Кровь Вампира

ДЕНЬ 4

Правая рука Волка — Марсик выдвинулся, благодаря не силе и жестокости, а своим воистину незаурядным организаторским способностям. Именно его усилия и таланты позволили превратить простую банду, которой по сути и была бригада Волка, в крепкую организацию с армейской дисциплиной. "Моя Коза Ностра" любовно говорил Марсик, а если бы кто-то хоть раз назвал «консильери» — это человек стал бы его лучшим другом. Гангстерские фильмы были его учебным пособием по ведению дел и, несмотря на их наивность и романтизм, что-то полезное он в них почерпнул. Теперь он в считанные минуты мог найти каждого из бойцов, так как все они были снабжены сотовыми телефонами, и невыход на связь считался практически предательством — выходом из дела. Такая оперативность наводила ужас на конкурентов, и прежде чем кто-то из них сумел перенять опыт бригады, она стала практически неуязвимой.

Сам Марсик всегда был готов исполнять поручения Волка. Вот и сейчас, услышав мелодичный сигнал телефона, он как верный пес, весь напрягся в ожидании команды.

— Нужны лучшие ребята, человека четыре, — просипел в трубку его шеф. — Выбери сам. Буду ждать на точке 7.

— Проблемы с переговорами? — спросил Марсик, зная о предстоящем контакте Волка с Папой.

— Любую проблему можно решить… — донеслось с другого конца линии. Волк по обыкновению закончил разговор, просто отключившись.

Марсик на несколько секунд задумался, а затем стал набирать первый номер.

Прошла вся ночь и половина следующего дня, а Уткин и отец Василий все еще не могли прийти в себя от произошедшего прошлым вечером. И именно священник никак не мог поверить в нереальность происходящего, в нечистую силу, противостоящую им. Он все жалел, что срезал дорогу через кладбище и пытался найти логическое объяснение.

— Может, он просто обкурился?

— Интересно, чего? — спросил студент, — Папирос с ураном? Почему у него глаза светились? А как насчет молнии?

— Она ведь ударила из проводов!

— Да, но только после того, как в его глотке оказался крест! Кстати, не мешало бы и мне покреститься — это должно помочь.

Священник начал сдаваться:

— Покреститься — это дело нужное. Но это все так неожиданно! Неужели все эти испытания посланы мне? Сначала — церковь, потом видение, теперь — вот это… Что вообще с ним произошло?

— Похоже на классический случай вампиризма. Хотя, верится с трудом.

— Я уже во все поверю. Слава Богу, мы с ним покончили.

— Не совсем, — ответил студент. — Если он стал вампиром, то только после укуса другого… такого же.

Поп подскочил.

— Неужели нам придется снова пройти через подобное?

— Наверняка. Но теперь-то мы знаем, что нас ждет. Предупрежден — значит вооружен, кажется так древние говорили.

— Чем же мы вооружены? — рассердился батюшка, — Вот этими… — он чуть было не сказал "погремушками", имея в виду церковные святыни, но вовремя сдержался.

— Нужно подумать, что мы знаем о них, — пытался сосредоточиться Уткин, — чеснок, кресты, осиновый кол в сердце, выходят по ночам, кажется, могут летать… — Что у вас в церкви, ну… самое сильное что ли?

— Икона византийская, VIII век. — не задумываясь ответил священник.

— Возьмем ее с собой. А еще кресты, лучше побольше…

В тот же день произошло еще одно малопримечательное, но важное событие. С одного из поездов, неторопливо проползавших лесогорский перрон, сошел высокий мужчина с легким плащом, перекинутым через локоть одной руки, и потертым чемоданом в другой. Окинув цепким взглядом привокзальную площадь, он направился к стоянке такси. Хотя выглядел он и немолодо, но походка его была упругой и уверенной, в ней чувствовалась сила. Поймав «мотор», он направился в центр.

Через десять минут он вышел из машины, значительно отягощенный информацией о городе. Таксисты — одна из самых болтливых людских пород, стоит лишь завязать разговор.

