Корона и венец

Часть вторая Венчание и коронация

Незадолго до рассвета Елена увидела сон.

Ей приснился какой-то странный город – похожий на Венецию и одновременно – на какой то восточный град из сказок.

В нем шел карнавал – веселье, вино, нарядные дамы и кавалеры, салюты, фейерверки, конфетти, серпантин летящий из хлопушек. Веселящаяся толпа в масках – у кого-то классические итальянские баутты, у кого-то – маски дель арте с длинным носами, у кого-то – звериные головы, сделанные так искусно что невольно всплывали в памяти сказки об оборотнях – всех этих луп-гару и чуть ли не о Жеводанском звере. Иные даже прицепили сзади хвосты – лисьи и волчьи.

Играла музыка, ряженые прыгали и танцевали, фонтаны били выше крыш домов, подсвеченные яркими огнями…

Проснувшись Елена тут же позвонила в колокольчик.

Быстро оделась с помощью камеристки и вышла в гостиную.

Та надо сказать производила странное впечатление – здесь были и удобные кресла, и низкие столики в стиле английского ампира и тяжелый сервант. А самое большое место занимал большой стол с ножками в форме львиных лап и с множеством выдвижных ящиков, ручки которых были сделаны из серебра.

Лакей принес чай в старинном чайничке; с изображением тонкой кистью – танцующие на ажурном мосту необычайно красивой китаянки в синих и алых одеждах с высокими прическами, держащими в руках изящные жезлы и веера; под ногами девушек низвергается с горной круч водопад.

– Налить вам ваше высочество покрепче?..

Вспомнилось отчего-то из истории – царица Екатерина, владычица всея Руси чай не употребляла, но пила крепчайший кофий – как теперь говорят – кофе…

А вот она привыкла к чаю – в Британии любят чай.

Допив, оглядела зачем-то гостиную.

Дорогие обивочные ткани, по стенам, бархат, помпоны; полы устилали ковры редкой работы. Бюро времен Павла I, изящные канделябры, табуреты из позолоченного дерева с сиденьями, обтянутыми красной кожей.

Картины на стенах, кисти разных художников: уже старые с сеточкой кракелюр.

Тут и натюрморты из роскошных цветов и фруктов, охотничьи – она даже кажется узнала Вильяма Ван-Аелста и какой-то классический «завтрак» Петера Класса (Елена не имела понятия что это все стараниями господина Грузинского собрано в усадьбах здешних помещиков)

Одну стену занимали изображали государей Российских. Вот родоначальник и первый князь общерусский Рюрик – похожий не на монарха, а на бородатого разбойника (которым впрочем и был – как всякий норманнский конунг)

Вот усач в алом плаще, с огромным мечом у пояса и с таким же большим крестом в руках.

Это князь Владимир – тот, что крестил Русь и сбросил идолов в Днепр… А еще – подсказала память – изнасиловал княжну Полоцкую Рогнеду на глазах у отца ее и братьев – прежде чем умертвить тех. А затем взял в жены византийскую принцессу Анну.

А вот смахивающий на какого-то Мефистофеля в соболях Иван Грозный – у которого было семь жен – больше было только у Генриха Восьмого Английского… Михаил Романов – благодаря коему установилось правило – царь может занять трон в шестнадцать лет, а сочетаться браком лишь в восемнадцать – в отличие от других подданных. Елизавета – дщерь Петрова – славная именем отца. (А также блудом…)

Теперь вся эта череда царей и цариц – со всеми их доблестями и прегрешениями – ее история. Её История…

…Елену обряжали долго.

Перехватывали талию широким, вышитым поясом. Укладывали волосы в прическу закрытую жемчужной сеткой и закреплял гребнями, испещренным агатами и ониксами. Вокруг шеи переплелись жемчужные нити, перехваченные застежкой в виде льва из бриллиантов и рубинов, будто бы пленивших стройную шею. Одели фату с золотыми лентами.

Затем Елену облачили в длинное, стелящееся белое платье.

Когда обсуждал церемониал кто-то даже предложил для царской невесты нечто в старинном духе, – высокая кика и сарафан. Однако все же времена Алексея Михайловича канули в лету…

Елена увидела лицо свое в зеркале. Корона волос над матово-бледным овалом лица и изящно очерченным губами, на фоне тонкой и очень белая кожа – темно-аквамариновые глаза. Ее поразил собственный вид – неподвижный взгляд, мраморная бледность – даже жилы на висках не бились.

Как будто смертная тень коснулась ее.

«Встряхнись. Тебя выдают сегодня за Царя. Ты мечтала об этом… Ты любишь его в конце концов.»

Затем пришел черед заранее отобранных украшений. Выбирала она их – те что оденет на свадьбу и коронацию – долго и старательно.

В хранилище Эрмитажа ее глазам предстали удивительной красоты броши и диадемы, выполненные из драгоценных камней, работы прославленных мастеров прошлого века. Лазурные аквамарины, небесно-синие сапфиры, фиалковые аметисты и кроваво красные альмандины, оправленные в золото и усыпанные россыпью небольших искрящихся бриллиантов, виртуозные оправы, созданные для каждого камня особо… Были и предметы из сокровищницы правителя Индии великого Могола Шах-Джахана – легендарного строителя Тадж-Махала. Индийские ювелиры создали удивительные вещи – искусно инкрустированные самоцветами, их шедевры декорированные яркой цветной эмалью, усыпанными алмазами из знаменитой Голконды и цейлонскими сапфирами. Однако больше всего ей понравился «Большой Букет» – где листья были выложены изумрудами, а цветы – алмазами, самый красивый из которых, розово-сиреневого оттенка, вставлен в сквозную оправу, чтобы лучше играть на свету. Его Елена и выбрала Затем наступил черед фамильных драгоценностей семьи д’Орлеанс – драгоценностям французских королей и королев… А и немного их осталось от прежнего версальского великолепия! – подумалось ей. Сколько сгинуло по карманам революционеров – чья жадность к золоту уступала лишь жадности до крови, сколько было расточено на войны и иные забавы…Сапфиры на золоте и платине – середины прошлого века испанская работа.

Подвеска из квадратных рубинов, двух колумбийских изумрудов и грушевидной жемчужины.

Еще изумруд (уже уральский) в перстне – кабошон… Затем пришел черед старинного английского кольца – его носила последняя из Тюдоров – королева Елизавета. Оно было выполнено из золота девяносто второй пробы, украшено мелкими рубинами и бриллиантами, голубым жемчугом, льежской эмалью. Кольцо таило в себе секрет – подняв верхнюю пластинку можно было увидеть две крошечных миниатюры – портреты самой Елизаветы и ее матери, несчастной Анны Болэйн. Кольцо как она помнила было тоже подарком к коронации жены императора – императрицы Евгении Монтехо, супруги Луи Филиппа – от тогда еще союзной Англии. Семья лишившегося трона «племянника своего дядюшки» распродавала содержимое шкатулок на аукционе – и отец купил ей на шестнадцатилетие сей раритет – вполне приличествующий юной английской леди подарок.

Последним было кольцо-печатка – старого истертого бледного золота с лилией выложенной из рубинов, взятых из эфеса меча Саладина захваченного среди трофеев ее предком – Людовиком Святым. Самая старая реликвия… Его она не надела – это совсем для другого…

Как будто ничего не упустила. В дверях появился Оболенский-Нелединский.

– Идемте, Елена Филипповна. В храме все готово. Причт свечи возжег. Архимандрит уже расставляет певчих.

…А потом они с Георгием сошли по крыльцу, вступая на ковер – он в негнущейся парче усаженной крупными, грубо ограненными камням «яхонтами и лалами» – вспомнила она старинные слова. Она – в белой кисее.

Они вышли под показавшийся ослепительным солнечный свет… С колоколен собора лилась густая медь свадебных перезвонов. Две фрейлины несли за ней горностаевую накидку – еще свернутую. А вперед пожилая черница – игуменья несла икону – древний темный от времени образ в таком же старинном окладе – в скани и морозных узорах.

Образ Михаила – Архангела – по преданию им благословляли предка Георгия – Михаила Федоровича Романова во время его свадьбы…

Георгий мысленно вздохнул – бармы и парчовый балахон из Бог весть каких запасников Оружейной палаты, довольно таки сильно сковывали движения, давили на плечи…

Словно бы усталость давила – сегодняшней свадьбе он и в самом деле отдал много сил…

Что поделать – он ведь хотел не просто свадьбы царя – но Царской свадьбы.

И такое дело не могло обойтись без царского же догляда.

Нет – разуется порядок действа разрабатывался как положено Церемониймейстерской частью Министерства двора. Однако без его участия дела толком не осилили (как впрочем почти всегда бывало на его память).

Изначально Георгий отдал распоряжение – чтобы церемония была пышной и необычной. Увы – под необычностью дворцовые важные чины понимали грубую помпезность в духе турецких султанов, а пышность в их глазах определялась, похоже, исключительно потраченными деньгами.

