Конунг: Королевский тракт

Глава 13. Ночная смена

Нойхоф, тот же день, время к полуночи

(14 мая)

Ночь, пришедшая с низовий обильного водами Рихаса, накрыла так полюбившийся старому Вардхайму город. До самого утра исчезли ставшие за много лет родными извилистые улочки ремесленных кварталов, густо облепившие центральные проспекты, грозная махина Крабьего форта, непоколебимой громадой возвышающегося над портом и ближайшими к нему кварталами, многочисленные нойхофские рынки, переулки, дома и пруды… Казалось что город, имеющий под заботливой рукой нынешнего ярла все шансы сравниться с один из великих канаанских «человейников», до самого утра окончательно растворился в сонном небытии. Все скрыла, укутала своими крыльями тьма в Нойхофе и окрестностях. Разве что резные бойницы цитадели оставались, легко различимы на фоне звездного неба, когда на четырнадцатую ночь от светлого праздника Белтайна[85], тишину опустевших улиц нарушили копыта лошадей очередного гонца. Скорее всего — с многострадального востока Треверской марки.

Поначалу новая война не могла не испугать горожан.

Досужие «мудрецы» принялись болтать по тавернам да кабакам, что новая власть мол, много чего напридумала. И вроде как даже неглупого, но сам-то ярл сейчас за горами (если вообще жив), а потому того и гляди — понадобится снова собирать серебро, да откупаться у очередных победителей. Иначе не миновать резни…

В общем, народ занервничал, и из небытия вынырнули недоброжелатели нового ярла.

Некоторое, и возможно очень немалое число тех, кто поддерживал, например, бывшего главу гильдии красильщиков. Или, может быть, те, кому удачливый чужак просто не пришелся по сердцу.

Ничего такого особенного, но стали они марать стены срамными картинками и ждать, что будет дальше. И поначалу нойхофцы встретили все эти упражнения в рисовании не без одобрительных улыбок. Но у каждого забора или стены есть свой хозяин. И именно он отвечает за него перед городской стражей.

Поэтому за скабрезные картинки пришлось платить вполне конкретным людям. А это было — уже совсем не так весело…

Прошел месяц, второй, третий… Война вроде как никуда не делась — легкие галеры или новые, почти такие же быстроходные повозки из тех, что за год до того стали собирать в виндфанских мастерских — время от времени, конечно же, привозили тяжелораненных к городской пирамиде, но и только.

К этому времени пару подвыпивших подмастерьев-рисовальщиков поймали.

Сначала их избили домочадцы хозяев дома, потом — выборный судья прописал еще вразумительных батогов и по два месяца общественных работ. Самых грязных и неприятных из тех, что могли придумать затейники из городской стражи.

И постепенно все это рисование сошло на нет…

Люди стали думать, как жить дальше, и выходило у них вот что: прежние ярлы — хундинги — за почти 700 лет, что правили, не раз и не два были вынуждены биться с неспокойными соседями. Однако для таких битв они призывали каждого, кто мог держать оружие.

А вот сейчас — убии с тулингами напали, почти сразу после недавней гражданской войны, пока племя не успело оправиться от междоусобных ран, — но слуги-хевдинги нового ярла почему-то не собирают всеобщее ополчение. Не собирают даже всех тех, кого сами же отобрали и назначили воевать на случай именно такого нападения…

И тогда заскучавшие горожане стали задаваться вопросом: мол, как же так, власть-то, получается, крепка? Нет, победить, конечно, все равно не получится, но может быть есть шанс, что коронные хоругви измотают врага где-то там, вдали — на восточных землях — и откупаться придется уже самому ярлу?

Нет, Ингвар Чужеземец, ставший с недавних пор Ингваром Треверским, показал себя хозяином рачительным, и ни кто не сомневался, что он потом свое вернет! Но одно дело расплачиваться всем племенем, собирать серебро со всей марки, и совсем другое — если ополчения тулингов и убиев придут под стены Нойхофа. Они не станут ждать, пока остальные треверские кланы растрясут мошну. И если до того дойдет, конечно же, придется снова обирать городские ремесленные и торговые гильдии.

