IX. ТЯЖЕЛАЯ РАБОТА

Жизнь на борту «Рэндольфа» носила странный отпечаток «вневременности» или, вернее, невозможности следить за проходящими днями. На борту учебного корабля не менялась погода, да и время года постоянно казалось одним и тем же. Даже деление суток на «ночь» и «день» было произвольным и постоянно нарушалось ночными вахтами и занятиями в лабораториях, которые проводились в любое время для того, чтобы до предела использовать ограниченные возможности. Кормили курсантов через каждые шесть часов круглые сутки, и в час «ночи» столовая была обычно наполнена не меньше, чем в семь «утра».

Мэтт научился спать всякий раз, когда выдавалась возможность; и «дни» быстро шли один за другим. Ему казалось, что времени, необходимого для овладения предметами учебной программы, никогда не будет хватать.

Математика, астрогация и особенно ядерная физика превратились в пугало; он замечал, что ему приходилось заниматься прикладной математикой еще до того, как он овладел основами ее теории.

Перед тем как стать курсантом, Мэтт считал себя математическим гением; он, наверное, и выделялся математическим талантом, но при обычных условиях. Ему никогда не приходило в голову, что он может оказаться одним из членов группы молодых людей, где каждый обладал исключительными способностями в какой-нибудь из наук.

Мэтт обратился за помощью в более глубоком изучении математики и работал больше, чем когда-либо в жизни. Дополнительные усилия помогли ему избегать провалов, но не больше.

Невозможно постоянно подгонять себя, заставлять работать и при этом не сломаться, однако окружение помогало Мэтту с честью выйти из этого положения и не переутомиться, даже когда он подходил вплотную к опасной черте.

Коридор номер пять на палубе «А», где находилась каюта Мэтта, в которой он жил с друзьями, получил название «Свинячьего закоулка» и прославился бесшабашностью своих обитателей еще перед тем, как здесь поселился Текс со своими незаурядными способностями в этой сфере.

В настоящее время «Мэром Свинячьего закоулка» был курсант, заканчивающий Академию, по имени Билл Аренса. Он был фантастически талантлив и усваивал любую учебную кассету после первого же просмотра и все-таки находился на «Рэндольфе» необычно длительное время, что объяснялось огромным количеством набранных им штрафных очков. Однажды вечером, после ужина. Мэтт и Текс расположились у себя в каюте и попробовали музицировать вместе. Мэтт вооружился гребешком и полоской тонкой бумаги, а Текс взялся за гармонику. И тут же из коридора донесся вопль: «Немедленно откройте дверь! Эй вы, молодежь, выходите в коридор!»

Текс и Мэтт поспешно исполнили приказ. Мэр Свинячьего закоулка внимательно осмотрел их.

— Никаких следов крови, — недоуменно заметил он. — Мне показалось — я даже готов поклясться, что в каюте кого-то режут. Берите свои шумовые инструменты и пошли со мной.

Аренса привел их к себе в каюту, которая была уже переполнена гостями. Он махнул рукой в их сторону: «Познакомьтесь с Форумом Свинячьего закоулка — сенатор Мямля, сенатор Болтун, сенатор Кожаный Мешок, доктор Благодетель и маркиз де Сад. Джентльмены, разрешите представить вам комиссара Несчастливца и профессора Мудреца». Закончив представление, Аренса скрылся в своей комнатушке.

— Как вас зовут, мистер? — спросил один из курсантов, обращаясь к Тексу.

— Джермэн, сэр.

— А вас?

— У нас нет времени для таких мелочей, — заявил Аренса, выходя из комнатушки с гитарой в руках. — Ну-ка, джентльмены, вспомните мелодию, которую вы исполняли; давайте попробуем еще раз. Приготовились; начинаем по моему сигналу… раз, два и три!

Так появился на свет оркестр Свинячьего закоулка. Постепенно он вырос до семи инструментов и начал работать над репертуаром, который можно было продемонстрировать на корабельном празднике. Мэтт был вынужден отказаться от участия в оркестре, как только он попал в команду по космическому поло: времени для участия и в том и в другом не хватало, но его ухода из оркестра остальные музыканты даже не заметили.

