Королева бурь

29

Армии, стоявшие лагерем в долине, рассеялись, но гром по-прежнему перекатывался в горах, и редкие вспышки молний озаряли хмурое небо. Когда Эллерт вошел в нижний зал замка Алдаран, Кассандра испуганно взглянула на него:

— С тех пор как она сразила Скатфелла, гром не прекращался ни на минуту. И знаешь, она не подпускает к себе Ренату.

Голова Дорилис покоилась на коленях у Донела. Девушка выглядела больной; время от времени ее трясло словно в лихорадке. Она крепко сжимала руку Донела. Когда Кассандра подошла к постели, Дорилис с усилием открыла глаза.

— У меня так болит голова от этого грома, — прошептала она. — Я не могу остановить его. Ты поможешь мне, Кассандра?

Кассандра склонилась над ней:

— Попробую. Но думаю, ты просто переутомилась, чиа.

Она взяла вялые пальцы девушки в свои, но тут же отпрянула с невольным вскриком. Дорилис неистово зарыдала:

— Я не хотела этого, клянусь! Это продолжается, и я не могу остановиться. Я сделала это с Маргали и с Кэти, когда она одевала меня. Пожалуйста, Кассандра, прекрати это! Неужели никто не может прогнать гром и молнии?

Дом Микел с посеревшим от беспокойства лицом приблизился к дочери:

— Ш-шш, моя драгоценная, никто тебя не винит. — Он умоляюще взглянул на Кассандру. — Вы можете помочь ей? Донел, твой ларан сродни ее; разве ты не можешь ничего сделать для нее?

— Если бы я мог… — пробормотал Донел, укачивая сестру в своих объятиях. Дорилис немного успокоилась, и Кассандра скрепя сердце снова взяла ее за руку. На этот раз ничего не произошло, но она никак не могла справиться со страхом, мешавшим достигнуть состояния отрешенности, необходимого для обследования. Перехватив ее взгляд над головой Дорилис, Рената уловила ее мысль: «Было бы гораздо лучше, если бы ты могла это сделать. У тебя больше опыта».

— Я дам тебе лекарство для сна, — наконец сказала она. — Может быть, тебе нужно всего лишь хорошенько выспаться, чиа.

Когда Рената принесла снотворное, Донел поднес чашку к губам девушки. Дорилис послушно проглотила жидкость.

— Я боюсь засыпать, — жалобно прошептала она. — Мне снятся ужасные сны. Я слышу, как падает башня, а гром гремит не переставая. Все грозы теперь бушуют у меня в голове…

— Разреши мне отнести тебя в постель, Дорилис, — сказал Донел.

— Нет, нет! — воскликнула она, цепляясь за него. — Пожалуйста, я так боюсь остаться одна! Останься со мной, Донел, не уходи!

— Я останусь с тобой, пока ты не заснешь, — со вздохом пообещал тот и жестом попросил Кассандру следовать за ним.

Донел отнес Дорилис в ее комнату, уложил в постель и вызвал служанок, которые помогли ей раздеться. Но даже лежа в постели под теплой периной, она не хотела отпускать руку брата. Она что-то прошептала так тихо, что Кассандра не расслышала, и Донел нежно погладил ее щеку другой рукой.

— Сейчас не время говорить об этом, чиа. Ты больна. Когда ты снова станешь здоровой и сильной, тогда будет, как ты хочешь. Я же обещал тебе.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, но Дорилис притянула его голову к себе, и их губы встретились. Ее поцелуй отнюдь не походил на поцелуй ребенка. Донел в замешательстве отвернулся:

— Спи, девочка, спи. Ты устала. Набирайся сил перед сегодняшним праздником.

— Да, — сонно прошептала она. — Впервые я займу высокое место леди Алдаран, а ты сядешь рядом со мной… муж мой.

Сильное снотворное уже начало оказывать свое воздействие. Глаза Дорилис закрылись, но она не отпустила руку Донела. Прошло довольно много времени, прежде чем ее пальцы расслабились настолько, что он смог освободиться, не разбудив ее. Кассандра, видевшая все это, тоже испытывала смущение, хотя прекрасно понимала, почему Донел пригласил ее сюда.

«Она не в себе. Нам нельзя винить ее, ведь она в последние дни жила в огромном напряжении. Бедная девочка!» Но в глубине души Кассандра понимала: Дорилис отлично сознает, что и почему она делает.

Когда они вернулись в коридор, Рената вопросительно взглянула на Донела.

— Да, она заснула, — сказал он. — Во имя всех богов, кузина, какое снадобье ты ей дала?

Рената объяснила. Глаза Донела широко распахнулись.

— Это? Ребенку?

