Дамы Чикенсталкер! — объявил полицейский, дежуривший у кабинета.
Опять! — недовольно буркнул суперинтендант Скотленд-Ярда Гудфельд, откладывая в сторону громадную сигару, которую курил, и с извинениями поклонился посетителю, сидевшему в его кабинете.
Я не должен отвлекать вас от своих обязанностей, дорогой Гудфельд, — произнес посетитель и привстал со стула.
Полицейский живо замахал руками.
Ну, нет, мой дорогой Диксон, не покидайте меня вот так неожиданно. Вы столь же редки, как хорошие деньки в последнее время. Неужели я вежливо выпровожу вас из-за этих… трескучих сорок? Тысячу раз нет!
Где же ваша галантность по отношению к клиенткам, посещающим ваш кабинет? — усмехнулся знаменитый сыщик Гарри Диксон.
Клиентки? Нет… Жалобщицы, да. У меня больше уважения к воровкам и бродяжкам, чем к этим поборникам добродетели, которые нашли средство жить без сердца!
— Без сердца? Какое анатомическое чудо! Но я думаю, Гудфельд, вы говорите в фигуральном смысле?
— Естественно. Их история банальна. Три старые девы держат паршивенькую галантерейно-басонную лавочку и приторговывают шоколадными изделиями. Однако имеют неплохую клиентуру, в основном состоящую из старых служанок хороших домов и господских владений. Скупые, как муравьи, на которых немного походят. В квартале, где они проживают, а вернее, на ужасной улочке Ковент-Гардена, их считают очень богатыми. Думаю, они действительно богаты. И теперь их переполняют гнев и ярость, а также желание мести. Мистер Пиви, старый бухгалтер, который более двадцати лет вел их торговые книги, их обокрал. Да, за двадцать лет этот конспиратор Пиви с его крысиной головкой и проеденным молью рединготом украл у них чуть более… двадцати фунтов. Какая огромная сумма, если ее распределить на двадцать лет, не так ли?
На самом деле я считаю, что бедняга Пиви человек чистый, как золото, но просто совершил несколько ошибок, которые скопились за долгие годы. Нет никаких причин для его судебного преследования. Но сороки упорствуют, и Пиви, Формен Пиви на грани отчаяния.
Хотите увидеть этих очаровательных дам? Живая страница из Диккенса войдет в вашу жизнь, Диксон: миссис Пипчин в третьей степени.
Диккенс и всё, что относилось к его творчеству, было ахиллесовой пятой великого сыщика, и хитрец Гудфельд прекрасно это знал. Поэтому приглашение было принято без возражений.
— Впустите дам Чикенсталкер, — приказал Гудфельд.
Дверь распахнулась, и кабинет наполнило шуршание просторных шелковых платьев еще до того момента, как появились сами дамы.
И вот они вошли одна задругой, словно гуси, шествующие к любимому болоту.
Осмотрительные, смуглые, с плоской грудью и округлой спиной, с пергаментной кожей рук они были сестрами не только по родству, но и по уродству.
Что вы хотите сообщить нового, дамы? — сухо осведомился Гудфельд, едва не переходя границы вежливости.
Я — Катарина Чикенсталкер-старшая, а потому буду говорить от имени сестер, — заявила та, что шествовала во главе процессии.
Как делали это и до сих пор, — кусачим голосом ответил Гудфельд.
Как делала до сих пор! — свысока повторила Катарина. — Прежде всего, господин суперинтендант, я желаю знать, насколько необходимо присутствие этого типа при нашей беседе?
С этими словами она ткнула зонтиком в сторону Гарри Диксона.
Этот тип, — ответил Гудфельд, — сыщик. Быть может, он займется вашим делом, если оно его заинтересует.
Как это так, если дело его заинтересует? — возмущенно воскликнула дама. — Вор! Бухгалтер, который обворовывал нас в течение двадцати лет. Нас, фирму «Сестры Чикенсталкер». Он лишил нас двадцати фунтов! Что еще надо этому господину сыщику?
Гарри Диксон едва удержался от того, чтобы не расхохотаться, но состроил подходящее выражение лица и медоточивым голосом подтвердил, что случай был серьезным и достойным того, чтобы привлечь внимание самых умелых полицейских.
Вы в курсе дела, сыщик? — спросила дама.
В курсе, — подтвердил Диксон.
В таком случае я ознакомлю вас, а также господина суперинтенданта с новыми подробностями. Мистер Форман Пиви больше не появлялся у нас с момента, как мы подали на него жалобу. Это не кажется нам удивительным, поскольку мы уволили его в тот же день, когда обнаружили кражу. Но есть кое-что, что должно привлечь особое внимание полиции к личности этого негодяя. Дело в том, что все те двадцать лет, которые он работал на нас, мистер Формам Пиви сообщал нам фальшивый адрес своего местожительства!
Действительно? И что это означает? — с интересом спросил Гудфельд.
— Все двадцать лет мистер Пиви повторял, что проживает по адресу Хаммерсмит-род 288а. Так он объявил, когда поступал к нам на службу. С тех пор он никуда не переезжал, как он утверждал. Однако номера 288а на Хаммерсмит-род не существует. Соседи, надо сказать, люди в этом квартале невероятно болтливы и подтвердили, что не знают ни мистера Формана Пиви, ни Евы, ни Адама.
— …Ни Евы, ни Адама! — слаженным хором подтвердили две других сестры.
— И какое заключение вы вынесли? — Гудфельда происходящее развлекало.
Миссис Катарина Чикенсталкер презрительно оглядела его с головы до ног.
— Делать заключения не мое дело и не моя профессия. Мне за это не платят, а вы, господин суперинтендант, вы деньги получаете! — возразила она пронзительным голосом. — Но я могу сделать заключение, утверждая, что мистер Форман Пиви поступил двадцать лет назад в фирму «Сестры Чикенсталкер» с явным намерением нас обокрасть!
Произнеся эту тираду, Катарина скрестила руки на груди и с видом победителя уставилась на полицейского.
Гарри Диксон тихо кашлянул, и глаза всех трех дам Чикенсталкер немедленно повернулись к нему.
— Меня снедает любопытство, почему, живя двадцать лет с таким преступным намерением, — вкрадчиво проговорил Гарри Диксон, — этот проходимец Пиви не украл у вас тысячу фунтов вместо двадцати?
Катарина с силой ударила ручкой зонтика по краю стола и испепелила сыщика яростным взглядом.
— Тысячу фунтов! Украсть тысячу фунтов у фирмы «Сестры Чикенсталкер»! Вы слышите, дорогие сестры, что говорит этот господин?
Она на мгновение замолкла, колеблясь, потом с поспешностью выпалила:
— Тысяча фунтов! У нас таких денег нет!
Гудфельд, который кипел от нетерпения и раздражался от сердечной черствости трех старых дев, попытался прекратить разговор:
Итак, если я правильно понимаю, Пиви так и не объявился. Тогда, дамы, пусть ему сопутствует удача!
Как? Что вы хотите этим сказать, господин суперинтендант? — закричала Катарина Чикенсталкер. — Я очень надеюсь, что вы его отыщете!
Хм, — с упреком промычал Гудфельд. — Вы настаиваете, чтобы этот бедняга отправился в тюрьму?
В тюрьму? Нет, мы не настаиваем на этом! — воскликнула Маргарет, самая младшая из сестер.
Старшая бросила на нее разъяренный взгляд.
Маргарет, дорогая, — злобно произнесла она, — кажется, мы давно условились, что только я буду брать слово здесь.
Гудфельд нахмурился и стукнул кулаком по столу.
Слово здесь имеет право брать только тот, кому я даю разрешение! — рявкнул он. — Уяснили это, мисс Чикенсталкер? — И, обернувшись к расстроенной Маргарет, продолжил, — Итак, вы сказали, мисс Маргарет, что не желаете, чтобы мистер Пиви отправлялся в тюрьму. Тогда почему вы подписали жалобу на него, как, впрочем, и ваша старшая сестра?
Я… я… я подписала… о, Боже, я не знаю, — жалобно простонала бедняга, бросив испуганный взгляд на устрашающую Катарину.
Хорошо! — победоносно продолжил Гудфельд. — Успокойтесь. Пиви не отправится в тюрьму. Деяния, которые вы ему вменяете, в достаточной мере не доказаны. Кроме того, они все укладываются в рамки легальных предписаний. Сиру Пиви судебное преследование не грозит.
Отлично, — погасшим голосом согласилась Катарина, — в тюрьму он не отправится. Думаю, я этим довольна настолько же, как и моя дорогая сестра Маргарет, как, несомненно, и моя другая сестра Лилиан, которая показала себя более сдержанной и согласной. Но где мистер Пиви?
Это меня больше не касается, — отрезал Гудфельд. — До свидания!
Значит… вы не будете… его искать? — хором воскликнули все трое.
У меня нет на это права, а главное желания!.. Нет!..
Лица всех трех старых дев скривились, но гримасы у всех были разными. Лицо старшей выражало гнев, Лилиан явно смущалась, а Маргарет была в полном отчаянии.
Гарри Дикрон вмешался в разговор.
— Поскольку вы разрешаете мне заниматься этим делом, господин суперинтендант, — сказал он нарочито убедительным голосом, — позвольте мне представить это дело под иным углом зрения. Эти дамы хотят отыскать исчезнувшего мистера Пиви? Если это так, мы можем этим заняться. Мы перестаем искать мистера Пиви — вора или фальшивомонетчика, а ищем просто исчезнувшего мистера Пиви. Это так?
Мисс Катарина закрыла глаза, чтобы подумать, потом согласно кивнула.
— Если хотите, сыщик. Я хочу отыскать мистера Пиви, чтобы он искупил свои грехи истинным раскаянием.
— Тогда это не касается Скотленд-Ярда, — проворчал Гудфельд.
— Касается, — возразил Диксон, подмигнув своему другу, — касается. Предположим, мистер Пиви совершил самоубийство от отчаяния, тогда мы обязаны заняться поисками его трупа.
— Трупа! Не говорите так! — всхлипнула мисс Маргарет.
— Во второй раз вы нарушили наше соглашение, моя дорогая, — заявила мисс Катарина.
— Мисс Катарина Чикенсталкер, — тихо сказал Гудфельд, — знаете ли вы, что у меня есть право преследовать вас по закону за проступок, предусмотренный законодательством? В частности, за попытку давления на свидетеля! Ибо мисс Маргарет Чикенсталкер считается свидетелем по делу Пиви. Вам грозит как минимум шесть месяцев тюрьмы, моя дорогая дама.
Катарина буквально позеленела от гнева и страха.
— Вы мне заплатите за это, трещотка! — заорала она, угрожая сестре кулаком.
— Еще одно слово, девица Чикенсталкер, и я вас арестую! — закричал Гудфельд.
— Девица Чикенсталкер… и арест! О, в какой стране мы живем! — запричитала ведьма. — Господи, я лучше уйду!
— И поступите мудро, — усмехнулся Гудфельд.
Дамы Чикенсталкер встали. Маргарет была явно разочарована, но после требовательного жеста старшей сестры поклонилась и удалилась вслед за сестрами.
Ну и гарпии! — воскликнул Гудфельд, когда они остались вдвоем с Гарри Диксоном. — К счастью, вам не придется этим заниматься. Иначе мне будет вас жаль, мой дорогой!
В таком случае пожалейте меня, — засмеялся сыщик.
Что вы хотите этим сказать? — забеспокоился Гудфельд. — Вы всё же хотите заняться делом этих клоунов в женском обличье?
Быть может, потому что вы не читаете детективных романов, вы не можете ощутить вкуса других дел, хотя бы единственный раз в жизни? Случай Чикенсталкер-Пиви представляется мне исследованием нравов и нравов весьма курьезных. Я возьмусь задело не только ради развлечения, но и для обогащения своих знаний человеческого сердца. Я так обязан психологии, Гудфельд, что могу пожертвовать ради этого некоторым своим временем.
Ну и отправляйся на изучение нравов этих ископаемых чудищ, — согласился славный полицейский.
Увы! Это исследование с самого начала усложняется криминалом, — комически пожаловался сыщик, — ибо Пиви действительно преступник в соответствии с английским законом. Вы не станете колебаться, выписав ордер на его задержание.
Никогда в жизни! Этот человек не вор!
Я не утверждаю этого, Гудфельд, но у вас есть причина предъявить ему обвинение…
Гарри Диксон дразнил своего друга некоторое время перед тем, как ответить. Это была его маленькая уловка довести суперинтенданта до кипения.
Но на каком основании, черт подери?
Двоеженство, Гудфельд, двоеженство, мой дорогой!
Суперинтендант едва не подавился смехом:
Пиви, старый добряк Пиви, двоеженец! Вы это знаете?
Ни в коей мере. Я никогда его не видел. Хотя это не имеет значения. Я никогда не слышал о нем, пока не попал в этот кабинет, где выступали эти дамы.
— Послушайте, мой дорогой Диксон, Пиви холостяк, даже старый холостяк и вовсе не вдовец.
— Вынужден вас разочаровать! Он даже дважды двоеженец.
Гудфельд начал понимать, что его друг не шутит.
