники, охотничий нож и парализующие гранаты. Какой тошнотный тип.

— Согласен. Не все оказалось раем на Параизо-Акви. Тебе лучше взять камеру с собой. Давай все-таки закажем еду, а то снова Кто-нибудь заявится.

Через несколько минут прибыл официант, катя перед собой тележку, заполненную аппетитной едой. Но, к несчастью, за ним следовали полицейские.

— Покиньте немедленно номер, — сказала Ангелина, стараясь заступить им дорогу. — Вас сюда никто не приглашал.

Официант начал подавать назад, а я лихорадочно стал хватать сэндвичи. Если есть выбор между едой и бегом, то лучше выбрать бег.

— Отойди в сторону, женщина, — сказал полицейский с синим подбородком.

Если бы он не затевал все это, то был бы значительно счастливее. Он совершил непростительную ошибку: положил свою потную руку ей на плечо и оттолкнул ее в сторону. Он лишь успел вскрикнуть, как я услышал треск ломающихся костей, после чего он свалился на ковер. Второй наставил свой пистолет, мне пришлось отложить в сторону сэндвич, но пока я собирался заняться им, он уже лежал рядом со своим товарищем. Официант спасся бегством, и улыбающаяся Ангелина закрыла за ним дверь. Я прикончил второй сэндвич и запил бутылкой рона — все же пришло время ланча.

— Мне пора, — сказал я, наклоняясь над спящими красавцами и хлопая их по щекам.

Ангелина меня успокоила:

— Не волнуйся, они пробудут без сознания еще, по крайней мере, день. Я не могла им позволить следовать за нами.

Я тепло поцеловал ее, и стук в дверь эхом отозвался у меня в ушах.

— Надо попробовать найти другой выход, — сказал я и выбежал на балкон. Ангелина последовала за мной, нежно покусывая ножку вареной курицы. Мы находились на 20 этаже, нас окружали абсолютно гладкие стены. Не было никаких проблем. — Если тебе не трудно, подержи это, пожалуйста, — я протянул ей завернутые в салфетку сэндвичи. Это было секундным делом для меня: перемахнуть через балкон и мягко приземлиться на балконе нижней комнаты. Ангелина протянула набор для пикника в мои ладони и послала мне воздушный поцелуй. Все шло очень хорошо, на самом деле хорошо.

Нижний номер был пуст, поэтому я использовал минутную передышку, чтобы утолить свой голод и жажду. Я успел облизать последний сустав пальца, и принялся потягивать рон, когда услышал скрежещущий звук поворачиваемого в замке ключа. Я отставил в сторону недопитую бутылку, а когда дверь распахнулась, стоял как раз за ней. Конечно, это были не туристы. Вошли два мужика в военной форме, с пистолетами наготове. Я выждал, пока не убедился, что больше никого не будет, потом стал перед ними.

— Вы кого-то ищете? — спросил я.

Они дернулись от ярости. Я глубоко вздохнул, раздавил у них вод носом усыпляющие капсулы, и отступил назад, наблюдая, как они с бряцаньем повалились на ковер. Один из них был примерно моего роста, и мне пришла очень любопытная идея. Меня только беспокоило, часто ли принимает ванны этот солдат. Я понял, что не часто, когда натягивал его форму и уловил резкий запах пота. Его нижнее белье составляло разительный контраст с чистой и выглаженной формой: белье пестрело дырами и пятнами. Конечно, жалованье солдата было мизерным. Но никаких денег не хватило бы, чтобы оплатить ему амуницию. Микрорадио, ионная винтовка и полный набор зарядов, пятьдесят револьверов с патронами. К тому времени, когда я нацепил на себя все, я выглядел как настоящий коп.

— Отлично сработано, в самом деле отлично, — поздравил я самого себя. — Крыса из нержавеющей стали вновь сражается, проникая туда, куда не может проникнуть никто, быстрая, как молния, неуловимая, как привидение! Бесстрашная и могучая. Великолепно!

Подняв моральный дух такой тирадой, я в последний раз оглядел себя критическим взглядом и открыл дверь.

Раздался взрыв.

5

Я отскочил в сторону. И тут же на месте, где я только что стоял, образовалась дыра.

— Все это как-то не способствует развитию туристического бизнеса, — буркнул я, свесившись с балкона. Теперь я знал точно, что эти ребята играют наверняка. Я нацепил шлем на ствол винтовки и подвигал его. Немедленно с ближнего балкона раздались короткие выстрелы, шлем подпрыгнул и свалился к моим ногам. Какие вспыльчивые. Я надел его, стараясь не обращать внимания на пулевые отметины.

— Ты не должен быть таким жадным, Джимми, — сказал себе я. — Ты сейчас платишь за свой несостоявшийся ленч, — резкие, но справедливые слова, и мне пришлось согласиться. Когда я в порядке, что бывает очень часто, я соглашаюсь. Когда я не в порядке, мне тоже приходится поневоле соглашаться. Преступник, который пытается дурачить самого себя, очень скоро оказывается экс-преступником или находится под землей на глубине двух метров, или видит небо в крупную клетку.

— Все, момент для раскаяния прошел. Теперь надо подумать, как отсюда выбраться. Серьезно подумать. — И я думал. — Я был зажат с обоих флангов противником, а время неумолимо убегало. Я поспешил в ванную комнату, входную дверь вновь потрясли разрывы. Принимать душ в такое время — самое подходящее занятие. Мне не хотелось причинять неудобства ни в чем не повинным соседям. Я достал дебондер и направил его вниз, предварительно нацелив на сливной круг на дне ванны. Молекулярный дебондер еще называли дезинтегрирующими лучами, но это не соответствует действительности. Он совсем не разрушает материал. Он просто действует на молекулярные силы взаимного притяжения, уменьшая их на какое-то мгновение. Когда это происходит, энергия притяжения исчезает. Не правда ли, все очень просто? Дно ванны и пол под ним рухнули вниз, прямо в душ нижнего номера. Когда я проскочил вслед за ними, то краем уха услышал треск ломающейся входной двери. Самым мудрым решением было немедленно уносить ноги. Что я и сделал. Выскочив из душевой комнаты, я обнаружил в холле дрожащую женщину-туристку, я помнил ее по совместному перелету. Она в безумной панике пыталась набрать номер по телефону. Увидела меня и завопила.

— Кана, кабальеро, эспаньол, рон! — хрипло выдавил из себя я, исчерпав все свои познания местного наречия. Она продолжала вопить и была близка к обмороку. Чудесно. Я с треском распахнул еще одни двери и увидел, что соседняя комната пуста. Теперь надо было делать ставку на скорость, и никакой осторожности! Я бросился вниз, проскочил большой холл, расталкивая заполнивших его туристов, и выбежал в коридор, ведущий к служебному ходу. Когда я прибываю в новое здание, я непременно исследую все ходы и выходы, и сейчас меня не в первый раз порадовала эта моя привычка. Служебный ход был там же, где я его видел в последний раз, и единственное, что мне оставалось, это открыть дверь, когда я вдруг расслышал за ней топот бегущих людей. Они меня опередили! Но тут звук шагов стал удаляться. У меня появился шанс, и я с треском раскрыл дверь. Увидел спины, обтянутые униформой. Они сбегали по ступенькам вниз. Отлично! Я отправился за ними следом. Сержант громким голосом отдавал команды, и солдаты грохотали тяжелыми ботинками. Я кубарем скатился вслед, немного выждал, и, как только они остановились перевести дух, незаметно слился с ними. Мы дружно прогрохотали до первого этажа. Потом я спрятал форму и все снаряжение в мусорный бак позади кухни отеля и через несколько минут уже беззаботно насвистывал незатейливую мелодию, теперь ничем не отличаясь от прочих туристов. Я тоже стал перекликаться, интересуясь, что произошло. Гиды и работники отеля пытались утихомирить разволновавшихся гостей. Я присоединился к тем, кто направлялся на пляж, потом покинул их и побрел дальше в сверкающие пески, кто бы смог мне помешать? Мыс, выдаваясь вперед, образовал тут бухточку, возле которой я и прогуливался, чувствуя себя в сравнительной безопасности на таком расстоянии от отеля и беспорядков, которые сам же и вызвал. Я уже порядком устал. Поднялся на камни и наткнулся на густые заросли. Присел в тени больших деревьев, скрывающих меня от людей на берегу. С радостью отметил наступление сумерек. Солнце медленно погружалось в океан, не издавая никакого шипения, становилось темно. Я прилег на траву. Она оказалась мягкой, было тихо, похоже, в этих зарослях не водилось никакой пакости, глаза мои закрылись, и я заснул сном невинного младенца, впрочем, как всегда. Сказалось либо действие рона, либо упражнения, а может, все вместе, но до восхода солнца я не пошевелился. С первыми лучами я сладко зевнул и услышал урчание моего голодного желудка. Надо было возвращаться. Но прежде я опустошил свои карманы и зарыл все, что могло вызвать подозрение, у подножья большого дерева. Потом, совершенно невинный и небритый, направился к отелю. Мне пришлось быть осторожным, я не хотел, чтобы меня продырявил какой-нибудь тигроподобный новобранец. Единственная возможность спокойно отбыть с этой планеты — это обратиться к властям. Но я все-таки надеялся справиться сам. Я хотел есть, и ресторан был сейчас для меня местом обетованным. Я добрался до него под прикрытием декоративных кустиков, они надежно защищали меня от глаз полицейского. Но он торчал возле входа, поэтому мне пришлось прыгнуть в открытое окно. Несколько ранних пташек клевали свой завтрак. Я наполнил тарелку снедью из буфета, налил в стакан сок и в чашку кофе, но тут официантка заметила мои манипуляции. Мне пришлось занять столик рядом с другими завтракающими.

— Чем закончилась вчерашняя заварушка? — спросил я пожилую пару, которая занималась тем, что чистила яйца с таким видом, что можно было подумать, будто последняя курица только что скончалась.

— Нам никто ничего не говорил. Ни единого слова, — ответил супруг, кусая яйцо. Она кивнула, соглашаясь. — Это так скверно. Я сказала им. Мы платили деньги не для того, чтобы наблюдать стрельбу. Верните мне деньги, и я следующим кораблем улетаю.

Я не успел придумать достойный совет. Полдюжины полицейских ввалились в ресторан и бросились к моему столику. С ружьями наперевес.

— Если вы сделаете хоть одно движение, мы стреляем! — заорал один из них.

— Официант, — громко позвал я. — Пригласите метрдотеля, управляющего. Немедленно позовите кого-нибудь! Быстро! Передайте им, чтоб немедленно пришли! — я потягивал кофе, а солдаты тем временем нависали надо мной.

— Вы пойдете с нами, — сказал офицер.

— Чего это вдруг? — спокойно поинтересовался я, ощущая присутствие туристов и работников отеля.

Двое копов схватили меня за плечи и заставили встать. Я не сопротивлялся. К нам приближалась еще группа мужчин. Я увидел знакомое лицо. Нашего гида.

— Джордж, — закричал я. — Что все это значит? Кто эти странно одетые люди?

— Это полиция, — ответил он, сложив на груди ладошки, выглядел он очень несчастным. — Они хотят поговорить с вами.

— Прелестно. Они могут поговорить со мной прямо здесь. Я турист, и у меня есть права.

Стоял невыносимый гам, они начали кричать на испанском, собирая вокруг туристов. Пока все шло неплохо. Джордж вернулся ко мне с еще более несчастным видом:

— Мне очень жаль. Но я ничего не смог поделать. Они хотят, чтобы вы прошли вместе с ними.

— Похищение! — заорал я. — Похищение бедного туриста дерьмовой полицией, фальшивой полицией! Позовите правительство, туристическое бюро, позовите консула! Я заплачу за все. Я отомщу вам жестоко, если вы позволите свершиться беззаконию.

Зеваки заворчали, поддерживая меня, и мне бы, наверное, удалось уйти, если бы через толпу не протолкался высокий офицер. У него были стальные глаза, сверлящий взгляд и очень твердые черты лица. Он моментально взял в свои руки ситуацию.

— Не волнуйтесь вы так, сэр, вас же не арестовывают, отнюдь. Отпустите его, — потные ладони немедленно убрались с моих плеч. Он улыбнулся, повернулся ко мне и начал говорить, рассчитывая скорей всего на туристов, чем на меня.

— Этим людям кажется, что во вчерашних неприятностях замешаны вы…

— Я ничего не видел, А кто вы такой?

— Меня зовут Оливейра. Капитан Оливейра. Мне очень приятно слышать, что вы ничего не видели. Будьте тогда так добры и снисходительны, пройдите со мной и расскажите мне о том, что вы не видели. Есть невинные жертвы вчерашнего происшествия и, мне кажется, что вы захотите помочь им. Разве нет?

Его улыбка была настолько искренней, логика такой непрошибаемой, и я начинал себя чувствовать сломанным зубцом в колесе правосудия. Я, как всегда, сохранял благоразумие.

— Очень рад помочь. Но куда же мы направляемся? Мне бы хотелось передать записку жене.

На мгновение теплая улыбка Оливейры сменилась холодной яростью:

— В центральный полицейский офис…

— Замечательно. Эй, ты, — я махнул рукой, подзывая официанта. — Как только я уйду, найдите мою жену в 2010 номере. Расскажите ей, что случилось. Передайте ей, что я вернусь к обеду. Вы слышите меня, парни? — я повысил голос так, чтобы все туристы слышали. — Я отправляюсь помочь этим добрым полицейским в расследовании происшествия. Может, они мне расскажут, что за шум здесь был вчера. Я вернусь к обеду и расскажу вам обо всем. Пойдемте, капитан Оливейра.

Я так быстро двинулся к дверям, что вынудил их следовать за мной. Я сделал все, что мог, теперь дело за полицией. Если со мной что-нибудь случится, всем будет ясно, на кого ляжет вина.

На нас бросали мрачные взгляды и бормотали что-то сквозь стиснутые зубы, пока мы садились в патрульную машину. Сирены зловеще завыли, и мы помчались прочь от побережья в город. Капитан Оливейра впереди нас на другой машине. Несомненно, он готовил мне достойный прием. А я от страха и чувства опасности громко смеялся. Заливался так, что эти полицейские, наверное, подумали, будто я свихнулся. Может, так оно и было. Я сделал дыхательные упражнения и применил технику расслабления и почувствовал себя вполне сносно, когда мы прибыли в полицейское управление, — мрачное серое здание. А потом была обычная рутинная процедура, которой я подвергался не раз. Меня раздели донага, одежду тщательно обыскали. Мое прекрасное тело просветили рентгеновскими лучами, а мои зубы обследовал одышливый дантист с дурным запахом, он пыхтел мне прямо в рот. Мне нечего было скрывать от них. Я был чист и невинен как младенец. Когда этот ритуал свершился, мае выдали хлопчатобумажную робу и пару поношенных башмаков. В сопровождении двух полицейских меня доставили пред светлые очи капитана Оливейры. Все его потуги на вежливость как корова языком слизнула. Его голос стал ледяным, а глаза пронзали меня насквозь.

— Кто вы такой? — спросил он.

— Простой турист, с которым плохо обращались ваши шпики…

— Каргата! — прорычал он, и я вспомнил, что это местное ругательство. — Вас видели беседующим с разыскиваемым преступником, который передал вам послание. Когда вас допрашивал офицер, выполняющий свои обязанности, вы напали на него. Когда другие полицейские пришли к вам, чтобы задать такие же вопросы, вы также напали на них и вывели из строя. Мы мирный народ и не позволим насилия. Для вашего ареста были отправлены еще полицейские и войска, чтобы предотвратить с вашей стороны проявление еще большего насилия, но вам удалось вывести из строя большое количество человек и проявить еще больше насилия. Теперь вы мне расскажите, кто вы такой и что вы здесь делаете, и что вам передал местный преступник.

— Нет, — твердо произнес я с таким же выражением холодной ярости, как у него. — Я прибыл на вашу несчастную планету, чтобы провести отпуск, но на меня напали, и я был вынужден защищаться. Я был морским комбатом много лет, следовательно, мне известно, как нужно это делать. — В моем личном деле имелась такая деталь, так, на всякий случай, подобный этому. — Я не знаю, почему ваши разбойники напали на меня, и я был вынужден ответить. Я выждал, пока все утихнет и появился, чтобы добровольно сдаться. Теперь вы можете со спокойной совестью отпустить меня. Мне больше нечего вам сказать.

— Нет, — заорал он, теряя контроль над собой и стуча кулаками по столу. — Вы мне скажете правду, или я выбью ее из вас.

— Вы идиот, Оливейра. Всем туристам известно, что я заложник полиции. Только троньте хоть один волосок на моей голове, и вы потерпите крах в туристическом бизнесе. Навсегда. Сейчас я хочу сделать заявление. Только одно. И я хочу, чтобы вы обеспечили наличие детектора лжи, когда я буду говорить.

— Стул, на котором вы сидите, — это детектор лжи. Говорите!

Какое счастье, что я не знал этого, пока так безбожно врал! Теперь мне нужно было только четко сформулировать фразы своего заявления и внимательно следить за собой.

— Отлично. Теперь для записи. Да, мне женщина дала книгу, но я никогда не видел раньше этой женщины и совершенно не знаю, почему она решила войти со мной в контакт. И никакой информации я не получал от нее. Точка. Конец заявления. Все, теперь верните мне одежду, и я хочу покинуть вас.

Я поднялся и уставился ему в глаза. Выражение его лица не изменилось, но я видел, как у него на висках бьется жилка. Он кипел от злости, но пока держал себя в руках. Он должен был либо убить меня, либо отпустить. Вот и весь его выбор. Наконец он заговорил, сдерживая ярость, низким голосом, но я верил его каждому слову.

— Я отпускаю вас. Вы вернетесь в ваш отель и соберете пещи. Мои люди побудут с вами. Они довезут вас и вашу жену до аэропорта, и вы покинете нашу планету ближайшим рейсом. Вы отправитесь отсюда и никогда больше не вернетесь. Потому что, если вы вернетесь, я убью вас незамедлительно. Вы впутались в грязную историю. Я не знаю как, да мне и все равно. Вы хорошо меня поняли?

— Отлично понял, капитан. И мне точно так же хочется покинуть вашу планету, как и вам отправить меня.

Я только не добавил, что собираюсь вернуться как можно скорей. Мы с капитаном должны были встретиться еще раз.

6

У меня и Ангелины не было возможности поговорить до тех пор, пока мы не вышли в открытый космос. До этого низкобровый полицейский не оставлял нас ни на минутку, глядя как мы собираемся, затем подгоняя нас, когда мы все запаковали. Отправление крейсера было отложено до нашего прибытия. Он взлетел сразу, как мы взошли на борт. Когда ускорение прекратилось, я выпил общеукрепляющее снадобье, включил камеру и проверил нашу каюту — все было чисто, никаких «клопов».

— Чисто, — сказал я. — Тебе удалось попасть на полуночное свидание?

— Ты рассказывал мне, что с тобой в контакт вошел местный житель, — голос Ангелины стал холодным: минус 4 по Кельвину. — Ты только забыл упомянуть, что этот местный житель очень привлекательная и сексапильная молодая женщина.

— Моя любовь! Я видел ее всего несколько минут. И все!

— Лучше, если больше ничего не было. Мне хорошо известны твои способности, Джим ди Гриз. Тебе достаточно положить на нее один палец и его можно сразу отрезать.

— Согласен, если палец. А теперь расскажи, что случилось.

— Я прогуливалась по берегу. Она пряталась в зарослях. Позвала меня, спросила, есть ли у меня записка. Я повторила написанное вслух и дала ей понять, что ты попал в переплет. И она мне все рассказала. Ее зовут Флавия, и она из небольшой организации сопротивления. У них не хватает сил даже на протест. Как только они что-нибудь придумают, их сразу вылавливают, а потом сажают в тюрьму или убивают. Они только хотят, чтобы галактика занялась их делом.

— Мне не хочется связываться с галактикой, да она и не сможет оказать им реальную помощь.

— Я не сказала ей этого. Она была неподдельно счастлива, что я передам ее послание другим мирам. Пять страниц. Я была потрясена, когда я запомнила его, прочтя один раз.

— В темноте?

— Заткнись. Оно было написано люминесцентными чернилами. Понимаешь, одна из причин того, что остальные планеты не проявляют никакого беспокойства, в том, что местное правительство удачно играет в демократию. Каждые четыре года проходят выборы президента. Все дело в том, что эти выборы — сплошное надувательство, и в результате Генеральный Президент Джулио Запилот каждый раз становится президентом. Он был недавно избран в 41 раз…

— Ему что, 200 лет?

— Да. Он проходит гериатрический курс лечения. Его поддерживают милитаристы, которые заставляют народ стоять по стойке смирно. Типичная ситуация силы, сконцентрированной в одних руках. Верхушка богатых и нищенствующая, практически порабощенная, основная масса народа на дне. С узкой прослойкой.

— Это необходимо изменить, — заключил я, вышагивая по каюте.

— Я согласна. Но это будет не так легко.

— Это не так трудно для человека, который спас вселенную.

— Дважды, — напомнила она мне.

— Это верно. Я собираюсь вернуться назад…

— Говори «мы». Мне и мальчикам нужен отдых.

— Конечно мы, моя любовь. И твои рослые сыновья. Флавия тебе не объяснила, почему они выбрали именно меня? И как они на меня вышли?

— Гид Джордж рассказал им о тебе и твоем интересе к рабочим слоям их общества.

— Отлично. Нам снова нужно будет войти с ними в контакт Был убит человек, который хотел мне передать послание о планете. Увидя планету, я понял почему. Я решил вернуться. И мне нужно свести счеты с капитаном Оливейрой, который арестовал меня.

Она нахмурилась:

— Если бы он тронул хоть волосок на твоей голове, я бы убила его. Очень жестоко.

— Удивительная жена! Не беспокойся, я позабочусь о капитане. А ты сможешь разобраться с остальной планетой.

— Хорошая идея. Ты не придумал, как вернуться назад?

— Нет. Но это меня никогда раньше не останавливало. Мы оснастимся и вернемся, и я уверен, что придумаю что-нибудь.

— Мы что, нападем на них? Используем наемников?

— Нужно что-то более тонкое и незаметное. Мы будем действовать, как Крыса из нержавеющей стали. У меня уже есть идеи, как мы сделаем это!

Не стоит говорить, как восхитились близнецы. Джеймс проводил зоологическую экспедицию по отлову ядовитых видов лягушек на планете ужасов Вениоле, вращающейся вокруг отвратительной звезды Гернии. Как только наше послание дошло до него, он отловил последний вид и направился домой на всех парах. Он ненамного опередил Боливара, который выполнял исследования в области проведения тюремных реформ. Его посадили в очень надежную тюрьму на планете Гелиор, откуда ему все-таки удалось бежать в тот самый момент, когда его настигло мое послание. Юные аппетиты нуждаются в постоянной подпитке, мне оставалось только терпеливо ждать, пока они насладятся приготовленным матерью обедом из девяти блюд и присоединятся ко мне.

— Папа, с тобой что-то не так, ты не похож сам на себя, — сказал Джеймс.

— Очень поверхностно, братец, — ответил Боливар. — Обрати внимание, что у нашего папы темная кожа, черные волосы, усы, темные глаза, абсолютно новая челюсть и совсем другие скулы.

— И я говорю на новом языке, — произнес я на отличном испанском.

— Звучит приятно, — отметил Джеймс. — Очень понятный язык, похож немного на эсперанто.

— Утром у тебя будет возможность насладиться и головной болью и новым языком. Несколько часов с обучителем, и язык навсегда застрянет в тебе.

— А что потом? Спасибо, мам, — сказал Боливар, потому что Ангелина внесла наполненные вином бокалы.

— А потом мы отправимся на Параизо-Акви, где делают это превосходное вино. Название этого мира в переводе звучит как «Рай здесь», и мы попробуем сделать так, чтобы название превратилось в действительность.

— Как? — спросила Ангелина, она уже несколько раз спрашивала это.

— Я придумаю, когда будем на месте. А пока у меня созрел план, как нам туда пробраться. Посмотрите на это…

Я нажал кнопку, и стена откатилась в сторону, являя мастерскую, в которой стояла большая, полностью оснащенная дли путешествия машина.

— Что-то она выглядит не очень, — сказал правдивый Боливар.

— Спасибо. Но это входило в мои планы. Это точная копия машины на Параизо-Акви. Повторяет оригинал каждой деталью…

— Но содержит множество деталей, которых оригинал никогда не имел, — добавил Джеймс.

— Догадливый юноша. Осторожней! Не трогайте ничего, пока я не объясню вам назначение каждой кнопки. Настоящие машины на Параизо-Акви с двигателями внутреннего сгорания. Это чертовски сложная и неэффективная штука. Хороший сахарный тростник используют для получения этилового спирта, вместо того, чтобы делать прекрасный рон. Так вот: этот этиловый спирт заливают в двигатель. При его работе выделяется пар и ядовитые газы. Ужасно. Поэтому мне пришлось снабдить нашу машину маленьким атомным двигателем, который также питает лазеры, энергетические орудия, радар для наведения цели. Вы же знакомы с подобными вещами.

— Конечно, — воскликнула Ангелина, счастливо улыбаясь, — и какая же следующая ступень?

— Последние приготовления. Нам осталось два дня, нужно успеть отдохнуть, сделать кожу и волосы темными, выучить испанский так, чтобы бегло говорить на нем. Корабли Специального Корпуса доставят нас и машину и Параизо-Акви. И мы, одни и беззащитные…

— Здорово! — сказал Боливар.

— … За тысячи световых лет от ближайшей дружественной планеты. Четверо заблудших странников против могущества планетного диктатора. Мне жаль их…

— Я надеюсь, ты имеешь в виду диктатора, а не нас? — спросила Ангелина.

— Естественно! Да еще и вино. Давайте выпьем за их свержение и начало новой жизни на Параизо-Акви.

7

Даже у меня, закаленного в тысячах битв, екнуло сердце, когда я наблюдал отлет боевого корабля Корпуса. Одно дело — сидеть дома со стаканом в руке и восхищаться самим собой. И совсем другое — оказаться на негостеприимной планете с теми, кого любишь ты и кто любит тебя. Неужели мы обречены? Если так, то я за все в ответе.

— Отлично, папа… — сказал Боливар.

— …скоро начнутся чудеса, — добавил Джеймс, заканчивая предложение брата. Они рассмеялись и хлопнули меня по спине, отчего мне стало горько, но это выбило меня из депрессии. Мы сделаем это! Мы обязательно сделаем!

— Вы совершенно правы, ребятишки. Мы прибыли!

Джеймс открыл дверцу машины перед матерью, а Боливар, надев форму шофера, вскарабкался на переднее сиденье и стал изучать приборы. Ночь была ясной без малейшего признака облаков, звезды прекрасно освещали нам путь. Я помог войти Ангелине. Рядом с Боливаром уселся Джеймс. На нем белый костюм и черный галстук. Мы с Ангелиной пышно разоделись, следуя моде и фотографиям. Боливар надел темные очки, включил мотор, и мы помчались вперед, в темноту. Конечно же, его очки были чувствительны к ультрафиолетовым лучам, а сейчас именно ультрафиолет излучали фары машины. Это было несколько необычно и странно-восхитительно — мчаться так сквозь ночь.

— Здесь каменистая дорога, как ты и планировал, папа, — сказал Боливар. — Мы не оставим следов, если власти вздумают поинтересоваться кораблем и начнут расследование. Впереди шоссе. Пустое. Держитесь, сейчас будет небольшой толчок.

На шоссе машина увеличила скорость.

— Смени свет за тем поворотом, — указал я. — Мы становимся добропорядочными горожанами, которые просто поехали покататься.

— Как далеко мы поехали прокатиться? — спросил он.

— До побережья. Если мы попадем туда раньше, чем я думаю, то сможем отдохнуть до рассвета. Мне не хочется искать пристанища днем. Ничего, найдем что-нибудь и позавтракаем, потом примемся за выполнение следующей ступени плана.

Мы были одни на дороге. Случайная машина проскочила навстречу нам. Никаких признаков тревоги мы не заметили. Я достал из охладителя бутылку шампанского, и мы с Ангелиной выпили за грядущий успех. Потом я переключил телевизор на симфонию, и мы полетели в ночь. Сохраняя торжественность и постоянную скорость, мы достигли побережья одновременно с рассветом и свернули с дороги в поисках пристанища. Мы встретили таких же ранних пташек и крестьян, отправлявшихся на поля. Они уступали нам дорогу, кланяясь, но их внимание полностью игнорировалось нами, потому что так должно было быть. Теплое солнце играло бликами на воде, пока мы медленно скользили у кромки океана.

— Здесь, — сказала Ангелина, — дорожный ресторанчик справа. Официанты ждут не дождутся посетителей. Выглядит превосходно.

— Да, ничего. Боливар, припаркуй машину рядом, так, чтобы мы могли не спускать с нее глаз. Мы займем столик.

Нет ничего приятнее ощущать себя богатым в таком месте, где все бедны. Сервису нет конца. Наше прибытие было замечено, и метрдотель лично поспешил встретить нас.

— Добро пожаловать, Ваша честь, добро пожаловать, миледи! — сказал он, открывая дверцу машины. — Столик, конечно же, вот этот, к вашим услугам. Ваше малейшее желание является для меня законом.

— Зажгите мне сигару, — засопел я и достал из коробки сигару с обрезанным концом. Официанты буквально сражались за честь дать мне прикурить, с пяти сторон мне протягивали пламя. Я самодовольно пыхнул дымом, опустился на стул и сдвинул на затылок шляпу с широкими полями. Ангелина грациозно присела рядом со мной.

— Вот это жизнь, — сказал я.

— Ты прирожденный фашист, — ответила Ангелина, у нее перехватило дыхание. — Мы прибыли сюда, чтобы спасти этих людей от попрания их чести и достоинства, а не за тем, чтобы гордиться собой, унижая их.

— Мне это известно. Но это не значит, что мы не можем чуть побаловать себя прежде, чем прекратить эти безобразия. Если мы находимся на тонущем корабле, то это не значит, что мы должны торчать в четвертом классе. Только первый класс! И все время, — добавил я, беря у официанта меню.

Немного погодя, когда мой желудок заполнился, я закурил сигару, с наслаждением вдыхая дым, запивая третьей чашкой чудесного черного кофе, свысока поглядывая на суету вокруг нас. Щелкнул пальцами в сторону Джеймса. Он поспешил ко мне, демонстрируя рабскую покорность своему хозяину, то есть мне. Я взял еще одну сигару.

— Зажги! — приказал я, и, когда он наклонился ко мне, сказал ему шепотом: — Когда ты повернешься, обрати внимание на мужчину в зеленой рубашке, который разговаривает с тремя жирными туристами. Нам улыбнулась удача, потому что это Джордж, наш связной. Проследи за ним. Узнай, куда он направляется.

— Нет проблем, папа. Он и не почувствует слежки.

Когда он ушел, Ангелина наклонилась ко мне:

— Проклятье, посмотри направо, и тебе это не понравится.

Я глянул и, действительно, там стояли два жалких типа, одетых в простые одежды, но всем своим видом излучавшие власть. Они разговаривали с юной парочкой, сидящей за первым столиком. Молодые люди показывали какие-то бумаги, которые шпики тщательным образом просматривали. Так, похоже, шла проверка документов. Ну и задачка для нас, не имеющих никаких бумаг.

— Ангелина, — сказал я и щелкнул пальцами, подзывая официанта. — Захвати Боливара и отправляйтесь к машине, пока я расплачусь. Подъезжайте к бордюру.

Официант был очень шустрым, но полицейские шпики оказались шустрее. Они проверили два ближайших столика, как будто собирались уходить, но вдруг направились ко мне, как раз в тот момент, когда я, рассчитываясь с официантом, бросил полную пригоршню монет на счет.

— Ваша честь, у вас имеются бумаги, удостоверяющие вашу личность? — спросил маленький и более подобострастный.

Я облил его презрением с ног до головы в застывшей настороженной тишине, дожидаясь, пока его не бросило в холодный пот, а потом заговорил:

— Разумеется, у меня есть документы, — я отвернулся и ступил на бордюр, ожидая машину. Все должно было получиться. Голос шпика завибрировал позади меня:

— Будьте так добры и покажите их мне.

Машина была близко, но недостаточно. Я повернулся к полицейскому и стал сверлить его взглядом василиска.

— Как тебя зовут? — зарычал я.

— Виладельмас Пиджол, ваша честь…

— Я скажу тебе, Пиджол, только одно. Я никогда не разговариваю с полицейскими на улицах. А также не предъявляю им документов.

Он повернулся, чтобы уйти, но его толстый товарищ был пожестче, либо глупее, короче, настоящий службист, и он сказал мне:

— Вы бы оказали нам честь, позволив сопроводить вас к нашему комиссару полиции, ваше превосходительство. Он был бы просто счастлив приветствовать вас в нашем городе.

Надо было быстро думать. Эта сцена длилась уже достаточно долго и могла в конце концов привлечь постороннее внимание. Было невозможно удрать на машине: они могли записать номер и потом быстро вычислить нас.

Посему мне пришлось быстренько придумать алан, и тут подъехала машина.

— Вы были так добры, сделав нам это предложение, — я улыбнулся, и они сразу расслабились и стали улыбаться как раньше, с некоторой долей облегчения. — Я здесь чужой, и поэтому вам придется показать нам дорогу. Садитесь в мою роскошную машину и подскажите направление моему водителю.

— Спасибо вам! Спасибо вам!

Когда мы взбирались в машину, они улыбались, я думаю, что если бы я им позволил, они поцеловали бы мне руку. Боливар надавил кнопку, и сиденья приняли нужное положение. Шпики развалились на мягких сиденьях. Машина мягко тронулась.

— Проинструктируйте моего шофера, — сказал я и повернулся к Ангелине. — Эти два добрых полицейских согласились сопровождать нас к комиссару полиции, который пожелал увидеть нас.

— Очаровательно, восхитительно, — произнесла она, приподымая брови.

— Сначала прямо вперед, потом направо и третий поворот, — сказал Пиджол.

— Как приятно быть среди друзей, — улыбаясь, отметил я, и они довольные, окончательно расслабились. — Или, как сказал один великий поэт… Я произнес фразу, которую смог бы перевести каждый студент-первокурсник, изучающий эсперанто. Она значила: «Когда я сосчитаю до трех, ты положи своего друга поспать, а я займусь своим».

— Я не силен в поэзии, ваше превосходительство, — ответил Пиджол.

— Я научу вас прямо сейчас. Это так же легко, как сосчитать один, два, три…

Я наклонился над Пиджолом и схватил его за глотку, у него вывалились глаза из орбит, он задохнулся, чуть-чуть потрепыхался и затих. Ангелина, больше всего на свете не любившая полицию, была более драматична. Она острым каблуком заехала толстяку в живот. Когда он согнулся, треснула его по затылку, и он обмяк у ее ног.

— Отлично сработано, мам и пап, — сказал Боливар, глядя в обзорное зеркало. — На улице ни души. Я как раз приближаюсь к третьему повороту.

— Хорошо. Рули к берегу, а мы обдумаем, что делать дальше с этими шпиками.

— Им стоит перерезать глотки, связать их проволокой и утопить, — очаровательно улыбаясь, предложила Ангелина.

— Нет, дорогая, — ответил я, беря ее за руку, — ты же изменилась, разве ты не помнишь? Больше никаких увечий или убийств…

— Это не относится к полиции!

— Да, дорогая, и к полиции тоже, — она села поудобнее, бормоча грязные ругательства, а я пытался ее успокоить. — Мы их не убьем, но нам придется лишить их памяти. Наркотик, как тебе известно, отшибает память о событиях, происшедших в последние 24 часа до инъекции.

— Стрихнин было бы лучше и быстрее.

— Да, дорогая, но он действует навсегда.

— Посмотри, пап, дорога разветвляется, — сказал Боливар, — одна ведет к зарослям.

— Отлично. Поезжай туда, а я сделаю им уколы.

Ангелина постаралась убрать синяки с физиономий копов. Я вынул аптечку и привел себя в порядок. Боливар обнаружил следы шин на грунтовой дороге между деревьями и поехал по ним. Затем мы расстелили спальные мешки под густым кустарником и запихнули в них полицейских. Потом вернулись к ресторану, где ждал нас Джеймс. Он уселся на переднее сиденье.

— Прокатились? — спросил он.

— Избавлялись от слишком назойливых полицейских, — сказал я. — Что с Джорджем?

— Я следовал за ним, он прошел в бар с приятелями, которым рассказывал, что всю ночь сопровождал труппу туристов и теперь отправляется отдохнуть.

— Ты запомнил дом?

— Конечно, пап. Мне кажется, что ты захочешь нарушить его сон. Я покажу тебе дорогу.

К Джорджу я пошел один, открыв замок пальцами. Я еще в детстве научился проделывать такие штуки. — Ты настоящий профессионал, Джим, — сказал я сам себе, пробираясь по темной комнате. Гордость за себя предшествует провалу. Либо у Джорджа были уши, как у кота, либо он очень чутко спал, либо возле входа была вмонтирована сигнализация. Все это уже не имело никакого значения. Важен был результат.

Зажегся свет и застал меня на полпути, почти в центре комнаты. В дверях стоял Джордж и держал в руках большой короткоствольный пистолет.

— Давай, молись, полицейский, — холодно отчеканил он. — Я собираюсь тебя убить.

8

— Не стреляй, Джордж. Я твой друг…

— Который крадется ночью, как вор?

— Днем, сейчас день в полном разгаре. Мне пришлось так появиться, потому что я не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел. Я отличный парень и так же смотрю на жизнь, как ты и как Флавия…

Эта фраза почти погубила меня:

— Что ты знаешь о Флавии? — заорал он. И я взмолился, чтобы его палец не надавил на курок. Я подпустил немного драмы в ситуацию, опустившись на колени и умоляюще простирая руки.

— Послушай меня, смелый Джордж! Я прибыл с другой планеты, на которой и получил ваше послание. То, которое ты передал одному туристу и его жене, за что тех вышвырнули с вашей сказочной планеты.

— Откуда тебе известно об этом?? — дуло пистолета слегка опустилось, я встал, отряхнул колени и присел на кушетку.

