Королева бурь

20

Рената знала, что до конца ее жизни ничто в ее воспоминаниях не сравнится в великолепии с этим сезоном. В Хеллерах стоял разгар лета, и с нею рядом был Донел. Они летали вместе на планерах над горными долинами, перепархивая от одного пика к другому, прятались под скалами от коротких летних гроз или лежали в каньонах, подолгу наблюдая за движением облаков в небе.

День за днем Дорилис все лучше управляла своим странным даром, и Рената стала проявлять больший оптимизм во взглядах на будущее. Может быть, все обойдется. Возможно, Дорилис не суждено родить ребенка — во всяком случае, девочку, — зато она сумеет безболезненно пережить критический период. Подхваченная бурным потоком своей любви, Рената тем не менее понимала, что она не вправе лишить Дорилис этого обещания, этой надежды.

«А я-то смеялась над Кассандрой! Милосердная Аварра, какой же я была молодой и невежественной!»

В один из длинных, прозрачных летних вечеров они лежали на траве в небольшой лощине, глядя на башни замка Алдаран и небо над ними, где Дорилис парила и кружилась в восходящих воздушных потоках в компании подростков из замка.

— Я далеко не новичок в полетах на планере, но никогда не умел управлять ветрами, сестра, — заметил Донел. — Да я бы никогда и не осмелился на такое. Ни один из парней даже наполовину не сравнится с ней в сноровке.

— Никто из них не обладает ее даром. — Рената, глядя в синее небо, сморгнула нежданные слезы. Иногда в это первое и последнее лето их любви ей казалось, что Дорилис стала ее ребенком, дочерью, которой у нее никогда не будет. Они с Донелом могли учить ее всему, что знали, но самое главное — они могли любить ее.

Донел наклонился быстрым движением и поцеловал лерони, а затем нежно провел кончиками пальцев по ее ресницам.

— Ты плачешь, любимая?

Рената покачала головой:

— Я слишком долго смотрела в небо, наблюдая за ней.

— Как странно. — Донел взял ее руки в свои и поцеловал изящные, длинные пальцы. — Я никогда не думал…

Его голос дрогнул и замер, но они находились в таком тесном контакте, что Рената могла прочесть мысли: «Я никогда не думал, что любовь придет ко мне так. Я знал, что когда-нибудь, рано или поздно, мой приемный отец найдет мне подходящую жену. Я должен набраться храбрости и сказать ему…» Донел не мог себе представить, как сможет пойти наперекор обычаям. Неужели он сможет войти в кабинет приемного отца и заявить: «Я не стал ждать, пока вы найдете мне невесту; вот женщина, на которой я хочу жениться»? Скорее всего, дом Микел разгневается на него или, хуже того, обвинит в случившемся Ренату.

«Но если бы он знал, что без Ренаты для меня не будет счастья…» Донел спрашивал себя: а может ли старый лорд вообще знать, что такое любовь? Оба законных брака лорда Алдарана надлежащим образом устроили родственники. Мог ли он иметь хотя бы отдаленное представление о сильнейшем чувстве, способном подхватить двоих и унести в неизвестность, даже помимо их желания? Донела обдало порывом холодного ветра, и он вздрогнул, услышав отдаленное бормотание грома, похожее на ворчливое предупреждение.

— Нет, — сказала Рената. — Она превосходно разбирается в воздушных течениях, и ей не угрожает опасность. Смотри, все мальчишки теперь следуют за ней!

Девушка указала на планеры, кружившие на крыльях ветра, словно птицы над высокими утесами за замком Алдаран.

— Пошли, любимая. Солнце скоро сядет, а на закате ветер крепчает. Нам пора присоединиться к остальным.

Руки Донела дрожали, когда он помогал ей застегнуть ремни летного снаряжения.

— Из всех вещей, которые мы разделили с тобой, Донел, это, наверное, самая чудесная, — прошептала Рената. — Я не знаю, выпадало ли какой-нибудь женщине Хеллеров такое счастье полета!

В пурпурных лучах предзакатного солнца Донел увидел слезинку, блеснувшую на ресницах. Но Рената не открыла своих мыслей. Раскинув крылья планера, она побежала вниз по склону, поймала восходящий поток и взмыла вверх, удаляясь от него. Вскоре он догнал ее, и они полетели бок о бок.