— Да, — продолжил сыщик, — этот конспиратор Пиви был трижды женат и женат к тому же на трех сестрах Чикенсталкер
Даже молния, упавшая под ноги славного Гудфельда, не могла бы заставить его подпрыгнуть.
— Не насмехайтесь надо мной, господин Диксон! — умоляюще протянул он.
— Ни в коей мере… Выслушайте меня внимательно, Гудфельд.
Смотрели ли вы внимательно на мисс Маргарет Чикенсталкер? Если да, то могли бы заметить, что на ее лице сохранились следы былой красоты. Более того, на безымянном пальце левой руки остался след от кольца, кольца обручального. Несомненно, она надевает его тайком. Вечером, ночью… единственные часы, когда она пользуется полным одиночеством.
Я представляю себе этот роман. Пиви, который при поступлении на службу к сестрам Чикенсталкер был еще молод, завязал с ней интрижку. Маргарет, единственная и, похоже, сентиментальная (у нее до сих пор голубые нежные глаза) отвечает на эту любовь. Но она находится под пятой своих сестер, из которых главная старшая сестра. Эти две никогда не дадут согласия на ее брак.
Однако он состоялся, но тайно.
Продолжаю писать свой роман.
Что мы видим во второй главе?
Лилиан, в свою очередь, влюбляется в Пиви, единственного мужчину, который находится рядом. Она смелее своей сестры. Она предлагает Пиви тайный союз, который он, человек слабый по определению, не может отвергнуть… Время идет, ничего не меняется.
Третья глава: Катарина узнает всё.
Что делать? Сдать своих сестер и жалкого Пиви правосудию и в то же время отдать фирму Чикенсталкер на осмеяние и разорение? Глупость не допускается! Катарина женщина ужасная, что подтвердилось на наших глазах. Прежде всего, она хочет отомстить своим сестрам за отвратительное двуличие. Она разобьет им сердца, взяв несчастного Пиви в оковы морганатического брака!
Но всё это роман, как вы сами только что сказали! — воскликнул Гудфельд, отнюдь не убежденный словами сыщика, но все же поколебленный ими.
Не так быстро! Лилиан и Катарина тоже имеют следы на безымянных пальцах. И тоже втайне надевают сей символ Гименея!
Но почему они хотели отправить Пиви в тюрьму?
Их идея была не совсем такова! В основном они хотели его припугнуть. Я так и вижу, как две супруги, за исключением бедняги Маргарет, угрожают ему призраком правосудия, судом присяжных, бесчестьем, гнилой соломой темницы, протухшей овсянкой, каждый раз, когда бедняга Пиви пытается восстать! И наконец, я вижу, как троеженец окончательно взбунтовался против них. И слышу его крик: «Вы не осмелитесь меня обвинить!»
А они осмеливаются, в основном Катарина. Однако они обвиняют его не в троеженстве, а в краже! Не знаю, до каких границ они довели зловещую комедию. Заметьте, ведя скрытную жизнь, они, похоже, хорошо знают, насколько опасна машина правосудия. Быть может, они считают, что Пиви, получив небольшой срок, еще больше попадет под их власть. Здесь я могу только выдвигать предположения…
Быть может, они думали, что достаточно забрать жалобу, чтобы судебное преследование закончилось и Пиви до конца дней своих стал послушной игрушкой в их руках.
Но Пиви исчезает…
И расклад меняется. Главное — найти беглеца. Полиция сделает это лучше, чем они. Но не откроется ли в этом случае тайное? Малоправдоподобно, но дамы считают, что такое может произойти. Надо брать быка за рога.
Пиви из экономии не имел жилья в городе. Он жил в доме трех своих жен. Несомненно, для соседей он разыгрывал небольшую комедию с ежедневными уходами и приходами.
Но ему всё же надо было иметь жилье в городе. Эти дамы нам сообщили о нем. Но лучшее зачастую враг хорошего. Мисс Катарина, которая стоит во главе сестер и соображает лучше, надо это признать, находит трюк с ложным адресом. Ее выдумка даже лучше: она называет несуществующий адрес.
Гудфельд тихо покачивал головой.
— Я не могу следовать за вами по этому пути, господин Диксон. Мне кажется, что, рассуждая таким образом, мисс Катарина пыталась помешать Пиви вернуться к ней и ее сестрам!
Гарри Диксон долго смотрел на своего друга.
— Богу богово, кесарю кесарево, Гудфельд. Вы сделали замечание, имеющее истинную ценность. Что-то должно было произойти, что изменило их первоначальные намерения. Ибо, прежде всего, они хотели возвращения Пиви… И вдруг всё изменилось. Назвав Пиви бездомным, они поставили его в трудное положение по отношению к правосудию. Что-то произошло… но что? По-видимому, что-то невероятное. Эти дамы играют с огнем. Они, быть может, сожалеют об этом и хотят поменять прицел. Внезапно Пиви стал нежелательным элементом. Он должен оставаться исчезнувшим или… там, где он находится. Где он? Я многое бы дал, чтобы узнать это. Гудфельд, мой добрый мизинчик подсказывает мне… А он отличный советник! Есть кое-что…
Я влезаю в дело Чикенсталкер-Пиви!
И каким странным оно оказалось!
После долгих размышлений дамы Чикенсталкер решили взять на службу нового бухгалтера. Не из-за того, что их бухгалтерские книги были сложными, а потому что дела шли относительно хорошо и служащий-мужчина производил хорошее впечатление на клиентов, сидя в маленьком кабинете в виде стеклянной клетки в глубине магазина.
Они, быть может, никогда не решились на такой шаг, если бы в практической сфере не возникали двусмысленные вопросы.
Вы решили отныне обходиться без услуг бухгалтера? Это настоящая экономия!
Дамы-хозяйки живо протестовали, заявляли, что даже и не думали о столь незначительной экономии. Клиенты понимающе улыбались, а выйдя за порог, судачили о том, что дела трех сестер наверняка ухудшились. Что беглый бухгалтер лишил их значительной части их состояния… И тут к ним явился господин Ричард Банкерсмит.
Старый сутулый человек, глуховатый, слепой, как крот. Но у него были великолепные рекомендации, о которых только можно мечтать.
У меня скромная пенсия, — сообщил он в тот день, когда предстал перед судилищем трех сестер во главе с непогрешимой Катариной Чикенсталкер, — и не нуждаюсь в большой зарплате. И больше всего на свете люблю заниматься бухгалтерской работой! Я буду хорошо служить и не буду стоить вам очень дорого!
Мне он не очень нравится, — заявила мисс Маргарет, когда сестры остались одни.
Она думала о Пиви, и мысль о ком-то другом, который займет его место, мучила ее.
Знаешь, моя дорогая, — воскликнул^ Катарина, — сожалею, но должна высказать противоположное мнение! Мне (она сделала ударение на этом слове), мне этот человек чрезвычайно понравился.
У него идиотский вид! — встряла Лилиан.
Именно так, дорогая Лилиан, вы покончили с моими последними сомнениями. У него идиотский вид! То, что надо фирме «Сестры Чикенсталкер»: идиот, которым легко управлять, идиот, которым мы будем командовать, как солдатом на маневрах! Мистер Ричард Банкерсмит завтра же приступит к исполнению своих обязанностей!
И мистер Банкерсмит заменил мистера Пиви в стеклянной клетке, куда попадал скупой дневной свет и где по вечерам зажигали крохотную газовую лампу. -
Прошло всего три или четыре дня, а он уже стал неотъемлемой принадлежностью сумрачной и античной лавки, словно служил здесь долгие годы, как прежде беглый Пиви.
Скучная жизнь, вечное прозябание в неплохой галантерейной лавке, какая могла существовать как в любом маленьком провинциальном городке, так и в громадном Лондоне.
Клиенты, в основном служанки и старые девы, заходили, болтали с одной из сестер, делали покупки, уходили, уступая место другим покупателям.
Если бы глаза мистера Банкерсмита не были прикованы к бухгалтерским книгам, он мог бы заинтересоваться бесконечным шествием сумрачных лиц и банальных фигур.
Он мог бы удивиться на восьмой день своей новой службы появлению молодого, элегантно одетого человека, который зашел совершить покупку, которую джентльмены его толка обычно предназначают для самой скромной служащей конторы.
Но Банкерсмит не отрывал взгляда от бухгалтерской книги, в которую заносил сведения сначала в раздел Общие товары, а потом данные о кредите в Кассе. Клиент долго не задержался, поскольку мисс Катарина обслужила его с невероятной услужливостью и быстротой.
Когда клиент ушел, мистер Банкерсмит достал из кармана огромный носовой платок из красного полотна и долго сморкался.
Молодой разносчик, находившийся на улице, беззаботным шагом двинулся вслед за клиентом…
Так прошло две недели.
Приходили другие клиенты.
Иногда мистер Банкерсмит извлекал свой пресловутый платок. В другое время отгонял назойливую муху, мелькавшую у него перед глазами. Бывало, что он лениво потягивался, распрямляя сутулую спину.
И всегда находился молодой разносчик, дорожный служащий или маленький продавец газет, заглядывавший в этот момент в лавочку… Так прошла вторая неделя службы мистера Банкерсмита. Если бы дамы Чикенсталкер озаботились в любой вечер проследить за своим служащим, он поводил бы их по грязным улочкам и переулкам, где они потеряли бы его из виду. Но если бы им помог счастливый случай, они бы увидели его курящим отличную вересковую трубку в великолепном клубном кресле в доме на Бейкер-стрит. Только они едва ли бы узнали своего служащего.
Но читатель, полагаю, давно узнал в этом человеке старого знакомого, знаменитого сыщика Гарри Диксона.
В этом вечер с ним находились Гудфельд и Том Уиллс, помогая ему наполнять ароматным дымом гостиную.
Подведем итоги, Том, — сказал Гарри Диксон.
Всё та же глупая история Пиви и трех старых сорок? — иронично осведомился суперинтендант.
Та же, друг мой! — со снисходительной улыбкой ответил сыщик.
Итак, — сказал Том Уиллс, — излагаю следующее:
В первый раз, когда я увидел ваш сигнал, я последовал за Логганом Кастлмейном. Этот джентльмен известен в светских кругах Лондона. Я его сразу узнал. Он отправился в свой клуб в Стрэнде.
Во второй раз человека я не узнал. Пришлось потратить время на поиски. Это оказался некто Люк Олдерен, похоже, приличный молодой человек.
Затем, — вмешался Гарри Диксон, — приходили один за другим Джеймс Тьюрсхэм, Орланд Торнтон, Лайонел Брей- суотер, барон Синклер Марфильд и Кашел Линмус. Что скажете, Гудфельд?
Вы хотите сказать, что все эти джентльмены заходили за покупками в эту лавочку старых ведьм? — пробормотал полицейский.
Совершенно верно, старина.
Это их право, хотя довольно странное.
Очень странное… И уверяю вас, Гудфельд, что все эти джентльмены, как вы говорите, ведут жизнь на широкую ногу, являются членами дорогих клубов, играют в покер, далеко не всегда выигрывая, не пропускают ни одних скачек, ни одной премьеры, ни одного бала в знатных семьях… Однако очень трудно определить источник их доходов!
Гудфельд озабоченно нахмурился:
— Значит, они явно что-то скрывают…
— Я не заставлял вас говорить это, мой дорогой Гудфельд! — усмехнулся сыщик.
— Вы не обнаружили ничего определенного?..
— Подождите, мы подошли к этому. Следите за моими словами: будьте зрителями, вы, Гудфельд, и вы, Том, как если бы вы сидели в кинозале. Клиенты входят, немного болтают, делают кое-какие покупки и уходят. Тени среди теней. Обычно клиентов обслуживают Лилиан или Маргарет, а Катарина восседает в глубине магазина за прилавком, до которого нелегко добраться обычному покупателю. Этот прилавок находится недалеко от стеклянной клетки, где трудится незаметный мистер Банкерсмит, бухгалтер.
На пороге появляется клиент. Это не обычный покупатель, а джентльмен.
— Товар для мужчин, прилавок в глубине магазина! — выкрикивает Лилиан.
Коротким кивком головы мисс Катарина приветствует клиента, обменивается с ним несколькими односложными замечаниями. Потом протягивает ему коробочку с булавками для галстука. Всегда коробочку с булавками для галстука.
Человек выбирает, оплачивает покупку и уходит.
Выбор долго не длится, но время выбора всегда разное для каждого клиента.
Есть покупатели, которые немного шутят, а потом удаляются с сияющим лицом. Напротив, случается, что выбор происходит мгновенно, они забирают безделушку, но их лица сводит болезненная гримаса.
— И… что всё это означает? — спросил Том Уиллс, когда учитель замолчал.
— Это означает, Том, — наставительно произнес сыщик, — что, когда некая булавка для галстука оказывается в коробочке Катарины, человека, берущего булавку, а вернее, обязанного ее взять, ждет неприятное или опасное дело.
Так случилось, что мисс Катарина положила некий предмет в коробочку в момент, когда Кашел Линмус переступил порог магазинчика. Когда он увидел этот предмет, его лицо невероятно побледнело.
Что это за предмет? — нетерпеливо спросил Том Уиллс.
Хм! Простая пластинка, покрытая белой эмалью, а потому хорошо видимая издалека, особенно из клетки бухгалтера.