— Такая доза слишком велика даже для взрослого, умирающего от черной немочи, — пробормотал дом Микел. — Это не опасно?

— Я не решилась дать более слабое средство, — ответила Рената. — Слушайте!

Она подняла руку, призывая к молчанию, и все услышали отдаленные раскаты грома в безоблачном небе.

— Даже сейчас она видит сны, — сказала Рената.

— Благословенная Кассильда, смилуйся над нами! — произнес дом Микел. — Что ее гложет?

— Ее ларан вышел из-под контроля, — объяснила Рената. — Вам не следовало использовать ее как оружие в этой войне, мой лорд. Она утратила способность управлять даром, когда обрушилась на вражеские армии. Я впервые увидела это на пожарной станции, когда она играла с молниями и сильно перевозбудилась. Донел, ты помнишь, как это было? Но тогда она еще не вошла в полную силу и не созрела как женщина. Теперь все, чему я ее учила, изгладилось из ее памяти. Я не знаю, что мы можем сделать для нее.

Она повернулась и присела в глубоком реверансе перед лордом Алдараном.

— Мой лорд, однажды я просила вас об этом, но вы отказались. Теперь, думаю, у вас нет выбора. Умоляю вас, разрешите мне выжечь ее пси-центры. Может быть, сейчас, пока она спит, это еще возможно.

Алдаран в немом ужасе посмотрел на Ренату:

— Но ведь ее ларан спас нас всех! Как это может помочь ей?

— Я думаю… я надеюсь, что это уничтожит молнии, которые так мучают ее сейчас. Она останется без ларана, но ей самой этого хочется. Вы слышали, как она умоляла Кассандру избавить ее от грома и молний. Да, она лишится своего дара, но у нее останется ее красота, ее таланты и замечательный голос. Она также сможет… — Рената замешкалась, словно что-то мешало ей говорить, но овладела собой и продолжала, глядя на Донела: — Сможет дать вашему клану наследника крови Алдаранов, одаренного лараном, который заложен в ее генах. Она не в силах родить дочь, но, если понадобится, родит сыновей.

Незадолго до этого Донел рассказал ей об обещании, которое он дал Дорилис во время осады замка Алдаран.

— Это будет лишь справедливо, — сказала тогда Рената.

«Если Дорилис связана на всю жизнь и вынуждена вступить в брак, в котором получила звание супруги, но не любовь своего мужа, будет лишь справедливо, если она сможет иметь что-то, принадлежащее ей одной — ребенка, которого она будет любить и лелеять. Я не могу винить ее за такое желание. Было бы лучше, если бы она выбрала для отцовства кого-то другого, а не Донела, но положение обязывает ее, и вряд ли она когда-нибудь узнает другого мужчину достаточно близко. Воля лорда Алдарана заключается в том, чтобы сын Довела правил здесь после его смерти. Я не держу злобы ни на Дорилис, ни на Донела. Я его настоящая жена, и все знают об этом… или узнают, когда придет время».

Теперь Рената умоляюще смотрела на лорда Алдарана. Эллерт вспомнил тот момент, когда его ларан показал ему старого лорда, стоявшего в этом самом зале с ребенком на руках и провозглашавшего рождение наследника его рода. Но почему он видел только этот момент? Казалось, что все остальное теряется в кошмарах и грозовых тучах.

— Я же говорил! — внезапно произнес лорд Алдаран, пронзительно сверкнув глазами. Всем телепатам, собравшимся вокруг, не нужно было спрашивать, что он имеет в виду. Донел опустил голову, не осмеливаясь встретиться взглядом с Ренатой.

— Будет просто ужасно сделать это с ней сейчас, когда она спасла нас. — Лорд Алдаран вернулся к теме разговора. — Вы уверены, что не допустите худшего — разрушите пси-центры, но все остальное останется неповрежденным?

— Мой лорд, ни одна лерони на свете не могла бы дать вам такого обещания, — с трудом ответила Рената. — Я люблю Дорилис как собственную дочь и готова сделать для нее все, что позволяют мои силы и опыт, но я не знаю, какая часть ее мозга отвечает за ларан. Вы знаете, что электрические разряды в мозгу отражаются в физических судорогах и конвульсиях. Однако ларан Дорилис каким-то образом проецирует электрический потенциал мозга на электромагнитное поле планеты. Сейчас этот процесс вышел из-под контроля. Она говорит, что гроза бушует у нее в голове. Неизвестно, насколько силен ущерб, причиненный ее разуму. Может случиться так, что мне придется частично разрушить ее память или ее рассудок.

Допел побелел от ужаса.

— Нет! — воскликнул он. — Ты хочешь сказать, она превратится в идиотку?

