Кречет
Туман всё ещё мешал наблюдать за базой. Придётся ждать возвращения разведчиков.
Первая попытка штурмовать это место близ военного аэродрома была провальной, но вернулись почти все. Проблема, как и со всеми остальными базами: солдаты были в казармах, когда всё началось. Куча людей, собранных в одном месте. Никаких шансов на спасение.
Большая часть оживших осталась внутри казарм, но и снаружи ходило полно зомбаков. Почти все в военной форме. Велиара особенно позабавил зомби-генерал, увешанный медалями, который бренчал ими при каждом шаге.
Что будет с зомби сейчас, никто не знал. Наступили настоящие холода. Морозом тянуло от калаша, который я повесил за спину. От бинокля, в который смотрел. От сурового ветра, дувшего прямо в лицо. Я закрыл нижнюю часть лица шарфом и надвинул шапку поглубже, но это всё равно не спасало, как и отросшая борода.
Боевые пятёрки Барона, его лучшие люди, среди которых не было ни одного кислотника, стояли на позициях. В прошлый раз они слушались меня неохотно. Но большинство из них вернулось, прорвавшись через толпу оживших с боем. Так что в этот раз доверия мне больше.
Они ждали, когда я отдам приказ к атаке. В этот раз ожидалось, что мы захватим базу, получим кучу бензина и авиатоплива для вертушки. И столько оружия, что нам хватит на штурм бункера Громова.
Иногда мы с Велиаром пытались понять, кто такой этот генерал. Если он из этих мест, мы могли его знать. Был майор с такой фамилией, и полковник-штабист. Ещё был генерал, но там совсем старый дед. Громов прилетал сам во время первой встречи, но никто не мог его толком описать.
В последнее время я плохо спал. Лилия и остальные люди из отряда Полковника на военной базе. Где этот древний бункер? Неизвестно. Уже зима, уже несколько месяцев, как они все в заточении. Живы они или нет? Пока не узнаю, не успокоюсь.
Прямо сейчас бы пошёл туда. Но база военных, укрытая под землёй, — более крепкая цель, чем сборище тех придурков, апостолов. А сам Громов наверняка опаснее, чем Велиар. Который, кстати, до сих пор таскается со мной, а я не знаю, в чём его цель.
И если бы не Рудый, который ходил за Велиаром по пятам, то бывший сектант наверняка бы уже где-то схватил пулю.
Но пока он жив.
— Неужели мертвяки замёрзли? — с усмешкой спросил Велиар, потирая свою лысину под зимней шапкой. Башка обрита так, что блестела, а борода делала его похожим на полевого командира.
— Неизвестно, — я откашлялся, выпустив облако пара. — Надеюсь на это.
Хотя бы сами не мёрзнем, как немцы под Сталинградом. Барон отправил своих кислотников, чтобы притащили зимнюю одежду из брошенных магазинов. И теперь в кустах сидели не просто бородатые вооружённые мужики, а одетые по прошлогодней зимней моде.
Армейский бинокль ледяной, металл чувствуется даже сквозь тонкие перчатки. Мы засели у дыры в заборе Лахмана, массивных бетонных плит с ромбиками. Одна разбита, кто-то, возможно ещё летом, хотел проникнуть на территорию базы. Через эту дыру мы вошли и расселились по зарослям. Я отодвинул заиндевевшие ветки и присмотрелся к тем зданиями вдалеке. Утренний туман ослабел. Возле зданий никакого движения.
— Где там твой профессор? — спросил Велиар. — А помнишь, как-то раз к нам разведчика одного приставили, майора Семёнова? Он всех профессоров всё время умниками называл.
— Гадюка который? Помню, да.
Профессор Зиновьев, который очень не хотел возвращаться к Барону, всё же волей случая вернулся. Но наркотой он больше не занимался. Боец из него тоже так себе, но хотя бы уже не так боялся, как раньше. Пусть ходит с нами, как и Аким, с которым я тоже не знал, что делать.
— Так они могут замёрзнуть или нет? — повторил я вопрос, который задавал уже целую неделю. — Ты же должен посоветоваться со своими. Или они только и делают, что варят наркоту?
— Все наши изыскания носят лишь теоретический характер, — выдал Зиновьев, потирая замёрзшие руки. — Сейчас первая полноценная зима после катастрофы, и никто никогда не проводил экспериментов, как ожившие поведут себя в такие морозы. Мы предполагаем, что они замёрзнут.
— Превратятся в ледяные статуи, — сказал Велиар и усмехнулся.
