Крыса из нержавеющей стали. Том 1

Крыса из нержавеющей стали

Когда дверь офиса внезапно открылась, я понял, что игра окончена. Это было выгодное дельце, но ему пришел конец. Я встретил входившего полицейского, сидя в кресле и изображая на лице счастливую улыбку. Он шел тяжелой походкой с обычным для них угрюмым выражением лица и таким же обычным отсутствием юмора. Еще до того, как он открыл рот, я уже знал, что он скажет.

— Джим Боливар ди Гриз, я арестую вас по обвинению…

Я ждал слова «обвинение», именно этого слова. Когда он произнес его, я нажал кнопку, соединенную с зарядом пороха в патроне. Заряд взорвался, освободил защелку, и трехтонный сейф рухнул на голову полицейского. Он сделал из него кашу. Когда облако штукатурки осело, я увидел только одну слабо шевелившуюся руку. Она подергивалась до тех пор, пока не зафиксировала указующий перст, направленный на меня. Голос полицейского был слегка приглушен сейфом и звучал раздражающе отрывисто. Он бубнил:

— …по обвинению в нелегальном въезде, краже, подлоге…

Он долбил и долбил монотонно; это был бесконечный список, но я уже все это слышал раньше. Я переложил все деньги из ящиков письменного стола в кейс. Список моих прегрешений закончился новым обвинением, и мне послышались в его голосе нотки обиды.

— Ко всему прочему вам добавляется обвинение в нападении на полицейского робота. Это бессмысленно, так как мой мозг и гортань бронированы, а в моей средней секции…

«Что я знаю точно, Джордж, так это то, что у тебя на макушке расположен маленький двусторонний передатчик, а мне так не хотелось бы, чтобы ты в данный момент обратился к друзьям».

Один хороший пинок отодвинул потайную панель в стене, открывая доступ к ступеням. Когда я обходил груду штукатурки на полу, пальцы робота рванулись к моей ноге, но я ждал этого, и ему не хватило пары дюймов. За свою жизнь я не раз встречался с полицейскими роботами и отлично знал, что они практически неразрушимы. Вы можете бить их сверху, взрывать снизу, а они тащатся за вами, подтягиваются, если остался целым хотя бы один палец, и непрерывно изливают на вас целые ушаты сахариновой морали. Именно это сейчас и делалось. Он разобрал всю мою преступную жизнь, цену моего долга обществу и тому подобное. Я слышал эхо его голоса в лестничном пролете, даже когда достиг подвала. Сейчас на счету была каждая секунда. У меня было около трех минут до того, как они сядут мне на хвост, и не больше одной минуты и восьми секунд, чтобы покинуть здание. Еще один пинок, и открылся проход в комнату без таблички и номера. Ни один из роботов и не взглянул, как я спускался вниз. Я бы страшно удивился, будь это не так. Все они были устаревшего М-типа, со слаборазвитым мозгом, пригодные только для простой однообразной работы. Им было абсолютно все равно, зачем они сдирают наклейки с заполненных консервных банок, и что находится на другом конце конвейера, который доставлял эти банки через стену. Они не подняли взгляда, даже когда я открыл ведущую за стену дверь, которая никогда не открывалась. Я не стал ее запирать, так как сейчас всякие секреты уже не имели смысла. Двигаясь вдоль грохочущего конвейера, я прошел через грубую дыру, пробитую мной в стене правительственных складов. Я и конвейер сам установил, и дыру сделал — конечно, нелегально. В склад вела еще одна дверь. Автопогрузчик деловито накладывал банки на ленту конвейера, выгребая их из огромного контейнера. Этот со своими минимозгами не тянул даже на робота. Я обошел его и помчался вниз по проходу. Звуки моей подпольной деятельности замирали за моей спиной. Я улыбнулся от приятных воспоминаний. Это был один из моих чудных маленьких рэкетов. За небольшую сумму я арендовал склад, который примыкал к правительственным складам. Простая дырка в стене — и я получил доступ к целому ассортименту разнообразных товаров, которые, как мне было известно, в таких больших складах не трогались месяцами, а то и годами. Не трогались, разумеется, пока не было меня. После пробития дыры и установки конвейера все остальное было делом техники. Я нанял роботов сдирать старые наклейки и лепить новые, которые я отпечатал. Торговал я совершенно легально. Мой ассортимент был наилучшим, а цены, естественно, очень низкими. Я мог позволить себе продавать дешевле конкурентов и, тем не менее, получать значительную прибыль. Местные оптовики быстро поняли свою выгоду, и у меня появились заказы на месяц вперед. Это была отличная операция, и она могла бы длиться еще долго. Я быстро подавил в себе этот поток мыслей. Одним из основных правил моего бизнеса было: если операция закончена, значит — ЗАКОНЧЕНА! Искушение потянуть еще денек или получить еще по одному чеку могло быть губительным. Ах, как хорошо я это знал! И знал также, что это наилучший способ познакомиться с полицией. «Поворачиваться и убираться, а на другой день за то же самое приниматься!» — это мой девиз, и девиз отличный. Всякие мечтания и фантазии не для меня. Я выбросил из головы все мысли, когда достиг конца прохода. Снаружи сейчас тьма полицейских, и я должен действовать быстро и безошибочно. Быстрый взгляд налево и направо. Никого. Два шага вперед, нажимаю на кнопку лифта. Я установил на этом лифте приборчик, показавший, что им пользуются не чаще одного раза в месяц. Через три секунды он явился пустой. Я влетел в него, одновременно нажимая кнопку «крыша». Подъем, казалось, никогда не кончится, но это только казалось. Он длился точно четырнадцать секунд. Началась наиболее опасная часть дела. Мой 75-калибровый был у меня в руке, он «позаботится» об одном полицейском, но не более. Дверь открылась, и я вздохнул с облегчением. Никого не было. Их, видимо, столько согнали к входам, что некого было уже послать на крышу. На открытом воздухе сразу стали слышны звуки сирен — чудесные звуки. Такой шум могла создать только по меньшей мере половина всех полицейских сил страны. Я, как истинный артист, преисполнился гордости. Доска лежала там, где я ее оставил — позади подъемника. Она немного выцвела, но была еще довольно крепкая. Понадобилось несколько секунд, чтобы установить ее на парапет и перекинуть к следующему зданию. Да, это был самый опасный участок пути. Скорости тут не требовалось. Я осторожно ступил на край доски, кейс прижал к груди и старался удерживать центр тяжести над доской. Я сделал шаг вперед. До земли лететь тысячу футов. Если не смотреть вниз, можно пройти. Все. Теперь надо поднажать. Хорошо, если они не заметят сразу эту доску на парапете. Десять быстрых шагов — и передо мной дверь на лестницу. Она открылась легко; конечно, не случайно: я тщательно смазал петли. Войдя внутрь, я закрыл засов и с облегчением вздохнул. Это было еще не все, но худшая часть, где я подвергался максимальному риску, осталась позади. Еще две минуты — и они никогда не найдут Джима Боливара ди Гриза по кличке Скользкий Джим. Лестницей на крышу, грязной, плохо освещенной, никто не пользовался. Неделю назад я тщательно проверил ее. Аппаратов для прослушивания и тайного наблюдения на ней не было. Пыль лежала нетронутой, за исключением моих собственных отпечатков. Была надежда, что аппаратов нет и сейчас. Оправданный риск в таком деле всегда имеет место. Прощай, Джим ди Гриз, вес девяносто восемь килограммов, возраст около сорока пяти, округлый животик, мощные челюсти — типичный бизнесмен, чей портрет вместе с отпечатками пальцев известен полицейским тысяч планет. В первую очередь долой отпечатки. Когда надеваешь их, они словно вторая кожа. Несколько капель растворителя — и они слезают, словно пара прозрачных перчаток. Теперь очередь одежды, а затем полого пояса, тщательно укрепленного вокруг поясницы и содержащего двадцать килограммов свинца, смешанного с термитом. Пригоршня красителя из бутылки — и мои волосы и брови приобрели естественный коричневатый цвет. За щеки вставлены подушечки, в ноздри — расширители. Затем пошли в ход контактные линзы голубого цвета. Я стоял в чем мать родила и чувствовал, что будто родился заново. Это было недалеко от истины. Я стал новым человеком — на двадцать килограммов легче, на десять лет моложе и с совершенно другой внешностью. В большом кейсе лежал полный комплект одежды и темные очки, которые можно использовать вместо контактных линз. Все деньги были аккуратно уложены в коробку. Выпрямившись, я и вправду почувствовал, словно сбросил десять лет. Тут все дело в весе. Я не замечал пояса, пока его не снял, а сейчас чуть не подпрыгивал на каждом шагу. Термит должен уничтожить все улики. Я свалил все в кучу и запалил. Бутылки, одежда, сумка, ботинки и все остальное вспыхнули и сгорели в ослепительном пламени. Полиция, может быть, отыщет щепотку цемента, да микроанализ даст пару молекул, но это и все, что они смогут найти. Пламя горящего термита еще отбрасывало вокруг меня тени, когда я спустился на три пролета к сто двадцатому этажу. Удача пока не покидала меня. Когда я открыл дверь, на этом этаже никого не было. Минутой позже скоростной лифт, подобрав на пути нескольких других бизнесменов, доставил меня в вестибюль. На улицу вела единственная дверь, над которой была установлена портативная телевизионная камера. Но не было заметно никаких попыток остановить входивших и выходивших из здания людей. Большинство их даже не замечало камеры и небольшой группы копов около нее. На мгновение я оказался в поле зрения этого холодного стеклянного глаза. Ничего не случилось. Значит, я был чист. Эта камера должна была иметь связь с главным компьютером полицейского управления. Если бы мое описание хотя бы в основном сошлось, мгновенно было бы дано указание этим роботам, и я не успел бы и шагу ступить. Мы не можем состязаться в скорости с комбинацией компьютер — робот, так как ее реакция измеряется микросекундами, но мы можем перехитрить ее, что я и проделал снова. Через десять кварталов отсюда я взял такси. Отъехав на значительное расстояние, я взял второе, но только в третьем почувствовал себя в безопасности и направился к космопорту. Звуки сирен позади меня становились все слабее, и только один случайный полицейский кар промчался навстречу. Они устроили страшную суету вокруг такого пустякового воровства, но так всегда бывает в этих сверхцивилизованных мирах. Преступление сейчас — такая редкость, что полицейские действительно «землю роют», когда что-то нащупают. Я не мог порицать их за откровенное служебное рвение. Я искренне считал, что они должны быть мне благодарны за то небольшое удовольствие, которым я нарушил однообразную тупость их жизни.

Поездка в космопорт, расположенный, конечно, далеко от города, проходила спокойно. Я мог наконец предаться течению мыслей; было время даже пофилософствовать. Наконец-то я мог снова наслаждаться хорошей сигарой. В своей предыдущей жизни я курил только сигареты и никогда не нарушал этого правила, даже находясь в одиночестве. Сигары были отличные, хотя и пролежали полгода в специальной коробке в сумке с одеждой. Я глубоко затянулся, с удовольствием посматривая на мелькавший мимо пейзаж. Хорошо быть свободным от работы, но так же хорошо быть и при деле. Я, пожалуй, затруднился бы ответить, какой из периодов доставляет мне большее удовольствие; у каждого были свои прелести. Моя жизнь настолько отличается от жизни большинства людей нашего общества, что, боюсь, даже не смогу им этого объяснить. Они существуют в богатом, очень богатом союзе миров, где практически уже забыли, что означает слово «преступление». Однако, несмотря на века генетического контроля, есть очень небольшое число недовольных и еще меньшее число тех, кто вообще не принимает существующий социальный порядок. Некоторые из них выявляются рано и быстро приводятся к норме, другие не показывают своей слабости, а когда становятся взрослыми, понемногу приворовывают — в квартирах по ночам, в магазинах или еще где-нибудь. Потом они исчезают на неделю или на месяц в зависимости от степени своей сообразительности. Но, благодаря последним достижениям техники, полиция отыскивает и вылавливает их. Вот это, пожалуй, и все преступления в нашем организованном, прекрасном мире. Точнее, девяносто девять процентов их. Но есть еще последний, самый главный процент, ради которого и содержат полицейский департамент. В этот один процент входят я и горстка людей, рассеянных по всей галактике. Теоретически мы не существуем, а если и существуем, то не можем действовать; однако мы действуем. Мы — крысы в пределах общества, мы живем вне его запретов и правил. Чем мягче законы общества, тем больше в нем крыс, так же как в старых деревянных строениях крыс больше, чем в железобетонных, поставленных позднее. Но они есть и там. Сейчас все общество — это железобетон и нержавеющая сталь, все меньше остается щелей и зазоров, и крысе нужно быть очень шустрой, чтобы найти их. В такой среде нормальным явлением в доме будет крыса из нержавеющей стали. Быть крысой из нержавеющей стали странно и почетно, особенно, если вы шатаетесь по галактике. Эксперты-социологи не приходят к соглашению о причине вашего существования, а некоторые в него просто не верят. Наиболее распространенная теория говорит, что мы — жертвы некоторых психологических расстройств, которые не проявились в детстве, когда могли быть исправлены, а обнаружились лишь позже. У меня на этот счет своя точка зрения, не совпадающая с теорией. Несколько лет назад я написал небольшую книгу по этому поводу — под псевдонимом, конечно. По моей теории это отклонение как психологическое, так и нет. На определенной стадии интеллектуального развития индивидуум должен сделать выбор: либо жить вне условностей общества, либо умереть от абсолютной скуки. У окружающей жизни нет ни будущего, ни свободы, альтернативой может быть только другая жизнь с полным игнорированием законов. Для авантюристов и джентльменов удачи нет такого варианта — жить как внутри, так и вне общества. Сегодня надо делать выбор: все или ничего. Чтобы сохранить нормальную психику, я выбрал второе. Негативная часть моих размышлений была прервана прибытием в космопорт. В наших делах праздность и бездеятельность очень опасны. Они вместе с жалостью к себе могут полностью вывести вас из строя.

Активность всегда помогала мне, ощущение опасности и погони всегда прочищало мне мозги. Расплачиваясь за проезд, я обдурил водителя, спрятав в рукав одну из отсчитанных ему кредиток. Он был слеп, как корабельная переборка, его доверчивость потешила меня. Сделал я это только от скуки и тут же дал ему двойные чаевые. За окошком билетной кассы сидел робот-клерк, у которого роль камеры исполнял третий глаз в центре лба. Пока я покупал билет, он слабо пощелкивал, регистрируя мою личность и место назначения — нормальная полицейская предусмотрительность. Я был бы удивлен, если бы этого не случилось. Целью моей поездки была внутренняя система. На этот раз я не собирался совершать межзвездного прыжка, как обычно поступал после большого дела: в этом не было необходимости. Для большой работы мономир или небольшая система маловаты, но Бета Цигнус имела около двадцати планет с атмосферой, похожей на земную. Только на планете 111 сейчас было жарковато, на остальных же погода была в самый раз. Коммерческая конкуренция внутри системы отсутствовала, а полицейский департамент, по моим данным, работал неважно. Пусть за это и поплатится. Мой билет был на Морий, номер XVIII, большую и в основном сельскохозяйственную планету. В космопорту было несколько небольших магазинчиков. Я внимательно осмотрел их и приобрел новый кейс с полным набором одежды и необходимыми дорожными принадлежностями. Напоследок я зашел к портному. Он быстро соорудил для меня пару дорожных костюмов и форменную юбочку в складку, и я забрал все это в примерочную кабину. Во избежание неприятностей я повесил один из костюмов поверх оптической наблюдательной камеры на стене, нарочито громко стал снимать ботинки, а сам занялся подделкой только что купленного билета. На другом конце моего ножа для обрезки сигар находился перфоратор, с помощью которого я изменил пробитый на билете код места назначения. Теперь я летел вместо XVIII на планету X, и на этом изменении курса потерял почти двести кредиток. В этом и состоит суть моего метода. Никогда не увеличивайте стоимости билета — слишком много шансов засыпаться. Если же вы уменьшите его стоимость, то даже когда это будет замечено, все сочтут это ошибкой машины. Ни у кого не возникнет и тени подозрения, так как терять на подделке деньги — явная бессмыслица. Чтобы не вызвать подозрений у полиции, я снял костюм с камеры и занялся примеркой. Когда все было готово, у меня оставался еще час до отправления корабля. Я пошел в автоматическую чистку и через некоторое время получил всю мою новую одежду вычищенной и выглаженной. Ничего интересного для таможенников: кейс, полный поношенной одежды. Они быстро пропустили меня, и я погрузился. Корабль был заполнен только наполовину, и мне удалось занять место рядом со стюардессой. Я безуспешно флиртовал с ней, пока она, не ушла, записав меня в категорию САМЕЦ, НАХАЛ, ПРИСТАВАЛА. Старая дева, сидевшая рядом со мной, занесла меня в тот же раздел. Она демонстративно смотрела в окно, всем своим видом выражая холодное презрение. Я счастливо задремал, так как быть отмеченным и попасть в категорию в данном случае было лучше, чем не быть отмеченным. Мое описание теперь неотличимо было от описания любого другого парня, а это мне и было нужно. Когда я проснулся, мы были уже рядом с планетой X. Я еще чуть-чуть подремал, пока корабль не приземлился. Пока чиновники осматривали мой багаж, я закурил сигару. Мой запертый портфель не вызвал никаких подозрений, поскольку шесть месяцев назад я предусмотрительно подделал бумаги, в которых стал фигурировать как банковский курьер. Межпланетный кредит на этой планете практически отсутствовал, и таможенники привыкли видеть кучи Наличных, перевозимых туда и обратно. Почти автоматически, по привычке заметать следы, я перебрался в большой центр текстильной промышленности Бругкх, расположенный более чем в тысяче километров от точки моего приземления. Используя полностью измененные идентификационные документы, я зарегистрировался в тихом отеле в пригороде. Обычно после большого дела, подобного последнему, я отдыхал два-три месяца. Это было необходимо, хотя я и не ощущал такой потребности. Прогуливаясь вокруг города и делая небольшие покупки, я присматривал для себя возможности нового дела, одновременно восстанавливая личность Джима ди Гриза. День ото дня я убеждался, что выгляжу все лучше и лучше. Мне всегда удавалось ускользнуть от лап закона, и одной из главных причин этого было то, что я никогда не повторялся. Я придумывал какой-нибудь чудненький маленький рэкет, потом удирал оттуда и никогда больше не возвращался к нему. Единственной общей чертой всех этих рэкетов было то, что они делали деньги, а единственное, что я еще не успел проделать, был вооруженный грабеж. Пора было обдумать и этот вариант. Восстанавливая брюшко Скользкого Джима, я обдумывал планы операции. К тому времени, когда были готовы напальчники с новыми отпечатками, операция была спланирована. Как и всякое по-настоящему хорошее дело, она была гениально проста. Я собирался заняться Мораисом — крупнейшим универсальным магазином в городе. Каждый вечер в одно и то же время бронированный автомобиль увозил дневную выручку в банк — гигантскую сумму в кредитных билетах. Передо мной стояла одна единственная реальная проблема — как один человек сможет унести это огромное количество денег. Когда я получил ответ на этот вопрос, операция была готова. Все приготовления, конечно, велись мною мысленно, пока я снова не обрел обличье Джима ди Гриза. Как только брюшко опять округлилось, я почувствовал, что снова нахожусь в норме. Почти с удовольствием выкурив первую сигарету, я приступил к работе. День или два на несколько покупок или пустяковых краж — и я был готов. Работа была запланирована на следующий день после обеда. Купленный мною большой фургон, вид которого я изменил до неузнаваемости, был ключом к операции. Я припарковал его в Г-образной аллее в полумиле от Мораиса. Фургон почти полностью блокировал аллею, но это было неважно. Ею пользовались только ранним утром. Неспешно двигаясь обратно к магазину, я достиг его почти одновременно с броневиком. Я для виду изучал стену гигантского здания, в то время как охрана носила деньги. Мои деньги. Я думаю, что у некоторых людей со слабым воображением ситуация вызвала бы благоговейный ужас. По меньшей мере пятеро вооруженных охранников стояли около входа, еще двое стояли сбоку, да еще водитель и его помощник. Как дополнительная предосторожность, фыркали три мотоцикла. Они должны были в качестве прикрытия сопровождать автомобиль в пути. Очень впечатляюще! Я с трудом подавил улыбку, когда подумал, что произойдет со всеми этими тщательно продуманными предосторожностями. Еще раньше я сосчитал количество тюков, выносимых через дверь. Их всегда было пятнадцать, не больше и не меньше, и это сильно помогло мне в разработке операции. Как только в броневик была загружена четырнадцатая пачка, в дверях показалась пятнадцатая. Водитель, как и я, вел счет. Он вышел из кабины и пошел к задней дверце, чтобы запереть ее, когда погрузка будет закончена. Мы действовали исключительно синхронно. В тот момент, когда он подошел к задней дверце, я подошел к кабине. Спокойно и уверенно я влез внутрь и захлопнул за собой дверь. Помощнику хватило времени лишь на то, чтобы открыть рот и вылупить глаза. Я шмякнул ему на колени анестезирующую бомбу, и он тут же отключился. Себе я, конечно, предварительно вставил в ноздри соответствующие фильтры. Заводя мотор левой рукой, я правой выбросил через окошко назад бомбу побольше. В ушах отдалось приятной музыкой, когда охранники упали на землю, а также в кузов. Вся процедура заняла шесть секунд. До стражников, оставшихся на ногах, наконец-то дошло, что происходят странные вещи. Я дружески помахал им через окно и рванул броневик от обочины. Один из них бросился вслед и попытался вскочить в открытую заднюю дверь, но уже не успел.

Все произошло так быстро, что никто из охранников и не подумал стрелять, а ведь я был уверен, что без нескольких пуль дело не обойдется. Малоподвижный образ жизни на этих планетах притупляет рефлексы. Мотоциклисты опомнились быстрее и бросились за мной, когда я еще не успел отъехать на сотню футов. Я чуть притормозил, чтобы они приблизились, а затем нажал на акселератор, не давая им обогнать меня. Конечно, их сирены ревели, а револьверы стреляли, но я это предвидел. Мы неслись, как профессиональные гонщики, оставляя позади весь транспорт. У них не было времени подумать и понять, что, собственно, может произойти в результате. Ситуация была очень смешной, и я боялся расхохотаться, лавируя броневиком. Конечно, сигналы тревоги были слышны далеко, и дорога впереди должна была быть заблокирована, но эти полмили мы пронеслись на полной скорости. Через несколько секунд я увидел въезд в аллею и повернул машину туда, нажав в то же время кнопку моего карманного коротковолнового передатчика. По всей длине аллеи сработали мои дымовые бомбы. Они, конечно, были самодельными, как и все мое оборудование, но создали прекрасное темное облако дыма в этой узкой аллее. Я подал машину вправо, пока крылья не стали царапать по стене, и, немного снизив скорость, поехал так. Мотоциклисты, конечно, так сделать не могли, и перед ними встала дилемма: либо остановиться, либо сломя голову ринуться в темноту. Я надеялся, что они сделают правильный выбор и не станут подвергать себя опасности.

Предполагалось, что радиоимпульс, взорвавший бомбы, одновременно откроет заднюю дверь моего трейлера и опустит пандус. Все это прекрасно работало во время испытаний, оставалось надеяться, что не подведет и сейчас. Я попытался оценить расстояние по времени движения по аллее, но, видимо, неудачно. Передние колеса автомобиля буквально врезались в пандус, и броневик скорее впрыгнул, чем вкатился внутрь фургона. Меня сплющило, ударило, я вывалился из кабины, отскочил от борта и вывалился наружу. Из-за абсолютной темноты от дымовых бомб и сотрясения моих мозгов чуть не погибла вся операция. Я ощупывал стену, пытаясь сориентироваться, и терял драгоценные секунды. Прошло некоторое время, пока я в конце концов не наткнулся на заднюю дверь. Послышались голоса охранников, бегавших взад и вперед в дыму: они услышали щелчок поднятого ската, и мне, чтобы сбить их с толку, пришлось выкинуть еще две газовые бомбы. Когда я добрался до кабины и завел фургон, дым начал рассеиваться, а через несколько футов я выскочил на солнечный свет. Недалеко впереди аллея вливалась в центральную улицу, на которой стояли две полицейские машины. Достигнув ее, я остановился и внимательно изучил обстановку. К фургону никто не проявлял интереса, по-видимому, все внимание было приковано к другому концу аллеи. Я выехал на улицу и покатил в сторону от магазина, который ограбил. Конечно, в этом направлении я проехал всего несколько кварталов, а затем свернул на боковую улицу. На следующем углу я повернул еще раз и направился назад к Мораису, месту своего последнего преступления. Холодный воздух, врывавшийся через окно, окончательно привел меня в чувство, и я начал насвистывать, ведя большой фургон по боковым улицам. У меня прямо зудело выехать на проспект перед Мораисом и взглянуть на весь их переполох, но не стоило рисковать, да и времени на это не было. Я аккуратно вел машину по разработанному маршруту, избегая улиц с интенсивным движением. Через несколько минут я выехал на погрузочную площадку, расположенную на заднем дворе магазина. Здесь тоже чувствовалось некоторое возбуждение, но оно терялось в обычной деловой суете. Пока роботы, не занимающиеся сплетнями, выполняли свою обычную работу, кучки водителей и продавцов там и тут обсуждали свои точки зрения по поводу грабежа. Все они, конечно, были настолько увлечены беседой, что не обратили на меня никакого внимания. Я припарковал свою машину рядом с другим фургоном, выключил мотор и облегченно вздохнул. Первая часть была закончена, но вторая была не менее важной. Я порылся в своем набрюшнике, где хранил некоторое снаряжение. На работе я всегда был с ним, он был незаменимым в таких вот ситуациях. Обычно я не доверял стимулянтам, но сейчас потрясение от удара было все еще сильным. Две таблетки линолена подействовали достаточно быстро. Шаг мой снова приобрел упругость, когда я пошел к задней двери фургона. Помощник водителя и охранники все еще были без сознания и будут пребывать в этом состоянии по крайней мере еще десять часов. Я отволок их в чистенький закуток в передней части фургона и занялся делами. Поскольку, как мне было известно, броневик займет всю внутренность трейлера, я укрепил коробки на стенах. Это были прекрасные крепкие упаковочные коробки, разукрашенные надписями «Мораис». Я заранее аккуратно спер их со склада магазина. Это тоже прошло незамеченным.

Опустив коробки, я подготовил их для упаковки. Пот лил с меня градом, пришлось снять рубашку. Почти два часа я перекладывал деньги. Когда коробка наполнялась, я закреплял ее лентой. Приблизительно каждые десять минут я посматривал в глазок через дверь. Снаружи все было спокойно. Полиция наверняка закрыла город и прочесывала улицу за улицей, высматривая автомобиль. Я был абсолютно уверен, что задний двор ограбленного магазина будет последним местом, куда они заглянут. Вместе с коробками я прихватил со склада и отгрузочные талоны и теперь лепил их по одному, вписывая туда разнообразные адреса и стоимости. Работа подходила к концу. Почти стемнело, но я знал, что отдел погрузки работал и ночью. Мотор завелся с полоборота, я выехал из ряда и стал медленно подавать задом к платформе. Выбрав относительно спокойный участок, я подвел трейлер вплотную к линии, отделявшей приемную площадку. Я не открывал заднюю дверь до тех пор, пока все рабочие не отвернулись в сторону. Ведь даже самый тупой из них заинтересовался бы, почему из фургона выгружаются собственные фирменные коробки магазина. В течение нескольких минут производя выгрузку, я покрывал коробки брезентом, и только закрыв дверь фургона и заперев ее, я сбросил брезент и сел покурить. Ждать пришлось недолго. Сигарета еще дымилась, когда рядом появился робот из отдела погрузки.

— Послушай! У М-19, куда были загружены коробки, полетела тормозная лента. Позаботься о грузе.

В глазах робота мелькнуло чувство долга. Некоторые из этих лучших моделей М-типа относятся к работе с большой серьезностью. Я едва успел отскочить, как из дверей позади меня появились М-фургоны. Быстрая суета сортировки и погрузки — и платформа начала пустеть. Закурив еще одну сигарету, я наблюдал, как мои коробки штемпелюются и грузятся в рейсовые фургоны в местные транспорты. Мне оставалось только отвести свой трейлер на улицу и изменить внешность.

Садясь в трейлер, я в первый раз почувствовал, что что-то идет не так. Я, конечно, наблюдал за воротами, но близко к ним не подходил. Фургоны въезжали и выезжали. И тут меня словно молотом по голове ударили. Туда и сюда сновали одни и те же фургоны. Большой красный междугородний трейлер только что выехал. Я слышал эхо рева его двигателя вниз по улице. Затихая, оно перешло в слабое ворчание. Затем рев усилился снова, и трейлер въехал обратно через вторые ворота. За этой стеной стояли и ждали полицейские машины. Они ждали меня.

В первый раз я почувствовал острый страх затравленного человека. В первый раз на моем хвосте оказалась полиция, когда я ее не ждал. Деньги пропали, это было очевидно, но не это сейчас меня заботило. Главное, что будет со мной дальше. Сперва думать — потом действовать. На какое-то время я был в безопасности. Они, конечно, войдут, но дело пойдет медленно, так как они не знают, где меня искать в этом гигантском дворе. Как они найдут меня? Это было важным моментом. Местная полиция существует в мире, где почти нет преступлений, поэтому им нелегко напасть на мой след. Да я и не оставлял следов. Однако же ловушку мне устроили очень логично и технично. Неожиданно в мозгу возникли слова: «Специальный Корпус». Об этом нигде ничего не писалось и не печаталось, только одни слухи ползали по всей галактике. Специальный Корпус, отдел Лиги, который берется за решение проблем, непосильных для отдельных планет. Предполагалось, что это он покончил с остатками Рейдеров Хаскелла после заключения мира, вывел из дела подпольных торговцев Т, поймал в конце концов Инскиппа. Теперь настал мой черед. Они ждут, чтобы схватить меня. Они продумали все пути моего отхода и, наверное, блокировали их. Я должен соображать быстро и правильно. Существуют только два варианта: через ворота или через магазин. Через ворота не прорваться — их слишком легко перекрыть, а в магазине должны быть другие выходы. Придется выбрать этот вариант. Хотя я и пришел к такому выводу, но понимал, что другие мозги должны были мыслить точно так же, и двери наверняка заблокированы. Возникло чувство страха, и это вконец меня разозлило. Мысль, что кто-то предвосхитил мои действия, была для меня невыносима. Они могли все предусмотреть, но я должен утереть им нос за их деньги.

