КРЫЛЬЯ МОТЫЛЬКА

Они готовы на жертву,

если в жертву принесут жизнь других.

Глава 1

Лана


Я стояла посреди суетливого вокзала и боялась глубоко вдохнуть воздух. Тяжело было сдерживать приступ панической атаки и не дышать одновременно. На свой страх и риск я наполнила легкие кислородом. Голова закружилась от вереницы запахов людских душ. Приторно-сладкий банан, кислая гниль, свежее яблоко, разлагающийся труп… Тяжело отделить один от другого. Из потока я выделила девушку, которая стойко пахло ландышами, и старалась держаться рядом с ней, чтобы не задохнуться от зловония, встречающегося чаще приятных ароматов.

Амбре этих цветов напоминал мне об одиночестве. Всегда ощущала себя чужой в толпе, но когда приходила домой, меня окружали заботой и любовью. Я обожала папочку. Называла его только так, никак иначе. Он всегда улыбался, когда слышал это слово из моих уст.

С мамой у нас тоже были теплые отношения. Особенно я любила вечера. Она приходила с работы и заваривала чай с ромашкой. Мы садились на кухне. Мама придвигала стул и начинала плести мне косички. Говорила, что это занятие успокаивает ей нервы. А мне нравилось, когда она копошилась в волосах. Папочка вечно ворчал: «Людка, что ты пристала к девчонке? За ночь все равно растреплются». «Леша, отстань», — отмахивалась она.

Мы жили в своем маленьком уютном мире. Я не видела скандалов. Но иногда родители ссорились из-за денег. Только не при мне. Запирались в комнате, из которой доносились обрывки фраз: «Сколько можно! Я работаю как проклятая! Жилья своего нет! Вечно по съемным квартирам мотаемся! Прекращай писать свои книги и устройся на нормальную работу!»

После таких уединений папочка находил работу. Чаще всего грузчиком. Но вскоре его захватывало вдохновение, и он все бросал. Опять запоем начинал писать. Зарабатывал копейки на статьях, а романы не публиковали.

Я украдкой читала его книги. Папочка не разрешал нам с мамой прикасаться к его романам, не объясняя причин. Думаю, боялся, что не понравится, и мы осудим.

Но мне очень нравилось! Он писал мистику и ужасы. Все необъяснимое и страшное меня привлекало. Поэтому из классиков читала только Булгакова и Гоголя, не считая школьной программы.

И вот опять с улыбкой вспомнила о родных, а на глаза навернулись слезы.

Образ веселой и взбалмошной подруги предстал, как живой. Иногда я ласково называла ее Олененок, а она просила обращаться к ней так только наедине. Боялась, что будут дразнить.

Я дружила с ней с детского сада. Потом мы учились в одном классе. Вместе гуляли, в одно время начали встречаться с парнями. Оля познакомила меня с Вадиком. Первый парень, который проявил ко мне симпатию. Я всегда была слишком зажата, чтобы на меня обращали внимание мальчики. Они предпочитали Олю. Я не умела вести разговор так, чтобы всем было интересно. Травить байки не мое.

Иногда, когда Вадик брал гитару и начинал играть, я подпевала. Мне нравилось. Я примеряла суть песни на себя. Переживала историю. Всегда любила грустные. Нравилось пощекотать нервы, ведь в жизни ничего такого не происходило. С одной стороны хорошо, но с другой — я заскучала.

Сама накликала беду. Нельзя думать о смерти, если не собираешься умирать.

Много раз представляла, как случается катастрофа, и я умираю. Как все плачут на похоронах. Не знаю почему, но меня завораживали трагедии. Драматические фильмы просто обожала. От «Хатико» грызла подушку. «Семь жизней», «Титаник», «Зеленая миля». Любила потерзать себя, в который раз пересматривая эти шедевры. А если слушала музыку, то только о тяжелой любви. Расстояния, достаток, менталитет — всегда разделяли любящие сердца. Печально, но романтично.

Я встречалась с Вадимом, хотя и не понимала, почему нахожусь с ним рядом. Слишком ровно и спокойно.

Иногда мы покупали пиво и разговаривали на лавочке о жизни, даже политике. Но не о чувствах. Я говорила, что люблю, и он говорил. А я чувствовала пропасть между нами. Не потому, что мы не сходились в интересах. Просто я не могла ему рассказать сокровенное. Всегда боялась, что он рассмеется. Барьер рос с каждым днем. Я не удивлена, что он меня предал. Не стал вникать в суть проблемы.

Да. Сочувствовал, как мог, он же не зверь. Я ждала удара и думала, что переживу, но когда он последовал, разочаровалась. Не только в Вадиме, но и в людях вообще. Он всегда был для меня олицетворением любви. Если она на самом деле такая, то зачем нужна?

Все же надежда на то, что мне просто не повезло, теплилась внутри. Я хотела любить без оглядки, бескорыстно. И всегда буду цепляться за единственный шанс, лишь бы испытать это впервые и навсегда.

Иногда к маме приходили в гости подруги и рассказывали о своей первой любви. Я подслушивала у двери. Мне хотелось испытать все! Кто-то не дождался возлюбленного из армии, кому-то родители запретили общаться с хулиганом. Всегда печально, но так прекрасно. Первая любовь, первый секс…

Жизнь продолжалась. Мне исполнилось семнадцать лет. За продуктами к праздничному столу мы всей семьей отправились на рынок. Спустились в метро. Забились в переполненный вагон, но не успели тронуться с места, как раздался взрыв.

