Выйдя с ВДНХ, я решил не торопиться домой. Вечер был тёплый, и хотелось пройтись пешком. Я свернул в сторону Останкинского парка, где под кронами деревьев было прохладнее, чем на раскалённом асфальте аллей. День выдался необычайно жарким для сентября.
Возле остановки автобуса я заметил девушку. Она стояла, прислонившись к фонарному столбу, и внимательно читала свежий номер «Вечерней Москвы». Высокая, стройная, в тёмно-синем платье с длинным рукавом и аккуратно повязанном на шею лёгком шарфике. Волосы тёмные, почти чёрные, собраны в небрежный пучок, но вида он не портил — только прогонял из элегантности лишнюю строгость. Лицо её было сосредоточено, губы, подкрашенные неяркой помадой, слегка шевелились, будто она проговаривала слова про себя.
Не может оторваться от газеты. Интересно, что она там читает такого? Явно не достижения в сельском хозяйстве так поглотили её. Я пристроился рядом, стараясь не привлекать внимания, и начал читать через её плечо:
«СОВЕТСКИЕ КОСМОНАВТЫ ГОТОВЯТСЯ К НОВЫМ РЕКОРДАМ»
Заголовок был крупным, жирным, и я невольно наклонился ближе, чтобы разглядеть текст. Девушка была так увлечена чтением, что не замечала меня.
«По сообщению ТАСС, в Центре подготовки космонавтов продолжается интенсивная работа. В этом году планируется провести несколько важных медицинских и технических опытов на орбите. Как заявил представитель Академии наук СССР, учёные изучают возможность длительного пребывания человека в условиях невесомости…»
Девушка перевернула страницу и сделала шаг, и я машинально шагнул вслед за газетой… и девушкой, продолжая вчитываться.
«…Особое внимание уделяется вопросам взаимодействия экипажа в условиях космического полёта. Советские специалисты уверены, что коллективная работа на орбите откроет новые возможности для науки…»
Я мысленно улыбнулся. «Восход-1» уже на подходе, а там и Леонов с выходом в открытый космос не за горами. Полагаю, пишут именно об этом. Хотя….
В этот момент девушка вдруг резко подняла голову и столкнулась со мной взглядом. Я не мог не заметить ее глаза, насыщенно-зеленые. Редкий цвет.
— Молодой человек, вы слишком близко стоите — сказала она с лёгким укором, но без раздражения.
Я сначала слегка опешил. И правда, должно быть, я выглядел сейчас очень странно — ме же не знакомы, а я уже чуть не прижимаюсь к ней. Но быстро нашёлся с ответом:
— Простите, просто очень интересная статья у вас в газете.
Она посмотрела на меня оценивающе, потом неожиданно улыбнулась, и в глазах мелькнула искра любопытства.
— Купите газету и читайте, — пожала она плечами.
— А давайте вместе дочитаем статью? — предложил я. — Мне газета не нужна, только про космос что пишут.
— Если вам так интересна тема космонавтики… ну, давайте, — она оглянулась, нашла взглядом лавочку и, кивнув на нее, пошла туда. Когда мы сели, она протянула газету так, чтобы было удобно читать нам обоим.
Я снова уткнулся взглядом в строчки.
«…После успешного полёта Валентины Терешковой учёные подтвердили, что женщины могут успешно переносить нагрузки космического полёта. В ближайшие годы планируется продолжить исследования в этом направлении.»
— Интересно, кто будет следующей? — задумчиво произнесла девушка.
— Наверное, снова кто-то из парашютисток, — предположил я. — Или лётчиц.
Она взглянула на меня с любопытством:
— Вы разбираетесь в космосе?
— Немного, — ответил я.
— А я вот только начинаю интересоваться, — произнесла она и отвела взгляд в сторону, будто мечтая. — После Гагарина все заговорили о космосе.
— Это же будущее, — сказал я с улыбкой.
— Будущее? — она на секунду задумалась. — А мне кажется, оно уже наступило.
В этот момент подъехал автобус — старый, шумный автобус, с потёртыми сиденьями и запахом бензина. Девушка сложила газету и сунула её в кожаную сумку с металлической застёжкой.
— Мне на этот, — кивнула она в сторону дверей.
— Пока.
— Удачи вам с космосом.
— И вам, — ответил я и улыбнулся в ответ.
Двери автобуса закрылись, и он тронулся. Я остался стоять на остановке, глядя вслед удаляющимся огням.
«Симпатичная», — отметил я и зашагал дальше.
