Дневное небо Каира с такой высоты было по своему интересно. Оно расстилалось, как гигантское полотно, испещрённое белыми, пушистыми облаками, словно хлопьями ваты, которые неспешно плыли по его синей глади. Солнечный свет, пробиваясь сквозь них, озарял город золотистыми лучами, превращая его в мириады блестящих точек, теряющихся вдали. Под ногами, словно мозаика, расстилался Каир - город контрастов. Белоснежные мечети, возвышающиеся над лабиринтом узких улочек, красовались рядом с пестрыми базарами, где жизнь кипела в своем неповторимом ритме. Где-то вдали был слышен отдалённый шум машин, гортанный крик муэдзина, звенящий смех детей, создавая неповторимый калейдоскоп звуков, но не для человеческого слуха.
Довольно осклабившись, я прыгаю из нутра воздушного корабля, чувствуя, как адреналин вливается в кровь, заставляя сердце биться в бешеном ритме. Ветер, пронизанный запахом выхлопных газов и соленым морским воздухом, бьет мне в лицо, заставляя зажмуриться и напрячь мышцы. Внизу, как на гигантской шахматной доске, раскинулся город, его крошечные дома и узкие улочки, погруженные в туманную дымку, выглядят как размытые пятна на карте. Вдали, словно гигантский пазл, блестит море, отражая лучи яркого солнца.
В самый последний момент, когда казалось, что земля неумолимо приближается, я нажимаю кнопку активации джетпака. Мощные двигатели с грохотом запускаются, отбрасывая меня вверх и назад. Сильный порыв ветра сбивает меня с ног, но я сохраняю равновесие, отталкиваясь ногами от воздуха, как будто стою на невидимой ступеньке. Шум двигателей гудит в ушах, а моё тело легко поднимается над землёй, словно парящая птица.
Приземлиться в одном из неприметных уголков Каира оказалось непростой задачей. Город, похожий на лабиринт, был полон узких улочек, зажатых между высокими домами. С высоты они выглядели как песчаные холмы, покрытые паутиной проводов и белоснежных мечетей. Я снижался, стараясь избегать высоких зданий. И по итогу пристроился на крыше какой-то полуразрушенной хибары без передних стен.
Дома, разрушенные временем, словно зубы старого волка, торчали из земли. Они были покрыты плесенью и обросли паутиной, как старые раненые воины, уставшие от жизни. Двери, висящие на одной петле, как усталые веки, не могли защитить от жары или пыли, что проникала внутрь, наполняя комнаты запахом сырости и гниения.
Дети, голые и грязные, словно маленькие чертята, играли в грязи, что стекала по улицам темным потоком, унося с собой мусор и обломки жизни. Они бегали между развалинами, смеялись, кричали и боролись за кусочки хлеба и гнилые овощи, что падали с подгнивших тележек ишаков. Эти ишаки, худые и уставшие, брели по улицам, словно призраки былых времён, оставляя позади себя «золото» — кучки перегнивших овощей и гнилого мусора, что пахли смертью и безнадежностью.
Этот район Каира с его бедностью и отчаянием стал для меня настоящим откровением. Мои представления об этой стране, сформированные фильмами, книгами и рассказами, оказались лишь верхушкой айсберга. За ними скрывалась более глубокая, мрачная и реальная сторона жизни.
С одной стороны, я видел великолепные мечети и роскошные дворцы, а с другой — нищету, которая была не просто бедностью, а отчаянием, отпечатавшимся в каждой трещине на стене, в каждой капле грязи на детских лицах, в каждом усталом взгляде ишака.
Я понял, что мои знания об арабских странах были неполными. Я видел лишь обрывки информации, которые не складывались в целостную картину. Мне захотелось понять, что стоит за этой бедностью, почему люди живут в таких условиях.
Хотя моя миссия была первостепенной, и проблема радикального расизма была более актуальной, но я также не мог отказать себе в удовольствии использовать свои способности и подарить этим людям что-то приятное или полезное. Как говорится, «хлеба и зрелищ»? Да будет так!
Раздался тихий щелчок, и печати призыва мгновенно активировались. Воздух вокруг меня задрожал от сильного удара, и на мгновение все звуки стихли, как в вакууме. С неба с невероятной скоростью посыпался свежий хлеб, словно золотой звёздный дождь. Это были не просто кусочки хлеба, а целые багеты с хрустящей корочкой, аромат которых сразу же наполнил воздух трущоб, перебив даже запах грязи и гниющих отходов.
В своё время я делал запасы для армии и всегда хранил часть еды в своём пространственном кармане. Поэтому в этих трущобах, откуда открывался вид на древние пирамиды, пошёл дождь из свежих багетов. Это было словно божественное благословение, спустившееся на землю.
Дети с радостными возгласами принялись собирать хлеб. Они были так рады неожиданному подарку, что их глаза сияли. Они бегали, хватали хлеб руками и даже иногда ногами, словно участвовали в весёлой игре, где нужно было собрать как можно больше хлеба.
Женщины выбегали из своих скромных жилищ, держа в руках тяжёлые кувшины. Они были счастливы, как дети, ведь их ожидало настоящее чудо — сбор хлеба, который был для них как драгоценная роса. Даже старцы, которые обычно не покидали свои хижины, опираясь на посохи, вышли наружу, чтобы увидеть это удивительное зрелище.
Даже ишаки, ощутив аромат хлеба, подняли головы и зашевелили ушами, словно призывая свою долю от небесного чуда. Их глаза, обычно тусклые и уставшие, заблестели от нежданной надежды. И в этом районе, где бедность казалась вечной, хлеб стал символом надежды, кратковременным утешением и напоминанием о том, что даже в самом отчаянии может появиться чудо. В этом шуме радости и неподдельного удивления я увидел не просто людей, а души, которые все еще верят в добро и свет. И в этом была некая красота, нежная и уязвимая, как цветок, что прорастает сквозь асфальт.
Насладившись актом анонимной магии вне школы чародейства и колдовства, я, довольный собой, удалился прочь. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Ну и мутанты не ждут, а то и правда опоздаю на ужин. Не сказал бы, что мной так легко манипулировать, но приятный ужин есть приятный ужин.
Я уже несколько часов бродил по узким улочкам, забитым лавками, где торговали специями, коврами и всякой всячиной, от которой рябило в глазах. И вот, петляя по очередной улочке, я наткнулся на высокое красно-коричневое сооружение, окруженное рвом, наполненным мутной водой. Древние стены, покрытые пылью времён, увенчанные зубчатыми башнями, вздымались над всем, создавая ощущение мощи и незыблемости. Над воротами, где потемневшие от времени металлические петли удерживали массивные деревянные двери, висела табличка с выцветшими буквами: «Форт Вавилон».
Рядом любезно проходил гид с группой туристов и рассказывал, что крепость была построена еще фараонами, в те далекие времена, когда египетская цивилизация достигла своего пика. С тех пор она пережила множество войн, восстаний и нашествий, и, как говорили, хранила в своих стенах тайны, которые не были известны миру.