Сокрушительной волной меня прибило к стене, а родных откинуло в самую гущу толпы. Началась безумная паника. От криков закладывало уши.

Я видела, как люди топтали моих родителей, словно бульдозером. Я чудом уцелела, но была не рада.

На похоронах, которые оплатило государство, стояла ни жива ни мертва.

Никак не могла оправиться после трагедии. Постоянно снились кошмары. В людных местах настигали панические атаки. Я ничего не могла с собой поделать. Страх перекрывал разум и воздух. Реабилитация длилась долго. Оля всегда была рядом, а Вадику постепенно надоело со мной нянчиться. В итоге он даже не пришел на выписку. Впоследствии узнала, что у него появилась новая любовь.

Вот тогда я и поняла, что осталась одна и нет смысла дальше влачить свое никчемное существование. С холодной головой подошла к решению умереть. Сначала пробовала резать вены, но не выдержала боли. Наглоталась таблеток, легла на диван и закрыла глаза в ожидании смерти. Провалилась в темноту, а очнулась в больнице. Потом узнала, что хозяйка съемной квартиры приходила за деньгами. Долго тарабанила и открыла дверь своим ключом. Вызвала скорую. Я злилась, что случилось именно так.

Клиническая смерть открыла во мне занятную способность. Я стала остро чувствовать запахи, но не только парфюма или пота. Каждый человек имел особое амбре. То ли души, то ли характера. Я принюхивалась к каждому, удивляясь, как мне удается так тонко их ощущать. Правда, я не знала, что именно воспринимаю, и что каждый из них означает.

Вспомнились обозленные глаза Оли, когда она впервые после суицида пришла меня навестить. Я купалась в благоухании шоколада и только когда она ругала меня за попытку умереть, проскальзывал букет корицы.

Я никому не говорила про открывшийся дар. Не хотелось надолго загреметь в психушку. Психиатры и так с лихвой меня помучили, прежде чем отпустить домой. Но идти было некуда. Хозяйка уже сдала квартиру, ведь задолжала я ей немало.

Некоторое время я жила у Оли. Она сообщила о трагедии моей единственной родственнице — маминой двоюродной сестре. Тетя Эльза добилась опеки надо мной. Она жила далеко от Москвы, на Северном Кавказе, в маленьком городке Черкесск. Я никогда не была у нее в гостях и видела родственницу только на фотографиях. Мама тоже редко посещала сестру и всегда в одиночку. У них с папочкой не сложились отношения. Тетя корила его за то, что он не зарабатывает достаточно денег и не может обеспечить единственному ребенку достойную жизнь.

Мне тоже не нравились их разговоры по телефону. После таких звонков родители всегда запирались в комнате.

Мама хотела познакомить меня с сестрой, но я отказывалась. Не любила, когда обижали папочку.

Но теперь у меня не было выбора. Да и не хотелось оставаться в шумном мегаполисе. Панические атаки тревожили редко, но страх от скопления людей глубоко засел внутри.

Перед отъездом Оля настояла на том, чтобы мы пошли по магазинам и купили мне новую одежду. От переживаний я похудела на два размера и старые вещи болтались.

Государство выделило на меня, как на пострадавшую при взрыве, и на погибших в теракте родителей деньги. Я могла многое себе позволить, но решила, что кроме одежды ничего не буду покупать. Я хотела приехать в Черкесск, приобрести квартиру и жить самостоятельно. Оля вычитала в интернете, что подростки с шестнадцати лет имеют право проживать отдельно от опекуна.

Когда мы накупили необходимых вещей, подруга потянула меня в магазин техники и электроники. Настояла на том, чтобы я купила ноутбук, и взяла с меня клятвенное обещание приобрести модем, чтобы мы могли часто списываться в интернете.

Билеты на поезд были куплены. До отъезда оставалось четыре дня. Мы решили сходить в бассейн, поплавать. Оля обожала прыгать с вышки.

Картина, как она поднимается по лестнице и машет мне, чтобы я посмотрела, застыла перед глазами. Оля поскользнулась, не удержалась и упала на кафель. Врачи сказали, что шею свернула.

Тогда мир рухнул для меня еще раз.

Через день состоялись похороны, а на следующий я села в поезд. Теперь меня точно ничего не держало в Москве. Сама судьба пинками гнала из этого города, который принес столько горя.

В купе я достала из сумки серый ноутбук и погладила его по матовой поверхности. Когда мне было особенно плохо, подруга всегда успокаивала меня, поглаживая по голове. Теперь мой черед.

Я открыла пустой лист и написала:Привет, Олененок.

Из глаз покатились слезы. Я обняла единственного друга. С тех пор я рассказывала Оле все, что творилось в душе, и полюбила серый цвет.

Как только прибыла на вокзал Черкесска, тут же купила местную сим-карту и модем. Выполнила обещание.

Я вырвалась из душного зала, продолжая идти за пахнущей ландышами девушкой. Ко мне подошел таксист. Я села в машину, прочитала адрес по бумажке и отправилась к тете.


Загрузка...