Но потом — прошел еще месяц, и как раз в середине февраля — все они наконец-то получили ответы на все свои вопросы.

Накануне ночью шесть переполненных воинами драккаров прокрались вдоль берега и укрылись в зарослях на мелководье, а на следующий день, воспользовавшись утренним туманом — надо признать, у Рихаса это обычное дело на рассвете — попытались воспользоваться подходящим моментом. Несмотря на идущую войну, никто почему-то не догадался выжечь тростник, всего-то в трех сотнях шагов от городской гавани…

В общем, в тот момент, когда очередной купец собрался покинуть Нойхоф и смотрители опустили цепи, как вверх, так и вниз по течению (просто потому, что пришло время), из зарослей без шума и крика враги бросились в атаку и попытались прорваться в гавань.

Казалось, неминуемо быть беде!

Нет, конечно же, шесть — максимум семь сотен воинов взять Нойхоф вряд ли смогли бы. В цитадель и к городской пирамиде уж точно их бы не пустили. Но хорошенько пограбить, нахватать пленных и выжечь все до чего смогли бы дотянуться — это бы они обязательно сделали.

Но откуда нападающим было знать, что в Крабьем форте была организована необычная школа, и по утрам осевшие там мастера-канониры обязаны выдать три попадания, или могут даже не мечтать о ежедневной порции пива или вина. Не говоря уже о том, что лучшей команде полагались премиальные, без которых в Нойхофе было совсем не так интересно, как с ними…

Островок, на котором располагалась огромная башня форта, закупоривал нойхофскую гавань, а сама она служила постаментом для двух метателей — 4-тонного и 8-тонного требушетов — на подвижных каменных платформах.

В тот момент, когда драккары тулингов покинули укрытие и устремились ко входу в гавань, используя еще и скорость реки, через второй проход — вниз по течению — как раз выплывал здоровенный торговый кнорр.

Молодежь склонна ко всяким глупостям, и поскольку инциденты уже случались, мастерам-канонирам было строго настрого запрещено даже поворачивать метатели в сторону купеческих судов, поэтому естественно, что их развернули …вверх по реке, откуда именно в этот момент рвались драккары с боевыми фигурами на форштевне, чего физически не могло быть в мирной обстановке…

Все совпало — идеальная ситуация!

Взведенный требушет, вытянувшиеся «в линеечку» атакующие суда, команда энтузиастов и, самое главное — право на выстрел! Промазать в такой ситуации можно было только совсем уж от неимоверного невезения, и «стрелкам» — самому старшему из которых не было и двадцати — это почти удалось.

То ли разволновались, то ли просто не сумев взять правильного упреждения — ведь никогда раньше они не «охотились» на такую скоростную добычу, — но бетонный 50-килограмовый шар пролетел мимо самого быстрого драккара, и врезался в хвост идущей за ним здоровенной боевой ладьи.

Настоящая громада, не уступающей по размерам флагману ярла Ингвара — почти 40-метровому «Морскому Коню» — скрылась под водой быстрее, чем большая часть команды смогла понять, что они тонут.

Уже через минуту поле попадания, из полутора сотен человек команды, на поверхности остались лишь те, кто все-таки сумел скинуть с себя броню, или кому повезло ухватиться за один из обломков.

Но таких счастливчиков не набралось и трех десятков…

Еще и трагедия показалась нападающим настолько ужасной, что из оставшихся пяти кораблей, заняться спасением товарищей духу хватило лишь на двух боевых судах. Остальные в этот момент уже гребли прочь так, что весла гнулись…

Второй выстрел был не столь удачным, но он полностью убедил смельчаков, что еще немного, и их подвиг будут воспевать посмертно.