Купив газету с объявлениями, он пробежал глазами по строчкам и нашел то, что ему было нужно — недорогую квартиру на окраине города. Главным ее достоинством для него было то, что другие клиенты сочли бы явным недостатком — из окон открывалась широкая панорама городской свалки, за которой виднелся жидкий частокол ельника. Когда он увидел этот вид своими глазами, на его худом, желтоватом лице появилась довольная ухмылка. Не торгуясь, он расплатился за месяц вперед. Впрочем, он намеревался завершить свою работу раньше.

Дачи, выкупленные Волком в окрестностях контролируемых им городов, называемые «точками», выполняли ту же роль, что и замки средневековых рыцарей — опорные пункты для грабительских вылазок, склады награбленного, укрытия на случай подхода сильного противника. Точка Љ7, на которую он вызвал Марсика, была наименее посещаемой. Находилась она довольно далеко от Лесогорска, дорога к ней была очень плохой. Вокруг — дремучий лес. Однако Марсик не привык обсуждать распоряжения шефа — это и помогло ему выдвинуться.

В назначенное время новенькая девятка остановилась перед невзрачным деревянным охотничьим домиком, которым и была очка Љ7, до того как попала в лапы Волка. Он позаботился больше о внутреннем убранстве, так как в отличие от многих себе подобных, не любил выставлять на показ свое богатство. После ремонта рядом с домиком появился и небольшой гараж, бывший главной частью «точки». В нем стояла новенькая «Лада-08», в бардачке которой лежали новые документы, а в багажнике — двадцать тысяч долларов.

Эти меры были приняты Волком, когда он еще только «поднимался», на случай поспешного отхода. Все то ему не пригодилось, тем не менее, машины всегда была готова сорваться с места, унося хозяина от неожиданной опасности.

Марсик не спешил выходить из машины. Даже в самой безопасной ситуации он всегда был осторожен.

Немало его знакомых жестоко поплатилось за свою беспечность. Марсик же предпочел бы, чтобы его сочли трусом, чем умирать по-геройски.

И сейчас он подождал, пока из машины вывалились трое быков, убедившись что их никто не изрешетил и не забросал гранатами из-за вековых сосен.

— Жди здесь, — бросил он водителю и двинулся к дверям дома.

Непривычные лесные запахи и звуки казались зловещими, в темнеющем вечернем воздухе повисла какая-то напряженность.

Марсик тряхнул головой и взялся за ручку двери. За ней он попал как будто в другой мир.

Волк сидел, утонув в глубоком кресле. Лицо его было скрыто в тени, но Марсику показалось, что он увидел его глаза — какие-то другие, как-будто отсвечивающие тусклым голубоватым светом. Наверное это отражался экран телевизора — единственного источника света в комнате.

Один боец, который и должен был быть с Волком, сидел, уткнувшись в телевизор. А вот за спиной шефа маячила еще одна фигура.

Марсик не любил таких сюрпризов и попятился к своим мощным спутникам. Он уже готовился к самому худшему, но Волк заговорил довольно дружелюбно:

— Ну что встал как неродной? Заходите…

Марсик помялся, но протестовать было глупо.

— Я думал, ты один… — неуверенно буркнул он, но тут же стушевался под недовольным взглядом шефа, который он просто почувствовал на себе.

— Тут все свои. Пацан со мной из Лесогорска, — просипел Волк, кивая в сторону незнакомца, — Саней звать. Я его поставлю над барыгами местными, давно им пора с нами поделиться.

Марсик пожал руку новому знакомому. Она была худой и бледной.

— Наркоман что ли? — мелькнула мысль, которую он тут же отверг: в серьезном деле Волк никогда бы не положился на «макоеда». Несмотря на сильное пожатие Марсика, незнакомец отреагировал спокойно — его большой рот приоткрылся в улыбке, обнажая редкие желтые зубы.

— А как же Папа? — спросил Марсик в ответ на заявление Волка. — Он ведь там кормится?

— А вот об этом и будет разговор. — проворчал Волк, срывая крышку с бутылки "Смирнова".