— Но так же есть теория, что им не страшно снижение температуры тела. Но при этом они могут замедлиться. Возможно, они впадут в анабиоз, как некоторые рептилии. Возможно, пока они двигаются в поисках пищи, то не замёрзнут ещё долго, холода ещё не так сильны. Внутри здания, если стёкла целы, температура от гниения может повышаться, так что там они вполне могут быть жизнеспособны ещё долго. И бегуны, у которых есть все признаки работающего метаболизма, могут продержаться дольше.
— В общем, ничего не понятно, — произнёс я. — Придётся проверять на живую. Где разведчики, Вел?
— Скоро вернутся, — ответил Велиар и тоже посмотрел в бинокль. — Там Рудый, он, если что, быстро бегает. И твой этот мужик-сектант.
— Уж кто бы говорил.
— Я и не спорю. Просто он от этого не перестаёт быть сектантом.
Рудый ненавидел Акима, а Аким в чём-то постоянно обвинял парня. Что между этими двумя неизвестно, оба хранили молчание. Но их явно что-то связывало. Может быть, пропавшая дочка Акима, которую отец разыскивал? Потому что Рудый иногда принимался вспоминать остальных, он часто упоминал двух девчонок, оставшихся в колонии. Какая из них дочь Акима, я не спрашивал.
Да какая разница? Лишь бы вытащить оттуда Лилию и остальных, и сдержать старое слово. Профессор отошёл, чтобы не отвлекать нас, а я продолжил наблюдение. Никакого движения. Скорее бы уже сошёл этот туман.
— Есть идеи, как попасть в бункер, если мы его найдём? — спросил Велиар.
— Да.
— Попытаться проникнуть внутрь, как ты сделал в тот раз? — он усмехнулся. — Опасно. Это тебе не апостолы.
— А Велиар далеко не Громов, — язвительно сказал я. — Но сначала надо найти этот бункер.
— Ты же понимаешь, что когда мы попадём внутрь, погибнет целая куча людей, возможно непричастных, — продолжал Велиар. — Отряд Барона не будет знать жалости, ты посмотри на этих головорезов.
— Люди Громова тоже. Ещё неизвестно, кто из них хуже.
— Да, тут ты прав, — Велиар почесал живую ногу. — Но в любом случае, будет резня. И вопрос, готов ли ты к ней?
— Ты чего пристал? — спросил я, поворачиваясь к нему. — Мораль мне прочитать хочешь или чего? Уж от кого, а от тебя я такого выслушивать не собираюсь!
— Какая мораль, Кречет? — произнёс он, больше не усмехаясь. — Нет больше морали. Сейчас главное одно — вытащить и спасти своих. Мир умер, и значения имеют только те, кто рядом. И ради них пусть погибнут чужие, кому какое дело, верно? Это же тебя заботит больше, чем какая-то сыворотка или вакцина, или чужие жизни. Вытащить тех, кого ты выбрал своими. Свою стаю, верно?
— А кто свои для тебя? — спросил я.
— Хороший вопрос… Разведчики вернулись.
Рудый прыгнул к нам в кусты, но ни сразу смог что-то сказать. Следом за ним остальные, включая Акима. Шарф на лице Рудого развязался, и растущая рыжая бородка заиндевела, а сам парень никак не мог отдышаться.
Рядом со мной сел Локи, но воспитано, без проявлений радости, как и полагалось псу из разведки.
— Там такое! — наконец сказал Рудый и показал пальцем на базу. — Кто бы сказал, никогда бы ни поверил.
Гадюка
— Куда вы меня привели? — спросила беременная девушка. Агнеша, вспомнилось её имя из дела.
— Это отдельный модуль, — сказал Гадюка. — Тут живут учёные, офицеры и их семьи.
Она удивилась. Ну да, никто из обычных жителей бункера не пересекался с офицерскими жёнами. Жители никогда здесь не были, и об этом им не говорилось.
— Вы будете временно находиться здесь, учитывая ваше состояние, — продолжил Гадюка. — На этом настаивали учёные, чтобы наблюдать за вами двадцать четыре на семь. Красная карточка — чтобы ваши друзья не переполошились из-за вашей внезапной пропажи.
— Конечно, они будут волноваться! — воскликнула Агнеша. — Забрали у них на глазах!
— Я об этом позабочусь. Пока всё, что вам нужно знать, это то, что вы под присмотром. И здесь вам ничего не грозит.
— А что мне грозило в том отсеке? — спросила она.
