Корсары Балтики

Глава 16. ДОРОГА К СЛАДКОЙ МЕСТИ

Поедем вдвоем, — сказал Грейс. — Не советую брать даже пажа. — А я и не собирался, — хмуро заметил Роже, пристегивая к седлу копье. — Округа у нас безопасная, даже скучно иногда бывает.

— Сегодня вы узнаете кое-что о своей округе, — усмехнулся шпион, но как-то не очень весело.

Они рысью вынеслись по гулко стучавшему под копытами подъемному мосту в поле, и перешли в галоп.

— А ты неплохо держишься на коне, — крикнул Роже, — для водного купца и городского наушника.

— Благодарю, — мрачно откликнулся Грейс. — Такие скачки — печальная необходимость моей службы. Кабы знать, какой скотиной окажется испанец, я бы лучше помчался в Ганзу на лошади.

«Судя по всему, — удивленно посмотрел на шпиона Роже, — он говорит искренне. Это надо же так любить свое дело, чтобы помышлять о многих днях пути верхом, будучи не диким татарином, а германцем?»

Дикая скачка закончилась, когда стали попадаться вспаханные местными жителями поля. Теперь уставшие кони рысили бок о бок. Всадники могли бы вести беседу, но рыцарь замкнулся в себе.

Грейс знал, в чем дело. Роже за время постройки умудрился сжиться со своим кораблем, сродниться с ним и переживал раны в его бортах, словно собственные.

Ясеневые доски, что доставили ему из далекой Норвегии, ганзейские умельцы скрепляли не гвоздями да скобами, а еловыми корешками да сосновыми сучками. Настильная верхняя палуба, сотворенная из дуба, должна была выдержать вес и силу отдачи от новых пушек, что достались испанцу. Каждый сучок, каждый локоть парусины Роже знал не хуже, чем сбрую своего рыцарского коня.

Когда он увидел, как ядра разворотили корабельный бок, — едва не остановилось сердце заболевшего морем ливонца.

Заметив, как сильно переживает комтур, Чернильный Грейс поинтересовался:

— Велики ли разрушения от ядер?

— Мастера говорят, они отдалят спуск на воду дней на десять.

Шпион поджал губы. По его мнению, аккурат дней через десять флот Ливонию уже ничто не спасет: что толку в очищенных от витальеров морских коммуникациях, если некому станет торговать? Московиты готовы к броску, словно свернувшаяся кольцами змея, и ждут лишь приказа из своей золотоглавой столицы.

— Вся надежда теперь на поляков да литовцев, — пробормотал шпион.

— Что? О чем ты?

— Говорят, — заметил шпион, — что вожди литвинов и ляхов претендуют на ливонскую землю.

— Этим дикарям только и дано небесами, — презрительно оттопырил губу Роже, — что подъедать крошки с рыцарского стола. Слыханное ли дело — ляхи претендуют на орденские земли!

Тут он почти закричал:

— А все это оттого, что римскую курию покусала бешенная лисица! Почему они стали крестить варваров, отобрав это право у рыцарей? Мы бы привели их к покорности, сбили бы спесь…

«А как же Грюнвальд», — подумал шпион, а вслух сказал лишь:

— Потому что орден, в минуты помутнения разума у его вождей, примкнул к бунту против Рима князей-лютеран.

— Не тебе судить о столь великих делах, — тяжело насупился рыцарь. — Орден всегда прав!

— Только правда эта привела к тому, что православная Русь стоит на его границах, а католические ляхи да литвины ждут сильного вождя, чтобы навалиться с другой стороны.

— Никогда не договориться им о совместных действиях, — усмехнулся Роже. — Ляхи травят лжехристиан русского обряда, словно диких зверей. Они лютуют едва ли не больше, чем самые ретивые из крестоносцев прошлого.

— Разумеется, — поддакнул Чернильный Грейс, — славянам не договориться. Но речь идет о самом дальнейшем существовании здешних земель — отойдут ли они под руку Москвы, или решатся открыть объятия новому польскому королю.

— Крамольны речи твои, — покачал головой рыцарь. — Только близость к Феме спасает твой длинный и лживый язык от раскаленных клещей.

— Близость к Феме спасает не одного меня, — пробормотал шпион. — Немало комтурий сидит без своих вождей, погрязнув в пирах и забавляясь турнирами, в то время, как прозорливые рыцари скачут в свите Стефана Батория по полям и весям необъятной страны ляхов и литвинов.

