Королева в изгнании

1

— Если бы я сам не видел фотографию в газете, я бы решил, что ты начиталась плохих детективов, — сказал отец, туша четвертую подряд сигарету. — Но я не понимаю: почему ты не рассказала обо всем этом раньше?

— Я рассказывала! — деланно возмутилась Маша. — Помнишь, я же прямо так и сказала тебе: "Папа, я граблю банки и сберегательные кассы…"

Варвара Сергеевна улыбнулась своей мягкой тихой улыбкой и, поднявшись со стула, сказала:

— Между прочим, Паша, я помню. Ты сам мне рассказывал, как она это тебе заявила…

— Нет! — возмутился Павел Иванович, — в тот момент это было подано как шутка! И, между прочим, довольно глупая. Не мог же я всерьез принять эти слова, когда не знал, что моя дочь — невидимка! Это коварный, очень коварный прием: говорить правду так, чтобы все думали, что ты лжешь, и именно таким образом скрывать правду!

— Не кипятись, — Варвара Сергеевна положила ему на плечо руку, — вон, чайник вскипел. Пойду заварю. — И вышла из комнаты.

Он снова закурил.

— Ну и что ты собираешься делать дальше. Ты, несмотря на юность, напрочь погрязла в криминальной среде. И это моя дочь — дочь известного в стране юриста!..

— Да нет, папа, ты не прав… Из криминальной среды я уже выбралась. На мне ничего не висит. Берман позаботился…

— О-о-о, Берман!.. — Папа закатил глаза, — о коварстве и хитрости этого персонажа ходят легенды. Он умеет так поставить дело…

— Умел, — поправила Маша.

— Да, прости. Умел. — Он осекся, поскреб бороду. — И все-таки я никак не могу окончательно поверить в то, что нашумевшее покушение на президента… Что это именно ты… Но президент-то, президент-то — хорош! Я всегда догадывался…

Варвара Сергеевна вошла с подносом — чайник, чашки, вазочка с вареньем.

— Паша, — остановила она мужа. — Ты отец не президента, а вот этой девочки. Задумайся-ка лучше о ее судьбе.

— Я задумался, — обиженно буркнул Павел Иванович и принялся мрачно и шумно прихлебывать чай.

— А по-моему, и думать нечего, — пожала плечами Маша. — Поеду домой, закончу вечернюю школу, а потом — буду поступать.

— Куда, если не секрет, — поинтересовалась Варвара Сергеевна.

— Я пока не решила… Если по опыту, то самое лучшее — на юрфак.

Отец оживился:

— Все-таки есть в тебе что-то от меня!

— Да, но на самом-то деле я, наверное, не буду на юридический поступать. Мне это не очень нравится.

— А что тебе нравится?! — вновь насупился отец. — Боюсь, я воспитал социально-инфантильного иждивенца.

— А может быть, Маша, стоит подумать о том, как с пользой для себя и для общества употребить твои необычные способности? — поспешила предложить Варвара Сергеевна, предотвращая обиженный ответ Маши, что, мол, "воспитывал меня, папочка, не ты…"

— Я думала об этом. Но ничего такого не нашла. Обязательно что-то детективное. А мне этого уже вот так хватило, — провела Маша рукой по горлу. — Не знаю. В конечном счете, эти способности мне только мешают. Вот, Соня, она ведь точно такая же, как я, но она твердо знает, что будет врачом… А у меня — все перепуталось!

— Может быть, именно с Соней тебе и стоит поговорить об этом? По тому, что ты о ней рассказывала, мне показалось, что вы похожи не только внешне.

— Да, наверное, — задумалась Маша. — Я прямо сейчас им позвоню!

Она вышла в коридор, набрала номер.

— Алло, здравствуйте! Это Маша. Соня дома?

— Маша?! — отозвалась сонина мама, и по ее тону Маша сразу почувствовала, что происходит что-то неладное. — Маша, Соня исчезла. Она вчера не вернулась из школы! Я обзвонила все больницы и морги. Кабинет вашего Бермана не отвечает, в гостинице, в Москве живет кто-то другой, и про вас ничего не знает! Где она может быть?! — В любую секунду она могла сорваться на рыдания. — Я думала, может, она снова срочно понадобилась в Москве? Я по радио слушала про какое-то покушение и подумала…

— Нет, я не видела ее с тех пор, как она уехала домой. Я сейчас позвоню нашим общим знакомым, вдруг они что-нибудь знают. А потом перезвоню вам.

— Пожалуйста, Маша! Я не буду отходить от телефона!

Маша нажала на кнопку сброса и тут же набрала номер Гоги.

— Длинные гудки. Маша уже собралась было повесить трубку, но тут ей все-таки ответили.

— Да? — глухо прозвучал женский голос.

— Это вы, Амалия?

— Да. А это…

— Это Маша. Позовите Гогу!

Ответ «Мышонка» был более чем неожиданным:

— Ах ты гадина! Я же видела тебя в машине! Куда вы его дели?!

— Мы?.. В какой машине? — не успела сориентироваться Маша.

— Гадина! — повторила Амалия и повесила трубку.

Маша набрала номер снова, но трубку не снимали. Однако, за это время она успела кое-что сообразить. И вновь позвонила сониной маме.

— Значит так, — сказала она. — Вчера Соню видели в Ленинграде в какой-то машине. Я постараюсь найти ее. Не беспокойтесь.

— Господи! Да когда же все это кончится?! За какие грехи ты свалилась на нашу голову?

Маша обиделась, но сумела сдержаться:

— Я ни в чем не виновата. За Соню я беспокоюсь так же, как и вы. И я постараюсь найти ее. Ждите. — И она опустила трубку на клавишу.

Залетев на кухню, выпалила:

— Папочка, у меня проблемы!

— Это твое естественное состояние, — съязвил он, но, поймав укоризненный взгляд жены, тут же спросил серьезно: — Что стряслось?