У меня все еще оставалось в запасе несколько хитростей. Во-первых, надо было сбить их со следа. Я переключился на первую передачу и направил фургон в ворота. Как только он достиг их, я поставил ведущие колеса на тормоза и, выскочив с противоположной стороны, помчался обратно. Позади меня раздалось несколько выстрелов, глухой взрыв, и наступила тишина. Это мне больше понравилось.

На дверях, ведущих собственно в магазин, висели ночные замки, старомодные сигнализаторы, которые я мог открыть за несколько секунд. Отмычка сработала безукоризненно. Пинком ноги я открыл дверь. Сигнального звонка не последовало, но я знал, что где-то в здании индикатор показал, что дверь открыта. Я побежал как можно быстрее к последней двери на противоположной стороне здания. На этот раз я предварительно проверил отсутствие сигнальной сирены, открыл дверь и запер ее за собой. Самое трудное на свете — это убегать и оставаться при этом спокойным. Мои легкие разрывались, когда я добежал до служебного выхода. Несколько раз я видел вспышки света впереди и прятался в различных закоулках. Большая удача, что меня никто не заметил. Перед дверью, через которую мне надо было выйти, стояли двое мужчин в униформах. Держась вплотную к стене, я подкрался футов на двадцать и бросил газовую гранату. В первый момент мне показалось, что они в противогазах, и путь мой закончен, но через несколько мгновений они упали. Один из них перегородил дверь. Я откатил его в сторону и приоткрыл дверь на несколько дюймов. Не более чем в тридцати футах за дверью был установлен прожектор. Когда он вспыхнул, то ослепил меня до боли в глазах. Я едва успел присесть, как очередь из автомата проделала в двери ряд блестящих отверстий. Я буквально оглох от рева разрывных пуль, но сумел услышать снаружи топот сапог. Я выхватил свой 75-й и влепил через дверь, целясь повыше, чтобы никого не задеть. Это вряд ли их остановит, но заставит на время залечь. Они открыли такой ответный огонь, словно там стояла целая батарея. Пули свистели по коридору, куски пластика летели во все стороны. За себя я был спокоен, я знал, что позади меня никто не появится. Буквально вжавшись в пол, я пополз в противоположном направлении, уходя с линии огня. Я дважды завернул за угол и, наконец, оказавшись достаточно далеко от стрельбы, рискнул встать. Колени мои подгибались, глаза застилали прыгающие цветовые пятна. Прожектор хорошо поработал: все виделось, как в тумане. Я двигался медленно, стараясь уйти как можно дальше. А ведь залп последовал сразу же, как я открыл дверь, значит, был отдан приказ стрелять в каждого, кто попытается покинуть здание. Неплохая ловушка. Копы будут искать меня внутри до тех пор, пока не найдут. Если я попытаюсь уйти, меня застрелят. Все это начало сильно напоминать крысоловку. В магазине появился какой-то свет, и я замер. Я находился около стены огромного выставочного зала сельхозтоваров. В противоположном конце стояло три солдата. Мы увидели друг друга одновременно. Я шмыгнул в дверь, и над головой засвистели пули, круша все вокруг. Стало ясно, что военные были и внутри. Пульт вызова лифта был с другой стороны двери, рядом была и лестница наверх. Одним прыжком я вскочил в лифт, нажал кнопку подвального этажа и тут же выскочил — до того, как дверь за мной захлопнулась. По лестнице грохотали приближавшиеся солдаты. Мне казалось, что я иду прямо на их пистолеты. Я должен был успеть к лестничному повороту хотя бы на долю секунды до их появления. Я влетел на первую площадку. Удача все еще была на моей стороне. Они не видели меня и думали, что я внизу. Прислонившись к стене, я слышал крики и свист, когда они понеслись ловить меня в подвале. В этой толпе оказался один смышленый. Когда другие побежали по ложному следу, я услышал, как он начал медленно подниматься по лестнице. Газовых гранат у меня больше не было. Оставалось только подниматься впереди него, стараясь производить как можно меньше шума.

Он поднимался медленно и упорно, а я крался перед ним. Мы прошли таким образом четыре пролета — я в носках, с ботинками на шее, он в тяжелых сапогах, грохотавших по металлической лестнице. Подойдя к пятому пролету, я остановился на половине шага. Кто-то спускался вниз, кто-то в таких же тяжелых военных сапогах. Я нашел дверь, открыл ее и проскользнул внутрь. Передо мной тянулся длинный коридор с различного вида конторами. Я помчался вдоль него, пытаясь хоть где-то укрыться до того, как дверь сзади распахнется и меня перережет очередь разрывных пуль. Коридор казался бесконечным, и я внезапно понял, что мне ни за что не успеть добежать до конца. Я был крысой, которая ищет дырку, а дырки нет. Двери все до одной были заперты. Я проверял их одну за другой, пробегая мимо. Лестничная дверь позади меня открылась, и пистолеты нацелились. Я не смел повернуться и убедиться, но чувствовал это всеми фибрами. Неожиданно одна из дверей подалась, и я ввалился внутрь, не успев понять, что случилось. Я запер ее за собой и прислонился к ней в темноте, задыхаясь, как загнанный зверь. Внезапно зажегся свет, и я увидел мужчину. Он сидел за столом и улыбался мне. Нет предела силе шока, который может охватить человека. Я это понял на себе. Мне было уже все равно — выстрелит он или предложит мне сигарету. Я дошел до точки. Он не сделал ни того, ни другого. Он предложил мне сигару. Сигару!

— Возьмите одну из них, ди Гриз, мне кажется, это ваш сорт.

Тело — раб привычки. Даже рядом со смертью оно живет своей жизнью. Мои пальцы приняли самостоятельное решение и взяли сигару, мои губы сжали ее, а легкие всосали дым. Глаза мои все это время наблюдали за человеком, который мог послать смерть. Это нужно было видеть. Он наклонился в кресле и положил обе руки на крышку стола, а я все еще сжимал свой пистолет, направленный на него.

— Садитесь, ди Гриз, и уберите свою пушку. Если бы я хотел вас убить, то сделал бы это гораздо раньше, чем впустил в эту комнату.

Его брови поползли вверх от удивления, когда он увидел выражение моего лица.

— Уж не думаете ли вы, что случайно оказались именно тут?

Да, именно так я и думал до последнего момента, но сейчас, когда понял свою роль, меня охватил стыд. Меня перехитрили и победили во всем остальном, и мне оставалось только красиво сдаться. Я положил оружие на стол и уселся в предложенное кресло. Он смел пистолет в ящик и откинулся на спинку кресла.

— Я пережил тревожную минуту, когда вы стояли там, вращая глазами, а артиллерия крушила все вокруг.

— Кто вы?

Он улыбнулся резкости моего тона.

— Кто я — неважно. Важно, какую организацию я представляю.

— Корпус?

— Точно. Специальный Корпус. Вы ведь не думаете, что я из местной полиции? У них был приказ застрелить вас. Только после того, как я рассказал, как вас найти, они разрешили Корпусу принять участие в деле. У меня в здании было несколько человек, которые и «подтолкнули» вас сюда. Все остальные — местные, у них пальцы чешутся нажать на спусковой крючок.

Это было малоприятно, но это была правда. Я был у них под контролем, словно робот М-класса. Старик за столом — я думаю, ему было около шестидесяти пяти — держал в руках все нити. Игра была проиграна.

— Олрайт, мистер Детектив, можете торжествовать. Что дальше? Психологическая переориентация, лоботомия или просто стрелковый взвод?

— Да нет, ничего из этого. Я здесь, чтобы предложить вам работать на Корпус.

Сказанное было настолько диким, что я от хохота чуть не выпал из кресла. Меня, ди Гриза, межпланетного вора, на полицейскую работу? Это было слишком смешно. Он сидел и ждал, пока я успокоюсь.

— Я допускаю, что предложение имеет смешной оттенок, хотя только на первый взгляд. Подумайте и скажите, кто лучше справится с поимкой вора, чем другой вор?

В этом была доля правды, но я не собирался покупать свободу за службу провокатором.

— Интересное предложение, но я не могу выйти из общества «крыс». Вы знаете, что у воров есть свой кодекс.

Он разозлился и вскочил. Он был значительно выше, чем мне показалось сначала. Его указательный палец проткнул воздух в моем направлении.

— Что за глупости вы болтаете! Не стройте из себя героя телепостановки! Вы прекрасно знаете, что за всю жизнь больше не встретите другого вора! Если вы чистосердечно перейдете к нам, то, несомненно, извлечете из этого пользу. Вся суть вашей жизни — это индивидуализм и наслаждение от выполнения того, чего не могут сделать другие. Покончив с этим сейчас, вы опять к этому возвращаетесь. Вы не будете больше межпланетным суперменом, но вы можете заняться работой, которая потребует всех ваших способностей и таланта. Вы когда-нибудь убивали человека?

Этот неожиданный поворот выбил меня из колеи. Я даже замешкался с ответом.

— Нет, насколько мне известно.

— Хорошо, что нет, иначе вы не спали бы так спокойно по ночам. Я проверил это, прежде чем прийти сюда за вами. Вот поэтому я уверен, что вы войдете в Корпус и получите истинное удовольствие, вылавливая преступников другого сорта, не тех, у кого в крови социальный протест, а тех, кто убивает и наслаждается этим.

Его убежденность была потрясающей, он на все имел готовый ответ. Крыть мне было нечем, и я выдал свой последний, самый сильный аргумент.

— А что, если Корпус узнает, что вы завербовали на работу бывшего преступника? Нас обоих расстреляют на рассвете!

Теперь пришло его время смеяться. Я не видел в этом ничего забавного и терпеливо ждал, когда он закончит.

— Во-первых, мой мальчик, я и есть Корпус, то есть его руководитель. И как, ты думаешь, меня зовут? Гарольд Питер Инскипп, вот как!

— Не тот ли Инскипп…

— Тот самый, Инскипп Неуловимый, человек, который ограбил Фарсидион. И в середине полета и сорвал множество других правительственных мероприятий. Я надеюсь, в юные годы вы читали об этом. Меня завербовали так же, как я вас сейчас.

Он держал меня на крючке и знал это, а теперь решил добить до конца.

— Откуда, вы думаете, берутся остальные агенты? Я, конечно, говорю не о тех лупоглазых из наших технических школ, я говорю о настоящих агентах, о тех, кто планирует операции, делает всю предварительную работу, а затем пожинает лавры. Они мошенники, все до одного. Все то, что они умеют делать лучше всего, они делают для Корпуса. Вы удивитесь некоторым проблемам, которые возникают в великой, необъятной, шумной вселенной. Единственные, кого мы можем пригласить к себе работать, это те, кто уже действовал успешно в таком масштабе. Ну, как?

Все происходило так быстро, что у меня не было времени подумать. Наверное, мне надо было поспорить, но мозг уже принял решение. Я был готов согласиться, я не мог сказать «нет». Я кое-что терял, но надеялся приобрести больше. Хотя у меня будет свобода при работе, но ведь я буду работать с другими людьми. Старые беззаботные безответственные деньки миновали. Я снова становлюсь членом общества. От этой мысли у меня появились приятные ощущения. По крайней мере, конец одиночеству. Дружба возместит мне то, что я теряю.

Никогда в жизни я так не ошибался. Люди, с которыми я встретился, были тупы до изумления. Они обращались со мной, как с какой-то мелкой сошкой, и я не мог понять, как сюда угодил. Понимать-то я, конечно, понимал, память у меня ясная. Постепенно я закрутился в этом колесе. Мы находились на спутнике, это было очевидно. Но я совершенно не представлял, вблизи какой планеты или хотя бы в какой солнечной системе. Все было абсолютно секретно, а это место, похоже, было сверхсекретным Главным Штабом и основной базой школы Корпуса. Школа мне нравилась. Только это и удерживало меня от того, чтобы не спятить. Тупицы сидели и зубрили, а мне материал давался легко. Только сейчас я начал понимать, насколько серыми были мои операции. С той техникой и теми приспособлениями, о которых я узнал, я мог бы раньше быть в десять раз хитрее и сильнее. Эта мысль прочно засела в мозгу, особенно соблазнительной она казалась мне в периоды депрессии и тоски. Среди предметов были и жутко скучные. Половину времени занимала работа с архивами — изучение бесчисленных побед и нескольких неудач Корпуса. Порой меня одолевала смертельная тоска, но я понимал, что это, очевидно, часть проверочного периода — понаблюдать, не тянет ли меня к прошлому. Я умерил свой норов, подавил зевоту и собрался с мыслями. Раз я не могу ничего здесь изменить, значит, надо найти что-то такое, что положило бы конец моим каторжным работам. Это было нелегко, но я нашел. Через некоторое время я все разведал и выяснил. Заниматься этим пришлось, когда все спали, но это делало поиски в некотором роде даже более интересными. Когда дело дошло до отпирания замков и взламывания сейфов, я должен был признать, что это не дело. Дверь в личные апартаменты Инскиппа запиралась реверсивным барабаном старого типа, открыть который ничего не стоило. Мне нужно было войти в дверь без грохота, спокойно, но так, чтобы Инскипп услышал меня. Зажегся свет. Инскипп сидел на кровати, направив на меня 75-й калибр.

— Вы не спятили, ди Гриз? — проворчал он. — Прилезть в мою комнату ночью! Я мог застрелить вас!

— Нет, не могли, — ответил я.

Он спрятал оружие под подушку.

— Человек, столь любознательный, как вы, сначала спрашивает, а потом стреляет. А ведь все эти ночные страсти были бы ни к чему, если бы ваш экран был включен, и я мог бы вас вызвать.

Инскипп зевнул и налил себе стакан воды из автомата над кроватью.

— Из того, что я глава Специального Корпуса, — пробулькал он, — не следует, что я должен работать за весь Корпус. — Он опустошил стакан. — Мне надо иногда спать. Мой экран включен только для сверхсрочных вызовов, а не для каждого агента, нуждающегося в утешении.

— Не значит ли это, что я попал в категорию требующих утешения? — спросил я как можно слаще.

— Помешайте себя в любую категорию, черт вас возьми! — рявкнул он и упал снова на постель. — А также переместите себя в коридор и приходите ко мне завтра в рабочее время.

Мне было жаль его. Он так хотел спать и собирался уснуть как можно скорее.

— Вы знаете, что это? — спросил я и подсунул под его длинный перебитый нос большой блестящий снимок. Один глаз медленно открылся.

— Большой военный корабль, по виду похож на имперский. А теперь убирайтесь наконец! — простонал он.

— Отличная догадливость для такого позднего часа, — вежливо сказал я. — Это последний Имперский Линкор Высшего Класса, несомненно, одна из наиболее мощных машин разрушения среди когда-либо созданных. Полная защитная экранизация на полмили в диаметре и вооружение, способное превратить любую существующую сегодня флотилию в радиоактивный пепел…

— Исключая тот факт, что последний линкор был превращен в металлолом свыше тысячи лет назад, — пробормотал Инскипп.

Я оглянулся, приложил губы к его уху и, чтобы исключить недоразумения, заговорил тихо, но четко.

— Верно, — сказал я, — но не удивитесь ли вы хоть чуть-чуть, если я заявлю, что один из них строится сегодня?

О, это надо было видеть! Одеяло полетело в одну сторону, Инскипп отскочил в другую. Одним четким, быстрым движением он перешел из лежачего положения в стоячее и занялся изучением моего снимка. В пижаме он, конечно, смотрелся невыгодно: угловатое тело на хлипких ножках. Но если ноги были тонкие, голос был очень толстый.

— Говорите, ди Гриз, дьявол вас побери! — заорал он. — Что это за чепуха о военном корабле? Кто его строит?

Я не спеша достал пилку для ногтей, эффектно откинул руку и стал обрабатывать ногти. Уголком глаза я видел, как багровеет его лицо. Это была моя маленькая месть.

— Пошлите ди Гриза в архив, чтобы он лучше ориентировался. Копаться в пыльных вековой давности записях как раз то, что нужно для свободного духа Джима ди Гриза. Научите его дисциплине. Покажите ему, на чем стоит Корпус. Кстати, архив давно следует привести в порядок.

Инскипп открыл рот, чтобы оборвать меня, но тут же закрыл его. Он явно понял, что в данном случае меня лучше не перебивать, чтобы не затягивать дело. Я улыбнулся, кивнул в знак того, что он решил правильно, и продолжал:

— Таким способом вы хотели удержать меня на пути истинном, сломить мой дух под предлогом «получения некоторых сведений о деятельности Корпуса». В этом смысле ваш план провалился. Произошло нечто другое. Последовательно изучая архив, я нашел его очень интересным, особенно систему КиП — Категоризатор и Память. Это здание, полное машин, где собираются новости и отчеты со всех планет галактики. Все это классифицируется, помещается в соответствующие категории и фиксируется в Памяти. Я выкопал это в информации о космолетах, которую заказал для себя. Я всегда интересовался вопросом…

— Ну, еще бы, — прервал меня Инскипп, — вы в свое время украли не один корабль.

Я с горечью взглянул на него и неторопливо продолжал:

— Не буду надоедать вам подробностями. Я вижу, вы в нетерпении. В конечном итоге я выкопал этот чертеж.

Не успел я его достать, как он выхватил его из моих пальцев.

— И что это такое? — Он пробежал глазами по отпечатку. — Да ведь это обычный тяжелогрузный пассажирский корабль. Он такой же военный корабль, как я, например.

Нелегко одновременно говорить и презрительно кривить губы, но я постарался. Конечно, вы не найдете его в Реестре Лиги для военных кораблей. Но я говорил, что немножко разбираюсь в этом. Мне показалось, что корабль слишком велик для тех целей, которым должен служить. Он жрет уйму топлива. К тому же, достаточно и старых кораблей. Это заставило меня подумать, и я заказал полный список кораблей такого размера, сконструированных в обозримое время. Можете представить мое удивление, когда после трех минут размышления КиП выдала список всего из шести строк. Один был построен для освоения другой галактики и, насколько нам известно, все еще находится в пути. Пять других — все Д-типа, для переселенцев, построены во времена экспансии, когда перемещались огромные массы людей. Для нашего времени они непомерно велики. Мне никак не давала покоя мысль, для чего мог использоваться такой большой корабль. Я двинулся назад по времени, просматривая с помощью КиП всю историю освоения космоса, чтобы найти подходящий аналог, и вот обнаружил в Золотом Веке Имперской Экспансии военный корабль Высшего Класса. Машина даже сделала для меня отпечаток. Инскипп схватил оба отпечатка и снова стал их сравнивать. Я стоял за его спиной и указывал на наиболее интересные детали.

— Обратите внимание, машинный зал почти не изменен. Вот и грузовой трюм. Эта надстройка, очевидно внесенная в план в последний момент, убирается, и на ее место устанавливаются огневые башни. Корпуса идентичны. Изменение здесь, сдвиг там — и тяжелый грузовоз становится быстрым линкором. Эти изменения могли быть сделаны и во время постройки, а затем нанесены на чертеж. Через некоторое время кто-нибудь в Лиге обнаружит, что корабль закончен и может быть запущен. Конечно, могут сказать, что это случайность — чертежи вновь построенного корабля в шести местах совпадают с построенными тысячу лет назад. Но если вы так подумаете, я дам сто очков против одного, что вы ошибаетесь. Держу пари.

Никакого пари этой ночью не было. Инскипп не хуже меня имел нюх на всякие сомнительные делишки. Одеваясь, он продолжал задавать вопросы.

— А название миролюбивой планеты, которая строит это чудовище из прошлого?

— Циттануво. Вторая планета звезды В в Северной Короне. Единственная обитаемая планета в этой системе.

— Никогда о такой не слышал, — сказал Инскипп, открывая дверь в свой кабинет. — Это может быть как хорошим, так и плохим признаком. Не в первый раз беда приходит из таких мест, о существовании которых я никогда не подозревал.

С естественной сдержанностью, которой он всегда отличался, он нажал кнопку срочного вызова на своем пульте. Почти мгновенно сонные клерки и ассистенты притащили записи и отчеты. Мы вместе уткнулись в них. Скромность не позволяла мне говорить первому, но очень скоро Инскипп пришел к тому же выводу, что и я. Он отшвырнул папку и хмуро глянул в окно, где занималось утро.

— Чем ближе я смотрю на это, — сказал он, — тем подозрительнее это становится. На первый взгляд у этой планеты нет абсолютно никаких мотивов для использования военного корабля. Но они строят его, это несомненно, и я могу биться об заклад на стопку тысячных кредиток высотой с наш дом. И все же, что они будут с ним делать, когда построят? Культура у них процветает, безработицы нет, тяжелые металлы в избытке, полно прекрасных магазинов для всего, что они производят, нет кровной вражды, междоусобиц и тому подобного. Если бы не этот военный корабль, их можно было бы назвать идеальной планетой Лиги. Я должен узнать о них как можно больше.

— Я уже позвонил в космопорт от вашего имени, — сказал я. — Готовится скоростной катер. — Не позже чем через час я смогу вылететь.

— Не бегите впереди паровоза, ди Гриз, — сказал Инскипп ледяным тоном. — Пока еще приказы отдаю я, и именно я разрешу вам, когда придет время, командовать самостоятельно.

Чтобы подтолкнуть его к нужному решению, я стал слащав и улыбчив.

— Шеф, я ведь пытаюсь только помочь вам получить побольше информации. Это же не реальная операция, а только разведка. Я могу выполнить ее не хуже любого опытного оператора. А мне это поможет приобрести опыт, столь необходимый для получения какого-нибудь ранга.

— Ладно, — сказал он, — хватит болтать. Можете идти. Выясните, что происходит, и сразу же назад. Никакой самодеятельности. Это приказ!

Когда он сказал это, мне показалось, что он сомневается. И он был прав.

Отдел снабжения и отдел документов выдали мне все, что нужно. Солнце, чистое и ясное, стояло над горизонтом, когда мой корабль поднялся над серым полем и рванулся в космос. Путешествие заняло несколько дней — более чем достаточно, чтобы я систематизировал свои знания о Циттануво. Чем больше я узнавал, тем меньше понимал их нужду в военном корабле. Циттануво была повторно заселена из системы Циллини, а я был в этих поселениях раньше. Они все объединились в свободные союзы, иногда ссорились между собой, но до сражений дело не доходило. Они, как и все, разделяли общее чувство отвращения к войне. И тайно строили военный корабль? В конце концов думать об этом надоело, я выбросил эти мысли из головы и занялся интересной шахматной задачей. Время прошло быстро, и наконец в носовом экране блеснула Циттануво. Одним из моих наиболее важных принципов было: «Тайное не надо специально упрятывать». У фокусников это выполняется отвлечением внимания. Дайте людям увидеть все, что вы хотите, и они никогда не заподозрят, что за этим что-то скрывается. Поэтому я приземлился очень эффектным манером на самом большом поле в середине дня. Я уже был одет для своей роли и вышел из корабля, когда распорные стопоры еще вибрировали. Застегнув платиновой пряжкой меховую накидку на плечах, я начал спускаться по пандусу. Маленький крепыш-робот М-3 громыхал сзади с моим багажом. Игнорируя суетливую активность около таможни, я направился прямо к главному выходу, и только когда ко мне подбежал некто в форме, я проявил снисходительное внимание к окружающему. Не дав ему заговорить, я подошел к двери и остановился.

— Прекрасная у вас планета. Великолепный климат! Идеальное место для дачи. Приветливые люди, всегда готовые прийти на помощь другому. Примите мою глубокую благодарность. Большое спасибо, что встретили. Я — Великий князь Сант’Андело.

Я с энтузиазмом пожал ему руку, положив в тот же момент в его ладонь сотенную кредитку.

— А сейчас вы, конечно, понимаете, что таможенникам нет нужды досматривать вот этот мой багаж. Не отнимайте у меня время. Корабль открыт, они могут проверять все, что им угодно.

Мои манеры, драгоценности, легкость, с которой я расстался с деньгами, шикарные чемоданы могли означать только одно. Такой богатый человек не станет заниматься контрабандой. Служащий что-то пробормотал мне с улыбкой, сказал несколько слов по телефону, и все было улажено. Кучка таможенников наклеила бирки на мой багаж, заглянула для вида в один-два баула и пропустила. Я пожал всем руки — не просто пожал, разумеется — и двинулся вперед. Такси было вызвано, водитель предложил отель. Я согласно кивнул, и робот принялся укладывать мой багаж. Корабль был абсолютно чист. Все, что требовалось для работы, находилось в моем багаже. Кое-что было смертоносным и взрывчатым и, будучи обнаруженным, доставило бы мне неприятности. Закрывшись в номере отеля, я хотел изменить одежду и внешность. Робот проверил комнаты, нет ли где «жучков». Отличная штука эти роботы Корпуса. Они выглядят и действуют точно как слабоумные М-3, но только внешне. Мозги у них отличные, не хуже чем у классных роботов. Кроме того, коренастое тело буквально начинено различными машинами и приборами. Он медленно двигался по комнате, перенося багаж и раскладывая вещи, и при этом не забывал исследовать каждый дюйм. Закончив, он остановился и доложил:

— Все комнаты проверены. Обнаружен только один оптический жучок в этой стене.

— Разве можно показывать на него пальцем? — сказал я роботу. — Ведь это может вызвать подозрение у наблюдателя.

— Нет, не может, — ответил робот с механической интонацией уверенности. — Я его слегка задел, и сейчас он бездействует.

Имея такие гарантии, я сбросил роскошную одежду и надел черную форму Адмирала Великого флота Лиги. Я получил ее со всеми украшениями, золотыми кружевами и полным набором документов. Не думаю, что она сильно меня украшала, но она была нужна для создания соответствующего впечатления на Циттануво. Как и на многих других планетах, тут знали толк в униформах. Мальчишки-разносчики, дворники, клерки — все имели свою характерную униформу. Мой черный мундир выглядел эффектно и должен был притягивать внимание. Перед тем как покинуть отель, я набросил на себя длинный плащ, скрывавший мундир, но вот со шлемом, украшенным золотом, и кейсом с бумагами была проблема. Я до сих пор не знал всех возможностей псевдоробота М-3.

— Эй ты, коротышка, — позвал я, — у тебя есть какие-нибудь отделения или ящики? Если есть, покажи.

Я подумал, что робот взорвался. В нем было больше ящиков, чем в кассовом аппарате. Большие, маленькие, плоские, узкие, — они выскочили из него в разные стороны. В одном был пистолет, два других были забиты гранатами, остальные — пустые. Я положил шлем в один, кейс в другой и щелкнул пальцами. Ящики втянулись внутрь, и металлическое тело робота стало гладким, как и раньше.

Я надел модную кепку, плотно застегнул плащ, а оставшийся багаж заминировал. Там были пистолеты, газ, ядовитые иглы и тому подобное. В крайнем случае все это взлетит на воздух. М-3 поехал на лифте вниз, а я спустился по черной лестнице. На улице мы встретились.

Поскольку время было еще дневное, я не стал брать вертолет, а нанял машину. Мы не спеша проехались по стране и уже затемно добрались до дома президента Ферраро.

Как у всякого руководителя богатой планеты, дом его был великолепен. Мои секретные предосторожности оказались попросту смехотворными, если не сказать больше. Я со своим трехсотпятидесятикилограммовым роботом прошел через охрану и сигнализацию без малейшей задержки. Президент Ферраро, холостяк, обедал. Это позволило мне без помех обследовать его кабинет. Там не было ничего, связанного с войнами или военными кораблями. Вот если бы я был шантажистом — это другое дело. Здесь можно было найти кое-что похуже политической коррупции.

Когда Ферраро вернулся после обеда в кабинет, там было темно. Я слышал, как он пробормотал что-то о слугах и начал нащупывать выключатель, но пока он искал его, робот закрыл дверь и включил свет. Я сидел за столом, передо мной лежали все его личные бумаги, придавленные сверху пистолетом. Лицо я постарался сделать жутко свирепым. Пока он не оправился от шока, я скомандовал:

— Подойдите и сядьте. Быстро!

В тот же момент робот подтолкнул его, и ему оставалось только повиноваться. Когда он увидел на столе бумаги, глаза его выпучились, в горле забулькало. Не давая ему опомниться, я сунул ему под нос свою книжечку.

— Я адмирал Тар Великого флота Лиги. Вот мои полномочия. Можете их проверить.

Они были неотличимы от настоящих, поэтому я не беспокоился. Ферраро начал тщательно и неторопливо изучать книжечку, затем проверил печати ультрафиолетом. Это дало ему время взять себя в руки и перейти в наступление.

— Что означает ваше поведение? Вы ворвались в мои личные покои, совершили кражу со взломом…

— Ваше положение ужасно, — сказал я самым загробным голосом.

От моих слов по лицу Ферраро прошла тень. Я продолжал:

— Я арестую вас за заговор, вымогательство, воровство и за многое другое, что окончательно станет ясно после тщательного изучения этих документов. Взять его!

Этот последний приказ был адресован роботу, который отлично играл свою роль. Он подался вперед и обхватил президента за поясницу.

— Я могу объяснить, — взмолился тот. — Я все могу объяснить. Не нужно обвинять меня во всем. Я не знаю, что у вас здесь за бумаги, поэтому не буду утверждать, что все они фальшивые. Но вы знаете, что у меня много врагов. Если бы Лига знала, как трудно управлять такой отсталой планетой, то…

— Ну ладно, пока хватит, — прервал я его взмахом руки. — На все вопросы вы будете отвечать в свое время перед судом. А сейчас ответьте на один вопрос: зачем вы строите военный корабль?

Этот человек был великим актером. Глаза его широко открылись, челюсть отвисла, и он рухнул в кресло, как если бы его стукнули молотком. Когда он смог говорить, слова были уже не нужны. Весь его вид выражал оскорбленную невинность.

— Какой военный корабль? — выдохнул он.

— Военный корабль Высшего Класса, который строится на стапелях Церентолы в соответствии с этими чертежами. — Я кинул их ему на стол и указал на верхние углы. — А вот и ваши собственноручные подписи.

