Если все едино, то одинок ли человек?
Вопрос звучит нелепо, и все же он не дает мне покоя в последние дни, с тех пор как само понятие этого неожиданного парадокса появилось в моих мыслях. Красота трансценденции, как я понял из своего короткого опыта, заключается в единстве со всем – с каждым камнем, деревом, живым существом, пустым пространством и звездами. Несомненно, то было обширное познание с полным осознанием и пониманием более высокого уровня мышления и бытия, в котором присутствовали комфорт и радость. Передо мной открылись новые переживания и понимание, укорененные в мультивселенной высшего удовлетворения и гармонии.
Но если я стану единым целым с теми, кто был раньше, если наше сознание и понимание, наши мысли и чувства станут полностью общими, причем на таком уровне близости, что слово «разделены» уже не подходит для правильного объяснения этого соединения, подразумевает ли это также одинокое существование? Всепоглощающее, вездесущее и всеведущее... и поэтому одинокое?
Это было бы и раем и адом.
Так что «нет», говорю я и надеюсь, что в единстве и осознании того, что все мы – звездный материал, мы при этом не должны полностью заменять какую-то частичку своей индивидуальности.
Парадоксальным и совершенно неожиданным образом, взгляд на мультивселенную через ощущение трансцендентного единства привел меня к более искреннему сочувствию и признательности к тем, с кем я не согласен. Споры, дебаты, сам опыт оспаривания «истин» – это вкус жизни и ключевой ингредиент роста. Стремление к самосовершенствованию – вот в чем заключается вызов. Становиться лучше с каждым новым опытом, карабкаться на пресловутую гору по ровным и трудным тропам – значит чувствовать движение вперед и вверх и испытывать чувство удовлетворения и свершения.
Разве это утрачивается во всеобщем восприятии?
Неужели всезнание настолько совершенно, что другие чувства больше не нужны?
Я не могу знать (возможно, даже не узнаю никогда) до тех пор, пока смертная оболочка не перестанет существовать, и эта неизбежная истина пробудила во мне незаинтересованность, или, точнее, дистанцию, от невзгод материального, смертного мира. A откровение, которое должно было быть прекрасным, вместо этого вселило меланхолию.
Я по-прежнему испытываю простые радости. Моя улыбка не натянута, когда я смотрю на Бри, Кэтти-бри, или любого из моих друзей, и интерес у меня, безусловно, есть.
Или был.
Ибо эта меланхолия, как я теперь ясно вижу, была оплачена ущербом для тех, кого я люблю.
Такое нельзя терпеть.
И теперь я также вижу, что при всей красоте выхода за пределы земной оболочки и всех ее ограничений, то, что я потерял в этом коротком путешествии, не так уж незаметно и не вызывает сожалений.
Потому что я хочу спорить. Я хочу, чтобы мне бросили вызов. Я хочу не согласиться.
И больше всего я хочу понять точку зрения другого человека – отдельного и самостоятельного индивидуума, несущего на себе груз собственного опыта, испытаний, радостей и потребностей, с которым у меня разногласия.
Теперь я понимаю, что цена трансцендентности еще выше. Возможно, «одиночество» – неправильное слово для состояния всеведения, или, точнее, оно описывает лишь часть утраты.
Ибо в путешествии к этому состоянию есть надежда, а в испытаниях есть свершения, и даже шрамы от неудач имеют ценность, как указатели на пути к совершенствованию.
Много лет я жил один, полагаясь только на себя. Все изменилось, когда я встретил Монши, и изменилось еще больше, когда я впервые взобрался на склоны Пирамиды Кельвина в Долине Ледяного Ветра и обнаружил себя добровольным членом группы, семьи.
Они полагаются на меня, и это замечательное чувство.
Я полагаюсь на них и знаю, что могу, и это еще лучше.
Вместе мы сильнее. Вместе мы лучше, делим радости, разделяем горе и боль.
Мы связаны друг с другом, но при этом остаемся разными. Мы спорим – о, как мы спорим! – и мы растем. Мы боимся друг за друга в бою и радуемся, что мы все вместе.
Еще до того, как мы отправились на север, Магистр Кейн мог бы просто сбросить свое физическое тело и остаться во мне, присоединиться к моим мыслям, разделить мою плоть, направлять и укреплять, предлагая все без вопросов и без разногласий, поскольку мы оба понимали бы – прекрасно понимали бы – каждую мысль и команду.
Но Кейн не сделал этого, и не стал бы, и нет необходимости объяснять, почему. Ибо мы оба знали и знаем радость индивидуальности.
Когда я ушел из этого существования, а брат Афафренфер пришел за мной, чтобы рассказать о Бри и шепнуть, что мое пребывание здесь еще не закончено, он и я оставались разными существами.
Даже в этом всеведении и вездесущности трансцендентности мы оставались разными.
Я молюсь, чтобы мелочи жизни не расплылись в небытие, которое действительно наступит после завершения жизненного пути.
Мне нужны мои спутники.
Я должен быть нужен моим спутникам.
В этом моя самая большая радость.
- Дзирт До'Урден
Аззудонна попыталась взять себя в руки, но мир так внезапно сошел с ума, что она даже не могла представить, что это может означать. Она собралась с мыслями и сосредоточилась на настоящем моменте, на кажущейся опасной ситуации, чтобы полностью осознать и отреагировать на неожиданно возникшую перед ней реальность.
А именно то, что она находилась в комнате, спальне, перед ней в открытых дверях стояла незнакомая человеческая женщина. Слева из окна струился солнечный свет. Солнечный свет! И вот тут-то и возникло замешательство – ее сомнение в реальности. Ведь Квиста Канзей уже прошла и наступила ночь.
Так откуда взяться солнечному свету?
Должно быть это еще один трюк кошки Кэтти-бри. Но с какой целью? Ибо Гвенвивар покинула ее, превратившись в бесплотный туман и растворилась в небытие, и бросила ее в этом странном месте – возможно, в другом времени? – без всяких объяснений или оснований.
Человеческая женщина, стоявшая в открытом дверном проеме, подняла руки вверх, словно пыталась казаться безобидной, и продолжала говорить на языке, который Аззудонна не могла разобрать – хотя, определенно, это был тот же язык, который она иногда слышала от четырех путешественников, прибывших в Каллиду.
Только сейчас эвендроу осознала, что не держит копье. Испугавшись, что уронила его еще в ледяном коридоре, во время нападения Гвенвивар, она нервно огляделась. Но ее внимание внезапно отвлек еще один человек. Пожилой мужчина встал рядом с женщиной, которая все еще разговаривала с ней.
Рука Аззудонны рефлекторно потянулась к рукояти меча из белого льда, висевшего в ножнах у правого бедра, и когда она бросила взгляд на оружие, то увидела копье! Она уронила его не на леднике, а здесь, в этой комнате.
Где бы она ни находилась.
Человеческая женщина умоляюще воздела руки к Аззудонне. Она поняла, что женщина пытается просить ее сохранять спокойствие. Однако позади нее мужчина в коридоре начал незаметно шевелить пальцами.
Заклинание!
Воительница эвендроу быстро упала и подобрала короткое копье. Она тут же вскочила, вращая оружием перед собой из стороны в сторону, затем вправо, а затем назад и влево. Она закончила взмах, подняв оружие обеими руками, его волшебный бело-голубой ледяной наконечник угрожающе указывал на женщину.
Аззудонна ткнула им вперед, но ненамного, пытаясь вытолкнуть женщину обратно в коридор, выигрывая немного пространства и времени, чтобы отчаянно отыскать путь к отступлению.
Она не хотела убивать, но дала понять, что может, если понадобится.
Мужчина в коридоре протянул руку, указывая на нее пальцем, и ткнул им в ее сторону.
Аззудонна закричала, ожидая взрыва энергии или какой-то другой атаки. Она бросилась влево, за границы линии огня от дверного проема и из поля зрения мужчины. Она продолжила движение, запрыгнула на кровать, пробежала по ней и прыгнула к стене или, точнее, к боковой двери комнаты, которая выходила на балкон. По крайней мере, так казалось, судя по тому, что она заметила в ближайшем окне.
Она вцепилась в дверь, пытаясь толкать и тянуть, но нет, она оказалась заперта. Ожидая, что в любой момент какая-нибудь магическая атака ударит ее снова, Аззудонна не сбавляя скорости, прокатилась вдоль стены, в заднюю часть комнаты и оказалась перед окном.
– Нет, мы не враги! – закричала женщина под звон разбитого стекла, а Аззудонна изо всех сил размахивала копьем, расчищая путь. Она прошла через осколки и оказалась на балконе, ухватилась одной рукой за перила и перепрыгнула через них. Она бросила копье, чтобы оно воткнулось в заснеженную землю в нескольких десятках футов ниже.
Она упала, приземлилась в кувырке и подняла копье, и уже уходила, прежде чем ей пришло в голову, что последние слова женщины не были тарабарщиной, и что она поняла по крайней мере часть из них.
Впрочем, это не имело значения. Она может разобраться с этой загадкой позже. Она стояла перед огромным домом удивительного стиля – если это вообще был стиль, а не мешанина из дюжины различных башен, крыльев, мансардных окон и крыш под разными углами. Дым поднимался из множества труб, извилистые серые полосы танцевали на зимнем ветру. Она находилась на высоком холме, с той стороны, на которой росло мало деревьев. Слева от себя и ниже по склону она увидела другие здания, маленький городок, а прямо впереди маячил лес.
Она не колебалась. Ей нужно было уходить, найти какое-нибудь место, чтобы все уладить, возможно, вернуться обратно к этим людям, но на своих условиях.
– Нет, нет! Кто ты? – позади она услышала крик женщины, вышедшей на балкон.
Она опустила голову и побежала вниз по склону.
– Осторожно! – предупредила человеческая женщина. – Береги себя! Подожди! О... Стой!
Перепуганная Аззудонна не остановилась и не замедлила шаг, пока не сделала это резко, жестоко, болезненно, врезавшись в невидимую и непреступную стену. Копье врезалось в него первым, лицо вторым, оружие пошло вверх и поперек, так что, когда она полностью врезалась, его зазубренная сторона сильно и глубоко вошла ей в левое плечо.
Но она едва почувствовала это, полностью захваченная белой вспышкой шока и боли в носу, лице, голове. Она отскочила назад и попыталась удержаться на ногах, но весь мир стал мягким и неровным, и она не знала, где верх.
Она почувствовала горячее жжение в плече и теплую кровь во рту.
Она чувствовала холод и где-то в глубине души поняла, что лежит на снегу.
Потом она перестала видеть. Не могла думать. Она не могла чувствовать... что-либо.
– Позовите жреца! – Пенелопа Гарпелл крикнула тем, кто спускался с холма. Парочка Гарпеллов, мчавшихся вниз по заснеженному склону, резко остановилась, переговариваясь и толкаясь всего мгновение, прежде чем побежала в сторону деревни Длинной Седловины за особняком Плюща, а трое других поднялись обратно на холм к большому дому.
– Ни в доме, ни в городе нет никого, кто бы смог залечить такие раны, – сказал Доуэлл, муж Пенелопы.
Он перевернул раненую дроу на спину и прижал область вокруг вонзенного копья в попытке остановить кровотечение. Глядя на огромное количество крови, окрасившей снег поблизости, Пенелопа боялась, что он прав.
Волшебная дверь появилась прямо рядом с троицей, на мгновение испугав Пенелопу и Доуэлла. Из нее вышел Старый Киппер Гарпелл и передал набор для лечения Пенелопе, которая тут же стала рыться в нем в поисках бинтов и мазей.
– Этого недостаточно, – сказала она Кипперу.
– Уложите ее поудобнее, – ответил Киппер, самый старший из Гарпеллов. – Надо перенести ее в дом. Холод убьет ее с этими ранами и таким количеством пролитой крови. Давай сделаем то, что сможем, а потом побеспокоимся об остальном.
– Нам нужен жрец, – настаивал Доуэлл. – Нам нужен могущественный жрец.
– И я о том же, – ответил Киппер.
Когда Пенелопа подняла глаза, передавая бинты мужу, она заметила призрачный отпечаток лица женщины-дроу на невидимом заборе, окружавшем особняк Плюща.
Гарпеллы не привыкли подбирать мертвых птиц, врезавшихся в барьер, но теперь, после этой трагедии, возможно, дебаты о том, чтобы добавить забору больше непрозрачности, приобретут большую актуальность.
– Иди к порталу, – сказала она Кипперу. – Отправляйся в Гаунтлгрим и узнай, может ли король Бренор прислать нам жрецов.
Старик кивнул и начал шевелить пальцами и нараспев произносить тайные слова заклинания, чтобы создать дверь в другое измерение и вернуться обратно в дом.
– Лучше в Лускан и как можно быстрее, – решила Пенелопа. – Найди жрицу Даб'ней и приведи ее. Возможно, наша гостья ˗ одна из помощников Джарлакса.
– Она вела себя не как член Бреган Д'эрт, – ответил Киппер. – Я имею в виду, они ведь знают о нас. Возможно, она убийца из Мензоберранзана, посланная избавиться от Джарлакса?
– Или Закнафейна, что более вероятно, – рассудила Пенелопа. Однако она выбросила эту мысль из головы – она просто показалась ей неверной. В конце концов, она была хорошо вооружена и могла напасть еще в доме.
Позади нее Киппер несколько раз произнес «хм».
– Ступай! – приказала ему Пенелопа.
Киппер вздрогнул, затем кивнул и шагнул в портал, мгновенно исчезнув.
– Мы можем извлечь копье? – спросила Пенелопа у Доуэлла.
– Только если хотим, чтобы она истекла кровью прямо здесь, – ответил Доуэлл. – Оно засело глубоко и крепко засело внутри этими зазубринами.
– Что это? – спросила Пенелопа, потому что никогда раньше не видела такого оружия – копья с длинным и большим наконечником из какого-то неизвестного материала, украшенного красивой гравировкой и замысловатыми узорами.
– Не знаю, – признался Доуэлл. – Оно не похоже на металл, но... я просто не знаю.
Пенелопа протянула руку и коснулась открытой части широкого наконечника копья. Она почувствовала легкое покалывание, ощущение холода.
– Лед? – спросила она. – Мы можем выплавить его?
– Как такое возможно? – спросил Доуэлл, и пожал плечами, не зная ответа. – Как оружие, сделанное изо льда, может обладать такой силой и прочностью? А если это так, я сомневаюсь, что оно легко растает.
Пенелопа согнула руки так, чтобы не задеть лежащую женщину заклинанием и выпустила потоки волшебного огня, которые не задевая женщину попали на снег, растопили часть и подняли в небо легкую струйку пара.
Закончив, она пощупала наконечник копья, ища влагу или какую-нибудь деформацию. Но их не оказалось. Заклинание ничего не сделало с оружием.
– Насколько я понимаю, это не лед, – сказала она.
Она взяла предложенный конец длинного бинта и обернула его под вонзенным оружием, затем под головой, плечом и на спине, где Доуэлл туго завязал его. Затем к ним подошли другие Гарпеллы, один из которых снял с себя большой плащ и расстелил его на земле в качестве носилок.
Группа бережно переложила на него дроу и подняла, затем начала восхождение к Особняку Плюща.
– Нам не следовало так скоро отпускать Киппера, – посетовала Пенелопа, потому что у него всегда имелось наготове заклинание малой телепортации, и они могли бы провести бедную женщину через дверь измерения, а не подпрыгивать и шататься с ней вверх по склону.
Почти как если бы Пенелопа позвала его, дверной проем появился в воздухе прямо рядом с группой. Киппер высунул голову в проем.
– Идемте, быстро, – сказал он им, а затем исчез.
Оказавшись в Особняке Плюща на другом конце волшебного туннеля, он снова обратился к ним.
– Я отправляюсь в Гаунтлрим!
– Я извлекла его, но не знаю, осталось ли еще, – объявила жрица Копетта из Гаунтлгрима, выходя из комнаты, в которой разместили раненую дроу.
Копетта передала Пенелопе копье, разделенное на две части.
– Пришлось сломать древко – нелегкая задача ˗ чтобы иметь возможность отогнуть мерзкие шипы и вытащить эту чертову штуку, не разорвав бедняжке плечо в клочья. А теперь, простите бедную усталую особу, я потратила все заклинания и нуждаюсь в хорошем долгом сне. Жрица-дроу Даб'ней помогает ей своей магией, и, конечно, из Гаунтлгрима прибудут новые жрецы, но не уверена, что они нам понадобятся.
– Значит, с нашей гостьей все будет в порядке? – спросил Доуэлл.
Копетта пожала плечами.
– Она, кажется, приходила в себя. Но ненадолго, и насколько я могу верить собственным глазам она нас не слышала и не видела. Она снова заснула. Я вышла к вам, и оставила Даб'ней заканчивать исцеляющие заклинания. Хорошенько выспавшись ночью, она придет в себя.
– Теперь нам нужно выяснить, что она из себя представляет, – заметила Пенелопа. – И что случилось с Кэтти-бри и нашими друзьями.
– Какое она имеет отношение к принцессе Кэтти-бри? – спросила Копетта. – Ты думаешь, что эта девушка – одна из любовниц Джарлакса? Ты думаешь, что она отправилась на север с отрядом Джарлакса?
Пенелопа покачала головой.
– Может быть, и не имеет никакого отношения, – ответила она. – А может быть, имеет.
Мир вокруг нее начал светлеть, как восход солнца в «Зеленом зачатии».
Но нет, этого не может быть.
Свет шел изнутри, поняла Аззудонна. Ее глаза, чувства, разум, пробуждались от глубокой тьмы. Она попыталась вспомнить, что произошло.
Где она была?
Она вспомнила, как бежала вниз с холма. Потом яркая вспышка, потом... это.
Была ли она поражена мощным магическим заклинанием?
У нее болело лицо. И плечо. Она попыталась пошевелиться, чтобы изменить угол наклона руки, и только тогда поняла, что не может поднять руки – или, по крайней мере, запястье.
Меня связали?
Она сфокусировала зрение. Она находилась в комнате, полной странной мебели и стиля. Даже ее кровать и постельные принадлежности были ей чуждыми, состава ткани она не знала.
В комнате вообще не было окон – зачем кому-то строить спальню без окон?
Эта мысль еще яснее напомнила ей о том, как она оказалась в этом месте. Она подумала об окне, которое разбила, и о балконе за ним. Дом на холме.
Она лежала на спине. Ее обложили подушками и одели в простую светлую рубаху вместо великолепного наряда из тюленьей шкуры, шелка и слизи карга. Она изогнула шею, чтобы убедиться, насколько крепко запястья привязаны к каркасу кровати, и только тогда поняла, что лодыжки тоже связаны. Она покрутила и потянула, но безрезультатно.
Чей-то голос заставил ее вздрогнуть. Она повернула голову в сторону, и увидела женщину, женщину-дроу с короткими серебристо-белыми волосами. Ее сияющие красные глаза и пухлые красные губы резко выделялись на фоне темно-серой кожи, на изящных высоких и угловатых скулах едва виднелся легкий розовый румянец.
Она снова заговорила успокаивающим тоном, но Аззудонна не поняла ни слова. Она покачала головой, но женщина просто повторила слова на неизвестном языке.
– Я не понимаю, – заявила Аззудонна.
Женщина выглядела растерянной. Она сделала паузу и сморщила лицо.
– Ты не говоришь на Общем языке поверхностных рас? – женщина спросила ее на языке дроу – не совсем таком же, как язык эвендроу, но, вполне понятном, особенно с учетом того, что Аззудонна уже слышала его от Джарлакса и Закнафейна.
Аззудонна покачала головой.
– Нет.
– Очень хорошо, – ответила она. – Я Даб'ней. Когда-то я была Даб'ней Тр'арах из Мензоберранзана, но теперь я просто Даб'ней. Из какого Дома ты родом?
– Дом?
– Твой благородный Дом? Или ты с Улиц Вони?
Аззудонна скривила лицо в замешательстве и по хитрому взгляду допрашивающей поняла, что кое-что выдала. Она с трудом сглотнула, вздохнула и ничего не ответила.
– Кто ты и откуда?
Второй вопрос остановил Аззудонну, прежде чем она выпалила свое имя, и грубо напомнил о том, что поставлено на карту. Всю жизнь ее, как и других, родившихся и выросших в Каллиде, учили избегать подобных вопросов, последствия которых могли положить конец самому существованию их любимого города.
– Ты не среди врагов, – добавила Даб'ней, когда Аззудонна заколебалась и даже отвела взгляд.
В ответ Аззудонна согнула руки в локтях и строго посмотрела на Даб'ней.
– А может быть по-другому? – спросила Даб'ней недоверчивым голосом. – Я только что исцелила некоторые из твоих ран и сделаю это снова, когда отдохну.
– После того, как меня сразили?
– Сразили? – повторила Даб'ней слегка усмехнувшись. – Ты врезалась в невидимую силовую стену!
– Где я? Что это за место?
– Кто ты? И откуда родом ты? – выстрелила в ответ Даб'ней.
Аззудонна отвела взгляд, но Даб'ней подошла к ней. Она стояла, возвышаясь, пока она, наконец, не обернулась, чтобы встретиться взглядом со жрицей.
– Мы тебе не враги – пока, – сказала Даб'ней низким и ровным голосом. – Но пойми меня правильно. Ты пришла к нам неожиданно и без приглашения. Тебя привела сюда Гвенвивар, животное-компаньон женщины, любимой в этом месте. Как тебя зовут? Разве я прошу слишком многого от того, кто появляется среди нас таким образом?
Она оставалась начеку. Но намек на надежду оказался слишком сильным, и, наконец, она произнесла:
– Аззудонна.
– Тебя зовут Аззудонна?
Она кивнула.
– Из какого Дома?
Аззудонна покачала головой.
– Это Гвенвивар привела тебя в Особняк Плюща, в комнату Кэтти-бри?
Аззудонна уклончиво пожала плечами, отчего ее левое плечо пронзила боль.
– Как ты сюда попала? – спросила Даб'ней более конкретно. – Мы знаем, что пантера привела тебя, но откуда? Почему?
– Я не знаю, – ответила она, не солгав.
Даб'ней вздохнула.
– Что ж, я предоставлю другим говорить с тобой более откровенно. Но предупреждаю тебя, Аззудонна, что наши четверо друзей, дорогих друзей, которых мы любим, пропали без вести где-то на севере, и мы получим свои ответы. Если ты достойна нашей дружбы или даже того, чтобы не стать врагом, ты поможешь нам узнать.
– Я знаю меньше, чем ты думаешь. Я даже не знаю, где я.
– Особняк Плюща, – без колебаний ответила жрица. Аззудонна пожала плечами и покачала головой.
– Дом Гарпеллов в городе Длинная Седловина.
– Ни одно из этих названий мне ничего не говорит.
– Долина Ледяного Ветра? Лускан?
Она покачала головой.
– Мензоберранзан?
– Я слышала о Мензоберранзане, но не знаю, где он находится.
– Ты дроу, но не знаешь о Мензоберранзане? – спросила Даб'ней. – Мне трудно в это поверить.
Аззудонна ответила своим любимым ответом: пожала плечами. Раздался тихий стук в дверь, и она медленно открылась, являя женщину, которую Аззудонна впервые увидела, когда прошла через туннель с пантерой. Позади нее стояла пара мужчин, в том числе и тот, кто направил на нее заклинание.
Даб'ней подошла к новоприбывшим и жестом велела им выйти из комнаты, сказав что-то на другом языке. Однако Аззудонна узнала конец короткого предложения, и поэтому смогла достаточно легко догадаться, что жрица дроу просто сообщила им ее имя.
Даб'ней вышла следом, оставив Аззудонну одну.
Она снова тщетно попыталась развязаться. Все инстинкты заставляли ее подумать о побеге.
Но как? И куда?
Тот факт, что первая попытка закончилась провалом, также давил на нее.
Она подумала о словах Даб'ней. Особняк Плюща в Длинной Седловине? Эти места ничего для нее не значили.
В любом случае, она изо всех сил потянула на путы, но скорее из-за разочарования, чем с какими-либо ожиданиями. Даже если она вырвется, сделает ли это что-нибудь большее, чем разозлит ее похитителей?
– Похитители? – тихо спросила она.
Это были друзья Кэтти-бри и Энтрери, Джарлакса и Закнафейна. Она должна была верить, что они были хорошими людьми, и поэтому, возможно, «похитители» было неподходящим словом – по крайней мере, пока.
Она надеялась, что так оно и будет.
Но что потом? Чудовищность ситуации начала захлестывать бедную, потерянную эвендроу. Даже если она была права в своих надеждах, что Даб'ней и другие не причинят ей вреда, даже если они не будут держать ее прикованной или иным образом заточенной, что тогда?
Ее жизнь, какой она ее знала, закончилась.
Она никак не может начать искать путь обратно в Каллиду. И, конечно же, не может просить этих незнакомцев помочь ей!
На мгновение обнадеживающий образ Гвенвивар мелькнул в ее мыслях – возможно, эти люди могли бы каким-то образом вызвать пантеру и заставить кошку забрать Аззудонну обратно туда, где ее похитила.
Но всего лишь на мгновение, и надежда покинула ее. Она снова покачала головой, поражаясь своей глупости. Ибо в этом случае она предала бы свою родню, нарушила бы самую важную и священную клятву всех, кто называл Каллиду домом.
Нет, ее жизнь, какой она ее знала, закончилась, вероятно, навсегда. На много-много лет, по крайней мере.
Аззудонна легла на спину, подняла голову и несколько раз в отчаянии ударила ею по подушкам.
«Выбрось все это, –сказала она себе. –Выплесни свой гнев и разочарование в эту подушку здесь и сейчас и покончи с этим».
Ей придется смириться с реальностью.
Чем быстрее, тем лучше.
Если ей суждено снова обрести счастье, надежду, саму жизнь, то только в этой новой реальности.
Она подумала о Галате и Эмилиане, Весси и Илине и всех остальных.
– Бьянкорсо, – прошептала она великое горько-сладкое имя.
Бьянкорсо был центром ее жизни. Многие годы были потрачены на подготовку к великому испытанию под названием Каззкальци.
Радость всей ее жизни, Каззкальци! Радость ее жизни, ее друзей! Радость ее жизни, Каллида!
Ее любовники!
И Закнафейн, мужчина, к которому она чувствовала что-то большее... Даже Закнафейн потерян для нее.
И, вероятно, мертв. Нет, если быть честной с собой, почти наверняка мертв.
Она почувствовала, как по щекам катятся слезы. Она поняла, что тяжесть потери нелегко отрицать, как бы ни пыталась подавить рыдания.
– Ее зовут Аззудонна, – повторила Даб'ней Пенелопе и остальным в коридоре. – Она не сказала, откуда она и не сказала, как сюда попала. Честно говоря, я не уверена, что она действительно это знает.
– Ты уверена, что она не из Бреган Д'эрт?
– Нет, и более того, я верю, что она не из Мензоберранзана. Ее акцент, диалект, даже многие слова, которые использует... – Даб'ней покачала головой. – Я не знаю, откуда она, и не верю, что вообще понимает, как сюда попала.
– Этого не может быть, – ответила Пенелопа. – Чем больше я прокручиваю ситуацию в голове, тем больше убеждаюсь, что это была Гвенвивар. Я видела ее рядом с ней. Наши друзья в беде, я уверена, и она может быть единственной, кто может привести нас к ним.
– Ты не можешь знать наверняка, – сказала Даб'ней.
– Я уверена, – возразила Пенелопа.
– Король Бренор скоро будет здесь, – сказала Копетта, и ее слова прозвучали как угроза.
– Мы должны продолжать пытаться, – сказала Пенелопа, и, глядя прямо на Копетту, добавила:
– Аккуратно.
– Я не думаю, что она враг, – согласилась Даб'ней.
– Тогда что она скрывает? – проворчала дворфийка. – Должны ли мы узнать, что есть еще один город, похожий на Мензоберранзан? Тогда грядет война?
– Ты ничего об этом не знаешь, и я не думаю, что она вообще что-то скрывает на данный момент, – ответила Даб’ней.
– Она плачет, – сказал Доуэлл Гарпелл, который приложил ухо к двери.
Даб'ней шла первая, Пенелопа чуть позади. Она снова постучала и толкнула дверь, уловив последнее покачивание головы Аззудонны – физическое и мысленное отстранение, как поняли она и Пенелопа, поскольку выражение лица незнакомки сменилось на твердое и решительное.
