Королева пламени

Рассказ Вернье

Несмотря на толщину и кажущуюся неуклюжесть пальцев, изяществом почерка Раулен мог поспорить с любым писцом. Как чтец он тоже был великолепен и читал надиктованное мною без малейшей запинки.

— Вот так и произошло то, что королева Лирна Аль-Ниерен снова ступила на почву возлюбленной отчизны, и месть ее обещала быть страшной.

— Очень хорошо, Раулен, — похвалил я. — На сегодня достаточно.

— Благодарю вас, милорд. Значит, завтра в то же время, — сказал он, поднялся со стула и пошел к двери.

— Завтра начинается суд надо мной, — напомнил я.

— Да, — вздохнув, согласился он, остановился у двери и вымученно улыбнулся. — Несомненно, они оправдают вас, и ваш великий труд будет завершен.

— Конечно, — подтвердил я и улыбнулся в ответ, благодарный за его усилия.

— Даже ваши тюремщики — ученые, — сказала Форнелла, когда тяжелая железная дверь закрылась и мы остались в одиночестве.

Форнелла сидела на узкой койке, окруженная пергаментными свитками. Чтобы скоротать месяцы нашего долгого совместного заточения, она взялась переводить мою рукопись на воларский, хотя знала, что завершить работу, скорее всего, не сможет.

Я посмотрел на ее уже почти сплошь седые волосы, связанные сзади в тугой пучок. За последние недели на коже ее рук и головы появились блеклые красные пятна, а морщины вокруг глаз углубились. Форнелла стоически переносила изменения. Хотя я много раз увещевал Раулена донести мои просьбы всем сановникам империи, каких я мог вспомнить, Форнеллу ни разу не выпустили из камеры, и она не смогла передать предупреждение. Наше путешествие окончилось полным фиаско. Похоже, выживание нашей империи целиком зависит от осуществления мести королевы Лирны. Но, боюсь, надеяться на ее успех нелепо. При всем ее уме и полководческом таланте лорда Аль-Сорны против Воларской империи они бессильны. Повергнуть империю способна лишь другая империя.

Мне понравилось это умозаключение, я взялся за лист и перо, чтобы записать плод мудрости.

— Надеюсь, это поможет вашей защите, — оторвавшись от своей работы, заметила Форнелла.

— У меня нет иной защиты, кроме правды. А она едва ли поможет мне.

Императрица в ее мудрости и благоволении послала мне не одного, а шестерых ученых советников для защиты на процессе. Все — известные ученые с безукоризненной репутацией. Но в их лицах я не увидел абсолютно никакой надежды на мое оправдание. Я вежливо выслушал их всех и освободил от работы со мной, объясняя это желанием защищаться самому — к их очевидному немалому облегчению.

— Но та девушка лгала, и не заметить это мог лишь слепой глупец, — сказала Форнелла.

— Если бы меня судила коллегия слепых глупцов, у меня еще был бы шанс. Но судья лишь одна, и она далеко не слепа. Но даже она не сможет лишить меня права выступить с речью после приговора. Лишь бы нашлись те, кто готов выслушать предупреждение.

Несмотря на спокойствие и уверенность, неожиданные для меня самого, сон не пришел ко мне той ночью. Я провел вечер в работе над рукописью: упорядочивал ее, набросал для Раулена план последних глав. Раулен согласился доставить копии моего труда нескольким избранным мною ученым. Я подозревал, что те из них, кто не сожжет немедля мою рукопись, могут попытаться присвоить мой труд. Потому еще одна копия отправится к брату Харлику в Варинсхолд, где получит если не признание, то уж точно место в Великой библиотеке, которую брат собирается отстроить. Когда маленькое зарешеченное окно над моей кроватью перестало давать свет, я взял перо и написал на чистом листе пергамента слова «История Объединенного Королевства», а затем положил лист на аккуратную стопку. Признаюсь, мне стало слегка досадно из-за того, что мой почерк не так красив и изящен, как у Раулена.

Я улегся на кровать и попытался отдохнуть, хотя знал, что попытка окажется тщетной. Я размышлял о том, что мой труд не достиг должной точности, поскольку я, к большому своему сожалению, так и не выслушал полного рассказа Аль-Сорны. Чуть за полночь мою полудрему прервал легкий скрип. Глядя в сумрак, я встал — и сердце мое учащенно забилось при виде открывающейся двери.

Мое всегдашнее спокойствие улетучилось. Императрица решила не ждать суда!

Я окинул взглядом комнату в поисках того, что могло бы послужить оружием. Увы, Раулен прилежно исполнял свой долг, и в моем распоряжении был лишь небольшой деревянный подсвечник.

Я ожидал Хеврена либо, скорее, какого-нибудь безымянного и незаметного имперского служащего, владеющего искусством придания убийству вида самоубийства. Но в дверях встала стройная женщина в черном платье, с полными страха глазами. Она робко поманила меня.

Джервия.

Я застыл в изумлении. Она снова поманила меня, уже резче, нетерпеливей. Я поспешно оделся и подошел к Форнелле. В последние недели она спала гораздо крепче, чем я, — то ли из-за все ускоряющегося старения, то ли благодаря чистой совести. Так или иначе, мне не сразу удалось разбудить ее, и пришлось постараться, чтобы уговорить ее покинуть постель.

Форнелла хмуро посмотрела на дрожащую от нетерпения Джервию.

— Почему она здесь?

— Не знаю, — садясь на кровать и натягивая туфли, ответил я. — Но нам предоставили открытую дверь, и я намерен воспользоваться ею.

Когда я подошел к двери, Джервия закрыла мне рукой рот, предотвращая неизбежные расспросы, и поманила за собой. Я глянул на Форнеллу. Та оделась и приготовилась идти за мной, но, похоже, не избавилась от подозрений.

— Я не уверена, что смогу бежать, — прошептала она, когда подошла ко мне и взяла меня за руку.

Я повел ее по коридору, мимо других камер. Все они пустовали. Джервия ожидала нас у выхода из темницы. Я застыл при виде Раулена, открывшего для нас двери и отстранившегося.

— Все в порядке, он не видит нас, — прошептала Джервия.

Тюремщик пристально смотрел куда-то за каменную стену и блаженно улыбался, словно узрел издавна желаемое, дорогое сердцу. Он действительно не видел нас.

— Это вы сделали? — подойдя к Джервии, пробормотал я.

— Его дочь умерла в Марбеллисе. Я показала ее тюремщику, — нервно улыбнувшись, ответила Джервия.

