Крип

Глава 3

Глава 3

При более внимательном рассмотрении получился необычный эффект. С каждой минутой окружающий мир казался все менее знакомым. И все более чуждым, чужим. Сначала беглый взгляд скользит по битым витринам, ни за что особо не цепляясь, потому что сознание и так перегружено впечатлениями. Да, что-то здесь не так, однако не более того. А затем, когда приходит время всмотреться более тщательно … Неправильные, какие-то асимметричные пропорции рам; стекло, толстое, чуть ли не в два пальца толщиной и мутновато-сиреневое, да еще, кажется, с тонкой армирующей сеткой в глубине. Пластмасса, которая похожа одновременно и на дерево – а может и в самом деле является деревом – и на бакелит советской выделки, как на магазинах старого оружия. Большие лампы в грубых колпаках из толстой решетки. Все какое-то не новое и в то же время не ветхое, но архаичное. Как в небольшом городке, который застрял где то в 80-х, а то и раньше.

Ольга выдохнула, потерла виски, оглянулась на полузакрытый люк, запоминая окружение. По всему выходило, что придется углубиться в темный лабиринт внутренней планировки. Она оглянулась, пытаясь найти хотя бы гвоздь, но как назло мусор вокруг казался безобидным, в основном обрывки каких-то тканей с желтым шитьем и бумажки. Разве что большой разводной ключ… Она подняла и взвесила инструмент. Тяжеловат, но сойдет на первое время.

К разводному присоединилась торба, похожая на старую хозяйственную сумку, и почти целый блокнот. На твердой обложке из какого-то кожзама было написано полустертым золотым тиснением «Statio ballistorum sedecem». Ольга перелистала страницы, грубые, как оберточная бумага, с впрессованными волокнами и едва ли не опилками. В уголке каждого листа раскинул крылья орел, не совсем геральдический, а какой-то более «рубленый», грубый. Все без исключения орелики были перечеркнуты чем-то похожим на фломастер, к некоторым пририсовали всякую гадость, в основном обыгрывая мотивы гадящей птицы. На последней странице крупными буквами неизвестная рука вывела с большим старанием: «cadaver putridum».

Зачем ей понадобилась тетрадь, девушка и сама не знала. Возможно, захотелось прибрать, как самую целую вещь в пределах досягаемости, как стартовый предмет для удачного собирательства. Выкинуть никогда не поздно, а так, глядишь, и пригодится. Например, общаться с Крипом рисунками… Мысль сразу показалась ей привлекательной, если нельзя переговариваться, можно зотя бы рисовать. Правда нужно, чтобы парень сначала выжил. Но будем верить в лучшее.

Крип.

Мысль о попутчике поторопила, заставила, наконец, решиться. Ольга машинально перекрестилась и шагнула к темному проходу. Ну … не такому уж и темному, надо сказать. Так показалось на контрасте с атриумом и светом звезд. В глубине темного коридора горели все те же бронированные лампы, еще какие-то сигнальные огоньки, синие и желтые. Что-то равномерно и тихо пищало, очень по-машинному. Ольга перелезла через остатки баррикады, держа наготове ключ и приготовившись к новым приключениям. Приключений не последовало.

Она шагнула в сторону и прижалась спиной к шероховатой стене, чтобы не выделяться в светлом проеме. Постояла немного, ожидая, чтобы глаза привыкли к полутьме. Посмотрела на труп, лежащий у одной из дверей, что уходили вперед, по обе стороны коридора.

«Труп». Жмурик.

Ольга подумала об этом без дрожи и паники. Слишком много всего произошло за минувшие часы. Просто отметила наличие мертвого тела, которое с галереи было незаметно, будто мертвец подстерегал непрошеных гостей. Покойник лежал, вытянувшись и закинув руки за голову наподобие скелета-компаса из романа Стивенсона. Он казался усохшим, как мумия, однако девушка не чувствовала запаха тлена, который по любому должен был пропитать все вокруг. Сухой воздух при достаточно низкой температуре и хорошей вентиляции?.. Или какое-то стремительное обезвоживание?

