Земский докторъ. Том 5. Красная земля

Глава 1

Июль 1917-го года выдался в России суровым. И не в смысле погоды! Из столицы приходили недобрые вести о расстреле антивоенных демонстраций, об арестах, о том, что власть стала лить кровь. Период двоевластия закончился, верные Временному правительству войска занимали города и веси. Где-то разгоняли Советы, лидеры радикальных партий были объявлены вне закона.

Вот и в Зареченске разместили гарнизон, пехотную роту под командованием капитана Николая Верховцева. Теперь в городе была не только милиция, появились военные патрули. Все антиправительственные демонстрации запрещались, частенько устраивались облавы.

Вот и сейчас…

Остановив «Дукс» возле аптеки, Иван Палыч заглушил мотор и вдруг услыхал выстрелы. Не здесь, на Второй дворянской, а где-то во дворах. Верно, кого-то ловили. Ну, да — вот пробежали милиционеры — парни с белым повязками на рукавах, за ними — солдаты с винтовками.

На улице уже собралась толпа.

— А кого ловят-то, господа? Опять банду?

— Не! Говоря, из пересыльной тюрьмы сбежал какой-то опасный бандит! Насильник, грабитель и убийца!

— Да не один сбежал, а целая шайка!

— Скорей бы уж их поймали, господа! Господи, как же страшно жить!

— Говорят, в Петрограде демонстрацию расстреляли!

— Так им, смутьянам, и надо!

— Да что вы такое несете-то?

К собравшимся подошел милиционер — светловолосый юноша с пылающим взором и наганом в руке:

— Так, господа! Прошу немедленно разойтись! Вы мешаете операции!

— А кого ловят-то?

— Кого надо, того и ловят!

Несмотря на юный возраст, милиционер выглядел строго и непреклонно. Тем более — наган!

Обыватели быстренько разошлись.

— Господи… доктор! — вдруг обернулся милиционер. — Иван Палыч!

— Виктор! — доктор узнал парня. — Рад! Очень рад! Как ребра, не болят?

— Да вашими стараниями — слава Богу! — доброжелательно улыбнулся Виктор.

Вот, вроде бы, не так и давно Иван Палыч обрабатывал ему рану, и пары месяцев не прошло — а кажется, что с той поры уже минуло лет десять! И тот ж Гробовский уже не в милиции, а на фронте, а жена его, Аглая, на пятом месяце… Ну, надо же так, прямо со свадьбы забрали! Других бывших — становых, пристава Петра Николаевича Лаврентьева и урядника Прохора Денькова — тоже призвали буквально на следующий день. Такие вот были дела!

— Вижу, на службе, — улыбнулся доктор. — Ну, не буду задерживать. Привет Петракову, Василию Андреевичу!

Бывший студент, некогда отчисленный за «политику», Василий Петраков уже с марта возглавлял уездную милицию. Иван Палыч лечил и его. Спасал от сепсиса…

— Иван Палыч, вы поосторожней — сейчас облавы везде, — прощаясь, предупредил милиционер. — С пересылки сбежал какой-то радикал. То ли анархист, то ли большевик — точно не знаю.

— Да мне хоть сам черт! Но за предупреждение спасибо. Буду осторожней.

Доктор посмотрел на другую сторону улицы, где раньше располагался магазин музыкальных товаров, торгующий нотами, инструментами, грампластинками и всем таким прочим. Нынче витрины были частью разбиты, а частью заколочены досками.

— Закрылся, выходит, магазин… Жаль! Хотел Анне Львовне пластинки купить…

— А вы на рынке гляньте! — посоветовал Виктор. — Там теперь — все. Привет Зарному! И особо — Прониной Анютке. Помню, как мы с ней на скамейке вас караулили…

— Передам, — кивнул Иван Палыч. — Она рада будет. Значит, на рынке… ага-а…

Так вышло, что невеста доктора, Анна Львовна Мирская, сменив учительскую стезю на политическую деятельность, все дни напролет проводила то в уездном Совете, как избранный «сельскими работницами» депутат, то в Комитете Временного правительства, как кооптированная туда от партии правых эсеров. Умеренных социалистов — меньшевиков и эсеров — нынче в Комитете было примерно столько же, как и в Совете, и, хотя двоевластие в стране закончилось установлением диктатуры правительства, Совет в Зареченске никто и не подумывал разогнать. Мало того, в него постепенно проникали самые революционные элементы — те же большевики.