И тем не менее, Мэтт остался одним из друзей старшего курсанта. Аренса принял всех четырех под свое крыло, потребовал, чтобы они время от времени заходили к нему, и следил за их жизнью. В отличие от других старших курсантов, он никогда не жаловался на них офицерам. Сравнивая свои впечатления с впечатлениями других новичков, Мэтт пришел к выводу, что ему и его друзьям повезло. Они посещали частые заседания «Форума» — сначала по настоянию Аренсы, потом из интереса. Обычным развлечением на борту «Рэндольфа», как и во всех школах-интернатах, были споры. Их темы затрагивали самые разные вопросы и замечания Аренсы, необычные и часто радикальные, придавали особый интерес.

И все-таки, какой бы вопрос не обсуждался сначала, постепенно темой обсуждения становились девушки. Через некоторое время споры заканчивались стандартным заявлением: — А какой смысл вообще о них говорить? На «Рэндольфе» нет девушек. Пошли лучше спать.

Не менее интересным был семинар на тему «Сомнение», включенный в учебное расписание. Этот предмет появился на свет по инициативе коммодора, который пришел к выводу, на основании собственного опыта, что все военные организации, причем Патрульная Служба не являлась исключением, имеют общую слабость. Свойственная им военная иерархия по своей природе консервативна и полагается на тупую исполнительность, основывающуюся на законе прецедента; оригинальное и нестандартное мышление считается у военных наказуемым. Инициатива наказуема — гласит один из общепринятых военных принципов. Коммодор Аркрайт понял, что подобные тенденции неизбежны и тесно связаны с природой военных формирований; он надеялся изменить эти тенденции, мало-помалу дав им толчок в направлении, следовать которому невозможно без оригинальных и нестандартных идей.

Были созданы дискуссионные группы, составленные из молодых курсантов, старших курсантов и офицеров. Руководитель семинара задает тон спорам, выдвинув положение, противоречащее общепринятой аксиоме. Начиная с этого момента, можно было говорить, что угодно.

Мэтт не сразу овладел искусством участия в таком семинаре. Во время первого заседания руководитель семинара выдвинул такое предположение: «Патрульная Служба приносит вред и должна быть распущена». Мэтт не верил своим ушам.

Выступающие заявляли один за другим, что в течение стабильного мира, существующего последние сто лет вследствие неослабной бдительности Патрульной Службы, нанесен ущерб человеческой расе, что резкое увеличение числа мутаций, вызванное атомными войнами, благоприятно влияет на непоколебимые законы эволюции, что ни человеческая, ни любая другая раса, населяющие Солнечную систему, не могут рассчитывать на вечное существование, если они намеренно откажутся от войн, и что, наконец, Патрульная Служба составлена из самодовольных глупцов, принимающих внушенные им предрассудки за законы природы.

В течение первой дискуссии такого рода Мэтт не произнес ни единого слова.

На семинаре, который проводился на следующей неделе, он услышал, как под сомнение была поставлена материнская любовь и любовь к матерям. Ему хотелось ответить, но, как он ни старался, ему не приходили в голову сколько-нибудь веские аргументы, если не считать обычного: «А потому!» Затем последовали нападки на монотеизм как желательную форму религии, на разумность научного подхода и на право большинства в решении спорных вопросов. Мэтт понял, что здесь разрешается выражать как ортодоксальные, так и неортодоксальные точки зрения, и постепенно начал принимать участие в дебатах, защищая некоторые из своих любимых идей.

И тут же он увидел, что его бессознательные предположения, скрывающиеся за выражаемыми им точками зрения, подвергаются безжалостным нападкам; скоро Мэтту пришлось вернуться к упрямому, хотя и невыраженному вслух доказательству: «А потому!»

Мэтт начал привыкать к методам споров и аргументации и быстро обнаружил, что можно, задавая невинные вопросы, разрушить цепь чьих-то доказательств.

Мэтт начал получать особое удовольствие от участия в семинарах после того, как в его группе появился Жирар Берк. Он терпеливо выжидал, пока Жирар не выскажет какую-нибудь определенную точку зрения, затем задавал вопрос; это всегда был вопрос и никогда-определенное заявление. По каким-то причинам, не понятным для Мэтта, точки зрения Берка всегда были ортодоксальными. Чтобы опровергнуть их, Мэтту приходилось выдвигать нестандартные идеи.

