Лисса спала долго и крепко и видела интересные сны. Сон о рыцаре с голубыми глазами, который уложил ее в постель, а потом ушел на битву. Она так долго смотрела этот сон, что рыцарь успел вернуться. В длинной кольчуге и плаще крестоносца, с красным крестом на белом поле. А она помогала ему снимать доспехи в их священной горнице.
Когда она расшнуровала кольчугу и он снял ее, Лисса заметила грязь на сгибах его пальцев, линии, которые провели по его красивому лицу жара, ветер и холод. Она дотянулась и тронула его губы, обрамленные мягким ворсом бороды и усов. Он поцеловал ее пальцы, игриво пощекотав языком кожу.
Он стоял перед Лиссой в великолепии своей наготы, мускулистый, могучий, возбужденный, а она попыталась его подразнить, ускользнуть. Но он этого не допустил. Он схватил ее за талию, притянул, прижал к себе, ее груди впечатались в его кожу, поднявшись над бархатом и отделанным лентой краем платья с низким вырезом. Губы нашли ее, а объятья были крепки.
Ей стало больно, и она не могла высвободиться. Она откинула голову, закричала. Мрачное лицо Рекса, он ломал ее, ребра трещали в железных обручах его рук, а сердце отчаянно трепетало, как у птицы, запертой в клетке.
Какую боль может вынести вампир! Нас почти ничто не может убить.
Он не возьмет ее. Ни там, ни в жизни, нигде. Оскалясь, она встретила его взгляд.
Ты узнала это. Ведь узнала, дражайшая?
Его глаза светились красным светом. Он сломал ей грудную клетку, от сердца его отделяли лишь осколки раздробленных костей…
Лисса проснулась, открыла глаза. Но первая часть сна была хороша. Она до сих пор могла чувствовать шершавую ладонь рыцаря, мужскую силу яростного любовника…
Она не будет бесчестить память Рекса, оскорблять его перед лицом другого. Голубые глаза, медные волосы…
Ее пальцы прошлись вниз по телу, голому под простынями. Найдя, что ее гладкая вульва увлажнилась, она вздрогнула от одного прикосновения своих пальцев. Этот рыцарь из снов кого-то ей напомнил. Кого-то…
Она была одна в своей опочивальне. Комната была отделана как фантазия на тему Средневековья. Тяжелые драпировки балдахина над кроватью. Камин из дикого камня, возле него гобелен со сценами охоты, витражное стекло на окнах. Зажженные свечи на комоде темного дерева и слабый запах дыма, оставшегося после спичек, сообщили ей, что не так давно она была не одна.
Она задумалась, что стал бы делать ее рыцарь, если бы она взяла его в свою постель. Вообразила, как приковала бы его, заставив ждать. Даже когда ему будет позволено спать в ее постели, она потребует, чтобы за одну руку он был прикован к кровати, — в напоминание о том, что он — ее собственность.
А может, она наденет цепь и обруч не на запястье, а на его член и мошонку. Джейкоб. В ней проснулся голод, она взалкала. Побочный эффект того порошка, она это знала, но голод расшевелили сон и воспоминание о том, что случилось между ними до того, как она потеряла сознание.
Сила и энергия вернулись к ней вместе с голодом, как и острота способностей, умение думать и задавать вопросы.
Бран. Как Джейкобу удалось пройти мимо? Как он вообще смог войти? Почему она думает о нем так, будто уже решила, что он останется с ней? Он не сказал ей, почему хочет стать ее слугой. Она почти ничего о нем не знает. Рекомендация Томаса кое-что значит, но далеко не все.
Причесавшись, натянув черный атласный халат и надев кое-что из украшений, которые были ее оберегами, она вышла из комнаты и направилась к лестнице. Она любила свое жилье в Атланте, свой дом-крепость. Хотя и предпочла бы, чтобы он стоял глубже в лесу.
Спускаясь по лестнице, она поняла, что сейчас около половины третьего утра, с учетом того, что лекарство вырубает ее на два часа. Фонари, установленные под окнами, бросали отсвет на спиральную лестницу и фойе. Красный, синий и золотой отблеск витражных стекол сливались с тенями.