— Этот трансильванский выскочка? Интересно, чем он прельщает германских рыцарей? Наверняка — разнузданными попойками и податливостью своих привезенных из Валахии фрейлин. Вырождается порода крестоносцев! Где вы, паладины прошлого, защитники Ливонии?..

Некоторое время кони шли шагом, ибо низко растущие ветки норовили спешить всадников не самым приятным образом, и они вынуждены были поминутно пригибаться.

— В чем-то ты прав, — признался неожиданно Роже. — В нынешних обстоятельствах союз с ляхами и иными католиками дал бы нам многое. Но как потом вырваться из крепких объятий славянских? Москва требует денег, товаров, выхода к морю. Противно, но не смертельно опасно. А ляхи требуют огромных территорий, с населением и замками, городами и полями, лесами и реками.

«А молодой комтур не так-то прост, — подумал шпион, — не зря фрау Гретхен включила его в часть своих планов».

— Ляхи такие же дикие варвары, как и московиты, — сказал он. — Случись война — они говорили бы от имени ордена с Иваном Московским на равных.

— Вот она, горькая правда этих страшных времен, — криво улыбнулся Роже. — Благородные крестоносцы должны сидеть на дереве и смотреть, как у его корней дерутся два славянских кабана.

— Именно так, — подтвердил шпион. — Никогда не поздно поддержать слабейшего из кабанов, а дождавшись, когда они изуродуют друг друга — добить.

— Тактика трусов, — сквозь зубы выплюнул Роже.

— Тактика мудрецов, — парировал шпион.

— Рыцари Ливонии должны превратиться в подобие де Сото, — рассуждал Роже. — Забыть о правилах благородного боя, о чести и обо всем остальном, составляющем суть и природу рыцарского сословия…

— Иначе можно потерять саму Ливонию.

Роже не стал утверждать, что объединенные дружины комтурий под руководством магистра сотрут в порошок любую рать московитов. Он замкнулся в себе и потемнел лицом.

Спустя какое-то время рыцарь вдруг обратился к Грейсу:

— Скажи мне, шпион… Фема, вездесущая Фема, которой в Ливонии боятся даже несмышленые младенцы и тупоголовые сервы; всезнающая и всеведаю-щая Фема, имеющая уши в каждой комтурий и каждой деревне, — она тоже так думает?

— Как, милостивый государь?

— Считает ли Фемгерихт, — с трудом произнес Роже, борясь с обуревающими его чувствами, — что нам следует проглотить свою гордость и упасть в объятия варварских племен, создающих свою смехотворную державу, дабы уцелеть в водовороте грядущего?

— Но я всего лишь…

— Не скромничай, Грейс, ты слишком близок к одной известной особе, которая, доведись ей, может сместить и нынешнего магистра. Ответь… Впрочем — молчи, закрой свою волчью пасть, и молчи.

Изумленный этими переменами в речи, Чернильный Грейс действительно замолчал, а Роже, воскликнув дважды: «Горе тебе, погибшая слава рыцарства!», бросил поводья и пустил коня вскачь.

Шпион, довольно сносно державшийся в седле, все же не был отчаянным любителем бешеной скачки по лесу, и трусил Дальше в надежде, что обезумевший Роже воротится к тропинке, а не свернет себе шею в чаще.

Вскоре Роже появился слева от тропы, рыся наперерез Грейсу. Атласная кожа взмыленного коня тяжело опадала на крутых боках, сам же всадник выглядел справившимся с душевным порывом. На щеке его красовалась алая полоса — отметина от ветки, хлестнувшей по лицу.

— Прошу простить меня за минутную вспышку, — высокомерно сказал рыцарь. — Далеко ли нам еще? Мне кажется, что еще немного, и мы окажемся на берегах Дуная, где-нибудь под Веной…

— Осталось совсем немного, — усмехнулся шпион, озирая одному ему приметные вешки. — И могу сказать — нас уже ждут.

Роже растерянно оглянулся, но вокруг стояла первобытная тишина сырого леса, только огромных размеров филин, подслеповато моргнув, сорвался с ветки и, тяжело размахивая крыльями, скрылся в густой чаще.

— Надо было взять дедов меч, — заметил он, когда конь едва не поскользнулся на голом волчьем черепе, из глазницы которого недовольно высунулась гадючья морда. — В рукоять его еще в Святой Земле вделали мощи пустынника. Места поистине ведьмовские, уютно почувствует себя здесь один только вер-вольф.

