Костяное Племя. Порошок жизни

ГЛАВА 13

Когда охранники Шона унесли Энджела, Джагу показалось, будто у него вырвали сердце. В его взгляде отразилось столько ненависти, что насмерть перепуганный карлик резко отступил. Однако в ту же секунду охранники направили на Джага свои пистолеты-арбалеты.

— Если ты сделаешь хоть одно резкое движение, мы убьем ребенка, — с угрозой в голосе сказал карлик.

Он повернулся к охране и приказал:

— Отведите-ка его вниз! Заприте в подвал Азелии и прикуйте цепями к стене. Там он подождет, когда Шон им займется.

Джага повели вниз по лестнице. Охрана подталкивала его вперед, когда он шел по узкой кишке коридора, со стен которого сочилась вода. На одинаковом расстоянии друг от друга к стене были прикреплены смоляные факелы, тускло освещавшие своды.

Джагу несколько раз показалось, будто за покрытыми плесенью перегородками раздаются какие-то странные звуки, напоминающие хрипы и стоны. Под ногами хлюпала вода, и этот монотонный шум навевал удручающую тоску. Эдем был построен в самом центре болот, на гигантских сваях, и поэтому вода просачивалась повсюду.

Джага вели по длинному коридору, по обеим сторонам которого были расположены камеры, закрытые раздвигающимися решетками.

Пройдя коридор, Джаг оказался перед тяжелой стальной дверью, с глазком посередине.

— Ну вот и твои новые апартаменты, — сказал один из тюремщиков, открывая три металлических засова, каждый из которых почти на пол-локтя заходил в очень толстую каменную стену. — Вообще-то, маловероятно, что ты когда-нибудь сумеешь пройти этой дорогой назад.

— Кто такая Азелия? — спросил Джаг.

Охранник неопределенно хмыкнул:

— Скоро узнаешь!

Джага втолкнули в камеру, мгновенно раздели догола и приковали к стене. Теперь он стоял с разведенными в сторону руками, а на его запястьях и лодыжках были закреплены тяжелые металлические браслеты.

Наконец, церберы покинули камеру, дверь которой со скрипом захлопнулась, а три стальных стержня зловеще щелкнули, войдя в гнезда. Наступила оглушающая тишина.

Джаг попытался осмотреться. В камере было холодно и сыро, но, главное, в воздухе ощущалось омерзительное зловоние, представлявшее собой смесь запаха гниющего мяса и экскрементов. Джаг, опасаясь, что его может вырвать, стал дышать только ртом.

Понемногу глаза Джага привыкли к темноте, но, пожалуй, лишь благодаря инстинкту он понял, что в камере есть кто-то еще. Джаг напряг зрение и увидел в углу, слева от себя, странную скрючившуюся фигуру, укрытую каким-то покрывалом. Оттуда раздавалось прерывистое, почти бесшумное дыхание.

Джаг осмотрел всю камеру: в глубине ее он увидел колоду, сделанную из ствола огромного дерева, которая стояла у стены. На стене были развешаны различные орудия пыток. Джаг узнал клещи, жгуты, тиски, различного вида «испанские сапоги», повязки для сжимания головы, приспособления для разрывания барабанных перепонок, специальные груши, предназначенные для того, чтобы помешать жертве кричать. Остальные орудия пыток были Джагу не известны, однако он чувствовал, что скоро познакомится с ними…

Вскоре пронизывающий холод камеры заставил Джага задрожать. Цепи, приковывавшие его к стене, зазвенели.

Джага охватил страх, он закрыл глаза и заставил себя долго и ровно дышать, мысленно повторяя, что не должен бояться.

Наконец он успокоился и принялся раздумывать над своим положением, которое казалось безвыходным. Теперь, после всего того, что произошло, Джаг подумал, что было бы лучше попытаться сбежать раньше, когда они с Кортой шли по Эдему. Он не сделал этого из-за Энджела. Побег с ребенком был явно невозможен! И вот результат! Больше всего на свете Джаг жалел о том, что не свернул шею этому Корту. Образ Стража стоял у него перед глазами, вызывая одновременно отвращение и страстное желание выбраться из этой мышеловки, чтобы убить мерзавца. Последнее чувство оказалось самым сильным. Ему, действительно, было необходимо освободиться и выйти на поверхность. Для этого Джаг был готов на любые жертвы.

Внезапно он подумал о Кавендише — разведчик уже давно был под главным куполом города. Что он будет делать, когда не обнаружит Джага в условленном месте? О чем он подумает? Может быть, о том, что Джаг попросту удрал, захватив с собой его золото? Во всяком случае, сам Кавендиш пришел в город с какой-то определенной, вполне конкретной целью, и вряд ли он будет отклоняться от нее. Значит, в создавшейся ситуации приходилось рассчитывать только на свои силы. К тому же, разведчик и сам мог попасть в какую-нибудь передрягу.