К тому моменту, как требушеты были снова взведены, последних два судна тоже успели скрыться, прихватив с собой немногих выживших.

В тот день горожане извлекли с места крушения более шестидесяти тел и оружие еще почти на сотню воинов. Остальные тела могучий Рихас успел утащить, и их собирали вдоль заболоченных берегов потом еще почти две недели.

Эта победа мало что изменила в силах сторон, но страхи жителей Нойхофа излечила, конечно же, однозначно…

* * *

Нойхофские казармы

Нынешний командир городской стражи еще при прошлом ярле так хорошо себя показал, что дорос до старшего десятника в его личной дружине. Это положение было куда выше того предела, на который обычно могут рассчитывать чужаки.

Да, почти сорок лет назад Вардхайм[86] пришел наниматься к треверским ярлам откуда-то с запада. И поначалу никто и не думал запоминать, из какого он на самом деле племени, поэтому прозвище «Тубант»[87] закрепилось, и незаметно приросло к теперь уже далеко немолодому «парню».

Да, последний Жрец в роду прежних правителей умер, его наследники не захотели хотя бы формально передавать трон обладателю дара — приемному сыну, подготовленному Старым Хундом — и этим воспользовались влиятельные вожди с юга марки. При этом запад и восток поначалу заняли выжидательную позицию, не поддержав ни восставших, ни прежних правителей.

Была гражданская война, воюя с южанами, хундинги попытались одновременно нагнуть еще и запад, но тут неизвестно откуда взявшийся новый претендент не позволил этого, и к осаде Нойхофа оказалось, что оборону столицы должен возглавить всего лишь старший десятник…

…Воспоминания об этих, в сущности, совсем недавних событиях, отчего-то снова всплыли в памяти Вардхайма. Неверное, дело было в том, что именно сегодня война по-настоящему пришла в Нойхоф.

Ночной гонец от Эгира Лысого — Коронного тысячника и Первого полковника Уездного войска, который в отсутствие Господина возглавлявшего оборону Треверской марки — привез приказ о срочном выступлении на соединение с ним нойхофского городского полка, и всей Младшей дружины. Кроме, понятно, тех из юношей, кто отслужил меньше года.

Такое же распоряжение выслушал и предводитель их небольшого коронного флота.

После неудачного нападения тулингов на Нойхоф, экипажи трех собственных драккаров и вдвое большего числа баркасов-куррахов ярла Ингвара были пополнены, вооружены, и уже второй месяц совмещали свои тренировки с драками в городских кабаках.

Чуть более трех с половиной сотен человек, нервничающих в ожидании именно этого момента, успели попить немало крови у городской стражи. Многие из них стали настоящими завсегдатаями камер в бывших Казармах городского полка.

Да, одно из самых больших столичных зданий сразу после своей победы ярл беззастенчиво отжал у городского совета, и с тех пор именно стража (тоже теперь подчиняющаяся ему напрямую), владела и отвечала за эту четырехэтажную крепость в центре Нойхофа.

Первое время Игорь не мог полностью доверять городскому полку, поэтому оружие его по-прежнему хранилось на складах внутри, желающие могли приходить туда и, как и прежде тренироваться в огромном внутреннем дворе, но караулы они уже ни несли, и в случае конфликта с новой властью, вряд ли сумели бы там «окопаться».

С тех самых пор это здание стало еще одной опорной точкой на случай подавления неожиданных беспорядков в городе. Но сейчас — Вардхайм беспокоился совсем о другом…

…Возвратившись из цитадели, Вардхайм не вернулся к делам, а проследовал во внутренний двор, чувствуя потребность хоть ненадолго остаться наедине со своими мыслями. Новость была, конечно же, давно ожидаемой, но, как и все остальные, по-настоящему важные изменения, все равно умудрилась прозвучать «словно гром среди ясного неба». Даже для него.

