Сара Нови шагнула в рубку маленького и довольно старомодного корабля, который нес Стора Джиндибела и ее через парсеки в свободном прыжке.
Она явно побывала в компактной ванной, где масло, горячий воздух и минимум воды освежили ее тело. Она завернулась в халат и плотно прижала его к себе из скромности. Сухие волосы девушки спутались. Она тихо окликнула:
– Мастер!
Джиндибел поднял голову от карт и компьютера.
– Да, Нови?
– Я была нагружена печалью, – она замолчала и нерешительно начала снова:
– Простите, что надоедаю вам, Мастер, – и опять скатилась на хэмиш, – но я потерять свою одежду.
– Какую одежду? – Джиндибел с минуту тупо смотрел на нее, а затем вскочил в порыве раскаяния. – Нови, я забыл! Нужно было вычистить… она в контейнере – вымыта, высушена, сложена. Я должен был достать ее и положить на видное место, но забыл.
– Я не хотела… – она поглядела на себя, – … обидеть.
– Ты не обидела, – добродушно успокоил Джиндибел. – Я обещаю тебе, когда все это кончится, присмотреть, чтобы у тебя было много платьев – новых и сшитых по последней моде. Мы уезжали в спешке и мне не пришла в голову мысль взять запас, но мы, в сущности, здесь только вдвоем, Нови, и будем некоторое время в тесном соседстве, так что нет нужды быть… быть… что называется… – он неопределенно махнул рукой, потому что увидел ее испуганные глаза и подумал: «Ну, да, она всего лишь сельская девушка и у нее свои понятия. Вероятно, она не возражает против нарушения этикета всякого рода, но только не в одежде». Затем он устыдился самого себя и порадовался, что она «не ученая», которая поняла бы его мысли. – Ну, так я пойду и принесу тебе одежду.
– Ох, нет, Мастер. Это быть не ваше дело. Я знаю, где это.
Потом он увидел ее в привычном платье, с причесанными волосами. В ней отчетливо чувствовалась радость.
– Мне стыдно, Мастер, вести себя так не… неприлично. Я могла бы и сама найти платье.
– Неважно, – сказал Джиндибел. – Ты очень хорошо справляешься с Галактическим… Ты очень быстро усваиваешь язык ученых.
Нови неожиданно улыбнулась. Зубы у нее были несколько неровными, но это не портило ее лица, когда оно сияло от радости и становилось почти привлекательным, подумал Джиндибел. Он уверял себя, что именно по этой причине старается порадовать ее.
– Хэмиш удивятся мне, когда я вернусь домой, – сказала она. – Они скажут, я быть… скажут, что я словоруб. Так они называют тех, кто говорит необычно. Им это не понравится.
– Сомневаюсь, что ты захочешь вернуться к хэмиш, Нови. Я уверен, что когда все это кончится, ты останешься на своем месте в Комплексе – среди ученых.
– Я очень хотела бы этого, Мастер.
– Полагаю, что у тебя появится желание назвать меня «Спикер Джиндибел» или просто… Нет, я вижу, что не появится, – добавил он поспешно, глядя в широко распахнутые глаза девушки. – Ну и ладно.
– Так не годится, Мастер! Но могу я спросить, когда все это будет кончено?
Джиндибел покачал головой.
– Не представляю. Сейчас я только должен прибыть в определенное место как можно скорее. Этот корабль вообще-то хорош для своего класса: но он идет медленно, и поэтому «как можно скорее» не будет слишком быстро. Видишь, – он махнул рукой в сторону карт и компьютера, – я должен разработать пути через большое пространство, а возможности компьютера ограничены, да и я не слишком ловок.
– Вы должны быть там быстро, Мастер, потому что там опасность?
– Почему ты думаешь, что там опасность, Нови?
– Потому что я служу вам и слежу за вами, когда думаю, что вы не видите, и ваше лицо кажется… я не знаю нужного слова. Не пугливое – я хочу сказать, не испуганное а плохо надеющееся.
– С дурными предчувствиями, – пробормотал Джиндибел.
– Вы выглядите… озабоченным. Это слово годится?