Она — Одаренная. А бедный Раулен явил собой пример верности долгу. Несколько лет Убийца Светоча был в его власти, но тюремщик не искал мести.

— Долго он так не простоит. — Джервия потянула меня за рукав.

Она провела нас через скромное жилище Раулена. Мы вышли в северное крыло дворца, чуть более богато украшенное. Здесь располагались кладовые и жилые помещения, где спала армия дворцовых слуг. По пути мы встретили лишь двоих стражников, столь же блаженно одурманенных, как и Раулен. Джервия вытерла лицо рукавом. На ткани осталось темное пятно крови. Сколько же сил ей пришлось потратить ради нашего бегства?

Мы прокрались через двор. Пара стражников у северных ворот не заметила нашего присутствия.

— Нужно торопиться, иллюзии скоро развеются, — прошептала Джервия и заспешила к лугу за дорогой.

— Лучше по дороге, — сказал я, но Джервия покачала головой:

— Она слишком хорошо охраняется. На скале провешена веревка, под скалой на реке ожидает лодка.

— Я не могу, — выдохнула утомленная, запыхавшаяся Форнелла.

— Здесь недалеко!

— Оставьте меня, — простонала она, согнулась, упала на колени.

Она задыхалась.

— Милорд! — взмолилась Джервия.

Я нагнулся, обнял Форнеллу за плечи, посмотрел в глаза. Они были ясны, и в них совершенно не виделось усталости.

— Это он! — выдохнула Форнелла. — Это Посланник! Я узнаю его смрад.

Я выпрямился, посмотрел на Джервию — и увидел лишь перепуганную девушку, потрясенную своим дерзанием.

— Минутку, пожалуйста, — сказал я. — Она стареет с каждым днем.

Джервия неохотно кивнула, осмотрелась — нет ли погони?

— Скажите мне, какими угрозами императрица заставила вас лжесвидетельствовать? — спросил я.

— Отца арестовали и обвинили в измене, — в ужасе проговорила девушка. — Это случилось, когда начали доходить новости о делах в Объединенном Королевстве.

— Она знала, что я обязательно вернусь, и приготовила подходящую ловушку.

— Наверное, так, — согласилась Джервия.

— А что за нелепая история о мече?

— Ее придумал лорд Вельсус по настоянию императрицы. Милорд, у меня не было выбора.

Я сжал плечо Форнеллы, затем отошел — но держался поодаль от нашей спасительницы.

— Я знаю лорда Вельсуса почти двадцать лет, — сказал я. — Он высокомерный, самодовольный, самоуверенный хам. Но он никогда не был лжецом. Полагаю, для лжи ему не хватает воображения.

Она не ответила, но сощурилась. Ее рука нырнула в складки платья.

— Вы очень хорошо сыграли свою роль, — продолжая отходить от Форнеллы, говорил я. — Столь робкая, хрупкая, пересиливающая свой страх. Когда вы открыли дверь моей камеры, то целиком и полностью завоевали мое доверие. Кстати, когда вы завладели этим телом? Когда его хозяйка умерла от «красной руки»?

Она глянула на стонущую Форнеллу, согнувшуюся так, что седые волосы свесились на лицо, затем снова посмотрела на меня — и ее лицо изменилось, словно подверглось злому тяжелому колдовству. Милую храбрую девушку сменило что-то немыслимо древнее, злобное, напитанное гнусностью до малейшей черточки.

— Когда мы встречались в последний раз, ты не храбрился так, — процедила тварь.

В ее устах милый голос Джервии стал резким, хриплым — и знакомым.

— Храбрился? — Я тихонько рассмеялся. — Я уже давно убедился, что храбрость — лишь очередная иллюзия нашей жизни. Самообман. Мы все делаем то, что должны.

— Как глубоко и верно! Этой ночью ты должен шагнуть с обрыва, учинив бегство посредством подлой магии, несомненно, выученной у твоих дружков с севера. Наверное, тобой двигало чувство вины либо желание оскорбить напоследок императрицу, лишить ее возможности справедливо воздать тебе должное за преступления. Я уверен, что ученые еще многие годы будут размышлять об этом.

— Тебе еще не надоело заниматься подобным за долгие века жестокости и убийств? — спросил я. — Разве ты доволен участью раба на побегушках у чудовища?

— Раба? — Тварь презрительно ухмыльнулась. — Он не поработил меня. Долгие годы на его службе никогда не были наказанием для меня. Всякая отобранная жизнь, любое посеянное семя хаоса радовали меня. Этот мир заслуживает всего, что я учиняю с ним. Когда ты отправишься к достойному финалу, взгляд императрицы неизбежно устремится на север, где лежит лишившееся сил Объединенное Королевство, беззащитное в то время, пока его королева творит безумную вендетту за океаном. Как думаешь, зачем императрица собирает флот?

— Затем, что ее подстегнула твоя ложь?

— Императрица находит мои советы чрезвычайно мудрыми. Такими их со временем сочтет и ее отпрыск. Я только что убедил ее в том, что обычай выбирать преемника среди населения — архаичный и не слишком умный. Кто может сравниться в искусстве правления с тем, кто вырос при дворе, будучи чадом самой императрицы и безвременно ушедшего от нас Светоча?

Я помимо воли шагнул к твари, сжав кулаки.

— Это дитя не для тебя!

Ее рука вынырнула из складок платья, блеснул нож. Женщина пригнулась, выставила лезвие, принудившее меня замереть.

— Этот мальчик закончит уничтожение Объединенного Королевства и примется за Воларскую империю. А его дети построят могучий флот и понесут альпиранскую цивилизацию во все уголки мира. Милорд, разве этому не стоит радоваться? Он очень радовался такой перспективе.

Я шагнул вперед, нож мелькнул у самого моего лица. Я отпрянул.

— Ты лжешь! — крикнул я.

Ее смех был пронзителен и полон злобной радости.

— Он был такой умница! Начитанный, искренне захваченный возможностями тех, кому достался Дар. Вернье, не мы совратили его. Он сам пришел к нам. Но, как всегда, меч Аль-Сорны спутал наши планы.

Ярость помутила мой рассудок, и я кинулся на тварь, позабыв о ноже. Она проворно ускользнула, гибкая и быстрая, словно танцовщица, развернулась и показала на вершину скалы.

— Если не веришь мне, спроси у него!