— Соня пропала, и Гогу кто-то увез. Я должна их найти.

— При чем тут ты? — забеспокоился отец.

— Папа, ты не понимаешь. Все их неприятности только от меня. Как-то, наверное, вычислили, что они причастны к покушению. — Отвечая, она уже натягивала шубку.

— Тогда — я с тобой, — сорвался в коридор отец.

— Не говори глупости, я в полной безопасности.

— Помолчи! — неожиданно рявкнул он и принялся завязывать шнурки ботинок.

— Паша, только, пожалуйста, будь осторожней! — вышла в прихожую Варвара Сергеевна.

— Буду, — пробурчал он, разгибаясь.

— Папа, я никуда с тобой не пойду! — твердо сказала Маша.

— Значит, не пойдешь совсем. Или со мной, или никуда, — упрямо заявил тот, нахлобучивая шапку.

Тут Маша поняла, как действовать дальше и перестала упорствовать.

— Ладно, — бросила она, перекинула через плечо сумочку и отворила дверь.

Молча спустились в лифте, вышли из подъезда. Она остановилась и обернулась лицом к отцу.

— Папочка, тебе со мной нельзя. Прости. — Она коснулась губами его щеки, отпрянула, глянула в его, еще ничего не понимающие глаза и дала несильный посыл на исчезновение.

Павел Иванович растеряно огляделся по сторонам, затем, быстро осознав, что произошло, возмущенно воскликнул:

— Мария, это нечестно! Быстро появись обратно!

Но она, не слушая его уже бежала к подземному переходу. Она жалела лишь о том, что в Москве, по дороге в аэропорт выкинула пистолет в окошко такси. Она вполне могла бы как-нибудь исхитриться и, пользуясь невидимостью, пройти с ним через досмотр. Но это были бы лишние сложности, а она почему-то была уверена, что оружие не пригодится ей больше никогда в жизни.

Перейдя на другую сторону шоссе, она поймала машину и объяснила, как добраться до нужного ей дома. Минут через десять она уже трезвонила в дверь Гоги.

После долгих шебуршаний глазок потемнел, и раздался голос «Мышонка»:

— Кто там?

— Амалия, это Маша. Откройте быстрее!

— Чего это ради? Гогу уволокли, теперь я понадобилась? Что-то лишнее знаю?

— Вы меня видите?

— Ну, не вижу…

— Так с чего вы решили, что в машине была я, вы же меня не видите!

С минуту Амалия соображала, затем засов железной двери заскрежетал.

— Заходи, не сообразила я… — сказала хозяйка, отворяя. — Так это твоя двойница была? — (Маша поразилась такому необычному слову.) — Мне ж Гога рассказывал…

— Что это была за машина? Милицейская? Кто еще в ней был?!

— Да какая милицейская?! — изумилась Амалия. — Шахиня это была, со своими…

Опять Шахиня!.. Маша тяжело опустилась на диван. Где ее искать? Нет ни малейшей зацепки.

— Ты знаешь, где ее можно найти?

— Откуда? — сокрушенно всплеснула руками та. — Я ее и узнала-то по рассказам, а раньше и не видела никогда.

— А что за машина была? — повторила Маша вопрос.

— Не разбираюсь я в машинах. Иномарка какая-то.

Вот же бестолочь! — скривилась Маша. — Хотя, что ее винить? Зачем ей знать марки машин, типы оружия, места встреч бандитов?.. Она — правильная, домашняя женщина. Это я — монстр, у меня никогда не будет нормальной жизни…

Она почувствовала, что растерянность в ее душе перерастает в ее душе в отчаяние и панику, не давая сосредоточиться.

"Ну успокойся, успокойся, — принялась она уговаривать саму себя. Сейчас что-нибудь придумаем…" И действительно, тут же ее озарило: «Метрополь»! Там вполне могут знать, где искать жену своего бывшего хозяина!

— Так, — обратилась она к "Мышонку", — я буду искать, а вы сидите дома и никому не открывайте. Иногда я буду вам звонить, спрашивать, не появился ли Гога, или если еще что-нибудь понадобится.

— Поняла, поняла!

— Тогда иди, закройся за мной. — Маша тороплива встала.

…В ресторане она, только войдя, сразу обратилась к первому попавшемуся официанту:

— Парень, извини, Шахиню ты знаешь?

— Что будете заказывать? — произнес тот ледяным тоном вместо ответа. Но по выражению его толстой рожи было ясно, что все он знает.

— Слушай, у меня нет времени. Мне нужна Шахиня, понимаешь?

— Если вы не собираетесь ничего заказывать, я вынужден позвать охрану.

— Слушай ты, свинья, — зашипела Маша. — Я — девочка-невидимка, слышал про такую?!

Официант слегка побледнел. Слышал он и про невидимку.

— Будешь темнить, я тебя в порошок сотру! Мне это — раз плюнуть! Ты понял, гад?! — схватила она его за галстук-бабочку.

— Тихо, тихо, люди смотрят, — зашептал он в ответ, и Маша отпустила его. — Сдай в гардероб шубку и сядь за столик. Поговорим.

Через минуту он склонился перед ней, якобы принимая заказ:

— Что тебе надо? Только быстро.

— Я ищу Шахиню, — стервенея от злости, процедила она.

— А я здесь при чем?

— Опять за свое?! — она даже привстала. — Ты ведь ее знаешь!

— Еще бы не знать, она у нас "крышу держит".

— Я вас от нее избавлю.

— Зачем? Она по-божески берет. Не она, так другой, еще наглее, будет. К тому же, на мою зарплату это не влияет.

— Ты, гад, — мило улыбаясь прошептала Маша. — Если ты немедленно не скажешь, где ее искать, я тебе яйца вырву. До завтра ты точно не доживешь.

Официант расплылся в ответной улыбке, говоря при этом:

— А если наведу, меня Шахиня прихлопнет, она шутить не любит.