Своему намерению прогуляться я изменять не стал. Вышел на проспект Мира, над головой гудели провода троллейбусов.
Едва повернул на улицу Сергея Эйзенштейна, мое внимание привлекла яркая афиша, наклеенная на деревянный щит у кинотеатра «Спутник»:
«В КИНОТЕАТРАХ СТРАНЫ — НОВЫЙ ФИЛЬМ 'Я ШАГАЮ ПО МОСКВЕ»!
ЕЖЕДНЕВНО В 18:30 И 20:30'
Под надписью красовались знакомые лица Никиты Михалкова и Галины Польских, совсем юных. Я улыбнулся. В будущем этот фильм стал легендой, классикой.
«Обязательно схожу как-нибудь, — подумал я, представляя, как главный герой так же, как и я сейчас, бродит по московским улицам. — Возможно, не один.»
На пересечении с Ярославским шоссе, чуть поодаль, у ларька «Соки-воды», мальчишки с азартом играли в «пристенок», стараясь попасть монеткой как можно ближе к стене. Один из них лихо закатал рукав клетчатой рубахи, демонстрируя мастерство.
Перейдя через Ярославское шоссе по новому пешеходному мосту, я услышал знакомые аккорды. У пивного ларька «Жигулёвское» возле станции Северянин компания парней под гитару пела «А у нас во дворе». Парень в серой кепке лихо выводил:
'А у нас во дворе есть девчонка одна,
В голубом кашемировом платье…'
Я замедлил шаг и снова вспомнил ту девушку с остановки. Только платье у неё было синее. Со стороны депо тем временем выкатился новенький «Москвич-408», пока что новинка, в серию пойдет, насколько я помню, только в следующем году. Автомобиль, сверкая хромом, прокатился мимо. За рулем сидел мужчина в шляпе, а рядом — дама с высокой прической, похожая на Людмилу Гурченко. Вышел на станцию. Платформа Северянин гудела электричками и дышала креозотом. Я купил билет и зашагал по перрону, размышляя о том, как быстрее добраться до Краснопресненской. Придётся ехать с пересадками: сначала на электричке до Ярославского вокзала, потом на метро.
Пока ждал поезд, наблюдал за суетой на платформе. Работяги, интеллигенты, студенты с портфелями, пара военных.
Вспоминал увиденное на сегодняшней выставке, и в голове невольно всплыли мысли: «Через пять лет американцы ступят на Луну, а наши Н1 так и не долетят. Четыре взрыва на старте, тысячи и тысячи рублей на ветер…»
В этот момент подъехала электричка, и я вошел. Пока поезд с грохотом тащился по путям, я устроился у окна и задумался о том, что же такого нужно изменить в реальности, чтобы СССР первым высадился на Луне.
Мысли крутились вокруг главных проблем советской лунной программы. Где точка невозврата? Провальные ракеты Н1 с тридцатью ненадёжными двигателями, конфликты Королёва с Глушко? Отсутствие должных испытаний, недостаточное финансирование… Как тут выбрать. Проблем хватало, и все повлияли на конечный результат. В голове потихоньку складывались варианты. Первое — ракета Н1. Это одна из главных проблем на сегодняшний день. В 2025-м я знал все её слабые места: 30 двигателей на первой ступени — слишком сложная система управления. Вибрации, разрушающие конструкцию. Да и на что можно было бы рассчитывать без полноценных стендовых испытаний!
Нужно как-нибудь убедить Королёва уменьшить количество двигателей или перейти на более мощные, как у американцев. Но как? Я ведь пока никто — курсант аэроклуба… А главный конструктор страны вообще сейчас засекречен — только в КБ и в Кремле знают его фамилию.
Но в голове рождался план. Как его реализовать — это проблема, которую, конечно, будем решать. А вот конфликт Королёва и ведущего инженера Глушко это уже что-то человеческое, во что можно вмешаться. Это очень важно. Помню, что Глушко тогда отказался делать двигатели для Н1, и пришлось обращаться к Кузнецову. А его НК-33, хоть и надёжные, были слабоваты.
Если у меня получится их помирить… Но в 1964-м разрыв у них уже будет окончательный — если я не опоздал, и он уже не случился. Не помню детали. Разве что найти компромисс… Например, предложить Глушко альтернативный проект. Сомнительно, конечно.
Нужно ещё ускорить разработку лунного модуля. Но есть ещё один важный момент. Смерть Королёва в 1966-м. Это катастрофа для всей программы, да что там, для всего советского плана по освоению космоса. После него Н1 окончательно потеряла шансы. Если бы он прожил дольше… Но как предупредить? Сказать врачам про опухоль? Бесполезно, онисочтут меня сумасшедшим.
