Кровавые игры

ГЛАВА 19

В тиши кабинета Юста у окна застыл человек лет тридцати пяти в немыслимом парике. У него были глубоко посаженные глаза, минный нос и недовольный рот.

– Допускаю, сенатор, что осторожность твоя объяснима. Слухи из Германии и впрямь удручают, Авл Вителлий действительно амбициозен, а Гальба – стар. Но я-то не стар. Он уверил меня, что я буду назначен его преемником.

– Но этого еще не произошло,- заметил Юст. Он беседовал с Марком Сальвием Огоном 2 уже добрую половину часа и все-таки колебался, не зная, как поступить.

– уж поверьте мне на слово,- мрачно произнес Сальвий.

Юст не мог удержаться от провоцирующего вопроса.

– А если все будет не так? Что, если Гальба назначит другого преемника;'

На этот раз озадачился Сальвий. Он свирепо глянул на Юста.

– Если Гальба назначит другого преемника, он пожалеет о том.

– Это еще почему? – спросил Юст, впервые заинтересовавшись.

– Потому что, если он не выполнит наше соглашение, я выступлю против него. Уже не один цезарь был свергнут за нарушение данного слова За мной большая часть армии, она будет сражаться, если дело дойдет до того.- Сальвий встал и забегал по кабинету.

– Вам это точно известно? Вы в них уверены? – Всепоглощающее себялюбие собеседника не внушало Юсту доверия. Дурацкий парик, вычурные доспехи и невероятное количество украшений казались ему недостойными римлянина, хотя притязания Сальвия он уважал.

– Да,- кивнул Сальвий после минутного колебания.- Было время, когда Нерон объявил Гальбу врагом и захватывал его собственность и поместья. Тогда мы со стариком и договорились, что я, в случае чего, продолжу его дело. Чего ж вам еще' Все легионы об этом знают.- Для убедительности он постучал пальцем по своей кирасе, где над Марсом, похищающим Рею Сильвию 1, парили дятел и гриф.

– Можно ли делать на это ставку? Гальба еще силен.

– Гальба стар! – заорал Сальвий.- Ему семьдесят! А мне – тридцать шесть! Я непременно дождусь своей очереди. Но мне нужна поддержка сената, чтобы все прошло как по маслу.- Он покосился на низкое кресло с мягкой подушкой и сел.- Выслушай же меня. Сейчас самое время ковать будущее. Гальба видит во мне союзника и будет поощрять всех, кто стоит за меня, а я, в свою очередь, осыплю милостями тех, у кого хватит ума открыто меня поддержать.

– При условии, что ты и вправду преемник, что дела в Германии не ухудшатся и что Веспасиан не задержит поставки египетского зерна. Кража воды сейчас сделалась обыденным делом, водопровод Клавдия на треть выдаивается бесплатно. Задолженность казны легионам растет.- Юст загибал пальцы.- Ситуация в Риме далека от стабильной.

– Но все скоро изменится,- настаивал Сальвий.

– Эго всего лишь слова,- осторожно напомнил Юст.- Тебя не было в Риме в последние годы. О, я вполне понимаю, тебе грозили крупные неприятности. Союз с Поппеей, затем отказ от нее для Нерона – ты просто не мог оставаться подле него. Но мыто здесь жили! И научились бояться собственной тени. Мой тесть был казнен, его сыновья умерли на арене. И все потому, что сделали неправильный выбор.- Он удрученно покачал головой.- Их участь весьма впечатлила меня. Род Клеменсов – шутка ли? Старинный и почитаемый род… Тут волей-неволей начнешь проявлять осмотрительность.

Сальвий кивнул.

– Прости, я упустил это из виду. Действительно, у тебя есть резоны держаться настороже.- Он протянул Юсту свернутый в трубку пергамент.- Найди время ознакомиться с этим. Гальба затевает реформы. Если появятся какие-то замечания, записывай их. Твое мнение для нас очень важно, и мы еще не раз к тебе обратимся.

– Буду рад помочь чем могу и польщен высоким доверием.- Юст встал, поправляя тогу и кланяясь.- Благодарю за визит. Сожалею, что не могу дать тебе четкий ответ на поставленные вопросы, но привычка все взвешивать сильнее меня.- Возвышаясь над Саль-вием, он тем не менее искательно ему улыбнулся.

Сальвий медленно поднялся на ноги.

– Ценю твою позицию, Юст. Могу я сказать императору, что ты, по крайней мере, останешься лояльным к нему?

– Ну разумеется,- сердечно вымолвил Юст и счел возможным панибратски похлопать Сальвия по спине.- Вижу, ты рьяно блюдешь интересы нового императора.

– Да, ибо мне небезразличны мои.- Сальвий усмехнулся.- Полагаю, твое будущее решение окажется для нас скорее приятным сюрпризом, чем головной болью.

