Красный Барон

Глава 5

Внутри дом отшельника выглядел не хуже, чем снаружи. Широкий коридор, выходящий в обширную гостиную, потолки которой были высотой во все два этажа коттеджа. Огромные окна заливали ее солнечным светом. По правую руку наверх убегала лестница — там располагался некий полуэтаж, где за закрытой дверью находилась еще одна комната. Другая лестница, слева, вела вниз, в цокольный этаж, в результате чего выходило, что в доме Винера было вовсе не два, а три этажа.

Мебели было немного — диван, пара кресел да телевизор. По ощущениям, ею почти не пользовались, поставив лишь потому, что так принято. Гостиная плавно перетекала в небольшую кухню, куда хозяин дома и направился. Я шагал за ним, глядя по сторонам.

— Что значит, вы давно хотели со мной познакомиться? — спросил я, когда Борис дошел до кухни и тут же стал готовить чай. — У меня сложилось мнение, что вы узнали обо мне совсем недавно. Буквально сегодня утром.

— И так, и не так. — хмыкнул «ссыльный». — У меня плохая память на имена и лица, и я вас не узнал. Виктор Глебов — это, конечно, не Иванов Иван, но где-то очень близко. Но я о вас раньше уже слышал от нашего общего знакомого Василия. Окелло — вы ведь его знаете? Ну вот. Когда вы появились у моего дома, я позвонил ему, и он мне о вас напомнил. Получается, что и знал, и не знал.

Говоря, он продолжал накрывать на стол. Появились небольшие пиалки, вроде тех, из которых пьют чай азиаты, блюдца с вареньем, белый хлеб, сливочное масло. И вроде время было между завтраком и обедом, и я не давал никакого повода сразу же тащить меня за стол, а хозяин сразу же решил проявить столько серьезное гостеприимство.

Заметив мой ироничный взгляд, Борис, с некоторым смущением, пояснил.

— Поведенческий паттерн, Виктор. Нельзя прожить среди русских больше полувека, и не заразиться некоторыми их привычками. Пришел гость — накрывай на стол.

Полвека? А выглядит он лет на сорок максимум. Значит, передо мной действительно сверх.

— Да я, в общем-то, не против. Но рад, что на столе нет водки.

— Шутите? Таким ранним утром? Но это хорошо, что шутите! Кстати, немцы и британцы пьют алкоголь гораздо больше русских, но главными пьяницами мира почему-то считаются именно ваши соотечественники. А уже если шведов взять… Я несколько лет преподавал в Стокгольме, понимаю о чем говорю.

Ничего не значащая болтовня не сбивала меня с толку. Я автоматически отмечал разные мелочи, вроде «полувека здесь», «преподавания в Стокгольме» и того, что говоря про русских, он использовал слова «ваши соотечественники». При том, что сам говорил на великом и могучем без капли акцента.

Еще я понимал, что несмотря на такое лирическое начало, разговор нас ждет серьезный. Как и то, что оказался я здесь — и на кухне у Бориса Винера, и в Амурской губернии в целом, — не случайно.

С одной стороны, все, вроде, говорило о том, что сюда меня направила Зима, чтобы спрятать от возможного гнева влиятельного члена ЦК. С другой, получается и для того, чтобы я встретился с Винером. Об этом же свидетельствовало и упоминание нашего общего, как он выразился, знакомого — Василия Окелло. Почему мне прямо не сказали, что я еду на поговорить с одним нужным человеком?

Ответ на последний вопрос я нашел сам. Винера не хотели светить.

Что до цели, то она тоже виделась мне очевидной. Я отправлен сюда, чтобы Борис мог выспросить у меня про мой мир. Понятно ведь, что об этой детали в моей биографии никто забывать не собирался. Единственное, чего я пока понять не мог — зачем? Он, что, специалист по параллельным реальностям?

— Итак, чай! — произнес Борис. Налил мне половину пиалушки ароматной жидкости, дождался пока я сделаю один крохотный глоток, после чего, явно уже с трудом сдерживая нетерпение, произнес. — А теперь расскажите мне о вашем мире, Виктор. Меня интересует абсолютно все!