Ферраро все еще не пришел в себя. Он схватил бумаги и начал их изучать. Я его не торопил. Наконец он отбросил их и тряхнул головой.

— Ничего не знаю ни о каком военном корабле. Это чертежи нового грузового лайнера. Там действительно стоит моя подпись.

Я произнес свой следующий вопрос тщательно, чтобы смысл его обязательно дошел до Ферраро.

— Итак, вы отрицаете, что вам было что-то известно о строительстве линкора Высшего Класса по этим чертежам?

— Это чертежи обычного грузопассажирского лайнера. Это все, что мне известно.

У него было выражение обиженного ребенка. Пора было выводить его на чистую воду. Я откинулся в кресле, расслабился и достал сигару.

— Послушайте кое-что о роботе, который вас держит, — сказал я.

Он взглянул в недоумении, видимо, даже не заметив в возбуждении, что во время беседы робот держал его за талию.

— Это не простой робот. У него в кончиках пальцев встроены очень интересные приборы: термопары, гальванометры и тому подобное. Пока мы разговаривали, он регистрировал температуру вашей кожи, давление крови, количество пота и прочее. Другими словами, перед вами эффективный и оперативный детектор лжи. Сейчас вы услышите все о том, как вы врали.

Ферраро шарахнулся от рук робота, словно это были ядовитые змеи. Я выпустил красивое кольцо дыма.

— Говори, — сказал я роботу. — Лгал ли этот человек?

— Много, — ответил робот. — Ровно семьдесят четыре процента из всего им сказанного — ложь.

— Очень хорошо.

Я кивнул, готовясь защелкнуть последний замок на моей ловушке.

— Значит, он все знает об этом линкоре?

— Субъект не знал о линкоре, — возразил робот. — Все его заявления, касавшиеся конструкции корабля, были истинны.

Сейчас пришла моя очередь таращить глаза, а Ферраро стало немного легче. Если бы он знал, что меня вовсе не интересуют все его проделки! Я, конечно, получил удар ниже пояса, но нельзя терять голову. Я заставил свои мысли вернуться к исходной точке и обдумать положение. Если президент Ферраро не знал о линкоре, значит, он служит только прикрытием. Тогда кто же истинный виновник — некая милитаристская клика, желающая его сбросить и захватить власть? Я слабо разбирался в делах планеты и решил взять Ферраро в свои союзники. Это было нетрудно, не потребовалась даже угроза опубликовать документы, которые я нашел в его бумагах. Используя их, я мог бы заставить его плясать под мою дудку.

Но в этом не было необходимости. Как только я показал ему два чертежа и объяснил сходство, он все понял. Ему тоже было важно узнать, в чьих руках он служил орудием. По молчаливому согласию мы о документах забыли. Было решено, что следующим шагом должны быть верфи Церентола. Президент уже начал обдумывать, как использовать ситуацию против своих политических оппонентов. Я дал ему понять, что Лиги, особенно Лига флота, хотят остановить строительство линкора, а уж потом пусть он играет в свою политику. Договорившись об этом, мы вызвали машину, взвод охраны и отправились на верфи. Дорога заняла четыре часа, и мы обдумывали линию нашего поведения.

Начальника верфи звали Рокка. Когда мы приехали, он безмятежно спал, но недолго. Парад мундиров и пистолетов быстро поставил его на ноги и привел в чувство. Мне показалось, что он такой же воришка и плут, как и Ферраро. Невиновный не мог бы так сильно перепугаться. Воспользовавшись ситуацией, я приспособил к нему свой ходячий детектор лжи и начал задавать вопросы. Еще не закончив допрос, я уже представил себе положение вещей. Оно было следующим: начальник верфи, строившей корабль, не имел ни малейшего представления о его истинной природе. Кто-то менее самоуверенный, чем я, или имеющий меньший жизненный опыт, мог бы в этот момент усомниться во всем. Я — нет. Корабль по-прежнему совпадал с линкором в шести местах, а я не верил в случайные стечения обстоятельств. Какой же выбрать путь? Если можно выбирать из двух — выбирай простейший, но основанный не на простых случайностях и слепых шансах. Взглянув снова на чертеж, я опять отметил надстройку. Чтобы превратить корабль в военный, нужно было в первую очередь убрать ее.

— Рокка! — рявкнул я грозно. — Посмотри на эти чертежи, на этот выступ здесь. Он все еще пристроен на корабле?

Он покачал головой.

— Нет, чертежи были изменены. Мы устанавливаем новый противометеоритный аппарат для прохождения планетарного астероидного слоя.

Я открыл свой кейс и достал чертеж.

— Ваш аппарат случайно не напоминает вот это?

Я протянул ему чертеж через стол. Рокка потирал подбородок, рассматривая схему.

— Да, вроде, — сказал он нерешительно. — Не могу сказать точно, ведь все эти детали ко мне не относятся. Я отвечаю за работу в целом. Но эта деталь очень похожа на ту, что сейчас установлена. Это большая штука. Мы столько потратили…

Это был линкор, вне всякого сомнения! И тут одно из сказанных им слов поразило меня как громом.

— Установлена? — выкрикнул я. — Вы сказали — установлена?

Рокка даже отшатнулся от моего крика.

— Да, — сказал он, — не так давно. Я помню, там были некоторые трудности…

— А еще что? — прервал я его. Холодный пот потек у меня по спине. — Двигатели, управление — они тоже установлены?

— Да, конечно, — ответил он. — Разве вы не знаете? Обычный график был сильно сжат. Это вызвало массу непредвиденных трудностей.

Холодный пот теперь уже бежал по мне ручьями. Первоначально установленный срок был сокращен почти на год, и не было никаких причин, почему нельзя сократить его еще больше.

— Машины! Оружие! — взревел я. — К верфи! Если строительство этого корабля закончено, у вас будут огромные, ни с чем не сравнимые беды.

Охрана включила сирены и прожекторы, и мы, вдавливая акселераторы в пол, сверкающей стрелой промчались в ночи к верфи и влетели в ворота. Но все равно опоздали. Ночной сторож бешено замахал на нас руками, и конвой остановился. Корабля не было. Рокка никак не мог поверить этому. Он бродил взад и вперед по пустой площадке, где строился корабль. Я залез на заднее сиденье машины и от злости сжевал сигару, обзывая себя идиотом. Игнорируя очевидные факты, я, как дурак, вбил себе в голову, что в строительстве участвует правительство планеты. Оно, конечно, участвовало, но только как ширма. Я почуял крысу из нержавеющей стали, которая действовала так же, как действовал бы я до своего обращения. Сейчас, когда этот грызун улизнул, у меня возникла идея, с чего начать поиски. К нам, шатаясь, подошел Рокка, начальник верфи. Его схватили за волосы, и на него посыпался поток ударов и отборной брани. Президент Ферраро с угрюмым видом вытащил пистолет, и было неясно, кем он собирается стать — убийцей или самоубийцей. Мне было плевать. Его могли беспокоить только следующие выборы, когда избиратели и политические соперники не простят ему потери корабля. Мои заботы были значительно сложнее. Я должен был отыскать линкор до того, как он начнет шляться по галактике.

— Рокка! — крикнул я. — Идите в машину. Я хочу просмотреть ваши отчеты, и немедленно.

Он с трудом влез в машину, видимо, еще не соображая, чего от него хотят. Затем, заметив, что еще почти темно, промямлил:

— Адмирал, в это время все еще спят.

Я собирался заорать, но этого не потребовалось. Как видно, он все понял по выражению моего лица и схватил трубку радиотелефона. Когда мы подъехали, двери конторы были открыты. Обычно я ненавижу эти бюрократические бумажные завалы, но сейчас я на них молился. У этих людей целая наука, не пропадет ни одна заклепка, а если пропадет, об этом имеется бумага в пяти экземплярах. Мне на стол вывалили меморандумы, памятные записки, акты о списании, запросы. Нужные мне факты тонули в этих бумажных катакомбах. Но ничего не поделаешь. Я не стал отыскивать первопричины — это было слишком долго — и сосредоточил внимание на последних изменениях, вроде оружейных башен. Это должно было быстро выявить группу виновных. Клерки наконец поняли, чего я хочу. Воспламененные огнем патриотизма и грозными голосами своих начальников, они забегали сломя голову. Теперь мне достаточно было указать направление поисков, и соответствующие документы оказывались у меня на столе. Шаг за шагом картина стала проясняться. Тонкая паутина подделок, взяток, крючкотворства и фальшивок — все это могла создать только голова, подобная моей. От зависти я даже крякнул. Как и все великие идеи, эта была чрезвычайно проста. Группа или группы неизвестных постепенно изменили по-своему программу строительства корабля. Несомненно, сначала это была программа для гигантского транспорта, затем ее слегка подправили, а потом совсем видоизменили. Все было проделано с искусством истинного гения. Приказы, исходившие из разных источников, изменялись и подтасовывались. Я с большим трудом выяснил эти источники. Во всех случаях они были подложными. В некоторых случаях я сперва вообще не мог понять, как мог пройти такой приказ, пока мне не объяснили, что ряд офицеров имел временных секретарей, в то время как обычные их ассистенты болели. Все девушки одна за другой получали пищевые отравления. Просто какая-то эпидемия. Каждую из них по очереди заменяла одна и та же девица. Она оставалась на каждом месте достаточно долго, чтобы убедиться в продвижении плана строительства линкора. Эта девушка, очевидно, была помощницей Главаря, который все и организовал. Он сидел в центре этого дела, как паук в паутине, и дергал за ниточки, приводя в движение свою идею. Моя первая мысль, что в дело была включена бригада, оказалась ошибочной. В дальнейшем я занялся только сущностью подлогов. В некоторых случаях документы не были подделаны, тут, видимо, мой таинственный Икс сам выполнял работу. Икс имел постоянную должность помощника инженера-дизайнера. Одна за другой распутывались нити, ведущие в его контору. У него также была секретарша, чья «болезнь» совпадала с работой в других отделах.

Когда я наконец вылез из-за стола, спина не гнулась и горела, будто там была раскаленная проволока. Я проглотил обезболивающее и окинул взглядом войско моих поникших, измученных помощников, которые вместе со мной не спали семьдесят два часа. Они сидели, прислонившись к чему попало, и ждали моего приговора. Даже президент Ферраро был тут. Его волосы были растрепаны и висели сосульками.

— Вы раскопали это преступное гнездо? — спросил он, запустив пятерню в свой скальп.

— Да. Только это не преступное гнездо, а один человек, мастер преступного мира, у которого в мочке уха больше таланта, чем у всех продажных бюрократов, и его женщина-ассистент. Они все проделали вдвоем. Его имя или псевдоним Пепе Неро, а ее зовут Ангелина…

— Арестовать их немедленно! Стража!

Ферраро выскочил из комнаты. Я велел ему вернуться.

— Это было бы самое лучшее, но в данный момент затруднительно. Они не только построили этот линкор, но и украли его. В нем все автоматизировано, даже команды не требуется.

— Что вы решили делать? — спросил один из клерков.

— Да ничего, — ответил я в манере старого космического волка. — Флот Лиги уже вышел на охоту за преступниками, и вы скоро услышите об их поимке. Благодарю всех за помощь.

Я сказал это бодрым веселым тоном, и они вышли. На один момент я позавидовал их святой вере во флот Лиги, а ведь на самом деле сообщение о флоте было такой же липой, как и мое адмиральское звание. Я продолжал работу для Корпуса. Инскипп, наверное, уже получил последнюю информацию. Я послал ему псиграмму, но ответа пока не было. Возможно, идентификация воров задерживала ответ. Мое новое сообщение было закодировано, но расшифровать его для настойчивого человека не составляет труда. Я сам отнес его на передающий центр. Псиграммист сидел в своей прозрачной комнатушке, когда я вошел туда. С отсутствующими глазами он говорил в микрофон, передавая чье-то сообщение через просторы галактики. Снаружи шифровальщики копировали, кодировали и записывали сообщения, но ни одного звука не проникало через изолированные стены. Я подождал, пока он обратит на меня внимание, и протянул ему листки бумаги.

— Лига Центральная 14 — срочная, — сказал я.

Он поднял брови, но ничего не спросил. Через несколько секунд мы имели на связи цепочку псиграммистов. Он отчетливо читал кодовые слова, выговаривал их тщательно, но не громко. Мощь его мысли пронизывала расстояния во многие световые годы. Когда он закончил, я забрал текст, порвал и сложил кусочки в карман. На этот раз я получил ответ довольно быстро. Видимо, Инскипп ждал моего сообщения. Микрофон вынесли к шифровальщикам, и я сам стенографировал кодовые группы.

— …хувв дфил фдно, и если не сделаешь, назад не возвращайся!

Сообщение в конце шло прямым текстом, и псиграммист улыбнулся, читая эти слова. Я заорал на него, чтобы он не вздумал что-нибудь болтать об этом, так как сообщение секретное, и в противном случае я сам пристрелю его. Улыбка псиграммиста пропала, но мне от этого лучше не стало. Декодированное сообщение оказалось совсем не таким плохим, как я предполагал. Впредь до дальнейших указаний я должен был выследить и захватить украденный линкор. Я мог обращаться в Лигу при первой необходимости. До окончания работы я должен был оставаться в роли адмирала и держать Инскиппа в курсе всех дел. Мое счастье было бы полным, если бы не эти противные заключительные слова. Я получил свое долгожданное назначение. Но только как! Захвати линкор или прощайся с головой. И ни слова о моих героических усилиях по раскрытию преступления. В каком бессердечном мире мы живем! Усталость наконец сломила меня, и я отправился спать. Так как моей главной работой сейчас было — ждать, я мог ждать только выспавшись.

В самом деле, я мог только ждать, если не считать таких дополнительных забот, как вызов крейсера лично для себя и сбор дополнительной информации о ворах. Но это действительно было второстепенным по отношению к главному — ждать плохих известий. С точки зрения организации погони Циттануво была наилучшим местом. Исчезнувший корабль мог двигаться в любом направлении. С каждой минутой сфера его возможного местоположения росла пропорционально третьей степени времени. Команду своего крейсера я держал в полной боевой готовности, ограничив область ее передвижения радиусом в сто ярдов вокруг корабля. Сведений о Пепе и Ангелине было очень мало. Они умело заметали следы. Их происхождение не было известно, только слабый акцент в произношении говорил, что они не местные. Имелась тусклая фотокарточка Пепе, толстощекого парня со злым выражением лица. Фотографии девушки вообще не было. Подгоняемый нетерпением, я заставил программиста корабля непрерывно прослушивать пространство и сообщать мне обо всех происшествиях в космосе. Потом мы с навигатором наносили их координаты на карту, определяя, попали ли они в растущую сферу возможных положений украденного корабля. Некоторые инциденты проходили внутри этой области, но при дальнейшем исследовании оказывались естественного происхождения. Уходя спать, я оставил приказ: при обнаружении ЧП в опасной зоне будить меня немедленно. Меня подняли глубокой ночью и протянули листок бумаги. Протерев глаза и прочитав первые две строчки, я немедленно нажал кнопку «Общая тревога». Нужно сказать, что парни знали свое дело. Я еще не успел дочитать сообщение, как сирены взвыли, корабль закрылся и немедленно взлетел. Когда зрение после перегрузок восстановилось и листок опять попал в фокус, я дочитал его, затем прочитал еще раз, более внимательно. Выглядело так, как мы и ожидали. Свидетелей трагедии не было, но несколько мониторных станций зафиксировали использование оружия огромной энергии. С помощью триангуляции мы вычислили координаты и нашли грузовое судно. В его корпусе была дыра величиной с железнодорожный туннель. Груз плутония исчез. В каждой строке сообщения я видел Пепе. Поскольку на линкоре не было команды, он действовал наверняка. При попытке переговоров или захвата чужого судна всегда присутствует элемент риска, поэтому он просто подстерег ничего не подозревавший грузовоз и расстрелял его из своих чудовищных орудий. Восемнадцать человек были мгновенно убиты. Воры стали также и убийцами. Я жаждал действий и очень боялся, как бы не наделать ошибок. Коротышка Пепе показал себя безжалостным убийцей. Когда ему что-то было нужно, он просто подходил и брал, сокрушая все на своем пути. Еще много людей погибнет, и моя задача — сделать это число как можно меньше.

По идее, я должен был рвануться и осуществить возмездие сверкая пушками — прекрасная мысль, и желание у меня есть, но… я не знаю, где он. Линкор — гигантский корабль, но в масштабах космоса это ничтожная песчинка. Пока он держится вне коммерческих линий и станций и планет с радарами, найти его невозможно. А если найду, то как захвачу? Ведь это исчадие ада по мощности не уступает любому кораблю. Это мучило меня и днем, и ночью, но ответа я не находил. Догадка пришла внезапно. Раз я не знаю, где Пепе, надо сделать так, чтобы он прибыл туда, куда я хочу. Некоторые факты были в мою пользу, например, то, что мое прибытие на планету заставило его ускорить игру. Любой план, а особенно такой тщательно разработанный, как у него, должен предусматривать действия в случае опасности. Двигатели, управление, основное вооружение на линкоре были установлены задолго до моего появления, но много дополнительной работы осталось недоделанной. Один из свидетелей заявил, например, что во время старта из корабля свисали силовые и передающие кабели. Мое прибытие вывело Пепе из равновесия, и у меня в этом смысле было перед ним преимущество. Теперь мне нужно думать так же, как он, прочувствовать его план, предугадать следующий шаг и поймать в ловушку. Послали вора ловить вора. Теоретически все выглядело прекрасно, но как только я подумаю о практике, мне становится неуютно. Я выпиваю, закуриваю и слежу за кольцами дыма. Это меня расслабляет. В конце концов, что вообще можно сделать с помощью линкора? Он, конечно, хорошо приспособлен для космического пиратства, но и только.

— Чудесно. Но почему линкор?

Я заговорил сам с собой. Обычно это плохой знак, но сейчас мне было не до этого. Мысль о космическом пиратстве долго казалась мне единственно верной, пока в глаза не бросилась вопиющая несообразность. Почему линкор? Зачем все эти хлопоты, чтобы получить корабль, которым два человека с трудом могут управлять? Ведь и десятой доли усилий Пепе хватило бы, чтобы построить крейсер, который тоже прекрасно подходил бы для целей пиратства. Для целей пиратства — Да, но не для целей Пепе. Он хотел линкор и получил линкор. Это значило, что в мыслях у него было кое-что кроме пиратства. Но что? Очевидно, что он маньяк и псих, и непонятно, как он проскользнул через сеть официального тестирования. Это еще предстояло выяснить, но для этого нужно его поймать.

План в моей голове уже начал складывать, но я хотел дать ему созреть. Во-первых, я должен быть уверен, что хорошо знаю Пепе. Любой человек, которому удалось обмануть весь мир при строительстве корабля, а затем еще и украсть его, не будет вечно в нем оставаться. Корабль нуждается в команде и в базе для заправки и ремонта. О горючем ему придется позаботиться в первую очередь. Выпотрошенный корпус грузовоза — безмолвный тому свидетель. В качестве базы можно использовать безлюдную планету. Получить команду в это мирное время труднее, хотя и здесь он мог придумать несколько вариантов, скажем, рейд по тюрьмам и психиатрическим лечебницам. Делайте это периодически — и вы наберете команду, готовую на любые пиратские налеты. Но пиратство для амбиций этого юнца — явно слабая штука. Он, наверное, хочет управлять целой планетой, а может, и целой системой. Или больше? Я даже вздрогнул от этой мысли. Не было ли однажды в прошлом чего-то подобного? Во времена Королевских Войн несколько человек с парой кораблей и общим объемом мозга меньшим, чем у Пепе, установили нечто вроде империи. Всех их в конце концов скинули, но ценой весьма высокой. План созрел, и я нутром чувствовал, что он хорош. Может быть, в нескольких местах и была слабинка, но это неважно. Мне была ясна основная мысль идеи и способ ее осуществления. В преступности, как и в любой другой деятельности человека, существуют естественные законы. Я знал, что все будет, как надо.

— Немедленно ко мне офицера связи, — крикнул я по интеркому, — и пару клерков с транскриберами. И быстро! Вопрос жизни и смерти!

А вот это последнее я сказал зря. Это выводит меня из образа. Я застегнул воротничок, поправил знаки различия и расправил плечи. Когда они войдут, я снова буду с ног до головы адмиралом. По моему приказу корабль вышел из суперпространства, чтобы наш псипрограммист связался с другими операторами. Капитан Стэнг ворчал, что мы остановили двигатели, теряем драгоценные дни, в то время как половина его команды выполняет ненормальные приказания. Мой план был вне его понимания. Правда, он капитан, но я-то адмирал, пусть хоть и временный. По моему приказу навигатор построил сферу убегания, которая отстояла от наибольшего удаления украденного корабля на время его дневного полета. Сфера захватывала ряд звездных систем, которых было немного, и псиграммист мог по очереди вызывать их и посылать новости, которые передавались там Офицеру международных Отношений. По мере расширения сферы псиграммист переходил к новым объектам. Я к тому времени готовил текст основного сообщения, которое псиграммист отсылал на Центральную 14. Там отряд псиграммистов устанавливал контакт с индивидуальными планетами, постоянно пополняя их список. Все основные и дополнительные сообщения были на одну и ту же тему. Я подробно излагал ее, с энтузиазмом обсуждал и негодовал. Я написал огромное число вариантов в самых разнообразных формах. Я хотел, чтобы суть информации в том или ином виде попала во все газеты и журналы внутри расширявшейся сферы.

— Что все это значит, разрази вас гром? — ворчал капитан Стэнг.

Ему было скучно. Он отказался участвовать в операции, считая ее бессмысленной, и большую часть времени проводил в каюте, ругаясь на чем свет стоит. От скуки или любопытства он прочел одно из моих сообщений:

— Миллиардер в поисках, собственного мира… Космическая яхта сказочной роскоши…

Лицо капитана приобрело малиновый оттенок.

— Какое отношение имеет этот вздор к поимке убийцы?

Когда мы находились вместе, он был вежлив, но по неуловимым признакам было заметно, что он считает меня поддельным адмиралом. Без сомнения, я оставался старшим, но отношения были официальными.

— Этот вздор и есть та приманка, на которую клюнет наша рыбка, — говорил я ему. — Это ловушка для Пепе и его партнерши.

— А кто этот мифический миллиардер?

— Я. Я всегда хотел быть богачом.

— А где эта космическая яхта?

— Строится на космоверфи в Удридде. Мы пойдем туда сразу же, как закончим подготовку.

Капитан Стэнг бросил сообщение на стол и тщательно вытер руки, словно боялся подхватить инфекцию. Он честно пытался встать на мою точку зрения, но без малейшего успеха.

— Ничего не выйдет, — ворчал он. — С чего вы взяли, что он прочитает хотя бы одну из этих заметок, а если и прочитает, почему заинтересуется? По-моему, вы теряете время, и он ускользнет у вас между пальцами. Нужно поднять тревогу и оповестить все корабли, привести флот в состояние боевой готовности и выслать патрули на все космолинии…

— Которые он легко обойдет или уничтожит, что более вероятно. Этот Пепе очень ловок и хитер и действует, как игральный автомат. В этом его сила, а одновременно и слабость. Такие как он считают, что никто другой не может мыслить подобно им. А я могу!

— Вы не умрете от скромности, — заметил Стэнг.

— Точно. Ложная скромность порождает некомпетентность. Я собираюсь поймать этого подлеца и расскажу вам, как я это сделаю. Он вскоре снова совершит нападение, и там, где это произойдет, будет периодическая печать с моими сообщениями. Независимо от целей атаки он заберет все журналы и газеты, какие сможет найти, отчасти, чтобы удовлетворить свое самолюбие, но главным образом, чтобы быть в курсе событий, которые его интересуют. Например, движение кораблей.

— Вы только предполагаете, но не можете точно знать этого.

Его глубокая уверенность в моей некомпетентности стала действовать мне на нервы. Я сдержал раздражение и сделал еще одну попытку.

— Да, я предполагаю, но мое предположение основано на фактах. Из грузовоза он взял все, что можно было читать.

Это мне сразу же бросилось в глаза. Мы не можем предотвратить новую атаку линкора, но сможем убедиться, что после нее он прямиком отправится в ловушку.

— Не знаю… — сказал капитан. — Это звучит подобно…

Я так и не услышал, подобно чему это звучит, и это хорошо, иначе он был бы в нокауте, а я уронил бы свой псевдотитул. Его прервал рев сирен, и мы бросились в комнату связи. Капитан Стэнг обогнал меня на полкорпуса. Это был его корабль, и он знал все закоулки. Псиграммист держал расшифровку, но все было ясно по выражению лица капитана. Он посмотрел на меня твердым и холодным взглядом.

— Они снова напали. Разрушен спутник снабжения флота, убито тридцать четыре человека. Если ваш план не сработает, адмирал, — прошептал он мне в ухо, — я понаблюдаю, как с вас с живого сдерут шкуру!

— Если мой план не сработает, капитан, на мне и шкуры-то не останется. А сейчас, с вашего разрешения, мы отправимся в Удридду за моей яхтой, и немедленно.

Меня взбесили и вывели из равновесия его ненависть и презрение к моим делам. Мною сейчас руководила злость, а не логика. Я взял себя в руки и привел мысли в порядок.

— Задержите выполнение последней команды, — крикнул я и вернулся к роли старого космического волка. — Установите связь и выясните, не останавливался ли кто около спутника.

Пока псиграммист занимался работой, я просматривал некоторые бумаги. Рядовые и офицеры напряженно ждали, делая слабые попытки выказать мне свою ненависть. Ответ должен был прийти в пределах десяти минут.

— Так точно, — ответил псиграммист. — За двенадцать часов до атаки там останавливалось резервное судно. Газеты, содержащие ваши статьи, оставлены среди прочего.

— Очень хорошо, — холодно сказал я. — Пошлите общий приказ прекратить подачу всяких сообщений. Передать приказ только с помощью псиграммиста, не используя никакое другое сигнальное оборудование. Нельзя, чтобы нас подслушали.

Я медленно вышел, как хозяин положения, отвернувшись, чтобы они не видели холодную испарину на моем лбу. Мы немедленно направились в Удридду, где меня ждала яхта миллиардера «ЭЛЬДОРАДО». Начальник верфи, показывая мне корабль, делал деликатные попытки удовлетворить свое любопытство. Однако я из садистского мщения флоту не сказал ему ни слова о своей миссии. После проверки вместе с техниками аппаратуры и управления я попросил очистить корабль. В астронавигатор была вложена лента, которая выведет меня на курс, упомянутый в статьях. Нужно было только нажать кнопку, и я ее нажал. Это был прекрасный корабль. Верфь любовно позаботилась даже о мелочах. От носа и до кормовых дюз он был покрыт чистым золотом. Имелись и другие металлы с высоким альбедо, но ни один из них не производил такого впечатления. Гарнитура яхты тоже сверкала великолепием. Эта работа не была предусмотрена чертежами: флот должен был приспосабливать яхту к моим нуждам. Все было готово. Либо Пепе перехватит меня, либо я достигну райской планеты миллиардера. Если это случится, для меня будет лучше там и остаться. Сейчас, когда я был в космосе, возродились прежние сомнения. План, выглядевший таким ясным и логичным, казался мне теперь идиотским.

— Стой на этом, моряк, — сказал я себе адмиральским тоном. — Ничего не изменилось. Это все еще лучший и единственный план, возможный при данных обстоятельствах.

А так ли это? Могу ли я быть уверен, что Пепе, летя на своем корабле и питаясь флотским рационом, заинтересуется комфортом и роскошью? Или, если роскошь его не волнует, захочет ли он завладеть имуществом собственника планеты?

Я загрузил трюмы всем, что может хотеть человек, и оставил информацию во всех мыслимых местах. Наживка была на месте, но схватит ли Пепе крючок? Этого я не мог сказать. Состояние мое было крайне нервозным. Я пытался сконцентрировать внимание на чем-нибудь еще, но ничего не получалось. Следующие четыре часа прошли спокойно.

Когда зазвучал сигнал тревоги, я почувствовал огромное облегчение. Я мог быть убит и превращен в пыль, но не в этом дело. Пепе проглотил наживку. Единственный корабль в галактике, который мог выглядеть на экране таким огромным с такого расстояния, был его. Огромная энергия двигателей линкора позволила ему создать тормозящее поле, отчего моя яхта буквально встала на дыбы. Одновременно вспыхнул сигнал: «Внимание! Радиопередача». Я подождал, сколько хватило терпения, затем включил приемник. Ворвался голос:

— …что вы под прицелом военного корабля! Не делайте попыток скрыться, сигнализировать, хитрить или любым другим способом…

— Кто вы и что вам нужно, гвоздь вам в печенку? — закричал я в микрофон.

Мой сканнер был включен, так что они могли видеть меня, мой же экран оставался темным. Они не послали изображения. Это облегчало мои действия, так как я играл с невидимым партнером. Они видели мою роскошную одежду, богатство кабины, но, конечно, не видели моих рук.

— Неважно, кто мы, — прогремело радио. — Выполняйте распоряжения, если хотите жить. Отойдите от управления, пока мы не причалим, затем будете делать все, что я скажу.

Послышалось два приглушенных щелчка — это магниты захватили корпус. Корабль накренился. В расчете, что меня видят, я испуганно округлил глаза и начал озираться, ища путь к спасению. Яхта расположилась у космошлюза линкора.

Я нажал кнопку и послал робота-сварщика, куда было задумано.

— А теперь позвольте мне сказать вам кое-что, — рявкнул я в микрофон, сняв маску перепуганного миллиардера. — Во-первых, повторю ваши слова: выполняйте мои распоряжения, если хотите жить… Я покажу вам, почему…

Я повернул выключатель, задававший последовательную программу работы. Корпус был намагничен и крепко держал бомбы. В соответствии с заданной программой сканнер в кабине выключился, а включился в генераторном отсеке. Я проверил переносной экран-монитор и начал натягивать скафандр. Это надо было сделать быстро, в то же время продолжая естественно вести разговор. Они должны быть уверены, что я по-прежнему сижу в кабине управления.

— Как видите, это генератор корабля, — сказал я. — Девяносто восемь процентов выходной мощности сейчас питают электромагниты корабля. Разделить нас практически невозможно, и я советую вам не делать этого.