Джаг решил действовать и для начала попробовал, насколько прочны его цепи: их звенья были толщиной в большой палец, а ручные и ножные кандалы были шириной в ладонь.

Джаг схватил рукой одну из цепей, прогнулся, словно натянутый лук, сжал зубы и изо всех сил потянул ее. От усилия на его лбу и шее выступили вены.

Звено цепи, вделанное в каменную стену, неожиданно подалось на несколько миллиметров — из-под него на пол посыпалась мелкая белая пыль. Джаг сразу понял, что следует делать, — надо раскачивать цепь в том месте, где она вделана в стену. Видимо, с годами влажность разрушила цемент, которым цепь была закреплена в стене.

Джаг попытался удвоить усилия, но тут в коридоре послышались шаги, которые приближались к камере.

Бесформенное существо, скрючившееся под покрывалом в углу камеры, принялось стонать.

Кавендиш, удобно устроившись за столом, практически не притрагивался к бокалу лавового вина, а с интересом слушал болтовню пьяницы, сидевшего напротив.

Время от времени разведчик бросал взгляд на седельные сумки, которые отдал Джагу, и в его глазах вспыхивала злоба.

Корта был слишком пьян, чтобы себя контролировать. Болтал без умолку, и его совсем не нужно было упрашивать продолжить рассказ. К тому же, в его голове, видимо, даже не возник вопрос, как Проводник оказался в компании такого распущенного Моралиста. Корта умолкал лишь для того, чтобы сделать очередной глоток вина. Он так ни разу и не притронулся к лежавшему в его тарелке рагу из горной козы, приготовленному вместе со шкурой животного.

У Корты был настоящий словесный понос, и он подробно объяснил, как ухитрился воспользоваться обстоятельствами и извлечь двойную прибыль, продав и уродца, и чужака. Он говорил, что это, действительно, лучшее дело, которое ему удалось провернуть за всю его жизнь. Конечно, чтобы убедиться в этом окончательно, нужно подождать, когда Шон вернется после беседы с Владельцами Бессмертия. Однако Корта ничуть не сомневался, что получит все, чего пожелает. Он даже поблагодарил Проводника и предложил ему довольно много денег — ведь, в конце концов, именно Крыса направил к нему чужака…

Позеленевший от страха Крыса сидел на углу скамейки, между Стражем и разведчиком. Напрасно он старался отказаться от денег — Корта, стараясь быть справедливым, настойчиво предлагал их ему. Наконец Корта произнес какой-то тост, и Кавендишу пришлось вмешаться.

— Крыса, почему ты не хочешь выпить с нами? — с хорошо разыгранным удивлением спросил он.

Проводник отрицательно покачал головой. Он попал между молотом и наковальней и чувствовал себя явно не в своей тарелке.

— Так ты будешь пить? — улыбнулся разведчик, просунувший левую руку под стол и сильно сжав своими железными пальцами обрубок ноги своего спутника.

Побледнев от боли, Крыса со слезами на глазах быстро поднял свой бокал. Корта помутневшим взглядом смотрел на него.

Кавендиш делал вид, что пьет вино, а на самом деле лишь притрагивался к нему губами. Новости, которые он узнал, были неутешительными: Джага и ребенка разделили и продали, и это было тяжелым ударом для разведчика. Конечно, он не нес прямой ответственности за случившееся, но чувствовал, что отчасти виноват и сам. Но что он мог сделать, чтобы помочь им? Он сам пришел в город для того, чтобы убить Шона, и не собирался отказываться от своего замысла. Ему понадобилось два года, чтобы собрать деньги, которые предоставили ему возможность проникнуть под купол Эдема. Теперь он не мог отступить. Оставалось лишь попробовать совместить оба дела.

— Скажи, а когда того уродца, про которого ты рассказываешь, выставят на продажу? — спросил он.

Корта задумчиво надул щеки.

— Кто его знает! Но я думаю, что это произойдет очень скоро. Мальчишка совсем плохо себя чувствовал. Слушай-ка, Моралист, а у тебя странные наклонности.

Кавендиш покачал пальцем руки.

— Я совсем не об этом думаю, — сказал он, — мною движет простое любопытство, ведь даже этот уродец создан Всемогущим, и мне очень хотелось бы узнать, какие ловушки расставляет нам Создатель для того, чтобы испытать нас.

Страж расхохотался.