Чего только не было в тех планах! Шествие конных рыцарей в цветах Орлеанского дома. Золоченые кареты. Фейерверк на сотни тысяч рублей. Строительство особого маленького деревянного дворца для новобрачных, который затем предполагалось разобрать и зачем то сжечь.

Еще церемониймейстеры предложили собрать по примеру Анны Иоанновны представителей областей народов России – дабы те прошли шествием перед августейшей четой – в своих костюмах со своим песнями и танцами…

И расходы… Боже милостивый!!!

В огорчении Георгий даже обратился к Танееву – может быть художники и театральные режиссеры окажутся способнее придворных деятелей? Увы – там тоже не нашлось способных удовлетворить взыскательный вкус молодого монарха. Они захотели соорудить деревянный амфитеатр где дать представление, и тоже воздвигнуть деревянные дворцы – точнее уже декорации на месте великокняжеских хором – по их образцу. Всего на три миллиона золотом. А еще помощник директора Петербургского Синодального училища Александр Кастальский собрался даже написать к свадьбе Георгия и Елены оперу на какой-то совершенно невероятный сюжет – о любви древнего славянского князя к прекрасной гречанке из Тавриды – у нее не было даже либретто – лишь наброски. (Отказали конечно – оперу за три месяца?)

Однако так ли иначе – сейчас он ведет свою невесту под руку к алтарю – а все прочее неважно.

Елена замерла – перед ней паперть собора. А над головой – позолоченный пологий купол, напоминающий богатырский шлем. Сверху – ажурный крест из золоченой меди.

А под ним – белокаменные резные фигуры святых, среди которых она выделила взглядом страстотерпцев князей Борис и Глеб, причудливые растения, фигуры фантастических зверей и птиц – настоящая сказка в камне.

Храм как она помнила был возведен князем Всеволодом Большое гнездо – прозванным так за его многодетность – у него было двенадцать детей.

Белое платье невесты мело подолом по коврам устлавшим площадь и крыльцо.

… Они с Георгием перекрестились и поклонились на иконостас.

Любуясь многочисленными узорами на фасадах храма, она ожидала, что и внутри встретит подобное убранство. Однако, внутренняя часть храма была лаконична и скромна.

Фрески в нежных полутонах – светло-зеленых и голубых, зеленовато-желтых и синевато-серых. Лики апостолов строгой красоты, смотрели на нее с вышины.

В главном своде под хорами фигуры апостолов-судей на престолах сцены рая: херувимы и серафимы, апостол Петр, ведущий в рай святых жен, Мария Магдалина; Богоматерь на престоле; Авраам, Исаак и Иаков, а также Благоразумный разбойник.

Пространство нефа было наполнено воздухом и светом, и все пронизано торжественным спокойствием и умиротворенностью… буквально дух захватывало от великолепия древней церковной живописи.

Священники в тяжелых златотканных ризах речитативом читали псалмы Давида, «Живый в помощи Вышняго», и Великую Ектенью из Нагорной проповеди.

Приглашенные построились по обе стороны прохода.

Их было немного – человек пятьдесят – самые близкие. Хотя так если подумать и должно быть: свадьба – даже свадьба монарха – это семейное торжество и быть на ней надлежит лишь своим.

Среди гостей было лишь два посторонних – фотограф Иваницкий со своей камерой и набором объективов и живописец Серов – ему поручено запечатлеть церемонию на полотне.

Дядья Георгия, – Александровичи и Николаевичи с супругами и детьми, цесаревич Михаил. Рядом с вдовствующей государыней – отец – то есть его королевское высочество принц Шарль-Луи Орлеанский.

Иноземные гости… Карл I – государь Португалии, Анголы, Гвинеи – с красно – зелено-фиолетовой кавалерией соединенных орденов Сант-Яго, Христа и св. Бенедикта Ависского – и знаками многих других наград. Муж сестры Амели – та увы не приехала – нездорова.

Елена скользнула взглядом по пышноусому лицу – со своей плотной фигурой и белесыми волосами деверь скорее напоминал немецкого или английского буржуа нежели иберийского идальго. Отчего то глаза ее задержались на только вчера врученном королю Георгием ордене Белого Орла…

Вот на правах деда и бабки жениха – монархи Дании – король Кристиан IX с супругой – королевой Луизой. И всех орденов государь Кристиан надел лишь звезду св. Андрея Первозванного. Рядом – его сын – король Греции Георг I – тезка её все еще жениха под руку с молодящейся королевой эллинов – Ольгой Константиновной, – тетушкой Георгия и стало быть и ее тоже…

А справа от датской монаршей четы – член Испанского Королевского дома – герцог Пальма-де-Майоркский Хуан – ее мать не приехала отговорившись нездоровьем. Сердца Елены коснулась мгновенная грусть – мама так не смогла принять перемены веры дочери.

«Я буду молиться за твое счастье, твоего супруга и твою душу» – так завершалось короткое письмо, переданное ей в собственные руки доном Хуаном…

И они – двое – что, казалось, плыли по воздуху над мозаичным полом – он в древнем наряде, она в белоснежном атласе и бархате, струящихся легкой вьюгой.

Она видела как играют в свете мириада свечей грубые, старой шлифовки каменья на его собольей, царской шапке. Красные сапоги ступали почти бесшумно. Сапоги пурпурного окраса – как у византийских императоров.

Последнего византийского императора Константина Палеолога турки изрубили так, что опознать его смогли только по царским сапогам… После этого Константинополь уже наверное навеки стал Стамбулом…

Она чуть тряхнула головой, отгоняя жутковатую ассоциацию – видение.

Владимирский архиерей поднял руки жестом библейского патриарха со старой миниатюры. Синяя златотканная сутана – то есть ряса (православные падре – то ест batiuschk’i не носят сутан – они носят рясы) перехваченная муаровым розовым мафорием переливался лазурным крылом бабочки.

Панагия, украшенная аметистами, тускло отсвечивала цветными огоньками. Крест на серебряной цепке – большой – дюймов двенадцать. На каждой поперечине креста с обеих сторон были изображены лики святых с серебряными нимбами. Их фигуры выделялись на золотом фоне, выгравированные линии были выделены густо – черной эмалью. Это был древний византийский крест – мощевик; века седьмого – привезенный из Киева митрополитом Иоанникием. Бог весть какими путями пришедший на Русь и Бог весть как сохраненный от рук грабителей и мародеров всех бесчисленных войн.

Преподобный Сильвестр казался ей и в самом деле каким – то древним первосвященником явившимся из глубин веков для того, чтоб обвенчать их.

– Смертию смерть поправ… жизнедавче… человеколюбче… – доносилось до нее. Елену словно невидимая рука толкнула – и она перекрестилась – троеперстно.

– Честнейшую Херувим… и славнейшую без сравнения Серафим…

Их подвели к аналою. Елена не слышала голосов и невнятно доносилась речь Священника. Отец Феогност произносил предвенчальную молитву, затем трижды прочитал «Отче наш», и «Богородицу». Елена замерла, слушая затверженные недавно, а теперь как будто знакомые с детства слова.

– Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою… благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших… аминь…

И хор из трех десятков певчих – детей-семинаристов и двух десятков дородных монахов возгласил, – Исаия, ликуй!..И вы, дщери Иерусалимския!.. И вы, дщери Иеффая!..

И отец Феогност стоит, воздымая руки, седовласый, напряженный, а после возглашает зычно на весь собор святые слова соединяющие людей именем Творца.

Он только что не сиял от гордости – пусть сейчас во Владимире три митрополита и заслуженные епископы с архиепископами – но таинство брака – брака Императора Всероссийского! – по канону должно совершать именно ему – правящему архиерею епархии.

– Венчается раб Божий Георгий рабе Божией Елене…

Георгий стоит перед ней, облаченный в свой сияющий, парчовый наряд, и меховую шапку что блестит драгоценными каменьями.

– Миг – и кольцо – обычное золотое обручальное – уже на ее руке.

– Венчается раба Божия Елена рабу Божию…

Кольцо… Она сама должна надеть ему кольцо – а руки дрожат. И Елена, глядя прямо в глаза Георгию, надела на его палец кольцо короля-крестоносца – оно охватывает палец Государя как будто делалось для него.

Священник, что держал над ними венцы явно волновался – руки его тоже дрожали…

– Венчается раба Божия Елена рабу Божию Георгию…

Они направились к аналою. Отец Феогност осенил их крестным знамением.

Толпа гостей крестится. Императрица-мать, дядья и племянники Георгия, с ним их жены, чада и домочадцы…

А еще – за стенами собора – простой народ.