Позже тем же вечером, пожелав Дорилис спокойной ночи, лорд Алдаран жестом попросил Эллерта и Ренату остаться с ним. В зале играла музыка. Некоторые из придворных танцевали под мелодичные звуки арф, но когда дом Микел развернул письмо, которое держал в руках, его лицо стало хмурым и озабоченным.

— Взгляните-ка. Я послал гонца к Сторнам для начала переговоров о браке их сына с Дорилис. В прошлом году они только об этом и твердили, но сейчас я получил от них лишь формальный ответ. Они пишут, что поскольку Дорилис еще слишком молода, то, возможно, нам следует вернуться к этому вопросу, когда она достигнет совершеннолетия. Хотелось бы мне знать…

— Дорилис дважды была обручена, и оба ее нареченных вскоре после этого погибли, — с непривычной для него резкостью сказал Донел. — Дорилис умна, красива и получит в приданое замок Алдаран, но было бы удивительно, если бы люди не заметили, что те, кто ищет ее руки, долго не живут.

— На вашем месте, лорд Алдаран, я бы подождал с дальнейшими помыслами о браке, пока Дорилис не вступит в пору зрелости и не освободится от угрозы пороговой болезни, — добавил Эллерт.

— Эллерт, предвидел ли ты… — У лорда Алдарана перехватило дыхание. — Умрет ли она от пороговой болезни, как мои дети от первого брака?

— Я не видел ничего подобного, — твердо ответил Хастур.

В последнее время он всеми силами старался как можно меньше заглядывать в будущее. Теперь ему казалось, что он не видит там ничего, кроме горя и несчастий, большинство из которых нельзя было привязать к определенному месту или времени. Снова и снова он видел замок Алдаран в осаде, град стрел, воинов, сошедшихся в смертельной схватке, ослепительные вспышки молний, бьющих в каменную цитадель… Эллерт старался возводить баррикады в своем сознании, ибо большая часть видений, судя по всему, была мрачной иллюзией, вызванной к жизни подспудным страхом.

— Дар предвидения здесь бесполезен, мой лорд. Хотя я могу видеть сотню различных вариантов будущего, не следует забывать о том, что лишь один из них может осуществиться. Но если бы смерть Дорилис от пороговой болезни была неизбежной, то эта картина постоянно возвращалась бы ко мне, свидетельствуя о неотвратимости этого события. Однако повторяю: я не видел ничего подобного.

— Хотел бы я обладать твоим даром хотя бы в малой мере, — глухо произнес дом Микел. — Это письмо ясно указывает на то, что люди из Сторна поддерживают связь с моим братом и опасаются его гнева, поскольку он по-прежнему надеется захватить Алдаран, если я умру, не оставив после себя сына или зятя. Но этого, — он покачал головой быстрым, птичьим движением, — этого никогда не случится, пока четыре луны вершат свой путь в небесах и снег покрывает зимой землю!

Его взгляд смягчился, упав на Донела, и все могли угадать его мысли: «Во всяком случае, Донелу пришло время жениться». Юноша внутренне сжался, хорошо зная, что сейчас не время идти наперекор воле своего приемного отца, но дом Микел лишь улыбнулся ему.

— Идите, дети мои, — вздохнул старый лорд. — Если хотите, присоединяйтесь к танцующим. Мне нужно подумать, какой ответ следует дать родственникам в Сторне.

Донел немного успокоился, но его не покидала смутная тревога. Позже в тот же вечер он обратился к Ренате:

— Нам больше нельзя откладывать, любимая. Иначе настанет день, когда Алдаран призовет меня к себе и скажет: «Донел, вот твоя невеста». Тогда мне придется объяснять ему, почему я не в состоянии жениться на любой из послушных дочерей его вассалов, которую он выберет для меня. Рената, должен ли я отправиться в Холмы Киллгард и лично просить твоей руки? Как ты думаешь, дом Эрленд отдаст свою дочь за бедняка, владеющего лишь маленьким поместьем в Хай-Крэг? Ты — дочь лорда могущественного Домена; твои родичи могут назвать меня пройдохой, которому не терпится жениться на приданом.

Рената рассмеялась:

— У меня самой не Бог весть какое приданое: не забывай, что я четвертая дочь в семье, и самая младшая. А мой отец так недоволен моим приездом сюда, что может отказать даже в этом. Все мое приданое ограничивается милостью дома Микела за мою заботу о Дорилис, хотя он вряд ли поскупится на расходы.