Скафандр был надет, и я продолжал говорить, используя микрофон в шлеме, подсоединенный к главному передатчику. Картина в мониторе изменилась.

— Сейчас вы видите водородную бомбу, запал которой держится только за счет того, что магнитное поле прижало к ней корпус вашего линкора. Если вы попытаетесь отделиться, она, конечно, взорвется. — Я схватил экран-монитор и помчался к шлюзовой камере. — А вот это другая бомба. — Я глядел одним глазом на экран, а другим на медленно открывавшийся входной люк. — На корпусе у нее есть датчики. Если вы попытаетесь разрушить часть корпуса моего корабля или открыть главный люк, она сдетонирует.

Я был уже в космосе и приближался к огромному линкору.

— Чего вы хотите?

Это были первые слова Пепе, произнесенные им после демонстрации..

— Я хочу поговорить с вами и прийти к соглашению, представляющему интерес для нас обоих. Но, чтобы вы правильно судили о моих возможностях, я покажу вам остальные бомбы.

Конечно, я показал, это не представляло труда. Сканнеры яхты работали по заранее составленной программе. Я бегло продемонстрировал все остальное вооружение, которое могло привести к нашей обоюдной гибели, а сам в это время уже пролезал в дыру в корпусе линкора, проделанную роботом. Это место было тщательно выбрано по чертежам, здесь не было толстой брони и датчиков-сторожей.

— Да, я понял, вы летающая бомба. Остановите свой репортаж и скажите, что вы собираетесь делать.

На этот раз я ему не ответил. Отключив микрофон и дыша, как гончая собака, я мчался по переходам линкора. Если верить чертежам, то здесь должна быть дверь в рубку управления. Пепе, конечно, был там. Я вошел, выхватил пистолет и направил ему в затылок. Ангелина стояла рядом с ним и смотрела на экран.

— Игра окончена, — сказал я. — Стойте спокойно и не двигайтесь.

— Что это значит? — зло спросил Пепе.

Он глядел на экран. Девушка догадалась первой. Она повернулась и воскликнула:

— Он здесь!

Они уставились на меня, растерянные и испуганные.

— Вы арестованы, Главарь, — сказал я ему. — И ваша девушка тоже.

Ангелина закатила глаза и упала, действительно или притворно — не знаю. Под прицелом моего пистолета Пепе подхватил ее и уложил в амортизационное кресло у стены.

— Что теперь будет? — спросил он.

Голос его дрожал. Нижняя челюсть тряслась, в глазах стояли слезы. Это не произвело на меня впечатления. Я не забыл, скольких людей он погубил. Он потащился к креслу и почти упал в него.

— Что они сделают со мной? — спросила Ангелина. Она уже открыла глаза.

— Не знаю, — сказал я откровенно. — Это решит суд.

— Они проделают со мной все свои штуки. — Она заплакала. Она была молода, черноволоса, красива, слезы не портили ее.

Пепе уронил лицо в ладони. Плечи его тряслись. Я ткнул пистолетом в его сторону.

— Перестаньте, Пепе. Трудно поверить вашим страданиям. На пути сюда несколько кораблей флота. Минуту назад был автоматически включен сигнал тревоги. Я думаю, они будут рады увидеть человека, который…

— Не отдавайте им меня, прошу вас! — Она была уже на ногах и прижималась спиной к стене. — Они упрячут меня в тюрьму, изменят мой мозг!

Она, спотыкаясь, двигалась вдоль стены. Я оглянулся на Пепе, не желая терять его из виду.

— Я ничего не могу сделать.

Я повернул голову к ней и увидел, как открылась маленькая дверь, и Ангелина исчезла.

— Не вздумайте бежать! — крикнул я ей вслед. — Из этого ничего не выйдет!

Пепе издал странный звук, и я быстро повернулся к нему. Он сидел прямо, лицо было сухим. Он не плакал, а смеялся.

— Вот так-то. Маленькая Ангелина с нежными глазами и вас провела, мистер суперполицейский.

Он опять согнулся, сотрясаясь от смеха.

— Что это значит? — рыкнул я.

— Все-таки вы ее не поймали. Она жалобно причитала и обвела вас вокруг пальца. Весь план строительства линкора принадлежал ей. Она втянула меня и полностью подчинила своей воле. Я жил с ней и одновременно был счастлив и презирал себя. Теперь я рад, что все так случилось. По крайней мере, я дал ей шанс, хотя мне казалось, что мы взорвемся, когда она выскочила.

Я стоял перед ним, как парализованный.

— Вы лжете, — резко сказал я, но уже и сам не верил в это.

— Нет, это правда. Ваши мальчики-психиатры разложат мой мозг на кусочки и убедятся, что я не вру.

— Мы обыщем корабль. Она надолго не спрячется.

— Она и не будет прятаться. В одном из помещений мы спрятали быстроходный катер. Наверное, сейчас он отходит.

Через пол чувствовалась отдаленная вибрация.

— Флот поймает ее, — сказал я с уверенностью, которой не ощущал.

— Может быть. — Внезапно он прекратил смеяться. — Но я дал ей шанс. Со мной покончено, но она знает, что я любил — ее до конца. — Он скрипнул зубами, как от внезапной боли. — Да только ей это все равно.

Мы оба замолчали и больше не шевелились, пока не подошли корабли флота и их боты не причалили к линкору. Я захватил линкор и покончил с этим кошмаром. Я не виню себя, если девушка ускользнет, если проскочит корабли флота. Это будет их ошибка, не моя. Я торжествовал победу. Но счастье мое не было полным. У меня было предчувствие, что с Ангелиной мы еще встретимся.

Жизнь была бы намного приятнее, если бы мои тяжелые предчувствия никогда не оправдывались. Нельзя винить флот, если он упустит Ангелину. Они не первые и не последние, кто недооценит то, что лежит за этими прекрасными глазами. И себя я не винил. После моей первой ошибки, когда я позволил ей уйти, важно было не сделать вторую. Я еще не до конца поверил в то, что рассказал о ней Пепе. Вся история может оказаться ловко придуманной ложью, чтобы отвлечь мое внимание. Я человек очень подозрительный. Ствол моего пистолета был направлен точно между его глаз, палец слегка нажимал спусковой крючок. Так продолжалось до тех пор, пока в кабину не вошел отряд космонавтов. Когда они взяли Пепе, я включил сигнал общефлотской тревоги для поимки Ангелины, со специальным предостережением соблюдать максимальную осторожность. Еще до того, как все корабли приняли сигнал, на экране моего локатора появилось изображение ее катера. Я облегченно вздохнул. Если она действительно является мозгом всей операции, я не хотел бы ее потерять. Она вместе с Пепе и линкором представляет собой прекрасный подарок для Инскиппа. Да у нее и не было никаких шансов. Корабли устремились к ней со всех сторон. Для них это была привычная работа, и теперь все являлось только делом времени. Передав все дела и линкор флоту, я вернулся на свою роскошную яхту, выцедил большой стакан шотландского виски — такого нет ни у кого в радиусе двадцати световых лет — и раскурил длинную сигару. Усевшись комфортабельно перед экраном, я стал наблюдать за погоней. Ангелина, наверное, корчилась от боли, делая крутые повороты, чтобы избежать пленения. Перегрузки порядка пятнадцати могут лишить ее сознания. Но все это напрасно, так как все равно катер был пойман в сети. Через некоторое время ее арестуют. Никто из нас даже не предполагал, как важна длительность этого времени, пока абордажная команда не ворвалась на катер. Он был пуст. Только через десять дней мы до конца поняли, что произошло.

Это было безжалостно и ужасно, и даже если бы психиатры не подтвердили мне искренность слов Пепе, я все равно поверил бы ему. Ангелина все время была на шаг впереди нас. Покинув линкор на катере, она и не пыталась улететь. Вместо этого она на полной скорости настигла ближайший космолет, небольшой крейсер с двенадцатью людьми на борту. Они понятия не имели, что произошло на линкоре, так как я еще не дал сигнала общей тревоги. Я должен был сделать это сразу же, как только она убежала, и двенадцать хороших людей остались бы живы. Мы так и не узнаем, что она им наговорила, но у них не возникло подозрений. Может быть, она сказала что-нибудь о бегстве от бандитов. В любом случае, она проникла на корабль. Пятеро погибли от ядовитого газа, остальные были застрелены. Мы узнали об этом позже, когда крейсер был найден совершенно безжизненным, дрейфующим в нескольких парсеках от своего курса. После захвата крейсера она перевела катер на дистанционное управление и стала выполнять с ним различные маневры. Пока мы за ним гонялись, она перевела крейсер в хвост погони, а затем исчезла. Дальше след ее терялся, хотя было ясно, что она, вероятно, захватила еще один корабль. Что это за корабль и где она его нашла, было совершенно неизвестно. Вернувшись в штаб-квартиру Корпуса, я попытался все это объяснить Инскиппу. Он холодно глядел на меня, и получалось так, словно я оправдываюсь.

— Я ведь привел линкор и Пепе, — сказал я. — Может быть, после чистки его личность будет жить в мире с самим собой. Ангелина перехитрила меня и сбежала. Не углядел. Но она работает в сто раз лучше этих болванов из флота!

— Зачем столько яда? — спокойно спросил Инскипп. — Никто не обвиняет вас в нарушении долга. Вы ведете себя так, будто у вас совесть нечиста. Вы проделали хорошую работу, прекрасную, огромную работу… для первого задания…

— Вот вы опять, — взмолился я, — тычете мне в лицо мою совесть. Лучше вот за ним присматривайте.

Я указал на Пепе Неро, сидящего в ресторане поблизости от нас. Он медленно что-то жевал и бормотал себе под нос с бессмысленным выражением лица. Из его мозга была стерта личность и внедрена новая. Старым осталось только тело Пепе, которое любило Ангелину и украло линкор.

— Психологи работают над новой теорией тело — личность, — мягко сказал Инскипп, — так почему бы и не подержать его здесь под наблюдением? Если в новой личности будут развиваться его криминальные наклонности, это позволит завербовать его в Корпус. Что вы об этом думаете?

— Ничего. После той резни, какую он устроил для своей подружки, можете делать из него хоть рубленый бифштекс. Но он напоминает мне, что она все еще на свободе и планирует новые кошмары. Я хочу найти ее.

— Нет, — сказал Инскипп, — вы уже спрашивали меня, и я отказал. Этот вопрос сейчас не подлежит обсуждению.

— Но я могу…

— Что вы можете? — он со злостью посмотрел на меня. — Все офицеры галактики имеют ее описание и занимаются ее поисками. Разве вы можете сделать больше, чем они?

— Нет, — проворчал я, — и оставим эту тему, как вы сказали. — Я отодвинул тарелку и встал. — Надеюсь получить графин чего-нибудь подкрепляющего. Пойду к себе заливать горе.

— Графин вам будет. Забудьте Ангелину. Приходите ко мне в девять утра более рассудительным.

— Рабовладелец, — пробубнил я.

Отойдя от резиденции Инскиппа так, чтобы меня не было видно, я повернул в сторону космопорта. Итак, я уже начал пользоваться уроками Ангелины. Если у вас есть план, приводите его в действие немедленно. Не давайте ему задерживаться, утрачивать новизну, позволять другим тоже о нем думать. Сейчас я восстал против одного из самых проницательных людей, и уже одна эта мысль доставляла мне удовольствие. Я нарушил приказ Инскиппа, ухожу от него и из Корпуса, ухожу не в прямом смысле, а хочу только закончить работу, которую для них начал. Только теперь мне, очевидно, придется делать все самому. У меня в комнате лежали инструменты, приспособления и приличная пачка денег — это здорово пригодилось бы мне теперь, но придется обойтись. К тому времени, когда Инскипп задумается, почему я вдруг согласился с ним, я хочу быть далеко в космосе. Механик с роботом-погрузчиком выводили космолет к месту старта. Я официальным тоном спросил:

— Это мой корабль?

— Нет, сэр, это для Полного Агента Нильсена. Да вот он и сам.

— Ну-ка, сбегай в центральный корпус и проверь управление оттуда.

— Новая работа, Джимми? — спросил подошедший Уве.

Я кивнул, наблюдая за ним.

— То ли новая, то ли старая. А как твой теннис? — Я поднял ладонь, изображая ракетку.

— О, с каждым разом все лучше, — ответил он и повернулся к своему кораблю.

— Я научу тебя новому удару, — сказал я и опустил жесткое ребро ладони на его шею. Он беззвучно клюнул носом. Я подхватил его и аккуратно уложил за штабелем бочек с горючим, не забыв взять из его ослабевших пальцев коробку с лентами курса.

Пока механик не вернулся, я заперся в корабле, вложил курсовую ленту в блок управления и дал запрос на взлет. Прошла, кажется, вечность, но вот наконец зажегся зеленый свет. Я в полете. Как только первые ускорители прекратили разгон, я выскочил из кресла и с отверткой в руке бросился на пульт управления. В нем обязательно должен быть дистанционный блок, поскольку все корабли Корпуса способны к управлению на расстоянии. Я обнаружил это во время своего первого полета на одном из таких кораблей: одним из моих положительных качеств всегда была любознательность. Я отсоединил входные и выходные клеммы и перешел в машинный зал. Может быть, я был слишком подозрительным и имел слишком плохое мнение о человечестве вообще и об Инскиппе, у которого на все была своя точка зрения. Люди более доверчивые, возможно, проигнорировали бы радиоуправляемый заряд самоликвидации, встроенный в двигатель. Его можно использовать для взрыва корабля в случае его захвата. Я не думал, что это используют против меня, разве что в исключительном случае. Тем не менее, я решил его обезвредить. Заряд представлял собой блок из бурмедекса, встроенный прямо в корпус двигателя. Крышка снялась легко, и глазам открылась путаница проводов, ведущих к взрывателю с шестигранной головкой, ввинченному в толщу блока. Я обхватил его пальцами, сжал до потемнения в глазах и попытался вывернуть. Последним усилием рвущейся плоти и вывихнутых суставов я сдвинул его, а затем и освободил. Он повис на проводах, словно вырванный зуб на нерве. И вдруг он взорвался с громким хлопком и облаком черного дыма. С противоестественным, спокойствием я смотрел сквозь это черное облако на дыру в блоке. Корабль и его содержимое должны были бы превратиться в пыль.

— Инскипп, — сказал я, но горло мое пересохло и голос сорвался. — Инскипп, — выговорил я снова, — я получил от тебя весточку. Ты думал, что даешь мне отставку. Нет, я сам выхожу из Специального Корпуса.

Я почувствовал облегчение. Я снова был один и отвечал только за себя. Корабль уже достаточно шел по курсовой ленте, выбранной наугад из кучи. Перехватить меня было практически невозможно, и я мог взять ленту для другого курса. Курса куда? Я еще не знал. Надо подумать, хотя у меня не было сомнений в том, что я должен делать: искать Ангелину. Сперва эта мысль показалась глупой: взять на себя работу Корпуса, который от меня отказался. Это была их работа. Но потом я понял, что не в Корпусе дело. Ангелина была для меня как призовая чемпионская медаль. Есть что-то в Скользком Джиме ди Гризе, чего вы не понимаете. Называйте это, как хотите, например, самолюбием. Но самолюбие — это единственное, что поддерживает в мужчине бодрость духа, настраивает его на работу. Отнимите это, и останетесь ни с чем. Я не знал толком, что я буду делать с Ангелиной, когда найду ее. Может, сдам в полицию, потому что люди, подобные ей, позорят мое бывшее ремесло. Но лучше делить рыбку, когда поймаешь. Необходим был план, и в первую очередь надо подготовить все для его создания. Сначала мне показалось, что на корабле нет сигар. Это был ужасный момент. Но потом сервисный блок скрипя выдал мне коробку из какого-то дальнего и темного угла. Сигары были не блеск, но это лучше, чем ничего. А вот бренди у Нильсена всегда было великолепным, тут у меня не было замечаний. Промочив горло и закурив, я велел своей черепушке заняться проектом. Для начала мне надо было представить себя на месте Ангелины во время ее бегства. Конечно, лучше всего было бы физически оказаться там, но это было нереально. Уж один-то корабль флота там наверняка дежурит. Однако, чтобы решать подобные проблемы, построен компьютер, и я ввел в него координаты места, где все это случилось. Мне не требовалось лазить по справочникам — эти цифры горели у меня в мозгу огненными письменами. У компьютера была огромная память и высокое быстродействие. Он блаженно хмыкнул, когда я запросил у него координаты всех звезд, близлежащих к месту происшествия. Через тридцать секунд он закончил просмотр всех своих каталогов и сообщил об окончании работы звоном колокольчика. Я взял список первой дюжины звезд и отметил, что расстояния до них были очень велики. Сейчас я должен думать так же, как Ангелина. Я должен стать убийцей, за которым охотятся, которого травят, за спиной которого двадцать свеженьких трупов. Враги во всех направлениях. Наверное, она держала такой же список, выданный компьютером похищенного крейсера. Куда теперь? Огромное напряжение. Скрыться куда-нибудь, только прочь отсюда. Взгляд на список — и ответ кажется очевидным. Две ближайшие звезды расположены в одном и том же квадрате неба в пятнадцати градусах одна от другой, приблизительно на равном расстоянии от крейсера. Очень важным было то, что третья звезда находилась вдвое дальше и в другом секторе. Итак, вперед к двум первым звездам. Решение, принятое в спешке, но вполне разумное. Вперед к солнцам, мирам и трассам, где можно найти другие корабли. Крейсер нужно бросить до появления какой-нибудь планеты и чем скорее, тем лучше, так как любой корабль в галактике опознает его. Встретить другой корабль, корабль Икс — и захватить. Бросить крейсер и… что дальше? Тут мои мозги забуксовали. Пришлось подкрепить их градусами и свежей сигарой. Полузакрыв глаза, я постарался воссоздать полет. Захвачен новый корабль, надо лететь к планете. В космосе Ангелина в постоянной опасности, ей грозит изменение личности. Когда я нашел в планетарном каталоге эти две звезды, выбор стал очевидным. Планета имела варварское название Фрейбур. Там было еще полдюжины планет вокруг двух солнц, но они отпали сами собой: либо слишком слабо заселенные, так что любой незнакомец оказывается на виду, либо организованные так хорошо, что нельзя долго оставаться незамеченным. У Фрейбура эти недостатки отсутствовали. Он состоял в Лиге меньше двухсот лет и пребывал в состоянии счастливого хаоса. Смесь старого и нового, доконтактной культуры и постконтактной ситуации. Прекрасное место, чтобы затеряться, отсидеться и появиться вновь в новом обличье. Придя к этому решению, я почувствовал двойное удовлетворение. Это было не просто мысленное упражнение на выживание, ведь я и сам находился сейчас в положении Ангелины. Инцидент с взрывателем ясно показал, как Корпус относится к дезертирам. Фрейбур — место, которое прекрасно скроет и меня. Я удовлетворенно вздохнул и расслабился. Когда я пришел в себя, пора было выходить из подпространства и прокладывать новый курс. Однако была вещь, которой надо было заняться в первую очередь. Еще будучи в Корпусе, я узнал много мелких фактиков. Один из них, обычно представляющий интерес только при изучении техники космоперехода, состоял в необычном распространении в подпространстве излучений, особенно радиоволн. Если вы вели передачу на одной частоте, вы получали мощный ответный сигнал на всех частотах, как будто радиоволны сжимались и отражались. Обычно не представляющий интереса этот экзотический феномен позволяет вести наблюдение за вашим кораблем. Я решил, что для Специального Корпуса вести наблюдение за своими кораблями — вполне разумная предосторожность. Поэтому тщательно спрятанный узкополосный передатчик явится для них настоящим маяком: Его-то и следовало найти до того, как вблизи появится какая-нибудь планета. Во внутреннем динамике иногда слышались свист и рев, но прежде чем искать передатчик, я должен был убедиться, что он вообще есть и имеет достаточно мощный сигнал для больших расстояний. Несколько экспериментов с экранами показали, что мой мистический сигнал не более чем собственное излучение самого приемника. После экранировки эфир затих. Я с облегчением вздохнул и вышел из суперперехода. Путешествие подходило к концу.

Я перерыл все корабельное имущество и подобрал кое-что для дальнейшего использования, тщательно собрал разнообразные «жучки», а восстановление внешности Скользкого Джима доставило мне большое удовольствие. Расширители в ноздри, подушечки за щеки, краситель на волосы — и старая боевая лошадь снова готова к работе. Я посмотрел в зеркало, выругался и начал убирать всю эту маскировку так же старательно, как и накладывал. Ведь было же для меня законом никогда не расслабляться во время работы! Шаблонное поведение всегда ведет к неприятностям. Инскипп прекрасно знал мою старую внешность, и наверняка оба мои описания разосланы для опознания. Теперь я уже более внимательно наложил грим и создал нечто совершенно иное, создал очень просто — за счет изменений в лице и волосах. Более сложная работа потребовала бы в дальнейшем больше времени для поддержания ее в аккуратном состоянии, а Фрейбур был большим вопросительным знаком, я не хотел думать там о чем-то подобном этому. Я хотел спокойно ходить, все обнюхать и определить, нет ли там следов Ангелины. Оставалось еще два дня корабельного времени, и я потратил его на приготовление различных приспособлений, могущих пригодиться: минигранат, потайных пистолетов — обычные вещи. Как только раздался сигнал окончания рейса, я собрал весь оставшийся хлам и уничтожил его. Единственным городом с приличным космопортом на Фрейбуре был Фрейбурбад, расположенный на берегу огромного озера, единственного крупного водоема с чистой водой на планете. Глядя на солнечные блики, скользящие по его поверхности, вдруг захотел искупаться. Это, по-видимому, было вызвано желанием спрятать корабль — оставить его на дне в глубокой части озера, где он всегда будет под рукой, если потребуется.

Чтобы не попасть на радар, я спускался за зубчатой горной цепью. Проходя в темноте над озером, я обнаружил навигационный радар космопорта, но мой корабль был слишком далеко от берега. Штормовая погода, что вообще-то неплохо, сокращала видимость и поуменьшила мое желание принять ванну. Ближе к берегу я обнаружил глубоко под водой канал и снизился над ним, собрав в сумку все необходимое. Глупо, конечно, было так нагружаться, но у меня рука не поднималась оставить все эти чудесные приборчики Корпуса. Сложив все в водонепроницаемый пакет, я натянул скафандр и перешел в шлюзовую камеру. Дождь и темнота обрушились на меня, когда я быстро поплыл в сторону невидимого берега. Я скорее представил себе, чем услышал позади бульканье, когда корабль аккуратно отправился на дно. Плавать в скафандре так же неудобно, как заниматься любовью в невесомости. Я добрался до берега в состоянии, близком к изнеможению. Выбравшись из скафандра, я с большим удовольствием наблюдал, как он превращается в шлак в пламени трех термитных шашек. С еще большим удовольствием я пинком отправил этот шлак в озеро. Непрерывно льющий дождь смыл все следы костра. По-видимому, в такой ливень невозможно заметить даже свет термита. Забравшись под водонепроницаемую пленку, мокрый и жалкий, я дожидался рассвета. Ночью я несколько раз без видимой причины просыпался, но окончательно очнулся, когда было уже светло. Мне было как-то не по себе, и когда я услышал голос, то понял, что будило меня ночью.

— Идете во Фрейбурбад? Что ж, туда еще можно идти. Я тоже туда. Полезайте в лодку. Она старая, но хорошая. Прогуляемся…

Голос бубнил, но я его не слушал, а проклинал себя, что нежданно-негаданно попался на глаза этому парню с «долгоиграющим» голосом. Он плыл вдоль берега на маленькой лодочке. Она низко сидела в воде, нагруженная тюками и узлами, и над всем этим торчала голова. Пока его челюсти продолжали двигаться, я имел возможность внимательно рассмотреть его. У него была дикая, всклокоченная борода, торчавшая во все стороны, и маленькие темные глазки, спрятанные под невероятно задрипанной шляпой, каких я никогда не видел. Мой первоначальный испуг почти прошел. Если этот чудак не сыщик, то случайная встреча могла оказаться для меня весьма кстати. Когда этот дикарь остановился передохнуть, я решил принять его предложение и, схватив планшир лодки, подтянул ее поближе, закинул сумку внутрь и перепрыгнул сам, сжимая в кармане пистолет. Как оказалось, для осторожности не было никаких причин. Зуг — так его звали, что мне с трудом удалось выяснить в процессе его бесконечного монолога — вывернул за борт мотор, прикрепленный к корме, и включил его. Это был атомный тепловой преобразователь, простой и эффективный. У него не было движущихся частей, он просто засасывал из озера холодную воду, доводил ее до кипения и выбрасывал под давлением пара уже через другое подводное отверстие.

Во время движения никакого шума практически не было, лодка скользила как по волшебству. Я начал понимать, откуда берется этот неудержимый поток слов. Наверное, этот человек был охотником и возил в магазин меха после многих месяцев одиночества и молчания. Вид человеческого лица вызвал это словоизвержение, которое я и не пытался остановить, так как он фактически отвечал на многие мои незаданные вопросы. Много забот вызывала моя одежда. В конце концов я решил остановиться на дорожном костюме в нейтральных серых тонах. Такие с небольшими вариациями распространены на всех планетах галактики, поэтому Зуг не обратил на него особого внимания. В жизни он, видимо, не был болтуном, но вот любителем одеться был точно. Его куртка была скорее всего сделан из местных шкур. Она была пурпурно-черной и очень красивой, если не считать прилипших к ней грязи и мусора. Штаны были из сукна машинной выработки, а ботинки, как и мои, из вечного пластика. Техника у Зуга подтверждала впечатление, производимое одеждой: смесь старого и нового. Для мира, подобного Фрейбуру, недавно вошедшему в Лигу, иного и не могло быть. Электростатическое ружье, прислоненное к связке стальных стрел для арбалета, создавало типичную картину. Несомненно, человек в равной степени пользовался и тем, и другим. Я уселся на мягкие тюки и стал наслаждаться путешествием и разгоравшейся зарей, поливаемый непрерывным водопадом слов. Мы добрались во Фрейбурбад до полудня. Зуг практически не втягивал меня в разговор, он предпочитал говорить сам, поэтому несколько моих неопределенных высказываний вполне его удовлетворяли. С большим удовольствием он угостился концентратами из моего пакета и в ответ протянул фляжку с какой-то жидкостью, изготовленной в его горном жилище. Вкус ее был непередаваемо ужасен. Оставалось ощущение стальной стружки, намоченной в серной кислоте. Однако после нескольких глотков все встало на свои места, и когда лодка подошла к пахнущему рыбой доку в пригороде, мы уже были изрядно навеселе. Причаливая, мы чуть не утопили отплывавшую лодку, что показалось нам ужасно забавным — это дает некоторое представление о нашем состоянии. Я пошел в город и уселся в парке, пока мои мозги не прочистились. Старое и новое стояли здесь рядом. Здания из пластика соседствовали с кирпичными и оштукатуренными. Сталь, стекло, дерево и камень смешались неразделимо. Люди тоже были одеты в странную смесь типов и стилей. Я ими интересовался больше, чем они мною, и только какой-то робот обратил на меня внимание. Он махал передо мной напечатанными заголовками и выкрикивал в ухо свои идиотские предложения, пока я не взял газету, чтобы от него отвязаться. Валюта Лиги имела здесь обращение наряду с местными деньгами, и робот не выразил протеста, когда я сунул монету в его грудную щель. Он дал мне сдачу фрейбурскими гильденами — несомненно, по здешнему валютному курсу. Во всяком случае, следует иметь на будущее этот вариант. Новости были совершенно тривиальными, а вот объявления и реклама заинтересовали меня. Я просмотрел список больших отелей, сравнивая их комфортабельность и стоимость. Это заставило меня буквально ужаснуться. Как быстро теряем мы старые привычки! Всего месяц честной жизни — и я уже рассуждал, как честный человек!

— Ты — преступник! — процедил я сквозь зубы и плюнул на надпись: «НЕ ПЛЕВАТЬ!». — Ты презираешь закон и прекрасно обходишься без него. Ты есть закон в себе и самый честный человек в галактике. Ты не нарушаешь никаких правил до тех пор, пока они тебя не касаются, и изменяешь всякий раз, когда видишь в этом нужду.

Все это правда, и я презирал себя за то, что так быстро об этом забыл. Этот маленький период честности в Корпусе подействовал как зараза, разрушая все мои наилучшие антисоциальные тенденции.

— Думай, как украсть! — крикнул я громко.

Я испугал девушку, прогуливавшуюся по дорожке. Догадавшись, что она услышала меня, я бросил на нее злобный взгляд, и она сочла за лучшее скрыться. Так-то лучше. Я тоже поднялся и отправился в противоположном направлении, высматривая возможность что-нибудь совершить. Я решил возобновить свой прежний образ жизни, пока не займусь поисками Ангелины. Возможность легко представилась. Через десять минут план был готов, все необходимое оборудование было с собой. То, что могло понадобиться для работы, я переложил в карманы набедренного пояса, а сумку сдал в камеру хранения. В Первом Банке Фрейбура все располагало к грабежу. Три входа, четыре охранника, толпа народа. Четыре живых охранника! Ни один банк не станет платить им зарплату, если у него есть электронная защита. Я чуть не пел от радости, стоя в очереди к одному из живых клерков. Полностью автоматизированные банки грабить нетрудно, но требуется специальная техника. Такая вот смесь машин и людей была лучше всего.

— Разменяйте десятизвездную Лиги на гильдены, — сказал я. И положил блестящую монету на стойку перед кассиром.

— Да, сэр, — сказал он, мельком взглянул на монету и отправил ее в счетную машину рядом с ним.