Юст подобострастно хихикнул, находя особое удовольствие в том, что ему удалось обвести вокруг пальца надутого дурака. Кланяясь, он проводил гостя до двери.

– Раб укажет тебе дорогу к выходу, Сальвий. Мне же не терпится погрузиться в работу.- Он с многозначительным видом потряс свитком.- Хороший знак, что новый властитель в отличие от предыдущего намерен считаться с пожеланиями сената,

Сальвий самодовольно кивнул.

– Будь уверен, что и его преемник не разочарует тебя.

Он повернулся и зашагал через атриум, не подозревая, что его хорошее настроение вмиг улетучилось бы, если бы ему дано было видеть, каким взглядом проводил его Юст.

Лицо сенатора сделалось жестким, любезная улыбка превратилась в презрительную гримасу. Небрежно постучав свернутым в трубку пергаментом по ноге, он вернулся к столу и звоном серебряного колокольчика вызвал секретаря.

– Моностадес, центурион из Германии все ее ждет?

– Да,- лаконично ответствовал Моностадес.

– Зови.

– Хозяин примет его здесь или где-то еще?

– Здесь будет удобнее. Позаботься, чтобы нас не тревожили.

Юст жестом отпустил секретаря и откинулся в кресле.

Итак, Марк Сальвий Огон мысленно примеряет порфиру, рассчитывая на смерть престарелого Галь-бы! Но вот вопрос, передаст ли тот ему власть? Это неведомо, и в том слабость позиции Сальвия. Кроме того, и сам Гальба не очень силен. После молодого, расточительного и необузданного Нерона суровый, прижимистый и осмотрительный старец может разочаровать жителей Рима, больше опирающихся на эмоции, чем на разум. Сальвий – другое дело, он тоже тщеславен и тянется к роскоши, однако контакта с римлянами у него пока еще нет. Возможно, со временем все переменится. Но Юст не был уверен, что это время у Сальвия есть.

Его мысли были прерваны прибытием нового посетителя.

– Господин,- объявил Моностадес,- к тебе Кай Туллер – первый центурион генерала Авла Цецины Алиена.

В кабинет, тяжело ступая, вошел бравый служака – мощный и явно привыкший к плащу и кирасе больше, чем к тоге, сейчас облегавшей его. Бороду вошедший стриг коротко – по моде северных гарнизонов, зато его волосы были длиннее, чем требовал римский вкус.

– Скажи-ка,- заговорил Юст, поднимаясь навстречу гостю и улыбаясь ему как старинному другу,- твой генерал все так же берет в походы супругу, а та по-прежнему носит длинный огненно-рыжий плащ?

Лицо центуриона смягчилось.

– Да, И сам Цецина по-прежнему питает пристрастие ко всему яркому.

Юст снисходительно усмехнулся.

– Мы не виделись с ним много лет, но я хорошо помню его речи. Он прирожденный оратор, твой генерал.

– Это верно,- кивнул в ответ Туллер. Его несколько смущала непривычная обстановка и роскошь, в которой утопал сенаторский кабинет. Он взглянул на хозяина, словно ища поддержки, и Юст указал ему на кресло, в котором несколько минут тому назад сидел кандидат в императоры Рима.

– Как я понимаю, тебе поручено что-то мне сообщить? – Юст усадил гостя и сел сам, изобразив на лице внимание.

– Цецина встревожен тем, что творится в столице. Ему нравится Гальба, но он сомневается, по плечу ли ему императорская порфира.- Туллер огладил огромной ручищей бородку и счел нужным прибавить: – Не могу сказать, что не разделяю его сомнений.

– Ага,- вкрадчиво произнес Юст.- Но Гальба, похоже, намерен назначить своим преемником Марка Сальвия Огона.- Он выжидающе смолк.

– Огона? – Центурион растерялся.- Огон будет преемником Гальбы? Об этом никто нам не объявлял.

– Скоро объявят. Это осложняет вашу задачу?

– Пожалуй.- Центурион нахмурился, потом энергично кивнул.- Но я все же выскажу то, с чем пришел.- Офицер набрал в лешие побольше воздуха, словно намереваясь на едином дыхании произнести заранее затверженный текст.- Всем известно, какой кризис пережила в последние годы имперская власть. Рим пошатнулся, и, чтобы вернуть ему былое величие, нам нужен лидер, способный завоевать любовь простых горожан и снискать уважение патрициев и сената. Цецина считает, что, несмотря на многие достоинства Гальбы, он не тот человек. Более подходящей кандидатурой генералу представляется Авл Вителлин, являющийся в настоящее время губернатором всей Германии и префектом стоящих в ней легионов, которые также единодушны во мнении, что провозглашение его императором послужит на благо Рима.