— Он относился ко мне лучше, чем любой приемный отец! — горячо воскликнул Донел. — К тому же я не хочу, чтобы твои родственники подумали, будто я совратил тебя, пока ты жила под кровом замка Алдаран — возможно, ради этого самого приданого.

— Да ну его, это приданое! Я прекрасно знаю, что оно тебя не волнует, Донел.

— Любимая, если будет необходимо, то я откажусь от всего, что имею, и возьму тебя в одной рубашке.

Рената улыбнулась и прижалась головой к его плечу.

— Лучше возьми меня без нее, — поддразнила она. Ей всегда нравилось, как Донел краснел, словно мальчик вполовину младше его годами.

Раньше Рената не могла даже вообразить, что способна забыть обо всем, кроме своей любви. «После всех лет, проведенных в Башне, после всех любовников, которые у меня были, я осталась, в сущности, такой же девочкой, как Дорилис, — думала она. — Как только я поняла, на что похожа любовь, все остальное превратилось в ничто, в полное ничто, меньше чем в ничто…»

— И все же, Рената, мой приемный отец должен знать о нас с тобой. — Донел снова вернулся к главной теме разговора.

— Он телепат. Я уверена, что он знает, но еще не решил, как ему поступить. С нашей стороны было бы весьма опрометчиво принуждать его к выбору.

Юноше пришлось удовлетвориться этим, но его не покидали тяжелые мысли. Неужели старый лорд Алдаран мог представить, что его приемный сын способен так грубо нарушить обычаи и связать свою жизнь с женщиной без согласия родни? У Довела возникло странное чувство отчужденности, нереальности происходящего.

Рената вздохнула, глядя на мрачное лицо любовника. Она уже давно пришла к выводу, что когда-нибудь нарушит общепринятые правила и вырвется из заколдованного круга традиций, регламентирующих жизнь всех женщин ее клана. Донел же, с другой стороны, до сих пор еще не встречался с необходимостью перемен.

— В любом случае я отпишу своему отцу и скажу ему, что мы собираемся пожениться… если ты еще хочешь меня.

— Если я еще хочу тебя? Любимая, как ты можешь спрашивать? — с укоризной прошептал Донел. После этого их беседа продолжалась без слов.

Лето заканчивалось. Когда листья на деревьях начали желтеть и первая часть урожая перекочевала в закрома, Дорилис отпраздновала свой день рождения. Как-то раз, когда почти вся челядь замка Алдаран отправилась разгружать огромные фуры с зерном, орехами и кувшинами с маслом, Эллерт встретился с Ренатой на краю внутреннего двора замка.

— Ты собираешься остаться здесь на зиму, родич? Я не оставлю Дорилис, пока она не минует критический период… а ты?

— Донел просил меня остаться, и лорд Алдаран тоже. Я не уеду, пока мой брат не призовет меня.

За последними словами Рената ощутила тревогу и решимость. Эллерт мучительно тосковал по Кассандре; в одном из своих тайных посланий он попросил разрешения вернуться в Хали и получил отказ от Дамона-Рафаэля.

— Теперь, когда твой брат имеет законного сына, он против твоего воссоединения с женой, чтобы ты не мог произвести на свет наследников, которые могли бы оспаривать его права на владение Доменом, — с иронической улыбкой заметила Рената.

Эллерт устало вздохнул:

— Кассандра не родит мне детей. Я не стану подвергать ее такой опасности. Кроме того, я поклялся над пламенем Хали поддерживать права детей брата, будь они законными или недестро.

Рената почувствовала, как слезы, уже много дней просившиеся наружу, закипают в глазах, грозя хлынуть неудержимым потоком.

— Да, ты дал клятву, — жестко сказала она, стараясь овладеть собой. — Но сознаешь ли ты обязательства перед короной, Эллерт?

— Мне не нужна корона, — ответил Эллерт.

— Ну, я-то тебе верю, — язвительно произнесла Рената. — Но разве твой брат когда-нибудь в это поверит?

— Не знаю. — Юноша снова вздохнул. Неужели Дамон-Рафаэль действительно думает, что Эллерт не сможет противостоять искушению вырвать владычество над Доменом — или корону — из рук своего брата? Или же он просто хочет, чтобы могущественный лорд Алдаран чувствовал себя обязанным перед Элхалином? Дамону-Рафаэлю понадобятся союзники, если он решит бороться с принцем Феликсом за трон Тендары.