Его пальцы уже отсчитывали соответствующее количество гильденов еще до того, как появились обменные цифры. Мои деньги брякнулись в чашечку передо мной, и я стал медленно считать их. Я делал это механически, так как мои мысли были сейчас направлены на монету, которая крутилась и вертелась в машинных внутренностях. Когда я счел, что она закончила свое путешествие в подвале, я нажал кнопку на передатчике, расположенном на поясе. Для этого нет другого слова, кроме «прекрасно». Подобные вещи, оставаясь в памяти, вызывают самые прекрасные воспоминания даже через много лет после того, как они произошли. Потребовалось немало часов, чтобы создать эту монету, но их не стоило жалеть. Я распилил ее пополам, вычистил изнутри, встроил туда радиоприемник, запал и заряд и залил свинцом до первоначального веса, И сейчас она взорвалась! Глухой удар в недрах банка сопровождался треском и грохотом. Задняя стена, поддерживавшая свод, треснула и извергнула поток денег и дыма. А последний вздох выдохнувшей счетной машины принес мне нежданный сюрприз. Денежные аппараты кассиров пробудились к неистовой деятельности. Поток больших и малых монет обрушился на обалдевших посетителей, которые, впрочем, быстро оправились от удивления и начали набивать карманы. Но время их радости было недолгим: тот же самый радиосигнал взорвал дымовые и газовые бомбы, которые я предусмотрительно разложил во все корзины для бумаг. Возбужденная публика не заметила, как я бросил еще несколько газовых бомб кассирам. Этот газ — смесь по моему рецепту рвотных и слезоточивых компонентов. Действие его было мгновенным и мощным. К счастью, в банке не было детей. Я не мог быть жестоким по отношению к юным созданиям, не умеющим себя защитить. Через несколько секунд клиенты и хозяева стали терять способность видеть. На меня никто не обращал внимания. Когда газ подобрался ко мне, я нагнулся, надел защитные очки и, выпрямившись, обнаружил, что в этой толпе я единственный, кто способен что-то видеть. Дышал я, конечно, через предусмотрительно вставленные носовые фильтры, так что мое пищеварение не пострадало. Мой кассир исчез из виду, и я совершил изящный бросок на животе через стойку в окошко. Оставалось выбирать и собирать. Деньги были разбросаны повсюду. Игнорируя мелочь, я отыскал место, где извергался золотой водопад. Через две минуты сумка была полна, и больше мне здесь делать было нечего. Дым вблизи дверей стал рассеиваться, но несколько гранат вернули все на место. Все шло, как было задумано, кроме одного ужасно надоедливого осла из охраны. Ему показалось что-то неладное, и он начал палить направо и налево. Хорошо еще, что он никого не убил. Я отнял у него пистолет и стукнул им его по голове. Дым у дверей стал очень плотным, и это не позволяло увидеть с улицы то, что происходит внутри. Но, конечно, было ясно, что происходит что-то плохое. Двое полицейских с пистолетами наготове ринулись внутрь, но тут же стали такими же беспомощными, как и остальные. Я организовал помощь пострадавшим и начал тихонько подталкивать их к дверям. Когда образовалась достаточная группа, я собрал их и выполз с ними на улицу. Очки я сунул в карман, а глаза закрыл, пропустив лишь чуть-чуть газа. Некоторые вежливые жители помогли мне, я поблагодарил и, смахнув платком начавшие литься слезы, пошел своей дорогой. Вот как все это легко, если план заранее продуман и не рискуешь по-глупому. Дух мой был бодр, кровь весело бежала в жилах. Жизнь снова была прекрасна. Найти следы Ангелины теперь будет несложно. Теперь нет ничего такого, чего я не мог бы сделать. Я находился на гребне эмоциональной волны. Сняв комнату в отеле для космонавтов вблизи порта, я привел себя в порядок и отправился наслаждаться радостями жизни. В округе было много веселых заведений, и я решил по ним прогуляться. Перекусив в одном из них, я в каждом последующем пропускал по рюмочке. Если Ангелина во Фрейбурбаде, она скорее всего посещает эти места. Тут должен быть ее след, я чувствовал это всеми фибрами, как один преступник чувствует другого.

— Не пригласит ли кто девушку выпить? — услышал я равнодушный голос проститутки.

Я без всякого интереса повернул голову. Девушки, бледные создания ночи, вышли на вечерний промысел. Я получил уже достаточно предложений — мой внешний вид делал меня похожим на космонавта в отпуске, а это всегда прекрасный источник дохода для этих кошечек. Эта выглядела получше остальных, по крайней мере, лучше сложена. Я с интересом, а потом с восхищением оглядывал ее. Короткая юбка в обтяжку, с высокими разрезами по бокам. Высокие каблуки заставляли бедра покачиваться, и это производило потрясающий эффект. Она дошла до стойки бара и повернулась, выставив себя на всеобщее обозрение. Блузка была сделана из узких мерцающих полосок, скрепленных только сверху и снизу. При малейшем движении полоски расходились, обнажая гладкую загорелую кожу. Грубая животная страсть охватила меня. В конце концов, глаза мои поднялись к ее лицу — длинное путешествие, если учесть, что я начал с колен — оно было очень привлекательно. Что-то знакомое… В этот момент сердце мое упало в желудок, я вцепился в кресло. Это казалось невероятным, но это было так. Это была Ангелина.

Волосы были обесцвечены, были и другие простые и очевидные изменения. В целом внешность ее стала такой, что опознать ее по фотографии или по описанию было бы невозможно. Только не для меня, конечно. Я видел ее в похищенном линкоре и разговаривал с ней. Очень хороша: я узнал ее, а она и понятия не имела, кто я. Она видела меня только в скафандре с поднятым светофильтром. Это была вершина счастливейшего дня моей жизни. Все вокруг казалось чудесным и прекрасным. Но все-таки необходимо отдать ей должное — замаскировалась она блестяще. Я и сам никогда не предполагал увидеть ее здесь в таком качестве, а ведь старался продумать все возможности. У нее была с собой приличная сумма украденных денег, поэтому я не представлял ее в качестве нищей бродяжки. Нет, девушка в порядке, надо отдать ей должное. Играет свою роль абсолютно натурально. Не будь у нее патологической склонности к убийствам — какую команду мы с ней могли бы создать! Тут мое сердце второй раз за вечер дало сбой. Эмоции эмоциями, но в конце следа ясно обозначается смерть. Она приносила несчастье всем, с кем была рядом. В этой хорошенькой головке были высокоинтеллектуальные, но страшно извращенные мозги. Мне было лучше думать не о ее фигуре, а о трупах, которыми она усеяла свой путь. Есть только один выход: увести ее отсюда и передать в Корпус. Я даже не рассматривал вопроса своих взаимоотношений с Корпусом. Одно другого не касалось. Сейчас все надо было сделать четко и быстро. Я подошел к бару и заказал две двойных порции местной соляной кислоты, понизив голос и изменив акцент и манеру речи. Ангелина достаточно слышала меня и легко могла опознать по голосу — единственная вещь, за которую я волновался.

— Выпьем, куколка. — Я поднял стакан и подал ей другой. — А потом пойдем к тебе. У тебя есть комната?

— Найдется, если у тебя есть десятка по курсу Лиги.

— Ясное дело. — Я изобразил обиду. — Неужели по мне не видно?

— Я не из тех, кому платят потом, — ответила она с хорошо разыгранным равнодушием. — Сначала плати, потом пойдем.

Я шлепнул монету на стойку. Девушка подбросила ее в воздух, поймала, взвесила на руке и сунула куда-то за пояс. Я смотрел на нее с откровенным изумлением, меня поразила та натуральность манер, с какой она играла свою роль. Только когда она повернулась уходить, я вспомнил, что нахожусь здесь не ради наслаждений, а чтобы исполнить суровый долг. Все колебания тотчас исчезли, когда я снова вспомнил о трупах, плававших в глубинах космоса. Опустошив свой стакан, я последовал за ее виляющими бедрами из бара в какую-то отвратительную улочку. Темнота узких, грязных переулков обострила мои рефлексы. Ангелина играла свою роль хорошо, но я сомневался, что она делит постель со всеми космонавтами, попадавшими в этот порт. Скорей всего, у нее есть сообщник, который прячется где-нибудь тут с тяжелой дубинкой. Может, я чересчур подозрителен? Я все время держал руку в кармане на пистолете, но воспользоваться им не пришлось. Мы пересекли еще одну улицу и нырнули в длинный коридор. Она молча шла впереди. Мы никого не встретили, и никто не заметил нас. Когда она открыла комнату, я немного успокоился: комната была настолько мала, что сообщнику негде было бы спрятаться. Ангелина направилась прямо к постели, а я решил проверить, заперта ли дверь. Она была заперта. Когда я повернулся, на меня смотрел автоматический бесшумный пистолет 75-го калибра, такой огромный, что Ангелина держала его обеими руками.

— Это что, грабеж?

Я возмутился, понимая, что в своих действиях прозевал что-то очень важное. Моя рука все еще сжимала пистолет в кармане, но вытащить его было равносильно самоубийству.

— Я пристрелю вас, даже не спросив имени, — ласково сказала она и улыбнулась, демонстрируя великолепный ряд белых зубов. — Вы сорвали мою операцию с линкором.

Ее улыбка стала еще шире, но она пока не стреляла. Она наслаждалась чувствами, которые, сменяя друг друга, отражались на моем лице. Ловец попал в ловушку, его привели именно туда, куда хотели, и ничего уже нельзя было сделать. Увидев, что я все осознал, Ангелина громко рассмеялась, чисто и ясно, как серебряный колокольчик, и одновременно усилила давление на курок. Это была настоящая артистка. Точно в тот момент, когда мое отчаяние достигло максимума, а безнадежность положения стала очевидной, спусковой крючок был нажат. И не один раз, а снова и снова. Четыре разрывавшие плоть пули в сердце. И последняя прямо между глаз.

Это был еще не возврат сознания, а выплывание из красной тьмы. Организм отчаянно боролся с болью. Ужасно, что глаза закрыты и открыть их невероятно трудно. В конце концов я это сделал, и из красной тьмы появилось пятно лица.

— Что случилось? — спросило пятно.

— Я собирался узнать об этом у вас.

Я поразился, как слаб и безжизнен мой голос. Что-то влажное коснулось моих губ. Это была салфетка, вся в красных пятнах. Когда зрение вернулось ко мне, пятно превратилось в молодого человека в белом. Наверное, доктор, и я, как видно, в больнице.

— Кто стрелял в вас? — спросил доктор. — Кто-то сообщил о выстрелах, и ваше счастье, что мы приехали как раз вовремя. Вы потеряли много крови — вам уже сделали переливание, — и, кроме того, имеются множественные повреждения локтевой и лучевой кости от пули, которая дальше задела правый висок и, возможно, повредила череп. Вероятно, задеты ребра, и есть подозрение на внутреннее кровоизлияние. Кто-то сильно ненавидит вас. Кто же?

Кто? Конечно, моя дорогая Ангелина. Искусительница, соблазнительница, убийца пыталась расправиться со мной. Я все вспомнил. Широкий ствол пистолета с черной дырой, в которой, кажется, может уместиться целый звездолет. Сверкающее пламя, пули, ударяющие в меня, и страдания, когда мой дорогой, гарантированный пуленепробиваемый жилет принял на себя мощь выстрелов. У меня возникла надежда, что Ангелина этим удовлетворится, но нет, ствол поднялся к моему лицу. Я вспомнил последний свой жест: я закрыл лицо руками и качнулся в сторону в отчаянной попытке спастись. Это чудо, что попытка удалась. Пуля, видимо, срикошетировала от костей руки и только задела череп, а не прошла через него. Тем не менее, было много крови и неподвижное тело на полу, что и ввело Ангелину в заблуждение. Шум выстрелов в этой маленькой комнате, мой явный труп и кровь что-то сдвинули в ее женской натуре, хотя бы чуть-чуть. Она быстро покинула комнату. Задержись она хоть на секунду, чтобы убедиться…

— Ложитесь, — сказал доктор. — Если вы не будете лежать, я сделаю вам укол, который отключит вас на неделю.

Только тогда я заметил, что сижу и хихикаю, как сумасшедший. При каждом движении грудь мою пронизывала боль, и я дал себя уложить. Теперь я задумался над тем, как мне выбраться отсюда. Игнорируя боль, я осмотрел приемную и стал думать, Как извлечь выгоду из того, что судьба подарила мне жизнь, в то время как Ангелина думает, что я мертв. В приемном покое мне мало чем удалось поживиться. Я стащил только ручку и официальные бланки с полки над головой. Правая рука работала неплохо, хотя каждое движение приносило боль. Робот подвел под мои носилки каталку и повез меня в палату. Когда мы выезжали, доктор просунул какие-то бумаги в держатель над моей головой и приветливо кивнул. Я одарил его ответной улыбкой. Как только он скрылся из виду, я выхватил бумаги и быстро просмотрел их. Здесь был мой шанс, если я сумею быстро им воспользоваться. Это было заключение в четырех экземплярах. Пока эти бумаги не попадут в машину, меня не существует, я в статическом забвении, из которого должен выбраться в палате. Мертворожденный — вот мое спасение. Я скинул на пол подушку, и робот остановился. Он не обращал внимания, что я пишу, и останавливался еще два раза, подбирая подушку и давая мне время закончить мою фальшивку. Этот доктор оставил много места между последней строкой заключения и своей подписью. Я дополнил заключение, стараясь, насколько мог, подражать его почерку. «Множественные внутренние повреждения, — написал я. — Умер в пути». Это звучало достаточно официально. Я быстро добавил: «Все попытки реанимировать не дали результатов». Эта последняя фраза позволяла надеяться, что меня не будут колоть и оживлять электричеством, ведь я — труп. Выезжая из коридора, я положил бумаги за голову. Робот укатился прочь, равнодушный к тому, что его писавший и ронявший подушку пациент внезапно умер. Это отсутствие любопытства мне всегда нравилось в роботах. Я мысленно представил себе смерть в надежде, что на моем лице отразится соответствующее выражение. Кто-то дернул меня за ногу, стащил ботинок и носок. Рука взялась за ступню.

— Какая трагедия, — сказал приятный голос. — Он еще теплый. Может, положим его на стол и попробуем реанимировать?

— Не-а, — сказали из соседней комнаты. — В приемном покое уже пытались. Клади его в бокс.

Ужасающая боль пронзила мою ногу, я чуть не взвыл и только огромным усилием воли заставил себя лежать неподвижно, пока этот болван закручивал проволоку вокруг моего большого пальца. На проволоке висела табличка, и я от всего сердца пожелал, чтобы эта табличка висела на его ухе, стянутом той же проволокой. Боль из пальца передалась вверх, стали ныть грудь, голова и рука, и мне стоило больших усилий оставаться похожим на покойника. Открылась тяжелая дверь, и волна холодного воздуха коснулась моей кожи. Я позволил себе быстрый взгляд из-под век. Если трупы в этой конторе укладывают в индивидуальные холодильники, я готов был внезапно возродиться к жизни. Всю жизнь мечтал умереть в холодильной камере за закрытой дверью! Но Госпожа Удача все еще была со мной. Мой мучитель перетащил меня вместе с носилками в большую комнату. Там на стеллажах вдоль стен уже лежали покойники. Без излишней почтительности меня кинули на заиндевевшие доски. Шаги удалились, дверь тяжело стукнула, свет погас. Мое отчаяние трудно передать. Прошел только один день, а я уже весь в синяках, контужен и покалечен. Пребывание в одиночестве в темной запертой комнате действовало на меня чрезвычайно угнетающе. Несмотря на боль в груди и эту идиотскую табличку на пальце, я слез со стеллажа и отправился искать дверь. Меня бросало то в жар, то в холод, но наконец я наткнулся на стену. Нащупав выключатель, я включил свет, и в тот же момент настроение мое резко улучшилось. Дверь была — лучше не придумаешь, без окошка и с ручкой изнутри. У нее был даже внутренний засов, но невозможно было себе представить, кто им пользовался. В первую очередь я раскрутил проволоку и растер палец, возвращая его к жизни. На желтой табличке стояли буквы Д. О. А. и от руки написанный номер, тот же, что был в подделанной мною бумаге. Тут была возможность. Я снял такую же табличку с наиболее изуродованного трупа и заменил ее своей. Его табличку я сунул в карман и для смеха поменял таблички у остальных. Они висели у всех на левой ноге, и я громко проклинал эту чертову педантичность. Нога У меня замерзла; пришлось снять правый ботинок с самого большеногого трупа. Поскольку костюм и пуленепробиваемый жилет были испорчены, я позаимствовал теплую рубашку у одного из моих молчаливых друзей по несчастью. Не думайте, что все это было так просто. Меня буквально шатало от слабости. Закончив, я выключил свет и открыл дверь. На меня пахнуло, как из доменной печи. Там не было ни души. Я закрыл за собой дверь в покойницкую и стал искать другую комнату. Это оказалась кладовая, в которой единственной полезной для меня вещью был стул. Я сел, отдышался и снова огляделся. Дверь рядом была заперта, а следующая — открыта в темную комнату, где кто-то храпел. Как раз то, что нужно. Кто бы ни был этот человек, но поспать oh любил. Я обошел комнату и собрал всю одежду, какую нашел. Он не просыпался, и это было очень хорошо для него’— ведь у меня была черепная травма.

Как только текущие дела закончились, боль вернулась. Натянув шляпу, найденную тут же, я открыл запасной выход. Никто меня не заметил, и я отправился пешком по поливаемым дождем улицам Фрейбурбада.

Эта ночь и следующие несколько дней не сохранились в памяти по понятным причинам. Вернуться обратно в свою комнату было рискованно, но риск был оправдан. Ангелина почти наверняка не знала ее, но теперь это не имело значения.

Я умер и больше ее не интересовал. Мое предположение оправдалось: после возвращения меня никто не беспокоил. Я велел принести мне еды и пару ботинок, чтобы создать впечатление длительного одинокого запоя. Тело постепенно восстанавливало свои функции, я поддерживал его антибиотиками и болеутоляющим. На третье утро я почувствовал себя человеком, хотя и слабым. Рука приобрела чувствительность, черные и синие пятна на груди стали светлеть, а головная боль почти прошла. Пора было подумать о будущем. Я пригубил из бутылки и позвонил вниз, чтобы прислали газеты за последние три дня. Пневмотруба засопела, чихнула и извергла их на стол. Внимательно просматривая их, я понял, что разработанный мною план значительно лучше, чем я ожидал. На следующий день после моего убийства все газеты поместили сообщения, почерпнутые из больничных отчетов ленивыми обозревателями, не удосуживающимися хотя бы мельком взглянуть на трупы. И все. Ничего о Большом Больничном Скандале с Переменой Трупов или об Иске По Поводу Того, что в Гробу Не Дядя Фрим. Если мои шуточки в этом мясном морозильнике не опубликованы, значит, это стало больничной тайной, о которой будут говорить между собой. Ангелина, мой снайпер-возлюбленная, должна теперь считать меня мертвецом, жертвой ее несущего смерть спускового пальца. Что может быть лучше? Через некоторое время я снова сяду ей на хвост, но работать станет значительно проще: ведь она уверена, что я превратился в синий дым в местном крематории. Вот теперь самое время составить правильный план. Нет больше вопроса, кто за кем охотится. Арестовать Ангелину доставит мне не меньшее удовольствие, чем ей — стрелять в меня. Должен признать, что она все время обходила меня. Она увела линкор у меня из-под носа, затем улизнула из-под моего пистолета. И совершенно изумительно, что она устроила мне ловушку, когда я думал, что охочусь за ней. Моя наивность ясна мне до боли. Задумав исчезновение из линкора, она вовсе не была в истерике, только разыграла эту роль. Она изучала меня, каждый доступный обозрению участок моего лица, каждую интонацию моего голоса. В ее памяти четко отпечатался мой образ, и, удирая, она просматривала варианты моих действий. В последней точке своего полета она остановилась и стала ждать, зная, что я приеду и что она будет больше подготовлена ко встрече со мной. Теперь мое время сдавать карты. Я обдумал и взвесил множество вариантов и планов. Прежде чем предпринимать что-либо, мне в первую очередь необходимо пройти полную физическую реконструкцию. Это необходимо, если я хочу поймать Ангелину, И если хочу избежать длинных рук Корпуса. Во время учебы я об этом не задумывался, но был абсолютно уверен, что Покинуть Специальный Корпус можно только ногами вперед. Физически я сейчас был еще очень слаб, но черепушка работала по-старому. Мне не хватало фактов, и я сделал небольшое пожертвование в форме вступительного взноса. Я получил фотокопии всех местных газет многолетней давности. Я познакомился с ядовито-желтым журналом, любовно названным «СВЕЖИЕ НОВОСТИ». Это был популярный журнал, его словарь составлял приблизительно триста слов — для тех, кто любит смаковать жестокость во всех ее проявлениях. Большинство страниц посвящалось трагедии с вертолетами, разумеется, с цветными фотографиями, но описывались также случаи хулиганства, жестоких драк и прочего, что твердая рука галактической цивилизации не успела еще полностью задушить на Фрейбуре. Среди этого нагромождения были упоминания и о «темных» преступлениях, которые я и искал. Человечество всегда было капризным в своем законодательстве, придумывая такие увлекательные термины, как непредумышленное убийство, убийство при смягчающих вину обстоятельствах и проч. Будто мертвый вроде и не совсем мертвый. Хотя мода как на преступления, так и на приговоры меняется, есть такие, что всегда вызывают сильное отвращение: это врачебные преступления. Говорят, некоторые дикие племена убивают знахаря, если его пациент умер; правило не без достоинств. Эта целеустремленная ненависть к мяснику-шарлатану понятна. Больной полностью отдает себя в руки врача и позволяет незнакомому человеку играть с самым дорогим для больного. Если это доверие подрывается, возникает естественное возмущение среди свидетелей или оставшихся в живых пациентов. «Свежие Новости» с многочисленными подробностями излагали, как некий высокоуважаемый доктор Сифтерниц совмещал жизнь хирурга и плейбоя до тех пор, пока нож в его трясущихся руках отрезал не то, и жизнь известного политического деятеля укоротилась на несколько могущих принести большую пользу лет. Можно поверить доктору, что он приступил к работе трезвым, и фатальная судорога его пальцев была вызвана не нетрезвостью, а белой горячкой. Во всяком случае, его лицензия была аннулирована, а сбережения, видимо, иссякли, так как потом были сообщения о его еще более неблаговидных поступках. Жизнь здорово потрепала Вульфа Сифтерница. Он был именно тем, кто мне нужен. Я хотел купить его профессиональное мастерство. Для человека моих способностей отыскать и выследить полулегального незнакомца в чужом городе на далекой планете не представляло проблемы. Это дело техники, а с техникой у меня в порядке. Стуча в грязную деревянную дверь дома в откровенно не лучшей части города, я готовился сделать первый шаг в моем новом плане.

— У меня к вам дело, Вульф, — сказал я мутноглазому субъекту, открывшему мне дверь.

— Убирайтесь к черту! — сказал он.

Он попытался закрыть дверь перед моим носом, но предусмотрительно вставленный носок ботинка не позволил ему сделать это.

— Я не занимаюсь медициной, — пробормотал он, глядя на мою забинтованную руку. — Я не хочу связываться с полицией, так что убирайтесь к черту.

— Что вы бубните одно и то же? — сказал я ему. — Я здесь, чтобы предложить вам совершенно законную сделку с соответствующей денежной оплатой.

Я проигнорировал его протесты и заглянул в комнату.

— Согласно абсолютно достоверным источникам, вы живете здесь в незарегистрированной связи с девушкой по имени Зина. То, что я хочу сказать, не для ее, несомненно, прелестных ушек. Где она?

— Нету! — крикнул он. — И вы тоже убирайтесь! — Он схватил за горлышко бутылку и угрожающе поднял ее.

— Что вы скажете на это? — спросил я и бросил на стол толстую пачку новеньких банкнот. — И это… — я добавил еще две пачки.

Бутылка выскользнула из его ослабевших пальцев и упала на пол. Глаза его, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Чтобы окончательно сразить его, я добавил еще несколько пачек. Долго убеждать его не пришлось. Когда он уяснил, зачем я пришел, осталось только согласовать детали. Деньги подействовали на него успокаивающе, он не дрожал и не трясся, а рассуждал вполне здраво.

— Осталась одна проблема, — сказал я в заключение. — Собираетесь ли вы рассказать об этом Зине?

— Вы с ума сошли? — воскликнул он с неподдельным изумлением.

— Значит, не расскажете. Если об этой операции знаем только вы и я, как вы собираетесь объяснить свое отсутствие и источник появления, денег?

Это повергло его в еще большее удивление.

— Объяснять? Ей? Да она не увидит ни меня, ни денег. Через десять минут я покину это место.

— Ну, что ж.

Я подумал, что это все-таки жестоко по отношению к несчастной Зине, поддерживающей его ремеслом, которого большинство женщин избегает, и взял себе на заметку что-то сделать по этому вопросу. В дальнейшем, конечно. В первую очередь должен исчезнуть Джим Боливар ди Гриз. Не жалея расходов, я заказал все хирургическое оборудование, указанное Вульфом. По возможности старался приобретать приборы-роботы, так как ему предстояло работать одному. Погрузив все в тяжелый трейлер, — мы отправились в загородный дом. К сожалению, доверительные отношения у нас не складывались. Самым трудным вопросом был финансовый, ибо простосердечный доктор Вульф был уверен, что я проломлю ему череп и заберу деньги обратно, как только работа будет закончена. Чудак не понимал, что пока существуют банки, у меня нет проблем с деньгами. В конце концов, к его удовлетворению, были оговорены гарантии, и мы приступили к нашей важной работе. Дом был уединенный и полупустой, расположенный на возвышенности у дальнего конца озера. Свежую пищу мы получали раз в неделю вместе с почтой, лекарствами и другими медицинскими препаратами. Операция началась. Современная хирургическая техника позволяет избавить пациента от боли и шока. Я все время находился в постели и иногда нагружался таким количеством успокоительного, что дни проходили в дремотном тумане. Между двумя периодами радикальной хирургии я решил удостовериться, что в состав вечернего питья Вульфа входят снотворные пилюли. Питье было, конечно, безалкогольным, так как воздержание Вульфа на все время путешествия было одним из условий нашего соглашения. Во избежание срыва я поддерживал его решение некоторым количеством денег. Поскольку в связи с воздержанием он находился на грани нервного срыва, я сделал вывод о необходимости для него крепкого ночного сна. Кроме того, я хотел провести небольшие исследования. Уверившись, что он спит, я открыл замок и обшарил комнату. Пистолет, вероятно, был только для страховки, но эти нервные типы часто ведут себя непредсказуемо. Пистолет был 50-го калибра, аккуратный и смертельный. Механизм работал прекрасно, патроны новенькие, вот только стрелять пистолет больше не будет: я аккуратно сточил боек. Найденная камера уже не удивила меня: я слабо верил в человеческое благородство. Вульфу мало, что я его благодетель и финансист, он решил на всякий случай подготовить материал для шантажа. Там была пленка, заполненная, без сомнения, кадрами моей внешности До и После. Я положил всю катушку под рентгеновский аппарат и подержал ее там некоторое время. Вульф работал отлично, с ним можно было жить, пока он не начинал вопить об отсутствии спиртного и девушек. Он изогнул и укоротил мои бедра, изменил рост и походку. Руки, лицо, череп, уши — все было переделано для создания новой внешности. Искусное использование соответствующих гормонов вызвало изменение пигментации кожи и волос, изменилась даже структура самого волосяного покрова. Последнее, что сделал Вульф в высшей точке вдохновения, была деликатная операция на моих голосовых связках, что изменило и огрубило речь. Когда все было кончено, Джим ди Гриз умер, и родился Ганс Шмидт. Имя не очень благозвучное, но я придумал его только на период моего общения с Вульфом, до начала своего основного предприятия.

— Прекрасно!

Я ощупывал перед зеркалом свое измененное лицо.

— Наконец-то я могу выпить! — прошептал позади меня Вульф.

Он сидел на своих уже упакованных чемоданах. Последние несколько дней он таскал медицинский спирт, пока я не смешал его с капелькой своего любимого рвотного.

— Отдайте мне остальные деньги, и я, с вашего разрешения, уеду отсюда.

— Терпение, доктор, — сказал я и сунул ему пачку банкнот.

Он сорвал банковскую упаковку и начал быстро считать, мелькая пальцами.

— Не тратьте время, — сказал я.

Но он продолжал считать.

— Я написал «УКРАДЕНА» на каждой банкноте таким составом, который будет флюоресцировать, когда банк положит ее под ультрафиолет.

Он побелел.

Мне следовало бы напомнить ему о его изношенном сердце, которое могло отказать от сильного волнения.

— Что значит — украдена? — спросил он немного погодя.

— То и значит. Все деньги, которые я заплатил вам, были украдены.

Его лицо стало еще белее. Я был уверен, что при таком кровообращении он не доживет и до пятидесяти.

— Да вы не расстраивайтесь. Я расстался с ними без всякого сожаления.

— Но… почему? — спросил он.

— Законный вопрос, доктор. Долг платежом красен. Я пошлю ту же сумму в неиспорченных кредитках вашей подружке Зине. Я чувствую, вы многим обязаны ей. Она немало для вас сделала.

Он свирепо посмотрел на меня, а я начал сбрасывать с обрыва аппараты и хирургическое оборудование. Я старался не поворачиваться спиной к нему, остальные предосторожности были сделаны раньше. Мельком заметив его скрытую усмешку, я подумал, что настало время выложить все.

— Аэромобиль будет здесь через несколько минут. Мы улетим вместе. С сожалением должен информировать вас, что по прибытии во Фрейбурбад у вас не будет времени отыскать Зину, избить ее и отобрать деньги.

Выражение его лица отчетливо показывало, что именно это он и намеревался сделать. Я продолжал, надеясь, что он будет мне благодарен за столь тщательное и откровенное изложение этой криминальной истории.

— У меня все рассчитано по минутам. Сегодня из космопорта отправляются два звездолета с разницей во времени в одну минуту. На один из них я закажу билет для себя, а вот ваш билет — на другой. Я заплатил за него заранее, не рассчитывая, разумеется, получить за это благодарность.

Он взял билет с неподдельным интересом старой, девы, подобравшей дохлую змею.

— Вам крайне необходимо поторопиться. Через несколько минут после вашего отлета в полицию доставят пакет с описанием вашего участия в операции.