Со стороны их разговор выглядел, как милая беседа с элементами легкого флирта.

— Со мной тоже не шутят.

— Ладно, слушай сюда. — И он сделал какие-то пометки в меню. — Ешь, пьешь, потом я даю тебе счет. На бумажке будет все написано. — Он развернулся и двинулся от нее через зал.

Маша чуть было не выскочила из-за столика и не побежала за ним. Но сдержалась. А потом — и вовсе успокоилась. В конце-концов, один час тут вряд ли что-то решает. А что боится, так это — нормально.

Ужин, принесенный официантом, был не слишком роскошным. Графинчик с коньяком был вполне к стати: Маша нервничала, а спиртное помогло ей расслабиться. А вот подсевший к ней вскоре пьяненький азер был совсем не к стати. Он то приглашал ее на танец, то спрашивал, как ее звать, то описывал свой коттедж на морском берегу… Но Маша только хмуро поглядывала на него, изредка бросая в ответ пару не слишком ласковых слов.

Минут через двадцать азер рассосался, познакомившись с более словоохотливой дамой за соседним столиком.

Появился официант, протянул счет, буркнул:

— На улице.

Маша расплатилась, сунула бумажку в карман джинсов, вышла в фойе. Но не сразу — в гардероб, а сначала прошла в туалет, заперлась в кабинке и, вынув записку, прочла ее.

Шахиня и ее люди здесь, в подсобке. Это в подвале. Без оружия не суйся, убьют. В подсобку иди не через зал, а с улицы, там, на двери служебного входа череп и кости. В конце коридора — лифт. Тебе — вниз.

Сожги записку, как прочитаешь. Я бы мог тебя заложить, но ты мне больше, чем Шахиня понравилась. Будь человеком. Удачи.

Маша порвала бумажку на мелкие кусочки, бросила в унитаз и спустила воду. Затем спокойным шагом прошла в гардероб, оделась и вышла на улицу.

Осенний ветер опалил щеки, и Маша вдруг поняла, что пьяна. "Но, подумала она, — не настолько, чтобы отказываться от принятого решения".

Дверь с черепом и костями нашлась без труда. Замечание про оружие она проигнорировала и, не задумываясь о дальнейшем, нажала кнопку звонка.

2

Дверь отворил мужчина в синем рабочем халате и заплывшем от пьянства лицом.

— Чего вам, барышня? — спросил он, но, получив легкий посыл и повертев головой, пожал плечами и дверь захлопнул. А Маша уже шла по бетонному полу коридора.

Чуть слышно звучала музыка, доносясь из обеденного зала, гудели холодильники и вентиляторы, гремела моющаяся посуда. Тут и там слышались неясные голоса, смех и переругивания работников ресторана.

Пройдя шагов двадцать, она обнаружила массивную дверь грузового лифта и вызвала его. Вошла в кабину и убедилась, что не ошиблась: кроме кнопок с номерами этаже, была тут и кнопка, возле которой было нацарапано: «Подвал». Нажала ее, и лифт двинулся вниз.

Выйдя оказалась прямо в холодильной камере — мрачном помещении, увешанном мясными тушами.

Зябко поведя плечами, пробежала через него до какой-то двери, и тут внезапно что-то заскрежетало, и туши зашевелились. От испуга Маша остановилась, как вкопанная. Туши, словно в каком-то дурацком хороводе медленно двигались по кругу. Приглядевшись, Маша поняла, что крюки, на которых они весят, укреплены на огромной цепи по типу велосипедной, удерживаемой шестернями. Она увидела дыру в потолке, в которую одна за другой исчезло две туши, и поняла, что перед ней просто-напросто транспортер — механическая система доставки мяса из холодильника на кухню.

Все стало ясно, но ужас не отступал — слишком эта картина напоминала что-то читанное ею о фашистских концлагерях… Но она заставила себя ступить еще шаг, толкнула дверь. И оказалась в очень узком и коротком коридорчике с четырьмя дверьми вдоль одной стены. На одной из них была табличка «Склад», на другой — «Вентиляторная», а из-за третьей — с надписью "Колбасный цех" — раздавался звук человеческой речи.

Тут только до маши дошло, что случись ей сейчас встретиться с Шахиней, та будет видеть ее новую шубку. Пришлось немедленно сбросить шубку на пол, туда же она бросила и сумку. Тут же с потолка ей за шиворот упала холодная капля воды. Вздрогнув и передернув плечами, Маша приоткрыла дверь.

Да. Это то, что она искала. За огромны металлическим разделочным столом, уставленным едой и бутылками, сидели трое: Лиза Деева, Копченый (а по сведениям Бермана, он был арестован! Сбежал?) и какой-то незнакомый Маше тип. А еще один незнакомец, стоя возле стены, держал в руках металлический прут и газовую лампу, такую, какой опаливают свиные туши.

О назначении этих предметов нетрудно было догадаться: к вбитым в стену крюкам были привязаны отнюдь не только окорока и колбасы, к ним же за ноги и за руки были привязаны буквально распятые Гога и Соня.

Чтобы не вскрикнуть, Маша зажала себе рот ладонью. Гогу она узнала с трудом, скорее даже догадалась, что это он: лицо его превратилось в сплошной синяк.

Как раз, когда Маша разглядела всю эту картину, палач прижал раскаленный прут к его ляжке. Гога только слабо застонал. Он был без сознания. Через щель Маше в ноздри пахнуло горьким запахом горелого мяса.

— Ладно, брось! — махнула рукой Шахиня. — Этот уже готов. Принимайся за девчонку.

— Я ничего не знаю! — вскрикнула Соня. — Ни про какие деньги она мне ничего не говорила!

— Столько времени вы были вместе, и она тебе ничего не рассказала? Это так не похоже на нашу милую Марусю, — усмехнулась Шахиня. — Тогда скажи хотя бы, где она.