Остается визитер, появившийся сегодня утром, — сказал Том Уиллс. — Я довольно долго следил за ним. Он добрался до Кингстона, но там я его потерял. Как я жалею об этом упущении!
Вы его знаете? — спросил Гудфельд.
Так случилось, что я узнал его под весьма хорошим гримом. Не ужасайтесь, Гудфельд, это не был джентльмен и даже не член светского общества Лондона. Его зовут… Дэвид Холмер…
Гудфельд издал такой вопль, что миссис Кроун расслышала его в глубине своей кухни.
Почему вы не сказали об этом раньше, Диксон! Вы знаете, что сняли ужасную завесу перед моими глазами? Дэвид Холмер… потом эти расстроенные джентльмены с непонятными источниками дохода… Я даже не осмеливаюсь сформулировать гипотезу…
Смелее, Гудфельд, — весело произнес Диксон. — Думаю, что вы ухватились за нужный кончик…
Но это же банда Белой Розы, членов которой вы перечислили! — снова завопил Гудфельд. — Банда, которая уже долгое время обчищает богатейшие дома Лондона! Это может быть только это… Мы до сих пор знали только имя этого злого гения, который руководил этими загадочными преступниками. Дэвид Холмер…
Прекрасно, Гудфельд. Не сомневаюсь, что вы правы. Вот уже год, как они безнаказанно грабят высшее общество Лондона. Несмотря на все усилия Скотленд-Ярда, ничто не просочилось наружу… кроме того, что стало ясно, воры принадлежат этому самому высшему обществу. Однако известно имя главы банды. Дэвид Холмер. И этот мерзавец не скрывает своего имени. Но сам он не работает. Он подготавливает и руководит исполнителями… а сам остается ни при чем…
Но вам стоит лишь протянуть руку и схватить его, господин Диксон! — с упреком вскричал Гудфельд.
— Чтобы через час его отпустили, принеся извинения, — возразил Гарри Диксон, — ведь доказательств не будет. К тому же все мои усилия пойдут прахом, как только я его арестую, а дела сестер Чикенсталкер меня слишком интересуют, чтобы раскрыться из-за глупой ошибки. И это после двух недель тяжкого труда.
Гудфельд вскочил со своего места. Он был разъярен и собирался уйти.
Гарри Диксон остановил его:
— Не совершайте ошибок, Гудфельд. В этом деле время чуть-чуть работает на нас…
— Успокойтесь, господин Диксон! — весело воскликнул суперинтендант, сбежав вниз по лестнице, словно ему вновь исполнилось двадцать лет.
Гарри Диксон и Том Уиллс еще некоторое время беседовали. Том откровенно веселился, слушая описание лавочки в Ковент-Гардене и рассказ о замкнутой жизни дам Чикенсталкер.
— Итак, нечто новое в двойной жизни, учитель, — заявил Том. — Мне приходит на память фантастическое приключение в номере 113, которое тоже разворачивалось в декорациях Ковент-Гардена.
— Это не совсем одно и то же, Том, — возразил Гарри Диксон. — Я пока еще не могу поверить, что эти три старые девы являются прожженными преступницами. Более правильным будет сказать, что они вращаются в преступной атмосфере, но не могу определить их точную ответственность. Какова их судьба? Здесь я попадаю в область странных явлений. Я вижу их в темном магазинчике, сдержанных и безмолвных, просыпающихся только для обслуживания клиентуры, с которой они иногда беседуют. Маргарет печальна, Лилиан равнодушна. Бдит только Катарина. Пока я только ознакомился с их дневной жизнью…
— Вы хотите узнать, чем они занимаются по ночам? — прыснул Том Уиллс.
— Конечно, малыш, потому что думаю, эти дамы, как некие хищные звери, ведут богатую ночную жизнь, что объясняет их дневную летаргию. Я часто видел в их глазах в момент своего ухода некоторое нетерпение, какое-то ожидание счастья… Маргарет мне всегда казалась ребенком, собирающимся на какой-то веселый праздник.
Это будет работой мистера Банкерсмита на вторые две недели, — заявил Том Уиллс.
На этом они расстались, пожелав друг другу доброй ночи.
Еще не совсем рассвело, как раздался телефонный звонок. Это был Гудфельд, который требовал Гарри Диксона.
Ну, что еще, Гуд? — спросил сыщик сонным голосом.
Ему ответил жалобный голос:
Плохая новость, господин Диксон. Восемь человек, о которых мы вчера говорили…
И что нового по их поводу?! — воскликнул Диксон, окончательно проснувшись. — Что за новую ошибку вы совершили?
Увы! Не огорчайтесь… эти мерзавцы все разом переехали!
Иными словами, — холодно сказал сыщик, — вы отправились к одному из них с заполненным ордером на арест. Не нашли его дома и приступили к обыску в его квартире. Но операция не принесла никаких результатов. Так?
Совершенно верно, господин Диксон… Увы!
Действительно, увы! Трижды увы! — зло произнес Гарри Диксон. — Вы только подняли тревогу в лагере противника, который тут же опустел. Кстати, что вы нашли у дам Чикенсталкер?
Дом поспешно покинут, — тихо пробормотал Гудфельд.
Гарри Диксон вздохнул:
Друг мой старый, это научит меня держать язык за зубами. Вынужден признать первое поражение, ибо это настоящее поражение. Каюсь. Такого не случалось за всю мою жизнь. Но сейчас не время для упреков. Придется подойти к делу с иной стороны.
Однако, — пробормотал Гудфельд на другом конце провода, — я сохраняю кое-какую надежду. Восемь бандитов не могут спрятаться так, как один-единственный! Мы обязательно поймаем одного из них, а это быстро приведет нас к остальным.
— Ага, Гуд, — прошипел Гарри Диксон. — Вы слишком плохо знаете его высочество Дэвида Холмера!
Гудфельд проиграл великолепную партию в покер на зеленом столе полиции! Такова жизнь…
Несомненно, банда «аристо», она же банда Белой Розы, которую так называли потому, что в народе считали, что преступники одеваются в черные костюмы, носят черное шелковое домино на лице и белую розу в петлице, была вынуждена временно прекратить свои подвиги. Но поскольку не было ни арестов, ни наказания преступников, триумф выглядел пирровой победой.
В глазах Скотленд-Ярда это больше напоминало поражение.
Жизнь продолжалась, и происходили новые драмы.
И была одна ужасная драма, которая надолго запечатлелась в памяти лондонцев.
В Лондон прибыл цирк Харамбур. Но если сказать точнее, он в нем дебютировал.
Была арендована одна из крупнейших арен Друри-Лейн для проведения представлений. Спектакли оказались превосходными, и с первых же дней публика ломилась на них. Среди сенсационных номеров выделялись балет негритянских колдунов и головокружительный акробатический номер сестер Харамбур.
Этот номер был действительно уникален в своем жанре. Директора парижского, венского и гамбургского цирков специально приехали, чтобы постараться выбить контракте потрясающими артистками.
Они по достоинству заслуживали звания артисток, поскольку исключительный акробатический номер сопровождался великолепным пением.
Три девушки выходят на сцену. Они ослепительно красивы. Самой юной едва ли исполнилось пятнадцать лет, но она была королевой трио.
Они медленно идут к сияющей светом рампе и поют.
Зал немедленно покорен. Голоса девушек чисты и прекрасны. Они похожи на ангелов, спустившихся с небес к великой радости лондонцев.
Когда песня завершается тройной серебристой трелью, три певицы прыгают на никелированные перекладины. Те приходят в движение и возносят девушек на головокружительную высоту, почти под потолок, в ста футах от арены.
Внезапно, одним прыжком вся троица бросается в пустоту… Предохранительной сетки нет. Но падения не происходит. Толпа даже не успела ахнуть от ужаса, как они уселись на висящие под потолком трапеции и грациозно приветствуют публику. Снова взлетает песня, нет, не взлетает, а спускается с опасных высот к восхищенной публике. Песня еще более нежная, более чарующая…
Песня не стихает. Сестры Харамбур прыгают с троса на трос, с трапеции на трапецию, их пению тихо вторит оркестр.
Номер шел без перерыва две недели при полном зале, когда директор цирка Харамбур объявил о праздничном благотворительном спектакле в пользу лондонских больниц.
Немедленно объявились члены королевского семейства для патронажа празднества. Места продавались на торгах за бешеные деньги.
Баронетам придется сидеть на галерке! — посмеивалась публика.
Ходили слухи, что крупные промышленники металлургических районов платили по пятьдесят фунтов за откидное место.
За два дня до представления Гарри Диксона пригласили в дирекцию Скотленд-Ярда.
В кабинете Гудфельда, когда туда вошел Гарри Диксон, находился высокопоставленный чиновник Министерства внутренних дел.
Сэр Льюис Стенфорд, — представил его суперинтендант.
Мы нуждаемся в вас, господин Диксон, — с места в карьер начал лорд Стенфорд. — Послезавтра самые лучшие драгоценности Англии окажутся на представлении цирка Харам-
бур, если так можно выразиться. Наши лучшие детективы будут распределены по залу, чтобы охранять их. Но для вас мы приготовили особую миссию. Вам надо будет не спускать глаз с сестер Харамбур.
— Хорошая предохранительная сетка сослужит лучшую службу, — со смехом возразил Гарри Диксон.
— Речь не идет об их жизни, господин Диксон, — серьезным тоном ответил лорд Стенфорд. — Речь идет о состоянии, которое они будут носить на себе во время своего номера. Безусловно, вы знаете леди Милдред Гленмор?
— Ходячий сейф, кто же ее не знает? — сказал сыщик.
— Так вот, леди Гленмор, невероятная оригиналка, буквально влюбилась в этих трех девушек. И пока не пропустила ни одного представления. Она предложила им для проживания один из своих замков. Но юные артистки отклонили предложение с похвальным тактом.
А теперь эта чокнутая решила украсить акробаток в день празднества своими собственными украшениями.
Старшая из сестер наденет сегодня вечером рубиновое колье «Огненная волна», которое прекрасно оттеняет ее кожу смуглой красавицы. Средняя сестра будет носить на шее изумрудное ожерелье «Перуанские луны». А самая младшая, чудесная блондинка, взлетит к потолку в самом известном жемчужном ожерелье «Цейлонская цепь».
— Если не ошибаюсь, его оценивают в миллион фунтов, — кивнул Гарри Диксон.
— Два миллиона фунтов на шейках трех юных девушек, конечно, очаровательных, но абсолютно неизвестных.
— Лорд Стенфорд, поработайте с телеграфом по их поводу, — посоветовал Гарри Диксон.
— Я уже воспользовался телеграфом и должен сказать, что ничего неблаговидного против них не обнаружено. Сестры Харамбур выступали на нескольких американских аренах, имели ошеломительный успех, но никто не мог предвидеть того бешеного поклонения, с каким мы имеем дело сейчас. По происхождению они еврейки. Их подлинная фамилия — Вольфсон. По всем сведениям, они девушки честные. Но подумайте об искушении двумя миллионами фунтов стерлингов!
Я — родственник леди Гленмор. Упрямая женщина, которая придерживается только собственных идей, а кроме того, отчаянная фантазерка.
У леди Гленмор в наследниках два или три племянника, если меня не подводит память? — небрежно спросил сыщик.
Лорд Стенфорд покраснел.
Совершенно верно, господин Диксон. Я один из этих племянников, — признался он.
Ваши предосторожности, естественно, исходят из некоторой заинтересованности, что можно понять с человеческой точки зрения, — с едва заметной иронией произнес Гарри Диксон. — Полагаю, ни одна страховая компания не хочет брать ответственность за эту… фантазию вашей тетушки?
Ваша правда, господин Диксон.
Договорились, сэр, — внезапно закончил разговор сыщик, вставая, — я займу наблюдательный пост сегодня вечером!
Вы снимаете с моих плеч огромную тяжесть, господин Диксон! — радостно воскликнул лорд Стенфорд.
Сыщик поспешил вернуться на Бейкер-стрит.
Он целый час не слезал с телефона, потом поручил Тому Уиллсу несколько тайных дел.
Когда наступил вечер, Гарри Диксон выразил удовлетворение, а остальную часть вечера провел в ничегонеделании, если не считать тщательной проверки… своих инструментов взломщика.
За два часа до представления движение на Друри-Лейн полностью остановилось.
Поэтому полицейские силы были вынуждены пробираться к цирку Харамбур по прилегающим улочкам.
Цирк был полностью погружен в мрак.
Мне нужен директор Харамбур! — заявил бригадир длинному, как день без крошки хлеба, гигантскому негру, который охранял конюшни.
Дилектор? — спросил чернокожий, улыбнувшись во весь рот. — Они не видимы! Они всегда нет! Быть может, в путешествии. Секлеталь Буша? Пошли, месье полиция.
Молодой бригадир подал знак молодому полицейскому агенту сопровождать его.
— Приведите мне секретаря Буша.
Молодой бобби повиновался и вслед за негром удалился в сумрачные глубины цирка.
А бригадир принялся расхаживать по пустынным коридорам, пока не остановился перед уборной, на дверях которой была прикреплена табличка Сестры Харамбур.