Милый доктор переваривал все это, пока мы ждали вертолет, и, судя по кислому выражению лица, не находил способа улизнуть. Во время полета он скрючился в кресле и не сказал ни слова. По прибытии он без скандала пересел на свой корабль, я же просто двинулся в сторону своего, но, не дойдя, свернул обратно. Я так же не собирался покидать Фрейбур, как и доносить в полицию о незаконной операции. Эта ложь была необходима, чтобы наверняка спровадить доктора-алкоголика в одинокое путешествие к циррозу печени. У меня же, наоборот, были причины остаться. Ангелина все еще была на этой планете, и я не хотел никаких помех при ее поиске. Может быть, это выглядело самоуверенно, но я почувствовал, что за это время хорошо узнал Ангелину. Наши маленькие порочные мозги во многих случаях крутились синхронно, и я был абсолютно уверен, что могу с большой достоверностью предсказать ее действия. Во-первых, она в восторге от такого кровавого убийства моей особы. Она получает такое же удовольствие от трупов, как другие девушки от новых платьев. Она уверена, что я мертв, и это облегчит мне ее преследование. Я не сомневался, что она примет естественные предосторожности против полиции и других агентов Корпуса. Но они не знали, что она на Фрейбуре, и не было оснований связывать мою смерть с ее присутствием. Следовательно, она не убежит, а останется, но с измененной внешностью и в каком-то новом качестве. В том, что она захочет здесь остаться, у меня не было ни малейшего сомнения. Фрейбур, кажется, так и создан для специальных операций. За годы шатания по нашей вселенной я не встречал подобной планеты. Грубая смесь старого и нового. В старом феодальном Фрейбуре незнакомец сразу привлек бы пристальное внимание. На современных планетах Лиги компьютеры, механизация, роботы и бдительная полиция тоже оставляют мало возможностей для незаконных операций. И только там, где две различные культуры смешиваются, появляются реальные возможности. Эта планета достаточно спокойна, тут мы можем не скупиться на похвалы экспертам Лиги. Прежде чем внедрять антибиотики и компьютеры, они убедились, что закон и порядок установлены твердо. Тем не менее, возможности для криминала остаются, если знаешь, где искать. Ангелина знала. Я тоже. Однако после нескольких недель бесплодных поисков я встал перед очевидным фактом, что мы ищем разные вещи. Я не могу сказать, что время прошло бесполезно, так как открыл бесчисленные возможности для прекрасных прибыльных дел. Если бы меня не заботили поиски Ангелины, я бы, кажется; всю жизнь купался в этом воровском раю. Но поиски мучили меня постоянно, словно больной зуб. Отложив интуицию, я попробовал научные методы. Арендовав лучший из существовавших здесь компьютеров, я загрузил в него целую библиотеку и поставил перед ним кучу проблем. В процессе этого пожирающего киловатты энергии дела я стал специалистом по экономике Фрейбура, но ни на шаг не приблизился к нахождению Ангелины. У меня не было никаких идей, где искать следы ее деятельности. Машина выдала массу рекомендаций по улучшению управления экономикой Фрейбура, но исследования показали, что в этой области Ангелины нет. Казалось очевидным, что король Вильгельм Девятый является действительным центром управления планетой. Комплексное исследование короля, его семьи и внутренних взаимоотношений вскрыло один скандальчик, но не Ангелину. Решение этой проблемы сломило меня, и я начал топить свое горе в бутылке очищенного спирта. В это время я буквально варился в алкоголе, и именно паралич моих нервных аксонов и стал источником идеи. Вообще-то те, кто утверждает, что в подпитии думает лучше, чем трезвый, — ослы. Но тут был совершенно другой случай. Я чувствовал, а не думал, и моя злость на исчезновение Ангелины приоткрыла сосуд моего высшего интеллекта. Я мял подушку, вызывая в памяти поступки девушки, и, в конце концов закричал:

— Она просто ненормальная!

Я упал на постель, все кружилось в нескончаемом хороводе, и я бормотал:

— Несомненно, ненормальная! И, чтобы вычислить ее следующий шаг, я сам должен стать чокнутым!

На этом мои глаза закрылись, и я заснул. Последние слова, упав на мозговое вещество, стали тонуть и, пройдя через пропитанные алкоголем слои, добрались наконец до трезвого слоя. Когда они стукнулись о дно, я полностью проснулся и сел, пораженный страшной правдой. Потребуется вся моя сила воли — и еще чуть-чуть — чтобы сделать это. Если я хочу найти ее, мне нужно стать сумасшедшим.

В холодном утреннем свете идея не выглядела ни более привлекательной, ни менее очевидной. У меня был выбор — делать это или не делать. Не было сомнений, что признаки ненормальности в Ангелине явно обнаруживались. Все ее действия были отмечены противоестественным безразличием к человеческой жизни. Она убивала равнодушно или с удовольствием, например, когда стреляла в меня, но всегда с полным безразличием к людям. Я сомневаюсь, знала ли она, сколько убийств совершила в своей жизни. По ее стандартам, я был рядовой любитель. Я не убивал, и более того, в моей деятельности редко возникала такая необходимость. Да, ди Гриз никого не убивал! Мне нечего стыдиться этого, совсем наоборот. Я ценил человеческую жизнь, эту единственную и неизменную величину во вселенной, а Ангелина ценила только себя, свои желания и ничего больше. Следуя по пути формирования ее личности, я воссоздал бы присущий ей образ мышления. Это не так трудно, как кажется, по крайней мере, теоретически. У меня был некоторый опыт работы с психомиметическими наркотиками, и я хорошо знал их возможности. Вековые исследования позволили создать лекарстве, которые могут стимулировать в пациенте любой образ мышления. Хотите стать на неделю параноиком? Примите пилюлю — почувствуете, что это такое. Некоторые принимают это для кайфа, но жить с этим я не хотел бы. Нужна была чрезвычайно веская причина, чтобы заставить меня, человека с деликатным серым веществом, решиться на это. Скажем, поиск Ангелины. Воистину прекрасным свойством всех этих психосоматических препаратов было их временное действие. Когда лекарство поглотится, галлюцинации исчезнут. Я надеялся на это. Ни в одной из прочитанных мною книг не упоминалось о том дьявольском вареве, какое мог состряпать только я один. Это была титаническая работа — искать в книгах описание всех очаровательных привычек Ангелины и найти каждому соответствующий психологический образец. В процессе этого анализа мне даже потребовалась профессиональная помощь, без упоминания, конечно истинных целей. В конце концов передо мной стоял пузырек слабо-дымчатой жидкости и магнитофон с записями различных стимулирующих высказываний, которые будут прокручиваться в процессе действия лекарства. Осталось только собрать мужество в кулак, как говорят классики. В действительности было кое-что еще: я хотел принять некоторые предосторожности. Я снял комнату в дешевом отеле и приказал не беспокоить меня. Поскольку я впервые решался на подобный поступок, я не знал, как поведет себя моя психика, я оставил в пределах видимости несколько памятных записок. Через несколько часов подобных приготовлений я понял, что тяну время.

— Да, нелегко добровольно стать сумасшедшим, — сказал я своему бледному отражению в зеркале.

Отражение было согласно. Тем не менее, мы оба закатили рукава и приготовили большие шприцы.

— Ну, поглядим, что будет, — сказал я, осторожно ввел иглу в вену и вдавил поршень до основания.

Результат был обескураживающим, если не сказать больше. Появились звон в ушах и головная боль, которые быстро прошли, после чего все стало как и раньше. Надо чем-то заняться. Я читал газету, пока не устал. Наступило разочарование. Я лег спать и включил магнитофон, который мягко нашептывал мне в уши сентенции вроде: «Ты лучше всех и знаешь это, а людей, которые этого не знают, лучше остерегаться», или «Все дураки, умнее тебя нет никого на свете». Спать было неудобно, наушники резали уши, а мой дурацкий голос выводил меня из себя. Ничего не изменилось, эксперимент прошел впустую, и неудача меня разозлила. Я сломал наушники, смял в тугой комок магнитофонную ленту, и мне стало легче. Я несколько дней не брился, щетина скрипела под рукой. Я втер в нее крем, глянул в зеркало над раковиной и поразился: новое лицо подходило мне куда больше, чем старое. Ошибка рождения или уродство моих родителей — я их глубоко ненавидел, так как единственная полезная вещь, которую они сделали, это родили меня — дали мне лицо, не соответствующее моей личности. Новое было лучше: во-первых, более красивое, во-вторых — более строгое. Стоит поблагодарить этого искусного врача Вульфа за такую работу — поблагодарить пулей. Это было бы гарантией, что никто в мире не выследит меня через него. У меня, наверное, был солнечный удар, если я позволил ему улететь живым. На столе лежал листок бумаги с единственным словом, написанным моим почерком, хотя я понятия не имел, зачем я его оставил. Там было написано «Ангелина». Ангелина, которую я жажду заполучить, чтобы сжать руками её белое горло и давить, пока не выкатятся белки. Ха! Представив эту картину, я засмеялся. Однако не следует быть таким легкомысленным. Ангелина — это важно. Я собираюсь найти ее, и меня ничто не остановит.

Она сделала из меня дурака и пыталась убить. Если кто и заслуживает смерти, так это она. Жаль, что это еще не сделано. Я разорвал листок на мелкие куски. Комната буквально давила на меня, мне захотелось выйти. На этот раз меня привело в бешенство отсутствие ключей. Я знал, что вынимал их, но куда дел — не помнил. Растяпа-портье что-то мямлил, и я собирался сказать ему все, что думаю о их сервисе, но воздержался. Для этих типов есть только одно лекарство! В корзину под пневмотрубой шлепнулись запасные ключи, и я взял их. Хотелось есть, пить и больше всего — спокойного места, — чтобы подумать. Ближайшее кафе предоставило мне все три возможности, когда я отогнал проституток. Все это были сучки. Ангелина, только игравшая эту роль, выглядела лучше всего этого стада вместе взятого. Я все время о ней думал. Выпивка согрела мой желудок, и мои мысли потеплели. Неужели я и в самом деле хотел предать ее или даже убить? Чушь! Единственная умная женщина из всех, с кем я встречался. Я никогда не забуду, как она вышагивала в своем откровенном платье. Ее бы немного приручить, и какая получится пара! От этой сладкой мысли мое лицо вспыхнуло, и я одним глотком осушил стакан. Я должен найти ее. Она ни за что не покинет эту планету, напоминающую райские кущи. Девушка с ее амбициями пойдет здесь прямо к вершине, и ее ничто не остановит. Это именно то место, где ей полагается быть. Всю жизнь Ангелина была уверена, что она лучше всей этой толпы, и снова и снова доказывала это себе и всем. Мое прибытие могло бы стать величайшим счастьем для Ангелины, а я вел себя на этой планете как настоящая деревенщина. Когда Ангелина расправилась со мной, она могла остановиться, успокоиться и подчиниться порядку. Соперничество было отложено. Пока я сидел там, что-то встревожило меня, какой-то важный момент, который никак не мог проявиться в памяти. Наконец я понял: инъекция скоро закончит действие! Необходимо было срочно вернуться домой. Всплыли страхи по поводу выполнения эксперимента, но я понял, что это старые сомнения. Это варево не опаснее аспирина, и в то же время величайшая космическая штука. Передо мной открылись новые миры возможностей, мозг стал яснее, мысли логичнее. Но я не собирался возвращаться к той туманившей бурде. Я заплатил бармену и долго ждал, пока он медленно отсчитывал сдачу.

— Побыстрее! — сказал я громко, чтобы все слышали. — Клиент торопится, поторопись и ты. Еще два гильдена.

Я держал деньги на раскрытой ладони. Когда он наклонился, чтобы снова пересчитать их, я быстро приподнял руку и шмякнул ему по морде деньгами и ладонью. Заодно, понизив голос, чтобы слышал только он, я пояснил, что о нем думаю. Фрейбурский слэнг богат выражениями, и я выбрал самые лучшие. Я бы продолжил, но это требовало времени, а я торопился в отель. Уходя, я взглянул в зеркало, висевшее на передней стене, и хорошо сделал. Бармен вытащил из-под стойки обрезок трубы и занес над моей головой. Не желая лишать его удовольствия, я не стал перехватывать руку, а лишь отступил в сторону, позволив ему чуть-чуть задеть меня. Затем я схватил эту нахальную руку и сломал ее о край стойки. Его вопли вошли в мое сердце райской музыкой. Я готов был бы слушать их сколько угодно, да времени не было.

— Вы видели, как он предательски напал на меня? — спросил я и направился к двери, к остолбеневшим посетителям. Пострадавший исчез из виду — видимо, упал и стонал где-то под стойкой.

— Я иду звонить в полицию. Присмотрите, чтобы он не сбежал.

Конечно, он так же рвался сбежать, как я — звонить в полицию. Я вышел задолго до того, как свидетели сообразили, что произошло на самом деле. Бежать я не мог, чтобы не привлечь к себе внимания. Самое лучшее — идти быстрой походкой. От напряжения я весь облился потом. Первое, что я увидел в номере отеля, был пузырек на столе и завернутый в тряпочку шприц. Мои руки не тряслись. Я им этого не позволил. Рухнув в кресло, я взял пузырек и увидел, что там осталось жидкости меньше чем на миллиметр. Для получения адской смеси требовался довольно сложный процесс, но формула гвоздем сидела у меня в памяти и восстановить ее в любой момент не представляло труда. Вот только как достать компоненты в этот ночной час? Ну, это не сложно! История говорит, что оружие изобрели раньше денег. В моем кейсе лежал знаменитый 75-й калибр, q ним можно раздобыть все что угодно куда раньше, чем с деньгами.

Это была ошибка. Какое-то ноющее беспокойство волновало меня, но я его проигнорировал. Напряжение, а затем разрядка разогнали скованность. На вершине кайфа надо было торопиться, у меня мало времени, чтобы найти нужное и вернуться в отель. Все мои мысли устремились к достижению цели. Я отпер кейс и увидел пистолет, лежавший поверх одежды. Тонкий голосок памяти пискнул что-то невнятное, но это меня только подтолкнуло. Я схватил рукоятку, и тут память начала проясняться… но слишком медленно. Опустив пистолет, я рванулся к двери, но опоздал. Позади хлопнула граната с сонным газом, положенная под пистолет. Уже погружаясь в сон, я никак не мог понять, как можно было сделать такую глупость.

Первым ощущением после выхода из сна было сожаление. Работа мозга — источник постоянного удивления. Действие дьявольского напитка проходило, с памятью было все в порядке, дурнота рассеивалась. Детали моей, интермедии сумасшествия предстали четко и ясно. Хотя меня подташнивало от всего, что я думал и делал, мне все-таки было жаль, что все кончилось. Раскованность после лекарства переросла в абсолютную свободу, когда жизнь других людей кажется пустяком. Ощущение, несомненно, жуткое, но и чрезвычайно приятное и притягательное. Хотя разум протестовал, мне хотелось повторить все снова. Несмотря на двенадцатичасовой сон, я был разбит. Переползание на кровать отняло всю мою энергию. Взгляд остановился на предусмотрительно припасенной бутылке спирта. Я налил стакан и, потягивая жидкость, попытался привести в порядок работу своего мозга, что было нелегко. Я не раз читал о темных инстинктах, лежащих в нашем подсознании, но впервые непосредственно столкнулся с ними, когда они начали действительно выплывать на поверхность. Моя позиция в отношении Ангелины должна быть, наконец, определена. Должен признаться, я был явно неравнодушен к ней. Любовь? Называйте, как хотите, не возражаю, но это не пылкая юношеская страсть. Ее поступки не ослепляли меня. Я трезво понимал, что отвратительно-аморальная жизнь Ангелины отражается и на моем образе мыслей. Но логика и рассудок не могут противостоять эмоциям. Ненавидя ее деятельность, я не мог отделаться от чувства симпатии к этой личности, так похожей на меня. Не давала покоя мысль: какая получилась бы из нас упряжка! Это, конечно, невозможно, но хотеть-то никто не запретит. Любовь и ненависть стояли плечом к плечу. Я сделал большой глоток. Найти ее сейчас не составит труда. Эта уверенность даже раздражала меня. У меня не было никакой информации, одни мысленные фантазии да проблески интуиции о том, как вертятся шарики в голове Ангелины. Сомнения нет — она рвется к власти, но вряд ли добьется чего-то через короля. Скорее силой, возможно, с терроризмом, через какого-то рода революцию и беспорядки. Так было в старые времена на Фрейбуре, когда ценной была верховная власть. Любой дворянин мог быть коронован, а старая королевская власть ослаблена, поэтому борьба за место монарха была очень жестокой. Все это прекратилось, когда здесь поработали социологи Лиги. Теперь возврат к старому стал вполне возможен. Ангелина для удовлетворения своих амбиций хотела видеть этот мир купающимся в крови. Она пока не могла ничего сделать, но готовила кого-то для черновой работы, кого-нибудь из этих надутых князей, которые проводили в жизнь политику трона и имели большое влияние в этом полуфеодальном государстве. Подобный подход Ангелина уже использовала и, без сомнения, захочет повторить. Неясна была одна мелочь: кто он? Мои погружения в глубины самоанализа оставляли во рту неприятный привкус, который не смывался никаким количеством жидкости. Я нуждался в оживлении нервных окончаний и разгонке застоявшейся крови. Выслеживание доверенного лица Ангелины требовало подзарядки моих батарей. Я взял газету и стал изучать колонку новостей Двора. Через два дня должен состояться Большой Ба — очень удачное прикрытие для моих поисков. В эти два Дня я наводил глянец на детали предполагаемой операции. Болван испортил бы дело, что обычно и случается. Только с моими талантами можно обеспечить стопроцентное прикрытие персонизации. Я придумал себе родину — отдаленную провинцию Фрейбура, бедную во всех отношениях, кроме изобилия нюансов в произношении, что служило основой многих шуток и анекдотов. Население Мистельдросса в силу присущих ему врожденных свойств считалось драчливым и упрямым. Мое положение дворянина дало мне право скрыться под именем Граф Бент Дибстол. Фамильное имя означало на местном диалекте либо бандита, либо сборщика налогов, что дает полное представление как о роли сборщика налогов, так и об источнике фамильного титула. Пока военный портной шил мне мундир, я детально вызубрил свою фальшивую историю. Не забыл я сделать и еще одну вещь: послать искалеченному бармену толстую пачку денег — он вынужден был работать с загипсованной рукой. Он и вправду разозлил меня, но наказание было явно непропорционально проступку… Этот анонимный подарок очистил мою совесть, и я почувствовал себя значительно лучше. Полуночный визит в королевскую типографию дал мне желанное приглашение на бал. Мундир сидел как влитой, сапоги вызывающе сверкали. Я явился одним из первых. Королевский стол соблазнял яствами, а предстоящее дело дразнило аппетит. На Фрейбуре сохранилась архаическая привычка носить на балах шпоры и меч. Обремененный этой тяжестью, грохоча, как пустая кастрюля, я низко поклонился королю Его глаза блестели и смотрели как-то туманно. Это подтверждало слухи о том, что он не начинал ни одного дела, не приложившись к бутылке. Он откровенно ненавидел толпу и балы, предпочитая возиться с жуками. Он был энтомолог-любитель, правда, без всяких талантов. Королева в расцвете двадцатилетней красоты была значительно приятней. Молва утверждала, что ей до смерти надоели жуки, и она предпочитала гомо сапиенс. Желая проверить это, я, целуя ей руку, слегка пожал ее. Она удивленно взглянула на меня, даже с некоторым интересом. Я направился в буфет. Гости прибывали. Наблюдение за ними не мешало мне уничтожать еду и смаковать вино. Основательно загрузившись, я решил сделать перерыв и смешался с толпой. Все женщины были предметом моего пристального внимания. Большинству их это льстило, как мне казалось, из-за моего нового привлекательного лица и потрясающего мундира, явно выделявшего меня среди местных. Я, конечно, не думал, что легко обнаружу след Ангелины, но шанс все-таки был. Несколько женщин отдаленно напоминали ее, но достаточно было услышать от них пару слов, как становилось ясно, что это истинная голубая кровь, а не моя межзвездная убийца. Задача несколько упрощалась тем, что понятие красоты на Фрейбуре связано с обилием плоти, а Ангелина была очень стройной. Я направился обратно в буфет.

— Следуйте за мной! Королевский приказ! — прохрипел мне в ухо простуженный голос.

Грубая рука схватила меня за рукав.

— Отпусти рукав, или я выровняю твою морду! — рявкнул я на грубом мистельдроссенском наречии.

Он отпустил, словно обжегся, и, покраснев, отступил.

— Вот так-то лучше, — добавил я. — Кто хочет меня видеть? Король?

— Ее величество королева, — прошипел он сквозь зубы.

— Прекрасно. Я тоже хочу видеть ее. Показывай дорогу.

Я шел через толпу, а мой новый приятель тащился сзади, пытаясь обогнать меня. Достигнув группы, окружавшей королеву Хильду, я пропустил его, задыхающегося и потного, вперед.

— Ваше Величество, это барон…

— Граф, а не барон, — перебил я — Граф Бент Дибстол из бедного провинциального рода, урезанного века назад в своих законных правах подлыми мошенниками-князьями.

Я сурово посмотрел на своего проводника, как будто он сам участвовал в древнем заговоре, и он опять отчаянно покраснел.

— Что это у вас за награды, граф Бент? — спросила королева низким голосом, который вызвал во мне образ луга в гуманное утро.

Она указала на мою мужественную грудь, увешенную побрякушками, которые я откопал утром у антиквара.

— Галактические медали, Ваше Величество. Мог ли младший сын провинциального дворянина рассчитывать на какое-то продвижения на Фрейбуре? Вот почему я выбрал службу вне планеты и провел лучшие годы своей жизни в Звездной Гвардии, а там сражения, захваты, звездные абордажи в порядке вещей. А вот этим я действительно могу гордиться. — Я указал на невзрачную штуковину среди сверкающих побрякушек. — Это наша Звезда, наивысшая награда в Гвардии.

Я взял Звезду в руку и посмотрел на нее долгим проникновенным взглядом. Скорее всего, это был гвардейский знак за сверхсрочную службу или что-то в этом роде.

— Это прекрасно, — сказала королева.

Она разбиралась в медалях не лучше, чем в одежде, но чего можно ожидать на этих захолустных планетах?

— Да, — согласился я. — Я не любитель описывать историю медалей, но если на это будет королевский приказ…

Это было сказано очень застенчиво. Наврав о своих подвигах, я надеялся, что возбудил интерес и что разговор обо мне дойдет до ушей Ангелины, где бы она ни пряталась. Почувствовав, что исчерпал себя, я извинился и вернулся в буфет. Свои выдумки я рассказывал каждому, кого мог поймать. Многие с удовольствием слушали, смеялись вместе со мной, а смех при дворе был нечастым явлением. Вначале мой план казался мне хорошим, но чем дальше, тем меньше он мне нравился. Я мог месяцами кружиться вокруг этих дворцовых идиотов без малейшей надежды приблизиться к Ангелине. Надо было ускорять дело. Крутилась в моей голове одна идейка, но она граничила с безумием. Если дело не выгорит, я буду либо убит, либо навсегда устранен из высшего общества. С последним я легко бы смирился, но дело в том, что с помощью высшего общества я надеюсь найти мою драгоценную Добычу. Если же все пройдет, поиски значительно, упростятся.

Я решил бросить монету и, разумеется, выиграл, так как спрятал в ладонь другую еще до броска. Итак, за дело! Я заранее рассовал по карманам несколько мелочей, могущих вечером пригодиться. Одна из них была великолепным предлогом для сближения с королем, если в этом возникнет необходимость. Сейчас я переложил ее во внутренний карман, наполнил вином самый большой стакан, какой мог найти, и отправился через анфиладу комнат искать свою жертву. Если при моем приходе король Виллельм был в подпитии, то сейчас он был пьян вусмерть. Надо было вшить в его белый мундир стальной стержень, так как, могу поклясться, собственный позвоночник его уже не держал. Однако он все еще пил, качаясь взад и вперед. Его голова моталась, как у сломанной куклы. Вокруг стояла кучка старичков, похоже, рассказывающих друг другу непристойные анекдоты. При моем появлении они окинули меня недоверчивыми взглядами. Я был выше большинства из них и одет ярче. Глаза Вилли наткнулись на меня, и голова медленно повернулась. Один из его старцев уже встречался со мной сегодня и представил меня.

— Очень рад встретиться с Вашим Величеством.

Я имитировал пьяные нотки в голосе. Король не обратил внимания, но другие заметили и нахмурились.

— Я сам немного энтомолог и с вашего разрешения хотел бы следовать по вашим королевским стопам. Я чувствую, что на Фрейбуре возможно большее внимание к исследованию форминифорлепидоптер и других. Геральдика и флаги могли бы больше использовать изображения насекомых…

Я нес и дальше что-то в этом роде, и толпа начала проявлять нетерпение. Король улавливал едва ли одно слово из десяти. Внимание его стало рассеиваться, окружающие заволновались, не зная, как избавиться от пьяного гостя. Кто-то взял меня за локоть, и тут я пошел с козырной карты.

— Вот, Ваше Величество. — Я полез в карман. — Я тщательно сберег этот образец, пронес его через многие световые годы и доставил сюда, чтобы он занял свое место в вашей Высочайшей коллекции.

Раскрыв плоскую пластмассовую коробочку, я сунул ее королю под нос. Он с трудом сфокусировал свои водянистые глаза, и у него перехватило дыхание. Окружение тоже проявило любопытство, и я дал им несколько секунд полюбоваться образцом. Надо сказать, это был великолепный жук, только он не путешествовал со мной через световые годы, а был сделан сегодня утром. Большинство элементов было от других насекомых, а там, где природы не хватило, я добавил кусочки пластика. Тело было размером в ладонь, с тремя парами крыльев, каждая другого цвета. Снизу было множество ног, взятых по крайней мере от дюжины насекомых. Конечности не удалось подобрать парами, так как многие были попорчены при конструировании. Другие детали, например, массивное жало, три глаза, штопоровидный хвост, тоже не оставили мою аудиторию равнодушной. Коробочка предусмотрительно была сделана из цветного пластика, который более скрывал, чем подчеркивал детали.

— Посмотрите это поближе, Ваше Величество, — .сказал я, подошел, покачиваясь, и открыл коробочку.

Настал ответственный момент. В одной руке у меня был стакан с вином и коробочкой, другая же оставалась свободной, чтобы вынуть монстра. Я зажал его двумя пальцами и приподнял. Король подошел. Вино в его стакане плескалось. Тут я чуть ослабил большой палец, сделал неуловимое движение — и жук великолепным пируэтом нырнул в стакан короля.

— Спасите его! — заорал я. — Это редчайший экземпляр!

Я залез пальцами в стакан и устроил в нем бурю. Часть напитка выплеснулась на золоченые манжеты Виллельма. Шепот и злые голоса усилились, кто-то твердой рукой взял меня за плечо.

— Уберите ваши титулованные воровские лапы! — закричал я и грубо отбросил руку. Выловленное насекомое выскользнуло из моих пальцев, шлепнулось на грудь короля и медленно скатилось на пол, теряя по пути крылья, ноги и другие части. Я применил очень слабый клей. Наклонившись за упавшим трупиком, я сделал еще одно неловкое движение, и вино красной струей выплеснулось на грудь короля. Из толпы вырвался злой вопль.

Король ко всему отнесся спокойно. Качаясь, как дерево в бурю, он не выражал протеста, а только бормотал:

— Я говорю… Я говорю…

Когда я стал стирать вино на его груди носовым платком, толпа сзади приблизилась вплотную. Кто-то схватил меня за руку. Я рванулся и ударил в родовитую грудь Виллельма Девятого. От удара вылетела его верхняя челюсть и упала на пол. Старички стали разбегаться. Молодежь бросилась на защиту Власти, и мне пришлось показать им пару приемчиков, которым я обучился на других планетах. Недостаток техники они возмещали избытком энергии. Началось столпотворение. Женщины ругались и визжали. Короля выцвели на руках. Дела мои пошли совсем плохо. Я никого не виню, и сдачи я давал не меньше, чем получал. Потом я вспомнил, что несколько человек держали меня, а один бил. Я изловчился и ударил его ботинком в лицо, но тут меня скрутили, и свет померк.

Тюремщики, видимо, задались целью привить мне культурные манеры, а я по мере сил затруднял им их благородный труд. Не для того я добровольно залез в тюрьму, рисковал проделать эти штучки с бедным старым королем. Оскорбление Величества обычно каралось смертью. К счастью, цивилизованное влияние Лиги уже коснулось темного Фрейбура, и местные власти доказывали мне свою приверженность законам. Я делал вид, что не замечаю этого. Когда мне приносили мясо, я съедал его, а тарелку разбивал в знак протеста за незаконный арест… Это была приманка. Заработанные мною синяки были бы весьма малой платой за удачную попытку саморекламы. Фигура отщепенца, предателя своего класса с одной стороны, сильная личность в мирной вселенной, драчун, бескомпромиссный боец — с другой. Короче, я обладал всеми качествами, которые ненавидят добропорядочные фрейбурцы, и это должно было привлечь Ангелину. Несмотря на недавнее кровавое прошлое, Фрейбур был бедноват на задиристых мужчин. Если не считать низших слоев: портовые трактиры были напичканы мускулистыми мужиками с куриными мозгами. Ангелина могла бы нанять их всех, но одними боевыми отрядами победу не завоевать. Ей нужен союзник и помощник из дворян, а по моим наблюдениям, люди с такими талантами — большая редкость. В скандале на балу я старался показать все качества, которыми она должна была заинтересоваться, и сделал это так, чтобы ей в голову не пришло, что это демонстрируется для нее. Ловушка была открыта, ей оставалось только войти. Лязгнул металл открывающейся двери.

— Граф Дибстол, к вам посетители.

Тюремщик открыл внутреннюю решетку.

— Пусть убираются к черту! На этой гнусной планете нет ни одного человека, которого я хотел бы видеть.

Не обращая внимания на мою реплику, он ввел начальника тюрьмы и двух суровых типов в черном. Я демонстративно не замечал их. Они молча дождались ухода охраны, затем один открыл принесенную папку и кончиками пальцев достал лист бумаги.

— Я не стану писать прощальную записку самоубийцы, можете убить меня во сне, — крикнул им я.

Я начал ломать комедию. Черный внимательно поглядел на меня, не меняя выражения лица.

— Это несправедливо, — спокойно проговорил он. — Я Королевский прокурор и никогда не допущу подобных действий.

Остальные кивнули одновременно. Эффект был столь заразителен, что я тоже чуть было не кивнул.