Вдруг из-за угла появился человек. Он был высоким и крепким, с грубыми чертами лица, его взгляд казался холодным. На нём были порванные джинсы, старая кожаная куртка и грязные кроссовки, которые, казалось, повидали и грязь, и кровь, и Рим, и Крым. Он был похож на серба — такой же суровый и неприятно резкий.
- Чё надо? — спросил он с сильным акцентом, который выдавал в нём жителя Восточной Европы. В его взгляде промелькнуло недоверие. Он смотрел на меня пристально, словно хищник, готовый к прыжку.
— Да так, ищу одного пироманта. — Заметив ответную реакцию, тут же сближаюсь.
Его глаза наполнились арктической синевой. Они излучали холодный свет, словно два осколка льда, вырезанных из самого сердца полярной ночи. Его лицо, только что казавшееся грубым и жёстким, стало гладким и бесстрастным, как у статуи, выточенной из холодного мрамора. В его позе появилась невероятная сила, которая, казалось, пронизывала его тело до самых костей, делая его не человеком, а ожившим куском льда, готовым сокрушить всё на своём пути.
Он стремительно бросился вперёд, словно лавина, сошедшая с вершины горы. Я отпрянул назад, ощутив, как от его движения по моей коже пробежал холодок, а кровь в жилах застыла.
- Как любопытно.
Быстро сложив пальцы левой руки в печать, я активировал адское пламя. Следом ослепительное белое пламя, окутало мою руку. Оно не горело, а излучало яркий свет. Это было необычное пламя, а что-то большее, похожее на живую силу. Она пульсировала и дышала, как будто готовая сжечь всё на своём пути, но при этом нежно ластилась к моей руке белым пламенем.
Пламя распространялось по моей руке, обволакивая её, словно вторая кожа. Я чувствовал, как тепло проникает в мои кости. Серб отступил назад, его лицо, изрезанное шрамами, было бледным, как будто смерть уже коснулась его кожи. В его глазах мелькнуло не столько удивление, сколько восхищение, как будто он впервые увидел нечто по-настоящему мощное.
Он был готов атаковать, его руки были сжаты в кулаки, готовые выпустить ледяное дыхание, которое могло заморозить всё на своём пути. Но он замер, охваченный страхом. Он видел, что я не слаб, он видел, что я могу защищаться, и понимал, что я не боюсь его силы.
- А теперь я выбью из тебя весь хлад, мразь. - ускоряюсь и мощным кроссом в челюсть сношу серба с ног.
Каждый новый удар плавил кусок льда на его теле, пусть поначалу он и пытался стоически держаться, но после пятого удара и потери руки по локоть он всё же сдался и слил мне всех членов их группы. Добив криоманта ударом в голову и привычным движением запечатав его душу в один из камней душ, спокойно продолжил охоту.
Каирская телебашня возвышалась на горизонте, словно огромный палец, указывающий в бесконечное небо. Её стальной каркас, покрытый ржавчиной и следами времени, создавал впечатление печали и безысходности этого города.
По мере того, как я приближался к ней, она становилась всё более массивной и подавляющей.
Вездесущие гиды проводили экскурсии вокруг телебашни, рассказывая истории о ее строительстве, о ее красоте, о ее значении. Но их слова казались мне пустыми, словно шум ветра в пустыне. Я видел только ее могильный вид, ее бесчувственную величественность.
Она была символом этого города, как и все остальные пирамиды, мечети и лабиринты узких улочек. Каждая из них напоминала о былой славе, но теперь, отравленная духом нищеты и отчаяния, умирала в пыли.
Я приблизился к ней, и её размеры поразили меня. Она была выше любого здания, которое я когда-либо видел в Каире. Она казалась не просто высокой, а бесконечной, словно её верх терялся в туманной дымке, что вечно висит над столицей. Я ощутил холод её стального скелета, холод бесчувственной величины, холод смерти. В моем сердце зазвучала мелодия печали, мелодия не о красоте, а о гибели, о забвении, о безнадежности. Я понял, что эта телебашня — не что иное, как могила прошлого, и я оказался в ее тени. Но как же было приятно в этой тени.
Рядом со мной на потрескавшейся бетонной скамье лежал поляк. У него были русые волосы и фиолетовые глаза, которые смотрели на мир с безумием и безнадежностью. Он был одет в шорты, давно потерявшие свой цвет и форму. Его босые ноги были покрыты трещинами и царапинами, как дорожное полотно самого египта.
Он был как выброшенная на берег морская ракушка, потерявшая свой блеск, но сохранившая внутри себя тайну океана. Я смотрел на него, и мои собственные размышления о жизни и смерти казались мне еще более мрачными, еще более безнадежными.
Его русые волосы, некогда яркие и живые, сейчас были покрыты пылью и грязью, как будто он давно забыл, что такое ухоженный вид. А фиолетовые глаза, которые явно когда-то ярко горели, теперь смотрели на мир с тусклым отчаянием. Он был как призрак прошлого, словно его жизнь уже давно окончена, а он просто не заметил этого.
Я пытался разглядеть в его взгляде что-то, что могло бы рассказать мне о его жизни, но он был закрыт от мира, словно хотел спрятаться от всех и от всего. Он был один, как и я, только он давно примирился с этим одиночеством, а я все еще боролся с ним.
В его босых ногах, покрытых трещинами и царапинами, я увидел отражение своего пути. Это был путь человека, который давно потерял свою дорогу. И я понял, что он не одинок. Мы оба — две потерянные души, брошенные на милость судьбы, и мы оба ищем смысл своего существования.
— Я знаю, кто ты, американец, — прошептал он, приоткрыв один глаз, словно хищная кошка, притаившаяся в засаде. Голос его был глухим, пропитанным пылью и табаком, как голос призрака, который давно забыл, что такое жизнь.
Он смотрел на меня с нескрываемым цинизмом, словно всё на свете было для него просто игрой, в которой он уже давно проиграл. Его фиолетовые глаза, окруженные темными кругами, как будто от бессонницы или от пережитых страданий, были похожи на два осколка разбитого зеркала, в которых отражалась бездна его души.
— И раз ты здесь, то Мирко, по всей видимости, проиграл, — продолжил он, словно озвучивая мысли, которые давно гнездились в моей голове.
- Ты собираешься меня посадить или убить? — спросил он, и в его голосе не было ни страха, ни мольбы. Он был спокоен, как будто его жизнь уже давно ничего не значила.
Он сидел на краю потрескавшейся бетонной скамьи, прислонившись спиной к глухой стене заброшенного склада, который находился рядом с башней. Его шорты были в пыли и масле, а босые ноги покрывали трещины и царапины.
Я молча смотрел на него, не зная, что ответить. Он был прав. Я вглядывался в его фиолетовые глаза, те самые, что казались осколками разбитого зеркала, отражая хаос его души. Словно затуманенное стекло, они скрывали под собой глубину его мыслей, но я уже давно научился читать между строк.Он улыбнулся, но улыбка его была кривой, словно разорванная на половинки маска, которую он пытался носить. В ней не было радости, только отчаяние, как у человека, уже потерявшего все.