— Знаю, потому что я — тот турист. Немного измененный снаружи, но такой же внутри, как раньше.

— Я тебе не верю. Ты можешь быть полицейским.

— Верно. Я могу быть кем угодно. Но я знаю такое, что неизвестно никому. Например, я знаю, что моя жена встретила Флавию на пляже, и Флавия передала ей послание на 5 страницах, там просьба о помощи, моя жена запомнила это письмо и потом передала мне, и я тоже выучил его. Поэтому могу тебе пересказать.

Что я и сделал, все 5 страниц. И дуло пистолета опускалось все ниже и ниже. К тому времени, когда я закончил, он отложил оружие в сторону.

— Теперь я тебе верю, — сказал он. — Потому что послание составлял я. Только я и Флавия видели его. — Он бросился ко мне с горящими глазами, поднял меня с колен и обнял, потом поцеловал в обе щеки. Ему нужно было побриться.

— Да, я тоже очень рад, что нам удалось прийти к соглашению в конце концов, — сказал я, высвобождаясь из его объятий. — Всегда счастлив, когда могу помочь.

— Мне все равно трудно поверить, — вдруг взбесился он. — Мы в прошлом всегда терпели провалы, поэтому нам пришлось обратиться за помощью. Несколько месяцев назад нам удалось отправить одного нашего туристом, но с тех пор мы ничего не слышали о нем.

— Он был маленький, смуглый, с крючковатым носом?

— Да, но откуда тебе известно?..

— Мне выпала тяжелая участь сообщить тебе, что он мертв. Несомненно, был убит полицейскими агентами.

— Бедный Гектор, он был таким храбрым. Он был уверен, что сможет войти в контакт с легендарной Стальной крысой, единственным, кто мог нам помочь…

Голос Джорджа хрипел, как старая заезженная пластинка, глаза каким-то интересным образом выпучились. Я смиренно смотрел на свои ногти, потом поскреб ими по отворотам пиджака. В горле у него забулькало:

— Вы не… ты не можешь быть…

— К счастью, могу! Я известен под многими именами по всему свету. Крыса из нержавеющей стали к вашим услугам. Теперь поведай мне, что вы собираетесь делать. И расскажи, какая обстановка.

— У нас нет никаких планов, мы в полном замешательстве. Тайная полиция работает эффективно. В организацию сопротивления проникли шпионы и разрушили ее до основания. Все надо было начинать сначала. А поскольку я общался с туристами, то Флавии пришел в голову такой план — искать помощь на других планетах. Мне очень стыдно за нашу несостоятельность.

— Вы должны предоставить мне полную свободу действий. У вас на планете найдутся еще единомышленники?

— Все крестьяне мечтают убить президента Запилота и уничтожить его секретную полицию, так называемых ультимадос. Но ультимадос очень сильны. Вся власть сосредоточена в руках богачей и среднего класса, они оказывают Запилоту всемерную поддержку. Конечно, он не нравится представителям старой знати, которых лишили власти, но они разрозненны и ничего не могут.

У меня мелькнула идея:

— Знать? Расскажи-ка мне о них поподробнее.

— Что я могу рассказать… Я тоже из знатного рода. У меня был титул, но теперь это не имеет никакого значения. Только благодаря своему происхождению я могу встречаться с туристами. У знати сохранились маленькие привилегии.

Пока не появился этот свинтус Запилот, у нас на планете была мирная, спокойная монархия. Разумеется, тоже были бедные и богатые, но у людей была, еда, не убивали друг друга, пытки были запрещены. Но это народу показалось скучным, и люди, стали слушать Запилота, проповедующего свободу и равенство для всех. Это звучало очень приятно, но не имело ничего общего с тем, что он собирался делать. Это были пустые слова. Движение за демократию охватило почти всех, и даже знатные люди стали думать о том, что это не так уж плохо. Были проведены первые выборы, и Запилот стал президентом. К тому времени, когда должны были начаться повторные выборы, он переманил на свою сторону коррумпированных генералов и тайную полицию. С помощью военных и ультимадос удалось сфабриковать результаты выборов, и так повторялось каждые четыре года. Если он ухитрится победить на этих последних выборах, он будет пожизненно Генерал-Президентом.

В моем мозгу наконец сформировалась идея, и я завопил от радости.

— О нет, он не пройдет! Этой планете предстоит увидеть такие выборы, каких еще не было в истории.

— Что вы имеете в виду?

— Мы должны найти представителя старой знати, которому можно доверять. Он должен быть достаточно честным. Мы сделаем его кандидатом на пост президента.

— Но ведь результаты выборов все равно подтасуют!

— Вам остается только поверить мне. Они будут подтасованы мной! Я научу этих подонков и мошенников, каким крючкотвором можно быть. Мы выиграем резким изменением в распределений голосов между партиями.

— А это возможно?

— Вам останется только наблюдать. Ваша задача — найти достойного кандидата.

Он поскреб подбородок и нахмурился:

— Мне нужно подумать.

— Почему бы нам не объединить мыслительный процесс с роном?

— Чудесная мысль У меня есть запасы выдержанного рона, которые я храню подальше от туристов, и если вы сможете меня извинить за столь резкие слова, я предлагаю насладиться им.

Что я и сделал. Я смаковал и растягивал удовольствие, причмокивал, короче, издавал немыслимые звуки, пока мы пробовали множество сортов этого замечательного напитка, Но всему приходит конец, и нам пришлось вернуться к работе.

— Хорошие люди живут вдали от крупных городов, — сказал Джордж, Рон и алкоголь сделали свое дело — подсогнули его мозг, в котором сейчас мысли неслись с бешеной скоростью. — В глубине этого континента есть большая провинция, в которой выращивают кофе, пшеницу и ягоды бизкоко. Крестьяне, работающие там, очень счастливы, надсмотрщики добрые, хозяева плантаций — прекрасные благородные знатные люди. Пока они поставляют продукты в города и не вмешиваются в политику, Запилот их не трогает.

— Вы кого-нибудь из этих людей знаете?

— Я знаю их всех, разумеется, потому что мы родственники.

— Кто из них, по-вашему, может нам помочь?

— Только один. Гонзалес де Торрес, маркиз де ла Роза. Он справедливый, честный, благородный, прямой, правдивый, храбрый, статный и красивый и страстно ненавидит Запилота.

— У него что, нет отрицательных качеств? Как давно вы его знаете?

— Он мой троюродный кузен по линии матери. Я встречаюсь с ним на похоронах и свадьбах и на подобных церемониях. Но мне известно о нем все. Среди аристократов нет тайн.

— Мне кажется, что он подойдет нам. Как встретиться с ним?

— Нужно будет нанять автомобиль…

— Уже сделано. Вы поедете с нами?

— Я не могу оставить работу! Это будет выглядеть подозрительно. Но Флавия может сопровождать вас. Я передам ей записку. Кстати, она будет там в безопасности.

Я поднял стакан с роном и с неохотой поставил его на стол.

— Значит, мы обо всем договорились. Я беру своих на прогулку в деревню, где мы устроим пикник и отдохнем. Когда наступит ночь, вы мне скажете, где и когда и как мы подберем Флавию.

— Понадобится время, чтобы найти ее, а я должен сегодня работать. Приходите сюда в полночь, я буду ждать вас и отведу к ней.

— Сказано — сделано.

Я уже направился к выходу, потом вернулся и показал пальцем на бутылку выдержанного рона:

— В открытых бутылках вино быстро портится. Вы не хотите, чтобы я устранил эту оплошность?

— Возьмите ее, прошу вас, — он вручил мне бутылку. — У меня есть еще, а к нашей встрече в полночь я принесу много таких бутылок.

— Как жаль, что в рекламных брошюрах ни слова не сказано о ваших двух достопримечательностях: о выдержанном роне и подтасовываемых выборах. В самом деле, эта планета — рай!

9

— Звучит грандиозно, пап, — сказали хором близнецы.

— Ага, будет еще грандиознее, если эта лиса Флавия не поедет с нами, — хмыкнула Ангелина.

Я отпил маленький глоток старого рона и махнул рукой:

— Дорогая жена, дни моего донжуанства давно миновали и существуют только в твоем чрезвычайно подозрительном уме. Я даже не смотрю на других! Даже на эту прекрасную Флавию!

Слушая меня, Ангелина подняла брови, но я, разумеется, не стал объясняться дальше. Сейчас наша семейная жизнь была безмятежной, но я помнил, что в любое мгновение она может измениться самым крутым образом. Это было затишье перед штормом, мы собирались с силами, препоясывали чресла перед схваткой.

Мы сидели в лесу, высоко на холмах, вздымающихся над пляжем, в приятном утомлении от замечательного пикника. Вокруг валялись пустые жестянки, солнце садилось, в бутылке, которую подбросил мне Джордж, еще был рон. Боливар возился с машиной. Моя голова покоилась на коленях у Ангелины — идиллическая картинка.

— Вот это жизнь, — вздохнул я. — Наверное, стоит найти вот такую тихую планетку, где можно уединиться от всех дел и провести так остаток своих дней…

— Чепуха, — практичным тоном ответила Ангелина. — Ты сможешь выдержать едва ли день. Сейчас ты наслаждаешься только потому, что готовишься к действиям, а кроме того, ты здорово накачался этим роном.

— Ты несправедлива ко мне! Я пуст, как восьмидесятилетний трезвенник. Могу пописать десятичными дробями.

— Тогда скажи: — Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла.

— Чапла цохла, чапла чохла, цопла сдохла.

— Превосходно! — она резко встала, и я стукнулся головой о землю. — Все, время вышло. Джеймс, отведи твоего папочку в машину, потому что он не в состоянии идти.

Джеймс заговорщицки подмигнул мне, я подмигнул ему в ответ и перевернулся на живот. Вскочил и сделал 50 быстрых приседаний и потом 30 раз отжался от земли, кровь быстрее побежала по жилам. В результате у меня молоток застучал в голове. Пришлось прикончить бутылку и отбросить ее, божась, что больше не буду пить никогда в своей жизни. Или, по крайней мере, до утра. Через пару минут мы были готовы отправиться в путь. Джеймс уничтожил остатки пиршества. Ангелина сложила грязные тарелки в корзину, и соническая посудомойка моментально их вымыла. Я смутно помню наше возвращение, наверное, я спал всю дорогу, Копил энергию на будущее, а совсем не потому, что был пьян, как утверждала Ангелина с присущим ей чувством юмора. Ее локоть, воткнутый мне под ребра, вернул меня к жизни возле апартаментов Джорджа. Он ждал нас.

— Поезжайте быстрей! Вперед! — задыхаясь, пробормотал он, втискиваясь в машину, что Боливар не замедлил исполнить.

— Произошло несчастье, Флавия поймана ультимадос!

— Когда это случилось? — спросил я.

— Буквально пару минут назад. Мне позвонили, когда я уже выходил. На ферму, где она пряталась, напали.

— Далеко эта ферма?

— Не очень — наверное, полчаса езды.

— Может, нам удастся перерезать им путь и перехватить ее.

— Да, это возможно! — он перестал вздыхать и подался вперед. — Быстрей, поверните налево. Должен вас предупредить, они все вооружены и очень опасны.

Джордж осмотрелся вокруг, потом оглядел нас так, будто мы сошли с ума, потому что мы одновременно засмеялись: Потом откинулись на сиденья, а Боливар увеличил скорость. Подумать только, вооружены и очень опасны, ну надо же! Через пять минут мы выехали к дороге, что спускалась с плато. Я поднялся на нога и осмотрел сцену действия. У меня появился план.

— Так, — показал я пальцем на Джеймса, — достань дебондер и несколько игольчатых ружей. Вынеси их из машины. Боливар, отгони машину в сторону от дорога. Ангелина, ты должна сыграть роль приманки.

— Как мило!

Когда наша машина отъехала, я показал Джеймсу на большое дерево, возвышающееся над дорогой. — Используй дебондер и свали дерево так, чтобы оно упало на дорогу… — Я кивнул, когда услыхал приближающийся шум двигателя. — Поторопитесь, я слышу, как они приближаются.

Мы видели мелькание света фар, но уже успели занять свои позиции по обеим сторонам от дороги. Ангелина легла на дорогу, просунув нога под ствол дерева. Создавалось такое впечатление, что ее придавило. Свет фар становится все ярче, и, наконец, машина затормозила прямо перед деревом. На короткий миг мне показалось, что они наедут на Ангелину, и мне стало страшно. Но они сумели вовремя затормозить, и она замахала им руками, призывая на помощь. Вот и все. Открылась дверца, и водитель вышел. Пока дверь оставалась открытой, мы быстренько постреляли внутрь машины игольчатым ружьем. Все, кто там находился, мирно заснули, получив свою дозу снотворного. Водитель упал возле дорога, и я кинулся вперед, держа в руках фонарь и ружье. Мои предосторожности были излишними. Машина была заполнена храпящими и сопящими здоровяками. К нашему удивлению, среди них сидела целая и невредимая, но дрожащая от испуга Флавия.

— Вы спасены, — сказал я, беря ее за руку и помогая выйти из машины. И быстренько убрал руку при появлении моей жены. Она стряхивала пыль с одежды, глаза ее метали молнии. Меня сменил Джордж, и ему разрешили не только подержаться за руку, а еще страстно расцеловали. Мне было очень обидно.

— Меня радует тот факт, что им не удалось раздавить меня, — сказала Ангелина, — теперь нам остается перенести водителя в машину и посадить, предварительно вручив ему термальную гранату.

Я вздохнул и нежно поцеловал ее руку, подражая Джорджу, наверное, это неплохо выглядело со стороны.

— Господи, если бы ты знала, как я умирал тысячи раз, пока ждал, что они остановятся. В следующий раз я лягу под дерево, а ты будешь в них стрелять. Джеймс, Боливар, будьте так добры, уложите этих спящих уродов в лесу на полянке. Используйте все, что под рукой и в ваших карманах. Джордж, дай ее руке высохнуть, оторвись на минутку и ответь, ты можешь водить эту машину?

— Естественно. Ты собираешься отогнать ее в такое место, где ее не сразу найдут?

— Разумеется. Вон, видишь, утес, с него открывается отличный вид на море. Нужно загнать машину туда и сбросить ее в море, чтобы она, наконец, отдохнула.

— Мне кажется, это будет слишком долго. Но… Да, ты прав. Несколько прощальных поцелуев Флавии, и я готов.

Мы помахали рукой вслед отъезжающей полицейской машине. Флавия повернулась к нам, и я увидел, что один глаз у нее заплыл, на лбу расплывался огромный синяк.

— Я достану аптечку, — заторопилась Ангелина. — Если бы я раньше увидела, как с вами обошлись эти ультимадос, я бы уложила их спать на веки вечные.

— У меня нет слов, чтоб поблагодарить вас, — ответила Флавия, чувства переполняли ее грудь. — Не только за то, что вы спасли меня, но за то, что вы решились помочь нам. Джордж мне все рассказал. Неужели вы сможете сделать все, что задумали?

— Он может все, что угодно, — ответила Ангелина, накладывая на синяк антисептический крем. — С некоторыми исключениями, пока я рядом.

— Папа, все закончено, — доложил Боливар, выходя из леса со стопкой одежды, за ним следовал Джеймс, он нес обувь.

— Мы видели, как они поступили с юной леди и решили, что им не вредно будет прогуляться до города нагишом и босиком.

— Неплохо придумано. Флавия, это наши сыновья, Джеймс и Боливар.

Они с воодушевлением потрясли ее руку, а Ангелина взяла меня под локоть и улыбнулась:

— Любовь с первого взгляда, я это читаю у них в глазах. Ну что, мы можем ехать?

Мы смогли. Взобрались по дороге на плато, потом повернули на основное шоссе, следуя указаниям Флавии.

— Когда мы въедем во внутренние земли, то будем в безопасности. Но впереди трудности — нам нужно проникнуть сквозь барьер.

— Что это такое? — спросил я.

— Он проходит по всему континенту, и его нельзя объехать, проходы охраняются вооруженными солдатами. Сверху барьера идет проволока с пропущенным электрическим током и отравленными шипами, стены очень прочные, кроме того, они заминированы, утыканы детекторами всех типов. Барьер непроходим.

— Мне кажется, мы сможем легко перейти его, — сказала Ангелина. — Джим, открой еще одну бутылку этого чудесного шампанского, нам нужно привести в порядок нервы, а заодно выработать план.

Флавия сидела на упругом сиденье, потягивая вино. Я едки пригубил свое, так я мог растянуть на целый день.

— Расскажи мне, есть ли в этом барьере проходы?

— Да, это маленькие крепости на дорогах, со стальными непробиваемыми воротами. Многочисленные войска охраняют эти проходы, они вооружены тяжелой артиллерией и орудиями всех типов. Для того, чтобы проехать, нужно специальное разрешение. За этим строго следят. Мам никогда не удастся проскочить.

— «Никогда», — твердо произнесла Ангелина, — это такое слово, которое наша семья вычеркнула из своего словаря. Что ты думаешь по этому поводу, Джим? Попробуем барьер или проход?

— Естественно, проход. Легче иметь дело с людьми, чем пытаться пробиться через каменную твердь. Что нам делать дальше? Куда нам отправляться?

Флавия взглянула на указатель, освещенный нашими фарами:

— Двести километров, может чуть больше.

— Джеймс, ты слышал?

— Да.

— Логарифмируй, тогда сможешь повернуть радар на 40 К наружу. У тебя хорошее воображение. Остановись, когда останется 10 К до цели, и мы пройдем к станции-проходу.

По выражению лица Флавии я видел, что она считает нас сумасшедшими. Богатые туристы, и вдруг в старой машине и собираются воевать с армией. Впереди у нее было еще много сюрпризов, впрочем, как и у всех остальных. Я отпил еще глоток шампанского и перешел к деталям своего плана.

— Вот проход, — сказал Джеймс несколько минут спустя, когда Боливар вывел машину на боковую дорогу. — Тебе даже не понадобился радар.

Он оказался прав. Мигающие огоньки барьера простирались в оба направления. Прямо перед нами виднелись прожекторы станции-прохода, все это казалось зловещим и неприступным. Я видел, как задрожала Флавия, и меня немного удивило, почему я не трясусь. Но нет, никогда! Этот мир был создан для того, чтобы я его завоевал. Запилот осужден на смерть. Мы не отступим от своих намерений.

— Теперь послушайте меня, — приказал я, вытаскивая из-под сиденья кейс. — Эти носовые фильтры защитят вас, а все остальные мирно прилягут соснуть. Ангелина, будь добра, объясни нашей проводнице назначение этих фильтров. Боливар, подыми верх. Джеймс, достань газовые жиклеры.

Раздалось мягкое жужжание, и длинный стальной ствол был наведен на цель. Я с удовлетворением кивнул.

— Мы сделаем холостой выстрел. Джеймс, ты закроешь окна, как только я скажу «сейчас»! — С глухим стуком окна в доли секунды были заперты. — Отлично. Теперь дай мне контрольную панель лазерной пушки. Держи наготове, если окажется, что стена чересчур прочная для лазера. — Контрольная коробка легла рядом со мной на сиденье. Я прикоснулся к кнопке и проверил расстояние. — Вот так. Вопросы есть?

— Только один, — ответил Джеймс. — Когда мы поедим?

— После того, как прорвемся. Еще есть вопросы? Может, у кого-нибудь возникли еще естественные потребности? Хорошо. Поехали.

Машина заревела, и мы помчались вперед.

10

Мы величественно вплыли на поле сражения, а я перед атакой хотел осушить еще одну бутылку шампанского, которую, наверное, нужно было бы разбить, потому что невозможно было вытащить пробку. Я еще продолжал возиться с этой пробкой, а наша машина уже замедлила ход и остановилась перед стальными воротами. Нас ослепил свет прожекторов, из каменных амбразур уставились жерла пушек.

— Открывайте, я сказал, открывайте! — заорал я из окна. — Вы, создания низкого происхождения, недалеко ушедшие от овец, вы что, думаете, что я тут буду долго торчать! Шофер, погуди в клаксон и разбуди этих придурков.

Клаксон взревел, вернее не клаксон, а запись паровозного гудка. У меня заложило уши, но я махал бутылкой шампанского перед воротами, что привело к успеху: ворота стали медленно открываться. Мы вкатили внутрь крепости и остановились перед вторыми воротами. Я не обращал внимания на то, что створки у нас за спиной закрылись, я весь был погружен в борьбу с пробкой. Она выскочила с оглушительным хлопком, Ангелина ахнула и протянула мне стаканы, чтобы я их наполнил. Оба наших мальчика тоже протягивали стаканы, игнорируя вооруженных солдат, выглядывающих из караульного помещения. Уголком глаза я заметил, как Ангелина толкнула локтем в бок Флавию, чтобы подбодрить ее и привести в чувство. Я наполнил и ее стакан.

— Ваши документы, — приказал офицер, проталкиваясь между солдатами, которые уставились на нас круглыми, как блюдца, глазами, их поразило наше аристократическое великолепие и размах.

— Потише, приятель, ты находишься в высшем обществе, — заорал я, разливая вокруг шампанское, поскольку в возбуждении замахал руками. — Открой ворота, потом проваливай!

— Ваши документы, пожалуйста, — попросил он снова, несколько более укрощенный присутствием столь блестящих людей. Он подошел к открытому окну, заглянул внутрь, и я увидел, как широко раскрылись его глаза, когда он заметил Флавию. Ее узнали! Он только открыл рот, чтобы прокричать команду, как я не замедлил воспользоваться этим и влил ему в рот шампанское.

— Окна! Газ! — приказал я.

Окна захлопнулись, и из вентиляционных отверстий машины повалил газ. Офицер безмолвно брякнулся на землю, а вокруг него разлеглись его подчиненные. Как только последний упал, я включил лазерную пушку. По глазам резанул рубиновый луч, во все стороны посыпались искры. Стальная дверь раскалилась до прекрасного алого цвета.

— Не очень-то поддается, — заметила Ангелина.

— Металл слишком толстый. Джеймс, готовь артиллерию. Стреляй по верхней части…

Длинный капот машины раскрылся, и оттуда выползло уродливое серое дуло. Эхо взрыва 105 мм калибрового орудия долго отдавалось в закрытом пространстве. Даже внутри почти герметичной машины мы ощущали давление на барабанные перепонки. Было такое ощущение, что мы находимся внутри гигантского колокола, а наши головы вместо языка. Дверь впереди нас затряслась и согнулась, потом с оглушительным шумом вывалилась на дорогу. Вокруг засвистели пули, ударяясь о крышу и окна машины, бесполезно лупя по орудию. В окнах крепости появилось множество солдат. Но они не долго стреляли, как только попали и полосу действия усыпляющего газа, мгновенно успокоились.

— Давайте отсюда выбираться, — заорал я, с трудом слыша самого себя, у меня в ушах стоял непрерывный звон. — Подождите!

Один из солдат, стреляя, наклонился над капотом нашей машины, потом упал, и если бы мы поехали, то раздавили бы его. Я должен был открыть дверь, выйти, пройти до капота, переступая через упавших. Потом я дошел до капота и оттащил в сторону солдата. Впрыгивая в машину, я увидел еще одного — в противогазе, с винтовкой наперевес. Он выстрелил в меня и ранил в плечо, буквально отбросив меня на землю. Становилось все забавнее. Я хотел подняться, но только барахтался, нисколько не преуспев в подъеме. У меня перед глазами поплыл туман, и я еле различил Джеймса, который стоял надо мной, стреляя из игольчатого ружья. Он поднял меня и затолкал в машину. Я очень хотел видеть, что происходит и чем все закончится, но мои глаза по понятным причинам закрылись. Машина помчалась прочь от взрывов, мы проскочили через остатки ворот и прорвались на дорогу, после чего я полностью потерял сознание. Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, было лицо Ангелины. Ее приятно видеть в любое время, но особенно в такой момент. Я начал говорить и зашелся в жутком кашле. Она поднесла стакан с водой к моим губам, и я выпил воду одним глотком. Она отступила в сторону, и я обнаружил себя лежащим под открытым небом. И это было большим облегчением. Гораздо лучше, чем зловещие потолки тюрьмы. Вода помогла моему речевому центру, и я сделал вторую, более удачную попытку.

— Как все прошло?

— Разумеется, все было отлично, кроме твоего дурацкого героизма, — но, высказываясь так, она улыбалась, и разве я мог ей поверить? Я почувствовал, что ее рука лежит в моей, заметил что-то блеснувшее в уголках ее глаз, — слезы? Улыбка стала шире, когда я с нежностью сжал ее ладонь.

— Сопротивление было окончательно подавлено, когда газ просочился в здание. Нескольким солдатам пришла в голову удачная мысль надеть противогазы, но они не смогли противостоять игольчатым ружьям. Мы выскочили на дорогу и поняли, как хорошо, что машина у нас бронированная. Потому что с тыла нас неплохо обстреляли, они гнались за нами на своих машинах, но мы свернули с главной дороги и взорвали мост. Больше мы не видели и не слышали преследователей. Мы поднялись на холмы, нашли это чудесное местечко и остановились на отдых. Как видишь, и машина и палатка спрятаны под деревьями, и все у нас замечательно. За исключением твоей руки. У тебя серьезная рана, разорвана мышца, задета и плечевая кость.

— Но я ничего не чувствую.

— Естественно, ты весь напичкан лекарствами.

Я поморщился, когда она помогла мне сесть, подкладывая под мою спину подушки. Я осмотрелся: я лежал на спальном мешке под высокой сосной. Близнецы тихо посапывали во сне. Флавия лежала поодаль. Это была невероятно мирная картина, тишину нарушало только шуршание сухих веток, которыми играл легкий ветерок. Я посмотрел вниз, любуясь зеленой травой, ярко выделяющейся на фоне далеких коричневатых гор.

— А ты-то хоть поспала? — спросил я.

— Кому-то же нужно охранять.

— Сейчас этим займусь я. Тебе нужно поспать.

Она начала протестовать, но, поскольку была дисциплинированным солдаток, смирилась и отправилась в свой спальный мешок, перед этим мягко поцеловав меня, снабдив водой и лекарствами. От лекарств у меня пересохло во рту, и я выпил почти кувшин воды. Тишина вокруг была такой, что я мог слышать пенье птиц у подножья холма. Я встал и почувствовал, что шатаюсь, все остальное было в порядке. Когда я проходил мимо Боливара, он открыл глаза. Я показал ему поднятый большой палец: все в порядке. Он кивнул и снова уснул. Машина стояла в тени густых деревьев. Я заглянул внутрь и увидел, что включены система оповещения и радар. Стоило кому-нибудь покрупнее птички начать двигаться в нашем направлении, немедленно срабатывала сирена. Я был уверен, что у кого-то из ребят были наушники. Мне стало очень тепло от сознания, что мои сыновья могут сами о себе позаботиться при любых обстоятельствах. Я достал контейнер с холодной водой из морозильника, рядом стояла куча бутылок с пивом. Это было еще лучше! Я с нетерпением сорвал пробку и выпил одним глотком полбутылки. Пришлось потянуться за оружием, потому что за спиной послышались легкие шаги. Я обернулся и, увидев подходившую Флавию, расслабился и допил пиво.

— Вы сумели доставить нас сюда, — сказала она. — Я благодарю вас от всего сердца.

— Не стоит. Я делаю такие вещи иногда дважды в неделю. И не забывайте, какие у меня помощники.

— Я должна вам признаться, что вначале, когда Джордж рассказал мне, сочла ваш план безумным. Я бы никогда не поверила, что вам удастся выиграть у Запилота выборы. Теперь я приношу вам извинения за сомнения. Я не только верю, что вы сумеете это сделать, я страстно желаю, чтоб все получилось. Знаете почему?

— Простите. У меня страшно болит голова. И в таком состоянии, как вы понимаете, тяжело отгадывать загадки.

Она прошла вперед, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Она была действительно красивой. Такие Глаза, казалось, в них можно утонуть. Губы ярко-красные, полные… Я вздохнул, и осушил еще полбутылки, затем откинулся на сиденье, чтобы держаться подальше от этих глаз. Серьезная и лучезарная, она сложила на груди руки.

— Я желаю вам победы, потому что вы самый благородный на свете человек. Я искренне в это верю.

— Я верю, что я плут и обманщик, но благодарен вам за добрые слова. Однако полиция сотен планет скорей всего не согласится с вами.

— Я вас не понимаю, но я верю в вас. Скажите мне, почему вы пренебрегли своей безопасностью, вышли из машины и подвергли себя риску быть убитым?

— Мне больше ничего не оставалось делать. Этот солдат лежал под колесами машины. И погиб бы, когда мы двинулись вперед.

— Но вы рисковали всем и всеми из-за жизни этого человека. Разве жизнь так важна?

— Вы сами и ответили. А что может быть более ценным, чем жизнь? Это все, что есть у человека. И все, что есть у каждого из нас. Один короткий выстрел, и обрывается существование, и все, ничего позади и впереди. Все, что у вас есть, — это вы сами. Другого не дано.

Она покачала головой:

— Но моя религия говорит…

— Прекрасно. Я надеюсь, вы наслаждаетесь теологией. Я никогда не разубеждаю человека и хочу, чтобы уважали мои верования. Все очень просто. Я смотрю в лицо реальности. У меня только одна жизнь, и я должен много успеть. И отсюда четко следует, что если я верю в это, то я не могу лишать кош бы то ни было жизни. Только эгоистичные политики и религиозные тираны убивают людей, чтобы спасти самих себя. Живите и дайте жить другим, так я говорю. Помогайте хорошим ребятам и отбрасывайте плохих.

— Отлично сказано, пап, — сказал Боливар, появляясь за Флавией.

— Спасибо. Я начинаю думать, что вся эта затея не так уж и плоха, — он кивнул, однако смотрел не на меня, а на Флавию, которая тоже не отрывала от него глаз.

— Ладно, я чувствую, что не совсем здоров и сейчас просто упаду. Флавия, если вам не спится, почему бы вам не поговорить с Боливаром? Я уверен, что у него уйма вопросов об этой планете.

Они с воодушевлением закивали, а я тихо отошел. Я кивал сам себе. Внезапно меня посетило странное чувство — я не ощущал себя старым, но понял, что мои сыновья выросли и уже совсем взрослые. А может, это было действие лекарств или моей маленькой религиозной лекции.

— Возьми себя в руки, Джим, и думай только о приятном, — пробурчал я себе под нос, осторожно забираясь в спальный мешок. — Ты же планетный спасатель, и с тебя будут брать пример, а может, и лепить статуи.

Это была совсем неплохая мысль, и я заснул с улыбкой на губах.

11

Далеко после полудня наше войско проснулось и потребовало еды. Руку мою лихорадило, отчего я сразу почувствовал себя очень неуютно. Я долго выбирал между наркотиком и ясной головой и наконец остановился на ясной голове. Нужно было тщательно продумать план, исследовать множество вероятностей. Я покопался в порошковой яичнице, смешанной с дегидрированным беконом, быстро выпил кофеиновый конденсат. К тому времени, когда тарелки были вымыты, у меня было готово решение.

— Боливар, мы отправляемся на работу, — непререкаемым тоном позвал я. Мне показалось, что он с большой неохотой вырвал себя из общества обворожительной Флавии. Ах, молодость, молодость!

— Будь так добр и достань из багажника большую коробку, на которой написано «Топ секрет».

— Ура, наконец-то мы узнаем, что же там внутри.

Все собрались вокруг, глядя, как он достает громоздкую серую коробку. Я осмотрел замок. — Кто-то вскрывал.

— Это не я, — сказал он, — это Джеймс. Там, где работал я, остались оплавины по шву.

— Но вам не удалось его вскрыть. Не только содержимое контейнера является последним изобретением великого профессора Койпу и спецлаборатории Корпуса, но и сам контейнер практически невозможно вскрыть, замок неразбиваемый. После того, как я покажу большой палец, наберите правильный номер…

Верхняя часть контейнера отскочила в сторону, и все наклонились вперед, а я достал черную металлическую коробочку. Сверху в ней была дыра, сбоку выключатель. Я внимательно осмотрел ее.

— Не очень впечатляет, — фыркнула Ангелина.

— Только зрителей, моя любовь. Ты очень быстро изменишь свое мнение, потому что, то, что может делать эта коробочка, граничит с чудом. Это молекулярный экстрактор и восстановитель. Или МЭС, как его назвали создатели. Когда ты увидишь его в действии, ты будешь трепетать от страха и восхищения, — я покопался в контейнере и достал крошечный предмет. — Джеймс, а что ты скажешь об этом?

Он взял этот предмет, рассмотрел его со всех сторон, потом вернул мне.

— Очень точная копия модели тяжелой мортиры.

— Верно, но не совсем. Это настоящая мортира, уменьшенная в 99 раз. Нам остается только возместить недостающие молекулы, и она примет свои первоначальные размеры.

— Ты вправду не устал? Ты не хочешь отдохнуть? — спросила Ангелина. — Наверное, у тебя поднялась температура из-за раны.

— Смейся сейчас и покайся на досуге!

Я установил МЭС на землю, вытащил кабель, который подвел к миниатюрной мортире. На верх машины я поставил коробку с пластичным литником.

— Материалом может быть песок, камни, осколки, давайте, ребята, бросайте в литник, его нужно наполнить. Вот так, дайте мне знать, когда вы будете готовы. Отлично, начали!

Я повернул выключатель и стал ждать. Ничего не произошло. Я видел скептические взгляды, направленные на меня и машину.

— Терпение, — я дурачился. — Нужно время, чтобы молекулы вернулись на свои места — ах, вот оно, началось.

Зрелище было незабываемым; будто наблюдаешь, как надувается шар, только в этом случае мортира наполнялась не воздухом, а сталью. Уровень в воронке снижался, а мортира становилась все больше и больше, вырастая на наших глазах, будто мы смотрели сквозь трехпроекционный объектив с переменным фокусным расстоянием. Через минуту мортира приобрела свой обычный вид. Рев двигателей стих.

— Есть еще сомневающиеся? — спросил я, постучав по стволу, который зазвенел металлом.

— Это в самом деле грандиозно, пап, — сказал Боливар, вертя ручку корректировки, а Джеймс отводил глаза в сторону.

— Значит, мы можем брать с собой любое тяжелое орудие. Скажи…

— Держу пари, что там, в коробке, есть много интересных вещей, — закончил за него Джеймс.

— Разумеется, и сейчас мы используем одну из них. Только сначала приведем мортиру в ее прежний вид.

Я щелкнул выключателем в другую сторону, двигатели заревели, и мортира стала уменьшаться, из сопла струей посыпался песок, смешанный с пылью:

— Молекулы стали, — сказал я, — 99 из каждых 100 выделяются и превращаются в песок.

Когда процесс закончился, я убрал миниатюрную мортиру и вынул сложный механизм.

— Это регенератор тканей и оздоровитель. Такой тип машины есть только в госпиталях. Я проведу в ней 24 часа, и моя рука будет совсем как новенькая. Я думаю, все со мной согласятся, что мне нужно быть в форме, прежде чем мы приступим к избирательной кампании.

Мальчики засыпали молекулярную сталь обратно в воронку, и медицинская машина выросла у нас на глазах. Мы подсоединили ее к атомному генератору автомобиля. Ангелина осторожно сняла бинты с моей руки, и я лег в целебные объятия. Машина мягко зажужжала, и я сразу ощутил ее благотворное влияние. Мне было очень жаль откладывать наши дела еще на один день. Ткани наших душ, как и ткани моей руки, восстановились полностью за время нашего пребывания в этом уютном местечке.

Погода стояла замечательная, воздух был чистым и свежим, ничто не давило на нас. Мы с Ангелиной вели легкую беседу, она вязала из мономолекулярного фибра пулезащитный жилет. Мальчики составили почетный эскорт Флавии, а она буквально купалась в их внимании и совершенно забыла обо всех неприятностях, которые ей довелось пережить. Как только моя рука окончательно зажила, мне уже не сиделось на месте. Ангелина поняла, что пикник в раю подошел к концу, когда увидела, что я смазываю маслом игольчатые ружья.

— Мальчики, начинайте собираться, — сказала она. — Мы скоро уезжаем.

И мы поехали. Отец Флавии был сельскохозяйственным инспектором, и она провела свои юные годы, разъезжая с ним, и очень хорошо ориентировалась на местности. Она стала нашим проводником, показывала нам дорогу между горами, держась подальше от ферм и городов. Мы проезжали мимо мелких арендаторов или лесорубов, больше никого мы не встречали на своем пути. В конце концов мы достигли центрального плато и были близки к нашей цели.

— Там, — объявила Флавия, — равнина, принадлежащая маркизу де ла Роза.

— Где? — спросил я, глядя на бегущие до горизонта рощицы и поля, холмы и леса.

— Везде. Это все его. Сотни тысяч гектаров. Нужно сказать, что большинство наследных аристократов жестоко обращаются с крестьянами, маркиз — счастливое исключение. Вот почему так важно иметь его союзником.

— Считайте, что мы его уже завербовали, — ответил я ей. — Боливар, остановись, не доезжая до входа.

Впечатляющие перекрытия из огромных камней возвышались по обе стороны дороги, образовав высокую арку, украшенную декоративной резьбой, с гербовым щитом в центре. Я покопался в холодильнике и достал ведерко для льда. У него было фальшивое дно.

— Для тебя, моя драгоценная, — сказал я Ангелине, надевая ей на палец кольцо с бриллиантом в 400 каратов. Она издала всхлипывающие звуки, которые усилились, когда я застегнул на шее ожерелье. — Я сохранил их для подходящего случая.

— Это великолепно!

— Вы очень подходите друг к другу. У меня еще есть пара-другая безделушек, чтоб поразить нашего хозяина.

Этими безделушками были: рубиновое кольцо с камнем величиной с голубиное яйцо, под стать ему заколка к моей шляпе. Близнецы в восторге захлопали, а Флавия застыла в шоке. Я надеялся, что и маркиз будет ошеломлен.

— Вперед, навстречу судьбе! — приказал я, и мы элегантно проехали через ворота.