— Я не совершу добровольно самоубийства. Это мое последнее слово по этому вопросу.

Королевского прокурора нелегко было смутить. Он откашлялся, пошелестел бумагой и начал:

— Есть несколько криминальных действий, которые могут быть вменены вам в вину, молодой человек.

Он выглядел очень мрачно. Я невозмутимо зевнул.

— Надеюсь, что этого не произойдет, — продолжал он, — так как это лишь осложнит дело. Сам король этого не хочет. Он настоятельно рекомендовал мне закончить дело как можно скорее и восстановить мир между всеми. Я здесь для того, чтобы привести его желание в исполнение. Подпишите это извинение, и вас немедленно отвезут на борт отлетающего ночью космолета. Дело будет закончено.

— Пытаетесь избавиться от меня, чтобы скрыть ваши пьяные драки во дворце?

Я усмехнулся. Лицо прокурора налилось краской. Если они выпроводят меня с планеты — все пропало.

— Вы оскорбляете меня, сэр! Не забывайте, вы сами не без греха в этом деле. Я от души советую вам подписать извинение и принять снисходительность короля.

Он протянул мне бумагу, но я разорвал ее на куски.

— Извиняться? Никогда! Я защищал свою честь от ваших пьяных мужланов и жуликов дворян, самых бессовестных воров, укравших справедливо принадлежавшие нашему роду права.

Все вышли. Из них только начальник тюрьмы был близок мне по возрасту, поэтому именно ему я и показал дорогу носком ботинка в соответствующее место. Все шло, как и положено. Дверь с шумом захлопнулась перед мятежным сыном земли Фрейбурской. Я сделал все, чтобы привлечь внимание Ангелины. Если этого не произойдет, я рискую провести остаток дней в этих мрачных стенах. Ожидание всегда плохо сказывалось на моих нервах. Я — мыслитель только в спокойное время, а в остальное — человек действия. Одно дело — разработать план и смело приступить к его выполнению, совсем другое — сидеть в грязной тюремной камере и думать, нет ли слабых мест в логической цепи разработанного плана… Выберусь ли я из этого каменного мешка? Скорее всего, сделать это нетрудно, но лучше оставить как последнее средство. Там, снаружи, я вынужден буду скрываться, и у Ангелины не будет шансов установить со мной связь. От переживаний я сгрыз все ногти. Следующий шаг за Ангелиной. Мне остается ждать и надеяться, что она не задержится с правильным решением после анализа моих действий. Через неделю я начал сходить с ума. Королевский прокурор не приходил, никаких разговоров о суде или приговоре не было. Я подкинул им раздражающую проблему, и теперь они чесали головы, не зная, что делать. Выбраться из этой захолустной тюрьмы само по себе не сложно, но я ждал сообщения от своей беспощадной любви. Я рассматривал возможности, какие она могла бы использовать. Может, какое-то давление на Двор, чтобы меня освободили? Или тайно прислать напильник и записку, чтобы я выбирался своими силами? Вторая возможность казалась мне более вероятной, и каждый раз, получая хлеб, я разламывал его, ища что-то внутри. Ничего не было. На восьмой день Ангелина откликнулась в наиболее свойственной ей прямолинейной манере. Ночью меня разбудило что-то непривычное. Шорохов не было слышно. Я приник к дверной щели и увидел свет в конце коридора. Ночной охранник лежал на полу, а плотная фигура в черном и в маске стояла над ним с дубинкой. Подошел другой незнакомец, одетый так же, и они потащили охранника к моей камере. Один порылся в кармане и достал кусок красной ткани и вложил ее в безвольные пальцы охранника. Когда они подошли к двери, я отскочил и бесшумно скользнул в постель. Ключ заскрипел. Зажегся свет. Я сел, изображая только что проснувшегося.

— Кто тут? Что вам надо?

— Быстро вставайте и одевайтесь, Дибстол. Мы выведем вас отсюда.

Это был первый головорез, которого я видел. Дубинка еще свисала с его руки. Я отвалил челюсть и пополз по кровати, прижимаясь к стене.

— Убийцы! Так вот что задумал король Вилли — затянуть петлю на моей шее и сказать потом, что я повесился сам! Давайте, но не думайте, что это будет легко!

— Идиот! — прошипел мужчина. — Заткнитесь! Мы здесь, чтобы спасти вас. Мы друзья.

Еще двое, одетые таким же образом, появились за ним. В коридоре мелькнул четвертый.

— Хороши друзья! Убийцы, вот вы кто! Вы дорого заплатите за это преступление!

Четвертый из коридора прошептал что-то, и остальные подошли ко мне. Мне хотелось получше рассмотреть главаря. Это был маленький мужчина — если он был мужчиной. Одежда на нем свободно висела, на голову была натянута маска из чулка.

Ангелина была примерно такого роста. Рассмотреть подробности я не успел. Бандиты набросились на меня. Я ударил одного ногой в живот и отскочил, но все преимущества были у них. Без обуви и оружия у меня не было никаких шансов, а они не боялись пользоваться дубинкой. Я еле сдержал победную улыбку, когда они усмиряли меня.

Все еще сопротивляясь, я позволил им тащить меня туда, где я мечтал оказаться.

Удар по голове меня всего лишь ослабил, но когда у меня под носом сломали капсулу со снотворным, я отключился.

Так что у меня не было ни малейшего представления, далеко ли мы уехали и где находимся. Наверное, мне сделали антинаркотический укол: первое, что я увидел, был тощий тип со шприцем. Он наклонился, но я отодвинулся.

— Собираетесь мучить меня, прежде чем убить, свиньи! — сказал я, вспомнив свою роль.

— Не волнуйтесь, — произнес кто-то сзади, — вы среди друзей, которые разделяют ваше возмущение существующим режимом.

Голос был не Ангелины. Это оказался дородный человек с неприятным выражением лица.

Врач вышел, оставив нас одних, и я понял, что план начал действовать. Маленькие глазки, тяжелая челюсть, надменный взгляд…. я узнал в нем одного из представителей фрейбурского дворянства. Глядя в его уродливое лицо, я копался в своей бездонной памяти.

— Князь Рденрант… — Я пытался вспомнить, что я о нем читал. — Полагаю, вы скажете мне правду. Вы — первый кузен Его Величества. Трудно предположить, что вы украли человека из королевской тюрьмы для личных целей…

— Неважно, что вы полагаете, — зло огрызнулся он.

На его лице отразилось раздражение, и прошло некоторое время, пока он взял себя в руки.

— Может, Виллельм и мой кузен, но это не означает, что я считаю его идеальным главой нашей планеты. Вы говорили о своих претензиях на более высокое положение и о том, что были обмануты. Это верно? Или вы просто один из придворных болтунов? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Вы можете навредить себе. И помимо вас, найдутся люди, жаждущие изменить существующий порядок.

Импульсивность, энтузиазм — вот что я должен был проявить.

Либо лояльный друг, либо смертельный враг — других вариантов не было. Я рванулся вперед и крепко схватил его за руку.

— Если вы сказали мне правду, вы получили единомышленника, который пойдет рядом с вами. Если солгали, и это только ловушка короля — тогда, князь, готовьтесь сражаться.

— В сражениях нет необходимости. — Он с трудом освободил свою руку. — По крайней мере, между нами. Впереди трудный путь, и мы должны доверять друг другу.

Он хрустнул суставами и мрачно взглянул в окно.

— Искренне надеюсь, что смогу полностью положиться на вас. Во времена наших предков Фрейбур был совсем другим. Лига задушила инстинкты борьбы в нашем народе. Нет ни одного человека, на которого я мог бы положиться.

— А те, кто взял меня из камеры? Они, вроде, действуют достаточно хорошо.

— Грубая сила! — Он надавил кнопку в ручке кресла. — Твердолобые болваны. Таких можно нанять, сколько угодно. А мне нужны люди, могущие руководить, помочь мне вести Фрейбур к светлому будущему.

Я не стал говорить о человеке, который стоял в коридоре и руководил всей ночной операцией. Если Рденрант не хочет говорить об Ангелине, я тоже не коснусь этого предмета, но раз ему хочется видеть во мне умного коллегу, надо ему подыграть.

— Скажите, вы намеренно оставили в руке охранника кусок мундира? Он бросается в глаза.

Глаза его сузились, когда он повернулся посмотреть на меня.

— Вы очень наблюдательны, Бент.

— Дело практики, — я попытался изобразить скромность и честолюбие одновременно.

— Этот кусок мундира с пуговицей в руке охранника выглядел, словно его оторвали в борьбе. В то же время я видел, что все одеты в черное. Может быть, у этого дела другой смысл…

— Чем дальше, тем больше я радуюсь встрече с вами.

Он обнажил кривые зубы, видимо, считая это улыбкой.

— Люди Старого Дюка, как вы знаете, носят красную ливрею.

— А Старый Дюк — сильнейшая опора Виллельма Девятого, — закончил я за него. — И слабейшим не повредит, если он поссорится с королем.

— Не слабейшим. — Он снова показал все зубы.

Он начал вызывать у меня отвращение. Однако, если он был доверенным лицом Ангелины для действий на планете, она, несомненно, сделала наилучший выбор. Но вряд ли у него хватит широты воображения представить себе идеи Ангелины в полном объеме. Он думает, деньги, титул, да еще амбиции — вот чем она прельстилась. Непонятно только, где она сама. Кто-то вошел, и я сжался, готовясь к схватке. Это оказался всего лишь робот, но он производил такой лязг и грохот, что впору было испугаться. Князь приказал этому чудищу принести выпивку. Когда робот повернулся, я увидел, что с задней стороны плеча у него труба. В воздухе явственно чувствовался резкий запах угольного дыма.

— Этот робот работает на угле?

— Да.

Князь налил в стаканы.

— Это прекрасный пример развала фрейбурской экономики, мудро руководимой Виллельмом Некомпетентным. Вы видели подобных уродов в столице?

— Вроде нет. — Я таращил глаза на клубы дыма и следы ржавчины и угольной пыли на корпусе робота. — Правда, меня долго не было… Все меняется…

— Не настолько быстро! И не демонстрируйте мне, Дибстол, галактические замашки. Я был в Мистельдроссе и видел, как там живут. У вас вообще нет роботов, даже таких дрянных.

Он в бессильной злости, что было сил, пнул монстра. Тот слегка покачнулся и для сохранения равновесия щелкнул клапаном, выпуская пар в ножной поршень.

— Двести лет мы в Лиге, которая поит нас молочком и успокаивает. И для чего? Чтобы король во Фрейбурбаде купался в роскоши, в то время как мы здесь получаем несколько роботов с куриными мозгами и примитивнейшей системой управления и должны сами строить малоэффективных роботов. Аппарат, который вы будете считать автоматическим, может оказаться обычной лодкой с веслами.

Я не делал попытки объяснять ему экономику галактической коммерции, престиж планеты и многочисленные уровни межкоммуникаций. Эта затерянная планета была отрезана от основного потока галактической культуры, может быть, тысячу лет, пока после распада вновь не установила контакт. Она должна была возрождаться постепенно, без катаклизмов, могущих нарушить этот процесс. Конечно, можно хоть завтра прислать миллиард роботов, но что хорошего принесет это экономике? Куда лучше привезти на планету блоки управления, чтобы местные сами строили для себя то, что хотят. Если конечный продукт им не нравится, им следует улучшить схему, а не жаловаться. Конечно, князь ни о чем таком не думал.

Ангелина очень тонко сыграла на его предрассудках и самолюбии.

Князь внезапно подался вперед и постучал по шкале на боку робота.

— Посмотрите на него! Давление упало на восемьдесят футов! А дальше, как вы понимаете, он вообще перестанет соображать и рухнет на пол. Поддерживай давление, идиот!

Внутри робота что-то щелкнуло. Он поставил поднос со стаканами на стол. Я сделал небольшой глоток и стал с наслаждением наблюдать.

Раздражающе медленно подкатившись к камину, робот открыл дверцу на животе, и оттуда вырвалось пламя. Поддев угольным совком приличную порцию антрацита, он швырнул его себе в нутро и снова захлопнул дверцу. Для внутренних помещений такой робот явно не подходил.

— Вон, дубина! — заорал князь и зашелся от кашля.

Дым начал рассеиваться. Я налил себе еще и решил в первую очередь выяснить все о Рденранте. Нужно было действовать активнее, если я хочу поймать Ангелину. Вся постановка дела явно указывала на ее присутствие, а вот самой ее не было видно.

В гостиной я встретил нескольких офицеров из окружения князя. Один из них, Курт, молодой небогатый дворянин, показал мне замок, состоявший из башен и небольшой слободы, отделенной от собственно города высокой стеной. Никаких заметных признаков, говорящих о планах князя, не наблюдалось.

Неподалеку несколько вооруженных волонтеров нудно отрабатывало какие-то приемы. Все это выглядело слишком мирно и не походило на правду, а ведь доставили меня сюда не случайно.

Я деликатно задал Курту несколько вопросов, и он любезно на них отвечал.

Подобно большинству мелкопоместных дворян, он испытывал недовольство существующими порядками, хотя, конечно, никогда и ничего не собирался делать сам. Его завербовали, он с готовностью поддерживал чужой план завоевания власти, хотя сама идея была ему не очень понятна. Когда я поймал его на лжи, стало ясно, что он не говорит мне всей правды. Мимо нас прошли женщины, и Курт сказал, что это жены двух других офицеров.

— Вы тоже женаты? — спросил я.

— Нет. Все не было времени. А сейчас, я думаю, не до этого. Когда все кончится, и жизнь войдет в норму, можно будет подумать об этом.

— Это верно. А князь женат? Меня столько лет здесь не было, и я не в курсе всех этих дел.

Мне показалось, что он несколько замялся.

— Ну… как сказать… Он был женат, но что-то случилось, и теперь он не женат.

Он запнулся и перевел разговор на что-то другое. Путь Ангелины всегда отмечался трупами. Наверное, и сейчас есть один-два.

Вполне правдоподобна ее связь со «случайной» смертью жены князя. Будь ее смерть естественной, зачем бы Курту уходить от разговора? Но он замолчал, а я не допытывался. Хотя Ангелины не видно, следы ее обнаруживаются везде. Теперь это только дело времени. Я могу прижать Курта и отыскать тех громил, что вытащили меня из тюрьмы, поставить им выпивку, расположить к себе и вытянуть из них все, что можно, о их руководителе.

Но первый шаг сделала Ангелина. Один из угольных роботов, гремя и клацая, принес мне записку. Князь хотел меня видеть. Я натянул рубашку, причесался и отправился к нему. Когда я вошел, князь был уже сильно и устойчиво пьян. Кроме того, комната была наполнена сладким дымом. В его сигаретах, как видно, был не только табак.

Это означало, что князь с утра в расстроенных чувствах. Однако я не собирался быть его утешителем. Чувства эти, конечно, не отражались на моем лице. Я изобразил исключительное внимание.

— Пора за дело, сэр? Вы для этого послали за мной?

— Садитесь, — пробормотал он и указал на кресло. — Угомонитесь. Хотите сигару?

Он подтолкнул ко мне коробку с коричневатыми цилиндрами.

— Нет, сэр. В настоящее время я не курю, чтобы не портить — зрение и реакцию. Спусковой палец должен действовать безукоризненно.

Мысли князя витали где-то далеко. Мне казалось, что он меня не слышит. Потирая щеку, он оглядывал меня.

Наконец после внутренней борьбы на его лице отразилась решимость.

— Что вы знаете о семействе Радебрехен?

Вопрос был столь необычен, что даже ошарашил меня.

— Абсолютно ничего. А что?

— Нет, нет, ничего, — быстро ответил он и снова потер щеку.

От прокуренного воздуха в комнате у меня стала туманиться голова. А как же должен был чувствовать себя князь?

— Пойдемте со мной.

Он с трудом выбрался из кресла. Пройдя через многочисленные залы, мы остановились около двери, похожей на все остальные.

Перед ней стоял охранник, грозного вида мускулистый тип со скрещенными на груди руками. В одной руке была зажата рукоять пистолета. При нашем приближении он даже не пошевелился.

— Он со мной, — сказал брюзгливо Рденрант.

— Я должен обыскать его, — сказал охранник. — Приказ.

Становилось все интереснее. Кто-то отдает приказы, которые не может нарушить князь, — в своем-то замке! Я узнал голос охранника. Это был один из тех, кто забирал меня из тюрьмы. Он быстро и тщательно обыскал меня и отступил на шаг.

Князь открыл дверь, и я пошел за ним, стараясь не отдавить ему пятки. Теория — это одно, а практика — другое. Я был почти уверен, что увижу Ангелину, но все же увидеть ее за столом было подобно шоку. Словно электрический заряд пробежал по спинному мозгу.

Настал момент, которого я так долго ждал. Необходимо было взять себя в руки и надеть маску равнодушия, с поправкой, естественно, на то, что перед здоровым молодым мужчиной оказалась привлекательная, соблазнительная женственность.

Девушка мало походила на Ангелину, но сомнений не было. Изменилось лицо и цвет волос, но и новое лицо сохранило ангельское выражение. Фигура осталась практически той же, за исключением, возможно, небольших улучшений. Ее трансформация была поверхностной, не такой глубокой, как у меня.

— Это граф Дибстол, — сказал князь, остановив на ней затуманенный взор. — Человек, которого вы хотели видеть, Анжела.

Итак, она осталась ангелом. Это плохая привычка. Я знал людей, попавшихся только потому, что их новое имя слишком походило на старое.

— Спасибо вам, Касситор, — сказала она. — Очень любезно с вашей стороны привести ко мне графа Бента.

Касси, видимо, ожидал более теплого приема. Он бормотал что-то себе под нос и переступал с ноги на ногу. Однако Ангелина-Анжела оставила температуру приема той же, а может, и опустила еще градуса на два, начав перебирать бумаги на столе. Несмотря на свое состояние, князь понял. Он вышел, что-то бормоча, и на этот раз я разобрал, что это было самое короткое и грубое ругательство в местном диалекте. Мы остались одни.

— Зачем вы лгали, будто служили в Звездной Гвардии?

Она спокойно продолжала копаться в бумагах. Я сделал намек на саркастическую улыбку и сбил несуществующую пыль с рукава.

— Не мог же я рассказывать этим прекрасным людям, чем я действительно занимался все эти годы.

Глаза мои излучали простодушие.

— И чем же вы занимались, Бент? — спросила она тем же ровным, без эмоций голосом.

— А это уж мое дело, — сказал я в той же тональности. — И прежде чем отвечать на вопросы, я хотел бы знать, кто вы и как случилось, что вы здесь имеете большее влияние, чем великий князь Касситор?

Я решил идти напролом. Это ее не смутило, и она снова завладела инициативой.

— Ну, поскольку у меня здесь большое влияние, я думаю, вы пожелаете отвечать на мои вопросы. Не бойтесь шокировать меня: вы удивитесь, сколько я о вас знаю.

— Нет, милая Анжела, совсем не удивит, — но не мог же я все выложить без сопротивления. Ведь за этой идеей революции стоите вы, не так ли?

— Да, — она отодвинула бумаги, — чтобы видеть меня.

— Тогда вы должны знать. Я занимался контрабандой. Это очень интересное занятие, если знать, где что брать. Через несколько лет я понял, что это самый выгодный бизнес. Однако в конце концов некоторые правительства увидали во мне опасного конкурента, так как хотели обкрадывать народ единолично. Под давлением обстоятельств я вернулся на свою тихую родину для отдыха.

Ангел мой не хотел покупать кота в мешке и задал мне массу прекрасных вопросов, показывающих полную осведомленность в этом деле.

Я не боялся, так как в свое время пропустил таким способом через свои руки мегасуммы. Я волновался только за детали, поскольку занимался этим в молодости, еще не достигнув профессиональных высот.

Войдя в роль, я старался запомнить все, что говорил. Это был решающий момент: нельзя было допустить ни малейшего намека или жеста, способных воскресить в памяти Ангелины Скользкого Джима ди Гриза.

Я должен казаться местным трупом, все еще витающим в облаках вселенной. Атмосфера нашей беседы с выпивкой и сигаретами была, разумеется, подстроена так, чтобы я расслабился и что-нибудь выболтал. Я и в самом деле пару раз соврал, но так, чтобы она отнесла это за счет мальчишеского задора. Когда напряжение спало, я попытался задать вопрос сам.

— Скажите, с вами никак не связана местная семья Раденбрехен?

— Почему вы спрашиваете? — спросила она холодно и жестко.

— Ваш улыбчивый друг Касситор Рденрант спросил меня об этом перед тем, как идти сюда. Я сказал, что ничего не знаю. Это как-то связано с вами?

— Это… Они хотят убить меня.

— Но это же отвратительно!

Я принял эффектную позу, на которую она не реагировала.

— Чем я могу вам помочь?

Я возвратился к делу, раз моя мужская привлекательность на нее не подействовала.

— Я хочу, чтобы вы были моим телохранителем.

Я улыбнулся и открыл рот для ответа, но она перебила меня:

— И, пожалуйста, избавьте меня от комплиментов по поводу тела, которое вы будете с удовольствием охранять. Я достаточно наслушалась их от Касситора.

— Я только хотел сказать, что принимаю предложение.

Это была ложь, так как почти такие же слова уже вертелись у меня на языке.

Я напомнил себе, что, как ни обаятельна и хороша Ангелина, расслабиться я не имею права.

— Расскажите мне что-нибудь о людях, которые хотят вас убить.

— Известно, что князь Рденрант был женат. — Она поигрывала стаканом. — Его жена совершила самоубийство самым глупым образом. Ее родные — эти самые Раденбрехены — думают, что ее убила я, и хотят отомстить. В этом заброшенном углу Фрейбура все еще сохранилась вендетта, и эти богатые идиоты тоже ее исповедуют.

Вот теперь картина прояснилась. Князь Рденрант, прирожденный оппортунист, женился на девушке из этой семьи, чтобы увеличить свое состояние. Все шло прекрасно, пока не появилась Ангелина.

Не зная о местных обычаях мщения, она убрала со своего пути препятствие.

Но что-то было сделано не так, или князь где-то сплоховал, и возникла вендетта.

Теперь мой Ангел хочет просунуть мою нежную плоть между собой и убийцами.

Я задал еще один вопрос:

— Это было самоубийство или вы убили ее?

— Я убила ее.

Все наши карты лежали на столе. Решение было за мной.

Итак, что делать? Я не собирался стрелять или бить ее по голове, чтобы арестовать. Нет, я, конечно, собирался ее арестовать, но в дальнейшем. Этого нельзя сделать в центре цитадели князя. Кроме того, хотелось подробней разобраться в деятельности князя, поскольку она, несомненно, была в компетенции Специального Корпуса. Если я вернусь, то с таким подарком сделать это значительно легче. Но вообще-то я не был уверен, что хочу вернуться. Трудно забыть тот заряд, которым они пытались взорвать меня. В целом все было не так просто.

Здесь оказалось замешано множество факторов. Находясь большую часть времени с Ангелиной, я откровенно любовался ею и забывал о плавающих в космосе телах. Они приходили ночью и терзали мою совесть, но я всегда засыпал раньше, чем они успевали сделать свое дело. Жизнь была постелью из роз, и можно было наслаждаться ею, пока цветы не завяли.

Наблюдать за работой Ангелины было истинным удовольствием. Если вы поставите меня к стенке и заставите признаться, я скажу, что кое-чему у нее научился. Она самостоятельно организовала на мирной планете революцию, которая имела много шансов на успех. В какой-то мере я ей помогал. Несколько раз она обращалась ко мне с вопросами и во всех случаях следовала моим рекомендациям. Правда, я никогда не свергал правительства, но криминальные законы всюду едины, вне зависимости от применения.

Большую же часть времени, особенно в первые несколько недель, я оставался телохранителем, защитником от покушений. Подобное положение, ясное дело, вызывало у меня ироническую усмешку.

Но в нашем маленьком Раю существовал змей, имя которому — Рденрант. По словам, услышанным в разных местах, я начал подозревать, что князь вовсе не хочет быть революционером.

Чем ближе подходил день выступления, тем бледнее становился князь. К этому добавлялись его физические пороки, и однажды произошел конфликт.

Ангелочек и князь совещались, а я сидел в приемной. Когда удавалось, я бессовестно подслушивал. На этот раз, закрывая дверь, я тоже оставил маленькую щелочку. Осторожно манипулируя пальцами, я, расширял ее, пока не услышал голоса. Князь почти кричал; в его словах отчетливо прослеживалась недвусмысленная попытка шантажа. Затем тон понизился, и я как ни старался, ничего не услышал. Потом в его голосе зазвучало хныканье, перемежающееся сахариновой лестью. Ответ Ангелины был однозначен: громкое и решительное нет. Его вопль поднял меня на ноги.

— Но почему? Всегда только нет! Хватит с меня!

Послышался звук рвущейся материи, что-то упало на пол и разбилось. Я одним прыжком влетел в комнату. Моему взору открылась живописная батальная сцена. Одежда Ангелины была разорвана на одном плече. Князь стоял рядом, вцепившись пальцами, как когтями, в ее руку. Выхватив пистолет, я рванулся вперед, но Ангелина была быстрее. Схватив со стола бутылку, она ловко огрела князя по голове, и он упал. Подтянув разорванную блузу, Ангелина сделала мне останавливающий жест.

— Уберите пистолет, Бент. Все кончено.

Я подчинился, но только после того, как убедился, что князь недвижим, и моя помощь не требуется. Она справилась сама.

Когда я встал, она уже уходила. Пришлось ее догонять. Остановившись перед своей комнатой, она бросила мне:

— Ждите здесь.

Не требовалось большой прозорливости, чтобы предсказать наступление плохих времен. Придя в себя, князь, несомненно, примет нужное решение об Ангелине, так и о революции.

Я обдумывал эти вопросы, когда Ангелина позвала меня. Ее плечи покрывал большой платок, скрывший разорванное платье.

Внешне она выглядела спокойно, но блеск глаз выдавал волнение.

Я заговорил о том, что, как мне казалось, должно было беспокоить ее в первую очередь.

— Хотите, чтобы я присоединил князя к его родовитым предкам в семейном склепе?

Она отрицательно покачала головой.

— Он еще пригодится. Мне удается справляться со своим темпераментом, держите под контролем и свой.

— С этим у меня все в порядке. Но неужели вы думаете, что после того, что случилось с ним, можно продолжать работу? У него, кстати, серьезная травма головы.

Подобные мысли не обременяли ее. Она отмахнулась.

— Я еще могу управлять им, и он сделает все, что я захочу, разумеется, в определенных пределах. Ограничениями служат его собственные природные способности, о чем я не знала, когда поставила его во главе восстания. Жаль, что трусость медленно разрушает первоначальную решительность его намерений. Но он считается главарем, и мы должны использовать его в этом качестве. А сила и власть должны быть в наших руках.

Я человек не медлительный, но осторожный. Прежде чем ответить, я обдумал свои слова со всех сторон.

— Что значит «мы» и «наши»? Где тут мое место?

Ангелина уютно расположилась в кресле и откинула со лба прелестные золотистые волосы. В ее улыбке было около двух тысяч вольт, и предназначалась она мне.

— Я хочу, чтобы вы участвовали вместе со мной в этом деле, — с теплыми интонациями сказала она. — Партнером. Мы продвигаем вперед князя Рденранта, пока не придет успех, затем устраняем его и все остальное делаем сами. Согласны?

— Да, — и повторил с особым воодушевлением: — Да!

Впервые я был столь однословен. Нужно было срочно собраться с мыслями.

— Кстати, почему я? Простой телохранитель, который заботился прежде всего о восстановлении своих украденных прав. Не велик ли скачок от мальчика на побегушках до председателя правления?

— Зачем спрашивать, если вы и сами все понимаете?

Она улыбнулась, отчего температура в комнате поднялась градусов на десять.

— Вы можете руководить этим делом не хуже меня — вам это нравится. Мы вместе сделаем революцию и завоюем планету. Что вы на это скажете?

Она встала и взяла меня за руку. Тепло ее пальцев жгло меня огнем сквозь рубашку…

Лицо ее было прямо передо мной. Голос стал бархатным и низким — я такого никогда не слышал.

— Это будет прекрасно. Обязательно будет. Ты и я… вместе.

Обязательно! Бывают мгновения, когда слова бессильны, и тогда начинает говорить ваше тело. Это был тот самый случай.’ Мои руки обняли ее и прижали к груди, мой рот приник к ее губам. Она ответила мне тем же. Руки ее лежали на моих плечах, губы были ласковыми. Продолжалось это столь недолго, что впоследствии я не был уверен, было ли это вообще.

Теплота внезапно исчезла, все стало плохо. Она не боролась со мной, не пыталась оттолкнуть, на губы ее вдруг стали безжизненными, а глаза совершенно пустыми. Она так и стояла, пока я не опустил руки и не отошел. Тогда она снова села в кресло.

— Что случилось? — выдавил я.

— Вы думаете только о хорошеньком личике — и все? — В ее голосе было рыдание. Страдание исказило ее лицо. — Все вы, мужчины, одинаковы!

— Невероятно! — крикнул я раздраженно. — Вы же хотели, чтобы я вас поцеловал, не отрицайте! Что изменилось в ваших мыслях?

— А захотели бы вы поцеловать ее? — выкрикнула Ангелина в исступлении, которого я не мог понять.

Она дернула тонкую цепочку на шее и швырнула ее мне. На ней висел маленький медальон, еще теплый от тела Ангелины, При падении света под определенным углом на медальоне ясно просматривалось изображение. Мне удалось кинуть только один взгляд на девушку на медальоне. Настроение Ангелины опять изменилось, она вырвала цепочку и стала толкать меня к двери. Дверь за мной захлопнулась, загремел тяжелый засов. Не глядя на удивленного охранника, я пошел к себе в комнату. С одной стороны, я должен быть в восторге: ведь Ангелина дала мне знаки расположения, пусть на мгновение. Но что означала ее внезапная холодность и эта фотография? Зачем она носила ее?

Хотя я видел ее всего один миг, этого оказалось достаточно. На фотографии была молодая девушка, может быть, сестра Ангелины. Ужасные генетические законы говорят, что возможно бесконечно большое число комбинаций. Эта девушка была отвратительно уродлива — другого слова не подберешь. Дело было не в каком-то одном факторе, вроде горбатой спины, выпирающей челюсти или торчащего носа. Тут была комбинация черт, составляющих единое отталкивающее целое, вызывающее отвращение у любого. Тут я понял, что я непроходимо глуп. Ангелина дала мне взглянуть на глубинные причины того, что изломало, исковеркало ее жизнь. Сразу стало ясно и многое другое.