Я видел, как он неуверенно сучит ногой. Его шорты, изношенные и запачканные, сливались с серым бетоном стены, на которую он опирался. Он был как частица пыли, затерянная в бескрайней пустыне, забытая всем миром.
В его глазах, холодных и пустых, я увидел отражение страха. Страх не передо мной, не перед моей силой, а перед тем, что ждало его в будущем, перед неизбежной смертью, которая висела над ним, как дамоклов меч.
Он пытался скрыть свой страх. Он хотел показать, что не боится смерти, что он выше этого. Но его дрожащие руки, постоянные взгляды в сторону — всё это говорило о том, что он боится.
Я видел его насквозь. И я знал, что он боится.
— Все боятся смерти, — прошептал я, словно произнося древнюю истину, которую никто не мог оспорить. Эти слова звучали в тишине, отражаясь от бетонных стен, словно эхо прошлого.
В воздухе висел запах пыли, ржавчины и забытых вещей, как дух этого места. Каждая тень, брошенная рядом, казалась призраком, оторванным от реальности.
Я смотрел на мутанта, который сидел передо мной, и увидел в его глазах отражение моих слов. Он был удивлен, словно впервые услышал эту правду. Он был охвачен страхом, но он снова пытался спрятать его, словно хотел сделать вид, что он выше этого. Все говорило о том, что он боится.
И это было естественно. Все боятся смерти. Это то, что делает нас людьми. Это то, что заставляет нас ценить жизнь, бороться за нее, искать смысл в ней. Мы все пришли в этот мир голыми и беззащитными, и мы уйдём из него такими же. Но это не значит, что мы должны прожить свою жизнь в страхе.
Мы должны прожить свою жизнь в любви, радости, творчестве и поисках чего-то прекрасного, ради чего хочется жить. И должны уйти из этого мира не с пустым сердцем, а с сердцем, наполненным жизнью, любовью и светом греющих изнутри воспоминаний. Тогда, возможно, смерть не будет казаться нам такой страшной. Может быть, она будет казаться нам не концом, а началом чего-то нового? Неизвестного и загадочного...
И, возможно, мы сможем уйти из этого мира с улыбкой на лице, зная, что мы прожили свою жизнь достойно и совершенно не зря.
- Я хочу жить и готов пойти на сделку, - неожиданно произнёс поляк.
Его фиолетовые глаза были похожи на два осколка разбитого зеркала, в которых отражалась бездна. Они были прикованы ко мне и не мигали, не отводили взгляд, а будто пожирали меня, как пламя пожирает древесину. Я чувствовал, как от их взгляда по телу пробегает холодок.
В них не было ни страха, ни надежды, ни каких-либо других человеческих эмоций. Только бездна, пустота, которая ждала своего часа, чтобы поглотить меня целиком. Я почувствовал, как по спине пробежал холодный пот, как будто сам воздух вокруг меня стал тяжелым, непроницаемым.
Его фиолетовые глаза были не просто необычного цвета, они были вратами в бездну, в которую я не хотел смотреть, но от которой не мог отвести взгляд, ибо такое родное сияние чистого разума так и манило. Оно говорило о многом: о страхе, о безнадежности, о пустоте, которую он носил в себе. И я готов был заключить сделку, и цена — его душа!
— И что ты готов предложить? — тоном змея-искусителя интересуюсь в ответ. — Что у тебя есть, кроме бессмертной души, человек? — он отшатнулся.
И я понял, что он не только ждал моего ответа, он ждал моего решения, решения, которое могло изменить все. И я должен был ответить, и я должен был ответить правдиво. Ибо честность — это обоюдоострый клинок, что способен как спасти обоих, так и зарезать говорившего, именно поэтому играть с правдой стоит осторожно.
— Говоришь, как сатана... — мутант неуверенно улыбнулся. — Понимаешь, я устал от такой жизни, устал быть изгоем, вечно бороться за кусок хлеба. Проще уж сразу в тюрьму, там хотя бы кормят. Пойми, моя сила — созидать! — произнёс он, «вырастив» прекрасный дворец прямо из земли. — Геомантия должна служить во благо. Но любым инструментом можно как творить, так и разрушать.
Киваю.
— Тогда сделка. Твоя душа и верность в обмен на «новую» личность, внешность и далее по списку. — улыбаюсь, протягиваю руку для заключения сделки, пару секунд подумав, он всё пожал руку, и тень рядом с телебашней озарилась фиолетовым сиянием, ознаменующим заключение сделки.
— Да будет так. — секунда, и угольно-чёрные нити с моей руки опутывают тело мутанта. — Сделка будет исполнена!
Глава 24
Каирская пыль, повиснув в воздухе, словно туман, оседала на потрескавшихся стенах, на изломанных решетках окон, на лицах прохожих, обвешанных грязными одеждами. Запах специй, гнили и животных смешивался с отвратительной вонью нечистот, постоянно напоминая о тяжелой жизни в этом бедном районе Каира. Среди этой бедности, неприглядности и нищеты стоял он — мутант. Его тело, истерзанное и изуродованное, было покрыто шрамами, напоминающими о множестве страданий. Его глаза, в которых раньше отражалась боль и отчаяние, недавно претерпели невообразимые превращения.
Мой хриплый голос эхом разносился среди стальных конструкций, словно пророческое предсказание.
— Новая внешность, — повторил я, и эти слова прозвучали как вызов, обращённый к самому небу и его пантеону.
Передо мной стоял мутант, окутанный тусклым фиолетовым светом. Его тело было измучено и истерзано, покрыто язвами и шрамами, которые свидетельствовали о пережитых страданиях. Из его груди, подобно изломанным рёбрам, торчали тонкие чёрные нити. Казалось, будто он был соткан из тьмы и боли. Эти нити, наполненные силой, медленно, но неумолимо проникали в его тело, стремясь стереть с лица земли все следы его прошлого и забрать будущее.
Я наблюдал за этим процессом с восторгом и трепетом. Каждая секунда, каждое движение его тела, каждый стон — всё это свидетельствовало о рождении чего-то нового, пугающего и завораживающего. Новое тело — как пустая глиняная ваза, которую кто-то готов был заполнить.
Запах горелой плоти и металла смешивался с лёгким дуновением морского бриза, который не мог развеять ощущение надвигающейся катастрофы. Мутант находится на пороге новых изменений, и то, что появится из его страданий, будет ещё более ужасным, чем то, что было раньше.
Но это мне и надо, ибо нет более постоянного источника энергии, чем людское страдание, боль и разочарования.
— Но глаза мы оставим. — моя улыбка приобретает нотки доктора Фрейденштейна.
Сперва они стали фиалковыми, как лепестки редких цветов, выращенных в неприступных горных долинах. Былой цвет исчез, уступив место нежной сиреневой палитре, которая еще больше подчеркивала его мучительную красоту. Но это было лишь началом. Затем, словно какая-то невидимая сила внутри него взяла верх, его глаза налились благородным пурпурным цветом, ярким и изысканным, не уступающим по красоте и величию цвету императорских мантий Византии.
