Черная бездна. Том 1. Край неба

Глава 02

Миг – и меня окружает целый рой охранников. Одному я успеваю рассечь подбородок тростью, но дальше бой складывается не в мою пользу. Гнев уступает слабости изможденных голодом мышц.

Меня тащат куда-то по коридору. В горле жжет, ребра ноют, а мир вращается перед глазами.

Мы спускаемся в недра западного крыла, ниже обогреваемых уровней, и меня швыряют в каземат, конфисковав трость. Сзади захлопывается дверь, и я, со стоном хватаясь за бок, остаюсь практически в полной темноте, нарушаемой светом кристалла.

Меня наверняка станут морить голодом несколько дней, а после сбросят с острова.

Мама. Я вижу ее как наяву, слышу, как она взывает ко мне слабым голосом. Ей холодно, голодно. И от этих мыслей огнем просыпается остаток сил. Я ковыляю к двери.

Заперто.

Не то чтобы я ожидал чего-то иного. В прошлый раз отшиб себе плечо об эти толстенные доски.

Я оседаю на пол, спрятав голову между коленей, и меня окутывает гулкая тишина.

Дрожащими пальцами достаю из кармана кулон. Эта находка – худшее, что случилось со мной за сегодня. Я ведь дарил его Элле на ее шестой день рождения с обещанием во что бы то ни стало всегда быть с ней. Теперь это символ нашей разлуки. Тонкая цепочка с эмблемой в виде орла Урвинов на медальоне. На обороте оттиснуты наши инициалы: «КиУ» и «ЭиУ». Мы с Эллой собирались вместе возвыситься в этом мире. Как брат и сестра.

Надеваю кулон на шею.

Внезапно дверь открывается. Я с воем прыгаю на того, кто вошел, но мгновением позже падаю, кашляя и хватаясь за горло. Перед моим лицом останавливается пара кожаных сапог. Я бы впился в них зубами, но все мои животные инстинкты замирают, когда голос произносит:

– Жалкое зрелище.

Дядя стоит надо мной – в богатом сером мундире, по-солдатски вытянувшись в струнку. Его образ разжигает во мне пламя гнева. Ульрик из Урвинов. Эрцгерцог.

– Ты все приходишь и приходишь, – говорит он. – А я-то ждал, что из тебя наконец что-то путное выйдет. – Он обходит меня кругом. – Взгляни на себя, Конрад. Ты так и не стал мужчиной. Скорее уж какой-то крысой.

Я скрежещу зубами. Не стану лежать здесь, выслушивая оскорбления от этого человека. Вскакиваю на ноги и бросаюсь на дядю, но он лишь делает шаг в сторону и смотрит, как я ударяюсь о стену.

– Ты доказал ошибочность моей теории, – произносит он.

Я сплевываю кровь:

– Чихал я на твои теории, дядя.

– Прискорбно. Будь моя теория верна, ты бы сейчас уже обрел силу. – Он делает паузу. – Ты получил мое предложение, Конрад? Насчет Отбора. – Окидывает взглядом мои рваные одежды, выпирающие ребра. – Видимо, от скудной пищи твой мозг уже не тот, что прежде. – Подносит запястье к губам и произносит в запонку-коммуникатор: – Несите.

Входит стражник, на подносе у него хрящики и какая-то каша. Пюре, похожее на выплюнутые младенцем овощи.

– Где Элла? – спрашиваю.

– Ешь. Потом и поговорим.

– Это и крыса бы не стала есть.

– Посиди здесь подольше, и не такое проглотишь.

Я отвечаю злобным взглядом, однако меня выдает урчание в желудке.

Дядя улыбается.

Неизвестно, когда он покормит меня в следующий раз, а есть приходилось и нечто похуже. Поэтому, глядя ему в глаза, я заталкиваю овощи в рот.

– Где моя сестра?

Дядя присаживается на табурет и проводит рукой по волосам с проседью.

– Истинный Урвин принял бы мое предложение. Я вот гадаю, правда ли ты сын моего брата. – Он слегка улыбается. – Возможно, твоя мать нашла утешение в объятиях другого…

Кровь в моих жилах моментально вскипает, и я снова прыгаю на дядю, готовый уничтожить того, кто огнем стер мое имя и отнял у меня все.

До сих пор дяде было весело, но вот мой костлявый кулак врезается ему в челюсть. Тут что-то проскальзывает во взгляде его синих глаз, и миг спустя я уже на полу, хватаюсь за живот.

Дядя опускается рядом на корточки.