Остановившись на середине, она подняла голову, уловив звуки музыки и голоса. И… ароматы.
Он готовит яичницу. Разговаривает с кем-то. С кем? Кажется, она знает, это мистер Ингрем. Шофер. Нахмурившись, она направилась на кухню.
Она не стала посылать Брану импульс, и потому вскоре раздался громовой лай и стук когтей по полу.
Рекс называл их ее адскими гончими. Двух девочек он даже любил. Конечно, не так, как она: она их всех обожала. Вот и теперь она не могла скрыть улыбки, когда из кухни ей навстречу вырвалась стая ирландских волкодавов. Грациозные, они бешено неслись по гладкому деревянному полу. Она поморщилась, когда Мэгги врезалась в рыцарские доспехи и сшибла копье, которое с грохотом упало на пол, стукнув по голове Фионна, что, впрочем, не убавило ему скорости.
Лисса подозревала, что пристрастие к ним Рекса было вызвано только тем, что они способны в битве оторвать противнику голову. И к тому же одно время их разрешали держать только в королевских семьях. Когда же ирландскому благородному сословию позволили их разводить, разрешенное количество собак зависело от ранга нобиля. Лисса считала их свирепость весьма полезной, происхождение благородным, но находила множество других причин, чтобы любить их.
Бран был впереди всех. Свора из девяти псов, семи кобелей и двух сучек, была разноцветной — от черного до бурого, от желто-коричневого до рыжего, но Бран был редкой чисто-белой масти. Он затормозил с заносом, почти коснувшись Госпожи, всем своим видом выказывая ей свое уважение. Так как в холке он был около ярда, то, когда поднимал голову, как сейчас, она оказывалась на уровне ее груди. Лисса погладила его по голове, первого, как вожака, затем одарила вниманием остальных. Заслышав приближающиеся шаги, заговорила громче:
— Какой же ты сторож, Бран?! Пускаешь в мой дом всякий сброд.
Подняв голову, оглядела Джейкоба. Да, он и сейчас ей нравился, то есть она его хотела. А еще ей хотелось, ни на миг не откладывая, впиться в него зубами. Джейкоб был все еще в рубахе, но навыпуск. Голубые глаза смотрели оценивающе. Уверенный шаг свидетельствовал, что ему вполне комфортно там, где он оказался.
Лисса могла устрашить или соблазнить мужчину одним взглядом, без всякой магической силы. В конце концов, у нее было время попрактиковаться. Но Джейкоб обладал внушительным самообладанием. Возможно, дело было в его прошлом и тайнах, которые он еще раскроет. Томас доверял ему, и она решила, что эти тайны могут ее не касаться, это просто история его жизни. Он явно был в ладу с самим собой, знал, чего хочет и как этого достичь. И это раздражало Лиссу, потому что притягивало ее как магнитом.
— Я пообещал ему по крайней мере трех Свидетелей Иеговы, которых ему придется съесть, чтобы искупить свое поведение, — ответил Джейкоб.
— Бран никогда не съест мой обед, если тот сам себя доставит к моим дверям. Он воспитанный. Как тебе удалось с ним поладить?
— Томас научил меня командам, которые разучивал с твоими собаками. И дал мне носовой платок со своим запахом. Все сработало.
— К счастью для тебя, — Она приласкала Фионна, вдыхая сильный запах псины. — А почему шофер все еще здесь?
— Я думаю, вам следует нанять его, миледи. Он очень подходит, и у него военная выучка.
— Он никогда не станет работать на таких, как я.
— Я думаю, он рассмотрел бы такое предложение, если бы оно было ему сделано.
— Что ты ему наговорил?
Глаза Джейкоба сузились.
— Я бы никогда не стал лгать о вас, миледи. Я могу лгать для вас, если это нужно для вашего благополучия.
— Хм. — Он был раздражен, так же, как когда она обвинила его, что он бродяга, и это раздражение подействовало на Лиссу так, как он вряд ли ожидал. К ней вернулось все то, что пробудил в ней сон. — Ну, тогда идем со мной.
