Крыса из нержавеющей стали. Том 2

1

Блоджетт — ужасно мирная и спокойная планета. Здесь оранжевое солнце, прохладный ветерок гуляет среди скал. Изредка тишину нарушает шум моторов космических кораблей, доносящийся из космопорта. Эта планета действует чрезвычайно расслабляюще, а такому человеку, как я, нужно постоянно бдеть. Но сейчас я абсолютно забыл об этом и, ни о чем не думая, лежу в ванне, ленивый, как кот, и горячие струи вода падают мне на лицо. Пронзительно зазвонил звонок у входной двери.

— Я открою, — кричит Ангелина, кричит, чтобы мне был слышен ее голос сквозь шум льющейся воды.

Пробулькав что-то невразумительное в ответ, я нехотя вышел из ванной. Сушилка обдала меня теплым воздухом, попутно смазав нос косметическим кремом. Я смотрю на себя в зеркало — гол, как в день появления на свет. Но даже, когда я нагой, на мне висят предметы, с которыми не расстаюсь ни днем ни ночью. Мое отражение вполне меня устраивало: я строен и мускулист, лицо мое достаточно сурово. Посеребренные виски придают некоторый изыск. Мне не о чем беспокоиться. Да и в прошлом жизнь дарила мне радость.

И вдруг недоброе предчувствие пронзило меня холодом до самых костей. Я не знал, было ли это из области псиграммирования, но очень хорошо почувствовал, как стучат убегающие секунда. Ангелина задерживалась у дверей. Я выскочил в холл, пробежал через комнаты. Дом был пуст. Выпрыгнул за двери, миновал все ступеньки, прыгая как газель, на ходу пытаясь достать из кобуры пистолет, висящий у меня на лодыжке. Я увидел, как мою Ангелину заталкивают в машину два здоровенных бугая и сразу рвут с места. Мне удалось выстрелить только один раз, потому что дорога была запружена.

Ангелина! В гневе и отчаянии я стиснул зубы и несколько раз выстрелил в воздух, чтобы отвести душу и отпугнуть любопытных, уставившихся на мою наготу. Они рассыпались, как горох, в разные стороны. Я взял себя в руки и постарался вспомнить номер машины. Вернувшись в дом, я чуть было не вызвал полицию, как поступил бы на моем месте любой добропорядочный гражданин. Но поскольку я таковым не являлся, то и не стал делать этого. Я был уверен, что сила Скользкого Джима ди Гриза, то есть моя, — в гневе и месть должна стать делом его рук.

Я повернулся к компьютерному терминалу, нажал большим пальцем на идентификационный диск, ввел свой личный шифр и, назвав номер машины, дал команду установить, кому она принадлежит. Довольно простенькое задание для планетарного компьютера, и ответ возник сразу, как только я нажал «Принт». Увидев, что появилось на мониторе, я без сил опустился в кресло. ОНИ все-таки схватили ее. Все было гораздо хуже, чем я мог себе представить. Только не думайте, что я трус. Как раз наоборот. Перед вами — человек, прошедший огонь, воду и медные трубы, который вступил в Специальный Корпус, отборную всегалактическую организацию, использующую мошенников против мошенников. И то, что я так долго сумел продержаться в этой жизни, говорило о моей ловкости, если не об уме.

Сейчас настал момент, когда мне необходимо было мобилизовать весь свой жизненный опыт и вызволить любимую жену из ужасной переделки, поэтому нужно было все тщательно обдумать, прежде чем приступать к действиям. Несмотря на то, что день только начинался, я открыл бутылку 140-градусного Выдержанного Катализатора мыслей и налил себе количество, достаточное для смазки синапсов. После первого глотка меня осенило, что мои мальчики уже достаточно взрослые и можно попробовать их в настоящем деле. Мы с Ангелиной, как примерные родители, всячески оберегали их от жестокой действительности, но, кажется, это время миновало. Они через несколько дней должны стать выпускниками школы, и я считал, что это дело можно ускорить.

Мне было странно думать, что наши дети уже не подростки. Как незаметно промелькнули годы. Их мама — моя похищенная драгоценность Ангелина — была все такой же красивой. Что касается меня, то я, конечно же, стал старше, но отнюдь не мудрее. Седина моих волос не коснулась сердца. Размышляя о быстротечности нашей жизни, я быстро оделся, натянул ботинки, обвешал себя всеми мыслимыми и немыслимыми приспособлениями и выскочил в гараж, застегиваясь на ходу. Мой ярко-красный «Фаебом 8000» немедленно включился и, как только захлопнулась дверца, с оглушительным грохотом понесся по дороге, разгоняя смурных жителей мирной планеты Блоджетт. Единственной причиной, по которой мы поселились здесь, было наше желание находиться рядом с сыновьями, пока они учились в школе. Я уже созрел, чтобы покинуть Блоджетт, и на прощание, наверное, даже не оглянулся бы. Не только потому, что это была унылая и скучная аграрная планета, но еще и потому, что ее опутали щупальца бюрократии Чиновники и Лига администраторов внедрились и создали вторичную экономику правительственных учреждений, хотя планета находилась в центре звездной системы и очень гордилась своим целебным климатом. Мне все это не нравилось. Я предпочитал фермерский труд.

Поля ферм сменились деревьями, пока я мчал по дороге, потом стали попадаться каменные глыбы. На этой широте в воздухе уже ощущался холодок, исходящий от мрачных скал. Утро медленно превращалось в день, моя машина сделала последний поворот и затормозила перед нависшей скалой. Не в первый раз я увидел металлические буквы, выдолбленные в плите перед входом: ВОЕННО-ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ЗАКРЫТОГО ТИПА ДОРСКОГО. И здесь были заточены мои ненаглядные мальчики! Как отец ж беспокоился за них, а как гражданин — радовался, что они здесь в надежных руках. Мне хотелось, чтобы у моих ребят была добрая душа, хотя весь мир отвернулся от них. До этой школы их исключали из всех учетных заведений. Три из них после этого сгорели самым таинственным образом, все остальные взорвались. Я бы никогда не поверил, что возможны массовые самоубийства, но злые языки болтали, будто мастера этих школ, не знавшие, как управиться с моими шалунами, просто сбесились после того, как выгнали их. То кто-то застрелится, то кто-то выпрыгнет с пятого этажа. Сейчас мои сыновья встретили достойного воспитателя в лице старого полковника Дорского. После насильственной отставки из армии он не захотел отойти от дел и открыл школу, в которую постарался вложить весь опыт своей службы, связанной с постоянной жестокостью. Мои мальчики очень неохотно учились, но полностью отбыли срок исправления и через несколько дней должны были присутствовать на церемонии досрочного выпуска. Но сегодня неожиданно дела приняли такой оборот, кто все необходимо было несколько ускорить.

Я с большим нежеланием сдал оружие, меня прощупали рентгеновскими лучами и, пропустив через множество автоматических дверей, ввели, наконец, во внутренний двор. Унылые ученики, измученные школьной системой, шаркали ногами вокруг меня. Среди них выделялись двое, которые никогда не склонят головы перед ударами судьбы. Я пронзительно засвистел, и они, отбросив книги, опрометью бросились ко мне. После бурного приветствия я медленно поднялся с пола и, отряхнув пыль, показал год, что старый конь борозды не портит. Они дружно рассмеялись и поднялись, потирая ушибленные места. Ребята были ненамного ниже меня, внешне походили на мать, но мускулы у них были железные, и они были прекрасны, как боги. Да, отцам многих девушек придется запасаться ружьями, когда они выйдут из школы.

— Па, что это за удар кистью и локтем? — спросил Джеймс.

— Повременим с объяснениями, Я приехал, чтобы ускорить ваш выпуск, потому что с мамой случилась беда.

Парни перестали улыбаться, ловя с тревогой каждое слово, пока я им рассказывал о том, что произошло.

— Понятно, — сказал Боливар. — Пощекочем нервишки старому Дорогому…

— И покончим с нашим пребыванием здесь, — закончил Джеймс. У них часто так бывало — они мыслили одинаково.

Мы быстро прошли через большой зал мимо скелетов, закованных в цепи, и поднялись вверх по лестнице, с которой постоянно стекала вода.

— Вам туда нельзя, — сказал секретарь и одновременно телохранитель директора, вскакивая со стула, — этакая глыба натренированных мышц весом в 200 кг.

Мы немного замедлили ход, чтобы перешагнуть через бесчувственную гору мяса. Дарений, нахмурившись, смотрел на нас, держа пистолет наготове.

— Уберите, — сказал я ему. — У нас очень срочное дело, я прибыл, чтобы забрать сыновей. Будьте так любезны и выдайте им аттестаты и документы об окончании срока службы.

— Идите к черту! Никаких исключений! Убирайтесь зон, — неистовствовал директор.

Я улыбнулся, пристально глядя на него, и решил, что лучше все объяснить, чем выбивать согласие насильственным способом.

— Дело очень срочное. Моя жена и мать этих мальчиков арестована сегодня утром и увезена в неизвестном направлении.

— Это должно было когда-нибудь случиться. Вы ведете очень беспорядочный образ жизни. Это все, что я хотел вам сказать, а теперь — убирайтесь отсюда.

— Послушайте, вы — размазня, тупоголовая скотина, военный динозавр! Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши нотации. Если бы это был обычный арест, то арестовывавшие валялись бы без сознания как только появились в моем доме. Никто, ни детективы, ни копы, ни военная полиция, ни агенты не смогли бы противостоять моей бесценной Ангелине.

— Ну, а кто же тогда это был? — несколько удивленно спросил он, но пистолета не отвел.

— Она Отправилась с ними, чтобы дать мне время, а не ввязываться в драку сразу, чтобы я смог подготовиться и проверить, кому принадлежит машина, и убедиться, что похитителями были агенты… — я тяжело вздохнул, — агенты Межзвездного департамента внешних и внутренних государственных сборов.

— Налоговые инспекторы, — засопел Дорский, и его глаза засветились красным светом. Пистолет исчез неизвестно куда. — Джеймс ди Гриз, Боливар ди Гриз, шаг вперед. Несмотря на ваше явное нежелание учиться, вы получаете свидетельства об окончании школы. С этой минуты вы являетесь выпускниками Военной исправительной школы закрытого типа Дорского. Я тешу себя надеждой, что вы, подобно всем нашим выпускникам, будете вспоминать нас незлым тихим словом, отходя ко сну. Я пожму ваши руки, только не устраивайте состязаний в пожатиях, потому что кости мои хрупки. Идите с вашим отцом и помогите ему в борьбе to злом.

Этим все и закончилось. Минуту спустя мы вышли на солнечный свет и сели в машину. Ребятам предстояло расстаться со своими детскими забавами и войти во взрослый мир.

— Они не ранят Мам? — спросил Джеймс.

— Пусть только попробуют. Если это случится, жить им осталось немного, — произнес Боливар, и я услышал, как скрипнули его зубы.

— Нет, разумеется, нет. Мы очень легко освободим ее, если достанем записи вовремя.

— Какие записи? — спросил Боливар. — И отчего мерзкий Дорский так легко пошел на уступки? Это на него не похоже.

— Ошибаешься, сын. Это очень похоже на него, потому что под внешностью тупого, грубого и жестокого садиста скрывается обычный человек. А обычный человек воспринимает налоговых инспекторов, как личных врагов.

— Не понимаю, — сказал Джеймс.

— К несчастью, тебе придется понять, — ответил я, — Ваши жизни до этого момента были под защитой, вы просто проводили время, но не зарабатывали себе на жизнь. Скоро вам необходимо будет заняться этим, как и всем остальным. И как только появится первый кредит, первый пот на лице и мозоли на ладонях, немедленно появится и налоговый инспектор. Он будет кружить возле вас, назойливо жужжа, пока не усядется на шею и не станет «высасывать» большую часть заработанных денег.

— Ты привел прекрасный пример, Па.

— Все это правда, — буркнул я, сворачивая на скоростную трассу. — Большое правительство плодит большую бюрократию, а это означает, что нужны большие налоги. И нет возможности избежать их. Попав однажды в систему, вы оказываетесь в цепком капкане, и кончится все это тем, что вам придется платить все больше и больше денег. Мы с вашей матерью отложили кое-что для вас на будущее. Мы заработали эти гроши еще до вашего появления на свет.

— Они были украдены до нашего рождения, — сказал Боливар. — Они были добыты в иных мирах во время нелегальных операций.

— Ты не можешь утверждать это!

— Нет, могу, Па, — сказал Джеймс. — Мы проникли в картотеку и знаем, откуда эти деньги.

— Это было так давно! И больше не повторится.

— Надеемся, что повторится, — дружно ответили братцы. — Что же станет с Галактикой без нескольких крыс из нержавеющей стали, которые вносят оживление, будоражат всех. Мы помним твои ночные лекции о том, как ограбление банков способствует развитию экономики. Это дает возможность заскучавшей полиции заняться делом, газетам печатать, обывателям читать, страхователям выплачивать. Это помогает экономике и держит деньги в обороте. Это филантропическая работа.

— Нет! Я не хочу, чтоб мои мальчики сделались мошенниками!

— Правда?

— Ладно, может и хочу, но хочу, чтоб они стали ловкими мошенниками. Чтобы брали только у того, у кого есть излишки. Хочу, чтобы они были добрыми, вежливыми, дружелюбными и почтительными. Если уж ты жулик, то будь предприимчивым и войди в состав Специального Корпуса, в рядах которого можно служить человечеству, выслеживая настоящих мошенников и плутов.

— А сейчас мы выслеживаем настоящих мошенников?

— Инспекторов подоходного налога! Пока мы с вашей мамой крали и тратили денежки, не было никаких проблем. Но как только мы стали получать жалованье в Специальном Корпусе и вкладывать его, нас, как стервятники, окружили инспекторы. Мы сделали несколько незначительных ошибок в бухгалтерии…

— Забыли сообщить, то есть скрыли часть доходов? — с невинным видом поинтересовался Джеймс.

— Да, нечто в этом роде. Такая непредусмотрительность и стала непростительной глупостью. Нам следовало вернуться к ограблениям банков. А вместо этого мы запутались в их сетях, стали играть в их игры, связанные с аудитами, адвокатами, пенями, тюрьмами и всей прочей чепухой. Есть только одно окончательное решение, один ответ. Поэтому ваша мать спокойно удалилась вместе с финансовыми вампирами. Чтобы развязать мне руки и выпутаться из этой передряги.

— Что же мы будем делать? — спросили мальчики одновременно.

— Уничтожим все налоговые записи в их картотеке, вот что. Останемся ни с чем, но свободными и счастливыми.

Мы сидели в машине, выключив свет, и я нервно грыз ногти.

— Господи, как все плохо, — в конце концов произнес я. — Меня терзает чувство вины перед вами. Я не могу вовлекать двух невинных овечек в преступную жизнь.

Раздалось сильное сопение на заднем сиденье, выдававшее волнение юных сердец. Потом дверцы машины распахнулись рывком и почти сразу громко захлопнулись. Я с удивлением смотрел, как две фигуры удаляются в ночь. Чем я их мог обидеть? Предложил попробовать сделать самим всю работу несмотря на то, что они могли испортить ее? Какие беды и несчастья ждали нас впереди? Я вертел ручку дверцы и старался привести в порядок мысли, как вдруг услышал приближающиеся шаги. Выйдя из машины, увидел своих сыновей. Лица их были более чем серьезны.

— Меня зовут Джеймс, — сказал Джеймс, — а это мой брат Боливар. Мы достигли совершеннолетия по закону, потому что нам исполнилось по 18 лет. Мы можем пить в открытую, курить, ругаться и ухаживать за девушками. Мы также можем, если захотим, нарушать законы любой планеты, прекрасно сознавая, что если нас поймают, то нам придется отвечать за содеянное. До нас дошел слух о том, что Скользкий Джим собирается нарушить закон, и мы хотим наняться к нему на работу. Что ты скажешь на это, Пап?

Что я мог ему ответить? Я почувствовал комок в горле старой крысы, и глаза грызуна наполнились слезами. Я надеялся быстро взять себя в руки: преступление и эмоции несовместимы.

— Отлично, — сказал я и по-сержантски хлопнул парней. — Вы приняты. Следуйте инструкциям, задавайте вопросы только тогда, когда инструкции неясны, в остальном поступайте, как я, и делайте то, что я буду говорить. Согласны?

— Согласны! — завопили они радостно.

— Тогда разложите это по карманам. Я думаю, оно вскоре нам понадобится. Вы надели перчатки с отпечатками пальцев? — В ответ они подняли руки. — Хорошо. Вам будет интересно узнать, что вы оставите отпечатки пальцев мэра города, а также начальника полиции. Это добавит пикантности и немножко запутает ситуацию. Ладно, вы знаете, куда мы сейчас направляемся? Конечно же, нет. На углу есть большое здание, которое отсюда не видно. Это территория штаба Межзвездного департамента внешних и внутренних сборов. Там, внутри, находятся все их записи о скрытии доходов и нечестных прибылей.

— Ты имеешь в виду твоих, Па?

— Воровских с точки зрения обывателей, мой сын. Они скептически смотрят на мою деятельность, а я, в свою очередь, смотрю на их жалкие потуги с отвращением. Сегодня вечером мы предпримем попытку сравнять счет. Мы не подойдем прямо к зданию, потому что оно здорово оснащено неприятными приспособлениями. Мы войдем в департамент с того угла, который далеко не случайно был выбран мной. Он примыкает с тыла к канцелярии, которая нам нужна.

Мы шли, я продолжал говорить и видел, что мальчики мои отвыкли от жизни в большом городе. Сирены жутко верещали, мчались чиновничьи машины, прожектора бороздили небо яркими лучами. Я внутренне улыбался, глядя на своих совсем уже взрослых детей, и слегка подталкивал их в спину, чтобы они ускорили шаг.

— Ну что, разве это не замечательная идея? Кому может прийти в голову, что кто-то попытается проникнуть в департамент из соседнего здания, в котором располагается театр, во время премьеры новой оперы «Кохонейцы в огне»?

— Но ведь нам нужны билеты…

— Я их купил сегодня у спекулянта по баснословной цене. Вот, кстати, мы и пришли.

Около театра было много народа. Мы протиснулись через толпу, отдали билеты и постарались как можно быстрее покинуть зал. Не хватало еще слушать эти завывания. Мы прошли в бар, я выпил бокал пива и был приятно удивлен тем, что мои парни заказали безалкогольные напитки. Меня тревожило то, что мы собирались делать. Я пристально наблюдал за своими мальчиками. Наклонившись к Боливару, я легонько сжал ему указательный палец, и из разжавшейся ладони выпал какой-то предмет.

— Ты нехороший мальчишка, — сказал я ему, когда алмазный браслет, который он уронил, покатился по ковру. Я слегка коснулся плеча очень полной женщины, стоявшей рядом с нами.

— Простите, мадам. Это ваш браслет?

— Да!

— О, позвольте мне. Нет, что вы, это такое удовольствие для меня.

— Спасибо, да благословит вас Господь.

После этого я повернулся и строго посмотрел на Джеймса. Ом подмял руки в знак примирения.

— Я все понял, Па. Пардон. Просто попрактиковался. Я успел положить бумажник обратно в карман джентльмену, как только увидел, что Боливар растирает онемевшую руку.

— Вот и прекрасно. Больше не делайте этого. Нам предстоит серьезная работа, не хватало только погореть на мелочи. Допивайте и пошли.

— Это не наш клозет?

— Разумеется, нет. Вон там туалет для джентльменов.

Мы заняли кабинки, встав на унитазы, чтобы не были видны наши ноги и принялись ждать, пока стих шум шагов. Наконец до нас донеслись звуки увертюры. Шум льющейся из бачка воды показался нам более музыкальным, чем то, что было слышно со сцены.

— Все, пора, — сказал я, и мы пошли!

«За нами следил влажный глаз, свисающий с длинного мокрого усика. Усик высовывался из мусорной корзинки. Он был прикреплен к телу, разместившемуся в мусорной корзине. И тело было отвратительным: шишковатым, трясущимся, мерзким, с клешнями. Жуткое зрелище».

— Ты ведешь себя так, будто уже был здесь и знаешь дорогу, — сказал мне Боливар, когда мы открыли дверь с табличкой «Личные апартаменты», а потом пошли по длинному темному коридору.

— Купив билеты, я немедленно отправился сюда на разведку и для рекогносцировки. Вот мы и пришли.

Я позволил ребятам самим отключить сигнализацию и подумал, что это будет неплохой практикой для них.

Мальчики прекрасно обходились без моих инструкций. Они вывернули несколько шурупов, и окно беззвучно отворилось. Мы выскользнули в темноту — в пяти метрах от нас возвышалось здание, в которое нам необходимо было проникнуть.

— Это оно? — спросил Боливар.

— А как мы попадем в него? — поинтересовался Джеймс.

— Мы — у цели. Терпение, джентльмены, — я достал из внутреннего кармана предмет, похожий на пушку, и потянул его вверх за петлю и массивную рукоятку. — У него нет названия, потому что придумал и сделал его я сам. Как только нажимаешь на спусковой крючок, этот маленький приятель водопроводчика несется вперед с бешеной скоростью и тащит за собой тонкую нить из нервущегося волокна. Вам, наверное, очень любопытно, что же происходит потом? Объясняю. Запал многозарядной батареи при зажигании приводит в действие снаряд, который в течение 15 секунд излучает энергию, создавая магнитное поле такой мощности, что оно способно удерживать тысячекилограммовый груз. Просто, не так ли?

— Ты уверен в своем изобретении, Па? — спросил обеспокоенный Боливар. — Как кусочек стали попадет в цель в такой кромешной тьме?

— Уверен, притом дважды, мой сомневающийся сын. Сегодня днем я убедился, что на каждом этаже этого здания стальные карнизы, их прикрепляли к стальным рамам. Магнитное поле моего устройства настолько мощное, что позволяет стрелку находиться достаточно далеко от своей цели. Пуля сама находит нужное ей гнездо. Джеймс, ты захватил веревку? Отлично. Пристегни один конец к этой трубе и закрепи хорошо. Теперь отдай мне свободный конец веревки. Не забыли надеть перчатки? Прекрасно. Придется вам потренировать мускулы, чтобы перебраться через эту расщелину. Я подстрахую вас с помощью веревки и когда три раза дерну, вы начнете перелезать. Ну, с богом. — Я взялся за рукоятку приспособления.

— Удачи тебе, — сказали мои ребята одновременно.

— Спасибо. Я рад, что мы понимаем друг друга. Крысы из нержавеющей стали, ограниченные бетонными панелями общества, должны сами позаботиться о своей удаче.

Вдохновленный собственной философией, я нажал спусковой крючок. Снаряд дзинькнул и нашел себе место в нащельной планке. Я нажал кнопку, приводящую в действие моноволокно, и стремительно кинулся в открытое окно. 15 секунд — это не так уж много. Поддерживаемый магнитным полем, я устремился к зданию департамента, но прыгая из окна, обо что-то больно ушиб ногу. Этого я заранее не предусмотрел. Дома, во время тренировок, все шло как по маслу. Отпущенные мне 15 секунд на исходе. Стряхнув оцепенение, превозмогая боль, я нащупал здоровой ногой подоконник. Отталкиваясь от него, я надавил на стекло всем своим весом. Естественно, ничего не произошло, потому что оконное стекло было закаленным. Пытаясь удержаться на подоконнике, стоя на одной ноге, я отчаянно цеплялся за форточку. В тот момент, когда прекратилось действие магнитного поля, я уже закрепился на подоконнике, хотя положение мое было весьма неустойчивым. Я держался тремя пальцами и стоял на цыпочках на одной ноге, вторая беспомощно болталась, как сосиска. Внизу простиралась черная бездна, где меня поджидала неминуемая смерть, если бы я не удержался.

— Па, все нормально? — шепотом спросил кто-то из мальчиков сзади.

Должен отметить, что мне пришлось собрать всю свою волю и удержать рвущиеся с губ ругательства, мальчикам не стоило слушать такие выражения от отца. Сделав над собой усилие, отчаянно пытаясь удержать равновесие, я сказал:

— Все о’кэй.

Пока я держался, хотя мои пальцы онемели, затекли и устали. Со всеми предосторожностями я обвязывался новым приспособлением вокруг талии и, наконец, смог достать из кармана стеклорез. Обычно я вставлял присоску, аккуратно вырезал маленький кусочек стекла, осторожно вынимал его, потом, не торопясь, открывал замок.

Но сейчас времени на это не было совсем. Одним резким движением руки я вырезал неровный круг и кулаком вытолкнул его. Он упал внутрь комнаты, за ним я бросил стеклорез и схватился за раму. Ударил по стеклу, которое разбилось с оглушительным звоном. В этот момент, сорвавшись с подоконника, я повис на одной руке и схватился за острые края стекла, впившиеся в руку. Невероятным усилием мне удалось подтянуться и прочно схватиться пальцами за раму. Все остальное было не сложнее, чем съесть кусок пирога. Правда, меня слегка мутило от вида крови. Я встал на подоконник, открыл окно, предварительно отключив сигнализацию, и почти рухнул на пол.

— Мне кажется, ты уже староват для подобных трюков, — мрачно пробурчал я, обращаясь к самому себе, как только мне удалось восстановить дыхание. Стояла звенящая тишина. Похоже, звон разбитого стекла, такой оглушительный для меня, остался неуслышанным в пустом здании. Итак, за работу! Мальчики притихли, совсем как настоящие профессионалы, но я чувствовал, что они волнуются. Осветив комнату фонариком, я нашел место под подоконником, и закрепил веревку так, чтобы мальчики могли по ней подняться наверх.

— Ты заставил нас волноваться, — сказал Боливар.

— Я сам волновался! Итак, за работу! Один из вас берет фонарь и медицинский пакет. Нужно посмотреть, что у меня с ногой. Кровь — это улика, как вам известно.

Рана была несерьезной, и меня быстро перебинтовали. Моя ушибленная нога еще болела, но похоже, что перелома не было. Я повертел ею в разные стороны, нога повиновалась.

— Вот так-то, — наконец сказал я. — Переходим к самой серьезной части нашей операции.

Я прошел из темной комнаты в не менее темный коридор, стараясь идти как можно быстрей, чтобы вернуть чувствительность ноге. Мальчики замешкались, так что я опережал их, когда поворачивал за угол. Им удалось остаться незамеченными, когда раздался громкий возглас:

— Стоять на месте, ди Гриз. Вы арестованы.

Жизнь всегда полна неожиданностей. Моя в этом отношении — не исключение. Неожиданности могут выбивать из седла, тревожить, особенно если вы к ним не готовы. К счастью, я, учитывая весь свой богатый опыт, был готов ко всему. Граната с ослепляющим газом мгновенно появилась в руке и полетела в ту сторону, откуда доносился голос. Черный дым моментально обволок всю комнату, в которой, как я понял, было много народа. Чтобы добавить им перца, я подкинул саморазрывные холостые патроны Получилось очень здорово, прямо как маленькое сражение. Я добавил немного веселящего газа, выпустив его во все стороны, и это, как я понял, привело моих противников в смятение. После того, что произошло, я вернулся к сыновьям, которые стояли, как замороженные, широко раскрыв глаза. Я приложил палец к губам и взмахом руки дал им понять, чтобы они ушли подальше от выстрелов. Мы, с трудом преодолев лабиринт коридоров, добрались до нужной двери.

— Вот то, что мы ищем, — сказал я, — компьютерные программные шифры.

Боливар автоматически взял их у меня и потряс головой, будто старался прогнать из нее туман.

— Па, может, ты нам расскажешь, что здесь произошло.

— Разумеется. Когда я разбил окно, я знал, что шум услышан, сигнализация сработала и объявлена тревога, Посему я решил действовать не совсем так, как планировал вначале. Я ничего не сказал вам лишь потому, что вы могли отказаться или попытались бы отговорить меня, Новый план состоял в том, что я буду заниматься моей диверсией, а вы — компьютером. Как сотруднику Специального Корпуса, мне удалось узнать все подробности проникновения в память налоговых записей и уничтожения их. Простейшая программа, введенная в безмозглый компьютер, заодно сотрет дела многих, у кого фамилия начинается на букву Д. Вам следует стереть досье на букву Ю и П, чтобы полиция не усмотрела никакой связи между присутствием и исчезновением записей. Выбор этих букв далеко не случаен…

— ДЮП — это самое скверное ругательство на блоджеттском Жаргоне.

— Ты прав, Джеймс, твоя голова неплохо работает. Когда справитесь со своим делом., постарайтесь незаметно выбраться отсюда через окно первого этажа, смешаться с толпой и исчезнуть. Ну как, вам нравится мой план?

— Все хорошо. За исключением того, что тебя могут арестовать, — задумано просто гениально, — отметил Боливар. — Мы не оставим тебя, Па.

— Вам не удастся отговорить меня, но вашу преданность я оценил. Будьте благоразумны, ребята. Кровь очень легко идентифицируется, гораздо легче, чем отпечатки пальцев, а у них есть достаточно моей крови. Так что если я сбегу, они сделают анализ и все равно узнают, кто здесь побывал. Кроме того, они видели меня. В любом случае, ваша мама в тюрьме, а я в самом деле соскучился по ней и очень хочу, чтобы она была вместе с нами. Если вы уничтожите досье, они смогут обвинить меня только в незаконном проникновении в здание департамента, и я сумею выйти под залог. А затем мы навсегда покинем эту планету.

— Они могут не разрешить тебе выйти под залог, — забеспокоился Джеймс.

— В таком случае твоим родителям придется сбежать из местной тюрьмы. Это совсем не сложно. Так что не беспокойтесь. Идите и постарайтесь выполнить свою задачу, а я займусь своим делом. Возвращайтесь домой и отдыхайте. Я найду вас. Вперед!

И ребята ушли. Я вернулся туда, где оставил своих противников, предварительно нацепив очки и носовые фильтры. У меня с собой было множество разнообразных гранат: дымовых, ослепляющих, слезоточивых, рвотных. Эти налоговые инспекторы здорово мне поднасолили и теперь я хотел расквитаться с ними сполна, что, кажется, уже и сделал. Какой-то чудак начал палить из винтовки, совершенно не думая о том, что может попасть скорей в своих людей, чем в меня. Я пробрался через дымовую завесу, нашел его и ударил по голове. Затем отнял у него винтовку. Магазин был полный и, разрядив его в потолок, я крикнул в темноту:

— Вам никогда не удастся поймать Скользкого Джима!

Я тянул время, прикидывая в уме, сколько понадобится минут моим ребятам, чтобы пройти через это огромное здание. Я играл с ними в прятки еще четверть часа для пущей предосторожности, потом грациозно опустился на кушетку директорского кабинета, закурил одну из его сигар и расслабился.

— Сдаюсь, сдаюсь, — дважды прокричал я моим стонущим и рычащим преследователям. — Вы слишком сильны и не по зубам мне. Только пообещайте, что не будете применять пыток.

Они осторожно стали подползать, смешавшись с местными полицейскими и солдатами в полном боевом обмундировании, пришедшими взглянуть на веселое представление.

— И это все из-за одного меня? — спросил я, выпустив в их сторону кольцо дыма, — я польщен. Хочу сделать заявление прессе о том, что я был похищен, принесен сюда в бессознательном состоянии, запуган, затравлен. Требую адвоката.

К сожалению, у них совершенно отсутствовало чувство юмора, поэтому весело было только мне. Мы прошли сквозь толпу, настроенную не очень благожелательно по отношению ко мне. В глаза бросилось то, что абсолютно все жевали жвачку. Сирены завыли, заревели моторы и меня, закованного в наручники, повезли, но, как оказалось, не в тюрьму. Вернее, мы остановились у самых ее ворот, там собралось очень много людей, и все они что-то кричали, размахивая руками. Видя такую картину, меня снова затолкали в машину, и наш кортеж вернулся в городскую башню, где, к моему великому удивлению, с меня сняли наручники и провели внутрь. Я чувствовал, что происходит что-то непонятное. Меня втолкнули пинком в спину в кабинет, на дверях которого не было таблички. Я отряхнул запачканную одежду, повернулся и от удивления мои брови, помимо воли, поползли вверх, потому что хозяина кабинета я давно знал.

— Какой приятный сюрприз, — сказал я. — А вы хорошо сохранились…

— Мне следовало тебя расстрелять, ди Гриз, — прорычал Инскипп.

А это был именно он, мой босс, глава Специального Корпуса, возможно, самый могущественный в Галактике человек. Специальный Корпус был усилен Лигой для поддержания межзвездного мира. Этим и занимался мой шеф. Во всяком случае об этой стороне деятельности были информированы широкие круги общественности. От них скрывалось, что высокие инстанции решили доверить ловить жуликов самим жуликам. Кто будет делать это лучше? До Специального Корпуса Инскипп был величайшим мошенником в двояковыпуклой Галактике, своего рода нашим вдохновителем. Как можно было догадаться, я тоже вел далеко не образцовую жизнь до того, как меня заставили вступить в ряды Специального Корпуса. Как вы могли заметить, произошла дефективная конверсия, так сказать конверсия на добрые дела. Но мне даже нравилась моя новая работа, однако сегодняшняя встреча застала меня врасплох. Я вынул незаряженный пистолет, приготовленный как раз для таких случаев, и поднес его к виску.

— Если вы хотите застрелить меня, великий Инскипп, то я могу вам помочь. Прощай, жестокий мир…

Я нажал спусковой крючок и услышал приятный щелчок.

— Перестаньте паясничать, ди Гриз. Все гораздо серьезнее.

— С вами всегда так. Но я верю, что некоторая доля легкомыслия улучшает пищеварение. Позвольте мне снять ниточку с вашего пиджака.

Я сделал это и попутно вытащил пачку сигарет из его кармана. Инскипп, разумеется, не замечал этого до тех пор, пока я не закурил и не предложил ему его же сигарету. Шеф фыркнул и забрал пачку.

— Мне нужна ваша помощь.

— Естественно. Иначе бы меня не привезли сюда. Где моя ненаглядная Ангелина?

— На пути домой. Она ждет не дождется, когда сможет приласкать и приголубить ваших отпрысков. Тупицам этой планеты невдомек, что случилось с досье, но я-то знаю. Однако сейчас забудем об этом, хотя бы потому, что вы — самый лучший агент Корпуса. И вас ждет корабль, чтобы доставить на Какалак-два.

— Дрянная планетенка, болтающаяся вокруг мрачной звезды. И что я могу найти в этом малообещающем месте?

— Вы там ничего не найдете. Базовый спутник был местом проведения двухгодичной встречи всех планетных шефов военно-морской лиги…

— Вы сказали «был» с таким ударением. Я должен проверить?..

— Придется. Они бесследно исчезли. Так же, как и спутник. Мы не представляем себе, что могло с ними произойти.

— Может, они промахнулись?

— Поберегите ваш юмор, ди Гриз. Если только пресса пронюхает о случившемся, представьте, какими могут быть политические последствия. Не говоря о том, как это дезорганизует нашу систему обороны.

— Не стоит так волноваться. Я не вижу никаких причин для межгалактических войн в ближайшем будущем. Но в любом случае, с вашего разрешения, я позвоню домой, узнаю, всели там так хорошо, как вы мне рассказали, а после этого могу отправляться в дорогу.

«За воздухозаборником на стене висело поддерживаемое щупальцами с присосками существо. Его большие зеленые глаза моргали в темноте. Существо издавало чавкающие звуки, слышался скрежет острых, как иглы, красных зубов по костянистому небу. И оно воняло».

— В этом всем есть нечто подозрительное, и мне это не нравится, Скользкий Джим, — сказала моя Ангелина, сверкая глазами с экрана. Как я любил эти глаза!

— Да, нет, что ты, моя ненаглядная! — солгал я. — Очередное назначение, только и всего. Работы на несколько дней. Я сразу вернусь, как закончу. Ты же постарайся просмотреть все рекламные брошюры и отыщи местечко, где мы сможем провести отпуск, когда я вернусь. Кстати, и мальчики закончили школу.

— Я рада, что ты упомянул о мальчиках. Они вернулись несколько минут назад грязные, оборванные и такие усталые, что не могли мне сказать ничего вразумительного о том, что произошло.

— Ничего, они расскажут. Передай им, что Па доволен ими. Все операции прошли успешно. Они расскажут тебе о наших захватывающих вечерних приключениях. Увидимся, моя любимая! — я послал ей воздушный поцелуй и выключил монитор до того, как она смогла запротестовать.

К тому времени, когда Ангелина выслушает ребят, я буду уже далеко и, наверное, выполню это необычное задание. Не то, чтобы меня очень беспокоила судьба нескольких сотен адмиралов, но заинтересовал сам механизм их исчезновения. Все это казалось очень любопытным. Я прочитал досье, пока мы приближались к Какалаку-два, наполнил большой стакан «Потом Сирианской Пантеры», гарантированным стимулятором сосудов, и сел в кресло, чтобы прочитать еще раз. В первый раз я проделал это медленно, во второй — побыстрее, а в третий — отметил основные места. Когда я опустил папку на колени, то увидел, что сидящий против меня Инскипп уставился в одну точку, жуя свои губы и барабаня пальцами по столу.

— Нервничаете? — спросил я. — Попробуйте. — Я протянул стакан со стимулятором.

— Лучше скажи, что ты придумал и что обнаружил.

— Я обнаружил, что мы летим не в том направлении. Смените курс и давайте отправимся на Главную станцию Специального Корпуса, мне нужно потолковать с моим старым приятелем, профессором Койпу.

— Но расследование?..

— Это никак не скажется на нем. — Я постучал пальцем по досье. — Мы с вами поставлены перед уже свершившимся фактом. На поиски пропавших привлечены все военные, есть радиосигналы, которые представляют из себя разрозненные крики и таинственные вопли. Кто-то истошным голосом орет «Зубы!» Вот, пожалуй, и все. Ваша высококвалифицированная команда следователей побывала там и не нашла ничего, кроме космической пустоты, никаких следов спутника. Думаю, что нас ожидает то же самое. Итак, вы везете меня к Койпу?

— Зачем?

— Затем, что Койпу — мастер временной спирали. Для того чтобы узнать, что же все-таки произошло, я отправляюсь в прошлое и стану свидетелем этого печального происшествия.

— Я как-то об этом не подумал, — сказал Инскипп.

— Не удивительно. Вы — глава Корпуса, а я лучший его агент. Придется мне взять одну вашу сигару в награду за мои выдающиеся способности, так часто дискредитируемые.

Профессор Койпу не заинтересовался нашим делом. Он покусывал желтыми зубами нижнюю губу, и так выразительно качал головой, отрицая все, что его седые волосы, вернее, их жалкие остатки, метались во все стороны. Руками Койпу как бы отталкивался от нас.

— Вы хотите сказать, что вам не нравится наша идея? — спросил я.

— Это нелепо! Временной спиралью нельзя пользоваться сколько угодно. Мы только прибегали к ее помощи, чтобы установить темпоральную связь в статистически синергических витках.

— Пожалуйста, профессор Койпу, — попросил я, — не усложняйте обстановку, обучите нас работе со спиралью. Разъясните нам все так, будто мы профаны.

— А вы таковыми и являетесь. Я был вынужден применить временную спираль, когда нужно было спасти вас от растворения, потом потребовалось использовать ее для того, чтобы вернуть вас из прошлого. Достаточно. Больше вам не удастся заставить меня включить ее.