— Я не знаю! Когда я уехала из Москвы, она осталась там.

— Эту сказочку мы уже слышали. Но не поверили ей. Мои люди побывали в том номере России, который ты мне назвала, но там, милая моя, живут совсем другие люди, и никакой Маши они знать не знают. Так что, сдается мне, что все-то ты врешь. И это потому, что ты просто представить себе не можешь, как сейчас тебе будет больно! Давай, — кивнула она палачу. — Не пожалела нашего общего друга, уж себя-то пожалеет.

Маша еще не знала, что будет делать дальше, но она должна была предотвратить прикосновение раскаленного металла к телу Сони.

— Стойте! — крикнула она и широко распахнула дверь. — Я здесь!

Все четверо бандитов уставились в ее сторону.

— Что видишь? — дрогнувшим голосом спросила Шахиня незнакомца за столом.

— Она, — ответил тот. — Такая же. — Кивнул в сторону Сони. Но, получив гипнотический удар, тут же добавил: — Уже исчезла.

— Не смотри на нее! — взвизгнула Шахиня, обращаясь к палачу. Тот моментально опустил глаза, а Маша злорадно подумала: "Что, интересно, он выгадал, если все равно на меня смотреть не будет?"

Но это была последняя ее мысль, потому что еще через мгновение она получила мощный тупой удар по голове. Переживая за Гогу и Соню, она потеряла бдительность и не заметила, как кто-то подкрался сзади.

Свет померк.

Очнулась Маша уже привязанной к крючьям рядом с Соней. Очнулась от того, что на нее плеснули холодной водой. Голова раскалывалась нещадно. В комнате прибавился еще один человек — тот самый алкаш в синем халате, который открыл ей служебный вход. "Он же не видит меня, как он смог меня ударить?" — подумала Маша, но тут же сообразила: шубку-то она сняла…

— Глаза открыла, — объявил губастый палач. Сейчас он держал в руках ведро. Единственному из бандитов — ему — Маша еще не успела дать установку.

— Отлично! — отозвалась Шахиня. — Ну что, Маруся, вот мы и встретились. При чем на этот раз мне повезло больше, чем тебе.

— Отпусти их, — кивнув в сторону Гоги и Сони, произнесла Маша тихо, но все равно каждое слово слово болью отдавалось в висках.

— Чтобы они ментов привели? Или выручать тебя взялись? Не-ет, отсюда они уйдут только вместе с нами, и только после того, как ты расколешься. А ты расколешься! Как миленькая. Сначала мы будем мучить твою подружку, пока не сдохнет, а потом уж за тебя возьмемся.

— Что тебе нужно? — выдохнула Маша.

— Бабки, бабки, что же еще? Деньги, которые ты у меня украла, ответила Шахиня и хрипло засмеялась. — Не Атосика же твоего!

— Деньги я оставила дома, в аэропорту, в ячейке камеры хранения.

— Номер шифра?

Маша назвала номер.

— Запиши, — скомандовала Шахиня Копченому, тот отошел к столу и вернулся с огрызком карандаша и клочком бумаги. А Маша продолжила:

— Но я по телефону попросила свою подругу их забрать. Ни пытать, ни мучить ее не надо, нужно только сказать ей, что я велела их вам отдать, и она отдаст.

О том, что она просила Алку сдать деньги в милицию, Маша сказать побоялась.

— Адрес и телефон подружки.

Маша продиктовала.

— Ничего мы ей говорить не будем, ты сама все скажешь, — усмехнулась Шахиня, — а мы послушаем. — И, открыв сумочку, достала трубку сотового телефона.

— Когда я ей звонила, за мной менты следили. Если они телефон прослушивали, то Алка там уже ничего не нашла.

— Ясно, — покачала головой Шахиня. — В общем-то, похоже на правду. Ведь денег тебе не жалко, они тебе легко даются. Но если это так, ты очень горько об этом пожалеешь…

Набрав восьмерку, спросила:

— Код города?

Маша назвала. Шахиня набрала номер и передала трубку Копченому:

— Набери номер, когда ответят, подставь ей к уху.

— Я ж не вижу ее.

— Ощупью, — ухмыльнулась Шахиня.

Копченый, глядя в бумажку, нажал нужные кнопки.

— Не отвечают. Нету никого.

— Держи дольше, — подсказала Маша. — У нас сейчас ночь.

И действительно, еще минуты через две Копченый, торопливо нащупав левой рукой ее лицо, правой подставил трубку ей к уху.

— Алло, алло! — услышала она мужской голос. — Слушаю вас!

Голос показался Маше знакомым, но она не вспомнила, кому он принадлежит. Сейчас это и не имело значения.

— Позовите, пожалуйста, Аллу.

— Аллу? Минуту.

Вскоре раздался заспанный голос подруги:

— Да-да?

— Алка, это Маша.

— Ой, Машка, ну ты даешь, — почему-то смущенно отозвалась та. — Как ты? Откуда?

Шахиня в это время подошла вплотную и приблизила ухо к трубке с обратной стороны. Она конечно же все отчетливо слышала.

— Я в Питере. Но это не важно. Самое главное: ты забрала деньги?

— Да.

Шахиня удовлетворенно улыбнулась.

— Они у тебя? — спрашивая, Маша чувствовала, как холодок страха касается ее сердца.

— Понимаешь, Машка, я их почему-то не сдала. Все собиралась, собиралась, а потом подумала…

Испытав чуть ли не радость, Маша перебила ее:

— Молодец! Все нормально. Сейчас они у тебя?

— У меня.

Маша перевела дух.

— Ну, слава Богу. Алка, тебе придется отдать их Шахине. Я тебе про нее рассказывала.

— Машка, жалко ведь!