Один раз он спросил Берка после окончания семинара: «Послушай, Берк, мне всегда казалось, что у тебя необычные суждения по всем вопросам».

— Да, я так считаю.

— Но во время семинара «Сомнение» ты умело их скрываешь.

На лице Берка появилась хитрая улыбка.

— Ты считаешь, что мне следует говорить именно то, о чем я действительно думаю?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты полагаешь, наши начальники так уж интересуются новыми мыслями? Послушай, юноша, ты когда-нибудь научишься распознавать ловушки?

Мэтт задумался. «Мне кажется, ты не в своем уме», — ответил он наконец. Однако слова Берка заставили его размышлять о целях семинара.

Шли дни. Нагрузка была настолько велика, что скучать не оставалось времени. Мэтт разделял общее убеждение всех курсантов, что «Рэндольф» — это сумасшедший дом, непригодный для нормальных людей, металлолом, заброшенный в космос, и тому подобное. Но, по правде говоря, у него не сформировалось своей точки зрения относительно учебного корабля — он был слишком занят учебой. Сначала его мучила тоска по дому; с течением времени она отступила. Его дни были наполнены занятиями, учебой, тренировками, снова учебой, лабораторными работами, сном, едой и опять учебой.

Однажды он возвращался с ночной вахты в отделе космической связи. Из каютки Пита доносились звуки. Сначала Мэтт предположил, что его товарищ решил не спать, а заняться учебой и просматривает кассеты на проекторе. Он хотел уже постучать в дверь и пригласить Пита отправиться в столовую — выпросить у дежурного по камбузу чашку какао, но вдруг понял, что слышит не шум проектора.

Мэтт осторожно приоткрыл дверь. С койки доносились сдавленные рыдания. Он тихо прикрыл дверь и постучал. Через несколько секунд послышался голос Пита: «Заходи».

Мэтт вошел в комнатушку.

— Привет. Пит. У тебя нет что-нибудь поесть?

— Пирожки в столе.

— Что с тобой. Пит? — спросил Мэтт, уплетая пирожок. — Ты выглядишь больным.

— Нет, я здоров.

— Не вешай мне лапшу на уши. Говори, в чем дело.

— Ты не сможешь мне помочь. Я хочу домой.

— О-о, — перед мысленным взором Мэтта появились зеленые просторы и холмы Айовы. Усилием воли он подавил видение. — Да, парень, это тяжелое дело. Поверь мне, я тебя понимаю.

— Да как ты сможешь понять меня, Мэтт? Ведь ты практически дома — стоит подойти к иллюминатору, и ты видишь родину.

— Ну, это малоутешительно.

— К тому же для тебя не прошло столько времени вдали от дома. А мне потребовалось два года, чтобы попасть на Терру; и никто не знает, смогу ли я когда-нибудь побывать дома. — В глазах Пита появилось отсутствующее выражение; голос зазвучал почти лирично.

— Ты не представляешь, Мэтт, как прекрасна моя планета. Недаром говорят: «У каждого цивилизованного человека две родные планеты: своя и Ганимед».

— Кто же говорит так?

Пит даже не обратил внимания на этот вопрос.

— Юпитер висит у тебя над головой, заполняя половину неба… — Он замолчал. — Как там прекрасно, Мэтт! Ничто в мире не сравнится с Ганимедом.

Перед мысленным взглядом Мэтта снова мелькнула панорама Де-Мойна летним вечером, незадолго до наступления осени… светлячки кружатся в небе, цикады стрекочут среди деревьев, а воздух так ароматен и густ, что его можно черпать горстями. Внезапно его охватило чувство ненависти к окружающей их стальной оболочке с постоянной невесомостью, очищенным воздухом и искусственным освещением.

— Зачем только мы поступили в Патрульную Службу, Пит!

— Не знаю, Мэтт. Не знаю!

— А ты не собираешься обратиться с просьбой об увольнении из Академии, Пит?

— Не могу. Отцу пришлось занять крупную сумму, чтобы оплатить мой проезд в оба конца: если я уйду из Патрульной Службы по своему желанию, он не сможет погасить долг.

Вошел Текс, широко зевая и почесываясь: «Чего вы разговорились, ребята? Вам что, спать надоело? Тогда пожалейте других — дайте поспать».

— Извини, Текс.

— Вы оба выглядите так, будто у вас умерли любимые собаки, — внимательно посмотрел на них Текс. — Что случилось?