Мой шеф был настроен очень решительно. Он подошел к Койпу, и они уставились друг другу в глаза. Картина была впечатляющей. Инскипп произнес:

— Если я, как ваш работодатель, говорю вам — идите, вы должны идти. Без малейших колебаний. Если вы сейчас ослушаетесь меня, вас не убьют, мы не настолько жестоки, но вас отправят обучать физике тупоголовых студентов первого курса на забытую богом планету, в такую дыру, где все думают, что машина времени создана только для того, чтобы наблюдать, как люди жили в прошлом и живут в будущем. Ну что, я убедил вас?

— Вы не имеете права угрожать мне! — разбушевался Койпу.

— Я только предупредил вас. Вам осталась на размышление одна минута. Охрана!

По обе стороны профессора появились два человекоподобных скота, одетых в форму. Они схватили его за руки и подняли в воздух.

— 30 секунд, — прошипел Инскипп с доброжелательностью кобры, готовой к прыжку.

— Мне всегда хотелось провести отборочные опыты на витке времени, — быстро проговорил Койпу, понимая, чем закончится его упорство.

— Чудесно, — смягчился Инскипп. — Поставьте его на пол. Вот так. Все очень просто. Вы должны отправить нашего друга на неделю назад с таким расчетом, чтобы он вернулся, когда его миссия будет закончена. Мы дадим вам координаты и время, когда он должен будет вернуться. Вы готовы, ди Гриз?

— Всегда готов, и даже больше того. — Я посмотрел на скафандр и на множество приборов, которые мне нужно было взять с собой. — Надеваю костюм и вперед. Мне так же, как и вам, любопытно, что там произошло, и больше того, я заинтересован в том, чтобы благополучно вернуться, потому что я уже путешествовал во времени и знаю, как плохо это сказывается на организме.

На приборах зажглись зеленые лампочки. Я вздохнул и стал готовиться к путешествию. В этот момент я подумал, что мне было бы приятнее встретиться с налоговым инспектором.

4

То, что это было не первое мое путешествие во времени, ничего, не меняло. Каждый раз процесс перемещения происходил очень тяжело. Я вновь ощутил закручивание сразу в нескольких направлениях, опять увидел, как звезды со свистом, подобно ракете, рассекают воздух. Перегрузки были достаточно большими даже для моего тренированного организма. Потом неприятные ощущения исчезли так же быстро, как и появились, серый сумрак летящего мимо пространства сменился густой чернотой Вселенной, усеянной звездами, Я плавал в невесомости, медленно поворачивался, наблюдая за полетом спутниковой станции, которая была в этот момент прямо передо мной. Я коротко просигналил радаром, висящим у меня на груди, и понял, что до нее километров десять. Спутник был большой и красивый. На нем четко просматривались антенные решетки и мигающие сигнальные башни, в окнах горел свет. Наблюдая за станцией, я думал о том, что именно сейчас адмиралы пьют вино, а в перерыве между застольями разрабатывают военные операции. Бедняги, они даже не подозревали, какая судьба им уготована. Настроив свой радар на их таймер, обнаружил, что прибыл на час позже нужного времени. Наверное, Койпу удивится, узнав об этом. Но у меня оставалось еще целых пять часов до решающего события.

К сожалению, сигару в скафандре закурить было невозможно, зато можно было выпить. Чтобы жидкость не попала внутрь комбинезона, я предпринял соответствующие меры и только после этого приготовил себе прелестную смесь бурбона с водой. Примерно 32 000 лет назад, находясь на планете Земля, я впервые попробовал его. И хотя давным-давно эта планета была уничтожена, я сохранил формулу и после нескольких неудачных экспериментов научился изготавливать нечто, напоминающее по вкусу этот напиток. Я обхватил нагубник поилки и сделал несколько глотков. Получился неплохой напиток. Я любовался звездами и спутником, читал стихи, и время пролетело совсем незаметно. За пять минут до происшествия, из-за которого я и отправился в эту экспедицию, меня вывело из задумчивости нечто движущееся неподалеку. Боковым зрением я заметил фигуру в скафандре, медленно перемещающуюся в вакууме. Человек сидел на 2-метровом предмете, по форме напоминающем ракету. Я мгновенно выхватил пистолет и, не подозревая, с кем мне придется столкнуться, крикнул пришельцу:

— Руки в стороны, стоять. Пистолет заряжен разрывными пулями.

— Убери его, придурок, — сказал неизвестный, повернувшись ко мне спиной и склонившись над панелью управления ракета. — Если ты меня не узнал, это хорошо. Значит, другие тем более не узнают.

И вдруг до меня дошло.

— Это же я! — воскликнул я, стараясь быть сдержанным.

— Нет, я. Я — это ты, или что-то в этом роде. Логика здесь бессильна. Спрячь пистолет, болван!

Стараясь скрыть волнение, я убрал оружие в кобуру.

— Может, ты мне объяснишь, в чем дело?

— У меня, равно как и у тебя, не хватит ума понять, зачем нужно было предпринимать второе путешествие. Наверное, чтобы привезти с собой эту пиявку искривленного пространства. — Он глянул на свои часы, — а может быть, это я посмотрел на часы, или кто-то еще, потом он (или я?) ткнул пальцем в сторону:

— Раскрой глаза пошире — сейчас начнется нечто любопытное.

Так оно и было. Пространство за спутником несколько мгновений было пустым, затем картина резко изменилась. Что-то очень большое появилось и пошло на сближение со спутником. Я видел темное, покрытое шишками продолговатое тело, которое вдруг раскололось. Образовавшееся отверстие было огромным и напоминало собой пасть неведомого мне существа с зубами в несколько рядов.

— Зубы! — громко вскрикнуло мое радио, которое принимало сигнал, посланный с исчезающего в этой пасти спутника. Зубы сомкнулись, и станция перестала существовать. Яркая вспышка на мгновение ослепила меня — это белая пиявка искривленного пространства бросилась вперед. Поле вокруг гигантскою тела внезапно замерцало и все исчезло.

— Что это было? — задохнулся я.

— Откуда мне знать? — ответил мой двойник, — но даже если бы я знал, то ни за что бы тебе не сказал. Теперь давай возвращайся, чтобы и я мог вернуться. То есть я имею в виду — ты. Надеюсь, ты меня понял? Фу, я совсем запутался, пропади все пропадом. Ну, давай, двигай отсюда.

— Не задирайся, — ответил я.

Мне не нравился разговор с самим собой в подобном тоне. Я повернул тумблер ка временной спирали. И моментально оказался в кабинете шефа.

— Что ты там обнаружил? — спросил меня Инскипп, как только я снял шлем.

— В основном то, что мне придется вернуться туда во второй раз. Я встретил там себя будущего. Приведите в порядок пиявку искривленного пространства, и я вам все объясню. — Я решил, что надо предотвратить надвигающиеся неприятности, поэтому, перво-наперво, опираясь о стену, я выпил умиротворяющего бурбона. Инскипп недовольно проворчал:

— Ты что, пьешь на работе?

— Так мне легче переносить перегрузки. Теперь будьте добры заткнуться и выслушать меня. Итак, что-то невероятно большое появилось вне искривленного пространства, почти рядом со спутником. Мне казалось, что такая точная навигация невозможна, но, к сожалению, все было именно так. Эта мерзость открыла свою сверкающую пасть, утыканную рядами острейших зубов, и проглотила космическую станцию вместе с адмиралами, находящимися на ней.

— Думаю, что это ваши фантазии, подогретые коктейлями, которые вы употребляете в рабочее время.

— Нет, я могу подтвердить свое донесение: моя камера была включена все время. После того, как чудовище съело наш спутник, оно ушло в искривленное пространство и исчезло из вида.

— Мы должны направить по его следу пиявку искривленного пространства, — сказал Инскипп.

— То же самое я говорил своему двойнику, который появился вместе с упомянутым объектом, и отправил его в нужном направлении.

Мне казалось, что я это удачно ввернул.

— Итак, надо действовать. Давай, Койпу, отправляй меня снова в ситуацию, которая была за пять минут до трагедии, и я смогу выбраться из этого скафандра. Между прочим, вы неправильно рассчитали время. Я прибыл туда на час позже. Надеюсь, сейчас вы постараетесь рассчитать Старт до секунды.

Койпу ворчал, вводя новые данные в компьютер, а я, взгромоздившись на длинную белую фигуру пиявки, отправился в путь. План был таким же, как и в первый раз, только более продуманным.

Возвратившись из второй экспедиции, я почувствовал голод, меня мучила жажда. Неплохо бы выпить немного вина, а потом принять душ и лечь в мягкую постель. И у меня была возможность получить все это и даже больше того — мне дали неделю отдыха, пока не поступит донесение от пиявки искривленного пространства.

Я был у Инскиппа, когда прибыло сообщение. Он с выпученными глазами перелистывал страницы, просматривая их заново, будто от повторного чтения могло измениться содержание написанного.

— Это невозможно, — в конце концов сказал он.

— Мне очень нравится ваш оптимизм, шеф.

Я вынул сообщение из его онемевших пальцев, прочел и сравнил полученные координаты с картой, висящей позади стола. Инскипп был абсолютно прав.

Пиявка прекрасно справилась со своей задачей. Я отправил ее вовремя и на нужное место — прямо к адмиралам на спутник. Пиявка присосалась к спутнику. Они вместе ушли в искривленное пространство, где пиявка просто летела рядом до выхода в нормальный космос. Даже тогда, когда спутник совершал запрограммированные многократные прыжки, пиявка находилась поблизости. Рядом она была и пока определялась атмосфера, масса планеты, изучалась спутниковая станция. Когда же необходимость в ней отпала, она отлепилась и улетела, а поскольку это была неметаллическая пиявка, то и запеленговать ее не могли. Она применила химические ракеты для поисков маяка Лиги. И как только был обнаружен ближайший из них, рванула туда сквозь искаженное пространство и объявила о своем прибытии. Излишне напоминать о том, что где бы пиявка ни находилась, она делала фотографии. Компьютер по расположению звезд определил, в какой части космоса сделаны снимки. И Все же результат, который он выдал, был абсолютно непонятным.

— Это просто невероятно, — сказал я, постукивая по карге. — Но если место определено верно, то я уверен, что мы попали в большую беду.

— Ты не думаешь, что похищение адмиралов — это простая случайность?

— Ха-ха.

— Я так и думал, что ты в это не поверишь.

Чтобы понять проблему, вам следует знать физическую природу нашей Галактики, представить ее себе. Разумеется, я понимаю, что все это может быть сложно для рядового читателя, и лучше оставить эту информацию для астрофизиков и других придурковатых гомиков, которым нравятся подобные вещи. Но мне кажется, что пояснения просто необходимы.

Итак, представьте себе Галактику в форме рыбы. Это, конечно, не так на самом деле, но вполне подходит, чтобы упростить понимание. Ноги и туловище созвездия Рыбы — это группы звезд. Между ногами расположены точно такие же звезды, и плывут они в пространстве, заполненном космическим газом. Надеюсь, что вы представляете себе и понимаете все, о чем я говорю, хотя у меня есть уникальная способность все запутывать. Но продолжим наши рассуждения. Все звезды Лиги расположены по правую сторону, ближе к «голове» Рыбы. В районе «живота» находятся несколько солнц. Есть они и в «руках» созвездия. Вам понятно? Вот и отлично. А наш зубастый приятель прибыл из района нижней левой ноги. Ну и что, скажете вы, прибыл и прибыл. Однако эта часть Галактики нами почти не исследовалась, мы никогда и ни с кем не вступали там в контакт. Насколько нам было известно, в этой части космоса не было никаких планет, населенных разумными существами. Вот так-то. Тысячелетиями человечество крутится вокруг Галактики, но именно здесь не встречало признаков разума. Правда, когда-то находили следы цивилизаций, исчезнувших миллионы лет назад. В период колониальной экспансии Звездная Империя, Феодал и прочие организации посылали свои корабли по всем направлениям. И корабли возвращались, если возвращались вообще, поврежденными, а члены экипажей болели и через некоторое время умирали. Исследования прервались на тысячи лет. Теперь мы постепенно выходим из этого состояния. Вступаем в контакты с планетами на всех уровнях цивилизации. Ищем ее там, где, кажется, ее и быть не может. Но мы не завоеватели. Может, станем ими когда-нибудь, но в данный момент Лига занята тем, что ищет следы, оставленные первой экспедицией. Однако настал такой момент, когда, похоже, начинается новая игра.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил Инскипп.

— Я? Ничего. Мне любопытно наблюдать, как вы отдаете приказания разобраться в этой истории, не вмешиваясь в нее.

— Прекрасно. Вот тебе-то и придется исполнить первый приказ. Ты, ди Гриз, отправишься на расследование и розыски станции.

— Нет, я устал, и пусть это сделает кто-то другой. У вас в подчинении тысячи планетных ресурсов, навигационные системы, флот, который, правда, остался без адмиралов, тысячи агентов. Задействуйте кого-нибудь из них для разнообразия.

— Ну уж нет! Посылать обычный патрульный корабль в такую экспедицию, это все равно, что просить его экипаж погреться у атомного костра.

— Я догадываюсь, к чему вы клоните.

— Надеюсь. Я знаю тебя, ди Гриз, как прекрасного агента. У тебя хорошо развит инстинкт выживания, поэтому ты практически неуязвим. Я ставлю на это, и еще на твой изворотливый ум, который помогает тебе выбраться из любых ситуаций. Поэтому побыстрее отправляйся и посмотри, что за дьявол там нас разыгрывает. Жду тебя с донесением.

— Мне и адмиралов надо будет возвратить назад?

— Только если захочешь. Этого добра у нас более чем достаточно.

— Вы жестокий и бессердечный человек, Инскипп, к тому же еще и мошенник покрупнее, чем я мог предположить.

— Разумеется. Иначе я не занимал бы этот пост. Когда ты отправляешься, и что тебе может понадобиться в экспедиции?

Я должен был подумать еще кое о чем. Во-первых, необходимо было поставить в известность Ангелину. Я не сомневался, что если она только заподозрит, насколько это опасно, то непременно захочет присоединиться ко мне. Я очень хорошо знал деловые качества моей жены и с большим удовольствием отправился бы в эту экспедицию с ней, нежели с кем-либо другим из нашего Корпуса. Но что будет с мальчиками? Ответ на этот вопрос был однозначным. С природными данными и унаследованными характерами они были созданы для преступной деятельности или для работы в Корпусе по борьбе с преступниками. Так что им придется участвовать в серьезных переделках, а предстоящая операция, похоже, была именно тем случаем, с которого следовало начать. Итак, все было решено. Придя в себя, я понял, что разговариваю сам с собой уже несколько минут и что Инскипп все это время наблюдает за мной и тянется к кнопке, расположенной на его столе. Мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, какой вопрос шефа заставил меня погрузиться в свои мысли.

— Ах, да! Я согласен отправиться в эту командировку и сам подберу экипаж. Для полета мне нужен полностью автоматизированный крейсер класса «гриндер» с комплектом боеприпасов, ну и так далее.

— Считайте, что он уже готов. Понадобится 20 часов, чтобы доставить корабль сюда. Вам остается только подготовиться к полету и написать новое завещание.

— Вы самый лучший шеф. Мне нужно будет сделать один пси-звонок.

В коммуникационном центре я сел рядом с оператором и через несколько секунд разговаривал с Ангелиной.

— Привет, моя любимая, — сказал я. — Догадываешься, куда мы отправляемся в наш отпуск?

5

— Это прекрасный корабль, Па, — сказал Боливар, окинув взглядом панель управления «Гнэшера».

— Надеюсь, что так. Эти крейсеры класса «гриндер» считаются самыми лучшими во всем флоте.

— Центральный контроль огня в порядке, — сказал Джеймс и нажал на кнопку, прежде чем я сумел его остановить.

— Тебе не следовало расстреливать этот выступ на скате, он не представлял для нас никакой опасности, — сделал замечание я, выключая управление орудиями и переводя его под свой контроль, пока мой сын чего-нибудь не натворил.

— Мальчики всегда остаются мальчиками, — подвела итог Ангелина, глядя на них с гордостью.

— Я согласен с тобой, но они уже достаточно взрослые и должны отвечать за свои поступки. Ты знаешь, сколько стоит каждый такой выстрел?

— Нет, и меня это нисколько не волнует. — Она подняла брови. — Скользкий Джим, а тебя мучила совесть, когда ты запускал руку в общественный карман?

Я пробурчал что-то невнятное и повернулся к приборам. Безусловно, я волновался. Может, это была обычная тревога родителей за своих детей? Но ведь кроме того, что я отец, я еще и капитан корабля, а это значит, что экипаж должен подчиняться мне.

— Значит, нам всем стоять по стойке смирно? — спросила Ангелина недовольным тоном.

Чтобы не возник конфликт, я обратился к своей семье с предложением:

— А давайте закажем бутылку шампанского и шоколадный торт и слегка расслабимся, прежде чем приступать к работе.

— Замечательная идея, папа, — откликнулся Джеймс.

— А ты не можешь заказать клубничный торт?

— Как вам угодно. Кстати, мы можем совместить приятное с полезным и за бутылкой шампанского прикинуть, как нам себя вести, когда мы прибудем на место назначения.

— Я уверена, когда будет нужно, ты нам все скажешь, дорогой. А не рано ли мы собираемся пить шампанское? — спросила Ангелина.

Я внимательно изучал клавиатуру, с помощью которой можно было получить те или иные продукты. Делая это, я вот о чем подумал — все хотят командовать и никто не собирается подчиняться. Ну и семейка. Нужно быть непреклонным.

— Теперь послушайте вот что. Считайте все это распорядком дня. Мы отправимся через 15 минут в место, определенное пиявкой. Выйдем из искривленного пространства на 5 секунд, этого будет достаточно, чтобы изучить показания приборов об объеме космоса. Автоматически вернемся на исходные позиции и проанализируем полученные данные. В дальнейшем будем действовать согласно им. Понятно?

— Ты такой решительный, — проговорила Ангелина, пригубив шампанское.

Я не мог понять, что она имела в виду, поэтому оставил ее реплику без ответа.

— Итак, вперед! Боливар, я просмотрел твои школьные характеристики и знаю, что у тебя отличные отметки по навигации…

— Я не мог учиться иначе. Нас приковывали цепями к партам и не кормили до тех пор, пока мы не пройдем испытание.

— Слава боту, все уже позади. Настрой наш курс на цель и дай мне посмотреть, прежде чем запустить двигатель. Джеймс, а ты запрограммируй компьютер на считывание, это нам понадобится по прибытии на место и при возвращении. Нам нужно будет 1,5 секунды.

— А что буду делать я, мой любимый? — спросила Ангелина.

— Откроешь еще одну бутылку, и мы с тобой с удовольствием и гордостью будем наблюдать за тем, как наши мальчики работают.

Мы начали готовить корабль к старту. Со всеми операциями наши парни справлялись успешно — без жалоб и суеты. Задача стояла более чем серьезная, и мы должны были не только решить ее, но и выжить, потому что впереди была полная неизвестность, Я тщательным образом проконтролировал работу сыновей и не обнаружил ни одной ошибки.

— Вам, мальчики, по золотой звезде. Возьмите добавку торта, — сказал я.

— Это портит зубы, Па. Нам бы больше подошло шампанское.

— Разумеется. Тогда мы поднимаем бокалы. Итак, за успех.

Мы чокнулись и выпили. Я нажал стартовую кнопку, и мы отправились в полет. Как всегда во время таких путешествий, нам ничего не нужно было делать: за нас все выполнял запрограммированный компьютер. Близнецы бродили по кораблю, вооружившись учебниками, — школа, к сожалению, давала недостаточно глубокие знания. Мы с Ангелиной нашли для себя более интересное занятие и потихоньку уединились в спальне жилого отсека. Вся эта идиллия длилась до тех пор, пока не прозвучал сигнал тревоги, а это значило, что нам предстояло войти в искривленное пространство. Мы собрались еще раз в рубке.

— Па, а ты знаешь, что у нас за бортом две патрульные лодки? — спросил Боливар.

— Да, я в курсе, это — прекрасные суда Подготовьтесь к быстрому осмотру, как мы и планировали. Но сначала все должны надеть боевые комбинезоны.

— Зачем? — спросил Джеймс.

— Затем, что вам приказано сделать это, — сказала Ангелина не терпящим возражений голосом. — Немного подумай, и это избавит тебя от ненужных вопросов.

С ее поддержкой, решил я, укрепится мой авторитет, и ничего не стал добавлять. Мы спокойно надели комбинезоны, а поверх — увешанные оружием скафандры… Я надеялся, что эти меры предосторожности помогут сохранить нам жизни в случае непредвиденной опасности. Но все прошло нормально. Мы прибыли в искривленное пространство. Все приспособления и инструменты звенели на нас, Вернулись мы в исходную точку на расстоянии в сотню световых лет. Я не приказал снимать оружие, так как опасался, что нас будут преследовать. Но этою не произошло. Спустя полчаса мы освободились от скафандров и комбинезонов и стали просматривать подготовленные для нас компьютерами результаты расследования.

— Ничего не понимаю, — сказала Ангелина, изучая полученные данные, — Просматривается звездная система на расстоянии двух световых лет.

— Сейчас не это главное, — заметил я, — Действовать будем таким образом. Останемся здесь, на приличном расстоянии от того места, где может произойти всякое. Но пошлем «шпионский глаз» на разведку планеты. Он нам перешлет донесение через спутник, запрограммированный на мгновенное возвращение, если что-нибудь произойдет со «шпионским глазом». Идет?

— Можно я запрограммирую «шпионский глаз»? — спросил Боливар, всего на мгновение опередив своего брата.

— Молодцы!

У меня потеплело на сердце, и я дал им задание подготовить спутник вдвоем. Через минуту машина была готова и отправлена, а мы тем временем сели обедать. И когда наш обед подходил к концу, спутник возвестил о своем возвращении.

— Что-то уж очень быстро, — отметила Ангелина.

— Да, пожалуй. Видимо, у них отличная система обнаружения. Давайте посмотрим, что наш «глаз» увидел.

Я ускорил воспроизведение до нужного нам места. Звезда в центре экрана стремительно приблизилась и через мгновение превратилась в пылающее солнце. На втором экране было видно, что система состоит из четырех планет, на которых просматривались промышленные объекты и антенны связи. «Шпионский глаз» подлетел к ближайшей из них и стал снижаться.

— Ай-ай-ай! — прошептала Ангелина. Я молча смотрел на экран.

Вся планета напоминала одну сплошную крепость. Жерла пушек торчали из-за толстенных стен, ряды космических кораблей казались бесконечными. «Шпионский глаз» пролетел над несчетным количеством военных машин, занимающих все видимое пространство. Ни кусочка естественной поверхности планеты, сплошные ряды военной техники.

— Посмотри, — сказал я, — Вон та штука похожа на космического кита, проглотившего адмиралов вместе с их спутником. И этот похож, и тот.

— Не кажется ли тебе, что обитатели этой планеты готовятся к космической войне, — встревоженно произнесла Ангелина.

У мальчиков глаза были широко раскрыты от удивления, они молча смотрели на экран. Вскоре все кончилось — появились четыре отметки на радаре, вращающемся с безумной скоростью, и экран погас.

— Серьезная планета, — сказал я и налил себе воды дрожащей от волнения рукой. — Запишите все, что видели на экране, и отправьте донесение на базу. А сейчас мне хотелось бы услышать ваши соображения по поводу того, как нам поступать дальше. Мы передадим рапорт, в котором изложим, что увидели, и нам придется все начинать сначала, потому что мы не узнали пока что ничего особенного.

— А если нам драпануть туда? — спросил Боливар.

— Тебя поймают, сынок, — ответила Ангелина.

— Великолепная идея, Боливар, — сказал Джеймс. — Будем летать сами по себе, без всяких приказов, а главное — без начальства.

Я не совсем понял, серьезно он это говорил или шутил, но мне понравилась его мысль.

— У кого-то есть предложения? — спросил я. — Если нет, то у меня кажется, появилась идея.

— Ты же капитан, мой дорогой, — сказала Ангелина, и я еще раз понял, какая ответственность за всех нас лежит на мне.

— Верно. Не знаю, заметил ли кто-нибудь из вас, что звездная система заполнена пространственными осколками. Я предлагаю выбрать один из них, чтобы он был подходящих размеров, и спрятать внутри него лодку. Если мы замаскируемся таким образом, то ничем не будем отличаться от других обломков, плавающих вокруг. Попробуем вывести его на орбиту и облететь все эти планеты, попутно посмотреть, есть ли еще спутники, на которые мы можем настроиться, чтобы получить больше информации для разработки плана нападения. Наверняка на какой-нибудь из планет найдется местечко, еще свободное от военных ракет, где мы и сможем незаметно приземлиться. Ну как, согласны?

После продолжительных споров, во время которых никто не смог предложить ничего лучшего, мое предложение было принято. Мы вышли в открытый космос с включенным радаром и через несколько часов обнаружили скопление летающих скал и камней, метеоритного железа и интерстеллярных гор. Я снизил скорость до скорости массы и мы пристали к понравившемуся обломку.

— Вот, — сказал я, — прекрасная форма, приличные размеры, почти чистое железо, так что мы сумеем замаскировать наш корабль внутри. Ангелина, надевай шлем и давай подлетим к нему поближе. Боливар, мы с тобой наденем комбинезоны и скафандры и войдем в лодку. С помощью ее орудий пробурим нужные нам отверстия в стенках обломка. Джеймс, будешь осуществлять связь с нами. Как только мы закрепимся, сразу же вышли необходимое нам оборудование. Это будет совсем нетрудно сделать.

Поначалу все так и было. Носовая пушка лодки с минимальным выходом точно пробурила железо, распыляя во все стороны облака металлической пыли. Когда отверстие увеличилось до достаточных размеров, я надел скафандр и вышел наружу, чтобы проверить, смогу ли пролезть в отверстие.

— Снаружи это выглядит неплохо, — заключил я, когда вышел в космос. — Боливар, ты сможешь аккуратно провести лодку носом вперед, чтобы не повредить ее?

Мой сын прекрасно справился с этой задачей. Я находился в стороне от патрульной шлюпки и видел, как Боливар осторожно и бережно «пришвартовал» ее. Нам оставалось перенести инструменты, чтобы вырезать кусок астероида, привести в порядок связь…

Я прекрасно видел «Гнэшер», хотя он и находился в двух километрах на краю пространственного поля, заполненного астероидами. Его огни ярко сияли в межзвездной темноте, и я представлял себе, как мы вернемся на него после трудового дня. И тут появилось нечто черное, закрывшее звезды, Это чудовище подлетело с открытой пастью к нашему кораблю. Открытой для того, чтобы проглотить «Гнэшер», закрыть ее и исчезнуть. Я наблюдал за происходящим совершенно не в силах что-либо предпринять. Отчаяние охватило меня. Все пропало! Корабль, Ангелина, Джеймс! Все!

В течение моей бурной жизни я много раз оказывался в серьезных переделках. Но сейчас в беду попали самые близкие, самые дорогие мне люди. Я с ужасом смотрел на то место, где только что был корабль. До сих пор я рисковал только своей жизнью. Постоянная опасность мобилизует, заставляет сосредоточиться и наполняет сосуды адреналином, таким необходимым для выживания. Но сейчас лично мне никто не угрожал, я был вне опасности, но — мои Ангелина и Джеймс! Как им помочь! Наверное, от отчаяния и бессилия я кричал, потому что в мои наушники ворвался голос Боливара:

— Па? Что происходит? Что-то не так?

Выйдя из состояния оцепенения, я направился к лодке и, войдя в шлюзовую камеру, рассказал сыну о случившемся. Боливар побледнел, но старался держать себя в руках.

— Что же нам делать? — спросил он упавшим голосом.

— Я и сам не знаю. Конечно, необходимо отправиться за ними, но куда? Нужно хорошо все взвесить.

Внезапно тишину нарушил пронзительный звук. Я вздрогнул от неожиданности.

— Что это? — спросил Боливар.

— Общая пси-тревога. Я читал о ней в инструкциях, но никогда не слышал, поэтому был уверен, что ее давно не применяют. Как тебе известно, радиоволны движутся со скоростью света. Так что сообщение, посланное с расстояния 100 световых лет, достигнет нашей планеты только через 100 лет. Как ты понимаешь, это не самая быстрая форма связи. Поэтому сообщение везут в космических кораблях от места к месту. Такая связь свободна от воздействия законов Эйнштейна и на сегодняшний день является самой быстрой. Псиграммисты могут разговаривать между собой, устанавливая связь непосредственно мозг в мозг, без всякой потери во времени. Самые лучшие из них работают на Лигу, а большинство — на Специальный Корпус. Существуют также электронные приспособления, с помощью которых можно определить пси-связь, но только на полной мощности и на основе «включено-выключено». Каждый корабль Лиги оснащен таким детектором, как и наш, хотя их использовали до сих пор только во время экспериментов. Он позволяет включаться любому псиграммисту в одно и то же время и передавать один сигнал — SOS! Как только получают такую пси-тревогу, немедленно все корабли отправляются к ближайшей станции, чтобы проверить, что случилось. Мы сейчас сделаем то же самое.

— А Мам и Джеймс…

— Вряд ли мы сможем им сейчас помочь. Поиски мамы и Джеймса займут много времени. И потом, мне кажется, эта пси-тревога связана с делом, которым занимаемся мы.

Как вскоре выяснилось, я оказался прав. Мы остановились возле следующего радиомаяка и записали передаваемый сигнал.

— … вернитесь на базу. Всем кораблям для исполнения. Планеты 17 Лиги были атакованы неизвестными силами в течение часа. Предполагается, что начата космическая война. Приказ для немедленного исполнения. Всем кораблям вернуться на базу…

Я установил курс прежде, чем снова повторили сообщение, и мы направились на главную базу Корпуса. Больше лететь было некуда. Сопротивление неприятелю должен был организовать Инскипп, к нему же должна была стекаться и вся информация. Не хочу говорить о том, как мы летели, как долго тянулось время, и мы с Боливаром утешали себя мыслью, что если бы эти неведомые силы захотели нас уничтожить, то давно бы сделали это. Похоже, что им нужны были живые люди. Во всяком случае, нам очень хотелось верить в то, что наши близкие живы и нам остается только найти их, чтобы освободить. Я вел корабль интуитивно, как только мы выбрались из искривленного пространства неподалеку от базы. Затормозив при максимальной силе ускорения, я дал задний ход в последний момент, потом снова включил максимальную заднюю реактивную тягу и выключил управление, как только магнитные грейферы «подхватили» наш корабль и завели его в порт. Боливар все время находился рядом со мной. Мы прошли через коридоры и вошли в кабинет Инскиппа. Шеф храпел, опустив голову на стол. Наши шаги разбудили Инскиппа, он с трудом открыл красные от усталости глаза, затем возмущенно заговорил.

— Я должен был это предвидеть. Впервые за четыре дня сомкнул глаза — естественно, ты должен был появиться в этот момент. Разве ты мне когда-нибудь дашь отдохнуть. Что тебе известно?

— Мне известно, что один из этих космических китов проглотил мой крейсер вместе с Ангелиной и Джеймсом и нам пришлось добираться сюда в патрульной шлюпке.

Он встал, потягиваясь.

— Прости, я не знал, мы были очень заняты. — Он подошел к бару и налил из бутылки себе в стакан темной жидкости, которую, не спеша, выпил. Я понюхал содержимое бутылки и валил себе тоже точно такое же количество.

— Ты можешь объяснить, — попросил я, — что здесь происходит?

— Вторжение чужаков. И должен тебе сказать, что действуют они очень неплохо. Эти космические киты вооружены тяжелой артиллерией. Нам пока не удалось захватить ни одного из них: у нас нет такой техники, которая позволила бы с ними справиться Единственное, что нам остается, — это отступить. Мы имеем достаточно мощное оружие, чтобы противостоять противнику. Он это понимает, поэтому на планеты пока не садится и бомбардирует нас из космоса. Одному богу известно, сколько это может продлиться.

— Значит, мы проигрываем войну?

— Пока что на все сто процентов.

— Довольно оптимистично. Вы не можете рассказать мне, с кем же мы воюем?

— Да с ними, вот с этими!

Инскипп легонько стукнул по экрану, утопил кнопки, и перед нами появились уродливые видения, окрашенные в яркие цвета, снабженные щупальцами, илисто-зеленого цвета с клешнями и множеством глаз, направленных во все стороны, и с большим количеством разных отростков, которые описать очень трудно.

— Брр, — произнес Боливар с отвращением.

— Ну что ж, если вам это не нравится, — проговорил Инскипп, — могу вам предложить нечто другое.

На экране возникли изображения щелкающих слизней. Отвратительные существа сменяли друг друга. Я даже не представлял, что может существовать такая мерзость.

— Достаточно, — закричал я. — Это нужно показывать желающим похудеть. Я, пожалуй, теперь не смогу есть целую неделю. Который из них наш враг?

— Они все — наши враги. Послушай, что говорит профессор Койпу.

На экране появилось изображение ученого и уже это было приятно после пресмыкающихся, от одного вида которых мурашки пробегали по телу. Несмотря на его отвратительные зубы и манеры прирожденного лектора, я готов был обнять его.

— Мы исследовали отловленные виды, провели вскрытие умерших и вакуумное извлечение мозга у живых. И то, что нами было обнаружено, очень расстроило. Здесь собраны многие формы жизни с различных планетных систем. Все они задействованы в священном крестовом походе, как они нам объяснили, и у нас нет оснований не верить им. Единственной целью этих малосимпатичных существ является полное уничтожение человечества в Галактике.

— Зачем им это надо? — удивленно спросил я.

— Вы спрашиваете зачем, — проговорил Койпу с экрана. — Совершенно резонный вопрос. На мой взгляд, напрашивается такой ответ: они не могут выносить нашего вида. Эти существа считают нас чрезвычайно отвратительными, слишком сухими, им не нравится, что наши глаза не торчат на щупальцах, мы не выделяем такой замечательной, на их взгляд, слизи, у нас нет органов для бульканья, что для них очень важно. Они считают нас слишком мерзкими и не хотят, чтобы мы жили рядом с ними.

— Они могут говорить? — спросил Боливар.

— Дай послушать профессора, — остановил я сына.

— Это вторжение было тщательно подготовлено, — продолжал Койпу, просматривая записи и постукивая ногтями по торчащим зубам. — После нападения мы обнаружили множество жизненных форм, притаившихся в мусорных ящиках, кондиционерах, люках, смывных бачках туалетов — везде, везде. Они долгое время наблюдали за нами и отсылали свои донесения. Похищение адмиралов стало первым ударом, попыткой подорвать наши военные силы, лишив нас командования. Но мы не растерялись, потому что у нас достаточно подготовлены младшие офицеры командного состава. Однако у нас отсутствуют четкие разведданные относительно базы и структур врага, несмотря на то, что нами были задержаны их мелкие корабли. Я надеюсь, что с минуты на минуту поступят новые донесения, и мы…

— О, благодарю вас, — сердито произнес Инскипп, прерывая Койпу на середине предложения. — Я сам бы никогда не додумался до этого.

— Я могу это сделать за вас, — сказал я своему шефу и сделал вид, что не заметил его гневного взгляда, брошенного в мою сторону.

— Ты? Нет уж, уволь. Ты будешь действовать поспешно, потому что вся твоя команда взята в плен.

— Именно так. Отбросив ложную скромность, скажу вам, что я буду тем самым секретным оружием, которое выиграет войну.

— Каким образом?

— Вначале позвольте мне поговорить с Койпу. Я задам ему несколько вопросов, а потом расскажу вам о том, что я задумал.

— Мы отправимся за Мам и Джеймсом? — спросил Боливар.

— Совершенно верно, мой мальчик. Конечно же, вначале мы постараемся спасти их, ну, а если получится, то и всю цивилизацию Галактики от уничтожения.

— Зачем вы отрываете меня от дел? — недовольно проговорил Койпу с экрана интеркома, брызгая слюной и зло сверкая глазами, такими же красными, как и у Инскиппа.

— Успокойтесь, профессор, — принялся я уговаривать его. — Я же хочу попытаться решить все ваши проблемы за вас, так же, как я делал это в прошлом. Но на этот раз мне понадобится ваша помощь. Сколько видов пришельцев вы обнаружили?

— 320. Но зачем это вам?

— Сейчас я объясню. Только сначала скажите честно, это действительно чудовища всех размеров, форм и цветов?

— Какой мне смысл вас обманывать? Такое не приснится и в ночном кошмаре.

— Понятно. Вы узнали, на каком языке они общаются между собой. Он не слишком сложный?

— Вы знаете его. Это — эсперанто.

— Да бросьте вы, Койпу!

— Не кричите на меня и не разговаривайте со мной в подобном тоне! — не сдержался профессор, потом все же взял себя в руки и пожал плечами: — А почему бы и нет? Они наблюдали за нами долгое время, тщательно изучали нас, прежде чем напасть. Эти дряни прослушали множество наших языков и остановились на эсперанто, как на более простом, легком и эффективном способе общения.

— Вы меня убедили. Благодарю вас, профессор. Немного отдохните, я скоро приеду к вам. Вы поможете мне пробраться в штаб пришельцев. Там я узнаю о их планах, спасу свою семью и, может быть, адмиралов, если получится.

— Что это взбрело вам в голову? — сердито проговорили Инскипп и Койпу одновременно.

— У меня возникла идея. Сейчас я вас с ней познакомлю. Профессор Койпу должен изготовить костюм пришельца с вмонтированным ослизнителем. Я надену его на себя и появлюсь в их логове. Думаю, мне удастся сделать так, чтобы они приняли меня за своего. Я явлюсь к ним представителем чудовищ с далекой планеты, которые прослышали об их крестовом походе и хотят присоединиться, влиться в их ряды. Они полюбят меня, Койпу. Я сделаю все для этого, профессор.

Дизайнеры-модельеры и ученые очень быстро справились с поставленной перед ними задачей. Они ввели в компьютер такие отвратительные детали пришельцев, как щупальца, клешни, глаза на ножках, усики, короче все, что было у плененных слизняков, потом запрограммировали костюм на возможные вариации. Даже Боливар был потрясен. Мы соединили две наиболее удачные модели, немножко поколдовали над деталями и в результате получился отличный костюм.

— И это мой Папа! — воскликнул Боливар, обходя мечи со всех сторон и внимательно разглядывая.

Эта штука выглядела как тираннозавр рекса в миниатюре, покрытый чешуйчатой кожей и полинявшей шерстью. Зверюга была, естественно, двуногой, потому что создавалась для меня. Тяжелый хвост, раздваивающийся на отростки с присосками, уравновешивал тяжелое сооружение и имел отсек для батареек и необходимого оборудования. Голову украшала челюсть невероятных размеров с воинственно торчащими из нее желтыми и зелеными зубами, немного похожими на зубы профессора. Уши, как у летучей мыши, усы, как у крысы, глаза, как у кота, жабры, как у кильки, — это и в самом деле было пренеприятнейшее зрелище. Передняя панель открылась, и я осторожно забрался вовнутрь костюма.

— Формы предплечий полностью скопированы с ваших, — сказал Койпу. — Ноги снабжены вспомогательным мотором, потому как очень тяжелые и приспособлены к вашим ногам. Будьте внимательны — эти клешни могут запросто продырявить стальную стену.