– Возможно, – говорит он, приподняв мне подбородок и глядя в глаза, – в тебе еще осталось что-то от Урвинов. Просто оно нуждается… в толчке. – Заложив руки за спину, он обходит меня кругом. – Ты ведь помнишь, почему я пощадил тебя столько лет назад? И почему щадил после каждой твоей ничтожной попытки «спасти» сестру?

Я не отвечаю.

– Кровь Урвинов особенная, – говорит он. – Редкая. Возглавить наш род может только сильнейший Урвин. – В его глазах возбужденный блеск. – Я говорил, как тебе отвоевать имя, как снова заслужить место на Стене Урвинов.

«Доказать свою силу и примкнуть к этому человеку? – нахмурившись, прикидываю я. – К тому, кто предал собственного брата? Кто изгнал нас с матерью, бросив гнить в канавах этого острова?»

Дядя подается вперед:

– Пройди Отбор.

Я издаю смех вперемешку с кашлем.

– Если преуспеешь, Конрад, у тебя будут еда, ресурсы. Неоспоримый статус. Все, чего бы ты ни пожелал.

Верно. И еще я могу погибнуть.

Дядя окидывает меня взглядом, а после щелкает пальцем по запонке-коммуникатору. Камень в ней загорается белым.

– Вносите.

Дверь приоткрывается, и стражник швыряет внутрь отцовскую трость. Дядя ловит ее на лету. Зубами стягивает с руки перчатку и проводит пальцами по трещинам. На мгновение задерживает почти тоскливый взгляд на выщербленном орле Урвинов.

– Поразительно, как тебе удалось ее сохранить, – говорит он. – Уверен, низинники на нее покушались.

– Только через мой труп.

Большим пальцем он ласково оглаживает трещинку поновее.

– Ты дрался?

Молчу.

– За лекарство для матери? – Дядя вертит оружие в руках, исследуя отметины пальцами. – Этой тростью ты творил новую историю.

– Присоединился бы ко мне, – отвечаю. – В Низинной яме.

Он заглядывает мне в глаза:

– А, так ты однажды хочешь бросить вызов мне.

– Хочу.

Дядя смеется:

– Ты тупое орудие, Конрад. Хотя, при некоторой закалке, твои края можно и заточить.

Он продолжает изучать истории, которые я добавил к этой трости. Какие-то трещины появились в ночь, когда я сражался с четырьмя низинниками сразу. Чуть ребро тогда не сломал, потерял краешек зуба. А потом два дня кашлял кровью.

Зато вырученного хватило на лекарство, и я смог подарить матери еще немного времени.

– Через дуэли тоже можно возвыситься, – говорит дядя, оглядывая меня. – Ты худой, но жилистый.

Можно, да только дяде восхождения через дуэли было бы мало. Ему в роду нужен кто-то со статусом прошедшего Отбор. Тогда весь мир узнал бы, что могущество Урвинов опирается не только на физическую силу.

На поясе у дяди тоже висит трость. С набалдашником в форме орла Урвинов. Однако, пусть она и покрыта следами дуэлей, ее история даже рядом не стояла с историей моей трости.

– Подумывал оставить эту старинную вещицу себе, – говорит о моем оружии дядя. – Впрочем, я поднимаю род к дальнейшим высотам. Творю новый путь. А то семья наша застоялась на месте. Урвинам уготовано нечто большее, наша сила должна расти.

Я прищуриваюсь, и тут он бросает трость мне.

Мощь моих предков снова со мной. Сила легендарных Урвинов, что оберегала род через это оружие, подняв нас к Вершине, сделав эрцгерцогами и эрцгерцогинями одного из самых могущественных островов Скайленда.

– Конрад, – дядя серьезно смотрит мне в глаза, – это твой шанс спасти мать.

Да я скорее ногу себе отгрызу, чем заключу сделку с ним.

– Где Элла? – спрашиваю.

– В безопасности.

Нас разделяют какие-то сантиметры. Он явно не собирается уточнять, где именно сейчас сестра.

– Ну так дай мне лекарство, – грозно требую я.

По коварному лицу дяди расползается улыбка.

– Значит, ты наконец проглотишь свою гордость и пройдешь испытание?

Гордость? Он что, думает, будто я его предложение из гордости отвергал?

– Дело было вообще не в принципах, – говорю, вставая, а палец мой опасно тянется к кнопке, которая раскладывает трость. – Думаешь, я вот так возьму и забуду, как ты продырявил череп моему отцу, а нас с матерью обрек на страдания? Как убил моих бабку с дедом? Нет, дядя, я не стану твоим подопытным. Не стану доказывать теорию, будто всем Урвинам уготовано возвышение. Лучше в Низине с голоду помру.

Он со вздохом качает головой:

– И обречешь родную мать на смерть?