И дальше — по ровной дороге посреди зеленых лугов, сменяющихся ухоженными парками и садами. Последний спуск среди цветущих деревьев вывел нас к аллее парка с фофанами, еще один поворот, и мы оказались перед домом. Или дворцом, замком — как угодно. Впечатляющим, если не сказать, чуть кричащим. Башенки, колонны, гектары окон, ряды амбразур. В дверях появилась причудливо одетая фигура и остановилась, ожидая с достоинством нашего прибытия.

— Маркиз? — спросил я, потрясенный.

— Его дворецкий, — сказала Флавия. — Назовитесь, и представьте ему титул, если у вас есть.

Были ли у меня звания! Дюжина, если не больше, столько, сколько могло изобрести мое пылкое воображение. Я раздумывал только пока Джеймс открывал дверцу машины, и вот я уже величаво выступал навстречу дворецкому, который спускался по ступенькам, чтобы приветствовать меня.

— Я полагаю, что это резиденция его высочества Гонзалеса де Торреса, маркиза де ла Роза?

— Это…

— Прекрасно. Я сомневался, правильный ли у меня адрес. Один замок так похож на другой. Передайте вашему господину, что прибыл граф ди Гриз с сопровождающими.

— Добро пожаловать! Следуйте за мной, пожалуйста. — Он провел нас внутрь и что-то шепнул слуге, который опрометью выскочил из комнаты. Мы прошли за ним по холодным коридорам, буквально утопая в дорогих коврах, к деревянным двухстворчатым дверям, которые он с глубоким поклоном растворил и хорошо поставленным голосом произнес мой титул и имя. Я высоко поднял голову и вошел. Маркиз подходил ко мне, протягивая руки. Статный мужчина с чуть посеребренными висками, мускулистый и сильный, с походкой атлета. Я пожал протянутую руку и слегка поклонился.

— Добро пожаловать, граф, добро пожаловать, — сказал он с некоторой долей искренности.

— В нашем мире принято называть по имени, поэтому, если изволите, то Джим.

— Конечно же, это более интеллигентно. Значит, вы прибыли с другой планеты? Вас можно поздравить — вы отлично владеете нашим языком. Мне ваш титул показался незнакомым.

— Но ваш, разумеется, известен во всей галактике. Я бы ни за что не осмелился беспокоить вас, если бы ваш родственник не передал со мной рекомендательное письмо.

Я протянул ему послание от Джорджа. Мы были представлены маркизе. Ее внешность мне показалась вполовину менее выразительной, что, как я заметил, очень обрадовало Ангелину. Пока остальные знакомились с де Торресом, — он настоял на том, чтобы его так называли, — я присел с большой флягой чудесного вина. Я попал туда, куда нужно.

— Полагаю, что вам известно о делах вашего троюродного кузена: он принимает участие в движении сопротивления.

— Я не знал этого, но мне приятно слышать, что Джордж против этого чудовищного Запилота, который просто разлагающийся кусок падали.

Он продолжал с большим энтузиазмом перечислять пороки правителя, а я старался запомнить самые сильные оскорбления.

— Я так понял, что вы никогда не виделись с Генерал-Президентом.

Я потягивал вино и молчал, тогда он начал по второму кругу. Я понял, какого ценного сторонника мы приобрели, и сочувственно кивал, соглашаясь с его словами а потом сделал свой выпад:

— Все, что вы рассказываете, очень похоже на правду, слухи об этом достигли и мира Солисомбры много световых лет тому назад. То, что мы обнаружили, очень встревожило нас, но самое отвратительное, что преступления совершаются во имя демократии, которую мы все приветствуем и высоко ценим. Я знаю, что, делая глоток вина, нужно подумать о кровяном давлении, эти два слова равнозначны. Конечно, все люди вашего класса имеют небезосновательные сомнения в целесообразности замены наследственных прав избирательной урной. Но такой способ избрания очень действенен. Особенно, когда представители голубой крови начинали сами кампанию. И были избираемы.

Маркиз поднял свою аристократическую бровь, но был слишком хорошо воспитан, чтобы вслух подвергнуть сомнению мои слова.

— Все это правда, де Торрес, если вы хорошо обдумаете, то убедитесь сами. Тот факт, что аристократия правила и до появления выборов, совсем не означает, что власть кончается после выборов. Это значит, что люди интеллигентные, с твердым характером, имеют больше шансов стать во главе государства, чем пустоголовые зазнайки и выскочки. Я не знаю, как тут у вас, но в пашем мире есть парочка так называемых знатных господ, совсем не приспособленных даже для чистки моего хлева.

Он согласно кивнул:

— У нас такая же проблема. У нас тоже есть такая порода людей, которых я не хочу принимать у себя. Я даже не желаю загрязнять воздух, произнося их имена вслух.

— Значит, мы мыслим одинаково! — я поднял свой стакан, он присоединился ко мне, и мы опустошили их, и я с удовольствием наблюдал, как их наполняют снова. — Следовательно, я начинаю свой добровольный опыт в политике, чтобы выручить вас и ваших людей. К следующим выборам президента должно быть два кандидата, и я со всем присущим мне мастерством и знанием прослежу, чтоб был выбран более достойный.

— Вам удастся сделать это?

— Гарантирую.

— Тогда вы будете спасителем Параизо-Акви.

— Не я. Спасение станет делом нового президента.

— И кто же им станет?

— Но это же очевидно. Никто другой, кроме вашей чести.

Он растерялся и долгое время сидел с низко опущенной головой. Когда поднял ее и посмотрел на меня, его глаза были полны печали.

— Это невозможно, — сказал он. — Должен быть кто-то другой. Мне очень жаль, что я не могу быть президентом.

12

В тот момент, когда Торрес произнес эти роковые слова, я смаковал вино. Я закашлялся и захлебнулся, еле собрав себя воедино.

— Вы не можете быть президентом? — я наконец свободно вздохнул. — Я вас не понимаю.

— Во-первых, у меня совершенно нет опыта, я не знаю, с чего начинать. Во-вторых, я не могу бросить свои владения, меня некому заменить. А мое хозяйство — вся моя жизнь. А в-третьих, я считаю, что есть более достойный человек, и это заставляет меня уступить ему все права.

— Знаю ли я этот образец?

— Да, это вы собственной персоной.

Настала моя очередь сидеть и думать, бороться с искушением. Это было действительно соблазнительно! Подходящий выбор для человека с моими убеждениями. Но оставались препятствия.

— Но я же не являюсь гражданином вашей страны, — запротестовал я.

— Это имеет какое-то значение?

— Обычно, да. Но…

Я запнулся на слове «но». Эта замечательная идея полностью овладела мной. Все сходилось, и я уже принимал поздравления моего подсознания, которое начало варить эту кашу. Но существовали еще детали, которые необходимо было проверить в первую очередь.

— Могу ли я задать вам несколько вопросов, прежде чем отвечу?

— Несомненно.

— Имеются ли у вас простоватые, грубые родственники, близкие, застенчивые по природе, домоседы, предпочитающие свое собственное общество внешним мирам?

— Замечательно! — маркиз покачал в изумлении головой и снова наполнил наши стаканы. — Вы описали моего внучатого племянника Гектора Харапо, у него точно такие привычки. Его небольшое владение граничит с моим. Последний раз я видел его, да, десять лет назад. Он ничем не занимается, кроме чтения книг, кроме того, хочет вывести новый сорт бизкоко. К слову сказать, он, насколько я помню, разорился пару лет назад.

— Он подходит нашим целям. Сколько ему лет?

— Примерно вашего возраста. Почти такого же телосложения, только у него густая черная борода.

— Борода будет самой легкой частью. Теперь позвольте задать еще один вопрос. Вы согласитесь быть вице-президентом, если Гектор станет президентом? Он будет выполнять всю основную работу, а вы своим авторитетом поддержите всю кампанию.

— Да, на такое я могу согласиться. Но должен вас предостеречь, что Гектор, хоть и является прекрасным человеком, совершенно не подходит для президента.

— Можно с этим поспорить — я присутствовал на президентских выборах, на которых побеждали старые актеры и прожженные плуты и мошенники, но сейчас не об этом речь. Как вы посмотрите на то, что нам, возможно, придется совершить во имя высокой цели неблаговидные поступки, которые можно отнести к разряду преступлений? Вы должны решить и судить сами. Единственное, чего я добиваюсь, это снять пелену с глаз избирателей. Это будет ерунда по сравнению с преступлениями Запилота. Я считаю, что можно было бы поставить на место Гектора другого человека. Человека знатного происхождения, благородного, опытного, твердого…

Пока я говорил, его глаза становились все больше и больше. Улыбка все шире и шире, пока он не мог больше себя сдерживать и завопил:

— Вас!

— И никого другого, — скромно ответствовал я.

— Это идеальный вариант! Мне бы ничего лучшего не пришло в голову.

— Но могут возникнуть определенные трудности. Мы должны прийти к согласию на нашей политической платформе, прежде чем заключим союз. Вам могут не понравиться некоторые реформы, которые я собираюсь объявить в ходе выборов.

Маркиз махнул рукой, отметая возможные несогласия, и подал мне свою благородную руку.

— Чепуха. Все честные мужчины всегда найдут способ согласиться в подобных вещах. Я знаю вас уже благодаря вашему титулу и уверен, что никакие проблемы не могут возникнуть.

— Я не думаю, что это будет очень просто. Как вы отнесетесь к такому: я предложу все большие поместья отдать в пользование крестьянам?

— Я прикажу вас расстрелять, — ответил он с холодной твердостью.

— Как удачно, что я сам в это не верю! — это было не совсем верно. Но я предвидел, что земельная реформа, да и все реформы на этой планете будут долгим и мучительным процессом. Но нужно было с чего-то начинать, даже длительное путешествие начинается с одного шага, как говаривал продавец обуви. — Никаких земельных реформ, естественно, я это сказал, чтобы сослаться на некоторые политические вопросы, которые могут задавать в ходе этих свободных выборов. Нам придется сделать одну-две маленькие реформы, чтобы набрать побольше голосов. Есть такие вещи, которые, как я знаю, не нравятся нам в теории, но нам нужно будет провести их в жизнь, чтобы привлечь на свою сторону избирателей.

— Например? — спросил де Торрес подозрительным тоном, помня о поместьях.

— К примеру, мы должны ввести всеобщее избирательное право: один человек — один голос, включая и женщин…

— Женщин! У них что, будут равные с мужчинами права? Это невозможно!

— Не хотите ли сказать об этом моей жене?

— Нет. — Он потер подбородок. — Так же, как и своей. Да, это опасные и революционные мысли. Но мне кажется, мы должны попробовать.

— Если мы не сделаем этого, сделают наши противники. Мы должны получить поддержку судов, добиться отмены пыток и секретной полиции, позаботиться о здоровье нации, давать бесплатное молоко детям, разводы ссорящимся супругам. Мы должны поддерживать чувство собственного достоинства в человеке, равно как в мужчинах, так и в женщинах, и принять законы, защищающие права человека.

В конце моей тирады он согласно кивнул.

— Полагаю, вы правы. Все мои рабочие поддержат эти заявления, так что можно будет ждать всеобщую поддержку в крупных городах. Но я предвижу, где мы встретим трудности.

— Вы можете поспорить на ваш титул. Итак, за работу. Займемся подготовкой политической платформы для партии.

— А у нас будет партия?

— Нет. Платформа — это те законы, которые мы примем, будучи избранными. Партия в подобном контексте — это политическая организация, которую мы создадим, чтобы быть уверенными в победе.

— Резонно. Как будет называться наша партия?

Как только он спросил, в уме у меня сразу появился ответ.

— Мы назовем ее ДКРП — Дворянско-крестьянско-рабочая партия.

— Звучит неплохо. Ну что ж, пусть так и будет.

Так начался незабываемый вечер. Была открыта ещё одна бутылка превосходного вина, и мы просидели весь вечер, как конспираторы, какими собственно мы и были, разрабатывая план в деталях. Маркиз хорошо знал жизнь на Параизо-Акви. Он послал слугу за едой, когда мы проголодались, и потом мы продолжили наше совещание до глубокой ночи.

Завтрак нам подали в королевскую постель. За завтраком я рассказал Ангелине, к чему мы пришли. Де Торрес не был таким лежебокой, как я. К тому времени, когда я встал, он уже давно был на ногах. Оказывается, он на рассвете отправил своего слугу с письмом к Гектору, и почти сразу же слуга явился с ответом. Можно было только поражаться такой энергичности маркиза. Я предвидел, что во время избирательной кампании он проявит всю свою напористость. Вскоре появился Гектор, который имел весьма смутные представления о том, что происходит, он только теребил свою черную бороду и бормотал себе что-то под нос. Чудесная борода, ее было нетрудно скопировать. Я надеялся, что он оценит ту работу, которую я собирался провести в его честь!

После встречи с Гектором я только собирался выпить утренний аперитив, когда вошел де Торрес. Он был чем-то встревожен.

— Что-то происходит, — сказал он. — Экстренное письмо в пути. Пойдемте со мной.

Он повел меня к лифту, и впервые в жизни я увидел это механическое чудо. Слуга закрыл за нами бронзовые створки ворот и повернулся к вентилям. Вентиля? Наверное, я сказал это вслух, так как де Торрес улыбнулся и с гордостью показал на них рукой. Украшенная орнаментом кабина лифта дрогнула и стала мягко подыматься.

— Я вижу, вы поражены. В крупных городах вы могли видеть поддельную Электронику и маленькие слабые моторы. Но здесь, в деревне, мы лучше знаем, как и что строить. Лес дает нам топливо, паровые станции — энергию. Гидравлические системы практически неразрушимы. Посмотрите, как незаметно мы подымаемся с помощью поршня, поддерживающего нашу кабину.

— Удивительно, — сказал я и действительно имел это в виду.

Цилиндр, по-видимому, находился глубоко в фундаменте, а поршень был не менее сотни метров высоты. Я только надеялся, что их металлургия на должном уровне, и с облегчением вздохнул, покидая кабину. Мы поднялись по винтовой лестнице в башню. В ней работали с полдюжины людей в жаре, в запахе раскаленного металла и шипении вырывающегося пара. Сквозь пол проходили толстые трубы, несущие топливо громадной и неуклюжей черной машине, которую приводили в действие колеса. Машина остановилась, все внимание было приковано к человеку, он смотрел в большой телескоп и выкрикивал цифры.

— 7… 2… 9… 4… неясно… конец строчки. Пусть пошлют повторение последней фразы.

Машинный оператор начал вертеть рукоятки. Механизм взревел, зашипел и зацокал, в движение пришли высокие поршни. Я следил за их движениями сквозь огнеупорное стекло.

— Вижу, вы удивлены нашим семафором, — с гордостью произнес де Торрес.

— Удивлен — это мягко сказано, — искренне ответил я. — На какое расстояние вы можете отправлять послания?

— Послания передаются от станции к станции и могут попасть на побережье. Это частное предприятие землевладельцев. Мы постоянно поддерживаем связь вот таким вот образом. Код, который мы используем, секретный, известный только немногим из нас. Это послание начинается со слов «экстренно», поэтому я вас и привел сюда. Я чувствую, что это как-то связано с нашими общими делами. Ага, вот оно.

Неверная строка была передана повторно и переписана, и полное послание было вручено маркизу. Он нахмурился, глядя на ряды цифр, потом махнул мне рукой и позвал в маленькую комнатку. Высокое окно бросало яркий свет на потрескавшийся стол, куда маркиз и положил бумагу. Он достал из футляра колесо с цифрами, набрал номер, затем повернул соленбид.

— Будет быстрее, — сказал он, — если вы начнете переписывать, пока я расшифровываю.

Я переписал все, что он мне дал, и мне становилось не по себе, пока буква за буквой складывались в слова. Когда мы закончили, он наклонился над моим плечом, и мы в полной тишине прочитали:

ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ ТАЙНО ИЗМЕНЕНЫ

КАНДИДАТЫ НА ПОСТ ПРЕЗИДЕНТА ДОЛЖНЫ

ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬСЯ ДО ШЕСТИ СЕГОДНЯШНЕГО ВЕЧЕРА В ПРИМОРОЗО — ДЖОРДЖ

— Неприятности уже начались, — сказал я. — Похоже, Запилоту стали известны наши планы, и он собирается остановить нас до того, как мы приступим. Почему в Приморозо?

— Это наша столица — и крепость Запилота. Если мы попытаемся зарегистрироваться, нас немедленно арестуют, а если мы не появимся, он выиграет ввиду отсутствия других кандидатур.

— Никогда не сдавайтесь, не попробовав сражаться, де Торрес. Мы можем попасть в Приморозо вовремя?

— Конечно. Мой коптер с реактивным двигателем доставит нас туда меньше, чем за три часа.

— Сколько человек он может поднять?

— Пять, включая пилота.

— Прекрасное число. Вы, я, Боливар и Джейме.

— Но ваши сыновья так молоды. У меня есть…

— Молоды по годам, но очень мудры и опытны. Сами увидите, на что они способны. Пожалуйста, займитесь подготовкой вашего коптера, а я позову ребят и отдам кое-какие распоряжения.

Я копался в багажнике нашего автомобиля, подошла Ангелина и тронула меня за плечо:

— Ты не оставишь меня здесь.

— Послушай. Ты у нас получаешь самое ответственное задание. Ты должна остаться здесь и поддерживать наши фланги. Как только мы отправимся, ты должна будешь организовать защиту. Подготовить артиллерию. Если мы поспешно возвратимся, нам нужен хорошо укрепленный тыл. Мне ничего не известно о защитных особенностях замка, но многое о наших, особенно о твоих.

Она покачала головой, насмешливо глядя на меня:

— Ты рассказываешь мне все это, чтобы не брать меня на операцию, не так ли, ди Гриз?

— Нет, что ты, — запротестовал я, уверенный, что она ни на секунду не поверила. — Ты понимаешь, это будет как игра в «ударь и беги», и ты нам здесь будешь очень нужна. Не беспокойся, тебе еще хватит работы, пока эти выборы не закончатся. Теперь, пожалуйста, помоги мне найти коробку с гримом. Мне нужна большая черная борода.

Она немного подумала, потом все же кивнула:

— Ладно. Но все-таки не ври мне. Если ты погоришь в этой операции, я убью тебя. — Вот вам пример пресловутой женской логики.

Тридцать минут спустя я поцеловал ее на прощание, немилосердно шурша бородой, и стараясь изо всех сил получить удовольствие. Должны были произойти грандиозные события. Первый раунд избирательной кампании вот-вот должен был начаться.

13

Мы вошли все вместе. Близнецы облачились в серые ливреи слуг и должны были прислуживать мне и его светлости маркизу. Мы же с маркизом были разодеты в пух и прах: шляпы с перьями, золотые жилеты, широкие мантии, высокие ботинки, короче, выглядели как настоящие вельможи. Это могло ослепить глаза чиновникам.

Коптер сиял, как начищенный самовар, и слава богу, на нем не было никаких гидравлических приводов. И как бы ни гордился де Торрес старинной технологией, он не слишком неохотно пользовался электроникой и слабыми маленькими моторами, когда заставляла нужда. Хотя, действительно, его реактивные двигатели были очень маломощными. Мы с шумом взлетели на высоту курса и взяли направление к побережью. Маркиз угрюмо смотрел вперед.

— Если мы приземлимся в гелипорту, то нам придется штурмовать городские стены на пути к Президио, где проводится регистрация.

— Что такое Президио, куда нам нужно попасть?

— Старинный форт, традиционное место нахождения правительства и королей Параизо-Акви. Увы, сейчас оккупированный узурпатором.

— Мы можем приземлиться там?

— Это запрещено. Но Запилот сажает там коптеры, прямо на площади Свободы.

— Слишком хорошо для него, и неплохо для нас. Худшее, что они могут нам предложить — это билет на посадку.

— Худшее — они нас расстреляют, — мрачно заметил де Торрес.

— Не унывайте! — я показал на маленький кейс. — Вдобавок ко всем документам, здесь есть нечто, что поможет нам. Несмотря на то, что близнецы безоружны.

— Разумеется, — сказал Боливар, похлопывая себя по бедру.

— Здесь так жарко, — сказал Джеймс, точно так же похлопывал себя. — Нам удастся поесть до или после операции?

— Сейчас, — я передал ему пакет с сэндвичами, предусмотрительно захваченными мной из кухни замка. — Мне хорошо известен твой аппетит. Не глотай, пожалуйте, вместе с оберткой.

— Да, — произнес де Торрес, погруженный в свои мысли. — Мы приземлимся на площади. Это будет неожиданностью для них.

— Но вообще мы не будем неожиданностью для них?

— Вне всякого сомнения. Они поймают нас радаром.

— А если мы приземлимся в гелипорту, то как доберемся до Президио?

— Я могу связаться по радио с автомобилем, и водитель пригонит его.

— Тогда сделайте это, прямо сейчас. Машина поедет Б гелипорт, а мы приземлимся на площади. Пилот высадит нас и скоренько отправится в гелипорт, где по идее он должен быть. Все силы сосредоточатся в гелипорту. Он может посадить коптер и отослать автомобиль к Президио, все получится прекрасно; мы как раз к тому времени выйдем.

Он с нетерпением схватил радио:

— Отличный план, Джим, я его приведу в исполнение сейчас же.

Теперь нам осталось только ждать. Я уютно развалился в кресле, не так, правда, чтобы демонстрировать свое полное безразличие к предстоящему делу, просто, чтобы поспать, потому что ночью я почти не спал. Я не нуждался в гадалках, я и так знал, что день предстоит хлопотный.

— Садимся через минуту. Пап, я думал, ты захочешь узнать.

— Ты, как всегда, молодец, Джеймс, — ответил я, с трудом разлепляя ресницы и судорожно зевая. Я сделал несколько упражнений, пока мы пролетали над белыми зданиями гелипорта. Прямо под нами находился древний город, пересекаемый современными дорогами. Все выглядело тихим и спокойным. Возможно, чересчур тихим.

— Полный вперед! — приказал де Торрес, и пилот рывком дернул дроссель. Мы взмыли вверх над стеной, пролетели над крышами и резко повернули вокруг старинной мрачной крепости. По всей видимости, мы были у цели. Редкие прохожие на площади Свободы в испуге бросились в разные стороны. Мы глухо стукнулись о землю, и мои мальчики сыпанули вниз один за другим. Они помогли нам сойти вниз, придерживая двери, и коптер резко взмыл вверх еще до того, как местные жители поняли, что мы прибыли. Потом с маркизом во главе нашей колонны мы быстро промаршировали по площади ко входу в Президио. И столкнулись с самой легкой проблемой в лице молодого прыщавого офицера, который заступил нам дорогу:

— Вы нарушили закон. Приземлиться на площади! Вы отдаете себе…

— Отдаю и хочу, чтоб ты убрался с дороги, ничтожество, — ответил де Торрес жутко холодным тоном, от которого трепетала не одна сотня поколений дворян. Офицер задохнулся, побледнел и как-то завалился набок. Мы бодро промаршировали мимо него. Поднялись по ступенькам к холлу. Чиновник, сидящий за столом, вскочил на ноги при нашем появлении.

— Где проводится регистрация кандидатов на президентские выборы? — приказным тоном поинтересовался де Торрес.

— Я не знаю, ваша светлость, — задохнулся человек.

— Тогда узнайте, — приказал де Торрес, снимая трубку телефона и протягивая чиновнику. У того не было выбора, и он подчинился. Под бдительным взором маркиза он даже умудрился получить верный ответ.

— На третьем этаже, ваша светлость. Лифт нахо…

— Есть ступеньки, — вмешался я, показывая направление. — Может произойти несчастный случай, например, отключат энергию.

— Может быть, — кивнул маркиз, и мы пошли пешком.

Мы проникли в нужный кабинет и уже заполняли регистрационные бланки, как прибыли наши противники. Я как раз расписывался, когда с громким треском распахнулась дверь, и толпа мерзавцев ввалилась внутрь. Они все были одеты в черную форму, носили черные кепки и черные очки. Жирные пальцы — на курках пистолетов. У меня и сомнений не возникло, что я, наконец, встретился с отвратительными ультимадос, — наемниками диктатора. Они расступились и мы увидели генерала, толстого, как жаба, казалось, его парадный мундир вот-вот расползется по швам, его живот накатывался на нас, как шар. Оплывшее сморщенное лицо было красным от злости, желтоватые пальцы скребли по пистолету. Это был главный противник.

— Прекратите это безобразие, — приказал он.

Маркиз повернулся очень медленно, презрительно скривив губы:

— Кто вы такой? — спросил он тоном, состоящим из смеси скуки и высокомерия.

— Вам известно, кто я, де Торрес, — проскрежетал Запил от, его лягушачий, рот вытянулся в гневную линию:

— Что там делает этот, бородатый слабоумный придурок?

— Это мой внучатый племянник сэр Гектор Харапо, рыцарь ордена Пчелы, он чувствует в себе призвание и хочет выставить свою кандидатуру на пост президента от своей партии. Вот поэтому мы здесь.

Генерал-Президент Джулио Запилот не случайно все эти годы управлял планетой. Я видел, как у него открылся рот, потом закрылся, и он взял себя в руки. Кровь отлила от щек, он побледнел, и было ясно, что гнев сменился холодным расчетом.

— Ага, поэтому! — сказал он, его самоконтроль не уступал хладнокровию де Торреса. — Регистрация не будет проводиться до завтра. Он может вернуться утром.

— Серьезно? — в голосе де Торреса не было ни одной теплой нотки, он холодно улыбнулся: — Вы должны лучше следить за работой конгресса. Им принят указ о регистрации, которая не только открыта сегодня, но заканчивается сегодня в шесть часов. Вы хотите взглянуть на копию этого указа? — он протянул руку к нагрудному карману. Чистый блеф, и как мастерски проведен. Запилот быстро затряс головой.

— Кто может сомневаться в словах человека вашего звания? Но сэр Гектор не может регистрироваться без свидетельства о рождении, медицинской справки…

— Все здесь, — сказал я, подымая кейс и улыбаясь.

Я почти видел, какие мысли копошатся в этом злобном мозгу.

Нависла тишина. Задуманный им план был разрушен, потому что регистрация все-таки состоялась. Ему осталась только ярость. Я видел, какой злобой горели эти змеиные глаза. Если бы он сумел убрать нас без свидетелей, я не сомневаюсь, он бы это сделал. Но оставалось много очевидцев нашего прибытия, да и маркиз был слишком заметной в обществе фигурой, с ним нельзя было расправиться просто так. В полицейском государстве только бродяги и никому не известные личности исчезают без следа. Тишина все длилась и длилась, наконец он взмахнул рукой.

— Заканчивайте, — приказал он мне, и потом повернулся к де Торресу. — А какой ваш интерес в этом деле, Гонзалес? Неужели ваш внучатый племянник нуждается в том, чтобы его водили за ручку и вытирали нос?

Маркиз не обратил внимание на это гнусное обвинение. Его спокойствие было таким же, как у диктатора:

— Не нуждается ни в том, чтобы его водили за ручку, ни в том, чтобы вытирали нос, Джулио, — он использовал уменьшительное имя и будто дал пощечину Запилоту. — Я прибыл сюда как его партнер. Я буду при нем вице-президентом. Конечно, в том случае, если мы будем избраны, после чего поглядим, много ли стоит твоя мерзкая администрация.

— Никому не позволено говорить со мной в таком тоне! — искусственное спокойствие лопнуло, как мыльный пузырь, Запилот весь кипел от ярости, пальцы крепко обхватили пистолет.

Маркиз был так же рассержен, как Запилот, невзирая на спокойный тон. Все, теперь никто из них не отступил бы, это было очевидно. В воздухе запахло смертью и разрушением.

— Может, вы сможете мне помочь с заявлением, — сказал я, став между ними и сунув листок бумаги под нос Запилоту: — Поскольку вы Президент, то наверняка знаете…

— Отойди, болван, — он заскрежетал, отталкивая мою руку, но у него ничего не получилось. Мы стояли, покачиваясь, а вокруг разлетались листки бумаг. Совершенно выйдя из себя, он ударил меня кулаком в лицо. Без всякого эффекта, разумеется. Я закрылся, что и обезоружило его. Я посмотрел на него, пожал плечами и наклонился за листками.

— Ладно, если вы не знаете, я спрошу у кого-нибудь еще, — сказал я.

Капелька чепухи разрядила обстановку. Запилот смутился, у де Торреса хватило ума осознать, что я сделал. Он отвернулся и пошел к столу.

— Я не забуду тебе этого, Джим, — тихо произнес он. — Ты спас меня от себя самого. И громко добавил. — Разрешите мне помочь вам, сэр Гектор, эти правительственные бумаги настолько запутаны.

Запилот сейчас вполне мог расстрелять нас в спины.

Я предупредил сыновей, чтобы они были начеку.

Но он не пытался. Вместо этого мы услышали негромкие приказы и поняли, что конфликт закончился, и он уходит. Я с облегчением вздохнул, когда дверь за последним ультимадос захлопнулась.

— Вы правы, — сказал де Торрес. — Политики могут быть непредсказуемыми. Теперь давайте закончим заполнять эти нудные листки и уйдем отсюда.

Больше нам никто не мешал. Мы подписали заявление, поставили печати, сделали копии, так, на всякий случай. Все, первая ступень была пройдена. Мы медленным шагом отправились назад, мальчики прикрывали нас с тыла.

— Это только начало, — сказал де Торрес. — Мы стали его смертельными врагами, и нас попытаются убить.

— Верно. И я чувствую, что он сделает это очень скоро. Он не позволит нам победить еще раз.

— Он не посмеет!

— Конечно же, посмеет, маркиз. Вы же не у себя дома. А в городе чрезвычайно просто убить человека. Какой-нибудь пьяный или демобилизованный, или солдат могут быть обвинены, или наймут убийцу, террориста, которого потом непременно убьют. После, когда мы будем мертвы, Запилот может организовать соболезнующую кампанию. Гарантирую, что история будет очень интересной.

— Что же нам делать?

— То, что запланировали. Садиться в машину и ехать в гелипорт. Им не так-то легко будет взять нас. Но давайте двигаться быстрей, чтоб не дать ему время на раздумья.

Я не хотел тревожить де. Торреса по поводу нашего транспорта и с облегчением вздохнул, когда увидел громадный и роскошный лимузин, ожидающий нас у входа. Но это отнюдь не означало, что Запилот ничего не предпринял. Водитель отдал честь и открыл нам дверцы.

— Боливар, — позвал я, — отпусти этого человека, хорошо заплатив ему. Поведешь машину ты.

Ошеломленный водитель был отведен в сторону твердой рукой моего сына, я достал маленький предмет из кейса и протянул его Джеймсу:

— Пробегись вокруг машины. Проверь, нет ли взрывателя.

Он, как змея, заполз под лимузин, и через несколько минут вылез с другой стороны.

— Чисто, — доложил он. — Посмотрим, что под капотом. Он провел предметом и остановился, открыл его, — ага, есть, — через пару секунд он достал пластиковую коробку: — Было прикручено проволокой к педальному тормозу. Топорная работа.

— У них не было времени, они очень спешили. Но не стоит надеяться, что они ошибутся во второй раз. Поехали.

— У-у…. — взревел Боливар с водительского места и нажал на дроссель. — Двигатель работает на пару. Все ясно. Мне нужно только направление. Мы направляемся в гелипорт?

— Если нет другой дороги из города, — сказал я. Маркиз покачал головой.

— Все дороги будут блокированы, мы не сможем ни к кому в городе обратиться за помощью.

— Тогда к коптеру. Самым коротким путем, какой вы помните.

Маркиз прокричал направление, и Боливар зарулил, как демон. Прохожие сыпались во все стороны, как горох, хотя мы ехали строго по середине дороги. Мы домчались до городской стены. Впереди виднелась преграда — закрытые ворота и вооруженная охрана по обе стороны.

— У нас нет времени на разговоры, — сказал я, — Боливар, замедли ход, будто ты собираешься остановиться. Мы с Джеймсом используем усыпляющие бомбы, — я достал целую пригоршню из портфеля. — Некогда возиться с носовыми фильтрами, так что задержите дыхание. Когда бросим бомбы — вперед! Приготовьтесь.

Автомобиль замедлил ход перед воротами, потом рванул вперед, как только газовые бомбы взорвались густыми облаками дыма. Повсюду летали осколки, куски ограды. Мы благополучно проскочили на бешеной скорости. Стрелял ли кто, мы не знали. Визг колес при повороте за угол, и все, мы были в гелипорту. А там наш геликоптер. Он горел, и в дверях лежал мертвый пилот.

14

— Им не стоило этого делать, — с бешеной яростью произнес де Торрес. — Убить невинного человека. Только не это!

Я понимал его чувства, но у меня не было времени разделить их. Этот путь к спасению был отрезан. Мне нужно было найти другой. Причем быстро.

— Вперед! — крикнул я Боливару, как только увидел приближающуюся машину, заполненную солдатами. Удастся ли нам достать другой коптер? Похоже было, что нет. Рядом стоял один на замке. Но солдаты не дадут нам подняться в воздух.

— Что там впереди, за гелипортом?

— Дома, заводы и предместья, — ответил де Торрес. — Потом шоссе, ведущее на север. Но там нам не проехать, они перекрыли все дороги.

— Может быть. Давай, вперед, водитель! — я говорил бодрым тоном, чтоб поднять его моральный дух. Мой же пал очень низко. Мы выбрались из одной ловушки и двигались прямо в другую. Они обложат нас со всех сторон. У нас не было выхода. В это самое мгновение хорошо поставленный голос произнес эти слова очень громко.

— У вас нет выхода!

Голос валился на нас, как гром среди ясного неба. Улицы впереди нас были пусты, ничего впереди, кроме маленьких домиков пригорода. Что это могло быть? Боливар прибавил скорости, стараясь удрать подальше от этого голоса.

— Вам не удастся бежать. Остановитесь, или мы будем вынуждены открыть огонь!

Понятно, я поднял голову и высунул ее из окна и прямо над машиной увидел двухместный полицейский флоатер. Он завис, направив пушку на нас. Я быстренько втянул голову назад — как раз вовремя, чтобы схватить де Торреса за руку. Он из складок своей мантии доставал огромный пистолет и был готов начать стрелять.

— Выпустите меня! Я взорву этих свиней!

— Не надо! У меня есть лучший план. Боливар, останови машину. — Мне с трудом удалось вырвать у маркиза его оружие. Кроме того, что мне действительно не нравится убивать, у меня в самом деле появился план.

— Сбавь скорость и останавливайся. Мы все выйдем из автомобиля с поднятыми пустыми руками. Если бы они хотели убить нас, то сделали бы это давно. Мне кажется, что они придумали нечто более мерзкое…

Маркиз от злости задохнулся:

— Вы хотите сдаться этим подонкам без всякой борьбы?

— Нет, конечно же, нет, — разуверил я его. — Мы просто не будем использовать оружие. Мне нужно, чтобы их флоатер сел. Потому что в нем наше спасение. Мы с его помощью сможем выбраться отсюда. Давайте двигаться, пока не прибыло наземное подкрепление.

Мы выбрались из машины, у нас над головой болтался флоатер с нацеленной на нас пушкой. Я старался не смотреть наверх, искренне надеясь, что моя теория была верной. Или мы все трупы.

— Отойдите подальше от машины, — приказал голос, и мы подчинились. Только после этого флоатер медленно приземлился.

На пилоте была зеленая форма полиции. Позади него сидел человек в черном, держа в руках уродливую пушку, на глазах у него были черные очки. Он не опускал ружья.

— Делайте то, что вам прикажут, — сказал он. — Мне не хочется стрелять в вас, поверьте, — тут он засмеялся. — Потому что нам это не нужно. Никаких пулевых отверстий. Вы все сгорите в вашем коптере. Разве это не прекрасно? Но предупреждаю, что выстрелю, если понадобится. Вам не уйти от этой штуки…

— Я не могу это слышать! Мое сердце… — Джеймс стал задыхаться, хватаясь за грудь, и потом упал на землю.

— У него коронарная недостаточность, — заволновался Боливар. — Я должен дать ему лекарства, — он наклонился над братом.

— Отойди, не прикасайся к нему, — приказал ультимадос, наводя на него пушку.

Де Торрес, заметивший, что на него не обращают внимания, испортил нам такую операцию. Маркиз заревел в гневе и кинулся на полицейского. Он слишком далеко зашел. Пушка бабахнула, де Торрес упал. Боливар отошел в сторону, чтобы дать возможность Джеймсу выстрелить, что он и проделал с успехом. Все было кончено. Я подскочил к маркизу:

— Проклятье! Боливар, быстро, аптечку из флоатера. — Кровь была повсюду. Я кинжалом распорол одежду маркиза. У него была дыра на ноге и множественные раны в области живота. Очень плохо. Первую помощь в таких условиях не окажешь. Я ввел ему антибиотик, наложил бинты на раны. Перевернул его на бок и проделал то же самое с раной в его боку. И пытался вспомнить анатомию. Он был ранен в кишечник, это было очевидно, на первый взгляд жизненно важные органы оставались целыми. Что же делать дальше?

— Боливар, ты сможешь управлять этой штукой?

— Я могу управлять чем угодно, пап.

— Ах, да, верно. Вытащи пилота и займи его место. Джеймс, подыми маркиза, осторожней с его ногами. Так, положи его на сиденье.

— Мне отвезти его в госпиталь? — спросил Боливар.

— Ни в коем случае, тогда считай, его нет в живых. Нужно доставить его в замок. Опередив их, Джеймс. Эта двухместная коробка выдержит троих…

— Но, папа, ты…

— Она не сможет поднять четырех. Давайте, стартуйте и внимательно следите за ним. И не беспокойтесь о вашем стареньком папочке. Он был в переделках и посерьезнее. Подымайтесь!

Что они и сделали. Они послушные ребята. Когда флоатер исчез вдалеке, я перетащил пилота через дорогу и затолкал его в машину. За ним последовал ультимадос. С ним я церемонился меньше. Из соседнего домика кто-то выглянул, потом быстро спрятался назад. Мне нужно было поскорей убираться с этого места. Это была первая ступень к выживанию, еще мне нужно было выработать план, как выбраться из этой передряги живым и здоровым.