Мысли о температуре напомнили, что надо бы найти какую-нибудь кофту или теплую куртку. Ольга еще раз оглядела покойника, пытаясь определить на расстоянии, от чего тот помер и есть ли на теле что-нибудь полезное. Причину смерти определить не удалось. Череп показался странно деформированным, с некой яйцевидностью, а нижняя челюсть, откинувшаяся в немом крике, отвисла больше положенного. С другой стороны, все это могло быть игрой света и следствием естественного (или неестественного) распада полоти. Ольге до смерти не хотелось подходить ближе и обыскивать мертвеца, даже несмотря на то, что у него на поясе висели какие-то интересные подсумки, а карманы рубашки из толстого зеленого полотна топорщились какими-то пакетами.

Вот не хотелось, и все. Почему? Просто так. Не у каждого желания должны быть рациональные основания. Но пить все равно хотелось, прямо-таки до безумия. А может у жмурика есть фляга?

Пройду чуть дальше, решила про себя Ольга. Пройду, посмотрю, а если что – вернусь. Этот лежит здесь, похоже, давно уже. Подождет и еще немного, ему торопиться уже некуда.

Ольга глотнула, чувствуя, как царапает само себя пересохшее горло, шагнула дальше, боком, не выпуская из поля зрения неподвижное тело. Она сроду не боялась разных зомбей, но все же … неуютно было оставлять за спиной мертвеца. Только сделав шагов десять или больше она, наконец, развернулась и тихонько зашагала дальше, в полутьму.

Все это напоминало не жилой комплекс, и не магазинчики, как ей показалось раньше, а скорее какие-то конторские помещения. Причем старые, если выражаться по-научному, консервативные. Никаких компьютеров, вообще ничего похожего на экран, хоть плоский, хоть привычный по 90-м годам «ящик». Очень много труб под потолком, смахивающих на отопление, и трубок потоньше, что шли вдоль стен, прерываясь клапанами и хитрыми ложементами. Стулья бесконечно унылого казенного вида с круглыми спинками на высоком штыре. И огромное количество всевозможных картотечных ящиков. Большая часть оказалась вскрытой, карточки в беспорядке разбросаны.

Архив! Наконец Ольга поняла, что ей это напоминает. Архив или библиотечная картотека. Девушка залезла в один из проемов, где оказалось поменьше битого стекла. При этом она уронила ключ, который громко лязгнул металлом о металл. Ольга присела за коротеньким подоконником и затаилась, напряженно вслушиваясь.

Тишина. Все тот же легкий, едва уловимый технический шум и писк. Пищали – это она успела заметить – какие-то датчики в виде латунных таблеток, такие были установлены над каждой дверью, но работала от силы пара-другая.

Что-то щелкнуло, зашипело, Ольга скрутилась в узел, пытаясь оказаться как можно меньше, стать незаметной, как таракан в щели. Вроде бы снаружи, из коридора ее увидеть было нельзя, но вдруг… Труба, из тех, что потоньше, загибавшаяся над картотечным ящиком, снова издала протяжный шипящий звук, дрогнула и выбросила капсулу размером примерно со школьный пенал. Все затихло. Выждав еще немного, девушка осторожно выглянула, ничего подозрительного не обнаружила. Вспомнила, что часов при ней тоже нет, так что время придется отмерять по личным ощущениям, с точностью до никак.

Пенал был на резьбовом соединении, и Ольга немало помучилась, пытаясь его открыть. До тех пор, пока не вспомнила «пивную банку» и не крутнула наоборот, по часовой стрелке. В капсуле оказался только лист бумаги, поменьше чем в блокноте и качеством немного лучше, но все того же оберточного цвета. Штамп с непонятными символами, снова орел, уже знакомые слова про «баллистис статионе» и больше ничего. Очевидно бланк, но для чего? И кто его сюда прислал? Есть ли в этом смысл или сработала неведомая автоматика? Непонятно…

Тьфу.