В общем, чем глубже я анализировал ситуацию, тем яснее понимал, что один человек, да ещё и без какого-либо статуса в иерархии космической отрасли, мало что сможет изменить.
Электричка подкатила к Ярославскому вокзалу, и я пересел на метро. Спускаясь по эскалатору на станцию «Комсомольская», я продолжал размышлять. Во что бы то ни стало нужно попасть в Звёздный городок! Или найти способ передать свои знания кому-то из инженеров ОКБ-1? Но как это сделать, не прослыв сумасшедшим или и того хуже — шпионом? В голове снова замелькали цифры и даты: до полёта «Аполлона-11» остаётся всего пять лет, смерть Королёва — через два года, первый взрыв Н1 — в 1969-м…
Пока поезд метро с грохотом нёсся по тоннелю, я решил для себя, что единственный реальный шанс изменить всё — пробиваться в космонавты ускоренными темпами. Использовать свои знания из будущего, рисковать. Только так появится возможность что-то изменить. Если следовать всем этапам карьеры — ничего не выйдет. Сначала аэроклуб, потом лётное училище, затем отряд космонавтов. И везде, где возможно, надо заканчивать учёбу экстерном. Возможно, к 1968 году я смогу занять положение, которое позволит хоть что-то изменить. Да, я слишком молод сейчас, но…
На «Краснопресненской» я вышел из глубин метро на поверхность уже в сумерках. Уличные фонари зажигались один за другим, освещая путь к дому. Мысли всё ещё крутились вокруг лунной программы, но теперь среди вопросов появилась конкретная цель. Да, задача казалась невероятно сложной, но не невозможной. Главное — не упустить время и использовать каждую возможность. Через пару дней снова в аэроклуб. Начинается череда экзаменов, а с октября — уже обучение.
Вечером я снова отправился на смену с дядей Борей. На этот раз обошлось без серьёзных происшествий. Мы спокойно отработали, выполнили свою норму, забрали деньги и отправились домой.
Сосед вообще был необычайно задумчив и молчалив, трезв и даже гладко выбрит. Так и дошли мы в молчании до дома.
После ужина я лёг спать и, кажется, уснул прежде, чем моя голова коснулась подушки. Ну а наутро меня ждал сюрприз.
Сначала я, как и все предыдущие дни, встал, сделал зарядку, перекусил, сходил на пробежку. А вот когда пришёл домой, принял душ и хотел уже засесть за изучение газет, и произошло неожиданное. В дверь позвонили.
— Кто бы это мог быть? — озадаченно буркнул я и пошёл открывать дверь.
Щёлкнул щеколдой, открыл — на пороге стоял милиционер. Фуражка с кокардой, лейтенантские погоны, планшетка на боку по-военному. Невысокий, с лицом, как после плохого сна, и почему-то недовольным.
— Добрый день. Милиция. Фамилия, имя, отчество? — не дожидаясь приглашения, он заглянул за моё плечо в прихожую. Как будто ожидал там засаду.
— Громов Сергей Васильевич, — ответил я и опёрся плечом о косяк, слегка перегораживая вид.
— Лейтенант милиции Ерёмин. Участковый, — он не достал удостоверение. Сейчас удостоверений никто не спрашивал, доверяли людям в форме безоговорочно. Если человек в погонах и говорит, что из милиции, значит, так оно и есть.
— А в чем дело?
— Проверка по месту жительства. Аэроклуб запросил характеристику на кандидата. Справку, в срочном, ети их, порядке. Чуть ли не с молнией. А у меня дел своих выше крыши. Хулиганы доску объявлений повредили, велосипед из соседнего подъезда украли, а теперь ещё и вы… летчики.
— Ну, это ваша работа…
Он прищурился. Вид у него был такой, будто он бы хотел съесть меня без соли, но я держал взгляд.
— Где ж ты раньше был, друг сердешный? Все уже давно документы подали.
— Так получилось, — хмыкнул я.
Как ему объяснить, что раньше я был… не в этом времени? Он вошёл, фуражку не снял. Я закрыл за ним дверь.
— Ну пройдемте, товарищ лейтенант. На кухню, там стол.
В кухне он первым делом хлопнул на стол планшетку, достал листок и расправил его широким движением.