— Все верно, — заметил Грейс, выбирая дорогу между поваленным деревом, заросшим зелеными мочалами мха, и покрытым слизью камнем. — Люди остерегаются сюда заходить. А ведь некогда тут было целое поселение.

— Да полно, — Роже вертел головой, стараясь не признаваться себе, что его начинает бить мелкая дрожь. — Эти леса стоят здесь, пожалуй, с сотворения мира.

— На самом же деле, — указал рукой шпион на частично проглоченные торфяным болотом развалины, усыпанные поганками, — тут совсем недавно, пять-шесть десятилетий назад, стояла богатая и знаменитая своими кузнецами деревня.

— Что же стало с ее жителями? — спросил Роже.

— Частично разбежались, частично погибли. — Шпион вздрогнул, когда со дна торфяника с громким хлюпанием всплыли гроздья зловонных пузырей. — Лес поглотил деревню с неимоверной скоростью, вместе с дорогой, тропинками и строениями. Потом подступило болото…

— Разве такое возможно, — подивился рыцарь, — чтобы люди, не из-за нашествия врагов или мора, а просто так покинули насиженный угол.

— Бывает, — криво усмехнулся Грейс. — Если вдруг поссориться с лесом и его обитателями.

— А как вышла та ссора?

— Разные ходят легенды, — нехотя ответил шпион, спрыгивая с коня. — Дальше пойдем пешком.

Роже, поспешая следом, настаивал:

— И все же, расскажи мне, Чернильный, что значит «поссориться с лесом»?

— На местном наречии этот лес именуется… — шпион отчего-то шепотом произнес название с обилием шипящих, типично ляхское, — что в переводе значит «Прах из-под копыт».

— Диковинное название.

— Однако поляки и литвины верили, что он возник здесь одновременно с приходом самых первых крестоносцев… будто бы из-под копыт их лошадей летели то ли зерна, то ли какая-то особенная земля, оплодотворившая пустошь. Рыцари-тевтонцы обожали посещать этот край, похожий на Арденнский лес, что к западу от Рейна, или на чащобы Баварии. Здесь водились вепри, которые могли клыками за два удара подрыть сосну в человеческий обхват, невероятное количество птиц, каких не сыщешь в славянских землях, а буйные головы утверждали, будто на полянах можно встретить единорога.

— Ну — это уже явное преувеличение, — развеселился Роже. — Для встречи с единорогом нужна девственница, а зная нравы первых крестоносцев…

— Я тоже думаю, — согласился шпион, обходя корягу, похожую на скрюченного моровым поветрием великана, — что единорогов тут не было. Но лес явно отличался от всех других на востоке Европы. Славяне его сторонились, но так вечно продолжаться не могло. Девственность чащи сохранялась вплоть до Грюнва-льдской битвы. Потом ляхи осмелели. И вот появились вырубки, застучали топоры и зазвенели пилы, на реках появились лодки. Словом, образовался в самой сокровенной части поселок.

— Весьма банальная история, — зевнул Роже. — Она длинна и скучна, как французская баллада. Что случиться раньше — я умру от болотных испарений, кончится повествование о славянских руинах, или мы придем на место?

— Первому не суждено случиться, — послышался скрипучий голос, да такой жуткий, что рыцарь едва не подпрыгнул на месте и выхватил кинжал из ножен, затравленно озираясь.

— Второе же и третье случилось одновременно. Из-за очередной коряги появилась старуха, одетая в невероятно грязные лохмотья. Возле ног ее крутилась собака, похожая на охотничью литвинскую породу, но с волчьим прямым хвостом и характерными желтыми глазами, внимательно и неотрывно уставившимися на кинжал, пляшущий в руке Роже.

— Отзови пса, — тихо произнес рыцарь. — Он мне не нравится.

Женщина положила скрюченные пальцы на голову собаки, та подняла морду, лизнула ладонь и потрусила по тропинке вглубь болота.

Роже спрятал кинжал.

— Вы пришли на место, — заметила старуха, с видом хлебосольного хозяина обводя рукой болотину. — А история Чернильного Грейса подошла к концу.

— Странный конец у этой басни, — усмехнулся рыцарь, успевший придти в себя после неожиданного появления старухи. — А что же деревня?

— А деревня нашла в лесу девочку-сиротку, — прокаркала старуха. — Приютил ее мельник. Она выросла, стала подолгу пропадать в чаще, беседовала с деревьями и туманами, с волками и совами. А с людьми не говорила, хоть и не была немая. В один прекрасный день мельник, заставший ее на поляне в окружении волков, попытался придушить девчонку.