– А сам Цецина в таком случае сможет участвовать в управлении государством, ничем особенным не рискуя? – По тревожным искрам, промелькнувшим в глазах собеседника, Юст понял, что догадка верна.- Понимаю. Скольких сенаторов тебе велено посетить?

Туллер с несчастным видом уставился в пол.

– В списке пятнадцать имен. Я повидал шестерых.

– Отлично. Отлично. Когда повидаешь всех, дай мне знать.- Он встал, показывая, что беседа завершена.

– Разве нам ничего не следует обсудить? – спросил Туллер глубоко обиженным тоном.

– Не сейчас. Раз уж ты обходишь сенаторов, то за тобой наверняка кто-то следит. Преторианцы не дремлют. Чем меньшей информацией я буду владеть, тем меньше ее им удастся из меня вытряхнуть, если они вздумают заявиться сюда.

– Преторианцы? – мрачно повторил Туллер.- Вот уж не думал, что они станут следить за братьями по оружию.

– Преторианцы легионерам не братья, Кай Туллер. Это стая обученных, хорошо натасканных псов, соблюдающих лишь свои интересы. Они пекут императоров легче, чем пекарь хлебы.- Юст уже открывал дверь кабинета.- Мы встретимся в более подходящих условиях. Когда и где – я сообщу несколько позже.

Центурион сообразил, что пора уходить. Впрочем, он с пониманием отнесся к осторожности Юста

– Благодарю за предупреждение. Теперь я буду поглядывать по сторонам. Мне только странно, что остальные сенаторы даже не намекнули мне о возможности слежки.

– В Риме это само собой разумеется, и мы не очень-то любим распространяться о подобных вещах,- сухо ответствовал Юст.- Где тебя можно найти?

– В «Танцующем медвежонке». Это у старого форума. Можешь послать мне записку. Я умею читать.

– Прекрасно. Жди моей весточки дня через три.- Юст посторонился и словно бы в знак ободрения и особой приязни хлопнул протиснувшегося мимо него здоровяка по плечу. Затем он вернулся к столу и, взяв из аккуратной стопки чистых пергаментов приятно лоснящийся лист, принялся составлять послание Титу Флавию Веспасиану, губернатору и префекту Египта.

Сенатор почти покончил с письмом, когда за спиной его скрипнула дверь.

– Чего тебе, Моностадес? – спросил он, не оборачиваясь.

– Это не Моностадес.

– Оливия? – воскликнул Юст удивленно.- Давненько ты здесь не бывала! Ты хочешь что-нибудь у меня попросить? Говори, не стесняйся! – Он продолжал писать, но его светло-карие глазки зажглись в предвкушении пикантного развлечения.

– Не скажешь ли ты, что сталось с моей матерью?

– Твоей матерью? – Он помедлил, чтобы поставить подпись, потом свернул пергамент в трубку и потянулся за личной печаткой.

– Ты должен помнить ее,- произнесла Оливия саркастически, хотя голос ее дрожал и срывался.- Это жена человека, которого ты предал! И мать сыновей, по твоей милости оказавшихся на арене! Ее зовут Ромола, Ну, вспоминай.- Она стояла у двери, не желая приближаться к супругу.- Что ты с ней сделал? Юст, не молчи.

Юст повернулся к жене, всем своим видом показывая, что ему непонятны причины ее беспокойства.

– Она так часто выражала желание уехать из Рима, что я решил пойти ей навстречу. Ее перевезли в мое поместье близ Брикселла – на реке Пад. Ты вряд ли помнишь его. Оно не из лучших.

– Скорее всего – самое худшее. Я помню его. Однажды ты пробовал сбыть его с рук за пару упряжек скаковых лошадей, но тебе давали одну, и сделка не состоялась.

– И хорошо, что не состоялась, как видишь.- Он неотрывно смотрел на нее.- Зачем тебе мать, дорогая?

– Зачем? Она – единственное, что у меня осталось. Я хочу навещать ее, я хочу быть рядом с ней…- Ее голос осекся, Оливия смолкла, справляясь с собой.- Мне безразлично, куда ты ее загнал. Я поеду в любую глушь, в захолустье. Отпусти меня к ней.

– И чем ей тут плохо жилось? – продолжал вслух размышлять Юст, словно не слыша ее слов.- Я хотел отремонтировать дом Клеменсов – я, в сущности, уже послал туда мастеров, но она отказалась впустить их.- Он поиграл пером, зажатым в руках.

– Отошли меня, Юст. Я хочу ее видеть. Я хочу уехать из Рима Я хочу уйти от тебя.- Голос Оливии зазвенел. Ярость, клокотавшая в ней, была столь велика, что, окажись в ее руках сейчас меч, она, не колеблясь, пронзила бы им толстую тушу супруга, чтобы вернуть негодяю хотя бы частицу той боли, которую он ей причинил.