– Смотря по обстоятельствам. Что ты имеешь в виду под озабоченностью, Нови?
– Я хочу сказать, что вы выглядите, словно говорите себе: «Что еще я буду делать в этой большой беде?»
Джиндибел опешил.
– Это и есть «озабоченность», и ты увидела это по моему лицу, Нови?
Вернувшись в Место Ученых, я буду исключительно осторожен, чтобы никто ничего не видел по моему лицу, но я думал, что находясь в космосе один – не считая тебя – я могу расслабиться и сидеть, так сказать, в одних трусах…
Прости, это смутило тебя. Я только хотел сказать, что, если ты так восприимчива, мне следует вести себя более осторожно. Каждый раз я заново постигаю урок, что даже нементалисты могут быть проницательны.
Нови выглядела озадаченной.
– Я не поняла, Мастер.
– Я говорю это самому себе, Нови. Не беспокойся. Видишь, это тоже подходящее слово.
– Но опасность там есть?
– Там проблема, Нови. Я не знаю, что обнаружу, когда доберусь до Сейшел – места, куда мы направляемся. Может быть, я окажусь в большом затруднении.
– Разве это не означает опасность?
– Нет, потому что я смогу управлять ими.
– Как вы можете это говорить?
– Потому что я ученый. И я самый лучший из ученых. В Галактике нет никого, кем я не смог бы управлять.
– Мастер, – что-то похожее на отчаяние исказило лицо Нови, – я не хочу делать нападение… я имею в виду – нанести оскорбление и рассердить вас. Я видела вас с этим неуклюжим Референтом, и вы тогда были в опасности, а он всего лишь фермер-хэмиш. А теперь я не знаю, что ждет вас – и вы тоже не знаете.
– Ты напугана, Нови? – Джиндибел почувствовал досаду.
– Не за себя, Мастер. Я боюсь… я напугана за вас.
– Ты могла сказать и «боюсь». На Галактическом это тоже правильно. – Он на минуту задумался, потом поднял глаза, увидел довольно крупные руки Нови и сказал:
– Я не хотел пугать тебя ничем. Сейчас объясню. Как ты узнала по моему лицу, что там есть или может быть опасность? Вроде как читала мои мысли?
– Да…
– Я могу читать мысли лучше, чем ты. Ученые учатся этому, а я очень хороший ученый.
Глаза Нови широко раскрылись. Она, казалось, задержала дыхание.
– Вы можете читать мои мысли?
Джиндибел поспешно поднял палец.
– Я не делал этого, Нови. Я не читал их.
Он знал, что, практически, соврал. Нельзя было находиться вместе с Сарой Нови и не понять общего настроя ее мыслей. Для этого не нужно было быть членом Второго Основания. Джиндибел почувствовал, что вот-вот покраснеет. Но такое отношение даже со стороны женщины-хэмиш льстило ему.
Однако, ее следовало успокоить… из простой гуманности.
– Я также могу изменить ход мыслей человека. Могу заставить его почувствовать боль. Могу…
Но Нови покачала головой.
– Как можете вы делать все это, Мастер? Референт…
– Забудь Референта, – раздраженно сказал Джиндибел. – Я мог остановить его в одно мгновение. Я мог заставить его упасть на землю. Я мог сделать с хэмиш все… – он внезапно замолчал и почувствовал неловкость, что расхвастался и пытается произвести впечатление на провинциалку.
А она все еще покачивала головой.
– Мастер, вы пытаетесь заставить меня вас не бояться, но ведь я боюсь только за вас, так что не нужно. Я знаю, вы великий ученый и можете заставить этот корабль лететь через пространство, где, как мне кажется, никто не может сделать ничего… я хотела сказать – потеряться. И вы пользуетесь машинами, которых я не могу понять – и никто из хэмиш не поймет. Но вам не нужно говорить мне о силах мозга, которые, конечно, не могу! быть такими, поскольку все эти вещи, которые, как вы сказали, вы могли бы сделать Референту, вы не сделали, хотя и были в опасности.