– Это ты обрек ее на смерть, вышвырнув нас! Мы в Низине, дядя, где ветром в дома загоняет кислотные тучи. Мать харкает черной слизью, у нее гниют легкие! Своего наследника заделать не можешь, вот и забрал к себе Эллу. Теперь ждешь, что я докажу свое право находиться подле тебя? Я знаю, что за кровь течет в моих жилах, и ни черта не стану доказывать убийце и предателю.

Меня переполняет отцовский гнев. Все драки в Низине готовили меня к этому моменту. Дядя ощутит на себе мою ярость.

Выбросив трость вперед, я нападаю.

Дядя останавливает меня тычком в живот, а потом добавляет удар наотмашь по затылку.

Я мешком падаю на пол. Дядя вырывает у меня из руки оружие и дважды бьет по ребрам. Я задыхаюсь.

Глаза слезятся. Все болит.

Дядя смотрит на меня свысока и разочарованно покачивает головой, потом разворачивается на месте и уходит. Дверь с грохотом захлопывается, а меня посещает зловещее предчувствие, что говорили мы последний раз.

Странное чувство, когда тебя тащат на смерть под безмятежным ночным небом.

В глазах темнеет, легкие болят. Меня за ногу волокут вниз по крыльцу. Спина скребет по каменным ступеням, затылок бьется о них. С каждым шагом, с каждым ударом у меня трещат ребра. Не спасает даже слой мягкого снега.

Здоровенный охранник идет широким шагом, целеустремленно. Его потная лысина блестит в лунном свете. Воротник-стойка его мундира трепещет на ветру; на поясе болтается трость моего отца.

Наконец поверхность выравнивается. Мне в раны набивается льдистая грязь. Вдали остаются огни поместья, отражающиеся в подогретом пруду, который мы миновали. Ветер разносит звуки оркестра.

– Глупый крысеныш, – ворчит охранник. – Тебя предупреждали, что этим кончится, и все равно ты вернулся. В который раз.

Этот охранник мне незнаком, помню только, что он не отходит от дяди. У того всегда была своя охрана, а прежнюю разогнали.

– Отпусти, – говорю.

– Чтобы меня самого сбросили? – фыркает охранник. – Ну-ну.

И восходит на дощатый причал. Внутри все сжимается от ужаса. Вот сейчас меня поднимут и швырнут за край острова. Я полечу вниз, в кислотные облака, и они растворят мою плоть.

Я цепляюсь обеими руками за деревянный столб. Тогда охранник отпускает мою ногу.

– Глупый низинник, – бурчит он.

Я встаю, вдыхая морозный воздух. Можно бежать, но далеко ли получится уйти, прежде чем охранник оповестит остальных? Лучше уж остаться и биться. Вырубить его, пока он не вызвал подмогу.

– Ну так давай, – говорю, жестом подзывая его. – Давай, дерьмо ты крачье!

Охранник сердито надвигается. Я бью его в грудь и тянусь за тростью отца, но он перехватывает мою руку и так стискивает ее, что от боли глаза лезут на лоб. Падаю на колени.

Охранник бьет меня тростью по лицу. Я плюю ему в глаза, за что получаю еще удар.

– Ульрик просил передать вот это. – Он сует мне трость под рубашку, потом хватает за руки и тащит.

В живот впиваются занозы. У самого края пирса охранник замирает, встает поудобнее и берет меня за оба запястья одной рукой.

Я кричу. Пытаюсь вырваться. Но он все равно поднимает меня в воздух. Поверить не могу, что все так закончится. Какая же глупая смерть…

Однако сбросить он меня не успевает – раздается жуткий скрежет. От ужаса у меня по всему телу пробегают мурашки и сердце начинает бешено колотиться.

– Быть не может, – бормочет охранник. – Стаи ведь не…

Его взгляд наполняется ужасом. Он роняет меня. Я падаю на причал, и трость вываливается из-под одежды на доски.

– Горгантавны! – орет охранник в запонку-коммуникатор. – ГОРГАНТАВНЫ!

Мир вращается перед глазами. Все тело болит, но я подхватываю отцовскую трость и, уперев ее в доски, пытаюсь подняться.

Воздух снова наполняется пронзительным скрежетом. Я резко оборачиваюсь к облакам, и сердце мое уходит в пятки.

Нет.

Вопят тревожные сирены. По всему городу гаснут кристаллы-светильники, а на бледном фоне луны, как на холсте, возникает дюжина летающих змеев. Извиваясь, они плывут по воздуху в нашу сторону. Сверкают стальной чешуей и золотыми глазами, сулящими смерть.