— Ничего особенного, — буркнул Мэтт. — Тоска по дому.

— Не совсем так, — вступился Пит, стараясь защитить друга. — Это я расчувствовался, а Мэтт пытался утешить меня.

— Ничего не понимаю, — озадаченно заметил Текс. — Какое это имеет значение, где вы находитесь, если вдали от Техаса?

— Текс, ради Бога, перестань! — рассердился Мэтт.

— Что такого я сказал? — Текс удивился еще больше. — Пит, вот ты действительно далеко от дома, согласен с тобой. Но знаешь что, как только нам дадут отпуск, едем со мной в Техас. У нас ты сможешь сосчитать, сколько ног у лошади.

— И познакомиться с твоим дядей Боди? — слабо улыбнулся Пит.

— Ну, конечно! Дядя Боди расскажет, как однажды ему пришлось скакать на мустанге — без седла. Ну как, договорились?

— Если пообещаешь побывать у меня на Ганимеде. И ты, Мэтт.

— Решено! — Юноши дружно пожали руки.

Последствия ностальгического приступа прошли бы бесследно, но скоро случилось еще одно событие. Мэтт направился по коридору в каюту Аренсы, собираясь попросить о помощи в решении сложной астрогационной задачи. Выпускник укладывал вещи.

Заходите, сенатор, — пригласил Аренса. — Не стой в дверях. Хочешь что-нибудь сказать?

— Да ничего, просто так зашел. Вас назначили на корабль, сэр? — Аренса месяц тому назад сдал выпускные экзамены и получил назначение на космическую службу.

— Нет. — Аренса взял пачку бумаг, просмотрел их и разорвал. — Я улетаю. Совсем.

— О-о!

— Не надо деликатничать, юноша. Никто не увольнял меня — я подал заявление об отставке.

— О-о!

— Перестань смотреть на меня телячьими глазами и говорить «О-о!» Неужели в желании уволиться есть что-то странное?

— Нет. Ничего странного.

— А ведь ты думаешь, почему это он решил подать в отставку? Верно, Мэтт? Ну что ж, отвечу на невысказанный вопрос. Я устал, вот и все. Прошел весь курс от начала до конца и понял, что это не для меня. Потому, юноша, что у меня нет желания быть суперменом. Мой нимб давит мне голову, и я решил сбросить его. Неужели непонятно?

— Понятно. Я и не собирался критиковать ваше решение.

— Критикуешь, только не вслух. А вот ты, сенатор, оставайся. Такие серьезные молодые парни нужны Патрульной Службе. Что касается меня, то я не архангел и не собираюсь носиться по небу, размахивая пылающим мечом. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что значит подвергнуть город атомной бомбардировке? Ты задумывался над этим?

— Нет, не задумывался. Но с того самого момента, когда воцарились безопасность и мир благодаря деятельности Патрульной Службы, в этом не было необходимости. И я не думаю, что такая необходимость может возникнуть.

— Но ты дал присягу на верность Патрульной Службе, правда? Именно в этом и состоит твой долг, юноша. — Он замолчал и взял гитару. — Ладно, хватит об этом. Итак, что мне делать с ней? Хочешь, продам тебе по дешевке, за земную цену?

— Сейчас у меня нет денег даже на такие покупки.

— Тогда возьми ее в качестве подарка. — Аренса бросил гитару в руки Мэтта. — Оркестр Свинячьего закоулка не может обойтись без гитары, а я куплю себе другую. Через тридцать минут я буду на космической станции Терры, а спустя еще шесть часов среди землян, маленьких людишек, которые не умеют изображать богов и не хотят заниматься этим!

Мэтт не знал, что ответить.

Казалось таким непривычным не слышать громоподобный голос курсанта Аренсы в коридоре, но Мэтту не пришлось долго раздумывать над этим. Учебная группа Мэтта Додсона была послана на Луну для освоения посадки при отсутствии атмосферы.