Рената не смотрела на него.

— Я не могу исключить такую возможность. Но я сделаю для нее все, что смогу.

— Нет! Да помогут мне боги — нет, кузина! — Алдаран величественно выпрямился. — Если есть хоть малейшая возможность… нет, я не могу так рисковать. Даже если бы это пошло ей на пользу, наследница рода Алдаранов не может жить без ларана, словно какая-то простолюдинка. Лучше смерть, чем такая участь!

Рената почтительно поклонилась:

— Будем надеяться, что до этого дело не дойдет.

Лорд Алдаран обвел взглядом собравшихся:

— Сегодня вечером мы встретимся в этом зале, на празднике, устроенном в честь победы. Я должен идти и отдать распоряжения о подготовке к торжеству.

Он деревянной походкой вышел из зала. «Это момент его торжества, — подумала Рената, глядя ему вслед. — Он разбил врагов и сохранил Алдаран, несмотря на все разрушения и потери. Дорилис — часть этого торжества. Он хочет иметь ее при себе как угрозу, как оружие на будущее». Она вздрогнула: над замком снова послышались раскаты грома.

Дорилис спала. Ее ужас и ярость временно притупились под воздействием сонного зелья.

Но что будет, когда она проснется?

Раскаты грома прекратились к вечеру, незадолго до заката. Эллерт и Кассандра стояли на балконе своих апартаментов, глядя на долину.

— Мне с трудом верится, что война закончилась, — сказала Кассандра.

Эллерт кивнул:

— Скорее всего война с Риденоу тоже закончилась; лишь мой отец и Дамон-Рафаэль искренне хотели нанести им поражение и выгнать их обратно в пустыню. Я не думаю, что остальные лорды будут возражать, если они останутся в Серраисе.

— Что сейчас творится в Тендаре, Эллерт?

— Откуда мне знать? — Он слабо улыбнулся. — У нас имеется достаточно доказательств неточности моего предвидения. Скорее всего, принц Феликс будет править до тех пор, пока Совет не объявит о его наследнике. Мы с тобой оба знаем, на кого в первую очередь может пасть их выбор.

— Я не хочу быть королевой, — прошептала она, передернув плечами.

— Я тоже не хочу быть королем, любимая. Но, вмешиваясь в великие события нашего времени, мы оба понимали, что не сможем противиться неизбежному. — Он вздохнул. — Если все будет так, как я думаю, то первым же указом я назначу Феликса Хастура своим верховным советником. Он был рожден для трона и учился искусству правления. Кроме того, он эммаска, а значит, долгожитель — как и все, кто несет в себе кровь чири. Он может пережить два или три царствования. А поскольку он не в состоянии иметь сына, то он будет самым полезным и незаинтересованным советником, которого только можно представить. Вдвоем мы можем стать чем-то вроде полноценного короля, который нужен Доменам.

Он обвил рукой талию Кассандры и привлек ее к себе. Ему вспомнилось напоминание Дамона-Рафаэля: учитывая модифицированные гены Кассандры, смешение крови Хастуров и Эйлардов может в конце концов привести к рождению жизнеспособного ребенка.

— Я многому научилась в Башне, — сказала Кассандра, уловившая ход его мыслей. — Можешь быть уверен, я не стану носить ребенка, который может убить меня при родах или умрет в юности от пороговой болезни. Конечно, определенный риск остается всегда… — Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась. — Но после всего, что мы пережили вместе, можно и рискнуть.

— Для этого будет время. А если боги окажутся неблагосклонны к нам, то у Дамона-Рафаэля есть полдюжины сыновей-недестро. По меньшей мере один из них должен обладать задатками, необходимыми для будущего короля. Я получил хороший урок и знаю, к чему может привести гордость человека, стремящегося захватить трон ради своих сыновей.

Заглядывая в будущее, он мог увидеть туманное, едва различимое лицо подростка, который унаследует его трон. Он чувствовал, что это будет ребенок крови Хастуров, но чей сын — его собственный или Дамона-Рафаэля? Он не знал, да это его и не интересовало.

Эллерт очень устал и был более удручен смертью брата, чем мог признаться даже самому себе. «Хотя я решился убить его в случае необходимости, сейчас мне жаль его. В конце концов, именно я держал перед ним зеркало его собственной души и вынудил обратить смертоносное лезвие против себя». Он знал, что никогда полностью не освободится от горя и чувства вины за принятое решение, которое — независимо, узнает ли об этом кто-нибудь или нет, — стало первым сознательным актом его правления.