Ольга с удовольствием плюнула бы, однако во рту пересохло. Положила капсулу в торбу, просто так, почти машинально. Вылезла наружу, прихватив попутно разводной ключ, и продолжила обследование. Пустота и запустение заставляли вздрагивать, каждый звук представлялся шагами зловещего преследователя.

Дальше находки последовали, как скупые дары из тощего рога изобилия. Сначала Ольга нашла таки вожделенную воду в бутылке из странного кристаллического стекла, которое выглядело как дешевая пластмасса. Пить хотелось так, что девушка сорвала жестяную крышку и, лишь бегло принюхавшись - не ацетон ли какой – махнула прямо из горла добрый глоток. Только выхлебав не меньше трети, она подумала, что прозрачная жидкость может оказаться чем угодно. Но комплексовать было уже поздно, так что Ольга допила до половины, после чего, сделав немалое усилие, отставила сосуд. Еще предстояло напоить Крипа. Крышка упорно отказывалась пристраиваться обратно, так что Ольга плюнула и пока оставила бутылку на столе, решив, что позже найдет, чем заткнуть.

В открытом столе, похожем на станок чертежника, девушка обрела, наконец, нож и рулон скотча. Точнее изоленты, во всяком случае, походило это именно на старую добрую изоленту черного цвета. Жить сразу стало немного веселее. Из обрывка веревки, похожей на толстый и лохматый почтовый шпагат, Ольга соорудила импровизированный пояс, а вырвав из блокнота с десяток листов, сделала обмотанные изолентой ножны, затем подвесила их к веревочному поясу. Проверила, не выпадает ли нож. Не выпадал.

Клинок был интересный, очень старый и потертый на вид, совсем как старый американский «Ка-Бар» из рекламы. Ольга предположила, что пользовались им не один год, а может и не один десяток лет. Когда-то он был явно длиннее и шире, имея отчетливо боевой вид. Но видать ломался, точился, перетачивался, так что, в конце концов, остался лишь похожий на сосульку огрызок длиной в полторы ладони. Рукоять была пластиковая, обшкрябанная напильником или крупной наждачкой, а на конце обнаружился все тот же орел, выштампованный в твердой пластмассе. Рисунок сильно истерся от времени, однако сохранил узнаваемые очертания.

Поклонялись они тут орлу, что ли… Орлу и зловещей черепушке, в которую зачем-то вбили шестеренку. Эта стимпанковая башка часто встречалась на бляхах, которые были намертво привинчены к любому сколь-нибудь сложному агрегату. Иногда бляхи ограничивались просто выгравированным рисунком, иногда к ним прилагались клееные на сургуч свитки или отдельные таблички из полированной меди или латуни, в общем блестящие и желтые. На инструкции это походило слабо, никаких картинок, только все тот же алфавит, похожий на латиницу, и много чисел. Вместо ноля здесь рисовали ромбик, остальные цифры тоже стилизовались, но в целом имели узнаваемые черты. Числа группировались, и, кажется, повторялись, но разбираться с этой кабалистикой девушке было недосуг.

После успеется.

Ольга тяжело вздохнула и поняла, что придется обыскивать мертвеца. При кажущейся неразберихе и хаосе вокруг, все сколь-нибудь ценное оказалось тщательно выметено. А грязным рваньем Крипа не перевязать. Да и какие-нибудь лекарства были бы кстати. Ольга прихватила буьылку, взвесила ключ и поплелась обратно, старательно минуя островки битого стекла и торчащие пучки проводов, растопырившиеся как настоящая колючка-егоза.