Группа освоила полеты на шаттле и начала тренироваться на транспортной ракете типа А-6, специально оборудованной для обучения курсантов. Трюм ПРК «Трясучка» — так прозвали его курсанты, хотя в списках «Рэндольфа» ракетный корабль был внесен как учебный корабль No 106, — был заполнен дюжиной контрольных рубок, ничем не отличавшихся от настоящей контрольной рубки, вплоть до последнего инструмента, прибора и переключателя. Приборы и экраны учебных контрольных рубок регистрировали те же данные, что и в настоящей контрольной рубке, с одним важным отличием: когда курсант касался ручек управления в учебных рубках, это никак не отражалось на маневрах корабля, зато регистрировалось на магнитной ленте.

Действия пилота также записывались, поэтому каждый курсант мог сравнить свои действия с маневрами пилота, узнавая таким образом, как следовало ему поступать после тренировок в условиях, полностью идентичных с полетными.

Группа научилась всему, чему могла, на практических занятиях на «Рэндольфе» и во время перелетов на станцию Терры. Теперь ей требовались более рискованные маневры у настоящей планеты. Двухдневный перелет от «Рэндольфа» на Лунную базу был совершен на самой «Трясучке» в условиях, лишь немного уступающих полетам переселенцев на другие миры.

Мэтт и его товарищи по группе не имели возможности ознакомиться с Лунными колониями. Им не было разрешено увольнение; они разместились в подземных казармах на Лунной базе и каждое утро отправлялись на космодром для тренировок в искусстве посадок, которые проводились сначала в учебных контрольных рубках «Трясучки», а затем в рубках ракетных кораблей А-6, оборудованных двойным управлением. Мэтт совершил свой первый самостоятельный полет с посадкой в конце недели. У него оказалось природное чувство настоящего пилота, и корабль повиновался всем его командам. Пилотировать ракетный корабль для Мэтта было так же просто, как сложно производить астрогационные расчеты.

После первого полета, который оказался таким успешным, у него выдалось немало свободного времени. Мэтт осмотрел базу и потом совершил прогулку в космическом скафандре по выжженной поверхности Луны. Курсантов разместили в одном углу казармы космических пехотинцев, так что Мэтт получил возможность следить за их жизнью и беседовать со многими из них.

Ему понравилась четкость и дисциплина космических пехотинцев, их небрежная самоуверенность. Нет более внушительного зрелища в Солнечной системе, чем сержант-ветеран космической пехоты в парадной форме с нашивками, знаками отличия и сединой на висках, гармонирующей с серебряными лучами, исходящими из центра звезды-эмблемы космической пехоты. В своем скромном светло-сером комбинезоне без нашивок и украшений Мэтт выглядел чуть ли не бедняком рядом с пехотинцем в сверкающей форме.

Ему нравилось наблюдать за их частыми парадными построениями. Сначала Мэтту казалось странным прислушиваться к поверке без упоминания фамилий знаменитой Четверки Далквиста, Риверы, Мартина и Уилера, но у космической пехоты были свои традиции, причем более впечатляющие.

Не изменяя своему намерению овладеть астрогацией во что бы то ни стало, Мэтт привез на Лунную базу учебник, содержащий задачи по этому предмету, и ежедневно, как только выдавалась свободная минута, работал над ними. Без особой охоты он взялся за одну из них. Задача гласила: «Дано: вылет с орбиты Деймоса, спутника Марса, не раньше 12.00 по Гринвичу 15 мая 2087; двигатели космического корабля работают на химическом топливе, скорость выброса газов 10 тысяч метров в секунду: место назначения — супрастратосферная орбита вокруг Венеры. Требуется рассчитать: наиболее экономичный курс полета к месту назначения при наименьшей затрате времени, соотношения массы, а также время вылета и прибытия. Подготовить полетный план и вычислить точки коррекции, используя звезды второй величины или более яркие. Вопросы: можно ли сберечь время и топливо, пролетев рядом с парой планет Терра-Луна, и получить от их гравитационного ноля дополнительное ускорение? Предвидится ли пересечение метеорных потоков и какие меры по уклонению от столкновения с метеорами будут предприняты? Все ответы должны соответствовать правилам космических полетов, а также принципам космической баллистики».

Задачу нельзя было решить за короткий отрезок времени без помощи компьютера. Тем не менее, Мэтт мог подготовить соответствующие уравнения и затем, если повезет, уговорить офицера, руководящего вычислительным центром Лунной базы, разрешить ему воспользоваться баллистическим интегратором. Мэтт принялся за работу.

Раздался пронзительный звук горна — сигнал смены караула. Мэтт не обратил на него внимания.