Они сейчас молятся за неё и за Царя – и сейчас их мозолистые руки творят крестное знамение, троеперстие во имя Троицы Единосущной. Сейчас по всей России – за вычетом может самых глухих «medvezjih» углов народ молится за нее – а может поднимает чарку во здравие молодых… Она представила этот «народ» – сельские священники в бедных бревенчатых храмах; офицеры и солдаты в провинциальных полках; бородатые лавичники – ой – лавочники! – в сапогах-бутылках, мужики в армяках и гимназистки…

Отец Феогност беспрерывно крестил их, словно боясь, что они останутся хоть на миг без защиты знаменья, без осеняющего крыла Божия.

– Гряди, голубица!.. – тоненько, торжественно, медленно поют певчие…

«О Георгий, вот я и Твоя жена. Вот и повенчал нас Господь… Все сделалось само. Как? Нам этого теперь уже никогда не понять.»

Он склонился к ней и его губы коснулись её щеки…

– Исайя, ликуй! – торжествующе запел хор – грянув словно с небес. Гости закрестились.

– Гряди, Голубица!!

Она не помнила толком как вышла из храма – твердо запомнилась лишь его рука в жесткой парче твердо держащая ее за локоть.

А под светом солнца на нее накатило густое гуденье медного баса – ударили в колокола…

И волны густого тяжелого звона накатывали, плыли сияющим облаком, вызывая ощущение счастья и благоговение…

Дальше было возвращение к губернаторскому особняку, где в огромном шатре их ждали накрытые к пиршеству столы…

Оркестр Мариинского театра заиграл полонез. А гости, сели за столы, залах, и под нежные порхающие звуки принялись уплетать зернистую икру, тарталетки, заливные, салаты, жареные лангусты, ризотто с белыми трюфелями мороженое, пить из хрустальных бокалов вино столетней выдержки, желая венценосной паре долгих лет жизни и любви. Было много цветов – темно-пурпурные и черные орхидеи, белые гвоздки, маргаритки – в таком изобилии, что дух захватывало – два вагона цветов в бадьях оцинкованной жести с водой доставили из Москвы. (Это не считая полевых цветов и цветов из палисадников горожан пошедших на украшения улиц и убравших центр Владимира растений из усадебных оранжерей)

Фрукты в вазах – яблоки, сливы, виноград и ананасы…

Для новобрачной были приготовлены особые блюда – французской старой аристократической кухни: королевский суп – курятина на молоке, с толчеными орехами, цыплята «кок-о-вин», с гарниром из томленного в духовом шкафу гороха, бараньи отбивные под соусом, а на десерт «омлет-суфле».

Запивая это все охлажденным фруктово-ягодным компотом, Елена думала что отныне старая жизнь закончилась.

Да – сегодня первый день новой жизни. У нее есть теперь муж.

«Муж и Царь твой. И Господин твой. И Владыка и Повелитель твой.»

Еще одна служба – благодарственная – состоялась вечером в Церкви Покрова…

Стоял прекрасный день, и я навсегда запомнила белую церковь с островерхим шатром и золотыми крестами на них, блестевшими и переливавшимися на закатном солнце. Это была древняя знаменитая церковь, сейчас известная во всем мире…

Мысли мои тогда были однако далеки от горнего… Я мечтала объездить страну царицей которой стала.

Увидеть ее огромные просторы, проехав насквозь снежные леса, ковыльные степи, бесконечные реки, текущие из жарких степей к ледяному океану.

К Байкалу. В горы Алтая и Хамар-Дабана. На Ангару… На Волгу. В леса… К Белому морю и святым Соловкам. К тигриной тайге Приморья и бамбукам Сахалина. К древним городам Туркестана и святому Арарату.

Многое – очень многое не сбылось – монарший удел – это тяжелый труд – не оставляющий времени на свои желания – если конечно царствующий понимает свой долг. Все же я не жалею – ибо взамен исполнения житейских желаний мечтаний судьба дала мне по настоящему великий Царский – путь…

Елена Филипповна, Вдовствующая Императрица Всероссийская

«Мое жизнеописание»

(Не вошло в окончательную редакцию)

В наступившей тишине четко прозвучал щелчок поворачиваемого ключа, и тихий полусумрак окружил ее.

Елена вздохнула.

Последние три часа Елена провела в шумной суматохе пира, где всякие хмельные напитки лились хоть и не рекой, но полноводными ручьями, а вкуснейшие блюда поглощались в изрядных количествах и тут же подносилась лакеями, тафельдекерами и мундшенками. К счастью, Елене не надо было общаться с каждым из приглашенных. Ее роль сводилась к тому, чтобы тихо сидеть за столом, пробовать разнообразные блюда да по глотку отпивать шампанское из изящного бокала – в ожидании того что определено судьбой этой ночью. Ее пальцы вздрагивали – она один раз чуть не уронила хрустальный бокал.

И вот все кончилось и мисс Агафоклея проводила ее сюда – в спальню убранную и задрапированную особо привезенной из Петербурга мебелью и коврами с портьерами. Но что дальше?

Она подумала – может погасить светильники – пусть их первая ночь как мужа с женой пройдет в темноте – так романтичнее…

Но тут открылась другая дверь и вошел ее избранник.

– Мне надо в ванную, – сообщила она Георгию нарочито спокойно.

Умывшись и обтеревшись при свете маленькой керосиновой лампы на медном крюке она распустила волосы, густой волной легшие на плечи. Накинула красный бархатный халат, затянула пояс, и вышла в комнату. А Георгий уже обнаженный – лишь прикрывшийся одеялом сидел на кровати.

…Он поглядел в её сияющие глаза… и смутился…

…У нее ещё этого не было…он понимал, что должен быть нежным и ласковым не уподобляясь дикарю.

Его халат соскользнул на пол. При свете ночника она увидела его всего… и мельком подумала о тех женщинах что также ждали его в постели… Сколько их было? Но какая разница? Мужчина имеет права каких нету у женщины – причем права дает не закон, а природа. Ибо мужчина не забеременеет от мимолетной связи…

– Елена… милая… – он обнял ее.

«Как он произнес моё имя! О, как!»

Елена покраснела когда он совлек с нее халат.

– А как насчет поцелуя? – руки Георгия лежали на талии девушки, притягивая ее к мужскому телу. Его поцелуи переместились на шею, потом он начал двигаться в сторону уха и прикусив мочку, прошелся по нему языком.

Через полминуты тело начала снова слушаться и Елена нашла силы прервать поцелуй…

Георгий обхватил одну грудь, потом – другую, прошелся пальцами по животу и коснулся пупка. Он будто изучал ее тело. Потом его губы раскрылись, и язык стал ласкать набухшие бутоны сосков, заставив ее вздохнуть в испуге и подступающем наслаждении.

Это околдовывало ее, и она начала постанывать от нахлынувшего наслаждения. Огонь охватил ее обнаженное тело, кровь быстрее побежала по венам, отзываясь ритмичноой сладостной судорогой внизу живота. А требовательные губы Георгия не давали ни мгновенья покоя, покрывая ее новыми и новыми все более пламенными поцелуями. Георгий стал поспешно освобождать от ночной сорочки, осыпая при этом обнажающееся тело поцелуями. Вот он покрыл поцелуями ее груди, потом живота, спускаясь постепенно все ниже и ниже. Он целовал ее, она сладостно изгибалась, гладила его волосы и ободряла его тихими сладострастными звуками. Он горел, как в огне, и с каждой секундой все с большим трудом сдерживал желание полностью слиться с ее плотью овладеть ей дико и быстро – как теми женщинами… Закинуть ее ноги себе на плечи решительно их разведя…

– О да, да! ДА! – простонала она. И вдруг Елена ощутила небывалый восторг. Она никогда не испытывала ничего подобного.

Снова поцеловав ее, он прижался к ней еще сильнее, и она вздрогнула перед неизбежным. Георгий вспомнил – что советовали некие книжки касательно девственниц, подвел руки под ее ягодицы и крепко прижал Елену к себе. Затем несколько секунд выждал и проник в нее. При этом он почувствовал, как преодолел некую преграду, которая осталась позади ощущением теплой тесноты. Елена всхлипнула. И отдалась этому страстному порыву, забыв обо всем на свете. Ее охватило желание – прежде о существовании которого она даже не подозревала – разве что в самых тайных и томительных снах.

Она словно растворялась в нем… И чопорная леди отступила перед страстной женщиной, так неожиданно и сильно поднявшейся из неведомых глубин ее натуры. Елена оказалась бессильна перед этим напором…

Слишком хорошо было. СЛИШКОМ ХОРОШО…

Часы (минуты, дни?) миновали и вот изнемогая от любви и усталости, она замерла в его объятиях.

Умиротворенные, они лежали в полном изнеможении. Обнаженный, он лежал на спине в призрачном свете ночника, она тоже была бесстыдно голой, как танцовщицы на древних фресках…

Он нежно поцеловал Елену – свою жену и свою Царицу…

Из глаз ее выступили слезы. Слезы счастья и слезы перехлестывающих чувств… Она ощутила их на своих губах и улыбнулась.