Но эта борьба откладывалась на неопределенное время. Старый король Регис все еще цеплялся за жизнь, а члены Совета не беспокоили монарха на одре болезни. Но когда король, согласно обычаю, упокоится в гробнице рядом с предками, тогда… тогда Совет незамедлительно потребует от принца Феликса доказательств законности прав на престол.

— Эммаска мог бы стать хорошим королем, — заметила Рената, без усилий проследив ход его мыслей. — Но он не может основать династию. В одной из последних депеш я прочла, что Кассильда так и не оправилась после рождения сына и умерла через несколько недель. Теперь у твоего брата есть законный наследник, но он снова ищет себе жену. Без сомнения, сейчас он укоряет себя за поспешность, с которой позволил тебе жениться на Кассандре.

Губы Эллерта скривились от отвращения. Он вспомнил слова Дамона-Рафаэля, сказанные незадолго до его свадьбы: «Если Кассильда умрет, а в последние несколько лет она не раз была близка к этому, то я смогу взять Кассандру себе». Как мог его брат говорить такое о женщине, родившей ему полдюжины детей и видевшей, как они умирают один за другим?

— Может быть, оно и к лучшему. — Голос Эллерта звучал так мрачно, что Рената не смогла удержаться от слез. Он нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Что случилось, кузина? Ты всегда с готовностью облегчала бремя моих забот, однако никогда не говорила о своих горестях. Что тебя гнетет?

Он обнял ее, но то было прикосновение брата, а не любовника, и Рената хорошо это понимала. Она расплакалась. Эллерт ласково погладил ее волосы.

— Расскажи мне, чиа, — попросил он так ласково, словно она была девочкой возраста Дорилис. Рената с трудом совладала со слезами, но голос дрожал от сдерживаемых рыданий.

— Я еще не говорила Донелу. Мне хотелось иметь ребенка от него. Если бы я забеременела, мой отец не мог бы вынудить меня вернуться домой в Эдельвейсе и выйти замуж за того, кого он выберет для меня. Я действительно понесла, но через день-другой во время наблюдения обнаружила, что ребенок будет женского пола. Поэтому я…

Она сглотнула. Эллерт ощущал ее страдание, как физическую боль в своем теле.

— Я не могла позволить ей жить. Я… я не сожалею об этом, да и кто мог бы сожалеть, зная о проклятии, наложенном на род Рокравенов! И однако, когда я смотрю на Дорилис, я не могу не задумываться о содеянном. Мне пришлось убить будущую девочку, которая могла бы стать такой же — прекрасной, и… и…

Ее голос сорвался, и она снова безутешно разрыдалась на груди у Эллерта.

«Я думал, что смогу убедить Кассандру сделать подобный выбор…» Эллерту нечего было сказать. Он обнимал Ренату, молча глядя в пространство. Через некоторое время она успокоилась и прошептала:

— Я знаю, что поступила правильно. Так следовало поступить, но я… я не смогла сказать Донелу.

«Во имя всех богов, что мы творим с нашими женщинами? Какое зло мы уже причинили себе и своим потомкам! Святой Носитель Вериг, это благословение, а не проклятье, что я разлучен с Кассандрой!»

В следующее мгновение Эллерт увидел перед собой лицо Кассандры, искаженное страхом — таким же страхом, какой он видел на лице Ренаты. Отгоняя назойливое видение, он крепче прижал к себе девушку и тихо произнес:

— Все же ты знаешь, что сделала правильный выбор, и надеюсь, это знание придаст тебе сил.

Медленно, подыскивая слова, он рассказал Ренате содержание одного из своих видений, в котором он видел ее на последнем месяце беременности — отчаявшуюся, охваченную безысходным ужасом.

— В последнее время я этого не видел, — заверил он. — Наверное, такая возможность существовала в то короткое время, пока ты в самом деле была беременна, а потом… потом это будущее просто исчезло, так как ты совершила поступок, зачеркнувший его. Не надо жалеть.

— Я знаю, что поступила правильно, — ответила Рената. — Однако в последние дни Дорилис стала такой милой, такой ласковой и послушной! Теперь, когда она до некоторой степени овладела своим лараном, грозы над долиной уже не бушуют с прежней силой.

«Да, — подумал Эллерт. — Уже давно я не видел тот ужасный образ: комнату со сводчатым потолком и детское лицо, обрамленное молниями…» Может быть, и эта трагедия тоже исчезла из царства возможного, когда Дорилис начала управлять своим чудовищным даром?