Я хотел снова броситься на нее, но что-то заблестело, замерцало во тьме за скалой, вспыхнуло ослепительным белым светом, сложилось в знакомый силуэт. Я застыл, впившись взглядом в его лицо. Все мысли покинули меня, кроме одной-единственной.

Селиесен!

У меня защемило сердце. Он так знакомо улыбался. Вот он, одетый в простой халат, какой всегда предпочитал дома. В этом халате он был и тогда, когда мы встречались в последний раз. Конечно, мне так хотелось бы верить, что я забылся, был совершенно обманут и одурманен украденным Даром Посланника. Но нет, я прекрасно понимал, что вижу иллюзию, знал, что она влечет меня к смерти, — но мне было все равно. Я бежал к обрыву и выкрикивал дорогое имя.

Селиесен!

Он исчез, когда я уже был в футе от обрыва, замерцал и угас, будто пламя свечи на ветру. Я отчаянно закричал от горя и тоски, упал на колени, воззвал в беспросветную тьму. Ответом мне был только шелест ветра в траве.

За моей спиной кто-то поперхнулся. Я обернулся и увидел, как Форнелла выдергивает нож из шеи Джервии, как поддерживает ее, как из пробитой шеи хлещет фонтан крови.

— Вам следовало забрать у тюремщика нож, — пробормотала Форнелла и с отвращением отпихнула тело.

Когда я подошел, она упала на колени — теперь уже от неподдельной усталости и слабости.

— Милорд, я ведь была обязана вам жизнью, — вяло, натужно улыбаясь, проговорила Форнелла.

Борясь с тошнотой, я приподнял тело и повернул еще кровоточащей раной к Форнелле.

— Пейте!

Она с отстраненным интересом секунду-другую смотрела на кровь, но затем отвернулась:

— Нет.

— Но это восстановит вас.

— Я уже восстановила себя. Пожалуйста, уберите от меня это.

Я выпустил тело из рук и поспешил подхватить обмякшую Форнеллу. Она медленно, тяжело, неровно дышала.

— Скоро светает, — прошептала она.

На горизонте лишь слабо забрезжило. До рассвета оставались еще часы. Но я прижал ее к себе и прошептал на ухо: «Да».

Я услышал шелест сминаемой травы и негромкие шаги. Ко мне шли солдаты. Много. Целая сотня. Но я не обернулся. Приблизился кто-то рослый, массивный, встал рядом.

— Значит, императрица так и не поверила ей, — сказал я.

Хеврен помедлил, а когда ответил, в его голосе послышалось смущение:

— Ей было любопытно узнать, что произойдет.

— Надеюсь, ее любопытство удовлетворено.

— Ваша невиновность будет объявлена утром, — сообщил Хеврен. — А сейчас требуется ваше присутствие…

— Не сейчас, — тихо сказал я и крепче прижал к себе Форнеллу, уткнулся лицом в ее седые волосы, прислушался к сердцу, бившемуся все слабее. — Мы хотели бы дождаться рассвета.

ГЛАВА ПЕРВАЯ Ваэлин

Когда Рива показывала дорогу в темное чрево арены, он уже вел себя как обычный слабый человек перед неминуемым финалом: умолял, пытался торговаться, кричал и грозил, снова умолял.

— Думаете, вы творите правосудие? Да это же просто месть! Вы не представляете, сколько я страдал… я же столько знаю, владею мудростью многих веков… за такие знания была бы признательна любая королева… Вы разве не понимаете, кто я, сколь грандиозны мои свершения? Вы — всего лишь пыль на моем величии…

Увидев черный камень подле молчаливых статуй, Союзник умолк. От факела Ривы по краям камня заиграли желтые сполохи.

— Да вы… — яростно проговорил Союзник и поперхнулся — слова не лезли из внезапно пересохшей глотки. — Вы хотите уничтожить меня этим? Да вы же… дадите мне Дар еще большей мощи!

Но при этом он извивался, стараясь вырваться из хватки Френтиса, отстраниться от камня, не хотел даже смотреть на него.

Лирна ступила между статуй, пытливо и хищно глянула на камень. Ваэлину она неприятно напомнила старого короля Мальция.

— Вы говорите, этот камень когда-то выкопали в Северных пределах? — спросила она у Ваэлина.

— Да, ваше величество. Тысячи лет назад.

— Значит, могут найтись и другие?

— Провидец не сказал. Но я не сомневаюсь, что он посчитал лучшим не затрагивать эту тайну.

Лирна кивнула, ее взгляд скользнул по статуям, остановился на бородатом мужчине.

— Это и в самом деле он? — Она с недоверием посмотрела на всхлипывающего Союзника.

— Да, ваше величество.

— Как же низко может пасть человек, поддавшийся злу, — сказала она и вновь перевела взгляд на благородное, величественное лицо бородатого мужчины.

Затем королева велела Френтису подтянуть Союзника к камню.

Несчастный выл, дрожал и трепыхался, падал и скреб ногтями пол. Ваэлину пришлось прийти на помощь брату. Вдвоем они подтащили Союзника. Тот забился и затрясся, но вскоре обессилел и утих, уронил голову на грудь и заплакал.

— Просто убейте меня, убейте, — причитал он. — Все мои Дары ушли, место за Порогом не примет меня…

— Тогда умрет и тело, которое ты занимаешь сейчас, — объяснил Ваэлин. — А я пообещал владельцу вернуть его.

— Глупец! — брызгая слюной, заорал Союзник. — Ты же не знаешь, что это такое!

— Ворота в другой мир, который, как мне кажется, лучше подходит тебе.

Союзник в диком ужасе уставился на каменную гладь, проговорил хриплым шепотом:

— Ты не понимаешь. Когда я коснулся его, когда получил свой Дар, я заглянул в тот мир… и что-то посмотрело на меня — огромное и голодное.

Ваэлин глядел на залитое потом лицо Союзника, вытаращенные глаза. Нет, теперь он не лжет. Ваэлин хотел потребовать объяснений, но Лирна схватила Союзника за кисть и сказала:

— Так давайте же накормим его.

И прижала ладонь Союзника к камню.

Не было ни звуков, ни свечения из глубин камня, не шевельнулся даже застоялый воздух подземелья. Союзник с присвистом вдохнул и застыл. Его глаза потухли, черты утратили всякое выражение.

Они еще немного подержали его. Лирна пытливо всматривалась в его лицо. Наконец Ваэлин отпустил его и отошел, Френтис и Лирна тоже. То, что было Союзником, осталось у камня, замерло, бессильно опустив руки.