Когда я плюхнулся на сиденье водителя, я понял, что Боливар не дал мне уроков вождения этой древней машины. Я тупо смотрел на блестящие ручки, разноцветные кнопки, разной формы рукоятки. У меня не оставалось времени на раздумья. Я схватил самую большую ручку и потянул ее. Раздался ужасающий рев, и густой черный дым мгновенно заполнил машину. Я быстренько вернул ручку в исходное положение. Я продул выхлопную трубу, открыл все окна и двери. После такой неприятности я стал более осторожным. Я включал дворники, свет, радио и проигрыватель, наконец, я преуспел и включил двигатель и съехал вниз по дороге. Один поворот, потом другой. Дорога вела прямо к подножию холма, уже виднелись крыши домиков. Сирены не были слышны, поэтому я снизил скорость, чтобы не привлекать внимания. Куда же мне ехать? Я не видел пути в обозримом пространстве. С минуты на минуту они схватят меня. Тут я увидел большой дом и рядом открытый гараж. Машину только что вывели из него. Я нажал на тормоза, повернул рулевое колесо и ринулся в свободный гараж. И все еще тормозил, когда машина шмякнулась о стенку гаража с металлическим скрежетом. Рулевое колесо заехало мне в лоб, отчего я на шатающихся йогах еле выбрался из автомобиля на свежий воздух. И я совершенно не был готов к беседам с огромным разгневанным мужчиной, который стоял передо мной.

— Ты, что, сошел с ума? Чего это ты забыл в моем гараже? Чего ты поперся в него и сломал?

— Гмрггх, — сказал я, или что-то в этом роде. У меня заклинило челюсть.

— Что за игры ты затеял? — он выплевывал слова, еле сдерживаясь от растущей ярости, наконец она победила, и он засветил мне в подбородок.

Хорошо или нет, но этот удар поставил мою челюсть на место, и я теперь мог говорить. Его я отлично понимал. В голове у меня совсем прояснилось, когда я увидел, что он еще раз замахивается. Я отступил внутрь и послал ему навстречу свой коронный удар кулаком прямо в нос. У него не оставалось выбора, кроме как потерять сознание и упасть на пол. Что он и не замедлил сделать. Послышался звук сирен, когда я, переступая через него, закрывал двери гаража. В щелку я наблюдал за полицейской машиной, промчавшейся мимо. Потом услыхал скрежет тормозов, поворот и снова увидел ее… Звук сирены постепенно заглох и пропал. Они не видели меня. Первый раз за век с половиной я позволил себе расслабиться. И посмотреть на часы. Меня удивило, как мало прошло времени. Меньше двух часов с тех пор, как мы появились у главного входа Президио. Мне надо было действовать. Вопросы настоятельно требовали немедленных ответов. Жил ли один владелец гаража? Я выглянул через маленькое оконце и посмотрел на его машину. Пустая. Если бы кто-нибудь был в доме, то непременно вышел бы посмотреть, что случилось. Никого. Дальше. Нужен план. Я с большим сожалением выстрелил из игольчатого ружья во владельца дома, и машины, и гаража. Мне нужно было сменить одежду: в своем аристократическом костюме я бросался в глаза в таком районе. Надеть форму? Нет, плохо. А что, если белый летний костюм, белая шляпа, украшенная полоской змеиной кожи? Именно такая шляпа лежала на полу передо мной. Все, что нужно было — это отряхнуть ее от пыли. А рядом лежал владелец именно такого костюма, который был нужен мне. Мне было очень жаль поступать так с почти невинным человеком (я не верил, что люди, живущие в таком государстве, не замешаны ни в чем). Я корил себя, пока раздевал его, стараясь не обращать внимания на его нижнее белье, украшенное сердечками. Лучше об этом не говорить. Теперь следовало расправиться с моей бородой. В моем портфеле был растворитель, очень эффективный и быстрый, так что я довольно скоро избавился от бороды. Я сложил ее останки в портфель, чтобы забрать с собой, потому что злые силы продолжали думать, что она у меня на лице. Костюм подошел как нельзя лучше, и, что еще более удивительно, его ботинки тоже. Мы были как близнецы, за исключением того, что наши вкусы расходились в вопросе нижнего белья. На душе у меня было покойно. Я положил своего благодетеля на заднее сиденье машины, так, чтобы его нога была на лице ультимадос, взял свой портфель и вышел из гаража. Солнышко светило теплым светом и хотя день клонился к закату, я не видел признаков жизни в окружающих домах. Возле бордюра меня ждала машина. Когда я забирался внутрь, мимо проскочила огромная черная полицейская, нещадно завывая. Не обращая на меня никакого внимания. Моя машина была ярко-красной и спортивной, и — какое счастье! — двигатель не паровой. Так что в течение минуты я разобрался и важно покатил вниз по улице.

Куда направиться? Ответ был очевидным. Назад в город. Теперь они точно заблокировали все выезды из Приморозо. Полицейские в таких случаях всегда с энтузиазмом проверяют выезжающих, поэтому мне стоило присоединиться к тем, кто въезжал в город. Теперь надо было поскорей убираться подальше от места действия в большой город и затеряться там. Обдумать спокойно, что предпринимать дальше. Крыса всегда чувствует себя в норе в безопасности, это касается и стальной крысы. Я поработал над панелью управления и после нескольких незначительных ошибок наконец нашел радио. Включил его и под музыку покатил себе назад в Приморозо.

15

Сколько у меня за спиной часов свободы? Ответ пришел слишком быстро. Не так уж много. Когда будет обнаружено, что исчезли и наша машина, и полицейский флоатер, поиски станут вести более интенсивно. Я знаю, что меня видели, когда я покидал сцену. Они должны расширить зону поисков, начнут вести их по спирали, увеличивая круги. Будут задавать вопросы, обыскивать дома. Открытые и закрытые гаражи. Найдут машину и людей в ней. Тогда они узнают, что я кручу руль этой машины… Я чуть прибавил скорость. Впереди показались городские стены, машины спокойно проезжали в город. Я тоже мягко проехал, увидел перед собой башни Президио и сразу же свернул подальше. Я опомнился в прекрасном районе, с высокими деревьями вдоль дороги и маленькими магазинчиками. И летними барами со столиками на улице. Там сидели люди, потягивая разноцветные напитки. В таких местах подавали, разумеется, и еду. Как только эти мысли попали в мой мозг, я стал обильно истекать слюной, в желудке началась революция, бурчание и стоны, внезапно он превратился в действующий вулкан. Я вспомнил, что только завтракал. Следующей ступенью должно стать ублажение собственного тела едой и напитками, а я пока спланирую дела на ближайшее будущее. Деревья пропали, улицы сузились, снобистские бары сменились забегаловками. Подавленного вида мужчина подпирал стены здания. Я радовался таким привычным картинам. — Отлично, Джим, все отлично. Противник стучится, и его надо сразу принять. Я повернул за угол и остановился. По соседству имелось все, в чем я нуждался. Я вышел из машины и оказался таким забывчивым, что не закрыл окно, оставил ключи в зажигании, и только захлопнул дверь. Если эта машина не исчезнет в течение трех минут, то я очень удивлюсь. Я прогулочным шагом отправился туда, где загорались яркие огни в наступающих сумерках.

Мне стоит сказать пару слов о кухне Параизо-Акви: она замечательная и должна стать известной во всей галактике. На стол подают бутылку охлажденного вина. На первое — суп тэнджи с албондигасами, маленькими котлетками, весьма аппетитно плавающими в прозрачном бульоне. Потом идут эмпанадас, мясной пирог, зеленый салат, именуемый гуакамоле, и еще и еще блюда, блюда, наполненные вкусностями. Ресторан назывался «Фаршированный поросенок». И еда была такой великолепной, что я совершенно забыл обо всех предосторожностях, пока не дошел до стадии кофе — бренди — сигара. Вдыхая и выпуская дым, я старался привести свои мысли к делу спасения собственной жизни и отвлечься от обжорства. Но я совершенно не беспокоился! Я не мог обращать внимания ни на что, кроме еды. Но, наконец, еда закончилась, и мне пришлось задуматься. Я снова вздохнул и попросил счет. Я должен был учесть, что теперь уже найдена брошенная мной машина со спящими уродцами. Это означало, что мои приметы с мельчайшими подробностями переданы повсюду. К счастью, больше половины мужского населения города было одето так же, как я. И копы будут искать мужчину с черной бородой. Все эти факторы, конечно, сыграют мне на руку и замедлят поиски, но не остановят их. Я расплатился, щедро дал на чай, и услужливый официант проводил меня до выхода в неприятную действительность. Я стал просчитывать ходы наперед. В этой стране ложились отдыхать в часы полуденной жары, обожравшись и напившись до бесчувствия. И не вставали до захода солнца. Значит, магазины сейчас работают, и я могу купить необходимые вещи. Шляпу — там, пиджак — здесь, рубашку — в каком-то третьем месте. Нагрузившись пакетами, я остановился выпить стаканчик холодненького, а потом решил, что неплохо освежиться в какой-нибудь Душевой, и, заглянув в ближайшую, вышел оттуда совершенно другим человеком. Свою старую одежду я выбросил на темной аллее, теперь Крыса из нержавеющей стали опять была готова искать выход из тупика. Я вышел на главную улицу города. Передо мной сверкал огнями бар. Меня остановил голос: «Может, ты нуждаешься в утешении, прекрасный незнакомец?»

Хотя все мужчины ополчились против меня, это нельзя было сказать о женщинах. Та, что окликнула меня, относилась к известной категории. Все ее прелести лезли из низкого выреза сверкающего платья. Я отрицательно покачал головой, и она отплыла прочь. Только Ангелина могла бы меня сейчас утешить. Притом я знал, что девушки подобного сорта находятся под наблюдением полиции и очень часто бывают их информаторами. Мне нужно было другое. Выход из тупика — вот что было мне нужно.

Я уселся за столик и пытался думать. Думай! Думай! И вдруг судьба подбросила мне решение. Рядом с моим столиком разговаривали двое мужчин, достаточно громко, я слышал их прекрасно.

— …он никогда этого не показывал, ведь правда?

— Нет. Думаю, здесь что-то другое.

— Давай закончим. В покер играют длинные партии.

Я медленно повернулся к ним, широко улыбнулся и легонько коснулся руки одного из них.

— Простите меня, я нечаянно подслушал ваш разговор. Я совершенно одинок в этом городе. Мне всегда казалось, что карты — одно из средств, помогающих людям сблизиться. Вы не могли бы мне составить партию в покер? Правда, я не очень хорошо играю, но ведь это будет просто дружеская игра, как говорится, развлечение…

У него мгновенно изменилось выражение лица. Оно как бы все устремилось вперед, к добыче, улыбка обнажила острые зубы, что-то крокодилье мелькнуло в облике.

— Вам пришла в голову удачная мысль. Мы тоже приезжие. Тоже считаем, что игра в карты — отличное средство от скуки. И лучшая возможность приобрести друзей.

И мы любим дружеские игры, так, побаловаться. Почему бы вам не присоединиться к нам?

Я не ошибся, это были карточные шулеры, им даже не стоило вывешивать объявление об этом. Им нужен был третий. Не каждый день выпадает такой шанс. И, конечно, последнее, что они захотят — это связываться с полицией. Меня повели, как агнца на заклание, из бара к кэбу, потом в номер отеля, где нас встретила опять-таки знойная, весьма привлекательная особа. Вечер обещал быть изумительным.

— Садитесь, пожалуйста. Хотите чего-нибудь выпить? — предложил один из моих спутников, низенький и толстый. — Я Адольфо, этот крупный парень — Сантос, это моя девушка — Рената, а как зовут вас?

— Джейм.

— Великолепно, Джейм. Как насчет стаканчика рона перед началом?

— Не откажусь.

Я развалился на диване, наслаждаясь каждой минутой. Рената смешивала напитки, Адольфо вынул колоды карт и деньги. Высоченный Сантос из-за своего роста казался медлительным, но я-то знал, что это не так. Он был телохранителем, и я должен был помнить об этом. Адольфо напевал себе под нос, распаковывая первую колоду и перетасовывая карты. Вот он произнес «сопс» и, ломая карты, улыбнулся, после чего бросил колоду на стол. Ха! Я представил, как он передергивает, но я тоже мог так.

— Срежьте! — сказал он. И раздал карты. Мне выпала старшая карта, и я взял колоду. Сантос срезал, я раздал. Игра шла ровно, Рената не забывала наполнять стаканы. Когда она освобождалась от столь ответственного дела, то садилась у окна и слушала тихую музыку.

А я тем временем деликатненько подымал ставки. На первый взгляд вроде ничего особенного. Игра шла неплохо, пока Адольфо не сбросил карты и не вышел из банка. Мне осталось только извлечь из этого выгоду. Удача повернулась ко мне лицом. Я обрадованно ухмыльнулся и сгреб фишки.

— Мне очень жаль, ребята, что пришлось выиграть ваши деньги.

— Так выпали карты, — великодушно ответил Адольфо и снова раздал.

— Что вы думаете о выборах? — спросил я, подымая и разворачивая веером свои карты.

— О чем это вы? — ответил Адольфо. — Выборах карты?

— Нет, вы меня не поняли. — Я сбросил и взял прикуп. И, прищурившись, поднял ставку. Адольфо последовал моему примеру. Рената принесла мне выпить.

— Ничего не выйдет, ничего, — ответил Адольфо. — Всякий, кто пойдет против Канюка, рискует закончить сердечным приступом. Что у тебя?

— Полный сбор.

— У меня тоже. Мой валет старше. Наконец-то я выиграл. Было похоже, что ты обчистишь нас вместе со своей удачей.

Я со своей утраченной удачей. Карты были против меня, и очень скоро в моем кошельке не осталось ничего.

— Со мной все, ребята. — Я поднял руки. — Пуст. Если только не возьму из денег, отложенных на путешествие.

— Не переживай, Джейм, — хлопнул меня по плечу Адольфо. — Игра есть игра. Но у тебя еще есть шанс отыграться.

— Ты прав, какого черта! Мы же просто развлекаемся.

Я подошел к столу, на котором оставил свой кейс, и открыл его, но только запустил в него руку, раздался окрик Сантоса:

— Не двигайся, Джейм! И ничего не вынимай оттуда.

Я поднял глаза. Оказывается, он направил на меня свою пушку. И маленький Адольфо тоже. Я перевел взгляд на Ренату, она неизвестно откуда извлекла огромный револьвер и тоже держала меня на мушке. Тогда я самым невинным образом улыбнулся и, все еще надеясь на что-то, развел руками:

— Послушайте, что происходит?

Сантос вместо ответа взвел курок, звонко щелкнувший в наступившей тишине.

16

— Разве мы больше не играем в покер? — спросил я.

— Да, как же! Наш друг-путешественник хотел играть только в покер! А как насчет других игр?

— О чем вы говорите?

— Я говорю о том, что у нас в столе спрятан аппарат с рентгеновскими лучами. У тебя есть десять секунд, чтобы рассказать нам, зачем тебе три пистолета в кейсе, мистер полицейский.

Вот это да! Меня принимают за полицейского. Я рассмеялся над таким предположением, но Адольфо взвел курок своего пистолета:

— Только полицейский может заводить с незнакомыми ему людьми разговоры о политике, — угрюмо произнес он, — семь секунд.

— Брось считать, — сказал я. — Сейчас все объясню. Я карточный шулер. И собирался обчистить вас.

— Что? — Адольфо потряс головой.

— Не верите? Я наблюдал за тобой весь вечер, пока ты ногтем большого пальца метил карты. Потом ты отделял их, когда нужно было, доставая из-под низу. Но я не стал тебе мешать. И, повышая ставки, терял, удваивал, я знал, что сумею почистить твои карманы на последней раздаче. А пистолеты — для того, чтобы спокойно уйти с выигрышем.

— Ты врешь, чтобы спасти свою шкуру, — сказал Адольфо, но голос его звучал не слишком уверенно: — Никто не сумеет обставить меня.

— Ты уверен? Буду счастлив тебе доказать, что ты ошибаешься. Ты перетасовал колоду? — Он кивнул. — Хорошо, тогда я подойду к столу и подыму ее. Я не буду делать резких движений, чтобы не дрогнули ваши чуткие пальчики на курках.

Двигался я очень медленно, садился, придвигал стул и переворачивал колоду. Они, не отрываясь, следили за моими руками, а я тем временем раздал себе «три одинаковых». Потом откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и, демонстрируя картину полного расслабления, кивнул на карты.

— Вот так-то, Адольфо, знаток карточной механики. Посмотри, какой удачей наградила меня судьба.

Забывшись, он опустил пистолет и наклонился к моим картам. Четыре туза и джокер.

— Пять тузов выигрывают, — спокойно сказал я, торжествуя победу над моими соперниками, таращившими глаза на карты. Из-за их спин тщетно пыталась разглядеть все Рената.

Я выстрелил сначала в нее, потом в Сантоса. Из игольчатого ствола, спрятанного за воротничком. Адольфо от удивления подпрыгнул, видя, как его товарищи повалились на пол. Он поднял свой пистолет, но я успел раньше.

— И не пробуй, — прорычал я так мрачно, как только мог. — Ложись, и с тобой ничего не случится. Не волнуйся о своих партнерах, они просто спят.

Его трясло, когда он положил свою пушку на пол. Я поднял оружие Сантоса и бросил оба пистолета на кушетку. Револьвер Ренаты валялся на ковре возле ее согнутой руки, и я ногой отбросил его подальше. Только потом позволил себя расслабиться, отложил свой пистолет и сделал большой глоток из стакана.

— Вы всегда просвечиваете багаж клиентов рентгеновскими лучами? — спросил я.

Он кивнул и еле-еле смог выдавить из себя:

— Если удается. Проверяем, что они берут с собой. Рената незаметно делает это, когда игра уже началась, и потом дает нам знать, что в сумках.

— Неплохо. Я даже не заметил. Слушай, если я приведу твоих друзей в чувство, ты пообещаешь больше не размахивать пистолетами? Вы можете оставить себе выигрыш в знак примирения.

— Слушай, кто ты такой? Коп?

— Ошибаешься, — ответил я, решив пустить в ход искренность. — Основная причина, из-за которой я ввязался в игру сегодня вечером, в том, что полиция разыскивает меня по всему городу. Я надеюсь, сюда они не заглянут.

Он хмыкнул.

— Значит, ты тот парень, о котором говорили по радио! Убийца, на счету которого сорок два трупа…

— Обо мне действительно говорили по радио. Только я никого не убивал. Я тот парень, который работает на противника Запилота. Мы хотим его сбросить.

— Ага, так вот в чем дело! — воскликнул он и страх его рассеялся. — Если ты хочешь скинуть Канюка, то я на твоей стороне.

Я протянул ему руку:

— Давай свою, Адольфо. Ты вступаешь в политическую партию. Я могу тебе гарантировать, что, когда наш человек победит, то самый «невинный» полицейский будет обвинен в жульничестве.

Мы с энтузиазмом пожали друг другу руки. Потом я вынул шприц с противоядием и сделал уколы его друзьям, не забыв предварительно спрятать подальше их пистолеты.

— Они придут в себя через пять минут, — сказал я, и мы заботливо уложили их на кушетку. Но Адольфо что-то мучило:

— Послушай, я подтасовал карты в той колоде так, чтоб было наверняка. Как же тебе удалось сжульничать?

— Есть один трюк, о котором вы и не подозреваете, — ответил я, не скрывая гордости. Какая радость — отшлепать профессионала! — Посмотри колоду, — небрежно сказал я.

Он взял колоду и раскидал карты по столу. Одного взгляда было достаточно:

— Все тузы здесь вместе с джокером… — Он взглянул на меня и зашелся в безудержном смехе: — Ты взял их из старой колоды!

— Разумеется, я вытащил их, когда мы взяли новую. Ты был так занят, мухлюя с этой колодой, что ничего не заметил.

— Ты и в самом деле отличный парень, Джейм. — Ах, что за слова! — Но твои руки были пусты, когда мы садились за стол. О, конечно, я понял, как ты это сделал. Медленно подвигая стул к столу, ты незаметно вытащил карты и спрятал их в рукаве.

Мы продолжили увлекательный разговор на профессиональные темы. Я показал ему, как передергивать, придерживать, пасовать и некоторые другие приемы, еще неизвестные на этой планете. К тому времени, когда Сантос, захрипев, пришел в себя, мы уже были закадычными друзьями. Сантос буркнул что-то, облизал губы, открыл глаза и заорал от ярости, увидев меня. Адольфо, выставив ногу, помешал ему броситься ко мне.

— Это наш друг, — сказал Адольфо, — позволь все объяснить.

Поскольку маленький человек был мозговым центром этой компании, они приняли меня сразу и безоговорочно. Для подкрепления дружбы я вручил каждому пачку денег.

— За наш договор, — сказал я. — Сейчас вы — представители партии. По окончании дела получите еще. Новый президент будет делать то, что я ему скажу, — и это было абсолютной правдой, потому что президентом собирался стать я. — Вы должны мне помочь восстановить контакт с моими людьми. Кто-нибудь из вас когда-нибудь работал с туристами в Пуэрто Азуле?.

— Это граничит с самоубийством, — задохнулся Адольфо, его друзья угрюмо кивнули. — Все деньги, которые нам перепадают, — от них. Ультимадос сразу казнят нас, если мы появимся там. Мы стараемся быть тише воды и ниже травы, работаем только в некоторых деревнях, примыкающих к большим городам, отстегиваем Дань полиции, чтобы в случае чего была защита. Это дает нам уверенность, что ультимадос не ведают о нашем существовании.

— Вы можете отправиться в Пуэрто Азул?

— Большой риск, но если это нужно для дела… Все наши документы в порядке.

— Прекрасно. У меня там есть связной, он сможет передать мое письмо маркизу де ла Роза, который придумает, как помочь.

— Вы знакомы с маркизом?! — спросила Рената сдавленным голосом. Даже жулики снимают шляпу перед аристократией.

— Знаком? Да мы с ним завтракали сегодня утром! Но только надо подумать, как передать письмо.

Я не знал, жив ли маркиз. Что с Джеймсом и Боливаром?..

Я зашагал по комнате, охваченный беспокойством. Я чувствовал себя предателем, оттого что был в относительной безопасности, а они?.. Я ничего не мог планировать, пока не узнаю, какая ситуация сложилась. Но как же мне связаться с замком?

Задайте правильный вопрос, и вы получите верный ответ.

— Адольфо, — я перестал бегать по комнате, — вы знаете, что происходит в окрестностях. Вы что-нибудь слышали о семафорной системе, которую применяет аристократия?

— Кто же этого не знает? Каждый раз, когда мы проезжаем мимо замка, нас приветствуют лесом взметнувшихся рук. Это значит, что им о нас просемафорили. Какая отсталость! Почему бы им не поставить телефоны…

— Что ты имеешь в виду, говоря, что каждый раз, когда вы проезжаете мимо замка? Они что, находятся по эту сторону барьера?

— Да замок Пенозо в двух километрах отсюда!

— А как туда попасть?

— Никаких проблем. Два стража у входа. Показать им удостоверение личности или что-нибудь в этом роде и все.

— Это мне не подходит. Но если бы я сумел передать письмо…

Я посмотрел на Ренату.

— Ваши документы в порядке?

Она кивнула:

— Замечательные бумаги. Мы заплатили полиции за них.

— Значит, вы повезете письмо. Теперь опишите мне, где находится замок, где полицейские, где ворота, чтобы я мог придумать, как попасть внутрь. — Я вытащил еще деньги из портфеля, и тем исчерпал все средства, выданные мне маркизом, и сразу забыл об этом. — Это покроет все расходы. Теперь слушаю вас.

Мой план был очень прост, что говорило о его высоком качестве, ведь все гениальное — просто. К рассвету были готовы детали. Еще одна бессонная ночь, это становилось для меня привычкой. Адольфо раскладывал пасьянс, Сантос спал на кушетке, Рената посапывала в спальне.

— Адольфо, — прервал я его занятие. — Когда открываются магазины в этом замечательном городе?

— Через два часа.

— Значит, к тому времени мы покончим с завтраком и обсудим все детали. Я позову горничную, а ты пока разбуди их.

Две чашки чая прогнали сонливость. Пока переписывал письмо маркиза, думал, что могу быть переписчиком-профессионалом. Тщательно вывел заглавные буквы, подделал подпись маркиза с виртуозной точностью, чем вызвал восхищенное бормотание Адольфо, запечатал письмо в конверт и передал его Ренате.

— Повторите, как вы будете действовать?

— Все будет в порядке. Я остановлюсь возле модисток и куплю кое-что. Возьму такси. Полицейским скажу, что привезла заказ. Копы пропускают меня. Передаю письмо герцогу. Потом выбираюсь оттуда, и вы увозите меня.

— Прекрасно. Подчеркните срочность. Если он не поймет, мне будет очень трудно…

Можно ли доверять мошенникам, даже хорошо подкупленным? Эти гнетущие мысли не покидали меня, особенно когда стрелка часов стала приближаться к двенадцати. Если все идет хорошо, мои новые союзники должны быть на своих местах. Я приклеил бороду и отправился к замку. Ребята явно ошиблись, говоря о двух километрах. Я шел и шел, полуденное солнце поджаривало меня, а площади, о которой они говорили, все не было. Поворот. Еще квартал. Вот и площадь!

Высокая стена, окружающая замок Пенозо, возносилась над площадью. Рядом примостилось небольшое кафе. Я вошел и уселся у окна… Стена глухая. Кое-где камни разрушило время, там вольно вился плющ. И не было ворот — только обитая железом дверь, к которой вели четыре ступени. Дались мне эти ворота! Копы стояли у входа. Они казались такими же замшелыми, как стена Из окна мне было видно, как подкатило такси, как выскочила из него Рената, роняя яркие пакеты, как поплыла к стражам. Они остановили ее и задали вопросы, потом пропустили. Пакет был у нее под мышкой. Железная дверь открылась со скрипом. Я ждал. Она вышла без пакета. Уселась в такси. Машина рванула с места. На соседней улице ее будут ждать Адольфо и Сантос. Я посмотрел на часы. Пора!

Взял портфель, бросил на стол монеты, встал и медленно пошел по улице.

Полицейские, казалось, приросли к ступеням, вцепившись в ружья. Казалось, только глаза были живыми на их застывших физиономиях. Тусклые, как пуговицы их мундиров, глаза лениво рассматривали прохожих. Роскошно одетая женщина, тряся кружевами и бантами, проплыла мимо них, и глаза их скучающе потянулись вслед. Больше ничего не произошло. Где же мое войско? Опаздывают, что ли? Я наклонился, чтобы завязать шнурки. Меня можно было заметить, потому что я торчал задницей вверх довольно долго. Наконец, я услышал рев двигателя. Полицейские оживились и стали вертеть головами, следя, как вниз по дороге несется на бешенной скорости машина, виляя во все стороны, пока не врезалась в бордюр. Из открытого окна вывалилась рука. Полицейские направились к потерпевшим аварию, а я тем временем проскочил четыре ступеньки и резко толкнул дверь. Она была заперта.

17

Паника, хлынувшая на меня, прочистила мозги. Как только адреналин попал в вены, усталость сняло как рукой. Что случилось? Проклятье! Дверь должна быть открытой, ведь они получили мое письмо. Я толкнул дверь снова с тем же результатом.

Глянув через плечо, увидел, что полицейские дошли до машины. Но как только они приблизились, заработал двигатель и машина, взревев, рванула вперед. Один из полицейских потряс в бессильной ярости кулаком, в то время, как другой, более интеллигентный, записал номер автомобиля. Совершенно бесполезно: машина украдена. Еще пара секунд, и полицейские повернутся и заметят меня. Еще один толчок, и меня накроют. Надо придумывать что-то! Проклиная все на свете, я еще раз толкнул плечом дверь, и она, наконец, распахнулась. Потеряв равновесие, я рухнул на пол, услыхав, как дверь закрывается за мной.

— Добро пожаловать в замок Пенозо, — произнес дрожащий голос. — Добро пожаловать.

Я встал и отряхнул колени. Передо мной стоял владелец голоса. Похожий на привидение мужчина, с седыми волосами, серой кожей и, под стать всему облику, в одежде такого же серого цвета. Я пожал трясущуюся руку. Кланяясь, я старался вспомнить, как величают герцогов — Ваша милость?.. Ваше высочество?.. Ваше герцогство?.. В голове у меня было пусто. Надо было выкручиваться.

— Какая доброта! Не знаю, как и благодарить вас! Я встретился со смертью, и вы меня спасли своевременными действиями.

— Все, что я сделал, — это открыл дверь, сэр Гектор, — сказал он, считая это пустяком. — Но, сэр, молю вас, выпейте глоток бренди. И расскажите мне все. Я получил только коротенькое, письмо от маркиза, который просит принять вас и приютить. Он пишет, что вы все объясните.

Я объяснил, периодически прикладываясь к чудесному бренди. Естественно, я намного упростил всю историю, но все равно глаза герцога широко раскрылись, он задрожал и задышал тяжело и часто, так, что я перепугался, как бы его не хватил удар. Но он справился с собой и к концу моего рассказа составил мне компанию по бренди.

— Ужасно! Ужасно! Запилота надо убрать раз и навсегда. Но как удалось моему четвертому кузену убежать?

Настал мой черед ломать голову, пока я не понял, что он имеет в виду маркиза, и я поразился его умению ориентироваться в генеалогических зарослях.

— Я тоже жажду узнать. Поэтому мне нужна ваша помощь. Если я напишу письмо, вы пошлете его семафором?

Я написал:

Я В БЕЗОПАСНОСТИ В ЗАМКЕ ПЕНОЗО. КАК СЕБЯ ЧУВСТВУЮТ МАРКИЗ, ДЖЕЙМС И БОЛИВАР?

СЭР ГЕКТОР ХАРАПО

Герцог кивнул и протянул листок бумаги слуге. Нам оставалось ждать. А пока я трудился над графином с бренди. Но вот прибыл ответ, я буквально вырвал листок из рук слуги, но заскрипел зубами: он был не расшифрован. Герцог крутил колесико и ворчал, разговаривая сам с собой, я нервно шагал, тоже бормоча себе под нос. Когда он наконец расшифровал, я бросился к нему и, пренебрегая этикетом, стал читать, заглядывая через его плечо. Читая, чувствовал, как исчезает напряжение.

МАРКИЗУ ОБЕСПЕЧЕН ХОРОШИЙ МЕДИЦИНСКИЙ УХОД. ОН ПОПРАВЛЯЕТСЯ, С БОЛИВАРОМ И ДЖЕЙМСОМ ВСЕ В ПОРЯДКЕ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИКАЗЫВАЙТЕ.

ЛЕДИ ХАРАПО

Все было замечательно! Итак, мальчики выполнили свою задачу и доставили де Торреса домой. Я не сомневался, что скоро маркиз совсем поправится, зная, что есть и доктор и наша волшебная машина. Теперь я мог себе позволить расслабиться. И я расслабился, выпив еще бренди.

— В самом деле, хорошие новости, — проскрипел герцог. — Что вы собираетесь делать дальше?

— Прежде всего соблюдать осторожность. Нам повезло выйти живыми из пасти льва. Не думаю, что повезет еще раз. Эту кампанию необходимо спланировать очень тщательно, ступень за ступенью, и провести как военную операцию. Как бы то ни было, но, если нам с маркизом придется появиться на людях, нас будут охранять как драгоценности короны.

— Да, как драгоценности короны. Какая трагедия! Я помню это будто вчера: Запил от только что занял место. Вчера? Это было добрых 175 лет назад! Не только Генерал-Президент принимал гериатрическое лечение. Он обещал, что правление будет подчиняться законам и мы, как дураки, поверили ему. «Я сохраню драгоценности короны», — сказал он. Больше мы их не видели. Наверное, продал ее, это такой тип…

Он бесцельно бродил по комнате, и я стал бродить тоже. Что делать дальше? Конечно же, выбираться из Приморозо. Но как? Голова моя была пуста, я зверски устал. Надеялся только на действие бренди, которое могло бы заменить недостаток вдохновения. Наверное, все-таки существовал особый закон судьбы для Крысы из нержавеющей стали и других негодяев. Потому что, пока мы разгуливали с герцогом и бормотали себе под нос, слегка опьяненные парами бренди, спасение приближалось. Оно дало о себе знать робким стуком в дверь. Ответа не было. Стук повторился.

— Кто там? — спросил герцог заплетающимся языком.

— Войдите, войдите.

Дверь дрогнула и отворилась. Вошел дряхлый дворецкий, годящийся герцогу в отцы:

— Я не по собственному желанию беспокою вас, Ваша светлость, — его голос чудесным образом вибрировал точно так же, как голос хозяина, — но сегодня среда.

— Чего это ты вдруг решил сообщать мне о днях недели? — спросил герцог, в недоумении вздернув подбородок.

— Прошу прощения, Ваша светлость. Вы же сами приказали напомнить вам в среду, за полчаса до их приезда.

— Дерьмо! — выругался его светлость, схватив в гневе нож со стола. — Они скоро будут здесь!

— Они, — я пожал плечами, чувствуя, что упустил что-то важное.

— Каждую среду. И никак нельзя избежать этого. Посещение дворянских владений! Приказ правительства! Толпы проклятых туристов, заполняющие эти благородные залы, в которых обитали поколения Пенозо…

Я понял и больше уже не слушал. Туристы!!! Здесь!!! Вся усталость и опьянение мгновенно испарились. Мне везло! Чертовски везло! Серебряный колокольчик лежал на столе, и я громко позвонил в него, привлекая внимание разглагольствующего герцога и возвращая к жизни дворецкого.

— Я так понял, что сюда прибудут иностранные туристы? Экскурсия по замку?

— Да, сэр Гектор. Какие настали ужасные времена, — вздохнул дворецкий.

— Безусловно. Сколько же их будет?

— Примерно 40–50 из Пуэрто Азула.

— Вторжение пролетариев, — подсказал герцог.

— Какие меры предосторожности вы принимаете, чтобы они не украли серебро и картины?

— Лакеи будут сопровождать их повсюду, не выпуская ни на минуту из поля зрения.

— Можно мне присоединиться к вашим слугам и осмотреть замок, не привлекая внимания полиции? — просил я, потирая руки.

— Разумеется, все дозволено будущему президенту Параизо-Акви, — усевшийся было герцог внезапно вскочил на ноги и прижал к груди руки, затем кивнул дворецкому, который проделал то же самое.

— Приветствуем следующего президента Параизо-Акви, — восторженно прокричали они, и я с достоинством поклонился. Эта маленькая церемония закончилась, было ясно, что они готовы все сделать для меня.

— Только один вопрос, — седые головы склонились. — Есть тайный выход из замка?

— Да, есть тайный ход. У всех замков в этой стране есть потайные ходы, — ответил герцог. — Наш ведет в здание через дорогу. Построен еще третьим герцогом. Может быть, в этом здании был публичный дом. — Герцог хитро улыбнулся, пытаясь, наверное, вспомнить, как выглядят девушки.

— Отлично. Я так и думал, что есть подземный ход.

Подземный ход — запасной вариант, на всякий случай.

В таких переделках я предпочитаю иметь в запасе несколько вариантов. И выбираю, конечно, самый легкий.

— Мне понадобится лакейская ливрея. Я буду сопровождать туристов и выберу одного, чтоб его заменить. Затем выйду вместе с толпой, среда них я буду в безопасности.

— Но ваша одежда… — запротестовал герцог.

— Я надену костюм туриста.

— А ваша борода?

— Придется ее сбрить.

Идея захватила герцога, и он кудахтал от удовольствия. — Какой вы умный, Гектор! Ребенком вы были таким тупицей, что я думал, вы никогда ничего не добьетесь. А тело туриста мы засунем в пустую бочку и закопаем в потайном ходу.

— Никаких тел! — твердо сказал я. — Если турист будет убит, то расследование, несомненно, установит, что он пропал здесь. Не должно быть и тени подозрений. Я сделаю укол, от которого он потеряет память. Когда его обнаружит полиция, он будет с удивлением озираться, от него будет нести рои ом, он просто забудет о событиях этого дня. Кроме того, вы набьете его карманы деньгами, чтобы не возникли подозрения, что его пытались ограбить. Над ним посмеются и отправят на курорт, этим все и закончится.

— Мне все-таки хотелось кого-нибудь убить, — закапризничал герцог.

— Позже. После выборов. Кстати, мне нужна ливрея.

Когда я во второй раз снимал бороду, она здорово поредела. Едва я успел напялить тесную ливрею, как туристы прибыли! Из окна замка было видно, как они горошинами катились по дорожке, что вела к главному входу… Вот они уже атакуют залы, даже сюда доносится шум — стрекочут, словно обезумевшие белки. Я представил, как они носятся по лестницам, стремятся проникнуть в каждую щель, все потрогать руками и сфотографировать. Но слуги были начеку. Я незаметно влился в их ряды, и мы стройной молчаливой колонной шествовали за назойливыми посетителями.

Гид что-то бормотал о прабабушках и прадедушках герцога, толпа рывками передвигалась от портрета к портрету. Туристы глазели на мазню, а я смотрел на них, выбирая свою жертву. Большинство держалось парами, они меня не интересовали. Встречались одинокие женщины, но и этих я пропускал, совершенно не готовый к смене пола. Наконец-то я увидел того, кто мне был нужен! Одинокий мужчина, примерно моего роста и размеров, в пурпурных шортах и вышитой золотом рубашке, хмурый, набычившийся. На шее фотокамера, в руках оранжевая сумка с надписью: Я НАПРАВЛЯЮСЬ В ПУЭРТО АЗУЛ, И У МЕНЯ НИЧЕГО НЕТ, КРОМЕ ЭТОГО ДЕШЕВОГО ПОРТФЕЛЯ! Он подходил и еще как! Когда он приблизился к стене, чтобы рассмотреть самую отвратительную картину, я легонько тронул его за плечо. Он резко развернулся, еще больше набычившись. Я шепнул ему в ухо:

— Пожалуйста, не говорите никому, но здесь для вас приготовлена бутылка рона: Подарок герцога. Одна на группу туристов. Сегодня выбрали вас. Пожалуйста, идите за мной.

Он и пошел. Стараясь, чтобы остальные не заметили его ухода. О, жадность, ты толкаешь на преступления и являешься причиной преступлений!

— Сюда, сэр.