— Шофер…
— Подождет, не задавая вопросов, если он действительно из тех, кого я могу использовать. А теперь ты идешь за мной, молча. Бран, отведи братьев и сестер на кухню. Охраняй.
Пес развернулся, собачья семья рванула за ним. Они обтекли Джейкоба с двух сторон и помчались по холлу, оставив людей стоять в трех метрах друг от друга. Для Лиссы это расстояние было не столько отдалением чужаков, сколько отмеренной дистанцией между потенциальными противниками.
Когда Джейкоб замялся, она подняла бровь.
— Если ты не можешь выполнять мои команды без вопросов, значит, ты мне не подойдешь.
Он может решить, что она жестока, — не поблагодарила, не ответила на множество вопросов, которые, как она видела, у него возникли: о ее состоянии, о доме, о своей роли в этом доме. Но она ему не компаньон. Он подал прошение, желая ей принадлежать. Настало время посмотреть, понимает ли он, что это означает. Только тогда она сможет решить, позволить ли ему служить ей с одной меткой. Или двумя. Она знала, что он ему захочется сразу три, но ему придется принять то, что ему предложат.
* * *
Это была совсем не та женщина, которую он подсаживал в лимузин. В салоне она была искусительницей. Здесь же она была королевой. Он чувствовал это по ее взгляду, властному тону и безудержной похоти, которая блуждала в ее глазах и возбуждала его помимо воли, даже когда разум сопротивлялся из-за того, что с ним обращаются как с невольником.
Она собралась уйти, оставив его выбирать. Если бы он последовал за ней, значит, он согласен на все. Желание остаться самим собой боролось в нем с образом женщины, которая нуждается в нем и которая завладела его мыслями и фантазиями.
Она остановилась у лестницы, положив ладонь на перила. Тонкие изящные пальцы, на среднем — серебряное кольцо с огромным сапфиром. Джейкоб подумал, не муж ли его подарил, и неожиданно при этой мысли ощутил неприязнь. Подняв руку, Лисса сняла заколку, которая придерживала волосы. Пряди упали, она провела рукой по этой шелковистой тяжести, черному водопаду, притянувшему его взгляд к бедрам, до которых доходили длинные волосы. Черный атласный халат так облегал ее тело, что было ясно: под ним ничего нет.
— Джейкоб.
Ее голос был нежен, а глаза темны, как тени в лестничном колодце.
— Каждый миг колебания сделает наказание более суровым.
— Я не боюсь боли, моя леди.
Она усмехнулась.
— Значит, ты не испытывал достаточно сильной боли. Но есть наказания гораздо хуже боли.
— Хуже, чем потерять чувство себя?
Она вздернула подбородок.
— Иногда это самая приятная часть боли. Пойдем. Я бы сказала, что я не кусаюсь, — уголок ее губы слегка приподнялся, — но мы оба знаем, что это неправда.
Когда она стала подниматься по ступеням, он обнаружил, что следует за ней, причем через ступеньку. Он нагнал ее, и некий инстинкт, противоречащий его природе, придержал его в шаге позади.
Она привела его в свою спальню, куда он принес ее меньше двух часов назад, надеясь, что поступает правильно, ничего не пропустив для ее удобства. Он не хотел оставлять ее одну, но когда ее лицо приняло спокойное выражение, вернулся к мистеру Ингрему, чтобы составить ему компанию. Шофер отказался уехать, пока она не предъявит ему себя в полном рассудке и не уверит, что Джейкоб принят в ее доме. Если Джейкоб слишком долго будет с ней возиться, он, Ингрем, применит свою «беретту», а это ситуация, которая может нарушить покой леди, столь ей необходимый.
Когда Джейкоб последовал указаниям Томаса, как миновать собак, даже Бран не дал ему безусловного зеленого света. Он неподвижно стоял у входной двери, его стойка и бдительные глаза говорили: «Ну что, приятель? Есть порох в пороховницах?»
Теперь, когда Лисса глянула на него через плечо, он ощутил, что вызов снова брошен.
Ну что, приятель?