В этих прекрасных глазах, где теперь отражались не только боль и страдание, но и какая-то неземная сила, угадывались и отблески безысходности, и боль уличного бродяги, который всё ещё чувствует себя потерянным и никому не нужным в этом мире. Он был мутантом — с одной стороны, потомком новых «богов», с другой — несчастным бродягой, которому не было места ни среди людей, ни среди тех, кто его создал. Но я найду этому «ресурсу» достойное применение.
— Мне нравится... — удовлетворённо киваю «новым» глазам. — «Ты» явно бы оценил. — надменно усмехаюсь.
Заворожённо наблюдая за пурпурной гетерохромией глаз, я на секунду даже залюбовался.
— А вот волосы придётся изменить, да и вообще, я же обещал что-то «новое»?
Время, казалось, замерло. В воздухе повис тяжелый запах горелой плоти и дым, а вокруг мутанта завился туман, словно призрак его прошлого уходил в никуда. Его волосы, раньше русые и живые, словно впитавшие в себя весь пыльный Каир, вмиг поседели. Этот процесс произошел практически мгновенно. В этой небольшой доле секунды время сжалось в невообразимую точку, а жизнь мутанта превратилась в визуальный парадокс.
И вот уже его волосы стали пепельно-серыми, словно дым от потухшего костра. Каждая прядка — как отпечаток времени, оставивший на нем свой неизгладимый след. И в этот же момент стали меняться и черты лица. Они обрели четкость, рельефность, как у древней статуи, высеченной из камня.
Его тело — ранее измученное и ослабленное — начало преображаться, как пластилин в руках скульптора. Плоть сжалась, мышцы набухли, стали выпуклыми и рельефными, как у статуи Геракла. Он вырос на несколько сантиметров, его плечи расширились, а тело обрело более мощную и массивную форму.
Всё произошло так быстро и незаметно, что мне казалось, будто я всё ещё вижу перед собой того бедного и ослабленного мутанта. Однако в то же время я понимал, что на моих глазах рождается нечто совершенно иное — нечто могучее и практически непобедимое.
Это было не просто преображение, а рождение нового существа, которое было спроектировано и создано по моим стандартам, в соответствии с моим планом. Его тело — это холст, а я — художник, который творит свою собственную реальность.
В этом и есть вся прелесть демонического искусства, получая согласия, ты способен менять душу, а затем и плоть от и до, заменяя по своей воле каждую клеточку.
Чёрные нити, словно щупальца невидимого монстра, всё глубже и глубже проникали в тело мутанта. Они двигались не торопясь, но целенаправленно, словно изучая его структуру, ища слабые места, чтобы их разрушить и перестроить заново. Каждая нить была пронизана тёмной энергией, которая пульсировала внутри него, изменяя его на клеточном уровне. Я видел, как его кожа становится более гладкой, как исчезают шрамы и раны, как его тело обретает новую форму, ставшую более стройной и мускулистой.
Это было похоже на виртуозную хирургическую операцию, проводимую не скальпелем, а темными нитями, которые разрушали старое и создавали новое, не оставляя следов своей работы. Я, словно истинный творец, наблюдал за этим процессом, сосредоточившись на своей задаче. Я был источником жизни для этого существа, и моя мана непрерывно и мощно текла в него, как река в море.
Моя мана была темной и неистовой, она несла в себе мощь и власть, она была в состоянии изменить все на своем пути. Она заполняла его тело, насыщая его клетки новой энергией, делая его более сильным, быстрым, выносливым.
И с каждой секундой, с каждой каплей моей маны, он становился все более могущественным, все более непохожим на того мутанта, которого я нашел в бедном районе Каира.
Он превращался в нечто новое, нечто совершенное, нечто ужасное и прекрасное одновременно.
— Проснись Гиперион время пришло. — обрываю поток маны и активирую печать на его груди.
В этом моменте преображение достигло своего пика. Пурпурные глаза мутанта заблестели ярче, и в них появился не только яркий цвет, но и новая, дикая жизнь. Зрачки мгновенно сузились, становясь вертикальными, словно у кошки, готовой к броску.
В них не было больше ни страха, ни отчаяния, ни сомнений — только чистая ярость, неукротимый инстинкт охотника, жажда борьбы.
И в этот же момент тело мутанта, одержимое моим воеводой, взорвалось неистовым рыком, который разрезал ночь Каира, как молния. Это был не человеческий звук, а ревущий, урчащий рык зверя, который пробудился от векового сна.
Он пронёсся по узким и грязным улочкам Каира, отражаясь от стен домов и пролетая над головами удивлённых прохожих. В этом рёве звучала вся необузданная сила моего военачальника, вся его жажда власти и превосходства. Он проникал в каждый уголок, в каждую трещину этого древнего города, неся с собой угрозу и хаос. В нём была не только физическая, но и духовная сила, он был воплощением моей воли. И все, кто услышал его рёв, поняли, что эпоха мира и спокойствия завершилась.
В этот момент Каир стал свидетелем появления нового чудовища — монстра, созданного страхом, болью и силой.
— Мяу... — эхом пронёсся его рык. — Хозяин? — недоумевал кот. — Почему ты выглядишь как человек? Где я? Где мы? — вопросы сыпались один за другим.
— Ты у меня дома, киса, так что не хулигань, а то отправлюсь обратно в небытие. — тепло улыбаюсь в ответ и быстро пересказываю воеводе историю падения и низвержения прошлого мира.
Мое дыхание замерло в груди, а взгляд был прикован к Гипериону. Он стоял, ощетинившись, словно дикий зверь, готовый броситься в атаку. Его тело, недавно измученное и истерзанное, теперь излучало мощь и красоту. Но главное преображение происходило внутри, в самом сердце его существа.
Чёрные нити, сотворившие его тело, медленно перемещались к грудной клетке. Их движение было завораживающим, словно они исполняли танец на поверхности его кожи, проникая в плоть и мышцы. Каждая нить была пронизана тёмной энергией, пульсирующей в его теле, словно жизнь, текущая по сосудам.
Я наблюдал, как они переплетаются между собой, образуя сложный узор, который становился всё более чётким и интенсивным. И вот, перед моими глазами на грудной клетке Гипериона появилась татуировка в виде паука.
Это был не просто рисунок, а символ моей силы и непоколебимости. В нём была заключена вся мощь и энергия моего существа. Этот паук был как страж, охраняющий сердце Гипериона, и в то же время как мощный амулет, дающий ему нечеловеческую силу и непоколебимую верность. Я улыбнулся, всматриваясь в этот символ. Гиперион был не просто моим оружием, он стал моей воплощенной силой, моей сущностью, которую я отпечатал на его теле, создавая печать творца.
— На всё ваша воля, владыка. — возрождённый демон в почтении склонил голову и занял коленопреклонённую позу.
— Нас ждёт старая добрая охота, малыш Джи. — довольно улыбаюсь.