Я открыл дверь, за ней стоял дворецкий, держа в руках полную бутылку рона. Турист взвизгнул от восторга. Я хлопнул его и закрыл дверь, когда он упал на ковер. Герцог выглядел очень счастливым.

Я смешался с толпой, не замеченный в суматохе. Туристы бросились к автобусу. Толстый полицейский пересчитал всех по головам, сделал отметку в своем блокноте и махнул рукой водителю. Двери автобуса закрылись, включился кондиционер вместе с легкой музыкой, и мы покатили по дороге.

Садящая рядом со мной женщина уставилась на меня с подозрением:

— Я что-то вас раньше не видела.

18

Неужели меня раскрыли? Если она сейчас плюхнется в обморок, это привлечет ко мне внимание. Что же мне делать? Пока все это крутилось в голове, я старался выиграть время.

— И я вас раньше не видел, — парировал я.

Она жеманно захихикала, и я понял, что это не подозрение, она просто кокетничает.

— Меня зовут Джоэлла, я приехала из Фигеронадона И…

Она не закончила предложения.

— Какое совпадение! Меня зовут Вербл, и я с Блоджета.

— О каком совпадении вы говорите?

— Обе планеты находятся в одной галактике.

Она счастливо улыбнулась, и я понял, что приобрел друга. Она была бы даже хорошенькой, если бы не лошадиные зубы и не голодный блеск одиночества в глазах. Капелька понимания с моей стороны, и весь длинный путь я только кивал и цокал языком, слушая ее бесконечный рассказ о жизни, нудной работе на заводе, где изготавливали роботов-уборщиков. К вечеру мы прибыли в Пуэрто Азул. И, поскольку я ничего не пил с тех пор, как покинул герцога, мне пришла в голову блестящая идея пригласить бедняжку Джоэллу в бар. Мы неплохо провели время, и затем я ускользнул из жизни Джоэллы, игнорируя ее дрожащую нижнюю губу, чтобы не осложнять положения. Забросил на плечо отвратительный оранжевый портфель, махнул ей рукой на прощание и растворился в надвигающихся сумерках. Мне предстояло покинуть этот город, и Джордж должен был знать как.

Но у Джорджа были неприятности. Я понял это, когда, подойдя к его дому, увидел черную машину. У дверей горел фонарь, и можно было рассмотреть человека, сидевшего за рулем. Он был в черных очках. Вполне возможно, что это просто обыкновенный турист. Может быть, Джордж пригласил к себе в гости знакомых? Только почему у меня на затылке зашевелились волосы? Меня никогда не обманывали предчувствия. Необходимо было принять меры предосторожности. Доставая из портфеля карту, я захватил вакуумный шприц. Подошел к машине и наклонился к открытому окну.

— Простите, приятель, я заблудился. Я слышал, тут есть где-то хорошая выпивка и чудные девочки…

Он пожал плечами.

— Не понимаешь ни слова, приятель. Тогда посмотри на карту.

Я развернул карту у него под носом, и он оттолкнул ее, потом бессильно затих, когда шприц попал куда надо. Я чуть повернул его голову набок на спинке сиденья, пусть кажется, что он отдыхает. С открытыми флангами я направился к зданию. И почти столкнулся с двумя ультимадос, которые вели избитого, окровавленного Джорджа. Я заступил им дорогу.

— Послушайте, но этот человек выглядит больным! — сказал я.

— Отойди в сторону, кретин, — просипел здоровяк, пытаясь меня оттолкнуть.

— Вы нападаете на беспомощного туриста! — закричал я, хлопая его по щеке и сразу отступая назад, потому что его тяжелое тело с глухим стуком упало на тротуар. Второй ультимадос пытался вынуть оружие, но Джордж всячески мешал, повиснув на его руке. Я справился и с ним. Игла попала прямо в нерв, пистолет выпал из его онемевших пальцев. Затем я отправил его на землю быстрым апперкотом.

— Я так рад видеть вас, — сказал Джордж, покачиваясь из стороны в сторону. Он вытер рукой окровавленный рот, с изумлением вынул зуб, уставился на него, потом отшвырнул, пнув валяющегося без сознания ультимадоса ногой.

— Давайте уберемся отсюда, — предложил я. — Возьмем машину.

— Куда мы направимся?

— Это скажете мне вы. — Я открыл заднюю дверцу полицейской машины и сбросил двух усыпленных копов на пол. — Садитесь же, — дернул я его за рукав, так как он беспомощно моргал и, похоже, был не в себе. Спихнул спящего водителя, закрыл за Джорджем дверь и включил двигатель. — Куда ехать?

С заднего сиденья не доносилось ни звука. Я обернулся и увидел, что Джордж без сознания. Они здорово над ним поработали.

— Все опять приходится взваливать на тебя, Джим. Опять, — сказал я сам себе, и это замечание мне не очень понравилось.

Крыса из нержавеющей стали в очередной раз оказалась в тупике. Опять надо было искать выход, но у меня совсем не было сил. Я так устал, что, наверное, не сумел бы ускользнуть от полиции на этот раз, встреться я с копами лицом к лицу. Не было смысла возвращаться в город с таким экипажем, поэтому я повернул к шоссе, что петляло вдоль берега, и порулил в темноте. У прибрежных кустов я остановился и вытащил ультимадос сначала из машины, потом вытряхнул их из одежды. Затолкал в колючие заросли и услыхал стоны Джорджа. Покопался в портфеле и достал аптечку, нашел шприц и сделал ему укол из стимулятора и болеутоляющего. Увидев результат, подумал, и сделал себе такой же.

— Вам лучше? — спросил я, когда он сел.

— О, да! Я должен поблагодарить вас за все.

— Можете ли вы подсказать, как нам выбраться отсюда? — Он, не ответив, огляделся.

— Где мы?

— Береговое шоссе. Несколько километров от Пуэрто Азула.

— Вы умеете управлять реактивным коптером?

— Могу чем угодно. Почему вы спрашиваете, вы что, припрятали один в кармане?

— Нет, но здесь неподалеку частный аэродром. Там коптеры всех видов. Конечно, он охраняется, есть система тревоги…

На миг у меня прервалось дыхание, скорей от волнения, чем от досады, что старому боевому коню снова придется лезть в заварушку. Усталость исчезла. Да, это был действительно очень хлопотный день! Джордж рвался мне помочь, но я проинструктировал его и оставил в машине, чтобы он мог в любой момент заехать на поле.

Я отрубил сигнализацию, перекусив проволоку, прополз, как змея, и спустя десять минут вернулся через открытые ворота.

— Все выглядит таким простым, когда вы делаете, — сказал Джордж с нескрываемым восхищением, когда мы въезжали на летное поле.

— Каждому — свое, — философски заметил я. — Мне кажется, я бы не сумел быть гидом. Все, теперь оставляем машину здесь в сторонке и берем спортивный коптер. Не надо ехать по телам. Вот так.

Пока он пристегивал ремни, я завел двигатель и включил навигационную цепь. Провел по карте курс.

— Мы летим на Приморозо, потом резко сворачиваем над барьером и летим в замок маркиза. Вы готовы?

Он кивнул, и мы поднялись в воздух. Это был очень легкий полет. На радаре ничего не появлялось, никаких помех, когда мы пролетали над барьером. Радио молчало, пока мы не прибыли в замок де ла Роза. Приземление я провел самым блестящим образом. На ярко освещенной полосе стояли три самых главных человека в галактике. Главных, разумеется, для меня. Я вылез из коптера и, помахав своим сыновьям, так жарко обнял их мать, что они в восторге зааплодировали.

— Мне так этого не хватало, — сказала Ангелина, отодвигая меня. — Они не ранили тебя, эти ублюдки? Если только посмели, я завалю эту планету трупами, и очень быстро.

— Успокойся, моя любовь! Я прорвался сквозь цепи противника, выиграл множество схваток, приобрел новых друзей и соратников, короче, был страшно занят. Как вы здесь?

— Все спокойно. Маркиз быстро поправляется, мы с мальчиками использовали любую возможность для разработки детального плана.

— Плана чего? — лекарство кончило действовать, усталость снова навалилась на меня, и я не сумел сдержать зевка.

— Проведения самых Мошеннических выборов в истории этой планеты. Это будет водопад незаконности, памятник софистике, какофония коррупции!

Джордж остолбенел от изумления, тогда как остальные приветствовали эту речь с восторгом.

19

Мы сидели на балконе, освещенные лучами славного утреннего солнышка, молчаливые слуги убирали остатки завтрака. Мы допивали кофе. Надо было приступать к дедам. Застрельщиком стала самая практичная — Ангелина.

— Пока тебя не было, я прошлась по библиотеке маркиза. Один из его родственников любил собирать университеты. Там собралось больше сотни.

Это было необычное хобби, его можно назвать эксцентричным. Хотя это очень просто делать, когда у вас есть деньги. Не потому, что университет сам по себе стоит дорого, а потому что они выдают по окончании прочный металлический диск, который надевается на руку. Он может стоить не дороже бутылки рона. Цена растет по мере удаления в галактику к планетам, отстоящим далеко от центра.

— Я просмотрела всю библиотеку и нашла каталог по незаконным выборам и нечистой политике. Пробежала список и пролистала книги на все эти отвратительные темы и уже нашла, как можно выпутаться, но не хватало деталей…

— Звучит как-то не очень убедительно.

— Действительно. И я так думала, пока не наткнулась на эту древность. Дело в том, что вместе с дисками предок маркиза приобретал и университетские издания. Фолиант истрепался и посерел от времени, само название университета было полустерто. Она такая старая, наверное, еще с Земли. В любом случае, я нашла книгу, которая может стать нашей библией. Я сняла с нее копию.

Она подняла тяжелую стопку листов и передала мне.

— «Как победить на выборах», — прочитал я. — «Как провести голосование на кладбище» Симуса О’Нила. Интересно, что значит это название?

— А ты бы прочитал. Это методика, которую мы непременно используем для себя. Там каждое имя на надгробном камне внесено в регистр для голосования. Я читал, и мой восторг рос с каждым предложением.

— Весело! — сказал я. — И невероятно просто. Автор — гений. Ты тоже гений, моя любимая, потому что откопала это. Мы не можем проиграть.

— И не проиграем. Мальчики уже начали подготовку, и мы проведем кампанию в течение недели. Преодолеем все трудности, и победа будет за нами. Наш самый большой актив — это Генерал-Президент Запил от собственной персоной.

— Не пытайся объяснить все. Я чуть-чуть заторможен сегодня.

— Мы пойдем по его пути, и он нам поможет. Поскольку он контролирует массы, то проводит кампанию чисто автоматически. У нас есть записи его речей на телевидении, льстивые статьи в газетах, и подавляющее большинство голосов, почти 90 процентов.

— А это нам поможет?

— Конечно, — терпеливо, сладким голосом объясняла она, укоризненно глядя на меня, как на слабоумного ребенка. — Мы захватим телевидение, напечатаем наши собственные газеты и журналы и в праведных целях сплутуем с кабинами и урнами для голосования.

Ладно, с этим нельзя было спорить. Я мог только кивнуть, соглашаясь, допить кофе, потом достать из портфеля свою легендарную бороду и снова приклеить ее. Попутно я листал книгу О’Нила. Был бы он жив сейчас, его смело можно было избрать галактическим президентом! если бы он не изобрел какой-нибудь новый титул.

Итак, я прицепил бороду и оделся в костюм Харапо и был вновь готов к сражению.

Кампания вот-вот должна была начаться. Все собрались и выражали легкое нетерпение.

— Я созвал вас на эту встречу, чтобы отдать распоряжения и привести дела в порядок, — провозгласил я. — Как кандидат в президенты от Дворянско-Крестьянско-Рабочей Партии я должен сделать несколько назначений. Боливар, ты будешь секретарем новой партии. Пожалуйста, веди заметки. Джеймс, ты — организатор встреч! Сейчас я тебе объясню, в чем будет заключаться твоя работа. Ангелина ди Гриз станет управляющей делами всей кампании, в ее обязанность войдет и право получения голосов женщин. Принимается? — Я сосчитал кивнувших и в свою очередь кивнул. — Хорошо. Значит, с назначениями покончено.

— Не совсем, — возразил де Торрес. — У меня еще есть предложения. Вы позволите?

— Разумеется, вы же кандидат в вице-президенты. Если я о чем-то забыл, пожалуйста, напомните.

Он хлопнул в ладоши, и дверь отворилась. Вошел какой-то невзрачный субъект и слегка поклонился нам.

— Это Эдвин Родригес, — представил де Торрес. — Он будет телохранителем президента, станет сопровождать вас повсюду. Мы не должны допустить повторения того, что случилось в Приморозо. Родригес будет охранять вас, защищать и убирать потенциальных убийц, в общем, следить, чтоб вы были в полной форме.

Я оглядел человека с ног до головы и старался при этом не улыбаться.

— Спасибо вам, маркиз. Но я думаю, что пока сам в состоянии позаботиться о себе. Опасаюсь, что этого молодого человека могут случайно ранить.

— Родригес, — сказал маркиз, — убийца возле окна.

В ушах у меня загремело от выстрелов, и я обнаружил себя лежащим на полу под столом, сверху меня прикрывал Родригес. В его руках был значительных размеров дымящийся револьвер. Лежа на моей спине, он продолжал целиться в окно, от которого почти ничего не осталось.

— Угроза устранена, — торжественно произнес де Торрес, и мне стало легче дышать, потому что Родригес убрался с моей спины. Я встал, отряхнул брюки и сел на стул. Маркиз с одобрением кивнул:

— Вот вам маленькая демонстрация. Родригес — мастер рукопашного боя. После того, как он на всепланетном чемпионате по военным искусствам победил в стрельбе из всех видов оружия, я пригласил его и никогда не пожалею о своем решении.

— Так же, как и я, — сказал я, с уважением глядя на застывшую фигуру моего нового защитника. — Я оценил вашу идею. И я уверен, что он может многое совершить, когда кампания начнется. Нам нужно выбить Запилота из равновесия и постараться удержать его в таком состоянии. Начнем мы с избирательного праздника.

— Что это такое? — спросил де Торрес.

— Это как бы религиозный митинг с речами, поцелуями, едой и питьем, которые полагаются потенциальным избирателям. Смесь карнавала, богослужения и подкупа. Мы будем давать обещания, нападать на существующий режим. Поглядим, насколько нас хватит.

Маркиз покачал головой:

— Это безрассудно! Там же непременно будут террористы, убийцы, пальба. Запилот просто не позволит нам устраивать никаких праздников. Я его знаю. Он способен даже сбросить тактическую бомбу на этот парад. Он захватит целый город, чтобы уничтожить соперников!

Я улыбнулся и кивнул:

— Вы наверное правы. Посему проведем этот парад не в Приморозо или Киудад Агуэлелла, или в любом другом крупном городе. Нет, этот грандиозный карнавал мы организуем в маленьком незаметном прибрежном городишке Пуэрто Азуле.

— Почему именно там? — удивился маркиз. Ангелина поняла все сразу и захлопала в ладоши.

— Там, потому что этот городишко забит туристами с других планет. Это и будет гарантией нашей безопасности, так как Запилот не может позволить погибнуть хоть одному туристу. Он также не допустит никаких беспорядков в их присутствии. Это отличное место для нашего карнавала. Мой муж определенно пользуется своим мыслительным аппаратом.

Я кивнул в благодарность за комплимент, а также за то, что она не употребила слова «иногда».

— Как нам туда добраться целыми и невредимыми? — спросил Джеймс. Это была действительно проблема.

— Хороший вопрос. Мы поедем или полетим?

— Более мудрым будет решение лететь, — ответил маркиз. — Поскольку барьер захвачен, то сейчас Запилот отдал приказ о наблюдении за дорогами. У нас не хватит сил прорваться. Кроме того, в его распоряжении нет достаточных военно-воздушных сил. Ему они никогда и не были нужны. Он контролирует воздушные перевозки, и ему подчиняются владельцы воздушных транспортных средств.

— Но вполне возможно, что он все же решится на атаку в воздухе. Плюс наземные полицейские средства.

— Мы постараемся принять все меры предосторожности. — Я посмотрел на Боливара. — Отметь, что нам нужно увеличить некоторые системы оружия и аппарат раннего предупреждения. Если они захотят позабавиться, мы сумеем их опередить.

— Будет сделано, пап, то есть я хотел сказать, Президент.

— Отлично. Осталось разобраться с округами для голосования…

— Ты никогда не занимался политикой, однако оперируешь терминами, как заправский политикан, — сказала Ангелина.

— Не отвлекай меня. Итак, где в этом городке нам лучше провести встречу?

— В Пуэрто Азуле есть большой стадион, — ответил де Торрес. — Там каждое воскресенье проходят бои быков.

— Бои быков? — с отвращением переспросил я, поскольку всей своей сущностью противился насилию.

— Да. Это интересное и захватывающее зрелище. На поле выпускают быков — это бойцы в боксерских перчатках…

— Звучит заманчиво. Надо как-нибудь сходить. Да, стадион нам подойдет. Но это должно храниться в строжайшей тайне до самого последнего момента. Есть какие-нибудь предложения?

— Пусть Джордж этим займется, — предложила Ангелина. — Он был гидом и должен знать, с кем там лучше войти в контакт. Мы поставим его имя во главе списка организаторов. А для привлечения любопытных дадим празднику какое-нибудь экзотическое название.

— Отлично. Итак, мы спикируем туда, поселимся в туристском отеле, расставим на улицах зазывал, будем раздавать бесплатные билеты для избирателей. Таким образом, начнем кампанию. Есть еще предложения? Нет? Тогда объявляю встречу оконченной и предлагаю пройти в сад и выпить перед обедом.

— Шампанского, — маркиз поражал своей щедростью. — За успешное проведение кампании. И чтоб отметить начало новой эры правления.

20

Наша маленькая армия прибыла на рассвете на четырех реактивных коптерах старой конструкции. Это были большие машины, они вместили все необходимое, вплоть до грузового автомобиля маркиза. Солнце ярко светило, и день был замечательным до того момента, пока мы не пересекли барьер и на наших радарных экранах не появились две точки.

— Они приближаются, пап, — сообщил Боливар, считывая информацию с компьютера. Он отвечал за систему детекции, а его брат — за нашу защиту. Я посмотрел на блестящие точки и включил радио.

— Это маркиз де ла Роза, вызывает самолеты, приближающиеся к нам. Пожалуйста, назовите себя.

Ответом была тишина. Точки быстро приближались.

— Взорвите их, пока они не подлетели слишком близко! — воскликнул маркиз, сжав кулаки. Я покачал головой.

— Они должны вначале напасть на нас. Камеры зафиксируют все это, мне нужны четкие записи о малейшем намеке на нападение и о том, что нас вынудили защищаться.

— Эти слова придется высекать на наших надгробных плитах. Они уже совсем близко.

— Они выпустили ракету! — произнес Джеймс, нажимая на кнопку. — Включен реактивный счетчик. Посмотрите туда, через две секунды вы увидите результаты.

В полной тишине взорвались белые облака и окутали нас.

— Атакующий самолет поворачивает прочь, — сказал Боливар. Все посмотрели на меня. Я не мог говорить. — Они бегут.

Маркиз не выдержал:

— Огонь! Взорвите их!

Палец Джеймса был нацелен на кнопку и медленно опускался. Я отвернулся и посмотрел в окно. Не хотел видеть огненные блики взрывов. Прислонился к Ангелине, она положила руку мне на плечо, понизив голос, сказала так, что только я мог слышать ее:

— Я понимаю и люблю тебя за это. Но и ты должен понять наши чувства. Они пытались нас убить. И попытаются еще раз, если их не остановить. Это только самозащита.

Я изо всех сил старался скрыть горечь:

— Понимаю это слишком хорошо. Но я не хотел, чтобы все шло так: с убийством…

— Будет окончено после выборов. Поэтому ты и собираешься стать президентом. Чтоб сменить человека, приказавшего провести эту акцию.

Не было смысла продолжать спор. Полагаю, мы оба были правы, но каждый со своей точки зрения. Надо было расплатиться с наемными убийцами, чтобы они больше не могли убивать. Ангелина права, это единственный путь покончить с насилием и выиграть выборы.

— Дай мне взглянуть на мою речь еще раз, — попросил я. — Я должен ее хорошенько запомнить. — Ангелина молча отвернулась, успев поцеловать меня в щеку.

Больше никаких сюрпризов не было. Скоро в поле зрения появился голубой океан, затем белые домики Пуэрто Азуло. Наш маленький флот покружил над полем, коптер, вооруженный детекторными приспособлениями, дал добро на посадку, и мы сели. Я указал на ряды розовых туристских машин, выстроившихся на краю поля:

— Все в порядке. Можно двигать вперед!

И мы двинули на грузовом автомобиле с открытой платформой. Это был лучший вагон-салон маркиза. Его покрасили в ярко-белый цвет и красными буквами написали на бортах с одной стороны: «ХАРАПО — ПРЕЗИДЕНТ» и с другой — «ТОЛЬКО ХАРАПО!» Когда машина двигалась, из громкоговорителей должна была нестись бравурная музыка. На платформе были установлены стулья. Там могли сидеть мы с маркизом, приветствуя толпу, от которой нас отделяла невидимая стена силового поля, способная отразить выстрел. Через несколько минут мы выгрузились, перенесли все в машины и наш маленький кортеж двинул вперед.

— Давайте все сделаем по правилам, — сказал я. — Давайте дадим им понять, что начинается новый день! — Поворот выключателя сменил президентское вещание, и далеко разнеслась наша вдохновляющая песня:

Я не считал это шедевром поэтического искусства, но не сомневался, что избиратели услышат шокирующие слова о Запилоте. Это привлечет внимание любого слушателя. Песня звучала, и мы съехали с загородного шоссе на дорогу, ведущую через предместья к центру. Вокруг было тихо, и только детишки сопровождали наш кортеж, привлеченные мешком с конфетами. На мешке было написано «ХАРАПО ОТЛИЧНЫЙ ПРЕЗИДЕНТ!» Когда ребятня съела все конфеты, то завопила, размахивая розданными флагами с такой же надписью, требуя еще сладостей. Как только мы выехали на главную улицу, начались неприятности. Большая черная полицейская машина преградила нам путь. В ней сидели свирепые шпики, наставив на нас стволы. Наша маленькая кавалькада остановилась. Боливар прошел вперед, широко улыбаясь, и столкнулся лицом к лицу с неулыбчивым офицером.

— Харапо — президент, голосуйте за Харапо, — сказал Боливар и протянул офицеру избирательный бюллетень. Тот разорвал его и выбросил.

— Пошел вон. Убирайтесь отсюда! Проезд запрещен.

— Бога ради, но почему? — спросил Боливар, раздавая бюллетени полицейским, которые комкали их и выкидывали. Следом за Боливаром направилась Ангелина, раздавая толпящимся детишкам конфеты и флаги.

— Демонстрации запрещены, — буркнул полицейский.

— Но мы же не демонстрация. Просто собрались друзья покататься…

— Если я говорю, что вы — демонстрация, значит вы — демонстрация. Даю вам десять секунд, чтобы вы развернулись и убрались отсюда или…

— Что «или»?

— Или я вас расстреляю, вот что!

Шепот разнесся по толпе, и через мгновение улицы были пусты. Словно пронесся смерч: валялись брошенные флаги, конфетные обертки, обрывки бюллетеней. Покинутая своей аудиторией Ангелина обошла полицейскую машину и протянула офицерам флаги.

— Вы собираетесь нас расстрелять без всякой на то причины? — спросил Боливар, поворачиваясь к нам в профиль, отлично зная, что всю сцену снимают. — Вы расстреляете беззащитных горожан, жителей вашей страны, вы, которые должны ратовать за закон? — он упал на спину, задыхаясь.

— Все, ваше время истекло. Ребята, приготовились.

Один-единственный полицейский поднял винтовку, потом опустил ее и присоединился к своим оцепеневшим товарищам. Потому что вместе с флагами Ангелина подсовывала им усыпляющие капсулы.

— Огонь! — приказал офицер, — но ничего не произошло. Он стал задыхаться, стараясь вырвать свой пистолет из кобуры. Пыхнула еще одна капсула, и он повалился, пополнив ряды уснувших.

И в ту же минуту восхищенный шепот раздался изо всех окон. Распахнулись двери, и снова появились дети, они вопили и размахивали руками, всячески выражая свою радость. На этот раз к ним присоединилось и несколько взрослых. Они робко улыбались, а мы тем временем метили печатью Харапо спины полицейских, вкладывали каждому в руку флаг Харапо. После всего этого счастливые добровольцы откатили в сторону полицейскую машину со спящими блюстителями закона, и наш парад продолжался. Были розданы тонны сладостей. Так и сыпались в протянутые ладони хрустящие прямоугольные избирательные деньги, которые можно было обменять на бутылку вина или отлично поджаренный тост. Все потихоньку складывалось. Но не следовало забывать о Запилоте, который, разумеется, старался нам помешать. Когда мы добрались до центра города, толпа выросла, крики стали громче. Мы с маркизом стояли на платформе, приветственно размахивая руками; как иерихонская труба звучал наш избирательный гимн. Родригес, не спускающий с меня глаз, шел за медленно движущимся автомобилем, он казался более угрюмым, чем обычно, потому что я попросил его оставить дома автоматический пистолет пятидесятого калибра. Предосторожность была очень мудрой — я не раз видел, как тянется его рука к кобуре, и он наверняка бы уже сделал не одну сотню выстрелов. Вдруг я услышал визг пуль и увидел, как они замедляют свой полет в защитном поле, со звоном падая на землю.

— Там в окне, на первом этаже! — прокричал Родригес, показывая рукой. Краем глаза я успел уловить движение в окне.

— Поймай его! — приказал я.

Родригес рассек толпу, подобно волнорезу, и пропал в здании. Я приказал остановить автомобиль, вышел и поймал застрявшие в силовом поле пули. Бросил их на пол. Потом коснулся микрофона:

— Вы это записали? — я посмотрел на Джеймса, который ехал в задней машине. Он поднял камеру, его голос прозвучал в моих наушниках:

— Конечно, пап!

— Хорошо. Продолжай снимать. Это попытка убийства, и наш замечательный страж отправился за стрелком. Сейчас они будут здесь.

Родригес выскочил из дверей с длинноствольной винтовкой в одной руке, другой он тащил потерявшего сознание мужчину. Толпа зашумела и придвинулась поближе, желая рассмотреть, что же произошло. Я включил микрофон на публику и заговорил, отвлекая их внимание:

— Дамы и господа, избиратели Пуэрто Азула! То, что я встретил вас здесь, для меня большая удача и удовольствие, и я искренне надеюсь, что мы встретимся еще раз сегодня вечером. Мы сможем поговорить, там будет еда, напитки, мороженое, и все бесплатно. Сотни призов, разумеется. Счастливчики принесут домой щитки и полный набор дротиков, но это не обычные дротики. Каждый направлен в цель, и этой целью является лицо, как вы думаете, чье оно? Вы правы, вы можете кидать дротики в ненавистное лицо старого диктатора, в Джулио, монстра Запилота!

Как вы можете себе представить, по толпе пронесся вздох. Некоторые подняли глаза к небу, ожидая, что разверзнутся небеса и покарают богохульника за такую крамолу. Вместо этого открылась дверца машины, и Родригес втолкнул убийцу, бросив на пол его оружие. Я кивнул, когда он перевернул лежащего без сознания мужчину и показал на его черные очки. Мой голос загремел:

— Вы, наверное, думаете, что я пьяный сумасшедший? Но я пришел сюда провести мирные выборы, и что я встретил? В меня стреляли, вот какая встреча! — я чуть убрал мощность, услышал вздохи, шепот в толпе и увеличил громкость:

— Я разгневан, вот что я хочу вам сказать. Я держу в руке пулю, одну из многих, которыми в меня стреляли. У меня в ногах валяется стрелок рядом со своей винтовкой. И вот что еще я скажу вам: хотя этот человек стрелял из здания, на нем черные очки…

Толпа взревела и стала напирать вперед, я просигналил, чтобы машины двинулись.

— Остановитесь! — приказал я, и люди подчинились. — Я вполне понимаю и разделяю ваши чувства. Сейчас на ваших глазах свершится справедливость. Я, чтоб предотвратить нападение на этого человека, отдам его в руки правосудия, вот и посмотрим, существует ли оно в вашем прекрасном городе.

Как только выбрались из тисков толпы, мы увеличили скорость и не останавливались до самого отеля. Основная причина, по которой мы выбрали именно этот отель — «Гран Параджеро» — подземный гараж. Наш маленький кортеж двинулся вниз, машина с детекторами объехала все вокруг, и мы убедились в полной безопасности. Я тем временем обшарил карманы стрелка и нашел там удостоверение личности. Он был так глуп, что, видимо, даже не подумал избавиться от документов. Я прочитал вслух.

— Тут говорится, что он является членом Федерального комитета по перестройке здоровья. Что, есть такой?

Маркиз мрачно кивнул:

— Вы можете и не знать, но это официальное наименование ультимадос, убийц!

— Этот, однако, не оправдал своего названия. — И, будто наперекор моим словам, ультимадос пришел в себя и достал из-за пояса нож. Я ударил его по голове, и он упал на спину. Я поднял его, обхватил и забросил за плечо. — Я понесу его, де Торрес, а вы захватите его винтовку. Журналисты ждут нас, и у нас есть что рассказать им.

Мы являли собой великолепное зрелище, когда вошли в большую круглую комнату, заполненную представителями прессы. Застрекотали камеры, засверкали фотовспышки, толпа журналистов жужжала, как потревоженный улей. Здесь были все — газеты, радио, ТВ. С этого момента и началась настоящая кампания. Я бросил на пол у своих ног тело ультимадос, повернулся к журналистам с поднятым над головой кулаком и посмотрел на всех самым грозным взглядом, какой только мог изобразить.

— Вы знаете, что у меня в руках? Пули. Пули, которые были выпущены в меня буквально несколько минут назад, — я выкинул эти кусочки металла в зал и показал пальцем на лежащую фигуру. — Этот человек стрелял в меня из винтовки, которой гневно потрясает маркиз де ла Роза. Маркиз в такой же ярости, как и я. Мы только начали эту мирную демократическую кампанию, как в меня начали пальбу. Это не простой убийца. У меня есть удостоверение его личности. Вы узнаете его? Он ультимадос, один из преступников, которых использует Запилот, гнусный диктатор. Теперь вы понимаете, что должны забаллотировать этого злодея Запилота и голосовать за меня! Потому что мое правление принесет мир и свободу на Параизо-Акви. Голосуйте за меня, и эта планета будет соответствовать своему названию. Голосуйте! Голосуйте! Голосуйте!

Итак, кампания началась. Когда выйдет очередной выпуск новостей, весь мир узнает, наконец, что происходит.

21

— Никакого упоминания, — кипела от злости Ангелина. — Ничего за весь вечер ни в газетах, ни по телевидению, ни единого слова по радио. Полная секретность.

— Разумеется, — ответил я, с печалью кивая и выковыривая остатки обеда из бороды. — Мы ничего другого и не ждали. Неужели ты думаешь, что пресса подвергнет себя риску? Конечно, предположения — это одно, а доказательство — совсем другое. Теперь мы получили доказательства. Посмотрим завтра, сможем ли мы внести свою лепту в развитие местного телевидения. Но сейчас, мне кажется, стоит подумать о празднике. Как идет подготовка?

— Стадион готов, он может вместить очень много людей, сейчас занимаемся горячими сэндвичами. Вокруг ограды установлены экраны и рупоры — это для тех, кто не попадет внутрь.

— В толпе есть туристы?

— Множество. Они, похоже, считают, что их ждет что-то забавное.

— Если бы их не было, ситуация могла бы стать не такой забавной. Запилот сейчас, наверное, в отчаянии. Сомневаюсь, что он рискнет что-то предпринять во время праздника, это коснулось бы туристов. Но потом…

— Ты будешь осторожным и внимательным, будешь рассчитывать каждый свой шаг.

— Моя любовь, я буду очень стараться. Мы готовы?

Мы были готовы, окруженные защитными экранами и другими мерами предосторожности. Тогда наша машина помчалась вперед и пристроилась между двумя туристскими автобусами. Пришельцы из других миров оставались нашим самым надежным прикрытием. До самого стадиона нас сопровождал эскорт розовых машин. У входа появилось что-то новое: плексигласовая палатка с раздраженно выглядывающими мужчинами. Волнующаяся толпа забрасывала их пустыми бутылками и черствыми сэндвичами.

— Что все это значит? — спросил я Джеймса, который вышел нас встретить.

— Да шайка полицейских расположилась возле входа. Они фотографировали каждого, кто хотел войти, это все вызвало подъем общественного интереса. Но, как вы можете себе представить, значительно снизило посещаемость. Мы с Боливаром предложили полицейским сдать камеры и пройти в палатку.

— Только не рассказывай, как именно вам удалось их уговорить, я — мирный человек. Это была единственная помеха?

— Единственная. Вы готовы к вашему грандиозному выходу, пап? То есть, я хотел сказать, Президент, сэр Харапо.

— Никогда не чувствовал себя настолько готовым. А вы, маркиз?

— Аналогично. Эта встреча войдет в историю. Вперед!

И я двинулся по проходу сквозь кричащую толпу, мне трясли руку, я тоже пожимал протянутые руки, улыбался в туристские камеры, посылал воздушные поцелуи детишкам, но не девушкам, потому что ощущал сверлящий стальной взгляд Ангелины. Потом я взобрался на платформу и подождал, пока стихнут крики. Потрясающе громко запели фанфары, забили барабаны, и маркиз выступил вперед.

— Я — маркиз де ла Роза, вы все знаете меня. Я испытываю чувство невероятной гордости оттого, что выдвинут-на пост вице-президента под руководством моего родственника, сэра Гектора Харапо, рыцаря ордена Пчелы, джентльмена, ботаника и отшельника. Который оставил свои лаборатории и сады и решился помочь нашей планете. Позвольте мне без дальнейших церемоний представить вам следующего президента Параизо-Акви… сэра Гектора!

Крики, свист, улюлюканье, ну, вы сами знаете, что последовало за этим. Я махал рукой до тех пор, пока не устал, потом подал знак, чтоб зазвучали фанфары, а тем временем незаметно нажал кнопку и послал инфразвук. Звук оказывал депрессивное воздействие на присутствующих. Толпа мгновенно притихла, я увидел слезы на глазах у многих. Надо запомнить и убавить мощность. Я заговорил в наступившей тишине.

— Мужчины и женщины, избиратели, пришельцы из других миров, я принес вам радостную весть, — я выключил депрессант и нажал кнопку стимулятора. Толпа начала радостно улыбаться еще до того, как услышала новость: — Через несколько недель начинаются выборы. Тогда у вас будет шанс проголосовать за меня, как за президента. А зачем вам нужно голосовать за меня, вы можете спросить? Хорошо, я вам назову только одну причину. Потому что я не Запилот, вот почему!

Это вызвало бурный восторг, и я воспользовался передышкой, чтобы сделать несколько приличных глотков разведенного водой джина. Потом продолжил свою речь:

— Голосуйте за меня, и этим вы покончите с коррупцией высших чиновников. Голосуйте за меня, и ультимадос будут работать инструкторами по плаванию на акульих фермах. Голосуйте за меня и увидите, как должно работать правительство, каким честным оно может быть. Обещаю в каждую кастрюлю мяса, вина в каждую рюмку, отмену всех налогов, шесть недель оплачиваемого отпуска, 36-часовую рабочую неделю, пенсии с полной оплатой, начиная с пятидесяти лет для каждого зарегистрированного члена Дворянско-Крестьянско-Рабочей Партии. А сейчас к вам подойдут люди в нашей форме и раздадут бланки заявлений о вступлении в партию. Да, еще обещаю бои быков каждое воскресенье, плюс некоторые вещи, о которых я подумаю позже…

Мои последние слова были заглушены громом аплодисментов и выкриками, стимулянт оказался не нужен. Если бы выборы проводились именно сейчас, не сомневаюсь, что я бы победил. Я сел, продолжая махать рукой, потом отхлебнул из стакана.

— Ты наобещал что-нибудь такое, что не сможешь выполнить? — спросила догадливая Ангелина, и я кивнул.

— Никто не верит предвыборным обещаниям, особенно те политики, которые их раздают. Цель этой встречи — вызвать восторг и энтузиазм.

— Ну что же, тебе это удалось.

— Вот и прекрасно. Еще несколько речей и все. Впереди у нас хлопотные ночи.

Хлопот действительно прибавилось. Праздник в конце концов закончился. Мы протолкались сквозь восторженную толпу к машинам. Возвращение было спокойным, без происшествий, и скоро мы прибыли в отель.

— Есть новости, мальчики? — спросил я, отцепляя надоевшую бороду и вырывая в спешке клоки волос.

— Да! — дуэтом ответили они.

— Тогда докладывайте, — я стянул с себя парадную одежду и надел свое обмундирование.

Боливар начал читать свои заметки.

— Все основные новости выпускаются Министерством информации и рассчитаны на разные слои населения. Цензоры контролируют каждую газету и все передачи радио и телевидения. Предварительно записанные программы новостей поступают на спутники для ретрансляции на радио и ТВ.

— Сколько спутников?

— Восемнадцать на геостационарной орбите. Они покрывают всю планету. Сигналы транслируются на персональные антенны-тарелки или на общие системы.

— Вот именно так я и думал, — ликовал я, застегивая мягкие ботинки. — Нам придется на время забыть газеты. Это будет слишком хлопотно — устраивать саботаж на каждой из них. В любом случае, я уверен, что радиовещание более популярно. И уязвимо. Нам нужен подробный план здания Радиовещательного Центра и график выхода в эфир, а также схема устройства студий.

Сначала мне протянул листок Боливар, за ним Джеймс. Это было чересчур. Я кашлянул, чтобы замаскировать всхлипывание, и надеялся, что они не заметили подозрительного блеска глаз старой Крысы из нержавеющей стали. Какие они прекрасные ребята, как умны и благоразумны! Когда все успели?

— Мы сравнили эти схемы, — сказал Боливар, накладывая листки один на другой.

— И, кажется, нашли слабое место, — закончил Джеймс и уверенно ткнул пальцем в свой чертеж. Я попытался вникнуть в детали.