Пенелопа начала произносить заклинание, но остановилась, когда глаза Аззудонны расширились от явного трепета.
– Скажи ей, что это еще одно заклинание, чтобы мы могли понимать друг друга, – проинструктировала Пенелопа Даб'ней, которая перевела.
Аззудонна долгое время просто смотрела на Пенелопу, и волшебница Гарпелл поняла, что она оценивает ее, пытаясь понять, может ли она доверять Пенелопе или нет. Через некоторое время она резко покачала головой и заговорила на языке дроу с Даб'ней.
– В данный момент ей нечего сказать, и она хочет знать, где находится, – перевела Даб'ней.
Пенелопа все равно подумала о том, чтобы наложить свое заклинание. Возможно, более навязчивым и менее гостеприимным подходом у них получилось бы вытянуть несколько ответов. Однако отошла от Аззудонны, потому что сейчас она представляла собой поистине жалкое зрелище. Хрупкая, изможденная, явно ослабевшая от жестокой раны, вдобавок вероятно, у нее кружилась голова от удара головой.
– Просто спроси ее о Кэтти-бри, – сказала Пенелопа Даб'ней. – И почему она была с Гвенвивар.
– Ты уверена, что это была Гвенвивар? – спросила Даб'ней.
Первой реакцией Пенелопы было недоверие, но, обдумав вопрос, она вынуждена была признать, что слышала только рычание большой кошки и видела, как пантера превратилась в туман, а затем в ничто, что было типично для уходящей Гвен.
Действительно ли она становилась более уверенной, или ей просто лучше удавалось убедить саму себя?
Была ли Гвенвивар уникальной?
– Просто спроси ее, – решила Пенелопа, и Даб'ней так и сделала.
Аззудонна лишь слегка подала знаки понимания в ответ, ее глаза чуть расширились, а рот чуть приоткрылся, словно собираясь наконец ответить. Но по какой-то причине остановилась, и женщина просто пожала плечами – затем сильно поморщилась от усилия поднять плечо – и повернула голову в сторону, отводя взгляд от своих хозяев.
Даб'ней спросила снова, более настойчиво, но Аззудонна только покачала головой и даже не оглянулась на двух других женщин.
Даб'ней потянулась к ней, но Пенелопа схватила ее за руку и удержала.
– Она напугана, – сказала Пенелопа. – Просто скажите ей, что она не может уйти, что ее комната хорошо охраняется, но здесь она в безопасности и должна расслабиться и вылечиться.
Даб'ней вздохнула.
– Она знает гораздо больше, – тихо ответила она Пенелопе. – Там пропала не только Кэтти-бри. Если это действительно Гвен привела ее сюда, у наших друзей, скорее всего, проблемы. Твои опасения вполне обоснованны и, несомненно, я разделяю их.
– Я в курсе. И мы получим наши ответы, – пообещала Пенелопа. – Просто дай ей отдохнуть и привести в порядок мысли. Она увидит, что мы не собираемся причинять ей вред, и, надеюсь, научится доверять нам.
Даб'ней была настроена явно скептически. Но она передала заверения Аззудонне, и группа оставила таинственную дроу в покое, но оставила дверь комнаты открытой, поставив троих охранников стоять на страже снаружи.
– Похитители, – прошептала Аззудонна.
С самого начала сложившейся дилеммы Джарлакс решил, что должен игнорировать тревожные опасения относительно своих друзей. Он уже в который раз напомнил себе, что они либо уже мертвы, либо, что более вероятно – и более обнадеживающе – заключены в тот же ледяной стазис, который, как они обнаружили, произошел с теми, кто пришел сюда до них. Снова и снова он прокручивал в голове образ женщины-эвендроу и орка, которых они освободили из курганов, все еще живых после месяцев пребывания в ледяном коконе. Слабых, но живых.
Его друзья живы. Снова и снова повторял он, пытаясь заставить себя верить в это.
Но он не мог знать наверняка. В чем он был уверен, так это в том, что время было его единственным союзником, что только терпение может спасти его из этого места, полного ужасных монстров. По крайне мере, с волшебными сапогами ему было достаточно тепло, чтобы выжить. А сумка для хранения снабжала едой и удобной постелью.
Но мрачное одиночество сказывалось на нем, и маленькая каморка на дне волшебной норы начала дурно пахнуть.
– Нужно будет попросить Громфа создать здесь отсек для хранения, – прошептал он, и испугался звука собственного голоса. Он понял, что в впервые что-то произнес за много часов – вероятно, за пару дней.
Значит, здесь происходила битва его чувств, и он уже проиграл ее! В темноте, холоде и абсолютной пустоте, его выживание зависело не только от наличия еды, воды и тепла, о нет. Его жизнь выходила далеко за рамки основных физических потребностей, и они не удовлетворялись.
Он должен рискнуть и проверить, опустела ли комната наверху. Надо выбираться прямо сейчас.
Он достал из сумки спальный мешок и свернул его в толстый цилиндр, затем опустился на колени и положил его на подушку. Щелчок правым запястьем призвал в руку магический кинжал.
Он глубоко вздохнул и протянул другую руку к шесту, на котором держался зонт. Но засомневался, стоит ли опускать его сейчас – вдруг сверху упадет кусок льда и раздавит его?
Даже когда он начал поиск другого пути, он мысленно представлял это. Возможно, ему удастся прорыть туннель из-под зонта, а затем подняться выше.
Джарлакс покачал головой, решив не думать слишком много.
Даже эта рациональная мысль промелькнула и улетела прочь, подавленная дурным предчувствием и ощущением явного ужаса, которые продолжали нарастать. Ибо ему все больше не терпелось выбраться из этого места – даже отчаянно, потому что теперь был уверен, что стены приближались к нему! – поэтому высвободил магию и немедленно убрал шест и веер.
Единственное, что на него упало ˗ это шляпа.
Он рассмеялся. Но не знал почему и не мог остановиться.
Он взял широкополую шляпу и отметил, что волшебное перо снова отрастает, хотя волшебная птица пока была недоступна. Начав надевать шляпу, он остановился и более внимательно изучил кончик отрастающего пера. Это был не совсем точный процесс – гигантская птица иногда становилась пригодной для использования всего через день после сражения, в то время как в других случаях требовалось целых четыре дня, чтобы перезарядить призывающий двеомер. Однако он был совершенно уверен, что пробыл в этой дыре по меньшей мере день.
Что теперь?
Создать немного света? Не станет ли он просвечивать сквозь ледяную глыбу сверху, которая, он был уверен, также являлась небольшой колонной, стоящей в комнате? Свет наверняка привлечет внимание любых монстров в комнате, как и любой звук.
И снова он молча отругал себя за то, что слишком много думает.
Он отругал себя за то, что ругал себя. Голоса в голове спорили, и ни к чему его не приводили.
Ему нужно убираться отсюда. Все остальное не имеет значения!
Рука дроу взметнулась вверх, магический кинжал вонзился в твердый лед наверху, хотя и не так глубоко, как он надеялся.
Взмах левого запястья привел к тому, что кинжал возник и в этой руке, и дроу начал колоть, ковырять и кромсать лед. Хлопья, маленькие осколки и куски летали вокруг него. Он долго продолжал работу, наконец отрезав достаточно, чтобы отломить кусок льда величиной с голову. Это доставило ему удовольствие, пока не понял, что все еще стоит на коленях, а ледяной потолок по-прежнему слишком низок, чтобы он мог выбраться из ямы.
Магическая дыра была целых десять футов глубиной, и он догадывался, что магический торнадо, который пытался поглотить его, образовал столб льда значительно выше пола пещеры.
Это означало, что, несмотря на все усилия, он едва ли проделал хотя бы щербинку.
Некоторое время спустя Джарлакс снова рухнул на пол. Ему потребовалось немало усилий, чтобы взять спальный мешок и разложить его для отдыха.
Он попытался очистить мысли и разработать стратегию, как выбраться из этого места. Возможно, он мог бы зафиксировать один из кинжалов, воткнуть его в лед, а затем превратить в меч!
Магия преодолела бы простой лед, и клинок глубоко вошел бы в глыбу.
Мгновение восторга сменилось тем, что дроу в страхе затаил дыхание. В этот момент ледяная глыба небольшого размера, которую он сдвинул с места, тяжело рухнула на пол, и оцарапала бедро и колено при падении.
– Осторожно, – прошептал он, понимая, что легко может ненароком отломить слишком большой кусок и похоронить себя здесь. – Терпение.
Поэтому он снова лег, решив не действовать опрометчиво. После короткого сна и быстрого приема пищи Джарлакс вернулся к сбиванию и скалыванию, выковыриванию мелких кусочков. К тому времени, когда он закончил вторую попытку после длительного, необходимого отдыха, он выкопал цилиндрическую шахту. Впервые за много часов или дней – он не мог сказать – Джарлакс стоял полностью выпрямившись, его голова и плечи, без шляпы, которая была слишком широка для шахты, полностью находились в ледяной трубе.
И он долго стоял там, выдавив из себя удовлетворение, сосредоточив разум на предстоящей задаче. Теперь он начинал понимать размеры ледяной гробницы. Он обдумал некоторые идеи, как можно расположить более крупные куски, чтобы положить на них спальный мешок и подняться выше, для продолжения раскопок.
Теперь он был немного менее безумным и гораздо более сосредоточенным.
При следующей попытке, несколько часов спустя, Джарлакс засунул руку высоко в ледяную трубу и провел лезвием к стене магической дыры. Результат был одновременно обнадеживающим и ужасающим, потому что, когда кончик клинка ударился о магическую стену, огромные куски льда посыпались вокруг, ударялись о ноги и в какой-то момент чуть не сбили его с ног. Он наблюдал, как внизу разбился лед.
Если бы он упал, один из этих блоков приземлился бы ему на спину или голову.
Прошло много времени, прежде чем он снова начал копать, потому что ему пришлось соорудить пол из этих упавших кусков льда и разложить вещи на нем. Проявив немного сообразительности, которой Джарлакс гордился, он нашел способ наклонить и переустановить свой зонт, чтобы дать ему некоторое прикрытие и защиту, когда он двинулся дальше. Он также начал отмечать ледяную стену сбоку от своей впадины, чтобы измерять прогресс.
Джарлакс не знал, сколько часов или дней прошло, когда он, наконец, сдвинулся с места и проделал отверстие в ледяном сталагмите прямо над полом пещеры.
Порыв воздуха ошеломил его. Он плюхнулся обратно на спальный мешок, который теперь был установлен на льду на полпути над волшебным дном лунки, и обнаружил, что дрожит от облегчения и втягивает свежий воздух, как будто это был какой-то восхитительный, наполненный ароматом запах из далекой страны.
Вскоре он снова поднялся на ноги и выглянул в проделанное им маленькое отверстие. Снаружи было не совсем темно, но он не заметил никакого движения. Он проследил за зеленым свечением, и смог увидеть край такого же полупрозрачного круга на дальней стене, похожего на гигантские цветные окна, которые он видел в великих соборах, построенных людьми. Он все больше убеждался, что это тот самый портал, который разбил гигантский слаад, чтобы вызвать яростный ледяной ветер. Его починили или отрастили заново, и теперь он был цел, впуская сияние Веселых Танцоров полярного ночного неба.
Джарлакс затаил дыхание, вспомнив это богоподобное существо, которое призвало ледяной северный ветер и победило их за считанные мгновения. Оно разделалось с группой могущественных опытнейших искателей приключений, как с детьми.
Теперь ледяное окно вернулось, как будто ловушка была восстановлена.
Джарлакс достал волшебный ушной рожок, надел его и приложил ухо к отверстию. Он простоял так неподвижно довольно долго.
Он не слышал ничего, кроме завывания ветра, проносящегося по огромной пещере.
Медленно и обдуманно Джарлакс провел мечом по небольшому туннелю в ледяном сталагмите, расширяя его. Несколько раз он останавливался, чтобы заглянуть внутрь, внимательно прислушивался, затем возвращался к работе, скалывая края своей ледяной могилы.
В конце концов, с него было достаточно. Он вонзил кончик кинжала в лед. Затем, уперев рукоять в пол, использовал магический рост от кинжала к мечу, чтобы глубоко войти в лед.
Сильно увеличенное оружие прошло насквозь, вверх и наружу. Большой кусок льда откололся от сталагмита и с грохотом упал на пол камеры.
Джарлакс затаил дыхание, опасаясь, что такой шум дорого обойдется ему.
Но в комнате по-прежнему было тихо.
Только стонущий холодный ветер продувал насквозь.
Джарлакс спустился обратно, собрал свои вещи, затем уселся и выпустил зонт.
Как только он это сделал, лед в яме сдвинулся, часть его осыпалась, но Джарлаксу удалось удержаться и подойти к яме, которую копал.
Теперь он работал более яростно, кромсая края туннеля, и наконец, открыл его, чтобы суметь проползти.
Он медленно сел на колени за пределами ледяного кургана и огляделся по сторонам, чтобы сориентироваться. Он заметил туннель, по которому они вошли в пещеру.
Он заметил холмики, в которых лежали Доум'вилль и другие павшие несколько месяцев назад. Он увидел орка и эвендроу, которых он и его друзья освободили, обмякших и снова закованных в лед.
– Вы живы? – прошептал он тихо орку, эвендроу и своим друзьям.
И там был Энтрери, пойманный при падении на пол под странным углом, поскольку потерял коня под собой. Магия огненного кошмара рассеялась, когда его хозяин впал в бессознательное состояние.
И там стояла Кэтти-бри, прямая, как призрак в ледяном столбе. Позади нее, в стороне, взгляд Джарлакса привлекла легкая искорка.
Меч Закнафейна.
Джарлакс посмотрел на собственную могилу. Нужно забрать переносную дыру. Получится ли забрать ее? Не расколется ли основание колонны и не обрушится ли все это?
В этом случае он, вероятно, не сможет забрать маленькую тряпку. По крайней мере, не наделав слишком много шума. Обдумывая это действие, он заметил на земле кое-что еще и потянулся за обсидиановой фигуркой коня, но обнаружил, что она заключена в лед.
С чего начать?
Меч Зака, решил он, и пополз мимо своего кургана, мимо гробницы Кэтти-бри, к Закнафейну. План начал формироваться, когда он приблизился к мечу, творению, выкованному Кэтти-бри, соединявшего два оружия: клинок света и огненный хлыст Зака с межплановой досягаемостью. Оружие оказалось заключено в оболочку лишь частично – прежде чем лезвие исчезло обратно в магической рукояти, огонь и остаточное тепло растопили лед вокруг. К своему облегчению, Джарлакс понял, что может довольно легко извлечь украшенную рукоять.
Что потом?
Вспоминая бой и те тактики, которые сработали и не сработали, он обдумывал варианты.
О своем кошмаре он вспомнил почти сразу. И он, и Энтрери применили адских скакунов для сокрушительного уничтожения врагов и сталагмитовых курганов.
– Держись, мой друг, – прошептал он Заку, когда, наконец, освободил клинок, и бросился в другую сторону, соскользнув рядом с пойманной в ловушку фигуркой.
Рукоять поднялась вверх, Джарлакс обнажил волшебный клинок во всей его ослепительной красе и пламени. Шок от внезапного света в темной пещере застал его врасплох, и у него защипало глаза, но он знал, что сейчас не может остановиться, потому что полностью посвятил себя делу. Он опустил клинок света так, чтобы сияние и огонь растопили лед вокруг статуэтки. Затем освободил обсидианового скакуна и вскочил, крутясь вокруг, выискивая врагов – и видя, как они вырастают вокруг него. Ледяные големы заключали в себе мертвые формы эвендроу, орков, дворфов-куритов и людей-улутиунов.
Н'диви! Армия н'диви.
И он увидел мерцание на полу, похожее на потоки воды, текущие по льду, и понял, что канте, необитаемые, приближаются к нему со всех сторон.
Идут, чтобы сделать из него н'диви.
Он посмотрел на яростно светящийся меч.
– Что ж, мы пытались, – пробормотал он.
– Сегодня мы проделаем весь путь до города, – объявила Галатея экспедиции. – Погода сохранится, Веселые Танцоры будут яркими. Мы прорвемся.
Арктос орокс по команде выставили упряжки на снег, сани быстро скользили по паковому льду. Галатея и Илина делили одни из саней и почти не разговаривали в первый день отступления.
Однако они часто обменивались взглядами, и каждый понимал боль другого.
– Аззудонна, – просто сказала Галатея, когда они прервались, чтобы дать командам орокс отдохнуть. Паладин покачала головой.
– Это не твоя вина, – ответила Илина. – И мы до сих пор даже не знаем, что с ней случилось на самом деле.
– Мы знаем, что она ушла. Они все ушли.
– Они знали, во что ввязываются, – возразила Илина, но только ради Галатеи, поскольку она тоже испытывала глубокую боль потери, и не только из-за Аззудонны. Она была удивлена тем, насколько сблизилась с Кэтти-бри за те недели, что знала человеческую женщину. Их веры не так уж сильно отличались, обе были сосредоточены на божествах, которые возвышали мир природы и гармонию цикла жизни и смерти.
– Аззудонна не верила, что ввязывается во что-то большее, в отличие от нас, – напомнила ей Галатея.
– Она этого не делала. Это мог быть любой из нас, на которого напала... что бы это ни было.
– Я думаю, это была пантера.
– Пантера была союзником, – сказала Илина. – Давай расскажем все Временному Собранию, чтобы они могли направить прорицателей попытаться найти ее или узнать, что с ней случилось. Возможно, наши посетители сбежали с помощью магии и нашли способ забрать Аззудонну с собой?
– Временное собрание не обрадуется, услышав это, – ответила Галатея. – Что это может значить для Каллиды, если наши четверо посетителей избежали как слаадов, так и наших собственных заклинаний забвения, да еще и с доказательствами?
Илина долго обдумывала это, затем ответила:
– Я надеюсь, что они сбежали. Все они. – Она на мгновение задумалась над своим заявлением, затем кивнула головой. – Я им доверяю.
– Даже Джарлаксу? – поддразнила Галатея. Впервые с тех пор, как они покинули пещеры на ее лице появилась улыбка.
– Особенно Джарлаксу, – ответила Илина. – Он любит секреты.
Галатея наклонилась и поцеловала Илину в щеку.
– Будем сохранять надежду, – заметила Илина.
– Я хотела бы сделать больше, чем просто надеяться, – сказала Галатея. – Я хотела бы привести армию в ту пещеру и уладить все раз и навсегда. С меня более чем достаточно слаадов, их гигантских слуг и их ледяных големов.
Вскоре сани снова тронулись в путь, но у Илины и Галатеи не могло сохраниться обнадеживающее настроение.
Аззудонна, Кэтти-бри и трое других посетителей оставались потерянными для них. Это была реальность, с которой им пришлось столкнуться, каковы бы ни были их надежды.
Джарлакс уронил статуэтку и призвал адского коня.
Огромным прыжком он оказался на нем почти сразу же, как появилось, и, не теряя времени, привел кошмарного скакуна в движение.
Стоять на месте означало быть пойманным. Быть пойманным означало быть уничтоженным.
Пылающий меч превратился в хлыст, и он сразу же ударил им в сторону. Огненный наконечник вонзился в н'диви и с легкостью разрезал лед вокруг эвендроу. Когда он отвернулся, Джарлакс ударил рукоятью хлыста по боку адского скакуна, и конь ответил взбрыком, который сокрушил спотыкающегося и раненого н'диви и отправил его в полет.
– Энтрери! – позвал Джарлакс, обращаясь скорее к себе, чем к своему другу, который, конечно же, не мог его услышать. Он направил адского скакуна к Энтрери, думая, что его необходимо освободить первым, потому что у Энтрери тоже был адский скакун наготове, и, возможно, они вдвоем могли бы посадить друзей на лошадей позади себя и быстро отступить.
Но теперь пол разбрызгивался под каждым стуком копыт, когда канте прорвались внутрь. Прежде чем он даже закончил рассуждения, образ тех двоих – эвендроу и орка – освобожденных из ледяных гробниц, пришел к нему с кристальной ясностью. Расстроенный, Джарлакс свернул в сторону и поскакал прочь от сталагмитов и своих попавших в ловушку товарищей.
Те двое, которых они освободили, были живы, хотя и ослаблены и явно растеряны. После нескольких месяцев, проведенных во льду, они все еще были живы!
Те, кто был превращен в н'диви, захвачен и одержим канте, были мертвы, и становились нежитью.
Если он освободит друзей сейчас, канте заберут их до того, как они полностью придут в себя.
Таким образом, освобождать друзей сейчас означало бы обречь их на гибель.
Он ненавидел то, что собирался сделать, хотя и знал, что должен. Джарлакс помчался на адском коне по кругу, хлыст трещал всякий раз, когда н'диви приближался, канте расплескивались под огненными копытами адского коня.
Пока он продолжал двигаться… Он захотел увидеть, сможет ли адский скакун остаться свободным, после замораживающего укуса канте?
Он попытался сформулировать план, чтобы безопасно уйти, и пытался понять, что ему нужно, для возвращения.
Потому что ничто не помешало бы ему вернуться за друзьями.
Еще один н'диви, вращаясь, полетел на пол от громового щелчка волшебного хлыста. Еще один был разорван на части ударом адского скакуна и еще двое упали, растоптанные могущественным демоническим зверем.
Возможно, учитывая относительную опасность, которую они представляли, более важным было то, что множество кружащихся канте разлетелось на куски, не в силах удержать адского скакуна, его огненные копыта растопили их ледяную хватку, прежде чем они смогли прикрепиться.
Обеспокоенный ранее, Джарлакс теперь начал думать, что он может победить, действительно может очистить комнату и освободить не только своих друзей, но и Доум'вилль и всех остальных, заключенных в ледяных сталагмитовых насыпях.
Однако, на одном широком повороте, он взглянул через дорогу на большой ледяной пандус с верхней полкой, которая тянулась вдоль задней части комнаты, выступ, усеянный туннелями.
Н'диви хлынули из этих туннелей, подбегая к пандусу и бросаясь вниз с горки бесконечным потоком. Что еще хуже, после появились более крупные формы. Гиганты и слаади.
Вернемся к первоначальному плану.
Джарлакс пригнулся к шее скакуна и погнал его со всей скоростью к выходу из туннеля. Он радовался этим огненным копытам, когда срезал острый угол на ледяном полу и не врезался боком в стену.
Всю дорогу ему приходилось пригибаться, потолок был прямо над ним.
Потолок.
Были ли над ним канте, текущие по льду?
Хлыст превратился в огненный меч, и Джарлакс поднял его перед собой вверх, царапая потолок, пока кошмар несся вперед.
Он ударил по канте. Сначала у него приподнялось настроение, но потом чудовище упало на голову кошмара.
Джарлакс закричал, думая, что обречен.
Но адский конь фыркал огнем и мотал головой, и когда упрямый канте начал замерзать и цепляться, Джарлакс приставил к нему плашмя огненный меч, сбоку от головы адского коня.
Расплавленный огнем, монстр наконец отвалился. Не потревоженный пламенем, адский скакун мчался галопом.
Джарлакс миновал боковую комнату, где он и его друзья впервые столкнулись с этими странными и опасными големами, или монстрами, или созданиями некромантии, кем бы они ни были – с их отличиями можно разобраться позже! Он вошел в туннель, где они оставили своих сопровождающих из Каллиды, и перед ним открылся выход в ледниковый разлом.
– Вперед, вперед, вперед! – подгонял он адского скакуна. Так близко…
Огромная фигура встала перед туннелем, блокируя выход. Ледяной гигант. Но нет... н'диви.
Ледяной гигант н'диви!
Чудовище, возникшее перед ним. Монстры, преследующие его. Больше некуда бежать.
Поэтому Джарлакс погнал своего скакуна сильнее. Он закричал и продолжал кричать, выставив меч перед собой.
«Не думай», сказал он себе.
– Не сбавляй скорость! – приказал он, но бесстрашный адский скакун этого и не делал. Они приближались все ближе к ужасной нежити, к чуть меньшей опасности, а затем всадник и скакун на полной скорости врезались в гигантского н'диви.
Сбитый с ног почти до потери сознания, Джарлакс почувствовал, что летит. Он ослабил хватку на густой гриве адского коня, но упрямо, отчаянно сжимал другой рукой рукоять волшебного меча.
Он ударился о землю, снег и лед, подскакивая, резко и внезапно остановился у выступа изо льда и камня во многих шагах от туннеля, почти у конца ледникового разлома.
Ему хотелось лечь на спину и собраться с мыслями, но знал, что у него нет времени. Он стряхнул головокружение и сосредоточился на том пути, которым пришел.
Гигант н'диви встал на ноги, на льду, покрывавшем его, появились многочисленные трещины. Кошмар тоже поднялся, немедленно подняв передние копыта, чтобы ударить по замерзшей туше.
Каждый рефлекс Джарлакса, умственный и физический, говорил ему бежать, и он даже встал на колени лицом к выходу из ледникового разлома, ледяной покров мерцал в свете Веселых Танцоров, а полярная ночь практически манила его.
Однако он повернул назад, даже не поднявшись на ноги, потому что Джарлакс знал, что не может сбежать – в буквальном смысле. Без своего скакуна он погибнет.
Если он потеряет этого адского скакуна, он потеряет все.
Тяжелый взмах гиганта н'диви отбросил кошмара в сторону. Немертвый монстр бросился в погоню.
Джарлакс зарычал и рванулся обратно на перехват. Он взялся за рукоять меча обеими руками, и скользя на коленях, врезался в заднюю часть толстой ноги н'диви. Он отскочил назад, а н'диви продолжил движение, как будто даже не заметил удара.
– Вот и я! – зарычал Джарлакс, и обеими руками обрушил пылающий клинок. Дроу быстро развернулся, чтобы вложить в удар весь свой вес.
Раскаленное лезвие проломило лед и ударило в икру гиганта. Оно вонзилось, но неглубоко, и срикошетило от замерзшей конечности, и кровь не выступила.
Но гигантский н'диви покачнулся, явно ужаленный, и начал раскачиваться.
Джарлакс вскочил и побежал изо всех сил. Его меч превратился в хлыст, и он снова соскользнул вниз, разворачиваясь на ходу и поднимаясь на ноги лицом к преследующему монстру.
«Зак, помоги мне», безмолвно взмолился он, потому что никто не мог владеть хлыстом так, как Закнафейн. Он не сомневался, что с этим хлыстом в руках Зак смог бы отнять глаза атакующего гиганта двумя щелчками.
Джарлакс поднял руку с хлыстом прямо над собой, указывая на небо. Он опустил руку перед собой, затем завел за спину и снова, пока рука не оказалась на одной линии с головой противника. Когда он щелкнул запястьем, то послал хлыст вперед и вверх и ударил прямо в лицо гиганта. Джарлакс глубоко погрузился в хлыст, требуя всю магию, пробивая брешь на План Огня.
Хлыст расколол лед, покрывавший нос и щеки гиганта, и стекающая слеза вызвала стихийный огонь на этой замороженной плоти.
Н'диви пошатнулся, позволив Джарлаксу отбежать в сторону. Кошмар подскочил к нему, развернулся и дважды ударил гиганта прямо в бедро, отбросив его в сторону и повалив на землю.
Джарлакс несколько раз ударил хлыстом, когда тот попытался встать, и, достав палочку, запустил в дымящееся лицо гиганта молнией.
Адский скакун, кружащий и брыкающийся перед поднимающимся титаном, пнул его в лицо с такой силой, что весь лед отлетел от раскалывающейся головы.
Н'диви упал ничком. Джарлакс двинулся, будто намереваясь покончить с ним, но посмотрел на туннель через дорогу, откуда теперь выходило больше мелких монстров.
«Не сейчас», подумал он.
Он подозвал скакуна и забрался на него, почти сразу пустившись в полный галоп.
Выбравшись из расщелины, он бросился бежать, резко повернув направо, и помчался вдоль высоких стен этого неестественного ледника, известного как Кадиж, ускоряясь, чтобы как можно больше увеличить расстояние между ним и преследователями. Только много шагов спустя он понял, что погони не было.
И все же он не замедлил шаг. Он должен добраться до Каллиды.
Он понял, что единственный шанс, который был у его друзей, состоял в том, чтобы убедить эвендроу выступить с подавляющей силой.
Как бы он хотел, чтобы у него был волшебный свисток, чтобы он мог позвать Киммуриэля и попросить псионика вернуть его на юг, чтобы сплотить короля Бренора и Бреган Д'эрт.