Через несколько часов Волк, Марсик и Саша сидели перед уже приконченной бутылкой водки и горой окурков. Остальные «пацаны» спали вповалку перед экраном телевизора — мягкой мебели хватило на всех.

Марсик поймал себя на том, что ему начинает нравиться этот парень. Говорил он немного, но всегда в точку. План, изложенный им, был бы понятен самому последнему быку, и к тому же, казался идеальным.

— Ну ладно, — потянулся Волк. — Заночуем здесь…

Марсик проснулся от требовательных позывов мочевого пузыря. Уже приближался рассвет, но в комнате было еще совсем темно. Несколько секунд Марсик размышлял, что удержало его того, чтобы сразу встать. Ответ пришел сам: какая-то возня в углу комнаты. Он прислушался, потом осторожно повернул голову, но разглядеть что-либо ему не удалось. Марсик осторожно просунул руку под подушку и с облегчением нащупал холодную рукоятку своего пистолета. С ним он почувствовал себя как всегда уверенно.

Резко приподнявшись, он достал до выключателя, и зажег свет.

Взгляду его предстала какая-то совершенно безумная картина: один из быков, по кличке Заяц, полученной за сильно выступающие передние зубы, лежал на диване, разбросав руки и откинув голову, а к его шее в страстном засосе присосался этот самый Саня. Глаза Зайца были открыты, но зрачки закатились почти под самые брови, на губах пузырилась слюна, кожа его была белой, как бумага. Но самым жутким была поза, которую занял над ним Саня. Он стоял на голове, опираясь руками о спинку дивана, ноги его были поджаты к животу. Сейчас, при ярком свете, бросалась в глаза непропорциональность его тела — ноги были тонкими и маленьким, тело — длинным, а руки — большими, с огромными кистями.

Мозг Марсика постарался найти самое простое решение в этой ситуации:

— Ах ты педрила, — рявкнул он, но тут же пожалел, о том, что подал голос. Саня оторвался от Зайца, резко кувыркнулся через голову и встал лицом к лицу с Марсиком.

Вид его лица был еще хуже. Голова его раздулась и стала похожа на огромную тыкву, как размером, так и формой. Огромный рот широко открылся, обнажая ряд желтых зубов, среди которых выделялись длинные клыки. От углов рта под кожей проходила густая сеть сосудов, вздувавшихся и пульсировавших. Эта сеть соединялась в две больших жилы, уходивших куда-то за уши. Губы его были в крови, и длинный черный язык сейчас слизывал ее к углам рта. Волосы, откинувшиеся назад, позволили Марсику заглянуть в его глаза.

Именно эти глаза лишали Сашу остатков человеческого облика. Они были огромными, как бильярдные шары, и совершенно черные, как у мышей или крыс. Марсик видел в них свое изогнутое отражение, и самообладание окончательно покинуло его. Мочевой пузырь его полностью опорожнился, но он даже не заметил этого, вперившись взглядом в Сашу и в Зайца, который еще лежал на диване с огромной раной в горле, из которой почему-то не текла кровь, и было отлично видно рваное белое мясо, точащее из его шеи, как вата из порванной плюшевой игрушки. Ноги Зайца совершали какие-то странные движения, задевая стену и издавая тот самый звук, разбудивший Марсика.

Марсику показалось, что он наблюдает все это уже с час, но на самом деле прошло всего несколько секунд. Он сделал шаг назад, заметив сбоку еще одного бойца, лежащего на своем месте, неестественно вывернув голову. Ни Волка, ни остальных не было видно. Впрочем, их судьба мало интересовала сейчас Марсика.

Эта тварь, которую язык не поворачивался назвать человеческим именем, издала резкое, похожее на змеиное шипение, и в один скачок приблизилась к Марсику. Тот уже попрощался с жизнью, но чудовище отпрянуло, увидев что-то у него на груди.

Это была массивная золотая цепь с тяжелым крестом. В голове Марсика как будто что-то щелкнуло, и он вспомнил фильмы ужасов про оборотней, вампиров, святой воде и так далее.