В небе послышался слабый рокот, и Кассандра испуганно вздрогнула. Затем, глядя на моросящий дождь за окнами и на темную полосу грозового фронта, двигавшуюся через долину, она пожала плечами:

— Думаю, это обычная летняя гроза. Однако теперь я уже не смогу видеть молнии, не думая о… — Женщина на мгновение замолчала. — Как ты думаешь, Эллерт, Рената была права? Следовало ли дому Микелу позволить ей уничтожить ларан Дорилис, пока девочка спит?

— Не знаю, — с беспокойством отозвался Эллерт. — После всего, что здесь произошло, я не тороплюсь доверять своему предвидению. Но во время пороговой болезни я тоже считал свой ларан ужасным проклятием. Если бы кто-нибудь в то время предложил мне избавиться от него, то я бы с радостью согласился. И однако… однако…

Он привлек Кассандру к себе, вспоминая те мучительные дни, когда таился от людей, парализованный ужасом, не смеющий совершить ни одного шага в пугающую неизвестность. Но впоследствии ему удалось овладеть собой, и теперь знал, что без своего дара не может считать себя живым более чем наполовину.

— Когда Дорилис повзрослеет, она тоже может обрести силы и уверенность. — «Как и я. Как и ты, любимая».

— Мне нужно идти к ней, — с беспокойством сказала Кассандра.

Эллерт рассмеялся:

— Ах, как это похоже на тебя, дорогая: будущая королева срывается с места и бежит к постели больной девушки, которая даже не является ее подданной.

Кассандра гордо откинула свою маленькую головку:

— Я стала Наблюдающей и целительницей задолго до того, как узнала о том, что могу стать королевой. Надеюсь, что я никогда не смогу отказать в помощи тем, кто будет нуждаться в ней!

Эллерт взял ее руки и поцеловал кончики пальцев.

— Благодарение богам, милая, если я смогу быть таким же хорошим королем!

Рената услышала гром и сразу же подумала о Дорилис.

— Донел, если ты имеешь хоть какое-нибудь влияние на сестру, постарайся убедить ее, что я желаю ей добра. Возможно, тогда мне удастся хотя бы частично восстановить то, чему ее научила. Будет легче повторить уже пройденное, чем снова начинать с нуля.

— Постараюсь, — сказал Донел. — Но я не боюсь за нее: Дорилис ни разу не обратила свою силу против меня или против своего отца. Если у нее достаточно самообладания для этого, то, без сомнения, она научится сдерживать себя и во всех остальных случаях. Сейчас она измучена, испугана и еще не вполне оправилась от пороговой болезни. Но когда она выздоровеет, с ней все будет в порядке.

— Надеюсь, что ты прав, — с улыбкой отозвалась Рената, скрывая свои страхи.

— Любимая… На празднике я хочу рассказать отцу и Дорилис о наших с тобой отношениях.

— Нет. — Рената решительно покачала головой. — Я не думаю, что сейчас подходящее время, Донел. Дорилис еще не в силах вынести такую новость.

Донел нахмурился.

— Я больше не хочу лгать ей. Если бы ты недавно оказалась на месте Кассандры, то увидела бы, как Дорилис льнула ко мне, когда я нес ее в постель. Я всегда буду заботиться о ней и защищать ее, но не хочу создавать у нее ложное впечатление о наших отношениях. На празднике, когда она будет сидеть рядом со мной как моя жена… — Он смутился, вспомнив о последнем поцелуе Дорилис.

Рената вздохнула. По крайней мере частично, состояние Дорилис объяснялось пороговой болезнью — физическим и эмоциональным расстройством, часто поражавшим одаренных детей в период полового созревания. Лорд Алдаран сам потерял так двоих сыновей и дочь. Рената понимала, что опасность пороговой болезни заключается в огромных психических и эмоциональных перегрузках, связанных с развитием ларана и совпадающих по времени со стрессами от развивающейся сексуальности. Использование ларана ускоряло и усиливало психические и физиологические процессы, происходившие в организме. Стоило ли удивляться, что, почувствовав в себе новые силы, Дорилис обратилась к брату, который с младенчества был ее кумиром, ее покровителем и защитником — а теперь, после жестокого фарса, которого она по молодости лет еще не могла понять, стал ее мужем.

— Дорилис пережила первый приступ пороговой болезни, а он часто бывает самым опасным. Возможно, если она как следует выспится и отдохнет… но на таком торжественном празднике, Донел? Ведь она будет сидеть рядом с тобой как твоя жена. Неужели ты лишишь ее и этой радости?