Гиперион замер на месте, его широкая грудь вздымалась, а мощные плечи напряглись. Его пепельно-серые волосы трепал ветер, а в его пурпурных глазах с вертикальными зрачками, как у кошки, зажглось новое пламя — пламя охоты!
Он принюхался, словно гоняя в носу запах ветра, песка и специй Каира. Но он искал не это. Он искал нечто более глубокое, нечто более существенное. Он искал мой след, мой аромат, мою ауру. Он был создан из меня, и поэтому он мог чувствовать меня так, как не мог чувствовать никто другой. Он был моим продолжением, моим инструментом, моим глазом и ухом в этом темном и жестоком мире. И вот, он вдохнул глубоко, и его чувствительные ноздри уловили то, что он искал. Это был слабый запах других мутантов, который перемешивался с моим собственным ароматом, словно путеводная нить, ведущая к цели.
Его тело напряглось, и он мгновенно почувствовал их направление. Они были где-то в глубине Каира, скрываясь в тени улиц, пытались спрятаться от меня и от моего одержимого зверя. Но он уже брал их след, словно гончая, которая чувствует запах дичи на расстоянии нескольких километров. Он был моим орудием охоты и «компасом» войны, что всегда находил цель, нужную мне, и теперь он будет преследовать их до тех пор, пока не поймает и не уничтожит.
Он взлетел, и его тело двигалось с невероятной скоростью, словно зловещая тень, проносясь мимо удивлённых прохожих. Он был моим верным помощником, моим любимым инструментом и лучшей ищейкой в Инферно, хотя это и не было его основной специальностью.
Гиперион мчался по Каиру, словно вихрь. Его тело двигалось с нечеловеческой скоростью, проносясь мимо узких улиц, забитых продавцами и покупателями. Он был как призрак, который проносится по городу, не оставляя после себя ни следа, ни шума. Его пепельно-серые волосы трепал ветер, а в его пурпурных глазах с вертикальными зрачками светилась неумолимая решимость.
И вот мы вышли на рынок «Хан эль-Халили». Это было самое большое и самое шумное место в Каире. Тысячи людей бродили по узким улочкам, заполненным ларьками и магазинами. Воздух был пропитан запахом специй, пряностей и фруктов. Запах жареного мяса и сладкой халвы смешивался с ароматом духов и свежих цветов, которыми торговали на улицах.
Стены старых зданий были украшены рекламными щитами и вывесками, написанными яркими красками. Над головой летали птицы, которые кричали, собирая остатки еды с прилавков. Люди говорили на разных языках, торговались и спрашивали цены. Дети бегали между ногами, пытаясь продать туристам сувениры.
Гиперион двигался медленно, стараясь не привлекать внимания. Он словно призрак пробирался сквозь толпу на рынке «Хан эль-Халили», как неумолимый поток лавы, и легко раздвигал толпу, подобно кораблю, прокладывающему себе путь через волны.
Он не обращал внимания на крики и ругательства продавцов, чьи товары он задевал. Он не обращал внимания на удивленные взгляды прохожих, которые уступали ему дорогу, словно перед неумолимой стихией. Его внимание было сосредоточено только на одном — на запахе мутантов, которых он искал. Он принюхивался, словно гоняя в носу запах ветра, песка и специй Каира, пытаясь уловить нужную ему нотку. Он двигался все глубже в лабиринт узких улочек рынка. Вокруг него кипела жизнь. Продавцы кричали, торгуясь с покупателями, стучали по металлу кузнецы, а из кафе доносился аромат арабского кофе и сладкого чая.
Но Гиперион не замечал всего этого. Он был словно в трансе, его чувства были настроены на одну волну — на волну охоты. Он чувствовал, как запах мутантов становится все сильнее, и он двигался к нему, словно заряженный снаряд. Он не останавливался перед препятствиями, он не обращал внимания на опасности. Он был моим оружием, моим верным спутником, и он не остановится, пока не достигнет своей цели.
Мы пробирались сквозь толпу на рынке «Хан эль-Халили», словно два морока, незаметных для жителей этого шумного места. Гиперион двигался с нечеловеческой скоростью, раздвигая толпу людей, а я следовал за ним, не отставая. Наши чувства были настроены на одну и ту же волну. Мы искали мутанта, который обладал способностью «Пирокинезис», и мы чувствовали его запах, словно запах гари и дым от костра.
И вот мы вышли в один из закутков рынка. Здесь было тесно и темно, а воздух был пропитан запахом старой древесины и металла. В глубине закутка стоял короткостриженный итальянец с голубыми глазами и в университетском бомбере. Он игрался с зажигалкой, словно с игрушкой, и в его глазах блестело озорство и нескрываемая сила.
Коротко подстриженные темные волосы и грубые черты лица говорили о жестком характере. В его руке зажигалка, что отмечена необычной чертой и покрыта тонкой сетью черных нитей, похожих на кровеносные сосуды. И в этот момент он зажег ее, и пламя вспыхнуло ярко-голубым цветом, словно отражая его глаза. Также зажигалка имела приметную гравировку «ПИРО».
В этом моменте я понял, что он — тот, кого мы искали. Он был мутантом, обладающим способностью «Пирокинезис», и он не совершенно скрывал свою силу. В тот же момент он начал торговаться с оружейником о каком-то ятагане, пытаясь сбить цену до чего-то приемлемого. Он делал это уверенно, словно знал, что в конце концов он получит то, что хочет. И вот, я видел перед собой врага, который был не просто мутантом, а опасным противником, который мог принести нам много проблем. Но у меня была моя собственная сила, и я был готов встретить его вызов.
— Знаешь, дядя, что-то я устал с тобой торговаться. — произнёс итальянец, смотря прямо в мои глаза, щелчок зажигалкой, и синее пламя мгновенно сжирает оружейника, оставляя после себя лишь запечённое до хрустящей корочки тело. — А вы чьих будете? В школу Ксавьера я не вернусь! — прорычал мутант и снова щёлкнул зажигалкой, но Гиперион оказался быстрее и просто дунул на неё, и пламя тут же угасло под натиском столь богатырского дыхания. — Какого чёрта? — Пиро недоумевал и даже не успел понять, как Гиперион одним техничным движением сломал ему запястье, отобрав зажигалку, и уже сам игрался с ней, то и дело щёлкая перед лицом пироманта, но не давая ему сделать хоть что-то и болезненно щёлкая того по носу, как он пытался сделать хоть что-то.
— А сейчас мы поговорим про вашу организацию, и ты расскажешь мне всё! И тогда, возможно, я просто убью тебя. — мило улыбаюсь, забирая из рук Гипериона зажигалку и взяв под контроль синее пламя, спокойно вывожу из огня легко читаемые буквы.
— Так вы хотите заключить сделку? Хорошо, я всех сдам. — мутант тут же легко успокоился, увидев в этом порыве то, что желал, ну а я лишь просто кивнул, подпитывая его иллюзии дальше, ибо моя цель была чуточку глубже, чем просто работа агентов на правительство США.