— Так ты этого боишься! — взвизгнул он, срывая крест с шеи, и размахивая им перед мордой монстра. -

Ты этого бо…

Закончить он не успел. Рука твари одним движением перехватила его за запястье, а вторым вырвала руку из локтевого сустава, выбросив ее в угол.

Марсик вскинул правую руку с пистолетом, но и эта его рука повторила судьбу левой, улетев в другой угол. Теперь ему оставалось только заорать от боли и ужаса, что он и сделал, бросаясь к дверям. Эта тварь почему-то не преследовала его, вслед понесся лишь отвратительный хохот — такой он уже слышал когда-то на берегу моря, так хохотали крупные чайки.

Марсик вылетел на двор через закрытые двери. Там он увидел своего шофера, разделанного, как кабана. Над ним, измазанные кровью и чем-то еще, сидели Волк и его боец, лунатичными движениями отправлявшие себе в рот трепещущие куски мяса. Лицо Волка было страшно изуродовано — в глубоких, полуоткрытых порезах. Когда он прятался в тень, они были незаметны.

Животное желание жить овладело Марсиком. Размахивая кровоточащими культяпками, он несся в неизвестном направлении, задыхаясь и отплевываясь. Силы быстро покидали его, но он не понимал, что близится агония. Мутнеющим взглядом он нашел какую-то большую и мягкую на вид кучу и рухнул на нее, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть. Ему даже показалось, что боль в руках утихает — главное не смотреть на раны.

Блаженно закрыв глаза, он повторял:

— Выживу, выживу… — и казалось, новые силы наполняют его. Он ощущал какой-то зуд, распространявшийся по телу и начавший затмевать боль.

Марсик открыл глаза и понял, что совершил самую большую глупость в своей жизни: мягкая куча, на которую он так удобно завалился, оказалась огромным лесным муравейником, и его встревоженные обитатели теперь тысячами облепили пришельца. Особенно много их было на ранах, целыми ручьями они вливались в кровоточащие сосуды, как толпы пассажиров во входы метро. Когда Марсик понял, что ничего не сможет с этим сделать, он заорал так, что его горло наполнилось кровью из разорванной гортани.

Теперь ему хотелось просто умереть как можно больше. Но и это не получалось. Маленькие красные изуверы делали свою работу уверенно, но медленно. Еще какое-то Марсик ползал между деревьев со ртом, ушами и глазами, наполненными копошащимися тварями. Наконец, уцелевшим глазом, он увидел какие-то две фигуры, приближающиеся к нему.

Он узнал Волкова и Зайца, таких же, как прежде. Он понял, что они пришли спасти его…

— Заяц, Волк, — попытался крикнуть он, издав на деле лишь негромкое мычание.

Они приближались. Он радостно засмеялся, выхаркивая сгустки изъеденной плоти из горла. С этим смехом он расстался с разумом, а потом и с жизнью.

Шпагин всегда входил в кабинет Папы без того особого благоговения, которое охватывало многих других посетителей, но с некоторой опаской — отношения с мэром у него были не очень. Он не скрывал своего отношения к градоначальнику, но тот, надо отдать ему должное, уважал за это старого волкодава, пусть почти беззубого, но все еще не утратившего окончательно чутье и хватку.

Сегодня Шпагин с трудом признал Папу. Широкое лицо его было желтым, под глазами синяки. Пил что ли всю ночь?

— Слушай Петрович. Тут такое дело… вчера позвонили мне из области, сначала взгрели ни за что ни про что…

— Бедный ты, несчастный. — подумал следователь.

— В общем, завтра ночью к нам приходит состав с каким-то секретным грузом для этой чертовой военной базы. Меня даже не посвятили, что это за груз, но намекнули — если, что — головы полетят! Так что я тебя прошу — займись этим тоже, по своей линии. Чтоб никаких там бомжей или макоедов! Я на тебя надеюсь…

Ты же знаешь — наш начальник райотдела — полный лох, я бы его тобой давно заменил, но зачем тебе эта морока… так никому кроме тебя не справиться!

— Но это же вокзал!