— Обязательно попробую их. А как насчет хвоста?

— В него встроен автоматический балансировщик и он при ходьбе будет покачиваться. Когда вы будете стоять, то сможете бить им в разные стороны, и это будет выглядеть очень натурально. Этот выключатель автоматически будет подергивать хвостом, когда вы будете вынуждены долго стоять или сидеть. Держите йод контролем этот выключатель — он управляет отдачей 75-калиберной пушки, установленной в голове, прямо между глаз. Прицел на носу.

— Великолепно. А где гранаты?

— Гранатомет установлен, разумеется, под хвостом. Гранаты по форме напоминают… вы сами догадываетесь что.

— Прелестно. Я вижу, что у вас светлая голова и очень изобретательный ум. Теперь помогите мне застегнуть молнию и если вы расступитесь, я попытаюсь походить.

Мне понадобилось совсем немного времени для практики, и скоро я вполне естественно двигался в этой неуклюжей и громоздкой штуке. Через несколько минут я приобрел нужную сноровку и гордо шествовал по лаборатории, оставляя слизистый шлейф за собой. Затем я выгрыз клешнями дырку в стальной стене, помахал хвостом, сметая все вокруг, пострелял из пушки на голове. После этих испытаний у меня разболелась голова, то ли из-за отдачи, то ли отчего-то еще, но я решил в будущем применять пушку только в самых крайних случаях. По дороге в лабораторию мне встретился мелкий педальный робот, который нечаянно наступил Мне на хвост.

— Эй ты, медведь, — заорал я, потому что БОЛЬ В ХВОСТЕ выписалась на моем экране. Я попытался стукнуть наглеца, но он легко увернулся. Потом остановился передо мной, и башенка с оптическими линзами распахнулась. Я уставился в улыбающееся лицо Боливара.

— Не расскажешь ли родному отцу, какого черта ты делаешь в этой штуке? — спросило чудище, в которое был одет я.

— Конечно, скажу, Па. Я отправляюсь с тобой. Робот-слуга будет нести твои вещи и снаряжение.

— Нет, этого не будет.

Я приготовил множество аргументов, чтобы доказать, что не могу рисковать сыном. У него был только один аргумент — он не мог отпустить отца одного. Я уступил, хотя очень волновался за него. Конечно, я буду чувствовать себя увереннее, зная, что кто-то прикрывает мой тыл. Придется нам идти вместе.

— Куда? — спросил Инскипп, глядя с нескрываемым отвращением на мою оболочку.

— На планету, вооруженную до зубов, куда они спрятали похищенных адмиралов. Надеюсь, что там же Ангелина и Джеймс. Даю голову на отсечение, что это их штаб или главная база, а если не так, то скоро я выясню, где он находится.

— Ты не расскажешь, как думаешь туда добраться?

— С удовольствием. В этой же самой патрульной шлюпке, в которой мы прилетели сюда, Но прежде чем мы отправимся, я хочу, чтобы лодка была приведена в порядок: нужно поломать второстепенное оборудование, разрушить кое-что, разбить вдребезги, разбрызгать кровь убитых животных по шлюпке. Мне, конечно же, не хочется предлагать это, но все должно быть выдержано в духе сурового реализма — есть у вас убитые люди?

— Сколько угодно, — угрюмо ответил он. — И тебе нужны два в униформе?

— Они спасут нам жизнь. Я собираюсь появиться перед врагом со включенными огнями, трубящим радио, предлагающим помощь моей планеты пресмыкающихся в священном деле уничтожения человечества.

— О котором ты узнал, когда захватил эту лодку?

— Вы удивительно догадливы для своего возраста. Сделайте все это, Инскипп, потому что я должен был отправиться в путь пять минут назад.

Наша с Боливаром миссия была единственным лучиком надежды в сплошном мраке проигрываемой войны, и поэтому нас очень быстро обслужили. Вооруженная шлюпка была погружена на борт крейсера, и ее сразу отправили в путь, как только мы поднялись на борт. Нас привезли в безопасное место радом с вражеской территорией. Я направил лодку к массивному облаку из пыли, прошел по краю одной или двух черных дыр, чтобы замести следы, и скользнул в галактический рукав, заполненный нашими врагами.

— Сынок, ты готов? — спросил я, просунув голову в муляж пришельца.

— Готов, так же, как и ты, Скользкий Джим, — отвечал мне робот, а его башенка щелкнула и встала на место.

Я упаковался полностью в свою оболочку и клешней пожал щупальце робота. Мы приступили к работе. Корпус нашей лодки был освещен сигналами тревоги, и я еще понавключал много огней, так что мы напоминали рождественскую елку. Потом я включил гимн моей воображаемой родной планеты и стал передавать его на полную мощность на волне 137. Во всеоружии мы приближались к осиному гнезду, сопровождаемые бравурной музыкой.

7

— Киви ви естас? — спросил скрежещущий голос и одновременно вспыхнул экран, на котором возникла особо мерзкая физиономия пришельца.

— Киу ми естас? Кьюй конас мин, се ми не конас вин, белуло…

Я предпочел бы разговаривать с ними другим языком, но ничего не поделаешь — надо быть хитрым, хотя назвать кеканье этого червяка «прекрасным голосом» стоило мне некоторых усилий. Но моя лесть возымела действие, чудовище пригладило свои усики мокрыми щупальцами и продолжало дружественным тоном:

— Давай, давай, милашка. Дома ты пользуешься уважением, но сейчас ты далеко от родины. А здесь идет война, так что мы должны соблюдать все правила безопасности.

— О, да, разумеется, конечно. Я и сам полон энтузиазма. Вы деретесь не на жизнь, а на смерть с этими сухокожими-розовыми-вялыми-отвратительными чужаками?

— Мы стараемся, незнакомец.

— Отлично, считайте и нас своими! Мы захватили этот корабль, он летел на нашу планету. У нас нет кораблей, но есть прекрасные ракеты средней дальности, которыми мы и расстреляли эту рухлядь. Потом высосали мозги у оставшихся в живых, выучили их язык и обнаружили, что самая привлекательная раса в Галактике объединилась в войне против них. Мы хотим вступить в ваши вооруженные силы, и я — посланец, прибывший за инструкциями и с заданием сообщить вам, что мы полностью в вашем распоряжении!

— Потрясающее, замечательное желание, — распустило слюни существо. — Мы пришлем вам корабль для сопровождения, а комитет по встречам организует вам шикарный прием. У меня есть еще один вопрос, конфетка вы наша.

— Спрашивайте, красавец из красавцев.

— Вы, наверное, особь женского пола, потому что у вас такие глаза, я прав?

— В следующем году, точно в это же время я непременно стану женщиной. А сейчас я в нейтральном положении, на полпути между самкой и самцом.

— Тогда я начинаю считать дни до нашей встречи. Увидимся на будущий год.

— Я запишу в своем дневнике прямо сейчас, — заворковал я и потянулся за бутылкой. Но робот Боливар опередил меня и наполнил мне большой стакан, который я опустошил через соломинку.

— Или я ошибаюсь, Па, — сказал он, — или этот завсегдатай сточных канав испытывает к тебе горячие чувства?

— К несчастью, мой мальчик, ты прав. Похоже, мы перестарались и наградили мою оболочку необыкновенной привлекательностью и женственностью. Надо было придумать образ поуродливей!

— Но тогда это могло получиться еще более сексуальным.

— Видимо, ты прав, — я с чувством потянул напиток через соломинку. — Что ж, постараюсь направить их амурные стремления в нужное русло и извлечь из этого выгоду.

Несколько минут спустя появился корабль для сопровождения, и я настроил автопилот на его фарватер и скорость. Мы проскочили через невидимое минное поле и защитные экраны, а затем приземлились внутри громадной крепости. Я очень надеялся, что это площадка для высокопоставленных лиц, а не въезд в тюрьму.

— Тебе понадобится шлем, Па, — сказал Боливар своим металлическим голосом робота, тем самым вернув из моря мрачных мыслей, обуревающих меня, на берег надежды.

— Ты прав, о прекрасный и благородный робот, — я надел стальной шлем, украшенный золотыми пластинами и матовым алмазом в центре, внимательно рассмотрел себя в зеркало и остался доволен своим видом. Великолепно. — Ты все-таки больше не зови меня Па. Это может вызвать ненужные вопросы из области биологии.

В нашу честь был организован великолепный парад скользких, скачущих и ползающих существ. При нашем появлении вся эта гвардия разом остановилась, чтобы несколько раз отвесить низкий поклон. Боливар-робот нес тщательно упакованный багаж пришельца. Существо, украшенное золотым шнурком, выступило вперед и помахало множеством клешней в мою сторону.

— Добро пожаловать, звездный посланец, — произнесло оно. — Я — Гар-Бадж, Председатель военного совета.

— Как я рад. Я — Скользкий Джим из Гештункена.

— Скользкий, это ваше первое имя или титул?

— На языке моей расы означает Тот, Который Ходит По Спинам Крестьян Острыми Клешнями, и переводится как дворянин.

— Какой замечательно лаконичный язык. Скользкий, вы должны будете рассказать мне о себе подробнее в частном порядке, — сказал он и 6 глаз из его 18 медленно подмигнули.

Я понял, что моя сексуальная привлекательность действует, я для нею неотразим.

— Я встречусь с вами, Гар, в свой следующий период зрелости. Но сейчас — война! Расскажите мне, как идут дела и как мы, гештункены, можем с пользой участвовать в этом священном деле.

— Непременно будете участвовать. Позвольте мне сопроводить вас в отведенные вам апартаменты и объяснить все по дороге.

Он разогнал соглядатаев мановением одной руки, а другой указал мне, куда следовать за ним. Что я и сделал, сопровождаемый чудесным роботом, катящимся вслед за мной.

— Война идет так, как было запланировано, — сказал он. — Разумеется, вы не можете знать об этом, но мы вели долгие годы наблюдения и разрабатывали подготовительную стадию. Наши разведчики проникли во все человеческие миры, узнали, в чем их сила и слабость. Теперь нас невозможно остановить. Мы держим в руках абсолютно весь космос и сейчас готовимся ко второй стадии.

— Которая?..

— Которая начнется вторжением на планеты. После уничтожения их флота мы покорим все планеты, одну за другой. Они падут нам в клешни, как спелые церизожи.

— Вот это дело для нас! — заорал я и на радостях выдолбил приличные отверстия в полу своими клешнями. — Мы, гештункены, боремся фанатично, готовы идти к цели, желая погибнуть за такое правое дело.

— Как давно я хотел услышать подобные слова от кого-нибудь, похожего на вас, с такими клешнями, зубами и прочим. Сюда, пожалуйста. У нас море транспортных кораблей, но, увы, приходится использовать совершенно необученных вояк.

— Мы — воины, стоящие насмерть!

— Это замечательно. Вы обязательно должны посетить следующий митинг военного совета и принять участие в планировании множественных коопераций. Но сейчас, поскольку вы устали, вам непременно нужно отдохнуть.

— Никогда! — я громко клацнул челюстями и оседлал соседнюю кушетку. — Я не хочу никакого отдыха, пока последний враг не будет уничтожен.

— Благородные стремления, но мы должны иногда и отдыхать.

— Это не для гештункенов. Вот поесть я согласен. Не найдется у вас парочки пленников, которых я мог бы им потрошить для пропагандистского фильма?

— У нас полно адмиралов, но они нам нужны для того, чтобы высосать их мозги — это поможет нам при наступлении.

— Скверно. Я обрываю ноги и руки у адмиралов с такой же легкостью, как пестики у цветов. Может, у вас найдется какая-нибудь самка или детеныш? Они так замечательно визжат.

Это был вопрос, стоимостью в 64 тысячи кредиток, спрятанный среди всякой муры, и мой хвост ходил из стороны в сторону, пока я ждал ответа. Робот в ожидании даже перестал жужжать.

— Забавно, что вы спросили об этом. Мы действительно захватили вражеский шпионский корабль с экипажем, состоящим из женщины и детеныша мужского пола.

— Это мне подходит! — завопил я, и мое восхищение было совершенно неподдельным. — Их необходимо допросить, а у меня заготовлено несколько вопросов. Это по мне. Проведите меня к ним!

— Я был бы только рад. Но сейчас это невозможно.

— Они мертвы?.. — задал я вопрос, стараясь скрыть печаль и превратить ее в недоумение.

— Нет. Но я бы предпочел, чтобы это было так. Мы так до сих пор и не поняли, что произошло. Пять наших лучших бойцов оставались в комнате с этими двумя малорослыми созданиями. Все пять бойцов погибли, мы не понимаем, почему. Враг бежал.

— Скверно, — сказал я, симулируя глубокое разочарование, помахивая хвостом и держа его золотушный кончик в клешне. — Вы, несомненно, уже поймали их.

— Нет. И это самое непонятное. Все случилось несколько дней назад. Но не стоит вас волновать разными пустяками. Отдыхайте, а когда настанет время, за вами пришлют, и вы отправитесь на митинг. Смерть трескунам!

— Смерть! Увидимся на митинге.

Дверь закрылась и Боливар-робот заговорил:

— Куда вы хотите определить багаж, могущественный Скользец?

— Куда угодно, металлический болван. — Я постарался ударить его, но он увернулся. — Не волнуй меня разными пустяками.

Я обошел комнату, распевая во все горло национальный гимн Гештункена пронзительным голосом, стараясь заполнить им всю комнату. И мне это удалось. В конце концов я шлепнулся вниз и расстегнул молнию на шее.

— Можешь вылезать и размяться, если хочешь, — сказал я. — Эти мокрицы уважают нас, видишь какие апартаменты они нам отвели. Кроме того, мы пользуемся доверием: я не вижу подслушивающих клопов и тараканов.

Боливар немедленно выскользнул из робота и сделал несколько быстрых приседаний, суставы его хрустели.

— Ситуация несколько осложняется. Что будем делать дальше? Как мы найдем Мам и Джеймса?

— Прекрасный вопрос, на который нелегко ответить. Но в конце концов мы знаем, что они живы, и с ними, судя по всему, все в порядке, они еще умудрятся доставить неприятелю немало хлопот. Я в этом уверен.

— Может, они оставили для нас письмо или след, по которому их можно найти.

— Поглядим, но я так не думаю. Придется пока присмотреться к этим уродцам. Открой бутылку Старого Катализатора мыслей и поищи стакан. Я буду думать.

И я действительно долго и серьезно думал, но без малейших результатов. Может быть, мешала общая атмосфера, которая была удручающей. Драпировка стен — грязно-зеленого цвета, а сами стены окрашены в красный цвет. Полкомнаты занимал плавательный бассейн, из которого выплескивалась бурлящая серая жидкость, на поверхности плавали огромные пузыри, время от времени лопающиеся с оглушительным треском. Боливар был на грани нервного срыва, но, умывшись, он несколько успокоился. Однако стоило ему взглянуть на так называемую пищу и он делался нежно-зеленого цвета, такого же, какой была моя оболочка. Отвлекся он только сидя перед телевизором и играя переключателями каналов. Большинство программ было недоступно нашему пониманию, но очень мерзким с нашей точки зрения, а то, что понимали, приводило нас в уныние. Мы просмотрели последние известия с полей сражений. Поначалу мы не знали, что телевизор является одновременно и средством связи, и очень удивились, когда прозвенел звоночек и изображение опустошенной несчастной планеты сменилось отталкивающими чертами лица Гар-Баджа. К счастью, рефлексы ди Гриза все еще работали. Боливар немедленно выскочил из поля зрения, а я тем временем, повернувшись спиной, быстренько застегнул молнию.

— Мне не хотелось мешать вам, Джим, но военный совет собрался и желает вас увидеть. Посыльный укажет вам путь. Смерть трескунам!

— Да, да, — приглушенно бормотал я, наблюдая, как вянет его изображение и пытаясь поставить голову на нужное место в пластиковую плоть. Со стороны дверей донесся скребущий звук.

— Робот, передай, что я сейчас буду, — сказал я. — Они прервали мои упражнения.

Когда мы наконец вышли, у чудища, присланного нам в сопровождающие, глаза вылезли из орбит. Потрясение было настолько великим, что вся его дюжина глаз выдвинулась вперед на целый метр.

— Показывай дорогу, спагеттная голова, — приказал я.

Он пошел вперед, а я за ним, сопровождаемый, в свою очередь, роботом, который нес шарф, спадающий с моих плеч. Эта привлекательная деталь моего туалета имела добрых три метра сверкающего пурпура, украшенного золотыми и серебряными звездами, и оканчивалась ядовито-розовым галуном. Ой-ей-ей! К счастью, я не видел эту штуку, но мне было жаль бедного Боливара, который тащил ее и еще был вынужден на нее смотреть. Мне казалось, что местным жителям она должна была прийтись по вкусу. Мне абсолютно не нужна была эта мантия, но это был простейший путь держать Боливара рядом с собой. Совет был потрясен, если только почавкиванье, хрюканье и мычание означало одобрение, и я прошелся несколько раз по комнате, демонстрируя свое великолепие, прежде чем занял указанное место.

— Добро пожаловать, восхитительный Скользец Джим, на наш военный совет, — распустил слюни Гар-Бадж. — Редко эта комната удостаивалась такой чести. Если все гештункены похожи на вас и такие же великолепные бойцы, как вы, а я просто уверен в этом, то эта война будет выиграна только благодаря силе духа.

— Пропаганда, — забулькал кто-то черный, влажный и очень отвратительный из дальнего угла комнаты. — Давайте лучше увидим, что он умеет на поле брани. Давайте подумаем, как поднимется воинственный дух от его Появления на передовых позициях.

— Грандиозная идея! Восхитительно!

Раздались крики и шумные аплодисменты, сопровождаемые лихорадочным размахиванием щупальцами, присосками, глазоножками, антеннами, клешнями и другими весьма отвратительными штуками, чтобы говорить о них лишний раз. Я совершенно лишился аппетита на долгие годы, но улыбался сквозь стиснутые зубы, показывая, как мне все это нравится. Не знаю, как долго длилась эта чепуха, но тут существо-секретарь громко постучал по большому колокольчику металлическим молотком.

— У нас срочное дело, господами. Может, мы продолжим?

Гневные крики «Не портите нам удовольствие!» и почти ругательства понеслись со всех сторон. Секретарь отступил. Это было отвратительное создание, наподобие раздавленной лягушки с пушистым хвостом и присоской, как у пиявки, на том месте, где должна быть голова. Оно хлопнуло передними руками, извиняясь, но тем не менее было вынуждено вернуться к работе, когда выкрики стихли.

— Это 413-й митинг военного совета. Мы должны прийти к соглашению. В вашем распоряжении остались считанные минуты. Необходимо разработать следующие вопросы: логистический план вторжения, порядок ведения войны, резерв для бомбардировок и межвидовое снабжение продовольствием, — секретарь подождал, пока громкие выкрики стихли, и продолжил: — Но до того, как мы начнем, мы попросим нашего нового члена произнести коротенький спич, чтобы записать его и передать вместе с вечерними новостями. Мы записываем, Скользец Джим. Сделайте нам одолжение и произнесите речь…

Со всех сторон понеслись звуки, напоминающие хлопки множества щупалец, и я понял, что мне вроде бы аплодируют. Я наклонился прямо к камере, обмотался в мантию и начал:

— Дорогие мои мокрецы, скользуны, мои влажные друзья по галактическому роду-племени, — и застыл со скромно опущенными глазами, пока не стихли аплодисменты. — Я не могу передать вам, с какой радостью бьются все мои четыре сердца оттого, что я сегодня здесь, среди вас. С того момента, как мы, гештункены, осознали, что есть жизнь, подобная нашей, мы сразу решили присоединиться к вам. Счастливый случай помог мне в этом, и я нахожусь среди вас и хочу сказать вам, что мы ваши, мы объединяемся с вами в великом крестовом походе для того, чтобы убрать с лица Галактики этих бледных, немощных трубкостебельчатых. Мы известны благодаря нашим бойцовским качествам… — Я вместе с этими словами пробил дыру в аналое и в ответ услышал всеобщее ликование. — И мы хотим принести в ваши ряды наше мастерство и умение, исполняя священный долг. Говоря словами нашей королевы Энгелы Рденрундт, никому не удастся поставить Гештункен на колени, так что не нужно и пытаться!

Я сел под одобрительные выкрики и скрестил на груди клешни, надеясь, что моя маленькая уловка удалась. Похоже, никто ничего не заметил. Это был выстрел с дальним прицелом, и он должен был сработать. Где бы ни была моя Ангелина, оставался шанс, что она услышит новости и, конечно же, узнает свое имя, которым она называла себя, когда я встретил ее в первый раз. Выстрел со слишком дальним прицелом, но это было лучше, чем ничего. Новые приятели-чудища не очень-то желали работать, но секретарь призывал их к этому. Я поднатужился и вспомнил, как обычно обсуждаются военные планы, но поскольку был новеньким, то не вносил никаких предложений. Когда меня спросили, сколько военных подразделений может поставить Гештункен, я назвал такую цифру, что они опять обрадовались. Так продолжалось довольно долго и, когда секретарь объявил о закрытии митинга, я был не единственным, кто с вдохновением воспринял это известие. Гар-Бадж скрючился и почти прилег на мне, обнимая щупальцами мой хвост.

— Почему бы нам не пройти ко мне, милашка? Мы сможем раздавить кувшинчик перебродившего джина с сахаром и мускатным орехом и закусить пайеккой. Тебе нравится моя идей?

— Восхитительно, Гар-Бадж, но Скользец скользит в сон и должен отдохнуть. После чего мы встретимся. Не звони мне, я сам тебе позвоню.

Я утек, прежде чем он собрался ответить, робот поспешил за мной, неся конец моей мантии. Мы спустились по заржавленным лестницам к двери наших апартаментов, торопясь вырваться из любовных объятий моего ненавистного Лотарио. Но дверь открылась до того, как я к ней прикоснулся, и пол впереди меня вспучился от выстрела. Я замер и услышал скрипучий голос, говоривший мне прямо в ухо:

— Если двинешься, то следующий выстрел будет тебе прямо в твои гнилые мозги.

8

— Я не вооружен, — закричал я хриплым голосом, таким же, как у моего невидимого нападающего. — Не стреляйте!

Голос казался мне знакомым. Может, рискнуть и посмотреть, кто это мне угрожает? Я попытался высунуться из чучела, но за меня это уже сделал Боливар. Он открыл башенку робота и высунул голову.

— Хи, Джеймс, — радостно завопил он. — Что с твоим горлом? И не вздумай стрелять в этого мерзкого чужака, потому что внутри спрятан твой родной папочка.

Я наконец рискнул взглянуть и увидел Джеймса, притаившегося за шкафом, с отвисшей челюстью и беспомощно повисшим бластером в руке. Ангелина, со вкусом одетая в бикини, выходила из другой комнаты, неся в руках свой пистолет.

— Кончайте, — приказала она, и я быстренько выбрался из пластиковых объятий, чтобы попасть в ее такие родные руки.

— Ююм, — юмкнула она после долгого и страстного поцелуя, прекратившегося только из-за недостатка кислорода. — Кажется, я не видела тебя целую вечность.

— Столько же и я. Вижу, что ты получила мое послание.

— Когда это существо упомянуло мое имя, я поняла, что ты как-то связан с ним. Но я даже и представить себе не могла, что ты находишься внутри, поэтому мы пришли с оружием.

— Ладно, самое главное, что ты рядом со мной, это единственная радость и мне страшно нравится твой наряд, — я посмотрел на меховые шорты Джеймса, — и наряд Джеймса также. Похоже, что вы шили у одного портного.

— Они забрали всю нашу одежду, — сказал Джеймс каким-то грубым голосом. Я внимательно посмотрел на него.

— Этот шрам на горле имеет какое-то отношение к тому, как ты говоришь? — спросил я.

— Да, имеет. Это случилось, когда мы бежали. У чужака, который ударил меня, мы и забрали эту одежду.

— Ничего, мой мальчик. До свадьбы заживет. Боливар, достань бутылку шампанского, пожалуйста. Мы отметим наше воссоединение, а мама расскажет нам, что случилось.

— Все было очень просто, — сказала она, деликатно сморщив носик из-за шибающих в ноздри пузырьков. — Нас проглотил один из военных кораблей — я уверена, что ты видел, как все произошло.

— Это был самый отвратительный момент в моей жизни! — простонал я.

— Бедняжка. Можешь себе представить, как мы себя чувствовали. Мы начали стрелять изо всех орудий, но их глушили, и это было бесполезно. Мы открыли огонь по пришедшим за нами чужакам, но из этого тоже ничего хорошего не получилось. Они стали спускать потолок, раздавивший наш корабль, и нам пришлось выйти. Только тогда они смогли нас обезоружить. То есть они так думали. Я вспомнила твое маленькое дельце на Бураде с отравленными ногтями, и нам удалось здесь проделать то же самое. У нас остались только наши ногти, особенно после того, как они забрали даже ботинки, и этим нам здорово помогли. Итак, мы сражались, пока не кончились боеприпасы, тогда нас схватили и затолкали в тюрьму или пыточную камеру. Мы там находились недолго. Как ты догадываешься, пришлось немного погладить наших охранников, после чего сбежать.

— Замечательно! Но это было так давно. Что вы делали все это время до нашей сегодняшней встречи?

— О, мы прекрасно провели время. Спасибо, нам помог Цилл Эйрн и его люди. Кстати, они здесь.

Она махнула рукой, и пять мужчин выпрыгнули из другой комнаты и направили на меня свое оружие. Я стоял несколько смущенный, но непоколебимый, потому что Ангелина не двинулась при их появлении. Они все были бледнокожие с длинными черными волосами. Их одежда, если ее можно было так назвать, была сделана из кусочков кожи пришельцев, связанных кусками проводов. Их топоры и мечи выглядели очень внушительно, и было ясно, что ими часто пользуются.

— Естас грандо плезиро ренконти вин, — сказал я, но они будто не слышали. — Если они не говорят на эсперанто, то на каком же языке они говорят? — спросил я Ангелину.

— На своем собственном, я выучила всего несколько фраз. Ду дхеобхэер гэн диемэд тэиск гач сеоид, — произнесла она. Они кивнули в знак согласия, забряцали оружием и испустили доводящие до дрожи боевые кличи.

— У тебя странное взаимопонимание с ними, — сказал я.

— Я объяснила им, что ты мой муж, вождь нашего племени, и ты прибыл сюда для того, чтобы уничтожить врага и повести их к победе.

— Это правда, правда, — произнес я, тряся соединенными над головой ладонями, вызвав новую волну радостных воплей. — Боливар, достань дешевую выпивку для наших союзничков, а твоя мама пока мне поведает, что здесь происходит.

Ангелина сделала глоток шампанского и деликатно нахмурилась.

— Я не совсем разобралась в деталях, — сказала она. — Языковый барьер и все такое прочее. Но, кажется, Цилл Эйрн является аборигеном этой планеты или поселенцем. Они в достаточной степени люди, несомненно, остатки колонии, отрезанной от внешнего мира во время Развала. Как и когда они попали сюда, так далеко от других миров, мы, скорее всего, не узнаем. Так или иначе, но они жили здесь, пока не появились пришельцы. При первом же столкновении возникла непримиримая ненависть. Пришельцы вторгались, они сопротивлялись и сопротивляются до сих пор. Пришельцы сделали все возможное и невозможное, чтобы выселить их отсюда, сносили все с лица земли, покрывали поверхность металлом. Это не помогало. Человеческие существа проникали в здания пришельцев, жили там, притаившись в стенах и фундаментах.

— Крысы из нержавеющей стали! — вскричал я. — Мои симпатии на их стороне.

— Я где-то так и предполагала. Итак, когда мы с Джеймсом бежали вниз по коридору, мы совершенно не представляли, куда бежим, и вдруг открылась маленькая дверь в полу, они выскочили и затащили нас внутрь. Нас настиг один из стражников пришельцев, но Джеймс расправился с ним. Цилл Эйрн по-своему оценил это и оставил его нам, содрав предварительно кожу. Может, мы и не могли говорить на их языке, но то, что нас преследовали, помогло больше всяких слов. Мы прятались под обшивкой стен и разрабатывали план действий. Начать решили с освобождения адмиралов.

— Ты знаешь, где они?

— Разумеется. Не так далеко отсюда.

— Значит, нужно действовать. Но предварительно хорошо отдохнуть. Почему бы не поспать этой ночью, а битву начать утром?

— Ни в коем случае. Во-первых, абсолютно нет времени, во-вторых, я знаю, на что ты намекаешь. Сейчас не до этого. Немедленно на войну!

Я вздохнул.

— Согласен. Что с тобой поделаешь.

Только мы приняли решение, как дверь апартаментов распахнулась, и вплыл мой любовник Гар-Бадж. Наверное, в голове у него ничего не было, кроме любовных мыслей, потому что явился он в розовой ночнушке и без всякой охраны.

— Джим, моя конфетка, отчего ты такой неподвижный и шея твоя неприкрыта? Урррк!

Он только произнес это, как ему в ляжку воткнулся палаш. Схватка была короткой, и он ее довольно быстро проиграл, но не достаточно быстро. Он не полностью вошел в комнату, когда битва началась, и ему отрезали хвост, который, вероятно, был связан с его мозгом, потому что хвост быстренько проковылял по коридору и пропал за углом.

— Нам нужно рвать когти, — сказал я.

— К туннелю, — прокричала Ангелина.

— А я в своем новом Обличил пролезу там? — спросил я.

— Нет.

— Тогда возьми на себя всю деятельность, пока я подумаю, — сказал я и стал думать. На этот раз думалось быстро. — Придумал. Ангелина, ты знаешь, как выбраться из этого лабиринта чудищ?

— Знаю.

— Замечательно. Боливар, у тебя появился шанс прогуляться. Вылазь из робота и пусть твоя мама займет это место. Научи ее управлять им и отправляйся с ними. Встретимся в условленном месте, где ты будешь нас ждать.

— Какой ты заботливый, — посмотрела на меня с сияющей улыбкой Ангелина. — Мои ноги очень устали. Джеймс, покажи брату путь, мы позже догоним вас. А сейчас я приготовлю отбивные из существа, которое вы сейчас прихлопнули, и сделаю их как можно больше — к нам на обед придет много народу.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Адмиралов. Мы запросто сумеем освободить их с помощью привезенного тобой арсенала, и я проведу их подземными путями в безопасное место.

По поводу этого пункта плана споров у нас не возникло. В семействе ди Гризов люди мыслили одинаково, этому же научился Цилл Эйрн в борьбе с врагом. Литые пластины пола были отодвинуты в сторону и под ними обнаружилась дверь в подземелье. Я начинал думать, что эти пришельцы отнюдь не блистали умом, если позволяли таким вещам твориться у них под самым носом. Что-то не ладилось у них с обонятельными щупальцами. Боливар и Джеймс скользнули в отверстие сопровождаемые нашими союзниками, большинство из которых вопило «Скадан, Скадан!»

— А здесь действительно уютно, — сказала Ангелина, скрывшись внутри робота. — Рация есть?

— Да. Цепь 13, выключатель у тебя под правой рукой.

— Найду, — сказала она, и вдруг ее голос заговорил мне прямо в ухо. — Давай, иди вперед, а я тебя буду направлять.

— Малейшее, твое желание, и я ринусь вперед.

Я осторожно высунулся в коридор, за мной следовал робот. Пострадавший конец хвоста, как я уже сказал, исчез. Я начал колотить и резать металлическую обшивку двери, пока не превратил ее в обрезки, чтобы ввести в заблуждение погоню, и удовлетворенный отправился вниз по коридору. Это был долгий и в самом деле утомительный путь по металлическому городу. Пришельцы оказались плохими строителями. Целую минуту мы шли по ржавому коридору с провисающим потолком и вдруг вышли прямо под открытое небо. Иногда под ногами хлюпала вода, а кое-где я мог бы и поплыть, используя свой вращающийся хвост в качестве руля. Робот был слишком тяжел, чтобы плавать, и поэтому шел по дну. Мы миновали какие-то склады, потом заводы. Затем проходили через общежития, спальни и еще миновали множество мест, трудно поддающихся описанию. Повсюду нас встречали уродцы, приветствующие меня на эсперанто и с энтузиазмом машущие руками. Прекрасно. Я махал им в ответ и бормотал ругательства.

— Я немножечко подустал от всего этого, — доверительно сообщил я Ангелине по нашей внутренней связи, показав ей, что к славе отношусь равнодушно.

— Еще немного, мой храбрец, и мы почти прибыли. Еще несколько километров.

Неожиданно ворота перед нами оказались запертыми. Они охранялись существами, державшими копья наперевес и при моем появлении стали громко трещать трещотками, прикрепленными к зубам. Они побросали копья на пол, орали и стучали зубами так сильно, что от них во все стороны разлетались куски зубов и трещоток.

— Джим, Джим, — кричали они. — Да здравствует Гештункен! Добро пожаловать к нам! — Они были явными фанатами вечерних новостей и все слушали мою речь. Я поднял клешни и дождался, пока шум стих.

— Спасибо вам, спасибо, — прокричал я. — Я испытываю безграничное удовольствие лицезреть тошнотворных существ, подобных вам. Отродий отвратительного мира из разлагающихся звезд. — Они поклонились, почти легли ничком в знак признательности и завопили еще больше. — За то время, что я пребываю здесь, я видел много рептилий, пресмыкающихся, личинок и ползунов, но я должен сказать, что вы самые пресмыкающиеся, рептилистые, личинистые и ползучие, каких только я встречал. — Я немного послушал хриплые вопли отвратительной радости и потом перешел к делу. — Мы, гештункены, видели только один корабль с этими бледными трескунами, который мы автоматически уничтожили. Я знаю, что у вас целый спутник, заполненный этими бледными созданиями. Это так?

— Естественно, Джим Скользец, — забрызгал один из них. Я только сейчас рассмотрел, что его голову украшают две золотые кометы, несомненно указывающие на высокий сан. Я адресовал ему свой вопрос.

— Это отличная новость. Они все внутри?

— Конечно.

— Вы мне разрешите немножко поиграть с ними. Распотрошить их, попробовать, каковы они на вкус?

— К сожалению, нет. Они нам нужны для информационных целей. И кроме того, уже готовы списки добровольных потрошителей: согласно иерархии, первыми будут высшие военные чины.

— Ладно, что делать. Может, предоставите мне один шансик бросить на них украдкой взгляд? Чтобы знать, как выглядят наши враги.

— Только с этого места. Никому не разрешается приближаться ближе чем на один шаг. Прищурьте один или два глаза, смотрите вон туда и вы все увидите.

Один из моих фальшивых глаз на стебельке имел камеру ТВ и, включив ее, я повернул увеличитель. Они были там. Покрытые пылью. Они шаркали ногами, выписывали круги или лежали на палубе, с отросшими седыми бородами, исхудавшие. Некогда парадная форма клочьями свисала с их тощих тел. Хоть они и являлись адмиралами, мне было искренне жаль их. Даже адмиралы бывают иногда людьми. Их следовало освободить!

— Спасибо, — сказал я, втягивая глаза. — Вы были так добры, и я постараюсь запомнить это, когда буду докладывать военному совету.

Я поднял клешню, и мы пошли, они махали нам вслед извивающимися щупальцами, со стороны это выглядело, будто разгневанные осьминоги угрожают противнику.

— Я в ужасе, — конфиденциально сообщил я роботу-жене, когда мы свернули за очередной угол. — Не вижу способа спасти их. Как туда попасть?

— Не падай духом, — ответила она. — Давай с черного хода. Снизу спутника должен быть еще один люк.

— Ты мой гений, — сказал я и любовно похлопал клешнями по ее металлическим плечам. — Так и сделаем. Но как мы определим, что находимся под этим самым люком?

— Мы определим, потому что я установила инфразвуковой импульсный приемопередатчик, пока ты толкал политический спич этим слизнякам.

— Ну конечно! Ты все время обдумываешь ходы, которые впереди. Если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, я бы позеленел от зависти. Но перед твоей гениальностью я снимаю шляпу. Все-таки у великой нации даже женщины кое на что способны.

— Ладно, если тебе так хочется, то снимай; но без этих шовинистических поросячьих восторгов. Женщины любого народа так же хороши, как и мужчины, и даже еще лучше.

— Я стою по стойке смирно, о мой робот. Показывай дорогу, и я покорно последую за тобой.

Мы загремели вниз по покрытым слизью ступенькам в полную темноту. То, что мы передвигались в потемках — было даже лучше. Но вот Ангелина включила фонарь, и мы увидели массивную железную дверь, на которой висел огромный замок.

— Может взорвать его? — спросила она, вытаскивая голову и глотнув свежего воздуха.

— Нет. Все это весьма подозрительно. Постарайся исследовать детекторами, есть ли там электронная линия.

— Их там огромное количество, — ответила она, тщательно осмотрев двери. — По крайней мере около дюжины. Может, нейтрализовать их?

— Не стоит пытаться. Сканируй эту стену. Если она чистая, то попробуем обойти дверь.

Мы так и сделали. Эти пришельцы были в самом деле простаками. Провал в стене вывел нас в пакгауз, задняя стена которого примыкала к поврежденной двери, которая должна была охраняться. Ее легко было открыть даже любителю-взломщику. Мое мнение о неприятеле поменялось.

— Это место охраняется ими с особой тщательностью, — сказала Ангелина, освещая вокруг фонарем.

— Городская казна, сокровищница, — присвистнул я. — Мы должны вернуться сюда, когда освободимся, и немножко покопаться тут, если будет возможность.

Во все стороны простирались груды денег, награбленные во всех мирах. Золотые и платиновые слитки, алмазные россыпи, монеты и бумажные дензнаки разного достоинства. Их было так много, что можно было купить банк, хотя, наверное, их не хватило бы, чтобы построить новый. Я был обуреваем своими воровскими инстинктами и принялся развязывать огромные мешки с золотыми слитками, буквально раздирая их клешнями, и путался в ожерельях из раковин.

— Я так и знала, что это успокоит тебя, — снисходительно сказала Ангелина. — Мы что, останемся здесь и забудем об операции по спасению?

— Нет, конечно нет. Веди меня. Я в самом деле отдохнул.

Она посигналила субинфракрасным бипером и пошла в указанном направлении, которое вывело нас из сокровищницы. Мы прошли через двери, стены и пришли туда, куда стремились.

— Мы прямо под импульсным приемопередатчиком, — сказала Ангелина.

— Хорошо, — я осторожно прицелился. — Значит, проход тут, а пленники — там. — Я тщательно измерил расстояние шагами. — Вот тут стояли стулья и валялись обломки. Ага, если мы появимся в этом месте, то сможем замаскироваться. Так, дрель готова?

— Но она ужасно жужжит.

— Ничего. Бури здесь. Начинай.

Рука с дрелью вгрызлась в ржавый потолок. Когда тональность жужжания изменилась, Ангелина выключила свет и продолжала медленно бурить в темноте. Как только она опустила дрель, сквозь дыру пробился луч света. Мы притаились, но не услышали никаких сигналов тревоги.

— Давай я просуну в дыру мой глаз, — предложил я.

Балансируя на цыпочках и кончике хвоста, я подтянулся вверх и продел, как нитку в игольное ушко, глаз на стебельке в просверленное отверстие. Описав круг, я быстро вытащил его.