— Ну ладно, — сказала Рива и постучала носком ботинка в камень, — с этим-то что будем делать?

— Теперь горцы не будут дружелюбными, — предупредил Ваэлин.

— Лучше они, чем большая вода, — буркнул Альтурк.

Он набросил попону на спину коня, закрепил седельные мешки. Талесса в последнее время заметно хромал. Рана заживала медленно, и то лишь благодаря мази брата Келана — единственному, что талесса согласился принять в подарок от мерим-гер.

— К тому же у нас есть тот, кто может говорить за нас, — добавил Альтурк и кивнул в сторону Асторека, прощавшегося с Френтисом.

Бывший куритай изрядно встревожил и позабавил придворное общество, когда предстал перед Лирной. Он не поклонился, но церемонно объяснился в любви и предложил руку и сердце. Королева терпеливо выслушала длинный перечень побед, извинения за то, что не предоставил головы врагов в доказательство, и пылкие заверения в том, что он, Лекран, в случае согласия на брак добудет нужное количество голов менее чем за пять лет. И пусть он поплатится своей головой, если нарушит клятву.

— Всего тысячу голов? — совершенно искренне удивилась королева, нарушив повисшую после Лекрановой речи неловкую тишину. — Пусть будет три, и тогда я всерьез рассмотрю предложение. А пока я могу сделать вас капитаном моей гвардии и послом к вашему народу. Идите в горы и скажите им, что дни охоты на рабов окончены и мы хорошо заплатим за металл, который нам предложат.

— Ты и в самом деле хочешь еще раз пройти через лед? — спросил Ваэлин.

— Шаман сказал, что в летние месяцы это проще. А история получится замечательная, — ответил Альтурк, затянул подпругу и добавил: — Она была доброй женщиной. Я с гордостью расскажу ее историю, и пусть ее поместят в библиотеку Малессы. Она из лонаков, а мы не забываем наших кровных, невзирая на имена, которые они выбрали для себя.

— Спасибо, — сказал Ваэлин.

Талесса вскарабкался на лошадь, взялся за дубинку, хмуро глянул на Ваэлина из-под мохнатых бровей.

— Однажды… — тяжело произнес он.

— Я знаю, — перебил Ваэлин. — Однажды лонаки сбросят мерим-гер в море.

— Нет. Однажды лонаки исчезнут — рассеянные, перебитые в войнах или смешавшие кровь с мерим-гер до такой степени, что забудутся наши истории. Так будет и с сеорда, и с эорхиль, и с людьми льда, и с горцами. Теперь я вижу это. Малесса пыталась укрыть нас от судьбы, и мы стали будто камни на горном склоне. Но горы всегда дрожат, и камни падают.

Талесса и его сентары ускакали по северной дороге. Ваэлин долго смотрел им вслед. К нему подъехал Мудрый Медведь верхом на Железном Когте и сказал:

— Пойдем с нами. Это скверное место, полное вони и жара. Оно слишком далеко от зеленых огней.

— Я скоро увижусь с тобой у Зеркального залива, — пообещал Ваэлин.

Шаман лишь улыбнулся, выговорил-выщелкал что-то на своем непостижимом языке, и Железный Коготь заковылял по дороге.

Пришла Мишара и ткнулась носом в руку Ваэлина. Кираль стояла рядом, Асторек — поодаль, с волками. Она не обняла на прощание, даже не улыбнулась. Ее шрам был почти незаметен под ярким солнцем. Давока сложила руки на груди и угрюмо потупилась. Они долго прощались и даже поссорились напоследок.

— Когда я гляжу на вас, моя песнь переменчива, — наконец сказала Кираль. — В ней слишком много нот, и светлых, и темных. Я не знаю, по какому пути вы пойдете. Когда мы впервые встретились, было не так.

Мишара лизнула напоследок его ладонь и побежала за медведем, игриво куснула его в круп. Медведь раздраженно зарычал.

— Когда мы увидимся снова, надеюсь, песнь станет ясней, — сказал Ваэлин и посмотрел на радостно машущего Асторека. Волки дружно завыли. — Я рад, что песнь привела тебя к счастью.

— Будет здорово снова поохотиться вместе, — сказала Кираль, посмотрела в последний раз на Давоку и уселась в седло.

Ваэлин глядел вслед, пока за всадниками не улеглась пыль. Но и после того еще долго слышался волчий вой.

— Я обещал, что вернусь, — хотя тот, кому я обещал, сейчас мертв, — взваливая на плечи свой мешок, сказал Френтис. — Аспект Арлин велел мне устроить там совместную с Пятым орденом миссию.

Ваэлин шел вместе с Френтисом по пристани и думал о том, что Вера по-прежнему жива. Несмотря на все узнанное о месте за Порогом и об Ушедших, Вера остается и даже пытается расти.

— К тому же королеве куда легче дышится, когда меня поблизости нет, — добавил Френтис.

Тут спорить не приходилось. Королева вела себя до крайности холодно в присутствии брата Френтиса. Она слишком хорошо помнила финальный разговор брата с императрицей. Но Френтис был тем, кто начал и возглавил Великое освобождение. Среди бывших рабов Френтис слыл чуть ли не полубогом. Повсюду освобожденные кланялись ему, бежали к нему со словами искренней благодарности, несли подношения. И не все его почитатели были освобожденными рабами. Многие свободные видели, как ради их спасения Френтис сражался с арисаями.

— Если вдруг тебе надоест орден, знай: для тебя всегда отыщется место в Пределах, — сказал Ваэлин.

— Брат, и ты знай: вряд ли настанет день, когда мне надоест орден, — ответил Френтис.

Они остановились невдалеке от трапа. Френтис посмотрел на лица тех, кто ожидал на корабле. Сестра Иллиан сурово глядела на него. Волосатый капитан обменивался похабными шутками с бывшим рабом. А безумный Ренсиаль стоял на костылях и смотрел на Ваэлина так, будто силился вспомнить имя. Ваэлин подумал, что у Френтиса теперь есть свой, самый настоящий орден, и, хотя и обрадовался за брата, ощутил легкий укол зависти.

— Кираль сказала, что ты пытался спасти императрицу, — проговорил Ваэлин.

— Однажды мы прошли через всю империю, убивая налево и направо, переплыли океан, и я убил короля. Однако я был спасен. Отчего бы не спастись и ей?