И часа на два мы с ним выпали из реальности. Я уже привычно накидал ему основные различия между нашими мирами, но его интерес, в отличие от предыдущих слушателей, простирался гораздо дальше и глубже. Не удовлетворившись отличительными чертами, он задавал то один вопрос, то другой. Из самых разных сфер.

Наука, техника, здравоохранение, образование, национальный вопрос, семейные устои и даже пенсионные реформы, проводимые в моем времени. Я не видел в его вопросах никакой системы, но послушно отвечал.

В конце беседы, за время которой Борис еще дважды заваривал чай, он удовлетворенно откинулся на спинку стула и произнес.

— Что же. Я не сомневался в результатах своих расчетов, но всегда приятно получить зримое их подтверждение.

Я вскинул брови, не поясните, мол? Винер хмыкнул и поднялся.

— Пойдемте, Виктор. Я кое-что вам покажу.

Он провел меня по лестнице в цоколь — там располагался узкий коридор с несколькими дверьми. Открыл самую дальнюю и сделал приглашающий жест. Шагнув внутрь, я оказался в кабинете.

Причем, в кабинете ученого — в этом сомнений не было никаких. Обширное помещение квадратов, должно быть, сорок, было полностью занято компьютерами, приборами, стендами для записей, столами, на которых лежали непонятного назначения вещи. Яркий свет ламп дневного света подсвечивал каждую деталь, но не давал ответа на вопрос, чем здесь занимается этот отшельник.

— Вы слышали о такой науке — кибернетике? — войдя в кабинет, Борис сразу же двинулся к одному из столов. Активировал экран-проектор компьютера, и уселся в кресло напротив него.

— Это что-то про программирование? — предположил я несмело. Чем вызвал лишь снисходительную улыбку ученого.

— Не совсем. — произнес он. — Я бы назвал ее матерью всех наук, как ранее древние греки называли философию наукой всего. Но так глубоко мы копать не будем. В нашем узком человеческом понимании, кибернетика — это наука об общих закономерностях получения, хранения, преобразования и передачи информации в сложных управляющих системах. При этом совершенно не важно, что у нас будет этой сложной системой — машины, живые организмы или общество.

— Ага. — сказал я с видом человека, который все равно ничего не понял. — Ясно.

— Не стесняйтесь, Виктор. — ободрил меня Борис. — На Земле вряд ли найдется больше двадцати человек, которые в этом деле действительно соображают. И уж кроме меня нет никого, кто занимается данным предметом так долго. Берите стул, садитесь. Я покажу вам то, что хотел.

На проекционном экране появилась какая-то схема-график. Множество линий, стрелок, сносок и пометок создавали ощущение полного распыления. Если бы не одна из линий сочного красного цвета, проходящая через всю схему слева направо.

— Что это?

— Модель. Впервые я продемонстрировал ее одному важному политику в 1952 году. Тогда она еще была начерчена на бумаге, и не изобиловала таким количеством дополнительных данных, как сейчас. Но и на сегодняшний день, суть ее нисколько не изменилась. Данная модель демонстрирует, если хотите, математическое предсказание в области развития общества. Человеческого в целом, и СССР в частности.

Понятнее не стало. Я вглядывался в значки, стрелки, линии и пытался найти хоть какую-то закономерность. Но они от меня ускользали. До тех пор, пока палец Винера не указал в отметку над которой имелись цифры — 1991.

— В этот год, согласно собранным мною данным, которые были подтверждены математически, государство под названием СССР должно было распасться. Союзные республики — обрести независимость, а наука, экономика, культура и многие другие отрасли жизни — прийти в упадок. В общем — должно было произойти ровно то, о чем вы мне рассказывали наверху.

— Здесь? — уточнил я осторожно после очень долгой паузы. — В этом мире?

— Совершенно верно.

— Но этого не произошло.

— Если вы обладаете пониманием происходящих процессов, видите закономерности, причины и следствия, для вас не составит труда внести необходимые изменения, чтобы добиться нужного результата. Как я и говорил — кибернетика является матерью всех наук. Не зря же с греческого она переводится, как искусство управления.