В это время на другом конце галереи послышался шум шагов.
Старый горбатый мужчина с серой бородкой и сидящими на крючковатом носу очками с желтыми стеклами, хромая, подошел к бригадиру. За ним следовали два человека, а также молодой полицейский.
— Что вы желаете, бригадир? — спросил горбун пронзительным голосом. — Я — мистер Буша, секретарь цирка.
Полицейский отдал честь и вручил ему бумагу с множеством печатей и подписями официальных лиц.
— Бригадир Стокуэлл. Приказ Скотленд-Ярда. Я должен охранять уборную сестер Харамбур.
— Очень хорошо, — прокаркал мистер Буша. — Это — личный секретарь леди Гленмор и один из ее слуг вместе с драгоценностями, которые девушки наденут сегодня вечером. В уборной есть сейф. Положите туда жемчужины и охраняйте их, бригадир.
Полицейский еще раз отдал честь. Открыли сейф и положили в него драгоценности. Мистер Буша запер сейф на ключ, и бригадир Стокуэлл вместе с молодым полицейским принялись расхаживать взад и вперед по коридору под любопытствующими взглядами негра-великана.
— Еще целый час, — пробормотал молодой агент, разговаривая сам с собой.
Негр расслышал его слова и фыркнул от смеха.
— Ты, бобби, очень скучно? — спросил он.
— Да, а тебе, белоснежка?
— Меня называют Бастон Милл, моя английская гражданин! — отпарировал оскорбленный негр.
— А у тебя есть виски? — проворчал агент.
Негр рассмеялся:
Моя держит хорошую виски в стойлах, да, месье полицейский.
Хм… хотелось бы посмотреть, но все негры врут.
Нет, не Бастон Милл, месье полицейский пройтись с Бастон Милл.
Когда бригадир не будет смотреть, не откажусь, месье Милл.
Я, мисье Милл, да, — сказал польщенный негр. — Пошли, мисье полиция, оттуда бальшой полиция не видеть нас!
Они осторожно удалились в стойла, чтобы выпить по стаканчику ирландского виски. Бригадир Стокуэлл их не видел. Он стоял на часах перед дверью уборной, где хранились драгоценности на два миллиона фунтов.
♦ ♦ ♦
Негритянский балет заслужил достойный успех.
Двойной квартет танцоров несколько раз вызывают. Их бешеный танец сопровождается криками «бис». Огромную арену наполняет оглушительный бой барабанов.
Вдруг всё стихает: на сцену выходят сестры Харамбур.
Их успех усилен любопытством: на их чудесных шейках сверкают драгоценные камни стоимостью два миллиона фунтов.
Шею старшей сестры пересекает огненная линия. Плечи средней словно залиты лунным светом. Что касается младшей, то она походит на принцессу из волшебной сказки.
Первая песня замолкает в громе аплодисментов. Три грации взлетают вверх под самый потолок.
И снова слышится песня. На этот раз старинная.
Она должна завершиться удивительной нотой…
Но что это?
Возникает глухой шум… кулисы заполняются бегущими людьми. Слышны крики.
Внезапно лампы начинают гаснуть, становятся темнокрасными. Несколько фонарей еще светят, но вскоре гаснут и они. Мигают только лампочки запасных выходов.
Вдруг огромный зал заливает нестерпимо белый свет. Слышны испуганные вопли. Бегают растерянные негры. Толпа вопит:
— Пожар!
Пламя вспыхивает одновременно в трех-четырех местах. Взмывают густые клубы дыма. В тени и на свету происходят ужасные сцены, и всё это на фоне декораций, превратившихся в гигантские факелы.
В стойлах ревут животные, ржут, пытаются вырваться наружу.
— Пожар!
Лондон накрыл рев сирен. Похоже, весь Лондон ревет, кричит и стонет:
— Пожар’
Цирк Харамбур в пламени.
Цвет английского высшего общества заперт в пылающем здании.
Газеты той эпохи дали точные описания ужасного и незабываемого бедствия, поэтому мы перейдем к заключительным данным:
Более двухсот погибших.
Огромное количество раненых.
Многие люди внезапно помешались.
Множество пропавших без вести, поскольку многие трупы не опознаны.
Гигантское количество драгоценностей погибло или исчезло.
Основная часть труппы погибла или их трупы еще не опознаны: среди них негры-танцоры, директор цирка и сестры Харамбур.
* * *
— Господин Диксон, вы не могли этого предвидеть… Всё потеряно!
Лорд Стенфорд едва не плачет. Основная часть его состояния исчезла вместе с сестрами-акробатками.
— Не совсем так, — признает Гарри Диксон, — но есть еще кое-что…
Он вместе с Томом Уиллсом находится в одном из кабинетов Скотленд-Ярда через несколько часов после трагедии. На них изорванная в клочья полицейская форма. Волосы их порыжели, на руках и щеках следы ожогов. Они вывели из пламени около пятидесяти человек.
Возьмите это, лорд Стенфорд, — сказал он, — и пусть в будущем леди Гленмор проявляет поменьше эксцентричности, когда речь идет о двух миллионах.
Что? Что? — пролепетал лорд.
Ибо он держит в руках «Огненную волну», «Перуанские луны» и «Цейлонскую цепь»… целыми и невредимыми.
Как вы смогли?.. — заикаясь, спрашивает лорд Стенфорд.
Всё необычайно просто, сэр, — отвечает сыщик. — Сестры Харамбур выступали с копиями этих ожерелий.
Я знал, что имитации этих драгоценностей существуют у нескольких крупных ювелиров. Мне без особого труда удалось уговорить их передать в мои руки. Вам всё это обойдется в тысячу фунтов, чтобы покрыть убытки держателей фальшивых драгоценностей. Это намного снижало риск похищения.
Он повернулся к пораженному Гудфельду.
Велите привести негра, который находится под надежной полицейской охраной в моем автомобиле, — приказал он.
Через несколько минут в кабинет привели громадного негра, который охранял конюшни. У него была открытая рана, но, похоже, это его не особенно беспокоило. В его глазах застыл странный страх.
Сейчас промоем вам раны, мисье Милл, — веселым голосом заявил Гарри Диксон.
Нет, нет, отпустите меня домой. Я полечусь сам, — умоляюще сказал негр, забыв о своем детском лепете.
Никогда в жизни, друг мой, — возразил Диксон. — Мы вовсе не громилы. Послушайте, я полечу вас сам.
Он взял флакон одеколона, стоявший на столе, намочил им носовой платок и принялся тереть лоб негра.
Прекрасный черный цвет сошел, обнажив кусочек белой кожи.
Фальшивый негр! — вскричал Гудфельд.
— Еще какой! — согласился сыщик. — И сами увидите, кто появится, когда исчезнет эта поганая краска. Кто это, по-вашему, господин Гудфельд? Если я вам скажу, что с этой личностью вам вскоре предстоят увлекательные беседы?
Краска стиралась. Бывший негр перестал протестовать и стоял с убитым видом, продолжая ворчать и тихо жаловаться.
— Кашел Линмус! — внезапно закричал суперинтендант.
— Один из восьмерки, которую вы бездарно упустили, мой друг, — тихо сказал Диксон.
— Тысяча чертей!.. А остальные?
— Вы им аплодировали, когда они выступали в виде негров-танцоров! Быть может, они обратились в прах. Это весьма возможно. Поместите мистера Линмуса в больничную палату тюрьмы Ньюгейт, и пусть его подлечат. В ближайшем будущем он будет нам чрезвычайно полезен!
Ранения и ожоги Кашеля Линмуса оказались серьезнее, чем это казалось с первого взгляда.
Едва задержанного поместили в больничку Ньюгейтской тюрьмы, как у него начался приступ сильнейшей лихорадки. Посему врачи не решились дать полицейским разрешения на проведение допроса.
Полицейским не повезло, что допрос отложили.
И они полностью сосредоточились на цирке с Друри-Лейн. Но расследование привело ко всеобщему недоумению. Даже Гарри Диксон не знал, что подумать.
Не было ни малейшего сомнения, что пожар был вызван преступной рукой, потому что в восьми местах обнаружились следы искусственных очагов пожара. Также было признано, что наглые бандиты во время паники ограбили и мертвецов, и раненых.
Но куда они делись? Где Харамбур, его танцоры и остальной персонал? Их больше никто не видел. Могли ли они оказаться среди погибших, ведь еще не все трупы опознали?
Гарри Диксон и Том Уиллс тщательно обыскивали ужасные развалины. Иногда они натыкались на обгоревший труп.
И среди этих ужасающих остатков сыщик сделал одну находку. Когда он склонился над одним изувеченным и обгоревшим трупом, он заметил, как в толще жирного пепла что-то блеснуло.
Это была шпилька-пластинка из белой эмали с крошечной жемчужинкой из вульгарного стекла.
Сыщик вздрогнул: он узнал в ней одно из странных украшений, какие клиенты дам Чикенсталкер вынимали из пресловутой коробочки с булавками.
Он сунул находку в карман и продолжил поиски, но больше ничего не нашел.
Утром следующего дня он отправился в больничный покой Ньюгейтской тюрьмы и велел проводить его к Кашелю Линмусу, занесенному в журнал под номером К-181-С.
Больничные камеры не совсем похожи на обычные тюремные камеры. Они более просторны, снабжены большим окном с решеткой, пропускающим свет и воздух.
Кровать ничем не походила на ужасные нары, на которых спали прочие заключенные. Заболевая, они пользовались здесь неким уютом. Дежурный врач считал, что лихорадка уменьшилась, а потому пациента можно допросить, как только он проснется.
Час был уже довольно поздний, и сыщик потребовал от дирекции разрешения побыть вместе с заключенным номер К-181-С, каковое и было ему немедленно дацр.
Наступил вечер. На потолке зажглась лампа. В мрачном здании прозвенели звонки отбоя, редкие и зловещие. Камеры и коридоры затянул сумрак. Только у больных было право на свет ночью.
Послышался лязг запираемых замков, эхо которого прокатилось по зданию.
Печатные шаги ночных дежурных регулярно доносились из длинных темных галерей.
Гарри Диксон невольно ощутил тоскливую атмосферу места, усиленную поздним временем.
В этот момент раненый застонал и заворочался на кровати.
Его глаза были широко открыты, и он в упор смотрел на сыщика.
— Вы пришли спросить меня кое о чем? — слабым голосом произнес он.
Гарри Диксон кивнул.
— Нет смысла, Кашел Линмус, сообщать вам, — сказал он, — что правосудие вашей страны обязательно учтет ваши признания и откровения, если вы пожелаете говорить.
Заключенный печально улыбнулся.
— У меня нет особой надежды выпутаться, — сказал он.
— Здесь, Кашел, вы ошибаетесь. Врачи настроены оптимистично. Но если вы правы, разве вы хотите появиться перед Высшим Судией с тяжелым и жестоким грузом на вашей совести?
В глазах раненого блеснул огонек откровенности.
— Конечно, нет, господин Диксон, — пробормотал он. — А что вы держите в руке?
Вместо ответа сыщик протянул ему булавку, найденную на пожарище цирка Харамбур.
Кашел смертельно побледнел.
— Значит, вы нашли это? — спросил он с тоской в голосе.
Задвижка двери открылась. Кашел Линмус подал знак сыщику замолчать. Это был охранник-санитар, который принес больному стакан лимонада.
— Выпейте это, номер К-181-С, — сказал он убедительным голосом. — Это вас освежит.
Кашел улыбнулся и жадно выпил ледяной напиток.
— До скорого, господин Диксон, — сказал охранник, уходя. — Будьте любезны закрыть за мной дверь.
Сыщик не стал возражать… По ту сторону двери раздался сухой щелчок.
— Это еще что такое? — спросил себя сыщик, дергая дверь. — Она заперта на тройной оборот ключа, а двери тюрьмы не из фанеры…
Раздраженный и обеспокоенный Гарри Диксон обернулся. И тут же увидел, как внезапно изменился пациент.
На его губах появилась розовая пена. Глаза вылезли из орбит. Лицо его внезапно посинело.
Лимонад… отравленный… — прошептал он.
Одним прыжком Гарри Диксон подскочил к больному и сунул ему два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту.
Кашел с отчаянием покачал головой.
Слишком поздно… — икнул он, — охранник… похож… на Буша из цирка… Всё горит… Помогите!
Кашел! Ради бога, скажите хоть что-нибудь, — умоляюще попросил Гарри Диксон, держа ледяные руки умирающего.
Раненый напрягся изо всех сил.
Он украл у меня… булавку… жемчужинку… найдите ее… жемчужинку…
Линмус упал на подушку.
Вокруг него витал запах горького миндаля.
Цианистый калий, — прорычал Гарри Диксон. — Удивительно, что бедняга так долго протянул, а мог еще столько сказать!
Он мрачно поглядел на труп Линмуса.
«Они действительно сильны. Но кто они? Банда Белой Розы? Допустим… Но что за силы скрывает она?»
Размышления ни к чему не привели.
Попытаемся выбраться отсюда.
У изголовья пациента был электрический звонок. Гарри Диксон нажал на него, не надеясь на успех.
Ответа не было. Скорее всего, провода были перерезаны.