Но он не мог добраться до них.
Судьба его друзей была в руках Временного Собрания, моны Валриссы и народа Каллиды.
– Я вернусь, – прошептал он в холод.
– Надвигается буря, – сказал молодой монах Дзирту однажды ночью на заднем крыльце Монастыря Желтой Розы.
Дзирт рефлекторно посмотрел вверх и высоко в небе увидел почти полную луну и линию облаков, мчавшихся под порывами быстрого ветра. Мерцали звезды. Вдалеке послышался пронзительный лай.
– Ты слышишь их? – спросил монах, и Дзирт повернулся, чтобы посмотреть на него.
Невысокий и худощавый, он выглядел так, словно его мантия была на три размера больше. Грязные пальцы торчали из-под передних складок темно-коричневого одеяния, сбившегося вокруг сандалий – Дзирт заметил, что у одной из туфель порвана завязка, которую починили с помощью лозы. У монаха было приятное лицо с едва заметными усами и растрепанными каштановыми волосами, разделенными пробором посередине и зачесанные вперед, они обрамляли его худые щеки, как капюшон.
– Койоты, – сказал Дзирт.
Монах покачал головой, отводя любопытный взгляд от Дзирта. Ночь потемнела, когда облако прошло перед луной.
– Признаю, что они действительно похожи на койотов, – сказал монах. – Раньше я совершал ту же ошибку.
Дзирт выгнул бровь.
– Они делают это нарочно, – объяснил монах. – Прислушайся внимательнее, не к лаю, а к более тихим звукам в промежутках.
– Это действительно твое имя? – спросил Дзирт. Смена темы явно удивила молодого человека.
– Мое имя?
– Брат Головастик?
– Ты знаешь обо мне! Для меня это большая честь.
Лунный свет снова ярко полился вниз, и лай возобновился. Дзирт сделал, как советовали, и обратил внимание на тихие интерлюдии. Широкая улыбка расползлась по его лицу, и он кивнул, узнавая тявканье и визг.
– Гноллы, – сказал он.
– Да, – сказал Головастик. – Да, гноллы, и да, это имя, которое дали мне, когда я был ребенком, брошенным у входной двери монастыря.
Дзирт изучал этого человека и не увидел в нем ни торжества жертвы, ни желания сочувствия, вообще никаких признаков того, что ранние переживания оставили какие-либо шрамы. На самом деле Головастик казался совершенно довольным. Если он и чувствовал, что ему не хватает семьи, то, конечно, не подавал никаких внешних признаков. Дзирт, конечно, мог это понять – монахи Монастыря Желтой Розы казались друг другу такой же семьей, как и его Компаньоны Халла.
– Они очень активны этой ночью, – сказал Головастик, проходя мимо Дзирта, чтобы опереться на перила крыльца. – Они становятся такими, когда осень затягивается, возвещая о приближении зимы.
Он кивнул на север, указывая на летящие линии облаков.
– И дни становятся короче по мере того, как северный ветер становится сильнее. Я ожидаю, что будет сильный шторм.
– Откуда брат Головастик так много знает о гноллах?
– Потому что я большую часть времени нахожусь на улице, а Галены кишат ими, – ответил он. – Откуда великий Дзирт До'Урден знает о брате Головастике?
Дзирт улыбнулся превосходной степени, которую Головастик использовал перед его именем.
– Великий Дзирт До'Урден, – тихо повторил он, закончив со смешком. – Брат Афафренфер говорил о тебе.
Мастер Афафренфер, – поправил Головастик.
– Он всегда хотел титула брата, – сказал Дзирт.
Головастик пожал плечами и кивнул.
– Я скучаю по нему. Ты был там, когда он умер?
Прямой вопрос задел Дзирта за живое и пронесся в его голове, возвращая его к тем моментам, когда Афафренфер пришел за ним в начале грандиозной трансценденции. Афафренфер пожертвовал собой, чтобы служить проводником для возвращения Дзирта в живой материальный мир.
– Отчасти, – ответил он, потому что не знал, что еще сказать. Как он мог начать объяснять ощущения, которые испытал в тот замечательный момент?
– Напоминание о том, что мы должны жить теми днями, которые нам даны, – тихо заметил Головастик. – А что с его другом, дворфом?
– Атрогейтом?
– Нет, – сказал Головастик, и даже в лунном свете Дзирт мог видеть, что он покраснел.
– Амбра, – сказал Дзирт. – Амбергристл О'Молл из Адбраских О'Моллов.
– Она поцеловала меня, – сказал Головастик, явно смущенный. – Я был очень молод. Это был мой первый поцелуй.
Дзирт ответил улыбкой, но медленно покачал головой, сбивая молодого человека с толку.
– Она умерла как герой, – сказал ему Дзирт.
– Слишком много героев умирает, – сказал Головастик.
– Многие бы не согласились, – тихо ответил Дзирт, вызвав растерянный взгляд монаха. Дзирт только рассмеялся в ответ, не желая спускаться в эту философскую кроличью нору.
Благодаря десятилетиям опыта, Дзирт пришел к выводу, что многие живые люди остались недооцененными за их жертвы и усилия, благодаря критикам, которые тявкали, как гноллы под поздней осенней луной.
Конечно, до самой смерти, после чего люди действия и следствия часто возносились до почти богоподобного статуса – чего никогда не могли достичь те, кто принял рясу.
Пока они не будут мертвы.
Станет ли это его собственной судьбой, подумал он, и усмехнулся глупости этой мысли, потому что, по мнению Дзирта, ему оказали больше доверия, чем он заслуживал, и у него были лучшие друзья, которые понимали правду больше, чем «легенды».
Улыбка не продлилась долго, и его взгляд рефлекторно устремился на север. Кэтти-бри, несомненно, ценили, и когда она встретит свой конец, все дворфы Гаунтлгрима и Мифрил Халла, Адбара, Фелбарра и Долины Ледяного Ветра, все хафлинги Кровоточащих Лоз, вся Длинная Седловина и Гарпеллы, и большая часть Лускана будут по-настоящему раздавлены огромной потерей для них всех!
Но что насчет Джарлакса? Кто по-настоящему понимал, что за негодяем скрывается нечто большее, чем корыстное попустительство?
Что с Закнафейном? Дзирт оценил глубину самопожертвования этого дроу, но немногие из ныне живущих имели хоть какое-то представление о том, что он делал в свои дни в Мензоберранзане.
А что насчет Артемиса Энтрери? Его репутация, несомненно, была известна повсюду, но в основном это была репутация человека, которого больше не существовало, и подвиги идеального убийцы вряд ли были мерилом того человека, которым он стал!
Это зависит от Дзирта...
Дроу втянул в себя воздух и чуть не упал! Как он мог позволить мыслям блуждать в таком мрачном и нездоровом направлении?
Он знал как, и в этом была проблема. Он так ужасно волновался.
– Ты уверен, что мы должны это сделать? – спросила Саван Хозяйка Зимы.
– Киммуриэль связался со мной, – ответил магистр Кейн. – Возможно, назревают неприятности.
– Но ты не сказал Дзирту.
– На самом деле тут не о чем рассказывать. Мы взяли его под свою ответственность, ты согласна?
Саван с любопытством посмотрела на него.
– Он находится в самом разгаре своей тренировки, – объяснил Кейн. – Обучение, которое я и Орден предложили ему. Есть ли более уязвимое положение, чем это? Дзирт, конечно, великий воин, но он еще не научился идеально сочетать две дисциплины, которыми сейчас владеет. Он близок, но не совсем готов. Мы подготовим его.
Он кивнул в сторону заднего крыльца, где Головастик и Дзирт смотрели на восток и прислушивались к вою гноллов на луну.
– Брат Головастик хорошо играет свою роль, – сказал Кейн.
– Это выглядит немного нечестно, – отметила Саван.
– Так и есть. И даже больше, чем немного. Но ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему правду о нашей игре? Ибо тогда он помчится к ожидающей беде, и я без колебаний скажу тебе, что он не готов.
Саван несколько мгновений обдумывала это, затем покачала головой. Она уже сталкивалась с такой ситуацией раньше и слышала от Кейна о некоторых легендарных героях Земель Кровавого Камня, соратников магистра Цветов из давних-давних времен. Видя его подвиги, многие желали больше узнать о путях монаха. Однако стиль боя и движения были другими. Слишком другими. Это могло дополнять подготовку, которую воин знал раньше, или противоречить ей – причем последнее в самый неподходящий момент.
– Это так же просто, как дышать, – объяснил Кейн. – Воин выпячивает грудь и втягивает живот, вдыхая весь воздух, чтобы казаться больше и внушительнее. Мы понимаем ценность более мягкого живота, дыхания в суставы, использования дыхания для подпитки мышц, а не для какой-то птичьей демонстрации силы.
Саван обдумывала это всего мгновение, прежде чем ответить со смехом.
– Есть разница в подходах, и она проявляется в различии действий, – сказал Кейн. – Ты слышала об этом существе, которое они называют Охотником?
Саван на мгновение уставилась на старого монаха.
– Ты имеешь в виду тот внутренний огонь, который кипит внутри нашего гостя?
Кейн кивнул.
– Я слышала, что Дзирт отправляется в место чистой, первобытной ярости. Я не была свидетелем этого...
– Я был. Только однажды, во время Войны за Серебряные Пределы. Вместе с Братом Афафренфером я был в его мыслях и душе. Довольно впечатляюще, не сомневайся. Почти звериное, каждое его движение инстинктивно или реактивно, каждый его удар силен и точен.
– Звучит впечатляюще.
– О, это так, в зависимости от врага под рукой.
– Потому что он не думает по-настоящему? – спросил Саван.
– Вот именно. Как, по-твоему, ты справишься с таким примитивным, даже диким убийцей?
Саван задумалась всего на мгновение, и довольно уверенно заявила:
– Дзирт, это существо-Охотник, будет убит.
– Почему? – спросил Кейн.
– Потому что я бы использовала его свирепость против него самого, чтобы утомить его.
Гроссмейстер Цветов кивнул.
– Мы должны действовать быстро. Я чувствую, что на этом пути есть срочность. К счастью, Дзирт быстро учится.
На следующий день Саван шла по горной тропе, северный ветер обдувал ее, а следопыт-дроу шел позади. Она завернула за угол, выйдя на небольшое плато, обращенное на север и полностью открытое зимним стихиям.
– Это часть твоего обучения? – спросил Дзирт сквозь вой ветра, когда подошел к ней.
– Была частью, – поправила она. – Это было основным требованием для повышения до моего нынешнего звания.
– Хозяйка Зимы, – сказал Дзирт.
Саван кивнула и улыбнулась.
– И поэтому зима не может победить меня.
– Не уверен, что понимаю.
– Сними свой плащ, – приказала она.
Дзирт, который только что поплотнее закутался в плащ, скептически посмотрел на нее.
Она протянула руку.
Пожав плечами, дроу снял одежду и передал ее. Он сильно вздрогнул, защищаясь от ледяного ветра, который действительно уже сильно кусал его.
– Сядь, – сказал ему Саван. – И дай мне свои ботинки и носки. И перчатки, – добавила Саван, когда он сделал это. – Сядь с прямой спиной и скрести ноги, положи руки на колени, как во время медитации.
Он так и сделал, но прежде чем закрыть глаза, заметил, что на пальцах ног уже появились признаки холода, цвет и текстура кожи изменились.
– Иди в тихое место, – проинструктировала Саван. – Верь, что ветер не причинит тебе вреда.
Дзирт скривился, выдавая сомнения, но попытался и сумел впасть в медитативное состояние.
Правда, только на короткое время. Прошло совсем немного времени, прежде чем он не смог игнорировать ледяное пощипывание. Он поморщился и открыл глаза, чтобы снова увидеть покраснение на пальцах ног.
– Больно? – спросил Саван.
– Немеют, – сказал Дзирт.
– Физическое тело стремится выжить, жертвуя пальцами на руках и ногах, – объяснила она. – Кровь остается рядом с более важными областями, в сердце и грудной клетке. Не позволяй ей.
Дзирту пришло в голову, что зубы женщины даже не стучали, что дало ему надежду, что она знает, о чем говорит.
– Подчини свои инстинкты, – наставляла Саван. – Гони кровь обратно к рукам и ногам. Загляни внутрь. Это ты управляешь сознанием.
Дзирт представил, как кровь течет по нему, как если бы это была череда горных потоков, каскадом стекающих с предгорий. Он использовал те же техники, которым его обучил магистр Кейн, для выполнения малого исцеления себя.
Он почувствовал некоторое облегчение – конечно, не полное, но достаточное, чтобы снова взглянуть и порадоваться, что к конечностям вернулся естественный цвет.
– Хорошо, хорошо, – сказала ему Саван. Она наклонилась и схватила его за ногу, и Дзирт чуть не подпрыгнул от тепла ее хватки! И дело было не только в контрасте.
Рука Саван была горячей настолько, что он посмотрел на нее, ожидая, что она проводит пальцами по свече или какому-то другому источнику тепла.
Но нет.
Она вернула его ботинки, перчатки и сапоги и приказала ему одеваться. Когда он надел плащ и встал, Саван шокировала его, раздевшись только до легкой нижней рубашки. Она развела руки в стороны и приняла удары ледяного ветра.
– Продолжай делать то, что я тебе сказала, – обратилась она к Дзирту. – Согрейся, мой друг, словно на тебя светит летний день.
Дзирт снова принял медитативную позу и представил эти горные потоки.
Его зубы перестали стучать. Он почувствовал, как тепло разливается по рукам и ногам.
Через некоторое время он открыл глаза и увидел, что Саван все еще стоит там, почти обнаженная, под безжалостным северным ветром.
Наконец, она опустила руки и повернулась к нему, затем начала одеваться.
– Твоя очередь, – сказала она. – Сделай так же, как и я.
Дзирт подчинился и поднял руки.
В конце концов, он продержался не так долго, как Саван, но она была Мастером, а он все еще учеником. Когда они начали свой обратный путь по горной тропе, он понял, что ему был сделан огромный подарок.
Наступала ночь, когда они снова приблизились к монастырю, полная луна выглядывала из-за восточного горизонта.
Где-то в ночи завыл волк. Затем гноллы снова начали визжать и тявкать.
– Они быстро становятся проблемой, которую мы должны решить, – сказала Саван Дзирту.
– Мне сообщили, что приближается шторм.
– Завтра к вечеру пойдет снег, а это значит, что я этой ночью должна последовать за этими визжащими демоническими тварями в их логово, без сомнения, в пещеру. Кажется, с каждым годом их становится все больше примерно в это время.
– Значит, монастырь взял на себя смелость сразиться с гноллами?
– Не сразиться; защитить тех, на кого гноллы нападут. Если мы этого не сделаем, деревни на восточных склонах Дамары заплатят высокую цену за наше бездействие, – объяснила Саван. – Гноллы охотятся на города, укрывшиеся от зимнего удара, их предполагаемые жертвы сбились в кучу, и им некуда бежать.
Дзирт не мог не согласиться с этой оценкой, особенно после резни, которая недавно произошла в Лускане во время Войны Демонов, с дьявольской армией, состоящей в основном из гноллов.
– Я пойду с тобой, – сказал он.
– Действительно, можешь. Магистр Кейн утверждает, что ты отличный следопыт. Она остановилась на тропе перед Дзиртом и повернулась, чтобы посмотреть на него, расплываясь в злобной улыбке. – Зачем ждать?
– Сейчас?
– Твои пальцы и ступни должным образом согреты, Дзирт До'Урден? – она спросила. – Ты готов к драке?
Дзирт тоже злобно улыбнулся.
С близлежащего утеса магистр Кейн наблюдал, как Саван и Дзирт меняют курс и сворачивают на тропу, ведущую на восток, в направлении визжащих гноллов.
Он тоже отправился в путь, двигаясь бесшумно и с большой скоростью, чтобы обогнать пару, надеясь добраться до пещеры гноллов до того, как Дзирт и Саван найдут к ней дорогу. Он то и дело брался за мешок, который нес, в котором лежала одна из сандалий брата Головастика и разорванная и окровавленная мантия молодого человека.
Через некоторое время он заметил пару, движущуюся по нижней части склона холма, покрытому снегом и усеянному большими камнями.
Он ускорил шаг, направляясь к пещере, которую хорошо знал. Он обошел вход, расположенный в естественной каменной стене и охраняемый всего одним гноллом, и расположился на дереве высоко над охранником.
Кейн знал, что здесь ему нужно действовать быстро.
Он спрыгнул вниз с высоты тридцать футов и приземлился прямо рядом с удивленным монстром.
Гнолл чуть не выпрыгнул из своих сапог. Он повернулся и взмахнул алебардой, но Кейн высоко подпрыгнул, поджав ноги, над пролетающим оружием. Он мог бы ударить ногой и прикончить гнолла, но ему нужна была не просто его смерть.
Ему нужно было наделать много шума.
Он легко приземлился, левой рукой схватив древко алебарды, прежде чем гнолл смог нанести следующий удар. Его правая ладонь с подогнутыми пальцами метнулась вперед и вверх и попала почти семифутовому зверю под толстую гиеноподобную морду.
Гнолл взвыл от боли и отпустил древко в левой руке, потянувшись когтями к Кейну.
Однако магистр Цветов уже исчез, ныряя под правую руку гнолла. Он резко повернул свою цепкую левую руку, едва не вырвав оружие у зверя – и он мог бы это сделать, если бы захотел. Однако вместо этого Кейн продолжил вращение, двигаясь прямо за гноллом, завершая нижним ударом ногой, от которого колени демонического существа подогнулись, затем последовал удар левым хуком по почкам, вызвавший более громкий и выразительный крик.
Такой, который наверняка услышали его визжащие товарищи.
Когда гнолл, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед, Кейн повернулся и бросился в пещеру, которая, как он знал, была неглубоким фойе комплекса гноллов с несколькими туннелями, уходящими вглубь горы.
Гнолл появился перед дверью, воя теперь во всю глотку и бросаясь в погоню.
Ответные звуки доносились из туннелей и с улицы, с усмешкой отметил Кейн.
Великий Мастер Цветов двинулся вниз, в темноту.
Дзирт держал Ледяную Смерть в ножнах, потому что клинок светился ледяным синим в морозном ночном воздухе. С восходом яркой луны ни он, ни Саван не нуждались в этом или каком-либо другом свете.
Вдвоем, они легко нашли голый холм, где выли гноллы, и по веренице следов на участках снега и грязи, поняли, что это правильное место.
Гноллы ушли, причем в спешке, и поэтому их было легко выследить.
Дзирт и Саван почти не издавали никаких звуков, пока мчались вперед, грациозно перепрыгивая через поваленные бревна и лавируя между валунами. Они подошли к узкой полосе деревьев перед крутым склоном и прижались к дальнему краю, глядя вверх на вход в пещеру, где толпилась пара гноллов.
– Прямо внутрь? – прошептал Дзирт своей спутнице.
– Прямо сквозь них, – согласилась Саван.
Дзирт уже бежал по склону, его сабли все еще оставались в ножнах.
Гноллы увидели его и закричали – они не пытались спрятаться – и подняли луки. Одна стрела пролетела мимо, вторая попала прямо в грудь Дзирта. Его руки скрестились перед ним в идеальный момент, перехватив стрелу прямо перед тем, как она вошла в него. Он поймал ее и выбросил руку вперед, запустив обратно в лучника!
Гнолл взвизгнул от удивления, затем от боли, когда стрела вонзилась в него.
Перед ним возник Дзирт.
В его руках появились сабли, стеклянный клинок Видринат сверкал синим, Ледяная Смерть светилась сине-белым. Он сильно ударил правой рукой, когда гнолл пытался вытащить стрелу из плеча, его левая рука перехватила следующую стрелу из колчана другого гнолла.
Саван, казалось, взлетела на последний участок подъема, жестоким двойным ударом отправила несчастного лучника кувырком назад в темноту входа пещеры.
Полностью сосредоточившись на раненом гнолле, Дзирт ринулся вперед, снова и снова поднимая клинки вверх и наружу, разрубив длинный лук, когда гнолл попытался защититься. Лук приостановил атаку ровно настолько, чтобы гнолл смог встать на ноги и даже вытащить меч, прежде чем Дзирт снова взмахнул обоими клинками, вынуждая его парировать.
Но это был всего лишь финт, отвлекающий маневр. Когда гнолл начал чувствовать себя достаточно комфортно, он присел на корточки. Именно этого и хотел Дзирт. Он опустился ниже, затем развернулся, прыгнул вперед и нанес круговой удар ногой прямо в грудь гнолла. Он ударился спиной о каменный край входа в пещеру, его дыхание вырвалось со звуком, который был наполовину визгом, наполовину ворчанием.
Видринат поднялся горизонтально вверх, закрывая меч гнолла, а Ледяная Смерть вошла под ним, вспоров грудь существа.
Дзирт вбежал в пещеру. Он прошел прямо мимо Саван, чьи раскрытые ладони выбивали жизнь из другого гнолла, каждый удар опережал попытку блока или чуть позже, когда блокирующая рука поднималась слишком высоко.
Ее скорость и точность заставили Дзирта захотеть отбросить клинки и сражаться так же, как она. Но нет, потому что четыре гнолла быстро приближались навстречу незваным гостям, трое из них выстрелили из луков.
Слева от Дзирта пролетела стрела, устремляясь к Саван, но дроу срезал ее в воздухе Видринатом. Вторая и третья полетели в Дзирта, но Ледяная Смерть отбила ведущий выстрел, затем дроу упал, перекатившись вперед, так что третья стрела, не причинив вреда, пролетела над ним.
Он приближался, все еще на бегу, к группе. Крупный гнолл прошел мимо лучников, держа меч и щит наготове, в то время как остальные обнажили клинки.
Дзирт шел прямо на самого большого, но вдруг внезапно и резко срезал вправо, подпрыгнул к стене и пробежал по ней три шага. Он опустился на пол позади гнолла со щитом, прямо около того, кто был за ним, который повернулся и наводил свой меч.
Видринат сильно ударил по этому клинку, запустив его из руки гнолла в оборачивающегося, который поднял свой щит как раз вовремя, чтобы отразить импровизированный снаряд.
Как раз в тот момент, когда левая рука Дзирта выполнила мощный блок, его правая ударила вперед, опередив попытку гнолла блокировать удар рукой и попав в бок демонического зверя. Едва он откинулся назад, как Дзирт резко развернулся, встретив колющий меч в последующем шквале парирований, из-за чего гнолл схватился за свой меч обеими руками в отчаянной попытке удержать его.
Удар щита обрушился на дроу слева, но он внезапно упал ничком на пол. Когда гнолл пронесся мимо, то споткнулся об него и полетел головой вглубь пещеры.
И Дзирт поднялся прежде, чем гнолл, стоявший перед ним, даже понял, что произошло. На самом деле, он поворачивал голову, чтобы проследить за осечкой и падением своего товарища, и прежде чем он понял, что дроу все еще здесь, Ледяная Смерть уже поднималась под его мордой, через горло в мозг.
Дзирт отпустил застрявший меч, когда проходил мимо третьего в очереди, и внезапно перешел к парированию: высоко, низко, высоко, низко, гнолл наносил удары высоко, затем низко, а Видринат наносил удары влево и вправо.
– Тебе еще не надоело? – позвала Саван с небольшого расстояния.
Она не присоединялась, просто смотрела и, по-видимому, наслаждалась зрелищем.
Вверх поднялся Видринат, вверх и вперед, чтобы оттолкнуть меч гнолла далеко вправо. Легким поворотом лезвия Видрината из стеклянной стали накрыло меч гнолла, Дзирт с силой притянул его обратно и опустил, продолжая вращать своей саблей, теперь снова вверх и снова с большой силой, выбивая меч из руки гнолла и отбрасывая его в туннель к Саван.
Она поймала его.
Дзирт ударил гнолла крестовиной справа, его плечи повернулись с огромной силой, чтобы увеличить размах и со щелчком голова гнолла резко откинулась назад. В воздух взлетел Видринат, за которым последовал прямой удар слева, отбросивший гнолла на несколько шагов назад. Дзирт проследил за его падением, когда тот споткнулся о первого гнолла с разорванным боком.
Последовал второй удар правой, на этот раз напряженно вытянутыми пальцами, идеально нацеленный в горло шатающегося гнолла.
Его крик вырвался потоком крови, хлынувшей из разорванного горла, а не изо рта.
Дзирт рванулся вперед, толкнув умирающего гнолла на землю. Он наступил ему прямо на грудь и прыгнул на стену и оттолкнулся назад, поглощая энергию удара согнутыми ногами, затем подпрыгнул с того положения, с которого пришел, переворачиваясь и извиваясь, чтобы нанести летящий удар ногой прямо между расширенными от удивления глазами преследователя.
Его удар ногой аккуратно сломал морду гнолла, заставив его отползти в сторону визжащим от боли и хлопающим себя по раздробленной верхней челюсти.
Дзирт упал плашмя на пол, схватил Видринат и вскочил обратно, развернулся и бросился через туннель навстречу оставшемуся врагу, который осторожно возвращался, выставив щит.
Дзирт отклонился ровно настолько, чтобы схватить Ледяную Смерть, которая торчала прямо из горла гнолла, лежащего плашмя на спине.
– Спасибо, что подержал, – сказал он мертвому зверю, высвобождая оружие.
Он бросился на гнолла со щитом, который блокировал его небольшим поворотом, меч устроился поверх круглого щита.
Вспышка справа удивила Дзирта, но еще больше удивила гнолла, потому что меч, брошенный как копье, попал ему прямо в ухо.
Он рухнул.
Дзирт остановился и выпрямился, оглянувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как Саван свернула шею гноллу со сломанной мордой.
– Я не собиралась позволять тебе получить все удовольствие, – объяснила она, пожав плечами.
– Ты думаешь, все кончено? – спросил Дзирт, и, словно для того, чтобы подчеркнуть его слова, из дальнего конца туннеля донесся лай.
Дзирт уже собирался двинуться на этот звук, как заметил кое-что в стороне. Он подскочил и поднял изодранную мантию своей саблей, отметив покрывающую ее кровь, затем с большим интересом и удивлением заметил единственную сандалию с порванным шнурком, который был починен с помощью куска виноградной лозы.
– Это... – заметила Саван.
– Брат Головастик, – закончил Дзирт, его мысли кружились, пока он пытался понять, как такое возможно. Головастик вернулся в монастырь, заботился о...
Из глубины туннеля донесся еще один неожиданный звук, плач человеческого младенца, и Дзирт был уверен, что узнал его.
Любая мрачная мысль о том, что это долг, разбились вдребезги. Теперь это было личное.
Только сияние Ледяной Смерти и Видрината указывали ему путь, и Дзирт сломя голову бросился вниз по туннелю.
Саван некоторое время смотрела ему вслед. Это был Охотник, как они и хотели. Теперь вся радость покинула Дзирта, сменившись этой первобытной яростью убийства.
Ей не понравился этот образ. Не от Дзирта, который, как она знала, мог быть гораздо большим, чем диким орудием разрушения.
Но Саван только вздохнула и бросилась в погоню.
Как бы ей ни было это неприятно, она понимала его необходимость, и не только для того, чтобы избавиться от демонических гноллов.
Аззудонна долго лежала без сна, пытаясь сообразить, что ей следует рассказать. Она снова воспроизвела в голове побег из комнаты в этом самом доме, ту внезапную и дикую сцену, которая привела к травме. Она пришла к полному убеждению, что здесь не враги – и она также поняла, что пожилой человек направил в нее не атакующее заклинание, а заклинание понимания языков. Даже когда она бежала из дома, человеческая женщина умоляла ее остановиться – не потому, что она не хотела, чтобы Аззудонна сбежала, как изначально полагала эвендроу (прежде чем она даже осознала, что понимает женщину!), а потому, что она пыталась предупредить Аззудонну о невидимом, твердом барьере.
Они могли оставить ее умирать, убить сейчас или пытать – возможно, они так и поступят, если она продолжит отказываться отвечать на вопросы!
Но Аззудонна на самом деле в это не верила. Очевидно, они были друзьями Кэтти-бри и остальных. Те четверо, что прибыли в Каллиду, не стали бы пытать пленника. Она была в этом уверена. Она знала сердца посетителей, особенно Закнафейна. Действительно, только сейчас, в момент глубокой утраты, Аззудонна поняла, что влюбилась в Закнафейна – как она жаждала снова быть с ним, лежать рядом тихими зимними вечерами, сражаться рядом в Каззкальци.