Я имею счастье и радость, – шептала Елена, – я рожу тебе таких хороших сыновей что все короли мира будут тебе завидовать, только пожалуйста люби меня и никогда не покидай…

– Не покину, дорогая. Мы с тобой теперь больше никогда не расстанемся и я всегда буду любить только тебя.

От этих слов Елене стало так хорошо и тепло на душе… Она не просто стала царицей – сегодня она все-таки стала счастливой…

Я вспоминаю ту ночь… Их было много – и я их не вспомню – кроме этой. Я знаю что не все женщины помнят то как утратили девичество и вошли в новую жизнь… Но ее я помню и буду помнить даже на смертном одре и даже за порогом жизни – если души помнят свои земные страсти. Тот миг когда ТЫ проводишь ладонью внизу моего живота, и я, вздрогнув, накрываю ладонью твою плоть. Лишь твои губы, больше нет ничего… Почувствовав мою расслабленность, мой возлюбленный крепко прижимает меня к себе, не прерывая поцелуй, чуть подается вперед и…

– Я люблю тебя. Ты даже не можешь представить, как сильно я тебя люблю.

Он шепчет мне ласковые слова, гладит по голове, как ребенка, покрывает поцелуями шею… Он прошелся языком по моему уху, слегка прижал поцелуем.

«Как же хорошо… что со мной творится? Я уже совсем позабыла о страхе. Каждая клеточка моего тела кричит о моей любви к НЕМУ. Он – мое божество… Только отдаваться ему, отдаваться без остатка, до капли, раствориться в нем, чувствовать его в себе, глубоко-глубоко, дарить ему счастье быть любимым… Я чувствую, что ему очень хорошо сейчас… Он чуть постанывает, целует меня, прерывающимся голосом шепчет какие-то нежности. Еще миг и это сладкое ощущение счастья становится невероятным.

Я непроизвольно подаюсь любимому навстречу. Еще движение, еще и.… Словно меня подхватывает что-то и уносит в небо. Тело скручивает сладкая судорога, из груди вырываются стоны и крик. Я кричу и извиваюсь под ним. Его бьет дрожь. Он делает последнее движение и замирает.

Через несколько секунд все проходит. Он ложится рядом и обнимает меня.

Какое-то время мы молчим, переводя дыхание… "

– Я люблю тебя… – шепчет он.

Ты научил меня не скрывать своих желаний, сделал мое тело чувственным и ненасытным, прогнал прочь ханжескую стыдливость… Потом я поняла – что имели ввиду древние говоря о Таинствах Исиды и Астарты. Но испытала это я именно тогда.

Из тайного дневника императрицы Елены Филипповны, уничтоженного ей за год до смерти

Следующий день

Если бы сейчас над Владимиром поднялся бы аэростат или даже новейшая выдумка человеческой мысли – дирижабль – вроде того что создали мсье Шарль Ренар и Артюр Кребс, то глазам его бы предстало необычное зрелище…

Центр древнего города с лужайками, с остатками старинных высоких валов; и два рядом белеющих собора, один – малый, другой – большой, с грандиозной колокольней, уходящей острием купола в голубое без единого облачка небо…

Кругом соборов стояли хоругвеносцы с черными и багряными златотканными хоругвями. То тут то там можно было видеть диаконов и клириков в золотых облачениях со свечами и посохами в руках. Небольшая процессия батюшек обогнула Успенский собор «по солнечному ходу» и вышла с северной его стороны на площадку между соборами, в это же время из собора сюда же выходила другая процессия духовенства с архиереями в разноцветных мантиях и множеством хоругвей.

А на площади – царский павильон, украшенный бело-сине-красным государственным и оранжево-бело-черным династийным флагами. Солнце еще стояло не высоко, утренняя прохлада еще не исчезла, день ожидался солнечный. Еще кое-где стучали топоры плотников, лихорадочно заканчивавших постройку трибун, балаганов помостов.

А окрестные улицы уже заполняла толпа – но не всякого пускали – ох – не всякого…

Если кто-то особо рвался вперед нарушая порядок – как из под земли являлся жандарм, стражник, а то и агент полиции в штатском и командовал строго и назидательно: «Куда? Зачем? Вертайтесь!» А в случае если слова не помогали – нет – упаси Христос! – никакого мордобоя и матерной руган – грозное – «Честью просят!» – и кулак охранителя благочиния приближался – нет к лицу, опять же – ни в коем случае – здесь же священное торжество! – а чуть ниже пояса. А кулаки у жандармов и городовых – зачастую бывших гвардейских солдат, крепышей и великанов – смотрелись весьма внушительно.

…Публики на трибунах было еще мало, а в павильоне пусто – только цветная каемка охраны – «стрелков Его Величества», в ярких малиновых рубахах и забавных шапочках, вроде тех что одевали извозчики или гайдуки богачей.

Но вот трибуны начали занимать важные гости – губернаторы, предводители дворянства, депутации городов и гильдий, игумены и игуменьи монастырей…

А под золочеными хоругвями и примикирием в лиловых, синих и фиолетовых мантиях епископы, архиепископы и митрополиты. Вон они – с посохами в руках в белом клобуке с бриллиантовыми крестами, на голубых серебристых мантиях, митрополит московский Владимир, митрополит Киевский и митрополит Санкт-Петербургский. Диаконы и послушники в золотых облачениях следуют за архиереями, поддерживая мантии. Навстречу преосвященным лилась с высоких колоколен церковная медная музыка…

Солнце играло сотнями блесток на их золоте и блестит на ризах облачений.

И вот показались два открытых экипажа – обычных лакированных ландо.

В первом экипаже к павильону подъехали Елена в сопровождении своей камер-фрейлины – Агафоклеи фон Сталь и обер-гофмейстерины Марии Павловны Будберг. Во второй – Георгий в одиночестве…

И вот со стороны зазвучала походная музыка.

Сюда из за города шли гвардейские части, поднятые засветло, чтобы успеть отскоблить бритвами до крови солдатские подбородки, начистить ваксой до зеркального блеска голенища сапог, отполировать лошадиным зубом белёные ремни амуниции, стряхнуть особым веничками последние пылинки с парадных мундиров.

Разноцветные – в новой форме – шеренги солдат подтянулись, выравнивая штыки, четче печатая шаг.

Преображенцы, семеновцы, измайловцы, солдаты Московского полка…

Открывал прохождение лейб-гвардии Преображенский полк, в честь его основателя – Петра Первого, назначали брюнетов или темных шатенов, по обязательно «с белым лицом».

Вот прошел батальон второго полк гвардии – Семеновского. Его сформировал когда-то любимец Франц Лефорт, носивший ярко-рыжий парик. И сто восемьдесят с гаком лет в семеновцы подбирали тоже только рыжих. Барабанщики шли первой шеренгой в голове батальонной колонны. Капельмейстер повернулся на полном ходу налево кругом, продолжая идти задом, взнес руку в белой перчатке, махнул, и в летнем воздухе грянул всей медью высеребренных труб и гремящих тарелок пышный Семеновский марш.

За ними – представители Павловского полка – в нем службу нести полагалось только блондинам и только курносым – как у государя-основателя – не было в России недостатка в таких новобранцах. От чего все солдаты выглядели на одно лицо, все похожи, как родные братья, так что бывало обыватель – завидя марширующую роту странных близнецов суеверно крестился: тьфу, пропасть – наваждение этакое!..

Финляндский гвардейский пехотный полк. Была в его неторопливом марше неожиданная легкость: четко били подошвы, но не вдавливались каблуки в мостовую. Оркестр играл не особо громко, задорную, веселую мелодию, сочиненную в прошлом веке офицером полка, ставшим потом художником.

То ли дело, то ли дело егеря, Егеря, егеря!

Георгий наблюдая из ложи павильона – пока в задних комнатах убирали к торжеству Елену, вспомнил рассказ что в старые годы полк назывался егерским, а егеря предназначались для действий в рассыпном строю – и от них требовались быстрота и легкость на ногу.

И хоть времена изменились традиции бережно сохранялись: в них сила армии, уважение к прадедам, желание быть не хуже. Гурко прав – британцы стали так сильны во многом именно оттого что не гнались бездумно за новизной.

Замыкающим прошла отдельная сводная рота сверхсрочных фельдфебелей в шевронах и, медалях «За беспорочную службу» – богатыри саженного роста, представители восьми гвардейских полков, квартировавших в Петербурге и двух московских.

За пехотой выехала группа всадников – впереди с обнаженной саблей, высясь на могучем вороном коне как памятник самому себе командующий кавалерией великий князь Николай Николаевич. Георгий улыбнулся – дядю солдаты прозвали отчего то «Лукавый», и каждый день по вечерам заканчивали пение молитвы просьбой Всевышнему: «Избави нас от Лукавого». Дядя возглавлял прохождение конницы.