— Вот они, микроволновые передатчики, посылающие сигналы вокруг планеты для ретрансляции на спутники.

— А вот два канала, выходящих из программной секции, радио — здесь, а ТВ — тут…

— Эти два кабеля проходят по электрической трубке, к которой можно проникнуть через дверь в подвале…

— Вот! — добавил я, тоже тыча пальцем, и мы все дружно улыбнулись и кивнули, как последние дураки. — Тут понадобится усовершенствованный прерыватель цепи, он должен быть маленьким, чтобы его не смогли обнаружить, а он мог бы прерывать их сигналы и включать наши, когда мы того захотим. Теперь подумаем, где бы нам найти такого рода приспособление?

Джеймс достал что-то из своего кармана, Боливар из своего.

— Мальчики, я ужасно горжусь вами, — сказал я совершенно искренне. Прерыватели были такими плоскими, маленькими штуками, которые помещались в ладони, с выключателем и мотком проволоки.

— Автономное питание, — похвастал Боливар. — Атомные батарейки. Может работать годами. Это — выход в эфир, этот конец впаивается во внутренние цепи. Вот, пожалуй, и все. Идет сигнал, отправленный техниками Запилота, здесь обрывается и поступает наш. Они будут думать, что посылают свои новости, а вместо этого будут передавать наши.

— Отлично, — сказал я. — Но годится только для одного раза. Достаточно нам единожды саботировать их систему радиовещания, они прекратят все передачи и начнут искать, пока не найдут. А нам нужно будет прервать их еще накануне выборов. И это будет значительно трудней — поставить эту штуку во второй раз.

Пока я говорил, Джеймс открыл коробочку и достал два подходящих по размерам предмета:

— Мы Думали, что тебе это придет в голову. Вот мы и сделали эти штуки. Это макеты, в них напихано цепей, проводов, мы их укрепим так, чтобы легко можно было обнаружить. У них только одно назначение: если их трогать или вертеть, они взрываются, внутри термитное устройство, которое включается при нагревании.

— Это должно сработать, собьет их со следа. Теперь давайте выберемся и проделаем всю работу, чтобы спокойно спать ночью.

— Пап, мы с Боливаром можем обо всем позаботиться сами. Ты, наверное, устал…

— Да! Заниматься политикой. Вам не удастся лишит;, меня шанса немного позабавиться, а?

— Они смогли бы, если бы я вмешалась раньше, — сказала Ангелина, молчавшая до сих пор. — Но я слишком хорошо тебя знаю. Так что убирайся со своими ненаглядными ребятками и ройся в сточных канавах, если это тебе так нравится. Только не заставляйте ждать вас.

Я поцеловал ее за то, что она меня понимает, и мы выскочили в ночь. Черным ходом спустились к машине. Мы припарковали ее на улице недалеко от Центра радиовещания и вошли внутрь, конечно, не через парадный вход, нам удалось проникнуть незамеченными через окна полуподвала. Теперь нужно было найти ту самую дверь.

Подвал был забит приборами. В это ночное время в здании находился только контролер, но мы о нем не беспокоились. Мы нашли эту чертову трубку. Приманку почти не прятали, а вот настоящий прерыватель поместили среди проводов, почти у пола.

— Отлично, — сказал я, отряхивая от пыли руки и восхищаясь результатами нашего труда. — Давайте вернемся, освежимся выпивкой и поглядим программу для замены, которую сейчас готовит наша мама.

Выбрались мы также незаметно, как и вошли. Наша машина стояла там, где мы ее оставили, вокруг не было никого.

Я открыл дверцу, и внутри зажегся свет. В нашей машине сидел мужчина, наставив на меня огромный пистолет и улыбаясь во весь рот.

— Значит, сейчас ты Гектор Харапо, а совсем не инопланетный турист, — констатировал капитан Оливейра. — Я предупреждал тебя при нашей последней встрече, чтобы ты никогда не возвращался сюда. Но ты был так легкомыслен и вернулся, вини самого себя за последствия.

22

Как только он сказал это, улицу залил ослепительный свет. Это был капкан, умело поставленный. На крышах зданий разместили прожекторы, дорогу перекрывали войска. Нам оставалось только сдаться.

— Пожалуйста, не стреляйте! — закричал я. — Мы сдаемся. Сдаемся. Это приказ. — Я повернулся к мальчикам и прокричал слова, которые не мог понять Оливейра.

Я надеялся, что мои ребята вспомнят этот чужой язык — и они вспомнили! И, хотя их руки были подняты вверх, так же, как и мои, дымовые шашки разлетелись туда, куда мне было нужно. Густые облака дыма полностью их скрыли. Я прыгнул в сторону как раз тогда, когда Оливейра начал стрелять. Пуля просвистела так близко, что на голове зашевелились волосы. Прежде чем он успел выстрелить еще раз, я бросил свою бомбу в машину, дополнив ее усыпляющей капсулой. Сосчитал до десяти и открыл дверцу. За этот короткий промежуток времени ситуация круто изменилась. Улица заполнилась клубами дыма, громкими приказами, шипеньем и свистом, ревом двигателей и хриплыми криками нападающих.

— Добавьте еще дыма и смешайте его с усыпляющим газом! — приказал я. — Я отвлеку их, а вы вдвоем попытайтесь прорваться.

Я залез в машину, оттолкнул обмякшего Оливейру и включил двигатель. Машина прыгнула вперед, дым рассеялся, исчез, сменившись смутным светом. И я увидел, что мчусь прямо на колонну солдат. Повернул руль, на предельной скорости объехал их буквально в сантиметре и врезался в бронированную машину. Последовал удар, и я пришел в себя, уткнувшись носом в ветровое стекло. Мой нос здорово пострадал, капли крови текли на рубашку. Голова болела почти так же, как нос, казалось, что она просто болтается на шее. Думать стало трудно, но у меня хватило ума сообразить, что много дыма и усыпляющего газа — это очень неплохо. Я швырнул бомбу из окна прямо в открытую дверь бронированной машины. Подбросил еще дымовых и усыпляющих гранат. И на мгновение задержал дыхание. Потому что из носа у меня потоком хлынула кровь и смыла носовые фильтры. Если бы я сейчас вдохнул воздух, я бы тоже уснул, как солдаты и полицейские. Но, в отличие от них, проснулся бы мертвым. В груди невыносимо жгло, и я пополз из машины на руках и коленках. Когда вставал, ткнулся опять носом во что-то твердое. Не дышать становилось все труднее, у меня помутнело в голове, я уже с трудом различал окружающие предметы. Что-то передо мной раскачивалось, я протянул руку и понял, что это дверь бронированной машины. Вот нужный мне транспорт, подумал я и с большим трудом забрался внутрь, спотыкаясь о тела, что во множестве валялись под ногами. Казалось, если не вдохну, я умру. Пальцами пробежался по панели и взялся за ручку. Она вибрировала, значит двигатель работал! Я очень надеялся, что усыпляющий газ выветрился с дымом. Не дышать у меня не получалось. Я больше не мог, я сдался, втянул в себя воздух, наполнив им легкие — ничего не произошло. Ничего плохого. Воздух показался мне безумно вкусным. Газ улетучился. Снаружи все шло неплохо, это я увидел, когда захлопывал дверь. Дым и всеобщее смятение, люди и машины! Эта бронированная черепаха надежно защищала меня. Я сбросил тело водителя, уселся на его место и взялся за руль. Мои дети были там, в дыму, а я ничем не мог им помочь. Я снова проверил приборную панель. Загорелась надпись «оружейная башня», это вселило в меня решительность. Я нажал на «пуск». Раздался страшный рев, машина содрогнулась, пустые гильзы попадали к моим ногам, я видел, как солдаты разбежались, ища укрытие. Отлично! Я дал задний ход. Экран заднего видения показывал улицу, невероятную в своем спокойствии. Было очень трудно ехать, потому что эту махину мотало из стороны в сторону. Я включил фары. На экране появились солдаты, выползающие из подвалов и закоулков. Я снова выстрелил. Потом проехал по перекрестку. Перед моим носом проскочили еще три бронированные машины. И я расхохотался: они врезались в ту, что пыталась меня преследовать.

Пока они там разбирались, я нажал на акселератор и рванул прочь из этого хаоса, который сам же и создал. Все это время я старался не думать о Боливаре и Джеймсе. Надеялся, что с ними все в порядке, должно было быть все в порядке. Я не слышал выстрелов из клубов дыма. Я заварил кашу, у ребят открывались сотни возможностей смыться. Сил им не занимать, смекалки тоже, они должны были выбраться из переделки. Но тогда почему я так дико волновался и покрывался липким потом? Потому что я все-таки был отцом, а не безжалостным межпланетным агентом. Они были моими сыновьями, и я втянул их в эту историю. Снова черная волна вины захлестнула меня, я почти утонул в ней. Медленно ехал я сквозь темноту по пустынным улицам, пока не смог взять себя в руки.

— Хватит об этом, ди Гриз. Ты достаточно настрадался, тебе не хватает только самобичевания, кончай это! — Я говорил сам с собой вслух, потому что так лучше слышал себя. И так я пытался заглушить внутренний голос. Я заставил себя выпрямиться. — Вот так-то лучше. Если ты будешь есть себя поедом — и не заметишь, как попадешь в еще большую заваруху и тогда не сможешь помочь ребятам. Сейчас твое задание — выбраться живым и спасти мальчиков. Вперед.

Притормаживая на слабо освещенных улицах, я наконец добрался до нашего отеля. Знал, что есть служебный вход, на мое счастье он был открыт, и я на служебном лифте поднялся к себе в номер. Ангелина сразу открыла мне дверь:

— Ты побывал в передряге. Ты ранен?

— Только синяк и ушиб. И…

Я даже не знал, как начать. Выражение моего лица сказало ей все.

— Мальчики? Что с ними?

— Я не знаю. Но уверен, что с ними все в порядке. Мы разошлись. Дай мне войти, и я тебе все расскажу.

И я рассказал. Медленно и аккуратно потягивая выдержанный рон. Она отстраненно и холодно слушала меня. Ни одного движения, ни слова, пока не закончил. Потом привычным жестом поправила волосы.

— Тонешь в чувстве вины? Она прет из каждой твоей поры.

— Да, я виноват! Моя ошибка. Я сделал это, втянул их…

— Заткнись! — предложила она, наклонилась ко мне и поцеловала в щеку. — Мы все взрослые люди, и мы пошли на это сознательно. Ты ведь не бросил их, ты подставил себя под пули, чтобы дать им шанс выбраться. Ты сделал все, что мог. Теперь нам остается только ждать. После того, как вытру твой разбитый нос. А потом я буду о тебе заботиться, пока в тебе не будет достаточного количества рона.

Я стонал и охал, пока она бинтовала мой злосчастный нос. Потом наступило ожидание. Ангелина, которая очень редко пила, только в исключительных случаях, выпила целый стакан рона. Мы не разговаривали. Мы вскидывались, когда на улице раздавался вой сирены. И старались, очень старались не смотреть на часы. Я опустошил свой стакан и встал, чтобы налить еще.

— Ты больше не хочешь?..

Пронзительный звонок телефона прервал меня. Ангелина уже отвечала, пока я только развернулся. Я мог слышать весь разговор, потому что она переключила на комнату.

— Джеймс говорит, — прозвучал родной голос, и волна облегчения хлынула на меня. — Нет проблем. Поменялся одеждой с солдатом. Но я не могу вернуться в отель в таком виде.

— Мы подберем тебя, — ответила Ангелина. — Что с Боливаром?

Он ответил не сразу, и ко мне вернулось напряжение. Усиленное в сто раз.

— Я думаю, они взяли его. Я оставался там, пока дым не рассеялся. Он не звонил?

— Нет. Я бы тебе сказала.

— Я знаю. Прости…

— Не стоит. Ты сделал все, что мог. Теперь подумаем, как тебе вернуться в отель. Потом мы вместе будем ждать известий от Боливара. Они не тронут его. Я уверена, что с ним все в порядке.

Ее голос был спокойным, она хорошо владела собой. Да, потому что когда я заглянул ей в глаза, я увидел, что душа ее стонет и кричит.

23

Я закрыл бутылку с роном и отставил ее в сторону. Сейчас голова должна быть ясной и холодной. Но все-таки открыл бутылку вина, чтобы запить жареные бобы с сосисками. Я знал, что бобы очень полезны для мозгов. Ангелина пошла за Джеймсом, а я уставился на телефон. И заставлял себя думать, думать, думать. К тому времени, когда они вернулись, я перебрал все комбинации и пришел к неутешительным выводам.

— Звонков не было, — сказал я им, как только они вошли.

— Есть какая-нибудь еда? Я проголодался, — ответил Джеймс, наливая себе стаканчик вина. Я в который раз поблагодарил бога за то, что близнецы унаследовали от матери ее нетерпимость к алкоголю, а не мои пристрастия.

— Я кое-что придумал, — сообщил я. — Это гарантирует возвращение Боливара.

Ангелина кивнула:

— Мы нападем на центральную тюрьму, расстреляем каждого, кого встретим, а потом найдем Боливара.

— Нет. Этого они как раз и ждут от нас. Кто-то во вражеской команде опережает нас на ход. Мы попали в капкан, потому что не позаботились о безопасности, расслабились. Нам нужно было опередить их, а мы думали, что они позади, мы их недооценили. Медовый месяц кончился. Нам нужно переплюнуть их и сделать то, чего они от нас не ждут.

— Что же это? — спросила Ангелина.

— Ударить там, где они и не подозревают. Взять пленника, которого они обменяют на Боливара.

— Кого?

— Запилота, собственной персоной. И больше никого.

Джеймс был так удивлен, что даже перестал есть. Ангелина больше владела собой.

— Дорогой, не попытаешься ли ты объяснить мне ход твоих мыслей, черт побери!

— Буду только счастлив. У кого-то из них очень неплохо варят мозги. Скорей всего это полковник Оливейра. Я понял это. После того, как он встретил нас в машине. Пока мы не найдем кого-нибудь более подходящего, мы должны считать его врагом номер один. Он пристально следил за ходом нашей операции и пытался поставить себя на наше место. Он понимал, что мы рассчитываем на общественность и должны будем провести кампанию так, чтобы набрать побольше голосов. Ничего не вышло из нашей пресс-конференции, и, следуя логике, мы должны были предпринять шаги по захвату Радиовещательного Центра. И он приготовил нам ловушку и преуспел в этом, взял в плен Боливара. И если он до сих пор не ошибался, то можно предположить, что не ошибется и на этот раз, и будет ждать нас, если мы нападем на тюрьму. Скорей всего, это будет очередной капкан, из которого мы просто не выберемся. А Боливара нет, я уверен, в этой тюрьме. Нам нечего туда соваться. И мы должны поменять правила игры. Взять Запилота в заложники. Тогда они будут вынуждены выпустить Боливара, и счет станет ничейным.

— Ты зашел слишком далеко, — сказала Ангелина. — А ты подумал, как ты захватишь Запилота?

— Да. Я только должен поспать пару часов, чтобы утром быть свеженьким. Потом я все подготовлю, полечу в столицу и посмотрю на Генерал-Президента.

— Ты сошел с ума, — ровным голосом сказала Ангелина. — Я не могу тебе позволить делать глупости. — Она повернулась и ткнула пистолетом мне в бок. — Этот удар в нос, наверное, зацепил и твои мозги. Иди поспи, а мы пока с Джеймсом разработаем другой план, который будет не так сильно смахивать на самоубийство.

— Ты собираешься застрелить меня, чтобы спасти мне жизнь? Почему бы просто не послать все к чертям? Должен отметить, что женская логика все время ставит меня в тупик. Опусти свою пушку и расслабься. То, что я предлагаю — не самоубийство. Я все хорошо продумал. Некоторые детали не совсем ясны, но я посплю, и все утрясется.

Так и было. Я проснулся на рассвете с готовым планом операции, который четко отпечатался в моем мозгу. Не могло быть и речи о неудаче!

В превосходном настроении я принял душ, поел, полетел в Приморозо и сел на площади Свободы. Веселость исчезла, когда меня остановил полицейский. Было поздно поворачивать назад, так что приходилось продолжать — с юмором или без него.

— Где ваш пропуск? — грозно окликнул меня страж.

— Пропуск? Мне не нужен пропуск, ты, тупоголовая деревенщина. Я здесь, чтобы встретиться с Генерал-Президентом по специальному заданию полковника Оливейры.

— Простите. Полковник не оставлял приказов, когда входил…

— Оливейра сейчас здесь? Все лучше и лучше. Свяжись с ним по фону. И быстро — если тебе дорога твоя жизнь.

Его трясло, когда он набирал номер. Экран засветился, и я увидел холодную улыбку Оливейры. Я оттолкнул охранника и наклонился ближе к фону.

— Оливейра, я у главного входа. Вы не хотите меня видеть?

Улыбка исчезла. Сейчас у него был потрясающий вид, жаль, что у меня не было камеры. Он, несомненно, предусмотрел многие наши ходы, но этот явился для него полной неожиданностью. Наконец, он взял себя в руки, зрачки вернулись на место, кровь прилила к щекам, и он зашипел в фон:

— Задержите этого человека…

Я выключил связь и сел в кресло охранника.

— Ты видел, как он обрадовался? — Я взял сигару, закурил ее и только успел выпустить первое колечко, как примчался Оливейра со взводом солдат.

— Ты взял моего человека ночью, — я пускал дым ему в лицо. — Я пришел отдать приказ о его освобождении.

Вы можете себе представить, что он воспринял мои слова совсем не по-доброму. Я не сопротивлялся, когда солдаты схватили меня и поволокли в глубину здания. Оливейра лично присутствовал при всех процедурах, смотрел, как меня раздевают, обыскивают, просвечивают рентгеновскими лучами, сканируют тело и дают слабительное. Он чувствовал, что здесь что-то не так, что я не совсем сошел с ума, чтобы прийти и сдаться, но он никак не мог понять, в чем дело. Процедуру обыска и всего прочего повторили. Разумеется, они ничего не нашли. Когда все было закончено, мне выдали рваные башмаки и робу заключенного. И тяжелыми цепями обвили мои лодыжки и запястья. Только потом меня провели в комнату для допросов и толкнули в жесткое кресло. Оливейра встал надо мной, похлопывая увесистой дубинкой по своей ладони:

— Кто ты такой?

— Я генерал ди Гриз, из Парамилитаристской организации политического расследования. Можешь называть меня «сэр».

Он сильно и с удовольствием ударил меня дубинкой по хребту. Но я ничего не заметил. Он, бедняга, не знал, что прежде, чем отправиться сюда, я накачал себя неокаином, новым сильным обезболивателем. Конечно, когда закончится его действие, я буду чувствовать себя отвратительно, но сейчас я был непрошибаем.

— Не ври и брось свои дурацкие шуточки. Кто ты такой? Говори только правду.

— Я же тебе сказал. Я назвал мое имя и организацию. Мы сделали целью своей жизни устранение несправедливости на отдаленных планетах, помощь честным политикам, таким как Харапо, наказание преступников типа Запилота.

Он принялся нещадно колотить меня, а я спокойно сидел и наблюдал за ним.

— Тебе что, это доставляет удовольствие? — спросил я, когда мне надоело.. — Тогда ты очень болен.

Он поднял дубинку повыше и отбросил ее. Какая польза махать ею, когда жертва даже не замечает этого? Я с одобрением кивнул.

— Теперь, когда ты одумался; мы можем спокойно поговорить, как взрослые люди. Моя организация помогает Харапо, как я уже говорил тебе. Прошлой ночью вам удалось захватить одного из моих ребят. Так не пойдет. Я требую его немедленного освобождения.

— Никогда! Теперь вы оба в наших руках, а вы вдвоем лучше мертвые, чем живые…

— Угрозы? Ты и вправду тупица. — Я встал очень медленно, мешали тяжеленные цепи. — Я бы мог сейчас огреть тебя по голове. Но мне некогда. Мне нужно видеть Запилота..

— Я прибью тебя, — заревел он, схватив дубинку с пола и вздымая ее надо мной.

— Если ты это сделаешь, Запилот расстреляет тебя на месте. Моя организация продолжит свою работу и без меня, а он проиграет выборы. Из-за твоей тупости. Ты этого хочешь?

Он застыл с поднятой дубинкой, дрожа, как в лихорадке, страстно желая вышибить мне мозги, но опасаясь наказания. Наконец здравый смысл победил. Я с одобрением кивнул.

— Вот так-то лучше. Мы сейчас пойдем к Генерал-Президенту, я хочу предложить ему компромисс, который, как я уверен, устроит его.

— О чем ты говоришь?

— Ты узнаешь, если он разрешит тебе присутствовать во время нашей дискуссии. Сообщи ему.

Оливейра застыл перед дилеммой, а я балдел от, его вида. Он очень хотел меня убить, хотя бы всласть поиздеваться, но не мог так рисковать. То, что я говорил о Запилоте, казалось ему правдой. В конце концов он в это поверил, и пулей вылетел из комнаты. Я откинулся в кресле, мрачно рассматривая синяки и кровоподтеки, начинающие появляться на моем теле, и старался не думать, как буду себя чувствовать, когда закончится действие неокаина. На моей груди справа я нащупал подозрительную вмятину, похоже, ребра были сломаны. Я думал об Оливейре, о том, почему его нет так долго, что с ним могло случиться, но тут появился он, окруженный солдатами. Меня выдернули из кресла и поставили на ноги. Солдаты образовали вокруг крепкую стену, и мы промаршировали вниз, к холлу, потом вверх по лестнице и наконец остановились перед массивными дверями с охранниками по обе стороны. Мы приблизились к святая святых. Двери широко раскрылись, мои телохранители втолкнули меня вперед, так плотно окружая, что я мог бы возлежать на них. Генерал-Президент сидел на стуле, обвисший, словно отвратительная жаба, положив бородавчатые руки на стол.

— Расскажи мне, кто это, — сказал Запилот.

Оливейра ответил:

— Он представляет Парамилитаристскую организацию политического расследования…

— Я прикажу тебя расстрелять, если ты будешь так плохо шутить!

— Нет, поверьте, это правда, ваше величество! — мне было приятно видеть, как полковник трясется и обливается потом. — Это должно быть правда, что он сказал. Эта организация действительно может существовать. Несомненно, что он агент с другой планеты. Он прилетел сюда несколько месяцев назад как турист, чтобы вступить в контакт с предательской организацией в Пуэрто Азуле. Я тогда депортировал его, чтобы он не причинил еще больше неприятностей. Но он вернулся нелегально и занял высокий пост в организации Харапо и причиняет нам… маленькие гм… неприятности…

— Я убью Харапо. Вырву ему все внутренности.

— Да, да, всех предателей, каждого из них, все внутренности! — поддержал Оливейра. — Кишки наружу…

— Закрой рот, Оливейра, или ты станешь первым. — Оливейра со странным скрипучим звуком захлопнул свой рот. Я подумал: не сломал ли он себе зубы. Запилот уставился на меня, его выпученные красные глаза буравили во мне дырки. — Так значит, ты работаешь на Харапо. Ты причина всех моих неприятностей. Ладно, прежде чем я тебя убью, расскажи мне, зачем ты пришел сюда.

— Подписать соглашение с вами…

— Я не вступаю в сделки с предателями. Увести его и расстрелять.

Солдаты сомкнулись вокруг меня. Все шло пока, как я запланировал:

— Подождите! — закричал я. — Выслушайте меня сначала. Разве бы я пришел сюда один, безоружный, без всякой на то причины? Это же просто самоубийство. Я пришел сюда, чтобы рассказать вам… — Что? У меня в голове не было ни одной подходящей идеи. Но он Слушал. То, что я ему скажу, должно быть очень важным. Чем можно заинтересовать его? О чем больше всего волнуются диктаторы-параноики? Паранойя! — Я пришел сказать вам, что рядом с вами предатель. Плетет заговоры против вас.

— Кто?

Я целиком завладел его вниманием. Он вскочил на ноги, наклонясь над столом.

— Ммрмымртабл, — пробормотал я.

— Что?

— Могу я назвать его имя вслух, здесь? Нас столько людей слушают.

— Говори! Кто это? Скажи мне! — он зарычал, обходя стол.

— Я скажу вам, — сказал я, сгибая колени и напрягая все мышцы. — Кое-кто, кто находится рядом с вами, кто хочет убить вас…

Я не договорил и бросился вперед, растолкав стражников. Сгибаясь под тяжестью цепей, протягивая вперед, руки, я едва смог коснуться его лица, оцарапав ногтем щеку.

На меня обрушился град ударов, я свалился, и солдаты продолжали меня избивать. Я только боялся, что Оливейра не сможет их вовремя остановить, но он успел. Солдаты подняли меня на ноги и крепко держали. Я едва мог дышать. Оливейра вынул пистолет и приставил дуло к моему виску.

— Говори, — скомандовал он. — Тебе осталась секунда, а потом я размажу твои мозги по стене. Кто хочет убить Генерал-Президента?

— Я, — мне было трудно говорить, кажется, ранили в горло. — Я хотел убить его, и я это сделал. Вы видите эту царапину у него на щеке, капли крови?

Запилот поднял руку и притронулся к щеке, потом с испугом посмотрел на красное, стекающее по пальцу.

— Вы обыскивали меня, — закричал я. — Но вы не нашли оружия. Вот оно, этот ноготь. Покрытый вирусом, убивающим в течение четырех часов. Я заразил Запилота, и он умрет за это время. Ты труп, старец, ты теперь труп. Труп!

24

Как вы понимаете, это повергло всех в ужас. Особенно Запилота. Его пергаментная кожа стала совсем белой, он откинулся назад и закрыл лицо руками. Могло показаться, что ему вроде было бы достаточно — прожить более двух веков. Нет, ему было мало! Наверное, жить вошло у него в привычку. Я резко заговорил, слишком хорошо ощущая холодок пистолета у виска.

— Вы мертвы, Запилот, но вас может спасти противоядие, полученное вовремя. Уберите этого придурка с пистолетом.

Запилот вскочил, кинулся к Оливейре и схватил его за ухо, выкручивая изо всех сил. Полковник пронзительно завизжал, уронил пистолет и схватился рукой за окровавленное ухо. Запилот плечом отпихнул его и встал передо мной.

— Поставьте его на колени, — приказал Запилот, и солдаты ударили меня по ногам, заставив опуститься на пол. Он стоял передо мной, обдавая меня тяжелым чесночным духом:

— Где противоядие? — спросил он, усиливая аромат.

— Только мне известно, где оно. Если вам удастся сделать укол в течение трех часов, вы будете живы. Сейчас вирус распространяется по кровеносной системе. Этот вирус неизвестен на вашей планете. Ваши доктора не сумеют вам помочь. Скоро вы почувствуете первые симптомы. У вас подымется температура и будет подыматься, пока жар не сожжет ваш мозг. Сейчас у вас покалывает кончики пальцев. Скоро их парализует, и паралич охватит все ваше тело…

Он издал вопль. Закрыл лицо трясущимися руками, потом отнял их и с ужасом смотрел на мокрые от пота, дрожащие пальцы. Вновь пронзительно закричал и стал падать. Два солдата подхватили его под руки и почти потащили к креслу.

— Скажи им, чтоб они меня отпустили, — приказал я. — Пусть снимут с меня цепи и уйдут отсюда. А этот тип, Оливейра, пусть останется выполнять ваши команды. Отдайте приказы.

Голос Запилота дрожал, когда он заговорил. Цепи сняли, и я упал на спинку стула. Оливейра стоял оцепенелый, держась за разорванное ухо.

— Вот тебе инструкции, Оливейра. Ты подойдешь к телефону и отдашь приказ, чтобы отпустили пленника, которого вы схватили прошлой ночью. Проследи, чтобы с ним ничего не случилось. Пусть его отвезут в номер Харапо в отель Гран Параджеро в Пуэрто Азуле. Когда он будет в безопасности, сообщишь ему номер этого телефона, пусть он позвонит. Как только он сюда дозвонится и его состояние меня устроит, мы обсудим вопрос о противоядии. Чем дольше вы будете тянуть…

— Сделай это! — заорал Запил от. Потом повернулся ко мне, а Оливейра лихорадочно набирал номер телефона. — Противоядие, где оно? Я весь горю.

— Вы не умрёте в течение трех часов, по меньшей мере. Просто вам будет очень плохо. Противоядие поблизости. Его вам введут, как только прозвучит телефонный звонок. И вы меня целым и невредимым отпустите.

— Кто вы?

— Ваша судьба. Ваша Немезида. Сила, скидывающая вас с высот. Теперь пусть принесут мою одежду, чтобы я не терял ваше драгоценное время. Поглядите, Оливейра уже поговорил. Прикажите ему заняться этим вопросом.

— Как я могу вам верить, что вы выполните обещание и пошлете сюда противоядие?

— Не можете. Но у вас нет выбора, разве не так? Теперь отдайте приказ.

Вся операция заняла около двух часов. За два часа Запилот почти впал в коматозное состояние из-за повышающейся температуры. Два доктора сбивали его температуру антипиретиками. Но не в их силах было остановить прогрессирующий паралич. Чувствительность его рук и ног почти исчезла. Он слабо стонал, и тут зазвонил телефон, и я взял трубку.

— Говорит ди Гриз.

— С тобой все в порядке? — спросила Ангелина.

— Я в форме. Как Боливар?

— Он тут рядом. Ест. Теперь немедленно убирайся оттуда!

— Уже.

Я бросил трубку и прошел через двери не оглянувшись. Они выполнили мои условия: внизу стояла машина с шофером, мотор работал, дверь была открыта. Как только я сел, машина рванула в сторону аэропорта. Там стоял мой реактивный коптер, заправленный и готовый. Я поднялся в воздух и сделал круг, и на севере я увидел военный коптер с Джеймсом. Он покачал крыльями в знак приветствия, в наушниках раздался его голос:

— Ты сделал это, пап! В небе никого — все чисто, если что-нибудь появится, разнесем на куски.

— Хорошо. Передай Запилоту имя и адрес доктора в Приморозо и давай поспешим домой. Это был очень длинный день.

Услуги доктора были оплачены большой суммой денег. Доктор должен был ждать, чтобы за ним пришли и привели к человеку, которому нужно было сделать укол. Я знал, что его тепло примут.

Мы без приключений долетели своим маленьким воздушным флотом до замка де ла Роза. Все наши покинули Пуэрто Азул, как только вернулся Боливар. Никто не хотел липших забот после того, как Запилоту сделают укол и он выздоровеет. Мы приземлились. Я выключил двигатель и с трудом выкарабкался из коптера, у меня все начинало болеть. Боливар стоял рядом, и я увидел его, как только вы-, брался. Лицо его было в синяках, и я заметил бинты под рубашкой. Он поймал мой взгляд и улыбнулся.

— Это не так страшно. Они слегка размяли мне кости, когда поймали. Ты выглядишь гораздо хуже.

— Я и чувствую себя гораздо хуже, мне срочно нужен обезболивающий укол. Достань аптечку.

— У меня все с собой. Мама рассказала мне о твоем плане, и что ты совершил. — Он прятал лицо, пока делал укол. — Я очень признателен тебе, пап, — я даже не знаю, как это высказать…

— Ну и не надо. Ты бы сделал то же самое для меня. Теперь отведи меня к креслу и дай выпить что-нибудь покрепче, топи я смогу вам поведать свою историю путешествия в пасть льва. Ой, только не за ребра! — завопил я, когда подскочила Ангелина и сжала меня в жарких объятиях. — Давай чуть повременим с этим, пока доктор не соберет меня. Моим ребрам пришлось столько вынести.

Маркизу доложили о моем прибытии, и он был следующим, ринувшимся ко мне с распростертыми объятиями. Джеймс едва успел остановить его, чтобы он не проткнул мои легкие осколками костей.

— Давайте продолжим встречу во дворце, — попросил я.

— Шампанского! — закричал де Торрес. Казалось, он сам вот-вот побежит за ним. — Лучшего! О переломных часах этого дня будут рассказывать очень долго, веками! — И хотя он запутался в синтаксисе, эмоционально это было понятно. Мы сели в глубокие кресла и подняли бокалы. Это в самом деле было лучшее шампанское из его запасов, это я понял, когда счастье и тепло окутали меня. Я все-таки допил бокал, прежде чем приступил к рассказу о визите в Президио, но слуга был тут как тут и снова его наполнил. Оставив в стороне кровавые моменты и горечь неудач, я рассказал им восхитительную историю, очень далекую от истины, собственно, истории всегда рассказывают так.

— …после того, как телефон зазвонил, я сразу вышел оттуда и сел в машину. А дальше вам все известно.

— Невероятно! — задохнулся Торрес. — Какой немыслимой храбростью надо обладать, чтобы ринуться в пасть к убийцам!

— Вы бы сами сделали то же самое для своего сына, разве не так? — спросил я.

Он кивнул:

— Разумеется. Только я не сделал, а вы сделали. И какое же мужество нужно, чтобы носить смерть под ногтями. Это, наверное, очень опасно — путешествовать по галактикам, разнося смертельный вирус…

Он замолчал и огляделся вокруг, глядя на нас, как на безумцев, а мои близкие дружно расхохотались. Ангелина коснулась его руки:

— Не подумайте, что мы смеемся над вами, маркиз, это над Запилотом. Самое интересное в этой затее то, что Джим никогда и никого не собирался убивать. Он постарался бы обойтись и без такого эксперимента, если бы Запилот был человеком, а не скотиной, но даже его он не собирался убивать.

Маркиз смущенно улыбнулся.

— Я чего-то не понимаю.

— Не было никакого смертельно опасного вируса. Ноготь был покрыт смесью пиретогена и нейтрального анестетика. Один из препаратов дал высокую температуру Запилоту, другой вызвал онемение конечностей. Действие этих лекарств длится примерно четыре часа. Вот так-то.

— Но доктор и уколы?

— Просто вода, стерильная вода для инъекций. Как вам нравится красота этой операции? Мы блефовали. Мой муж не только широко известный герой, но он также и самый великий актер в галактике!

Я опустил голову в притворной скромности. Но то, что она говорила, было истинной правдой, и я признал это. День был таким бесконечным, таким тяжелым, что мне очень нужна была похвала.

25

Я с трудом вытерпел это рассиживание, несмотря на то, что неокаин снял боль прежде, чем врач залечил мои синяки и контузию. И сломанные ребра. Три сломал полковник, и я проклинал его самыми страшными проклятьями, пока доктор собирал осколки костей, сшивал и бинтовал меня. Наконец он закончил, вкатил мне лошадиную дозу неокаина и позволил выпить большой стакан рона. Я мгновенно улетел в страну грез, чтобы отдохнуть от всего этого. На следующее утро я проснулся поздно. Ангелина вошла, когда я допивал вторую чашку кофе.

— Как мы чувствуем себя сегодня?

— Я не знаю, как мы чувствуем себя, но я чувствую себя так, будто меня только что вынули из мясорубки.

— Бедненький, — она взъерошила мои волосы и легонько поцеловала в лоб. — Мальчики приготовили тебе сюрприз, который, наверное, немного тебя отвлечет.

Открылась дверь, и вошел Джеймс, неся телевизор. За ним следовал Боливар. Я нахмурился с недоверием.

— Ненавижу этот ящик. Особенно этого слабоумного утреннего кретина, пичкающего нас новостями.

— Ты прав, ты прав, только не раздражайся. Это не утренние новости, потому что уже не утро, а полдень. Традиционное для этой планеты время принятия пищи. И, согласно традиции, в это время транслируются новости, которые смотрит каждый в расслабленном состоянии, сложив ручки на полном животике.

— А мои ручки сложены на пустом и страдающем животе. И я ненавижу все эти новости.

— Сейчас горничная принесет тебе завтрак, диета номер девять, — сказал Боливар. — А новости будут не совсем обычные. После того, как нас подстерегли возле Радиовещательного центра, мы думали, что они нашли наш прерыватель. Но Джеймс проверил цепи прошлой ночью и установил, что прерыватель находится на месте. Ночью мы закончили запись передачи, и нам кажется, что тебя порадуют сегодняшние новости.

— Да, да, конечно, — завопил я, поспешно пытаясь прожевать бутерброд. — Я беру назад все свои сердитые слова. Я совершенно забылся. Ангелина, моя любовь, сядь рядом, и мы насладимся представлением.

Программа перед новостями подходила к концу, и я заканчивал еду. Это была романтическая опера, от которой без ума недоумки, в которой толстые люди поют со смертного одра друг другу хватающие за сердце песенки. К счастью, она кончилась, когда я уже собирался переключить. Последовала серия коммерческих реклам, особенно меня привлекла реклама рона, янтарно поблескивавшего в бокалах с аппетитно звенящими кубиками льда. Но вот фанфары возвестили начало новостей, и на экране появилось суровое лицо дикторши.

— Добрый день, дамы и господа. В эфире послеполуденные новости, которые выходят каждый день в это время. Мы получили сообщение из столицы о том, что Генерал-Президент Запилот чувствует себя значительно лучше после отравления пищей. Дорогой наш Генерал-Президент, мы с вами, я знаю, что телезрители присоединятся ко мне в пожеланиях вам доброго здоровья и скорейшего, наискорейшего из всех быстрых выздоровлений…

В этот момент Джеймс нажал кнопку… Экран замелькал, но это длилось всего секунду, и суровое лицо дикторши сменилось моим изображением: я со своей неотразимей бородой махал руками с восторгом и скалил жемчужные зубы. Маркиз стоял рядом со мной. Женский голос продолжал говорить текст. Я узнал голос Ангелины и пожал ее руку.

— Давайте на минутку отвлечемся от мифической болезни этого мелкого диктатора, лучше встретимся с благородным человеком, который будет вашим следующим президентом. Я представляю вам сэра Гектора Харапо, который стоит рядом с вице-президентом маркизом де ла Роза. Эти прекрасные, высокого происхождения люди сейчас проводят свои первые выборы в Пуэрто Азуле, где добились невероятного успеха, несмотря на попытки Запилота и его коррумпированной полиции помешать. Первая попытка…

Это было интересно, живо, и мне нравилось абсолютно все. Потом был показан фильм — противники с самой плохой стороны, а потом фильм о нас, разумеется, с самой лучшей стороны. Я с восторгом захлопал в ладоши, когда все закончилось.