Немолодой воин ни капли не сомневался, что приказ о выступлении уже получили, или готовятся заслушать в ближайшие часы, и по всем остальным уездам. А значит — наконец-то (хотя бы только по мнению Эгира), пришло время решить, чем же закончится эта война.

Так что прежде чем рассказать все это остальным, требовалось привести мысли и чувства в порядок. Именно поэтому он стоял посреди темного двора…

— Ах ты мой красавец! — он как обычно «растаял», почувствовав в опущенной руке ищущий лакомства мокрый нос одного из родовых псов хундингов[88].

Покинув дружину павшего рода вместе со многими бывшими подчиненными, Вардхайм «под шумок» прихватил в городскую стражу и два десятка псов, решив, что они никак не помешают при патрулировании ночных улиц или поиске беглецов.

И не ошибся! Даже разбалованные всеобщей любовью, лохматые барбосы не потеряли от этого ни своего знаменитого нюха, ни тяги присматривать за суетливыми двуногими…

Не найдя в ладони у строго знакомца привычных вкусностей, пес тут же простил недотепу, и принялся со страстью и неприкрытым удовольствием, размашисто драть задней лапой шкуру где-то чуть выше правой лопатки.

Грузно осев на кучу соломы, оставленной именно на такой случай, все еще сонное животное вволю начесалось, и лениво затрусило куда-то в сторону кухни.

Как ни странно, но этой короткой встречи немолодому воину хватило, чтобы избавится от своих нежданных страхов и туманных сомнений. Повеселев, он тоже не стал задерживаться в темноте. Чтобы вокруг ни происходило, но следовала обязательно узнать, как идет очередная бессонная ночь в нойхофской страже.

Война войной, а проверки — по расписанию…

* * *

Караульное помещение — когда-то было огромным пустующим залом прямо у южного входа в Казармы. Когда здание передали «новым хозяевам», Вардхайм тогда осмотрелся, и однозначно понял — нет необходимости растаскивать бардак по всей крепости.

Прикинув, что и как, для ночных смен и будущих пьяниц-дебоширов, выделили именно эту часть.

Половину — огородили под отдых дежурных «дюжин» и общую кухню, еще треть — отвели под камеры, остальное пространство осталось чем-то вроде «предбанника», где редкие ночные жалобщики и задержанные «на горячем», должны были дожидаться своей судьбы. На приколоченных к полу лавочках, или в небольших зарешеченных нишах. В зависимости от того, как они здесь оказались…

Но народ обычно не спешил тут толпиться. Как, кстати, и сегодня.

Когда Вардхайм вернулся в помещение, небольшой полутемный зал оживляло лишь нетрезвое нытье какого-то подмастерья, умолявшего дежурного десятника отпустить его, потому что «мастер узнает — прогонит или оштрафует…» Но зря тот надеялся на сочувствие. Этого товара для пьяных болванов здесь давно уже не держали.

По законам, действующим в большинстве городов, просто зарубить такого гуляку нельзя. Даже если он сам схватится за меч. Так что ни какого сочувствия!

— А ты не бухай, — меланхолично, посоветовал воин, и снова принялся жевать кусок хлеба с колбасой.

С достоинством поприветствовав командира, он снова присел на свое место, и продолжил ленивую перепалку. Не придавай ей, впрочем, особого значения, и поддерживая, скорее от скуки, чем из интереса или какой другой необходимости.

Дальше — внутри уже собственно «караулки» — было куда многолюднее.

Вардхайм знал, что где-то здесь должны были бодрствовать не больше двух десятков человек. Еще один ночной патруль — сейчас должен был находиться в порту, а другой — где-то в «золотых» кварталах или по пути оттуда.

Нет, при необходимости в самой зажиточной восточной части Нойхофа хватало и своей охраны, но вот арестовывать она не имела права, и поэтому пару раз за ночь патрули должны были появиться и там, на случай если было кого переселить в камеру. До того, как судья решит, что с этими неудачниками делать.