Что-то блеснуло золотом. Хор трубачей грянул медью, широко развернув фронт эскадронов, шли мерным шагом гнедые лошади под красными вальтрапами с серебряной окантовкой и гвардейскими звездами. В седлах – усатые богатыри в белых мундирах, в нестерпимо горевших на солнце медных кирасах и касках с серебряными двуглавыми орлами, развевались красно-белые вымпелы на пиках в передних шеренгах.

Шел кавалергардский полк – гордость и слава русской кавалерии.

За ним желто-белые флажки, караковые лошади, желтые с серебром вальтрапы – «кирасиры Его Величества». Один из старейших полков русской конницы, сформированный сразу после Нарвского погрома боярином Волконским, первым полковым командиром. С полком связаны первые победы над шведами, основание Петербурга.

Эскадрон кирасирских трубачей сменили музыканты на вороных конях под синими вальтрапами, расшитыми золотыми позументами и звездами.

Вот проехали рысью две сотни «конвоя Его Величества» – кубанских казаков на вороных конях, в черных папахах, в алых черкесках с золотыми позументами, блестя серебром кавказских шашек, – черноусые красавцы один к одному. Алые черкески тонкого дорогого сукна, опойковые сапоги с мягкими голенищами, черные папахи. Как полагалось к каждому параду, к каждому торжеству выдавали конвойцам новую парадную форму – за счет «собственных Его Величества Средств» (А старую – в сундук. В иные годы случалось казак царский уезжал со службы с двумя такими сундуками)

Клинки на поясах казаков – кинжалы и шашки – свое оружие – не казенное… Доброе оружие разрубавшее в воздухе шелковый платок или разваливавшее «баклановским» ударом врага до седла. Изготовленные прославленными мастерами Кавказа – Исди-Кардашем и Магомед-оглы из местечка Кубачи; ичкерийские «терс-маймал» – «ревущая обезьяна» клинкам этим был свойственен особый звон и свист, сравнимый с ревом дикого животного. Грузинские – из кузни не менее знаменитого оружейника Элиазарошвили. Булатные клинки знаменитого дагестанского мастера Османа, и дамасские – с муаровым рисунком – отобранные у мамелюков Бонапарта или мюридов Шамиля. У кого-то была и «гурда»; шашка с каналом в обушке клинка заполненного ртутью – чья тяжесть наращивала силу удара… Но вот и уланы.

– Вам пора – Ваше императорское Величество…

Георгий оглянулся – дежурный генерал Кауфман получивший три дня назад эполеты генерал-майора и аксельбант генерала – адъютанта был как всегда собран и хмур.

А из за занавес вышла Елена в сопровождении Агафоклеи.

На ней было сшитое из серебряной парчи платье. Оно надо сказать выглядело весьма эффектно, переливаясь отражениями света ламп и бликами солнечных лучей. Казалось, его выковали из тончайшего серебра, а не сшили рукам мастериц. Стежки были положены под разными углами и при движении платье сияло подобно бриллиантам.

На паперти их встретил митрополит Московский Сергий – именно ему было определено свершать чин коронации…

– Государь Всероссийский! – проникновенно начал он. Благочестивая Государыня! Как нет выше, так и нет труднее на земле царской власти, нет бремени тяжелее царского служения. Христианская Церковь, учит о нас о власти, что она от Бога, и ее нужно не только признавать, подчиняться ей, но и любить, и почитать. Царская же особа – лицо особенно благословенное Богом, помазанник Божий. Над ней совершается при коронации миропомазание на служение государству. К нему и его семье русские люди воспитываются не только в страхе и повиновении, но и в глубокой любви и благоговейном почитании, как лиц священных, неприкосновенных, действительно Высочайших, подлинно самодержавных и великих; все это не подлежит никакому сомнению у властей духовных и у народа. И если Царь – владыка над всей страною, как ее хозяин, полномочный распорядитель получающий ее в удел от Христа то царица – есть наместница Царицы небесной…

Елена слушала с замиранием сердца – а вот Георгий ощутил тень сомнения – такого в догматах что преподавал ему отец Палладий что то не припоминалось.

Этак и до пресловутого «цезарепапизма» о котором вещают все эти философы вроде Соловьева недалеко.

Однако же окружающие с благоговением внимали – и вот по завершению проповеди они переступили порог собора – где уже ждали гости церемонии.

И невольно ахнула…

Внутри храма стены были расписаны искусными фресками и убраны золоченой медью, древние иконы в иконостасе украшены золотом и драгоценными каменьями; перед ними висело четыре золотых и два десятка серебряных паникадил, воздухи и покровы были шиты золотом и жемчугом. Реставрирующие его мастера сделали все что было в их силах и даже сверх того чтобы приблизить древних храм предков династии к изначальному великолепию – удивлявшему людей русской земли и иноземцев – когда «оная церковь и уподобима была Соломонову, бывшему в Иерусалиме, храму». Гостей было много… Много больше чем на вчерашней свадьбе.

В глаза Елене бросилась вдовствующая императрица Мария Федоровна – в пурпурной мантии с большим двуглавым орлом, вышитым на спине, и в сверкающей бриллиантовой короне.

За нею, широкой рекой, придворные в расшитых золотом генеральских и камергерских мундирах – члены Государственного Совета и Сената.

Кто то был ей незнаком – других она узнавала… Вот князь Дадиани… Герцог и герцогиня Лейхтенбергские – какая красивая пара! А вот принцесса Ольденбургская – как уже знала Елена адреса благотворительных комитетов, членом которых состояли ее высочество, занимали четыре листа.

Иноземные послы и гости – среди них два представителя Великобритании – премьер-министр и министр иностранных дел Артур Солсбери – рядом – слегка мужиковатый коренастый бородач в морском мундире, принц Альфред Саксен-Кобург-Готский – сын королевы Виктории и муж великой княжны Марии Александровны, тетки Георгия. Эрцгерцог Франц-Фердинанд Габсбург с любопытством оглядывал фрески на потолке.

Далее – представители Шведского, Греческого, Прусского (Елена ощутила мимолетное злорадство при взгляде на постную физиономию принца Генриха – да – государь всероссийский выбрал меня, а не вашу «Мосси»)….

Есть тут и иноверцы. Эмир Бухарский чье имя она так и не запомнила, и хан Хивинский Абдулла. Брат персидского шаха Хафиз.

Вот азиат в синем чесучовом одеянии с золотым шитьем на вороте и длинными рукавами. В руках он держал шапку черного бархата с сапфиром и павлиньим пером: это был принц Сун Лунь: племянник старой Цы Си.

Японец – с каменным лицом – на котором европейский костюм сидел как-то по особенному нелепо, маркиз, а еще главный жрец какого-то японского божка – как же его Сус… или как-то еще?

Как она знала у властей духовных возник робкий вопрос – а можно ли допустить в храм Божий иноверцев и язычников?

– А как иначе вы еще собираетесь их в веру истинную обращать? – осведомился Георгий с какой – то особенно лукавой улыбкой.

Золотые позументы сияли на мундирах. Розетки орденов глядели с муаровых голубых и алых лент… Великие князья и фрейлины, графы и бароны с баронессами.

Лаковые штиблеты и офицерские сапоги с золотыми шпорами, туфельки дам из оленьей и крокодиловой кожи, из замши, расшитые настоящими алмазами и жемчугами. Платья фрейлин были из красного бархата. Великие княгини и статс-дамы – в зеленом бархате.

Они шли мимо этих людей – цвета от цвета Империи и цвета других держав – туда, где на специальном возвышенном помосте, установленном посреди собора и застланном белым атласом стояли два трона – доставленный из Москвы в особом вагоне трон Михаила Федоровича (выбран ибо тот тоже женился после восшествия на царство) и трон для – неё – на который она сядет уже став императрицей…

С ним вышла заминка. Георгий да и другие сперва предлагали не мудрствуя лукаво чтобы в этой роли выступило достопамятное кресло императрицы Екатерины из собора. Однако Елена спокойно, но решительно возражала – да и дворцовый краснодеревщик Зернов осмотревший реликвию не гарантировал что со старой мебелью стоявшей в соборе сотню с лишним лет все в порядке и в ходе церемонии не случиться какого конфуза…

И тогда родилось воистину соломоново решение – сделать для новой императрицы новый трон. Даже было хотели уже оправить заказ поставщику двора Мельцеру – но Танеев вдруг предложил сделать его тут же – во Владимире – в древнем стиле руками провинциальных мастеров.

В Дворцовом ведомстве было скептически покачали головой, но Георгию эта мысль весьма понравилась. И вот под личным наблюдением двух церемониймейстеров двенадцать лучших столяров и резчиков бледные от ощущения ответственности и страха – сделать что-то не так – за три недели изготовили трон – пока вышивальщицы трудились над подушками для сидения и спинки… Для трона было взято дерево с разных концов империи – кавказский орех, сибирский кедр, владимирская сосна и даже привезенный с оказией на московскую мебельную фабрику и выкупленный за сто рублей серебром амурский бархат. Лишь накладки из серебра и моржовой кости привезли с Севера – из Холмогор и Великого Устюга. И все равно трон для Елены закончили лишь три дня назад.