Он сидел, увлекшись предварительными расчетами, когда снова послышался зов горна — на этот раз на поверку. Почему-то этот сигнал полностью нарушил поток его мыслей. «Проклятая задача! — подумал Мэтт. — Отчего в учебнике содержатся такие глупые задачи? Патрульная Служба не использует корабли, работающие на химическом топливе, и не рассчитывает наиболее экономных орбит. Этим занимается космический торговый флот».

Он встал и вышел из комнаты. Через пару минут Мэтт наблюдал за тем, как караул космической пехоты выстраивается в главном зале под казармами. Когда оркестр исполнил марш «Пока не остынут солнца и не потемнеет небо…», у Мэтта перехватило дыхание от избытка эмоций.

Он остановился у караульного помещения, не торопясь возвратиться к математическим расчетам. Новый начальник караула оказался знакомым Мэтта — старший сержант Маклеод.

— Заходите, молодой человек, и садитесь. Я заметил, вы наблюдали смену караула.

— Да. Впечатляющее зрелище.

— Разделяю ваши чувства. Служу в космической пехоте вот уже двадцать лет и всякий раз испытываю восхищение, как будто снова стал молодым рекрутом. Ну, как жизнь? Ни единой свободной минуты?

Мэтт сконфуженно улыбнулся: «Да вот решил оторваться от занятий. Вообще-то нужно заниматься астрогацией, но она смертельно мне надоела».

— В этом вас трудно обвинить. И у меня от цифр голова болит.

Мэтт почувствовал, что ему хочется поделиться с пожилым сержантом своими сомнениями. Маклеод слушал юношу, кивая сочувственно головой. «Знаете, мистер Додсон, — заметил сержант, — я вижу, вам не слишком нравятся все эти заумные предметы. Почему бы не бросить все это?»

— То есть как — бросить?

— Вам нравится космическая пехота?

— Да.

— Тогда почему вы не хотите заняться делом, достойным настоящего мужчины? Вы — крепкий и здоровый юноша с отличным образованием. В космической пехоте вам гарантировано быстрое продвижение — через год я буду вытягиваться перед вами. Вы не задумывались над этим?

— Откровенно говоря, нет.

— Тогда самое время подумать о моем предложении. Я вижу, вы человек действия, и вам будет трудно ужиться с Профессорами; вы, наверно, не знаете, что так мы называем Патрульную Службу?

— Приходилось слышать.

— Вот как? Ну что ж, мы служим Профессорам, но принадлежим к другому роду войск. Мы… впрочем, вы сами все видели. Подумайте об этом.

Мэтт задумался над словами сержанта, и думал так напряженно, что вернулся на «Рэндольф» с нерешенной задачей о перелете с Марса на Венеру.

Из-за того, что прошло порядочно времени, задача не стала проще, да и другие, более сложные задачи оставались такими же, несмотря на мысли, которые мучили Мэтта. Ему казалось все более очевидным, что совсем не обязательно утруждать себя высшей математикой, для того чтобы стать космонавтом. Мысленно Мэтт уже видел себя в блестящей парадной форме космической пехоты.

Наконец он обратился за советом к лейтенанту Вонгу.

— Итак, вы хотите просить о переводе в космическую пехоту?

— Да. Я думаю об этом.

— Почему?

Мэтт объяснил сомнения относительно своих способностей в сфере ядерной физики и астрогации.

— Я так и предполагал, — кивнул Вонг. — Однако мы этого ждали, поскольку вы прибыли к нам с недостаточной подготовкой по этим предметам. Мне не нравится ваша неряшливость при математических расчетах, особенно после того, как вы вернулись с Луны.

— Я делаю все, что от меня зависит, сэр.

— Нет, это неправда. Но вы можете овладеть этими предметами, и я позабочусь о том, чтобы ваши усилия были успешными.

Мэтт объяснил едва слышным голосом, что у него просто нет особого желания. Впервые лейтенант Вонг посмотрел на Мэтта с раздражением.

— Вы все еще настаиваете на своем? Если вы подадите рапорт с просьбой о переводе, я не поддержу вас, и можете быть уверены в том, что начальник Академии тоже откажет.

— Это ваше право, — произнес Мэтт, сжав зубы.