И это были его друзья. Это ее единственная связь с ним.
Возможно, обратно к нему.
Ей хотелось ответить на вопросы и рассказать все. Она хотела умолять помочь ей вернуться и узнать, что случилось с Кэтти-бри, Джарлаксом, Артемисом Энтрери и больше всего с Закнафейном.
Однако она этого не сделает, как бы сильно ни хотелось. Аззудонна знала правила своего города и понимала свою ответственность. Она не могла рассказать этим людям то, что они хотели знать, не рискуя секретностью Каллиды. Конечно, она поняла, что находилась на юге. А это значило, что она находилась среди населения во много раз превосходящего население ее любимой родины, которое не сможет противостоять вторжению этих более густонаселенных и могущественных королевств.
Поскольку эвендроу не собирались позволять четверым новичкам покинуть Каллиду с нетронутыми воспоминаниями, Аззудонне придется жить в том же притворном невежестве.
Следовательно, ей нужно придумать историю о долгом заточении в руках злых слаадов в месте, которого она не знает и не сможет найти. Она скажет им, что Кэтти-бри и другие убиты в бою, и ей одной удалось сбежать, хотя она не была уверена, как у нее получилось. Да, она скажет им, что огромная кошка схватила ее и пронесла сквозь уровни в это место, где бы оно ни находилось – они уже видели пантеру, так что не было смысла скрывать. Однако больше она ничего не расскажет.
Она снова и снова прокручивала эту историю в голове, ища пробоины в крыше и стенах, которые собиралась возвести. Через несколько мгновений она отвергла представление о слаадах как об убийцах пропавших друзей, поскольку это может создать касательную, которая спровоцирует дальнейшие действия со стороны южан. Неужели она хотела стать причиной отправки армии на север? Даже когда она сократила историю до приемлемого, сбитая с толку и потерявшая надежду эвендроу осознала, что не может поддерживать здесь ложь – любую ложь! Она вспомнила Галатею и инквизиторов. Они могли легко обнаружить ложь.
Стоило ли ожидать чего-то меньшего от этих людей? Это было изощренное общество, богатое магией, если судить по Кэтти-бри и Джарлаксу.
Никакой лжи. Скорее, она будет полагаться на полуправду и запутывание – она может легко придерживаться такой тактики, не нарушая своих клятв. Она могла только надеяться, что сможет пройти через это, не оттолкнув их окончательно.
Но... что потом?
Тогда ей придется просто жить здесь или в каком-нибудь другом месте на юге и позволить долгим годам течь мимо, пока она не найдет способ каким-то образом вернуться в Каллиду.
– Они друзья Закнафейна, – прошептала она себе, нуждаясь услышать подтверждение, что они не станут жестокими и злыми врагами. Она может жить здесь. Она пожертвует своим желанием вернуться домой ради своего народа.
Ни от кого из Каллиды нельзя было ожидать меньшего.
– Очевидно, она знает больше, чем говорит, – сказала Копетта Пенелопе и Доуэллу позже. – Надеюсь, ты собираешься держать ее под надежной охраной.
– Наша гостья никуда не денется, – заверила Пенелопа жрицу Гаунтлгрима.
– Мы получим ответы. – Доуэлл согласно кивнул.
– Раньше, чем вы думаете, – раздался голос Киппера из коридора, и старый волшебник вошел с парой неожиданных гостей.
– Где она? – спросил Громф Бэнр, проталкиваясь мимо Киппера.
Пенелопа поняла, что великий волшебник уже получил ответ на свой вопрос, поскольку этот простой вопрос заставил ее задуматься над ответом и, вероятно, Доуэлла и Даб'ней тоже.
Это означало, что Киммуриэль ясно услышал их мысли, поскольку он и другой дроу уже двигались к комнате их гостьи.
И это также означало, что эти два псионика действительно собирались получить некоторые ответы, независимо от того, решила Аззудонна предоставить их или нет.
В этот раз стука не последовало, дверь просто распахнулась, напугав Аззудонну и Даб'ней, которая заканчивала лечение раненой эвендроу.
Вошли двое мужчин-дроу, с мрачными и угрожающими лицами. За ними вошла Пенелопа, с сочувственным выражением лица.
Аззудонне это не понравилось. Она изучила двух странных мужчин. Один был широкоплеч, внушителен и в волшебном одеянии с пугающим хмурым выражением лица. Другой – маленький, хрупкий и с выражением, которое казалось совершенно нечитаемым, одет был просто.
Даб'ней слегка поклонилась и поспешила выйти из комнаты, жестом приказав всем троим следовать за ней.
Более грозному дроу, казалось, это не понравилось, и он даже насмешливо фыркнул над ее просьбой.
– Я бы хотела поговорить с тобой сейчас, – настаивала Даб'ней, и Пенелопа даже схватила явно раздраженного мужчину за руку.
С преувеличенным вздохом, который кричал: «О, если я должен», мужчина последовал за ней.
Последний уходивший, невысокий мужчина, бросил суровый взгляд на Аззудонну и закрыл дверь.
В голове Аззудонны крутились разные варианты, и ни один из них не был хорошим. Она постоянно напоминала себе о своем долге здесь. Она говорила себе, что это друзья Кэтти-бри и других, пытаясь успокоиться, но понимала, что дискуссия сейчас станет более серьезной и настойчивой, и, судя по одежде более крупного дроу, с применением магии.
Она глубоко вздохнула. Она готовилась к такой возможности всю жизнь – усердно тренировалась, несмотря на то, это всегда казалось отдаленной возможностью, но это был вопрос, очень важный для ее народа.
Она еще раз попыталась найти границы в том, что она может раскрыть, и в том, что не должна.
Непрошеные слезы навернулись на глаза, когда она подумала обо всех вещах, о которых не могла им рассказать. Такие вещи как Каззкальци и чудо, которое спасло ее нового друга и которого она бросает ради блага Каллиды.
«Перте мийе Закнафейн», беззвучно произнесла она одними губами.
Ей пришло в голову, что эти люди, возможно, могли бы его спасти. Они могли спасти мужчину, о котором она так сильно заботилась. Осмелится ли она рассказать о мужчине, которого полюбила за столь короткое время?
Но так же быстро она недвусмысленно сказала себе, что это не вариант. Потому что она была Аззудонной.
Аззудонной из Каллиды.
Каллида – ее дом, и его безопасность превыше всего. Она отдаст свою жизнь, прежде чем выдаст тайну города, скрытого во чреве Кадижа, и так же она отдаст жизнь Закнафейна.
Аззудонна знала, что это будет нелегко. Сила этих южан была не тем, с чем она сталкивалась. Но она тоже сильна, и поэтому тихо произносила мантру, погружаясь в место стойкости и тренировок.
– Она говорит на языке дроу, – сообщила Даб'ней троице в коридоре, – Но не на Общем, и я никогда раньше не слышала такого диалекта.
– Она рассказала что-нибудь о наших друзьях? – спросил Киммуриэль.
Даб'ней покачала головой.
– Ее зовут Аззудонна. Это все, что она рассказала.
– Это все, что она открыла тебе, – зловеще сказал Громф Бэнр и снова толкнул дверь.
Пенелопа Гарпелл двинулась следом, но Киммуриэль удержал ее.
– Давайте начнем допрос.
– Она все еще слаба, – предупредила Даб'ней.
– Это облегчит задачу.
– Не делай ей больно, – приказала Пенелопа. – Она в ужасе.
– А может быть, это она убила наших друзей? – сказала Даб'ней.
– Она могла бы пронзить меня тем странным копьем, но не сделала этого, – напомнила ей Пенелопа.
– Она не пострадает, – пообещал Киммуриэль лидеру Особняка Плюща. – Но и не скроет от нас информацию.
Он последовал за Громфом в комнату и закрыл за собой дверь.
– Ты Аззудонна? – он услышал, как Громф спросил женщину на Общем языке.
Она с любопытством посмотрела на него, затем сказала:
– Аззудонна.
– Аззудонна из? – спросил Громф, теперь используя язык дроу.
– Я Аззудонна, – ответила она.
Громф посмотрел на Киммуриэля, подавая ему знак.
Псионик пристально сосредоточился на женщине, направляя в нее свой мысленный взор, ища каждую ее мысль, каждый мелькающий образ, каждую идею, каждое намерение.
Громф обрушил на Аззудонну шквал вопросов о ее доме, об их друзьях, о том, как она заполучила Гвенвивар – и была ли это вообще Гвенвивар?
Громф слушал ушами.
Киммуриэль слушал более внимательно.
Вопросы сыпались молниеносно, один за другим, прежде чем бедная Аззудонна успевала начать отвечать или даже начать решать, отвечать или нет.
Мужчина упомянул Гвенвивар, и она тут же представила себе пантеру, вспомнив, как Кэтти-бри впервые познакомила ее с прекрасным существом.
Он задал другой вопрос прежде, чем она могла даже отрицать это знание, затем другой.
Аззудонна уловила смысл. Ее предупреждали и обучали. Она заглянула внутрь и сосредоточила всю свою ментальную энергию на незваном госте, который, как она полагала, находился в ее мыслях. Как только она поверила, что почувствовала «другого» внутри, она вспомнила свое обучение и представила одну простую вещь: летнее солнце, светящее на плоской ледяной шапке.
Белизна. Ослепляющая, неумолимая белизна.
Киммуриэль пытался пробиться, пытался слушать сквозь это. Но не слышал ни малейшего шепота. Просто всеохватывающий, неумолимый свет. Он даже перестал слышать вопросы Громфа. Она умерла?
Неужели эта странная дроу унесла его с собой в царство Смерти?
Псионик вернул разум в собственное тело, крепко зажмурив глаза, чтобы отогнать волны головокружения, преследовавшие его.
Теперь он снова слышал Громфа.
– Расскажи мне о Джарлаксе! Откуда ты? Как ты сюда попала?
Киммуриэль поднял руку и покачал головой, призывая Громфа остановиться.
– Она тебя не слышит, – сумел выдохнуть Киммуриэль. Он медленно открыл глаза и посмотрел на своего озадаченного напарника.
– Ее там нет, вернее, она здесь, но так далеко, что твои слова и мои мысли не могут проникнуть.
– Как это возможно? – спросил Громф.
– Она тренировалась против нас, – сказал ему Киммуриэль.
– Она псионик?
Киммуриэль на мгновение задумался, затем ответил:
– Нет. Нет, я в этом сомневаюсь. Полагаю, она обучена против магических заклинаний чтения мыслей. Там похожая защита, и она так же сильна в ней, как любое существо, не являющееся иллитидом.
– Любое? – с сомнением спросил Громф.
– Может быть, не Дзирт благодаря его новой подготовке.
– Любое? – повторил возмущенный Архимаг.
Киммуриэль посмотрел ему прямо в глаза.
– Да. Даже ты. Мы не получим ответы таким способом – по крайней мере, не только таким способом.
– Что ты предлагаешь?
Киммуриэль посмотрел на женщину и покачал головой.
– Я не знаю.
Он направился к двери, и Громф последовал за ним из комнаты. Даб'ней прошла мимо них, чтобы вернуться к исцелению Аззудонны.
Пенелопа и Копетта ждали двух мужчин в холле.
– Что вы узнали? – спросила Пенелопа, когда они подошли.
– Очень мало, – ответил Киммуриэль. – Теперь я уверен, что это была Гвенвивар. Я также увидел в ее сознании образ странного места, которого не знаю, и улыбающуюся Кэтти-бри, в то время как эта самая дроу, лежащая в комнате, спокойно поглаживает пантеру.
– Это хорошо, – сказала Копетта. – Может означать, что она не враг.
– Даже если друг, почему и как она здесь оказалась? Почему Гвенвивар оставила Кэтти-бри, если Кэтти-бри не в ужасной беде или даже мертва?
– Осторожно, когда говоришь такое, – сказала Копетта. – Король Бренор с друзьями уже в пути, и это не то, что он хотел бы услышать.
– Не больше, чем я хочу такое говорить, – сказал Громф. – Но это не меняет моего вопроса.
– Дзирт знал о пантере больше, – заметила Пенелопа. – Он должен быть здесь.
– Он в монастыре Желтой Розы, – сказал Киммуриэль. – Это довольно долгое путешествие, так что давайте посмотрим, что мы можем узнать, прежде чем посылать за ним.
– И как мы это сделаем? – спросил серьезный Громф.
– Я уже предупредил магистра Кейна, что нам, возможно, потребуется вернуть Дзирта, – ответил Киммуриэль. – Оставайся с ней и охраняй ее, – проинструктировал он Пенелопу. – Она свободно говорит на языке дроу, но со странным акцентом, который я не могу определить.
– Я останусь с ней, – вызвалась Копетта. – Ей нужно больше моих заклинаний, и я приготовила одно, чтобы мы могли понимать друг друга.
Дворфийка подмигнула и ухмыльнулась, затем вошла в комнату.
Кивнув обоим дроу, Пенелопа последовала за ней.
– Ты думаешь, они мертвы, – сказал Громф Киммуриэлю, когда они остались одни.
– Мы не можем этого знать.
– Ты такой же наивный, как та жрица. Конечно, мы можем так подумать. Почему она здесь? Как она здесь оказалась? У нее нет ониксовой фигурки, которая вызывает кошку. Ты не слышал от Джарлакса звонка от свистка, который он носит? Ни одного?
– Ни одного. Но, возможно, я смогу обратить двеомер и связаться с ним.
– Или, возможно, мы можем приложить больше усилий, чтобы получить какую-то информацию от этого существа Аззудонны.
– Пытать ее? – сказал Киммуриэль с пренебрежительным смехом.
– Это может быть очень эффективно.
– Эффективно разрушит каждый союз, который ты создал. Я говорю «ты», потому что я не буду участвовать ни в чем подобном.
– Ты изменился, мой друг.
– Я надеюсь. Но даже если это не так, я не думаю, что ты многого добьешься от пыток.
Киммуриэль почтительно кивнул и оставил своего друга, направляясь в одну из многочисленных маленьких комнат в огромном Особняке Плюща.
Громф долго стоял в коридоре, наблюдая за уходом Киммуриэля и глядя на пустые коридоры после ухода псионика, его внимание было обращено внутрь, и он едва замечал что-либо перед собой, пока Киппер Гарпелл не показался из-за угла.
– Где я могу отдохнуть и позаниматься, старый волшебник? – спросил Громф.
– Старый? Мне говорили, что ты, по крайней мере, в пять раз старше меня, – ответил Киппер с усмешкой.
– Но я не стар, – сказал Громф.
Это вызвало смех у Киппера.
– Пойдем, я покажу тебе свою личную библиотеку. Конечно, она ничтожна в сравнении с той, что есть в Главной Башне, но там найдется несколько интересных фолиантов. И с помощью магии я создал там изысканно удобные кресла.
Громф посмотрел на дверь, отделяющую комнату Аззудонны. Он слышал, как три женщины болтают внутри. Он поднял палец к Кипперу, прося минутку, и подошел к двери, приложив ухо.
– Значит, дворф? – услышал он голос Аззудонны, но на обычном языке Поверхности. Заклинание жрицы сработало.
– Дворф, да. Ты никогда не видела дворфов?
– Я видела, но они не похожи на тебя.
– Это хорошо или плохо? – беззаботно спросила Копетта.
– О, хорошо, конечно, – ответила Аззудонна. – Это делает тебя довольно интересной.
«Действительно, хорошо», подумал Громф.
Они успокаивали незнакомку, усыпляли ее бдительность. Возможно, она была бы менее упряма в своем сопротивлении…
– Мы идем? – спросил Киппер, перебив мысль прежде, чем Громф смог полностью осознать ее.
Архимаг кивнул и последовал за ним.
Киммуриэль задернул шторы, максимально затемнив комнату. Он отодвинул небольшой письменный стол и сел, скрестив ноги, в центре комнаты.
Он закрыл глаза и глубоко погрузился в себя, затем извлек разум из физического тела, выйдя из себя.
Освободившись от притяжения мира и его физических преград, он полетел вверх сквозь потолок, а также сквозь крышу, в воздух.
Наступила ночь, и на небе появились звезды, но они совершенно не привлекли внимания Киммуриэля, настолько он был сосредоточен. Он смотрел на мир внизу, и все же заставлял себя подниматься выше, расширяя горизонты.
Его мысли блокировали все отвлекающие факторы: дым, поднимающийся к небу из трубы, огни Длинной Седловины и Лускана, даже несколько костров, горящих в Долине Ледяного Ветра, далеко на севере. Все исчезло – абсолютно все, пока он не оказался в кромешной тьме.
За одним крошечным исключением.
Киммуриэль приложил немало усилий, чтобы создать магический свисток, который настроил на Джарлакса. Учитывая их отношения и постоянные угрозы мира Поверхности, который они до сих пор не до конца понимали, он подумал, что он стоит затраченных усилий. Свисток был предназначен для того, чтобы Джарлакс мог связаться с ним, единственная, простая и тихая нота, которая достигала бы пределов физической реальности, а затем достигла бы только уха Киммуриэля. Чего Джарлакс не знал, так это того, что Киммуриэль мог использовать этот маяк, даже когда наемник не активировал его.
Он сосредоточился на этом сейчас, полностью, без остатка, с исключительной концентрацией, которой мог достичь только тот, кто долго тренировался в улье иллитидов.
Перед ним показалась единственная далекая точка света. Он не имел ни малейшего представления о направлении или расстоянии, поскольку «видел» не физическим способом.
Он просто чувствовал его магически.
Его бестелесные нити быстро полетели к точке света, ускоряясь, думая, что он найдет Джарлакса.
Но нет, предмет держал вовсе не наемник, и мысли, которые Киммуриэль почувствовал, исходили из чуждого ему источника. Дроу, понял он, почувствовав личность своего хозяина, и один из них предупредил о вторжении, другой испугался и уже пытался изгнать его.
Киммуриэль продержался достаточно долго, чтобы увидеть глазами дроу вспышку, образ: склеп или какое-то глубокое основание большого здания, с низкими арками, бледно светящиеся в скудном свете свечей, но все же достаточно отчетливые, чтобы он мог заметить украшающие их гравюры того же типа, что и на странном копье Аззудонны, которое Пенелопа показала ему.
Сундуки, тубусы со свитками, ящики и сундуки всех форм и размеров выстроились вдоль многочисленных полок, прорезанных в бледных стенах.
По мысленному требованию Киммуриэля перепуганный дроу –Киммуриэлю показалось, что это был молодой человек – он посмотрел вниз на свои руки, одежду и сапоги.
Да, оба дроу носили одежду, похожую на одежду Аззудонны.
Затем вторгшийся псионик был изгнан, внезапно и безвозвратно.
Он не сопротивлялся, а вместо этого моргнул и открыл свои собственные глаза в затемненной комнате в Особняке Плюща.
Их было больше. Он чувствовал, что их гораздо больше, потому что молодой человек, которым он ненадолго овладел, думал о большом зале совета.
И у них был свисток Джарлакса.
И у них, вероятно, была ониксовая статуэтка Гвенвивар – возможно, именно так они получили доступ к магии, чтобы отправить Аззудонну в путешествие.
Но где же был Джарлакс? Кэтти-бри? Где были его друзья?
Какая судьба постигла их на крайнем севере Фаэруна?
Киммуриэль боялся, что уже знал ответ.
– И, таким образом, мы вернулись, выполнив свой долг, – закончила Галатея. Она сложила ладони перед грудью и склонила голову в знак уважения к Моне и галерее Временного Собрания.
Избранные представители собрались в Сиглиге сразу же после получения известия о возвращении группы, которая сопровождала незнакомцев в опасные пещеры под крепостью ледяных гигантов. Галатея, Илина, Эмилиан и Аззудонна, назначенные руководители экспедиции, были вызваны еще до того, как вышли из туннеля, ведущего в самый северный район Каллиды, по личному приглашению Моны Валриссы Жамбоуль, хотя, конечно, только трое из них смогли ответить на этот призыв.
После того, как Галатея закончила, в зале долгое время царила полная тишина. Паладин не заняла свое место между Эмилианом и Илиной, сидящих на стульях из голубого льда, установленных перед галереей.
Наконец, Мона Валрисса встала и подошла к возвышению в центре изогнутой полукруглой галереи. Там она сделала паузу и оглядела всех представителей. Конечно, жители Каллиды были не чужды трагедий, но эта, казалось, задела их всех особенно сильно.
Потому что все они знали, и предвидели, что именно так все и закончится.
Мона Валрисса знала. Галатея знала.
Эмилиан и Илина знали.
Алвисс, дворфийка инугаакаликурит, которая была в той экспедиции и которая последовала с Галатеей, Эмилианом и Илиной обратно в Сиглиг, чтобы занять место во Временном созыве как представитель района Б'шетт, знала и должна была предвидеть.
Им не следовало снова отправляться в место трагедии, какой бы захватывающей ни была история, какими бы душераздирающими ни были желания четырех незнакомцев.
Галатея знала это больше всех. Полугодом ранее она возглавляла предыдущий поход в те пещеры, к величайшей трагедии Каллиды за много десятилетий, с тех пор как ледник отвоевал район Каттизола. Охваченная волнением от того, о чем шептались по всей Каллиде как о «Чуде Каззкальци», исцелении незнакомца по имени Закнафейн от фага хаоса исключительно эмоциональной молитвой каллидийцев, и в надежде на этих замечательных посетителей, достаточно ли усердно она старалась, чтобы отговорить их от путешествия?
Разве путешествие не должно было быть запрещено, ради Каллиды и ради четырех обреченных посетителей?
– Святая Галатея, тебе было приказано не сопровождать их в туннели, – сказала Мона Валрисса, нарушив молчание уважения к пятерым погибшим, которое продолжалось дольше положенного времени и превратилось скорее в бездыханное выражением шока и растерянности.
– Мы этого и не делали, – ответила паладин. – Мы прошли лишь небольшой путь во входной туннель, чтобы узнать судьбу наших гостей, когда они войдут в сам комплекс.
– Но вы не узнали.
– Нет, – подтвердила Галатея. – Мы не углубились достаточно далеко, чтобы по-настоящему выяснить, что произошло. Я подумала, что это слишком опасно, и приняла решение отступить. И мы это сделали, со всей целесообразностью, за исключением Аззудонны, которая, – она сделала паузу... слишком долгую.
– И мы даже не знаем, что с ней случилось, – напомнила им всем Мона Валрисса. – Ты думаешь, что это пантера, спутница Кэтти-бри, забрала ее у нас?
– Я верю, – ответила Галатея и повернулась к своим двум сидящим спутникам. Она болезненно поморщилась, когда заметила, что четвертый стул пуст. Место предназначалось для Аззудонны, как для еще одного руководителя экспедиции.
– Я видела это лишь мельком и издалека, – ответила Илина. – Но да, я действительно верю, что это была пантера.
Эмилиан кивнул:
– Согласен.
– А когда она пропала?
– Мы бежали, – сказала Галатея, как она объясняла в докладе. – Мне больно это говорить, так же, как больно было это приказывать. Но приказ был четким: не вступать в бой в пещерах.
– Мы переместились к концу разлома за пещерой и стали ждать, – продолжила паладин. – Я не знаю, сколько точно, но, по крайней мере, час. Четверо гостей не вышли из того туннеля вовремя. Комната, где их друг, наш друг, Доум'виль была потеряна в той трагедии, находилась всего в нескольких сотнях шагов от комплекса. Если бы они могли, я уверена, что они отправили бы нам ответное сообщение, по крайней мере, чтобы сообщить нам о своих успехах.
– Итак, мы должны предположить, что они мертвы? – спросила Мона Валрисса. – Захвачены в плен?
Галатея вздохнула, пожала плечами и неохотно кивнула, и все в комнате, казалось, вздохнули вместе с ней.
За исключением, возможно, Моны Валриссы.
– Или они сбежали? – добавила она. – И они послали компаньона- пантеру, чтобы взять одного из вас в плен?
Послышались вздохи, и полные страха взгляды обратились к друзьям, как будто рассказ о мрачных последствиях того, о чем только что спросила Мона Валрисса, мог как-то уменьшить шок.
– Нет, – категорично и громко заявила Галатея, улучив момент и вытащив собрание от состояния коллективного напряжения. – Если бы они сбежали, то натолкнулись бы на нас. Я бы никогда не согласилась забрать их из города, если бы не доверяла им. Мы узнали их лучше. Мы их поняли. Они были такими, какими стали, пройдя через испытания и время.
– Я согласна, – сказала Мона Валрисса. – Но мы должны, по крайней мере, рассмотреть все возможности.
– На протяжении всего обратного пути в Каллиду я постоянно оглядывалась через плечо, – сказала Галатея. – Не для того, чтобы обнаружить преследование наших врагов, а в моей мимолетной надежде, что я найду наших пятерых потерянных друзей, спешащих догнать нас, возможно, даже в сопровождении некоторых из тех, кто был потерян во времена Зачатков Зелени. Я говорю «мимолетная надежда» только потому, что все возможно, но, по правде говоря, это фантазия без какой-либо причины или оправдания. Мы знали, с чем они столкнутся в пещерах. Теперь я только жалею, что не была еще более настойчива, чтобы остановить их.
Мона Валрисса кивнула, но Галатея поняла, что это вежливая уступка, без убеждения. Ибо Валрисса, как и Галатея, знала: это не остановило бы четверых южан в их стремлении найти потерянную подругу, и, в конце концов, каллидийцы не имели этического права отказать им.
Тем не менее, все в этой комнате оплакивали эту потерю, как они оплакивали потерю Аззудонны.
– Мы будем петь этой ночью под Веселыми танцорами, – заявила Мона Валрисса. – Все каллидийцы соберутся и попрощаются. А завтра мы проснемся и вернемся к нашей работе, привычкам, жизни.
Она сделала паузу и огляделась, и Галатея поняла, что Мона Валрисса проверяет, не желает ли кто-нибудь еще быть услышанным. Мона закончила, посмотрев на трех свидетелей, которые все кивнули в подтверждение того, что им нечего добавить.
– Это путь Каллиды, – провозгласила Мона Валрисса традиционное закрытие Временного Собрания.
Галатея повернулась к двум друзьям, когда они собирались уходить.
– Мы знали, что это может случиться, – напомнил ей Эмилиан. – Что это, скорее всего, произойдет.
– От этого легче не становится.
– Нет, – тихо сказал Эмилиан.
– Будем надеяться, что Аззудонне, по крайней мере, удалось выбраться оттуда, и если ей это удалось, то она найдет хорошую жизнь, куда бы ее ни забрали, – сказала Илина.
– Мы споем о ней сегодня вечером, – сказала Галатея. – Как и о Закнафейне и Джарлаксе, Артемисе Энтрери и Кэтти-бри.
– Это путь Каллиды, – сказала Илина.
Все трое обнялись.
– Неужели я настолько злая, потому что какая-то часть меня надеется, что все пятеро, которые не вернулись, были убиты? – спросила Мона Валрисса у Алвисс позже, когда они вдвоем ужинали в таверне «Мона Чесс».
– У меня были те же мысли, леди, – призналась Алвисс. – Ты, конечно, знаешь, как я люблю Аззудонну, даже если я виню ее за то, что она обыграла Б'шетт две игры назад! И, да, я очень полюбила человеческую женщину, Кэтти-бри. Но Алвисс обманывала бы, а Алвисс не обманывает, если бы я отрицала, что разделяю твои опасения. Если они сбежали от нас, намеренно или в силу обстоятельств, они сделали это, не пройдя через ритуал. Они знают, где мы находимся. Они знают, кто мы такие.
– Они знают нашу оборону, – сказала Мона Валрисса. – И наши уязвимые места.
– Ты жалеешь, что мы не сделали все по-другому?
Мона Валрисса откинулась на спинку стула, сделала большой глоток напитка и прокрутила в голове последние десять дней.
– Мы должны были остановить их в их безнадежных поисках, – решила она. – По крайней мере, до тех пор, пока не пройдут ритуал и таким образом не найдут путь обратно в Каллиду. Мы должны были сделать это и заставить Бурнуков отогнать их на север, к последнему разлому, и там оставить их с картой пещер и их потерянным другом.
– Почему ты этого не сделала? – спросила Алвисс.
Мона Валрисса пожала плечами и покачала головой.
– Потому что я верила им и верила в них. После того, что случилось с Закнафейном в каззкальци...
– Ни одна из нас не забудет эту ночь, леди, – сказала дворфийка.