Случалось такое нечасто, но бывало…

Небольшой решетчатый коридор между «караулкой» и «арестанткой» — был общим сквозным проходом внутрь здания, — и именно из него было сразу видно, как сегодня поработала городская стража. Судя по открывшемуся виду, новых «жильцов» в камерах не прибавилось, а значит, в целом ночь сегодня выдалась на удивление спокойной.

Именно поэтому ему сразу бросилось в глаза непонятное столпотворение. На ногах были фактически обе смены. Обычно такое оживление можно было наблюдать, при пожаре или серьезной драке где-нибудь в порту.

Но чужаков в городе оставалось немного, и даже привычный «чирей на заднице» последних месяцев — несколько сотен будущих морских рейдеров — и те должны были сейчас уже грузиться на свои корабли, а значит — никак не могли одновременно еще и охальничать.

«По крайней мере, не должны были бы…»

Но дело, как, оказалось, явно было не в беспорядках.

Увидев отца-командира, народ явно смутился, и прямо на глазах рассосался с глаз у начальства. Такая «непонятка» уже откровенно сначала испугала старого воина, а потом — естественно, привела его в гнев.

— Ну, — решил он не затягивать «расследование», — я слушаю, копье вам в ваши вертлявые жирные задницы!

Настоящая военщина — это когда нельзя игнорировать даже настолько неопределенно поставленный вопрос. А стража в Нойхофе был организована именно по-военному. Уже через мгновение перед ним навытяжку стоял дежурный десятник, и докладывал свежайшие итоги сегодняшнего дежурства.

— Из происшествий, господин, только драка в районе хлебного рынка. Старший подмастерье из нашей местной гильдии оружейников, повздорил с женой, перебрал, ну и полез драться сначала с вышибалами, а потом и со стражей. Те ему, конечно, наподдали — как надо, — но он здоровая морда, и успел чуть помять этого недотепу из второй дюжины. Мы пьяницу уже к судье свели, а недотепу — в храм сдали. Так что одному — уже припечатали штраф, а второму — до утра спать. В остальном — тишь да гладь, господин!

— Ты мне яйца тут не крути, отчего утренняя смена вскочила вдруг?

— Да понял я, господин, тут такое дело… — явно смутился десятник. — Наши, из все той же, злополучной второй дюжины, они до того встретили знакомцев из ярлова хирда, и кто-то им втайне пересказал то, что раньше услышал от охраны гонца, ради которого, мыслю я, тебя и призывали в цитадель… Будто господин наш, не стал возвращаться вокруг — через Врата батавов. Мало того, что он вроде как смог найти более короткий путь через Великие горы где-то на восходе, так по всему получается, что он уже успел разорить почти все земли убиев. Оттого мол, враг оставил наши восточные земли, и сейчас Первый полковник Эгир соберет все коронные сотни, а потом — пойдет на тот берег, чтобы попробовать объединиться с Господином раньше, чем убии да тулинги вместе успеют побить его воинов…

— Если ты хотел знать, то да, нам гонец поведал куда меньше, чем тут наболтали… — задумчиво сообщил Вардхайм. — Одно, наверное, могу подтвердить: коронные сотни Эгир, вроде и впрямь собирает. Здешний полк уходит утром, а флот мог отплыть уже прямо сейчас, в ночь. Не хотят они раньше времени сообщать о себе. Кстати, из города запрещено выпускать корабли и людей ближние десять дней. Получается, и впрямь коронные тайны разболтаны, что даже от меня пытались сберечь…

После нескольких минут напряженного молчания, командир городской стражи добавил главное, чего, скорее всего, от него все и ждали:

— …Вели вторую дюжину пока под замок, а поутру я посоветуюсь с наместником[89], обойдется им эта болтовня штрафом, или придется длинный язык батогами лечить. Имена тех, кто проболтался из придворного хирда, тоже придется назвать. Иначе, сам понимаешь, все это на одну только глупость уже не спишешь…