Георгий – в эту минуту уже не человек в земном смысле, но Монарх сел на трон, а она стала рядом – ибо невместно сесть на престол невенчанному на царство и невместно сесть в храме кому-то кроме царствующей особы.

И при пении «Хвалите Имя Господне» вышли из алтаря митрополит, архиерей и весь сонм духовенства…

Все священнодействия коронования совершали первенствующий член святейшего правительствующего Синода митрополит Санкт-Петербургский Палладий митрополит Киевский Иоанникий и Московский Сергий.

Архимандрит Петр Длугов бережно нес темную от времен икону в простом окладе – то была икона Владимирской Божьей Матери – когда то увезенная из храма и недавно возвращенная уже навсегда…

Ею он и благословил Елену…

Обер-церемониймейстер Рикский с помощником – церемониймейстером поднесли ларцы с коронами – в большом была корона государей всероссийских в том что меньше – корона императрицы.

– Венчается во достоинство императрицы супруга государя Всероссийского Елена Филипповна, – возгласил митрополит Сергий.

Церемониймейстеры разом – как заводные куклы – распахнули ларцы, а Елена опустилась на колени.

Большая императорская корона была водружена на голову Георгия I.

Затем извлекли корону для нее – вернее для императрицы всероссийской.

И вот сейчас ее поднесли императору, и он, обратившись к коленопреклонённой Елене и возложил ее на голову супруги. Сняв с себя корону – коснулся им короны императрицы.

Фрейлины во главе с Агафоклеей возложили на ее плечи мантию… Две минуты – и чин коронации свершился…

И Елена встав – снова опустилась – уже на трон… Тем временем снаружи на балкон паперти, протодиакон московского собора Семенов, и с громогласно на всю площадь, прочитал послание Святейшего Синода о Высочайшей коронации.

Затрезвонили колокола, молящиеся принялись истово крестится, и среди леса хоругвей шествие обошло кругом собора, Со всех церквей города Владимира двинулись крестные ходы образуя единый грандиозный ход с архиереями, навстречу им выходит на паперть митрополит и все остальные архиереи и архимандриты.

Вот все… Еще одно дело сделано…

…Послезавтра вечером они уезжают в Москву – думал Георгий – выходя под восклицания толпы и медный гуд из собора. А завтра после встреч с ним начнут разъезжаться и гости… Еще предстояло раздать особые донативы – коронационные рубли и памятные знаки.

На лицевой стороне серебряных рублей был выбит профильный Елены: работа молодого, но уже подающего большие надежды гравера Антона Васютинского.

На реверсе изображены царские регалии в венке. В обрамлении лавровой и дубовой ветвей, перевязанных двойной лентой, скрещенные скипетр, украшенный золотым двуглавым орлом и меч, в центре – держава, выше – императорская корона, украшенная лентами. Над короной надпись сообщавшая номинал монеты " Рубль» и надпись». Елена Филлиповна Императрица Всеросс. Коронована во Владъмире 1890 г.» Была еще бронзовая медаль с изображением Владимирского Успенского собора. Ею наградили всех состоявших на действительной службе от генералов до солдат и сельских стражников, что обеспечивали порядок на торжествах; всех лиц, принимавших участие в работах по приготовлению и устройству торжеств; а также всех сословных и других представителей, бывших во Владимире. Новшеством было то что согласно акту Капитула орденов награждали ею также и женщин. Носить медаль полагалось на анненской ленте – а женщинам – на екатерининской – это была мысль не Елены Филипповны как говорили в обществе, а Марии Федоровны.

В конце Литургии было совершено Помазание Императора и Императрицы святым миром и затем причащение Святых Таин. Государь приобщался в алтаре, у Трапезы по Царскому чину (отдельно Тела и Крови).

В день Коронации в С-Петербурге во всех храмах были отслужены Литургия и благодарственные Молебствия; столичные храмы не могли вместить всех богомольцев, ввиду чего были отслужены Молебны также и на площадях у ряда соборов и некоторых церквей, а также в Конно-гвардейском манеже столицы.

Коронация явила миру Божественную Красоту веры Православной, непобедимую силу и величие в Боге Русских Царей и невиданную любовь Русского народа к своим монархам.

«Синодальные ведомости»,

Следующим днем на обширном лугу за городом было устроено народное гуляние. Пятьдесят тысяч народу собралось на него! Оркестры, песенники, акробаты, фокусники, круги хороводов, скачки на неоседланных лошадях развлекали народ. Еда на столах и пиво из бочек выставлялись за счет купечества города и губернии.

Рано утром 5 июня, до отъезда Их Величества посетили прежде всего собор, где был отслужен молебен, и приложились ко святому кресту.

Один столетний старик умолял как о милости дозволить ему приблизиться ко Государю и Государыне. По милостивому соизволению Её Величества и осчастливленный ласковым словом Августейших Особ, счастливый крестьянин со слезами на глазах выражает надежду умереть теперь спокойно, удостоившись хотя раз в своей долгой жизни быть в присутствии Их Величеств…

«Голос»

Был Косаговский, приехал с Сувориным с церемонии коронации и свадьбы. Оба говорят, что торжественности мало, что какой то лубок и Сорочинская ярмарка разом.

Рассказывают, что свита уговаривала наследного принца прусского не ехать; на это Его Высочество Генрих сказал – «Королям приходится делать и неприятные дела». Его высочество можно понять – Германский царствующий дом ставил себе задачей устроить свадьбу своей принцессы с нашим монархом; однако французы и британцы боятся сближения России с Германией и супруга Георгия похоже готова к их услугам.

Приехал Е. Говорит, что Москва недовольна тем что церемония прошла в другом городе.

Его владимирский знакомый говорит что городское общество рассчитывало что визит будет иметь благие последствия для города. Увы – все лишь пригладили внешне – как румянами и пудрой омолодили старуху – и вскоре старинный город вернется к прежнему.

Однако отметил что угощение на празднике было недурным – воровать по крайней мере не давали. Раковая ушица и жареный поросенок которых он отведал были вкусны.

Вообще же добавил общее мнение – государь в сущности неплохой, хотя уже испорченный юноша, окруженный мошенниками из которых три первых – его министры Вышнеградский, Витте и Чихачев.

Александра Богданович «При четырех императорах» Париж, 1933 год Издание второе

Два дня спустя. Владимир

…Вы Ваше Величество возможно неверно понимаете настрой Германии. Что скрывать – моя семья и я тоже – да и вся империя – был бы польщен если бы женой государя всероссийского стала бы принцесса из дома Гогенцоллернов.

Однако – в мире не все соответствует даже королевским и императорским желаниям (Тем более как известно всей Европе это был не ваш выбор, – про себя едко добавил принц Генрих.) И деликатно взял из вазочки маслину.

…Со смотровой площадки городского парка открывалась великолепная панорама клязьминских просторов. Бескрайние заливные луга, темнеющие вдали леса создавали чувство какого-то абсолютного простора и величия.

Ни горожанин ни гость не смог бы удержаться от того чтобы постояв и умилившись сердцем не сказать – вслух или про себя – «Какая же красота, Господи!»

Здесь царь и решил устроить неофициальный прием.

…Вообще то изначально была мысль – установить тут шатер – алый с вышивкой и там встречать гостей… В конце концов прежние цари не видели ничего особенного в том чтобы принимать знатных гостей в армейских палатках на всяческих маневрах. Но в итоге было решено что встречи пройдут под искусно сделанной беседкой, украшенной флагами империи, установленной на площадке.

И сейчас за плетёным столиком сидел молодой господин с породистым лицом украшенном аккуратной бородкой а-ля Генрих IV (что было особо символично ибо звали его Генрихом) и в мундире с золотыми эполетами – с вышитыми орлами – одноглавыми.

Георгий отчего то вспомнил спор в церемониймейстерской части относительно статуса гостя.

А именно – титуловать ли прусского принца – Его королевское высочество – как сына короля прусского или же все же Его императорское высочество? В итоге было решено что если назвать королевское высочество императорским беды не будет. Сам Генрих не зная о столь забавном казусе вокруг своей особы продолжил разговор.

– Да – в мире не все соответствует даже королевским и императорским желаниям, – повторил принц. Но куда больше – не скрою – нас тревожат знаки недоброжелательства вроде недавних маневров у нашей восточной границы…

…Генрих был старше Георгия почти на восемь лет – но пока ничем не прославился. Жил в Берлине и Дрездене, в придворных развлечениях почти не участвовал – являя скорее тип замкнутого служаки нежели светского человека.

Окончил кассельскую гимназию и поступил на военно-морскую службу. Два года учился в Военно-морской академии. С 1888-го Его высочество Генрих – командир императорской яхты «Гогенцоллерн», затем – крейсера II-го ранга «Ирина», броненосца береговой обороны.