– Я доверяла им, – сказала Мона Валрисса.
– Мы все. Но ты все еще веришь им?
– А ты?
– Да, – сказала Алвисс. – Я боюсь, что они мертвы в пещере, или, если они сбежали, я предполагаю, что они вернутся, но не с армией.
– А Аззудонна?
Дворфийка пожала плечами.
– Кто знает?
Мона Валрисса покорно кивнула Алвисс, затем подняла свой бокал.
Дворфийка тоже подняла свой.
– За Аззудонну из Бьянкорсо, – провозгласила тост Мона Валрисса. Алвисс чокнулась своим бокалом, затем громко крикнула:
– За Аззудонну!
Все разговоры в зале таверны прекратились, все взгляды обратились к этим двоим, и все бокалы были подняты, и десятки людей в общей комнате сердечно приветствовали своего потерянного героя.
Мона Валрисса благодарно улыбнулась Алвисс. Она нуждалась в этом.
– Посмотрите на это, леди, – сказал Алвисс, подмигнув, и он снова подняла свой бокал и крикнула: «Перте мийе Закнафейн!».
Общий зал взорвался громким и восторженным эхом этого чувства.
Мона Валрисса сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это были замечательные несколько дней, эмоциональный всплеск зарождающейся дружбы и мощной магии, которые привели к надежде, а теперь к страху и даже ужасу.
– Я им доверяю, – говорила Алвисс, но Мона Валрисса на самом деле не слушала. Она прокручивала в голове каждое решение, каждый шаг, напоминая себе, что эти четверо незнакомцев ранее привели их к важной победе в близлежащем пещерном комплексе против инкубатория врагов, которые могли причинить вред Каллиде.
Возможно, она действительно была обязана им этим шансом найти их потерянного друга. Возможно, только в этом единственном случае, каким бы ни был исход, пойти на риск было просто правильным поступком.
Джарлакс подошел к последней трещине на склоне Кадижа.
Ледник перед Каллидой, тот самый, где он и экспедиция выбрались из туннеля и встретились с кланом орков Бурнук. Он думал перебраться через небольшую стену и вернуться в туннели, ведущие в город, но передумал и вместо этого полетел на своем адском скакуне до самой вершины ледника.
Ветер опасно бил по ним, но Джарлакс и демонический конь преодолели его и поднялись на вершину пакового льда.
Веселые Танцоры были яркими, звезды тоже сияли, и вскоре, пробегая по ледяной крыше, Джарлакс заметил впереди большие трещины и дыры, которые отмечали районы Каллиды. Он легко сортировал их по мере приближения и направился обратно в Скеллобель, район, с которым он был лучше всего знаком.
Те в городе, кто заметил его приближение, смотрели с шоком и даже трепетом, ибо потому, что вниз по огромному выступу скалы, разделявшему город, спустился наездник-дроу, парящий на коне с пылающими копытами, пуская горячий дым из ноздрей.
Джарлакс отпустил коня, как только приземлился на нижнем уровне города, и побежал по главному бульвару к гостинице под названием Ибилситато.
Ему потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями, привести в порядок одежду и поправить огромную шляпу, прежде чем войти в дверь, и к тому времени за ним столпилось немало любопытных зевак.
Он едва успел сделать два шага внутрь, как все разговоры в почти полном зале резко прекратились, все взгляды обратились в его сторону.
– Это ты! – воскликнул мужчина-эвендроу с подносом еды, которого Джарлакс узнал.
– Это я. Добрый Биллиби, – поприветствовал он, снимая шляпу в низком поклоне. – Разве это может быть не так?
– Но... но... – мужчина запнулся, и Джарлакс сверкнул своей неотразимой улыбкой.
– Джарлакс! – закричала другая, женщина Аида'Умпту, которую звали Айида. Она пробежала через общую комнату.
– Это ты!
– Не надо, – сказал Биллиби, как раз в тот момент, когда Джарлакс начал повторять шутку.
– Остальные? Аззудонна? – задыхаясь, сказала Айида, подбегая и врезаясь в Джарлакса с крепкими объятиями.
Улыбка Джарлакса исчезла. На мгновение у него появилось любопытное выражение лица, и он одними губами произнес «Аззудонна»? Однако он пропустил это любопытное замечание мимо ушей, решительно покачав головой.
– Мне нужно поговорить с конгрессом. С Моной Валриссой.
– Мы только что это сделали, – сказал еще один голос, и все трое обернулись, чтобы увидеть Галатею, Илину, Эмилиана и Весси, входящих в гостиницу.
Джарлакс вздохнул с облегчением при виде их, хотя отметил, что Аззудонны не было среди этой группы, как это обычно бывало, и он подумал о вопросе Айиды. И все же, когда он снова посмотрел на нее, на его лице была теплая улыбка.
– Твое великодушие – нет, одна мысль о твоем великодушии – поддерживала меня всю обратную дорогу до Каллиды, – сказал он нежной и дружелюбной женщине. – Ты наполнила мою сумку хурмой, сыром и прекрасным вином. Это тронуло меня и напоминало мне, когда я сидел один в темноте, почему мне нужно выжить.
– Где остальные? – требовательно спросила Галатея, подходя ближе.
Тепло ушло, как из его улыбки, так и из его души.
– Мои друзья потеряны, заключены в лед.
– Н'диви, – пробормотала Илина.
– Нет, – поправил Джарлакс. – Они не были захвачены канте и обречены, как н'диви. Это было что-то другое. Сильный ветер.
– С тем же эффектом, – сказала Галатея, и Джарлакс вспомнил, что она видела это раньше. И все же были некоторые открытия, которых она не видела.
– Нет! – снова возразил он ей. – Не то же самое. Мы освободили пару ваших потерянных товарищей, но их снова схватили. Но они были живы! Не нежить, как н'диви, а живые – просто заключены в лед. Мы должны вернуться туда, все мы. Настолько великим войском, какую может собрать Каллида.
Он отметил, что, хотя поначалу все они проявляли интерес и некоторое волнение, только Весси из четырех друзей сохранял выражение надежды.
– Твои друзья были могущественны, – ответила Галатея. – Насколько ты продвинулся там? Как долго ты пробыл в той пещере, Джарлакс?
– Недолго, – признался он. – Мы были ошеломлены, застигнуты врасплох. Но теперь я знаю, чего ожидать. Если мы приведем надлежащее войско...
– Временное Собрание никогда не согласится на такую экспедицию, – резко оборвала его Галатея. – И они не должны.
– У вас по меньшей мере дюжина друзей, замороженных в ледяных столбах в той комнате. Конечно, мы должны вернуться!
– Конечно, ты так думаешь. В каком-то смысле я тоже так думаю. Но мы выживаем, потому что можем защитить себя здесь, – объяснила она. – Но даже это окажется трудным, если вас всех так легко победили. Пойти туда означает позволить кому угодно напасть на себя в ответ и подвергнуть всех нас опасности. Что вы нашли в комнате? Слаади? Гигантов? Канте и н'диви?
Он кивнул, ничего не добавив о существе, которое, по его мнению, было Йгорлом, настоящим Йгорлом, который был Повелителем Энтропии, настоящим богом среди слаадов. Такое открытие не вызовет большого желания у лидеров Каллиды оказаться поблизости.
– Канте и н'диви не могут прийти сюда, – продолжила Галатея. Джарлакс заметил, что остальные, особенно Илина, продолжали хотеть что-то сказать. Жрица была очень взволнована, но не перебивала Галатею. – Не с теплом реки Каллиды, наполняющей наши районы, – сказала Галатея. – Если мы пойдем на север с войском, как ты предлагаешь, и проиграем, они придут на юг с большой силой более чем достаточной силой, чтобы подавить наши преимущества. Наша война с ними – это перестрелка, пограничная война, которая ведется на паковом льду и в туннелях за пределами наших районов. Каллида может вести такую войну.
– Как и её враги.
Галатея пожала плечами.
– Так, по крайней мере, мы выживаем.
– Где Аззудонна? – выпалила Илина.
Джарлакс вздрогнул от второго упоминания о женщине. Он с любопытством посмотрел на Илину.
– Она была с тобой.
– Ее забрали у нас, – сказала Илина. – Клянусь, это сделала Гвенвивар.
Выражение лица Джарлакса выдало его удивление.
– Гвенвивар?
– Да, – сказала Илина.
– Мы считаем, что это была кошка, – добавила Галатея. – Нет, мы уверены. Все произошло быстро. Аззудонна была сбита сзади, а затем исчезла в бестелесном тумане вместе с нападавшей кошкой.
– Она была очень похожа на Гвенвивар, – сказала Илина.
– Я не понимаю, как такое возможно, – сказал Джарлакс. – Гвенвивар не напала бы на Аззудонну – эти двое были друзьями. Кроме того, Кэтти-бри пала одной из первых, и она не вызывала пантеру на бой. Я был заперт в яме, но не заморожен. И я мог слышать, но во всей комнате было тихо.
– Кошки там не было, когда ты сбежал? – спросила Илина. – И Аззудонны тоже? Даже не заключенной в оболочку, как другие?
Джарлакс покачал головой и пожал плечами.
– Я не могу... Когда мне удалось выбраться из ямы, на меня сразу же напали канте и н'диви. Я едва спасся, и только благодаря призванному скакуну. У меня не было возможности рассмотреть многое поближе. Я ничего не знаю о судьбе Аззудонны – я думал, что она была с вами до этого момента. Я также ничего не знаю о Гвенвивар – кроме того, что Кэтти-бри не приводила ее в зал, когда на нас напали.
Галатея посмотрела на Весси.
– Беги обратно в «Мону Чесс» и скажи Моне Валриссе, чтобы она снова созвала конгресс.
Кивнув, Весси ушел.
– Тебе нужно немного поесть или отдохнуть? – спросила Галатея у Джарлакса.
– Никакой еды, – сказал он, протянул руку, притянул Айиду к себе и поцеловал ее в щеку. – И никакого отдыха. Наши друзья не могут ждать.
По выражению лица Галатеи он мог сказать, что она ожидала, что их друзья будут ждать вечность, но паладин просто кивнула и повела их к выходу из Ибилситато.
Капфаал поерзала в глубокой, узкой яме и развернула плечи, чтобы лучше выровнять свой следующий удар киркой. У маленькой и стройной дворфийки было ощущение, что она близка к цели, и не только по испарине на лице. Ее куритское чутье, отточенное годами работы в туннелях голубого льда, подсказало ей, что недалеко внизу есть какая-то впадина.
Выйдя на лед, лучшие шахтеры – а Капфаал возглавляла этот небольшой список – должны были подобраться как можно ближе к теплому льду, расположенному слишком близко к незамерзшему полярному океану, чтобы отыскать лучший спрессованный голубой лед. Они часто копали без сапог, чтобы ступни ног подсказывали им, когда нужно остановиться.
Капфаал была в ботинках, когда начала спуск на въезде в то, что когда-то было районом Каттизола. Поначалу она копалась здесь в твердой земле, а не во льду, и, в конце концов, зачистила много острых камней, особенно на раннем этапе. Однако в последующие пару дней, на глубине нескольких сотен футов, дворфийка сняла сапоги.
Теперь, будь то ее ноги, или дворфийская интуиция, или звуки кирки, когда наносила удар, она верила, что приближается к... чему-то.
Она сильно ударила о камень, удар перевернул одну сторону довольно плоского камня. Она наклонилась и попыталась высвободить его, а когда это не сработало, она подсунула головку кирки под борт и прислонила ее к камню на стене узкой шахты. Она потянула свою направляющую веревку вниз еще немного, чтобы получить хоть какой-то рычаг, затем низко наклонилась, напряглась и потянула.
Камень повернулся почти вертикально, но затем внезапно отвалился, унося с собой кирку Капфаал, когда дно вывалилось из шахты. Волна жара окатила дворфийку, и она упала вниз до конца своей веревки, а затем еще дальше, когда внезапный удар заставил тех, кто держал веревку, податься вперед. Она соскользнула вниз на дюжину футов, свешавшись в открытой комнате головой вниз.
Капфаал быстро сняла повязку на голове с волшебно светящимся драгоценным камнем, и изогнулась, чтобы повернуть лицо в эту комнату, держа драгоценный камень перед собой, чтобы попытаться рассмотреть мельком.
От горячего воздуха у нее перехватило дыхание, а когда она втянула его, он обжег ей горло и легкие.
Она услышала, как эвендроу по имени Маттаваль кричит вниз, чтобы узнать, все ли с ней в порядке, но она проигнорировала женщину и попыталась продержаться еще немного, отмечая искорки отражения, доносящиеся до нее далеко снизу.
Огромная комната, и в ней жарко – она пошевелила пальцами ног от внезапного дискомфорта.
Но она больше не могла выносить эту жару. Она накинула повязку на голову, чтобы лучше осветить все, что находилось поблизости, и снова затаила дыхание, на этот раз от шока при виде захватывающего зрелища перед ней!
– Клянусь богами, – прошептала она, или попыталась, потому что у нее не хватало дыхания, чтобы произнести эти слова.
Она не могла оставаться, ни на мгновение больше.
Она снова выпрямилась, убирая лицо из этой адской комнаты, схватилась за свою веревку и за вторую веревку, на которой держалось ведро, и потянула себя изо всех своих немалых сил, пытаясь подняться.
– Они живы! – Джарлакс умолял собравшихся в Сиглиге. – Я тебе все рассказал.
– Да, включая то, как легко ты и твои могущественные друзья были побеждены, – напомнила ему Мона Валрисса.
– Несмотря на все ваши предупреждения, мы действительно не знали, чего ожидать. И нас просто не хватило. Дайте мне войско эвендроу, волшебников и жрецов, и мы прорвемся через эту комнату и быстро уберемся оттуда.
– Прорваться с помощью огненных шаров?
– Да, они были самыми эффективными из заклинаний.
– И таким образом мы разбудим Кадижа, как это сделал ты.
– Это был не Кадиж, – настаивал Джарлакс. – Это было... – Он сделал паузу, напомнив себе быть здесь расплывчатым, не раскрывать имени Йгорла. – Это был большой слаад.
– Который звал Кадижа, – ответила Мона Валрисса. – Я сожалею, мой друг, о твоей потере и о нашей, но мы не можем пойти на такой риск, как ты просишь.
– Но они живы!
– Они были живы, – поправила Мона Валрисса. – Ты не можешь знать, так ли это до сих пор. Возможно, ваше нападение – и более того, твой побег из ледяной гробницы – убедили слаади, что их заключенные не в такой безопасности, как они полагали. Возможно, ты непреднамеренно обрек на гибель всех, кого оставил позади во время отступления из этой комнаты.
Джарлакс начал отвечать, но слова застряли у него в горле. Конечно, он хотел отрицать это, но знал, что она может быть права.
– Мы не можем пойти на такой риск, Джарлакс, – торжественно сказала мона.
– Тогда отправь меня домой прямо сейчас, – ответил плут. – Я приведу такую армию, какой никогда не видела эта земля. Дворфов с мрачными лицами и полчища дроу. Группу волшебников за пределами...
Он остановился, когда увидел потрясенные выражения лиц, обращенных к нему со всех сторон галереи, качающиеся головы, отвисшие челюсти. В один из немногих случаев за всю свою долгую жизнь Джарлакс немедленно пожалел о своих словах.
– Пожалуйста, – взмолился он. – Просто отправь меня домой, и даю слово, что я потрачу всю энергию и средства на то, чтобы найти Аззудонну, и мое слово, что я ничего не разглашу об этом месте.
– Боюсь, мы не можем, – ответила Мона Валрисса. – Не сейчас. Как бы ты вообще добрался домой, блуждая по северным тропам? И когда мы отправим тебя домой, ты уйдешь, ничего не зная ни об этом месте, ни о том, что произошло в той пещере.
– Стереть мои воспоминания только о Каллиде!
– Это так не работает. Весной, после того, как настанет Зачатие Зелени, мы направим тебя к твоему дому, если ты все еще этого желаешь. Но без каких-либо воспоминаний о твоем пребывании здесь.
– Сейчас. Я не могу оставаться дольше. Отправь меня домой.
– К твоей смерти? Ты не переживешь зимних ветров. Никакая магия, которую мы можем предоставить, не продержится достаточно долго, чтобы уйти далеко от этого места.
Мысли Джарлакса закружились. Он не мог позволить этому так закончиться!
– Верни мне свисток! – взмолился он. – Я могу вернуться домой с этим свистком. Сделай со мной то, что должна, чтобы защитить Каллиду и отправь меня подальше отсюда, но с этим предметом и Джарлакс больше не будет тебя беспокоить.
– Ты даже не вспомнишь, что случилось с твоими друзьями, – сказала ему Мона Валрисса.
Джарлакс пожал плечами.
– И что с того? Неужели я должен просто остаться здесь, притворяясь, что ничего не произошло? Нет, я не могу остаться. Не сейчас. Не после всего случившегося.
Мона Валрисса оглядела конгресс, и ее вопросительный взгляд был встречен многими кивками.
– Ни неделей дольше, – сказал Джарлакс.
– Очень хорошо, Джарлакс.
– Даже если бы я ушел со своими воспоминаниями, я бы им не сказал, – заверил их Джарлакс.
– Я верю тебе. Большинство здесь верят тебе. Но этого недостаточно, и мы не будем рисковать нашей тайной даже ради такого друга, как ты. Попрощайся с теми, с кем должен. Скоро тебя отведут на каток каззкальци для проведения ритуала. И еще раз, от всех здесь и во всем городе, мы рады, что ты и твои спутники нашли путь к нам. Потеря Аззудонны болезненна, но мы привыкли к такому риску и таким потерям. И потеря Кэтти-Бри, Артемиса Энтрери и Закнафейна причиняет нам такую же боль, как и вам. Это цена жизни, Джарлакс, риск смелости и цена лояльности. Ты и твои друзья не будете забыты в Каллиде, и не только из-за волшебства в ночь Квиста Канзей, нет. Вы тронули здесь много сердец, все вы.
– Мы бы никогда не взяли вас в пещеры и даже не позволили бы вам попробовать, если бы это было неправдой, – добавила Галатея. – Хотя, оглядываясь назад, я жалею, что не запретила ту безрассудную попытку.
– Я тоже, – сказал Джарлакс. – Хотя я бы никогда не простил тебя, если бы ты это сделала.
Маттаваль сильно потянула за веревку, с силой вонзив пятки, на которые были надеты шипы, в лед.
– Помогите, на помощь! – позвала женщина-дроу, и крупный орк бросился к ней, чтобы схватить натянутую веревку и стабилизировать ее.
Они услышали кашель, доносившийся издалека из шахты, затем «Вытащите меня наверх!» задыхающимся, далеким голосом.
Дроу и орк твердо встали на ноги и начали отступать от дыры, напрягаясь. Другие подбежали, чтобы подхватить веревки и помочь втащить Капфаал наверх.
– Я в порядке! – крикнула дворфийка снизу вскоре после этого.
Пока остальные закрепляли веревку, Маттаваль бросилась обратно к краю ямы и заглянула внутрь. Она посмотрела на количество веревки, которую они вытащили из отверстия и была удивлена, что не видит света Капфаал.
– Ты здесь? – крикнула она вниз.
– Где еще может быть дворф? – переспросила Капфаал. – Я потеряла свой свет. Уронила его, и о, девочка, ты не поверишь, что я видела.
– Почему у тебя все лицо красное? – спросил орк Ригфен.
– Что ты видела? – спросила Маттаваль.
– Жарко, – ответила Капфаал. – Убей-меня-до-смерти как жарко. Большую пещеру, полную кристаллов.
– Как сказал нам Джарлакс, – удивленно произнес Ригфен.
Он чувствовал, как колотится сердце и скрежещут зубы. Образы сандалии Головастика, окровавленных и разорванных одежд Головастика не покидали его!
Дзирт реагировал слишком быстро, ноги скользили по камням и выступам неровного туннеля со скоростью и точностью, за которыми он не мог мысленно уследить. Он впал в другое состояние сознания, в нечто гораздо более смертельное.
Где-то далеко внизу снова закричал ребенок.
Дзирт пытался отпустить, просто стать Охотником. С волшебными браслетами на ногах у него не было выбора. Он должен был отпустить, иначе мысли замедлят реакцию.
Но он не мог, потому что Охотник не соответствовал его обучению в монастыре, где спокойное сознание и внимание сохраняли весь день, даже во времена отчаяния.
На крутом повороте туннеля он вскочил на стену и помчался на полной скорости.
Он зацепился ногой за скрытый в тени выступ, и, споткнувшись, полетел на пол, изо всех сил борясь за каждый шаг, чтобы не удариться головой.
Впрочем, ему пришлось просто позволить себе рухнуть вниз, потому что с другой стороны поворота появилась троица гноллов, запустивших в него дротики.
Скорее благодаря удаче, чем мастерству, Дзирт болезненно проскользнул вниз под траекторией снарядов. Он поцарапал руки, запястья, лицо и потерял Видринат при падении, но не замедлился и позволил себе скатиться, принимая удары о неровный пол и острые зазубрины. Его тело отреагировало как во время тренировок, вращаясь и изгибаясь, ноги приблизились и ушли под него, затем он вскочил и бросился к своим врагам, обещая смерть. Гноллы находились всего в дюжине шагов впереди.
Дюжина шагов, больше половины из которых Охотник не сделал. Едва пробежав три шага, обученный монах взмыл в воздух, отвергая Охотника и призывая магию своей жизненной силы ки. Проявив силу связи между мыслью и мускулами, он поднялся и воспарил.
Он грациозно описал полный круг в большом прыжке, полностью контролируя себя. Затем, к изумлению среднего гнолла, внезапно вышел из поворота и запустил ногу мимо его слабо блокирующего меча.
Сандалия головастика...
В разгар битвы Дзирт расслабился и позволил себе полностью погрузиться в состояние первобытной ярости.
Пятка Охотника врезалась в морду гнолла, отправив зверя в туннель.
В то же время Ледяная Смерть яростно взмахнула вправо, сверху вниз, отрубив руку гнолла со щитом, когда тот пытался ударить дроу, но по инерции пронесся мимо.
Охотник затормозил, прыгнул влево на стену, и отскочил в крутящемся сальто, чтобы затем броситься обратно по коридору на этих двоих. Быстро приблизившись, он ударом левой руки отвел колющее копье, перебросил Ледяную Смерть и нанес удар вперед, чтобы отогнать гнолла еще на шаг. Он двинулся вперед, когда гнолл слева, спотыкаясь и извергая кровь из почти отрубленной руки, попытался нерешительно взмахнуть мечом.
Охотник пнул раненого и потерявшего равновесие зверя сбоку в колено, ломая ему кость и заставив шататься еще больше. Разъяренному воину-дроу, это пришло как запоздалая мысль, его внимание оставалось прикованным на угрожающем копьеносце.
Ребенок закричал.
Охотник боролся с монашеским самообладанием.
Теперь он сражался только одной саблей, но у гнолла не было никаких шансов. Он метнул копье, но оно было отбито в сторону, затем снова, когда дроу двинулся вперед.
Гнолл опустил плечо и бросился со щитом, но самое начало движения выдало план инстинктивного воина, и Дзирт легко уклонился, затем пнул по задней ноге гнолла, что тот потерял равновесие и пролетел мимо, так что гнолл ударил себя сзади лодыжкой и упал на землю.
Он быстро оправился и начал подниматься, почти достаточно быстро, чтобы Ледяная Смерть не пронзила его позвоночник.
Почти.
Саван была уже в поле зрения, поэтому Охотник повернулся и помчался вниз по туннелю, оставив хромающего, истекающего кровью и быстро умирающего гнолла здесь, а того, что лежал без сознания дальше по туннелю – остался ли он жив вообще? – ей.
Охотник побежал.
Сразу же после того, как накал битвы ослаб, брат Дзирт побежал вместе с ним.
Эти двое боролись за контроль.
Охотник требовал незамедлительности и ярости, дикий гнев, пронизывающий его, требовал действий, врагов, убийств.
Дзирт продолжал пытаться вспоминать о тренировках, представляя фрагменты медленных движений мышечной памяти, чтобы удерживать равновесие и чувствовать каждую мышцу.
Появился еще один гнолл, быстро приближающийся на звуки битвы. Дзирт решил расправиться с ним с помощью ловкого выпада и взмаха, а затем просто пробежать мимо и продолжить свои отчаянные поиски.
Охотник ударил его дюжину раз, нанося удары рукоятью, рубя и коля саблей, бодая головой, вгоняя окоченевшие пальцы в незащищенное горло. Дзирт даже не успел осознать, что его инстинкты не следуют его планам, как удар отбросил гиеноподобную голову назад
Он превратил гнолла в кровавое месиво, но потерял время. Его остро задело, когда он услышал еще один крик малыша, его любимого ребенка, он знал, и этот крик ясно выражал боль и страх.
За очередным поворотом Охотник попал в короткий нисходящий туннель, залитый голубоватым светом под потолком, кишащим червями. В дальнем конце возвышался барьер из камней высотой по грудь, увенчанный большим бревном.
Из-за сооружения выскочили гноллы, поднимая луки и копья.
Охотник не замедлил шага.
Его сабля отчаянно отбивала стрелы. Он срезал влево и кувыркнулся назад, и сделал еще один кувырок, чтобы упереться ногами в правую стену. И снова спрыгнул оттуда, опустился на пол, снова вскочил на ноги и помчался вперед.
В него полетела стрела, но Охотник отбил ее левой рукой. Еще одна стрела летела ему в лицо, но Ледяная Смерть появилась в самый последний момент, чтобы отвести зазубренный наконечник ровно настолько, чтобы оцарапать череп Охотника сбоку.
Низко пригнувшись он приблизился к баррикаде, но внезапно выпрямился, и не замедляясь, нырнул прямо за линию гноллов. Он приземлился в стремительном кувырке, перекатился и развернулся прямо к врагам.
Он почувствовал укол, когда стрела прошла насквозь и с силой вонзилась в мифриловую рубашку.
Он ворвался внутрь, нанося рубящие и колющие удары, совершил круговой удар ногой, который попал гноллу в грудь и отбросил его в сторону. Он приземлился в низком приседе под размашистым коротким копьем, затем вскочил широко выставив саблю, чтобы нанести удар атакующему сбоку гноллу. Левая ладонь попала под морду копейщика с такой силой, что подняла трехсотфунтового гнолла прямо над баррикадой.
Но приближались новые, с дубинками, мечами и копьями наготове.
Он подпрыгнул, нанеся мощный удар ногами в обе стороны. Он приземлился и снова прыгнул, на этот раз вращаясь, чтобы нанести саблей широкий круговой удар и оттеснить врагов.
Один гнолл отлетел в сторону, затем другой, а Охотник даже не заметил нападение.
У одного из них, стоявшего рядом, лицо было изуродовано Ледяной Смертью, его жизнь закончилась со странным визгом и вздохом. Охотник перемахнул через него, извлекая саблю ударом, который поразил следующего на очереди в грудь.
Охотник вытащил изогнутое лезвие обратно и повернулся – но слишком поздно. Он понял это только тогда, когда дубинка обрушилась ему на голову, так что он не мог ни блокировать, ни увернуться.
Он был уверен, что умрет. Охотник улетел, осознав, что не победит. Дзирт так и не приблизился к спасению своей прекрасной, замечательной Бри.
Он потерпел неудачу, и в этот самый мрачный момент понял, что раздирающий внутренний спор, инстинкт против разума, спокойствие монаха против первобытной ярости, стоил ему всего.
Пенелопа Гарпелл приветствовала гостей из Гаунтлгрима, выходящих из огненного портала в особняк Плюща. Идущий впереди король Бренор, одетый в полное боевое снаряжение, с однорогим шлемом и магическим расширяющимся щитом, который сейчас был туго закручен в маленький, протиснулся в дверь подвальной комнаты. У него также был боевой топор, привязанный по диагонали за спиной, и его зазубренный наконечник виднелся над плечом.
Рядом с ним, на шаг позади, шел Тибблдорф Пвент, и Пенелопе стало ясно, почему Бренор привел его. В ребристых доспехах, с огромным шипом на голове и когтистых перчатках Пвент казался предметом ночных кошмаров для любого, кто его не знал. Пенелопе сообщили, что он исцелился от вампиризма, но когда он ухмыльнулся, входя в дверь, волшебнице показалось, что ему каким-то образом удалось сохранить клыки.