Джиндибел поджал губы. Не оставить ли все это так, подумал он. Если женщина уверяет, что не боится за себя, пусть так и будет. Однако ему не хотелось, чтобы она считала его хвастуном и слабаком. Он просто не мог допустить этого.
– Если я ничего не сделал Референту, – сказал он, – то потому, что не хотел. Мы, ученые, не должны делать хэмиш ничего плохого… Мы гости в вашем мире. Ты понимаешь это?
– Вы – наши хозяева. Мы всегда так говорим.
Джиндибел на мгновение отклонился от темы.
– Как же тогда Референт напал на меня?
– Не знаю, – просто ответила она, – не думаю, чтобы он сам знал. У него, наверное, разум замутился, ну… он был не в себе.
– В любом случае мы не должны вредить хэмиш. Если бы я был вынужден остановить его с нанесением ему вреда, другие ученые стали бы очень плохо думать обо мне, и я мог бы даже лишиться своего положения. Но для защиты себя от тяжелого увечья я должен был управлять хэмиш чуть-чуть, как можно деликатнее.
– Зачем же я ввязалась, как дура? – прошептала Нови.
– Ты поступила совершенно правильно, об этом я и говорю, иначе пришлось бы сделать ему плохо, повредить. Ты остановила его, и это хорошо. Я благодарен тебе.
Она снова блаженно улыбнулась.
– Тогда я понимаю, почему вы были так добры ко мне.
– Конечно, я был благодарен, – сказал Джиндибел, чуточку взволнованный – но ты должна понять главное – там нет никакой опасности. Я могу управлять целой армией обычных людей. Всякий ученый может, особенно крупный, а я самый лучший их всех. Никто в Галактике не выстоит против меня.
– Раз вы так говорите, Мастер, я верю.
– Ты все еще боишься за меня?
– Нет, Мастер, только… Мастер, а… другие ученые, в других местах, могут противиться вам?
Джиндибел на мгновение заколебался. У этой женщины поразительный дар проникновения в суть. Придется лгать.
– Таких ученых нет.
– Но в небе так много звезд. Я однажды хотела их сосчитать, но не смогла. А если так много миров с людьми, разве некоторые люди там не могут быть учеными? Кроме ученых в нашем мире, я хочу сказать.
– Нет.
– А если есть?
– Они не могут быть так же сильны, как я.
– А если они внезапно нападут на вас, прежде чем вы об этом узнаете?
– Они не могут этого сделать. Если любой иноземный ученый станет приближаться, я об этом узнаю. Узнаю задолго до того, как он сможет повредить мне.
– Вы можете убежать?
– Бежать нет необходимости. Но, – предупредил он возражения, – скоро я буду на другом конце Галактики, на другом корабле, самом лучшем, и на нем меня никто не догонит.
– Они не могут изменить ваши мысли, заставить остановиться?
– Нет.
– А кто-нибудь мог бы? Ведь вы не единственный.
– Как только они появятся, я уже буду заранее знать и скроюсь. Весь наш ученый мир повернется против них, им не выстоять. Они должны знать, что не смогут повредить мне. В сущности, они не хотят, чтобы я догадывался о их существовании, но я все равно узнаю.
– Потому что вы лучше их? – спросила Нови, и ее лицо засияло от восхищения.
Джиндибелу стало удивительно приятно. Общение с ней становилось радостью из-за ее природного ума и сообразительности. Сладкоголосое чудовище – Спикер Деларме оказала ему хорошую услугу, заставив взять с собой фермершу-хэмиш.
– Нет, Нови, не потому, что я лучше, хотя я и в самом деле лучше, а потому, что со мной ты…
– Я?!
– Именно, Нови. Ты догадывалась об этом?
– Нет, Мастер. Но что я могу сделать?
– Все дело в твоем мозге. – Он тут же поднял руку. – Я не читаю твои мысли. Я просто вижу контур твоего мозга, невероятно гладкий контур.
Он поднес руку ко лбу девушки.
– Из-за того, что я неученая, Мастер? Из-за того, что я глупая?