— Здорово! Мои поздравления вам всем. Я бы заплатил тысячу кредиток, чтобы увидеть выражение лица диктатора в этот момент! Но, ладно, хватит. Первая часть нашей кампании закончилась, теперь нам надо идти к финалу. У нас осталось три месяца до выборов, и нужно использовать каждый момент.

— Но так, чтобы нас не подстрелили или не взорвали, — твердо произнесла Ангелина.

— Я тоже больше не согласен быть мишенью. Но нам все равно нужно передать нашу программу, и я буду только приветствовать все предложения. Мы должны учесть, что наш прерыватель после этой передачи уже найден и обезврежен. Шансы поставить в эту же цепь новый равны нулю. Мы должны помнить, что без широкого оповещения масс мы попросту проиграем выборы. Есть предложения?

— Ответ совершенно очевиден, — сказала Ангелина. — Вы должны поставить прерыватель в самом неуязвимом и недоступном месте радиовещательной сети. Ты, надеюсь, понимаешь, что я имею в виду?

— Увы, не понимаю, — с горечью констатировал я. — Меня слишком много били вчера по голове.

— Мама права, — воскликнул Джеймс, его никто не бил по голове, поэтому он мыслил быстрей меня и Боливара, который точно так же, как и я, пребывал в недоумении. — Мы поставим прерыватель прямо на спутнике!

Да, ответ был жутко очевидным, я должен был догадаться; я надулся в уголке, а Джеймс заливался восторженным соловьем.

— Следующая стадия — узнать как можно больше о спутнике…

— Уже сделано, — заметила Ангелина. — Есть такая компания, именуемая Радио ди дундер СА, находится в районе космопорта возле Пуэрто Азула. Она обслуживает связь и спутники погоды для правительства. Это маленькая компания, такая маленькая, что всю работу выполняет буксирный корабль, очень старый, переделанный для работы на спутниках.

Теплая улыбка сопровождала эту информацию. Так как мы думали об одном, внезапно нас всех посетила одна и та же идея. Я высказал то, что было у всех на кончике языка.

— Это что, единственный корабль, который обслуживает спутники?

— Да, он один. И если этот корабль «Популачо» выйдет из строя, то пройдет несколько месяцев, пока они найдут другой, переоборудуют его и перевезут сюда.

Я с нетерпением потер ладони.

— Следующая стадия предельно ясна. Релейные переключатели нужно собрать и подогнать для установки на каждый спутник. Они должны иметь автономное питание и включаться, когда получат наш закодированный сигнал. Тогда мы сможем давать всем слушателям и зрителям беспристрастную оценку событий каждого дня. Мы используем корабль «Популачо» для установки устройств на спутники. Потом мы незадолго, скажем, до выборов, приведем его в «негодность». Кто-нибудь может оспорить этот план?

— Я не могу, — сказала Ангелина. — Но у меня есть дополнительное предложение. Мы начинаем предвыборную кампанию во имя демократии, так что нам нужно действовать согласно демократическим правилам, на которые претендуем и в которые верим. Мы не должны повторять того, что сделали ночью, заменив их программу своей. Демократия означает признание свободы слова. Мы должны позволить им вещать, потом пускать свои новости. Публике надо дать право выбора. Люди должны сами шевелить мозгами.

— Ты считаешь это мудрым? — спросил я. — Разве им можно верить?

— Да, считаю это мудрым, мой дорогой муженек, хотя ты так, скорей всего, не думаешь. Твои собственные убеждения находятся где-то между фашизмом и анархией. Из этих двух мне больше импонирует анархия. Но если у меня есть более широкий выбор, я ставлю на демократию. Все согласны?

Мальчики подняли руки, и я нахмурился.

— Большинство «за». Теперь будем планировать преступление во имя великой идеи демократии.

— Кто же теперь фашист-анархист? — поинтересовался я.

— Только не мы, — Ангелина улыбнулась. — Мы прагматики. Наши сердца чисты и помыслы самые добрые. А результаты нашей работы принесут пользу всем.

— Расскажи это владельцам «Популачо», — заметил я иронически, — когда они найдут свой корабль на дне дымящегося вулкана.

Но она была неугомонной.

— Они получат компенсацию от страховой компании и купят новый, более совершенный корабль. Разве ты не так говоришь обычно?

У меня не было возможности отвечать, потому что я, улыбаясь, жевал в это время тост.

— Вы отличная команда, я не могу с вами спорить. Теперь, самые честные, демократичные республиканцы, ревнители и поборники закона и порядка, давайте займемся планированием нашего преступного налета на космический корабль.

26

— Как там дела? — спросил я, выглядывая из окна и обращаясь к Боливару, сидящему на крыше с сильным биноклем.

— Они опечатывают грузовой люк, значит, скоро улетят. Погоди, ага, один из экипажа разъединяет питательные шланги, значит, корабль имеет автономное питание. Наземный экипаж отъезжает.

— Отлично. Садись в машину и отправляемся на операцию.

Он спрыгнул на тротуар и скользнул на переднее сиденье. Боливар погнал машину, как только двери закрылись. Я сидел сзади и восхищался Ангелиной, восседавшей рядом со мной. Мне пришлось на мгновение зажмуриться, как только мы из темного ангара выехали на яркий солнечный свет.

— Ты восхитительна! Мне очень нравится твоя одежда медсестры. Если бы ты еще захватила свой белый кнут.

— Тебе правда нравится? — спросила она, игнорируя мою грубую шутку. — Юбка не очень короткая?

— Очень короткая и очень замечательная, — сказал я и погладил обнажившуюся коленку. — Это хорошая идея — смутить мужчин, пока мы будем делать свое дело. И ты самая смущающая женщина на этой планете.

— Ты тоже ничего в этой форме и лихих усах.

Я подкрутил кончики усов и выпятил грудь, на которой поблескивал ряд медалей:

— Каждый испытывает уважение к властям. Чем значительней ты выглядишь, тем больше тебя уважают. Ладно, команда, мы прибыли. Операция «Докторо» начинается.

Мы выбрались из машины и пошли к входу, свет исходил от моей высокой шапочки и белоснежной формы. За мной следовали сестра Ангелина и два мальчика, несущих белый кейс. Член экипажа, стоящий у входа, вначале задохнулся от изумления, затем принял решение и преградил нам путь.

— Внутрь нельзя. Мы через пару минут вылетаем.

Я медленно оглядел его холодным взглядом. Но это на него не подействовало, он по-прежнему преграждал нам путь, и мне пришлось достать свиток бумаги и развернуть перед ним. На бумаге были черные и красные яркие буквы и печать, настоящая золотая печать. Я вложил в голос всю суровость, на которую был способен.

— Вы видите это? Это карантинный документ, выданный департаментом Здоровья. Это медицинское предписание, и вы немедленно доставите меня к капитану. Ведите.

Он повел. Все оказалось очень легко и просто. Мы повернули за угол, и я слышал, как Боливар с Джеймсом закрывают входной люк. Капитан был изумлен:

— Что вы здесь делаете? Немедленно уходите…

— Вы — капитан Киего де Авила. У меня карантинное предписание, выданное департаментом Здоровья. Нужно проверить ваш экипаж до вылета корабля.

— Что за слабоумные сидят там в Приморозо? — запротестовал он. — Мой график летит к черту, но что им до этого? У меня обеденный перерыв через тридцать минут.

— Вы сможете вовремя пообедать, я вам обещаю. Для нашей да и вашей безопасности мы должны предотвратить вспышку редкой болезни, привезенной с другой планеты. Перитонит…

— Никогда не слышал о такой.

— Это и доказывает, насколько она редка. Первый симптом — повышение температуры, повышенное слюнотечение и собачий лай. У нас есть причины думать, что один из вашей команды инфицирован.

— Который?

— Вот этот, — сказал я, показывая на человека, сопровождавшего нас. Он жалобно завыл и пугливо бросился в сторону. — Сестра, проверьте его гортань.

Он нехотя открыл рот, и Ангелина затолкала туда деревянный шпатель.

— Его гортань воспалена и очень сильно, — сказала она.

— Я не болен! — взвыл мужчина, слюна обильно потекла из уголков его рта, пока он говорил. Он вытер ее горячими потными ладонями. — Не болен… — он проревел, затем залаял два раза.

— Вот оно! — закричал я. — Скоро у него вырастет хвост! Подержите его, а я приготовлю, лекарство.

Джеймс и Боливар держали его за руки, и я с трудом смог ввести ему укол, нейтрализующий и адсорбирующий вещество, которое ему шпателем ввела Ангелина.

— Мы успели вовремя, — констатировал я, укладывая шприц на место в кейс. — Он выздоровеет, как только придет в сознание. Теперь, капитан, прикажите остальным членам экипажа явиться сюда. Для проверки. И чем быстрей вы это сделаете, тем быстрее приступите к обеду.

Все было проделано очень быстро. Через пять минут у большинства экипажа были выявлены признаки болезни, и они лежали без сознания на палубе. По счастливой случайности здоровыми остались только обслуживающие машинное отделение и каютные стюарды. Я с одобрением кивнул, потом достал большой пистолет и навел на капитана.

— Я беру ваш корабль. Да здравствует революция!

— Вы не можете это делать, вы сумасшедший!

— Нет, мы не сумасшедшие, просто невероятно дефективные. Мы представляем Революционную партию Полуденной Черной Пятницы, и мы убьем вас, чтобы сделать свободными. Мы ничего не боимся. Или вы будете командовать кораблем, как обычно, или мы перебьем вашу команду, одного за другим, пока вы не согласитесь сотрудничать с нами.

— Вы безумцы! Я вызову полицию…

Он подошел к рации, но я был быстрее. Схватил его за руки и развернул.

— Убейте первого, — сказал я.

— Свобода и независимость! — закричал Боливар и достал огромный нож из-под пиджака. Он склонился над лежащей фигурой в начале ряда. Размахнулся и чиркнул по горлу с характерным звуком. Заглушенный вопль и потоком хлынувшая кровь. Это было — очень правдоподобно.

— Унесите тело, — закричал я и повернулся к капитану. Если даже я был потрясен, хотя точно знал, что на шее человека был заранее прикреплен пакет с кровью, приглушенный вопль исходил из приспособления на ноже, то можете себе представить, каково было капитану. Он остолбенел, кровь отлила от его щек. Я выиграл. После этого не было никаких проблем. И капитан и весь экипаж старались изо всех сил, прямо из кожи лезли вон, чтобы сотрудничать с нами. Мы вышли на орбиту, и когда приблизились к первому спутнику, мальчики достали прерыватель с автономным питанием. Я изучал схему электропроводки спутника и отмечал места, где необходимо соединить. Провода были окрашены в разные цвета, так что разобраться было нетрудно.

— Я, наконец, удовлетворен, — сказал я.

— Ты лучше не ходи с ними, — посоветовала Ангелина. — Твои ребра еще недостаточно зажили.

— Достаточно для такой работы. Нам всем хватит работы на всех спутниках. Первый прерыватель я хочу поставить лично, чтобы быть уверенным, что не возникает проблем.

— Тебе просто нужны слава и прогулка в космосе.

— Не могу не согласиться. Без маленьких приключений жизнь была бы очень скучной.

Это было действительно весело. Голубой шар Параизо-Акви, чистый и ясный, плыл-парил подо мной. Я немножко повосхищался им и отвернулся к коммуникациям спутника, вытянувшегося под солнечными батареями. Было очень легко добраться к нужному месту, следовало только снять толстый изоляционный слой. Тщательно собранный прерыватель хорошо сел в отверстие, осталось только запаять разрезанные провода и восстановить связь.

— Готово для тестирования, — сказал я в микрофон рации.

— Понял, тестирую. — Я ничего особенного не увидел, панели были неподвижны, да и, кроме того, не совсем легко видеть поток бегущих электронов по цепи.

— Работает четко, как часы.

Дело у нас пошло. Сама установка прерывателей была несложной, время отнимал выход на орбиту. Компьютер корабля быстро выдавал цифры на орбитальную позицию, а потом к реактивным двигателям. Короче, вся работа у нас заняла четыре дня, в конце мы все немного подустали.

— У тебя темные круги и мешочки под глазами, — сказала Ангелина, подталкивая ко мне бутылочку с роном. — Это должно помочь восстановить равновесие в твоей кровеносной системе.

— Хорошо, ведь мы уже закончили. Отдохнем на обратном пути.

Мы выпили немного, ведь все могло произойти. Вдобавок к нашей работе нам почти все время приходилось следить за членами экипажа. Мальчики выглядели такими же усталыми, как и я. Только Ангелина, работавшая наравне с нами, не выказывала никаких признаков усталости или раздражения. Вечная юность! Рон оказался кстати.

— Я все думаю, как идет избирательная кампания?

— Медленно, я просто уверен. Маркиз следит за прессой. Но ситуация резко изменится, когда мы вернемся и введем эту систему в действие.

— Знаешь, мне как-то не по себе в этой обстановке, — она налила себе капельку рона и сидела, потягивая его.

— У нас нет другого выбора. Если бы наши противники знали, чем мы тут занимаемся, они бы разнесли этот корабль вдребезги. Но они даже не подозревают об этом. О чем нам беспокоиться? До выборов еще есть время. К их началу девяносто девять процентов избирателей будут нашими!

— Конечно, ты прав. Это усталость, наверное, вызвала у меня беспричинный страх. Нам нужно немножко отдохнуть, и я уверена, что сразу приду в норму. Но все-таки, — она нахмурилась, — только не смейся, Джим ди Гриз, или я сломаю тебе обе руки. Но все-таки меня гложут предчувствия, что все будет очень плохо.

Она пристально посмотрела на меня, пока я боролся с искушением громко рассмеяться, мне оставалось либо хихикать либо присоединиться к ней и страдать вместе. Я покачал головой и решил выпить, чтобы на дне стакана найти ответ.

— Ты тоже не смейся, — сказал я. — Меня тоже что-то беспокоит. Наверное, отсутствие связи. Не могу только себе представить, что может там случиться.

Так я и знал! Ангелина терпеть не могла, когда я падал духом. С ее плохими предчувствиями было покончено.

— Мы все узнаем через несколько часов, — ответила она. — Теперь сходи вниз и попроси Джеймса принести нам еды.

Как только она это сказала, появился одетый в скафандр Боливар, держа шлем в руках.

— Закончено! — объявил он. — Последний поставлен. Теперь господин Харапо может говорить со всем миром. Позовите этого вечно жующего типа. Пап, мы тебя будем снимать.

— Самые лучшие новости! — сказал я. — Мы наконец возвращаемся домой!

Капитан, который продолжал думать о нас, как о шайке убийц, был несколько удивлен, когда мы предложили ему рассчитать орбиту для приземления. Потом на его лице отразился страх, потому что я раздавил у него под носом усыпляющую капсулу, наверное, он решил, что это конец. Это было не так. Просто усыпляющий газ, пока мы не посадим корабль. Чтобы он нам не мешал. Потом я отправил на планету шифрованное послание. Теперь предстояло посадить корабль. Это было очень трудно.

— Я всегда смеюсь при трудных посадках, — буркнул я себе под нос и ввел новые координаты в компьютер.

Мы выскочили из ночи в золотистый рассвет, пробивающийся сквозь толстый слой облаков. Нигде не было видно признаков космопорта.

— Я надеюсь, они получили твое послание, — Ангелина хмуро глядела в обзорный экран.

— Должны бы. На де Торреса можно рассчитывать.

Я был прав. Черный зев раскрыл свою пасть в поле неподалеку от замка. По рации нам указали координаты, но я выключил ее, когда мы были на высоте 200 метров, решив взять самую трудную часть приземления на себя.

Включив на полную мощность реактивные двигатели, я все внимание направил на радары и экраны нижнего обзора. И посадил корабль прямо в дыру, как и было задумано. Мы мягко сели на подушки, и я выключил двигатели.

— Все, — объявил я. — Корабль исчезнет, когда над ним построят амбар. Он побудет здесь до проведения выборов. Я думаю, экипажу понравится такая жизнь.

Подали трап, и мы появились во всем блеске и великолепии. Мы рвались приветствовать маркиза. Но он совсем не радовался.

— Это ужасно, — встретил он нас у трапа. — Жуткая трагедия. Все рухнуло!

Мы с Ангелиной переглянулись. Неужели сбылись наши мрачные предчувствия?

— Что случилось? — спросил я.

— У нас не было с вами связи, мы не могли сообщить. Вся работа пошла прахом, все рухнуло.

— Может, вы мне расскажите, почему? — выдавил я сквозь стиснутые зубы.

— Выборы! Запилот объявил чрезвычайное положение и изменил дату. Они пройдут завтра утром. Мы ничего не сможем сделать, у нас осталось слишком мало времени. Он уверен, что будет избран вновь.

27

Если вам нечего делать, день тянется утомительно долго. Но если вы связались с выборами, то время мчится как сумасшедшее. Вот такой безумный день предстоял нам.

Очень тяжело смириться с поражением, особенно такому человеку, как я, который, с вашего позволения, привык побеждать. И я не собирался сдаваться!

— У него нечего не выйдет! — я потряс кулаком. — Этот гнусный политик получит кукиш вместо кресла президента!

После некоторого колебания Боливар задал интересующий всех вопрос:

— А как ты собираешься его остановить?

А как, действительно? У меня не было ни малейшего намека на идею.

— Это выяснится утром. Нужно быть более великим человеком, чем Запилот, чтоб вставлять палки в колеса Джиму ди Гризу.

Я четко промаршировал прочь, прежде чем они могли задать мне более каверзные вопросы. Что я мог сделать? С каждым шагом вопрос звучал во мне все громче, но ответа не было. Я вернулся в наши апартаменты, где принял благоухающую ванну, скребя себя до тех пор, пока не стал, как новенький грош. Потом я побрился и почистил зубы, глянул на потолок, но и там не нашел ответа. Я надеялся, что во время ужина меня осенит, но этого не произошло. Я добавил чашку крепчайшего черного кофе — безрезультатно, потом вторую, опять никакого результата.

— Посмотри в лицо правде, Джим, — сказал я, восседая на балконе и уныло разглядывая пейзаж, — ты проиграл выборы.

Я сказал себе все это, и мне стало легко. Все прояснилось. Тот, кто сам толкает свои грузы, должен делать это всегда. Надо уметь подсчитать потери и выйти из игры. Потому что невозможно уладить дело с выборами за один день. При таком развитии событий было абсолютно неважно, сколько людей проголосуют за Харапо. Их голоса все равно попадут в мошенническую машину и получится так, что они выбирали Запилота. Как только я осознал этот неоспоримый факт, передо мной замаячила идея. Только зачем? Зачем новые горькие разочарования? Я походил, закурил сигару, почесал в голове, выпил рону, поскреб подбородок, короче, сделал все, чтобы соображать побыстрее. Наверное, что-то сработало, потому что я почувствовал себя как бы наэлектризованным, вдруг подпрыгнул и щелкнул каблуками. Или хлопнул пятками, потому что я был босой. Я подскочил к телефону и вызвал личный номер де Торреса. Минуту шел вызов, и наконец его лицо появилось на экране, подпрыгивая вверх и вниз на фоне голубого неба.

— Что случилось? — спросил он. Его голос прерывался периодическим постукиванием. Тогда я понял, что он, скорее всего, катается верхом, и телефон прикреплен к седлу.

— Только один вопрос, если не возражаете. Эта планета теоретически считается демократической?

Он подпрыгнул и кивнул:

— Теоретически, это верное слово. У нас есть конституция, которая обещает все, хотя на самом деле мы ничего не получаем. Любой может быть подкуплен, перекуплен. На бумаге, разумеется, все выглядит очень демократичным…

— Я заинтересован в этой бумаге. Где я могу посмотреть копию конституции?

— В моей библиотеке. В банке памяти, но есть также и том на полке между окнами. Почему вы спрашиваете?

— Скоро вам все будет известно. Спасибо.

Я надел на себя какую-то одежду и поспешил вниз, в библиотеку. Проходя по галерее, постучал по оконному стеклу, увидев Ангелину и ребят, пьющих кофе. Однако время для объяснений еще не наступило. Том конституции находился именно там, где сказал маркиз. Я открыл его и застонал. Там было около девятисот страниц. Ну и работенку я себе выбрал! Не было смысла листать этот массивный том страница за страницей. Никогда не держи собаку, а лай сам, вот один из моих девизов. Я вернулся к библиотечному компьютеру, внес конституцию в его память. Задал простую поисковую программу и пошел выпить, пока компьютер рылся в массивном томе в поисках крупиц золота. Это было не так-то легко. В этой конституции царил хаос. Бесчисленные повторения, многословные до предела. Немного подумав, я понял, в чем дело. Стало очевидным, что Запилот просто скомпоновал конституции, выпущенные раньше. Это была и хорошая и, одновременно, плохая новость. Плохая, потому что мне нужно было перелистывать каждую страницу, хорошая — так как такое разнообразие материала!. Я выискивал нужное мне среди всей этой чепухи. Тени удлинились на полу, и мне повезло найти. В придаточном предложении в приложении в добавочном дополнении. Я быстро прочел его и ощутил, как тепло растекается по моему телу. Потом прочел еще раз, помедленней, станцевал маленькую джигу, пока по экрану бежали буквы.

— Эврика! — закричал я, не в силах сдерживаться долее. Потом еще раз «Эврика!», пока работал ключом компьютерного голоса, заставляя его говорить «Эврика!». Потом повторять в разных тональностях, сопровождая мелодиями. Через минуту целый хор «Эврик!» наполнил комнату. Появилась Ангелина с поднятыми бровями.

— Я подумала — что ты стараешься расслышать в этом безумном хоре? Уверена, что догадалась. Есть какой-то просвет в нашей маленькой проблеме?

— Большой проблеме, моя единственная! — сказал я, схватил ее за руки и потащил танцевать. — Огромной проблеме, которая казалась мне неразрешимой до этой минуты, только никому не говори. Мне не хочется портить свою репутацию непогрешимого человека. Я нашел такой простой ответ, что даже боюсь произносить его вслух, чтобы мои слова не достигли ушей наших противников. Сегодняшние вечерние новости разъярят Запилота так, что вылезет наружу его злая воля. Пойдем в студию звукозаписи.

Я в глубине души совсем не жесток, поэтому не радовался тому, что испорчу многим телезрителям вечер. Но мне нужно было время для объявления. Программу, которую я собирался прервать, было легко повторить, только я не знал зачем. Отвратительный сериал о семье извращенных садистов, которые содержали пансионат, куда люди могли сдавать своих безумных родственников, когда им нужно было уезжать в отпуск. Фильм назывался «Великая любовь», и предполагалось, что его будет смотреть 108 процентов всей аудитории. Некоторые смотрели эту муру дважды. Мы закончили запись как раз к началу фильма. Мальчики проверили спутниковые прерыватели, которые работали отлично. Наш сигнал должен был пойти с тарелок на крыше, потом на геостационарную орбиту спутника. Тогда все обычные программы прерывались и шла наша от одного спутника к другому, и возвращалась к уважаемой аудитории. Ну что ж, зрителям придется пережить небольшой шок сегодня вечером.

— Еще три минуты, — сказал Джеймс, вставляя кассету. — Ты не боишься потерять аудиторию, пап? Вдруг они выключат телевизоры, как только увидят политическую передачу?

— Не думаю, по крайней мере мы постарались их заинтриговать. Они прирастут к своим стульям. Садись и смотри.

Наша маленькая семейная сцена повторяла точно такие же сценки на всей планете. Отец вертелся на стуле, потом застывал, держа в руках чашку или стакан. Мать, хлопотавшая по дому, подсаживалась к телевизору. Дети смотрели стоя, весь мир, затаив дыхание, впитывал свою любимую программу. И вдруг все прервалось, как только должна была начаться самая садистская сцена. Кадр мелькнул, и пропало изображение, потом появилась Ангелина, держа в руках микрофон, как обычный диктор. Фон повторял декорации новой студии.

— У меня для вас ужасные новости, — сказала она трагическим голосом. — Произошло убийство. Нет, нет, не мерзкого Запилота. Кандидат в президенты сэр Гектор Харапо расскажет вам, что случилось. После короткого выступления мы продолжим нашу обычную программу. Сэр Харапо!

Появилось мое бородатое лицо, я стукнул кулаком по столу, медали на моей груди звякнули.

— Убийство! — рявкнул я. — Вы знаете, что произошло убийство? Я вам расскажу. Свободный выбор, гарантированный нашей святой конституцией выбирать того человека президентом, который, по-вашему, является самым достойным. Ваш выбор был убит. Кем, спросите вы? Этим червем Запилотом, который выгрыз ядро нашей благородной республики, вот кем. Я всегда говорил только хорошее о противниках в своей предвыборной кампании. Но я не буду больше так делать. Я назову его зловонной крысой. Гнусным грызуном, не достойным поддержки нашей героической республики. Он попирает наши законы. Он пытался не допустить меня к регистрации, но я все-таки прорвался. Этому заторможенному таракану не удалось мне помешать. Но, хотя его первая попытка провалилась, он попробовал еще раз. Он передвинул дату выборов, чтобы воспрепятствовать моей встрече с вами, чтобы не позволить мне поведать вам о его грехах и моих способностях. Но ему это не удастся!

Я остановился перевести дух, и громко зазвучали предварительно записанные приветственные крики. Они стихли, как только я поднял руку.

— Завтра у вас, благородные избиратели, будет шанс. Пойдите и проголосуйте! Голосуйте за Гектора Харапо и де Торреса, потому что каждый голос за нас — это голос за свободу и пусть тонущий диктатор пускает пузыри лживыми губами. Он не может победить. Победит Харапо! Давайте сотрем в порошок эту мерзкую личинку! Спасибо.

Заявление кончилось бравурной музыкой и колышущимися флагами.

— У меня такое чувство, что тебе очень не нравится этот парень, — сказал Боливар.

— И ты очень его рассердил. Он постарается, чтобы ты не получил ни одного голоса, — добавил Джеймс.

Я встал и, сняв с себя медаль, надел ее на широкую грудь Джеймса, и мы все зааплодировали.

— Это тебе за четкое изображение, сынок. Ты, как говорится, свел счеты.

— Ладно, спасибо. Я буду носить ее всегда. Но, может, ты все-таки объяснишь, как ты собираешься выиграть?

— Боюсь, что это останется секретом моим и маминым, ну и еще некоторых людей. Ни одного слова вслух о моих планах, даже в этих стенах. Вы узнаете все завтра после голосования. Но если вы догадаетесь до тех пор, то будет вам еще одна медаль.

28

День выборов начался со взрыва. Взрыв распахнул окна в замке, выдернул меня из сладкого сна и поставил в защитную каратистскую стойку.

— Тебе не холодно так стоять? — спросила Ангелина из теплых глубин одеял.

— Да, сейчас я думаю, что да, — дрожащим голосом ответил я и юркнул обратно. Только я придвинулся к ней поближе, зазвонил телефон.

— Похоже, взрыв был сильный, — сказал Боливар, — потому что защитный экран сел. Воздушная бомба. Большая, как дом. Компьютер проследил ее траекторию и вычислил, откуда ее послали. Второй взрыв произошел так далеко, что его и слышно не было.

— Спасибо за информацию, — ответил я, кусая губы и ощущая внезапный нехороший привкус во рту. Я встал и натянул свою робу.

— Надеюсь, ты не ждал, что он пошлет тебе цветы, особенно после того, как ты называл его всякими словами? — спросила Ангелина.

— Нет. Но мне не хочется, чтобы гибли люди, — я посмотрел в окно на серый рассвет и почувствовал себя таким же серым.

— Новый президент покончит с убийствами навсегда, так тебе нужно смотреть на все происходящее. Прикажи подать еду. Нам предстоит хлопотный день.

Он действительно был хлопотным. После сытного, но быстрого завтрака и последовавшего за ним спешного ремонта моей бороды, я вышел на ровный луг, расстилавшийся позади замка.

Всех коров изгнали, чтобы освободить место для палаток. Маркиз самолично руководил операцией.

— Доброе утро, Гектор. По вашему приказу доставлены палатки и сейчас их натягивают. Среди рабочих царит изумление, удивлен и я, зачем нам карнавал в такое время. Мы будем праздновать день выборов? Вы полагаете, мы победим?

— Я вам все объясню через несколько часов, мой дорогой маркиз. Мне больше вам нечего сказать. Передайте рабочим, чтоб они не напрягались и не ставили трибуны.

— Просто пустые палатки?

— Да.

Он смотрел мне вслед с ошеломленным выражением. День только занимался, и мне еще не раз пришлось встретиться с таким выражением на лицах. Окружающие были, разумеется, очень вежливы, но я чувствовал, что многие в замке считают меня чокнутым. Безумным, как крыса, вот так! Я посмеивался себе в бороду и занимался приготовлениями. Первым делом необходимо было зарегистрировать мой собственный голос. Для этого нужно было добраться в маленький городишко Тортоза в нескольких километрах от поместья маркиза. Мы отправились туда в шикарных машинах, украшенных развевающимися флагами. К девяти утра должны были открыться кабинки для голосования. Мы въехали на центральную площадь одновременно со звоном часов — на башне пробило девять. На площади уже ждали уважаемые избиратели.

— Недурное собрание, — отметил де Торрес.

— Недурное собрание прихлебателей, — дополнил я.

Тут же толпились сторонники Запилота. Они размахивали тускло-коричневыми флагами с официальными цветами: гнусно-зеленым и грязно-коричневым цветами партии Запилота Счастливого Канюка, они вовсю работали, раздавая значки со Счастливым Канюком направо и налево ожидающим избирателям.

— Итак, занавес поднят, — сказал я, мои сопровождающие теснились позади. Мой чудный охранник Родригес стоял совсем близко от меня. Боливар и Джеймс не отставали от него. Все трое были безоружны, но тем не менее, очень опасны. Я кивнул Ангелине, которая несла камеру и записывающее устройство:

— Можно начинать. Снимай. Действуй.

Четким шагом мы прошли через площадь к входу, встретили мэра, прихвостня Запилота, разумеется, и шефа полиции. Они выглядели очень нервными, беспрерывно хватались за оружие, висящее на ремне.

— Здесь нарушается закон, — строго сказал я, направляя указующий перст на них, повернувшись к камере своим прекрасным профилем. — Это запрещено нашей конституцией — собирать голоса перед выборами в двухстах метрах от избирательных кабин. Уберите этих людей отсюда немедленно!

Шеф полиции был настолько немудрым, что вновь схватился за оружие. Родригес сделал шаг в его направлении. Раздался свист, ладонь Родригеса мелькнула в воздухе. Шеф полиции внезапно повалился без сознания на землю. Счастливые Канюки сгруппировались, тревожно переглядываясь. Я направился к ним, Родригес и близнецы не отставали. Канюки не выдержали и побежали.

— Снимите эти мерзкие значки, — посоветовал я избирателям. — Мэр, открывайте кабины для голосования, я хочу проголосовать за себя.

Как только мэр вошел в башню, толпа заликовала и принялась сдирать и выбрасывать значки. Стоял такой шелест, будто начался листопад, и скоро вся площадь была усеяна значками. Моя охрана отошла за двести метров от двери и стала раздавать наши значки, с гордым символом Мстительного Терьера. На значке было изображение бело-коричневой собаки с огромными зубами, держащей в пасти дохлую крысу. Черты крысы удивительным образом напоминали лицо Запилота. Всем хотелось носить такие значки, поэтому избиратели отходили подальше от входа и, получив значок, возвращались на свои места у дверей.

— А теперь, — объявил я ожидающим избирателям и в камеру, — начинаем голосование!

Раздались громкие восклицания и одобрительные крики:

— Харапо — президент! Мстительный Терьер победит! — и все в таком же духе, а мы с де Торресом гордо прошествовали внутрь башни, сопровождаемые нашими телохранителями.

Я нашел свое имя в избирательном регистре, расписался роскошной подписью с завитушками в указанном месте, глаза всех были прикованы ко мне. Я вошел в избирательную кабину, закрылся, потом включил машину. На ней было всего два рычага. Один для каждой партии. Я нажал рычаг, принадлежащий партии Харапо. Зажужжал механизм, на панели зажглось «ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ ГОЛОС ЗАПИСАН», и занавеси позади меня разошлись. Я вышел и уступил дорогу маркизу.

— Как работает этот аппарат? — спросил я чиновника, занимающегося регистрационным журналом. Он посмотрел наверх, видно было, что он не хочет говорить со мной, но не придумал, как избежать ответа.

— На электронике, — в конце концов ответил он. — Ваш голос внесен в банк машины. По окончании голосования центральный компьютер автоматически связывается с такими машинами, считывает их память и вносит данные в центральный банк памяти. Потом подсчитывается количество голосов, и цифра появляется на дисплее.

— А можно узнать, если центральный компьютер жульничает? Может ли быть таким образом заложена программа, чтобы победила одна сторона?

— Это невозможно! — сказал он с убежденностью. — Это же незаконно. Человек, набравший большее количество голосов, выиграет.

— Посмотрите на него, — сказал я и поднял его сопротивляющуюся руку. — Настанет день, и новая метла начнет чисто мести в логове диктатора. Победа!

Произнеся эти шедевры, я сорвал гром аплодисментов и вышел с де Торресом, а вслед неслись крики счастливых избирателей.

— Вот и все, — объявил я, когда мы вернулись в замок. — Нам нечего делать до шести часов, пока не закроют избирательные участки. Надеюсь, что повар приготовил нам хороший обед.

— Больше не будет дебатов? — спросил Боливар.

— Больше не будем привлекать на свою сторону избирателей? — недоумевал Джеймс. — Если мы не сделаем, то сделает Запилот.

— Как интересно, — буркнул я, тайная улыбка скользнула по моим губам. — Я надеюсь, что на обед подадут рыбу. Она так хороша с белым вином.

Обед был в самом деле замечательный. И я должен отметить, что слегка перебрал с ликерами. Политика может быть такой утомительной штукой. Солнце садилось за горизонт, когда я открыл глаза и увидел Ангелину, как всегда очень привлекательную.

— Ты мне снишься? — спросил я. — Который час?

— Тебе надо вставать. Я все рассказала ребятам. Они приняли твой план с восторгом и отправились тотчас куда нужно. Избирательные участки как раз закрываются.

— Отлично, — ответил я, вставая и потягиваясь. — Пойдем послушаем результаты.

Силы тьмы не теряли времени зря. Предварительные результаты как раз появились на экране, а перед телевизором бегал взад-вперед маркиз, периодически потрясая кулаками.

— Они забрали все голоса, как мы и предвидели. Этот преступник попросту терроризировал избирательные участки. Люди боятся голосовать против него.

— Я думаю, что ответ гораздо проще, чем вы думаете. Все избиратели сейчас сидят по домам. Запилот может повернуть дело так, как ему выгодно. А посему я решил, что это будет бесполезная трата времени — продолжать кампанию.

— Тогда мы проиграли.

— А мне кажется, что мы победим. Вот посмотрите новости, которых мы так ждем.

Диктор — маслянистый тип с кошачьими усами — размахивал принтерами компьютеров перед камерой. Он был полон псевдоэнтузиазма.

— Все прекрасно, все просто замечательно. Полная и безоговорочная победа нашего любимого Генерал-Президента. Спонтанный взрыв лояльности радует. Такого взрыва мы не видели примерно сто лет. Погодите минутку, да, окончательные результаты уже получены, результаты, которых мы все с нетерпением ждем.

— Ты можешь это повторить, — сказал я, и он повторил. Мило улыбнулся, поднял торжествующе лист бумаги, потом опустил и стал читать.

— Прибыли результаты из Тортозы, центральный регион. Город находится неподалеку от поместья так называемого маркиза де ла Роза. Этот маркиз выставил свою кандидатуру на пост вице-президента, а президентом собирался стать сумасшедший, именующий себя Гектором Харапо. Да, мы живем в демократическом обществе, дамы и господа, поэтому даже сумасшедший может претендовать на пост президента. Но цифры не лгут!

Он помахал листком бумаги, и я пробурчал:

— Заканчивай с этим, кретин. — Он, должно быть, услышал меня.

— Но давайте перейдем к делу, потому что ожидание невыносимо. Итак, в городе Тортоза, где эти два мошенника голосовали и применяли грязные угрозы и шантаж, чтобы заставить голосовать за себя счастливых жителей деревни, даже там результаты ошеломляющие. Они… Генерал-Президент Запилот — 5320. За предателей проголосовало… Двое! Они голосовали сами за себя, и больше никто, ни единый человек не проголосовал за них. Вот это настоящая преданность! Победа нашего президента марширует повсюду, и нет никакого сомнения в том, что наш дорогой президент будет повторно избран…

— Свинья! — заорал де Торрес и разбил телевизор на кусочки. — Мы видели, как и за кого они голосовали! Ложь, гнусное вранье!

— Естественно, — ответил я. — Это и должно было так быть. — Я нажал большим пальцем на кнопку рации, и услышал голос Боливара.

— Все готово.

— Проверните это дело. Результаты еще лучше, чем мы ждали.

Маркиз с наслаждением раздавил осколки телевизора под ногами и посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Мы собираемся поскорее поговорить со всем миром. Как только вернутся наши…

— Наши?

— Позвольте мне объяснить. Вы достойны того, чтобы услышать это раньше кого бы то ни было. Поскольку Запилот жаждет реванша, то, можно сказать, он у нас в руках…

29

Это было сплошным удовольствием — оставить маркиза раздумывать над судьбами мира.

Он задумчиво собирал осколки телевизора, когда я, вернувшись, протянул ему компьютерный оттиск.

— Ответ на все наши вопросы лежит в конституции, — сказал я. — Прочитайте это.

Он прочитал терпеливо и внимательно, слово за словом. По мере того, как он читал, хмурое выражение его лица сменялось улыбкой, которая все ширилась и ширилась, и в конце он разразился бурным хохотом, отложил оттиск и горячо обнял меня.

— Вы гений, настоящий гений, я вам говорю! — Я не собирался спорить, только пытался вырваться из его объятий, мне это удалось только после того, как он расцеловал меня в обе щеки. Есть такие обычаи, которые я никак не смогу понять. Я был настолько увлечен этой маленькой драмой, что голос Ангелины, прозвучавший по радио, явился долгожданным перерывом.