— А разве можно найти более подходящее время? — улыбаясь, возразил Донел. — Но прежде чем обратиться к Дорилис, я хочу, чтобы ты поговорила с моим приемным отцом. Он должен знать, что ты носишь моего ребенка-недестро. Это не тот наследник, которого он хочет для Алдарана. Но он должен знать, что этот ребенок будет преданным защитником рода Алдаранов, как и я сам. В самом деле, милая, мы больше не можем держать это в секрете. Беременность, как и кровную вражду, не скроешь от людей. Я не хочу, чтобы все считали, будто я боюсь или стыжусь этого. Как только об этом станет официально известно, любимая, твое положение упрочится. Даже Дорилис хорошо знает наши обычаи и понимает, что жена обязана заботиться о благополучии любого ребенка, родившегося от ее мужа.

— Наверное, ты прав, — ответила Рената, вспомнив о том, как Дорилис, всегда ненавидевшая любое шитье, с гордостью вышивала праздничную рубашку для Донела — традиционное занятие для невесты. Донел был прав. Его брак с Дорилис был юридической фикцией, но обычаи следовало соблюдать.

— Ты всегда относилась к ней с любовью и нежностью, — продолжал Донел. — Думаю, она этого не забыла. Кроме того, хотя Дорилис импульсивна и подвержена приступам ярости, она очень серьезно относится к соблюдению правил на людях, особенно в роли леди Алдаран. Если она сможет сдержаться в официальной обстановке, то потом вспомнит, как ты была добра к ней. Ничто не порадует меня больше, чем ваше примирение. Она знает, что я люблю и уважаю ее. Если таково будет ее желание, я могу даже подарить ей ребенка. Но она должна знать, чего она может ожидать от меня, а чего — нет.

Рената вздохнула и взяла его за руку.

— Пусть будет, как ты хочешь, любимый. Я ни в чем не могу тебе отказать.

«Не прошло и года с тех пор, как я с гордостью говорила Кассандре Эллерт, что не представляю себе, как можно любить мужчину и при этом подчиняться его воле вопреки здравому смыслу. Неужели все женщины рано или поздно приходят к этому? И я еще осмеливалась судить ее!»

Позже тем же вечером, когда Донел встретился с Ренатой у входа в праздничный зал и лично проводил ее к месту за женским столом, она подумала, что с таким же успехом можно объявить об их связи на весь замок Алдаран. Впрочем, ей было все равно. Если бы все было по справедливости, они с Донелом поженились бы. Она не первая, кто отстаивает права на любимого человека, вступившего в брак против воли.

Рената смотрела, как Донел занимает свое место за высоким столом. Он казался ей красавцем даже в старых бриджах для верховой езды и выцветшей куртке, которую носил во время осады. Но теперь он облачился в парадный наряд. Огненный камень сверкал в застежке у горла, к боку был пристегнут нож в усыпанных самоцветами ножнах. Деллерей завил волосы и унизал пальцы перстнями, став похожим на прекрасного принца из старой сказки. Дом Микел, в своем темно-зеленом, отороченном мехом плаще с широкими рукавами и тяжелым наборным поясом, имел гордый, но благодушный вид. Кресло Дорилис пустовало. Рената надеялась, что девушка еще спит. Вне всякого сомнения, сон больше пошел бы ей на пользу, чем шумное празднество. Рядом с Донелом и лордом Алдараном за высоким столом сидели лишь Эллерт с Кассандрой, как почетные гости высочайшего звания, и лерони Маргали, приемная мать Дорилис. При других обстоятельствах Рената сама сидела бы там как наставница Дорилис и гостья старого лорда, но на таком великом празднике лишь ближайшие члены семьи Алдарана или высокие гости, равные или превосходящие его по положению, имели право находиться рядом с ним. Все другие лица благородного звания, а также управляющие, кастеляны и распорядители торжеств сидели либо за женским столом вместе с Ренатой и леди Элизой, либо за мужским, вместе с офицерами стражи.

Нижний зал был наполнен солдатами, стражниками, слугами, их женами и всеми прочими, вплоть до конюхов и горничных.

— Почему ты так смотришь на пустое кресло Дорилис? — спросила Кассандра.

— Мне на мгновение показалось, будто она сидит там, — с беспокойством пробормотал Эллерт. На самом деле ему примерещилась странная бело-голубая вспышка, мелькнувшая в воздухе. «Я устал и начинаю бояться любой тени, — подумал он. — Это всего лишь переутомление после осады».

Дом Микел наклонился к Маргали, спросив у нее, что могло задержать Дорилис. Потом кивнул, поднялся со своего места и обратился к собравшимся:

— Мои благородные гости и верные подданные! Возблагодарим богов за то, что армии, осаждавшие нашу твердыню, рассеялись без остатка. Разрушенное будет отстроено заново, раны затянутся, и сердца возрадуются.