— Однако в определенном смысле от этого становится только хуже, — продолжала Рената. — Знать, что она могла быть такой же, а теперь ей не суждено появиться на свет… Наверное, мне просто следует думать о Дорилис как о дочери, которой у меня никогда не будет. Эллерт, она пригласила отца и Донела послушать свою игру и пение сегодня вечером. У нее действительно прекрасный голос. Ты придешь?

— С удовольствием, — искренне ответил Эллерт.

Донел уже был там, вместе с лордом Алдараном и несколькими женщинами из свиты Дорилис, включая учительницу музыки — молодую женщину из рода Дерриелов. Сумрачно-прекрасная, с темными волосами и длинными черными ресницами, она чем-то напомнила Эллерту Кассандру, хотя между ними не было сходства. Однако когда леди Элиза склонилась над ррилом, настраивая инструмент, он заметил, что у нее тоже по шесть пальцев на руках. Ему вспомнились слова, сказанные Кассандрой незадолго до свадьбы: «Может быть, наступит время, когда мы будем слагать песни, а не воевать!» Как мимолетна была эта надежда! Они жили в стране, раздираемой войнами между Доменами. Кассандра находилась в Башне, осажденной аэрокарами и вражескими войсками; в горах бушевали лесные пожары и сверкали гигантские молнии. Пораженный, Эллерт обвел взглядом тихую комнату, спокойные голубые небеса, дальние холмы за окнами. Ни грома войны, ни малейшего признака тревоги. Опять его проклятое предвидение!

Леди Элиза последний раз пробежала пальцами по струнам арфы.

— Пой, Дорилис, — сказала она.

Голос девочки, нежный и скорбный, завел старую песню:

Эллерт подумал, что песня о безнадежной любви и печали должна звучать неуместно в устах юной девушки, но красота голоса Дорилис очаровала его. Этой осенью воспитанница Ренаты заметно выросла, ее грудь, хотя и небольшая, уже почти сформировалась, а стройное тело соблазнительно округлилось. Она по-прежнему оставалась длинноногой и неуклюжей, но обещала стать высокой женщиной. Уже сейчас она была выше Ренаты.

— В самом деле, дорогая, мне кажется, ты унаследовала несравненный голос своей матери, — произнес дом Микел, когда девочка закончила песню. — Ты не споешь нам что-нибудь менее грустное?

— С удовольствием. — Дорилис взяла ррил у леди Элизы, слегка подправила струны, а затем начала небрежно перебирать их, напевая комическую балладу. Эллерт часто слышал эту песенку в Неварсине, хотя и не в стенах монастыря. В ней рассказывалось о брате Доминике, таскавшем все пожитки в карманах рясы, как и подобает доброму монаху.

Среди слушателей послышались смешки. Нелепый перечень вещей, помещавшихся в карманах легендарного монаха, рос.

Дорилис сама с трудом сохраняла невозмутимое выражение лица, когда кто-то особенно громко хихикал или ее отец, закинув голову, разражался лающим смехом. Она запела новый куплет:

Внезапно девочка замолчала на полуслове. Дверь комнаты распахнулась, и лорд Алдаран в гневе повернулся к герольду, явившемуся без предупреждения.

— Варлет! Как ты осмелился войти в комнату молодой леди подобным образом!

— Почтительно прошу прощения, но дело крайне важное. Лорд Скатфелл…

— Полно, — раздраженно бросил лорд Алдаран. — Если бы даже он стоял у моих ворот с сотней солдат, это не послужило бы тебе оправданием за столь вопиющую невежливость!

— Он направил вам послание. Его гонец говорит о каких-то требованиях, мой лорд.

Микел Алдаран встал и поклонился леди Элизе и дочери с такой учтивостью, как если бы маленькая гостиная Дорилис была приемным залом.

— Прошу меня извинить, высокородные леди. Я ни в коем случае не стал бы прерывать музыку и ваше пение из-за таких пустяков. Но теперь, дочь, я вынужден попросить у тебя разрешения удалиться.

На мгновение Дорилис замерла с открытым ртом: отец просил разрешения у нее! Впервые лорд Алдаран включил ее в формально-вежливое обращение, принятое среди взрослых. Но правила поведения, усвоенные от Маргали и Ренаты, быстро пришли на помощь. Она так глубоко присела в реверансе, что едва не опустилась на колени.

— Вы вольны приходить и уходить по своему усмотрению, сир, но прошу вас вернуться, когда вы освободитесь.

Дом Микел склонил голову.