Меня заперли до утра, чтобы я потерял драгоценное время. Посмотрим, насколько прочны решетки. Надеюсь не так, как двери.
Мы уже говорили, что окна были высокими и широкими, а решетки не выглядели очень солидными.
Надо думать, в эту палату помещают умирающих, — сказал себе сыщик, — а решетку установили для проформы. А… один прут уже гнется.
Гарри Диксон чуть-чуть согнул своими крепкими кулаками один из прутьев. Потом второй прут и третий.
Для худого и гибкого человека, каким был сыщик, протиснуться сквозь образовавшееся отверстие было делом легким.
Через несколько мгновений он выбрался из окна и приземлился на рыхлую землю сада, где умирали тощие кустарники и сорняки.
— Раз, — пробормотал он. — Теперь внутренняя стена! А дальше пост охраны.
У тюрьмы Ньюгейт две стены, а в некоторых местах есть даже третья стена.
Гарри Диксон без затруднений преодолел первую, не очень высокую стену и оказался на узкой и заросшей травой дорожке, по которой совершала обход охрана.
Вдруг он застыл на месте. Он услышал шорох у себя над головой. Шум исходил от большой круговой стены.
На фоне лунного неба вырисовывалась сторожевая вышка, и Гарри Диксон различил рядом с ней фигуру человека, присевшего на корточки.
Сыщик осторожно приблизился. В свете луны поблескивали галуны охранника.
— Эй! — окликнул он.
Охранник шевельнулся, и в лунном свете сверкнул пистолет, его злая мордочка смотрела на сыщика сквозь бойницу.
— Не стреляйте, — крикнул Гарри Диксон. — Я из полиции!
Последовал ответ, но он был не тем, которого ожидал сыщик.
Огненная вспышка пронзила тьму, и Гарри Диксон ощутил резкую боль в левом бедре. Он застонал от боли и рухнул на землю. Человек неосторожно выпрямился, и его силуэт появился на фоне луны…
Сыщику другого не требовалось. Хотя он был ранен, но узнал охранника-отравителя и без колебаний ответил.
Он выстрелил два раза.
Человек пронзительно вскрикнул и рухнул на землю… Послышался ужасающий удар. Человек упал с верхушки стены шагах в пятнадцати от Диксона. Со всех сторон уже бежали люди с фонарями. Взвыла сирена, закружились лучи прожекторов, пронзая туманный воздух ярко-белыми лучами.
— Сюда! — крикнул сыщик.
К нему подбежали ночные охранники.
Эй! Что случилось?
Первым рядом с Диксоном оказался начальник ночной охраны. Позади него суетилось дюжина человек с фонарями.
Господин Диксон! — вскричал он, узнав раненого. — Вы еще здесь?
Сейчас я всё объясню, — ответил сыщик, кривясь от боли, поскольку рана беспокоила его. — Займитесь бандитом, который лежит чуть дальше.
Это охранник! — вскричал один из присутствующих.
По крайней мере, на нем форма, — сказал Диксон. — Вы его знаете?
Никак нет! Господи, что всё это значит? На нем форма охранника-санитара № 7… Это же форма санитара Стенли.
Стенли! — воскликнул один из охранников. — Шеф, разве вы не знаете, что с ним произошло?
Откуда мне знать? Я заступил на службу всего десять минут назад!
Он попал под автомобиль, который тут же скрылся. Беднягу здорово покалечило.
Покушение было здорово подготовлено, — заявил Гарри Диксон. — А! Вот и директор!
Гарри Диксона перенесли в директорский кабинет и осмотрели. Рана хотя и была болезненной, оказалась неопасной, но могла потребовать нескольких дней лечения и отдыха.
Пока они обсуждали происшедшее, задыхаясь от волнения, прибежал начальник охраны. Он был крайне взволнован.
Невероятно! Это уж слишком! Можно с ума сойти! — выкрикивал он.
Придите в себя! — нетерпеливо воскликнул директор. — Что такого странного в этом деле?
Пойдемте быстрее в медицинский отдел, господа. Мужчина, в которого стрелял господин Диксон, умер… Я сказал «мужчина»… Это неверно, это — женщина!
Директор и сыщик поспешили вслед за охранником по мрачным коридорам тюрьмы.
Разбуженные выстрелами и сиреной тревоги, остальные заключенные забеспокоились.
— Вопли заключенных, — пробормотал директор. — Я уже привык к подобным выходкам, но каждый раз меня охватывает какой-то ужас. Что скажете, господин Диксон?
— Ужасно, — согласился Диксон, побледнев от боли. — Действительно, их слышать весьма неприятно…
В маленькой пустой и печальной комнатушке на плитах лежало тело лжеохранника.
— Женщина, — сообщил дежурный врач, который только что появился в комнате, — и не очень молодая. Подождите, я сейчас сниму накладные волосы и парик.
Он умелой рукой сорвал густые черные усы и бородку, а также парик.
— Мне это ничего не говорит, — сказал директор. — А вам, господин Диксон?
— Напротив, очень многое, — с волнением ответил Гарри Диксон.
— Вы знаете эту женщину?
— Очень хорошо, — тихо ответил сыщик. — Но пока, господин директор, я вам больше ничего не скажу. От моего молчания зависит очень многое.
Он узнал в убитой женщине мисс Лилиан Чикенсталкер…
«Булавка? Булавку на ней не нашли…»
Эта мысль терзала Гарри Диксона, пока он беспокойно крутился в своей постели.
У него подскочила температура — без последствий и осложнений, — когда у него из бедра извлекали пулю.
— Не выбросила ли она булавку, ощутив, что смертельно ранена? — спросил Том Уиллс, не зная, что сказать.
Гарри Диксон приподнялся на локте. Его глаза заблестели.
— Том, малыш, что ты сказал? Да… Именно это… Подожди! Я стреляю… Я попал, она пошатнулась, подняла револьвер… Я снова стреляю. Она взмахивает свободной рукой. Заметь, ни одна из ран после моих выстрелов не была смертельной. Она сломала шею при падении. Я прямо вижу ее движение… Она что-то бросала… Да! Я вижу это…
Том, поспешите! Она была ранена у северной сторожевой вышки! Булавку она выкинула за пределы тюрьмы… Булавка упала на улицу. Это мало посещаемый проулок. У него, если я помню, нет даже названия. Идите, бегите! Не теряйте времени!..
Молодой человек уже не слушал и летел вниз по лестнице. Сумерки уже сгущались, когда он добрался до места. Рядом высились темные стены тюрьмы. На Патерностер-роу уже зажигались первые фонари. Сыпал мелкий дождик.
Том Уиллс легко нашел северную сторожевую вышку и готовился включить электрический фонарик и направить луч на землю, как услышал голоса. Он тут же спрятался в углубление в высокой стене.
— Она моя, — умолял женский голос. — Я потеряла ее вчера вечером и искала весь день. Вы шли здесь и нашли ее. Верните ее мне! Я вам хорошо заплачу!
— Ну уж нет, красоточка, — прохрипел грубый голос. — Я человек суеверный и не привык продавать найденные вещи, иначе это принесет несчастье. Но могу вам ее отдать.
— Отдайте ее мне!
— Ага, не так быстро. Я знаю немного больше, чем вы хотите мне сказать, красотка. Вчера я спал в этой пустой будке, когда увидел, как подстрелили одного типа и как тот бросил что-то через стену. Я тогда не обратил на это особого внимания. Но сегодня утром, когда проснулся, увидел, как вы что-то ищете. Я посмеялся и пошел по своим делам, выкинув всё из головы. Но после полудня вы были еще здесь, красотка, и это меня ужасно заинтересовало. Вдруг издали я увидел, как в грязи что-то блеснуло… Я поднял эту штуковину. Черт подери, отличная булавка для галстука! У меня такой никогда в жизни не было.
— Но я вам заплачу втрое, вдесятеро дороже, чем она стоит!
— Ну, ну, ну. Я сказал себе, что если за секунду нашел то, что вы искали весь день, значит, мне повезло. И эта безделушка станет для меня отличным талисманом…
Том рискнул выглянуть из укрытия и увидел лохматого типа с мрачной физиономией, который беседовал с дамой в просторном черном манто.
Младшая из сестер Чикенсталкер! — прошептал Том Уиллс, узнав женщину. — Не будем спешить.
Мрачный тип продолжал:
Вы не красивы, леди, но у вас изысканный вид. Думаю, эта безделушка — воспоминание от приятеля, который скучает за этими стенами?
Да, это так. Верните ее мне! — умоляюще сказала Маргарет.
Обождите… Я всегда говорил себе, что охотно провел бы несколько часов в компании с женщиной из приличного общества, какой вы мне кажетесь. Клянусь честью, если я покажусь вместе с такой изысканной дамой, меня, Джима Брикстона, будут уважать! Что, если выпить по стаканчику у Лью Кривого?
Если хотите… если по-иному невозможно, — огорченно пробормотала несчастная.
Том Уиллс хорошо знал отвратительный притон Лью Кривого. Он вздрогнул. И сразу понял план паршивого бродяги. Он хотел завлечь беднягу Маргарет в этот притон преступников и полностью обобрать ее, быть может, и убить, ибо у Лью Кривого происходили ужасные вещи!
Что делать? Отправляться за помощью?
Том колебался… Маргарет Чикенсталкер также принадлежала к опасному преступному миру. Он полагал, что она более изворотлива, чем Джим Брикстон, и что удерет от него, забрав булавку…
Странная парочка направилась в сторону Верхней Темзы.
Там была подозрительная улочка с соответствующей репутацией… Красный фонарь притона Лью Кривого сверкал в ночи, как кровавый глаз.
Преодолев последние колебания, Маргарет последовала за отвратительным типом внутрь притона, оставив Тома Уиллса в недоумении и нерешительности.
Хоть бы полицейский появился… Но судьбе было не с руки, чтобы появилась каска бобби, а драгоценное время шло и шло.
В единственном окне на втором этаже притона вспыхнул красный свет.
Том Уиллс оглядел стену. Дубовая створка ставни показалась ему достаточно крепкой. Словно кошка, Том вскарабкался по стене, потом резким движением ухватился за бортик окна, подтянулся на уровень стекол, когда внутри раздался отчаянный вопль. Без колебаний молодой человек разбил одно из стекол, повернул шпингалет и запрыгнул в окно с револьвером в руке.
— Замри, Джим, — приказал он, — или пущу тебе пулю в лоб.
Маргарет Чикенсталкер лежала на грязном диване в разорванной одежде и с окровавленной щекой.
Бродяга держал в руке кастет, собираясь проломить голову несчастной женщине.
— Что? Нельзя и поразвлечься, — хрипло просипел он.
Вместо ответа Том нанес ему сильнейший удар ногой в живот. Бродяга со стоном рухнул на пол и взмолился о пощаде.
На лестнице послышались шаги.
— Ко мне… — крикнул Джим.
Но слова застряли у него в глотке, ибо Том наступил ему на губы, когда в дверь начали стучать.
— Чем вы там заняты? — послышался разъяренный голос. — Что-нибудь сломали?
— Развлекаемся, — Том подделал голос бродяги. — Если что сломаю, заплачу сполна! Оставьте нас в покое!
— Ладно, но не начинайте снова! — крикнул голос, и человек пошел вниз по лестнице.
Маргарет Чикенсталкер встала с кровати и поспешно приводила свою одежду в порядок. Том Уиллс едва узнал в этой ловкой и решительной женщине младшую из сестер из галантерейной лавки на Ковент-Гарден.
— Сэр, я обязана вам за спасение моей чести и, быть может, жизни, — взволнованно сказала она, протягивая руку Тому.
Том Уиллс сделал вид, что не заметил протянутой руки.
— Надо действовать быстро, мадам, иначе сюда могут вернуться, а я не в силах сражаться со всей этой сволочью, которая собралась внизу. Несомненно, вас не пугает прыжок из окна на улицу? Я вам помогу…
Маргарет улыбнулась, и Том Уиллс был поражен, с какой ловкостью истинной гимнастки она присоединилась к нему.
Пошли, — тихо сказал Том Уиллс, — в конце улицы есть стоянка такси.
Спасибо, сэр. Я доберусь сама. Позвольте мне только…
Том не ответил, но подозвал одну из машин.
Бейкер-стрит, — бросил он шоферу.
Но мне туда не надо! — всполошилась Маргарет.
Зато надо мне, мадам, — тихо произнес Том Уиллс, — к сожалению, должен вам сообщить, что вы арестованы.
Боже!
Маргарет откинулась на подушки сиденья и достала платок, чтобы вытереть слезы, но… быстро поднесла его ко рту молодого человека.
Том едва дернулся, но его руки упали, и он застыл в неподвижности.
Сожалею, — прошептала Маргарет, — но это надо было сделать…
Потом назвала шоферу новый адрес.
Надо отыскать Тома Уиллса!
Несмотря на строгое предписание врача, Гарри Диксон встал с постели и, опираясь на руку Гудфельда, бродил по комнате.
Вся лондонская полиция была брошена на поиски, были прочесаны самые злачные места столицы, но, увы, следов Тома не было обнаружено. Все уже отчаялись найти ученика Гарри Диксона, даже надежды великого сыщика с каждым днем таяли.