Сколько раз, глядя на нее, я удивлялся, как в такой очаровательной упаковке может находиться столь испорченная сущность. Теперь ответ был ясен: я не видел первоначальной оболочки. Мужчина еще может как-то терпеть свое уродство, но что должна чувствовать в такой ситуации женщина? Как жить, когда каждое зеркало — твой враг, и люди, увидев тебя, поспешно отворачиваются? Что делать, если, к счастью или к несчастью, вы наделены острым наблюдательным разумом, который все видит и осознает, приходит к неутешительным выводам, мучается, видя отвращение окружающих. Некоторые девушки покончили бы жизнь самоубийством, но не Ангелина. Я могу предположить, что сделала она. Презирая себя, ненавидя мир и людей, она не испытывала угрызений совести, задумывая преступления с целью добычи денег для операции по исправлению какого-то одного уродства, а потом для следующей операции. Однажды, когда кто-то пытался остановить ее, она легко, а возможно, и с удовольствием убила его. Медленный, жуткий подъем через преступления к красоте с достойным удивления разумом.

Бедная Ангелина, я мог бы пожалеть ее, если бы не убийства, которые она совершила. Бедная, несчастная, одинокая девушка, которая, выигрывая одни битвы, безнадежно проигрывала другие. Она сумела придать телу, очаровательные, поистине ангельские формы, а мозг, управляющий этим процессом, постепенно деформировался, пока не стал таким же уродливым, как раньше тело.

Но если можно изменить тело, почему нельзя изменить мозг? Можно ли что-то для нее сделать? Я так напряженно думал, что не мог усидеть в своей маленькой комнате и вышел на воздух.

Близилась полночь. Внизу как обычно, выставлена охрана, и все двери заперты. Я решил подняться наверх. В саду на крыше не должно быть никого. Можно побыть в одиночестве. Охранник на крыше приветствовал меня. Я видел огонек сигареты у него в руке.

Следовало бы что-то сказать по этому поводу, но мысли мои были заняты совсем другим. Повернув за угол’ я остановился и, облокотившись на парапет, стал смотреть на темные громады гор. Но что-то тревожило мое внимание, и только через несколько минут я понял: охранник. Он курил на посту, что часовому запрещалось. Может, я излишне придирчив, но мне это не понравилось. В любом случае, решил я, стоит вернуться и сказать ему несколько слов. На обычном месте его не было, и это радовало: значит, ходит вокруг и наблюдает. Я пошел обратно и вдруг заметил сломанные цветы, свисавшие с края крыши. Это было совершенно невероятно, так как верхний сад был предметом гордости и постоянных забот князя. Я издали увидел темное пятно среди цветов и понял, что дела очень и очень плохи. Это был часовой, мертвый или при смерти.

Мне не нужно было искать причину, почему кто-то мог оказаться здесь ночью. Причиной была Ангелина. Ее комната была на верхнем этаже почти под этим местом. В пяти метрах ниже была видна белая площадка балкона перед ее окном я что-то темное и бесформенное, припавшее к стене. А мой пистолет остался в комнате.

Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я не выполнил всех предосторожностей. А я должен спасти Ангелину. Все это в долю секунды промелькнуло у меня в мыслях, когда я взялся за край балюстрады. Рука натянулась на крохотный крючок, к которому была привязана веревка, практически невидимая, но крепкая, как канат. Убийца спустился с помощью прибора, выпускавшего из себя нить. Нить представляла собой субстанцию, состоящую из одной мономолекулы, способной выдержать вес человека.

Если бы я попытался спуститься по ней, то лишился бы пальцев — она была острее бритвы. На балкон можно было попасть с маленькой площадки под ним, для чего нужно было пройти почти два километра по долине. Я принял решение прыгать и вскочил на перила. Подо мной бесшумно открылось окно. Я оттолкнулся и, целясь пятками в человека, полетел вниз. В воздухе меня развернуло, и я, вместо того, чтобы ударить, рухнул человеку на плечи. Мы оба покатились по балкону. Древние камни задрожали, но выдержали. Падение слегка оглушило меня, но я надеялся, что его плечам досталось не меньше, чем моим ногам. Несколько секунд я был беспомощен, затем совладал с собой и пополз к нему. От удара из его рук выпал длинный тонкий кинжал. Я видел, как блеснуло его лезвие.

Человек успел к нему раньше и, зарычав, нанес удар, который, к счастью, не задел меня, а только пропорол рукав. Я успел схватить его руку с ножом и крепко сжал. Это была безмолвная, кошмарная битва, ценой которой, как мы оба хорошо понимали, была жизнь. Из-за ушиба ноги я не смог быстро встать, и он, более тяжелый и сильный, оказался наверху. Обеими руками я с трудом удерживал его руку со смертоносным клинком.

Стояла мертвая тишина, слышалось лишь наше тяжелое дыхание. Перевес начал склоняться на сторону убийцы, вес и недюжинная сила делали свое дело — кинжал медленно опускался. Лезвие было уже совсем рядом, но тут я заметил, что вторая рука убийцы безжизненно висит. Она была сломана при падении, а он даже не издал ни звука. Никогда человек не сражается так отчаянно, как при борьбе за жизнь. Мне удалось вытащить из-под него ногу, и я, извернувшись, ударил коленом по его сломанной руке. Он содрогнулся от боли. Я ударил сильнее.

Пытаясь отодвинуться, он потерял равновесие и согнул локоть, чтобы удержаться от падения. Собрав все свои силы, я развернул его руку с кинжалом лезвием вверх. Это мне почти удалось, но он все-таки был сильнее, и лезвие слегка царапнуло мне грудь. Я собрал силы, чтобы повторить прием, но он внезапно вздрогнул и… умер.

Хитростью меня не возьмешь, но это была не хитрость. Я чувствовал, как в спазме окаменели его мускулы, когда он откатился в сторону.

Я не разжимал хватки, пока в окне надо мной не зажегся свет. Только теперь я увидел жуткие желтые капли на лезвии кинжала — мгновенно действующий нервно-паралитический яд. Там, где лезвие задело мою рубашку, тоже остался желтый след. Я знал, что этот яд не обязательно вводить в тело, он так же хорошо действует и на обнаженную кожу.

С невероятными предосторожностями, борясь с дрожью в руках от усталости, я стянул рубашку. Только когда она была сброшена на труп, я расслабился и глубоко вздохнул.

Нога у меня действовала, хотя и очень болела. Видимо, я только сильно ушиб ее. Я шире открыл высокое окно в комнату, и труп позади меня ярко осветился. Ангелина сидела на кровати, прижав к груди одеяло, но в глазах ее была тревога. Она поняла, что произошло.

— Он мертв, — хрипло сказал я. Горло мое пересохло, я откашлялся. — Умер от собственного яда.

Я вошел в комнату, растирая ногу.

— Я спала и даже не слышала, как он открыл окно. Спасибо.

Актриса, лгунья, обманщица, убийца, она играла сотни ролей, бесчисленным количеством оттенков располагал ее голос. Но сейчас в этих последних словах ощущалось неподдельное чувство.

Эта попытка убийства произошла слишком быстро после предшествовавшей тяжелой сцены. Ее защитные реакции еще не успели возобладать над естественными эмоциями. Волосы ее рассыпались по плечам. На ней была красивая ночная сорочка из какого-то тонкого и мягкого материала. Все события этой ночи дали мне право действовать смело. Я сел на постель и обнял Ангелину за плечи. Медальон с разорванной цепочкой лежал на столике у кровати. Я сжал его в ладони.

— Пойми, этой девушки не существует, она осталась только в твоей памяти. Это все в прошлом. Ты была ребенком, а теперь ты женщина. Может, ты и была этой девочкой, но теперь ты — не она! — Я резко повернулся и выбросил медальон в окно, в темноту. — Все это осталось в прошлом, Ангелина. Ты — это только ты!

Я поцеловал ее, и она уже не отталкивала меня. Она нуждалась во мне, как и я нуждался в ней.

Как только рассвет коснулся неба, я отнес тело убийцы князю. Я был лишен удовольствия разбудить его: это уже сделал сержант охраны, когда обнаружил мертвого часового на крыше. Он умер от того же отравленного клинка. Начальник и охрана топтались вокруг тела на полу приемной и с недоумением рассуждали об этой непонятной смерти. Они не видели меня и испугались, когда я бросил свой груз рядом с часовым.

— Вот убийца, — сказал я не без гордости.

Князь Касситор наверняка узнал убийцу, так как, взглянув на него, резко вздрогнул. Несомненно, это был брат или другой близкий родственник. Я думаю, он никогда не верил, что семейство Раденбрехен осуществит свою угрозу мести. Поведение сержанта охраны вызвало недоумение: он переводил взгляд с князя на труп и обратно, и я удивился, как быстро носятся мысли в его мощной бритой военной голове. Тут была какая-то сложная завязка, и нужно было выяснить, в чем дело.

Я решил при первой же возможности поговорить с сержантом тет-а-тет.

Князь, стоя рядом с трупом, потирал щеку, хрустел суставами и наконец велел унести обоих мертвых.

— Останьтесь, Бент, — сказал он, когда я собрался уйти вместе с другими.

Я уселся в кресло. Дождавшись, когда все уйдут, он наполнил стакан местным самогоном и, давясь, проглотил его. Наполнив стакан второй раз, он вспомнил, что не мешает предложить живительной влаги и мне. Я не отказался и, посасывая ее, удивлялся волнению князя. Во-первых, он проверил замки на всех дверях и плотно завесил окно. Отперев специальными ключом ящик стола, он достал из него маленький электронный прибор с управлением и телескопической антенной на верхней крышке.

— Неплохая штука! — сказал я.

Он вытянул антенну и не ответил, только бросил на меня исподлобья короткий взгляд и занялся регулировкой. Только когда на крышке зажегся зеленый индикатор, он успокоился.

— Вы знаете, что это такое?

— Конечно. Только познакомился я с ними не на Фрейбуре. Они не слишком распространены.

— Они вообще не распространены. — Он добивался максимальной яркости зеленого индикатора. — Насколько мне известно, этот экземпляр единственный на планете, и я хочу, чтобы вы никому не говорили, что видели его. Никому.

— Это меня не касается, — ответил я с наигранным отсутствием интереса. — Я думаю, человек имеет право на свои тайны.

Я сам любил тайны и множество раз пользовался снуп-детектором. Он обнаруживал электронные или волновые подслушивающие устройства и немедленно извещал об этом. Обмануть его можно, но очень трудно. Пока никто не знал о детекторе, князь мог быть уверен, что его никто не подслушает. Но кому это могло прийти в голову здесь, в его замке? А даже он должен знать, что снуп-приборы на расстоянии не работают. В воздухе резко запахло крысой, и я начал догадываться, в чем дело.

Не оставалось сомнений, что крыса — князь.

— Вы неглупый человек, граф Дибстол.

Он подразумевал под этим, что я значительно глупее его.

— Вы путешествовали, видели другие миры и понимаете, как мы здесь дики и отсталы. Не откажитесь помочь мне сбросить петлю, которая затягивается вокруг шеи нашей планеты. Никакие жертвы не страшны, если они приближают день освобождения.

Он даже вспотел и опять вернулся к своей противной привычке хрустеть суставами.

Голова в том месте, где Ангелина приложила бутылку, была заклеена мокрым от пота пластырем. Я надеялся, что рана болит.

— Вы охраняете эту иностранку, — он повернулся боком, но краем глаза продолжал следить за мной. — Она оказала нам помощь в организации, но сейчас ставит нас в затруднительное положение. Одно покушение на ее жизнь уже было, вероятно, последуют и другие. Раденбрехен — старая известная семья, и для нее присутствие этой женщины невыносимо. — Он отхлебнул из стакана и перешел к сути — Я думаю, вы сможете выполнять ее работу так же хорошо, а то и лучше. Как вы на это смотрите?

Без сомнения, я был переполнен талантами, или на этой планете явно не хватало революционеров. Уже второй раз за сутки мне предлагали сотрудничество. Ясно, что Ангелина предлагала искренне, а вот от предложения Рденранта исходил дурной душок.

Я решил продолжать игру, чтобы посмотреть, к чему она приведет.

— Я польщен, князь. Но что будет с иностранкой? Я не уверен, что ей понравится эта мысль.

— Неважно, что ей нравится. — Он слегка коснулся повязки на голове. — Мы не можем быть с ней жестокими. — Лицо его исказила отвратительная лицемерная улыбка. — Мы будем держать ее в заключении. У нее есть несколько преданных соратников, но об этом позаботятся мои люди. Вы будете с ней и арестуете ее в нужный момент. В тюрьме она будет в безопасности и не станет мозолить никому глаза, чтобы не навлечь неприятности на нас.

— Отличный план, — согласился я с энтузиазмом. — Меня не радует мысль заточить в тюрьму бедную женщину, но если это необходимо, я готов. Цель оправдывает средства.

— Вы правы. Но я хочу, чтобы была полная ясность. Вы, Бент, имеете замечательную способность выворачивать фразы, поэтому я лучше запишу. Цель оправдывает средства.

И такой человек планирует революцию! Я напряг память, чтобы вспомнить подходящий случаю афоризм, но мысли затопила внезапная ярость. Я вскочил.

— Если мы собираемся сделать это, князь, незачем терять время. Давайте назначим арест на 18.00, это даст вам время обезвредить охрану. Я буду в ее комнате и арестую женщину, как только получу от вас сообщение об успешном завершении вашей акции.

— Все правильно. Вы, как всегда, человек действия, Бент.

Он протянул руку, и я, сдерживая отвращение, вынужден был пожать безвольную, влажную предательскую ладонь. Теперь прямо к Ангелине.

— Нас тут не подслушают? — спросил я. — У вашего бывшего дружка князя есть снуп-детектор. Не исключено, что у него есть и другие приборы для подслушивания, которые он мог установить здесь.

Эта мысль ни в малейшей степени не взволновала Ангелину. Она расчесывала перед зеркалом волосы. Сцена, конечно, очаровательная, но в данный момент неуместная. На революцию неслись штормовые ветры, грозя все разрушить.

— Я знаю о детекторе. — Она продолжала причесываться. — Это я ему подсунула. Правда, его слегка доработали, чтобы на наших частотах он всегда показывал норму, даже когда я включаю подслушивающее устройство.

— И вы слышали, как несколько минут назад он сделал мне предложение убить вашу охрану, а вас заключить в подземную тюрьму?

— Нет, не слышала, — сказала она с таким изумительным самообладанием и спокойствием, какое всегда отличало все ее — поступки. Она улыбнулась. — Я вспоминала прошедшую ночь.

О, женщины! Они все смешивают вместе. Возможно, для них так лучше, но очень трудно для тех, кто находит, что эмоции и логика — разные вещи. Придется заставить ее понять серьезность ситуации.

— Хорошо, пусть эти маленькие новости вас не волнуют. Но есть другие. Убийцу прошлой ночью послали вовсе не Раденбрехены; это сделал князь.

Это подействовало. Ангелина оставила в покое волосы, и глаза ее посерьезнели. Она не задавала глупых вопросов, а ждала, что я скажу дальше.

— Я думаю, вы недооценили бешенство этой крысиной морды. Получив вчера бутылкой по голове, князь пришел в ярость. Наверняка план у него был уже готов, и вы только подтолкнули его. Сержант охраны опознал убийцу и связал его с князем. Это объясняет, как убийца попал на крышу, откуда узнал, где вас искать, а заодно и внезапность всей этой атаки. После вашей драки с Касситором Сварливым произошло слишком многое.

Пока я говорил, Ангелина вернулась к своей прическе — и не ответила мне. Это полнейшее отсутствие интереса стало действовать мне на нервы.

— Так что же вы все-таки собираетесь делать? — спросил я, уже не скрывая раздражения.

— А не кажется ли вам, что гораздо важнее понять, что вы собираетесь делать?

За этим вопросом скрывалось многое. Я видел, что она наблюдает за мной в зеркало, поэтому отошел к окну и посмотрел на роковой балкон и покрытые снегом горные пики.

Что я собирался делать? Это был вопрос куда более сложный, чем ей казалось.

Что я вообще собирался делать? Участвовать в революции, к которой не имел ни малейшего интереса? Зачем я здесь? Арестовать Ангелину для Специального Корпуса? Об этом надо пока забыть.

Но надо было найти ответ. Мое тело было хорошо замаскировано, но я не рассчитывал на длительное расследование. Ангелина, несомненно, была уверена, что убила меня, поэтому и не станет заниматься моей идентификацией. Я-то узнал ее очень быстро: изменено лицо, и только.

Тут меня осенило. Какие-то участки памяти могут забыть некий факт, но он внезапно может всплыть.

Я вспомнил, что сказал прошлой ночью. «Все это осталось в прошлом, Ангелина!», сказал я, и она не возразила, хотя она уже не была Ангелиной.

Здесь она Анжела. Я повернулся к ней, и на моем лице, наверное, была написана растерянность, но она только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Правда, волосы расчесывать перестала.

— Ты знала, что я не граф Дибстол? И как давно?

— Давно. Почти сразу, как ты вошел сюда.

— Ты знаешь, кто я?

— Настоящего имени я не знаю, если ты это имеешь в виду. Но я помню, какая злость во мне кипела, когда ты выжил меня из крейсера после проделанной мною огромной работы. Я помню глубокое удовлетворение, с каким стреляла в тебя во Фрейбурбаде. Теперь ты скажешь мне свое имя?

— Джим, — невесело сказал я. — Джим ди Гриз, известный в своей среде как Скользкий Джим.

— Прекрасно. Мое настоящее имя — Анжела. Я думаю, это была идиотская шутка моего отца, поэтому я была рада, когда он умер.

Я догадался, как отошел в лучший мир ее отец.

— Почему ты не убьешь меня?

— Зачем, дорогой? Мы оба сделали в прошлом ошибки, и потребовалось много времени, чтобы понять сходство между нами. Я точно так же могу спросить, почему ты не арестуешь меня? Ведь все началось с этого, не так ли?

— Да, но…

— Но что? Ты пришел сюда с этой мыслью, но не выдержал внутренней борьбы с собой. Поэтому я не сказала, что узнала тебя. Я не знала, как все получится, хотя надеялась на лучшее. Ты видишь, я не хотела убивать тебя. Я знала, что ты меня любишь. Это было видно сразу. Это отличалось от звериной похоти всех этих самцов, которые говорили мне о любви. Им нравилось только мое тело, а ты любишь меня всю, потому что мы оба одинаковы.

— Мы не одинаковы, — сказал я, но в моем тоне не было убежденности.

Она только улыбнулась.

— Ты убивала и наслаждалась убийством — вот наше основное различие. Понятно?

— Ерунда! — Она отмахнулась, как от мухи. — Ты убил прошлой ночью — тоже неплохая работа — и я не заметила никакого раскаяния. По-моему, даже отмечался определенный подъем.

Не знаю, почему, но я чувствовал, как петля затягивается на моей шее. Все, что она говорила, было неправильно, но я не мог указать конкретно. Где выход? Как разрубить этот гордиев узел?

— Давай покинем Фрейбур, — сказал я наконец. — Уйдем от этого ненужного идиотского восстания. Там опять будут убийства, смерти.

— Уйдем, если найдем место, где нам будет хорошо. — В ее голосе слышался металл. — Но это не главное. Главное — ты должен кое-что поправить в своей голове, изменить точку зрения, глупое отношение к убийству. Ты не понимаешь, что это тривиально. Через двести лет в галактике вымрут все, кто живет сегодня, и какая разница, если нескольким из них мы поможем сделать это чуть быстрее. Они сделают то же самое, если представится возможность.

— Ты не права.

Я понимал, что философия жизни и смерти гораздо сложнее, но затруднялся сформулировать свою точку зрения в такой нервной обстановке.

Анжела слишком сильный наркотик, и моя слабая волевая решимость не устояла, смытая мощным потоком эмоций. Я прижал ее к себе и стал целовать, понимая, что хоть это и решает сиюминутные проблемы, финальное решение делается еще труднее.

Тонкое пронзительное жужжанье ударило меня в уши. Анжела тоже его услышала. Оторваться друг от друга было трудно.

Я сел в кресло, а она подошла к видеофону и что-то спросила. Ответа я не слышал, так как она отключила динамик и пользовалась наушником. Раз или два она сказала «да», неожиданно посмотрев при этом на меня. Я не видел, с кем она говорит, да и мне было все равно. Хватало других проблем. Закончив разговор, она на момент застыла, и я ждал, что она скажет. Но она подошла к столу и стала в нем рыться. Там было много интересного, но она достала вещь, какую я меньше всего ожидал.

Это был пистолет, большой, смертоносный, и он направлялся на меня.

— Зачем ты это сделал, Джим? — Слезы застыли в уголках ее глаз. — Почему ты решил так поступить?

Она даже не слушала моего ответа, ушла в свои мысли, хотя пистолет упорно смотрел в центр моего лба. Внезапно она вернулась к действительности, и злоба вспыхнула в ее глазах.

— Я, было, поверила, что один мужчина может отличаться от всех остальных. Ты преподал мне отличный урок, и за это умрешь не мучительной, а быстрой смертью.

— Ты что, совсем сошла с ума?

Я ничего не понимал.

— Не разыгрывай невинность. — Она отступила назад и достала из-под кровати маленький, но тяжелый чемоданчик. — Это радарный пост. Я сама установила оборудование и подкупила операторов, чтобы послали мне сигнал сразу. Как тебе хорошо известно, кольцо кораблей из космоса снижается и окружает эту область. В твою задачу входило отвлекать меня как можно дольше, и этот план чуть не удался.

Она кинула через руку плащ и стала пятиться через комнату.

— Если я дам тебе величайшее слово чести, что я тут не при чем, ты поверишь мне? Я ничего не делал и ничего не знал об этом.

— Оставь это для космических бойскаутов, — издевательски сказала Ангелина. — Почему бы тебе не сказать правду, ведь ты все равно умрешь через двадцать секунд.

— И сказал тебе правду.

Я хотел броситься на нее, но знал, что не успею.

— Прощай, Джим ди Гриз, приятно было провести с тобой время. Позволь доставить тебе последнюю радость: все, что ты делал, было напрасно. Позади меня есть выход, о котором никто не знает. Когда сюда прибудет полиция, я буду уже в безопасности. И еще скажу: я буду убивать, и никто меня не остановит.

Анжела подняла руку с пистолетом и слегка коснулась курка. За ней повернулась панель, открывая в стене черную Дыру.

— Не разыгрывай сцену, Джим, — брезгливо сказала она, глядя на меня поверх пистолета. — Я не попадусь на удочку — на широко раскрытые глаза, на удивление, как будто кто-то стоит за моей спиной. Я не повернусь. Ничего у тебя не выйдет.

— Знаменитые последние слова, — сказал я и отпрыгнул в сторону. Пистолет рявкнул, но пуля ушла в потолок. За Анжелой стоял Инскипп, он выбил из ее руки пистолет и поймал его. Анжела с ужасом смотрела на меня, даже не пытаясь сопротивляться.

Уже защелкнулись наручники на ее тонких запястьях, а она все стояла неподвижно и молча. Я бросился вперед, выкрикивая ее имя. Позади Инскиппа появились двое в форме Патруля. Они вывели Анжелу, а Инскипп закрыл дверь, чтобы я не выскочил за ними. Я стал таким же вялым и безучастным, как до этого была Анжела.

— Выпьем, — сказал Инскипп, сел в кресло Анжелы и достал плоскую фляжку. — Бренди. Чуточку эрзац, но все же не этот местный растворитель пластмассы.

— Сгинь… ты…

Я мучительно подбирал выражения покрепче из своего межзвездного лексикона, стараясь выбить рюмку из его рук.

Он одурачил меня. Поднял рюмку и без малейшего раздражения налил и выпил.

— Это что, новый язык для обращения к высшим офицерам Специального Корпуса? — Он вновь, наполнил рюмку. — Похоже, что мы забыли о порядке; организация совсем разболталась. У нас ведь все дозволено.

Он опять было собрался выпить рюмку, но тут уж я схватил ее и осушил.

— Зачем вы это сделали? — спросил я, все еще раздираемый страстями.

— Потому что ты этого не сделал. Операция закончена, ты выиграл ее. До сих пор у тебя был испытательный срок, а сейчас ты получаешь звание полного агента.

Он достал из кармана маленькую золотую бумажную звездочку, аккуратно лизнул ее и торжественно приклеил ее мне на рубашку.

— Силой данной мне власти произвожу тебя в полные агенты Специального Корпуса.

Итак, я достиг вершины карьеры. Это был абсурд. Я засмеялся.

— А я думал, что уже выбыл из команды.

— Я не получал твоей отставки. Да это и не имело бы значения. Ты не можешь выйти из Корпуса.

— Да. Но ведь я получил сообщение о своем увольнении. Разве вы забыли, что я украл корабль, а сигнал управления, посланный вами, должен был взорвать меня? Если я сижу здесь, то только потому, что успел вытащить запал.

— Да ничего подобного, мой мальчик. — Он откинулся в кресле, потягивая вторую рюмку. — Ты так настаивал на преследовании этой красотки Ангелины, и я подумал, что ты можешь позаимствовать корабль до того, как мы сами дадим его тебе. Корабль, который ты взял, имел запал, вставленный, как и всегда в таких случаях. Запал — а не заряд — был установлен так, чтобы взорваться через пять секунд после того, как его удалят. По моему мнению, это придает некоторую независимость мышлению перспективных агентов.

— Значит, все было подстроено?

— Можно сказать и так. Но я предпочитаю термин «упражнение на ученую степень». Таким способом мы узнаем, действительно ли наши отловленные новички посвятят всю оставшуюся жизнь борьбе за закон и порядок. И они тоже узнают. Мы не хотим, чтобы впоследствии они жалели о выбранном пути. Ты узнал про себя, Джим?

— Кое-что узнал. Но не совсем уверен, что все.

Я не решался пока заговорить о мучившем меня вопросе.

— Это была прекрасная операция. Ты проявил большую фантазию в достижении цели. — Он нахмурился. — Но это дело с банком я не одобряю. У Корпуса есть все необходимое для ваших нужд…

— Те же самые деньги. Откуда берет их Корпус? От планетарных правительств. А они где берут? Из налогов. А я взял прямо из банка. Страховое общество оплатит банку убытки, затем объявит о меньшей прибыли за этот год, выплатит правительству меньше налога — и в результате все то же, что и при вашем способе!

Инскипп был хорошо знаком с такой логикой и не удостоил меня ответом. А я все еще не решался спросить об Ангелине.

— Как вы нашли меня? Ведь на корабле не было «жучка».

— Наивное дитя природы! — Инскипп поднял руку и притворном ужасе. — Неужели ты думаешь, что на наших кораблях нет «жучков»? Они установлены так, что их нельзя найти, если не знаешь, где искать. К твоему сведению, внешняя дверь космошлюза содержит сложную передающую систему, с помощью которой мы точно определяем расстояние.

— Почему же я не слышал ее?

— Потому что она не Передавала., Должен добавить, что дверь содержит и приемник. Передана ведется только в случае получения соответствующего сигнала. Мы дали тебе возможность достичь места назначения, а затем отследили. Ты потерялся на некоторое время во Фрейбурбаде, но мы снова напали на твой след в госпитале, где ты устроил розыгрыш с трупами. Мы помогли тебе там. Госпиталь был глубоко возмущен, но мы его успокоили. После этого мы взяли под наблюдение хирургов и соответствующее оборудование, так как следующий твой шаг был очевиден… Надеюсь, тебе будет приятно узнать, что ты носишь микропередатчик в грудине.

Я посмотрел на грудь, но ничего не заметил.

— Подвернулась слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить. Однажды ночью, когда ты крепко спал от снотворного, а твой милый доктор дорвался до — алкоголя, который мы подсунули в продуктовую посылку, хирург нашего Корпуса сделал маленькую операцию.

— И потом вы следили за каждым моим шагом?

— В общем…да. Но ты мог бы вести себя по-другому, если бы знал, что мы здесь.

— Тогда зачем, вы пришли? Я ведь не свистал всех наверх?

Это был важный вопрос, и Инскипп подумал, прежде чем ответить.

— Это верно. — Он глотнул бренди. — Я хочу, чтобы у новичка, сидящего на привязи; веревка была достаточно длинна и не удавила бы его.

Что я мог сказать? Его голос стал мягким и сочувствующим.

— Арестовал бы ты ее, если бы мы не пришли?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Хорошо, что сделал по-своему, черт возьми! А то сейчас наша мультиубийца — уже сбежала бы.

— Отпустите ее! — Я схватил его за куртку — Отпустите, говорю!

— Ты хочешь вернуть ее к прежнему образу жизни?

Хочу ли я? Я не мог ответить. Я думал об этом, а он поправлял складки своей куртки.

— Тяжелая для тебя ситуация. — Он прикончил содержимое фляжки. — Линия между добром и злом, правотой и неправотой может быть очень тонкой, и при эмоциональном возбуждении ее почти невозможно увидеть.

— Что с ней будет?

Он заколебался.

— Только правду, какая бы она ни была.

— Хорошо, только правду. Не обещаю, но психологи попробуют что-нибудь сделать для нее, если найдут причину, породившую отклонение. Но это удается далеко не всегда.

— Только не в этом случае. Я расскажу им.

Он посмотрел на меня с удивлением, которое слегка вознаградило мое самолюбие.

— В таком случае есть шанс. Я отдам соответствующие распоряжения, чтобы испробовали все другие возможности, прежде чем поставить вопрос об уничтожении личности. Если же придется пойти на это, она останется человеком, каких в галактике много. Приговоренная к смерти, она станет трупом, которых тоже не меньше.

Я отобрал у него фляжку, пока он не убрал ее в карман.

— Я знаю, вас, Инскипп. Вы прирожденный рекрутант. Когда вы кого-то поймаете, вы его вербуете.

— Это верно. Она будет отличным агентом.

— Мы составим суперкоманду, — сказал я, и мы подняли бокалы.

— За преступление!