– Нет, дорогая, – он сам не заметил, как слово сорвалось с губ. – Потому что ты честная и на тебе нет никакой вины; потому что ты правдива и говоришь, что думаешь; потому что у тебя горячее сердце… и тому подобное… Если другой ученый пошлет что-то, чтобы коснуться нашего мозга – твоего и моего, прикосновение будет тут же заметно на гладкой поверхности твоего. И я узнаю об этом даже раньше, чем почувствую прикосновение к своему собственному. У меня будет время отразить его.
Возникла долгая пауза. Джиндибел понял, что в глазах Нови не только счастье, но еще радость и гордость. Затем она тихо спросила:
– Из-за этого вы и взяли меня с собой?
Джиндибел кивнул.
– Да, это была основная причина.
Ее голос опустился до шепота.
– Как я могу помочь, если это возможно, Мастер?
– Оставайся спокойной. Не бойся. А главное – оставайся собой.
– Я останусь такой, какая есть. И я встану между вами и опасностью, как я сделала это в случае с Референтом.
Она вышла. Джиндибел глядел ей вслед. Просто удивительно, как много в ней заложено. Как могло это простое создание вмещать в себе такую сложность?
Под гладкой структурой ее мозга таится могучий разум, понимание и мужество.
Чего еще можно было бы желать?..
Он представил себе Сару Нови, которая не была ни Спикером, ни даже членом Второго Основания, необразованную, даже невоспитанную, но игравшую жизненно важную роль в назревающей драме.
– Один прыжок, – пробормотал Тревиз, – и готово.
– Гея? – спросил Пилорат, заглядывая через плечо Тревиза на экран.
– Солнце Геи, – отозвался Тревиз. – Назовем его, если хотите Гея-C, чтобы избежать недоразумения. Галоктографы делают так иногда.
– А где же сама Гея? Или мы назовем ее Гея-П, то есть планета?
– Для планеты достаточно названия – Гея. Но мы пока не можем ее видеть. Увидеть планету труднее, чем звезду, а мы еще в ста микропарсеках от Геи-C. Пока видно только, что это звезда, хотя и очень яркая. Мы недостаточно близко к ней, чтобы увидеть ее диск. И не надо таращиться на нее, Янов, – она достаточно яркая, чтобы повредить сетчатку. Я закончу свои наблюдения и поставлю фильтр, тогда смотрите сколько угодно.
– Сколько это – сто микропарсеков – в единицах, понятных мифологу, Голан?
– Три миллиарда километров. Приблизительно раз в двадцать больше расстояния от Терминуса до нашего солнца. Так понятно?
– Вполне. Но разве мы не подойдем ближе?
– Нет! – Тревиз с удивлением взглянул на него. – Не сразу. После того, что мы слышали о Гее, зачем торопиться? Одно дело – быть храбрым, а другое – безрассудным. Давайте сначала оглядимся.
– На что, Голан? Вы же сами сказали, что мы не можем видеть Гею.
– Глазами нет. Но у нас есть телескопический обзор и великолепный компьютер для быстрого анализа. Мы можем приступить к изучению Геи-C и сделать несколько важных наблюдении. Спокойнее, Янов! – он протянул руку и похлопал Пилората по плечу.
Помолчав, он сказал:
– Гея-С – одиночная звезда, или, если у нее есть компаньон, то он много дальше от нее, чем мы сейчас, и это, в лучшем случае, красный карлик и, значит, нам нет нужды знакомиться с ним. Гея-С относится к классу Ж-4, а значит, вполне способна иметь обитаемую планету, и это хорошо. Будь она класса А или М, мы тут же повернули бы и удрали обратно.
– Я только мифолог… – сказал Пилорат, – но разве мы не могли установить спектральный класс Геи-C с Сейшел-планеты?
– Конечно, могли, но проверить на месте не повредит. Гея-С имеет планетарную систему, и это не удивительно. В поле зрения два газовых гиганта. Один из них значительно крупнее другого – если компьютер точно оценивает расстояние. Вполне может быть, что второй находится с другой стороны звезды и, следовательно, его легко определить, если нам повезет оказаться достаточно близко к планетному уровню. Я ничего не могу различить сейчас.
– Это плохо?