— Даю тебе любые полномочия, набирай себе кого хочешь. На разгрузку уйдет не больше часа. Так что ничего страшного. А за мной не заржавеет, сочтемся.

— Дождешься от тебя… — подумал Шпагин, направляясь к выходу.

Спускаясь по широкой исполкомовской лестнице, он размышлял: неужели Папа знает, что он держит его под колпаком? И следит за его контактами с Волком? Непохоже. Не мог ведь он все это придумать, чтобы отвлечь его от своей стрелки с бандитом! А ведь она у них намечалась в ближайшие дни.

Он проводил глазами «Мерседес» Папы, выехавший со двора.

— Ну ладно, ты мне еще попадешься…

Неожиданней всего было увидеть отца Василия в числе посетителей народной целительницы бабы Марьи. "Конкурирующая фирма" — такое точное определение подобрал к ней сам батюшка. Только самые крайние и необычные обстоятельства смогли вынудить его явиться на поклон к ведунье.

Белая «девятка» попа, пропылив по разбитой проселочной дороге, остановилась на окраине одного из сел в окрестностях Лесогорска, у небольшой, осевшей в землю хаты. Несмотря на то, что дело шло к вечеру, здесь обычно бывало людно — у околицы одна к одной стояли машины, по улице прогуливались ждущие своей очереди клиенты.

Однако сейчас здесь повисло напряженное затишье — неделю назад баба Марья неожиданно прекратила прием и проводила время в каких-то обрядах и молитвах.

Отец Василий, не знавший об этом, посчитал просто, что прихожане стали более сознательны, и перестали посещать «колдунью». С довольным видом он постучал в двери.

На стук открыла симпатичная девчонка, в длинной одежде, похожей на монашескую. Уткин, стоявший за спиной священника нагло вперился в нее взглядом, но она, равнодушно оглядев его, сделала приглашающий жест:

— Входите, мать Марья ждет вас…

— Так уж и ждет, — проворчал поп, по-бабски поддернув рясу, и переступив порог.

Как оказалось, он был неправ. Баба Марья действительно ждала их, сидя за длинным деревянным столом.

— Явились, ироды вавилонские, — без предисловий начала она, увидев гостей. — соизволили…

— Ну ладно мать, — проворчал поп, удерживаясь от рвущихся наружу крепких выражений. — У нас тут кое-какие вопросы есть к тебе…

— Вопросы у него! — продолжала бухтеть старуха. — Слушай лучше меня, олух ты царя небесного!

Городку нашему наказание послано за грехи наши, и твои в особенности! Адово отродье… я о нем только от бабки и слыхала, думала сказки, а теперь сама чую, и приметы все сходятся.

— Мы уже видели одного такого! — вмешался Уткин. — Но как их одолеть? Крестами? Святой водой?

— Кресты… — недовольно пробубнела бабка. — Верой нужно их побеждать. Если веришь и не боишься — то будешь жив, а они мертвы. А не веришь-так наоборот! Понятно?

— Ладно. А как их найти? — спросил священник.

— А искать их и не надо. Сами объявятся. Что-то должно статься этой ночью. Что-то близится к нам, что-то злое…

— Откуда близится? — переспросил студент.

— Издалека… Идите и встречайте.

— Что встречать? — не поняли они.

— Поезд! Бог с вами…

Солнце уже клонилось к закату, когда Папин «Мерседес» на большой скорости покинул город и направился к месту встречи с Волком.

Мэр был не очень доволен притязаниями Волка, хотевшего получать часть прибыли с лесогорских рынков. Но, рано или поздно, делиться все равно пришлось бы. Другие могли оказаться и пожадней Волкова, а он, имея достаточно знакомств в области, мог оказаться ценным союзником.

Градоначальник устало расплылся по заднему креслу машины, которое податливо принимало формы его грузного тела.

Спереди ехали двое. Шофер, один из трех, имевшихся у Папы, самый лучший из них и наиболее посвященный в дела своего шефа. Он использовал его в самых ответственных делах. Рядом сидел неофициальный охранник по кличке Душман, полученной за любовь к рассказам о своих подвигах на афганской войне.