— Разумеется, дочь моя. Еще раз примите мои извинения, леди, — добавил он, поклонившись Маргали и Ренате, и повернулся к Донелу: — Следуй за мной.

Когда они ушли, Дорилис попыталась возобновить пение, но приподнятое настроение ушло безвозвратно, и в итоге ей снова пришлось остановиться на полуслове. Эллерт вышел во двор, где собрался эскорт дипломатической миссии из Скатфелла. Он различал значки разных горных кланов. Изредка ему чудился блеск оружия, но картина переливалась и смещалась, как поверхность воды под солнцем, и, когда взгляд вновь падал на то же место, он не находил там того, что видел секунду назад. Хастур знал, что ларан рисует события, которые могут никогда не произойти, и пытался нащупать среди них верный путь, заглянуть в будущее. Но он был слишком встревожен и воспринимал эмоции, окутывавшие людей Скатфелла подобно темному облаку.

Война? Здесь? Эллерта пронзила горечь при мысли о том, что мир, длившийся все лето, теперь уходит безвозвратно. «Как я мог сидеть без дела, когда мой народ воюет, а мой брат готовится к борьбе за корону? Разве я заслужил этот покой, когда даже моя любимая жена подвергается ужасам и опасностям». Он уединился в своей комнате и попытался успокоить себя неварсинскими дыхательными упражнениями, но никак не мог сосредоточиться. Видения войны, бурь и разрушений проплывали перед мысленным взором. Эллерт был рад, когда через некоторое время слуга пригласил его в приемный зал лорда Алдарана.

Он ожидал встретиться с посольством из Скатфелла, но в зале не было никого, кроме самого Алдарана, с мрачным видом сидевшего в своем высоком кресле, и Донела, нервно расхаживавшего взад-вперед. Увидев Эллерта, Донел бросил на него быстрый взгляд, благодарный и умоляющий.

— Входи, родич, — пригласил дом Микел. — Ныне мы и впрямь нуждаемся в твоем совете. Не присядешь ли?

Эллерт предпочел бы стоять или двигаться, как Донел, однако сел на указанный лордом Алдараном стул. Старик уперся подбородком в ладонь и погрузился в глубокое раздумье.

— И ты тоже садись, Донел. Ты доводишь меня до белого каления, когда мечешься словно берсеркер!

Донел неохотно занял место рядом с Эллертом.

— Ракхел из Скатфелла — я не могу назвать его братом — прислал ко мне гонца с возмутительными требованиями, на которые следует дать надлежащий ответ. Он счел возможным безотлагательно требовать от меня — предпочтительно до середины зимы — руки моей дочери для одного из своих младших сыновей. Полагаю, я должен гордиться правом выбрать любого из этих несчастных ублюдков. Он предлагает провести процедуру формального усыновления, поскольку у меня нет законных сыновей, а также, как здесь сказано, «и не предвидится, ввиду твоих преклонных лет». — Алдаран поднес к глазам лист бумаги, валявшийся рядом. — По его требованию я должен пригласить всех мужчин, чтобы засвидетельствовать объявление сына Скатфелла моим наследником, а затем — вы только послушайте, до чего доходит его дерзость! — «а затем ты можешь доживать остаток своих дней так, как того заслуживаешь».

Лорд Алдаран стиснул оскорбительное послание в кулаке, словно воображаемую шею своего брата.

— Скажи мне, родич, что я должен сделать с этим человеком?

Эллерт опешил. «Во имя богов! Чего он добивается, спрашивая моего совета? Неужели он всерьез полагает, что я способен дать ему дельный совет в таком вопросе?»

— Эллерт, ты учился в Неварсине, — уже тише, но с прежней настойчивостью продолжал Алдаран. — Ты знаешь нашу историю и законы. Скажи мне, родич, разве не существует способа удержать Скатфелла от захвата моего поместья, прежде чем мои кости упокоятся на кладбище?

— Мой лорд, я не представляю себе, как они могут принудить вас усыновить сына вашего брата. Но я также не знаю, каким образом вы можете помешать сыновьям лорда Скатфелла унаследовать Алдаран после вашей кончины; в законах весьма туманно говорится о детях женского пола.

«А если бы и не так, то какая разница? — почти в отчаянии подумал он. — Разве Дорилис может стать настоящей правительницей?»

— Когда право наследования переходит к женщине, это обычно происходит в тех случаях, если все, кто имеет отношение к наследству, считают, что ее муж будет подходящим верховным лордом, — добавил Эллерт. — Никто не посмеет отрицать ваше право оставить Алдаран мужу Дорилис.