– Нет. Это обнадеживает. Обитаемые планеты могут быть из камня и металла, кроме того они много меньше, чем газовые гиганты, и находится гораздо ближе к звезде. В обоих случаях трудно увидеть отсюда. Это означает, что нам надо подойти значительно ближе и проверить район в четырех микропарсеках от Геи.
– Я готов.
– А я – нет. Мы совершим прыжок завтра.
– Почему завтра?
– А почему бы нет? Дадим им один день, чтобы подойти и взять нас, а нам – чтобы удрать, если заметим, что они подбираются украдкой.
Это был медленный и осторожный процесс. В течение предыдущего дня Тревиз угрюмо проводил расчеты нескольких различных приближений и пытался выбрать какой-то из них. Не имея точных сведений, он мог рассчитывать только на интуицию, но она, к сожалению, молчала. Ему не хватало обычной ясности.
В конце концов он задал программу прыжка, который отнес их далеко за планетную систему.
– Это даст нам лучший обзор района в целом, – пояснил он, – поскольку мы увидим планету во всех частях ее орбиты на минимально возможном расстоянии до солнца. Они же – кто бы они ни были – не смогут как следует следить за регионами с той стороны. По крайней мере, я надеюсь на это.
Теперь они были так же близко к Гее-С, как самый близкий и более крупный газовый гигант, а от него находились почти в полумиллиарде километров. Тревиз дал его на экран в полном увеличении – к радости Пилората. Это было впечатляющее зрелище, несмотря на то, что три редких и узких кольца облаков остались за рамкой обзора.
– Это обычный шлейф спутников, – пояснил Тревиз. – Но на этом расстоянии от Геи-C они не могут быть обитаемыми. Ни на одном нет поселений, где люди жили бы под стеклянными куполами или на других искусственных уровнях.
– Откуда вы это знаете?
– Нет радиошума с характеристиками, указывающими на присутствие разума. Конечно, – добавил он, смягчая свое утверждение, – возможно, научный аванпост пойдет на колоссальный труд экранировать свои радиосигналы, а газовый гигант создает радио фон, маскирующий то, что я ищу. Однако, наш радиоприемник очень чувствительный, а наш компьютер исключительно хорош. Я бы сказал, что шанс найти на сателлитах людей чрезвычайно мал.
– Это означает, что Геи здесь нет?
– Нет. Это означает, что Гея, если она здесь, не потрудилась заселить эти спутники. Может быть не сумела, а может, и не стремилась.
– Так… Значит, Гея, все-таки, здесь?
– Терпение, Янов, терпение!
Тревиз осматривал светящееся пространство с неотступным вниманием. Он остановился на одной точке и сказал:
– Откровенно говоря, тот факт, что на нас не набросились, в какой-то мере расхолаживает. Конечно, если бы у них были возможности, о каких нам говорили, они бы уже воздействовали на нас.
– Возможно, – угрюмо отозвался Пилорат, – что все это выдумки.
– Назовите это лучше мифом, Янов, – криво улыбнувшись сказал Тревиз, – и это будет как раз по вашей части. Однако, здесь есть планета, движущаяся в экосфере, а это означает, что она, вероятно, обитаемая. Я хотел бы понаблюдать за ней, по крайней мере, день.
– Зачем?
– Удостовериться, обитаема ли она, только и всего.
– Да, но вы сами только что сказали, что она в экосфере.
– В данный момент времени. Но ее орбита может быть эксцентрической и временами проходить в микропарсеке от звезды или удаляться на пятнадцать микропарсеков. Нам нужно установить это и сравнить расстояние от планеты до Геи-C с орбитальной скоростью – это поможет определить направление ее движения.
– Орбита почти круговая, – сообщил на второй день Тревиз, – и это означает, что планета почти наверняка обитаема. Но даже теперь никто на нас не нападает. Попробуем взглянуть поближе.
– Зачем делать большой прыжок? – спросил Пилорат. – Давайте делать маленькие.
– Маленькие труднее контролировать. Что легче: просверлить камень или крошечную песчинку? К тому же, Гея-C близко, и пространство резко изогнуто. Это сложный расчет даже для компьютера. Такие вещи должен понимать даже мифолог.