Шум рынка "Хан эль-Халили" был подобен морю, которое бушует и грохочет, заглушая все остальные звуки. В этой суматохе было легко спрятать тайны, легко совершить незаметные действия, легко исчезнуть в толпе.
И вот я воспользовался этой суетой, чтобы устранить пироманта после экспресс-допроса. Я поднял руку, и из моих пальцев вырвался темный энергетический поток. Он был подобен черному туману, который сгущался вокруг пироманта, окутывая его целиком.
Я сжал кулак, и в этот момент из его тела вырвалась бледная тень — его душа. Она была похожа на искру, которую я мгновенно поймал в свой кулак. Осмотревшись, я заметил на прилавке продавца первый попавшийся драгоценный камень. Этот камень не выделялся среди других, но для меня он стал хранилищем души мутанта. Я сжал камень в кулаке, и душа пироманта погрузилась в него, словно капля воды в песок. Я чувствовал, как она сопротивляется, пытается вырваться, но я был сильнее.
Тело пироманта опустилось на землю, безжизненное и холодное. Я не чувствовал угрызений совести. Я засунул камень душ в пространственный карман. Я не знал, когда мне это пригодится, но был уверен, что это будет полезно рано или поздно. Ибо никогда не знаешь, где и когда понадобится призвать тёмную тварь по ту сторону иномирья, а тут и подходящий сосуд готов для призыва. Я увидел Гипериона, который наблюдал за мной, и я кивнул ему, чтобы он убрал тело в пространственный карман.
Шумный рынок «Хан эль-Халили» всё так же притягивал внимание. Его узкие улочки были забиты людьми, которых привлекали яркие краски и заманчивые запахи специй. Мы прошли вдоль лавки с сувенирами. Здесь продавали всё, что можно представить: яркие шали, ароматные специи, изящные украшения, старинные монеты, расписные вазы и даже живые птицы в клетках.
Я купил несколько сувениров для своих близких, не забывая и о себе. Я выбрал несколько красивых шалей, яркие специи и даже небольшую куклу в традиционном египетском костюме, что идеально заменить «собачку» в машине. Гиперион тоже не остался в стороне. Он с интересом осматривал товар, и вскоре у него в руках оказался небольшой игрушечный верблюд, которого он с улыбкой подарил мне.
— Спасибо, малыш Джи, — сказал я ему, и он кивнул в ответ.
Мы продолжили ходить по рынку, покупая сувениры и наслаждаясь атмосферой. Гиперион в скором времени втянулся в эту игру, и он тоже начал покупать сувениры. Он выбрал несколько красивых ножей с резными ручками и даже небольшую деревянную фигурку бога Анубиса.
Я улыбнулся.
— А теперь вернёмся к работе и зачистим всех мутантов в городе, ибо паразитов нельзя оставлять без присмотра. — Гиперион лишь снова лаконично кивнул и поманил меня вслед за собой, довольно быстро выявив нам новую цель, что почему-то стремительно удалялась.
Глава 25
Солнце нещадно палило, отражаясь от крыш невысоких глинобитных домов и отбрасывая длинные, пляшущие тени. В воздухе, наполненном ароматами специй и пыли, висело густое марево.
На узких и извилистых улочках Каира, где даже в сумерках кипела жизнь, сейчас было тихо. Лишь изредка сквозь шум, наполнявший сердце города, прорывались дрожащие голоса.
Я шёл рядом с Гиперионом, наш поход уже длился пару часов, и на моём лице отражались усталость от однообразия. Мы охотились на мутантов и прочих существ, с которыми человечество не могло найти общего языка. А кто-то был лишь результатом неудачных экспериментов, отголоском прошлого.
Гиперион был великолепным охотником. Его острый ум и неутомимая энергия помогали нам найти след даже в самых запутанных лабиринтах старого города. Его глаза, холодные и проницательные, словно рентгеном проходили сквозь пыль и грязь, выискивая малейшие следы нашей цели.
— Вот он, — прошептал Гиперион, остановившись перед древними, заросшими травой воротами. — Коптское кладбище.
Громоздкие ворота, украшенные древними иероглифами, казались проклятыми и непроницаемыми. Каждая глубокая черта иероглифа, высеченная в камне, словно дышала тайной и угрозой. В вечернем свете ворота отбрасывали длинные, перепутанные тени, которые танцевали и извивались, словно ожив под влиянием злого духа.
Мы переступили порог кладбища, и холодный ветер, пропитанный запахом разложения, пронесся сквозь забытые могилы, заставляя нас ежиться. В воздухе витал странный запах, смесь земли, гнили и какой-то неуловимой, неприятной «сладости» разложения.
Это был не просто запах смерти, а какой-то извращенный аромат увядания, как будто здесь умерло что-то нечеловеческое. Он щипал в носу, заставляя нас зажмуриваться и держаться за горло. Могилы были покрыты сухой, треснувшей землей, а надгробные камни были покрыты мхом и плесенью. Некоторые камни были разбиты, а на других были высечены странные, непонятные символы.
Между могилами стояли высокие, сухие деревья с голыми ветвями, которые тянулись к небу, словно скелеты мертвых воинов. Листья уже давно упали, и их место заняли черные плоды, которые висели на ветвях, как гнилые глаза.
Каждая могила была уничтожена временем, и только одна из них была нетронута, с выполненным идеально надгробием, где было высечено странное имя, которое я не мог прочитать.
Мы шли вперед, осторожно огибая могилы, и чувствовали, что на нас смотрят множество невидимых глаз. В этом месте царь был страх, а ему служили не люди, а темные тени, что таились в забытых могилах.
— Будь осторожен, — прошептал Гиперион, положив руку на рукоять клинка. — Здесь все не так, как кажется.
Вдали, среди хаоса забытых могил, мы увидели разрытую могилу. Из нее бил фонтан земли, летящей вверх, словно извержение маленького вулкана. Земля падала на окружающие могилы, осыпая их пылью и грязью, как будто здесь произошло какое-то недоразумение.
Из могилы доносилась весёлая мелодия старинного патефона, который проигрывал песню про мальчика Джонни, нашедшего сундук мертвеца. Эта мелодия звучала странно, словно кто-то пытался заглушить грусть весельем, скрыть смерть за маской жизни.
В промежутках между аккордами слышны были краткие удары и скрежет металла о землю. Мы увидели блеск заточенной лопаты, которая отбрасывала красные отражения на могильных камнях.
И вот из могилы вылез сам наёмник. Красная маска с белыми глазами, которую я узнал сразу, закрывала лицо наёмника. Он был одет в окровавленную и грязную красную одежду. В руках он держал лопату.
— Этот псих не по нашему профилю, — поясняю Гипериону, показывая ему жестом, чтобы он не торопился.
Тот лишь кивнул, молча соглашаясь со мной.
— Ба... Знакомые все лица, — протянул болтливый наемник, оглядывая нас с озорством в глазах. — А что вы это тут делаете? — Он искренне заинтересовался, его улыбка была широка и безудержно безумна.
Он убрал лопату за спину, опираясь на нее, словно на трость, и приблизился к нам. Ему было все равно, что мы охотимся на мутантов, и он сам не знал, зачем рылся в могиле, проигрывая заезженную мелодию о мальчике Джонни.