Настроение у Папы понемногу улучшалось. Он почему-то был уверен, что Волк согласится с его предложениями (от которых нельзя отказаться). А неожиданная головная боль с этим военным поездом оказалась ему даже на руку — ему удалось сплавить этого цепкого легавого, которого он давно подозревал в излишней ретивости. Впрочем этот мент мало занимал мэра — он больше думал о предстоящем дележе добычи.

Тем временем машина свернула с трассы на проселок, уводящий вглубь леса.

— Чертов Волк, — проворчал шофер, с содроганием прислушиваясь к царапанью коряг о днище.

— Смотри не завези нас, Сусанин, — беспокойно заворочался в кресле Душман, рассматривая темные заросли по обе стороны дороги, — нас же здесь можно изрешетить, как хочешь…

— Что, фильмов про партизан насмотрелся? — нервно хохотнул водитель, выруливая на открытую площадку.

Джип Волка уже стоял там. Его хозяин вышел из машины, ожидая гостей в сгущающейся тени деревьев.

Папа нарисовал на своей физиономии радостную улыбку и с трудом оторвал свою задницу от мягкого сиденья «Мерса». Рядом с ним тут же вырос Душман, но босс отстранил его — сейчас не стоило демонстрировать недоверие.

— Я сам, — сказал он, понимая, что ничем особенно не рискует — пусть они и не друзья с Волком, но и не смертельные враги.

Волк встретил мэра крепким рукопожатием.

— Перейдем сразу к делу.

— Согласен, — ответил его собеседник, — Тем более, это дело важно для нас обоих. Есть какие-то мысли насчет рынков?

— Да, сейчас расскажу.

Тем временем, Душману не сиделось в машине. Достав сильный бинокль, он принялся обозревать края поляны. Быстро опускающийся вечер уже сделал тени леса почти непроглядными, но все-таки кое-что еще можно было разглядеть. Первым взглядом, он окинул машину бандита и заметил на переднем сиденье неподвижный силуэт.

— Неужели их всего двое? — удивился охранник.

Переведя бинокль на разговаривающих Папу и Волка он увидел, что его шеф что-то объяснял, а его собеседник согласно кивал.

Какое-то движение привлекло внимание наблюдателя. Через несколько секунд он уже не сомневался в увиденном — две фигуры, осторожно пробирались между деревьями за спиной Папы.

Душман среагировал молниеносно:

— Леха, фары! — крикнул он, и два луча прорезали лесные сумерки. Сам же охранник с криком: "Засада!" бросился к шефу.

— Что такое… — обернулся Папа, но тут цепкие тиски сжали его плечо.

— Не будем отвлекаться! — прорычал Волк.

Один из тех, кто прятался в засаде, выскочил навстречу Душману, но остановился, ослепленный светом фар. Охранник воспользовался этим сполна, всадив в него четыре пули. Нападавший рухнул как от сильного удара.

В то же время водитель «Мерседеса» нырнул в бардачок за своим пистолетом. Когда он вновь поднял голову, то увидел, что рядом с машиной кто-то стоит. Шофер вскинул оружие, но тут из руки незнакомца вырвалась огненная стрела, которая пробила боковое стекло, вонзилась в голову водителя и взорвалась там ослепительной звездой. Ее вспышка была последним, что он увидел в жизни.

Душман услышав выстрел сзади, остановился в секундной растерянности, и Волк, укрывшись за Папой, всадил пулю в охранника. Отчаянно матерясь, тот рухнул, зажимая рану в боку. Над его головой просвистели еще несколько пуль, выпущенных тем вторым, из засады. Охранник замер в траве. Он помнил еще и о третьем оставшемся дружке Волка. Перекатившись, он двумя выстрелами высадил фары «Мерседеса». Ему ответили беспорядочной стрельбой. О спасении Папы не могло быть и речи, к тому же он слышал негодующие вопли своего шефа, говорящие о том, что он еще жив. Наверное, они и не собираются его убивать. Сейчас главное уйти, а потом уже выяснить, что и нужно.