С оттенком грусти Георгий подумал что примерно такая же карьера ждала его – если бы все в его жизни пошло так как следовало бы – а не как устроила слепая судьба и разгильдяи-железнодорожники. Хотя скорее всего дядюшка Алексей Александрович нашел бы ему необременительную и тоскливую службу на берегу – среди штабных геморроидальных бородачей-кавторангов и каперангов и бумаг – когда какое нибудь требование на новую шлюпбалку взамен сломанной, или патрубки к котлам Бельвиля – или на десяток фунтов гвоздей должно было быть согласовано у дюжины столоначальников.

Годам к тридцати – тридцати пяти получил бы почти таких же адмиральских орлов и брюшко, по обычаю Семьи завел бы себе одну, а то и двух балерин, а до того – женился… да хоть на Алисе Гессен-Дармштадской.

Георгий отогнал уводившие куда то не туда мысли.

– Вы ошибаетесь как видимо и ошибается мой брат император Вильгельм. Как вы могли подумать что Россия хочет войны? Мы ее напротив – опасаемся – тем и объясняются маневры. Договора перестраховки увы – больше нет. Поэтому я проверял войска и их готовность к войне. В конце концов – разве это я расторг вышеупомянутый договор – ради того чтобы устроить означенные маневры? И уж явно не мы создали ситуацию при которой любая ваша свара с третьей страной или мое столкновение с кем-нибудь способна вызвать кровавую войну! – желчь таки прорвалась его голосе.

– Что тут можно поделать? – кивнул принц. Лично я бы не стал совершать столь решительного разрыва с прошлой политикой. Но мой царствующий брат думает иначе. Кроме того – он крайне отрицательно относится к тому что связано и именем бывшего рейхсканцлера. И я склонен его понять – ибо герр Бисмарк в последнее время и в самом стал забываться – покачал головой Генрих Гогенцоллерн. Георгий знал о чем идет речь. Еще с 1886 года европейская пресса периодически обсуждала положение, создавшееся в Германии: укрепление русской границы, ограничение гласности в судебных делах, «Закон о социалистах», введение водочной монополии… Буквально каждое решение некогда всемогущего канцлера вызывало шквал критики. Дело дошло до того что выдрессированный и по-армейски послушный рейхстаг – положение о котором разрабатывалось к слову именно Бисмарком – оказался в оппозиции законопроектам канцлера. Пошли даже слухи о намерении Бисмарка произвести государственный переворот…

– Ваш новый канцлер в своем неуёмном желании уязвить Россию сорвал нам размещение займа на Берлинской бирже в восемьдесят девятом году тем самым послужив толчком ко всем событиям. (И зачем вы сделали все чтобы остаться без верного друга в моем лице мне лично не понятно… – фраза так и осталась невысказанной)

– Однако если Его Императорское величество ваш брат пожелает возобновить упоминавшийся договор – за Россией дело не станет.

Я доведу до сведения моего брата ваши слова Ваше Величество…

– Но кроме того Ваше Величество – мы не можем игнорировать недовольства нашего венского союзника спорами с вашей страной из за балканского вопроса… – продолжил Генрих, – он был уязвлен, но партию следовало доиграть до конца.

– И опять вынужден возразить – ибо такая постановка вопроса глубоко неверна, – произнес Георгий в ответ. В отличие от моего отца или деда я не считаю что мы должны куда либо встревать из-за панславистского вопроса пока не затронуты наши жизненно важные интересы. А на Балканах их пока во всяком случае я не вижу.

И это как раз Двуединая монархия, а не Россия хочет дальнейших приобретений на Балканах…. Хотя видит Бог я не очень понимаю – какой интерес Вене в этих бедных горах с живущим на них темными диковатым народами? – продолжил император. Однако зачем их поддерживать Германии? Или… – Георгий улыбнулся… кто-то полагает что австрийцы подарят Германии хотя бы квадратную версту из своих приобретений? Сербия или Болгария стоят крови немецких гренадеров или моих?

– Разумеется мы так не думаем! – с готовностью кивнул Генрих.

И про себя усмехнулся.

Все-таки Германии похоже сильно повезло с русским монархом – молод и наивен и не способен (и дай Бог не будет еще долго способен!) увидеть всю глубину происходящего. Конечно делиться с Германией ни уже взятой Боснией, ни Македонией с Албанией которые венские родственнички еще только видят во снах никто не будет.

Но зато это сильно облегчит идею строительства железной дороги из Германии на Ближний Восток – через Османскую Порту и до Багдада, а от него – к Персидскому заливу. И по этой дороге в Азию хлынет поток германских товаров, поедут купцы, миссионеры, а в случае войны и солдаты – почти что к воротам Индии!

Однако – с этим договором в самом деле вышло не очень хорошо. И как ему быть – обнадежить ли молодого Романова ли промолчать? Ибо как он знал – к сожалению война многим считается неизбежной. Да еще эти новые веяния…

Ему доводилось не раз и не два слышать – мол схватка «германской расы» со славянством в лице России не за горами.

Генрих внутренне помрачнел. Как человек с военным образованием он осознавал разумеется что война может закончится и поражением. Из за чего же воевать с Россией – из за польских песков да болон и остзейских каменистых подзолов продуваемых морскими ветрами?

Так или иначе обе августейшие особы и троюродных брата расстались почти довольные друг другом – Георгий оттого что счел что Генрих даст советы кайзеру не слишком ссориться с Россией, а Генрих Прусский – что во главе России оказался не слишком опасный противник.

Следующим гостем оказался Роберт Артур Толбот Сесил, министр иностранных дел британской короны.

Пока лорд Артур вкушал любезно поданый ему лакеем свежий пудинг с чаем и выражал восхищение пейзажами, Георгий вежливо кивал раздумывая – чего ждать от этого седого джентльмена?

Ему уже шестьдесят. Политик до мозга костей – прирожденный. В кабинете Ее Величества с 1865 года, когда занял в кабинете пост министра по делам Индии. Увлекался ботаникой и фотографией, а с недавнего времени – химией и исследованиям магнетизма. Любимыми аристократами увеселения вроде дерби или охоты он пренебрегал; разве что иногда играл на бильярде и в лаун-теннис.

А его имение – Хэтфилд было первым в Англии, где провели электрическое освещение, и одним из первых, где установили телефон.

Но это светские сплетни – а вот важное…

Осенью 1876 года Солсбери принимал участие в Константинопольской конференции. В отличие от Дизраэли, он считал, что не следует углублять разногласия с Россией, Старый лис Дизраэли споря с ним тем не менее отдавал ему должное говоря что Солсбери – «это единственный по-настоящему смелый человек, с которым мне когда-либо суждено было работать». К слову – именно стараниями Солсбери Великобритания тогда получила Кипр. Вот воистину позавидуешь – России никогда не везло так – получить прекрасный остров на перекрестке морских путей – не потратив по сути ни единого фунта стерлингов и ни единого снаряда!. (Все же многому нам бы не грех у бриттов поучиться…)

Старания его не остались незамеченными – королева Виктория удостоила его ордена Подвязки и в 1878 года Солсбери получил портфель министра иностранных дел.

Разговор тем временем перешел с красот природы на взаимоотношения Англии и России сразу перескочив на турецкий вопрос.

Георгий только про себя улыбался выслушивая заверения лорда в том что Англия желает лишь мира и равновесия – только одного мира ничего кроме равновесия. И само собой неприкосновенности границ российских как и османских. Вот с этого конца мы и зайдем…

В дни Берлинского конгресса в 1876 году Англия обнаружила что дело движется к разделу Оттоманской империи без участия Великобритании. Казалось, Россия одержала полную дипломатическую победу. Ее поддержали не только Австро-Венгрия и Германия, но и Франция, – даже в самой Британии раздавались голоса – что незачем тратить силы на поддержку «больного человека Европы» к тому же режущего собственных подданных…

Дизраэли – учитель и патрон сидящего перед ним человека писал тогда – «Если мы не сделаем все, что в наших силах, чтобы действовать совместно тремя северными державами, они смогут действовать без нас, что не является приемлемым для государства, подобного Англии».

Напуганный тенью нового континентального союза, Дизраэли однако провел хитроумную игру и тайно предложил послу Шувалову не много ни мало – решить «Восточный вопрос» без участия Австро-Венгрии. Шувалов соблазнился, позволив себя втянуть в обсуждение возможного англо-русской плана действий – продолжавшееся целый месяц. А в конце концов выяснилось, что Дизраэли желает чтобы Россия отказалась от помощи балканским славянам и позволила Турции подавить их восстание.

А между делом Дизраэли старался довести отношения России с Австрией до полного разрыва, обещая к тому же что Лондон поддержит австрийскую оккупацию Боснии и Герцеговины… И когда война завершилась Сан-Стефанским миром Австро-Венгрия объявила о непризнании договора и призвали обсудить балканский вопрос на новом конгрессе с участием «всех заинтересованных держав». После чего появился «честный маклер» Бисмарк и Россия лишилась многих плодов победы…

Попробуем ударить по бриттам их же оружием – тем более что Вена сейчас больше смотрит на Берлин.