— Черт побери, Додсон, это не мое право; скорее, это мой долг. Из вас никогда не получится космический пехотинец; говорю так, потому что хорошо знаком с вашими возможностями. Но вы будете хорошим офицером Патрульной Службы.

— Почему вы считаете, что я не смогу служить в космической пехоте? — удивился Мэтт.

— Это окажется для вас слишком простым делом, настолько простым, что вы неизбежно потерпите неудачу.

— Как?

— Перестаньте говорить «как». Разброс в коэффициенте умственного развития между офицером и подчиненными не должен превышать тридцать очков. Вы опережаете этих старых сержантов намного больше — только не подумайте, что я к ним отношусь с презрением; это хорошие люди и отличные воины. Но вы-то мыслите совершенно по другому. — Вонг подумал, затем продолжил. — Вы никогда не задумывались над тем, почему в Патрульной Службе одни офицеры или курсанты, будущие офицеры?

— Нет, сэр.

— Вполне естественно. Мы никогда не задумываемся над тем, что считаем естественным. Строго говоря, Патрульная Служба не является военной организацией.

— То есть как?

— Да, я знаю: вас учат владеть оружием, исполнять приказы, вы носите форму. Однако вашим предназначением является не война, а меры, направленные на то, чтобы предупредить ее всеми возможными средствами. Патрульная Служба не ведет боевых действий: ей поручено оружие, слишком опасное, обладающее слишком большой разрушительной силой, чтобы его можно было доверить военным.

— После того, как в прошлом столетии появились средства массового уничтожения, война стала чисто наступательной, против современного оружия нет защиты. Страна может нанести ужасающий по силе удар, но она не в состоянии защитить даже свои ракетные базы. А потом появились космические корабли.

— С военной точки зрения космический корабль является идеальным средством доставки к цели ядерного, бактериологического и химического оружия. Нападение из космоса нельзя предотвратить, и в то же время космический корабль недоступен для атаки с земной поверхности.

— Сила притяжения Земли, — кивнул Мэтт.

— Совершенно верно, земное тяготение. Люди на поверхности Земли беззащитны перед лицом угрозы из космоса; бороться с космическими кораблями с поверхности Земли так же бессмысленно, как бросать камни в противника со дна колодца. Человек, стоящий у края колодца, обладает неоспоримым преимуществом — на его стороне сила тяжести.

— В результате могла бы возникнуть самая прочная, практически нерушимая тирания. Однако человеческой расе повезло, и в мире восторжествовала вместо этого демократия. Задача Патрульной Службы и состоит в том, чтобы такая счастливая ситуация не была нарушена.

— Но Патрульная Служба не может применять ядерное оружие лишь потому, что какой-то новоявленный Гитлер попытался захватить власть и когда-нибудь, имея достаточно времени и средств, начнет строить космический флот и средства массового уничтожения. Оружие, доверенное Патрульной Службе, слишком мощное, слишком неразборчивое. Использовать его — все равно что пытаться наводить порядок в детском саду с помощью заряженного ружья вместо выключателя света.

Космическая пехота и есть такой выключатель. Это самые отборные…

— Извините меня, сэр…

— Да?

— Мне хорошо известно, для чего создана космическая пехота. Она играет активную роль в поддержании порядка внутри Солнечной системы; именно поэтому я и хочу перейти в ее состав. Космическая пехота…

— … самые отчаянные, самые заметные войска. И космическим пехотинцам не приходится заниматься изучением предметов, от которых устал Мэттью Додсон. А теперь молчите и слушайте; вы очень мало знаете о космической пехоте, иначе не просили бы о переводе.

Мэтт замолчал.

— Человечество подразделяется на три основные психологические группы с совершенно различными мотивациями. Существует группа, в состав которой входят люди, побудительными мотивами в деятельности которых являются экономические факторы — деньги… А есть другая группа, представители которой стремятся к самоутверждению, ими руководит самолюбие или гордость. К этому типу людей принадлежат транжиры, драчуны, спортсмены, хвастуны, любители азартных игр. Они стремятся к власти и хотят прославиться. А вот третья группа — профессионалы, старающиеся следовать законам чести и морали, а не просто стремиться к деньгам и славе; среди представителей этой группы — священники, учителя, ученые, врачи, некоторые художники и писатели. Они исходят из того, что человек должен посвящать свою жизнь чему-то более важному, чем удовлетворению собственных потребностей. Вы понимаете меня?