И всё же он повторял:
Надо отыскать Тома Уиллса!
Ужасный и болезненный лейтмотив, скорее слова отчаяния звучали в комнате раненого сыщика.
В конце недели, когда Гарри Диксон объявил, что готов включиться в кампанию поисков, его решение изменилось, и он стал повторять:
— Надо найти белую булавку. Она может привести к Тому! Она мне нужна!
Такси вместе с шофером испарилось, но такие исчезновения в Лондоне происходили два-три раза в неделю
Полиция работала в этом направлении, но никто не мог назвать номера исчезнувшего такси.
Однако Гарри Диксон упорствовал, исподволь ощущая, что исчезнувший автомобиль сыграл какую-то роль в похищении его ученика.
Наконец один коммивояжер, который отсутствовал в Сити целую неделю из-за неладов с семьей, явился к сыщику.
Он смутно припоминал номер такси, когда ожидал ответа на послание в Барбикане. Каждый раз, когда ему приходилась так ожидать, он убивал время за маленькой арифметической игрой, которая состояла в том, чтобы складывать цифры номера остановившегося автомобиля, после чего он суммировал все полученные результаты и формулировал суеверные выводы о ближайшем будущем.
Сумма номера такси равнялась «одиннадцати», а это число свидетелю показалось благоприятным.
Такси стояло у здания Барбикана. Это было всё, что он мог сообщить.
Но это позволило сыщику сделать одно открытие.
В этом здании имелась пустая квартира. Она пустовала уже некоторое время. И принадлежала полковнику Олдеру, предполагаемому члену банды Белой Розы.
На следующий день служащий газовой компании посетил это здание для проверки счетчиков и труб.
— Нет смысла стучать в квартиру три, — сообщил ему консьерж. — Хозяин отсутствует уже долгое время. Вот последние данные о потреблении газа.
— Этого мало, — возразил служащий. — Если, к примеру, в результате утечки газа счетчик продолжает работать, то платить придется вам. Я не буду ждать возвращения хозяина, чтобы предъявить вам счет. У меня категорические предписания газовой компании. Нас и так много обманывают…
Ну уж нет! — воскликнул консьерж. — Мы так не договаривались. Вот вам ключи от квартиры. Выполняйте свой план…
Гарри Диксон с официальной синей каскеткой на голове даже не ожидал подобного подарка и через некоторое время уже приступил к осмотру пустых комнат.
Квартира была в образцовом порядке, хотя остался запах горелой бумаги.
Хм, — промычал сыщик, — этот запах быстро рассеивается, особенно если открыты заслонки воздушной вентиляции.
Он глянул на счетчик: показания были выше тех, которые ему передал консьерж.
Поэтому он сосредоточил свое внимание на газовом очаге. Среди поленьев лежали полуобгоревшие листки бумаги.
Один из обрывков был клочком газеты Таймс с позавчерашней датой.
В пустующей квартире читают весьма свежие газеты, — усмехнулся сыщик. — Посмотрим, не принесут чего-то нового эти обрывки.
Крестик, сделанный синим карандашом, на одной из статей привлек его внимание. Хотя виднелись лишь отдельные слова, можно было прочесть:
Цирк… сейф… чудесные… общество… Милдред.
А! Похоже, я знаю, где сидит заноза! — обрадовался Гарри Диксон, покидая квартиру и направляясь на Бейкер- стрит.
Номер Таймс быстро раскрыл свою тайну.
Статья рассказывала о сказочных драгоценностях леди Милдред Гленмор. Драма в цирке послужила ей уроком, и знатная дама решила запереть драгоценности в специальном сейфе, установленном в подвале ее особняка. Вскоре она собиралась устроить прием, куда было приглашено множество гостей. Не было сомнений, что драгоценности будут извлечены из сейфа, чтобы украсить шею леди Гленмор.
Гарри Диксон потер руки.
— Я не пропущу этот прием ни за что в мире, — сказал он сам себе.
— Нет, не настаивайте, леди Милдред, я не приму участия в вашем празднестве, но, однако, буду вашим гостем. Я желаю, даже требую позволить мне лично дежурить в подвале, где находится ваш сейф.
— Мои драгоценности снова в опасности? — встревожилась леди Гленмор.
— Даю вам слово, что они в опасности, — с необычайной серьезностью ответил сыщик. — Полное молчание… Ни слова кому-либо. Теперь можете идти. Я приступаю к ночному дежурству.
Подвал был невелик, но достаточно темен. Мощный сейф освещала только одна слабенькая лампочка.
Гарри Диксон уселся на стул в самом темном и далеком углу, держа на коленях револьвер.
Первые полчаса дежурства он потратил на то, чтобы закрепить тонкую и прочную веревку на единственной двери подвала, потом уложить ее на потолке, где ее было невозможно заметить. Второй конец веревки был в пределах его досягаемости.
Потянулось однообразное ожидание.
Издали до сыщика доносились звуки оркестра и восклицания веселящихся гостей.
Часы лениво тянулись. Должно быть, был уже поздний час и праздник близился к концу. Неужели сыщик оказался плохим пророком?
Гарри Диксон начал нервничать, когда внезапный тихий шум заставил его вздрогнуть и напрячь слух. Кто-то с тысячью предосторожностей спускался по лестнице.
В замочной скважине скрипнул ключ. Замок не открылся. Кто-то попробовал другой ключ. После нескольких неудачных попыток дверь приоткрылась.
В подвал бесшумно проникла высокая и поджарая фигура. Силуэт без колебаний направился к сейфу и осмотрел его.
Гарри Диксон резко дернул веревку, и дверь захлопнулась.
Грабитель отпрыгнул назад… Поздно. Перед грабителем вырос Гарри Диксон с револьвером в руке.
Руки вверх, полковник Олдер. Любое движение, и я стреляю.
Человек глубоко вздохнул и поднял руки, словно подчиняясь приказу, но одной ладонью скользнул по губам.
Гарри Диксон понял и бросился вперед. Мужчина усмехнулся:
Слишком поздно, господин Диксон. Меня живым не взять…
Он рухнул на плиты. В то же время на лестнице по которой бежали вниз леди Гленмор, лорд Стенфорд и полицейские, послышался шум.
Он сам себе устроил казнь, — сообщил Гарри Диксон. — Гудфельд, помогите мне обыскать его. Вы знаете, что мы ищем.
Но все усилия оказались тщетными. Белой булавки не было.
Гарри Диксон не удержался от разочарованного взмаха рукой.
Слуги унесли труп. Срочно вызвали карету «скорой помощи».
Сыщик медленно поднялся в гостиную, где еще оставались поздние гости, не знавшие о драме, которая разыгралась в доме в разгар праздника. Он рассеянно взял бокал с шампанским, стоявший на буфете, поднес его к губам, как вдруг в его глазах пронеслась увиденная им сцена.
Жест смертельно раненной Лилиан Чикенсталкер, которым она отбросила булавку за тюремную стену. И жест полковника Олдера, глотавшего капсулу с цианистым калием.
Оба жеста в голове соединились. Он наяву видел последний затрудненный глоток взломщика.
Булавка… Оба жеста имели отношение к этому предмету. В этом Гарри Диксон был полностью уверен.
Бокал разлетелся на мелкие осколки, а сыщик бегом пересек гостиную, перепрыгивая через ступени крыльца, и оказался во дворе в тот самый момент, когда карета «скорой помощи» собиралась уехать вместе со своим зловещим грузом. Одним прыжком Гарри Диксон оказался рядом с шофером.
— В медицинский институт, — приказал он, — и смотрите в оба. Нет ничего невозможного в том, что вам по пути постараются вставить палки в колеса.
Шофер знал сыщика. И с пониманием улыбнулся.
— Этот трупец у меня не украдут! — с вызовом сказал он.
— Надеюсь, — ответил Гарри Диксон, бросая подозрительные взгляды вокруг.
Ночь была темной и, как обычно, туманной. Кроме нескольких такси и грузовиков с газетами, снующих между Флит-стрит и отдаленными кварталами, на улицах никого не было.
Когда они подъехали к мосту Тауэр-бридж, их на полной скорости обогнал автомобиль. Гарри Диксон заметил силуэты пассажиров, повернувшихся в сторону кареты «скорой помощи» и обменявшихся жестами.
Он проследил за красными огнями автомобиля. Тот внезапно исчез за углом.
И тут же сыщик вспомнил, что дорога здесь была прямая и без единого перекрестка. Значит, автомобиль не мог свернуть на другую улицу. Он просто погасил огни.
— Приехали, — сказал сыщик самому себе.
Потом отдал точный приказ шоферу:
— Вскоре мы увидим обогнавший нас автомобиль. Он погасил огни и поджидает нас. Сидящие в нем люди собираются свести с нами счеты. Но мы не позволим им это сделать. Чуть-чуть замедлите ход. Как только мы подъедем ближе, я прострелю им шины. После этого вы немедленно дадите максимальный задний ход и пересечете мост. Мы поедем к институту другой дорогой.
— Договорились! — ответил шофер.
Как и предсказал сыщик, вскоре показался приземистый автомобиль, стоявший с потушенными огнями. Его двигатель работал на холостом ходу.
— Внимание! — прошептал сыщик.
Они приближались, карета «скорой помощи» катилась всё медленней. Шофер держал руку на рычаге коробки скоростей, готовясь к нужному маневру.
Задний ход! — приказал Гарри Диксон.
В тот же момент он прицелился и выстрелил по шинам стоящего автомобиля. Два громких взрыва последовали за выстрелами, потом послышались вопли. На карету «скорой помощи» обрушился град пуль. Но они не причинили особого вреда, поскольку умелый шофер уже задним ходом пересек мост и на полной скорости полетел по набережной.
Не думаю, что они нас догонят, — с удовлетворением сказал Диксон. — Сожалею, что нас не сопровождала бригада полицейских. Хотелось бы поближе поглядеть на рожи этих типов.
В институте их ждали два дежурных врача. Гарри Диксон велел тут же перенести тело полковника Олдера в операционный зал морга.
Уже окоченевшее тело выглядело отвратительно в свете мощных ртутных ламп. Лицо было искажено уродливой гримасой, которую не стерла смерть, словно умерший бросал вызов окружающим.
Скальпели сделали свое дело, и вскоре был извлечен желудок погибшего.
Внимательно исследуйте его при мне, — попросил сыщик врачей, — но не только с точки зрения токсикологии…
Ого! У этого джентльмена были привычки страуса, как мне кажется, — сказал один из врачей.
Он держал в пальцах крохотный предмет, который поблескивал в свете ламп.
Белая булавка, — тихо выговорил Гарри Диксон, забирая предмет. — Задаюсь вопросом, какой у нее странный секрет.
В то же мгновение погас свет.
Осторожно! — крикнул Диксон врачам. — Не двигайтесь!.. Ваша жизнь в опасности…
Нет, — раздался голос, — она не будет в опасности, господин Диксон, если вы точно исполните то, что я скажу. Иначе…
— Жду, чтобы вы сформулировали ваши требования, — ответил Диксон невидимому собеседнику.
— Я слышал, как вы взвели свой револьвер, сэр. Тем хуже для вашего ученика Тома Уиллса, если со мной что-либо случится. Но если вы приблизитесь ко мне с вытянутой рукой, в которой держите только что найденный предмет, клянусь, что ему не причинят ни малейшего зла.
— Где гарантии? — усмехнулся Гарри Диксон.
— Среди нас есть джентльмены, которые, несмотря ни на что, держат данное слово, а я…
— Отлично, — сказал Диксон. — Повинуюсь…
Его руки коснулись, и булавка была осторожно изъята из пальцев сыщика.
— Она не цела, — вдруг со страхом произнес тот же голос.
— Я хотел бы знать, чего не хватает? — тихо спросил сыщик.
— Пусть один из врачей поступит так же, как поступили вы, господин Диксон, и передаст мне желудок, который извлекли из трупа.
— Доктор, исполняйте, — приказал Гарри Диксон.
Прошло несколько секунд.
— Хорошо, — произнес голос. — Не двигайтесь еще несколько мгновений. Свет зажжется сам.
Всё закончилось. Вскоре лампы вновь вспыхнули. Оба врача с ошарашенным видом глядели на Диксона.
— Не волнуйтесь, господа, — сказал сыщик, расставаясь с ними. — Такие вещи в нашей профессии случаются. Не каждый раз я могу записать в свой актив победу!
Но про себя добавил:
«Жемчужинка! Она у меня… Кашел Линмус говорил только о ней!»
Тому Уиллсу уже случалось попадать в руки бандитов и переживать суровое пленение. Но в эти дни его заключение вовсе не было тяжелым. Его тюрьма совсем не напоминала жуткое узилище, настолько она была роскошна. Он проснулся в комфортабельной спаленке, обставленной скупо, но со вкусом, как в крупных гостиницах. Рядом со спальней была ванная. Выйдя из спальни, которая запиралась на ключ только ночью, а утром отпиралась, он попал в великолепные декорации, словно взятые из волшебных сказок. Громадный зимний сад со стеклянным потолком, откуда лился свет на пальмы и экзотические растения, цветущие лужайки, фонтаны и журчащие ручейки. Том словно попал в сновидение. Рядом с невысокими зарослями апельсиновых деревьев стоял накрытый стол. Завтрак оказался восхитительным: чудесная поджарка, китайские варенья, шербет, горный мед, крохотные венские булочки, сливочное масло из Фландрии, чай, кофе, шоколад, разнообразные фрукты.