— Проверка Громова Сергея Васильевича, — бубнил лейтенант. — Проживает с матерью. Это я знаю, документы в последний момент, получается, поданы? Поведение в быту — неизвестно. Вопросов, как видишь, больше, чем ответов. Вопрос первый: по каким таким причинам ты, Громов, до сих пор нигде не числишься?
— В каком смысле?
— Я давно на этом участке, всю активную молодежь знаю, комсомольцев. Не спортсмен ты, не общественник, в нарушениях порядка тоже не замечен, и тут на тебе — летать захотел.
— Бывает, — улыбнулся я.
— А раньше чего не шевелился?
— Болел, — кашлянув, слукавил я, но с таким лицом, что даже сам себе поверил. — Да и варианты другие обдумывал. А теперь вот — понял, что совершенно точно хочу летать.
Про себя подумал, что слишком уж пристрастно служивый меня проверяет. Уж не поступил ли сигнал откуда-то о моем таком внезапном преображении из тихони в «активиста»?
Лейтенант молча разглядывал меня. Казалось, взвешивал, с кем имеет дело: с болтуном или с настоящим упрямцем.
— Летать, значит… — буркнул. — А работать кто будет, а?
— А летать — чем не работа? — кольнул я.
Он что-то себе под нос пробурчал, потом уставился в листок.
— Так, мать работает… Где?
— На почте, — ответил я, хотя понимал, что Еремин и так это уже узнал.
— Ясно… Ну я по соседям справки навел, живете вы тихо, неприметно. А сам, значит, котов с деревьев снимаешь?
Я не сразу понял, к чему это, а потом вспомнил.
— Да, было дело. А вы откуда…?
— А у нас, знаешь, в районе всё известно. Особенно когда скорая приезжает на ложный, так сказать, вызов. На каждую-то царапину не напасёшься. Ну что ж… Скажу честно: не люблю, когда мне на шею вешают срочные поручения. У меня этих аэроклубников —десятки в этом году. Все как с цепи сорвались. У всех — мечта, ёшкин кот. Только вот у кого характер есть, а кто просто в журнале прочитал и фотографию глянул, как Гагарин улыбается, да тоже захотел. Шли бы лучше в школу милиции, нам помогать, или на завод, а не вот это все, — Еремин осуждающе ткнул в потолок, будто там было то самое небо, из-за которого все сошли с ума.
— Вы товарищ лейтенант, как человек в погонах, наоборот, должны содействовать, чтобы страна получала стратегические важные кадры летчиков, — ковырнул я. — А не осуждать.
— Ладно, Громов. Я не со зла… Замотался просто. А тут ты со своей срочностью. Запишу, как есть: поведение удовлетворительное. Характеристика, со слов соседей, положительная. В нарушениях порядка в общественных местах и в быту не замечен. А там — посмотрим, — он щёлкнул планшеткой, застегивая.
— Спасибо.
— Поблагодаришь, когда поступишь, — буркнул он, вставая.
Участковый уже направился к двери, но остановился, как будто вспомнив что-то.
— Кстати… Раз уж ты такой сознательный. Не видел тут одного хулигана? Вчера вечером доску объявлений возле дома вашего кто-то повредил. Бабульки приметы сказали — высокий, в рубахе в полоску, башка квадратная, часто здесь у вас ошивается, и в пивной по соседству светился, но не живет в вашем дворе.
Я внутренне чуть напрягся. Узнал сразу, про кого идет речь. Тот самый здоровяк, который тогда к дяде Боре лез с «подколами», а потом едва не угодил под железяку на станции при разгрузке вагонов. Я тогда его вытащил. Не сказать чтоб был он тогда мне был благодарен, скорее — растерян.
— Не видел, — ответил я. — И не знаю, где искать.
— А где искать, я и не спрашивал, — хитро прищурился участковый. Ладно. Если вдруг появится — сообщи в отделение. По-мужски.
— Договорились.
Он поправил фуражку, щёлкнул каблуками и вышел, только на пороге снова остановился.
— Ты, Громов… если уж собрался в небо — лети. Только не забудь, что с земли виднее, кем ты станешь. Усёк?
— Хорошо, — улыбнулся я.
— Бывай…
Лейтенант вышел, а я закрыл за ним дверь и задумался. Кто же так напряг руководство участкового, что ему срочно пришлось выполнять поручение — проверку по месту жительства? Насколько я понимаю, такие бюрократические формальности не день в день делаются. Крутов подсуетился? Может быть.
А гопника я не выдал, сам не понял почему. Возможно, почувствовал, что не такой уж он пропащий? Посмотрим…