Только тогда до меня наконец дошло, что хотел сказать Борис Винер. Он — с помощью этой своей кибернетики — произвел расчеты и понял, что к девяносто первому году Советский Союз развалится. Пришел с этими расчетами к кому-то в Политбюро, надо полагать, к Сталину, и убедил его в том, что это реально. Затем, используя знание слабых мест схемы, он добился того, чтобы будущее изменилось.

Другими словами, передо мной сидел человек, который натурально спас СССР.

— Это очень… — я замялся, подыскивая слова. — Очень большое дело. Вы не представляете, сколько всего в моем мире потеряла страна. Сколько людей погибло…

— Почему же? — тотчас отреагировал ученый. — Вот, у меня есть расчеты, согласно которым естественная убыль населения…

Я уже не слушал его. Что значат цифры, когда ты видел настоящие истории людей, лишившихся всего. Когда вел на кухне разговоры с друзьями, а их дети выглядывали из комнат, не понимая сути, но чувствуя на каком-то глубинном уровне, что все очень плохо. Когда эти самые дети, подрастая, становились бандитами, мошенниками, шлюхами.

Как переложить на цифры то, что несколько поколений моих соотечественников блуждали во тьме? Ни во что не верили, никуда не шли и ничего не создавали.

Хотя, Винер, видимо, смог.

— Борис, а вы здесь давно живете? — спросил вдруг я.

— Сорок шесть лет. — тут же ответил ученый. — Сразу, как Иосиф в отставку вышел, здесь и обосновался. Мое имя к этому времени уже удалили из большей части документации, сделали инъекцию препаратом SEM, и отправили сюда. Руководство страны, когда от дел отошло, вполне справедливо решило, что их сменщики пожелают меня использовать в своих интересах.

— И вас это не обидело?

— Может быть для вас, Виктор, это и выглядит ссылкой, а для меня — реализацией всем желаний. Здесь у меня есть все, но самое главное — время для работы и исследований. При необходимости, я могу связаться с любым специалистом, получить консультацию любого уровня. Ну, а когда надоедает сидеть тут, езжу в отпуск, как все нормальные советские люди. Но последние лет десять как-то не особенно хочется.

Я в очередной раз поразился прозорливости здешних элитариев. Вот уж действительно, кто мыслил по-настоящему стратегически. Правда, против советских лидеров моего мира, они имели существенное преимущество — очень долгую жизнь без старости. Потому, вероятно, и могли делать расчет на десятилетия.

Возвращаясь к рассказу Винера и его доклада Сталину, дальше события развивались следующим образом. Кибернетику объявили лженаукой. Для широких масс, естественно, на деле же ее продолжили развивать и много чего добились, как в сфере социальной, так и в прикладной.

Необходимость же этого отвлекающего фактора послужило создание проекта «Кремень». Целого направления, как выразился Борис, социальной кибернетики, с помощью которой могущественное государство, застрявшее костью в горле у всего мира, продолжало жить и развиваться.

Проект «Кремень» охватывал все сферы жизни страны. В том числе, и сверхов. Именно поэтому, кстати, суперы не получили такого широкого распространения в Союзе, как, например, в Британии, США или Китае. Хотя, соблазны, и серьезные, имелись. Как мне недавно сказала одна симпатичная немецкая разведчица Хелена Мюллер — кто же по доброй воле будет отказываться от оружия?

Но Винер смог настоять, чтобы этого не произошло. Показал и доказал, что бесконтрольный рост сверхов сможет быть полезным лишь в краткосрочной перспективе. В долгосрочной же, широкое использование сверхспособностей будет в большей степени работать на развал Союза.

А если супергероев останется меньше десятой части процента, то это наоборот сработает в плюс.

Своевременный уход Сталина и его окружения в почетную отставку, тоже было одной из программ проекта «Кремень». Несменяемость элит, при их то сроке жизни, гарантированно сливало СССР на свалку истории. Так что, опираясь на ту же модель, те, кто победил фашизм, к семидесятым стали постепенно передавать свои посты следующему поколению. Но от власти окончательно не устранились. Как я и полагал, консультантами они числились лишь для отвода глаз. На деле же до сих пор продолжая оказывать точечное воздействие на все сферы жизни.