Большевики…

Именно они и придут в конце октября к власти. На целых семьдесят с чем-то лет! Земский доктор Иван Палыч Петров… он же — московский хирург Артем из начала двадцать первого века, знал это точно. Только вот совсем не знал, что ему сейчас делать, как уберечь своих? Тех, кого любил, с кем дружил, кого уважал…

Заниматься только своим делом — лечить людей и вести какую-то общественную деятельность было сейчас явно недостаточно! С другой стороны, Артем из себя супермена не строил и прекрасно понимал, что весь ход истории он изменить не в силах. Но, может быть, стоит попытаться хоть что-то изменить здесь? Чтобы «красный» и «белый» террор не был бы таким кровавым, чтобы Гражданская война… не то, что б обошла стороной, но… но причинила бы как можно меньший ущерб родным и любимым людям. Да всем! И тут нужно было уже сейчас подстраиваться под большевиков — будущую власть. А лучше бы — их по себя подстроить! Как это сделать, доктору предстояло разбираться по ходу дела.

Получив в аптеке выписанные на больницу лекарства, Иван Палыч сложил все в импровизированный багажник верного своего мотоциклета марки Мото-Рев «Дукс» образца одна тысяча девятьсот четырнадцатого года. Погрузил и поехал в Комитет, в Управу…

Секретарь, Ольга Яковлевна, оторвавшись от вечного своего «Ундервуда», встретила доктора газетными новостями.

— А, Иван Палыч! Про расстрел демонстрации слыхали?

— Что, опять?

— А еще в городе облавы! Говорят, из тюрьмы кто-то сбежал.

Ольга Яковлевна так и не менялась с момента первого их знакомства. Узкое скуластое лицо, сросшиеся брови, пенсне на длинном, с горбинкой, носу. Прическа в стиле «я у мамы вместо швабры», громкий, что у дьякона голос и вечная папироска во рту.

— Воскобойников сказал — гарнизон у нас разместили, — выпустив дым, продолжала секретарша.

Павел Ильич Воскобойников был председателем уездного Комитата, по сути — первым лицом.

— Целую роту! — Ольга Яковлевна бросила окурок в пепельницу. — А командует — капитан Верховцев, Николай Николаевич. Молодой совсем!

Слово «молодой» в устах секретарши означало — не старше сорока пяти лет.

— А вы как с Анной Львовной? Когда поженитесь?

— Так осенью же!

— Вот это — хорошо.

Снова закурив, Ольга Яковлевна мечтательно прикрыла глаза:

— Ах, помнится году в девятьсот третьем… А, впрочем, не важно. Иван Палыч, ты зачем зашел-то?

— Так за жалованием же!

— Ах, да, да… Получите, распишитесь! Эх… — секретарша выпустила дым и пожаловалась. — Вчера мыло туалетное покупала. Ну, знаете, розовое такое… «Заря»… До войны двадцать копеек стоило. А нынче, думаете, сколько?

— И сколько?

— Три с полтиной! Так что забирай, Иван Палыч, свои триста пятьдесят и ни в чем себе не отказывай! Да, учитель-то ваш, Рябинин, так до сих пор и не нашелся?

— Нет, — покачал головой доктор, невольно сжав кулаки.

— Плохо! Скоро учебный год… Чарушин сказал — ищет, но… Мало ли, Иван Палыч, увидишь подходящего человека — так ты дай знать! — Ольга Яковлевна выпустила дым и вздохнула. — На худой конец, сошел бы и какой-нибудь студент. Или курсистка. Ах, жаль, Анна Львовна занята…

Поучив жалованье (или, как стали говорить — зарплату), Иван Палыч покатил на почтамт. Было не совсем по пути, но — мало ли, письма? Пока еще почтальон их до Зарного донесет…

Войдя и отстояв небольшую очередь — «хвост», доктор склонился к окошечку:

— В Зарное что-нибудь есть?

— А, Иван Палыч! — сотрудник оказался знакомым. — Как там Викентий поживает телеграфист?

— Да живет себе помаленьку.

— Ну, поклон… Зарное… Зарное… Ага… вот! Одно — отцу Николаю, второе — некоей Гробовской А. Ф…

— Гробовской? Давайте!

Письмо было с фронта, на казенном сером конверте зеленоватый штамп — «Из действующей армии». От Алексея Николаевича, так… Первое письмо! Интересно, что пишет? Ну, Аглая расскажет, поделится… То-то радость!

— Отцу Николаю тоже, пожалуйста, передайте! — попросил почтовый служитель. — А то пока от нас довезут…

На углу Липовой и Первой Дворянской образовалась самая настоящая пробка! Экипажи, пара легковых автомобилей, грузовик, крестьянские подводы — все двигались едва-едва, а иногда и вообще останавливались.