— Алка, это нужно…

Шахиня отобрала трубку у Копченого:

— Здравствуйте, милая девочка, — заговорила она вкрадчиво. — С вами говорит Лиза Деева, или, как меня называет ваша подружка — «Шахиня». Обстоятельства сложились так, что сейчас она находится, э-э-э, как бы у меня в гостях, — Лиза подмигнула Маше. — И будет находиться здесь до тех пор, пока вы не вернете мне деньги. Заметьте, мои деньги. — Она немного помолчала, выслушивая алкин ответ, затем сказала еще более ласково: — А тогда я ее убью… Да, вот она тут передо мной в позе Христа. Сначала мои люди трахнут ее по очереди, потом мы будем жечь ее каленым железом, а уж потом… Да-да, пожалуйста. — Лиза вновь, держа трубку в левой руке, поднесла ее к машиному лицу.

— Машка! — раздался оттуда взволнованный голос Алки.

— Да?

— Это все — правда?

— Правда.

— И ты ничего не можешь сделать?

— Нет.

Вдруг Шахиня отвела правую руку и наугад, но не промахнувшись, ударила Машу кулаком между ног. Удар был столь неожиданным, а боль такой сильной, что Маша вскрикнула, а потом застонала.

— Машка! Машка! — закричала Алка в трубке. — Скажи ей, что я все отдам, только пусть они тебя не трогают!

Лиза поднесла телефон к своему уху:

— Все в порядке. Просто мне не понравилось, как неубедительно она с вами разговаривает… Нет-нет, вам никуда лететь не нужно, вы можете совершить какую-нибудь оплошность… Да, и не вздумайте устроить какую-нибудь глупость, я ведь и вас могу… Да, завтра. И вы все отдадите им… Сколько? Ничего-ничего, считайте, что эту сумму я вам подарила. Точнее, заплатила за хранение… Всего доброго, — проворковала Шахиня на прощание, нажала кнопку сброса и, вернувшись к столу, сунула трубку в сумочку. Затем обернулась к Маше и, недобро улыбаясь, спросила:

— Деньги мне теперь вернут и без тебя. И ты что, действительно думаешь, что я отпущу тебя живой? Чтобы ты снова преследовала меня?

— Я не буду. — Маша сказала это чистосердечно.

— И я поверила… Для того, чтобы тебя убить достаточно уже и того, что ты мне сделала раньше… Помнишь, как ты издевалась над нами? — От злости голос Шахини задрожал. — А как ты, сука, избила меня в гостинице?! Нет, милая, живой я тебя оставить не могу. Этих — то же, — кивнула она на Гогу с Соней. — Но они умрут быстро, а ты будешь умирать долго и страшно. — Она оглянулась. — Леший, ты будешь первым. Давай, трахни ее.

— Не интересно, — отозвался тот, что жег раскаленным прутом Гогу. Не видно же ничего. Давай, я лучше ту, вторую, она точно такая же.

Маша оглянулась на Соню и поняла, что воля той сломлена окончательно. Уронив голову на грудь, она тихо плакала, ни на что не обращая внимания.

Дойдет и до нее очередь.

— Вон, Николай ее видит, — продолжал отнекиваться "Леший", — пускай он ее и трахает.

— А я че, я — с удовольствием, — ухмыльнулся губастый и двинулся к ней.

— В глаза ей не смотри! — крикнула Шахиня. Но опоздала. Преодолев головную боль, Маша уже дала ему посыл. Но он как будто и не заметил этого.

— Какая разница, вижу — не вижу, — поравнявшись с ней и облапав, ухмыльнулся он. — Я вообще это дело в темноте делать люблю.

Он задрал ей рубашку и ощупал грудь. Расстегнул ее джинсы и слегка стянул их.

Маша почувствовала, как яростно заколотилось сердце, как сжало виски от стыда и ужаса.

— Одну ногу ей отвязать надо, — обернулся губастый Николай к Шахине, а то штаны с нее не снять. И вообще, не удобно.

— Ишь ты, эстет какой. Развяжи. С одной ногой не убежит.

Губастый встал на колени и принялся ощупью распутывать веревку.

Когда нога освободилась, Маша покачала ступней, разгоняя мурашки… А потом что есть силы ударила пяткой в губастую рожу.

— Ах, сука! — взревел Николай, вскакивая на ноги и размазывая по лицу кровь разбитых губ. — Ну, пиздец! — Он рывком расстегнул ширинку.

И тут погас свет.

Тьма наступила кромешная.

— Что это? — вскрикнула Шахиня. Но никто ей не ответил.

3

— Подстанция, наверное, вырубилась, — подал голос пьяница в синем халате, тот, что сначала впустил Машу, а потом ударил ее по голове. — А может — короткое замыкание. Тогда нужно в коридоре рубильником туда-сюда подергать. Есть чем посветить?

— Сейчас, — отозвался Николай и чиркнул зажигалкой. Он, видать, уже застегнулся. Пересек комнату, поднял с пола паяльную лампу, несколько раз качнул насос и поднес к ней зажигалку.

Огненный хвост давал возможность разглядеть хоть что-то. На красивом «роковом» лице Лизы Деевой явственно читалась тревога. Маша перевела взгляд на Соню и увидела в ее глазах неожиданную, ничем не подкрепленную, надежду. И ей и самой стало от этого легче.

Первым к двери двинулся «алкаш», губастый шел за ним, в одной руке держа лампу, в другой — невесть откуда взявшийся пистолет. Они шагнули за порог и в "колбасном цехе" вновь воцарился мрак.

Через мгновение из коридора раздался звук какой-то возни, слабый сдавленный крик и сова стало тихо. А еще через миг два ярких, слепящих световых луча ударили из дверного проема. И раздался громкий незнакомый голос:

— Оружие бросить! Руки за голову! Малейшее движение — стреляю!