Что-то щелкнуло, пронзительно заскрежетало, прямоугольная решетка под потолком, которую Ольга приняла за вентиляцию, издала серию кашляющих звуков, затем разразилась потоком слов. Видимо проигрыватель был поврежден или крутил испорченную ленту, отдельные слова тонули в хрипе, фоновых шумах, так что речь казалась булькающим супом. Но звучало торжественно и больше всего походило на молитву католиков из какого-нибудь исторического фильма.

Ольга поморщилась и на всякий случай снова укрылась в тенях. Пока она не увидела ничего, что могло бы представлять опасность, но все кругом представлялось настолько непонятным и чуждым, что ей так и виделся коварный враг, маскирующий шаги в общем фоне. Хрипящая молитва тянулась нескончаемо долго, как жвачка в комедии. Ольга успела немного заскучать и тоскливо подумать, что Крип, наверное, уже умер. Наконец, под аккомпанемент какого-то марша, хрип закончился, оставив после себя гулкое эхо, которое нереально долго отзывалось в пустых коридорах.

В эхе и скрылся сторонний шум, который Ольга расслышала буквально в последние мгновения, прежде чем источник вынырнул из темного … переулка? Непонятно было как назвать отнорок, темный, как чулан, отходящий в сторону от радиального коридора. Там что-то жужжало и часто позвякивало, как массивная цепочка, что гремит при каждом шаге. Девушка едва успела опять скрыться в соседней комнате, полной уже набивших оскомину конторок с вытащенными и пустыми ящиками. Жужжалка двинулась по коридору, направляясь к балкону над атриумом. Вот нечто прозвякало у самой двери, Ольга затаила дыхание, сжав ручку ножа.

Мимо. Проехало мимо, шумя не громко и очень характерно, как маленькая турбина, с шелестящим присвистом. Только запах остался чадный и дымный, как от котельной – Ольге этот запах был хорошо знаком по старой жизни - и кажется, в самом деле потянуло настоящим дымком. Дождавшись, пока нечто отдалилось метров на десять, Ольга тихонько выглянула из-за угла и посмотрела, что же так шумит. Здесь было самое время удивиться, но девушка уже смертельно устала от новых впечатлений и лишь отметила, что имеет место еще одна немыслимая хрень.

Хрень была очень хорошо видна со «спины», потому что двигалась по направлению к свету и отчетливо выделалась на фоне коридорного проема. Больше всего она походила на верхнюю часть сушеного трупа – почти как недавняя мумия, только без одежды – который сунули в решетчатый станок, проткнули десятками спиц, проводов, тонких полупрозрачных трубок, и приварили к гусеничному шасси. Гусеницы были узкие и с высоко поднятым ведущим колесом посередине ленты. «Голова» самоходного зомби была заключена в кубическую решетку, которая в свою очередь раскинула по бокам гибкие шланги, увенчанные отличными имитациями черепов. Черепа светили зеленоватыми окулярами, по одному на каждом, как будто в прежней жизни принадлежали одноглазым пиратам. Шланги пребывали в непрерывном движении, крутя черепушками на сто восемьдесят градусов. Все это создавало неприятное впечатление, что загадочный механизм осматривается по сторонам мертвыми головами. Оставалось лишь подивиться больной фантазии больных уродов, которые так закамуфлировали видеокамеры. «Руки» самоходного покойника заканчивались клешнями с дополнительными крюками, как у наркоманского робота. За «спиной» агрегата коптила черным дымком цилиндрическая хрень, похожая на раздутый огнетушитель, кажется с парой манометров и выхлопной трубой, что крутилась спиралью, как поросячий хвостик в детской книге.

Машина остановилась, пожужжала, щелкнула крючковатыми хваталками, затем немного повернулась, крутя гусеницами в разных направлениях, и бодро покатила к трупу. У Ольги крепло какое-то неприятное ощущение, что черепа действительно «видят», очень уж аккуратно машина огибала препятствия. Только битое стекло хрустело под мелкими звеньями гусениц. Некстати и без повода вспомнилось, что гусеничный жмурик чем-то похож на робота-мусорщика из какого-то мультфильма.