Следующим показался Реджис Тополино, одетый в голубой берет, белую рубашку и черный жилет, с блестящей рапирой на одном бедре, и трехлезвийным кинжалом на другом, под складками исключительного дорожного плаща виднелся ручной арбалет великолепной конструкции, висящий через грудь на цепочке.
– Усы очень идут вам, господин Реджис, – поприветствовала она его.
Он подкрутил один кончик и грациозно поклонился.
Последним в колоне шел Вульфгар, гигантский варвар, закутанный в плащ из волчьего меха и вооруженный боевым молотом, Клыком Защитника, самым могущественным оружием, который создал сам король Бренор в другую эпоху.
Несмотря на серьезность ситуации, Пенелопа подмигнула великану, вызвав улыбку и взаимопонимание, что оба надеялись, что смогут разделить постель во время его пребывания.
– Где она? – хрипло спросил Бренор.
– Отдыхает, – ответила Пенелопа. – Бедняжка совершенно дезориентирована и получила сильный удар по голове, когда врезалась в нашу стену.
– Тебе нужно нарисовать бабочек на этом невидимом барьере, – сказал Реджис, но если он надеялся поднять настроение, ответный хмурый взгляд Бренора лишил его этой возможности.
– Бедная девочка? – недоверчиво повторил король дворфов. – Где моя девочка, Пенелопа?
– Я не знаю.
– Мне сказали, что эта бедняжка, как ты ее называешь, прибыла с кошкой.
Пенелопа кивнула.
– Да, я думаю, что это была Гвенвивар, хотя я не уверена. У Аззудонны – так ее зовут – нет статуэтки...
– Но у нее была кошка?
Пенелопа пожала плечами.
– У нее нет статуэтки, и мы уверены, что ее не было, когда она появилась у нас. Как она могла привести Гвенвивар или быть принесенной вместе с Гвенвивар...
– Ей это не нужно, – вмешался Реджис. – По крайней мере, не всегда. Несколько раз случалась, что Гвенвивар забирала кого-то одного из нас на Астральный план по собственной воле. Обычно, чтобы спасти... – Его голос затих, и он с трудом сглотнул, когда смысл стал ясен для всех.
– Что она тебе сказала? – спросил Бренор, следуя за Пенелопой, ведущей его через массивный особняк.
– К сожалению, не так уж много. Она ужасно напугана. Я не считаю ее врагом, но она далека от того, чтобы доверять нам.
Бренор резко остановился, уперев руки в бедра.
– Она знает, где моя девочка, – сказал он. – Если она не за то, чтобы рассказать, тогда она мой враг. И ей это не очень понравится, это я тебе торжественно обещаю.
– Мой король! – Пвент зарычал рядом с ним.
– Отведи меня к ней, – потребовал Бренор. – Немедленно.
– Бренор, ей нужно немного времени, – сказала Пенелопа. – Мы пытаемся завоевать ее доверие.
– Время? Тогда сколько времени у моей девочки?
– Я не знаю.
– Да, ты не знаешь. Отведи меня к этой женщине-дроу, и я развяжу ей язык, не сомневайся.
Пенелопа знала, что здесь она идет по очень тонкой грани. Здесь было ее место, ее владения, не Бренора, но дворф был одним из самых могущественных людей на севере. Пенелопа любила и уважала короля Бренора и считала его справедливым и добрым, но она также хорошо понимала его отеческую заботу о Кэтти-бри и всех остальных, кого он считал своей семьей.
Было неразумно перечить королю Бренору Боевому Топору в вопросах семьи и друзей.
– Архимаг Громф сейчас с ней, – сообщила им Пенелопа. – Он использует магию разума, которой его научил Киммуриэль, пытаясь найти любые намеки на события, которые она неохотно разглашает. Киммуриэль уже провел с ней некоторое время и сделает это снова, когда вернется. Он отправился в Лускан, чтобы поискать кое-какие книги и схемы в библиотеке Главной Башни. Мы ожидаем его возвращения в любое время.
Они прошли по длинному внутреннему коридору на третьем этаже особняка, который заканчивался дверью. Как только их цель стала очевидной, Бренор устремился вперед.
– Позволь мне войти и поговорить с Громфом, – взмолилась Пенелопа.
– Я могу говорить сам за себя, – ответил Бренор.
– Король Бренор! – резко сказала Пенелопа, и дворф развернулся.
– Она даже не поймет тебя, или ты ее, – объяснила Пенелопа. – Насколько мы можем судить, она говорит только на языке дроу, и на диалекте, который затрудняет…
– Я достаточно знаю этот язык, чтобы справиться, – заверил ее дворф и снова направился к двери.
– Даже дроу с трудом понимают ее! – заявила Пенелопа. – По крайней мере, позвольте мне попросить жрицу Даб'ней, или Копетту, или кого-нибудь другого, подготовить еще одно заклинание понимания языка, чтобы между вами двумя не было недопонимания.
Бренор не замедлил шага.
– Громф рассердится, – предупредила Пенелопа.
– Громф может поцеловать меня в волосатую задницу.
Бренор протиснулся в дверь, чуть не ударив Даб'ней по лицу, когда она направлялась к выходу из комнаты.
– Нашел.
Бренор хмыкнул, оглядываясь на вздыхающую Пенелопу. Дворф протиснулся мимо испуганной жрицы дроу. Пвент и Реджис последовали за ним.
Даб'ней в замешательстве вскинула руки, кивнула в знак приветствия Вульфгару и вернулась в комнату, закрыв за собой дверь.
– Ты ничего у нее не узнала? – спросил Вульфгар, когда они с Пенелопой остались одни.
– Очень мало, – ответила Пенелопа. – Киммуриэль попробовал на ней свои ментальные трюки, но ушел, убежденный, что Аззудонна обучена преодолевать подобные вторжения. Она молода для дроу, но я уверена, что она опытный ветеран.
– И она даже не знает, как сюда попала?
– Что касается этой конкретной детали, я совершенно уверена, что она говорит правду. Это сделала Гвенвивар. Я хочу верить, что это не так, но, когда я позволяю надежде вести меня в этом направлении, в глубине души я знаю, что лгу, чтобы утешить себя.
Вульфгар вздохнул, поцеловал Пенелопу в лоб и направился к двери.
– И это еще не все, – неожиданно продолжила Пенелопа, и Вульфгар резко остановился и обернулся с любопытным выражением на лице.
– Киммуриэль пытался связаться с Джарлаксом, – объяснила Пенелопа. – Он нашел тот волшебный свисток, который носит Джарлакс, который, как он объяснил мне, является их связующим маяком. Но когда он проследил за ним магически, то обнаружил, что свисток держал другой дроу, одетый так же, как Аззудонна.
– Одетый так же?
Пенелопа открыла магически скрытый дверной проем в боковой стене коридора и провела варвара внутрь маленькой комнаты, куда сложили вещи Аззудонны, ее одежда висела на вешалке. Она произнесла заклинание света, втащила Вульфгара и закрыла дверь.
– Тюленья шкура, – сказал человек из Долины Ледяного Ветра, как только приблизился к черным штанам. – Это одежда для защиты от холодных ветров.
– Предположительно, это то самое место, где Громф оставил наших четырех друзей.
У Вульфгара было мрачное выражение лица.
– Никто не стал бы носить это в глубокой пещере Подземья.
– И это сломанное копье и меч сделаны в основном изо льда, – сказала ему Пенелопа, указывая на оружие, поставленное у боковой стены. – Копетте было трудно сломать копье, чтобы извлечь его из раны Аззудонны...
Вульфгар удивленно посмотрел на нее при упоминании о ране.
– Забудь о ране. На данный момент достаточно сказать, что было трудно сломать копье, и Копетте было так же трудно починить его с помощью магии.
– Хорошо.
Он глубоко вздохнул.
– Так что же это значит? Что она не из того же места, откуда родом Дзирт. И она оттуда, куда отправилась Кэтти-бри.
– Это то, о чем я думаю.
– Тогда что: на севере живут дроу? – рассуждал Вульфгар. – На поверхности?
– Похоже, что так.
Варвар на мгновение задумался.
– Будь осторожна в том, как ты преподнесешь это Бренору, – предупредил он. – Он отправит армии Гаунтлгрима, Мифрил Халла, Адбара и Фелбарра на льдинах через Море Плавучего Льда, чтобы добраться до любого, кто, по его мнению, удерживает Кэтти-бри против ее воли.
Пенелопа не стала спорить. С другой стороны, она не собиралась сообщать об этом королю, пока не получит больше информации.
Как она заметила: никто не встанет между Бренором и его семьей.
Бренор ворвался в комнату, вызвав изумленные взгляды Громфа и женщины-дроу, которая сидела на кровати.
– Убирайся, – приказал Громф.
– Где моя девочка? – спросил Бренор у незнакомки. – Ты скажешь мне сейчас, или я не врежу кулаком тебе в нос!
– Я не убью ее ради тебя, мой король! – Пвент угрожающе зарычал.
– Что? – спросил Реджис позади них, потому что слова двух разъяренных дворфов определенно не соответствовали их свирепому тону и угрозам.
Громф вздохнул.
– Приятно осознавать, что я среди друзей, – сказала Аззудонна, качая головой.
Бренору потребовалось больше времени, чтобы осознать, что они с Пвентом на самом деле сказали, чем для того, что эта дроу говорила на совершенно обычном диалекте дворфов!
– Я думал, она говорит только на языке дроу, – сказал Бренор.
– Я наложила на нее новое заклинание понимания языков, чтобы вы смогли поговорить, – объяснила Даб'ней.
– И второе заклинание, чтобы наложить на комнату область истины, – понял Реджис.
Бренор сделал паузу, и тогда почувствовал. Он хотел ворваться с ревом и угрозами, но область правды помешала ему произнести пустые угрозы.
– Ты не можешь лгать в этой комнате, глупый дворф, – сказал Громф Бренору. – Твой блеф был раскрыт, как только ты его произнес.
– Что может оказаться гораздо лучше, – сказал Реджис и, протиснувшись мимо дворфов, встал перед Аззудонной. – Теперь ты знаешь, что мы на самом деле не враги и не так уж страшные. – Он взглянул на Тибблдорфа Пвента. – Ну, этот может быть, – признал он.
– Если бы мои хозяева хотели моей смерти, я была бы мертва, – спокойно ответила она. – Я Аззудонна.
– Из? – спросил Реджис.
Женщина не ответила, только усмехнулась над его слабой попыткой.
– Рад встрече, добрая леди. Я Реджис Тополино из Кровоточащих Лоз. Это король Гаунтлгрима Бренор Боевой Молот и его дворф-защитник Тибблдорф Пвент.
– Хочешь Пвента? – спросил ее берсерк, выпячивая грудь. Он ударил кулаком в ладонь, затем поднял ее, чтобы щелкнуть пальцем по огромному шипу на голове. – Ты расскажешь нам о королевской дочке, или ты не получишь Пвента!
– Пожалуйста, объясни как работает заклинание истины свирепому дураку, – обратился Громф к Бренору. – Он сбивает с толку, даже когда знает, что говорит.
– Король Бренор – отец Кэтти-бри, – сказал Реджис Аззудонне, и ее мимолетное выражение удивления показало хафлингу, что она знала, что Кэтти-бри не являлась дворфом, и поэтому знала Кэтти-бри. – Мы будем очень признательны за все, что ты можешь рассказать нам о нашем потерянном друге.
– Я уверен, она в ужасе от твоей угрозы не пытать ее, – сухо заметил Громф.
Аззудонна просто посмотрел на Реджиса, выказывая некоторое сочувствие, и пожала плечами.
– Пожалуйста, она моя девочка, – сказал Бренор, делая шаг вперед. – И это не ложь, когда я говорю, что я поведу армию через весь мир, чтобы спасти ее.
– Мне жаль, что она пропала, – сказала Аззудонна.
– Но ты знаешь о ней? Ты знаешь что-нибудь о том, почему она пропала?
Женщина отвела взгляд.
– Я не буду пытать тебя, но это не значит, что я не врежу по твоему хорошенькому личику, – предупредил Бренор.
– Ах, он думает, что ты хорошенькая, Аззудонна, – сказал Громф.
– Ты не помогаешь, волшебник.
– И не пытаюсь, дворф, – огрызнулся Громф. – Мы занимаемся этим уже несколько часов, а ты врываешься сюда так, как будто мы все должны склониться перед тобой. Относись ко мне как к подданному, король Бренор, и ты узнаешь жизнь тритона. – Он указал пальцем вверх, указывая на комнату, напоминая о заклинании. – И это не ложь.
– Никто из вас не помогает, – сказала Даб'ней.
– Позволь мне поговорить с ней наедине, – сказал Реджис, оборачиваясь.
– И развей заклинание – не понимания языков, а любого другого принудительного поведения. Пожалуйста.
Закончив, он ловко показал особый рубиновый кулон на шее, который Бренор знал с давних времен, и который Реджис только недавно получил в подарок от Джарлакса в обмен на обман в азартной игре и дикое приключение в открытом море.
– Мой король, позволь мне поговорить с ней! – сказал Пвент, но Бренор удержал его.
– Да, Пузан, – сказал Бренор. – Ты должен поговорить с девушкой. Никто не любил мою Кэтти-бри, больше, чем Реджис, и у тебя правильное... отношение к допросу.
– В любом случае, с меня довольно этой чепухи, – драматично объявил Громф, вставая. Он перевел взгляд на Аззудонну. – Я не связан принципами, как они – предупредил он. – Ты расскажешь мне то, что мне нужно знать, я обещаю тебе.
Угроза была искренней.
Реджис наблюдал, как Даб'ней протянула руку и положила ее на плечо Аззудонны. Двое встретились взглядами и кивнули во взаимной поддержке.
Громф вышел из комнаты, Даб'ней последовала за ним, рассеяв область истины и наложив на Аззудонну второе заклинание понимания языка, чтобы обновить продолжительность.
– Пожалуйста, эльф, – сказал Бренор Аззудонне. – Кэтти-бри – моя маленькая девочка. Я не могу потерять ее. Если ты что-нибудь знаешь, хоть что-нибудь... Пожалуйста, эльф.
Он повернулся, вытащил Пвента из комнаты и закрыл дверь.
Реджис сел на стул, на котором сидела Даб'ней.
– Я расскажу тебе о нас все, и ты поймешь, – объяснил он Аззудонне. – Мы не ваши враги – по крайней мере, я надеюсь, что нет.
Собрание в одной из больших общих комнат особняка Плюща было мрачным. Там были Пенелопа, Киппер и несколько других Гарпеллов, а также несколько дроу из Лускана, которые вернулись с Киммуриэлем и отрядом Бренора. Они обсуждали варианты и информацию, которая на тот момент казалась очень ограниченной, особенно когда псионик категорично заявил, что единственный способ, при котором у него есть хоть какой-то шанс получить информацию от незнакомки, – это ментально вырвать ее из нее.
– С ее подготовкой она может не пережить такого вторжения, – объяснил он группе. – И даже если у нее получится, это оставит шрамы на всю оставшуюся жизнь. Мало что можно причинить больший урон.
– Почему мы должны заботиться о ней? – сказал Громф.
– Ты можешь забрать дроу из Мензоберранзана, но ты не можешь забрать Мензоберранзан из дроу, – пробормотал Бренор.
– Это твоя пропавшая дочь, по крайней мере, ты постоянно так говоришь, – парировал Громф.
– Да, она моя девочка, и моя девочка никогда не простила бы мне, если буду пытать, как я не простил бы себя.
– Она хочет нам что-то сказать, – сказала Пенелопа.
– Да, – согласилась Даб'ней.
– Она даже не признает, что именно Гвенвивар привела ее к нам, хотя ясно, что так оно и было, – напомнил им Громф. – Каким совпадением было бы существование какой-то другой астральной пантеры и просто случайное попадание незнакомой женщины в комнату Кэтти-бри.
– Очевидно, что Аззудонна знает гораздо больше, чем говорит, но это причиняет ей боль, – объяснила Пенелопа. – Я ясно вижу это по ее лицу. Мы изматываем ее, но эффективнее доверием, чем угрозами.
– Эффективнее или быстрее? – спросил Бренор, напоминая им, что время здесь может быть не на их стороне.
– Эффективнее? – пробормотал Громф, холодно глядя на Киммуриэля. Архимаг фыркнул и добавил:
– Только угрозы пустые.
Бренор уставился на него.
– Ты был бы поражен тем, что люди говорят при надлежащем... побуждении.
Бренор впился в него более пристальным взглядом.
– Итак, каковы наши следующие шаги? – вставил Вульфгар, прежде чем разговор мог пойти в этом опасном направлении. – Где ты высадил наших потерянных товарищей с помощью магических врат несколько месяцев назад? – спросил он Громфа.
– На севере.
– Это не сужает круг поисков.
– На склоне холма в снегу, – ответил Архимаг. – Они хотели пойти туда за Доум'вилль Армго. Я открыл ворота на склоне какой-то горы на севере, поэтому я не знаю, куда бросил эту дуру.
– Это не... – начал Вульфгар.
– Касается тебя, – закричал Громф в ответ. – Джарлакс знал об ограничениях, когда врата были открыты. Он знал, что я не имею ни малейшего представления о том, где искать, кроме как где-то на крайнем севере. Он знал это. Закнафейн знал это. Артемис Энтрери знал это. И Кэтти-бри знала это. Они пошли туда без какого-либо принуждения с моей стороны. Так что больше ни слова по этому поводу. Я сказал Джарлаксу, что он дурак, раз делает это. Я им все это высказал. А ты?
– Кажется, твое любимое слово «дурак», – сказал Бренор.
– Мое наименее любимое, – огрызнулся Громф. – Но, к моему великому огорчению, наиболее часто подходящее.
– Итак, каковы наши следующие шаги? – громко повторил Вульфгар.
– Я должна кое-что сказать вам, – тихо вмешалась Даб'ней. Все взгляды обратились на нее, скорее из-за тона, чем из-за слов.
– Я поклялась Джарлаксу хранить тайну, однако теперь я должна рассказать, – начала она. – Когда мы отправились поговорить с эльфами Лунного Леса, мы отправились в Серебристую Луну, чтобы расспросить о некоторых слухах, которые узнал Джарлакс. Джарлакс говорил со старым эльфом, древним эльфом по имени Фривиндль, который грезил о городе дроу на севере.
– Грезил? – спросил Киммуриэль.
– Может быть, сон, может быть, смутное воспоминание из давних времен. Может быть, комбинация того и другого. На самом деле это не было чем-то определенным, но этот слух, тот разговор с растерянным эльфом в Серебряной Луне, был большой частью того, почему Джарлакс хотел отправиться на север. Причина была не просто в Доум'вилль – и уж точно не для того, чтобы каким-то образом излечить меч Хазид'хи от его демонического влияния. Он подумал, что, возможно... – Она сделала паузу и покачала головой.
– Похоже, что Джарлакс и этот старый эльф в Серебряной Луне, оказались правы, – сказала Пенелопа.
– Итак, наши друзья мертвы? Захвачены в плен? Живут на севере? – произнес Вульфгар.
– Это то, что нам нужно определить, – сказал Громф.
– Да, – согласился Бренор. – И, если первое или второе, тогда нам понадобится армия.
– Но где? – надавил Реджис и слегка повернул плечи, чтобы магический рубин продолжал вращаться. – Я знаю, что ты хочешь мне сказать.
– Я думаю... – Аззудонна снова резко замолчала.
– Ты должна доверять мне, – сказал Реджис.
– Так ты пытаешься загипнотизировать меня магией? – ответила Аззудонна. На ее лице появилось кислое выражение, когда она уставилась на рубин, очевидно, уловив его очарование.
Реджис вздохнул и спрятал камень.
– Что ты хочешь, чтобы я делал? Что бы ты делала, если бы потерялись твои друзья, а я, очевидно, что-то скрывал?
– Возможно, вам было хуже, чем вы – любой из вас – сделали со мной, – призналась Аззудонна.
– Тогда ты понимаешь мою боль, так скажи мне.
Аззудонна смотрела вперед, но прикусила губу, как будто, по крайней мере, что-то обдумывала.
– Где они? – спросил я.
– Я не знаю.
Реджис с сомнением посмотрел на нее.
– Иди и приведи жрицу. Снова вызови область истины, если сомневаешься.
– Но ты их знаешь? – спросил Реджис. – Ты признаешь это?
Аззудонна заколебалась и начала отводить взгляд, но ее борьба была очевидна.
– Я познакомилась с ними много дней назад, – призналась она. – Я помогла им. Мы стали большими друзьями. Закнафейн...
Она остановилась и тяжело сглотнула, и Реджис был поражен, увидев влагу в ее красивых фиолетовых глазах.
– Что насчет Зака?
Аззудонна покачала головой, казалось, не в силах ответить в тот момент.
– Скажи мне, – взмолился Реджис. – Хоть что-нибудь. Что угодно!
– Они потеряны для вас, – сказала Аззудонна. – Они пошли туда, куда им не следовало идти – я умоляла их остановиться. Но они были упрямы и заявили о верности долгу.
– Верности? Доум'вилль? – Реджис рассуждал.
– Она потерялась много месяцев назад, – сказала Аззудонна.
Реджис кивнул, затем его глаза действительно расширились! Доум'вилль пропала несколько лет назад, так что даже если бы его друзья рассказали Аззудонне об этой женщине, ее ответ имел бы смысл только в том случае, если она тоже знала Доум'вилль.
– Они потеряны и не будут найдены. Это все, что я могу тебе сказать.
– Мертвы?
Аззудонна смерила его решительным взглядом.
– Мертвы, если им повезло. Нежить, если нет. Оплакивай их и похорони в своих мыслях, и пусть они отступят в радостные воспоминания.
– Как мы можем вернуть тебя домой?
– Нет никакого дома. Нет ничего, некуда идти. Сейчас я здесь. Это моя жизнь, как бы ты и твои друзья ни решили, как мне ее прожить.
Реджис серьезно посмотрел на нее.
– Это не обязательно...
– Это так, – ответила Аззудонна.
– Мы должны сообщить Дзирту, – сказала Пенелопа.
– Сообщить ему что? – проворчал Громф. – Что мы знаем?
– Мы знаем, что... – Пенелопа начала возражать, но остановилась и посмотрела на дверь, и все остальные последовали ее примеру, когда Реджис вошел в комнату.
Он держал берет в руке и расчесывал свои вьющиеся каштановые локоны. Он всхлипнул, влага на ангельских щеках заблестела в свете камина.
Бренор вскочил со стула.
– Что ты узнал, Пузан?
– Я верю ей, – ответил хафлинг тонким голоском.
– И? – потребовал дворф.
– Это Гвен привела ее сюда, – ответил он. – И я думаю, что наши друзья потеряны для нас навсегда.
Бренор зарычал, Пвент вскрикнул.
– И я не верю – нет, я уверен! – что к их гибели имела какое-то отношение Аззудонна. Она не враг.
– Но она все еще что-то скрывает, – сказал Вульфгар.
– После того, как мы услышали о поездке Джарлакса в Серебристую Луну, я думаю, мы знаем, почему, – напомнил ему Киммуриэль.
– Возвращайся к магистру Кейну и Дзирту и попроси его вернуться домой, – сказала Пенелопа Киммуриэлю, который кивнул.
– И в Серебристую Луну, – объявил Бренор. – Я хочу поговорить с этим эльфом Фривиндлем.
Это вызвало дискуссию, крики полетели туда-сюда со всех сторон.
– Давайте поспорим утром, – сказала Пенелопа, перекрывая шум, и в комнате воцарилась тишина. – Уже поздно. Мы все истощены. Давайте отдохнем и посмотрим, какие мысли и идеи принесет рассвет.
– Драгоценный камень подействовал на нее? –– спросил Бренор Реджиса.
Он покачал головой.
– Она поняла, что это такое. Но она рассказала больше, чем я ожидал, но по-прежнему мало, и я не думаю, принесет ли пользу попытка заставить ее рассказать больше.
– Опять же, утренний свет прояснит многие умы, – сказала Пенелопа. – Возможно, Аззудонна будет среди них.
– Я бы не стал на это рассчитывать, – пробормотал Громф.
Джарлакс сел на край кровати, протирая глаза в задумчивости. Он чувствовал усталость, измученность и поражение – эмоции, с которыми у него, конечно, было мало опыта.
Он знал, что произойдет сегодня и знал, что это должно случиться.
И он ясно понимал, что неизбежный побочный эффект предстоящего ритуала вполне может обречь на гибель трех его спутников.
Неужели он потеряет дорогую Кэтти-бри, свою подругу, более чем достойную партнершу Дзирта До'Урдена, женщину, которая служила аватарой богини, чтобы недвусмысленно расстроить планы леди Ллос относительно Дзирта? Какая ужасная потеря для мира!
Неужели он потеряет Энтрери, которого любил как брата, человека, с которым он делил дорогу многие десятилетия? Однажды Джарлакс короновал Энтрери как короля Ваасы, что, конечно же, в кратчайшие сроки привело Артемиса Энтрери в тюрьму короля Гарета Драконоборца!
Джарлакс рассмеялся, когда вспомнил те многие дни, которые он и его угрюмый друг провели в Землях Кровавого Камня. Какое это было грандиозное приключение!
Неужели он снова потеряет Закнафейна? Старый друг, его самый надежный соратник в былые времена, а теперь снова в настоящие? Для того ли он видел, как дорогой Зак вернулся из бездны мучительной смерти от фага хаоса, чтобы вскоре так жестоко потерять его?
Джарлакс привел их всех сюда. Они доверились ему и пришли добровольно. Он заманивал их полуправдой и грандиозными обещаниями, соблазняя морковкой, чтобы они могли сделать мир лучше. А теперь они исчезли, застыли во времени и на месте – судьба и место, о которых Джарлакс даже не вспомнит, когда эвендроу закончат с ним сегодня.
По крайней мере, Джарлакс надеялся, что они все еще были там, замороженные и нетронутые. В этом случае был какой-то шанс все исправить. Ему оставалось молиться, чтобы его побег не подтолкнул слаадов позаботиться, чтобы никто другой не сбежал.
Он снова подумал об этих троих и напомнил себе, что, конечно, сохранит эти старые воспоминания, даже если новые будут отняты у него на поле Каззкальци в ходе отработанного ритуала эвендроу.
Джарлакс кивнул. Он подтянул левую ногу и закинул лодыжку поверх правого бедра, затем щелкнул магическим браслетом, чтобы в руке появился кинжал. Он тщательно обдумывал слова, кончиком указательного пальца чувствуя похожее на иглу острие оружия, используя острую боль как фокус, чтобы обострить свое мышление.
У него было не так много места.
Стук в дверь сообщил ему, что пора заканчивать. У него было не так много времени.
Используя кинжал, Джарлакс выцарапал ИЛЬХ-ДАЛ-АУТ на нижней части левой ноги. Едва он закончил, как дверь в комнату открылась, поэтому он сунул ногу в ботинок, стоявший рядом с кроватью, даже не пытаясь остановить кровотечение. Он поднял глаза и увидел Илину и Галатею, которые уставились на него в ответ, и, что более важно, смотрели на кинжал на кровати рядом с ним.
Джарлакс подобрал его и засунул за ремень на ботинке.
– Просто готовлюсь, – ответил он на их взгляды. – Полагаю, мне разрешено носить с собой оружие.
– Конечно, – ответила Галатея.
– Ты сохранила у себя мой свисток?
– Ты получишь его обратно, – сказала Галатея.
– Если бы ты отдала мне его сейчас, я бы убедился, что он работает, – сказал ей Джарлакс. – Я имею в виду, прежде чем ты оставишь меня умирать в глуши.
Галатея посмеялась над неугомонным плутом, но Илина отнеслась гораздо серьезнее.
– Почему бы тебе просто не остаться? – спросила она ровным и искренним голосом. – Мы так много можем предложить тебе здесь, в Каллиде, и мы хотели бы еще многому научиться, тебе осталось рассказать так много историй.
– Мне действительно нравится рассказывать о великих приключениях, но я оставил позади много любимых друзей, – мрачно сказал Джарлакс. – И мои потерянные друзья оставили позади много любимых друзей, которые захотят получить ответы.
– Ответы, которые ты не сможешь им дать, – сказала Галатея – довольно резко, подумал Джарлакс. – И эта пропасть в твоем разуме будет вечно мучить тебя и твоих оставшихся друзей.
– Я знаю, – ответил он со вздохом. – Но я должен вернуться и быть рядом с теми, кого потерял, и с теми, кто их ждет. Я в долгу перед ними... так я думаю. – Он сделал паузу и покачал головой. – В этом есть смысл?