Огни переместились в комнату. Глаза уже немного привыкли к свету, к тому же, отражаясь от стен, он рассеивался. Маша увидела, что Шахиня, Копченый, и ранее не знакомый, не пожелавший ее насиловать, бандит, стоят, замерев с поднятыми руками. Только фигуры с фонариками оставались пятнами глубокой черноты. И тут на освещенное пространство выступил еще один человек. У Маши сам-собой приоткрылся рот.

— Папа! — вскрикнула она. И повторила тихо. — Папа.

А тот метнулся в сторону Сони и принялся отвязывать ей руки. Маша сообразила, что отец не видит ее, и даже тихонько засмеялась. Точнее, так же как и «алкаш», он видит только то, что в момент посыла было прикрыто шубкой. Но в полутьме не смог идентифицировать бесформенный обрубок ее тела, как свою дочь.

— Папа, это Соня, — сказала она, продолжая смеяться. — А я — рядом.

Отец уже освободил одну сонину руку, но теперь кинулся к ней.

— Да нет, — возразила его порыву Маша, — ты развязывай ее, развязывай, а меня — потом.

— Ну уж нет, — пробурчал тот и точно так же, как только что «Николай», нашел веревку, только не на ноге, а на руке, и стал теребить ее. Свет не помог бы ему, но он не сообразил этого и раздраженно крикнул:

— Да посветите же кто-нибудь!

Оба фонаря повернулись к нему. И это стало ошибкой — и того, кто скомандовал, и тех, кто повиновался. Воспользовавшись суматохой и тем, что сейчас на нее никто не смотрит, Лиза Деева бросилась к выходу. И успела, проскочив мимо фигур с фонарями, вылететь в коридор.

— Стой, стреляю! — кинулся за ней один из неизвестных спасителей. Затем, почти одновременно, раздались грохот падающего тела, какой-то странный хлопок, выстрелы и страшный истошный женский крик.

Соня к этому моменту свободной рукой уже сумела отвязать другую, а Маша помогла отцу освободить себя полностью. И она бросилась в коридор на этот дикий нечеловеческий крик.

То, что она увидела там, сознание сумело объяснить не сразу. Да и то — с подсказки.

По полу, рыча и воя, катался огромный огненный ком.

— Запнулась о горящую паяльную лампу, и та взорвалась! — взволнованно выкрикнул спутник отца. — Тушить бесполезно…

Обезображенное обгорелое и еще горящее существо подползло к его ногам.

— Убей меня, убей, — с трудом разобрала Маша ее вой. Человек с фонарем растерянно отступил.

— Дайте сюда, — властно произнесла Маша и вырвала из его рук пистолет. Прицелилась, вытянув обе руки, и сделала три выстрела в упор.

Тело Шахини обмякло и затихло. Маша вернула пистолет ошарашенному хозяину и вернулась в "колбасный цех". Соня помогала отцу обыскивать стоящих у стены мужчин, разыскивая оружие. Второй человек с фонариком держал их под мушкой.

Машу трясло. Это было второе убийство, которое она совершила за последние дни. Да, она не могла винить себя в этом: в обоих случаях ее вынуждали обстоятельства. Но она чувствовала омерзение к себе и чисто физическую дурноту, хотя последнее, возможно, объяснялось чадом и вонью, заполнившими помещение.

Закружилась голова. Маша ухватилась за косяк, согнулась, и ее выполоскало на пол.

В комнате вспыхнул свет. Она выпрямилась. Только сейчас смогла разглядеть сопровождавших отца людей (второй уже протиснулся мимо нее внутрь). Обоим лет по двадцать пять, оба коротко острижены, широкие, явно качки. Один — в спортивном костюме и кожаной куртке, другой — в кожаном же плаще и черных джинсах.

За спиной Копченого и его сообщника застегнули наручники. Рты залепили пластырем. Гога пришел в сознание и даже смог идти, обняв одного из здоровяков.

Вышли в «холодильник». Там Маша увидела прикованных наручниками к крюкам для туш «Николая» и «алкаша». Так же победители поступили и со второй парой бандитов.

Все происходило быстро и в почти полной тишине. Только в этот момент молчание нарушила Маша:

— Я видела, как эти туши двигаются вверх. Им руки не вырвет?

— Нет, там желоб, — пояснил один из новых друзей, — он ниже человеческого роста. Просто, через пару часов они въедут на кухню вместо туш…

Через час Гога был отвезен домой, а Машу, Отца и Соню кормила счастливая и умирающая от любопытства Варвара Сергеевна.

Как выяснилось, двое сопровождавших Павла Ивановича когда-то были его студентами, а ныне — инструкторами школы милиции. Исчезновение Маши обозлило отца, но от решения помочь ей он не отступил. Вернувшись домой, твердо взвесил свои возможности и осознал, сколь они невелики. Действительно, Маше он был бы только обузой.

Вот тогда-то он и позвонил в школу милиции своим ученикам (их обоих зовут Сашами). Во-первых, он знал, что они всегда будут рады ему помочь и не станут болтать лишнего, во-вторых, у них есть оружие, и они прекрасно им владеют. В третьих, наконец, оба они держат руку на пульсе питерского криминального мира.

По телефону он не стал объяснять ничего, просто попросил приехать как можно быстрее по очень важному делу. Они появились у него через сорок минут и выслушали его возбужденный рассказ. А еще минут через двадцать, сделав несколько телефонных звонков, уже точно знали, где искать Шахиню…

Ела Маша через силу. Варвара Сергеевна приготовила гуляш, а после сегодняшних событий его вид, запах, а главное — сознание того, что это ЖАРЕНОЕ МЯСО, вызывали у ней легкую тошноту. За то Соня набросилась на еду как тигр: больше суток у нее не было во рту ни крошки. Только уничтожив все, что ей подкладывали, она кинулась к телефону и, позвонив маме, успокоила ее.

Когда она вернулась к столу, Маша сказала ей:

— Ну, вот и все, Соня. На этом все твои напасти закончились. Я была их причиной. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь, но я сделала все что могла.