Он поднял кубок:

— Сначала мы выпьем за тех, кто отдал жизнь в этой войне!

Эллерт встал вместе с остальными и молча выпил, отдав честь погибшим.

— Теперь я буду говорить о живых, — продолжал лорд Алдаран. — Объявляю, что дети тех, кто погиб при осаде замка, будут воспитываться в моем доме или в семьях моих вассалов, соответственно роду и званию погибшего, простому или благородному.

Раздались благодарственные крики, славившие лорда Алдарана. Потом он снова заговорил:

— Далее, если вдовы погибших пожелают снова выйти замуж, управляющие постараются найти им достойных мужей. Если же они не выкажут такого желания, то могут жить в моем замке, будучи обеспеченными до конца своих дней.

Последовала новая волна приветственных возгласов.

— А теперь давайте есть и пить. Но сначала мы выпьем за того, кто возглавлял оборону, — за моего приемного сына Донела из Рокравена, мужа моей дочери Дорилис, леди замка Алдаран.

— Хорошо бы Дорилис была здесь и слышала, какие почести ей оказывают, — прошептала Кассандра, пока гремели приветствия в честь Донела.

— Не знаю, — отозвался Эллерт. — По-моему, она уж слишком гордится своей силой и положением.

Дом Микел взглянул на Эллерта и Кассандру:

— Я с радостью пригласил бы тебя остаться, кузен, и помочь мне привести мой Домен в порядок. Однако не сомневаюсь, что вскоре тебя призовут в Тендару. После смерти твоего брата ты остался главным наследником Домена Элхалинов.

Взгляд старого лорда стал осторожным. Алдаран понимал, что отныне имеет дело не просто с родичем благородной крови, но с будущим правителем, с которым ему в дальнейшем придется строить сложные дипломатические отношения, — с лордом Хастуром, который мог занять трон Тендары еще до середины лета.

— Надеюсь, мы навсегда сохраним дружеские отношения, родич.

— Я тоже надеюсь, что Алдаран и Тендара отныне будут связаны узами дружбы, — искренне ответил Эллерт. Но на сердце у него было тяжело. «Неужели я больше никогда не смогу познать радости обычной дружбы, простых человеческих отношений?» Эта мысль угнетала его.

— Нам потребуется не менее полугода на расчистку руин башни, — продолжал дом Микел. — И возможно, вдвое больше времени уйдет на ее восстановление, если мы будем строить обычными методами. Как думаешь, Донел, не стоит ли нам пригласить работников матриксного круга из Трамонтаны или Нижних Земель?

Донел кивнул:

— Нам нужно подумать о людях, изгнанных из своих жилищ с приходом врага. Весенний сев уже задержался; если откладывать и дальше, то осенью может начаться голод.

— Да будет так, — согласился дом Микел. — Мы отстроим башню заново с помощью матрикса. Это обойдется недешево, но послужит к вящей славе замка Алдаран. Когда здесь будут править ваши дети, им понадобится наблюдательный пункт, господствующий над окружающей местностью… хотя думаю, пройдет еще много времени, прежде чем кто-либо осмелится снова двинуть свои армии против цитадели Алдаранов!

— Да будет этот день далек от нас, — сказал Донел. — Надеюсь, ты еще много лет будешь править Алдараном.

Он встал и поклонился.

— С твоего разрешения, отец… — Он отошел к женскому столу, где сидела Рената. — Пошли, любимая, нам пора поговорить с лордом Алдараном. Когда Дорилис присоединится к нам, он будет знать правду, и мы наконец избавимся от недомолвок.

Рената улыбнулась и взяла предложенную ей руку. Часть ее существа чувствовала себя обнаженной и беззащитной в присутствии такого количества людей, но она понимала, что это цена, которую приходится платить за любовь. Она могла уехать, вернуться к семье, когда Донел женился на другой. Обычная женщина, чтущая традиции, так бы и поступила. Но Рената решила остаться здесь как барраганья Донела и не стыдилась этого. Что же мешает ей преодолеть небольшое расстояние между женским столом и креслом лорда Алдарана?

Эллерт с тревогой наблюдал за ними, пытаясь представить себе, что произойдет, когда Рената и Дорилис встретятся лицом к лицу… Нет! Дорилис здесь не было, она еще не вошла в зал! Однако его ларан показывал странные, расплывчатые образы Дорилис, лиц других, искаженных ужасом и страданием… Он начал подниматься со своего места, но потом с отчаянием осознал, что ничего не может поделать. Еще ничего не случилось, но крики и замешательство, вызванные лараном, уже парализовали волю Эллерта. Заморгав и оглядевшись по сторонам, он увидел настоящий зал, услышал оживленные голоса гостей.