— Наши уже в пределах защитного периметра, — сказала она. — Скоро они будут здесь.

— Замечательно. — Мы с маркизом наденем наши лучшие одежды, так что сможем произвести финальный залп после того, как прокрутят наши записи.

Мы собрались в библиотеке перед большим экраном ТВ. Оставалось только нажать кнопку, и я это сделал.

Камера была направлена на меня, фоном мне служил огромный том конституции, в руках у меня был такой же, только поменьше, я постукивал пальцами по открытой странице. Экран телевизора был заполнен ликующими последователями и сторонниками Запилота, которые были заняты тем, что поздравляли друг друга с большим энтузиазмом. Звук был приглушен до неясного бормотания, потому что уже надоело слушать эту чепуху.

— Ты в любое время можешь прекратить эту глупость, — сказала Ангелина.

— Конечно, я могу и, разумеется, сделаю это, потому что больше не в состоянии выносить эту муру. Вот, кажется, собирается говорить сам Счастливый Канюк, доставлю себе удовольствие и прерву его. Погодите, вот оно. Кто-нибудь, будьте добры, сделайте громче.

Диктор буквально корчился в судорогах оргазма:

— …да, я верю, что это случилось. Зал наполнился ликующими людьми. Слабые женщины падают в обморок, а сильные мужчины, не стыдясь, утирают скупую мужскую слезу. Он поднял свою руку, взывая к тишине, которая сразу же наступила, слышно только тяжелое дыхание его сторонников и легкие стоны упавших в обморок женщин. Леди и джентльмены, жители Параизо-Акви, я с небывалым удовольствием представляю вам вашего Генерал-Президента Джулио Запилота!

Экран заполнили мерзкие черты Счастливого Канюка, ставшие еще более мерзкими на таком огромном экране. Он чуть пожевал гнусной пастью и изволил высказаться.

— Я ничего другого и не ожидал от вас, мои дорогие избиратели. Выборы закончены, вы выполнили свой долг и сделали все верно. Что-то больше не слышно об этом преступнике Гекторе Харапо…

Я нажал кнопку, и его рожу мгновенно сменило мое лицо:

— Больше не слышал? Ты, вероломная, лживая вошь, борьба еще не закончена. Ты думаешь обмануть замечательных избирателей этого прекрасного мира, подтасовывая голоса, используя мошенничество, подставляя свои незаконные результаты? Не выйдет. Ты сам себе вынес приговор. Справедливость восторжествует! Из-за своей алчности ты совершил ряд преступлений, и это тебя погубит. Сейчас весь мир будет наблюдать за маленьким городком Тортозой. Часы покажут время, — буквально за несколько минут до закрытия избирательных участков, которые закончили работу сегодня немного раньше…

Я махнул рукой, и меня сменила городская ратушная площадь. За кадром говорил Джеймс:

— Участки закрыты, и горожане Тортозы собрались, чтобы узнать результаты. По некотором причинам, возможно, потому, что они являются сторонниками Запилота, мэр города и шеф полиции попытались улизнуть из города несколько минут назад, но они, бедняги, и не подозревали, что за ними следят. Шеф полиции все еще без сознания, но мэр города умирает от желания поговорить с вами.

Мэр выглядел очень несчастным перед камерой, но присутствие Родригеса обещало его полное и безоговорочное сотрудничество.

— Пожалуйста, скажите нам, мистер мэр, голосование было проведено по всем правилам и четко зарегистрировано машиной?

— Да, разумеется, все было по правилам. — Он посмотрел наверх, потому что площадь стала заполняться народом.

— Поскольку вы мэр Тортозы, то скажите нам, эти люди, что собираются на площади, они являются жителями городе! Тортозы?

— Да, большинство из них, я полагаю, да. Я не могу быть уверен…

— Вы не можете быть уверены? И вы были мэром, сколько лет?

— Двадцать два года.

— Тогда вы должны знать всех этих людей.

— Я не могу отвечать за всех.

— Вы не можете? Но вы можете указать на чужаков?

— Здесь нет чужих людей, я уверен.

— Замечательно. Мы тоже уверены. Ах, вот и шеф полиции. Я думаю, он сможет нам помочь. Пожалуйста, расскажите зрителям, шеф, сколько вы живете в Тортозе?

— Ну… всю жизнь, — поколебался он.

— Отлично. Вы видите здесь чужаков?

Он огляделся и, поколебавшись еще больше, ответил отрицательно.

— Очень хорошо, — отметил Джеймс. — Мы на пороге больших событий — выборы должны повториться. Потому что сейчас вы услышите результаты. Громкоговорители установлены на площади, так что любой желающий услышит результаты.

Мэр и шеф, казалось, усохли в своих одеждах, съежившись, как только услышали результаты выборов. Когда огласили распределение голосов, они в панике задрожали и собрались бежать, но Родригес заступил им дорогу, и им пришлось вернуться на место. Добропорядочные избиратели Тортозы гневно завопили в знак протеста.

— Вы слышите это? — спросил голос Джеймса. — Разве что-то не так? Всего два голоса за сэра Гектора Харапо и все остальные — за Запилота. Давайте все-таки определимся. — Выключатель был повернут, и его голос загремел по всем громкоговорителям. — Дорогие жители Тортозы, это представитель сэра Гектора Харапо говорит с вами. Он уверен, что Генерал-Президент, свинья, просто выбросил ваши бюллетени, что избирательная машина мошенничает, исключив ваше участие. Могут поднять руки те, кто голосовал за сэра Гектора Харапо? Спасибо.

В полной тишине на площади взметнулся лес рук. Медленно, уверенно и с достоинством. Море рук. Непередаваемая демонстрация правды.

— Очень хорошо. Спасибо вам. Опустите, пожалуйста, руки. Теперь я прошу поднять тех, кто голосовал за Запилота.

Все руки опустились. Ни одна рука не поднялась. Нет, одна, две — это мэр и шеф полиции в большой неуверенности подняли руки. Голос Джеймса стал торжествующим.

— Вот вам, люди, результат голосования. Доказательства того, что вас лишили права голоса. Все люди этого города за двумя незначительными исключениями, отдали свои голоса за сэра Харапо. У нас есть доказательства того, что результаты голосования подтасовываются. И победил не тот человек.

Я подал сигнал, и камера вернулась ко мне. Я указал на толстый том, лежащий передо мной.

— Совершено преступление. Вы можете найти ссылку на странице 903 священной конституции этой планеты. Формулировка статьи № 79 на этой странице, четкая, до боли четкая. Я вам зачитаю ее. — Я поднял копию статьи и прочитал вслух самым своим проникновенным и выразительным голосом:

— «Согласно природе электронного голосования и согласно необходимости уверенности в том, что запись проведена со всей тщательностью и согласно неразличимости голосов, занесенных в машину голосования, настоящим предписывается строжайший контроль и регулирование, предусмотренные параграфом 19 подраздела номер 40 акта голосования и последующей гарантией того, что голоса будут актированы и объявлены. Если возникнут сомнения в том, что запись голосов в машине для голосования во время баллотировки президента верна и будет доказана подмена, то результаты должны быть объявлены недействительными, и все бюллетени также признаны недействительными. Через две недели должно быть назначено проведение новых выборов с использованием обычных бумажных бюллетеней и избирательных урн. Победитель таких выборов будет объявлен президентом. Должна быть проведена проверка машины голосования до ее применения в последующих голосованиях».

Я сложил копию в книгу, медленно повернулся к камере.

— Посему я объявляю результаты этих выборов недействительными. Через две недели назначаю проведение новых выборов. На которых, возможно, победит достойный.

30

— Закончили, — сказала Ангелина, и все присутствующие издали крики радости.

— Ты сделал это, — она поцеловала меня в щеку где-то возле губ. — И ты сумел позаботиться о жителях Тортозы.

— Естественно. Это было необходимо для нашего и их спасения. Я думаю, им сейчас неплохо в палатках и в гамаках. Надо было спасти их от убийц Запилота. Они останутся тут на две недели, до следующих выборов. Мы постараемся им неплохо заплатить за вынужденное безделье. Им, похоже, понравилась такая идея.

— Он не обратит на нас никакого внимания, — мрачно произнес де Торрес. — Он и не подумает организовать еще одни выборы. У него достаточно власти, чтобы покончить с этим.

— Он не рискнет, — ответил я. — Это разрушит экономику планеты. А без импорта из внешних миров его коррумпированные и некомпетентные администраторы разорятся в течение недели. Я отослал сообщение о предстоящих выборах на все планеты, откуда приезжают сюда туристы. Они внимательно будут наблюдать за результатами.

— Тогда мы выиграли! — воскликнул де Торрес, принимая победоносную позу.

— Еще нет, — охладил я его радость. — Нам еще предстоит борьба за избирательные урны. Но к тому времени мы будем готовы. На каждый их грязный трюк у меня готово три. Это будет трудно, но зато у нас теперь появился шанс.

Следующие две недели были очень хлопотными. Под строжайшим контролем изготовили и опечатали избирательные урны. Возникли некоторые проблемы с местным публичным домом, но как-то все утряслось. Сначала не хватало бюллетеней, но потом каждый нуждающийся напечатал себе сам. Я не знал, какие подвохи готовит шайка президента, но нам приходилось быть готовыми ко всему. И организаторы не подвели. Джордж, некогда гид, теперь активный участник нашей кампании, каждый день совершал облет избирательных участков. Местные добровольцы создали тайные комитеты и связывались с нами по рации, так что мы были в курсе всех дел. По радио и телевидению передавали каждую ночь новости. Сначала шли лживые правительственные, потом наши. Мы придерживались фактов и четкости, без всякой политической окраски. Этого было достаточно — как глоток свежего воздуха после бессмысленной болтовни. Мы точно знали, что их техники стараются обнаружить следы наших сигналов. Но у них ничего не получалось. На планету пришла свобода информации. Если это продлится до выборов, то режим Запилота, можно сказать, рухнул.

Мы получили самые реальные доказательства этому, когда к нашему защитному периметру подъехала правительственная машина. Примерно за три дня до выборов. Ее остановила охрана, которая связалась со мной.

— Простите, сэр Гектор, — сказал стражник, — но тут прибыла группа, они не хотят ни с кем говорить, кроме вас.

— Что показывают детекторы безопасности?

— Выявлено только личное оружие. Никаких бомб, излучателей. Один пассажир в черном, водитель и телохранитель впереди.

— Звучит не так уж плохо. Кто этот пассажир?

— Мы не можем сказать. Окна непрозрачные.

— Пропустите. Я не думаю, что для нас будет большой проблемой проследить за ними.

У нас их и не было. Машина остановилась среди деревьев далеко от замка. Гостями занялись Родригес и Боливар. Двоих на переднем сиденье обезоружили и быстро унесли. Я подошел и посмотрел в темное окно. Я был очень спокоен, почти расслаблен, конечно, во-первых, потому что был очень ловким, а если честно, то потому, что меня защищал полевой генератор.

— Бы можете выйти, — сказал я.

Дверь медленно открылась, и Запилот высунул свою голову, осмотрелся и весь вылез наружу.

— Вы доставили мне несказанное удовольствие, — сказал я.

— Не говорите ерунды, Харапо. Я приехал к вам по делу.

Он перегнулся на переднее сиденье и достал металлическую коробочку. Когда он повернулся, его встретил мой пистолет, нацеленный ему в живот.

— Уберите это, ублюдок и кретин, — хрюкнул он. — Я здесь не за тем, чтоб убить вас. — Он повернул выключатель на коробке, и она начала громко гудеть. — Это глушитель. Он перекрывает все записывающие устройства и приспособления, делает невозможным съемку кинокамерой и фотографирование. Я не хочу, чтобы оставалась запись нашей встречи.

— Пардон, — ответил я, пряча пистолет. — Чего вы хотите?

— Сделки. Вы единственный человек за последние 170 лет, кто решился на борьбу со мной. Мне очень нравится это. А то я уже начал скучать.

— Чего нельзя сказать о людях, которых ты забивал до смерти.

— Давай без этих передовых статей. Нас тут двое. Не думаю, что тебя волнуют микроцефальные солдаты больше, чем меня…

— Зачем ты это мне говоришь? — разговор принимал интересный оборот.

— Потому что ты политик. Вот почему. Единственное, о чем беспокоятся политики, — это быть избранными, потом повторно избранными. Ты возвысился надо мной. И этим сделал свой выбор. Пришло нам время потрудиться рядом. Я не собираюсь жить вечно, сам знаешь…

— Это самая лучшая новость, которую я от тебя услышал!

Он проигнорировал мое замечание и продолжил:

— Мои гериатрические уколы уже не приносят того эффекта, что раньше. Я, наверное, на днях уйду. Поэтому я раздумывал о том, кто может занять мое место. И решил, что это можешь быть только ты. Как тебе мое предложение?

Он начал кашлять и вынужден был полезть в карман за носовым платком. С его точки зрения это было великое предложение. Просто невероятно. Он построил политическую машину и полностью подчинил себе планету. И предлагал мне долю — с последующим контрольным пакетом акций. Значительное предложение.

— А что я должен буду продать за такую работу?

— Не будь кретином. Ты проиграешь выборы. Берешь самоотвод. Потом возглавляешь оппозицию. Все будут думать, что ты — самое великое явление, после изобретения секса, так что либералы с кровоточащими сердцами примкнут к тебе в любом случае. Ты организуешь их и будешь следить, чтоб они не напортили. Разумеется, ты будешь сообщать нам, кто настоящий революционер, а мы будем от них избавляться. Такая система будет жить тысячи лет… Как тебе сделка, а? Ты согласен?

— Нет! Ты понимаешь, я верю в избирательную систему…

— Ха, ха!

— Равенство перед законом…

— Да ладно тебе!

— Свободу слова, презумпцию невиновности…

— У тебя что, высокая температура, Харапо? Какого черта ты об этом говоришь?

— Я знал, что ты не поймешь. Ладно, буду говорить на твоем языке. Я хочу все сразу. Хочу все деньги, всю власть, всех женщин. Я готов убить каждого, кто встанет у меня на пути. Ты понял?

Запилот вздохнул и кивнул, потом засопел:

— Я старый человек и начинаю волноваться, когда слышу такие речи. Это мне напоминает меня юного. Ты должен быть в моей команде, Харапо. Скажи, что ты будешь со мной работать!

— Я сначала убью тебя.

— В самом деле замечательно. Точно так же поступил бы и я. — Он отвернулся и медленно забрался в машину. Прежде чем закрыть дверь, он снова посмотрел на меня и покачал головой: — Я не могу пожелать тебе удачи. Но могу сказать, что наша встреча много мне дала в эмоциональном плане. Теперь я знаю, что оставляю свое дело в надежных руках человека, который меня понимает, который думает так же, как я.

Дверь глухо чмокнула, и я подал сигнал, чтобы принесли тех, двоих. Я наблюдал, как вваливают их в машину, и она отъезжает.

— Что это было? Чего он хотел?

— Он предлагал мне мир. Партнерство сейчас, и все остальное после его смерти.

— Ты согласился?

— Мой дорогой сын! Я, наверное, плут и мошенник, но я не преступник. Этим должны заниматься Запилоты. Маленький человечек, презирающий все человечество. Я могу ограбить человека, такого же богатого, как он, но я никогда не лишу его жизни и свободы. В самом деле, я никогда не грабил людей. Я грабил корпорации, компании, которые сводят с ума и лишают нас нашего богатства…

— Пап, — заныл Боливар, — не надо лекций.

— Верно. Давай вернемся в замок. Мне нужно помыть руки и выпить. Мне что-то не нравятся такие компании, которую я только что был вынужден терпеть.

31

В день выборов я был на ногах с самого рассвета. Вышел на балкон, дышал свежим утренним воздухом, наблюдая, как солнце встает из-за горизонта.

— Неужели это мы такие энергичные с самого утра? — сказала Ангелина, в изумлении глядя на часы.

— Сейчас не время для лежебок! История делается сегодня, и я один из тех, кто ее делает.

— Я не могу так рано встречаться с такими личностями, — она натянула одеяло на голову. — Убирайся, — пробурчала она.

Я насвистывал бодрую мелодию, спускаясь по ступенькам. И ничуть не удивился, увидев, что маркиз уже расхаживает по двору.

— История должна быть сделана сегодня, — сказал он мне.

— Я только что то же самое говорил самому себе. — Мы подняли чашки с кофе и выпили за победу. Скоро Боливар и Джеймс присоединились к нам. И к девяти, к тому времени, когда открываются избирательные участки, мы успели связаться с нашей командой. Через три минуты мы услышали дюжину воплей о помощи. Нашего наблюдателя избили, двоих застрелили, четыре урны были вскрыты. Мы ничего не могли поделать. Наши силы были малы и слишком разбросаны. Пришлось сконцентрироваться в больших городах. Нашим самым мощным оружием были журналисты с других планет. Как только там получили мое сообщение о предстоящих выборах, к нам проснулся интерес, и большие планетные системы послали сюда своих репортеров.

— Работает, — сказал Боливар, заканчивая вызовы по радио. — В Приморозо десять округов. Мы поймали и распечатывающих избирательные урны. Один журналист поймал их на подтасовке, так что будет пересчет. Нам действительно повезло, что приехало так много репортеров.

— Удача, мой сын, никогда не бывает случайной, — я скромно опустил глаза. — У нее сорок три независимых журналиста, больше я не смог обеспечить за такой короткий промежуток времени. Их поездки оплачены, они наслаждаются отпуском, и им нужно зарабатывать деньги, поэтому они усиленно ищут материал.

— Я должен был знать, — сказал он. — Если есть какой-нибудь удачный способ делать дела, мой папа не замедлит им воспользоваться!

Я хлопнул его по плечу и отвернулся, слишком переполненный эмоциями, чтобы говорить. Похвала всегда дороже, чем жемчуг.

К полудню все закипело. Нам пришлось сражаться с арьергардом и поддерживать наш собственный. Как мы знали, в некоторых маленьких городках сторонники Запилота просто закрыли избирательные участки и открыли свои собственные со своими урнами. Нам пришлось им уступить. Нам приходилось надеяться только на удачу и на то, что справедливость восторжествует и людям удастся высказать свою волю. Как только начали поступать такие донесения, маркиз все больше и больше впадал в панику. Он хрустел суставами и печально качал головой.

— Мы должны что-то предпринять! Нельзя же так сидеть и смотреть на стены, может быть совсем поздно! Мы никогда не выиграем, пока не ударим первыми и ударим очень сильно. Отчего бы просто не расстрелять сторонников Запилота?

— Мой дорогой маркиз, мы должны победить честным путем, иначе это будут совсем не демократические выборы.

— Я начинаю ненавидеть эту вашу демократию. Слишком много работы. Крестьянам проще объяснять, что делать. Им так нравится. Мы знаем, что вы будете лучшим президентом, чем этот кусок дерьма Запилот. Поэтому позвольте нам сделать вас президентом, и все.

Я тяжко вздохнул. Гонзалес де Торрес, маркиз де ла Роза неотделим от мира, в котором вырос. Он никогда не поймет преимуществ демократии.

— Я постараюсь вам объяснить как-нибудь в другой раз. А сейчас нам нужно установить автоматические избирательные урны с пломбами.

— Что?

— Машины вернут голос, который нам понравится.

— Вы можете это делать? Но если вы можете это, почему бы не проделать это во всех районах и сберечь время и силы?

— Потому что наши выборы должны все-таки походить на честные. Если наш новый мир начнется с коррупции, то он и дальше будет коррумпированным. И если нам приходится оказывать некоторую, так сказать, коррумпированную помощь, то лучше это держать в тайне от избирателей. Мы хотим, чтоб они думали, что демократия в действии — и она будет в действии, после выборов. Все, что мы делаем — это следим за каждой избирательной урной, которая была заполнена, подделана или сфальсифицирована.

— Тогда мы проиграем.

— Нет, мы выиграем. Это гарантировано в каждом из районов. Потому что все дело не в урнах, а в информации об этих урнах.

— Вы меня совсем запутали, — сказал он и налил себе в стакан рону. — Говорят, что это помогает мыслительным процессам.

— Ладно, давайте поможем и моим, спасибо. На самом деле все очень просто. Мы прикрепляем эти устройства к телефонным линиям и каждому счетчику голосов в каждом из выбранных районов.

Я достал металлическую коробку с проводами. Он посмотрел на нее с недоверием:

— Чудо микроэлектросхемы. С его помощью мы мониторим все звонки к нужному номеру. К примеру, урна заполнена, голоса подсчитаны, и раздается телефонный звонок. Чиновник читает результат. В это время его прерывают и связывают с вашим главным компьютером голос и образ спикера, и сообщает спикеру те результаты, которые выгодны нам. Это не займет много времени.

— А вдруг все обнаружится?

— Это невозможно, процесс занимает четыре тысячных секунды. Очень хороший компьютер.

— Нам придется это делать со всеми избирательными урнами?

— Нет. Это будет против морали. То, что мы делаем, это морально, но незаконно. На этом принципе основана вся моя жизнь, о чем я поподробнее как-нибудь вам разъясню, когда мы закончим работу. Налейте еще каплю рона, прекрасно, спасибо, и вернемся к работе.

Результаты голосования должны были быть объявлены в Оперном доме в Приморозо, в огромном зале, выбранном специально для такого случая. Каждые четыре года его заполняли сторонники Запилота, которые встречали подтасованные результаты шквалом аплодисментов. В этом году было два кандидата, и результаты должны были отличаться. Мы продолжали работу до тех пор, пока Ангелина и маркиз не вытащили нас к ожидающему коптеру.

— Не слишком декоративно? — спросила Ангелина, позвенев медалями и орденами на моей форме.

— Нет, разве что чуть-чуть, людям нравится хороший внешний вид. Им импонирует, когда президент выглядит как президент. Поехали!

Мы полетели к городу в сопровождении вооруженной охраны, и там нас встретила такая же кавалькада машин. За пилоту очень нравилось убивать, и мы должны были принять все меры предосторожности, чтобы не дать ему шанса. Мы вошли в зал Оперного дома, и все было в порядке, несмотря на то, что, по обоюдному соглашению, в зал не разрешалось входить с оружием. Запилот очень беспокоился о своей шкуре, впрочем, как и я. Он стоял на платформе впереди нас, и хмуро засопел, когда мое появление вызвало бурю восторга.

— Что-то он не в лучшем настроении. Надеюсь, у него есть для этого причина.

Это было великое общественное событие, и публика гудела от возбуждения. Большими количествами глоталось шампанское, но глаза всех неотрывно смотрели на большой экран над нашими головами, на котором вот-вот должны были появиться результаты. Сейчас там был открыт счет «Ноль: Ноль», очень похоже на начало игры в бейсбол.

По толпе пронесся взволнованный вздох, когда председатель счетной комиссии подошел к микрофону:

— Участки закрыты, и подсчет начался, — сказал он, и все зааплодировали. — Вызываем первый округ, город Кукарача. Кукарача, вы здесь?

На экране появилась внушительная физиономия.

— Подсчет голосов из города Кукарача, — сказал мужчина и опустил глаза, чтобы посмотреть в бумажку: — За президента Запилота проголосовало 60 голосов. Далее, за сэра Харапо… 985. Да здравствует Харапо! — как только он выкрикнул эти слова, он обеспокоенно оглянулся и пропал с экрана. Маркиз наклонился ко мне и шепнул, прикрываясь ладонью:

— Очень здорово. Никто бы не догадался, что это говорит компьютер, а не живой человек.

— Это даже лучше, потому что это был настоящий человек. Честные выборы. Будем надеяться, что все пойдет так и дальше.

Но, конечно, так не пошло. Прихвостни Запилота тоже поработали на славу, так что в следующем округе у нас было меньше голосов. Напряжение росло, потому что мы шли ноздря в ноздрю. Хотя частенько и противник наш получал много голосов. Иногда мы опережали, иногда противная сторона. Но все-таки мы шли ноздря в ноздрю. Как бы там ни было, Мстительный Терьер сожрал Счастливого Канюка.

— Это восхитительно, — сказал де Торрес. — Выборы — это более увлекательное занятие, чем бой быков. Но сушит во рту. Я случайно захватил с собой бутылочку девяностолетнего рона. Не желаете оценить его качество?

Без лишних споров я пожелал. Оставалось еще четыре города.

— Наши там есть? — спросил шепотом де Торрес.

— Я не знаю! — взревел я. — Я совершенно запутался.

Сначала вел Запилот, потом отдал первенство мне, потом он снова опережал меня на 75 голосов.

— Лучше бы ты писал книги, вернее, стряпал их, — с досадой произнесла Ангелина. — Или просто убил бы старого Канюка.

— Демократия, моя любовь. Один человек — один голос. Результаты неизвестны до самого конца, пока не будет подсчитан самый последний голос…

— Леди и джентльмены, пришел последний подсчет, самый последний!

Экран заполнило лицо, и мы все чуть не свернули себе шеи, поворачиваясь к нему. Очень манерный мужчина с огромными усами.

— Мне выпала большая честь сообщить вам финальные голоса из Солисомбры, с южного побережья, украшенного садами… — Публика взревела, а я стиснул зубы. — …Финальный счет… сейчас, минутку, я куда-то положил бумажку.

— Я хочу, чтоб этого человека немедленно убили! — выкрикнул Запилот, и маркиз согласно кивнул диктатору первый и последний раз в своей жизни.

— Ах да, вот он. Значит, мне выпала большая честь доложить, что прекрасная Солисомбра отдала 890 голосов нашему любимому Генерал-Президенту Запилоту…

— Мы позади на 894 голоса, — подсчитала Ангелина. — Уже поздно отравлять его.

— …И за другого кандидата, как его имя, ах, да, Харапо, я с прискорбием должен сообщить, что он, о мой бог! — Его глаза вылезли из орбит, он огляделся вокруг и начал потеть: — Я должен сказать, что он… набрал 896 голосов.

Толпа обезумела, как только на табло появились цифры. Запилот потрясал кулаком в моем направлении, и в мое ухо кричала Ангелина:

— Ты выиграл большинством в два голоса! Твоим и де Торреса!

— Правду все равно не скроешь!

Я встал и приветствовал публику, поднятыми сжатыми кулаками, наклонился и поцеловал Ангелину, потряс руку маркизу, показал нос Запилоту, который позеленел от ярости, потом вышел к микрофону. Я должен был постоять там около минуты, с поднятыми руками, пока в зале не наступила тишина. Все камеры были повернуты ко мне, все уши галактики с нетерпением ждали моих слов. В конце концов я заговорил:

— Спасибо вам, друзья. Спасибо. Я очень скромный человек. — При этих словах Ангелина громко захлопала, за ней и публика. Я кивнул и улыбнулся, и терпеливо ждал, пока не утихнет гром аплодисментов.

— Как я уже говорил, я очень скромный человек и никогда не лезу вперед. Но если вы будете задавать мне вопросы, то я с удовольствием отвечу. Даю вам слово…

Я не был уверен, что расслышал выстрел, но пуля ударила меня в спину. Мой подбородок стукнулся о грудную клетку, и я увидел красную кровь, хлынувшую сплошным потоком.

Я падал. Падал в забвение…

Послесловие

Может еще остался кто-нибудь на этой планете, в какой-нибудь глуши, кто не знает меня. Меня зовут Рикард Гонзалес де Торрес и Альварес, маркиз де ла Роза. Меня попросили историки Параизо-Акви сделать эти записи событий минувших дней. И, хотя я не писатель по природе, я вдруг ощутил прилив вдохновения, несмотря на свою занятость, и согласился. Члены семьи де Торрес никогда не отказывались от своих обязанностей, и им всем присуще чувство ответственности. Поэтому я начал с самого начала, откуда, как я думаю, начинаются все истории.

Я сидел как раз напротив этого замечательного человека, благородного сэра Гектора Харапо, рыцаря Пчелы, джентльмена, ученого, и любящего отца. Нет, я не должен чересчур его восхвалять. Но я отвлекся. Итак, я сидел напротив него, когда он говорил с публикой, со всей галактикой, в самый великий исторический момент нашей радости. Этот отвратительный пресмыкающийся Запилот проиграл выборы, самые честные и демократические выборы. Гектор стал президентом, а я вице-президентом. Наш мир должен был стать еще лучшим.

И тут прозвучал выстрел. Он был направлен с крыши высокого здания, то есть из маленького окошка, с тылу. Я увидел тело моего дорогого человека, содрогнувшееся от удара. Потом он упал. Через несколько секунд я был возле него, в его глазах еще горел огонь жизни. Но туман смерти гасил его. Я наклонился над ним и взял его руку и едва почувствовал, что он пришел в себя.

— Мой друг… — сказал он, потом кашлянул и его губы окрасились алым. — Мой дорогой друг… Я умираю… Все ложится на тебя… придется делать… нашу работу. Будь сильным. Обещай мне… что ты построишь мир, которого мы оба добивались и хотели…

— Я обещаю, обещаю, — сказал я, мой голос охрип от наплыва чувств. Его святые глаза закрылись, и он в последний раз пожал мою руку. Спустя мгновение он умер!

Потом его верная жена оттолкнула меня, подняла его с силой, которую я и не подозревал в столь хрупкой женщине, остальные бросились к ней на помощь.

— Это невозможно! — застонала и заплакала она, и мое сердце покинуло меня в тот же момент. — Это невозможно, он не может умереть, доктора, скорую помощь! Его нужно спасти!

Они понесли его прочь, и я не препятствовал им… Она должна была вскорости смириться… Я сел на свой стул и посмотрел вниз в глубокой печали, потом вдруг увидел его благородную кровь у себя на руках. Бездумно я достал носовой платок из нагрудного кармашка и приложил его к красным каплям, промокнул их, и потом свернул платок, чтобы сохранить это навсегда. И я это сделал. Платок сейчас передо мной, под стеклом, заполненным нейтральным газом, так что материал сохранится навечно. Платок находится позади кейса с короной, найденной в личных покоях Запилота, где этот тип прятал ее по непонятным причинам.

Все, что было дальше, вы знаете. Тысячи из вас были на церемонии похорон. Это незабываемо. Его скромная могила посещается по многу раз в день. Вы Знаете о его врагах. Потому эта история будет описываться еще не один раз. Как толпа вскричала «Смерть деспоту!», как пала ниц, как хотела кинуться на монстра Запилота и разорвать его на мелкие кусочки. Как он боялся их гнева, как трепетал от страха, и как не хотел смерти.

Потом вернулась жена благородного Харапо и встала грудью на защиту этого ничтожества, и подняла свою руку, и толпа стихла, и она обратилась к ним:

— Послушайте меня, люди Параизо-Акви. Послушайте меня. Мой дорогой муж мертв. Все кончено. Но не забывайте, что он умер для того, чтобы дать вам новый мир. Мир правды и закона. Проклинайте Запилота за совершенные им преступления, но не убивайте его. Мой муж не любил убийства, так что не совершайте их в его честь. Я благодарю вас.

Я не так горд, чтобы скрывать — на моих глазах были слезы, пока она говорила. В потрясенном зале не было сухих глаз. Даже Запилот плакал от облегчения.

Его вдова покинула Параизо-Акви на следующий день, но его память осталась тут, с нами. Я видел, как она входила в космический корабль, обернулась только однажды, махнула рукой и ушла. За ней ушли двое храбрых юношей, Джеймс и Боливар. Она оставила все свое имущество здесь, на планете. С ней было только несколько сумок, которые внес стюард. Люк захлопнулся, и я больше никогда не видел ее.

Остальное — это уже история. Несмотря на то, что я не желал служить на посту Президента, я не мог отказать воле умирающего человека. Я работал для вас, я делал все, что в моих силах. И большинство признало, что я служил вам хорошо. Я доволен. Мерзавцы, терроризирующие планету, уже не с нами. Их приговорил общественный суд, он же признал их виновными. Мы отправили апелляцию в Межзвездную Лигу Справедливости и получили от них ответ. Вы все знаете, что преступники отправлены на планету-тюрьму Калабозо. Там же и все продажные судьи и полицейские. Все ультимадос там же. Все там. Мы, наконец, очистились. И все они живы, если дожили. На Калабозо нет тюрем, там всего несколько роботов. Планета дикая и неосвоенная, у нее суровый климат. Все заключенные должны сами выращивать себе еду и заботиться о себе сами до конца дней своих. Это их судьба. Они не могут бежать. Это закономерное наказание для таких непристойных людей.

Мою историю можно на этом закончить. Как ваш Президент могу сказать, что мы сейчас живем в гораздо лучшем мире, чем раньше, но я знаю, что его можно сделать еще прекраснее. Мы должны благодарить Его за это. Он будет жить в нашей памяти вечно. Спасибо тебе, наш дорогой друг, и прощай.

Еще одно послесловие

Как говорит молва, действительно очень трудно убить Крысу из нержавеющей стали. Но очень легко уморить. Я не знаю, какие сувениры натолкала Ангелина в эти сумки, но они положительно отрывали мне руки. Я согнулся на трапе позади нее и мальчиков, чтобы не показывать лицо агентам службы безопасности. Это длилось до тех пор, пока воздушные шлюзы не закрылись, и только тогда я смог освободиться и выпрямиться.

— Джеймс, — позвал я. — Или Боливар. Может, вы поможете вашему пожилому папе нести эти сумки остаток пути?

Я стукнул кулаком по ноющей спине, и позвоночник хрустнул. Какое облегчение! Потом я увидел двух пассажиров, поворачивающихся в мою сторону и схватил ручки сумок, опередив подошедшего Боливара.

— Нет, молодой господин, это не ваша работа таскать сумки, только не на этом корабле. Старый Джим сам дотащит их. Сюда, мадам, сюда, добрые юные господа. Я покажу вам ваши места в каюте, — бормотал я, сопровождаемый своей семьей. Только когда дверь каюты закрылась, я смог бросить ужасные сумки и застонать от облегчения.

— Мой бедненький, — сказала Ангелина, беря меня за руку и ведя к стулу. — Теперь посиди здесь чуток, а я посмотрю, может найду что-нибудь, что может тебя взбодрить.

Я сдернул седые усы и брови и отбросил их подальше, пока она наклонялась и открывала сумку. Замок щелкнул и обнажил ровный ряд темных бутылок, помещенных в отдельные гнезда. Ангелина достала одну и поднесла ее к свету.

— Рон столетней выдержки. Маленький сувенир с Параизо-Акви, я думаю, он тебя порадует. Давай я налью тебе капельку, чтоб узнать, не повредили ли мы его в пути.

— Свет моей жизни! — возопил я в искреннем восхищении. — Ты слишком добра. — Мне в горло пролился настоящий райский нектар. Она улыбнулась и кивнула, соглашаясь.

— Это последнее, что я успела сделать для тебя, после того, как тебя убили.

— Получилось очень удачно, правда? Это был великолепный выстрел, Джеймс. Попасть как раз в центр пакета с кровью. В другой раз бери патрон более мелкого калибра. Это был чертовски сильный удар.

— Прости меня. Но я же измерял расстояние, 209 метров. Мне нужна была ровная траектория. Твои медали были отличной мишенью.

— Все закончилось хорошо, так что не будем мелочиться. — Я потянул рон и почмокал. — У вас не было проблем при выезде? — Мы же не разговаривали с того момента, как меня убили.

— Все прошло гладко. Боливар помчался наверх, как только прозвучал выстрел. Я оставил ружье там; где оно было, и встретил его. И мы пошли разыскивать убийцу.

Даже твой друг Оливейра участвовал в охоте. Мы провели его по следам в пустую аллею.

— Дорогой полковник! — заплакал я. — Вы передали ему мои наилучшие пожелания?

— Разумеется. Роботы на планете-тюрьме запрограммированы спускать собак в течение месяца.

— Все лучше и лучше. Я видел новости, когда был туристом, и входил в прибрежный отель. Все, кажется, прошло гладко. Только похороны. Чересчур реалистично. Можно было подумать, что в гробу настоящее тело.

— Так оно и было, — спокойно сказала Ангелина, внезапно став серьезной. — У нас есть и хорошие и плохие новости. Плохие заключаются в том, что один из работников нашей партии по имени Адольфо был убит. Он был лучшим нашим помощником в Приморозо. Он много помог в подтасовке голосов. Он карточный шулер. Его убили ультимадос. Когда его доставили в госпиталь, ты уже был там. Он умер спустя несколько минут. У него не было никого, так что мы сделали для него все возможное.

— Бедняга Адольфо. Он в самом деле был плохим карточным шулером. Пусть покоится в мире. — Я вздохнул и сделал глоток в его память. — А хорошие новости?

Близнецы выглядели очень мрачными, пока она говорила мне:

— Джордж и Флавия поженились. Они встречались много лет, но не могли пожениться, пока их мир был в рабстве.

— Как романтично! Ничего, мальчики. В галактике еще много девушек. Теперь расскажите мне о настоящем сэре Гекторе.

— Мы последовали твоим инструкциям, — ответил Боливар. — Вкатили ему полную дозу дорогих гериатрических лекарств Запилота, сбрили ему бороду и чуть подтянули лицо. Он выглядит лет на тридцать моложе и может запросто сойти за собственного сына. Как раз сейчас он вернулся к своим изысканиям, взялся за «работы отца», которые остались незаконченными. Он так ничего и не понял, что с ним произошло, но внимательная семья очень заботится о нем.

— Ну что же, можно сказать, что это была великолепная операция. Все концы связаны, плохие мальчики наказаны, хороший маркиз провел все шоу, теперь правит в мире и благоденствии на Параизо-Акви. Маленький эпизод в борьбе против несправедливости и скуки, но мы все можем гордиться им.

— Я выпью за это, — сказала Ангелина, вытаскивая пробку из бутылки. — Последний глоток шампанского, прежде чем мы выйдем в космос.

— Это испортит вкус рона, — сказал я, принимая стакан с благодарностью.

Мы подняли стаканы и осушили их. Было приятно остаться в живых и жить в такой приятной вселенной, особенно с такой семьей, как моя. Потом шампанское смешалось с роном, и я ощутил мягкое урчание в желудке, и затем последовал как бы мгновенный взрыв чувств. Ангелина была права, настало самое время взлетать.

Разумеется, только после того, как мы прикончили бутылку.