Криминальный попаданец 2

Глава 24

Вы ездили поездом в СССР? Нет, вы точно ездили поездом в советском союзе? Именно так думал я, наслаждаясь поездкой и невольно сравнивая с такими же в будущем. В том двухтысячном будущем, когда получил возможность объездить полмира. Убогость капиталистического железнодорожного сервиса по сравнению с нынешним — советским поражала!

Нет конечно, кондишен в купе, электричество вместо печек зимой, сервис — все вроде на уровне. Но где вальяжность поездки, удовольствие от нее, входящее частью в отпуск сибиряка, следующего в санаторий на Черном море непременно через Москву.

В общем я, как бы прощаясь с Россией и желая повидать себя самого, не полетел на ТУ-104. В самый последний момент передумал. Не потому, что боялся обнаружить себя при посадке, нет — в этом времени еще нет строгого контроля за авиа пассажирами. Просто вспомнилось как в прошлой жизни, когда папа еще был жив, мы всей семьей ездили на море. В двух спальных купе и через Москву…

Вот я и купил купе в поезде Москва-Пекин. Двухместное (я выкупил оба места), с креслом у столика, с вишневым бархатом обивки и с умывальником на два купе (забавно устроенным — когда открываю свою дверь, то дверь в смежном купе блокируется).

Наш «международный» вагон соседний с рестораном и я с нетерпением ждал, когда он откроется. В памяти и осязаемо слюноотделением вспомнились московские ромовые бабы, которые мы, поспев к подходу поезда в Иркутске (стоянка 25 минут), покупали вместе с чешским пивом прямо в вагоне-ресторане.

Вежливый стук проводника совпал с ритмичным стуком колес на стыках, набиравшего скорость поезда.

— Ваши билеты, пожалуйста… Кто-то подсядет в пути на второе место? Возможно? Понятно. Может желаете чего, покуда ресторан не открылся? Пивко есть чешское, конфеты, жареная курица. Хлеб есть Бородинский. Ну ладно, тогда я вам чаек принесу. Собственной заварки с душицей. Если что — кнопочку нажмите вот тут.

Радио, тихонько игравшее гимн СССР, сообщило о концерте по заявкам. Запела Клавдия Шульженко:

Я откинулся на спинку мягкого кресла. Мне было невероятно хорошо. И от того, что еду с удобствами. И от того, что на время скрылся от возможных хищников КГБ. И от того, что еду на Родину. Сибирь, как я люблю её!

И сразу вспомнились еще не написанные стихи Жени Евтушенко, с которым был лично знаком.

Стихи прекрасно ложились на постукивание вагонных колес по рельсам, поэтому я начал читать его уже вслух:

Отъехавшая после стука дверь купе прервала меня.

— Чаек, пожалте, — в руках проводника был поднос, на котором стояли серебристый подстаканник с ароматным (на все купе) чаем, вазочка с печеньем и горка синих упаковок «железнодорожного» сахара (на два кусочка каждая). — Ресторан откроется через полчаса, но я могу вам блюда прямо в купе доставить.

Я на миг задумался, потом отрицательно мотнул головой:

— Спасибо, сегодня сам схожу, а потом — да.

Отхлебнул чаёк. Да, не соврал проводник — чай шикарный. И не только за счет душицы, но и в целом, по сравнению с теми пакетиками, которые будут продаваться в будущем…

Евтушенко, сколько споров о нём было. Я Евгения знал хорошо, вместе охотились на медведя в его родном поселке Зима, в «Молодежку» иркутскую он часто заходил, бухали, его поэму там впервые опубликовали… Или опубликуют. Я тогда еще не свернул на темную дорожку, стихи писал.

И сейчас еду к себе — вот такому, чистому и наивному. А поэма был про тореадора. Помните:

Нормальный был Женя (тьфу, есть а не был), талантливый человек, живущий той правдой, которую искренне считал истинной правдой. Поэтому и:

Да, именно поэтому он способен был сказать:

Истинный талант сочетает «Хотят ли русские войны?» и «Идут белые снеги», мало задумываясь о том, что мелкие существа будут судить-рядить о нем в соцсетях и на кухне за стаканчиком водки. Он сам выбирает, где и как ему жить, но проживая в США он остается в сотни раз большим русским, чем тетя Мотя из Хайфы, и в сто крат большим патриотом, чем лживый Солженицин или двуличный Жириновский. Его работы бессмертны, в отличие от творчества будущих (после разрушения СССР) мотыльков: манерного завистника Быкова, простоватого Боба Дилана, злобной компиляторши Светланы Алексиевич…

Между прочим в СССР Евгения приняли (уже приняли) в Литературный институт без аттестата зрелости (из школы выгнали за хулиганство) и почти одновременно — в Союз писателей, в обеих случаях сочтя достаточным основанием первый сборник.

А ведь и я мог пойти по этому пути возвышения. Нет, не как поэт — куда мне до «идут белые снеги, как по листьям кружа…», но как журналист. Девчонки и водка, что уж лукавить, сбили меня с пути. Учился же без напряжения в вузе, три с половиной года армии могли обернуться воинскими сборами и военной кафедрой, больше трех лет бы сэкономил. А в журналистике вполне мог бы и собкором стать для центральной газеты или журнала всесоюзного…

В животе, промытом чаем, квакнуло. Ах да, ресторан. Прошел тамбур и вот я занимаю место за угловым (привычка с прошлой жизни прятать спину) столико и говорю официанту (в этом времени мужчины охотно идут в сферу обслуги):

— Никого больше не подсаживай. Мне — полный обед по твоему выбору и триста грамм водочки…