— Я очень люблю Дорилис, — между тем говорила Рената. — За все блага мира я не стала бы наступать на край ее платья, и мне по-прежнему кажется, что нам рано говорить об этом, пока она еще не излечилась от пороговой болезни.

— Но если она сама это выяснит, то очень рассердится, и будет совершенно права, — возразил Донел, увлекая Ренату к высокому столу. — Мы должны сказать отцу, даже если Дорилис придется еще немного подождать.

— Что ты хочешь сказать моему отцу, о чем не хотел бы говорить мне, о муж мой?

Высокий девичий голос нарушил тишину, разбив ее как хрустальный бокал. Дорилис, в праздничном голубом платье, с аккуратно уложенными волосами, вошла в праздничный зал, глядя прямо перед собой и двигаясь словно во сне. Эллерт и Маргали поднялись с мест. Дом Микел протянул руки к дочери.

— Мое дорогое дитя, я так рад, что ты поправилась и смогла присоединиться к нам… — начал он, но девушка не обратила внимания на его слова. Ее взор оставался неподвижно устремленным на Донела и Ренату, рука об руку стоявших перед ней.

— Как ты посмела так говорить обо мне, Рената! — неожиданно выкрикнула Дорилис.

Рената не могла скрыть тревоги, отразившейся на ее лице, однако улыбнулась:

— Моя милая, я не говорила о тебе ничего, кроме хорошего. Если мы о чем-то умалчивали, то лишь ради того, чтобы не причинять тебе лишнего беспокойства, пока ты еще не совсем поправилась.

У лерони упало сердце, когда она увидела глаза Дорилис: темные, неподвижные, с мучительной сосредоточенностью обращенные вовнутрь. Она поняла, что та, как и в день праздника в честь ее девичества, снова читает мысли — не четко, как опытный телепат, но хаотично, беспорядочно.

Испустив крик ярости, Дорилис повернулась к Донелу.

— Ты! — воскликнула она, дрожа всем телом. — Ты дал ей то, в чем отказываешь мне! А теперь ты думаешь… ты замышляешь, что она родит нового наследника Алдарана?

— Нет, Дорилис, — запротестовала Рената, но та не слышала.

— Ты думаешь, я не понимаю? Думаешь, я не знаю, что мой отец с самого начала задумал сделать наследником твоего ребенка? Он позволил тебе обрюхатить другую, лишь бы избавиться от меня!

Донел протянул к ней руки, но Дорилис оттолкнула его.

— Ты обещал, Донел! — пронзительно выкрикнула она. — Ты успокаивал меня ложью, словно дитя, которому можно плести небылицы. И все время, пока ты лгал мне, ты надеялся, что она родит тебе первенца! Но этому не бывать! Пусть сначала она попробует справиться со мной!

В зале сверкнула молния, раздался оглушительный раскат грома. В тишине, воцарившейся после этого, Кассандра встала и осторожно шагнула к Дорилис:

— Дорилис, милая, послушай меня…

— Не прикасайся ко мне, Кассандра! — взвизгнула девушка. — Ты тоже лгала мне. Ты ее подруга, а не моя. Ты сговорилась с ней и знала, что она творит у меня за спиной. Я здесь одна, никто не любит меня.

— Дорилис, здесь нет никого, кто не любил бы тебя, — тихо сказал Донел.

Дом Микел поднялся со своего места, грозный и величественный.

— Дорилис, замолчи немедленно! — приказал он командным тоном.

Девушка застыла, не в силах произнести ни слова.

— Это неслыханная дерзость! — продолжал лорд Алдаран, возвышаясь над дочерью. — Как ты посмела испортить праздник своей недостойной выходкой? Как ты посмела так говорить с нашей гостьей? Займи положенное тебе место рядом со мной и не раскрывай рта!

Дорилис шагнула к столу. «В конце концов, она еще ребенок, несмотря на свою силу, — с невыразимым облегчением подумала Рената — Она привыкла слушаться старших. Она еще может беспрекословно подчиняться отцу».

Дорилис сделала еще один шаг под властью командного тона, но в следующее мгновение освободилась. По ее лицу пробежала судорога гнева.

— Нет! — выкрикнула она и топнула ногой в припадке ярости, так знакомой Ренате по первым дням в замке Алдаран. — Я не позволю унижать себя! А ты, Рената, — ты, осмелившаяся получить от моего мужа то, что по праву принадлежит мне, — ты не будешь похваляться своим животом передо мной! Не будешь!

Ее зубы блеснули в жутком оскале, лицо озарилось бело-голубым светом молний. Эллерт увидел наяву то, что когда-то являлось в предвидении…

Рената в панике отступила назад, споткнувшись о ножку стула.