— Она была монстром. Брат Холлан сказал мне, что, по его оценкам, приказы императрицы погубили полмиллиона воларцев.

Френтис помимо воли потянулся к груди, потрогать место, где прежде были шрамы.

— Она была тем, что из нее сделали, — как и я. И в глубине сердца я знаю, что она могла бы стать… лучше.

Он вымученно улыбнулся. Братья обнялись на прощание. Френтис шагнул на трап, но остановился на нижней ступеньке.

— Передавай привет сестре, — сказал он. — Знаешь, сны по-прежнему приходят ко мне. Не каждую ночь, но часто. Она приходит ко мне, и теперь с ней гораздо легче.

Он снова улыбнулся и поднялся на корабль. Последняя гончая Веры прыгнула к нему, радостно лизнула в лицо. Френтис отошел от борта и скрылся из виду.

Двор королевы занял бывшую резиденцию советника Арклева, солидный особняк посреди большого, обнесенного высокими стенами сада. В особняке был внушительный зал приемов. В многочисленных комнатах расположилась армия клерков, обрабатывавших кипы бумаг и писем из разных концов бывшей империи, вдруг ставшей частью Королевства. Проблем обнаружилось множество, от голода на юге до объявлений о независимости на востоке, где благодаря дальновидности губернатора еще уцелели воларские войска. Он вывел армию на продолжительные маневры и тем избегнул императорских гонцов, привозивших приказы об отставке и казни.

Спустя считаные недели после штурма города к королеве хлынул нескончаемый поток просителей: сперва десятки, затем многие сотни. Банды повстанцев искали официального признания, представители мирных городов и местечек просили защиты от агрессивных соседей, а больше всего являлось купцов со щедрыми посулами в обмен на исключительные торговые привилегии.

У дверей Ваэлина встретила госпожа Лиеза, спасенная на арене и возвышенная до придворной дамы за умение обращаться с письмами и документами, не говоря уже о детальном знании разнообразных законов и обычаев завоеванной страны.

— Милорд, ее величество просит вас немедленно пройти к ней, — сказала Лиеза на языке Королевства. День ото дня она говорила все лучше.

— И сколько сегодня?

— Всего один, — ответила Лиеза, напряженно улыбнулась и приказала стражникам открыть дверь.

Когда Ваэлин вошел, королева с кем-то беседовала. Он поразился гневу в ее голосе:

— И ваша императрица ожидает, что я соглашусь на это без переговоров?

Лорд Вернье заметно постарел с тех пор, как Ваэлин видел его в последний раз, но держался прямей и мужественней. Похоже, королевский гнев его ничуть не трогал.

— Ваше величество, она любезно сообщила вам о своих действиях. Она не видит в них повода для конфликта.

Заметив Ваэлина, Вернье умолк и поклонился — как равный равному.

— А, лорд Ваэлин. Я рада вас видеть, — сказала королева. — Лорд Вернье значительно продвинулся по карьерной лестнице с тех пор, как покинул нас. Я представляю вам императорского посла в Объединенном Королевстве.

— Поздравляю вас, милорд. — Ваэлин поклонился в ответ.

— Он приплыл сказать, что мой город в руках императрицы, — сообщила Лирна.

— Ваше величество, Верель был альпиранским городом еще до того, как возникла Воларская империя, — сказал Вернье. — Я должен отметить, что захват города произошел в то время, когда еще велись боевые действия. То есть захват был актом дружественной помощи.

— Дружественной помощью было бы направить флот к Волару и помочь мне взять этот город, а не красть у меня другой. — Лирна, покраснев от гнева, встала и приблизилась к Вернье. — Ваша императрица представляет, какой именно армией я командую теперь? Какова сила моего оружия? Я взяла империю за несколько месяцев. Если бы я захотела, я бы захватила весь мир.

— Ваше величество, — заговорил лорд Вернье, но королева жестом приказала ему замолчать и тяжело вздохнула.

— Лорд Вернье, полагаю, вам лучше вернуться завтра, когда мое настроение станет более подходящим для дипломатии. Лорд Ваэлин, останьтесь. Нам следует обсудить военные дела.

Посол раскланялся, пошел к дверям. Ваэлин остановил его, притронувшись к рукаву.

— А воларская женщина?

Вернье демонстративно отстранился и проговорил:

— Она умерла.

— Приношу свои соболезнования. Мы получили известие, что в Альпире присутствует агент Союзника…

— Она тоже умерла, — сухо сообщил Вернье, поклонился еще раз и вышел.

— Как думаешь, не перебрала я с драматизмом? — осведомилась королева.

В ее лице теперь не было и тени гнева. Она улыбалась.

— Я уверен, вашему величеству лучше меня известно, как обходиться с послами.

— Думается мне, это умение, которому следует поскорее обучиться. Как вы считаете, стоит нам отвоевать Верель?

— Ваше величество, не мне выносить подобные суждения. Ваш владыка битв, без сомнения, сможет описать вам сложности и выгоды этого предприятия.

— Мне не нужен Аль-Гестиан, чтобы понять: как минимум год никакие экспедиции на Верель невозможны. Он на южном берегу, и по всем описаниям это крайне неприятное место, окруженное джунглями и каждый год страдающее от свирепых штормов. Ценен он только как центр торговли специями, но империи он приносил лишь половину сотой доли всех доходов. Не иначе, императрица Эмерен хочет испытать меня, наживляет крючок, чтобы посмотреть, клюну ли я.

— Один далекий город — не слишком большая цена примирения.

— Как всегда, вы хотите мириться. Даже здесь и сейчас, — заключила королева, тихонько рассмеялась и направилась к трону.

— Ваше величество, я надеялся, что вы призвали меня ради моего прошения.

— Именно так. Но я сочла полезным добавить небольшой спектакль для лорда Вернье. Вы хотите домой.

Усевшись на трон, королева приняла от лорда Илтиса чашку с водой.

— Да, вместе с моей сестрой.

— Я слыхала, что ее состояние слегка улучшилось, — помрачнев, сказала Лирна.

— Каждую ночь она видит кошмары, а когда просыпается, немедля берется за машины, созданные для вашего величества. Алорнис говорит, что машины день ото для делаются смертоносней и ей не терпится увидеть их в деле. Мне — нет.

— Ваэлин, мы же согласились в том, что эту войну надо было выиграть. Все мы пожертвовали многим. Ваша сестра отдала больше, чем другие. Мне очень жаль ее. Но она — взрослая женщина, и я никогда ни к чему не принуждала ее.