— Мы ищем мутанта, — ответил Гиперион, его голос был спокойным, но в нем звучало предупреждение к психу. — И нам не интересно знать твои тайны, — дополнил Джи на всякий случай.
— Мутанта? — тот хитро прищурился. — И что он сделал?
— Это тебя не касается, — ответил Гиперион, и его глаза заблестели холодным светом. — Уходи, пока мы не передумали.
— Боюсь. Боюсь. Ну что ты какой серьезный? Я любитель веселья, а не конфликтов.
— И потому ты роешься в могилах давно почивших коптов? — сухо поинтересовался я.
— Почему бы и нет? — ответил наёмник, и его глаза заблестели озорным блеском. — Жизнь — это игра, а я — её величайший игрок. — Он подмигнул кому-то сбоку, словно пытаясь выбраться из книги.
— Не думаю, что тебе повезет с этой игрой, — сказал Гиперион, и его рука уже потянулась к мечу.
— Кто знает? — ответил тот, и он уже готовил свою лопату к бою.
В этом месте ощущалось тяжёлое напряжение. Мы были окружены могилами и телами погибших, и в этой мрачной обстановке веселье и зло словно сливались воедино. Но тут я приметил вдали всполохи уже знакомой мне магии, и, по всей видимости, это и был тот самый «мутант».
— Кажется, я вижу нашего клиента, Джи. Ходу! — указываю ему направление, и он тут же срывается с меня, оставляя крайне озадаченного наёмника одного, ибо я так же ускорился следом.
Ренегат из Хогвартса стоял в лохмотьях, когда-то являвших собой школьную форму. Ткань была изодрана, пропитана грязью и потемневшая от времени. На нем уже не было узнаваемого шарфа факультета, а эмблема Хогвартса на груди едва различима под слоем грязи. В его руке, сжатой в мозолистом кулаке, лежал массивный дубовый посох. Дерево было темным, покрытым глубокими трещинами, словно шрамами. На нем едва различимы остатки вырезанных рун, когда-то ярких, а теперь поблекших и похожих на древние письмена. Сам посох не выглядел изящным, как у большинства волшебников, а скорее просто грубым, тяжелым, как орудие для физической работы или же максимально примитивный инструмент, а не что-то для изящной магии.
Вокруг него простиралась дикая, неприветливая местность. Остатки каменных развалин склепа, покрытых мхом, и сотни могил различной заброшенности и разграблености. Деревья с искаженными ветвями образовывали темный и непроницаемый лес, где по земле ползла густая тень. Ветер проносился сквозь заросли, шелестя листьями и принося с собой холодный морской воздух, который пробирал до костей. Признаться, не ожидал увидеть что-то такое на окраине Каира.
Ренегат стоял неподвижно, вглядываясь в даль, где за горизонтом сквозь туманные облака пробивались лучи солнца. Его лицо, закопанное в глубоких морщинах, выражало не страх, а усталость, отчаяние и безысходность. В глубине его глаз мерцала искра неугасимого огня, которая не гасла даже несмотря на все препятствия, что встретились ему на пути.
Он был не просто ребёнком, которого исключили из школы. А воином, уставшим от бесконечных сражений. И казался одиночкой, изгнанным из своего дома. Но также и человеком, который не сдавался, и тем, кто ещё не потерял свою надежду.
Мне было безразлично, кто этот человек, что им движет и какова его история. В тот момент, стоя на краю кладбища, я видел в нём только угрозу. От него исходили холод, недоверие и негативная магическая энергия. Я чувствовал, что он готов уничтожить это место, дай только повод.
Я поднял с земли первый попавшийся камень. Тот был округлый, гладкий, как речная галька, и холодный. С силой запустил его в сторону мага.
Камень пролетел по воздуху, описывая небольшую дугу, и с глухим стуком ударился о гранитную плиту надгробия. Маг, однако, не сделал ни шагу в сторону, но уклонился каким-то чудом, не иначе. Гиперион грациозно бросился на мага. Его движения были плавными, бесшумными, словно он был тенью, которая скользит по земле. Он ворвался в атаку с фланга, сбивая мага с ног и окатив его волной грязи.
В этот момент на кладбище царила полная тишина, что нарушилась лишь шумом дыхания Гипериона, который не отрывал взгляда от лежащего на земле мага.
Зеленая вспышка, яркая, как рассвет над тропическим морем, озарила пространство между Гиперионом и магом. Она была такой резкой, такой внезапной, что на мгновение мир вокруг замер, погружаясь в ослепительное сияние. Гиперион отшатнулся от магической волны, словно от порыва урагана.
Он уставился на свою грудь, на огромную дыру, прожженную в ней зеленым светом. Из раны струилась темная кровь, похожая на густой смоляной сок. Но ужас, который должен был охватить Гипериона, не пришел. Тот чувствовал только легкое покалывание в растекающейся по груди боли, а сама рана, словно по волшебству, стала заживать, затягиваться плотной блестящей пленкой.
Гиперион гневно рыкнул, ощущая в себе не только физическую боль, но и глубокое раздражение от того, что магу удалось нанести ему хоть какую-то травму. И уже готов был броситься на мага, однако остановился, ощущая странную тяжесть в ногах. Но не мог сразу двигаться, словно его тело погрузилось в густую жижу.
В этот момент маг отходил от Гипериона, с тревогой наблюдая за тем, как заживает рана на груди великана. Он понимал, что его атака, хоть и нанесла урон Гипериону, не смогла убить его. Великан, словно бессмертный, восстанавливался на глазах.
Не успел маг сделать и шага, как Гиперион взорвался движением. С ревом и грохотом он бросился на мага, поднимая ногу с усилием, словно груженный вагон. Нога прошла по воздуху, закончив свой полет мощным ударом в грудь мага. Маг отлетел, словно пушинка, от ударной силы, упав на землю с грохотом.
Гиперион тут же навалился на мага, намереваясь добить его. Но в этот момент он услышал характерный хруст. Но это был не хруст костей, здоровяк просто раздавил ему кадык. Гиперион опустил взгляд и увидел, что маг лежит неподвижно, его глаза закатились, а изо рта течёт пена. Гиперион отшатнулся от тела мага, ощущая в себе удивление. Не понимая, что произошло. Он не чувствовал никакой радости от победы, только пустоту и смятение. Посмотрел на свою грудь, где еще недавно была рана, и увидел, что она полностью исчезла. Ни следа, ни рубца. Гиперион чувствовал себя пустым, опустошенным.
— А что вы это тут делаете? — голос наёмника, тонкий и пронзительный, словно ледяной ветер, прорезал тишину. Он материализовался перед нами, словно призрак, из-за угла, держа в руках заостренную лопату.
— Плюшками балуемся, — я ответил, усмехаясь. — Магов-ренегатов закапываем. А ты как раз и лопату принес. — Я протянул руку к лопате, хищно улыбаясь, но наёмник, как опаленный, отпрянул от меня.