– Что касается равновесия и мира, – как бы между прочим отметил Георгий воспользовавшись паузой в речи Солсбери – то всякий беспристрастный человек поймет что не Россия готова его нарушить. Как вы знаете я отменил строительство броненосца на Черном море в знак своих добрых намерений и вывожу осадную артиллерию из Одесского округа.

Россию устраивает нынешний режим Проливов – но мы мы будем всеми силами защищать их неприкосновенность. Мы не имеем планов захвата Константинополя (сейчас – точно не имеем, милорд! – иронически промелькнуло в голове новобрачного). Но в случае попытки любой державы оккупировать Босфор и Дарданеллы Россия однозначно воспримет это как казус белли.

– Давайте лорд условимся что мы будем разговаривать на газетными цитатами, а языком реальной политики. Например забота о целостности Османской империи со стороны вашей страны отторгшей часть Османской империи – выглядит довольно странно, но с точки зрения не газет, а реальных интересов было бы наивно не понимать где находятся реальные интересы Великобритании. Вам нужен Суэцкий канал, да и нам он полезен. Английский войска в Египте реальность и мы это сознаем.

Вена весьма желает дальнейших земельных приобретений … сообщил Георгий вспомнив разговор с пруссаком. Вена – а не мы! Она не прочь получить кроме Триеста и Фиуме другие выходы к Средиземному морю – к примеру Салоники.

Сведения об австрийских военных планах донесло ведомство Щебеко – источник сколь помниться был сомнительный – салонные разговоры штабного офицера в Вене. При этом он разумеется не собирались воевать с турками уже завтра – но интерес к движению на юг у австрияков был и недвусмысленный. Боснии им явно было мало.

Зная как – он в последний момент опустил слово «ревниво» – Британия относится к безопасности черноморских проливов я не думаю что в ее интересах появление австрийского флота рядом с ними.

– Я согласен с вами – только европейский концерт имеет право решить судьбу черноморских проливов, – произнес лорд несколько огорошенный такой откровенностью. Но полагаю слабые османы контролирующие проливы лучше для всех и для вас в том числе. И полагаю Ваше Императорское величество что и Россию не порадует австрийская морская база поблизости от выхода из Черного моря, – англичанин несмотря на внешнее спокойствие был озабочен новостью. Ибо где австрийцы – там легко могут появиться и их берлинские друзья.

– Безусловно – и думаю что Британия и Россия могли бы совместно предотвратить нежелательный для наших держав ход событий.

И не только в части ситуации на Балканах, – как бы ставя точку сказал царь. У вас же имеются трения с Парижем по африканскому вопросу. И здесь Россия тоже могла б оказать посильное содействие.

Как он знал от Гирса англичане нуждались в дипломатической поддержке против французов в Египте, и в Магрибе.

– Но правильно ли я понял что Вы готовы будете поступиться французским интересами… Ваше императорское величество? – несколько опешив осведомился Солсбери. Интересами вашей как все убеждены без пяти минут союзницы?

– Милорд Артур – усмехнулся Георгий – во первых мы пока еще не союзники – во всяком случае договоры об этом не подписаны. Во вторых же… А во вторых – разве вы видите перед собой государя Франции? Я не готов поступиться интересами России – сие к слову не значит что я не готов к компромиссам.

И как если хотите аванс… (он на секунду засомневался – уместен ли в беседе царя с министром другой империи такой картежно-торгашеский термин. И про себя жестко улыбнулся – он может себе это позволить.)

– И как если хотите – аванс – мы готовы признать за Англией исключительное влияние в Афганистане и полегающих землях Памира.

– Я даже не знаю что сказать Ваше Величество… – разговор явно приобрел для англичанина неожиданное течение. При вашем августейшем отце именно из-за этого вопроса имел место кризис восемьдесят шестого года.

Георгий представлял о чем идет речь – четыре года назад вдруг сильно обострились отношения между Англией и Россией. Все произошло как раз из-за афганской границы и в частности событий вокруг города Герата. В газетах тогда почти ежедневно упоминался «афганский вопрос». А в петербургских салонах невесело шутили что России грозит война, неизвестно только кого с кем: «с белыми медведями, с индийскими слонами, с Англией, с афганскими верблюдами» – как выражались фельетонисты.

«Вся эта манная каша заварилась из-за какого-то Герата!» – грустили придворные глядя в сторону Финского залива словно с минуты на минуту ожидая там появления английских крейсеров.

И как раз тогда никто иной как Солсбери пытался привлечь на свою сторону Бисмарка – англичане просили посредничества Германии в разрешении афганского пограничного конфликта. Бисмарк тогда не принял эти предложения. Впрочем, вскоре был подписан англо-русский протокол о границе…

– И не скрою – мне радостно слышать что вы стремитесь исправить прошлые ошибки… – Солсбери был в растерянности…

– Однако Мы считаем считаю что правый берег рек Пяндж и Амударья есть граница владений России. Русским войскам в Туркестане отдан приказ – выбить любые китайские и афганские отряды на левый берег и выйдя на удобные позиции закрепиться и далее не идти. Любые попытки прорывов афганских войск будут пресечены. Прошу Вас довести это до сведения вашего эмира Афганистана.

В отношениях между нашими странами я считаю принцип «каждый да владеет своим» наилучшим. Опираясь на него нам и следует разобраться с пограничными и прочими вопросами.

Солсбери задумался… Давно уже было ясно что британская внешняя политика в последнее время буксует – отчего акции Форин-оффис – а значит и его акции, падают.

Именно сейчас шли долгие и непростые переговоры с Берлином – об обмене стратегически важного Гельголада на африканские земли. Они были близки к успеху – но пока что успеха еще не было. И если вдруг в последний момент все пойдет не так как ожидалось…Ведь много обещавший пакт с Италией не дал ничего существенного и Австрия тоже ограничилась нотой марта 1887 года в которой, говорилось только о дипломатическом сотрудничестве и не содержалось никаких обязательств. Да еще Адмиралтейство подняло шум что дескать министр иностранных дел собственными руками отдает ключ к Северному морю.

Но Германия еще не признала английский протекторат над Занзибаром и проявляет недвусмысленный интерес к Кении, Уганде и верховьям Нила.

Если бы его гельголандская интрига уже имела успех… Тогда бы он имел куда более твердые позиции в разговоре с этим юношей в мантии – мантия ведь еще не делает человека государем. Но чего не того нет.

А значит не будем пренебрегать открывшимися возможностями.

Успехи дипломата складываются из микроскопических преимуществ: из толкового предложения здесь, из своевременной вежливости там… Будем вежливы с молодым царем – и привезем в Лондон успех в Центральной Азии. Видимо царь нацелился на Китай оставив мечты о походе к Индийскому океану…. Посмотрим…

Проводив лорда Солсбери Георгий затребовал у лакея рюмочку шустовского коньяку на рябине. И стал готовиться ко встрече с японским дипломатом.

…Теперь мы снова вернемся к цесаревичу Николаю. Не побоюсь этого сказать – но в его лице мы видим наиболее подготовленного к роли государя всероссийского наследника престола за два века Петербургского периода отечественной истории.

В 1877 году, когда Николаю Александровичу было девять лет и он перешел из женских рук в мужские, его главным воспитателем стал пятидесятидвухлетний генерал от инфантерии Григорий Григорьевич Данилович, директор 2-й Санкт-Петербургской военной гимназии, составивший, а затем и осуществивший программу обучения цесаревича. Однако действительным наставником и воспитателем Николая был учитель английского языка Хетс – очень одаренный и очень обаятельный человек, преподававший еще и в Царскосельском лицее. Ему Николай был обязан великолепным знанием английского языка и любовью к спорту «Карла Осиповича», как обычно называли мистера Хетса, можно было считать и воспитателем, и нянькой, ибо он глубоко был предан всей семье, приютившей его, и искренне любил своего воспитанника. Он был чистейшим идеалистом, прекрасно рисовал и занимался многими видами спорта. Особенно любил он конный спорт и сумел передать любовь к нему Николаю, тем более что цесаревич с удовольствием служил в лейб-гвардии гусарском полку.

Когда Николаю Александровичу пошел девятый год, его царственный дед взял его с собою на смотр и поставил в ряды первой роты лейб-гвардии Павловского полка, хотя формально военная служба началась для цесаревича годом раньше: по примеру старых времен, он был семилетним ребенком записан в лейб-гвардии Эриванский полк и через год получил там же первый офицерский чин прапорщика. Он проходил курс гимназии, где, помимо всех обычных премудростей, изучал не два живых языка, а четыре: английский, немецкий, французский и датский. Последний был родным языком его матери, и он знал, что когда посетит своих родственников в Копенгагене, сможет изъясняться и по-датски. Языки давались Николаю Александровичу легко, и он с удовольствием занимался ими.