Его обслуживала безмолвная очаровательная брюнеточка.
Она была одета, как служанка знатного дома, и услужливо исполняла все пожелания гостей, но всегда молчала. Том тщетно задавал себе вопрос, где он уже видел это красивое и печальное личико, но память ему отказала.
Гостей, которых она обслуживала, сказали мы…
Том действительно не был в одиночестве.
В первые дни за столом вместе с ним сидели еще четыре безмолвных джентльмена. Он узнал их всех: Джеймс Тьюрсхэм, Орланд Торнтон, Лайонел Брейсуотер, Синклер Марфильд.
Они вежливо здоровались с Томом, но при каждой попытке завязать разговор печально отмалчивались.
Лишь один раз к нему обратился Тьюрсхэм с просьбой не пытаться заговорить с ними.
— Мы дали слово чести не общаться с вами, господин Уиллс. Вы, похоже, знаете нас. И должны догадываться, что ни один из нас не нарушит своего слова.
Через два дня исчез Марфильд.
На следующий день не стало Торнтона.
Сегодня за столом сидели только Тьюрсхэм и Брейсуотер. Но они даже не притронулись к еде. Оба были бледны и растерянны.
После завтрака Том увидел, как они удалились за заросли апельсиновых деревьев, и вдруг до него донеслись их негромкие голоса.
По странному акустическому эффекту звук шел по ручейку чистой воды, протекавшему в ложбине искусственного леса.
Том сделал вид, что увлечен восхитительным шербетом из розовых лепестков, а сам навострил слух.
— Ариана положила белую булавку на стол. Вы ее рассмотрели?
— Это булавка маленького чудовища Лилит… Я больше не могу терпеть. Я поступлю, как Марфильд и Торнтон.
Это был лихорадочный и беспокойный голос Тьюрсхэма.
— Я сделаю то же самое, Джеймс, — ответил Брейсуотер. — Твоя очередь пришла сегодня, а мне страдать еще долгий день. Эх! Будь у меня револьвер или капсула с ядом…
— Мы дали слово не кончать самоубийством здесь, — ответил Джеймс. — Мы посвятили им жизнь. Пусть они ими располагают.
Том откинулся на спинку кресла и задумался. Он видел, как Тьюрсхэм взял предмет, лежавший под его чашкой, поднял его к свету, улыбнулся с видимым отвращением и положил его обратно под чашку.
Том небрежно пересел и сдвинул в сторону чашку Тьюрсхэма… И едва не закричал от удивления.
Там лежала белая булавка… та же или похожая на ту, которую он должен был отыскать и которая стоила ему свободы.
Он взял ее и машинально повторил жест Тьюрсхэма.
Луч света, пронзивший высокий стеклянный потолок, ударил в палевую жемчужину, заделанную в пластинку.
И вдруг молодой человек увидел…
В жемчужинке была одна из тех картинок, которые раньше вставляли в ручки школьников, чтобы порадовать их чудесными видами.
Поднеся жемчужинку к глазу, Том увидел прекрасный пейзаж: современный замок, уютно расположившийся на заросшем зеленью берегу реки. Но в небе над замком возникло еще одно изображение.
И для Тома оно стало настоящим открытием.
Он узнал девушку: это была удивительная акробатка из цирка Харамбур! И в то же мгновение Том вспомнил и других артисток.
Молчаливая девушка, которая обслуживала их, была старшей из сказочных певиц-акробаток.
Услышав легкие шаги за спиной, он поспешно положил на место таинственную булавку. Ариана, девушка-брюнетка, стояла позади него.
По ее бледному лицу и испугу он понял, что она всё видела.
— Бедняга, — прошептала она, — если бы вас заметили, ваша жизнь стоила бы не дороже этого опавшего листа.
Она схватила булавку, сунула в карман передника и исчезла в глубине сада.
На столе лежали газеты и книги. Том взял одну из газет, попытался читать, но по-прежнему прислушивался.
Он расслышал тихие шаги человека, шедшего вдоль стены за зарослями калины. Но в зарослях имелись просветы.
Том поднял газету, но как бы ненароком порвал уголок… Шаги приближались к просвету. Наконец идущий человек появился в просвете.
Показался мужчина с печальным выражением лица, на котором выделялись густые свисающие усы. Том узнал его, поскольку однажды вечером следил за ним, когда тот вышел из магазина сестер Чикенсталкер. Это был Дэвид Холмер, мошенник, международный вор, которого разыскивали все полиции мира и который всегда уходил от них.
Он шел тяжелым шагом. Руки его болтались. Вскоре заросли калины скрыли его.
Через несколько минут вновь послышались шаги, но это были шаги двух человек. Холмер возвращался, но на этот раз его сопровождал Джеймс Тьюрсхэм. Он был невероятно бледен и едва передвигался!
Том инстинктивно сравнил его с осужденным на казнь, идущим к месту последней муки.
Внезапная мысль поразила Тома. Хлопок закрывающейся двери заглушил шаги, но за зарослями апельсиновых деревьев раздался новый шум, шум трагически отчаянных рыданий.
Сыщик не выдержал. Он поспешно прошел через заросли и увидел на садовой скамье рыдающего Брейсуотера.
— Почему вы рыдаете, как обиженный мальчишка? — с укоризной спросил Том. — Разве вы не мужчина?
Брейсуотер затравленно глянул на него.
— Уходите, — пробормотал он, — это слишком чудовищно.
Он уронил голову на ладони. В воздухе витал запах алкоголя. Брейсуотер был пьян.
— Теперь или никогда! — решился Том.
Он двинулся вдоль внутренней стены позади зарослей калины, чего никогда не делал до этого дня, зная, что за ним неусыпно наблюдают.
— Здесь должна быть калитка, — повторял он.
Калитка была, но ее хорошо скрывала густая поросль плюща.
Она была заперта, но Том не стал раздумывать.
Он отломил кусок проволоки из загородки вокруг небольшого деревца, загнул крючком и вставил в замочную скважину.
Замок был простой и вскоре сдался.
Перед ним открылся длинный коридор, выложенный белой керамической плиткой. В противоположном углу была французская дверь-окно, выходившая в зеленый сад.
Том рискнул пройти коридор до конца. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее. И оказался на свежем воздухе в каком-то подобии голландского садика, простого и без всяких затей. Но его накрывала гигантская металлическая хромированная сетка, намного более прочная, чем прутья клеток для хищных зверей, превращая сад в просторную вольеру.
В конце сада виднелся павильон с матовыми окнами. Павильон среди всей этой роскоши выглядел мрачным и угрожающим.
Том заколебался, но сыщик в нем взял верх. Надо было идти до конца во что бы ни стало.
От приоткрытой двери павильона его отделяло шагов двадцать. Том быстро преодолел это расстояние.
Добравшись до порога, он сделал довольно приятное открытие. Он обернулся и окинул взглядом покинутое жилище. Он видел только его часть, но этого ему хватило. Он узнал замок, увиденный в жемчужине.
Он размышлял, что можно извлечь из сделанного открытия, когда изнутри павильона до него донеслись голоса.
Раздумывать не стоило. Том переступил порог и направился к месту, откуда доносились голоса.
Он быстро пересек маленький и темный холл без какой- либо мебели. Слева тянулся коридор. Голоса стали яснее. Один голос, взволнованный и печальный, принадлежал Тьюрсхэму, другой, тихий и пленительный, женщине.
Вы больше меня не любите, Джеймс?
Вы задаете этот вопрос каждому, кто приходит сюда? — горько возразил Тьюрсхэм.
Это действительно мой последний вопрос, друг мой.
Есть безумцы, которые продают душу дьяволу, а другие безумцы, вроде меня, отдают свою жизнь таким чудовищам, как вы, Лилит.
Это правда. Ваша жизнь принадлежит мне. Это было одно из наших главных условий. Значит, вы больше меня не любите, Джеймс, поскольку вы отказались взять мою булавку и выполнить задание, которое она предполагает.
Пока речь шла о кражах, я повиновался, но я никогда не стану убийцей.
Но ведь речь идет о самом безжалостном нашем враге, о Гарри Диксоне. Вы допустили серьезную ошибку в прошлый раз, оставив у него жемчужину с булавки. Вам известно, что для нас это грозит разоблачением…
Кто вам сказал, что он обладает этой жемчужиной? Булавка была извлечена из трупа бедняги Олдера.
Вы его спросили, любил ли он вас, демон?
Он действительно любил меня. Вы понимаете, что означает эта жемчужина в руках Гарри Диксона?
А разгадает ли он тайну даже с жемчужиной в руках?
Вы знаете Гарри Диксона, невежда! В последний раз спрашиваю. Принимаете ли вы мою булавку и назначенную ею миссию?
— Марфильд и Торнтон согласились? Захотели ли они стать убийцами? Вы поступите со мной, как с ними, а завтра наступит черед Брейсуотера.
— Брейсуотер? Дурак! Он согласится!
— Нет!
— Значит, у вас заговор! А этого я допустить не могу…
Голос вдруг стал суровым и угрожающим.
— Послушайте, Тьюрсхэм, послушайте… Тот, кто приходит в конце пути, идет!.. Ваше последнее слово?..
— Вы его знаете, Лилит. Я умру, но вас не прокляну! Пусть над вами сжалится Бог!
— А дьявол вас не пожалеет, глупец! — завопил голос.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Том едва успел спрятаться в ближайшей нише. Но оттуда мог видеть, что происходило в зале, где только что шел разговор, подслушанный им. Это была комната, выложенная белым мрамором, пустая… и трагическая.
Тьюрсхэм сидел в кресле со стальными наручниками на запястьях и цепями, сковавшими лодыжки.
Перед ним стояла молодая светловолосая девушка, но как изменилось ее лицо! Ее глаза светились жестоким огнем, светлые волосы метались, как змеи на головах Горгон. Красный рот, похожий на пламя, жутко кривился. Она протянула когтистые руки к лицу пленника, и Том увидел, что щеки Тьюрсхэма покрылись ранами, как от когтей тигрицы.
Тяжелые шаги раздавались совсем рядом.
Вдруг Том увидел высокую мрачную фигуру, затянутую в черную вуаль. Она приближалась к Тьюрсхэму.
— Отдайте мне кровь этого дурака! — закричала Лилит.
Чудовищная фигура приблизилась, и вдруг из-под одежд сверкнула молния.
Том увидел тонкое лезвие серпа.
Глухой хрип, жуткое бульканье, и голова Тьюрсхэма склонилась к плечу. Из разреза хлынул поток крови.
Светловолосая фурия бросилась на бездыханное тело и присосалась к ужасающей ране.
— Кровь! Кровь, дурак! Все человечество состоит из дураков! Мне нужна кровь всех! — завопила она.
Том в ужасе убежал.
Когда он вернулся в зимний сад, то немного успокоился. Он вырвал пустую страницу из книги, поспешно нацарапал несколько слов, потом задумался.
Послание учителю! Но как его переправить?
У его ног журчал ручеек.
Почему бы и нет? — пробормотал Том. — Он куда-то течет.
Он бросил тщательно скрученную бумагу в воду… Течение унесло бумажный комок…
Миссис Кроун привела посетителя.
Просто одетый мужчина, принесший с собой сильный запах каменноугольной смолы.
Значит, вы и есть тот самый Гарри Диксон? — спросил он сыщика, с силой тряся его руку в своей выдубленной и покрытой трещинами руке. — Я очень доволен, что мне выпала оказия встретить такого знаменитого человека, как вы, особенно потому, что я имею важное сообщение для вас.
Он помахал в воздухе изрядно замоченным листком бумаги.
Меня зовут Билл Бансби. Я — моряк и хожу по Темзе. На своей барже я спускаюсь до Хемптона. Так вот, в полдень, когда я набирал воды в ведро, чтобы драить палубу, я выловил письмецо. Я достал его и прочел.
Десять фунтов тому, кто немедленно принесет эту записку Гарри Диксону на Бейкер-стрит.
Ладно, — сказал я себе, — быть может, это только пустая бумажка. Но если я не заработаю десять фунтов, то, по крайней мере, увижу великого сыщика. Хотите глянуть, стоит ли бумаженция десяти фунтов?
Гарри Диксон уже жадно читал послание…
Он узнал почерк Тома Уиллса. Пребывание записки в воде было, по-видимому, недолгим, ибо чернила почти не побледнели.
Загляните в жемчужину. Вы увидите там замок, в котором я нахожусь. Приезжайте быстрее: здесь убивают! Том.
Гарри Диксон негромко вскрикнул и начал рыться в ящике стола.
— Черт! Прошел мимо истины, не заметив ее. А ведь она была на виду!
Он поднял жемчужину к свету и увидел миниатюрный пейзаж внутри стеклянного шарика.
Маленький пляж, сверкающая вода, фасад замка, наполовину заросший плющом.
Вид ничего ему не говорил.
Он повернулся к моряку.
— Где вы нашли это послание?