— Э, нет, брат. Каждый профессионал должен иметь свой инструмент! — проговорил наёмник, не снимая с лица маски, и поставил лопату на землю, словно опираясь на нее, и сделал шаг назад, не отрывая от меня взгляда.
В его голосе слышалось не только отрицание, но и некое философское умиротворение. Он был наёмником, его инструмент — лопата. И он никогда не изменит своему инструменту, как не изменит своей профессии. Это был его путь, его истина.
Я посмотрел на него с нескрываемым интересом.
— Ну что ж, — сказал я, потирая подбородок. — Хорошо, что ты появился. У нас тут работа не для слабонервных. Хочешь присоединиться?
— Проще будет сжечь. — Наёмник бросил взгляд на тело мага, лежащее на земле, и произнёс эту фразу с такой небрежностью, словно говорил о том, что сегодня на завтрак будет омлет. Он был профессионалом, и он знал, что делать с телом ренегата.
— Напалм идеально сработает. — Наёмник достал из-за пазухи початую бутылку, на которой не было никакой этикетки. В ней булькала тёмная жидкость, издавая слабый запах бензина, соляры, апельсинового сока и серы. Наёмник полил тело мага этой жидкостью, оставляя небольшие лужи вокруг него.
Потом, не останавливаясь, он достал из-за пояса пистолет, небольшой, но с грозным блеском на хромированном стволе. Прицелился в тело мага и выстрелил. Звук выстрела раздался резко, как хлопок в пустоте.
Тело мага вспыхнуло не мгновенно, а постепенно. Сначала появилось небольшое пламя, которое быстро разрасталось, поглощая тело мага, словно живое существо. Пламя было ярким, желтым, с черными языками, извивающимися в воздухе. Из тела мага пошел дымок, пахнущий гарью и паленой плотью.
Спустя пару минут от тела мага не осталось и костей. Был только пепел, который медленно оседал на землю, словно снег. Наёмник посмотрел на пепел, улыбнулся и сказал:
— Готово. — Он сделал несколько шагов в сторону, покачивая головой. — И главное, хорошо сделано. — Он посмотрел на меня в ожидании явной похвалы, словно ребёнок.
— Отличная работа, — я сказал, похлопывая его по плечу. — Ты явно профессионал.
Наёмник усмехнулся.
— Я тебе говорил, — он сделал шаг вперед, приближаясь ко мне. — У меня есть талант.
Секунда, и я увидел в его глазах блеск азарта. Он был не просто профессионалом, он был «художником», он был мастером своего дела. И он получал удовольствие от того, что он делает. Так что таких психов и фанатов своего дела лучше не обижать, а то ещё нагадить под дверью или машину спалить, поэтому улыбаемся и машем.
— Да, — я сказал ему, улыбаясь. — У тебя есть талант. И нам повезло, что мы встретили тебя на своем пути.
Тронутый моими словами до глубины души наёмник показал руками сердечко и свалил куда подальше, не забыв прихватить и свою заострённую лопату.
— Какого чёрта вы сделали с Ленни? — взял слово афрокариец, как только наёмник ушёл. — Больные ублюдки! — рычал негр, стремительно разрывая с нами расстояние.
Это был вакандец, одетый в броню, похожую на переплетение стали и пластика, переливающуюся под лучами солнца. Броня была покрыта сложным орнаментом из кибернетических имплантов, сверкающих яркими цветами.
В его руках сияла высокотехнологичная пушка. Она была тонкой и изящной, но в ней чувствовалась мощь, готовая взорваться в любой момент. Ствол был покрыт сложной системой прицелов. Вакандец всё так же стоял на расстоянии от нас, оценивая ситуацию. И держал пушку на весу, его глаза, скрытые за темным визором, были холодны и бесстрастны.
Он не торопился. А выцеливал нас, словно охотник, наводящий прицел на дичь.
— А ты, значит, последний мутант из списка? — спокойно интересуюсь у афрокарибца.
— Какого ещё списка, что ты несёшь? — «мутант» пошёл в отказную.
Я молча кивнул Гипериону, и он понял меня без слов. В следующий момент я вложил всю свою магию в одно мощное заклинание. Оно было простым, но ужасно эффективным. Молния. Из моих рук вырвался яркий луч света, словно разряд грома, что прорезал воздух, оставляя за собой след из искр и дыма. Молния была беспощадной, она несла в себе не только разрушительную силу, но и мощь небесного гнева.
Вакандец, одетый в кибернетическую броню, стоял неподвижно, словно статуя, и был готов к бою, но он явно не ожидал такой атаки. Молния ударила по нему с грохотом, словно падающий метеорит. Она мгновенно прошила его броню, пронизывая насквозь кибернетические импланты. Вакандец задрожал, от электрического тока. Его броня искрила, издавая жуткий свист.
Как только он перестал искриться, я спокойно подошёл к нему с ножом и забрал душу, поскольку мага я прошляпил, то хоть так отыгрываюсь, а то столько ресурсов коту под хвост или, скорее, наёмнику под ствол? Пистолета... Запудрил мозги, болтливая ряженка.
— Итак... Что у нас дальше по списку? — задумчиво интересуюсь у стоящего рядом Гипериона.
Эпилог
Дальше мы натолкнулись на мальтийских рыцарей, что охотятся на магов. В честной дуэли положив рыцаря-убийцу магов в серой шинели, а затем ещё двоих, я начал привычно собирать души. Затем были: рыцарь-сержант в тяжёлых латах и рыцарь-командор в алой мантии мага, ну и на десерт — магистр ордена в строгом сером костюме. И в завершение была центральная битва со всем орденом на руинах Каира и его полное уничтожение.
Потом наш путь лежал в Стамбул, где была интересная встреча с агентами туркменского КГБ, что пытаются узнать за Крида. Сначала люди в штатском с тюркскими чертами лица, затем битва с шаманом туркменов. А затем и выход Локи, который был отмудохан по ходу дела и в порядке очереди.
Стремительно покончив со всеми делами и отозвав Гипериона, я полетел домой. Нью-Йорк ждал меня! В аэропорту я встретил зеленоглазую брюнетку, незнакомку, что неожиданно оказывается Локи. Но я не стал обращать внимания на неё, просто поехал домой, где по пути меня перехватил Крид.
- Балбес ты, Паркер. - укоризненно покачал головой мастер и одним щелчком заблокировал у меня магию и вытянул симбиота, что стал угольно чёрной сферой, ничего не понимая, я отправился домой.
Мэй встретила меня ожидаемо тепло и с обнимашками. Почти задушив в объятьях, она потащила меня на кухню, ибо голодный с дороги же!
- Как же хорошо вернуться домой... - довольно улыбаюсь, синхронно двигаясь с Мэй.
*****
@New_fantasy_and_fantastic_live_1 канал новинок жанров Фэнтези и Фантастики в телеграме
https://t.me/New_fantasy_and_fantastic_live_1 Подписывайтесь и не пожалеете. Только свежайшие новинки жанров фэнтези и фантастики для Вас..
*****
Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.