— И тогда пришел лес, — с явным трепетом в голосе сказал шпион. — Корни деревьев подрыли забор, змеи вползли в амбары и клети, дикие свиньи вспахали клыками поля, а медведица перебила хребты коровам и тяглым лошадям. Аюди бежали, но многие из них так и не вышли из чащи, отбившись от испуганной толпы.

— Что же случилось с неразговорчивой особой? — спросил Роже.

— А она все так же живет на той самой мельнице, — заметила старуха. — Пойдемте со мной, люди из большого мира.

Пожав плечами, Роже зашагал вслед за старухой. Грейс семенил следом, явно робея.

Неверная тропа, прыгая по кочкам, подныривая под согбенные деревья и стелясь над промоинами, вывела их к могучей некогда мельнице, ныне являющей собой жалкую развалюху, нависшую над торфяником. Роже, поманив пальцем шпиона, шепнул ему:

— Грюнвальд был давно, не так ли? Мыслимое ли дело…

— Человеку не уразуметь сего, — откликнулась старуха, входя внутрь, словно у нее на спине имелась лишняя пара ушей.

Внутри также царило запустение, плесень и сырость. В углу, ковыряя клювом разбухшую доску, стояла болотная выпь, одним глазом следящая за пришельцами. Возле могучего сундука важно вычесывала блох собака, как две капли воды похожая на волчару, встретившего Роже и его спутника возле коряги. Рыкнув для порядка, зверь вернулся к своему вдумчивому занятию.

— Кыш, окаянные, — проворчала старуха, наподдав башмаком пса и махнув рукой в сторону птицы. — Не видите — гости у меня?

Выпь, обиженно покрутив шеей, убрела наружу, пес же только переместился поближе к выходу, но уходить не собирался.

— И что же надо от бедной Брунгильды друзьям негодницы Гретхен? — спросила старуха, грузно усаживаясь на сундук.

Роже, оглядев ее сморщенное, словно лист пергамента, лицо, волосатые бородавки на щеках и заячью губу, чертыхнулся про себя и уставился на осклизлые стены.

Заговорил Грейс:

— Есть человек, — сказал он, раскладывая прямо на полу свою ношу, — который должен умереть лютой смертью.

— И что же вы, люди, — усмехнулась старуха беззубым ртом, — так ненавидите себя?

«Интересно, — подумал Роже, — а ты себя к кому причисляешь, старая карга?»

— Это просьба фрау Гретхен, настоятельная просьба.

— А помнит ли моя молодая знакомая, — прошамкала старуха, сверля удивительно ясными глазами рыцаря, — какова может быть плата за подобную услугу?

— Помнит, — уверенно сказал Грейс, но от Роже не ускользнуло, как он передернулся всем телом, словно под рубахой у него появились злые земляные блохи.

— И обязательно даст тебе, старая Брунгильда, все, что нужно.

— Отчего же не принесли вы с собой мою плату? — спросила она.

— Торопились, — сказал шпион коротко. — Отнять жизнь потребовалось именно сегодня, а доселе мы почитали этого человека своим другом.

— Обычная история, — вздохнула старуха. — Сколько себя помню — одно и то же. И все же порядок должен быть соблюден. Я не оказываю услуг просто так, за кусочек сыра.

Тут она стала шумно и весьма противно принюхиваться.

— Кстати о сыре, — воскликнул, словно обрадовался чему-то Грейс, развернул узелок и протянул обитательнице мельницы белоснежный ломоть.

Старая Брунгильда резко и удивительно далеко вытянула сморщенную руку, схватила сыр и принялась не есть, а скорее пожирать его, чавкая и постанывая от удовольствия.

«Что я здесь делаю, — подумал Роже. — Это же сумасшедшая, умалишенная дура, живущая на болоте с парой волков и колченогой выпью! Пока мы кормим сыром это чудо лесное, наглец де Сото уплывает все дальше и дальше, весело хохоча и скаля свои белые зубы!..»

— Никуда не уйдет ваш красавчик, — прошамкала набитым ртом старуха, весело глядя Роже прямо в глаза, отчего рыцаря вновь пробрала дрожь. — Дайте почавкать несчастной старушке, лакомство ей перепадает из людских рук редко, слишком редко для этого смутного времени.

В ее словах, как понял Роже, скрывался какой-то скрытый и темный смысл, понятный одному лишь шпиону.