Душман прикинул расстояние до спасительной кромки леса. Метров тридцать. Если заставить их заткнуться, то есть шанс. Но пули его противников регулярно вонзались в сырую траву. Они били вслепую, по квадратам, как будто играя в морской бой. Только «ранен» и «убит» здесь будет по-настоящему.

Охранник прополз несколько метров и укрылся за телом подстреленного им противника.

Неестественная поза говорила, что он убит наповал. Получив укрытие хотя бы с одной стороны, он выждал пока стволы его врагов на несколько секунд утихли, и резко вскочил. Он выпустил пять пуль в сторону

"Мерседеса" в слабой надежде, что машина загорится, и это отвлечет стрелков, но немец стоически принял этот залп. Мышцы охранника уже были готовы бросить его тело в отчаянный рывок, когда произошло самое невероятное: труп под его ногами вдруг ожил, вскочил и вонзился зубами ему в пах. Душман завизжал от боли, чувствуя как горячий поток разливается у него по ногам. Он хотел что-то крикнуть, но язык не повиновался ему. Но рука его успела направить ствол на череп твари и спустить курок. В следующие секунды несколько пуль, выпущенных с трех сторон, пробили тело и голову охранника, и он рухнул на дважды убитого им врага.

Примерно в то же время, когда «Мерседес» Папы еще только направлялся на роковую стрелку, еще одна драматическая сцена разыгралась у заброшенных очистных сооружений Лесогорска. Это место, наверняка было наименее посещаемым не только в городе, но и в ближайших окрестностях. Сильный и плотный «аромат» отваживал отсюда и человека, и зверя.

Тем сильнее удивился бы любой местный житель, увидев вблизи этих развалин, именуемых в народе.

СГХ (старое говнохранилище), явно не местного человека. Никто не смог бы объяснить, что ему здесь понадобилось. Кроме него самого, конечно. А уж он точно знал, что оказался здесь не случайно. Своей экипировкой он походил на охотника — высокие сапоги, плотная защитного цвета одежда, два небольших, но плотно упакованных вещмешка. Он и был своего рода Охотником, только дичь его была очень специфической.

Остановившись перед проржавевшей дверью, он внимательно осмотрел вход. То, что он увидел, удовлетворило его — след был взят. Довольно кивнув седой головой, он опустился на одно колено. Из вещмешка появилось укороченное двуствольное ружье с утяжеленным прикладом, фонарь, огромный нож.

Укрепив фонарь на стволе ружья, он двинулся дальше. Сильный луч рассеивал густую тень, скопившуюся в этом здании. Выглядело оно совершенно безлюдно, но чутье Охотника подсказывало ему, что поиски не будут напрасны.

Об этом он знал, еще когда наблюдал в бинокль широкую панораму городской свалки. Потом он нашел трупы собак, уничтоженных этими тварями, узнал о погроме в церкви, а затем нашел и сгоревший РАФ в лесу.

Никто кроме него не мог бы увязать все события в одну цепь, но не зря он был Охотником. Талант и опыт сделали его лучшим. Многие подобные ему закончили свою жизнь не самым лучшим образом, некоторых из них ему самому приходилось отправлять на тот свет, когда они становились жертвами тех, на кого охотились.

Кроме него существовали и специальные правительственные службы, но его туда было не заманить. Он предпочитал вести эту войну в одиночку.

Вскоре он очутился в большом, круглом зале, большую часть которого занимал также глубокий бассейн-отстойник, наполненный зловонной жижей. В зал сквозь разбитые окна пробивалось достаточно света, и он отключил свой фонарь. Выглянув в одно из окон, он увидел, что солнце уже склонилось к вершинам деревьев. Нужно было торопиться, потому что темнота была на стороне его врагов.

Новый звук привлек его внимание. Он резко развернулся и увидел в десяти шагах от себя сгорбленную фигуру. Она держалась в тени, поэтому много ему было не увидеть. И все же он не сомневался, что это тот, кто ему нужен. Луч его фонаря ударил в лицо незнакомцу. Он высветил мертвенно-бледное лицо с густой сетью вздувшихся вен, огромные глаза с окровавленными белками и черными дырами расширенных зрачков. Это уже был не человек. После того, что с ним здесь случилось — он не человек.