— Что там такое-то? — заглушив мотор, поинтересовался доктор у стоявшего рядом извозчика. — Неужто, сбили кого?

— Не, господин, не сбили-с, — тряхнув бородой, отозвался возница. — Патруль! Эвон, солдатики-то! Проверяют… ищут кого…

Все же очередь, или, как тогда говорили — «хвост», понемногу продвигалась, и вот Иван Палыч уже смог разглядеть импровизированный шлагбаум, рогатки и патрульных. Двое рядовых, видать, из недавно призванных и еще не успевших попасть на фронт, усатый унтер с солдатским «Георгием» на груди и высокий офицер с бледным, каким-то неживым, лицом и чистыми погонами капитана.

Перед ними как раз остановилась пролетка с понятым верхом, запряженная парой гнедых…

— Господа, прошу выйти, — вежливо приказал капитан. — Ваш документы…

— Ой, господин хороший! Да какой у крестьянина документ?

Голос показался знакомым. Доктор присмотрелся…

Парень лет двадцати, с длинным носом, светлыми волосами, прилизанными под картуз, и рыжеватой бородкою. Одет в серую косоворотку и овчинную безрукавку — кожух.

Черт возьми!

Аристарх Субботин! Чего это он в извозчики записался?

— Имя, фамилия?

— Легонтовы мы… Кузьма. Из Ключа мы, господи ахвицер…

Кузьма?

Да что тут такое происходит-то? Хотя…

Капитан вытащил что-то из полевой сумки, как видно сверялся с фотографией…

— Ладно, деревня! Пока свободен… Теперь — вы…

Выбравшийся из коляски господин выглядел довольно презентабельно — штучные брюки, летний чесучевый пиджак, модная английская кепочка… Только вот все, как будто бы с чужого плеча! Несколько изможденнее лицо, впалые щеки, усы, небольшая бородка… Иван Палыча вздрогнул: этого господина он уже где-то видел! Правда, довольно давно. Видел! Еще и Субботин в облике извозчика… Что-то здесь не чисто!

— Я корреспондент газеты «Ère libérale» («Либеральная эра»), — незнакомец приподнял шляпу. — Je suis journaliste! De la rédaction russe… (Я корреспондент! Из русской редакции…)

— Говорите, пожалуйста, по-русски, — прервал капитан. — И предъявите хоть какой-нибудь документ. Мандат, реакционное удостоверение… что угодно.

Субботин, между тем, уже забрался на козлы. Солдаты откинули импровизированный шлагбаум, пропуская осмотренную подводу.

— Документ, говорите? Пожалуйста.

Резко оттолкнув капитана, корреспондент прыгнул в пролетку, и Аристотель тут же рванул вожжи:

— Н-но!

Лошади взяли с места в карьер, и коляска быстро скрылась из виду. Раздались выстрелы.

— В погоню! — размахивая револьвером, капитан подозвал извозчика. — За ними! Живо! Ерофеев, за мной!

Унтер запрыгнул в коляску вслед за капитаном.

— Проезжай, проезжай… — принялись распоряжаться солдатики.

«Товарищ Артем!» — наконец вспомнил доктор. Тот, с кем встретился в санитарном поезде. Вот кто это был! Не французский журналист. Большевик… Как же его настоящее имя? Бог весть… Да и нужно ли его знать? Просто — товарищ Артем. Значит, вот кто сбежал из пересыльной тюрьмы. Вот кого ловили…

В больничке было много радости! Получив письмо, заведующая больницей Аглая, с уже заметным животиком, сначала прочла послание сама, а уж затем кое-что зачитала…

— … во второй роте восьмой армии Юго-Западного фронта. Командую разведывательным взводом, в подчинении у меня целых восемь молодцов, парни бравые. Пока все хорошо, хоть и наступление в районе Станислава, увы, вышло неудачным. Наш армейский командир, Лавр Георгиевич Корнилов, получил генерала от инфантерии и нынче назначен командовать фронтом… о чем вы, верно, уже знаете из газет. Ходят слухи, что Лавр Георгиевич вот-вот будет назначен Главнокомандующим… Чему лично я буду очень рад, ибо генерал всячески укрепляет армейскую дисциплину, кое-где — весьма расшатанную. Г-на Лаврентьева встретил как-то в штабе, он нынче уже капитан… О Прохоре Денькове не знаю. С поклоном ко всем, ваш А Нэ Гробовский…

Дочитав, Аглая всхлипнула и убежала.

Доктор же вышел на крыльцо. Сел на ступенечку, да так и сидел — думал.