— Здорово. Вокруг разбросан хлам, никто из адмиралов не смотрит в нашу сторону. Дай-ка мне молекулярный разделитель и отойди подальше.

Я выбрался из оболочки пришельца и встал на его плечи, теперь я смог дотянуться до потолка. Молекулярный разделитель — это маленькое орудие, снижающее связующую энергию молекул так, что то, на что оно направлено, превращается в молекулярный порошок и исчезает. Я очертил большой круг, стараясь не чихать из-за просыпавшейся на меня пыли, потом вынул металлический диск и передал его Ангелине. Затем я осторожно просунул голову в отверстие и осмотрелся. Все было неплохо. Радом сидел адмирал со вставной челюстью и стеклянным глазом в очень подавленном настроении. Я решил немного поднять его дух.

— Тсс, адмирал, — зашипел я и он повернулся ко мне. Его здоровый глаз выпучился, а выдающаяся вперед челюсть отвисла самым непривлекательным образом, когда он увидел мою автономную голову. — Не говорите громко, я прибыл сюда, чтобы спасти вас. Вы поняли? Только кивните.

Как было глупо довериться адмиралу. Он не только кивнул головой, он даже вскочил и заорал своим высоким голосом:

— Стража! Помогите! Нас спасают!

9

Хоть я и не ждал изъявлений горячей признательности, особенно от офицера, но это выходило за рамки. Пролететь тысячи световых лет космического пространства, минуя опасности, слишком многочисленные, чтобы перечислять их: здесь и сейчас, страдать от горячих любвеобильных объятий Гар-Баджа, пройти все это для того, чтобы спасти побитых молью адмиралов, один из которых тут же попытался отдать меня в руки охраны. Это было слишком. Это не значит, что я ожидал другого приема. Невозможно быть усатой крысой из нержавеющей стали и не предвидеть всякое. Мое игольчатое оружие было наготове, потому что я ждал неприятностей не только от стражи, но и от пленников. Я перевел выключатель из положения «ад» в положение «сон», что стоило мне немалых усилий, доложу я вам, и отправил стальную иголочку прямо в шейку адмирала. Он замечательным образом повалился, простирая в мою сторону руки, будто хотел в последний момент схватиться за своего спасителя. Я, неподвижный, замер, когда глянул на его запястья.

— Что случилось? — снизу шепнула Ангелина.

— Ничего хорошего, — прошипел я. — Тихо!

Стараясь производить как можно меньше шума, я помаленьку убирал голову, пока мои глаза не остановились на уровне отверстия. Я был надежно укрыт валяющимися обломками стульев, пустых коробок и другим хламом. Меня волновало, слышала ли охрана шум? Разумеется, остальные пленники слышали. Два 80-летних офицера грустно смотрели на своего товарища по несчастью.

— Что случилось? Припадок? — спросил один из них. — Ты слышал, что он кричал?

— Я не совсем понял. Что-то вроде Фтража Мгите Мас Пасают.

— Чепуха какая-то. Может, это что-то значит на его родном языке?

— Нет. Старый Шимсах родом из Дешника, но то, что он кричал, совсем не похоже на дешникский.

— Переверни его и посмотри, дышит ли он.

Они так и сделали, и я внимательно наблюдал за ними. Я с одобрением кивнул, как только увидел, что иголка отпала от шеи старого Шимсаха. Пройдет пара-другая часов, прежде чем он придет в себя и сможет рассказать им, что случилось. Это мне и нужно было. В моей голове уже обрисовывался план. Соскочив вниз, я взял диск и приклеил его на место. Теперь и пол и потолок выглядели цельными как раньше, потому что клей-лепак здорово берет и ничем не пахнет. Я вскарабкался внутрь чудища и тяжко вздохнул.

— Ангелина, будь так добра, включи свет и достань бутылку моего лучшего виски.

Зажегся свет, появился стакан, и Ангелина терпеливо ждала, пока я не опустошил половину его, и только после этого заговорила:

— Ты, наконец, просветишь жену, что произошло там?

— Пардон, свет души моей, там произошла неувязочка. — Я осушил стакан и выдавил из себя улыбку. — Я шепнул адмиралу, который сидел поближе, что пришел спасти его. Он посмотрел на меня и стал звать стражу. Так что мне пришлось выстрелить в него.

— Одним дураком меньше, — с удовлетворением произнесла она.

— Не совсем так. Я применил усыпляющую иглу. Никто не расслышал, что он говорил, поэтому я благополучно ускользнул и запечатал отверстие, но не это меня теперь тревожит.

— А что же тебя беспокоит?

— Прости. Это касается адмирала. Когда он упал, я увидел его запястья. На них красные отметины, похожие на шрамы.

— И что? — спросила она в явном замешательстве, потом ее лицо внезапно побледнело. — Нет, разве это возможно?

Я медленно кивнул, но улыбаться уже не мог.

— Серые люди. Я узнаю их почерк повсюду.

Серые люди. Одни только мысли о них холодят мою спину, я подчеркиваю спину, которую остудить не так-то просто. Пока я в форме, мне не трудно противостоять физическому воздействию. Но невозможно противостоять насилию, когда грубая сила влияет на твое серое вещество. У мозга практически нет защиты. Обманув его, обманывают и тело. Парочка электродов, вживленных в центр удовольствия мозга, заставляют подопытное животное без конца нажимать кнопку, вызывающую раздражение, пока оно не умрет от голода и жажды. Но умрет оно счастливым. Несколько лет назад, меня вовлекли в дело, связанное с межпланетным вторжением. Мне тогда пришлось сыграть роль подопытного животного. Меня схватили и лишили возможности сопротивляться. Я видел собственными глазами, как мне отрубили обе ладони у самых запястий. Потом я потерял сознание, а когда пришел в себя, обнаружил, что ладони пришиты на место. На руках были такие же шрамы, как у адмирала. На самом деле мои руки никто не отрезал. Всю сцену просто впечатали в мой мозг. Конечно, для меня все это происходило на самом деле вместе со всеми другими отвратительными вещами, о которых лучше забыть.

— Серые люди должны быть тут, поблизости, — сказал я. — Скорее всего, они работают с пришельцами, на их стороне. Неудивительно, что адмиралы были собраны в кучу. Они очень жесткие в мире команд и обязанностей и потому являются отличным материалом для работы с их мозгами.

— Должно быть, ты прав, но как это возможно? Пришельцы ненавидят все человечество и никак не метут работать с серыми людьми. Какими бы они ни были отвратительными, они все-таки остаются людьми.

Как только она это сказала, у меня сразу возник четкий ответ. Я улыбнулся и обнял ее, потом поцеловал, чему мы оба обрадовались. Затем я стал носить ее на руках, хотя это вносило некоторый разброд в мои мысли.

— Теперь послушай, моя дорогая. Я, кажется, нашел, как нам выпутаться из всей этой кутерьмы. Пока детали неясны, но я знаю, что ты должна делать. Ты приведешь мальчиков, а заодно и толпу Диллы Эйрна сюда. Потом через пол мы проникнем туда, расстреляем охрану, усыпим адмиралов и унесем их в безопасное место.

— Неплохо придумал, только я думаю, что существует определенный риск. Как мы очистим их?

— Об этом я позабочусь позже. Думаю, если организовать на этой планете беспорядки, такие, что никто не сможет сказать, что произойдет дальше, они все растеряются и не будут знать, кому подчиняться. Нам в таких условиях будет работать полегче.

— Естественно, это упростит дело. Но как ты организуешь беспорядки?

— Если я расскажу тебе все, то ты обязательно возразишь, что это опасно и запретишь мне. Позволь только заметить тебе, что все будет сделано, как надо, и я единственный, кто сможет воплотить свой собственный план. Я в безопасности благодаря оболочке пришельца, а у тебя остается два часа на то, чтобы привести войска. Если дело примет дурной оборот — смывайся. Веди всех в безопасное место, желательно поближе к космодрому. Я же вернусь в свои апартаменты, как только смогу. Оставь там для меня сопровождающего. Пускай он ждет меня. Но не более часа. Я к тому времени закончу все, что наметил, и вернусь. Думаю, проблем не будет. Но если все провалится, и я через час не появлюсь, Он должен пойти к тебе и доложить. Я о себе позабочусь сам, ты же знаешь. Нельзя все ставить под удар из-за одного человека. Как только сопровождающий вернется, со мной или без меня, сразу уходи. Хватай в суматохе любой корабль, и мотайте с этой планеты так, чтобы только пятки сверкали.

— Я надеюсь, что ты все-таки вернешься, — она поцеловала меня, но счастливой при этом не выглядела. — Не хочешь все-таки рассказать мне, что ты собираешься делать?

— Нет. Если я начну тебе рассказывать, то мне нужно будет выслушать после этого тебя. А у нас и так нет времени. Скажу только, что мой план состоит из трех вещей. Первое — отыскать серых людей. Второе — сделать их нашими союзниками. Третье — драпать отсюда.

— Ладно, сделай, как считаешь нужным. Только ничего не пропусти, особенно последнюю стадию.

Мы взгромоздились в наши оболочки и быстренько расстались, чтобы не передумать сделать это. Ангелина поцокала в нужном ей направлении, а я пошел в противоположном. Я считал, что знаю дорогу, но, вероятно, ошибся на каком-то повороте и чуть было не провалился, наступив на проржавевшую плиту то ли в подземное озеро, то ли в бак с водой. В общем, я барахтался в темноте несколько минут, мой путь освещали только сверкающие глаза и я наконец нашел выход. То есть выхода, как такового, не было, и мне пришлось доставать гранату из клоаки и отфутболивать ее хвостом в стену. Она самым чудесным образом взорвалась и я сквозь дым выбрался на божий свет. Там я тут же столкнулся с патрульным офицером, подошедшим посмотреть, что случилось.

— Помогите, пожалуйста, помогите, — стонал я, застряв в отверстии и обхватив голову клешнями. Слава богу, офицер был поклонником вечерних новостей.

— Дорогой Скользец, что вас обеспокоило? — громко и эмоционально прокричал он, показав мне тысячу гниющих клыков и два метра влажной пурпурной глотки.

— Предательство! В наших рядах предательство! — пожаловался я. — Немедленно сообщите командному составу о чрезвычайном сборе военного совета и доставьте меня туда.

Все мгновенно было исполнено, они, обхватив меня тысячью своих щупалец с присосками, выдернули из заточения и поставили на ноги. Это сберегло энергию моих батареек, я отдохнул и расслабился, пока они несли меня в зал совещаний.

— Вы все очень противные и я вас никогда не забуду, — поблагодарил я их. Они радостно завопили и захлопали своими присосками по полу, издавая влажные, причмокивающие звуки, а я галопом поскакал в зал.

— Измена, предательство! — орал я.

— Займите место и сделайте заявление по надлежащей форме после того, как сбор начнется, — сказал мне секретарь. Да, он напоминал мне пурпурного кита с геморроем в конечной стадии, только еще мерзопакостнее.

— ГоспоДжим, вы выглядите очень расстроенным. Мы слышали гимн из ваших апартаментов, нашли огрызок хвоста благородного Гар-Баджа, который не сумел нам вразумительно все объяснить. Вы можете дать разъяснения?

— Я моту и сделаю это, если секретарь мне позволит.

— Да, да. Пожалуйста, начитайте, — проворчал секретарь очень неохотно. Он напоминал мне раздавленную черную лягушку. — Объявляю собрание открытым, слово предоставляется Скользецу Джиму.

— Дело было так, — я стал объяснять внимающему мне военному совету. — У нас, у гештункенов, есть очень редкие способности, вдобавок к неординарной сексуальной привлекательности. — Они приветствовали мои слова постукиванием по столам и причмокивающими звуками. — Спасибо всем, я испытываю к вам такие же чувства. Мое обоняние в восторге от ваших запахов. Спокойно, ребята, присядьте, я еще не закончил. Как я уже говорил, у нас очень острое обоняние, которое унюхало людей на этой планете.

Сквозь выкрики ярости и ужаса я услыхал: «Цилл Эйрн!» — и подтвердил кивком головы.

— Нет, не Цилл Эйрн, не коренное население планеты. Их следы я обнаружил сразу, они похожи на мышей. Нет, я имел в виду людей в наших рядах! Среди нас находятся люди!

Я позволил им наораться вдоволь, а сам потирал клешни. Потом я поднят их, призвав к тишине, которая мгновенно установилась. Все глаза, мелкие, огромные, выпуклые, на стебельках, зеленые, красные, в слезах, уставились на меня. Я медленно прошел вперед.

— Да. Они среди нас. Люди. Они вершат свое черное дело по саботированию нашей войны по уничтожению. И я хочу показать вам одного их них, прямо сейчас!

Моторы моих ног загудели, аккумуляторы нагрелись и я прыгнул, пролетев по воздуху очень красиво почти 20 метров или около того. Это было весьма грациозно. Приземлился я с оглушительным треском так, что мои амортизаторы зарычали. Приземлился прямо на стол секретаря, который замечательнейшим образом затрещал. Клешнями я схватил влажную руку секретаря, он орал и дрыгал ногами, а я держал его в воздухе.

— Вы сошли с ума. Отпустите меня! Я такой же человек, как и вы!

Серые люди должны были находиться тут, их следовало раскрыть, а кроме меня и секретаря четырехногих здесь не было. Я все просчитал. Но ситуация не прояснилась, пока он не заговорил. Рыча от восторга победы, я запустил когти в его горло. Темная жидкость оросила меня, а он захрипел. Я заколебался. Неужели я ошибся? Неужели я убил секретаря военного совета на глазах у потрясенной публики? У меня было предчувствие, что они воспримут это не очень хорошо. Но нет! Я колебался только одну микросекунду, потом с силой рванул его черную кожу. Я не мог ошибаться и аккуратненько разрезал его глотку, затем оторвал голову. В зале наступила гробовая тишина, как только я бросил голову на пол. Со всех сторон пронесся вздох. Под первой головой находилась другая. Маленькая, бледная, скукоженная голова человека. Секретарь оказался серым человеком. Пока высокое собрание находилось в шоке, серый человек приступил к действию. Он достал винтовку из жаберной щели и направил ее на меня. Чего я, разумеется, ждал и быстро отбросил ее в сторону. Но я был не настолько ловким, когда он выхватил микрофон из другой жаберной щели и начал орать что-то на странном языке. Я не был таким быстрым, потому что позволить ему поговорить — это входило в мои планы. Я дал ему слишком много времени, и он успел высказаться, после чего я вырвал микрофон из его рук и выкинул его. Тогда он ударил меня в живот, и я согнулся, задыхаясь, а он исчез в потайную дверь на полу. Быстро придя в себя, я махнул рукой офицерам.

— Не беспокойтесь обо мне, — прокряхтел я, — это смертельный удар. Бросайте меня! Разошлите приказ об аресте черных шлепалок, похожих на секретаря. Не дайте никому убежать! Идите!

Они ушли, а мне пришлось откатиться в сторону, чтобы меня в спешке не растоптали. Я задергался и стал умирать, на тот случай, если за мной кто-нибудь наблюдает. Приоткрыв один глаз, я смотрел, пока они все не ушли. Потом я открыл потайную дверь и отправился за серым человеком. Вы вправе меня спросить — как я знал, куда он подевался. Счастлив буду объяснить вам, что пока мы боролись, я вживил в его искусственную кожу нейтринный генератор, вот и все. Нейтринный поток проходит сквозь любые преграды, не отклоняясь от своего курса. Может пройти даже через всю массу планеты. Металлические конструкции городов этой планеты не смогут повлиять на его курс. Стоит ли мне добавлять, что у меня с собой был нейтринный детектор, встроенный в мой нос. Я никогда не отправляюсь на дело без простейших предварительных приготовлений. Игла со светящимся кончиком показывала мне путь. Я пошел по нему и спустился на первую лестничную клетку, потому что мне ужасно хотелось выяснить, что делают серые люди на этой планете. Мой приятель секретарь должен привести меня, в их логово. Он сделал даже больше — он привел меня к их кораблю.

Увидев впереди огни, я замедлил шаг и стал вглядываться из темноты туннеля в большую куполообразную пещеру. В центре стоят огромный космический корабль.

Со всех сторон к нему стекались серые люди. Некоторые бежали в своем истинном обличии, другие еще носили оболочку пришельцев. Крысы, покидающие тонущий корабль. Все с моей подачи. Суматоха и паника по всей планете должны сыграть нам на руку и дело освобождения адмиралов станет очень легким. Все шло по плану. Хотя по плану я даже и не думал находить их корабль. Глядя, как они поспешно ретируются, я подумал о предоставившейся мне возможности, которую не стоило упускать. Как же узнать, куда они улетят? Существуют такие машинки, пристроив которые к кораблю, можно проследить их путь. К несчастью, у меня такой не было. Я не предвидел, что она пригодится. Да и тащить ее с собой было не просто. Особенно, если учесть, что вес этой машинки около 90 килограммов. Итак, что же мне было делать? Я размышлял, а на меня сверху набросили металлическую сеть и подняли в воздух. Я боролся, как мог, но тут мне на голову опустилось что-то тяжелое, я не смог предотвратить столкновение, голова оболочки хрустнула. Моя, к сожалению, тоже, только мгновение спустя.

10

Я пришел в себя, вдохнул воздух и почувствовал, что оглушен, скован и ничего не вижу. Боль буквально разрывала мою голову. Я не мог понять, где я, что случилось, у меня не было ни малейшего представления, сколько я здесь нахожусь. Я задергался и заметался, но совершенно бесполезно. У меня еще больше заболела голова. И я замер. Нужно было избавляться от паники, прийти в себя и вспомнить, что предшествовало моему столь плачевному положению. Я не задыхался, но чувствовал, что мое лицо обволок какой-то мягкий материал. Мне удалось повернуться. Итак, что же произошло?

Между приступами накатывающейся боли ко мне вернулась память. Серые люди! Они поймали меня в сеть и били по голове, пока я не перестал двигаться. После я потерял сознание. А что потом? Куда они меня притащили? Я крался на цыпочках по узкой дорожке памяти и понял, где нахожусь. Я был схвачен в своей оболочке пришельца. Руки мои были чем-то зажаты, но осторожно ими пошевелив, я освободил свою правую руку. Дальше мне удалось снять с лица куски пластика, и я понял, что моя голова влезла в шею оболочки. Извиваясь и выдергивая ее, я смог опуститься ниже к оптическому устройству и уставился на металлический пол. Очень обнадеживающе. Я попытался подвигать и другой рукой, а заодно и ногами, но тщетно, они только подергивались и все. Все это окончательно расстроило меня, к тому же я испытывал жажду, а это томит так же, как и головная боль, которая оставалась со мной. Необъяснимое чувство предвидения вынудило меня в свое время поместить маленький резервуар с водой рядом с основным. Я нащупал кран и напился, потом языком переключил рубильник, и вместо воды в меня полились струи живительного виски 110 градусов. Это меня здорово взбодрило. Молотки еще работали в моей голове, но я уже не так четко слышал их удары. Ситуация несколько улучшилась: если я не мог двигаться, то мог манипулировать глазами. С некоторым трудом мне удалось дотянуться до одного из стебельковых глаз, который к тому же еще и работал. Я развернул его. Это было интересно. Я сразу понял, почему я не мог двигаться — тяжелые цепи жестко приковали меня к полу. Они были вмонтированы в пол, так что шансов на побег не оставалось. Комната, в которой я находился, была маленькой и одноцветной, за исключением ржавчины, покрывающей металл. Потолок в ней был искривленный и вогнутый. Это мне о чем-то напоминало, и еще один глоток виски помог мне стать догадливым. Космический корабль. Я находился внутри корабля. Того корабля, который я видел, прежде чем погас свет. Корабль серых людей. И несомненно, он летит куда-то.

У меня появилась идея, но мне не хотелось сейчас разрабатывать ее. Оставался один неразрешенный вопрос, на который следовало найти в первую очередь ответ. Почему они связали меня вместе с оболочкой? «Потому, дубина, что они не знают о том, что это не оболочка», — заорал я. И сразу же пожалел об этом, потому что в моей голове застучали барабанные палочки. Но это, должно быть, была правда. Это значило, что оболочка прошла Эх.; мен. Они наскочили на меня и избили, не подозревая, что я не тот, за кого себя выдаю, считая меня одним из многих уродцев. И они, вероятно, очень спешили, потому как сварной шов, которым была приварена цепь, был сделан кое-как. Им нужно было покинуть негостеприимную планету до того, как миллионы чудовищ-слизняков бросятся и съедят их.

Подняли меня на борт в спешке, наскоро приварили к палубе, рассчитывая заняться мною позже.

— Ну, погодите же! — шепотом заорал я и принялся выбираться из своей оболочки. Сделать это было непросто, но я в конце концов выбрался, подобно новорожденной бабочке, вылезающей из кокона. Ссадины и царапины ничуть не ухудшили моего настроения. Наоборот, я повеселел, когда понял, что мое игольчатое оружие при мне. Стоя на металлической палубе, я ощущал легкую вибрацию. Мы были в открытом космосе, но куда направлялись, мне было неизвестно. Освободившись от цепей, обладая оружием, я мог спокойно оценить обстановку, изменить которую до сих пор было невозможно. Мог выставить десять бутылок виски против одной, что наш путь лежит домой, на планету серых людей. Это были не очень радужные перспективы, и нужно было что-то немедленно предпринимать. Именно сейчас, пока мы не приземлились, и кто-нибудь не поинтересовался, чем я тут занимаюсь. Они все утомились от поспешного бегства и наверняка не выставили охрану. То, что я собрался сделать, стоило начать как можно скорей. Я переключил оружие со «взрыва» на «яд», потом на «сон». Но сначала нужно было убедиться, что серые люди — это убийцы, и только после этого проливать чью-либо кровь. Если я сумею захватить корабль, то запру всех их, связав цепью. Если я проиграю, не думаю, что мне можно будет рассчитывать на их благородство.

— Скользкий Джим ди Гриз, спаситель человечества, — с пафосом произнес я, чтобы вдохновиться.

Оптимизм покинул меня, как только я обнаружил, что ручка маленькой двери надежно заперта.

— Конечно! Как можно было забыть про термит! — спохватился я и вернулся в оболочку. Диспенсер все еще работал, гранаты легли, где нужно было. Остальное делалось просто: в замок были выпущены активизированные молекулы, металл тут же загорелся, наполняя комнату плотным красновато-коричневым дымом, который заставил бы меня закашляться, если бы я не перестал дышать. Задыхаясь и синея от удушья, я выбил раскаленную дверь, она выпала вместе со мной. Я схватил ружье и насторожился. Поблизости не было никого. Пустой коридор, туманный свет. Я позволил себе откашляться, отчего мне сразу же полегчало. Потом поднял дверь и с помощью приклада поставил на место. Снаружи была видна только маленькая вмятина возле замка. Нужно было определить, куда идти?

Я посмотрел на множество дверей с непонятными мне надписями и думал, что если это обычный космический корабль, то на нижней палубе должны находиться нос и рубка. Я пошел в том направлении и только успел остановиться перед дверью в переборке, как она открылась, и ка пороге появился человек. Серый человек. Он посмотрел на меня, и от испуга глаза его вылезли из орбит, рот широко открылся, и он начал кричать. Моя игла вонзилась в его горло, и он мягко сполз по стене. Я притаился, готовый к любой неожиданности, но коридор был пуст. Пока все шло нормально. Я вытащил тело и закрыл дверь. Куда мне его деть? Я тихонечко приоткрыл соседнюю дверь и вошел в спальню, освещенную неярким светом. Ага, вот чем они тут занимаются: добрая дюжина серых мужчин храпела, как извозчики. Они захрапели еще громче после того, как я выстрелил в них. Из коридора я притащил еще одного «спящего» и уложил его рядом с остальными.

— Спите спокойно, — пожелал я им, захлопывая дверь. — Вы славно потрудились, у вас был очень длинный день, который станет еще длиннее, прежде чем я закончу опыт с усыплением серых людей.

Наверное, я совсем недолго находился без сознания. Сброшенные черные шкуры и храпящие мужчины указывали на то, что мы в космосе всего несколько часов. По должен был бодрствовать экипаж, управляющий кораблем, пока остальные давят подушки. Я подумал, что не стоит мне пытаться найти их и отправлять в царство сна. Слишком опасно, хотя бы потому, что неизвестно, сколько их на борту и что они сделают со мной, когда зазвучит сигнал тревоги. Лучше всего захватить рубку, как только представится возможность. Отгородить ее от остальной части корабля, отправиться к ближайшей станции Лиги и попросить о помощи. Если бы я мог дать им знать, где нахожусь, то наверняка сумел бы продержаться, пока прибудет подкрепление. Мне ничего не оставалось, как попытаться воплотить эту идею.

С оружием наперевес я прошел по коридору в носовую часть корабля к рубке. Передо мной была дверь с надписью «снизь», и открыл ее и сказал «доброй ночи» человеку, сидящему за пультом управления. Он дернулся и заснул. Оставалась последняя дверь. Я поглубже вздохнул. Тылы мне были обеспечены. Впереди находилась цель, к которой я стремился. Я затаил дыхание, медленно открыл дверь и пошел вовнутрь. В кабине было четыре радиостанции. На всех работали радисты. Две шеи были четко видны, и я отправил в них по иголке, отчего ребята сразу расслабились. Я осторожно пошел дальше. Человек за пультом управления оглянулся и тоже получил иглу. Оставался один. Командир. Мне не хотелось стрелять, не поговорив с ним. Перекинув ружье через плечо, я на цыпочках стал подкрадываться к нему и подошел сзади вплотную. Он повернулся в самый последний момент, будто кем-то предупрежденный, но было уже поздно. Я крепко схватил его за шею своими цепкими пальцами. Глаза человека вылезли из орбит, он забился в моих руках, а потом затих.

— Счет 16:1 в пользу хороших парней! — с радостью заметил я, и Исполнил маленький танец войны, хотя это было и непросто сделать в тесной комнате. — Но делу время, потехе час, — сказал я себе и был прав, потому что обычно я даю себе хорошие советы.

В выдвижном ящике стола лежал толстый моток провода, которым я крепко завязал запястья и лодыжки командира, чтобы не дать ему возможности воспользоваться пультом. Остальных троих я положил в ряд сзади, затем отпечатал несколько вопросов на компьютере. Это был замечательный компьютер. Он сначала изложил мне наш курс и направление, которые я запомнил, и на всякий случай записал на манжете. Если направление было правильным, то мы летели на родную планету этих чудовищ. Специальному Корпусу было бы очень интересно узнать, где она находится. У нашей службы накопилось много вопросов, и я смотрел во все глаза, чтобы в будущем ответить на некоторые из них. Потом меня заинтересовали базы Лиги, обнаружив ближайшую, я проложил курс, и только после этого расслабился.

— Два часа, два коротких часа, Джим. Потом искривленное пространство кончается, и мы будем на расстоянии радиоволны от базы. Одно короткое послание, и придет конец серым людям, а вместе с ним радость победы и ликование!

Вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я резко повернулся и увидел, что на меня смотрит командир.

— Вы слышали все? — спросил я. — Или мне повторить?

— Я слышал, — сказал он упавшим голосом, не выражающим никаких эмоций.

— Вот и славно. Меня зовут Джим ди Гриз. — Он хранил молчание. — Будьте любезны, назовите ваше имя. Или мне посмотреть в ваши документы?

— Я Коум. Ваше имя известно нам. Вы мешали нам и раньше. Мы убьем вас.

— Как приятно узнать, что слава моя опережает меня. Но вам не кажется, что ваши угрозы не состоятельны?

— Каким образом вы нас обнаружили? — спросил он, не отвечая на мой вопрос.

— Если в самом деле хотите знать, то догадайтесь сами. Ваши люди не очень башковиты, но у вас-то должно быть хоть немного сообразительности. Разрез запястья остается вашим любимым приемом. Я видел отметки на руках адмирала. Об остальном нетрудно было догадаться.

— Вы работаете один?

— Интересно, кто кого допрашивает? Однако я буду вежливым, учитывая разниц) в наших положениях. Вы должны знать, что я всегда работаю один. Но через несколько часов сюда прибудет Лига. А еще — операцией занимались четверо наших, и я надеюсь, что они уже освободили адмиралов, с которыми вы так дурно обошлись. Комитету Лиги будет доложено о том, что произошло, и вас там достойно встретят. Вы и ваши люди вели себя, скажем так, не совсем красиво.

— Вы говорите мне правду?

Потеряв всякую выдержку, я сказал ему пару теплых слов, которых он раньше, возможно, и не слышал. Я надеюсь.

— Коум, мой друг, не выводите меня из себя. У меня нет причины вам лгать, потому что у меня в руках все козыри. Теперь, если вы угомонитесь и перестанете задавать мне дурацкие вопросы, я спрошу вас о том, что меня интересует. Готовы?

— Думаю, что нет.

Я посмотрел на него пораженный, потому что Коум в первый раз повысил на меня голос. Нет, он еще не кричал, в его тоне не было гнева или недовольства. Он просто громко, по-командирски заговорил.

— Довольно, этому фарсу пришел конец. Мы узнали все, что нам нужно. Все могут войти.

Дальнейшее очень напоминало кошмар, превратившийся в действительность. Дверь открылась, и серые люди, шаркая ногами, стали заполнять комнату. Я стрелял в них, но они продолжали идти, как ни в чем не бывало. Три офицера, которых я уложил на пол, тоже встали и подошли ко мне. Я опустошил магазин, бросил ружье в них и попытался бежать. И тут они схватили меня.

11

Хотя равных мне в рукопашном бою и нет, но был предел моим силам, тем более, что не было предела числу врагов. Их основным боевым приемом было хватание за рубашку. Однако столько рук схватило меня, что я был не в силах что-нибудь предпринять. Я поколотил первых двух, уложил следующих, шмякнул еще парочку, а они продолжали идти на меня. И, если признаться, то я начал уставать. В конце они просто навалились на меня, уложили на пол, надели наручники на запястья и лодыжки и оставили на полу в рубке. Сигнал заставил офицеров занять свои места у пульта управления. Они изменили курс, который я скорректировал, на первоначальный, — отметил я про себя с мрачным чувством. После этого Коум повернулся на стуле и уставился на меня.

— Вы меня перехитрили, — я был в замешательстве, но нужно было с чего-то начать разговор.

— Разумеется.

Игра, в которую играли серые люди, называлась «лаконичность». Они никогда не используют слов больше, чем нужно. Я был почти на грани истерики, потому что знал, что попал в капкан и крепко застрял.

— Объясните, зачем вы разыгрывали эту комедию, если у вас есть время, конечно?

— Я полагал, что вам и так все ясно. Мы, конечно, могли применить к вам наши обычные приемы контроля мозга, кстати, вначале мы так и планировали. Но нам нужны были ответы на важные вопросы, и мы хотели получить их сразу. Мы работали среди пришельцев годами, и они ничего об этом де подозревали. Нам нужно было знать, как вы раскрыли наше присутствие. У нас, конечно, есть методики психоконтроля для всех рас. Мы уже готовы были к вторжению в ваш мозг, когда обнаружили ваше настоящее лицо. Лицо очень напоминало личность, которую мы давно разыскиваем. Тогда я предложил разыграть эту маленькую интермедию. Если вы тот человек, кого мы ищем, то ваше «эго» не позволит вам думать, что вас дурачат.

— Лучше бы ваша мать никогда не встретила вашего отца, — сказал я. Это лучшее, что я сумел придумать в этот момент. Потому что понимал, как он прав. Меня провели, вот и все.

— Кроме того, я знал, что нам потребуется много времени, чтобы получить от вас необходимые ответы. Но мы очень спешили, поэтому организовали сцену, а вы очень неплохо сыграли на ней. Ваше оружие было заряжено стерильными иглами. Все, задействованные в этом спектакле, справились со своими ролями. Но вы — лучше всех!

— Держу пари, что вы себя считаете очень умным! — вот и все, что я смог сказать в тот момент. Отвратительнее состояния у меня не было никогда.

— Я знаю о себе все. В течение многих лет именно я организовывал наши полевые операции, которые всего два раза проваливались. И оба раза из-за вас. Теперь, когда вы пойманы, ваше вмешательство закончилось. — Он подал знак двум мужчинам, и они подняли меня. — Заприте его до приземления. Мне больше не о чем говорить с ним.

Надо мной издевались. Никогда никем я не был еще так унижен. В состоянии депрессии, опустошенный и бессильный, я погрузился в размышления. Окажись на моем месте кто другой, он стал бы помышлять о самоубийстве. Кто другой — только не я. Там, где жизнь, там — надежда. Но сейчас! После этих печальных событий даже я пал духом, потому что понимал, что у меня нет никаких шансов. Эти люди были чересчур жестокими. Они подвесили меня за запястья к стене на крюке, сняли с меня одежду, ботинки. И это меня окончательно убило. Они вычистили меня, действуя, как вакуумная очистительная клизма. Гранаты, а также острые и режущие предметы были отобраны в первую очередь. Потом они прошлись по мне еще раз флюороскопами и детекторами металла, снимая с меня другие приспособления, которые были очень хорошо спрятаны. Они даже просветили мою челюсть рентгеновскими лучами и вырвали несколько зубов, которые до этого ни у кого не вызывали подозрения. Когда закончились издевательства, я весил на фунт меньше, был гол и беспомощен, как новорожденный. Большего унижения мне не приходилось переживать никогда. Особенно, когда они сняли с меня все и оставили лежать голым на холодной палубе, которая, как я со временем обнаружил, становилась все холодней. Когда влага стала конденсироваться на ней, я посинел и затрясся от холода. Я начал кричать и стучать ногами об пол. Это немного меня согрело. На шум пришел один серый человек.

— Я замерзну до смерти! — сказал я, стуча зубами. — Вы специально охлаждаете воздух, чтоб мучить меня.

— Нет, — ответил он вежливо. — Это не пытка. На корабле было слишком жарко, когда форточки были закрыты, а сейчас возвращается обычная температура. Просто вы слабый человек.

— Я замерз до смерти. Может, вы такие холоднокровные и можете жить в такой стуже, но я-то не могу. Поэтому или отдайте одежду, или уж лучше убейте.

Я едва соображал, что говорю. Казалось, что мне осталось жить чуть-чуть. Серый человек немного подумал и вышел. Но довольно быстро вернулся с четырьмя помощниками, неся комбинезон, подбитый мехом. Они сняли с меня наручники и принялись одевать. Я не протестовал, потому что у одного из них был заряженный тупоносый пистолет, дуло которого он засунул мне прямо в рот. Его палец, угрожающе согнутый, лежал на спусковом крючке, наполовину утопленном. Я знал, что это не шутка, поэтому не двигался и не произнес ни слова, пока меня одевали и топтали тяжелыми ботинками мои босые ноги. Дуло оставалось у меня во рту, пока замки входной двери не щелкнули, и дверь не закрылась. Прошло немало времени прежде, чем корабль добрался до места назначения. Мои противники были со мной не очень любезны: они не реагировали даже на мои витиеватые ругательства. Еда была невкусной, но я уверен, что очень питательной. Из напитков мне предложили только воду. Свои естественные надобности я справлял в портативный горшок. Мне было смертельно скучно. Думая только о побеге, я строил бесстрашные планы. Безоружный, я никогда бы не смог захватить корабль, даже если бы смог выбраться из этой комнаты. Но и этого я тоже не мог. Было очень скучно. Наконец, мы приземлились.

— Где мы находимся? — спросил я охранников, которые пришли за мной. — Расскажите, не бойтесь, вас же не расстреляют, если вы мне назовете планету? Вы думаете, я кому-нибудь смогу рассказать?

Они думали над моими словами целую минуту, пока один из них не выдавил из себя:

— Кекконшики. — После этого он высморкался в кулак.

— Я понял — Кекконшики, только не вытирайте нос рукой. Ха-ха. — Я сам смеялся над своими остротами. К сожалению, они были понятны только мне.

Нелепая ситуация. Я — носитель информации, которая может положить конец серым людям навсегда. Мне известно название их мира и его местонахождение. И я не моту передать это своим. Если бы у меня были способности псиграммирования, то через минуту здесь были бы войска. Но у меня их не было. Я проходил тестирование на пси-способности несколько раз, но это ничего не дало. Моя бездеятельность, как это ни странно, помогла мне выйти из депрессии, которая угнетала меня многие дни. Ничего не могу и черт с ним — что будет, то будет. Я начал снова думать о побеге, хотя в моем положении это было безумием. Мы уже приземлились и, судя по всему, должны были вскоре покинуть корабль. Серые люди, наверное, приведут меня в такое место, где пленника ожидает не самый гостеприимный прием. Я не знал, что со мной может произойти, но жизнь моя была в постоянной опасности. С выгрузкой не спешили, и я подумал о том, что остановка, возможно, не окончательная. Скорее всего, мы здесь сели на короткое время и были проездом. То, что я совершенно не представлял, что меня ожидает снаружи, очень мне не нравилось. Я должен был что-то предпринять. Поведение серых людей отнюдь не облегчило мою задачу. Я старался держаться спокойно, когда они снимали с меня цепи и надевали на шею металлический ошейник, несмотря на то, что кровь у меня в жилах кипела. Я носил этот ошейник и раньше. Тонкий провод соединял его с маленькой коробкой, которую держал в руках один из моих мучителей.

— Демонстраций не надо, — сказал я, стараясь говорить самым равнодушным тоном, но это у меня получилось не очень убедительно.

— Я уже носил эту штуку раньше, и ваш друг Крайдж, вы, конечно, помните Крайджа, демонстрировал мне ее работу несколько раз.

— Я могу повторить, — сказал надсмотрщик, нажимая пальцем одну из многочисленных кнопок.

— Не надо, — закричал я, отскакивая. — Я знаю, что ваши методы не изменились. Вы нажимаете кнопку и…

Меня бросили в костер. Я ослеп, стал задыхаться, тело горело огнем, глаза выскочили из глазниц. Мой каждый нерв болезненно реагировал на нейтронные потоки, испускаемые коробкой. Никакое усилие воли не давало возможности превозмочь боль, которая была очень сильной, не прекращающейся ни на минуту. Когда все закончилось, и я очнулся, то увидел себя, лежащим на полу, скрюченным, обессиленным и беспомощным. Двое из серых людей подняли меня и встряхнули. Я не держался на ногах, и они потащили меня по коридору. Мой хозяин с коробкой шествовал сзади. Время от времени он дергал за проволоку, чтобы я не забывался. Силы оставили меня, и по коридору я едва тащился, ковыляя и спотыкаясь. Но они крепко держали меня за руки и это облегчало мои страдания. Я даже старался улыбаться. Мои противники были уверены, что я не смогу убежать.

— На улице холодно? — спросил я, как только мы вошли в шлюзовую камеру. Никто из них не потрудился мне ответить. Зато я увидел, как они натянули перчатки и меховые шапки, а это что-то да значило. — Как насчет перчаток для меня? — поинтересовался я, но меня продолжали игнорировать.