— И все же, — пробормотал Алдаран, разглаживая смятую бумагу узловатыми пальцами. — Смотрите: печати Сторна, Сэйн-Скарпа и даже лорда Дерриела! Все поналяпали сюда свои печати, словно для того, чтобы придать весомость этому… этому ультиматуму! Неудивительно, что лорд Сторн не ответил мне, когда я предложил заключить брак между Дорилис и его сыном. Они боятся связаться со мной, чтобы не отколоться от остальных. Сейчас я готов предложить руку Дорилис одному из Риденоу.

Помолчав, он провел ладонью по высокому лбу.

— Я поклялся сжечь замок Алдаран, если он подпадет под власть моего брата. Помоги мне найти выход, Эллерт!

Первой мыслью Эллерта — потом он был рад, что упрятал ее поглубже, чтобы лорд Алдаран не смог прочесть ее, — было: «Дамон-Рафаэль совсем недавно овдовел». Но сама эта мысль наполнила разум яркими образами грядущих ужасов и несчастий. Юноша сосредоточенно нахмурился, стараясь не выдать волнения. Ему вспомнилось предсказание брата, послужившее причиной его поездки: «Я опасаюсь, что настанет день, когда весь наш мир от Делерета до Хеллеров склонится перед мощью Алдарана».

— Тысячу раз жаль, что ты уже женат, родич, — заметил дом Микел, неправильно истолковав его молчание. — Я с радостью предложил бы дочь тебе… Скажи мне, Эллерт, разве у меня нет никакой возможности объявить Донела моим наследником? Ведь именно он всегда был мне настоящим сыном, сыном моего сердца.

— Отец, — умоляюще произнес Донел. — Не надо ссориться из-за меня с родственниками. Зачем губить жизни и землю в бесполезной войне? Когда ты уйдешь к предкам — да будет этот день далек! — разве будет иметь значение, кому достанется Алдаран?

— Это имеет значение, — отрезал старик. Его лицо напоминало каменную маску. — Эллерт, неужели в законе не существует ни единой лазейки, чтобы я мог бы ввести Донела в права наследования?

Эллерт глубоко задумался, прежде чем ответить:

— Думаю, нет. Но эти законы кровного родства вовсе не так сильны, как кажется. Не более семи-восьми поколений назад вы, ваши братья и все ваши жены жили бы вместе, и старший среди вас или вождь выбирал бы на роль наследника того, кто показался бы ему наиболее способным и достойным, — не старшего сына, но лучшего среди лучших. Право первородства вместе с обязательным установлением отцовства утвердилось в горах в силу обычая, а не закона. Однако, мой лорд, если вы попросту объявите Донела своим наследником, разразится война. Все старшие сыновья поймут, что их положение под угрозой, и младшие братья станут главными их врагами.

— Насколько было бы проще, если бы Донел был сиротой или беспризорником, а не сыном моей любимой Алисианы! — с невыразимой горечью произнес лорд Алдаран. — Тогда бы я обручил его с Дорилис и был бы спокоен, зная, что моя дочь и поместье находятся в руках человека, который сможет распорядиться ими наилучшим образом.

— Тем не менее это возможно, мой лорд, — возразил Эллерт. — Такая процедура называется юридической фикцией — как в том случае, когда леди Брюна Лейнье, сестра наследника, убитого в сражении, взяла беременную вдову брата под свою протекцию, прибегнув к праву свободного брака, чтобы женщину не могли принудить к замужеству, отняв тем самым все права у ее ребенка. Говорят, что она командовала и войском вместо погибшего брата.

Алдаран рассмеялся:

— Я считал эту историю выдумкой.

— Нет, — ответил Эллерт. — Это произошло на самом деле. Женщины жили вместе в течение двадцати лет, пока мальчик не достиг совершеннолетия и не смог заявить о своих правах. Возможно, это выглядит нелепо, но закон этого не запрещает. Во всяком случае, такой брак имеет юридический статус: единоутробные брат и сестра могут жениться по обоюдному согласию. Рената сказала мне, что Дорилис лучше всего вообще не иметь детей, а Донел может завести сына-недестро, который будет его наследником.

Эллерт думал о Ренате, но Микел Алдаран внезапно поднял голову быстрым, решительным движением.