Значит, Алексей Николаевич спокойно себе воюет… получил взвод разведки, ага! На хорошем счету.

Только что вот дальше-то? А дальше, если вспомнить школу — перерастание империалистической войны в гражданскую! И Гробовский — явно на «белой» стороне. Тем более, у Корнилова… Там еще, вроде бы, будет какой-то мятеж…

А здесь, в Зарном что будет? Даже сейчас много чего изменилось, по сравнению с той же весной. Начать с того, что все, так сказать, деревенские олигархи сменились практически полностью!

После гибели Игната Устиныча Феклистова под завалом (ах, какая глупая смерть!), гостиница «Гранд-Отель» (бывший трактир) перешла в собственность его вдовы, Аграфене Матвеевны, двоюродной Андрюшкиной тетке, женщине, как поговаривали, хитрой, умной и злой. Вступив во владение недвижимостью, она тут же выгнала весь старый персонал, который еще оставался, и набрала новых. По словам того же Андрея — из шпанистой городской бедноты, во всем ей обязанной. Управляющим был взят хитроглазый мужик лет сорока, каким-то образом увильнувший от армии — грыжа там у него или еще что. Звали его Федосеем. Кроме него вдовица взяла еще двух половых — парней лет по шестнадцати, Федула и Еремея, и ночного сторожа, настоящего абрека откуда-то с гор, именем Муртаза. Бородатый, страхолюдной наружности, в черной черкеске с газырями, сторож отпугивал всех.

Что же касаемо старого кладбища, где столь трагично погиб Феклистов, то местность неподалеку оккупировала какая-то непонятная артель! Говорят, собрались добывать где-то там какую-то красную глину да делать из нее кирпичи — товар, несомненно, нужный. Понаставили везде заборов, рогаток, завели собак. Просто так не сунешься! Ну да и кому оно нужно-то, старое кладбище? И пускай сидят там себе своим углом, никому ведь не мешают! Именно так и рассуждали жители Зарного. Тем более — кирпичи… Авось, да местным — своим! — цену не заломят?

Насчет кирпичей у главного артельщика Михаила (бородатого, но в городском костюме) справлялись сразу двое: отец Николай (для реставрации церкви) и госпожа Феклистова — для расширения дела. Артельщик их внутрь, за загородки, не пустил, но выслушал внимательно, и обещался подумать.

Такие вот были дела…

Сидя на крыльце, Иван Палыч любовался закатом и дожидался помощницу Аглаи Глафиру, девушку красивую и серьезную — ее очередь нынче была дежурить. Сам доктор намеревался пойти в «Гранд-Отель», к Анне Львовне, которая вот-вот должна была приехать либо поездом, либо — на служебном авто. Что там у них сейчас? «Руссо-Балт»? «Лорен-Дитрих»? «Изотта-Фраскини»? Да что бы ни было…

В вечернем бледно-голубом небе играло последними лучами золотистое солнце. Пахло смолою и клевером. Невдалеке куковала кукушка. Вот запела иволга, а где-то за лесом послышался отдаленный гудок паровоза.

Верно, поездом нынче приедет Анна Львовна… Хорошо бы встретить…

Со стороны станции показалась пролетка, запряженная парой гнедых. Лошади несли довольно быстро, видать, возница сильно спешил. Пропылив по проселку, экипаж вдруг замедлил ход и резко свернул к больнице.

Интере-есно!

Кто это в гости к нам?

Поднявшись, доктор подошел к воротам…

— Иван Палыч! Помогите… — спрыгнул с козел… Аристотель Субботин! — Там… мой товарищ… Он сильно ранен… боюсь, кровью истечет…

— Так! Давай!

Доктор действовал решительно и быстро — раненому необходимо было сначала помочь, а уж потом разбираться — кто да за что?

Знакомое лицо… Летний чесучевый пиджак, левый рукав весь пропитан кровью… Попал же ты в передрягу… товарищ Артем!

— Так, давай вместе… Ага… Глафира! Готовь перевязочную!

— Иван Палыч! Я поеду… мне надо! Отвлеку… Выручай!

Дотащив раненого, Аристотель со всех ног бросился к пролетке.

— Н-но, залетные! Н-но!

Гнедые понеслись, поднимая тучи пыли… Вскоре пролетка уже была у рощицы, в стороне от больницы.

Послышались выстрелы!

На дороге показался казачий разъезд. Снова громыхнули выстрелы. Сверкая шашками, казаки разом свернули к роще.

«Отвел хвост…» — подумал доктор, глядя на товарища Артема.

Не забудьте добавить книгу в библиотеку, чтобы первыми получать уведомления о выходе новых глав!