– Но… если ты отправишься в путешествие, как же ты сможешь встретиться с новым солдатом, которого я разыскал для тебя? У него репутация неутомимого кавалера. Подумай, чего ты лишишься, Оливия, не упускай свой шанс! – Юст отложил перо и ухмыльнулся.- Ты опять восстаешь против меня.Тогда позволь мне напомнить, что твоя мать все еще находится в пределах моей досягаемости, как и твои сестры вкупе с их сопливыми отпрысками и дураками-мужьями.- Он медленно встал и направился к ней.

Оливия испугалась. Вся ее решимость настоять на своем улетучилась, она инстинктивно съежилась и вскинула локоть, чтобы отразить возможный удар.

– Отошли меня к ней.

Юст положил руки на плечи супруги, с удовольствием ощутив, что они мелко дрожат.

– Я уже не раз тебе говорил, что это – увы! – невозможно. Да, конечно, ты можешь подать на развод, но мать твоя в тот же день окажется под забором. А твоя сестричка из более-менее цивилизованной Галлии поедет в варварскую Армению. А ты после судебного разбирательства получишь такую славу, что потеряешь всяческую надежду устроить свою судьбу. Подумай, кому захочется взять в жены развратницу, ублажавшую самых последних из гладиаторов, от которых бегут даже шлюхи? Многие подтвердят, как низко ты пала, включая и тех, с кем ты развлекалась.- Он наслаждался ее ненавистью.- Впрочем, делай как знаешь. Если предпочитаешь обесчестить себя и своих близких – иди.

– Однажды это случится, Юст. И день этот не за горами. Когда он придет – берегись!

Оливия внезапно сделалась совершенно спокойной. Голос ее зазвучал твердо, уверенно. На Юста вдруг повеяло холодом. Толстяк замер, не понимая причины такой перемены, меж тем как секрет был прост. Оливия вспомнила о Сен-Жермене и о той выдержке, с какой он относился к коллизиям жизни. Почему бы и ей не попробовать перенять у него эту черту? Тогда он словно бы все время будет при ней, ведь они видятся так редко. Прошло уже несколько месяцев, с тех пор как умер Нерон. Смерть императора так напугала Юста, что Сен-Жермен, воспользовавшись всеобщей сумятицей, сумел проникнуть в покои возлюбленной и оставался с ней до утра. Потом все вернулось на круги своя, но губы ее продолжали помнить жар его поцелуев…

– Нет, вот такой ты мне явно больше нравишься, дорогая,- Юст деланно рассмеялся.- Но смотри не переусердствуй. Сейчас твой гонор меня забавляет, однако в другой раз все может выйти иначе.- Пальцы его, как железные крючья, впились в женские плечи.

Боль была жуткой, но Оливия даже не шевельнулась.

– Ты отвратителен,- усмехнулась она.- И настолько, что даже ненависти не стоишь. Тебя можно лишь презирать.

Одним проворным движением вывернувшись из рук изумленного Юста, Оливия выскользнула за дверь со словами:

– Меня может стошнить. Извини.

Обращение императора Гальбы к народу Рима.

«Приветствую всех истинных римлян, включая вольноотпущенников и нобилитет!

Приближаются Сатурналии 1- время даров, удовольствий и искренней радости. Я тоже возрадуюсь вместе со всеми, ибо при мне в эти праздники будет находиться и мой преемник, который разделит со мной нелегкое бремя забот о процветании нашей империи, а потом, в урочный час, примет мою порфиру.

Это Лициниан Пизон 2,и я знаю, что все вы одобрите мой выбор, ибо он молод, благороден, предан Риму и римлянам и имеет хороший нрав.

Позвольте также напомнить вам, что на пороге нового года перед всеми нами стоят задачи залатать прорехи прошедших лет. В этой связи предостерегаю вас от брожений и смуты, в которые часто ввергают Рим отдельные слухи и неурядицы. Неурядицы преодолимы честным трудом, а слухам, особенно тем, что доходят до нас из Германии, не следует верить. Я старый солдат и отлично знаю им цену. Не дайте себя обмануть и вы. Все политические перебороты и битвы уже позади. Великий урон, нанесенный империи властью Нерона, будет восполнен возвратом к тем добродетелям, что всегда питали и будут питать несгибаемый римский дух.

Следующий год станет 821-м в истории Рима. Приложим же все усилия, чтобы с него начался новый виток расцвета нашего государства.

Сербии Сульпиций Гальба, цезарь.

19 ноября 820 года со дня основания Рима».

Перевод с английского И. Иванченко.

Издательсво “Домино”, 2003

ООО “Издательство “Эскмо”. Оформление, 2003

Scaned by www.dark-powers.narod.ru