Когда люк открылся, я понял, зачем нужны были такие приготовления. Снаружи снежный буран закручивал вихри арктического воздуха, который пробирал до костей, доводил до оцепенения. Определенно на улице было не лето, и меня потащили в снежную бурю или в что-то очень похожее на нее. Слепящие порывы крутили снежные хлопья вокруг нас. И вдруг все в считанные минуты закончилось. Снег заблестел на солнце. Он лежал до самого горизонта. Что-то черное показалось впереди. Перед нами возникла каменная стена или здание. Видимо, мы шли туда. Значит, пройти надо еще метров двести. Я старался не думать о стуже, но руки мои сильно зябли, а нос покраснел и покрылся инеем. Мы прошли почти половину пути, когда нас настиг новый буран, но он был гораздо слабее первого. За секунду до этого я поскользнулся и упал, потянув за собой конвой. Носитель коробки не издал ни единого звука, но даже в этой ситуации он оставался самим собой: нажал на кнопку, и резкая боль пронзила меня. Это было предупреждением, чтобы я смотрел под ноги. Все происходило без слов. Я тоже молчал, потому что был занят: я обдумывал, как перерезать провод и, когда я упал, мне удалось зажать его в зубах. Оставалось только прокусить застывшее железо. И я сделал это. Под коронками моих передних зубов были острые концы силиконового карбида. Их нельзя обнаружить рентгеновскими лучами, потому что у них такая же плотность, как у моих зубов, но они твердые, как алмаз. Я почувствовал металлический вкус во рту и осторожно жевал, стараясь, чтобы никто не заметил, какой завтрак я себе устроил на прогулке. Снежные вихри скрыли меня от глаз врагов на несколько мгновений.

Мускулы челюстей человека могут противостоять давлению в 35 кг на каждую сторону, и я напрягался изо всех сил, обкусывая по кусочку. Кабель распался. Сразу же я откатился в сторону и заехал коленом в пах моему мучителю. Он громко закричал и отпустил мою руку. За этим последовал короткий удар в горло следующему. Руки мои были свободны. Человек с коробкой, ничего не понимая, нажимал изо всех сил на кнопки, но у него ничего не получилось. Я расправлялся с его партнерами. А он ничего не предпринимал. Только тупо давил на кнопку коробки и продолжал нажимать, когда я вмазал ему в солнечное сплетение. Он упал на меня. Не обращая внимания на его крики, я взвалил его на плечи и пошел вперед, пошатываясь под грузом. Снежная стена поглотила меня. Все это можно было принять за сумасшествие. Но не большим ли сумасшествием было покорно идти на убой прямо в руки этих существ? Я уже там был однажды и в доказательство могу показать шрамы. Конечно, я мог просто замерзнуть. Но это все равно было лучше, чем отдавать себя в их руки. Так все-таки у меня был шанс остаться в живых. И, следовательно, попортить им кровь. Я метался, притворяясь вконец обессиленным, таким образом хотел усыпить бдительность моих стражей. Но сейчас я действительно продрог и сильно ослабел.

Мой враг был очень тяжелым, что значительно замедляло мой ход. Но я продолжал идти, пока не споткнулся и не упал головой в снег. Мое лицо и руки настолько онемели, что я ничего не чувствовал. Со всех сторон слышались крики людей, но ничего не было видно, потому что повалил снег огромными хлопьями. Мои пальцы были как толстые дубинки, когда я снял со своего мучителя шапку и с трудом надел ее на голову. Мне представилось практически невозможным открыть замок на его комбинезоне, но в конце концов он поддался. Я засунул поглубже руки и через некоторое время стал испытывать невероятную боль, но зато вернулось ощущение пальцев. Мой мучитель был без сознания, но пронизывающий холод привел его в чувство. Как только он открыл глаза, мне пришлось ткнуть кулаком ему в челюсть, и враг мой опять отключился, а я притаился рядом с ним, наполовину укрытый снегом, и ждал, пока не утихнет боль. Кто-то прошел рядом с нами, но ничего не заметил. Я не испытывал ни малейших угрызений совести, снимая с мучителя перчатки. Он, бедняга, заволновался, когда мы из одного снежного вихря вошли в другой. Я попытался бежать, что было довольно трудно, потом пошел. Мне уже было не холодно, и это вернуло силы. Когда снег утих, я уперся спиной о сугроб, который закрыл меня. Вдалеке слышались выкрики, но они становились все слабее и звучали откуда-то со стороны. Я лежал в сугробе, пока дыхание не успокоилось, и вдруг почувствовал, как пот на моем лице превращается в льдинки. Только тогда я осторожно, проделав отверстие в снегу, высунул голову. Никого вокруг не было. Подождав, пока снегопад начнется снова, я побежал, наклонившись, вперед и вскоре наткнулся на ограду из металлических цепей. Она тоже была засыпана снегом с обеих сторон, поэтому я ее и не заметил. Если ограда подсоединена к системе сигнализации, то я уже зацепил ее, и она сработала, так что бояться нечего. Я перелез через ограду и свалился в сугроб. Если прозвучала тревога, то они, конечно, явятся сюда. Но я не собирался облегчить им работу и изо всех сил понесся вдоль ограды. Бегство мое продолжалось минут десять. Никого не повстречав на своем пути, я снова перебрался через забор и устремился в белую крутящуюся мглу. Бежал я, пока силы не оставили меня. Я упал на снег и лежал, утонув в нем. Потом ветер подул мне в спину. Я осторожно огляделся по сторонам, но кругом виден был один снег, ни кустов, ни деревьев, ни скал — никаких признаков жизни. Белоснежная равнина простиралась так далеко, как только я мог видеть. Вихрь снежинок на горизонте указывал на границу между небом и землей. Внимательно приглядевшись, я увидел что-то темное, похожее на здание, до которого мы не дошли, слава богу. Я повернулся в противоположную от дома сторону и пошел в надвигающийся буран.

— Ты свободен, Джим, свободен! Свободен, как птичка на твоей родной планете.

Я разговаривал сам с собой, стараясь поднять дух, и это действительно немного помогло. Но вокруг не было никаких птичек, свободных как я. Ни души на диком морозе, кроме меня, прокладывающего одинокие следы на белоснежном поле. Что говорил Крайдж об этой планете много лет назад? Размышления на эту тему должны были отвлечь меня на некоторое время. Следовало применить известные мне приемы. Я сделал верный ассоциативный выбор, и память включилась. Прекрасно. «Там всегда холодно», — так говорил он. Это верно, потому что я не заметил никакой зелени, ничего растущего. Может, это у них такая середина лета, откуда я мог знать. «Там есть рыба, — сказал Крайдж, — и вообще вся жизнь сосредоточена в море». Ничто и никто не может жить в снегу. Кроме меня, конечно. Продолжительность моей жизни зависела от того, как долго я смогу двигаться. Одежда, которую я носил, была неплохой, обувка тоже грела, если не стоять на месте. Но так долго продолжаться не могло. Если я видел здание, когда мы приземлились, то должны же быть и постройки. Есть же здесь что-нибудь еще кроме бесконечного снега?! Так я шел, размышляя, и вдруг почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Рефлекторно я откинулся назад, и упал в снег. Покрытый снегом кусок льда отломился, и я заглянул в темную воду. Полынья ширилась, и я понял, что шел не по земле, а по льду замерзшего водоема. Не хватало только искупаться при такой температуре! Чуть оступись — и все, ты труп. Замерзший. Я старался даже не думать об этом. Не вставая, стараясь равномерно распределить свой вес, я стал отползать назад. Только отодвинувшись на приличное расстояние, я попытался подняться и неуклюже поплелся, ступая в свои же собственные следы.

— И что теперь делать, Джим? Быстро думай! Там вода, по которой ты не пройдешь.

Я остановился и огляделся. Снегопад прекратился, но резкие порывы ветра вздымали снежную пыль. Теперь я знал, куда мне идти. — В редкие моменты снежная дымка исчезала, и я видел темную линию океана. Она простиралась направо и налево, как раз пересекая мою невидимую тропу.

«Значит, туда ты идти не можешь, — я повернулся. — Судя по твоим запорошенным следам, ты, вроде бы, пришел оттуда. Значит, смысла туда идти тоже нет. Ясно! Они, наверное, уже точат ножи. Так что — думай».

И я думал. Если эти земли были такими бесплодными, как говорил о них Крайдж, значит, их поселения должны располагаться не так далеко от океана. Значит, мне нужно держаться поближе к берегу, только стараться не попадать в воду. Я пошел по кромке льда, надеясь, что космопорт был не единственным зданием на этой планете. Я шел вперед, не думая о том, что солнце медленно и неуклонно садится. А между тем, как только наступит ночь, мое положение будет совсем безвыходным. Я не имел ни малейшего представления о том, сколько длятся день и ночь на этой Кекконшики, но у меня было нехорошее предчувствие. Я понимал — сколько бы они ни длились, я, скорей всего, рассвета не увижу. Нужно было найти пристанище. Возвращаться? Ни за что. Возможно, это безумие, ну и пусть. Солнце таяло, то же происходило и с моими надеждами. Снег потемнел, но оставался таким же бесцветным. Пробираясь по нему, я ослаб до изнеможений. Меня толкала вперед мысль о том, что, если я остановлюсь, то наверняка замерзну. И только поэтому я переставлял ноги, с трудом отрывая их от земли. Хотя трофейную шапку натянул я так, что только нос из-под нее выглядывал, щеки мои потеряли чувствительность. Я шел и шел, пока не почувствовал, что падаю, и вынужден был остановиться. Я стоял на коленях и локтях, задыхаясь и храпя.

— Чего ты тут застрял, Джим? — спросил я себя. — Это, конечно, легче, чем идти, тем более, что замерзание происходит безболезненно. — На крайний случай это меня успокоило. — Ты замерзаешь, идиот. Вставай и иди.

Я так и сделал, с трудом передвигая обессилевшие ноги. Идти было все труднее. Передвижение настолько поглощало все мои силы, что я только через некоторое время обратил внимание на темные пятна у горизонта. Самое первое, что я сделал — это остановился и внимательно присмотрелся, одновременно пытаясь собрать воедино обрывки мыслей. Мне удалось разглядеть человеческие фигуры, приближающиеся ко мне. Я упал плашмя в снег, залег, наблюдая, как мимо проходят трое на лыжах, примерно в ста метрах от меня. Я пролежал до тех пор, пока они не скрылись за горизонтом. Только тогда я встал на ноги и почувствовал, сколько мне это стоит усилий. Но зато у меня опять появилась надежда. Снегопад полностью прекратился, да и ветер утих. Лыжные следы были хорошо видны. Куда-то они вели, и люди туда собирались попасть до наступления темноты. Я последовал за ними. Казалось, у меня открылось второе дыхание. Хотя силы убывали достаточно быстро, я все-таки продолжал идти. Несмотря на надвигающуюся ночь, во мне светилась надежда. Лыжники шли быстрей меня, но не намного. Они должны достичь цели до наступления ночи, я — тоже. Однако одно дело сказать себе — я должен, а другое — выполнять этот долг. Солнце все еще оставалось над горизонтом, но ухудшалась видимость. Все трудней и трудней становилось различать следы. А мне нужно было отдохнуть. И я решил устроить себе привал, сел, осмотрелся и увидел черное пятно на горизонте. Мне было так холодно, казалось, что даже мозг мой находился в замороженном состоянии, и понадобилось добрых десять секунд, чтобы понять, что это передо мной.

— Как здорово, что я увидел черное пятно на фоне этой белоснежной пустыни! — голос мой стал хриплым и почти пропал. — Это то, что мне нужно.

Походка моя стала еще более неустойчивой, я балансировал руками и прикладывал невероятные усилия, чтобы держать голову прямо. Я пытался свистеть, но губы мои замерзли, и ничего у меня не получилось. И вдруг что-то вокруг изменилось: ветер стих перед заходом солнца, и установилась мертвая тишина. Темное пятно постепенно приобрело очертания здания, даже группу зданий. Ближе и ближе. Темный камень. Маленькие окна. Покатые крыши, чтобы снег не собирался. Крепкие и уродливые. Я услышал писк и треск, и они становились все громче. Я старался идти тихо, чтобы не обнаружить себя. Но кто-то уже шел по утоптанному снегу и приближался ко мне. Может, вернуться? Нет, поздно. Я заметался в поисках укрытия, но тут шаги затихли. Я затаился, чтобы меня не заметили, — это было бы большой удачей. Неожиданно снова послышался нарастающий звук шагов, причем не одного человека. Проскрипели и затихли. Я рискнул бросить осторожный взгляд и увидел спины уходящих коротышек. Их было примерно двадцать человек. Они свернули за угол, и теперь я их не видел и не слышал. Мои попытки встать на ноги закончились неудачей, и я, где ползком, где на четвереньках, следовал за ними. Повернув за угол, я увидел хвост колонны, заходящей в здание, за которой тяжелая массивная дверь со скрипом захлопнулась. Это было мне на руку. Я больше падал, чем бежал, используя последние резервы энергии, о которых и не подозревал. Силы мои иссякли прямо перед серой металлической дверью, на которую я навалился, дергая изо всех сил ручку. Она не двигалась.

В жизни есть такие моменты, которые лучше забыть и стереть из памяти. Позже, возможно, это покажется мне забавным, и люди посмеются надо мной, когда я опишу им все это после обеда, потягивая приятное вино, сидя возле жаркого камина. Но сейчас это не было забавой. Это казалось мне концом. Я дергал ручку изо всех сил, однако она все равно не поворачивалась. Сколько я ни крутил ее онемевшими пальцами — безрезультатно. В конце концов я просто упал на нее в изнеможении. И дверь открылась. Я не пытался узнать, что там, за дверью. Я просто вошел и тут же упал. Дверь за мной захлопнулась. Тепло, великолепное тепло окатило меня, и я оперся о стену, прижался к ней, расслабился, тупо глядя вдоль темного, плохо освещенного коридора, сделанного из грубо отесанного камня. В коридоре было множество дверей, и в любой момент кто-то мог внезапно выйти. Я, конечно, не в силах был что-то с этим поделать: если бы меня оторвали от стены, я бы безропотно упал. Так я стоял, как замороженная статуя, капли растаявшего снега падали на плитки пола, я чувствовал, как жизнь возвращается в меня вместе с теплом. Соседняя дверь, расположенная примерно в двух метрах от меня, открылась, и оттуда вышел человек. Все, что ему оставалось сделать, это только повернуть голову и увидеть меня. Я очень ясно разглядел его, несмотря на туманное освещение. Его серую одежду, длинные сальные волосы и даже белые крошки перхоти на плечах. Он закрыл дверь, все еще не видя меня, вставил ключ и повернул его. Потом пошел по коридору в противоположную сторону от меня и пропал.

— Самое время не подпирать стену, а подумать, что делать, ты, заржавевшая крыса из нержавеющей стали, — так воодушевлял я себя хриплым шепотом. — Не испытывай судьбу. Убирайся из коридора. Войди в эту дверь. Он запер ее на ключ. Понимаешь это? Там никого нет.

Хорошие мысли, Джим. Только что делать с замком? Попробуй открыть, вот что. Я снял перчатки и засунул их в пиджак вместе с меховой шапкой. Хотя в здании было и не очень жарко, по сравнению с улицей, это был рай. Жизнь возвращалась в меня, начиная с посиневших пальцев. Я взялся за конец кабеля, свисающий с моего ошейника, пожевал провода и засунул их в замок, конструкция которого была очень простой. Замочная скважина зияла огромной дырой. У меня, между прочим, неплохая выучка взломщика. Ладно, попробуем. Мне повезло. Я крутил, стучал, толкал, тянул — делал все, что мог, с замком, пока дверь не распахнулась. Я проскочил вовнутрь и захлопнул ее за собой со вздохом облегчения. Впервые после провала я ощутил, что у меня есть шанс. Со счастливым вздохом я повалился на пол и заснул. И во сне мне не давала покоя мысль, что сейчас не время для сна. Спящего человека взять легче всего. Отдаться им в руки сейчас, когда я глотнул воздух свободы, было бы нелепо.

— За работу, — сказал я себе еще во сне и укусил свой язык.

Было больно, но зато я проснулся, хотя понял это не сразу, так как вокруг было темно. На ощупь я определил, что это, наверное, тоже коридор, стены были рядом. Я встал и выпрямился. Впереди маячил неяркий свет. Я двинулся к нему, соблюдая все меры предосторожности. Свет шел от окна. Маленький мальчик стоял по другую сторону окна и смотрел прямо на меня. Прятаться было слишком поздно. Я попытался улыбнуться ему, потом нахмурился, но он никак не реагировал. Затем он поднял руку и пальцами пробежался по волосам, собирая их в пучок. Вдали зазвенел колокольчик, он оглянулся на него, потом ушел. Ага. С его стороны зеркало; с моей стороны окно, а с его — зеркало. Можно немного передохнуть. Я понял, что могу наблюдать, что делается за окном, а меня оттуда не видно. Я стад осматриваться. Неподалеку от меня была незапертая дверь. Заглянув туда, я решил, что это классная комната. Мальчик, которого я видел, сел за стол и уставился на учителя. Учитель был абсолютно серым, с седыми волосами. Он стоял возле окна и был похож на мумию. Его лицо ничего не выражало. Он говорил, а оно было словно маска. И такими же, как я понял, были лица слушающих его мальчиков. Ни улыбки, ни смеха. Они даже жвачек не жевали. Ничего не выражали глаза мальчуганов, в них было только внимание. Очень не похоже все это было на школьную комнату, по крайней мере, насколько я мог ее себе представить. Надпись в рамке, написанная большими черными буквами, гласила: НЕ УЛЫБАТЬСЯ!

Вторая, пониже, как бы продолжала первую: НЕ ХМУРИТЬСЯ!

Оба предписания выполнялись с угрюмым видом. Что это за школа? Глаза мои привыкли к темноте, и я увидел выключатель рядом с громкоговорителем, его назначение было понятным. Я повернул выключатель и услышал тусклый голос учителя:

— … Мораль философии. Этот курс обязательный, и каждый из вас будет заниматься им до самого выпуска. Тут не бывает ошибок и неудач. Мораль философии делает нас великими. Она помогает нам управлять. Вы читали учебники по истории, вы знаете Дни Кекконшики. Вы знаете, что мы были брошены всеми, вам известно, как мы погибли, как осталась в живых Тысяча. Самые слабые умирали, когда они позволяли эмоциям овладеть собой. Вы все здесь благодаря тому, что выжили сильнейшие. Им помогла выжить Мораль философии. Она поможет и вам выжить. Выжить, вырасти, покинуть этот мир и принести наши правила слабым и мягким расам. Мы — высшие разумы. У нас есть все права. Теперь скажите мне, если вы будете слабыми, что произойдет с вами?

— Мы умрем, — невыразительно ответили мальчишеские голоса.

— Если вы будете бояться?

— Мы умрем.

— Если вы позволите эмоциям…

Я выключил эту программу, подумав, что и так узнал уже слишком много. Мне нужно было обдумать услышанное. Все эти годы я боролся с серыми людьми и ненавидел их, но я никогда не задумывался над тем, почему они такие. Мне они были просто омерзительны. Эти несколько слов, что я услышал по репродуктору, дали возможность понять, что жестокость их не случайна, «Брошенные», — так сказал учитель. В отдаленные времена, видимо, горстка людей должна была остаться на необъятной планете. Может, из-за одного или двух минералов. Это была негостеприимная, далекая от других миров планета, и, должно быть, не случайно построили здесь поселение. Потом людей, оставшихся тут, покинули, забыли о них. Может быть, по каким-то местным причинам, а может, из-за мрачных лет Развала. Несомненно одно — колонию считали вымершей. Но каким-то образом ей удалось сохраниться. Большинство людей поумирало, горсточка осталась в живых. Покинутая всеми человеческими расами, эта горстка людей отказалась от чувств, сведя свою жизнь к простому выживанию и борьбе за это. Они боролись с жестокой планетой и, победив ее, утратили все человеческие качества. Они превратились в механизмы для выживания и ожесточили сами себя, заморозили свои чувства. Бесчувственность они стали считать гарантией силы будущих поколений.

Мораль философии. Мораль, связанная только с выживанием на этой мрачной планете. Какая же это мораль, когда порабощаются другие люди. Была во всем этом ужасная правда, по крайней мере, с их точки зрения. Остальное человечество они считали слабым. Как может быть сильным тот, кто улыбается или хмурится? Энергия не должна уходить на эмоции. Мораль, этика — это выдумка кретинов. Они тренировали свое тело, выключив мозг. И считали себя самыми достойными обитателями Вселенной. Они прививали растущим поколениям ненависть к покинувшим их, и ненависть превратила этих людей в завоевателей. Слабый должен погибнуть, это было правило. Выжившие пойдут другим путем к лучшей жизни. Будучи малочисленными, они не могли сами завоевывать бескрайние пространства, но могли действовать через других. Серые люди подготовили и осуществили межпланетное вторжение на Клизанд. Вторжение шло успешно, пока не вмешался Специальный Корпус и не взорвал все к чертовой бабушке. Взрыв организовал я. Так что не удивляйтесь, почему они так хотели заполучить меня в свои маленькие колодные ручки. А здесь, как я понял, был тренировочный плацдарм. Школа заставляла поверить, что каждый маленький ребенок Кекконшики станет бездушной копией старших. Никакого веселья. Эта школа для выживания пресекает любые природные склонности, свойственные юности.

Я, наконец, согрелся и находился в относительной безопасности. Чем больше я узнавал об этом месте, тем сильнее становилось желание действовать… Чем торчать в темном коридоре, лучше что-то предпринять. Я прошёл в другую классную комнату. Это была мастерская или машинный зал. Мальчики постарше тех, что я видел до этого, работали здесь, управляя какими-то аппаратами. Какими-то! Да ведь они мне знакомы. Я коснулся металлического кольца, обвивающего мою шею. Я смотрел на их работу, загипнотизированный и парализованный, как кролик на удава. Они корпели над маленькими коробками, утыканными кнопками. Коробками с кабелями, ведущими к ошейникам, как тот, что носил я. Учебная машина для пыток. Я медленно поднял руку и повернул выключатель.

— … различия есть в применении. Надо знать их. Вы монтируете и испытываете синаптические генераторы, которые свяжут вас с пленником. Позже, когда вы перейдете к изучению питания аксонов, вы получите больше знаний. Теперь вернитесь к диаграмме на странице 30…

Питание аксонов. Я должен был знать об этом раньше. У меня были только предположения, они оправдались. Я много слышал об этом уникальном источнике энергии, но никогда не изучал его. Хотя, выходит, что теперь уже изучил его действие на себе. Мозговой возбудитель, генерирующий ужас в сознании. Природа не создала такого аппарата. Человечество отказалось от него из моральных принципов. А этим подонкам он годится. И я могу оказаться первым, над кем будут проведены ужасные опыты. Что же я, как мазохист, ищу здесь. И ничего не предпринимаю. Завороженный голосом учителя, я не сразу услышал приближающиеся шаги. Кто-то шел по коридору. Потом этот «кто-то» завернул за угол и направился прямо ко мне.

13

В этой ситуации на обдумывание времени не было — надо было действовать, поэтому я бросился на него и схватил за горло. Он не шелохнулся, но заговорил:

— Добро пожаловать в школу Юрусарета, Джеймс ди Гриз. Я так и думал, что ты доберешься сюда.

Он замолчал, потому что мои большие пальцы с силой сжали его яремную вену. Он не пытался сопротивляться, выражение его лица не изменилось, он спокойно смотрел мне прямо в глаза. Кожа его была сморщенной и тусклой, и я внезапно понял, что это очень старый человек. И хотя я был хорошо натренирован и в целях самообороны способен был даже на убийство, я не очень-то любил душить стареньких дедушек, печально глядящих мне в глаза. Мои пальцы разжались сами собой. Я тоже уставился в глаза старику и засопел в своей самой отвратительной манере.

— Только попробуйте позвать на помощь, и вы через секунду — труп.

— Это самое последнее, что я сделаю. Меня зовут Ханасу и я жду этой встречи с того момента, как ты сбежал. Я постарался сделать все, чтобы привести тебя сюда.

— Может, будете говорить яснее? — я опустил руки, но был настороже.

— Разумеется. Как только я услышал по радио о твоем побеге, я постарался поставить себя на твое место. Если ты направишься на юг или восток, то непременно попадешь в город, где тебя сразу схватят. Значит, твой путь должен лежать на запад, по направлению к этой школе. Конечно, если бы ты пошел на север, то сразу бы уперся в берег моря и все равно бы свернул на запад. Поразмыслив над всем этим, я изменил график занятий и решил, что ребятам надо походить на лыжах. Они на меня рассердились, потому что пропустили занятия, и теперь им придется нагонять вечером. Но зато они отмахали дюжину километров. Их путь далеко не случайно прошел петлей с юга на запад. Я считал, что ты, заметив их, отправишься по их следу и попадешь сюда. Что ты и сделал.

Все это было похоже на правду.

— Да, забавно. Что вы собираетесь делать?

— Делать? Я просто хочу поговорить с тобой. Тебя никто не видел, когда ты входил в здание?

— Нет.

— Это хорошо. Это даже лучше, чем я предполагал. Я был уверен, что придется воздействовать на кого-нибудь питателем аксонов. Итак, эта галерея упирается в мой кабинет. Может, пройдем туда?

— Зачем? Вы хотите меня там запереть?

— Нет. Я просто хочу поговорить с тобой.

— Я вам не верю.

— Совершенно естественно, у тебя для этого много причин. Но и выбора нет. Если ты меня не убил с самого начала, то вряд ли сделаешь это сейчас. Поэтому пошли.

С этими словами Ханасу повернулся и пошел. Мне ничего не оставалось, как отправиться за ним. В конце концов, если он попробует меня предать, я моту разорвать его, как лист бумаги.

В галерею выходили двери всех классных комнат, и мне стоило больших усилий не останавливаться и не слушать, чем они там занимаются. Но отвлекаться времени не было. Я почти догнал его, когда он подымался по маленьким ступенькам и взялся за ручку двери. Положив сверху свою руку, я остановил его вопросом:

— Что там?

— Мой кабинет, как я уже говорил.

— Там есть кто-нибудь?

— Сомневаюсь. Ни у кого нет разрешения входить туда в мое отсутствие. Но я могу посмотреть.

— Я думаю, что лучше это сделать мне.

И я это сделал. Старик был прав — никого не было. Я чувствовал себя ящерицей, которая в любой момент может куда-нибудь улизнуть. Глядя на него одним глазом, вторым я осматривал углы. Узкое окно открывалось в темноту, полки с книгами, большой стол, картотека, несколько стульев. Я махнул ему рукой и приказал сесть на дальний стул, чтобы быть уверенным, что он не потянется к кнопкам. Он тихо вошел, сел, сложив на коленях маленькие ручки, а я, увидев кувшин с водой и стакан, понял, что хочу пить. Я налил себе полный стакан и прекратил осмотр. Потом опустился на стул и положил ноги на стол.

— Вы действительно хотите мне помочь? — спросил я самым недоверчивым тоном.

— Да, хочу.

— Для начала покажите мне, как открывается этот ошейник.

— Разумеется. Ключ лежит в правом ящике стола. Отверстие для ключа прямо под кабельным соединением на ошейнике.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы нащупать отверстие, наконец, я открыл ошейник и с облегчением бросил его в угол.

— Здорово. Восхитительное ощущение. — Я огляделся. — Прекрасный кабинет. Вы всегда занимали это место?

— Да, сейчас я директор. Я был сослан сюда. Они должны были убить меня, но не решились.

— Совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Может, потрудитесь объяснить?

— Разумеется. Этой планетой управляет комитет Десяти. Я был в этом комитете много лет. У меня всегда были организаторские способности. Я придумал и спланировал всю операцию на Клизанде. Когда она завершилась, благодаря твоим стараниям, я вернулся и стал Первым в комитете. Тогда я попытался ввести новые программы, но они наказали меня за это. И с тех пор я в этой школе. Я не могу покинуть ее, не могу изменить ни одного слова в программе, которая строго зафиксирована. Это очень безопасная тюрьма.

Мне это начинало нравиться.

— А какого рода изменения в жизни вы предлагали?

— Радикальные. Я начал сомневаться относительно нашего предназначения. Я соприкасался с другими культурами, коррумпированными, как говорят они, и я начал задавать сам себе вопросы. Чем дальше, тем больше и больше. Но как только я попытался провести свои идеи, меня освободили от занимаемой должности и сослали сюда. На Кекконшики не может быть никаких новых идей…

Дверь открылась, и в нее просунулась тарелка, а за ней появился маленький мальчик.

— Я принес вам обед, господин Директор, — сказал он, потом увидел меня за столом. Его лицо никак не изменилось. — Это бежавший преступник.

Только усталость удержала меня на стуле, я столько пережил за эти дни, что был несколько заторможен. Да и что я должен был делать с этим ребенком?

— Ты прав, Йору, — сказал Ханасу. — Войди и присмотри за ним, пока я схожу за помощью.

Я вскочил на ноги, как только услышал это, и был готов стукнуть их головами. Но Ханасу не думал выходить из комнаты. Он обошел Йору и закрыл дверь. Потом с полки достал металлический черный аппарат и слегка коснулся задней части шеи мальчика. Мальчик замер, и широко открыл глаза.

— Все, опасности больше нет, — сказал Ханасу. — Я сотру последние пять минут из его памяти, вот и все.

У меня перехватило горло, и я почувствовал тошноту, смешанную с ненавистью и страхом, подымающимися к сердцу.

— Эта штука у вас в руках… Что это такое?

— Питатель аксонов. Ты видел его много раз, только, естественно, не помнишь об этом. Она стирает память. Теперь ты можешь быть спокоен — мальчик войдет и спокойно уйдет.

Был ли у меня выбор? Я не знаю. Возможно, сам вид этой машинки, проникающей в мозг, а также усталость сделали свое дело. Я, не задавая никаких вопросов, просто подчинился, оставив щелочку надежды, чтобы можно было наблюдать. Ханасу поколдовал над машинкой и снова приложил ее к шее мальчика. Ничего не произошло. Потом он открыл дверь и сел на место. Секунду спустя пришел мальчик и внес тарелку.

— Я принес вам обед, господин Директор, — сказал он.

— Оставь его и больше не приходи. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.

— Да, господин Директор, — он повернулся и ушел.

Я вышел из своего убежища.

— Эта машинка одна из многих, которые вы использовали на мне? — спросил я.

— Да.

— Это самая мерзкая и отвратительная вещь, какую я когда-либо видел и слышал.

— Это просто машина, — ровным голосом произнес он и положил ее на полку. — Я сейчас не хочу кушать, а ты, должно быть, здорово проголодался. Давай, займись едой.

Слишком много всего и слишком быстро приключилось со мной, чтобы я мог думать о еде. Только сейчас я осознал, насколько проголодался, и готов был слопать целую корову, причем сырую. Я откинул салфетку с тарелки и при виде еды у меня сразу потекли слюнки. Это была все та же безвкусная высушенная рыба, которой меня пичкали на корабле, но мне она показалась прекрасной. Я жевал, чавкал и слушал Ханасу.

— Я стараюсь понять причины, по которым ты назвал машину отвратительной. Ты, наверное, имел в виду цель ее применения?

Я кивнул, поскольку рот у меня был набит.

— Тогда я понимаю. Это меня очень огорчает. Я очень умный, иначе я бы не был первым в классе, потом первым в комитете. Долгое время я размышлял и пришел к выводу, что большинство людей на этой планете либо тупы, либо лишены воображения, а чаще всего и то и другое. Ум и воображение являются помехой для выживания в таких тяжелых условиях, как наши. И мы целенаправленно искоренили их. Это означает, что я мутант, выродок. Отличаться от них я стал не сразу. Это дремало во мне годами. Я верил всему, чему меня учили, и всегда был первым в учебе. Я никогда не задавал вопросов, потому что здесь это не принято. Только слепо подчинялся. Теперь я задаю вопросы. Мы — не самая высшая раса человечества, просто мы другие. Наши стремления уничтожить всех или подчинить себе — смехотворны. То, что мы поддерживаем пришельцев в войне против нашего же вида — это самое крупное наше преступление.

— Вы правы, — сказал я, проглатывая последний кусок и сожалея, что он последний. Я мог все повторить сначала.

Ханасу продолжал так, будто меня не слышал.

— Когда я это понял, то попытался изменить наши цели. Но это было невозможно. Я не могу изменить ни одного слова в программе обучения детей. И я полностью привязан к школе.

— Я могу все изменить, — сказал я ему.

— Разумеется, — ответил он, приблизившись ко мне. Потом его неподвижное лицо съежилось, уголки рта поднялись вверх. Он улыбался незаметно, но все-таки улыбался. — А зачем, вы думаете, я хотел встретиться с вами? Ты можешь сделать все, что я запланировал, о чем думал всю жизнь. Спасти людей этой холодной планеты от них же самих.

— Достаточно одного сообщения. Только координаты этой планеты.

— Ага, а потом ваша Лига прилетит сюда и уничтожит нас. И вы скажете, что это трагическая неизбежность.

— Нет. С ваших голов не упадет ни один волос.

— Это широкий жест, но он мне тоже не нравится! Нечего меня одаривать или дурить! — в его голосе прозвучал гнев.

— Но это правда. Вы даже себе представить не можете, как будет реагировать весь цивилизованный мир, узнав, в каких условиях вы развивались. Безусловно, определенное количество людей, узнав о вас, захотят взорвать эту планету. Поэтому широкой публике и общественности ничего не будет известно о нашем договоре. Только Лота будет наблюдать за вашими людьми, чтобы они не наделали беды. И предложит вам обычную помощь и содействие.

Он растерялся:

— Я не понимаю. Так они не уничтожат нас?

— Оставьте свои мысли об уничтожении. Это ваши понятия. Жить или умереть. Убить или быть убитым. Такая философия господствовала в ранние мрачные века человечества, но мы благополучно оставили их позади себя. Мы, может, и не представляем собой лучшую цивилизацию или идеальную этическую систему, но у нас отрицательно относятся к насилию. Почему вы оказываете содействие пришельцам? Именно они, расправившись с нами, сотрут вас в порошок. У нас же давно нет армий, военного флота. Мы ни с кем не воюем, пока не появляются люди, подобные вам, и не пытаются перевести стрелки часов на 20 тысяч лет назад. У нас нет нужды убивать. Давно уже нет.

— Существует закон. Если человек убивает, то он, в свою очередь, должен быть убит.

— Ну и что? Этим не вернешь мертвого к жизни. И общество, которое так поступает, в конечном итоге убивает само себя. Но я вижу, что вы опять хотите возразить. Строгое наказание никогда не отпугивает преступников. Насилие ведет к насилию, убийство — к убийству.

Ханасу прошелся взад-вперед по комнате, стараясь понять это, понять такие чуждые ему мысли. Я облизал тарелку, потом ложку. Он вздохнул и опустился на стул.

— Все, что вы мне сейчас наговорили, не вмещается в моем сознании. Я должен изучить это, но в данный момент нет времени. Самое важное сейчас, это сделать то, о чем я думал многие годы. Надо остановить планы Кекконшики. Слишком много убийств. Это закончится только тогда, когда мы все будем убиты. Ты говоришь, что вы не прикончите нас, мне хочется тебе верить. Но это не имеет значения. Я готов послать сообщение твоей Лиге.

— Как?

— Вот об этом ты и должен мне рассказать. Если бы я знал как, я бы сделал это без тебя.

— Да, конечно. — Теперь я мерил шагами комнату. — Письмо отсюда не пошлешь. Интересно, а есть ли здесь псиграммисты. Эти могли бы передать. Да, но как их об этом попросить? А что, если радио?

— Ближайшая база Лиги находится в 430 световых годах.

— Мы не можем так долго ждать. Придется придумать, как мне проникнуть на корабль, который будет отправляться в дальний рейс.

— Я думаю, это невозможно.

— Я просто уверен в этом. Что же вы можете предложить другое? Вы задаете мне риторические вопросы. Но ведь должен быть выход. Может, мне лучше поспать. Есть тут безопасное место…

Неожиданно раздался сильный продолжительный звук. Мои брови поползли вверх.

— Это коммуникатор. Внешний вызов. Встаньте так, чтобы вас не было видно, вон к той стенке.

Он сел за стол и повернул рубильник.

— Ханасу, — произнес он.

— К вам прибудет команда военных через несколько минут. Они опечатают все ходы и выходы школы. Чужестранец бежал в вашем направлении и, возможно, прячется где-то у вас. Транспорт с еще шестью группами уже в пути. Не волнуйтесь, школа будет обыскана, и его поймают.

14

— Почему вы считаете, что он в школе? — спросил Ханасу.

— След ведет к вам. Или он прячется в вашей школе, или он мертв.

— Ученики примут участие в поисках. Они хорошо знают все закоулки в школе.

— Издайте приказ.

Ханасу выключил коммуникатор и холодно глянул на меня.

— Все наши планы полетели к черту. Как только они вас поймают, питатель аксонов сразу раскроет мое участие во всем этом. Вы не желаете покончить с собой, чтобы спасти меня?

Все это он произнес ровным голосом без всяких модуляций. Хотя в комнате было прохладно, я ощутил, как струйки пота стекают по моей спине.

— Не так быстро! Не все еще потеряно. Давайте прибережем самоубийство напоследок, если ничего не придумаем. Я могу где-нибудь спрятаться?

— Нет. Они обыщут все закоулки.

— А если здесь? В вашем кабинете. Скажите им, что вы здесь были все время и меня здесь нет.

— Вы не знаете наших людей. Неважно, что буду говорить я или кто-то другой, поиски всегда ведутся по плану. Мы очень тщательный народ.

— Но без всякого воображения. Я перехитрю их, — сказал я, хотя чувствовал себя в этот момент лишенным всякого воображения. Только адреналин, вызванный мыслями о самоубийстве, заставлял работать мое сердце. Я посмотрел вокруг с чувством глубочайшего сожаления.

— Окно! Я могу выбраться через него и спрятаться…

— Оно не открывается. Закреплено намертво.

— Никогда не открывается? Даже летом?

— Сейчас лето.

— Я боялся, что вы так ответите. Но не спешите, еще не все потеряно! — сказал я, но в моем голосе звенело отчаяние, потому что мной овладело безнадежное чувство. Все потеряно. — Я знаю, спасение должно быть. Если не внутри, то снаружи, я спрячусь снаружи. Может, есть путь на крышу. Вы ведь иногда ремонтируете ее, меняете, скажем, кровлю.

— Там нет кровли.

Я еле удержался, чтобы окончательно не выйти из себя.

— Послушайте, я выражаюсь фигурально. Есть ход из здания на крышу?

— Должен быть.

Я еле справился с собой. Он мне порядочно надоел, но я держал себя в руках, чтобы не схватить его за горло.

— Есть у вас план? Схема строения школы?

— Да, в картотеке.

— Так достаньте его. Быстрей, если можно. Сколько времени понадобится поисковым группам, чтобы прибыть сюда? — Я схватил бумаги, которые он протянул мне, мгновенно просмотрел, стараясь не обращать внимания на Ханасу.

— Это напрасная затея. Выхода нет. Я не хочу, чтобы ко мне подключили аксоны. Поэтому, если ты не хочешь совершить самоубийство, я…

— Прекратите ваш мрачный юмор! — прорычал я. Слушать его было утомительно. Я показал пальцем на бумагу. — Вот это! Что это за символ?

Ханасу вытянул лист на всю длину руки, поднес к свету и уставился на него. Мой пульс удвоился.

— Да, я вижу, — в конце концов произнес он. — Это дверь.