Все примолкли.

— Ты теперь уедешь домой? — нарушила тишину Соня.

— Да. Завтра же.

— Как грустно. Я впервые в жизни нашла настоящего друга. Даже если ты так и не считаешь. — Она произнесла это как бы с легким вызовом.

— Я так считаю…

— И ты всегда — желанная гостья в этом доме, — вмешалась Варвара Сергеевна. — Ты похожа на Машу, а мы все ее так любим…

И все сидящие за столом некоторое время шмыгали носами и утирали глаза. Но вскоре ситуация из мелодраматической превратилась в комическую. Когда, просморкавшись, Павел Иванович жалобно спросил:

— Дочка, а я тебя что же, теперь всегда только ТАК видеть буду?..

И тут только Маша вспомнила о своей выходке и дала ему посыл на видимость.

4

Добравшись от аэропорта на тачке до города и проезжая через него к дому, Маша поймала себя на мысли, что на этот раз она вернулась сюда НАСОВСЕМ.

Последнее «приключение» еще раз подтвердило ее нынешнее, нажитое методом проб и ошибок понимание ценностей в человеческой жизни. Ни ее сверхъестественный дар, ни деньги не отвели от нее беду, даже наоборот, именно они чуть не стали причиной ее гибели. А спасли ее — любовь отца и его друзья. Любовь и дружба.

И каким-то косвенным образом это сознание заставляло ее предпочесть Москве и Питеру маленький провинциальный РОДНОЙ городок.

Был вечер, около десяти. Дома она появилась внезапно, без звонков и телеграмм, и они с матерью чуть не задушили друг друга в объятиях.

Мама сильно постарела со дня их последней встречи в Ленинграде. Даже как-то «усохла». Степан Рудольфович же — наоборот — расплылся еще сильнее, стал еще крикливее и, как показалось Маше, еще глупее.

Все время, пока мама собирала на стол, он громогласно сообщал о своей радости по поводу встречи с любимой падчерицей и о своих сожалениях по поводу ее для него невидимости. (В этом случае Маша решила не открывать, что научилась снимать свои чары.)

— Ох, и красавица, наверное, стала! Ох и красавица! — кричал Степан Рудольфович, прихлопывая в ладоши. И, потирая их, подмигивал жене: — Ну, это повод, повод! Тут уж никто не скажет, что это не повод!

Как ни странно, сейчас он вызывал у Маши некоторую симпатию. Наверное потому, что не был для нее не опасным, не авторитетным. Он был жалок, а жалость вызывает сострадание.

А вот с мамой ее детский контакт потерялся начисто. Маша не могла понять, кто из них изменился так, что взаимопонимание стало невозможным. Или они изменились обе? Но разговаривая, рассказывая о себе, она несколько раз ловила себя на ощущении, что общается с абсолютно чужим человеком.

В течении ужина в гостиной (бывшей машиной комнате) отчим почти в одиночку высосал бутылку водки и стал подначивать остальных к исполнению хором песни "Миллион алых роз". Не встретив горячей поддержки ни со стороны видимых, ни со стороны невидимых членов семьи, он обиделся, удалился в спальню, стал петь там в одиночку, но вскоре голос его уступил место мощному храпу.

Маша с матерью еще немного поговорили, но беседа быстро иссякла, а возникшая тишина почему-то была неловкой.

— Мама, я пойду к Алке сбегаю, — поднялась Маша из-за стола.

— Вернешься?

— Нет, наверное, у нее переночую.

…Дверь отворила Алкина мама.

— Маша! Откуда ты взялась?! Боже мой, да ты становишься все красивее и красивее! Алла! — позвала она. — Ты только глянь, кто пришел!

Появившуюся в прихожей Алку Маша просто не узнала. То, что совсем еще недавно было лишь намеком на женственность, с удивительной силой сквозило теперь в каждом ее жесте, в каждом взгляде и мимолетной улыбке, усиливаясь еще и умелым макияжем. И это было особенно странно, если учесть, что одета она была по-домашнему — в симпатичный, но простенький красный халатик.

Невольно сравнивая ее с собой, Маша с удивлением призналась себе в том, что сейчас Алка, несмотря на неправильность черт лица, пожалуй, более привлекательна для мужчин, чем она.

— Машка! — как будто бы обрадовалась подруга. Но что-то в интонации его голоса было неестественно. — Ну, ты даешь! Я-то думала тебя там убивают, или что-то еще… Ждала твою Шахиню…

Да, вот в чем дело. Алка просто перетрусила, и это нормально.

— Все обошлось, — махнула Маша рукой, стянула с ног кроссовки и привычно, без приглашения, направилась к двери алкиной комнаты.

— Машка, подожди, — остановила ее Алка, и Маша увидела, что она нервничает. Сильно нервничает. Чуть ли не до крови кусает губы… — Хотя ладно. Заходи.

Из-за двери комнаты раздавалась тихая красивая музыка. Маша пожала плечами, толкнула дверь… и остолбенела.

На диване, сложив ноги по-турецки сидел одетый в махровый халат Атос.

На столике возле дивана стоял магнитофон, и Атос ковырялся в нем отверткой.

Услышав скрип двери, он поднял голову, сквозь Машу увидел Алку и соскочил с дивана:

— Вот теперь совсем другое дело! Есть высокие, все звучит, — он шагнул к Алке (Маша успела отодвинуться) и обнял ее за талию. — Мадам, позвольте пригласить вас. Крис де Бург исполняет песню "Леди ин ред" специально в вашу честь. — И он попытался коснуться губами ее губ.

Алка замотала головой и отстранилась.

— Леша, подожди. У нас гости.

— Гости? — дурашливо развел он руками, отпуская ее. — Не вижу…

— У нас Маша.

Выражение его лица моментально изменилось. Буквально — исказилось. Словно от боли.