Которого, впрочем, в последнее время, стало недостаточно.

— Согласно моим расчетам, распад СССР все же произойдет. И довольно скоро. — закончил свой рассказ Борис Винер. — Вот, Виктор, взгляните. Максимальная точка напряжения приходится на будущий год, 2024-й. Опустим детали, которые к этому привели — они сейчас неважны. Скажу лишь, что практически все возможности коррекции мы уже использовали. Но лишь оттянули неизбежное на два-три года. Сегодня я могу с уверенностью сказать, что двадцать пятый год станет последним годом СССР. В двадцать шестом картина мира изменится до полной неузнаваемости. Как все будет выглядеть, я до сих пор сказать не могу. Но риск Третьей мировой войны оцениваю в семьдесят четыре процента.

И он умолк, выжидательно, как казалось, глядя на меня.

— Тут явно слышится «но», Борис. — произнес я, после того, как он замолчал. — Точнее, зачем бы вы рассказывали все это обычному рядовому метаморфу, который, к тому же, еще и в опале у власть имущих находится? Значит, выход из вашего тупика все же есть. И я каким-то боком к нему причастен.

— А с поверхностным анализом у вас все в порядке. — хохотнул ученый. — Оно есть, это ваше «но». И вы действительно некоторым образом к нему причастны. Проект «Мефисто».

— Звучит опасно. — тоже со смешком отреагировал я. — Это же от Мефистотеля?

— Да. — не стал скрывать мой собеседник. — Раньше, как вам известно, пришельцев, от чьей крови пошли сверхи, называли демонами. Отсюда и название. К слову, Китай, точнее сказать, Режим Красного Неба, уже реализует аналог «Мефисто». Идет он у них с пробуксовкой, слишком много мистики они напихали в то, что является наукой. Но, тем не менее, количественно они уже превосходят нас по числу так называемых «суперхищников». К числу которых вы, Виктор, с недавних пор принадлежите.

Суть второго проекта я ухватил гораздо быстрее — все-таки был военным, а не ученым. Да и заключался он, по сути, в том, что у саваранов называлось эволюцией, а куда более подробную информацию об этом я уже получил от Распределителя. В СССР данное направление тоже тормозилось искусственно. Слишком большие риски с ним были связаны. Однако, последние события — вряд ли Винер говорил о моей стычке в горах с демоном — привели руководство к мысли, что иного выбора, кроме, как форсировать «Мефисто», у них не осталось.

— Вы, в некотором роде, особенный человек. — продолжил Борис. — Чужак в нашем мире, выживший после введения синтетической сыворотки, но впоследствии еще и настоящей крови демона хлебнувший. Выживший при столкновении с китайским «суперхищником», с правильной мотивацией. Перечислять можно долго, но вы, думаю, и сами все понимаете. Поэтому, руководство заинтересовано в вашем развитии. Собственно, поэтому я вам все так подробно и рассказываю. Чтобы у вас не возникло впечатление, что вас используют втемную.

Я покивал, мол, верю каждому вашему слову, профессор. Но выводы сделал свои, а не те, что мне попытались навязать. Нет, я не про то, что проект «Мефисто» вранье — на самом деле очень похоже на правду. Как и то, что для кукловодов сегодняшнего СССР это, возможно, последний шанс не допустить грядущего развала страны.

Речь о другом. Вся моя особенность заключалась в двух факторах. Я никому неизвестный чужак, не вписанный в картину этого мира множество десятилетий — это первый. И второй, который из него вытекал — ставка на меня не грозит репутационными потерями. Нельзя же, в самом деле, взять Зиму, которую знает каждый советский мальчик и девочка, и начать делать из нее суперхищника-саварана. Никто ведь не знает, во что ее превратит эволюционный путь инопланетян.

А со мной такой угрозы нет. Даже, если я и превращусь в монстра — так ведь и раньше не красавцем был! Опять же, все побочки на мне можно отработать, чтобы проверенных сверхов пускать уже по проторенному пути.

Никто же не знал, что у меня всегда перед глазами карта-схема, на которой генолорды уже восемь тысяч лет помечают все возможные мутации и пути развития.