– Есть, – признала Галата. – Возвращение Джарлакса вызовет много вопросов, но, по крайней мере, это, вероятно, даст им некоторые ответы. Пойдем сейчас же. Наши могущественные жрецы ожидают твоего прибытия. У них напряженная жизнь, и не стоит заставлять их ждать.
Джарлакс натянул второй сапог, взял дорожный плащ и встал. Когда он поднял свою большую шляпу с кровати, он поморщился, вспомнив, что его драгоценная переносная дыра больше не спрятана внутри.
По крайней мере, перо диатримы полностью отросло и было готово к использованию.
Илина сосредоточила свое внимание на Галатее, которая стояла в центре круга рядом с Джарлаксом, в то время как тридцать жрецов медленно шли слева от них. Поле было ярким, очень ярким, а также Галатея наложила заклинание света на красный помпон каждого жреца поверх черных беретов, которые они носили.
Теперь собрание жрецов олицетворяло летнее солнце, кружащееся и никогда не заходящее. Сияние и магические двеомеры направились к цели: Галатее, которая волшебным, божественным образом изменила характер этого шквала заклинаний и перенаправила его на истинную цель ˗ Джарлакса. Ключевым звеном здесь была именно Галатея – она должна была использовать магию, как режущее лезвие, чтобы вырезать самые последние переживания и воспоминания жертвы. Конечно, это не было точным искусством. Некоторые целевые воспоминания сохранились бы, часто затуманенные и скрытые в водовороте сомнений, а другие воспоминания, более отдаленные, более личные, могли быть непреднамеренно утеряны.
Но это была цена, которую должен был заплатить любой посетитель, решивший покинуть Каллиду после любого пребывания, каким бы коротким оно ни было. Требовались, по крайней мере, десятилетия, чтобы обучить кого-то простым заклинаниям и желание должным образом защитить необходимый секрет. Этот ритуал был единственной альтернативой тюремному заключению или даже казни.
Церемония продолжалась несколько часов, и глаза Джарлакса остекленели в полной отрешенности с первым вливанием коллективной, дезориентирующей магии. Он был здесь не более чем чистым рецептором, его сила воли была плотно заключена в кокон света, так что он не мог надеяться на сопротивление.
Церемония причинила Илине больше боли, чем она ожидала. Она делала это раньше трижды, но это был первый раз, когда у нее возникла такая сильная связь с тем, кто забрел в Каллиду. Она ненавидела необходимость делать это с Джарлаксом, еще больше возненавидела потерю трех других гостей, почти до уровня боли потери, которую она испытывала из-за Аззудонны, которая была ее подругой в течение многих лет.
Продолжая заклинание в медленной походке, она почувствовала слезы на щеках, и даже громко фыркнула, почти прервав заклинание, когда круг полностью замкнулся, и она приблизилась к тому месту, где она и остальные начали, заканчивая свое шествие и завершая ритуал.
Джарлакс вздрогнул, проснулся и выскочил из спального мешка, его глаза метались по сторонам, голова моталась влево и вправо. Дроу обернулся, пытаясь понять, где он находится.
И где были его друзья.
Почему была ночь? Что случилось с ярким солнечным светом на белой снежной шапке?
Да, снег.
Он избежал схода лавины. Лавина!
Снег был глубоким и повсюду за пределами защищенного выступа, но когда он пробирался наружу, Джарлакс только больше запутался, потому что его не было на склоне горы, где их преследовала волна рыхлого снега. Он находился в долине, окруженной горами, но они были не настолько близко, чтобы такая лавина могла приблизиться к этому месту.
Он попытался разобраться. Кэтти-бри завалило лавиной, но не той, что сейчас образовала выступ над ним. Энтрери тоже завалило, но Джарлакс перепрыгнул катящуюся волну снега.
– Зак? – прошептал он, потому что мастер оружия тоже не избежал? Он подумал, что, возможно, Зак левитировал, но не был уверен.
Нет, это должен был быть Зак, понял он. Кто-то принес его сюда. Это должен был быть Зак. Что-то, вероятно, камень, должно быть, отскочил от гребня и ударил его, лишив чувств.
Закнафейн спас его.
– Закнафейн? – сказал он немного громче, хотя и не осмелился кричать. Он вышел из-под навеса, его пристальный взгляд обшаривал все вокруг.
Он в замешательстве покачал головой, затем оглянулся на то место, где проснулся, в поисках подсказки, любой зацепки.
Он понял, что единственными следами здесь были те, которые он только что оставил, покидая маленький защищенный лагерь. Он наклонился, пощупал снег и пришел в еще большее замешательство. Он не был экспертом, но верхний слой был немного покрыт коркой, заставляя его думать, что этот снег, лежащий вокруг него, не был свежевыпавшим.
Но где были другие следы? Где были следы Зака, или того, кто привел его сюда? Или даже его собственные следы, если он забрел сюда в оцепенении?
– Как долго я спал? – спросил он тихую ночь.
Джарлакс двинулся дальше, затем взобрался на выступ, чтобы получить более широкий обзор.
Ничего. Только зубчатые скалистые горы и наваленный снег. Несколько тощих скелетов деревьев усеивали местность, отбрасывая колышущиеся тени под танцующими зеленоватыми огнями наверху. Ночь была совершенно тихой, если не считать завывания легкого ветерка, и единственным движением были тени и эти колеблющиеся огни наверху.
Машут руками и танцуют, подумал он и одними губами произнес: «Веселые танцоры», затем остановился, удивленный и смущенный, на мгновение подумал, что, возможно, слышал эту фразу раньше.
Где-то.
Джарлакс в отчаянии поднес руку к голове и потер от лысины до подбородка.
Его рука снова оказалась на бедре, прежде чем он даже заметил, что его большая шляпа и повязка на глазу пропали!
Он бросился вниз и вокруг, через снег и обратно в лощину, к своему спальному мешку. Он сделал глубокий и успокаивающий вдох, когда нашел свои драгоценные вещи. Он немедленно надел повязку на глаз и огляделся, думая, что сможет видеть вещи более ясно, задаваясь вопросом, не был ли он обманут какой-то иллюзорной магией.
Но нет, все осталось по-прежнему.
Джарлакс потянулся за своей шляпой, затем остановился, подумав, что было бы разумнее создать более надежное внепространственное убежище, пока он пытается разобраться в тайне.
Он отмахнулся от этого, когда полез внутрь шляпы – Закнафейн должен был вернуться за ним, верно?
Однако, прежде чем он изменил свое движение, он заметил, что чего-то не хватает, потому что на внутри его шляпы не было отдельного куска мягкой ткани. Джарлакс яростно набросился на шляпу, но нет – переносной дыры там не было.
– Она у Зака, – сказал он себе и зарычал от еще большего разочарования, пытаясь вспомнить.
Он представил тряпку в руке и себя, стоящего перед огромной кучей сваленного, а не продуваемого ветром снега, но это был мимолетный образ. Возможно, плод его воображения. Возможно, воспоминание. Возможно, надежда.
– Где, во имя Девяти Кругов Ада, Зак? – прошептал Джарлакс. – Где я нахожусь?
Он плюхнулся на спальный мешок, скрестил ноги и провел полную инвентаризацию, затем вздохнул и стал ждать.
И ждал.
Проходили часы. По крайней мере, благодаря ботинкам ему было не слишком холодно.
Прошло еще несколько часов без каких-либо признаков Зака или кого-либо еще.
Джарлакс несколько раз выходил, взбирался обратно, даже немного уходил на более высокую каменную скалу, напрягая зрение, пытаясь найти хоть что-нибудь.
Прошло еще несколько часов. Где был предрассветный свет? А потом. Где был рассвет?
Он не понимал. Все это не имело смысла.
Он расхаживал и ждал. В конце концов, он проголодался и стал искать еду в своей зачарованной сумке на поясе.
То, что он принес, смутило его. Это было похоже на кусочек сушеного фрукта, но он не мог точно определить, что это. Он поднес его к носу и принюхался. Да, острый... Он знал, что это такое, но не мог точно вспомнить название. И он никогда раньше не видел, чтобы его так нарезали и высушивали.
В одном мешочке с ним лежал кусок какого-то странно пахнущего сыра. Сильный, но не агрессивный. Он откусил от него кусочек.
«Интересно», подумал он.
Затем откусил кусочек фрукта, а затем, по наитию, откусил то, и другое вместе.
Это было по-настоящему восхитительно, и более того, возвышенный вкус заставил мысли Джарлакса закружиться. Он уже пробовал это сочетание раньше. Где-то.
Но где? И как эти продукты попали в его сумку?
Как бы сильно он ни чувствовал, что это важно знать, он чувствовал такое же принуждение не продолжать этот вопрос. У него были дела поважнее. Где были его друзья, Кэтти-бри и Энтрери? Пережили ли они падение и снег, обрушившийся на них с уступа?
Он ждал.
Он мерил шагами пространство.
Солнце так и не взошло.
Джарлакс был созданием информации, и эта неразборчивая ситуация сводила его с ума.
Он порылся в сумке, достал своего обсидианового скакуна, но просто держал его и не вызывал. Куда бы он пойдет?
Некоторое время спустя, возможно, день, возможно, больше, и все еще без признаков рассвета, Джарлакс вызвал адского коня и проехал на нем вдоль и поперек, даже пытаясь подняться на склон горы, чтобы получить лучшую точку обзора – попытка была прервана мощным порывистым ветром, который швырнул его и его скакуна далеко в поле.
Он действительно получил много более широких видов на местность, ни один из которых не показал ему больше ориентиров, чем лощина, где он проснулся.
– Зак, где ты, во имя Девяти Кругов Ада? – позвал он, на этот раз громко, после очередного отдыха, очередной трапезы и еще нескольких часов пустой скуки.
Измученный и встревоженный, он отчетливо осознал только одну мысль: он не может оставаться.
Но, опять же: куда он должен был пойти?
Дубинка прекратила свой полет.
Просто остановилась, как будто наткнулась на каменную стену.
Дзирт поднял глаза и увидел над собой морщинистую и загорелую человеческую руку, просунутую между шипами, крепко и совершенно ровно держащую дубинку. Никакого дрожания, вообще никакого движения.
Дроу посмотрел вперед, на лицо атакующего гнолла, полного шока и ярости. Это выражение сохранилось, когда твердые пальцы второй руки метнулись вперед, чтобы ударить зверя в горло, а затем вышли из раны, захватив переднюю часть трахеи гнолла. Он сохранил этот взгляд, когда замертво упал на землю.
Тишина, последовавшая за этим, поразила Охотника настолько глубоко, что дикое альтер-эго отодвинулось в сторону и позволило Дзирту рассмотреть сцену с ясной головой. Он огляделся.
Все гноллы были мертвы. Даже те, до которых он еще не добрался.
Магистр Кейн стоял рядом с ним.
Саван перескочила через баррикаду с другой стороны, передавая ему Видринат.
– Ты борешься сам с собой, – сказал ему Кейн.
Шок момента прошел, и Дзирт позвал внутреннего Охотника и прыгнул вперед, чтобы броситься вниз по туннелю – или попытался, поскольку всего лишь рука Кейна удержала его на месте, как будто он, как и летящая дубинка, ударился о каменную стену. Полный гнева и замешательства, он впился взглядом в старого Великого Магистра Цветов.
– Ты только что встретил бы свой конец, если бы я не вмешался, – сказал ему Кейн.
Дзирт хотел отрицать это, но знал, что просто солжет себе, поэтому не высказал эту мысль вслух.
– Я должен идти, – сказал он вместо этого. – Мы должны идти! Сейчас же!
Кейн покачал головой.
– Ты должен найти равновесие. Внизу еще много гноллов. Внутренняя битва, которую ты ведешь, приведет к тому, что тебя убьют, и это никому не принесет пользы.
– У них Бри!
Кейн покачал головой.
– Ты не принесешь ей никакой пользы, лежа мертвым на каменном полу в темной пещере.
Дзирт с трудом сглотнул и продолжал смотреть.
– Это другое существо внутри тебя, которое ты вызвал в своем гневе, – продолжил Кейн. – Ты говорил мне о нем раньше. Этот воин, которым ты позволяешь себе стать, этот Охотник – воин, который отвечает на атаки, его инстинкты движутся слишком быстро, чтобы их можно было обдумать. Реакция, только и всего.
– Эффективность, – возразил Дзирт и прижался к поручню.
– Нет, – ответил Кейн, качая головой. – Один раз, может быть, но не больше.
– У меня нет на это времени! – прорычал Дзирт сквозь стиснутые зубы.
– У тебя должно быть на это время, – возразил Кейн. – Так что сначала выслушай меня, и выслушай хорошенько. Твое обучение с нами – это развитие предвосхищения, а не реакции. Охотник действует исключительно реактивно, следовательно, сводит на нет все твои тренировки с нами... если ты не отступишь. Ты не можешь быть тем и другим, пока не понимаешь их обоих. Твой инстинкт к действию приведет тебя к катастрофе, тогда как более длительный и продуманный боевой стиль пытается привести тебя к благополучию. То, что произошло здесь с этими гноллами не было отклонением, и не было ничего такого, чего бы я не предвидел и не ожидал. Как Охотник, ты бы здесь победил. Как мастер-монах, ты бы здесь победил. Однако, как тот и другой одновременно, ты будешь терпеть неудачу неоднократно – ну, если конечно выживешь, чего не случится.
– У меня нет времени на лекцию! – решил Дзирт и оттолкнул руку, обернувшись только потому, что кулак Кейна сжал его плечо.
– Позволь мне пойти с тобой.
– Я умоляю тебя…
– Нет, внутри тебя. Впусти меня. Я помогу тебе найти баланс.
– Просто идем со мной! Моя дочь...
Он остановился, когда почувствовал, что Кейн отпустил его руку и вместо этого захватил его разум. Физическая форма Кейна рухнула перед ним, опустившись в позу со скрещенными ногами. Саван появилась рядом, чтобы поддержать и защитить.
Дзирт открыл свой разум и позволил духу Кейна влиться в него. Он уже видел такое раньше, с братом Афафренфером. На той великой войне, Кейн пришел в сознании Афафренфера в Серебряные Земли, и брат стал гораздо более великим существом на то короткое время, как физически, так и духовно.
– Я помогу тебе достичь равновесия, – мысленно сообщил Кейн.
Дзирт кивнул Саван, которая стояла на страже пустого сосуда с телом магистра Кейна, затем он побежал вниз по туннелю, ускоряясь, огибая камни, запрыгивая на стену при повороте. Он почувствовал беспокойство в Кейне, но не остановился, чтобы поинтересоваться или сообщить об этом прямо.
Появилось еще больше гноллов, они бросились в другую сторону, стреляя из луков и визжа, как только заметили незваного гостя.
Уклонение, разворот, удар Видринатом наотмашь, и все три снаряда пролетели мимо, не причинив вреда.
Дзирт рванулся вперед, приближаясь к цели быстрее, чем очевидно ожидали гноллы, потому что один из них даже не вытащил меч, а другой не закрепил щит, когда он прибыл.
Охотник быстро убил бы всех троих, но Дзирт не впал в такое состояние. Как Кейн указал, физически он был не в равновесии, так и сейчас ментально он был в конфликте с духом Великого Мастера. Он почти чувствовал себя так, словно вернулся в Академию, пытаясь правильно сражаться под пристальными взглядами мастеров дроу.
Конечно, он прекрасно управлялся со своими саблями, хотя и не с той жестокостью, которую так часто проявлял Охотник. Он блокировал удар Видринатом, а затем занес Ледяную Смерть под оба клинка и сильно дернул назад, обезоружив одного гнолла, который, казалось, был готов к этому. Когда меч выпал, гнолл бросился на него со щитом и почти налетел на него.
Ибо Дзирт упал назад, полностью согнув колени, чтобы опрокинуться прямо на пол, так что гнолл перекатился через него. Обе его сабли вонзились под нижнюю часть щита гнолла, и когда демоническое существо упало, лезвия глубоко вонзились ему в живот. Гнолл завизжал от боли и попытался укусить, но Дзирт взметнул руки вверх, поднимая его слишком высоко и держась за крестовины саблей, которые теперь были вровень с его кожей.
Дзирт почувствовал приток ки, его жизненная энергия вырвалась мощным движением и отбросила гнолла через него на пол, освободив оба клинка, когда разорванное существо вылетело на свободу, и подбросило его обратно на ноги.
Два других гнолла бросились в атаку на, казалось бы, беззащитного дроу, и разинули пасти – не для того, чтобы укусить, а в крайнем шоке.
Один просто повернулся и убежал. Другой даже не закрыл пасть до четвертого удара клинков Дзирта. Его язык высунулся, а внутренности вывалились на пол.
Дзирт промчался мимо него.
Его отчаянное желание добраться до Бри столкнулось с упрямым требованием остановиться.
– Я не могу позволить ему ускользнуть, – сказал он Кейну и заставил свои ноги двигаться.
– «Ты не в равновесии!» – услышал он в своих мыслях. – «Твои ноги слишком быстры для рук».
Это неожиданное заявление заставило Дзирта остановиться.
– «Наручи, которые я ношу как ножные браслеты», – сказал он Кейну. – «Они ускоряют меня».
– «Тогда беги, Дзирт До'Урден», – согласился Кейн.
И он это сделал. И вышел в ровный туннель, заканчивающийся лестницей вниз, которая вела в почти круглую естественную пещеру внизу. Убегающий гнолл был впереди на лестнице, визжа и рыча на своем странном языке, и Дзирт легко расшифровал слова или, по крайней мере, их значение, потому что в той комнате внизу еще несколько гноллов танцевали вокруг тлеющего очага.
«Бри!», подумал Дзирт, глядя на тлеющий огонь. Он не знал, почему этот ужасный образ пришел к нему, но он пришел, и за ним Кейн призвал его полностью отпустить себя, поддаться ярости.
Охотник не сбежал вниз по лестнице. Он пролетел.
Охотник прыгнул далеко, в прыжке, расширенном яростью и ки, смесью первобытного и духовного, приземлившись с безупречным балансом прямо позади убегающего гнолла, глубоко присев, чтобы поглотить энергию удара, даже послал Ледяную Смерть рубящим ударом поперек, чтобы отрубить ноги гноллу.
Его рассудок был почти ослеплен яростью и страхом, но тело – нет. Он перемахнул через падающего гнолла и отпрыгнул далеко и высоко. Он с разбегу приземлился перед ближайшими гноллами, перекатился между ними, а затем поднялся и кувыркнулся назад в сальто над их торчащими копьями. Он даже не успел коснуться земли, когда его сабли сверкнули по обе стороны.
Копья опустились, когда гноллы схватились за собственные разорванные глотки.
Охотник не умел колебался, и поэтому внезапно бросился вперед на полудюжину гноллов, слишком близко выстроившихся в оборонительную линию, чтобы они могли эффективно метать копья.
Видринат сделал широкий выпад влево, чтобы отклонить колющее оружие, и столкнуть его со вторым под таким углом, чтобы третий гнолл с этой стороны мог зайти прямо на него.
Прямо перед Дзиртом Ледяная Смерть сильно ударила в щит гнолла, острие прошло насквозь и ужалило существо. Это не было глубоким или смертельным ударом, но Охотник почувствовал внезапную вибрацию в своем клинке, высвобождение ки, текущей через него, через оружие, в гнолла. Монстр напрягся, выпрямился и отступил на шаг, его глаза внезапно расширились и стали немигающими.
Ледяная Смерть ушла в сторону, чтобы отразить пару колющих копий, подобно парированию Видрината, и Охотник последовал за этим взмахом и быстро переместился вправо.
Теперь Видринат нанес удар по гноллу, которого поразила Ледяная Смерть, и оглушенное существо почти не защищалось.
Охотник остановился, когда двое справа налетели на него, один из тех, что слева, тоже сильно ударил, а другой обошел его сзади, чтобы найти путь к, казалось бы, пойманному в ловушку дроу.
Копья ловко полетели в него спереди, сзади и с обеих сторон, причем с разной высоты.
Но никто не был так же высоко, как Охотник, который прыгнул прямо вверх с удивительной ловкостью и силой.
Он также предвидел, думал наперед, понимал, что будет дальше, вместо того, чтобы ждать, пока это произойдет, а затем просто быть слишком быстрым, точным и жестоким для своих врагов.
Его ноги нанесли удары в обе стороны с огромной силой и прямо в цель. Видринат вонзился вперед, а обратным захватом Ледяная Смерть отправилась назад.
Когда Дзирт приземлился, повернувшись лицом к пути, которым пришел, только один гнолл остался стоять на ногах, да и тот не хотел иметь с ним ничего общего.
Он метнул свое копье, повернулся и убежал.
Брат Дзирт выронил клинки, поймал копье, повернул его одним плавным движением и отправил в полет, чтобы пронзить гнолла в основание черепа.
Охотник опустился, чтобы подобрать свои клинки, затем заметался, как обезумевший краб, нанося колющие, режущие удары по павшим гноллам, с каждым ударом разбрызгивая кровь.
Спустя несколько атак Дзирт полностью пришел в себя. Образ Бри на тлеющем костре застрял в его сознании, и он закричал от такой боли, что он в ярости схватился за оружие.
–«Ее там нет», – раздался коварный телепатический зов Кейна, он звал снова и снова, пока, наконец, не был услышан.
Мечущиеся мысли Дзирта требовали разъяснения, но он почувствовал, как Кейн внезапно покинул его.
Он бегал вокруг, глядя на огонь, но не увидел никаких признаков того, что там сгорел ребенок. Ни костей, ни клочков тлеющей одежды. Он оглядел стены круглой пещеры в поисках выхода – в пещерах должно же быть что-то еще!
Но нет.
Он обошел все вокруг, заметив приближение Саван и Кейна, которые бежали к нему со всех ног.
– Ее там нет, – крикнул ему Кейн.
– Ее здесь вообще нет, – добавила Саван.
– Но брат Головастик!
– Он в монастыре в новых одеждах и сандалиях, – ответила Саван.
– Но я слышал ее!
– Ты слышал меня, – ответил Кейн. – Я не хотел так поступать с тобой, но я почувствовал здесь проблему, дисбаланс между воином, которым ты был, и монахом, которым ты стал. Два должно быть больше, чем целое, но это было не так, Дзирт До'Урден, по крайней мере, не в тех случаях, когда ты поддавался другой более темной эмоции внутри тебя.
– Как ты мог? – спросил его Дзирт, затаив дыхание, и ему захотелось физически наброситься на Кейна в этот ужасный момент.
– Потому что я знал, что я прав, и я знаю, что жизни твоей жены и твоих друзей могут зависеть от этого исцеления – исцеления, которое я смог дать только когда я лучше понял конфликт внутри тебя.
– О чем ты говоришь?
– Киммуриэль пришел ко мне, – объяснил Кейн. – Есть признаки неприятностей на Севере. Ты скоро уедешь. Ты должен быть готов. Теперь я вижу, что ты почти у цели.
Дзирт стоял ошеломленный, не зная, как реагировать в этот момент, пытаясь переварить все, что только что произошло.
– Почти готов, – снова сказал Кейн и указал на ножные браслеты Дзирта. – Это наручи, – сказал он. – Для твоих запястий.
– Я был слишком неуравновешен, когда пытался сделать это много лет назад, – объяснил Дзирт. – Враг, у которого я их отобрал, использовал их как наручи, но мне это не подошло. Мои руки и так двигались слишком быстро.
– Потому что твои ноги не смогли приспособиться к правильному балансу, – объяснил Кейн. – Теперь ты достаточно мудр в путях Ордена, чтобы это исправить. И ты стал быстрее передвигаться на ногах. Наручи дают тебе лишь незначительное преимущество в качестве ножных браслетов, но теперь ты обнаружишь, что на запястьях баланс гораздо ближе.
– И это все? Ты провел меня через все это, чтобы сказать мне надеть наручи обратно на запястья?
– Тебе лучше знать, Дзирт До'Урден. Брат Дзирт До'Урден.
Дзирту не нужна была эта последняя подсказка, потому что он уже заглянул внутрь себя, проигрывая последнюю битву. Он подумал о том, как ки проходила через его оружие и оглушила гнолла. Он воспроизвел бой как бы издалека, его прыжок, который послал разрушительную атаку во все четыре стороны. Охотник и раньше выполнял двойные удары, но никогда так, руки и ноги работали независимо, но в совершенной гармонии, в одновременной атаке.
И да, это она, понял Дзирт. Гармония.
Смешение стилей, воина и монаха. Два становятся одним, единым, большим, чем сумма двух.
– Бри невредима? – спросил он.
– Она в монастыре под присмотром брата Головастика, – ответила Саван.
– Я не смог бы вызвать твой истинный гнев без ее имитированного крика, – сказал ему Кейн.
Дзирт поморщился, все еще немного злясь на этот обман и боль, которую он ему причинил.
Но теперь он понял. Он посмотрел на свои окровавленные сабли, вытер их о гнолла у своих ног и убрал, затем посмотрел магистру Кейну в глаза и кивнул, принимая цену такого необходимого урока.
– Я думала, ты ушел за Дзиртом, – сказала Пенелопа, увидев Киммуриэля, идущего по коридору особняка Плюща на следующее утро.
– Да.
– Я думала, ты ушел вчера.
– Здесь много дорог, – ответил Киммуриэль. – Король Бренор желает поговорить с эльфом Фривиндлем из Серебристой Луны. Мне привести его сюда или Бренора к нему? Или лучше оставить Бренора здесь и позволить тем, кто... менее энергичен, навестить старого и запутавшегося эльфа? Мы пытаемся во всем разобраться. Хафлинг снова с Аззудонной?
– Да, был, по крайней мере, – ответила Пенелопа. – Думаю, Вульфгар тоже с ними. Он знает север лучше, чем кто-либо другой, хотя я думаю, что Громф забросил наших друзей за пределы регионов, которые мы обычно называем севером.
– Ты недовольна Архимагом.
– Я считаю безответственным телепортировать группу людей в неизвестном направлении. Разве ты не согласен? – спросила его Пенелопа.
– У них были способы вернуться почти мгновенно или быть возвращенными.
– И все же, мы здесь, – сказала Пенелопа.
– Мы не знаем, где находимся. Аззудонна говорит, что они потеряны для нас. Каким-то образом. Это все, что мы знаем.
– И ты не отправился за Дзиртом.
– Это имеет значение? – сказал Киммуриэль. – Чего ты ждешь от него? Что он побежит на север? Следующий шаг – мой и Громфа. Если мы сможем найти лучший способ искать наших пропавших товарищей, мы будем действовать.
«Действительно?» – хотела она просить, но резкий тон застрял у нее в горле.
– Ты что-то знаешь и скрываешь, – обвинила она.
– Я не могу преодолеть ментальную защиту Аззудонны. – признался Киммуриэль. – Как и Громф, или заклинания, которые кто-либо из вас наложит на нее или в комнату вокруг. Ее сила воли впечатляет.
– Но?
– Если я отведу ее в разум улья, тогда все, что она знает, будет раскрыто, – сказал он. – Все, что она когда-либо знала, каждая мысль, будет раскрыта.
– Но ты не хочешь этого делать, – рассудила Пенелопа.
– Ты не можешь даже представить уровень вторжения, – сказал ей Киммуриэль. – Ее самые глубокие секреты, самые глубокие фантазии, самые темные поступки будут обнажены, вырваны против ее воли. Это, пожалуй, самое большое насилие, от которого может пострадать любое существо.
Пенелопа слегка повернула голову и искоса посмотрела на псионика, на ее губах появилась улыбка, как будто она уловила что-то в тоне Киммуриэля.
– Откуда ты это знаешь?
Киммуриэль усмехнулся.
– Ты?
– Я Облодра, – ответил он. – И нас учили принимать вторжения разума улья как дверь к нашему величию. И все же, спустя столетия, тот первый раз, когда мой разум обшарили, все еще преследует меня. Я стараюсь забыть об их вторжении, но оно часто приходит ко мне, и обычно без предупреждения. A запах, мысль, действие, что-то, что я вижу или слышу, – все что угодно, может вернуть меня к тому опыту. Они испытывают меня и преследуют в кошмарах – и снова я подчиняюсь им добровольно! Для Аззудонны это действие, навязанное против воли, полностью сломит ее. Безвозвратно, я уверен.
– И все же, ты пережил это, – сказала Пенелопа после того, как произнесла несколько замечаний, выбирая это одно из множества мыслей, вызванных, без сомнения, удивительным откровением Киммуриэля.