— В этом случае твой Создатель здорово ошибся, можно сказать, что этот пацан — его неудача. Если хочешь увидеть его, поторопись, пожалуйста! Я никогда не видел, чтобы хоть один Моралист входил в какой-нибудь бордель!

Действительно, Моралисты никогда не пользовались услугами домов свиданий — они могли выпить, хорошо поесть, обычно не отказывались от угощений, но ничего большего не предпринимали.

— Наверное, этого мальчишку уже успели поместить в бордель с уродцами, — тихо сказал Кавендиш, словно рассуждая сам с собой. — В таком случае мне не удастся его увидеть. Но, может быть, он пока еще там, где ты его оставил?

— Может быть, — икнул Корта, которому становилось все труднее удерживать в голове смысл разговора.

— Тогда мне необходимо… — продолжал разведчик, словно разговаривая сам с собой, — тогда мне необходимо переодеться, избавиться от моей тоги. Мне нужно достать обычную одежду или какую-нибудь униформу…

Страж сидел напротив него, согласно кивал головой, но не попался на эту уловку. К тому же, он был уже не в силах следить за разговором: его голова беспрестанно болталась вверх и вниз, словно он заранее одобрял все, что будет сказано.

А вот Крыса прекрасно понял намек разведчика и заерзал на месте, словно не знал, куда ему деться. Ему хотелось раствориться в воздухе, или, в крайнем случае, забраться под стол.

В голове Кавендиша начал вырисовываться план. Конечно, это было глупо, учитывая цель, которую он преследовал, однако, он ни за что не решился бы бросить Джага, даже не попытавшись ему помочь. В конце концов, Джаг много раз спасал ему жизнь, и, может быть, как раз из-за Кавендиша он и очутился сейчас в безвыходной ситуации.

Да, ему нужно было помочь, и разведчик решил поменять слишком бросающуюся в глаза тогу Моралиста на форму Стража, которая давала некоторые гарантии безопасности. Во-первых, козырек каски позволял скрыть лицо, а во-вторых, можно было идти по городу с оружием, не привлекая к себе внимания, что само по себе очень важно.

Как только Кавендиш узнал правду, он решил убить Корту, еще не успев выработать свой план. Теперь ему вдвойне необходимо было это сделать, чтобы надеть на себя форму Стража. Вот зачем он забросил этот пробный мяч, который его собеседник не подхватил на лету. Если бы он согласился, все прошло бы тихо, в форме безобидной шутки. Однако Корта был совершенно пьян и, следовательно, не мог рассуждать. К тому же, у него было много золота, в голове вертелись мечты о вечности, и поэтому его невозможно было подкупить. Договориться с ним по-хорошему не представлялось возможным.

Оставалось только одно — убить.

Окончательно приняв это решение, Кавендиш выпил бокал вина и откинулся назад, разглядывая Стража, словно энтомолог букашку. Корта окончательно опьянел — развалился на скамейке и механически потягивал вино, уже ничуть не заботясь о том, что же он пьет.

Глядя на него, Кавендиш вспомнил слова Проводника, который сказал, что Корта мог спустить целое состояние за одну ночь. Теперь он убедился, что Проводник был прав: если Корта будет продолжать так пить, то он проснется завтра с головной болью и совсем без денег. Кто-нибудь из решительно настроенных жителей города может обманом завладеть золотом, а какой-нибудь наглец даже просто обворовать, вырвав из рук седельные сумки. Корта был жив до сих пор лишь потому, что инерция мышления запрещала шпане, живущей в городе, предпринимать решительные действия против человека, одетого в форму.

Разведчика такие соображения совсем не волновали — для него Корта уже давно был мертв. Оставалось только привести свой план в исполнение.

Из всей одежды на Азелии был длинный шарф из черного сатина, который прикрывал ее грудь, перекрещиваясь на животе, проходил между ее длинными, стройными ногами и был завязан на спине.

Ее хищные глаза, похожие на глаза сиамской кошки, затенялись черными длинными ресницами, а под черными волосами на высоком лбу ясно выступали две арки бровей, красиво выщипанных и приподнятых так высоко, что они придавали суровость выражению лица.

Эта суровость удачно подчеркивала красоту молодой женщины.

Она вошла в камеру, закрыла за собой дверь и, мягко ступая, двинулась дальше.

Из-под покрывала раздались жалобные стоны.

Подойдя к Джагу, Азелия высоко подняла факел, чтобы получше рассмотреть свою новую жертву. То, что она увидела, повергло ее в трепет, и она долго осматривала мужчину, прикованного к стене. В своей жизни она встречала довольно много сильных людей, но никогда еще не видела ни одного человека такого телосложения. Ее муж Шон был прекрасно сложенным, атлетически развитым человеком, но в его фигуре и в помине не было той тонкости и естественной красоты, которая поразила ее в новом пленнике.