Я хлопнул его по спине.

— Вот и замечательно. Мы непременно их перехитрим. Но вы должны делать то, что я вам скажу. Первое — прикажите всем в школе собраться в одном месте. Не только ученикам, но и учителям, поварам, уборщицам, специалистам по пыткам. Всем.

— У нас тут нет уборщиц.

— Меня это не волнует! — мой голос начинал скрипеть, и я должен был сделать усилие, чтобы взять себя еще раз в руки, — Соберите их всех вместе, сейчас же, чтобы они участвовали в поисках. Действуйте немедленно. И ждите дальнейших приказов.

Он подчинился, не задавая лишних вопросов. Хорошая дисциплина на Кекконшики. К тому времени, как он закончил объявление, я знал, что делать дальше.

— Мне нельзя показываться на людях, поэтому все, что понадобится, должны принести сюда лаборанты. Мне нужно энергетическое оружие, с полным зарядом, с 10 гвоздями или шурупами, 50 метров 500-килограммовой тестовой линии, батарейки и лубрикатор. Где мне подождать, пока все это принесут?

— Здесь. В коридоре будут люди до тех пор, пока они не соберутся в зале заседаний.

— Кстати, учтите на будущее, это была моя идея.

— Я понимаю, что вы задумали, и я вам помогу. У меня еще будет время покончить с собой, после того, как вас изловят.

— Ладно, детка Ханасу, ты, как я посмотрю, большой оптимист. Иди.

Он ушел, а я прохаживался по ковру и отыскивал у себя на пальцах не до конца отгрызенный ноготь, чтобы еще погрызть. Я подпрыгнул, когда коммуникатор опять задребезжал. К счастью, я находился далеко от него. Ханасу не было уже четыре минуты. Мне казалось, что прошло четыре дня.

— Все собрались в зале, прибыли поисковые группы, — сообщил он, появляясь в дверях.

— Прекрасные новости. Идите вниз и организуйте их. Проследите, чтоб они хорошо выполняли свою работу, тщательно и со всей ответственностью осмотрели все закоулки снизу и доверху. Мне нужно время, чтобы обдумать одну идейку.

— Но ведь ты решил отправиться на крышу?

— Пока не могу вам сказать это с уверенностью. Вперед. Действуйте!

— Ты ведешь себя правильно, — он обернулся в дверях. — Удачи. Так говорят у вас в подобных обстоятельствах?

— Да. Спасибо. И вам удачи. А я пока поразмыслю, как предотвратить попытку самоубийства.

Я вышел вслед за ним, пробежав по ступенькам вверх, пока он рысью спускался вниз. Я поднимался, тщательно сверяя свой путь по плану. Подъем согрел меня, но, преодолев путь до верхнего этажа, я никак не мог отдышаться. Это был очень длинный день. В конце коридора находился склад, дверь которого была закрыта.

— Для Джима ди Гриза любой замок — пара пустяков, — рассмеялся я и, взяв большой гвоздь, засунул его в еще больший замок. Дверь открылась с чудовищным скрипом, я вошел внутрь и захлопнул ее за собой. Выключателя я не нашел. Воздух был холодным и прокисшим. Я зажег лампу, которую принес с собой, и осмотрелся. Вокруг валялись пустые коробки и стояли старые картотеки. Дверь, которая мне была нужна, находилась в другом конце комнаты, на высоте около четырех метров от пола. Лестницы, разумеется, не было.

— Тем лучше, — хрюкнул я и стал ставить коробки одну на другую, чтобы взобраться наверх.

Некоторые коробки нельзя было сдвинуть с места, но из тех, что были мне под силу, я выстроил пирамиду. Мне уже было жарко, я даже слегка вспотел от работы и от мысли, что сыщики вот-вот появятся здесь. Я торопился. Наконец, мне удалось открыть круглый люк метрового диаметра, который вел на угол крыши прямо под ее конек. Когда я его толкнул, он противно заскрипел, и на меня посыпалась ржавая пыль. Собственно этого я и ждал. Я осторожно смазал его петли маслом, стараясь не пролить на пол ни капли, потом собрал ржавчину. Надо было сделать так, чтобы не было видно, что люк недавно открывали. Оставь я ржавчину, это сразу бы стало ясно. Теперь это была обычная дверь на крышу для ремонтников, которые, я надеялся, в ближайшее время не появятся. После того, как я смазал петли двери, она легко открылась, впустив морозный воздух внутрь. Я открыл ее полностью и высунул голову в ледяную ночь. Звезды достаточно ярко сверкали в темноте, и мне стало ясно, что на крыше спрятаться негде.

— Реши еще одну задачку, и ты спасен, Джим, — сказал я себе с фальшивым юмором. — Сделай еще одно усилие, ты же увертлив, как черт. Ты уже добился немалого. Еще одно усилие, и ты победишь.

Я бормотал эту бессмыслицу, не теряя времени зря. Мне нужно было найти дырку в плите перекрытия, куда можно было бы воткнуть гвоздь. Наконец мне повезло, и я засадил его в отверстие. Привязав к нему толстый провод, который валялся неподалеку, я сделал прекрасный трап. После этого осталось самое простое — убрать коробки и не бояться, что кто-то догадается о моей хитрости. Оставалось как можно побыстрей выбраться на крышу и закрыть за собой люк. Но нужно было еще хорошо осмотреть пол. Следы были, и я накрыл их коробками, теми, что были трудноподъемными. Убедившись, что все в порядке, я подошел к проволоке, ведущей к открытому люку. Проверив свое снаряжение, я выключил свет, положил лампу в карман и полез наверх. Я уже несколько раз подтянулся, когда услышал скрежет ключа, проворачиваемого в замке. Это добавило мне силы, и я, наверное, поставил новый мировой рекорд в лазании по канату. Я на одном дыхании взлетел наверх, перебирая руками с бешеной скоростью и в полном отчаянии. Одно мгновение — и я уже оседлал конек крыши, свесил ноги по обе стороны, подтягиваю к себе веревку и захлопываю люк. В щели люка я вижу, как включили свет там, где я только что был.

— Ты проверь ту сторону, Букай, а я эту, — проговорил грубый голос. — Проверь коробки. Открой большие, вдруг он там прячется.

Что будет дальше? Подымутся ли они сюда, спрашивал я сам себя. Конечно, подымутся. Они будут искать везде, где может укрыться человек. Значит, я должен найти безопасное место. Ровная, безликая, металлическая поверхность крыши не оставляла мне надежды. Она опускалась по обе стороны под острым углом. Впереди через пять метров крыша кончалась. Никакой зацепки. Безликое сооружение, лишенное фантазии архитектора, без укрытия для беглеца. Я хрюкнул, перекинул одну ногу и повернулся. Металл кровли был покрыт тонкой корочкой льда. Я поскользнулся и начал медленно сползать вниз. Мои пальцы тщетно искали за что зацепиться. Ничего не было, я все быстрее и быстрее падал к краю крыши. И вдруг я вспомнил, что у меня в руках веревка. Я схватился за нее обеими руками, но остановиться не мог — перчатки мои скользили. Тогда я буквально вцепился в веревку, обжигая себе ладони. Другого выхода не было. Надо было держаться и ждать, пока пройдет боль. Ноги мои висели над пропастью. Я начал потихоньку подтягиваться, переставляя с большим трудом руки, и опять выбрался к коньку. Там я вспомнил, что сыщики, видимо, еще осматривают коробки и скоро откроют люк. Конечно же крыша и с другой стороны была совершенно прямой. Может, они меня не заметят в темноте. Мне нужно было поскорей убираться подальше от люка. Держась за проволоку совсем озябшими пальцами, я распластался на вершине, широко расставив ноги и руки. Я сползал по покатому льду. Мне было понятно, что если сейчас я сорвусь — это будет конец. Конец. У крыши тоже был конец. Стоп. Я оглянулся и увидел, что люк отсюда хорошо виден. Так же, как и я, если кто-то из них высунет голову. Веревка выручала меня до сих пор, ей нужно было помочь мне еще один раз. Осторожно и медленно, чтобы не потерять равновесие, я достал еще один гвоздь и вставил его в отверстие. Я надеялся, что звук отсюда не будет слышен, и вбил гвоздь в металл на самом краю крыши. Мои пальцы, хотя и были в перчатках, застыли и не гнулись, а я отчаянно пытался завязать узел, закрепив его вокруг гвоздя, и сделать петлю на другом конце проволоки. Когда мне это удалось, я вставил в петлю ногу и повис на краю крыши, не обращая внимания на треск и шатание гвоздя. Мне было слышно, как открылся люк и кто-то карабкался по крыше. Я тихонько завис, и улыбался своей удаче.

До меня долетели слова:

— Ты что-нибудь видишь, Букай?

— Нет.

— Кто-нибудь есть на крыше?

— Нет. Могу я вернуться?

Отлично сработано, ди Гриз. Враг обведен вокруг пальца, ты умный, чертяка.

— Не торопись, — приказал начальник Букая, — пройдись по крыше и хорошенько посмотри.

Это были машины, а не люди. Любой умный человек ни за что бы не полез ночью по такой скользкой крыше. Он бы знал, чем это может кончиться. Любой умный человек меня бы не нашел. Эти же, мыслящие машины, черви и тупицы, следуя инструкциям, непременно добьются своего. Соскальзывающие и громыхающие шага все приближались, и моя веревка покачнулась, будто кто-то тронул за нее. Я посмотрел наверх и увидел невыразительное лицо сыщика, заглядывающего через край крыши.

15

Да, так оно и случилось. Хотя я отвел глаза к звездам и старался не думать о нем, он меня увидел. Повернув голову и открыв рот, он закричал:

— Ахиру.

Но тут же поскользнулся. И наконец я увидел выражение на лице серого человека. Выражение ужаса. Он ногтями цеплялся за веревку. И не смог уцепиться. Его ладони тяжко хлопали по крыше. Он соскальзывал все быстрей и быстрей. Я слышал только шуршание, больше никаких звуков он не издавал. Никаких. Потом он пропал, и я закрыл глаза, потому что не хотел слышать, что там происходит внизу. Холод меня пробирал до костей, а я все висел в ледяной ночи и ждал. Сверху доносились голоса. Я почти не различал слов, потом кто-то подошел к открытому люку. И тут я услышал:

— Букай что-нибудь говорил?

— Он называл мое имя.

— Так что, он свалился?

— Да.

— Это нехорошо.

— Конечно, нехорошо. Лучше ему умереть. Он ведь падая закричал. А человек, который показывает свои чувства, не должен жить.

И люк захлопнулся.

Какие замечательные люди. У Бука я несомненно были друзья. Но мне показалось, что я жалел его больше, чем они. Мораль философии! Мои пальцы замерзли окончательно. Я подтянулся на веревке и осторожно огляделся. Люк закрыт, крыша пуста. Я взобрался на конек и стал подумывать о том, что пора возвращаться. Не хватало мне тоже поскользнуться и составить компанию бедняге Бухаю.

На всякий случай я подождал еще долгих и холодных десять минут, считая секунды, пока окончательно не уверился, что комната внизу пуста. Во всяком случае я надеялся, что она пуста. Холод от металла проникал в меня, и я насквозь продрог. С большим трудом открыл люк. Зубы выбивали такую барабанную дробь, что, мне кажется, ее было слышно на первом этаже. В комнате, куда я спустился, было темно. Они погасили свет, когда ушли. Существует предел возможного, и, мне кажется, мои силы подошли к этой черте. Я сегодня испытал всего — по горло. Поэтому, когда я прилег на пол, чтобы отдохнуть и подумать о том, что делать дальше, то неожиданно заснул. И спал так крепко, что когда проснулся, то не мог понять, сколько же прошло времени и какой сейчас день. Может, я проспал минуту, а может быть, и целые сутки, мне некого было спросить об этом, Мне кажется, что спал все это время не только я. Ведь иначе в комнату могли войти в любую минуту. Интересно, какой продолжительности здесь день? Я выругал себя за то, что так легкомысленно разоспался. И стал осторожно открывать замок. Открыл дверь бесшумно и не торопясь. Холл был пуст. Окно возле двери было черным, за ним — ночь.

— Тебе опять повезло, ди Гриз. А может, твой подсознательный таймер знает свое дело лучше, чем твое сознание. Назад, за работу.

Сон меня освежил, и я на цыпочках крался по зданию. Все двери были заперты, и я предположил, что ученики и преподаватели спят после праведных дневных забот. Свет горел только в кабинете директора, и я посмотрел в щелочку, прежде чем открыть дверь. Он сидел на стуле, бодрый, и ждал меня. Я тихонько проскользнул в дверь и закрыл за собой двери.

— Это ты, — сказал он, — и я увидел в его руках стакан с «одой. Он осторожно поставил стакан на стол.

— Если это вода, то я тоже не против выпить, — произнес я и протянул руку к стакану. — Ужасно хочется пить.

— Это яд, — произнес он безжизненным голосом.

Я подскочил от удивления, и быстро поставил стакан на место.

— Вы все-таки решились на самоубийство?

— Да. В том случае, если они меня накроют. Я не знал, кто там крадется по коридору.

— Они ушли?

— Да. Они никого не нашли. Один из них упал с крыши и убился. Ты непричастен к этому?

— Только косвенным образом. Я видел, как он падал.

— Они считают, что ты где-то замерз в снегу. Утром отряд начнет поиски твоего тела. Искать тебя будут недолго, потому что они считают, будто ты упал в океан.

— Можно сказать — почти так оно и было. Но сейчас, когда эти изнурительные ночные приключения окончились, нам лучше всего вернуться к той беседе, с которой начался наш контакт.

— Об отправлении сообщения Лиге.

— Да, об этом. В минуты затишья этой ночью я размышлял. И у меня появилась идея, которая должна сработать. Вы не устали?

— Не очень.

— Отлично. Мне нужно поработать в электронной лаборатории. Можно это организовать, притом так, чтоб меня не беспокоили?

— Можно. Что вы собираетесь делать?

— Набрать библиотеку и достать схему детектора двигателя искривленного пространства. Полагаю, что у вас должны быть запчасти и приборы, чтобы можно было его собрать?

— У нас есть готовая единица. Это входит в программу обучения.

— Еще лучше. Давайте пройдем в лабораторию и начнем, а там я вам продемонстрирую, чего хочу.

Ханасу руководил, а я осуществлял сборку, и вскоре мой аппарат приобрел очертания. Когда он был укомплектован, я поставил его на скамью и отошел полюбоваться. Передо мной была металлическая труба длиной в метр с обтекаемой верхушкой, открытым днищем и двумя железными крыльями по всей длине.

— Произведение искусства, — с гордостью произнес я.

— Каково его назначение? — спросил Ханасу, жуткий реалист.

— Сначала его нужно прикрепить к одному из ваших кораблей. Вас интересует, что произойдет дальше? Попробую рассказать. Ну, прежде всего, его трудно будет обнаружить, так как он ничем не отличается от эжектора пламени, установленного на всех кораблях. Только эта штука не дает пламени. — Я достал один тщательно изготовленный пластиковый цилиндр. — Внутри этого пластика есть источник энергии и жесткий радиопередатчик. Я сделал десяток таких радио, считаю, что этого будет достаточно. Вот что произойдет дальше. Когда корабль будет возвращаться в нормальное пространство, его двигатель выключат. В этот момент аппарат, установленный на носу, регистрирует это и включает один из радиопередатчиков. Тут встроен замедлитель времени, примерно на полчаса. Этого больше, чем достаточно, чтобы кораблю вернуться на свой обычный путь. Тогда радио включается и посылает сильный сигнал на частоте работы Лиги. Сигнал несет мою кодовую идентификацию и сообщает местоположение этой планеты. Мы зовем нам помощь. Как только сообщение будет получено, нам останется ждать прибытия космической кавалерии.

— Очень остроумно. Но вдруг случится так, что при выходе корабля из искривленного пространства рядом не будет приемника?

— Я знал, что вы спросите об этом. Мы играем в закон средних чисел. Большинство пилотов используют основные навигационные точки. И именно в этих точках имеются станции Лиги. Кроме того, обычный корабль трижды садится на какую-нибудь из планет за рейс. Хоть одно послание, но будет доставлено до места.

— Это вселяет надежду. Придется самоубийство отложить.

— Правильно. Всегда стоит видеть солнечную сторону жизни.

— Как ты собираешься прикреплять этот аппарат к кораблю?

— Атомным сварочным агрегатом. — Я поднял руки, останавливая его. — Ну, ну, не сердись. Это я шучу. А если честно», мне нужно каким-то образом проникнуть в корабль. Для того, чтобы проделать эту работу, достаточно будет нескольких минут. Космодром охраняется?

— Охраняется?! Он окружен оградой из цепей. Есть охрана на воротах. Это только то, что я знаю.

— Для того, чтобы установить аппарат, мне не нужно много времени. Но потребуется ваша помощь. Прежде всего, необходимо знать, когда отправляется следующий корабль. И затем — как можно меня подбросить к космодрому?

— Когда отправляется, я знаю. Только что «новости» сообщили, что корабль «Такай Ча» отлетает сегодня в шесть сорок пять.

— А сколько сейчас? — быстро спросил я.

Ханасу моргнул, отвел часы подальше от глаз, отставив руку в сторону, и сообщил:

— Три одиннадцать.

— Вы можете каким-то образом отправить меня туда ко времени отлета?

Он думал очень долго, затем неуверенно кивнул.

— Раньше я бы не решился. Не было повода для того, чтобы вызвать машину. Но сейчас я могу сказать, что присоединяюсь к поиску. Они, возможно, поверят этому.

— Можно попытаться?

Нам повезло, и через десять минут мы подпрыгивали в снегоходе, снабженном лыжами, автономным питанием и пропеллером. Внутри него не было никаких удобств. Обогреватель отсутствовал, сидения были жесткими. Эти люди слишком часто надевали власяницу. Мой сконструированный радиоэжектор был стянут ремнем и висел у меня на плече. Все необходимые инструменты лежали в сумке рядом с ним. Я смотрел на крутящиеся снежные хлопья в свете фар и пытался предугадать ход дальнейших событий.

— Как близко вы сможете меня подвезти к ограде? — спросил я.

— Как тебе будет угодно. Дорог здесь нет, никаких указателей тоже. Транспорт движется, ориентируясь по радио, от одной точки к другой.

— Это уже лучше. Тогда я предлагаю план действия. Вы высадите меня возле забора и отправитесь дальше. Только запомните место. Возвращайтесь ровно через час. Если почуете суматоху, либо услышите по радио сигнал тревоги — не суйтесь.

— Меня это вполне устраивает, так как будет достаточно времени, чтобы вернуться назад в школу и принять яд.

— Ладно, разрешаю принять его вместо завтрака. Только не предпринимайте ничего, пока точно не будете знать, что они меня схватили. Может случиться беда, но, поверьте, им не так-то легко будет меня поймать и еще труднее удержать.

— Ты раньше ходил на лыжах?

— Я — чемпион.

Все складывалось согласно плану. Дважды мы видели свет фар других машин, но на нас не обращали внимания. Это было здорово — мчаться в снежной ночи. Потом мы ехали среди темных зданий, подпрыгивая на ухабах и совершая головокружительно рискованные повороты. Ханасу был хладнокровным водителем. Появился забор, и мы некоторое время ехали вдоль него. Впереди виднелся свет прожекторов у ворот, который внезапно скрылся под снежными вихрями.

— Я пожалуй, выскочу тут, — прокричал я. — Посмотрите на часы и уезжайте.

Я выкинул свое снаряжение на снег и прыгнул вслед за ним. Машина уехала раньше, чем я успел приземлиться, и вихрь, поднятый пропеллером, опрокинул меня в снежный сугроб. Было очень темно и холодно, я чувствовал себя одиноко. Утешало то, что мне удалось хорошо замаскироваться. Я достал детектор из сумки и стал осторожно приближаться к забору. Дело было знакомое. Я нейтрализовал примитивную сигнализацию и перепрыгнул через цепи, подогнув одну ногу, прищурив один глаз и отведя одну руку за спину. Я всегда знал, что небольшая доза бахвальства не повредит делу, поэтому приступил к нему в таком положении: закрыл глаз, встал на одну ногу, почесал спину рукой. Чтобы исключить включение сигнализации, я перерезал провода и зачистил контакты, воспользовавшись молекулярным аппаратом. Затем встал на лыжи и отправился в темноту. Мои следы сразу же засыпал снег. Первая часть работы была выполнена. Я должен был подойти к кораблю.

Даже в темноте космопорта корабль ярко сиял в свете прожекторов. Я обошел его, стараясь держаться в тени, а потом спрятался за буртиком. Как он замечательно выглядел, этот корабль. Прожектора освещали его башенки, издававшие шипящий звук, когда на них падали снежинки. Вокруг суетились рабочие порта с приборами. На корпусе можно было прочесть название «Такай Ча». Это был как раз тот корабль, который отправлялся сегодня. Я остановился в замешательстве. Как же мне приблизиться к нему, чтобы прикрепить свой прибор?

16

Сделать это было не просто. Моя одежда могла меня выдать. Если бы не она, я мог бы смешаться с толпой обслуживающего персонала и сделать вид, что я работник космопорта. Итак, необходимо было с кого-то снять его робу. Я нашел угол потемнее и сложил там снаряжение. Ну, где же взять одежду? Я метался около освещенного корабля подобно волку, рыщущему вокруг костра, но безрезультатно. Никто не направлялся в ту сторону, где я стоял. Рабочие работали в своей кекконшикской манере, медленно и осторожно, без малейшего всплеска эмоций.

Я насмотрелся на них вдоволь. Часы Ханасу безостановочно отсчитывали секунды, минуты и часы. Время шло, а я бездействовал. Меньше чем через час корабль возьмет старт, а я еще ничего не придумал. Как же подойти поближе? Мое терпение лопнуло.

Я потихоньку начинал выходить на себя, непрерывно проигрывая один план за другим, когда наконец увидел, что в мою сторону идет человек. Он взобрался на мостик для обслуги и медленно пошел через сугробы по направлению к одному из служебных зданий. Мне пришлось подползти на животе к слабо освещенным окнам и стремительно броситься вперед. Я успел увидеть, как он входит в дверь, на которой большими буквами было написано «Бенджо». Я быстро юркнул за ним, чтобы посмотреть, что это за бенджо. Так как я еще издали догадался, что это такое, то сначала позволил ему сделать свои дела, а потом ударил его ребром ладони. В это время его руки были заняты ширинкой. Он так и не понял, кто ударил его. Я снял с него комбинезон, связал проводом руки и ноги, а в рот вставил кляп, потом посадил на унитаз и привязал к сливному бачку. Уходя, я закрыл кабину. Лучше было бы, конечно, выкинуть его в снег, чтоб он замерз к чертовой матери, но мои новые убеждения запрещали мне сделать это. Правила морали, которые я изложил для Ханасу, сделали свое дело. Я сам начинал в них верить. В конце концов, его не обнаружат до отлета корабля, а большего мне и не нужно. Тем более, что корабль должен был вот-вот вылететь. Его комбинезон был несколько тесноват, но я надеялся, что на это никто не обратит внимание. Защитная каска прикрывала мне голову, я поднял воротник, так что меня почти не было видно. Итак, вперед, к финалу. Я был очень осторожен, приближаясь к освещенному кораблю. Под мышкой одной руки у меня была трубка. На плече висела сумка с инструментами. Я вынужден был идти медленно, даже чересчур, хотя у меня было дикое желание побежать. Это было невыносимо тяжело, но мое спасение было в том, чтобы выглядеть как все: медленным и сосредоточенным. Никто на меня не смотрел, всех волновала одна работа.

Я очень тяжело дышал, когда добрался до кабинки на передвижной эстакаде и забросил в нее свои вещи. Управление было примитивным. Медленно и осторожно я двинулся, объезжая вокруг корабля и стараясь держаться подальше от других служителей. Потом я подумал, что, наверное, из темноты кто-нибудь наблюдает за мной, тот, кош я не вижу, а посему я ехал черепашьим шагом, уподобляясь всем остальным. На эстакаде, куда я подъехал, шла полным ходом подготовка корабля к старту. Естественно, одного человека там не хватало. Это немного усложнило мою задачу, потому что я занимал чье-то место, и люди могли в любую минуту разоблачить меня. Но я решил не обращать на это никакого внимания. Мне необходимо было приварить мой аппарат к корпусу космического корабля. Сварной молекулярный агрегат загудел, и металлические концы зажима прочно сели на корпус. С земли было не видно, чем я тут занимаюсь, потому что снегопад не прекращался.

— Давай, детка, заканчивай работу, — сказал я себе и быстренько отступил назад. Сейчас я не мог рисковать и вести эстакаду, поэтому я припарковал ее в тени ближайшего строения. Прошло десять минут. И тут подъехала машина, которая привезла экипаж корабля. От ракеты откатывались платформы и краны, потому как время близилось к старту.

— Зачем эта эстакада тут? — раздался позади меня голос.

— Хрмстам? — неразборчиво буркнул я, не поворачиваясь.

Шаги приблизились.

— Я не расслышал. Повтори.

— А это ты слышишь? — спросил я и, подойдя к нему поближе, схватил руками за шею.

Глаза его налились кровью, но я несколько раз стукнул его голову о металлическую раму дверей. Судьба стольких миров была взвалена на мои хрупкие плечи, разве мог я быть мягким и добрым, неся такой груз. Пока я возился с ним, корабль поднялся в воздух. Это был, пожалуй, самый чудесный звук, какой я когда-либо слышал.

— Ты сделал это, Джим, ты снова это сделал, — поздравил я себя, потому что рядом не было никого, кто смог бы это сделать. — Бесчисленное потомство и еще нерожденные будут благословлять и превозносить твое имя. Многочисленные кекконшикианцы будут ежедневно тебя проклинать. Что поделаешь — переделывая известную поговорку можно сказать — нет добра без худа. Эра зла и господства серого человека подходит к концу.

Рядом я обнаружил темный проем двери, к которому и подтащил бесчувственное тело. Я, поступив довольно невежливо, закинул его туда и увидел, что за первой дверью есть вторая, а на ней висит огромный и очень сложный замок. Что это? После некоторых размышлений я догадался, что это секретная комната. Может быть, одно из помещений военного завода, куда впускают только по пропускам. Отличное место, чтобы укрыться от посторонних глаз. Только неплохо сначала запутать следы. А это дело знакомое. Я нашел лыжи, надел их и подался к освещенным подпоркам и стал ждать, чтобы на меня обратили внимание. Эти люди были самыми мрачными и наблюдательными, каких я когда-либо видел. Я катался перед ними взад-вперед, но они занимались своими делами, будто ничего не происходит. Это начинало раздражать меня и к тому же я порядочно устал. В конце концов, я затормозил метрах в десяти от них и с шумом въехал в металлические двери.

Наконец-то меня заметили. Когда это произошло, я закрыл лицо руками, сгорбился, задрожал, споткнулся и ринулся в темноту. Будь они дикарями, стрела уже дрожала бы в моей спине. Они же никак не прореагировали. Мне же было необходимо, чтобы они меня запомнили. И чтобы они видели, в каком направлении я ушел. То есть назад к забору. Пока они медленно соображали, я проделал в заборе довольно большую дыру, такую, что туда мог пройти и танк, и оставил дыру незаделанной. Затем я навострил лыжи в темноту, вырываясь на широкие просторы, оставляя четкие следы. Я во всю светил фонариком, прихваченным в школе, чтобы они меня издали видели. Теперь мне нужно было избавиться от следа, и я обдумывал, как это сделать. И тут как раз я заметил машину, которая ехала в ту же сторону, куда скользил я, но быстрее меня. Некоторое время я шел параллельно ей. Потом развернулся и поехал параллельно своим следам. Затем перетоптал их и въехал в колею. Убедившись, что все сделано как надо, я развернулся и по своим старым следам поехал назад. Но и этого мне показалось мало. Я метался, как загнанный зверь. Вперед, назад, вбок, в сторону. Я шел без палок, падал, чтобы извалять снег. Снова менял направление. И наконец решил снова свернуть в город, который был неподалеку. Я заметил, что в окнах домов еще не зажегся свет. На улицах народа еще не было. Только несколько человек встретилось мне. Они тоже шли на лыжах и не обращали на меня никакого внимания. «Странные люди, — думал я, — при такой бдительности никаких действий. Видимо, холод заставляет их беречь энергию». Я доехал до конца улицы, но и там ничего подозрительного не обнаружил. Что же делать дальше?

Я не хотел возвращаться, пока не появится погоня. Но, видимо, меня никто не собирался искать. Рядом очень заманчиво светилось окно, я заглянул в него. Кухня. Плиты раскалились докрасна, и в кастрюлях что-то варилось. Это выглядело так соблазнительно, что мне захотелось войти в этот дом. Желание усилилось, когда в кухню вошла хозяйка — большая женщина с высокой грудью. Я впервые видел женщину Кекконшики и не мог упустить предоставившегося мне шанса. Ангелина всегда обвиняла меня в погоне за юбками, наступил момент оправдать ее постоянные подозрения. Даже если этот визит сведет на нет все мои старания запутать следы, я не мог сопротивляться искушению. Такое иногда бывает, когда мужчина в годах встречает молодую женщину. Я подошел к двери, снял лыжи, поставил их в снег и вошел.

— Доброе утро! — сказал я. — Денек выдался прохладный, не правда ли?

Она повернулась и посмотрела на меня, ничего не ответив. Передо мной стояла юная, очень симпатичная девушка и смотрела на меня широко расставленными глазами.

— Вы тот, кого ищут, — сказала она спокойным голосом. — Я должна пойти, куда надо, и сообщить.

— Вы не сделаете этого. — Я наклонился и властно посмотрел в ее глаза.

— Хорошо, хозяин, — ответила она и опять вернулась к своим кастрюлям и горшкам.

Хозяин! Я раздумывал минуту, а потом понял, что здесь мужчина — лицо священное. Его слово — закон. Они мучают друг друга холодным обращением, не проявляют своих чувств, они жестоки и черствы. Как же, должно быть, они терзают женщин! Вроде этой. Как рабов. Видимо, в прошлом, если кто-нибудь из женщин протестовал, ее выбрасывали на снег, на мороз, на смерть. Раса послушных безропотных служанок, для которых желание мужчины превыше всего. Очевидно, многолетними отборами они достигли такой покорности.

Мои размышления были прерваны, умопомрачительными запахами, вместе с паром поднимающимися из кастрюль, стоящих на плите. Должно быть, я давно не ел, и после всех моих упражнений голод навалился на меня, как медведь. Находясь постоянно в опасности, я забыл о еде. Теперь мой желудок напомнил мне, что нельзя отказываться от многолетних привычек.

— Что ты готовишь, цветочек Кекконшики?

Она с опущенными долу глазами принялась объяснять мне, показывая на кастрюли:

— Вот здесь — кипящая вода. Здесь — тушеная рыба. Тут — рыбные тефтели. В этой — соус. Тут…

— Прекрасно. Достаточно. Я понял. Мне нужно по порции всего, за исключением кипящей воды.

Она набрала несколько полных половников, а я взял костяную ложку. Это было потрясающе безвкусное варево, но я непривередлив и начал быстро есть. Потом я попросил добавки, но ложка моя двигалась уже не так быстро. Когда я покончил с едой, появилось время внимательно рассмотреть хозяйку. Она не делала никаких попыток убежать или поднять тревогу.

— Меня зовут Джим, — сказал я, добродушно улыбаясь. — А тебя как?

— Каеру.

— Отличная еда, Каеру. Немного не по сезону, легковата, но это не твоя вина, таковы, наверное, особенности кухни вашей страны. Тебе нравится твоя работа?

— Я не знаю слова «нравится».

— Спорю, что знаешь. В какие часы ты работаешь здесь?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду. Я встаю и работаю, а потом ложусь спать. Все дни похожи на этот.

— Никаких выходных, праздников, ничего у тебя нет? Этот мир нуждается в серьезных переменах, и они скоро настанут. — Каеру слушала меня, не отрываясь от работы. — Ваша культура, быт, нравы сойдут на нет. Историки сохранят записи об обществе, которое бесследно исчезнет, как только цивилизация коснется его, войдет в вашу жизнь. Смело гляди вперед, Каеру, в предвкушении радостного завтра. Оно несомненно будет.

— Завтра я буду работать так же тяжело, как сейчас.

— Думаю, ты ошибаешься. — Тонким розовым ноготком я достал застрявший между зубами кусочек вяленой рыбы. — Когда ты обычно подаешь завтрак?

Она глянула на часы.

— Через несколько часов после того, как прозвенит колокол.

— Кто здесь питается?

— Мужчины. Солдаты.

Я вскочил со стула прежде, чем с ее губ слетело последнее слово, и стал натягивать перчатки.

— Еда была великолепной, но я боюсь, мне надо бежать. На юг, сама знаешь. Мне нужно успеть до восхода солнца. Надеюсь, ты не станешь возражать, если я тебя свяжу?

— Делай со мной, что тебе угодно, хозяин, — она произнесла это, опустив голову.

В первый раз мне стало стыдно от того, что я мужчина.

— В один день все изменится, Каеру, я обещаю тебе. И если я унесу отсюда свою шкуру, я пришлю тебе посылку. Там будут платья, помада и учебники о женской свободе. Где тут кладовая?

Она показала, и я поцеловал ее в лоб. Девушка немедленно стала снимать с себя одежду и страшно удивилась, когда я остановил ее. Я сразу представил себе, какими развратниками стали эти серые люди. Их безнравственность — это одно из преступлений, за которые им придется ответить. Каеру не протестовала, когда я затащил ее в кладовую и там запер. Ее обнаружат, как только завтрак не будет подан вовремя. Мне нужно было опередить их на несколько минут. Я вышел, вскинул лыжи на плечо, прошел по снегу до твердого наста, где следы не отпечатывались. Только теперь можно было стать на лыжи и направиться в противоположном направлении, снова запутывая следы. Так я передвигался, пока не доехал до космопорта. Пришлось снова перелезть через забор.

В порту слышались завывания сирен, люди суетились и кричали, что говорило о том, что мой ночной визит, наконец, вызвал переполох. Я испустил боевой клич. Небо начинало светлеть, интересно, который час? Настал миг моего окончательного исчезновения. Я распилил цепь на ограде, усердно поработав над ней. Добраться до военного цеха было несложно. Меня снова никто не заметил. Человек, которым я занимался ночью, исчез, а вместе с ним все мои инструменты. И вот я уже кручу знакомый мне замок. Сложнее было повесить его за собой так, чтобы никто не заметил, что дверь не заперта, чем снять. Отличная работа, Джим, ты ловкий чертяка. На свинцовых ногах я вошел вовнутрь, нашел еще одну запертую комнату, которая оказалась складом осколочных гранат. Их пока не стоило трогать. Вот за ними, спрятанный от всего мирз, б полной безопасности, я прилег поспать. Это было восхитительно. Я чувствовал, что могу проспать вечность. Но что-то меня беспокоило.

Я выплыл из сна и увидел, что наступил день. Что же все-таки меня разбудило? И тут я услышал скрежет поворачиваемого в замке ключа и скрип открывающейся двери. Ах, я осел! Как я мог забыть о настырности сыщиков, с работой которых познакомился в школе! Этих людей нельзя было обвести вокруг пальца никакими уловками. Как только они узнали, что я жив, они самым примитивным образом начали прочесывать каждое здание в городе. Игра закончилась.

17

Продолжительный сон меня освежил и взбодрил. Еда прибавила сил, но я очень сердился на себя за то, что не спрятался получше. Как всегда, я был склонен сердиться и обвинять кого угодно, только не себя, хотя, конечно же, должен был предусмотреть все варианты. Поэтому свой гнев я обрушил на беспомощного и безобидного человека, который открыл двери и подошел ко мне поближе. Я прыгнул на него, как дикий зверь из джунглей, но тут же рухнул к его ногам, так как оказалось, что я забыл снять лыжи и спал в них. На результатах нашей кратковременной схватки мое падение никак не сказалось, потому что эти люди не имели никакого представления о классической борьбе. То, что произошло позже, было смесью старого доброго твиста и нового хруста костей. В конце я отбросил в сторону лыжи и, переступив через бесчувственное тело, выглянул за двери. Масса народу бродило по зданию, разыскивая меня. Поэтому я задумался, как бы мне пробраться поближе к входу. Один из этой группы посмотрел наверх, и я отступил назад, чтобы он не заметил меня, но было поздно.

— Вот он, надо задержать его, пока он не удрал, — сказал мрачным монотонным голосом серый человек.

— Я уже удираю! — прокричал я и ринулся к дверям прямо на надвигающегося на меня человека. Мне осталось только встать на лыжи, которые я, конечно же, прихватил с собой, и умчаться прочь. Пока что все складывалось не в мою пользу, я только оттягивал неизбежное, выигрывая несколько минут. Забор был уже отремонтирован, вход усиленно охранялся, а мешка с инструментами у меня уже не было. Я метался, не зная, что предпринять, и тут услышал звук мотора. Где-то поблизости заводили машину. Не попытаться ли отобрать у них ее? Затем протаранить ворота. Ну хорошо, а что дальше? Один против целого мира, это несерьезно. Может, мне удастся найти безопасное и надежное убежище в городе? Зачем? Я все равно не смогу скрыться от этих людей. Зря трачу силы. Я остановился немного поразмышлять над этим, потом вспомнил, как они используют питатели аксонов, и решил все-таки продолжать побег.

Может, Ханасу был прав, говоря о самоубийстве? Наверное, оно и стало бы единственным выходом. Только эти мысли я отбросил сразу. Я не отношусь к суицидальным типам. Я носился по космопорту, преследуемый разгоряченной погоней, отгоняя от себя мысли о приближающемся конце, ломая голову в поисках выхода. Тут мое внимание привлек шум двигателей ракеты. Я остановился. То же сделали мои преследователи. Задрав голову и широко разинув рот, все мы смотрели в небо. Маленький корабль вынырнул из-за толстых низких облаков, и пламя рвалось из его сопла. На боках были кольца — знак того, что ракета принадлежит Лиге.

— Сработало! — закричал я изо всех сил и очень высоко подпрыгнул. Затем, приземлившись на четвереньки, я издал боевой клич «воу-воу», прижав ладони ко рту. Двигатели ракеты еще не смолкли, а я уже был рядом с ней. Не стоит говорить о том, что меня никто не преследовал. Это само собой понятно. Местные жители вряд ли испытывали такой же восторг по поводу прибытия корабля Лиги. Люк открылся, и я мгновенно оказался под ним.

— Добро пожаловать на Кекконшики, — сказал я выходящему человеку и склонился в почтительном поклоне. — Объявляю эту планету подчиненной Лиге.

— Насчет этого у меня нет никаких полномочий, — ответил парень с густой шевелюрой, переходящей в бороду, одетый в запачканный рабочий комбинезон. — Я получил задание забрать Джима ди Гриза.

— Он перед вами.

— А вон те люди — аборигены. Они бегут сюда и, я вижу, вооружены множеством винтовок. Давайте скорее на борт.

— Нет, я должен разъяснить этим типам, что происходит.

Я был просто счастлив увидеть знакомое лицо впереди вооруженной оравы. Это был Коум, командир корабля, который привез меня сюда.

— Немедленно выбросьте винтовку, — крикнул ему я.

Он не подчинился и даже наоборот вскинул ее, целясь в меня.