За исключение того случая, когда её и Энн хотели изнасиловать? И лишь то, что Гадюка шёл мимо, спасло их. Но это он оправдывался сам перед собой. Конечно же, никакой угрозы там нет. Да и Гадюка понимал, что хотят от Агнеши учёные. И помешать этому не мог. Или мог?
— Я могу передать им весточку? — Агнеша посмотрела полковнику в глаза.
— Можете передать через меня.
Замолчала, не доверяет. Ладно, от одной весточки хуже не будет. Пошлёт потом Рика, ему они верят, насколько это возможно. Всё равно повсюду камеры, Гадюка услышит, что Агнеша хочет передать.
— Как хотите, — сказал он. — Одна из офицерских жён тоже в положении, поэтому вас будут наблюдать вместе. Скоро вы с ней познакомитесь. Знаете, ведь это большой день. Собственный роддом в бункере. Первые люди, которые родились после конца света.
От собственного лицемерия захотелось блевать. Но неприятная часть закончилась, как и его вмешательство в её жизнь. Проект с ней продолжается, Агнешей займётся Акула, но осталась ещё куча других проектов.
Гадюка попрощался с ней и вышел. Он пошёл по коридору к лифту на нижний уровень. Лампы едва мерцали, звук шагов эхом звучал от покрытых сталью стен.
Старинный бункер. Крепость или ловушка?
Ни то и не другое. Тюрьма, в который заключённые все, кроме одного.
За поворотом послышались гулкие быстрые шаги, вырывая Гадюку из мыслей. Навстречу вышел офицер, мужчина около сорока лет с короткой, но уже седеющей причёской.
— Здравия желаю, товарищ полковник!
Майор Улицкий, идущий на встречу, вытянулся по стойке смирно и поднял руку к фуражке.
— Расслабься, Гоша, — сказал Гадюка. — Сам же знаешь, как я устал от всего этого. Да и сколько я уже с гражданскими работаю, отвык от всего военного.
— От такого отвыкнуть невозможно.
— Тут ты прав. К жене пошёл?
— Ага, Алексей Сергеевич, — майор кивнул, — Надеемся, сын будет.
— Раз за тебя, дружище. У меня тоже сын был… В общем, особи подготовлены. Высаживай их по готовности, потом зачищайте. И этих, — Гадюка скривился. — Этих лишних пассажиров… Отправь в первую очередь. Это такая просьба от меня.
Майор нахмурился.
— Слишком они непредсказуемые, — продолжил Гадюка. — И опасные для нас. И для них, — он кивнул на отсек, из которого только пришёл.
— Я понимаю. И скажите, — майор перешёл на шёпот и тревожно посмотрел на стены, выискивая камеры. — С Аней же ничего не будет? Он же ничего ей не сделает?
— Я им запретил что-то с ней делать, — сказал Гадюка. — Но сам понимаешь, какой ценой. И если бы это зависело от меня, до такого бы не дошло.
— Понимаю, — он вздохнул. — Но ничего не поделать. Это же наш долг, верно?
Гадюка пошёл дальше. Он редко бывал в этом модуле, ведь у него семьи нет. У него вообще никого нет, как думали остальные. Ведь пока они так думают, они считают, что у него никаких слабостей. Поэтому боятся. Но как долго всё продлится, он не знал.
Дежуривший рядом с лифтом солдат спустил полковника на нижний уровень. Едва открылись двери, сразу донеслись крики боли. Кто-то из подопытных, над которыми работают учёные.
Дышать здесь было тяжелее. Вытяжка и вентиляция совсем сдохла, да и лампы сильно мерцали. А всё потому что Гадюка запретил приглашать сюда Рика, когда начались серьёзные испытания. Парень-то не был в курсе этих опытов. И не должен знать.
В лаборатории слишком сильно пахло куревом. В последнее время это стало восприниматься легче, Гадюка больше не хватался за пачку при каждом удобном случае.
Один из учёных ковырялся в панели, которая должна была включить вытяжку.
— Током ё…т, — философски сказал ему второй, пожилой мужик со сморщенным лицом, и вытянулся, увидев Гадюку. — Алексей Сергеевич, уже совсем невозможно дышать стало. Всё ломается и ломается. И ремонтник только один, но вы запретили его звать.
Гадюка вздохнул.
— Когда кончатся эксперименты, вызовите Рика. И убедитесь, что никто не будет орать. И чтобы он не прошёл дальше, чем следует. У него нет допуска. Если что услышит, спрошу с вас, а не с него.
— Выполним, — сказал пожилой. — Мы уже с опытами на сегодня закончили.
Он затих. Криков больше не было.