Новая жертва Азелии напоминала ей хищника или одного из тех великолепных представителей породы кошачьих, каждое движение которого поражает своей грацией.

Азелию вполне можно было понять: Джаг, действительно, был великолепно развит. Перенесенные им тяготы и приключения развили мускулатуру — его приемный отец Патч усиленно тренировал его, потом Джагу пришлось долго бегать за лошадьми и переносить сверхчеловеческие нагрузки, когда он жил у земледельцев. Джаг таскал за собой плуг, перевозил на тачке огромные выкорчеванные пни, выполнял другую тяжелую работу. После всего этого его мускулатуре можно было лишь позавидовать.

Работа с тяжестями непомерно развила мышцы спины, сделала его плечи удивительно широкими и мощными. Каждое движение дельтовидных мышц, которые, словно бугры, перекатывались под кожей, было приятно для глаз. Его грудные мышцы и мышцы брюшного пресса были развиты слишком сильно, так же, как и бицепсы обеих рук. Длинные мышцы супинаторов, крутые, выпуклые и имевшие твердость железа, мягко сбегали к кистям. Непомерно развитые мышцы бедра мягко переходили к икроножным мышцам, которые, как стальные шары, перекатывались под кожей.

Если Азелия была поражена увиденным зрелищем, то и Джаг тоже не остался равнодушным к тому, что видел. Никогда еще в своей жизни он не встречал столь красивой молодой женщины, от которой исходил приятный мускусный запах, возбуждающе действующий на него. Внезапно, хотя ситуация совсем не способствовала этому, Джаг почувствовал, что его член задрожал. Не веря себе, он опустил глаза и увидел, что его член входит в состояние эрекции: он раздулся от прилива крови и, раскачиваясь из стороны в сторону, поднимался вверх.

От смущения Джаг закрыл глаза и попытался вызвать какие-нибудь неприятные воспоминания, чтобы снять напряжение. Однако он напрасно старался вспомнить самые мрачные моменты своей жизни — это было бесполезно: вскоре у него наступила полная эрекция.

Молодая женщина, стоявшая напротив него, холодно и презрительно смотрела на это зрелище.

— Не знаю, зачем ты пришел сюда, — чуть хриплым голосом прошептала она, — но тому, что тебя ждет, не позавидуешь. Меня никогда и никто не оскорблял так, как это сделал ты. Когда мой супруг Шон разберется с тобой, тогда тобой займусь я, и ты пожалеешь о своей дерзости.

— Весь этот город похож на огромный бордель, — ответил Джаг. — Поэтому ты на меня так возбуждающе и подействовала.

В глазах молодой женщины промелькнул огонек недовольства, однако она сдержала гнев, подошла чуть поближе и, слегка выпятив грудь и расставив ноги, дрожащим от возмущения голосом резко произнесла:

— Ты будешь наказан таким же образом, каким и согрешил! Ты дал свободу своим животным инстинктам и ты заговорил со мной, хотя это запрещено. Значит, я вырву твой язык и отрежу твой член!

В этот момент бесформенная масса, лежащая в углу камеры, визгливо застонала.

Азелия подошла туда и ногой отбросила покрывало в сторону. Под покрывалом лежал скрюченный человек.

От света факела незнакомец вздрогнул, закрыл руками затылок, заслоняя его от ударов, и, ползая, словно червяк, по полу, начал страстно целовать ноги своей мучительницы.

Азелия нагнулась, схватила беднягу за волосы, резким движением заставила его подняться и потащила к Джагу.

Когда Джаг увидел своего соседа по камере, его передернуло от ужаса.

С этого человека сняли кожу, ободрали, как молодого кролика. Его половые органы напоминали раздувшиеся помидоры, которые окунули в кипящую воду, зубы этого человека были выбиты ударами дубинки, а веки зашиты его собственными сухожилиями.

Стоявший перед ним человек превратился в ужасный комок больных мышц, который, неизвестно как и почему, был еще жив.

Увидев перекошенное от ужаса лицо Джага, Азелия весело расхохоталась. Возмущенный Джаг плюнул ей в лицо.

Молодая женщина дернулась, словно ее обожгли, отшвырнула свою жертву, медленно вытерла лицо тыльной стороной ладони и, побледнев еще больше обычного, зарычала от гнева:

— Внимательно смотри на это ничтожество! Постарайся запомнить, как он выглядит, потому что скоро ты будешь похож на него!