Старуха громко и мощно рыгнула, стерла с подбородка крошки и слюни, ухмыльнулась рыцарю и поманила Грейса костлявым пальцем:

— Считай, касатик, что подкупил старую Брунги-льду. На время, милый, на очень краткое время приобрел в ее лице заинтересованного слушателя. Ну? Где он, ваш недруг? На коне ли, пешком ли бежит, на пучине морской качается, или вместе с рекой в ладье струится?

— Он на море, Брунгильда, — сказал шпион. — На большом корабле. Плывет в сторону Руси.

— Украл чего? — ворчливо поинтересовалась старуха, вороша принесенное шпионом. — Может, девку отбил у этого молчаливого кавалера? И не мудрено — уж больно норовистый кавалер, спесь аж из ушей льется.

Роже было вспыхнул, но потом вновь безразлично уставился на стену, решив перетерпеть эту муку, а после задать Грейсу трепку.

— Кое-что он украл, — поддакнул шпион. — Но вряд ли удастся вернуть покражу.

— Нет ничего нового под луной, — прошамкала ведьма. — Как и нет ничего невозможного под луной. Достаточно увеличить обычную оплату… э-э… втрое, и я…

— Да что ты! — замахал на нее руками шпион, — Это же немыслимо, сама знаешь. И без того твои методы…

— Остаются самыми действенными, — ухмыльнулась старуха. — Что бы ни вычитывали в пергаментах алхимиков все эти Гретхен и прочие «фрау».

— Ты права, — закончил дискуссию Грейс, — лучше Брунгильды никто не может идти по следу. Но то, что ты требуешь — невозможно.

— Вырождается народец в здешних краях, — вздохнула старуха. — А были времена…

— Не стоит, — скривился Грейс, — вспоминать давно утекшую воду.

— Вода не может никуда утечь, балда, — рассмеялась старуха, словно ее насмешили изрядной шуткой или веселой басней. — Если бы хоть капля от века сотворенной влаги исчезла без следа — Брунгильда не смогла бы оказывать вам все эти мелкие услуги за кусочек сыра и жалкую плату.

— А ты, правда, можешь вернуть мои пушки? — вмешался Роже. — Они очень нужны мне и Ливонии. Оплата должна быть увеличена в три раза? Да хоть в десять — я не нищий ландскнехт, а комтур ливонский.

— Эка невидаль — комтур, — фыркнула старуха, но при этом очень внимательно смотрела на рыцаря, ожидая продолжения. — Видала я и Великих магистров, и иных… иерархов…

— Рыцарь Роже, — внезапно твердым и решительным голосом, так не вязавшимся с его натурой, вмешался шпион. — Вы сами не знаете, о чем просите, не ведаете, какова оплата. Опомнитесь, дайте мне закончить дела с Брунгильдой.

— Замолчи, раб, — Роже был полон решимости схватиться даже за самую безумную возможность вернуть пушки.

— Спесь, спесь и гонор, — прокаркала старуха, забавляясь происходящим. — Бывало, что мои товарки по ремеслу ловили таких напыщенных кавалеров на слове. Хвала Марие Тевтонской — я не из таких. Метода себя не оправдывает — хлопотно, да и Рок накликать можно.

— Оставь свои туманные речи, — разгневался рыцарь, — и скажи — можешь вернуть пушки, или нет, и что тебе надо — золото, серебро, земля?.. Я могу нагнать сюда сервов да кнехтов, и они осушат болото!..

— Забавная мысль, — размечталась старуха. — Начать все заново… Но нет, мне не нужно ни золото, ни работники, которые всюду нахаркают и все вытопчут, распугают лесных обитателей и вырубят деревья.

Она подумала немного, водя пальцами над предметами, принадлежащими де Сото.

— Я не умею переносить пушки по воздуху, как и никто в целом свете. Но могла бы попытаться заставить вашего недруга или слабого духом из его свиты вернуть украденное. Но это обошлось бы вам даже не в тройную, а в пятерную…

— Довольно, Брунгильда, — зло оборвал ее Грейс. — Говори, берешься ли извести его на обычных условиях.

— Попытаться можно, — проворчала старуха. — Следы какие-то неверные, выветренные…

Она капнула себе в рот из фляжки, скривилась и буркнула:

— Водка подслащенная, какая глупость. Как я соберу отсюда частички слюны, если она такая крепкая? Ты бы лучше мне вместо сыра такую вот полную флягу приволок…

— Приволоку, — недовольно вздохнул Грейс. — Ты дело говори, старая.