Даже Киммуриэль был удивлен тем, насколько откровенным он был с Пенелопой.
– Одно дело подвергаться пыткам и насилию, когда ты веришь, что делаешь это в личных, даже благородных целях, – мрачно объяснил Киммуриэль. – Совсем другое, когда тебя пытают и насилуют ради выгоды мучителей.
– Значит, ты не будешь подвергать ее воздействию разума улья? – спросила Пенелопа, не скрывая, что вполне согласна с таким курсом.
Вот только его ответ был не таким, как она ожидала.
– Я этого не говорил, – холодно ответил Киммуриэль, осадив ее. – Давай пока действовать так, как можем. Если у Гарпеллов есть магические заклинания или идеи, как найти недостающую четверку или, возможно, получить ответы от этой упрямой женщины, тогда, пожалуйста, сделайте это.
– Заклинания ментальных вторжений не так сильны, как твоя магия разума, ты это знаешь.
– Она упряма, – заметил расстроенный Киммуриэль.
– Обучена, – поправила Пенелопа. – И напугана. Реджис использует правильный подход к Аззудонне. Он делает из нее друга и пытается показать ей, что мы не враги и нам можно доверять.
– Ах, да, умный хафлинг, – сказал Киммуриэль с нетипичным для него драматизмом в голосе. – Пожалуйста, сообщи мне, если он найдет что-нибудь, кроме туманных упоминаний, которые невозможно подтвердить или исследовать.
Он покачал головой и продолжил свой путь, но не успел сделать и двух шагов, как Пенелопа окликнула его.
– Почему, Киммуриэль, – сказала она, – ты скорбишь? Ты полон сюрпризов в этот день. Я никогда не ожидала от тебя такого состояния.
Он лишь мельком оглянулся на нее, не желая показывать больше, чем уже, очевидно, показал. Он снова двинулся в путь, теперь обдумывая ее замечание.
Он не мог этого отрицать.
Потеря Джарлакса и других, которая казалась скорее более вероятной, чем нет, ударила по нему сильнее, чем любая потеря, которую он когда-либо знал. Он был более чем возмущен падением Дома Облодра много десятилетий назад, но даже после той катастрофы, даже после потери матери и семьи, он не чувствовал себя так, как сейчас.
В этот момент, впервые за столетия своей жизни, Киммуриэль Облодра познал глубокое чувство печали, уровень горя, который даже не позволил ему строить замыслы и планы, будь то месть или защита от любых последствий.
Сейчас все это не имело значения. Ему было просто грустно. На самом деле.
– Я не могу просто перескакивать с места на место, – сказал Громф расстроенному Бренору.
– Ты не можешь отвезти меня в Серебристую Луну?
– Я не собираюсь в Серебристую Луну.
– Эльф там! Фривиндль, или как там его. Мы должны поговорить с ним.
– Если я решу поговорить с ним, я это сделаю, – сказал Архимаг. – Мне не нужна твоя компания.
– Ты отведешь меня поговорить с ним, или я буду говорить с девушкой, – предупредил Бренор. – И я говорю тебе, что мое терпение с ней истощается быстрее, чем попытка хафлинга отрастить бороду.
Тут в комнату вошел Реджис, Вульфгар шел рядом с ним. Бренор встретился взглядами с обоими, и Реджис покачал головой.
– Аззудонна не в настроении разговаривать, – объяснил Реджис. – Думаю, она считает, что вчера рассказала слишком много, просто признавшись, что знала наших друзей.
Бренор зарычал и выругался себе под нос, затем посмотрел на Вульфгара, который кивнул.
– Надо добраться до Серебристой Луны и попросить Киммуриэля забрать Дзирта, – решил Бренор. – Мы пройдем через ворота в Мифрил Халл и поедем оттуда.
– И что ты будешь делать потом, дворф? – спросил Громф.
– А потом ты отправишь нас на север за нашими друзьями. – ответил Бренор. – Нашими друзьями, твоими и моими. Или я слишком много у тебя прошу?
– На север? – отозвался Громф. – Куда на север?
– Туда же, куда ты отправил четверых!
– Зима, – вставил Вульфгар, и Бренор с Громфом повернулись к нему.
– Сейчас зима, – сказал он. – Долина Ледяного Ветра быстро убьет вас зимой без укрытия, и, вероятно, чем дальше на север продвигаться, тем хуже.
– У нас есть такая штука, как магия... – ответил ему Бренор, поворачиваясь к Громфу.
– Их нет уже несколько месяцев, – напомнил Громф королю дворфов.
– У тебя есть идеи получше? – закричал на него Бренор.
– У меня всегда есть идеи получше, чем у тебя, дворф.
– Идеи, которые приносят результаты, а?
Громф и Бренор уставились друг на друга, удерживая взгляды в течение многих ударов сердца.
Остальные в комнате понимали – это были два самых могущественных человека в мире.
И сейчас они казались такими бессильными.
За дверью в коридоре Киммуриэль внимательно слушал, качая головой. Он снова подумал о коллективном разуме, но ему не очень хотелось прибегать к этому варианту. Он не солгал Пенелопе: он не сомневался, что визит Аззудонны туда полностью сломит ее.
– Нет, – услышал он разочарованное признание Громфа. – У меня нет лучшей идеи. Я не знаю, куда они могли отправиться, не знаю, что с ними случилось, не знаю, что мы вообще должны искать. Я даже не знаю, куда их отправил, и я был уверен, что Кэтти-бри просто отзовет их с помощью своей магии, или Джарлакс позовет Киммуриэля через волшебный свисток, чтобы он направлял нас, когда мы отправились бы за ними.
В голосе Громфа легко угадывалось смирение, и это сильно подействовало на Киммуриэля.
– Тогда сначала в Серебристую Луну, – услышал он решение короля Бренора. – Мы пойдем и расскажем Пенелопе, а затем сразу же после разговора с королевой отправимся в Гаунтлгрим. Мы поужинаем в Мифрил Халле сегодня вечером, а завтра в Серебристую Луну.
– Мой король! – сказал Тибблдорф Пвент.
– Тогда достаточно, – согласился Реджис.
Киммуриэль слышал все это и был готов войти в комнату и поспорить.
Но потом он услышал кое-что еще.
Что-то зародилось в глубине его сознания, как отдаленный звон колокольчика. Но он продолжался и нарастал, превращаясь в одну-единственную постоянную ноту, а не звон колокольчика.
Свисток.
Киммуриэль быстро отошел от двери в чулан в конце коридора и закрыл за собой дверь, отключившись от всех внешних отвлекающих факторов.
Он погрузился в себя, подальше от этого места, преследуя луч свистка так же уверенно, как если бы это был свет свечи в темной пещере.
Он не отправил предварительно свой разум к источнику, хотя, конечно, полагал, что на другом конце его ожидает другой дроу – возможно, маг или жрец из общины родины Аззудонны, который каким-то образом завладел этим уникальным предметом.
Он конечно знал, что там его может подстерегать опасность, но он должен был пойти. Он должен был попытаться, ради друзей и Аззудонны.
Его сердце забилось сильнее, когда он приблизился и узнал дроу, отправляющего ноту. Он глубже погрузился в образ и звук, противопоставляя их реальности, и шагнул сквозь настроенную музыку к очищенному от ветра камню под навесом под кружащимся зеленым небом в стране, покрытой глубоким снегом.
Он стал рядом с Джарлаксом.
– Ах, хорошо, ты услышал мой призыв, – сказал Джарлакс, хлопая Киммуриэля по плечу. – Прости, что зову тебя так рано, но ты должен помочь мне найти остальных.
Киммуриэль начал отвечать на первую часть последнего предложения, но сдержался.
– Где? – спросил он, с любопытством глядя на странно растрепанного дроу. Сильный холод пронзил Киммуриэля насквозь, пробирая до костей, и он понял, что не может долго оставаться в этом месте.
– Я не знаю, – признался Джарлакс. – Думаю, под снегом. Лавина на горе похоронила их. Я не должен был ждать так долго, чтобы позвать, но я не могу... – Он остановился и огляделся, качая головой. – Я понятия не имею, где они или где я. Мы приземлились на заснеженном склоне горы, но какой именно? Кэтти-бри и Энтрери попали под лавину, но я спасся. Зак, я думаю, тоже. Но я не... Он, должно быть, перенес меня сюда.
– Когда это было? Как давно?
– С самого начала.
– С какого начала?
Зубы Киммуриэля уже стучали.
– День или два назад, – ответил Джарлакс. – Когда мы впервые прошли через врата Громфа. Я потерял счет времени, потому что рассвет еще не наступил. Почему нет рассвета?
Киммуриэль тупо уставился на него, пытаясь осмыслить ответ.
– Джарлакс, ты пропадал несколько месяцев.
Джарлакс начал было говорить что-то еще о лавине, но остановился и перевел недоуменный взгляд на своего друга.
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, что я сказал.
Джарлакс покачал головой.
– К нам пришла женщина-дроу, – сказал ему Киммуриэль. – Мы думаем, что Гвенвивар привела ее в Особняк Плюща, в собственную комнату Кэтти-бри. Но она мало что нам рассказывает.
– О чем ты говоришь? Гвенвивар у Кэтти-бри.
– Возможно. Но Аззудонна с Пенелопой и остальными, и Пенелопа считает, что именно Гвенвивар привела ее туда.
– Аззудонна?
– Ты... не... знаешь ее? – спросил Киммуриэль, задыхаясь.
Его трясло все сильнее, дыхание вырывалось болезненными толчками, легкие уже болели от холода.
– Какие игры... – начал спрашивать Джарлакс, но остановился и перевел хитрый взгляд на Киммуриэля, изучая его через магию истинного видения повязки.
– Это я, как ты и звал, – сказал Киммуриэль, уловив суть и прекрасно зная, что показывает эта повязка на глазу.
– Ты мне не веришь, – заявил Киммуриэль мгновение спустя, когда очевидное сомнение не покинуло лицо Джарлакса.
– Я не знаю, во что верю. Я здесь всего пару дней, не больше.
Киммуриэль покачал головой.
Джарлакс прищурил свой единственный не закрытый глаз, но затем покачал головой, словно сдаваясь. Киммуриэль знал, что повязка на глазу показала ему. Перед ним не было ни иллюзии, ни обмана. Джарлакс беспомощно поднял руки.
– Похоже, я мало что знаю, – беспомощно заявил плут.
Возвращение Джарлакса в Особняк Плюща было встречено скорее смятением, чем праздником. Не успели остальные начать расспрашивать разбойника, как Киммуриэль отослал его, требуя аудиенции с Аззудонной.
– Он никуда не уйдет, пока не расскажет мне о моей девочке! – проревел Бренор, перекрикивая разговор.
Киммуриэль отметил выражения согласия у остальных и мог видеть, что Бренор становится все более и более горячим. Казалось, даже физически, потому что лицо дворфа стало таким же красным, как и его волосы, а нижняя губа выглядела все более и более изжеванной.
Учитывая его преданность, свирепую, даже порочную, Киммуриэль все прекрасно хорошо понимал.
– Ты пойдешь со мной, король Бренор, – предложил он. – У меня есть задача, которую ты выполнишь лучше, чем все остальные.
– Да, и он, и он, – ответил Бренор, указывая на Реджиса и Вульфгара. – А ты отправляйся к Дзирту, проклятый эльф, как только мы закончим. Мы здесь не для того, чтобы сидеть и болтать, когда одного из пятерых не хватает!
– Пятерых? – спросил Киммуриэль.
– Компаньоны Халла, – ответил Джарлакс и кивнул Бренору.
Остальные участники собрания последовали за группой по коридору в комнату Аззудонны.
«Обращайте больше внимания на лицо Аззудонны, чем на лицо Джарлакса», – Бренор, Реджис и Вульфгар услышали в своих мыслях слова Киммуриэля.
– Вы трое, заходи́те первыми, – сказал им Киммуриэль. – И отойдите в сторону, чтобы у нее был хороший обзор, когда мы с Джарлаксом войдем в комнату мгновение спустя.
– К чему все это? – спросил Джарлакс. – Кто она и что ей нужно ясно увидеть?
– Тебя, – сказал Киммуриэль. – Понаблюдай за ее лицом, когда она увидит тебя, и ты лучше поймешь.
Он отвел Джарлакса в конец коридора, подальше от поля зрения Аззудонны, и отправил Бренора, Реджиса и Вульфгара в путь.
– Закройте дверь, – сказал он им.
– Если бы вы знали, как растет мой гнев, вы были бы более откровенны, – предупредил Джарлакс, когда трое вошли в комнату.
– Здесь что-то очень не так, – ответил Киммуриэль. – И здесь, – добавил он, коснувшись головы Джарлакса. – Ты потерял месяцы, мой друг, и у меня такое чувство, что, если мы не вернем эти воспоминания, то три товарища, которых ты взял с собой в путешествие на север, навсегда потеряны для нас. А может быть и многое другое, – закончил он, глядя на дверь.
– Идем.
Киммуриэль вошел первым, быстро кивнув Бренору и остальным, которые выстроились у стены слева от него.
– Я привел к тебе кое-кого, думаю он тебя заинтересует, – сказал он Аззудонне и отступил в сторону, позволяя Джарлаксу войти.
При всей дисциплинированности, при всей своей выучке, Аззудонна не смогла подавить первоначальную реакцию: ее глаза расширились от очевидного шока.
– Клянусь бородой Морадина и волосатой задницей Думатойна, ты, проклятая девчонка-дроу! Начинай говорить то, что мне нужно знать, или ты будешь на ступеньку меньше…
– Бренор! – выругался Реджис.
– Ты знаешь меня, – сказал Джарлакс, и был явно удивлен и смущен этим замечанием.
Киммуриэль заставил его замолчать и повернулся к Аззудонне.
– Кто это? – спросил он.
Женщина выглядела загнанной в ловушку, нервно оглядываясь по сторонам.
– Джарлакс, – сказала она.
– Как я мог забыть о встрече с такой очаровательной женщиной, как ты? – спросил Джарлакс, но никто не обратил на него внимания.
– Ты сказала мне, что они мертвы или стали нежитью, – сказал Реджис. – Он ни то, ни другое!
– Я думала... – Аззудонна остановилась и покачала головой, выглядя очень смущенной и более чем немного расстроенной.
Киммуриэль был на поверхности ее сознания, и понял, что выражение ее лица было честным отражением того, что находилось в ее сердце и душе.
– Ты должна сказать нам, где они, – потребовал Реджис.
– Я не могу. Я не знаю, – ответила она, затем дернулась и бросила сердитый взгляд на Киммуриэля.
– Ты имеешь в виду, что не скажешь, – поправил Киммуриэль.
– Как я могу быть уверена? Но да, я этого не сделаю!
– О, ты сделаешь, – прорычал Бренор и шагнул вперед – или пытался, пока Вульфгар не выставил руку, чтобы преградить ему путь.
– Просто спроси его, – сказала Аззудонна, указывая на Джарлакса. – Почему ты... – Она остановилась и на мгновение казалась смущенной, как будто что-то обдумывала.
Затем она улыбнулась, слегка усмехнулась и кивнула.
– Джарлакс жив, значит, и остальные могут быть живы, – сказал ей Реджис. – Неужели ты не расскажешь нам, что знаешь, и тем самым позволишь им умереть?
– Если это было так просто, – ответила Аззудонна.
– Так будь проще, – прорычал Бренор.
– Идем, – сказал Киммуриэль своим друзьям. – На данный момент мы здесь закончили.
– Я останусь ненадолго, – сказал Реджис, но не успел он объявить об этом, как из открытой двери послышался другой голос.
– Нет, – приказала Пенелопа. – Все вы, выходите. Я посижу с нашей гостьей.
Акцент, который она сделала на последнем слове, был лишь подкреплен суровым взглядом, который она бросила на Бренора, когда произнесла напоминание.
– Почему ты ждешь? Мы должны попасть туда! – Бренор обратился к Киммуриэлю, когда псионик присоединился к нему, Вульфгару, Реджису, Пвенту, Даб'ней и Громфу в гостиной некоторое время спустя, вернувшись к ним, что примечательно, без Джарлакса.
– Я могу доставить вас туда, где я нашел Джарлакса прямо сейчас, если это ваша цель, – ответил Киммуриэль. – Там ничего нет, и никаких указаний о том, куда идти дальше.
– Как сильно ты искал?
– Я не мог долго оставаться, и ты тоже.
– Потому что было холодно, – напомнил ему Вульфгар.
– Это и близко не описывает ситуацию, – сухо ответил Киммуриэль.
Варвар кивнул.
– Это объясняет одежду Аззудонны. Если бы ты надел ее, когда отправился за Джарлаксом, тебе было бы удобнее.
– Там ничего не было видно, – повторил Киммуриэль. – Огромные горы из скал и камня, все покрыто белым, все окутано тьмой. Потребовались бы годы, чтобы как следует обыскать эту отдаленную землю.
– Именно поэтому Джарлакса и поместили туда, когда он позвал тебя, – сказал Громф.
– Что ты знаешь? – потребовал Бренор.
– Кто бы ни забрал память Джарлакса, он далеко ушел, – ответил Громф.
– Оставив его умирать?
– Скорее всего, они знали, что у него был свисток, чтобы связаться со мной, – сказал Киммуриэль, и это вызвало любопытные взгляды со всех сторон. – Я предполагаю, они, вероятно, вернули его ему, иначе он воспользовался им раньше.
– Кто эти «они»? – спросил Вульфгар. – Вот в чем вопрос, не так ли?
– И у Аззудонны есть ответы, – сказал Бренор.
– И у Джарлакса есть ответы, – быстро добавил Реджис. – Или, по крайней мере, были.
– Почему ты не проделаешь с ним свои фокусы? – потребовал Бренор у псионика.
– Потому что он отдыхает. Ему это нужно.
– Ба! Пузан, возьми свой камень и нанеси ему визит, а?
– Это не принесет никакой пользы, – заверил дворфа Киммуриэль. – Этот рубин вытягивает правду так же, как слишком много выпитого крепкого напитка, но неспособность Джарлакса ответить не имеет ничего общего с нежеланием с его стороны.
Затем дверь комнаты открылась, и Пенелопа вошла рядом с Джарлаксом, который был обут только в один сапог, а другой держал в руке, с озадаченным выражением на лице.
– Что? – спросил Бренор.
Джарлакс прошел в середину группы, сел на подлокотник кресла и поднял босую ногу, чтобы все увидели три надписи засохшей кровью: ИЛЬХ-ДАЛ-АУТ, вырезанные на его подошве.
– Ильхдалаут? – спросил Реджис.
– Что, во имя Девяти Кругов Ада?
– Это имя дали тебе твои похитители? – спросил Реджис. – Или просто шрамы от пыток?
– Я думаю, это сделал я, – сказал Джарлакс, его голос был таким нетвердым, каким никто из них никогда от него не слышал.
– Это не старая рана, – заметил Вульфгар.
– День-два, не больше, – согласилась Пенелопа.
– Но что это значит? – спросил Реджис.
– Иль? Ильхаресс, матрона? – спросил Громф. – Ильхарн, покровитель? Тебя сделали чьим-то покровителем?
– Нет, – ответила Даб'ней, выходя вперед. Она опустилась на колени перед Джарлаксом и взяла его ногу в руки, чтобы лучше рассмотреть явно недавние порезы. – Возможно, Ильхар. Она сделала паузу, произнося множество итераций, затем улыбнулась, кивнула и объявила: – Ильхар, делхарил, аутна.
– Может быть, – признал Громф.
– Мать, дочь, внучка, – перевел Реджис. – Но что это может означать?
– Это обычное высказывание на молитвах, – сказала Даб'ней. – Преемственность матриархата дроу, требование Ллос.
– Джарлакс теперь молится Ллос? – спросил Бренор, фыркнув.
– Ивоннель, Квентл, Ивоннель, – сказал Громф, глядя на Киммуриэля.
– Что это значит? – спросил Бренор.
– Что общего у этих троих, кроме семейных уз, отмеченных на ступне? – спросил Громф.
– Воспоминания, – ответил Джарлакс, и он тоже посмотрел на Киммуриэля, который помог Квентл и младшей Ивоннель разобраться в воспоминаниях Ивоннель Вечной.
Даб'ней отошла в сторону, когда Киммуриэль занял ее место и усадил Джарлакса в кресло.
– Дайте нам немного уединения, – сказал он остальным.
– Я никуда не уйду, – сказал Бренор.
– Не сейчас. – Киммуриэль посмотрел на него, но спорить не стал, особенно потому, что никто из остальных, казалось, тоже не собирался двигаться к выходу.
– Просто молчи. – Он сосредоточился на Джарлаксе. – Впусти меня.
– Пожалуйста, сделай это, – ответил Джарлакс и поднял свою волшебную повязку на глазу.
Киммуриэль закрыл глаза и поднял руку, чтобы слегка коснуться пальцами лба Джарлакса. Всего за несколько ударов сердца сознание Киммуриэля оказалось в разуме Джарлакса, видя каждую его мысль, перебирая воспоминания.
Вскоре стало совершенно не важно, громко или тихо было в комнате вокруг ментально соединенных дроу, поскольку они полностью обратились внутрь мыслей Джарлакса. Для Киммуриэля, складки и синапсы мозга Джарлакса превратились в набор строительных блоков различной формы, которые он мог соединять и перестраивать по разным направлениям. Он мог визуально отделить недавние воспоминания Джарлакса – те, что возникли с момента пробуждения под навесом, где Киммуриэль его нашел, – от более отдаленных, таких как лавина, о которой Джарлакс упоминал несколько раз.
Киммуриэль ясно увидел эту лавину. Он почувствовал, что скользит по ледяной впадине вниз по склону заснеженной горы. Он услышал и почувствовал грохот стремительно несущегося снега, приближающегося сзади. Он видел, как далеко впереди Кэтти-бри сорвалась с уступа, а затем наблюдал, как Энтрери постигла та же участь.
Он подумал, так же, как и Джарлакс, что легко выберется из ситуации: применит левитацию и поднимется над выступом.
Киммуриэль почувствовал, что парит. Он увидел, как Закнафейн поднимается рядом с ним, и с ужасом наблюдал, как огромная волна снега, тонны белого порошка, обрушивается на уступ, падает на Энтрери и Кэтти-бри, погребая их там, где они лежали.
Разворачивающиеся события превратились из ярко-белых в ослепляюще белый, солнце на снегу, в ночное небо с полярным сиянием, очнувшись под уступом – но не тем уступом, с которого упали Кэтти-бри и Энтрери – на продуваемом ветром выступе скалы, окруженный глубокими снегами в горной долине.
Киммуриэль в ярости отступил назад, ища какой-нибудь образ, какую-нибудь вспышку воспоминания между этими двумя событиями.
Но нет. Каждый раз, когда он пытался пойти назад по следу от этого выступа, он натыкался на воспоминание о лавине, похоронившей его друзей.
Киммуриэль разорвал связь и отступил от Джарлакса, несколько раз моргая в замешательстве. Он не был уверен, как долго он исследовал лабиринт разума Джарлакса, но по расположению и выражениям лиц других людей в комнате понял, что «ушел» от них на некоторое время.
– Что ты узнал, эльф? – спросил Бренор Джарлакса.
Киммуриэль повернулся, чтобы посмотреть на Джарлакса, который сидел, моргая, в такой же растерянности, как и раньше.
– Ничего не вышло, – сказал Джарлакс, или спросил, или что-то среднее, переводя взгляд с Бренора на Киммуриэля несколько раз.
– А ты что узнал? – спросил Джарлакс у Киммуриэля несколько мгновений спустя. – Расскажи мне, что со мной случилось.
Киммуриэль долгое время пересказывал события, которые он обнаружил, пытаясь найти во всем этом какой-то смысл, и более того, пытаясь выяснить, как он может передать реальность, и ограниченность того, что видел. Он поднялся со стула и оглядел остальных в комнате, все они пристально смотрели на него, отчаянно нуждаясь в ответах.
Как же объяснить?
– Представите память как длинную веревку, – сказал он им после долгой паузы. – Это очень упрощенно, потому что все, что вы видите, все, что вы слышите, все, что чувствуете, создает побочные пути, боковые отрезки веревки, которые связываются с предыдущим опытом или воображением. Но сейчас я прошу вас думать о памяти, даже о ваших собственных воспоминаниях, как об одной веревке, удлиняющейся с каждым мгновением.
– Очень хорошо, – подсказала Даб'ней всем встревоженным и озадаченным зрителям.
– То, что сделали с Джарлаксом, не похоже ни на что, с чем я когда-либо сталкивался, – объяснил Киммуриэль. – Это не похоже на типичные трюки с памятью, на заклинания забвения, которые могут использовать жрецы, волшебники или даже иллитиды. Это больше похоже на то, как если бы кто-то вырезал кусочек памяти Джарлакса, взял отрезок прямо из веревки, а затем сшил начальную и конечную точки вместе, плавно, идеально, совместив память с двумя точками реальности, разделенными месяцами времени.
– Ну, мы это понимаем, – сказал Бренор. – Ты сам делаешь такое.
– Нет, ты не понимаешь, добрый дворф, – сказал Киммуриэль. – Ты не можешь знать, потому что я никогда не видел ничего даже отдаленно похожего на это. Джарлакс и остальные приземлились через портал Громфа на склоне горы, покрытой белым одеялом, глубоко в снегу. Они были застигнуты врасплох тем, насколько было холодно – Кэтти-бри и Энтрери замерзли.
Он посмотрел на Джарлакса, который пожал плечами, затем кивнул.
– Зак упомянул, что было так, как будто сидишь в пасти белого дракона, – добавил Джарлакс. – Так и было, пока он не надел ботинки, которые, как и мои, защищали от холода. У Кэтти-бри были заклинания, чтобы защитить себя и Энтрери, и я дал им магические кольца, чтобы продолжить защиту, когда ее чары иссякнут.
– Это был очень медленный путь в глубоких снегах, и гора начала дрожать, – вставил Киммуриэль. – Кэтти-бри поняла, что становится очень опасно, поэтому использовала магию и вызвала огненный шар, чтобы создать ледяную горку и скатиться с горы.
– Но не вовремя, – сказал Джарлакс, втягивая воздух, когда закончил, поскольку те ужасные последние мгновения выкристаллизовались в его мыслях. – Она соскользнула вниз, потом мы последовали за ней, но лавина преследовала нас. Кэтти-бри перевалилась через хребет, Энтрери тоже...
– А Джарлакс спасся, как и Закнафейн, с помощью левитации дроу, – добавил Киммуриэль. – Скользящий снег прошел по тому же самому выступу, чтобы похоронить двух людей.
Бренор вскрикнул, и Киммуриэль остановился.
– Что потом? – потребовал Вульфгар, вскакивая со своего места.
– Джарлакс, где я его нашел, был далеко от этого места, как по расстоянию, так и по времени.
– Но что произошло потом? – сердито спросил огромный мужчина.
– Это длина веревки памяти, которая была удалена, – сказал Киммуриэль. – С того момента, как они парили в воздухе рядом с Закнафейном, а двое друзей погребены в снегу под ними, до того момента, как он очнулся там, где я его нашел.
– Моя девочка пропала? – спросил Бренор, его голос был слабее, чем Киммуриэль когда-либо слышал от буйного дворфа.
Он, казалось, растаял в своем кресле, когда произнес это, все его тело поникло, обмякло, сжалось, глаза стали пустыми и безжизненными.
– Мы этого не знаем! – сказал Джарлакс.
– Ты сам это знаешь, эльф! – крикнул Пвент.
– Думай!
– Я использую на тебе свой кулон, – предложил Реджис.
– Остановитесь! – Киммуриэль сказал им, и когда все успокоились, он продолжил. – Джарлакс не может пробиться сквозь то, что было сделано с его разумом. Там ничего нет. Длина была удалена. Зачарованный рубин ничего не сделает. Ни заклинания Даб'ней или Громфа не повлияют на полное стирание памяти. В его воспоминаниях Джарлакс просто не существовал в течение нескольких месяцев между моментами, которые мы только что рассказали вам.
– Тогда моя девочка пропала, – снова сказал Бренор.
– Должен быть способ, – возразил Громф. – Всегда есть выход!
Киммуриэль встретился взглядом с Пенелопой и понял, что женщина думает о том же, что и он. Она молчала, но выражение ее лица умоляло: «Отведи Аззудонну в разум улья».