Пилорат заворчал, а Тревиз продолжил:
– Теперь можно видеть планету невооруженным глазом. Видите ее? Период обращения приблизительно равен 22 Галактическим часам, ось склонена на двенадцать. Это классический пример из учебника – пример обитаемой планеты, и жизнь на ней есть.
– Откуда вы знаете?
– В ее атмосфере значительная часть волнового излучения. Конечно, может быть и так, что здешняя разумная жизнь отбросила технологию, но по-моему, это – маловероятно.
– Такие случаи бывали, – заметил Пилорат.
– Поверю вам на слово. Это ваша область. Но вряд ли планета, ничем не обладающая, смогла бы напугать Мула.
– У нее есть спутник? – спросил Пилорат.
– Да, – небрежно бросил Тревиз.
– Один? Большой? – спросил Пилорат внезапно дрогнувшим голосом.
– Точно не скажу. Километров сто в диаметре.
– Дорогой мой, – тоскливо сказал Пилорат, – можете ругать меня, но есть один крошечный шанс…
– Вы хотите сказать, если спутник большой, то планета может быть Землей?
– Да, но это, скорее всего, не так.
– Ну, если Кампер не врал, то Земля вообще не в этом галактическом районе. Мне очень жаль, Янов. Мы подождем и рискнем на маленький прыжок. Если не обнаружим разумной жизни, то можем спокойно приземляться – вот только зачем, как по-вашему?
После следующего прыжка Тревиз ошеломлено сказал:
– Так и есть, Янов. Это – Гея, и она обладает технической цивилизацией. Вокруг планеты вращается космическая станция. Видите?
На экране появился объект. Для неискушенного глаза он выглядел ничем не примечательным, но Тревиз заявил:
– Искусственный, металлический, с источником радиоволн.
– Что мы теперь будем делать?
– Пока ничего. Если они находятся на таком уровне развития, то нас могут не заметить. Если в течение некоторого времени они ничего не предпримут, я пошлю радиолуч с сообщением. Если и тогда ничего не произойдет, я стану осторожно приближаться.
– А если произойдет?
– Зависит от того, что. Если мне это не понравится, у меня будет преимущество – вряд ли они способны совершать прыжки.
– Вы хотите сказать, что мы сбежим?
– Как гиперпространственная ракета!
– Но мы уйдем не умнее, чем пришли.
– Не совсем так. Мы, по крайней мере, будем знать, что Гея существует, что у нее работает технология, и что она отпугнула нас.
– Но, Голан, давайте не будем пугаться раньше времени!
– Видите ли, Янов, я знаю, что в Галактике вас больше всего интересует Земля, но, пожалуйста, не забывайте, что я не разделяю вашей мономании. Мы не вооружены, а этот народ внизу столетиями жил в изоляции. Допустим, они никогда не слышали об Основании и не научились уважать нас. Или, предположим, что здесь Второе Основание, и, как только мы попадем к ним в лапы – если не успеем им надоесть – мы, возможно, уже никогда не будем прежними. Разве вы хотите, чтобы вам промыли мозги и вы больше не были мифологом, забыли о легендах и прочем?
Пилорат помрачнел.
– Если вы так считаете… А что мы сделаем, когда уйдем отсюда?
– Вернемся на Терминус с известиями. Или настолько близко к Терминусу, насколько позволит нам старуха. Затем можем снова вернуться на Гею на вооруженном корабле или даже с военным флотом. Тогда все может обернуться по-другому.
Они стали ждать. Ожидание уже стало привычным. Они потратили на ожидание больше времени, чем на весь полет от Терминуса до Сейшел.
Тревиз поставил компьютер на автоматическую тревогу и задремал в своем мягком кресле.
Он проснулся сразу же, как только прозвучал сигнал. К нему вбежал испуганный Пилорат. Тревога застала его во время бритья.
– Мы получили сообщение? – спросил он.
– Нет, но мы двигаемся.
– Куда?
– К космической станции.
– Но зачем?
– Не знаю. Двигатели и компьютер не спросили меня, но мы двинулись. Янов, нас захватили! Мы слишком близко подошли к Гее.