— Словом, — сказала старуха после долгого раздумья, — или вы обождете и принесете мне более ясные следы, или понадеетесь на Рок. А он, надо сказать, витает над вашим вором.

К вещам, вихляя из стороны в сторону, подошел пес, понюхал и, громко чихнув, вернулся на исходную позицию.

— Вот и я говорю, — обращаясь к волкоподобной собаке, повторила Брунгильда, — витают над ним Крылья Ночи. Непростой человечек, интересный, с ним бы повозиться…

— Некогда нам возиться, старая, — Грейс наклонился и заглянул в глаза старухе. — Используй то, что есть, другого не будет. Он не должен доплыть до московитов — важные сведения везет. А за плату свою не беспокойся — через дня три привезу.

— Не обмани, милый, — зловеще усмехнулась старуха, ногой подгребая к себе принесенные вещи. — Для себя я и бесплатно постараться могу.

— Не пугай зря. Когда Гретхен или я тебя обманывали? — спросил шпион.

— Пока что вы живы, — заметила старуха. — Значит — не обманывали.

— И сейчас не обманем.

— Тогда, милые, давайте с моего болота, — вдруг вскочила старуха. — И нечего тебе, кавалер, глазом на меня зыркать! Всякие тут были людишки, по всякому зыркали. Хочешь — зайдем за мельницу, покажу тебе останки тех, кто дозыркался?

— Сварливая дурная старуха, — плюнул в пол Роже и вышел вон.

Грейс, мрачно глядя на Брунгильду, растер плевок сапогом и погрозил кулаком:

— Этот человек нужен Фемгерихту, Брунгильда. Ты не в том возрасте, чтобы озорничать.

Старуха скорчила такую физиономию, какая случается у восьмилетней девицы, когда у нее отбирают медовый пряник, и тут же раскатисто захохотала.

— Ступай уж, чернильная душа, да присмотри мне гостинец.

Обратная дорога показалась Роже короткой, как будто к мельнице лес не хотел их пускать, заставляя вилять тропинки и смыкаться деревья, а сейчас сам гнал прочь. Иной раз, оборачиваясь, он видел желтые глаза в чаще и несущиеся в зарослях серые гибкие тени.

— Не стоит так крутить головой, — проворчал Грейс, когда они почти выбрались из зачарованного леса. — Шею можно натрудить.

— Это псы с мельницы нас провожали? — спросил все-таки Роже.

— Какие-то псы, не обязательно с мельницы, — в тон ему ответил шпион. — Лес большой, тянется на много дней конного пути. Волков и одичавших собак там хватает… как и всего остального…

— А эта Брунгильда…

— Рыцарь, — устало заметил Грейс, — я ничего не стану говорить о ней. Не потому что хочу скрыть от тебя что-то. Просто понять ее сущность не может никто.

— А толк с нее будет?

— Считай — испанцу конец. Почти наверняка. Лично я не слышал, чтобы старая ведьма оплошала в подобного рода делах. А вот нам придется выполнить уговор с ней, а сие…

Он сделал неопределенное движение рукой в воздухе, которое могло означать все, что угодно.

— Не верю я в эту в Брунгильду, — признался Роже. — Но если это может ускорить кончину испанца — моя казна к твоим услугам.

— Зачем ей на болоте деньги? — спросил Грейс вяло. — Лес ее кормит. Тут другое… Погреба и сундуки не понадобятся, а вот власть твоя над краем здешним…

— Хватит! — пуская коня вскачь, крикнул рыцарь. — Хватит тайн на сегодня! Я хочу надышаться ветром!

И он помчался по полю, распевая какую-то разудалую рыцарскую песню.

Нагнал его Грейс уже при въезде в замок.

— Ты обещал заплатить Брунгильде за работу, — сказал он.

— Ты что же, — нахмурился Роже, — сомневаешься в моем слове? Обещал — значит, сделаю все, чтобы оплатить.

Грейс помялся, и рыцарь спросил мрачно:

— Только скажи, что я должен сам отвезти на болото десять кругов сыра и скормить с ладони этой дочери вервольфа и мха — сразу же получишь в зубы латной перчаткой.

— Сыр возить ни к чему, — ответил Грейс. — Но присутствовать при том, как я беру оплату, придется.

— Когда?

— Завтра вечером, — сказал Грейс. — Встретимся прямо здесь. И не бери с собой никого, даже оруженосца, как и сегодня.