— Вы пойдете с нами. Оба, — крикнул он мне в ответ.

У меня потемнело в глазах, так много было этих людей.

И откуда они только набежали в один момент, такие нерешительные и неторопливые. Их словно подменили. Я почувствовал, что теряю силы.

— Не стреляйте, прошу вас! — закричал я, поднимая руки вверх, якобы сдаваясь.

Но, улучив момент, я с силой толкнул Коума и поймал винтовку, вылетевшую из его рук. Через мгновение я развернул неприятельского командира и приставил дуло винтовки к его шее так крепко, как только мог.

— Послушайте меня, вы, ледяные, замороженные идиоты! — заорал я. — Все кончено, всему пришел конец. Вы проиграли. Вам больше не удастся хулиганить в Галактике. Ваша сила была в том, что о вас толком никто ничего не знал. Вы можете работать только, как черви, глубоко под землей. Но теперь все закончилось. Вы видите знак на борту этого корабля? Это ракета Лиги. Они знают о вас все. Знают, кто вы и где находитесь. Возмездие прибыло к вам в образе этого пилота, который привез послание гнева и возмущения. Он только что объявил мне о том, что эта планета присоединяется к Лиге.

— Я? — задохнулся пилот.

— Заткнись, дубовая башка, и делай свое дело.

— Мое дело было вывезти тебя отсюда.

— Ты достиг своей цели. Забери у них винтовки.

В моем голосе слышались еле уловимые нотки отчаяния, потому что я видел, как в нас целятся. Изучив их, я знал, что они спокойно расстреляют Коума, которым я прикрываюсь, чтобы схватить меня. Я выкрутил ему руку и вонзил дуло поглубже в шею.

— Давай, Коум, прикажи им опустить ружья и сдаться. Если прозвучит хоть один выстрел, тебя будут пытать каленым железом.

Коум думал и думал со всей кекконшикианской тщательностью. Потом принял решение.

— Прилет этого корабля, скорее всего, просто случайность, — наконец выдавил он из себя.

— Никаких случайностей, — ответил пилот. — Я покажу вам послание, которое привез. Оно прошло по сигналу общей тревоги по всем кораблям, находящимся поблизости от этой планеты. Мы вас искали.

— Никаких посланий. Стреляйте! — приказал громко Коум. — Если они врут, это их конец. Если они не врут, то конец нам, так что все равно, лучше их убить.

— Отскочи от них, Коум, — сказал один из стрелков, размахивая винтовкой, — или я тебя убью вместе с ними.

— Стреляй, — раздался в ответ спокойный голос.

— Остановитесь! — приказал я и выстрелил первым. Пуля попала в руку человека с винтовкой, и он уронил оружие. — Это бесполезно.

Но они думали иначе. Винтовки угрожающе покачивались. Но тут пилот, наконец, вытащил «послание», о котором так долго говорил. Он не был настолько туп, — этот пилот, вообще, в пилоты не берут дураков. Он тянул время. Носовая башенка развернулась, и пули посыпались веером во все стороны. Я не терял времени даром, треснул Коума по черепу не очень сильно, но так, чтобы он мог идти, потом выстрелил несколько раз, чтобы они не подымали голов. Коум не потерял сознания, пришлось ему маленечко добавить, и он угомонился. Обычно я человек негрубый, но сейчас во мне проснулся садист.

— Примите горизонтальное положение, сейчас будем стартовать, — сказал пилот.

Так оно и было — я не успел прилечь, как хлопнулся головой о палубу. К тому времени, как из моих глаз исчезли все цвета радуги, давление снизилось, и я всплыл вверх.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Вы были на уровне.

— Да что там, дело нетрудное. А эти внизу, ваши друзья? Ну и гнусный вид у них, как на подбор.

— Это безумцы, которые начали войну. Да, все не было времени спросить, как идут дела у нас на войне?

— Мы проигрываем, — сказал он угрюмо. — И с этим ничего нельзя поделать.

— Не говори так, это отвратит от нас удачу! Лучше отправляйся на ближайшую станцию, где есть псиграммисты, у меня срочное сообщение. Ты случайно не в курсе, как там с пленниками, удалось их спасти?

— Ты имеешь в виду этих адмиралов? Да, они вернулись и все несколько не в себе. Я понимаю, что тебе все равно, что происходит со старшими офицерами, особенно если они — представители другой расы. Но это все… жуткая вещь.

— Ничего, их вылечат. Прости мне улыбку, но моя жена и сыновья отвечали за спасение адмиралов, и это значит, что они живы.

— Твоя семья в порядке.

— Повтори это!

— Твоя семья в порядке.

— Не смотри на меня, как на идиота, — мне очень приятно это слышать. Теперь, пожалуйста, плесни в стаканы сока за эту весть и давай доставь меня к псиграммистам. У нас очень много дел.

К тому времени, как мы достигли спутниковой станции, у меня было готово письменное сообщение для псиграммистов. Оно было огромным, и в нем сообщалось о логове этих ублюдков, у которых я побывал. Были сведения о их оружии, летном парке, привычках и планах. Я рассказывал о военных и мирных людях Кекконшики. Давал советы, как внедрять здесь цивилизованную жизнь. Инструктировал, где найти Ханасу и как поставить его во главе миротворческой акции. Возмездие, справедливость и все такое прочее могут последовать позже. Сейчас самое главное — нейтрализация серых людей и сохранение наших флангов. Войну нужно выиграть. Я прочитал все донесения. И к тому времени, как мы прибыли на базу Специального Корпуса, у меня в голове созрело множество планов. Они все были навеяны светлым образом женщины, которая мне понравилась. Да не услышит мои слова Ангелина.

— Воздуха… — я задыхался после нескольких минут горячих и страстных объятий. — Как приятно находиться дома!

— Есть немало того, что тебе нужно сообщить, но я считаю, что ты прежде всего хочешь послушать о войне.

— Если ты так считаешь, моя драгоценная. У тебя были проблемы со спасением адмиралов?

— Никаких. Ты здорово все там закрутил. Мальчики быстро всему выучились, и они очень подходят для такого рода работы. Они сейчас в военно-воздушных войсках, занимаются важными вещами. Я очень беспокоилась о тебе.

— У тебя для этого были основания, но теперь все это позади. Ты случайно не прихватила с собой парочку сувениров, когда проходила через сокровищницу пришельцев?

— Я оставила это близнецам, которые идут по стопам своего отца. Думаю, они захватили по щепотке для себя, но этого вполне достаточно, чтобы не бедствовать всю оставшуюся жизнь. Если даст бог и мы выживем.

— Это война, — мое приподнятое настроение моментально исчезло. — Ничего нельзя загадывать наперед. Так что там происходит?

— Ничего хорошего. Как ты уже заметил, пришельцы сами по себе туповаты. Как только с арены убрались серые люди, можно было Предположить, что начнется борьба за власть. Но этого не случилось. У них есть несколько приличных офицеров, достаточно сообразительных, чтобы отразить все наши атаки. Они покинули свои базы. Взяли все, что им нужно, и отправились за нами. Итак, мы отступили и продолжаем отступать. Но делаем вид, что можем противостоять им и боремся, хотя это бессмысленно. Они превосходят нас по численности и вооружены в тысячу раз лучше нас.

— Сколько это может продлиться?

— Не думаю, что очень долго. Мы уже отдали все наши населенные планеты и скоро выйдем в Межгалактику. Больше нам некуда будет отступать. Если так будет продолжаться, чудища вообразят, что они достаточно сильны, чтобы совсем нас уничтожить. Им останется только собрать небольшие силы и держать нас припертыми к стене, а сами они могут начать атаку на планетарные базы.

— У тебя как-то очень мрачно получается.

— Потому что это и на самом деле мрачно.

— Не беспокойся, моя сладкая, — я обнял ее и поцеловал. — Твой маленький Скользкий Джим спасет огромную Галактику.

— Еще раз. Это было бы замечательно.

— Мне приказано явиться сюда, — произнес знакомый голос — чтобы засвидетельствовать, как вы милуетесь и целуетесь. Вы что, не знаете, что идет война? Я должен отвлекаться от своей работы, чтобы сказать вам все это. Вы же знаете, как я занят.

— Скоро будете еще больше, профессор Койпу.

— О чем вы говорите? — гневно прокричал он, повернув ко мне свое некрасивое лицо.

— Я говорю о том, что вам придется создавать оружие, которое всех нас спасет, и ваше имя будет вписано в историю золотыми буквами навсегда: Койпу — Спаситель Галактики.

— Вы — сумасшедший.

— Не думаете ли вы, что так называете меня первым? Всех гениев считают сумасшедшими. Если не хуже. Я прочел рапорт «совершенно секретно» о том, что вы сейчас верите в существование параллельной Вселенной…

— Тихо, дурак! Это тайна. Никто не должен знать. Особенно вы, болтун вы эдакий.

— Честное слово, это произошло случайно. Сейф открылся, когда я проходил мимо, и все бумаги посыпались из него. Но это правда?

— Правда, правда, — пробормотал он, постукивая ногтями по своим зубам с очень несчастным видом. — Я получил разгадку благодаря вашей шальной выходке со спиралью времени, когда вы застряли в петле времени в кусочке прошлого, которого не было.

— Но оно было для меня.

— Разумеется. Об этом я и говорю. Следовательно, если может существовать одно возможное прошлое, значит есть безграничное количество различных прошлых. Это очень логично.

— Конечно, конечно, так оно и есть, — возликовал я. — Вы уже начали эксперименты?

— Да. Я получил доступ в параллельные вселённые, сделал наблюдения и заметки. Но каким образом это может спасти Галактику?

— Сначала один вопрос, если позволите. Есть возможность прохода в эти вселенные?

— Разумеется. Иначе как бы я делал свои наблюдения? Я закинул туда маленькую машину для записи и съемок.

— А большую машину вы можете туда послать?

— Зависит от энергии поля.

— Чудесно. Это и есть ответ.

— Может, этот ответ понятен тебе, Скользкий Джим, — сказала с некоторым удивлением Ангелина, — но у меня нет такого ощущения.

— Ты только подумай, любимая, что можно сделать с такой машиной. Ты помещаешь ее на боевой корабль с большим количеством энергии. Корабль соединяется с нашим космическим флотом и становится во главе его. Наши силы бегут, боевой корабль ковыляет позади, враг стремится вперед, и вдруг силовое поле поворачивается.

— Все эти жуткие ползучие пресмыкающиеся со всем своим оружием проваливаются в другую Вселенную, и угроза исчезает навсегда!

— Я думал о подобном, — скромно признался я, полируя ногти о грудь. — Мы можем сотворить это, Койпу?

— Вполне…

— Тогда давайте пройдем в вашу лабораторию и посмотрим на техническую новинку, а там поглядим, может ли наш план стать реальностью.

Новейшее изобретение Койпу совсем не впечатляло. С виду оно было похоже на скопление коробок, проводов, распиханных по всей комнате. Но он страшно гордился всем этим.

— Форма еще не та, как видите, — сказал он. — Наскоро соединенные компоненты. Я называю его мой параллелизатор…

— Я, пожалуй, не смогу повторить это слово три раза, причем быстро.

— Не шутите, ди Гриз! Это изобретение изменит судьбу известной Вселенной и по крайней мере одной неизвестной.

— Не будьте таким обидчивым, — успокаивающе произнес я, — Ваш гений не останется незамеченным, профессор. Теперь, будьте так добры, и продемонстрируйте, работу вашего параллелизатора.

Койпу засопел и пробормотал что-то себе под нос, колдуя над машиной, поворачивая рубильники и набирая цифры. Обычная процедура. Пока он занимался этим, я тоже кое-что делал. Это «кое-что» не имело никакого научного значения, но было для меня важным — я крепко обнимал Ангелину, которая, в ответ, так же крепко обнимала меня. Профессор, погруженный в свою работу, так и не заметил, насколько мы были погружены в свою работу. Он читал нам лекцию, пока мы впивались друг в друга.

— Точность и четкость — самые важные вещи. Различные параллельные вселенные отделены друг от друга тончайшими перегородками. Вы можете представить себе это? Выбрать одну-единственную вероятность из бесчисленного количества возможных — это самая тонкая часть операции. Естественно, что вероятности, ненамного отличающиеся от нашей, лежат совсем рядом. Те же, что отличаются коренным образом, лежат на большом расстоянии и требуют много энергии. Для примера я возьму ближайшую и открою ей ворота, итак!

Последний выключатель был повернут, и в машине загорелся неяркий свет. Машина загудела со всех сторон, засверкала, издавая резкий запах озона. Я оторвался от Ангелины и со всей осторожностью огляделся.

— Знаете ли, профессор, — сказал я, — мне ничего не понятно.

— Вы — кретин! Смотрите туда, через генератор поля.

Я посмотрел на большую металлическую раму, обвитую медной проволокой и мягко мерцающую. Я все равно не видел того, о чем говорил Койпу. Он от гнева закричал и попытался выдрать клок волос из своей головы, но у него ничего не вышло, так как он был абсолютно лыс.

— Смотрите через поле и вы увидите параллельную Вселенную с другой стороны.

— Я вижу только лабораторию.

— Болван. Это не наша лаборатория, а лаборатория из другого мира. Она существует там так же, как и здесь.

— Восхитительно! — сказал я, улыбаясь и стараясь не расстраивать старину Койпу. Хотя на самом деле я думал, что крыша у него поехала. — Вы считаете, что если я делаю шаг, то могу переступить экран и оказаться в другом мире?

— Вероятно. Но вероятно вы в этот момент и умрете. Я еще не пропускал живую материю через экран.

— Может, пришло время попробовать? — спросила Ангелина, пожимая мне руку. — Только с другой живой материей, не с моим мужем.

Бормоча ругательства, Койпу вышел и вернулся, держа в руках белую мышь. Он поместил мышь в клетку и стал медленно толкать ее к экрану. Ничего не произошло, кроме того, что мышь каким-то образом выбралась из клетки и упала на пол. Она юркнула в сторону и пропала.

— Куда вы ее толкали? — спросил я, быстро моргая.

— В параллельный мир, как я уже объяснял.

— Бедняжка испугалась, — сказала Ангелина. — Но ведь никто ей не причинил вреда.

— Опыты надо продолжать, — сказал Койпу. — Со многими мышами, микроскопическими исследованиями, спектроскопическими определениями факторов…

— В обычных условиях, профессор, — сказал я, — но сейчас идет война, и у нас нет времени на опыты. Есть только один способ прекратить эту тягомотину и узнать все прямо сейчас.

— Нет! — закричала Ангелина, рванувшись ко мне и поняв, на что я намекаю, быстрей, чем профессор. Но она тоже опоздала.

Потому что, как только она закричала, я переступил через экран.

18

Я не ощутил ничего, кроме легкого звона в ушах и мягкого покалывания, может, это было действием моего воспаленного воображения, потому что я ждал каких-нибудь ощущений. Я осмотрелся — все вокруг казалось мне удивительно знакомым, только параллелизатор отсутствовал.

— Джим ди Гриз, немедленно возвращайся, или я отправляюсь за тобой, — сказала Ангелина.

— Сей момент, — ответил я. — Это важная для истории науки минута, и я должен все обследовать полностью.

Меня несколько выбило из колеи то, что пройдя в сторону и, посмотрев через экран, я увидел, как лаборатория вместе с Ангелиной и профессором пропала. Впереди ничего не было видно, все покрылось черной пеленой, плавающей в пространстве. Уголком глаза я заметил, как что-то движется. Это была мышь, она бегала по кабинету и была подвижна, видимо, ей здесь нравилось. Я не мог вернуться, не оставив следа своего пребывания тут. Поэтому я достал ручку и написал на стене: СКОЛЬЗКИЙ ДЖИМ БЫЛ ЗДЕСЬ. Пусть теперь думают, что хотят! В этот момент дверь приоткрылась, и я нырнул назад через экран. Мне не хотелось ни с кем встречаться. Это мог быть мой дубль из параллельного мира и он мог здорово расстроиться.

— Очень интересно, — сказал я. Ангелина обняла меня, и Койпу повернулся ко мне. — Какой самый большой экран вы можете сделать? — спросил я.

— Теоретически нет пределов размерам, потому что он не существует. В данном случае я использовал металлические кольца для сохранения поля, но для теории это несущественно. Если мне удастся создать проект поля без материального содержания, то экран будет достаточно большим, чтобы отослать туда весь флот пришельцев.

— Об этом я и думаю, профессор. Посему отправляйтесь к вашей чертежной доске и покорпите над ней. А я тем временем доложу новости нашему хозяину.

Созвать всех начальников было не очень легким делом, потому как они все с головой погрузились в войну, и были уверены в скорой победе. Мне пришлось действовать через Инскиппа, который применил всю власть Специального Корпуса и созвал людей. Так как они использовали эту базу для разработки оборонных мероприятий, им было просто неудобно отказать гостеприимному хозяину. Я ждал, пока все соберутся, сияющие и хрустящие в новеньких формах, увешанные настоящими медалями, а мою грудь украшали несколько поддельных. Они переговаривались друг с другом, закуривали сигары и косились в мою сторону. Как только они все расселись, я постучал, требуя внимания.

— Господа, к настоящему времени мы проигрываем войну.

— Мы собрались тут не за тем, чтобы ты нам это говорил, — прорычал Инскипп. — Давай к делу, ди Гриз!

— Я созвал вас, чтобы поведать, что конец войне близок. Мы ее выиграем.

Только после этого они прислушались. Это мне и нужно было. Все головы были повернуты в мою сторону, все желтоватые и покрасневшие глаза смотрели на меня.

— Это можно сделать с помощью нового изобретения, названного параллелизатор. Используя его, мы можем отправить флот врага в параллельную Вселенную и больше никогда о нем не услышим.

— О чем говорит этот безумец? — поинтересовался адмирал.

— Я говорю о самом новейшем изобретении, которое даже мое богатое воображение с трудом восприняло, и я полагаю, что ваши закоснелые и окаменевшие мозги вообще не поймут. Но попытайтесь. Попытка не пытка. — При этих словах недовольный шум волнами распространился по комнате, но теперь их внимание было полностью поглощено моей особой. — Теория такова. Мы можем совершать путешествия в наше прошлое, но изменить его мы не в состоянии. Хотя мы все-таки умудрились изменить прошлое, путешествуя туда. Эти изменения произошли там, где оно зависит от настоящего, от того момента, в котором мы живем.

На меня смотрели остекленевшие глаза, но я продолжал:

— Однако, если в прошлом совершены глобальные изменения, у нас получается другое прошлое для другого настоящего. Мы не можем точно знать об этом, потому что нас там нет, но это очевидно для людей, которые там живут. Такие альтернативные нити времени, или параллельные вселенные, существовали всегда, но мы не могли их обнаружить до изобретения нашего гения, профессора Койпу. Его аппарат позволит нам ступить в параллельные миры, или залететь туда, либо добраться до них каким-то неведомым способом. Самое интересное, что можно создать экран такого размера, что в него может уместиться весь флот пришельцев и тут же исчезнуть навсегда, никогда нас больше не тревожа. Есть вопросы?

Конечно, они были, и после получаса детальных объяснений я считал, что их убедил в том, что с пришельцами произойдет что-то ужасное, и война закончится. Короче, план боевых действий они должны одобрить. Были и улыбки, и кивки, даже крики радости и восторга. Когда заговорил Инскипп, стало ясно, что он говорит для всех.

— Мы можем сделать это! Покончить с жуткой войной! Послать флот врага в другую Вселенную!

— Да, так мы и сделаем, — поддержал я начальство.

— Но ЭТО ЗАПРЕЩЕНО, — сказан низкий бестелесный голос. Он говорил из пустого пространства над столом. Это впечатляло, и один офицер от неожиданности схватился за грудь, наверное, у него с сердцем было не все в порядке или это был религиозный ритуал. Но трудно было сбить с тачку Инскиппа — это был крепкий орешек.

— Кто сказал это? Кто из вас опустился до чревовещания?

Раздались оправдательные выкрики, все стали заглядывать под мебель, и замерли, когда голос заговорил снова.

— Это запрещено, потому что аморально, сказано вам.

— Кем сказано? — заорал Инскипп.

— Нами — Моральным корпусом.

Голос уже доносился со стороны открытой двери, он шел откуда-то из глубины, и нам достаточно было секунды, чтоб понять это. Одна за другой поворачивались адмиральские головы и глаза уставились на мужчину, который вошел. Он производил сильное впечатление: высокий, с длинными белыми волосами и бородой, с плеч спадала белая одежда. Но Инскиппа было тяжело вывести из равновесия.

— Вы арестованы, — сказал он. — Позовите стражников и уведите его. Я никогда раньше слыхом не слыхал о Моральном корпусе.

— Разумеется, нет, — сказал мужчина низким голосом. — Мы слишком засекречены для этого.

— Вы засекречены, — усмехнулся Инскипп, — Мой Специальный Корпус тоже засекречен, и люди думают, что это миф и слухи.

— Мне известно об этом. Это не такая уж тайна. Мой Моральный корпус настолько засекречен, что нет даже слухов.

Инскипп стал малиновым и начал раздуваться. Я быстренько стал между ними, пока он не взорвался.

— Это звучит очень интересно, но нам нужны доказательства. Мы можем их от вас получить?

— Разумеется, — он глянул на меня стальным взглядом. — Какой ваш самый секретный код?

— С какой стати я должен вам это говорить?

— О, конечно, нет. Я и так знаю. Это Шифр Васарнап, не так ли?

— Может быть, — ответил я.

— Это так, — сказал он строго. — Отправляйтесь к секретному компьютерному терминалу и дайте ему сообщение в этом шифре. Можете упомянуть, что сообщение исходит от Морального корпуса.

— Я сделаю это, — сказал Инскипп. Агент ди Гриз не знает о Шифре Васарнапа.

Подумать только, как мною он знал. Все взгляды были прикованы к нему, пока он шел к компьютерному терминалу, звеня ключами. Из кармана он вынул шифровое колесико, вставил его в терминал и отпечатал сообщение. Громкоговоритель заскрипел, и монотонный голос осведомился:

— Кто делает запрос?

— Я, Инскипп, глава Специального Корпуса.

— Тогда я отвечаю: Моральный корпус — верхушка секретных сил Лиги. Их приказы должны беспрекословно выполняться. Приказы отдает верховный исполнитель Морального корпуса. В настоящее время им является Джей Ховах.

— Я — Джей Ховах, — заявил пришелец. — Поэтому повторяю. Запрещено отправлять пришельцев в параллельные миры.

— Почему? — поинтересовался я. — Вы хотите, чтобы мы их взорвали?

Он просверлил во мне дыру своими стальными глазами:

— Сражаться в целях самообороны — это не аморально. Это защита своей родины и близких.

— Значит, вы не возражаете против того, чтобы мы их взорвали, но тогда почему мы не можем отправить их в другой мир? Это им повредит гораздо меньше.

— Это им совсем не повредит. Но вы отсылаете отвратительных пришельцев, вооруженных до зубов, с оснащенным современным флотом в параллельную Вселенную, в которой их раньше не было. Вы будете ответственны за убийства всех человеческих существ в той Вселенной. Это аморально. Следует найти путь уничтожения врага без того, чтобы причинять страдания другим.

— Вам не удастся нас остановить, — в гневе прокричал один из адмиралов.

— Я могу, и я сделаю это, — ответил Джей Ховах. — В конституции Лиги Объединенных планет сказано, что никакие аморальные действия, совершенные частными лицами или организациями, которыми руководят частные лица, не будут разрешены. Такое решение было принято и подписано представителями планет. В документе сказано, что в сомнительных случаях необходимо вызывать наш корпус для определения степени моральности. Так что мы — вершина власти, и мы говорим — нет. Найдите другой выход.

Пока Джей говорил, в моей голове одна мысль сменялась другой. Работа эта шла быстро. И вдруг — стоп! Кажется, я что-то придумал.

— Остановите этот базар, — сказал я, потом заорал еще раз, потому что никто не слышал. — Я хочу предложить вам альтернативный план. — Это заставило их притихнуть, и даже Джей замолк, прислушиваясь к моим словам. — Моральный корпус выражает протест по поводу перебросок мерзопакостных пришельцев в параллельный мир, где они станут убивать человеческие существа, живущие там. Это ваш аргумент, Джей?

— Очень грубо, но смысл такой, — ответил Ховах.

— Тогда вы не будете возражать, если мы затолкаем врага в параллельную Вселенную, в которой нет людей вообще?

Он открыл и захлопнул рот несколько раз подряд и был похож на рыбу, которую вытащили из воды. Не найдя, что возразить, он принял свирепый вид. Я закурил сигару. А адмиралы стали бубнить не затем, чтобы предложить свой вариант, а из чувства противоречия и от зависти. Они расстроились, что мое предложение не пришло им в голову раньше. А может быть, галдели они, потому что ничего не понимали, да и как они могли что-то понимать, когда всех их призвали в армию в мирное время.

— Мне, пожалуй, нравится это предложение, — наконец произнес Джей Ховах.

— Тогда, бога ради, действуйте.

Он посмотрел на меня, снял с шеи золотой предмет, похожий на брелок, и свистнул в него. Потом прислушался. И кивнул.

— Да, это не будет аморально. Отослать пришельцев во Вселенную, в которой не существует человечества, можно. Я разрешаю.

— Что происходит? — спросил адмирал, уже совсем ничего не понимая.

— Все очень просто, — объяснил я ему. — Есть миллионы, биллионы, возможно несчетное количество параллельных галактик. Среди них должна быть хотя бы одна, в которой никогда не было Хомо сапиенс. В этой Галактике должны жить только пришельцы, откуда, возможно, они и появились.

— Ты хочешь быть добровольцем и отправиться искать такую Галактику? — спросил Инскипп. — Так, пожалуйста, двигай, ди Гриз, и найди самое лучшее место для боевого флота пришельцев!

— Он не может отправляться один, — объявил Джей Ховах. — Мы долгое время наблюдали за этим человеком, он самый аморальный во всем Специальном Корпусе.

— Очень лестно, — сказал я.

— Посему мы не можем верить ему на слово. В поисках параллельного мира его будет сопровождать наш агент.

— Вот это здорово, — сказал я ему. — Только не забывайте, что сейчас война и мне бы не хотелось, чтобы ваш моралист в свинцовых ботинках, распевающий псиграммы, отставал от меня. Это военная операция, и я буду передвигаться очень быстро…

Я еще не закончил свою мысль, как в дверях появился некто. Я заткнулся, как только увидел ее, так как некто была она. Девушка была так же, как Джей, в белой одежде, однако она отличалась от его одеяния. Самые приятные изгибы тела подчеркивались, выступая под одеждой. Волосы цвета светлого меда, розовые губы, сверкающие глаза. Упаковка морального агента была весьма привлекательной.

— Это агент Инкьюнаба. Она будет вас сопровождать, — произнес Джей.

— Ну, в таком случае, я пересмотрю свои претензии, — начал подлизываться я. — Уверен, что это — образцовый офицер…

— Неужели? — раздался голос из воздуха, второй раз за этот день. Только сейчас он был женский и удивительно знакомый. Я сразу узнал его. — Если ты думаешь, что отправишься один вместе с этой сексуальной стервочкой, Джим ди Гриз, то ты ошибаешься. Так что лучше заказывайте три билета.

19

— Отставить секретные военные переговоры! — простонал Инскипп. — Нас, оказывается, подслушивают? Это твоя жена, что ли? Зачем она шпионит за нами, ди Гриз?

— Голос очень похож, — сказал я спокойно. — Я надеялся, что вы приняли меры предосторожности. Но увы, вас не волнуют интересы государства. Однако мне недосуг. Я должен отправляться на поиски других галактик! Ждите сигнала. Вы скоро получите мой рапорт, господа.

Я вышел, сопровождаемый Инкьюнабой. Ангелина ждала нас в коридоре. Глаза ее горели, как у львицы, руки были похожи на клешни с хищно выставленными ногтями. Она обожгла меня испепеляющим взглядом, потом обратила свой разрушительный взор на Инкьюнабу.

— Ты что, собираешься путешествовать в этом банном халате? — спросила моя жена, температура ее голоса была близка к абсолютному нулю. Инкьюнаба посмотрела на Ангелину сверху вниз, выражение ее лица не изменилось, хотя ноздри широко раздулись и, казалось, испускают пламя, потом девушка сморщилась, будто почувствовала неприятный запах.

— Возможно, я и сменю одежду. Но, во-первых, это мое дело, а во-вторых, мой халат привлекательней и практичней твоего выходного платья.

Не ожидая, когда разразится скандал, я, как трус, отступил и подбросил им миниатюрную дымовую шашку. Это на мгновение отвлекло их внимание. Я быстро заговорил.

— Дамы, мы должны лететь через полчаса, поэтому, пожалуйста, приготовьтесь. Я сейчас иду в лабораторию, чтобы обсудить подробности с профессором Койпу. Надеюсь, что вы скоро ко мне присоединитесь.

Ангелина присоединилась ко мне сейчас же. Судорожно схватив мою руку, она протащила меня по коридору, шипя слова мне прямо в ухо. Потом для их подкрепления еще и укусила меня.

— Один шаг в сторону, один взгляд, одно прикосновение твоей руки к ней и ты — труп, Грязный Старый Джим ди Гриз.

— А как насчет презумпции невиновности? — поинтересовался я, потирая скрутившиеся в трубочки уши. — Я люблю тебя и никого больше. Теперь давай покончим с этим и переключимся на войну. Первым делом навестим Койпу, чтобы узнать, как продвигаются дела с исследованиями.

— У вас только один выбор из возможных галактик, — сказал Койпу, после того, как я объяснил ему ситуацию.

— Что вы имеете в виду? — я был в шоке. — Но ведь их биллионы, несчетное количество. Вы сами об этом говорили.

— Да, говорил. Столько и существует. Но такие крупные предметы, как корабли, мы сможем провести только к шести из них. Потребление энергии резко увеличится, если мы откроем экран шире, чем на два метра. А в узкий вам не удастся протолкнуть много пришельцев.

— Значит, остается шесть вселенных. А почему вы говорите только одна?

— Потому что в остальных пяти существуют и лаборатория, и я сам, кроме того, я видел и других людей. В этой шестой, которую я назвал Космос-6, нет лабораторий или базы корпуса. Экран открывается прямо в межзвездное пространство.

— Его-то мы и должны Исследовать, — сказал золотистый голос Инкьюнабы, которая прошествовала через дверной проем. Она была одета в облегающий космический костюм, высокие черные ботинки. Я успел заметить еще множество других интересных подробностей, хотя за моей спиной находилась Ангелина. В конце концов я отвернулся и стал смотреть на Койпу — уродливое лицо, зато безопасное.

— Значит, мы должны исследовать именно ее? — спросил я.

— Вы весьма сообразительны. Я сконструировал и собрал экран за пределами лабораторного корпуса. Предлагаю вам лететь на космическом корабле меньшего диаметра, я вас проинструктирую.

— Прекрасная идея. Ланцетовидный корабль скаутов, я думаю, нам подойдет.

Я вышел, а мой малочисленный экипаж последовал за мной. Я показал корабль, на котором мы полетим, и мы провели тщательную проверку. Инкьюнаба расположилась в рубке управления, что делало мою жизнь более сносной.

— Я всегда мечтал увидеть другие вселенные, — с восторгом сказал я.

— Заткнись и полетели.

Я вздохнул и связался с Койпу по радио.

— Вы летите по курсу 46 градусов от исходного положения, — сказал он. — Скоро увидите кольцо огней.

— Понял.

— Пролетайте сквозь него. Тщательно наведите курс и оставьте радиомаяк, как положено.

— Сделаем все, как надо. Надеюсь на скорое возвращение.

Корабль проскочил сквозь кольцо, которое пропало из виду очень скоро. Я мог наблюдать в зеркала заднего вида диск, покрытый чернотой, затмевающий свет звезд.

— Курс установлен, маяки выпущены, — сказала Ангелина.

— Ты просто восхитительна. А ты знаешь, я обратил внимание, листая карты, на одну прекрасную звездочку с ускорением в 2g, расстояние до нее около 50 световых лет. Значит, сигналы, которые мы получали были посланы пятьдесят лет назад. А не полететь ли нам туда, чтобы проверить, что делается там, сейчас.

— Да. Кроме этой звезды ты больше ничего не увидишь. Как раз успеем долететь туда, и жизнь кончится.

— Любовь моя! — я взял ее ладони в свои руки. — Мои глаза смотрят только на тебя. — Я заметил, что она улыбается и даже смеется. Мы обнялись. — Ты за мной следила?

— Чуть-чуть. Я подумала — было бы неплохо отправиться в путешествие, а затем и возможность такая нашлась. Но запомни — я сдеру с тебя шкуру, если увижу когда-нибудь возле этой курочки из Морального корпуса.

— Не беспокойся. Я в очередной раз слишком занят спасением Галактики.

Когда мы вышли из искривленного пространства, Инкьюнаба пригласила нас в рубку.

— Есть две населенные планеты возле того солнца, — сообщила она.

— Об этом нам говорят приборы и радио. Мы собираемся на них взглянуть, подлетев поближе.

Корабль совершил прыжок через искривленное пространство и уже входил в атмосферу планеты. Голубое небо, белые облака — приятное местечко. Радио передавало весьма бравурную музыку и иногда взрывалось речами на непонятном языке. Никто из нас не знал его. Какие существа населяли эту планету? Нас это крайне интересовало. Мы опускались все ниже и ниже, пока ландшафт окончательно не прояснился под нами.

— Дома, — сказала Ангелина, ее голос был весьма грустным. — И возделанные поля. Очень похоже на нашу редину…

— Нет, не может быть, — крикнул я и повернул телескоп.

— Как красиво! — ахнула Ангелина, и это действительно было красиво. По крайней мере, в тот момент. Существо со множеством ног тащило за собой плуг. Плугом управляло отталкивающее существо, напоминающее наших домашних врагов.

— Вселенная пришельцев! — я рассмеялся. — Они могут сюда вернуться и жить счастливо очень долго. Давайте возвратимся и доложим эти добрые вести.

— Нет, осмотрим другую планету, — сказала Инкьюнаба очень спокойно, — или проверим получше эту. Нам нужно знать точно, что здесь нет человеческих существ.

Ангелина холодно взглянула на нее, а я вздохнул:

— Конечно. Мы должны это сделать. Осмотреться и выяснить, что тут живут одни пресмыкающиеся. Ну что ж, начнем со второй планеты. Конечно.

Мы подлетели к ней. И снова увидели в телескоп все те же города и веси, деревни и поля. Обитатели этих мест весьма походили на людей.

— Может, они переоделись в людей, — заметил я, — а внутри прячутся насекомые.

— А не разрезать ли нам одного и посмотреть? — совершенно серьезно спросила Ангелина.

— Разрезать живое существо? Да это строжайше запрещено Моральным корпусом.

Слова Инкьюнабы были прерваны треском, раздавшимся в радио. В тот же самый момент на экране вспыхнули красные молнии. Я быстро отвернулся.

— У нас, кажется, скоро начнутся неприятности, — сказал я. — Рвем когти, пока не поздно.

— Я тоже думаю, что стоит поспешить, — поежилась Ангелина.

Но было поздно — к нам приближался отвратительный черный военный корабль. Жерла его пушек были настолько велики, что каждая вполне могла вместить наш кораблик. И, видимо, они не случайно направили их в нашу сторону. Я только потянулся к кнопкам управления, как ощутил толчки и понял, что наш корабль захвачен.

— Я думаю, мне стоит выйти и поговорить с ними, — сказал я, застегивая и расстегивая замок на комбинезоне. — А вы просто отдохните, пока я не вернусь.

— Я пойду с тобой, — твердо произнесла Ангелина.

— Только не сейчас, светоч моей жизни. Считай это приказом. Если я не вернусь, то постарайтесь связаться с нашими и объяснить, что произошло.

С этими словами я вышел и, застегивая скафандр, подлетел к дредноуту, входные люки которого автоматически распахнулись передо мной. Я вошел внутрь с высоко поднятой головой и был несказанно рад увидеть людей. На них была облегающая черная форма, смотрели они тяжелыми глазами.

— Кржти пиклин стимфрх! — сказал мне один из них. В руках у него был большой слиток золота.

— Я, конечно, не сомневаюсь, что это великий язык, только я им не владею.

Он выставил одно ухо и прислушался, потом дал отрывистый приказ. Один из присутствующих убежал и вернулся с металлической коробочкой, с проводами и кнопками. Это был некрасивый шлем. Я шагнул в сторону, но внушительного вида дуло ткнулось мне под ребро. Пришлось отказаться от дальнейших попыток оказывать сопротивление. Мне на голову водрузили эту штуку, были сделаны все соответствующие приготовления, и офицер заговорил снова.

— Сейчас ты меня понимаешь, назойливый червяк?

— Очень хорошо понимаю, и нет нужды говорить со мной в таком тоне. Мы прибыли к вам издалека не для того, чтобы выслушивать ругательства.

Он втянул губы, потом обнажил свои зубы, и я решил, что сейчас он вонзит их в мое горло. Остальные застыли, тяжело дыша.

— Да ты знаешь, кто я! — заорал он.

— Нет, и меня это нисколько не волнует. Потому что ты не знаешь, кто я. Ты имеешь счастье лицезреть первого посла, из параллельной Вселенной. Так что не мешало бы и поздороваться.

— Он говорит правду, — сказал техник, наблюдая за своими непонятными приборами, усеянными иголками.

— Да ну? Тогда другое дело, — сказал офицер, моментально успокоившись. — Ты, конечно, не знаешь о строжайшем карантине. Меня зовут Кангг. Пойдем выпьем, и ты мне расскажешь, что ты тут делаешь.

Напиток был не таким уж плохим, и все они слушали, поражаясь моему рассказу. Я почти все уже сообщил им, когда они послали за дамами, и мы все, дружно чокнувшись, выпили.

— Прекрасно, удачи тебе в твоих делах, — произнес Кагат, подымая свой стакан. — Я не завидую твоей работе. Но, как видишь, у нас свои проблемы с пришельцами, и меньше всего нам хотелось бы, чтобы они посетили нас. Наша война закончилась около 1000 лет назад и очень нас вымотала. Мы взорвали все корабли пришельцев и теперь уверены, что эти мерзкие пресмыкающиеся никуда не денутся со своей планеты. Они, конечно, готовы вцепиться нам в глотки в любой момент, так что мы постоянно наблюдаем за ними с таких патрульных кораблей, как мой.

— Мы вернемся домой и я доложу, что это аморально посылать сюда флот, — сказала Инкьюнаба.

— Мы можем подарить вам несколько боевых кораблей, — предложил Кангг. — Мне действительно неприятно, что мы не можем вам оказать услугу.

— Я доложу о вашем предложении, спасибо, — сказал я. — Но боюсь, что нам придется принять более решительные меры. Сейчас нам нужно вернуться, потому что надо принимать решение.

— Надеемся, рано или поздно вы избавитесь от них. Эти ползучие гады могут быть очень подлыми.

Мы были расстроены. Но ничего не поделаешь, приходится возвращаться обратно, несолоно хлебавши. И все-таки, наверное, выпивка параллельного мира сделала свое дело с моим мозгом, а может, отчаяние достигло апогея, только меня вдруг осенило.