— Ваше величество, я подал прошение, и я ожидаю ответа.

Она вернула чашку Илтису и попросила, чтобы он оставил зал.

— Вам потребуется новый командир Северной гвардии, — сообщила Лирна, когда Илтис скрылся за дверью. — Лорд Адаль попросил освободить его от вашей службы.

Ваэлин нахмурился. Рассказывать о смерти Дарены было очень тяжело. Адаль стоял, вытянувшись по стойке смирно, смотрел куда-то поверх головы Ваэлина и отвечал короткими, рублеными фразами. Конечно, Адаль во всем винил Ваэлина. Конечно, он считал, что если бы Дарена осталась с ним, то выжила бы.

— Полагаю, вы подыщете ему подходящую работу.

— Несомненно. Я планирую создать Восточную гвардию для моих новых владений. Война выявила много талантливых людей и создала много вакансий. Лорд Адаль — отличная кандидатура.

— Замечательный выбор, ваше величество. Я бы ходатайствовал о том, чтобы место командира Северной гвардии занял лорд Орвен.

— Если он согласится, я тоже соглашусь. Он заслужил право выбирать командира сам.

Лирна встала и подошла к окну. Особняк Арклева стоял на холме. Отсюда открывался чудесный вид на гавань, еще забитую кораблями, хотя их количество заметно уменьшилось. Щит отплыл спустя два дня после падения города и забрал с собой десятую часть мельденейцев. Ходили слухи о распре среди владык флота, о саблях и дуэлях, хотя, когда Ваэлин увидел Элль-Нестру, тот не выглядел раненым. Он низко поклонился королеве, а та вручила ему меч и пожаловала в ленное владение землю на южном азраэльском побережье.

— Вы помните ночь нашей первой встречи? — спросила Лирна у Ваэлина.

— Да. Вы напугали меня, и я швырнул в вас нож.

— Да, швырнули, — подтвердила королева и улыбнулась. — Я сохранила его. Он спас мне жизнь.

— Я рад.

— Тогда я задала вам вопрос, который не стану повторять. И сам вопрос, и ответ на него уже излишни. Но мне всегда было любопытно: сожалели ли вы о том, что сказали «нет»?

Ее волосы отросли еще длиннее прежнего и золотым каскадом спадали на плечи. А лицо, хотя и стало лицом зрелой мудрой женщины, властной и свободной, сияло идеальной красотой фарфоровой куклы.

— Конечно, — солгал Ваэлин. — Какой мужчина не сожалел бы?

Политаи собрались вокруг Плетельщика. Тот тихо, но веско что-то объяснял им. Политаи выглядели необычно оживленными, перебивали, на лицах отчетливо отображались чувства: горе, гнев, отчаяние. Недавно освобожденные стояли по краям толпы, озадаченно хмурились, но не отходили от собратьев. Френтис говорил, что с политаями всегда так. Они не переносят одиночества, но и компании тех, кто не политаи.

Глядя на них, Ваэлин задумался, на самом ли деле Плетельщик освободил их — и что они теперь такое.

Они спорили больше часа. Наконец Плетельщик призвал закончить обсуждение, и политаи разошлись по своим домам. Арисаи вырезали почти все население района, осталось множество пустых жилищ, но политаи предпочитали жить по дюжине в одном доме.

Когда Плетельщик уселся на скамью рядом с Ваэлином, тот сказал:

— Они не кажутся довольными жизнью.

— Они знают, что еще много их собратьев остается в рабстве. Освободить их всех стало для политаев священной миссией.

— Королева поклялась завершить ее.

— Но без меня, — отрезал Плетельщик.

— Ее суждение здраво.

— И я не стану оспаривать его. Дар Союзника ужасен.

Глядя на широкие крепкие плечи Плетельщика, Ваэлин подумал, что видит самое могущественное существо в мире. Но лицо целителя оставалось столь же открытым и добродушным, как обычно. Это утешало.

— А ты воспользовался этим Даром хоть раз?

— Нет. Но я ощущаю его. Он будто кипящее озеро во мне.

— А Дар Эрлина? — спросил Ваэлин.

— Время покажет. А что королева приготовила для меня в Королевстве?

— Война опустошила много земель и поместий. Выбирай какое угодно.

— Воистину честь — выбрать собственную тюрьму, — сказал Плетельщик.

Ваэлин смолчал, не желая произносить чужую ложь. Вместо того он сообщил:

— Корабль отплывает с утренним приливом.

Затем Ваэлин встал и протянул руку. Плетельщик удивленно уставился на нее. После случившегося на арене немногие рисковали заговорить с ним — и никто не осмеливался коснуться.

— Меня этот корабль не застанет, — пожав протянутую руку, с приязнью и благодарностью проговорил Плетельщик. — И, как я вижу, ты это понял и потому явился один, а не со стражей, чтобы добиться исполнения королевского приказа.

Ваэлин напоследок крепче сжал его руку и спросил:

— А куда ты хочешь направиться?

— Есть еще в мире пара уголков, куда не добрался Эрлин. А мне хочется самому услышать песню Нефритовой принцессы.

— Тебе досталась память Эрлина?

— В некотором смысле — да. Мне досталось много его знания, но не того, как он добывал это знание. С годами память уходит.

— Значит, тебе досталось и знание Союзника? — спросил Ваэлин.

— Больше, чем мне хотелось бы, — помрачнев, ответил Плетельщик.

— Он говорил про волка. Я хотел бы знать, что это значит.

— Он имел в виду, что, в общем… мне трудно выразить словами, но я попробую так: есть причина тому, что ты отпускаешь меня. Союзник хотел сказать, что мы все, какими бы мы Дарами и талантами ни владели, всего лишь маленькие яркие огоньки на этой земле. Но разница в том, что я согласился это принять, а он нет.

Он встал и пошел к дому, который занимал вместе с политаями, остановился в дверях, обернулся.

— Пожалуйста, передай королеве мои наилучшие пожелания. И пусть она задумается как следует, когда будет решать, посылать ли убийц вслед за мной.

Ваэлин глядел на Риву с бака утреннего корабля. Не требовалось песни, чтобы понять, что происходит. Рива прощалась с Лиезой. Когда та вернулась к своему месту подле королевы, было видно: еще немного, и заплачет навзрыд. Рива раскланялась и взошла на борт. За ней по пятам следовал высокий гвардеец. Собравшаяся в гавани королевская гвардия отсалютовала оружием и рявкнула так, что над портом раскатилось гулкое эхо.