Тварь рассерженно зашипела, пряча глаза от света, но Охотник решительно двинулся к ней. Почему-то она не бросилась на него, а покорно ждала. В последнюю секунду он заметил справа от себя нишу в стене, из которой кто-то бросился на него.

Натренированное тело само ловко нырнуло в сторону, а руки перехватили ружье и тяжелый приклад нанес сокрушительный удар по основанию черепа — даже для них он был смертельным.

Нападавший замертво вытянулся у ног Охотника, а первая тварь видя, что уловка не сработала, бросилась на него в отчаянном броске. Залп картечью из двух стволов превратил ее грудь и шею в кровавые ошметки, из которых торчали переломанные кости. Несколькими ударами приклада Охотник превратил череп твари в бесформенное месиво. Затем он остановился, прислушиваясь. Даже после стрельбы, от него не ускользнули тихие звуки внизу. На ходу перезаряжая ружье, он двинулся в обход зала и вскоре нашел лестницу, уводящую вниз.

В этой комнате ему было не обойтись без фонаря. Это было подвальное помещений без окон, с каким-то ржавыми механизмами, которые раньше регулировали работу станции. Луч фонаря начал выхватывать из зловонной тьмы странные вещи: лужи и разводы липкой слизи на полу и стенах, куски чего-то похожего на огромную паутину. Он знал что это было: Хозяин Стаи готовил гнездо, чтобы вырастить Нечто, то чего этим тварям уже долго не удавалось. Последние лет пятьсот это точно.

Потом он увидел и другие, еще менее приятные подробности: несколько детских трупиков, упакованных в ту же слизь и паутину. Они должны были послужить первой пищей для существа, которое будет расти в гнезде, прежде чем оно само сможет выйти на охоту.

На весь осмотр у него ушло не более минуты. И все же, на эту минуту он забыл о том звуке, который привел его сюда. Он пожалел о своей неосторожности, когда что-то бросилось ему сзади на шею. Для другого этот прыжок означал бы смертельный приговор, но для Охотника это был не самый худший вариант. С силой перекувыркнувшись, он припечатал врага к полу подвала. Откатившийся в сторону фонарь все-таки выхватил кое-что из темноты: рядом с ним лежала старушка, лет восьмидесяти от роду (как он сказал бы из вежливости).

Как она могла оказаться жертвой этих тварей и как попала сюда — он и представить не мог, зная только, что даже она сейчас для опасней разъяренного бультерьера.

Опомнившись от удара, она с нечеловеческой силой отшвырнула Охотника от себя. Но эффект неожиданности был ей потерян: в руку Охотника уже удобно лег тяжелый нож. Это было практически смертельным приговором для любого его врага.

Злобно щелкнув зубами, старуха отскочила в угол, стараясь укрыться во тьме. Охотник бросился через комнату, трижды взмахнув ножом наугад. На третий раз он услышал треск рассекаемой плоти. Схватив левой рукой фонарь, он обшарил лучом света подвал, но старухи не обнаружил — лишь широкая полоса бурой крови на полу, уводившая к узкой норе в стене. Гнаться за ней не было нужды — все равно ей было не спастись. Он стал торопливо расстегивать второй мешок, доставая убойную смесь из тротила, мощного напалма и радиоактивной пыли. Он знал, что уничтожение гнезда вряд ли поможет, пока жив Хозяин, но это позволит выиграть время.

Спешно покинув здание, он пронаблюдал, как мощный взрыв как будто выбил опору из-под здания и оно превратилось к клубящую пылью груду кирпичей, навсегда похоронившей под собой страшную тайну.

— А ведь права была ведьма! — удивленно проговорил отце Василий, оглядывая оцепленную милицией платформу лесогорского вокзала. — И как же нам теперь туда подобраться, да и сколько ждать этого поезда?

— Ну, подобраться можно, — ответил студент. — Я тут еще в детстве на товарняки заскакивал. Пошли…