— Недалеко от Хемптон-Корт. Примерно на уровне Дит- тона…
— Значит, бумагу кинули выше по течению на небольшом расстоянии оттуда… Кстати, Бансби, вам знаком этот замок?
Он поднес жемчужину к глазу моряка.
— Я знаю его, и еще как! — воскликнул моряк. — Это — Голден-Руфф. Очень подозрительный замок. Он расположен на одном из островков, к которому категорически запрещено приставать. Даже нельзя становиться на якорь вблизи. Говорят, это клиника для чокнутых, но я этого не знаю. Если эту хижину называют Голден-Руфф, то потому, что, если смотреть издали, черепицы на ней сверкают, как золото…
— Бансби, вместо десяти фунтов получите все двадцать, если отвезете меня туда и поможете высадиться…
— Да я сделаю это бесплатно! — воскликнул моряк. — Если я смогу вам помочь, господин Диксон, мне на всю жизнь хватит хвастовства!
Гарри Диксон задумался.
— Можно тайно окружить замок, но это может дорого обойтись Тому… Лучше поработаю в одиночку, — решил он.
День клонился к вечеру. Быстрый автомобиль несся по берегу вверх по течению, направляясь к Вест-Энду. Он вез Гарри Диксона и его скромного компаньона к большому ночному приключению.
* * *
Несмотря на дневные переживания, Том Уиллс заснул. Его можно было простить — ему было двадцать лет.
Но спал он чутко, а потому услышал рядом легкий шорох. Одним прыжком он вскочил на ноги и повернул выключатель. У изножия кровати стояла Ариана, положив палец на губы.
Я хочу вывести вас отсюда, — шепнула она.
Вы решили действовать в слишком поздний час, — с недоверием пробурчал молодой человек.
Она тряхнула головой:
Вы спасли маму, я не забыла об этом…
Как? Я спас мадам вашу маму?! — воскликнул пораженный Том.
В притоне Лью Кривого, — ответила она.
Маргарет… Чикенсталкер… — пробормотал молодой человек.
Это моя мама, — сказала девушка. В ее голосе звучала нескрываемая нежность и отчаяние. — Она совсем неплохая. Но всегда была игрушкой в руках отвратительных существ.
Она крепко сжала кулаки.
Сможете ли вы добиться от вашего учителя, мистера Гарри Диксона, не быть строгим по отношению к маме, если мне удастся вывести вас отсюда, — умоляюще сказала она, — и к папе, ведь он не так виновен, как считают.
Том Уиллс схватился за голову:
Ничего не понимаю. Мне кажется, я блуждаю в лабиринте, населенном безумцами. Но одно я могу утверждать: Гарри Диксон никогда не проявляет излишней строгости. У него исключительно толерантная душа. Он наказывает только истинное зло.
У меня нет времени объяснить вам всё, сделаю это позже. Я опасаюсь за вашу жизнь. Вечером произошли обескураживающие события. Брейсуотер похитил Лилит. Думаю, он убил ее. Мне ее не жалко, поскольку такая участь для нее справедлива. Хотя она моя сестра…
— Ваша сестра? У меня уже мозги не варят!
Ариана вдруг вздрогнула.
Вдали, в глубине зимнего сада послышались тяжелые шаги. Том узнал их. Такими шагами шло ужасающее черное существо, убившее Тьюрсхэма в павильоне в глубине сада.
— Быстрее, — выдохнула Ариана. — Я сумела открыть комнату мамы. Она нас ждет. Если бы мы знали, где находится папа! Но когда наступает ночь, он несет охрану вне дома. Если мы встретимся с ним, то все будем спасены… Быстрее!..
Том Уиллс быстро оделся.
— Погасите свет.
Кто-то тихо скребся в дверь.
— Это ты, мама? — тихим голосом спросила Ариана.
— Да, Дитя. Пошли… Черная Тварь удалилась.
Бледный лунный свет сочился через стеклянный потолок зимнего сада, едва разгоняя царивший в нем мрак.
Том Уиллс разглядел силуэт Маргарет Чикенсталкер.
— Ариана, дитя мое, возьми за руку мистера Уиллса, — прошептала она, — пройдем за зарослями калины. У меня ключ от дверей теплиц.
Они молча двинулись под прикрытием зарослей.
Пальмы, кактусы и калина выглядели угрожающими.
По редким лужам лунного света пробегали неясные тени. Фонтаны словно плакали в ночи, пропитанной запахами умирающих цветов.
— Вот и дверь, — шепнула Маргарет.
Она протянула руку, и ключ заскрипел в замочной скважине.
Мощный удар обрушился на всех троих сразу. Том упал на колени. Лассо, вылетевшее из ночного мрака, оплело разом всю троицу. Одновременно сверху упала сеть из волокон конопли, пленив их, как стервятник пленяет рыбу, выхваченную из воды.
Над садом вспыхнули яркие огни.
Высокая форма, закутанная в черную вуаль, возвышалась над пленниками. Том сразу узнал ее.
— А! — прозвучал ужасающий голос, исходивший из-под темных одежд. — Вот и вся троица. Я поджидала вас, чтобы убить…
Ткань приподнялась, высунулась длинная костлявая рука с огромным серпом, бросавшим синие отблески в лучах ярких ламп.
Баржа медленно приближалась к острову.
В темноте Гарри Диксон различал лебедки, тали и прочие инструменты для проведения земляных работ. Они были свалены на песке маленького пляжа.
Наверняка собираются укрепить откосы, — сказал он. — Но, пожалуй, слишком поздно.
Они пристали к северной части островка, и Гарри Диксон велел Бансби ждать его.
Он решительно направился к первой же калитке.
Она была бронированной, словно ее предназначали для банковского сейфа…
Чтобы справиться с ней, потребуется не один час, — буркнул он. — Попробуем забраться наверх…
Он заметил платформу низкой пристройки и быстро вскарабкался на нее. Перед ним было две двери-окна.
Та же история, — проворчал он. — На заре я, быть может, открыл бы их. Тысяча чертей, в Тауэр проникнуть легче.
Он двинулся вдоль высокой террасы и вдруг замер на месте.
До него доносился громкий храп: кто-то спал внизу сном праведника. Он наклонился и увидел в нескольких футах от себя деревенскую лавку, на которой спал охранник. Человек не выглядел опасным, но рядом с ним лежала громадная собака, начавшая проявлять беспокойство.
Плоп!
Сухой щелчок, словно треснула от сильного ветра ветка дерева. Револьвер сыщика, снабженный глушителем, положил конец карьере опасного зверя.
Охранник заворчал во сне.
Гарри Диксон выбрал крепкие лианы и быстро спустился к спящему человеку.
Через мгновение он всем весом обрушился на спящего.
— Любое движение будет последним! — прошипел сыщик, поднеся револьвер к виску мужчины. — Ого! Вот так встреча. Доброй ночи, старина Дэвид Холмер!
— Гарри Диксон! — простонал человек.
— Игра окончена, и вы проиграли, — сказал Гарри Диксон. — Если хотите хоть капельку снисходительности от судей Олд-Бейли, ведите меня внутрь этого поганого заведения.
Охранник поднял на сыщика печальные глаза.
— Если и есть человек, которого бы я хотел увидеть этой ночью, то именно вас, Гарри Диксон, — серьезным тоном заявил охранник.
С трудом высвободив руку, Ариана обняла за талию неутешно рыдающую мать.
— Лучше окончить свои дни так, мама, — шепнула она, — чем продолжать эту проклятую жизнь. Боже, ты видишь всё, сможешь ли нас простить!
— Отлично, — засмеялось таинственное черное существо и продолжило гнусавым голосом: — Завтра будете у Бога, если не у дьявола. И этот дурак Пиви вскоре присоединится к вам, а также великий кретин по имени Гарри Диксон.
— Вы пока не держите его в своей власти, демон, — выкрикнул Том, — а вас отправит в ад именно он с помощью лондонского палача!
Черное чудовище рассмеялось:
— Ваши головы рядом друг с другом, а потому я срублю их одним ударом. А!.. А!..
Серп взмыл в воздух, раскрутился и ринулся в сторону пленников, как железная птица… и… покатился по земле с металлическим лязгом.
Кровожадное чудовище вскинуло вверх обе руки, похожие на чудовищные когти. Словно в ночи возникла гигантская летучая мышь, готовая взлететь в темное небо.
Чудовище завопило. Это был рев смертельно раненного зверя.
Из-за кустов послышались выстрелы.
Раздался последний выстрел, и смертоносное существо покатилось по земле, окрашивая ее кровью.
Финита ля комедия! — произнес ясный голос.
Гарри Диксон с еще дымящимся револьвером в руке появился в саду.
Учитель! — всхлипнул Том, едва не теряя сознание.
Пиви, — произнес Гарри Диксон, поворачиваясь к сопровождавшему его охраннику, — забирайте свою жену и дочь. Лучше будет, если они не увидят дальнейшего.
Человек безмолвно подчинился приказу сыщика.
Гарри Диксон подошел к трупу и брезгливо отбросил ткань.
Катарина Чикенсталкер! — вскричал Том Уиллс.
Пресловутый демон, — ответил Диксон, отпихивая ногой окровавленный труп.
Вы знаете, кого вы только что отпустили?! — воскликнул Том Уиллс.
Еще бы, — усмехнулся Гарри Диксон. — Этот бедняга не кто иной, как Пиви. Настоящий Дэвид Холмер, вот он, вернее, вот она, дохлая у ваших ног!
Несколькими короткими строками в своих мемуарах Гарри Диксон записал последние разъяснения этой мрачной драмы.
Мы воспроизводим их дословно и просим у читателя прощения за их кажущуюся сухость.
Пиви — мелкий мошенник, работавший без размаха, — двадцать лет назад поступает на службу к дамам Чикенсталкер с намерением их обворовать. Но любовь берет верх над его дурными наклонностями. Он влюбляется в самую младшую из сестер, мисс Маргарет, и женится на ней.
Рождается Ариана… Лилиан посвящена в тайну. Она — женщина аморальная. И заставляет Пиви жениться на ней. Рождается Лола.
Финал: все выходит наружу. Третий брак с Катариной из мести на этот раз. И через год на свет появляется Лилит.
Девочки воспитываются в деревне, в Голден-Руфф, имении, которое сестры Чикенсталкер приобрели в окрестностях Лондона.
Катарина раскрывает криминальное прошлое своего мужа, троеженца.
Он — вор… Он продолжает воровать. И делает это весьма успешно, потому что стал Дэвидом Холмером, бандитом, которого не удается схватить. Потому что он стал работать по наводке Катарины, которая оказалась истинным криминальным гением.
Годы идут, дочери растут. Становятся настоящими красавицами. Но в них обитает дух зла. Чуть-чуть в Ариане, в Лоле больше, а Лилит, самая красивая, которой исполнилось шестнадцать лет, оказалась истинным чудовищем. Дочь, достойная своей матери.
Рождается банда Белой Розы…
В определенное время члены ее в качестве клиентов являются в магазин в Ковент-Гарден. Если им вручают пресловутую белую булавку, значит, им поручается миссия. Это воровство или грабеж в обществе, в котором они вращаются. Каждая жемчужинка этого скромного украшения содержит двойное изображение. Одно изображение — рай, где вор после выполнения миссии получает вознаграждение. Второе изображение — девушка, которая и есть награда. Ариана часто отказывается от этой отвратительной обязанности. Поэтому ее вскоре низводят на ступень служанки.
Но среди восьмерки возникает бунт. Двое из них, те, о которых в этом рассказе не упоминают, заплатили своей жизнью. Позже мы узнаем, как это произошло. Остальные подчиняются.
Но к бунтарям присоединяется Пиви. И исчезает.
Мы знаем, что Катарина настолько нагла, что не боится привлечь к поискам полицию.
Он возвращается и подчиняется. Таким образом, исчезнувшая личность под именем Дэвида Холмера однажды на короткое время появляется в магазине в Ковент-Гардене, где его замечает Банкерсмит-Диксон.
Приходит черед ужасной драмы цирка Харамбур.
Два джентльмена-грабителя погибают во время пожара, поскольку этого хотел директор Харамбур, он же мисс Катарина Чикенсталкер.
Гарри Диксон идет по следу, и, несмотря на свою вызывающую храбрость, Катарина начинает испытывать страх. Остальные бандиты укрываются на острове.
Кроме Олдера, который соглашается выполнить новое задание и погибает, остальные отказываются участвовать в новых преступлениях. И подписывают себе смертный приговор.
Лилиан убита в Ньюгейте. Когда ее дочь Лола узнает о ее смерти, она кончает жизнь самоубийством.
Остается Лилит. В последний вечер Брейсуотер сумел добраться до нее. Он уволакивает ее к реке и бросается в воду вместе с ней. Их трупы были найдены ниже по течению, обнявшимися в смертельной схватке.
А что Пиви, Маргарет и их дочь Ариана?
Записки Гарри Диксона ничего не сообщают об их участи.
Но мы знаем, что великий сыщик, чье сердце умеет судить лучше английских судей об истинной вине людей, ничего не сделал, чтобы задержать их в тот день, когда пассажирское судно навсегда увезло их в дальние края, где, быть может, они обрели спокойствие и счастье.