— Я нашел! — закричал я, выплескивая в крике всю неудержимую радость. — Ответ на все наши проблемы.

Мы проскочили сквозь экран и я совершил сумасшедшую посадку возле ближайшего шлюза.

— Сейчас все узнаете. Идите за мной.

Я помчался вместе с девочками, ворвался в конференц-зал с собравшимися начальниками, желающими узнать, почему их так срочно собрали.

— Значит, мы можем отослать к ним пришельцев? — спросил Инскипп.

— Ни в коем случае. У них есть проблемы со своими пришельцами.

— Тогда, что же нам делать? — промяукал адмирал — божий одуванчик. — Шесть параллельных галактик и во всех живут люди. Куда же мы отправим пришельцев?

— Не в эти галактики, — сказал я. — Придется отсылать их в другое место. Я посоветовался с Койпу, и он считает, что это возможно. Сейчас он занимается расчетами.

— И куда же, по-твоему, мы должны их послать? Докладывай, — приказал Инскипп.

— Мы забыли, что существует маршрут — путешествие во времени. Мы пошлем их сквозь время.

— Неужели в прошлое? — удивился шеф.

— Нет, это нецелесообразно. Они будут держаться поблизости, дождутся того момента, когда появятся люди, и уничтожат нас. Нет, в прошлое не пойдет. Мы отошлем их в будущее.

— Вы сумасшедший, ди Гриз. Что это нам даст?

— Подумайте, мы посылаем их на столетие вперед. Пока они будут там, лучшие умы всей Галактики будут думать, как их уничтожить. У нас будет целых 100 лет для обдумывания. Мы изобретем что-нибудь, и когда они появятся через 100 лет, наш народ позаботится о том, чтобы угроза, исходящая от них, исчезла раз и навсегда!

— Прекрасно! — сказала Ангелина. — Мой муж — гений. Устанавливайте машины и отправляйте их в будущее.

— ЭТО ЗАПРЕЩЕНО, — произнес низкий голос откуда-то сверху.

20

Последовавшая за этим полная тишина длилась не дольше двух ударов сердца, потом была прервана самым жутким образом: Инскипп вскинул свое ружье и стал стрелять в потолок.

— Секретное заседание! Сверхсекретное! И постоянно нас подслушивают. Я не удивлюсь, если нас начнут показывать по телевизору.

Он выхватил оружие. Он был разгневан и оттолкнул адмиралов, которые пытались его успокоить. Я перепрыгнул через стол и обезоружил его. Притом, пришлось применить силу. Может быть, я перестарался. Он почти упал, глаза его остекленели. Я посадил его в кресло, он принялся что-то бормотать себе под нос.

— Кто вмешался в наше заседание? — спросил я, когда наступила тишина.

— Я, — сказал человек, появившийся из воздуха, все это сопровождалось резкими рвущимися звуками. Он остановился неподалеку от стола и спрыгнул на пол.

— Я быль, которая говориль, благородный сер. Я высокий Га Бинетто.

Он выглядел очень интересно, одет был в мешковатый вельветовый костюм, на голове — огромная шляпа с пером, свои усы он завивал кольцами одной рукой. Другая рука отдыхала на эфесе шпаги. Поскольку Инскипп продолжал что-то бормотать, я был вынужден говорить с ним как главный.

— Нас не интересует твой рост, скажи, как твое имя?

— Имя? Имья — понял. Я называюсь Га Бинетто.

— Кто дал тебе право врываться сюда на тайное совещание?

— Несомненно, нет никаких тайн от Полиции времени.

— Полиция времени? — это было что-то новенькое. — Путешественники во времени из прошлого? — такой поворот запутал даже меня.

— О Боги, кинжалы, слуги, нет. Зачем вы так думайт?

— Я так думайт, потому что ваш язык вышел из употребления 2200 лет назад.

Он метнул в меня недобрый взгляд и неуловимым движением коснулся эфеса своей шпаги.

— Не будь таким чертовски высокомерным, — отщелкал Га Бинетто. — Ты прыгаешь по времени на одной ножке, изучаешь, все наречия и диалекты. Но ты бы не смог так быстро…

— Давай вернемся к нашему делу, — прервал я его. — Ты Полиция времени, но ты прибыл не из прошлого. Я не ошибусь, сказав — ты наверняка из будущего. Я отгадал? Ну кивни, если отгадал. Вот так. Довольно честно. Теперь ответь мне, почему мы не можем отправить пришельцев на парочку-другую сотню лет вперед?

— Потому что это запрещено.

— Ты уже это говорил. Теперь, как насчет обоснования?

— Мне нечего вам сказать, — холодно и злобно покосился он на меня. — Мы могли послать сюда водородную бомбу вместо меня, так что, как насчет того, чтобы заткнуться и выслушать?

— Он прав, — проквакал один из божьих одуванчиков-адмиралов. — Добро пожаловать в наше время, прославленный путешественник во времени. Давайте нам ваши инструкции, пожалуйста.

— Это мне нравится больше. Уважайте то, что достойно уважения, если ничего не понимаете. Все что вам положено знать — это то, что основная работа Полиции времени — охранять время. Мы Следим, чтобы не случались парадоксы, чтобы не злоупотребляли путешествиями во времени. А твое предложение — чистой воды злоупотребление. Сама ткань времени может порваться после таких событий. Это запрещено.

После его слов в зале установилась мрачная тишина. Я лихорадочно размышлял, что делать дальше?

— Скажи мне, Га Бинетто, — спросил я. — Ты человек или пришелец в оболочке?

— Я такой же человек, как и ты, — гневно ответил он. — Может, даже еще больший.

— Отлично. Если ты человек из будущего, значит пришельцы не уничтожили всех людей в нашей Галактике, как они хотят это сейчас сделать. Так?

— Так.

— Как же мы выиграли войну?

— Войну выиграли… — Он захлопнул свой рот и стал красным как рак. — Это информация из будущего, я не могу вам сообщать никаких сведений. Выпутывайтесь сами.

— Не вертите перед носом вашим хромированным эфесом, — взревел Инскипп, наконец придя в себя. — Вы сказали, что мы должны остановить план спасения человечества. Мы подчинимся вам, но при условии, если вы скажете, что нам дальше делать. В противном случае мы будем действовать согласно своему плану.

— Я не могу вам ничего сказать. Это строго запрещено.

— Тогда хотя бы намекните, — предложил я.

Он подумал немного, потом улыбнулся. Мне очень не понравилась его улыбка. Затем он произнес странные слова.

— Подумайте о своем уме, ди Гриз. Там и ищите разгадку. Она полностью в уме.

Он растворился в воздухе, щелкнул каблуками и пропал.

— Что он хотел этим сказать? — спросил Инскипп, нахмурясь в глубокой сосредоточенности.

Что же он хотел сказать? Он обратился непосредственно ко мне, так что я и должен решить этот ребус. Первая часть высказывания была произнесена специально, чтобы запутать меня, он вспомнил о моем уме. «Она полностью в уме». В чьем уме? Моем? Что это значит? На что он намекает? Возможно, мы что-то говорили об уме до этого? Да нет, вроде, ничего. Я был обескуражен.

Инкьюнаба полусонно глядела в никуда, наверное, была погружена в свои высокоморальные мысли. Мне кажется, она значительно лучше выглядит, когда молчит. Чего не скажешь об Ангелине. Ее прелестные брови были нахмурены, ее мозг напряжен, как и тело. Она сузила глаза, потом вдруг широко раскрыла их. Потом улыбнулась. Когда она поймала мой взгляд, ее улыбка стала еще шире, и она мне подмигнула. Я поднял брови в немом вопросе, и она мне незаметно кивнула. Если я правильно понимаю ее жесты, она решила эту запутанную задачу. Наглядевшись, как отвратительно относятся серые люди к своим женщинам, я стараюсь быть их противоположностью. Если Ангелина знает ответ, то я буду смирным и покорным и с благодарностью выслушаю ее. Я наклонился к ней поближе и изобразил на лице внимание.

— Ну, рассказывай, если поняла, в чем дело, — попросил я.

— А ты ведь и вправду поумнел с годами, мой дорогой, — она чмокнула меня и повысила голос: — Господа. Ответ очевиден.

— Возможно, но только не для меня, — сказал Инскипп.

— Он лежит в уме, как сказал этот тип. Думаю, он имел в виду в управлении мыслями…

— Серые люди! — вскричал я. — Кекконшикские копатели мозгов!

— Я все равно не…

— Потому что вы в состоянии видеть только физические сражения, Инскипп, старый вояка, — сказал я. — Конечно, управление мозгом — об этом намекал путешественник во времени, и это закончит войну раз и навсегда.

— Как?

— Мы должны изменить мысли пришельцев, научив их любить человечество. И любовь эта повернет всю их мощь на восстановление разрухи и сделает эту Вселенную образцом для всех миров Галактики. А кто у нас признанные мастера по воздействию на умы? Никто, кроме жителей Кекконшики. Они рассказывали мне, что их психотехники могут работать со всеми расами. Давайте соединим их изобретения и наш опыт.

— А как это сделать? — спросил адмирал.

— Детали обсудим позже, — сказал я, не имея ни малейшего представления о подробностях. — Прикажите подготовить боевой крейсер, проследите, чтоб на борту была мощная группа десантников. Я опять на пути к спасению Галактики.

— Я не уверена в этом, — сказала Инкьюнаба — Меня смущает процедура манипуляции умов… — при этих словах она шумно рухнула на пол.

— Бедняжка! Она упала в обморок, — сказала Ангелина. — Все эти стрессы очень действуют, знаете ли. Я отнесу ее в комнату.

Я видел свою жену в работе и раньше. Но сейчас она была неподражаема. Как только она вынесла бесчувственное тело из зала, я начал быстрее действовать, как бы наверстывая время, которое я потерял, когда агент меня дурачила.

— Пришлите боевой крейсер! Прикажите принять меня на борт.

— Правильно, — сказал Инскипп. — Итак, наш ди Гриз уже в пути. Он устал от того, что за его действиями постоянно следила женщина — наблюдатель из Морального корпуса. Она ушла вовремя, ее обморок нам на руку.

Мы совершили быстрый и тихий полет. Из соображений безопасности я отключил радиосвязь от передающей станции и приказал псиграммисту не получать сообщений, которые нам посылали. Итак, на экранах появился холодный мир Кекконшики, и меня никто не отзывал обратно. После долгого и тщательного обдумывания я, наконец, понял, что нужно делать.

— Снимите засекреченность и свяжитесь с наземными службами, — приказал я.

— Они на связи, — ответил оператор. — Но они в воздухе. Их корабль все еще на орбите.

— Что происходит?

— На связи командир, сэр.

На экране появился офицер с перевязанной головой. Он отдал честь, когда заметил золотую тесьму, украшавшую плечо моего мундира.

— Они требуют войны, — сказал он. — Мне был дан приказ усмирить планету, но не взрывать ее. Итак, когда все мои попытки добиться мира провалились, я отступил. После нейтрализации их кораблей.

— Они же знают, что не могут выиграть.

— И мы с вами Это знаем. Так попробуйте втолковать то же самое этим придуркам.

Этого следовало ожидать. Фаталисты из Кекконшики предпочтут скорее умереть, чем сдаться. Причем сдаться миру, которого они совсем не знают — это совершенно чуждая концепция их Морали философии выживания. Но нам нужна была их помощь. На этой планете оставался один человек, надеюсь, он еще жив, который смог бы все организовать.

— Оставайтесь на орбите, командир, и ждите дальнейших указаний. Корабль присоединится к вам после того, как я свяжусь с планетой. Вы услышите от меня, когда нужно будет приземляться.

В течение целого часа я отдавал приказы, собирал оборудование, которое мне могло понадобиться, и опустился на белоснежную простыню планеты. Гравшют замедлил мой спуск, и инфраскоп улучшил видимость сквозь падающий снег. Я направился к знакомому зданию и спрыгнул поблизости от него. Было по-настоящему холодно и уныло. Я надеялся, что вижу этот замороженный мир в последний раз. Вначале предполагалось, что я приземлюсь и войду в центральные двери в сопровождении группы десантников, которая уничтожит противника. Но это было не совсем то, что мне нужно. Мне следовало тихо и незаметно встретиться с Ханасу, пока никто не сообразил, что я вернулся. После недолгих размышлений я решил повторить свой старый путь по крыше. Помолясь, я открыл дверь-люк и после упорных стараний, пыхтя и отдуваясь, проник вовнутрь. Первая стадия была завершена. Я снял скафандр, открыл двери и тихонько прошел вниз по коридору.

— Ты враг и должен быть убит, — ровным голосом произнес маленький мальчик и бросился на меня.

Я отступил в сторону, так что он поскользнулся и упал, представляя из себя прекрасную мишень. Игла из моего ружья прошла сквозь его брюки. Он вздохнул и расслабился. Я взял его подмышки и пошел вперед, стараясь идти тихо. К тому времени, когда я толкнул двери кабинета Ханасу, на мне уже висело четверо удальцов, и я поневоле сгибался под их тяжестью. Он глянул на меня из-за стола и, если бы мог улыбаться, то непременно бы улыбнулся.

— Все сработало так, как мы планировали? — спросил он. — Сообщение было получено, и ты благополучно сбежал.

— Да, все так, но теперь я вернулся. С маленькими друзьями, которые были совсем не рады меня видеть.

— Они слушают радиопередачи Коума и они не знают, чему верить. Они в полном смятении.

— Ладно, пожалуй, хватит таскаться с ними. Позвольте мне устроить их поудобнее на вашем полу.

— Я использую питатель аксонов. Они все забудут.

— Только не сейчас. Они будут спать довольно долго, чтобы не беспокоить нас. Теперь скажите мне, что произошло с тех пор, как я улетел.

— Неразбериха и сумятица. В нашей Морали философии написано, что делать в таких случаях. Поэтому, когда Коум издал свои приказы бороться или умирать, его поддерживали. Каждый может это понять. Я сам не мог противостоять ему, поэтому я ничего и не делал. Просто ждал.

— Очень мудро. Но теперь я здесь, а значит нужно кончать с ничегонеделанием. Меня гораздо больше устроит, если вы будете делать то, что нам нужно.

— А что вам нужно?

— Убедить ваших людей, что пора опять надеть оболочку пришельцев и вернуться к ним для того, чтобы управлять ими.

— Я не понимаю. Ты хочешь, чтоб они преисполнились ратного духа и продолжали войну?

— Нет. Как раз наоборот. Я хочу, чтоб они остановили ее.

— Ты должен объяснить. Это выше моего понимания.

— Позвольте мне вначале задать вам вопрос. Можно ли использовать генераторы синапсов на пришельцах? Это понадобится затем, чтобы убедить их, что люди на самом деле прекрасны. Да, у нас влажные глазные яблоки и мы потеем. Но наши пальцы не так уж отличаются от щупальцев, если хорошо присмотреться. Вы можете это сделать?

— Очень просто. Пришельцы весьма примитивны, ими очень легко управлять. Когда мы только пытались убедить их начать вторжение, то поначалу столкнулись с равнодушием. Чтобы преодолеть его, мы научили их вожаков ненавидеть людей. Потом с помощью пропаганды они обработали и остальную часть населения. Это заняло довольно много времени. Именно так все и было.

— Можно этот процесс обучения повернуть вспять?

— Надо подумать. Но удастся ли вам убедить мой народ сделать все это?

— Вы задаете сложный вопрос. Для того, чтобы решить его, я и прибыл сюда. — Я стал ходить по комнате, переступая через тела спящих мальчишек. — По-моему, для достижения нашей цели необходимо прибегнуть к помощи учения Морали философии, как вы здесь это практикуете. Я был неправ и раздражен, когда говорил вам, что эту культуру следует уничтожить. Так нельзя. Она чрезвычайно жизненная и содержит элементы, которые следует изучать всему человечеству, чтобы извлечь из них пользу. Ее неправильно использовали, ею злоупотребляли. Есть в Морали философии нечто изначально завоевательное?

— Нет. Мы учили ненавидеть тех, кто нас тут бросил, оттого что нам нужно было верить, что они никогда не вернутся и не спасут нас. Мы должны были спасать себя сами. Выживание — это начало и конец. Все, что направлено против — это ошибка.

— Тогда разговоры Коума о расовом самоубийстве — это ошибка?

Даже для людей Кекконшики Ханасу выглядел испуганным.

— Ну конечно! Его философия идет против закона. Теперь предстоит проповедовать ее в открытую.

— Нам с вами предстоит большая работа. Теперь снова подумайте о законах Морали философии. Вы выжили. Вы — выше всех среди человечества. Вы ненавидите тех, кто вас бросил много лет назад. Но люди, дожившие до нынешних времен, даже понятия не имеют об этом. Они ничего не знали о том, что вас оставили здесь. Они никак не ответственны за это. Следовательно, совсем необязательно ненавидеть их. И более того, поскольку Кекконшики является высшей расой, вы сами ответственны и должны помочь им выжить, когда им грозит опасность. Как это сочетается с Моралью философии?

Ханасу замер с широко раскрытыми глазами, по которым было видно, что мысли вихрем проносятся в его голове, сменяя одна другую.

— Все так, как ты говоришь. Это никем не изученная новая идея: соединить Мораль философии с новой ситуацией. До этого никто не додумался. Просто не было таких ситуаций, которая сложилась сейчас. Мы ошибались, и только теперь я вижу насколько. Мы неверно воспринимали других людей. Мы были эмоциональны. Мы нарушили основные законы Морали философии. Когда я всем объясню это, уверен, что меня поймут. Мы спасем человеческую расу. — Он повернулся ко мне и хлопнул по руке. — Вы спасли нас от самих себя, мой друг. Мы разрушили нравственность. Настало время исправить все. Я пойду в народ и буду говорить с ним.

— Давайте вначале все обдумаем. Мы должны быть уверены, что Коум не выстрелит сначала, а потом вступит в дискуссию. Если мы сумеем удержать его и утихомирить, как вы думаете, вы сможете договориться с войсками?

— Несомненно. Никому и в голову не придет сомневаться.

Будто по чьей-то команде группа мальчиков распахнула двери. Их было огромное множество, они заполнили дверной проем. Все они были вооружены. Их вел учитель, который целился из ружья прямо в меня.

— Бросьте оружие, — приказал он. — Я выстрелю и убью вас, если вы не подчинитесь.

21

Разумеется, мое ружье было отставлено в сторону, но я был в хорошей форме и не преминул этим воспользоваться. Я присел и сгруппировался, как только дверь заскрипела. Теперь я медленно поднимался, позволив дулу сопровождать мои движения. Итак, я был безоружен и понимал, какая смертельная опасность — ружья в руках этих ребятишек.

— Не стреляйте, вы меня простудите, — выкрикнул я.

— Что все это значит? — спросил Ханасу, медленно направляясь к двери. — Опустите винтовки. Это приказ.

Мальчики мгновенно подчинились, они знали, кто тут Директор, но учители колебался:

— Коум сказал…

— Коума здесь нет. И Коум ошибается. Я приказываю вам в последний раз опустить винтовки.

Учитель еще минуту стоял в раздумье. Ханасу показалось, что это слишком долго, и он, повернувшись ко мне, приказал:

— Стреляй в него.

Естественно, я выстрелил, и он мягко повалился на пол со снотворной иголкой в шее, хотя мальчики и не знали этого. Ханасу это не волновало. Он не привык к тому, что его приказы не выполняются.

— Подыми эту винтовку, — приказал он рядом стоящему мальчику. — И созови общее собрание всей школы. Немедленно.

Они на секунду подняли ружья и тут же опустили. Я оттащил тело учителя и положил его рядом с лежащими мальчиками. Ханасу закрыл дверь. Он обдумывал свое выступление.

— Значит, мы сделаем вот что, — в конце концов сказал он. — Я буду агитировать, опираясь на язык Морали философии. Их встревожили внутренние конфликты, и сейчас эта проблема будет решена. После того, как они поймут, что происходит, мы отправимся в космопорт. Там Коум и его активисты. Я буду говорить с ними и, надеюсь, что они присоединятся к нам. Тогда ты вызовешь свой корабль, он сядет, и мы перейдем ко второй части нашей программы.

— Задумано прекрасно. Что будем делать, если они не согласятся с вами?

— Им придется сделать это. Их убеждать буду не я, а текст Морали философии, в подлиннике, так, как он написан. Как только они поймут это, то и не подумают спорить или возражать, они просто подчинятся.

Его голос звучал так уверенно, что я поверил в успех задуманного нами.

— Может, мне стоит пойти с вами? Мало ли что может случиться.

— Ты останешься здесь, пока тебя не вызовут.

Ханасу вышел, а мне ничего не оставалось делать, как только ждать его. Ряд неподвижных фигур привел меня в уныние, и я включил радио, выйдя на связь со своим кораблем. Надо было сообщить им, что здесь происходит. Им надлежало находиться на орбите, над космопортом и ждать дальнейших приказов. Я только отключил связь, как раздался стук в дверь.

— Пойдемте со мной, — приказал мальчик с суровым лицом.

Я подчинился. Меня ждал Ханасу у открытых центральных дверей, со всех сторон его окружали мальчики и учителя.

— Мы идем в космопорт, — сказал он. — И будем там с наступлением рассвета.

— Никаких проблем?

— Разумеется, нет. Я могу только сказать, что рассеял их сомнения и преподнес новую интерпретацию правил Морали философии. Мне кажется, они все поняли. Мои люди выносливые, они черпают силу в подчинении. Сейчас они стали еще сильнее, потому что подчиняются разумным идеям.

Ханасу вел единственную машину, которая медленно двигалась во главе процессии, и я был рад ехать рядом с ним. Учителя и ребята поспевали за нами, скользя на лыжах. Притом марш-бросок они совершали безропотно, не обращая внимания на то, что спали всего один час. Да, дисциплина здесь была железная. Ничего не стану говорить о кекконшикианских машинах, и вообще о транспорте. Несмотря на то, что этот переезд был несколько помягче, чем предыдущий, и Ханасу ехал медленней, чтобы лыжники успевали за ним, мы здорово устали, пока доехали до цели. Мы подъехали к воротам космопорта одновременно с рассветом, озарившим утренний снежный буран первыми неяркими лучами солнца. Два охранника вышли из будки и бесстрастно смотрели на машину и лыжников, будто это происходило каждый день.

— Доложите Коуму, что я хочу его видеть, — приказал Ханасу.

— Никому не разрешен въезд. Указание Коума. Все враги должны быть уничтожены. В вашей машине враг. Убейте его.

Ханасу властно произнес:

— Четырнадцатое правило Устава подчинения гласит, что вы должны подчиняться приказам одного из Десяти. Я приказал вам. Никто не имеет права приказать убивать. Отойдите в сторону.

Какие-то чувства проступили на лице охранника, но тут же исчезли. Он отступил назад.

— Проезжайте, — сказал он. — Коум будет информирован о вашем прибытии.

Выстроившись в линию, наши юные и дряхлые захватнические силы прошли по территории космопорта к административному зданию. Мы прошли возле установки противовоздушной обороны, и человек, управляющий ею, не сказал нам ни слова, вообще не попытался нас остановить. Наступил серый студеный рассвет, укутанный в снежные хлопья. Наша машина остановилась перед главным входом, и Ханасу, кряхтя, вылез из машины. Дверь здания распахнулась. Я остался в кабине, желая оставаться незамеченным. Коум с дюжиной сопровождающих вышел быстрым шагом, все они были вооружены. С ужасом я подумал, что в нашем отряде оружие есть только у меня.

— Возвращайся в школу, Ханасу. Ты здесь не нужен, — прокричал Коум.

Ханасу не обратил никакого внимания на него и продолжал идти вперед, пока не столкнулся с ним лицом к лицу. Когда он заговорил, его голос звучал очень громко, так, что все могли его слышать.

— Я обращаюсь к вам всем, сейчас же уберите оружие, потому что вы поднимаете руку на правила Морали философии. Согласно этим правилам мы не должны вести себя, как слабые расы. По этим правилам мы не имеем права совершать убийства, вступая в борьбу с другими расами, которые превосходят нас по численности миллион к одному. Если мы начнем войну, как это делаем сейчас, то сами будем убиты. Неужели вы забыли чему учит нас Тысяча? Вы должны…

— Вы должны отсюда убраться, — призвал Коум. — Это вы сами нарушили правила. Уходите, или будете убиты. — Он поднял ружье и прицелился.

Я выскользнул из машины.

— На вашем месте я бы этого не делал, — сказал я, прицеливаясь из своей винтовки.

— Вы привезли сюда чужака! — голос Коума дрожал. — Мы уничтожим и его, и вас…

И вдруг наступила леденящая душу тишина и затем послышался громкий хлопок — это Ханасу подошел к нему и влепил пощечину.

— Вы объявлены вне закона, — сказал Ханасу. — Мы пришли арестовать вас. С вами покончено.

— Покончено? Только не со мной! — рявкнул Коум, он взревел от ярости и вскинул ружье.

Я отпрыгнул в сторону и хотел выстрелить, но мне помешал Ханасу. Со всех сторон доносились выстрелы.

Я не сразу понял, в чем дело, но потом до меня дошло — это люди Коума Стреляют в своего предводителя. Видимо, он им всем порядочно надоел. А скорее всего, правила Кекконшикианской Морали уничтожили его. Им приказали, и они выполняли приказ. Тиран рухнул на землю. Как будто ничего не произошло, спокойный и невозмутимый, Ханасу стал объяснять людям свою интерпретацию закона. Они заметно успокоились. К ним вернулись твердость и цельность, структура и порядок. Безжизненное тело Коума больше никого не интересовало.

— Вы можете спускаться, — передал я своим.

— Не можем. Старший по званию отменил ваши приказы.

— Отменил? — закричал я в микрофон. — Что за чепуха? Вы посадите ваши тарелки в космопорту или я поджарю вашего командира и съем его на обед.

— Мы не можем этого сделать. Срочно вызван катер. Через три минуты он прибывает.

Связь прервалась, и я уставился на радио. Что за дела творились? Все больше и больше мужчин подходили послушать Ханасу. Ситуация складывалась в нашу пользу, победа была близка, а у меня неожиданно появились неприятности. Разведывательный катер прорвался сквозь шторм и опустился рядом со мной. Люк распахнулся, и из катера вылез человек, которого я меньше всего хотел видеть сейчас здесь.

— Вы! — удивился я.

— Да, это я. И как раз вовремя, чтобы предотвратить нарушения морального этикета.

Это был Джей Ховах, глава Морального корпуса. Было ясно, зачем он сюда прилетел.

— Мне кажется, вы несколько некстати, — сказал я. — Кроме того, вы одеты не по погоде, я предлагаю вам вернуться, откуда прибыли.

— Мораль обязывает, — ответил он, стуча зубами, так как никто его не предупредил, какой здесь климат, и на нем был только легкий банный халат.

— Я пыталась ему втолковать, но он и слушать меня не хочет, — донесся до меня еще более знакомый голос, и из-за его спины выскочила Ангелина.

— Любимая! — воскликнул я, и мы обнялись, но тут Же отпрянули друг от друга, потому что голос Джея Ховаха встрял между нами.

— Я полагаю — ваша миссия здесь сводится к тому, чтобы убедить этих людей использовать псиконтроль на пришельцах ради победы. Это аморально и не будет применено.

— Кто это такой, чего ему надо? — спросил Ханасу своим ледяным тоном.

— Его зовут Джей, — сказал я. — Он возглавляет наш Моральный корпус. Он следит за тем, чтобы мы не совершали поступков, нарушающих наш моральный кодекс.

Ханасу окинул прибывшего взглядом с ног до головы и брезгливо сморщился, будто перед ним была ничтожная вошь, затем он повернулся ко мне.

— Достаточно я на него насмотрелся, — сказал он. — Можете его увести. Пусть ваши корабли приземлятся, чтоб мы могли провести нашу операцию.

— Мне кажется, вы меня не слышали, — прошипел Джей Ховах сквозь стиснутые зубы. — Такая операция запрещена. Это аморально.

Ханасу медленно развернулся к нему и облил его холодным, арктическим презрением.

— Не говорите со мной об аморальности. Я — Лидер Морали философии, и только я могу толковать закон. То, что мы сделали с пришельцами для того, чтобы начать войну, было ошибкой. Сейчас мы, используя ту же Технологию, должны ее исправить.

— Нет! Вторая ошибка первую не исправит. Это запрещено.

— Вам не удастся нас остановить, потому что у вас здесь нет никакой власти. Вы можете приказать, чтобы нас убили, и только это нас остановит. Если нас не убьют, то мы будем продолжать то, что начали, согласно нашему Моральному кодексу.

— Вас остановят…

— Только смерть. Если вы не в состоянии приказать, чтоб нас убили, отойдите в сторону и не мешайте.

С этими словами Ханасу ушел. Джей несколько минут подвигал челюстями, но говорить не смог. От холода он сделался синим. Я жестом подозвал двух мальчиков.

— Вот что, парни. Помогите этому бедному старому джентльмену вернуться на корабль, чтоб он мог согреться и решить старую философскую проблему о движении непреодолимых сил, встречающих на пути неподвижный объект.

Джей пытался протестовать, но был взят в очень крепкие объятия и препровожден на корабль.

— Что еще произошло? — спросила Ангелина.

— Кекконшикианцы сорвались с цепи, вышли из-под контроля, и им не терпится закончить войну, то есть выиграть ее вместе с нами. Моральный корпус не сумеет остановить их, так как остановить их может только смерть, а это несовместимо ни с каким кодексом. Так что педант Джей и его помощница Инкьюнаба бессильны как-либо повлиять на серых людей. Они могут приказать нам не оказывать помощь кекконшикианцам, но им нужно найти оправдания своему дурацкому приказу, а это не так-то просто.

— Мне кажется, нет, я просто уверена, что ты прав. Что же нас ждет дальше?

— Дальше? Конечно же, я вторично спасу Галактику.

— Ты самый замечательный муж во Вселенной, — сказала она и подкрепила свои слова звучным поцелуем.

22

— Это в самом деле впечатляющее зрелище, ты не находишь? — спросил я.

— Мне они кажутся отвратительными, — ответила Ангелина, морща свой очаровательный носик. — . Только что не воняют.

Ангелина частично была права. Они в самом деле выглядели отвратительными. Мы стояли перед главной кабиной космического лайнера и руководили работами. Перед нами простирались ряды тяжелых кресел. Их было штук пятьсот. В каждом кресле притаился или небрежно развалился, а то и растекался один из пришельцев. Все это должно было радовать глаза наших врагов, потому что все эти чудища были скопированы с той оболочки, в которой я появился перед ними в первый раз. Представители расы гештункенов. Однако, если бы наши враги знали, кто прячется под этими прекрасными влажными кожами, то это не порадовало бы их сердца. Внутри чучел прятались мрачнолицые кекконшикианцы. В каждый хвост был вмонтирован синаптический генератор с большем запасом энергии. Наш крестовый поход за мир начался. Организовать его было не так-то легко. Моральный корпус продолжал выступать против нашего вмешательства в мозги врага. Но их власть не поддерживали правительства планет и начальники департаментов. Еще раз я благословлял запутанность бюрократического клубка. Пока приказы подписывались, издавались и проходили свой долгий путь к нам в Специальный Корпус, мы разработали программу, как обойти эти приказы, прежде чем они поступят. Техники, которые знали все, были упрятаны, кто куда, и их следы терялись. Возмущенный профессор Койпу был поднят глубокой ночью со своей постели и оказался в открытом космосе, где ему пришлось надеть носки. Планета с высокоорганизованной автоматикой скооперировалась с нами, и туда были отправлены добровольцы с Кекконшики. Пока изготавливались оболочки гадких пришельцев, Ханасу обучал всех по программе псиконтроля. Мы едва укладывались со временем и очень боялись, что появится Моральный корпус и остановит нас. Все кончилось благополучно: мы пристроились к флоту пришельцев. Однако за нами все-таки увязались корабли Морального корпуса. В неразберихе они наскочили на оградительный пояс кораблей китов, и те заставили их повернуть назад.

— Добровольцы с Кекконшики! Мы в диапазоне связи, — объявил я. — Вы готовы начать работу?

— Всегда готовы, — ответом мне было громкое, но лишенное эмоций, восклицание.

— Тогда желаю удачи. Слушай мою команду! По костюмам!

Я влез в костюм пришельца, Ангелина — в свой. Джеймс залез в одну оболочку робота, а Боливар — в другую. Они немного поколебались, потом с решимостью захлопнули свои крышки. Я застегнул шею и повернулся к коммуникатору.

— Мой дорогой Скользкий Джим, ты восстал из праха! — отвратительное существо протягивало ко мне клешни и щупальца и булькало на меня с экрана.

— Мне вы не знакомы, ваше уродство, сэр, — притворно и жеманно заулыбался я, и нажал кнопку, которая выдавила большую и маслянистую слезу из моего удлиненного глаза. Слеза висела на огромной реснице, а затем скатилась и шлепнулась о стол.

— Добро пожаловать, добро пожаловать! — забулькало и заерзало существо. — Я — Сезз-Пула, новый командующий силами. Давайте присоединяйтесь поскорее, и мы отпразднуем это дело банкетом!

Я сделал, как мне было приказано, повернул корабли и, пользуясь его приглашением, прибыл в сопровождении Ангелины. Я старался избегать мокрых и горячих объятий Сеззы. Когда я в очередной раз увернулся, он, бедняга, шлепнулся на палубу.

— Познакомьтесь с Энн-Джил, начальником моего отдела. Эти маленькие роботы принесут еду и напитки, которые нам понадобятся.

Вечеринка сразу дошла до высшей точки, к нам присоединялись и присоединялись офицеры со все прибывающих кораблей. Мне было любопытно, кто из них вернется на свои корабли? Вероятнее всего, никто.

— Как идет война? — поинтересовался я.

— Ужасно! — проревел Сезз, опустошив большой флакон с зеленой пузырчатой жидкостью. — Нам удалось заставить отступить этих трескунов, но они так побежали, что мы не смогли за ними угнаться. Пришлось отложить сражение. Все моральные принципы ведения войны нарушены, наши солдаты устали и хотят вернуться домой в жаркие объятия своих любимых. Но война должна продолжаться. Я так думаю.

— Пусть все закончится хорошо, — закричал я, — хлопая его по спине, потом вытирая ладони о коврик. — Мой корабль заполнен добровольцами с бурлящей кровью, они жаждут мести, крови и побед. Кроме того, мои войска — это отличные воины и замечательные нюхальщики, они прекрасные навигаторы и стрелки, наблюдатели и повара.

— Клянусь Слайм-Гогом, мы непременно используем их! — заквохтал и забулькал Сезз. — А много ли вас прибыло?

— Хватает, — застенчиво сказал я. — Мы хотим, чтобы на каждом вашем корабле было по одному нашему воину. Всем вашим офицерам разрешается посещать моих подчиненных и флиртовать с ними, ведь мой народ умеет работать и днем и ночью. Он жутко сексуален.

— Какое наслаждение, — завопил он.

Смотря для кого, подумал я, обнажая в улыбке зубы и демонстрируя их всем участникам нашей пирушки. Одновременно я думал о том, сколько понадобится времени, чтоб довести наш план до победного конца. Немного, совсем немного. Несмотря на то, что пришельцы еще побеждали, они уже были сыты этой войной по горло, и вполне созрели для гибели. Даже от объятий Сезз-Пула несло гнилью разлагающегося войска. Сейчас он сидел печальный и мрачный, уставившись на экран полдюжиной своих покрасневших глаз на стебельках.

— Ты плохо спал этой ночью? — спросил я, постучав осторожно по стебельку его глаза. Он с унылым видом втянул его.

— Не говори так со мной, смелый Скользец. Меня все так угнетает. Флот куда-то ускользает. Безумно хочется домой, у нас начинается роение прошлогодних девственниц. Я постоянно задаю себе вопрос: а что я, собственно, здесь делаю?

— И что же ты здесь делаешь?

— Я не знаю. Мое сердце отвернулось от этой войны.

— Забавно. Прошлой ночью меня посетили такие же мысли. Ты обратил внимание, что люди-чужаки не такие отталкивающие, не такие трескучие? У них влажные глаза и отличные мерзкие глотки.

— Ты прав, — распустил он слюни. — А я никогда раньше об этом не задумывался. Что же нам делать?

— Ничего… — сказал я, и это действительно так и было.

Десять часов спустя после радирования по всем кораблям могущественная боевая армада Галактики резко развернулась и полетела в свой пресмыкающийся мир, откуда они пришли.

Когда наша вечеринка перешла к напиткам, которыми мы собирались отмечать победоносное окончание войны, а они, не без нашей помощи, поняли, что их поражение и есть победа, мы с Ангелиной пожали друг другу клешни и посмотрели на окружающих нас тварей.

— А они не настолько тошнотворные и мерзкие, когда к ним привыкаешь, — сказала она.

— Не могу с тобой согласиться. Но они, по крайней мере, безвредные, особенно, когда отказались от военных планов.

— К тому же богатые, — сказал Джеймс-робот, наливая что-то невообразимо отвратительное в мой стакан.

— Мы провели небольшое расследование, — сказал Боливар, появившийся неизвестно откуда. — 6 своих многочисленных операциях они брали в плен корабли, они грабили планеты, спутники. Опустошили все банковские хранилища, особенно когда узнали, как мы ценим их содержимое, только они никак не могли понять, почему. В их мире нет денег. Но у нас они, слава богу, еще существуют.

— Я знаю, — сказал я. — У них ценится только единица Экх, но ее лучше не пытаться описывать.

— Все верно, Па, — добавил Джеймс. — Итак, когда они собрали эти сокровища, они стали выжидать, надеясь, что как-нибудь дело прояснится и Они узнают, что им делать с таким количеством ненужных вещей. А пока они собрали их в одном месте и хранят там.

— Сейчас я что-то отгадаю, — встряла Ангелина. — Эта сокровищница уже пустая?

— Ты права, Ма. Все транспортные корабли забиты под завязку.

— Мы вернем награбленную добычу туда, откуда ее взяли, — сказал я и был приятно удивлен видом двух шокированных роботов и отчаянными взглядами одного пришельца.

— Джим!.. — Ангелина аж задохнулась.

— Не волнуйся. Я все просчитал. Я имею в виду, что мы вернем пришельцам то, что осталось от награбленного.

— Но осталось не так-то много, — подвела итог Ангелина.

Нечто тяжелое, громоздкое, зеленовато-коричневое, увешанное щупальцами и клешнями, шумно протискивалось к нам.

— За победу! — закричал Сезз-Пула. — Мы должны выпить за победу! Тишина, пожалуйста, пусть будет тихо, наш миловидный Скользец произнесет тост.

— Да! — завопил я, вскакивая на ноги. Внезапно наступила тишина и все глаза, оптические щупальца, за исключением шести человеческих глаз, были прикованы ко мне.

— Тост, — воззвал я, подымая стакан с таким энтузиазмом и так высоко, что пролил почти половину на ковер, в котором сразу образовалась дыра. — Тост за все создания, живущие в нашей Вселенной, за больших и маленьких, твердых и мокрых, жестких и мягких. Пусть любовь и мир пребывают с нами вечно. Итак, за жизнь, за свободу и за противоположный пол!

И мы понеслись вперед, сквозь световые года, далеко, далеко в прекрасное будущее.

Я почему-то надеюсь, что оно будет прекрасным.