— Нет, Дорилис! — крикнул Донел. — Нет, только не ее!

Он бросился между ними, закрывая Ренату своим телом.

— Если ты рассержена, пусть твой гнев падет на меня одного!

Потом он издал странный горловой звук и пошатнулся. Его тело изогнулось в слепящей вспышке молнии. Донел судорожно задергался и упал, скорчившийся и почерневший, словно обугленное дерево. Уже безжизненное, тело дрогнуло еще раз и вытянулось на каменном полу.

Все произошло так быстро, что многие из сидевших в нижнем зале не слышали ничего, кроме криков и обвинений. Маргали сидела с разинутым ртом, тупо глядя на свою воспитанницу, не веря своим глазам. Кассандра по-прежнему протягивала руки к Дорилис, но Эллерт обхватил ее сзади и удерживал на месте.

Дом Микел сделал один шаг по направлению к Дорилис и пошатнулся. Он остановился, ухватившись обеими руками за край стола. Его лицо страшно потемнело от прилившей крови, старый лорд едва мог говорить.

— Это проклятье. Колдунья предсказала день, когда я прокляну всех богов за то, что не умер бездетным!

Двигаясь очень медленно, словно ястреб со сломанными крыльями, подошел к тому месту, где лежал Донел, и рухнул на колени рядом с ним.

— О сын мой, — прошептал он. — Сын мой, сын мой…

Потом поднял голову и посмотрел на Дорилис:

— Чего же ты ждешь? Срази и меня тоже!

Дорилис не двигалась. Она стояла так, словно обратилась в камень; словно молния, оборвавшая жизнь Донела, поразила и ее. Ее лицо превратилось в трагическую маску, глаза остекленели. Рот раскрылся в беззвучном крике.

Эллерт, очнувшийся от столбняка, начал потихоньку двигаться к дому Микелу, но тут дикая вспышка молнии озарила весь зал, и Дорилис исчезла в ее сиянии. Эллерт инстинктивно отпрянул, оглушенный ударом. Все новые и новые разряды с треском вспыхивали вокруг. Глаза Дорилис безумно сверкали. Какой-то мужчина в нижнем зале вскочил, издал дикий крик и рухнул замертво. Один за другим все попятились назад, отступая от того места, где стояла Дорилис в окружении ярких вспышек, словно статуя некой ужасной богини, сотворенная из молний. Ее лицо больше не было лицом ребенка. Оно вообще не напоминало человеческое лицо.

Лишь Рената осмелилась подойти к девушке. «Возможно, ей просто нечего больше терять», — подумал Эллерт уголком сознания, где сохранились крохи рассудка. Рената сделала шаг по направлению к Дорилис, затем еще один, еще… Дорилис впервые шевельнулась с тех пор, как погиб Донел. Она сделала угрожающий жест, но Рената не остановилась, шаг за шагом приближаясь к ядру чудовищного сияния, в центре которого находилась Дорилис.

— Нет, леди Рената, — дрожащим голосом произнес дом Микел. — Нет, отойдите от нее. Не надо, вы не можете…

В сознании Эллерта проносилась какая-то бессвязная мешанина — невероятная игра возможностей, появляющихся, исчезающих и возвращающихся внезапным наплывом… Рената медленно, но неуклонно двигалась к Дорилис, стоявшей над мертвым телом Довела. Эллерт видел Ренату поверженной; видел, как она наносит удар собственным лараном и парализует Дорилис; слышал, как она проклинает Дорилис, умоляет ее, чего-то требует — все одновременно, в неудержимом потоке будущего, которое наступит, может наступить, никогда не наступит…

Рената широко раскинула руки. Ее голос звучал глухо от горя, но ровно и твердо.

— Дорилис, — произнесла она. — Дорилис, моя дорогая, моя маленькая девочка…

Она подошла еще ближе, и Дорилис рухнула в ее объятия, спрятав лицо у нее на груди. Молнии потускнели, затем исчезли. Внезапно Дорилис снова превратилась в девочку, неудержимо плачущую в объятиях женщины. Рената гладила ее и что-то тихо шептала ей на ухо. По ее лицу тоже текли слезы. Дорилис подняла голову и непонимающе огляделась вокруг.

— Мне так плохо, Рената, — прошептала она. — Что случилось? Я думала, у нас праздник… Донел не сердится на меня?

Потом она издала вопль — долгий, пронзительный крик ужаса и осознания случившегося, эхом отдавшийся во всех закоулках замка — и обмякла, потеряв сознание.

Гром снаружи пророкотал последний раз. Все стихло.