— Сегодня получилась последняя десятая особь, — с гордостью произнёс молодой. — Готова к работе. Самая злая.
В их глазах стояла такая радость, что Гадюка в очередной раз захотел достать свой Стечкин и разнести им головы. У них никакой жалости к людям. Полковник знал, почему занимается этим сам. Но что ведёт этих ублюдков — он понятия не имел. Деньги? Не имеют значения. Слава? Какая слава, когда людей осталось так мало?
Или действительно верят в то, что делают?
— Что объект сто тринадцать? — спросил Гадюка.
— Превосходно, — сказал пожилой. — Не хотите посмотреть? Она реагирует на людей, но уже не так, как одичалая. Есть проблемы с координацией, но мы выпустили её пройтись. Скоро она будет почти обычным человеком.
— Временно, — молодой засмеялся, на что пожилой отвесил ему тумак.
— Поосторожнее! — предупредил пожилой. — Мы ещё не закончили с ней. И дальнейших распоряжений не было.
— Показывайте.
Гадюка пошёл в нужный модуль в сопровождении пожилого. Он докладывал обстановку, но полковник знал всё и так. А молодой отправился за Риком.
— Результаты ошеломительные.
Пожилой учёный дошёл до исследовательского бокса и начал открывать дверь.
— Что они здесь делают? — шёпотом спросил Гадюка, поглядев в окно.
— Это муж с женой, ухаживают за девочкой, она на их погибшую дочку похожа. Оба красные. Мы их привели сюда раньше времени, и зря, понадобятся нескоро. Так что я их к ней пустил, чтобы сами успокоились и почувствовали себя в безопасности. И Объект тоже спокойнее. Ей надо к людям привыкать.
Рядом с кроватью с Объектом 113 сидели мужчина и женщина. Мужчина усатый, с мешками под глазами и большой лысиной, он добродушно улыбался. Женщина тоже в возрасте, но фигурка стройная, как у девушки. Она держала в руках миску с манной кашей и кормила привязанную к кровати девочку.
Все втроём посмотрели на вошедших. У мужика и женщины красные таблички на комбинезонах.
Глаза девочки-подростка уже более-менее ясные, и смотрит она осмысленнее. Скорее всего, она не только не помнит, где находится, но и что вокруг происходит. Слишком сильные изменения в психике, отчего обращённый и вылеченный подросток забывает многие вещи. И только кошмары остаются с ним на всю жизнь.
Но сейчас девочка выглядела безмятежной и даже довольной.
— М… м… м… — она открыла рот, показывая зубки. Обычные.
— Ну давай, за маму, — женщина зачерпнула ложкой кашу.
— Какая семейная идиллия, — с едким сарказмом сказал пожилой.
— А это за папу, — женщина дала девочке вторую ложку.
А как же сильно у неё дрожат руки. У мужика тоже. Да они на пределе, оба.
— В камеру их, — тихо приказал Гадюка. — И осторожно. И больше к Объекту Сто Тринадцать никого не допускать. Могут навредить.
— А это, — женщина теперь смотрела на Гадюка. — А это тебе за генерала Громова! — она перехватила ложку и придавила металлический черенок к шее девочке. — Стоять на месте!
Гадюка полез за Стечкиным. Ложка! Рукоятка заточенная! Как он не заметил этого раньше?
— Не трогай оружие! — истерично завопила женщина.
Одной рукой она взяла девочку за волосы, другой приставила заточенную ложку к горлу сильнее. Девочка начала вырываться, но сил ей уже не хватало. А лицевые мышцы уже работали. Ей до жути страшно.
— Убить нас хотели? — снова проорала женщина. — Скормить этой твари? Ну уж нет! Или делайте, как я скажу, или я её убью! Поняли? Не трогай оружие! Не стой у двери! И не закрывай её!
Гадюка отошёл, демонстративно подняв руки.
Если Объект Сто Тринадцать умрёт, они вернутся к Сто Первому. А если узнают, кто он такой на самом деле, то его ждёт более худшая участь.
— Не глупи, — сказал Гадюка. — Ты ещё можешь остаться в живых.
— Молчать! — рявкнула женщина. — Даня, беги! Беги! Они ничего нам не сделают!
Усатый мужик мигом выскочил за дверь. В его руке что-то блестело. Заточка.
А спустя несколько секунд раздался крик от испуга и боли. Голос хорошо знакомый.
А вот это плохо. Пора рискнуть. Будь, что будет. Гадюка выхватил Стечкин. Женщина это заметила и замахнулась на девочку заточенной ложкой.