— Вот ответ, Донел! Эллерт ошибся, повторяя слова Ренаты: Дорилис не может родить дочь, но без опаски может рожать сыновей. В ней течет кровь Алдаранов, и это означает, что ее сын от Донела будет полноправным наследником. Каждый, кто занимается разведением животных, знает, что лучший способ закрепить желаемую черту в линии потомства — соединить два близких генетических материала. Значит, Дорилис принесет своему брату того сына, которого Алисиана должна была родить мне! Рената позаботится о том, чтобы роды прошли нормально, а его ларан усилится вдвое по сравнению с прошлым поколением. В течение нескольких поколений придется тщательно следить за тем, чтобы не рождались дочери, но тем лучше: наша линия будет процветать!

Донел в несказанном ужасе уставился на приемного отца.

— Вы не можете говорить серьезно, сир!

— Почему же нет?

— Но Дорилис моя сестра… и она лишь маленькая девочка.

— Единоутробная сестра, — поправил Алдаран. — И не такая уж маленькая, как тебе кажется. Маргали сказала, что она станет девушкой уже нынешней зимой. Совсем немного времени остается до того, как мы объявим о рождении истинного наследника Алдаранов!

Донел был потрясен, Эллерт знал, что он думает о Ренате, но Микел Алдаранский слишком увлекся открывшейся перед ним перспективой, и его ларан блуждал вдали от мыслей приемного сына. Но когда Деллерей открыл рот, собираясь что-то сказать, Эллерт ясно увидел лицо старика, искаженное мукой… Он быстро схватил юношу за запястье, вталкивая образ сердечного приступа в сознание Донела. «Во имя всех богов, Донел, не ссорься с ним сейчас! Это убьет его!»

Донел сел, так и не сказав ни слова. Образ лорда Алдарана, сраженного собственным гневом, начал блекнуть и исчезать. Эллерт почувствовал облегчение, к которому, однако, примешивалось беспокойство.

«Я не Наблюдающий, но если он стоит на пороге смерти, то мы должны сказать об этом Ренате. Его нужно обследовать».

— Полно, полно, — мягко произнес лорд Алдаран. — Твои предрассудки просто смешны, сынок. Ты уже много лет знаешь, что Дорилис должна выйти замуж, когда вырастет, и обвенчаться до своего совершеннолетия. Так разве не легче для нее выйти замуж за человека, которого она знает с малых лет и любит всем сердцем? Разве ты не будешь обходиться с ней ласковее, чем кто-либо другой? Ты должен жениться на Дорилис, а она родит тебе сына… По крайней мере, сейчас я не вижу иного выхода, — добавил он, немного нахмурившись.

Эллерт, тоже потрясенный услышанным, подумал, что будь лорд Алдаран помоложе, он мог бы всерьез рассматривать возможность самому жениться на Дорилис и родить наследника.

— А что касается этой бумажки, — дом Микел язвительно усмехнулся, снова скомкал письмо Скатфелла и швырнул его на пол, — пожалуй, мне следует подтереться ею и отослать в таком виде брату, показав, что я думаю о его ультиматуме. Кроме того, я собираюсь пригласить его на церемонию вашего бракосочетания.

— Нет, — прошептал Донел. — Отец, умоляю тебя!

— Ни слова больше, сын мой. Я принял решение.

Алдаран встал и обнял Донела.

— С тех пор, как Алисиана привела тебя под мой кров, ты был моим сыном, а теперь станешь законным наследником. Неужели ты лишишь меня этой радости, мой дорогой мальчик?

Донел беспомощно опустил голову, не в силах выразить протест. Как он мог в такой момент одним словом перечеркнуть все планы и надежды приемного отца?

— Позовите моего секретаря, — распорядился лорд Алдаран. — Я с большим удовольствием продиктую письмо лорду Скатфеллу, приглашая его на бракосочетание моей дочери с моим названым сыном.

Донел сделал последнюю отчаянную попытку изменить положение.

— Отец, ты понимаешь, что это будет равносильно объявлению войны? Они двинут на нас все свои силы.

Алдаран жестом указал на окно. Низкое серое небо едва проглядывало из-за белых хлопьев — первый снегопад этой осенью.

— Сейчас они не придут, — ответил он. — Скоро наступит зима. Они не придут до весенних оттепелей, а тогда…

Он откинул голову и расхохотался. От этого смеха, напомнившего ему хриплый клекот стервятника, по спине Эллерта пробежал холодок.

— Тогда пускай приходят! — закончил лорд Алдаран. — Пусть приходят, когда захотят. Мы будем готовы встретить их!