— Брат, а ей салютуют громче, чем тебе, — усмехнувшись, заметил Норта.

— Думаю, она это заслужила.

— Мой сброд даже не явился попрощаться со мной. Наверное, до сих пор грызутся над списком самых важных и справедливых требований к королеве.

— Справедливых требований?!

— Ну да. Они хотят назначать своих офицеров, запретить поместное землевладение и выбирать советника королевы. Советника королевы, вообрази себе. Вера, спаси нас от тех, кого мы освободили.

Когда корабль покидал порт сквозь узкий проход между молами, Ваэлин подошел к Риве, стоявшей на юте. На причалах толпились люди, кричали. Ваэлин не мог разобрать слов, но Рива кое-что улавливала.

— Ливелла возродилась, — глядя на летящие вслед кораблю цветы, пробормотала она. — Быть может, Варулек все-таки получит своих богов.

— Варулек? — переспросил Ваэлин.

— Это мертвец, слуга мертвых богов, — пояснила Рива.

Она проводила взглядом ликующую толпу. Корабль выскользнул в залив, капитан приказал поднять паруса и держать на запад, к океану.

— Недавно многие из них вопили, желая моей смерти на арене. Теперь они безумно рады моему спасению.

— Не они одни, — заметил Ваэлин и посмотрел на стоящего неподалеку молодого стражника, не спускающего взгляда с Благословенной госпожи. — Похоже, ты обзавелась личным Илтисом.

— Я предложила гвардейцу Варешу награду за службу, — изобразив улыбку, сказала Рива, — а он попросил позволения всегда быть рядом со мной. Я думаю отыскать ему другое занятие, когда мы прибудем домой.

Ваэлин обернулся и посмотрел на три массивных транспорта, наполненных кумбраэльцами. Корабли уже выходили из гавани. Несколько кумбраэльцев решили остаться, привлеченные деньгами, которые Лирна посулила опытным лучникам. Но подавляющее большинство выбрало отправиться домой вместе с Благословенной госпожой.

— Я слыхал, что лорд Антеш уже начал цитировать из Одиннадцатой книги.

— Он укрепился в нашей вере еще с Алльтора. А здесь прямо-таки преисполнился ее духа. Честно говоря, я предпочитала его угрюмым и разочарованным. Мир стал бы лучшим местом, если бы им правили разочарованные люди.

— Наверное, тебе следует записать это. Мудрость Благословенной госпожи не стоит тратить на еретика.

Рива рассмеялась, затем потупилась и печально произнесла:

— Я сказала Антешу о том, что все было одной большой ложью. Ни разу в жизни я не слышала голос Отца, ни во время осады, ни сейчас. А он сказал: «Миледи, вы и есть голос Отца».

Она посмотрела на Алорнис, хлопочущую над машиной по левому борту. Ваэлин слышал, что эта машина способна изрыгать огонь, и с ужасающей мощью. Похоже, Алорнис не могла оставить свое чадо ни на минуту, ее проворные руки снимали пластины, открывающие таинственное нутро, лицо было полностью сосредоточенным, отрешенным.

— Я бы с удовольствием сбросил это чудовище в море, — сказал Ваэлин. — Но машина — единственное, что пробуждает интерес к жизни у Алорнис.

— Ну так выясним почему, — сказала Рива и подошла к ней, присела на корточки, посмотрела, затем принялась задавать вопросы.

Ваэлин ожидал, что сестра не обратит на Риву внимания, как часто не обращала на него. Но Алорнис с энтузиазмом принялась объяснять, оживленно размахивать руками, показывать на детали машины и подробно рассказывать о каждой трубе и форсунке. Рива внимательно слушала, кивала.

Ваэлин некоторое время понаблюдал за ними. Сестра расслабилась, даже рассмеялась пару раз. Затем взгляд Ваэлина сам собой уперся в парусиновый куль, принайтовленный к главной мачте.

Королева дала подробные и недвусмысленные инструкции насчет него. Но Ваэлин вновь и вновь гадал, что же Лирна собирается делать с тем, что лежит, завернутое в парусину, у главной мачты.

В начале ночи третий помощник позвал Ваэлина на палубу. Там шатался пьяный Норта с бутылкой в руках. Корабль уже входил в область, называемую среди моряков Бораэльскими горами, где часто бушевали свирепые штормы, поднимавшие до крайности высокие волны. И теперь, хотя и не штормовой, ветер был свирепым, качал корабль и хлестал палубу ледяным дождем.

— Брат, я не смог спасти его! — завопил Норта. — Я прикончил дюжину красных ублюдков, дрался с самим аспектом, но не смог спасти!

Палуба колыхнулась, Норту понесло к правому борту и чуть не выкинуло наружу.

— Прекрати! — заорал Ваэлин.

Он поймал брата, оттащил от борта и схватился за ванты.

— Убийца! — заорал Норта, воздев руки к полному дождя небу. — Я всегда был всего лишь убийцей! Я ненавижу убивать, хотя делаю это чертовски хорошо. Но сейчас толком не сумел. Он умер!

— Он умер, спасая тебя, — буркнул Ваэлин, стараясь удержать трепыхающегося брата, — чтобы ты снова мог увидеть свою жену. Увидеть детей!

При упоминании семьи Норта обмяк, уронил голову на грудь. Из вялой руки вывалилась бутылка, покатилась по палубе.

— Они убили мою кошку. Придется возвращаться домой без кошки, — пробормотал он.

— Я знаю, брат. — Ваэлин погладил мокрую голову Норты, попытался не дать ему сползти на палубу.

Из трюма поднялся завернувшийся в плащ Эрлин, подхватил отключившегося лорда-маршала, помог отнести вниз и уложить на койку в каюте.

— Спасибо, — сказал Ваэлин.

— Из того, что я слышал, следует, что этот человек заслуживает участи лучшей, чем падение пьяным с корабля в шторм, — откинув капюшон, проговорил Эрлин.

Они оставили Норту храпеть и уселись в углу обширного трюма. Ваэлин знал, что при таком волнении вряд ли сможет заснуть. Эрлин тихонько застонал, потер крестец и охнул.

— К такому не сразу привыкаешь, — сказал он.

— Первая боль в спине?

— Несомненно, далеко не последняя, — улыбнувшись, ответил Эрлин.

Ваэлина кольнула совесть при взгляде на лицо бывшего бессмертного. Побои оставили его нос искривленным, челюсть тоже срослась неровно. Но глаза сияли юношеским задором.