Зомби-трактор тем временем доехал до покойника. Постоял немного, пыхтя котлом за спиной, крутя черепами. В мертвых головах что-то скрипело и ритмично постукивало, будто в каждом работало по дисководу из времен допотопных компьютеров. Затем одна из когтистых «рук» с неожиданной быстротой выстрелила вперед, удлиняясь как телескопическое удилище. Вцепилась в ногу трупа. Не разворачиваясь, машина двинулась обратно, в точности повторяя прежнюю траекторию. Котел запыхтел сильнее, дыма стало больше, скрытый клапан громко зашипел и выбросил струю пара. Покойник безвольно тащился следом, цепляясь за все подряд.

Ольга снова заховалась понадежнее, от души матерясь – возможное имущество трупа сейчас уползало в неизвестном направлении. Возможно, мертвецкая машина безобиднее автоматического пылесоса на котором в ю-тубе ездят котики. А возможно и нет. Проверять это девушка не собиралась даже ради несчастного Крипа. И по правде сказать, сейчас временный спутник вызывал у нее сугубо негативные мысли, как тяжкая и бесполезная обуза.

Гусеницы проскрипели у самой двери. На мгновение Ольге показалось, что машина тормозит, сердце сбилось с ритма, но обошлось. После мягко прошуршало безвольное тело, чье движение сопровождалось шорохом ткани. Это навело девушку на одну весьма позитивную мысль, осталось лишь подождать, когда удастся ее проверить. Ольга подождала, как Винни Пух, немного. А потом еще немножко, пока совсем ничего не осталось, в смысле пока шум зомби-робота не затих в гулкой тьме. Выглянула в коридор.

Так и есть, машина зачем-то утащила покойника, но была совершенно безразлична к его снаряжению, которое, частично поломанное, осталось разбросано по всему видимому пути следования, там, где его срывало о преграды. Странно, что мертвеца не порвало на части о провода и все остальное.

Живем, подумала девушка, примериваясь, с чего начать.

А затем появился Звук.

Ольга уже привыкла к тому, что слух здесь – где бы это «здесь» ни находилось - ошарашивает не меньше чем зрение. Но все услышанное ей прежде было либо знакомо, либо имело вполне понятную природу. Шум дикой толпы – кстати, а ведь они не так долго ползли по тоннелям, значит, вся эта дикая братва должна обретаться где-то неподалеку?! Технические шумы, хрип динамика, скрип жужжалки на паровом ходу.

Но это …

Глухой стон как будто родился в самом центре чего-то громадного, простирающегося вокруг, расцвел из одной протяжной ноты, умножаясь с каждым мгновением, будто целый хор голодных демонов подхватил заглавный вопль сатанинского дирижера. Ни один механизм не породил бы такой Звук, столь ужасающе стенать могло только живое создание. В затяжном вое отчетливо читались немыслимая злоба, отъявленная ненависть, смертельная угроза. Так сама Смерть могла бы возвещать о том, что вышла на охоту за смертными душами.

Звук неожиданно закончился, оборвался на самой высокой ноте в тот момент, когда Ольга уже приготовилась расстаться со слухом. Осталась лишь звенящая тишина, даже механизмы, скрытые вокруг, казалось, замолкли в ужасе слепого металла.

- Да вашу ж папу-маму, - прошептала Ольга. – Блядский цирк с конями, педерастами и клоунами-убийцами. Когда же это все закончится…

Она забилась под стол, закрыв голову руками и едва не порезалась, забыв, что сжимает в руке нож. Девушка думала, что сейчас разрыдается в ужасе, но слез не было, глаза будто пересохли. А в голове настойчиво звенела мысль о том, что надо идти, надо смотреть, какой лут выпал из мертвеца.

Потому что Крип сам себя не вылечит.

Потому что в мире, где может орать такая жуть неведомая, выжить будет непросто, так что надо собирать каждый гвоздик, всяко пригодится.

Надо.