— Да… думаю, что понимаю.

— Имейте в виду, Додсон, что я говорю об этом в предельно упрощенной форме. И не пытайтесь применять эти правила к инопланетянам — к ним человеческие законы неприменимы. Марсиане имеют свои законы, равно как и венериане.

— Теперь переходим к самому главному, — продолжал лейтенант. — Патрульная Служба состоит исключительно из представителей третьего типа людей, тех, кто хочет посвятить свою жизнь службе человечеству. Все те, кто служат в космической пехоте, начиная от солдата и кончая генералом, стремятся к славе, руководствуются гордостью и самолюбием.

— Понятно…

Лейтенант Вонг замолчал, давая ему возможность усвоить новые для него понятия.

— Это видно по форме, которую они носят. Офицеры Патрульной Службы одеты в скромные, ничем не выделяющиеся мундиры, тогда как космические пехотинцы носят яркую, бросающуюся в глаза форму с нашивками, медалями и знаками отличия. В Патрульной Службе главным является присяга, служение человечеству. У космических пехотинцев основное внимание обращают на славу их рода войск, гордость, историю и традиции, верность товарищам, мужество и достоинство солдата. Говоря это, я не пытаюсь преуменьшить заслуги космической пехоты; просто указываю на то, что им наплевать на политические институты Солнечной системы. Космические пехотинцы преданы только своему роду войск.

— Но вы, Мэтт, не подходите к этой категории. Я уверен в этом, потому что знаю вас лучше, чем вы сами. Я изучил результаты ваших психологических тестов. Космический пехотинец из вас не получится.

Офицер замолчал. Тишина длилась так долго, что Мэтт не выдержал и робко спросил: — Это все, сэр?

— Почти. Вам необходимо овладеть астрогацией. Если бы для выполнения задач Патрульной Службы понадобилось научиться нырять, вам пришлось бы овладеть и этим искусством. Но основой является управление космическим кораблем. Я составил для вас напряженный курс занятий. В течение нескольких ближайших недель вы будете заниматься только астрогацией. Вам нравится мое предложение?

— Нет, сэр.

— Я так и думал. И все-таки, когда мы с вами закончим курс обучения, вы сможете ориентироваться в Солнечной системе с закрытыми глазами. Итак, посмотрим…

Следующие несколько недель были смертельно монотонными, однако успехи Мэтта стали очевидны. И у него оказалось немало времени для размышлений, если он не сидел, согнувшись, над компьютером. Оскар и Текс отправились на Луну вместе; Пит проводил ночи на дежурстве в машинном отделении. Мэтт работал с мрачным упрямством и думал. Он дал себе обещание не сдаваться до тех пор, пока лейтенант Вонг не признает, что Мэтт выполнил поставленную перед ним задачу. Ну а затем… затем наступит время отпуска. Если Мэтт все-таки примет решение бросить Патрульную Службу — ну что ж, немало курсантов не возвращается из своего первого отпуска.

Тем временем ему удалось добиться сдержанной похвалы лейтенанта Вонга.

Наконец Вонг разрешил ему вернуться к обычным занятиям. Мэтт начал погружаться в монотонность ежедневной работы, когда ему дали дополнительное поручение. Выполняя его, он прибыл к вахтенному офицеру, выслушал инструктаж, запомнил список фамилий и получил черную наручную повязку. Затем Мэтт отправился к главному корабельному шлюзу и стал ждать.

Наконец из дверей шлюза выплыла группа испуганных бледных юношей. Когда наступила очередь Мэтта, он продвинулся вперед и спросил: «Группа номер семь! Кто командир седьмой группы?»

Мэтт собрал группу вместе, поручил курсанту, исполнявшему обязанности командира группы, быть замыкающим и повел юношей медленно и осторожно на палубу «А». Добравшись до места назначения, он с удовольствием отметил, что никто из курсантов не потерялся по дороге.

— Это — ваша столовая, — сказал он. — Сейчас будем обедать.

Выражение, появившееся на лице одного из новичков, показалось Мэтту забавным.

— В чем дело, мистер? — спросил он юношу.

— Вы что, еще не проголодались?

— Э-э, нет, сэр.

— Не падайте духом скоро проголодаетесь.

Загрузка...