— Маша? Где? — произнес он медленно и сделал шаг назад.

— Она тут. Стоит рядом с тобой, — ответила Алка.

— Маша, — позвал Атос.

Она хотела ответить, но оказалось, что не может выдавить ни звука. Она сделала глубокий вдох и лишь после этого смогла отозваться:

— Да, я здесь. Я, кажется, не вовремя…

Вместо Атоса ответила Алка:

— Нет, Машка, давай, лучше все решим. Леша не в гости ко мне пришел. Он живет здесь. — Она говорила все более взволнованно. — Я знаю, Машка, ты можешь испортить нам всю жизнь, но я его люблю, — и тут она вдруг заплакала и уткнулась лицом в грудь Атосу. — Мы уже заявление подали… Ой, как это все стыдно…

— Не унижайся, Алла, — сказал Атос, поглаживая ее волосы. — Пусть делает, что хочет. Только не унижайся.

Да вы что?! — закричала Маша. — Идиоты что ли?! Я что — зверь?! Да, мне больно, но я что, убивать что ли вас буду?! Какие же вы дураки, Господи!!! — Она закрыла лицо руками.

Алка оторвалась от Атоса и схватила в объятия Машу:

— Машка, ты прости меня. Мне всегда твои мальчики нравились, но это совсем другое. Это серьезно. Правда.

— Ну, а как бы мы с тобой?.. — невпопад сказал Атос. — Я же тебя не вижу.

— Да успокойся ты, — Маша потрясла Алку за плечи. — Все нормально. Вам хорошо, и порядок. — Как она ни старалась, но в этих ее словах все же прозвучала горечь. — Потом обратилась к Атосу: — Посмотри сюда.

Он повернулся на голос, и Маша дала ему слабый посыл на видимость.

— Маруся!.. — воскликнул он. — Я вижу тебя. Только ты… прозрачная. Как призрак.

— Для тебя я всегда буду такой, — усмехнулась она. — Чтоб не передумал. — Она помолчала, пытаясь проглотить подкативший к горлу комок. — Ладно. Давайте о деле. Где деньги?

— Все у меня. — Взметнулась Алка. — Даже на адвоката не пришлось тратиться, Лешу и так отпустили, и дело закрыли.

— Давай их сюда.

Алка открыла шкаф и выволокла оттуда чемодан.

— Почему ты их в милицию-то не сдала?

— Не знаю… Жалко было. Решила, если позвонишь, еще раз скажешь, тогда и сдам.

— Молодец, — усмехнулась Маша, открывая крышку. Отмерила на глаз половину содержимого и, загребая горстями пачки стодолларовых бумажек, выложила их на диван. — Это вам. Мой свадебный подарок.

— Машка, перестань, это же целое состояние!

— Вот и хорошо. Проводи меня.

Тут словно ожил Атос:

— Если ты думаешь меня купить… — начал он. Но Маша прервала его:

— Молчи уж… Киса.

И он осекся.

Он смотрел на нее глазами побитой собаки. А Маша-призрак, Маша недосягаемая мечта, выходя из комнаты, бросила ему только:

— Пока.

Алка не произнесла больше ни слова. Только ее рыжая мама искренне возмутилась:

— Уже уходишь?! Я даже покормить тебя не успела!

Видно она не была в курсе истории знакомства дочери с женихом.

— Я не голодна, — заверила Маша, натягивая шубку. — До свидания.

И вышла в ночь, держа в руке значительно полегчавший чемодан.

Стоя на обочине и пытаясь поймать машину, она попробовала разобраться в своих чувствах. И неожиданно обнаружила, что никакой трагедии не случилось. Ощущала она не более, чем легкую обиду. Она уже НЕ ЛЮБИТ АТОСА, вот в чем дело. Уже давно не любит. А думала о нем просто по привычке…

Притормозила машина.

— Куда? — спросил водитель.

Маша хотела назвать домашний адрес, но губы сами произнесли совсем другое. И, уже садясь, она поняла, наконец, что едет к человеку, которого ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет видеть.

Дверь отворилась.

— Привет, — произнес Игорь так, словно они расстались с ним полчаса назад. — Подожди. — Он сходил на кухню и вернулся с огромным букетом роз. — Я ждал тебя, — сказал он, протягивая ей цветы.

Ждал? Но ведь с той ночи, которую она провела здесь, она даже ни разу не вспомнила о нем. Они вообще не договаривались, что когда-нибудь встретятся, а уж тем более не говорили о точной дате. Как же он мог ждать ее?

— Как ты узнал?

— Я ждал тебя каждый день. Помнишь, как Карлсон обижался, что у Малыша не готовят каждый день торт со сбитыми сливками? Я не хотел, чтобы ты обижалась. А тех денег, которые ты заплатила мне за поездку в Новосибирск, на цветы хватало. Свои бы я не тратил, я ведь жадный. — Он осторожно снял шубку с ошалевшей Маши, повесил, затем обернулся, обнял и поцеловал ее в губы.

И Маша как будто растворилась в этом поцелуе.

Потом, когда он отпустил ее, она встряхнула головой, поморгала, улыбнулась и сказала:

— Слушай, а ты умеешь с толком тратить деньги! На-ка, распорядись и этим, — и подала ему чемодан.

— Что там? — спросил Игорь, взвешивая его на руке.

— Баксы. Сотенные.

— Солидно, — усмехнулся он. — Неплохое приданое.

— Даже так?

— А разве нет?

Она слегка нахмурилась, потом улыбнулась и сказала:

— Да.

— Случилось чудо! Друг спас друга! — закричал он дурашливым «карлсоновским» голосом. Затем поставил чемодан на пол и вновь, обняв, поцеловал ее долгим-долгим поцелуем.

— Слушай, — возмутилась Маша, пытаясь отдышаться, — может быть, ты меня все-таки пригласишь в комнату?

— Посмотрим.