— Вы уже решили?

— Кара пригласила меня жить с ними в Пределах, — ответил Эрлин. — Хотя я не уверен, что Лоркан оценил ее жест. Новобрачным обычно не слишком нужны посторонние. Я слышал, что поблизости от их жилища пустует хижина на побережье.

— После всех ваших странствий вас устроит простая хижина у моря?

— Какое-то время — да. Мне о многом следует подумать.

— А вы помните, что было, когда он… в общем, когда он завладел вами? — спросил Ваэлин. — Вы видели? Ощущали?

Эрлин ответил не сразу. Он помрачнел, взгляд его поблек. Когда Эрлин заговорил, Ваэлин понял, что он лжет:

— Нет. Все было как в тумане. Как в кошмаре, который лучше поскорее забыть.

— И вы не знаете, отчего камень пощадил вас? Почему не забрал вас, но забрал Союзника? — спросил Ваэлин.

— Он уже прикасался к камню, а я — нет. Возможно, камень знал разницу.

— Союзник говорил о чем-то, глядящем из камня…

— Брат, Союзник говорил о многом, — устало произнес Эрлин, — и все его слова лучше скорее забыть.

Он вздохнул с облегчением, хлопнул себя по коленям и встал.

— Думаю, я поищу моряка с излишками вина. Присоединитесь ко мне?

Ваэлин покачал головой и смотрел вслед бывшему бессмертному до тех пор, пока тот не скрылся в тенистых закоулках трюма. Ваэлин с трудом убедил Лирну не убивать прожившего много веков и теперь лишенного Дара человека. Сейчас Ваэлин усомнился в мудрости своего поступка и подумал, что, возможно, еще пожалеет об этом.

— Будущее теперь еще туманней, чем раньше, — сказала королева в порту на прощание.

Она разгневалась, когда Плетельщик не явился к отплытию. И, похоже, на этот раз гнев был не наигранным.

— Найдите самую глубокую шахту и похороните камень в месте, известном лишь вам и мне, — приказала Лирна. — Ордены не должны узнать о его существовании.

Ваэлин ждал до тех пор, пока корабль не достиг самых глубоких вод Бораэлина, а тогда приказал капитану убрать паруса. Только начало светать, на палубе были лишь вахтенные. Они с удивлением смотрели, как Ваэлин отложил молот, взятый у судового плотника, и разрезал веревки на принайтовленном к мачте куле. Парусина опала, открылась идеально гладкая поверхность черного камня. Ваэлин отступил на шаг, занес молот.

— Подожди!

Ваэлин оглянулся. У входа в трюм стояла завернувшаяся в одеяло Алорнис и с ужасом глядела на брата.

— Я должен, — сказал он.

Она озадаченно нахмурилась, покачала головой:

— Нет, так ты уж точно не должен. Подожди-ка, пока я вернусь.

Она скрылась в трюме, а Ваэлин остался стоять с молотом в руках под удивленными и насмешливыми взглядами команды.

— Если я позволю тебе вот так разломать камень, я не смогу потом смотреть мастеру Бенрилу в глаза, — объявила Алорнис, появившаяся из трюма со своим кожаным мешком на плече.

Она развязала шнурки, разложила свой арсенал на палубе, выбрала молоточек и узкий резец.

— Не прикасайся к нему, — предупредил Ваэлин.

— Я знаю, — раздраженно поморщилась Алорнис. — Рива сказала мне.

Она приставила резец к центру камня, аккуратно постучала, затем сунула резец в появившуюся трещинку и сильными ударами загоняла его внутрь, пока над поверхностью не осталась торчать лишь пара дюймов железа. Алорнис вытащила еще пару резцов и сделала то же самое с ними, поместив их по разные стороны от центрального резца. Теперь уже в камне образовалась трещина в полдюйма шириной.

— Брат, теперь твоя очередь, — объявила Алорнис и отошла.

Ваэлин посмотрел на камень — его поверхность, казалось, поглощала свет, — и вдруг подступили сомнения. Вспомнились слова Союзника: «Ты не понимаешь. Когда я коснулся его, когда получил свой Дар, я заглянул в тот мир… и что-то посмотрело на меня — огромное и голодное».

Коснись один раз — и получишь Дар…

Ваэлин протянул руку к камню, задержал над самой поверхностью. Что же камень может дать? Новую песнь? Дар Союзника?

— Алюций сказал, что любит меня, — вдруг проговорила Алорнис.

Она плотней завернулась в одеяло. Из ее глаз катились слезы. На бледной коже они казались комочками серебра.

— Освобожденный раб передал мне последние слова Алюция. Он сказал, что любит меня и просит прощения за то, что не признался раньше. Он сделал много такого, о чем сожалеет, но об этом сожалеет больше всего. Ваэлин, а еще он сказал, чтобы я не вздумала ненавидеть. Он сказал, что ненависти и так сверх меры в этом мире и он хочет глядеть на меня из-за Порога и видеть хоть одну душу, не затронутую ненавистью. Но я не смогла… Они убили его, я возненавидела их, и я сожгла их.

— Сестра, ты делала то же, что и все мы, — откликнулся Ваэлин. — То же, что делали королева, Рива, Френтис… Алюций и Каэнис… и женщина, на которой я бы женился… Мы выиграли войну, потому что должны были выиграть во что бы то ни стало.

Он посмотрел на камень и убрал руку. Когда Ваэлин занес молот, то думал о многом, видел множество лиц: и тех, кто ушел, и тех, кто еще жил. Все — изменились, умалились, страдали. Ваэлин подумал о выигранных битвах, о потерянных братьях, а затем — о Дарене, как она сказала:

— Ваэлин, ты сейчас — мое место за Порогом. Ты, и все те, кого я любила, и даже все те, с кем сражалась. Чтобы я жила тут, ты должен жить там.

Первый же удар загнал резец так глубоко, что камень раскололся надвое. Половинки тяжело брякнули о палубу. Затем Ваэлин бил и бил, яростно и без устали, подняв облако черной пыли вокруг себя. Часть пыли унес ветер, но львиная доля осталась на парусине черной кучкой, блестевшей в лучах восходящего солнца. Когда в пыль превратился последний осколок, Ваэлин приказал собрать ее всю на парусину и высыпать за борт. Черное пятно еще мгновение виднелось среди волн, но затем исчезло без следа.

Свежий ветер нес корабль домой.