Беседку накрыла мёртвая тишина. Ещё каких-то полмгновения здесь было так уютно, весело: все отдыхали, разговаривали, шутили, смеялись. А сейчас столь гнетущее впечатление, словно мы пятиклассники, пойманные трудовиком за школой с сигаретой.
— Ты почему к матери не приехала?! Кто за тебя должен всю картошку полоть?!
У нас в беседке ярко светила лампочка, поэтому на контрасте место у калитки просматривалось плохо. Я вгляделась: в неясном свете уличного фонаря стояла Лариска, сестра Лидочки. За её спиной маячило двое мужчин. Их я не знала.
— И тебе добрый вечер, Лариса, — ответила я, стараясь сдержать раздражение. — Случилось что?
— Случилось?! — взвизгнула Лариска, подбоченясь. — И она ещё спрашивает! Родную мать бросила! Отказалась! Ни помощи, ничего от неё нету! Зато гулянки на всё село устраивает! Людей бы постыдилась! Да как ты можешь…
В таком примерно духе она орала минут пять.
И всё это время наши гости сидели молча, с интересом созерцая Лидочкину сестру.
Наконец, Лариска выдохлась, и я добреньким голосом спросила (не удержалась):
— То есть ты специально бросила все дела и проехала полрайона, только чтобы мне всё это сообщить?
И Лариска завелась опять. Теперь уже минут на десять.
Она орала, как потерпевшая, а я сидела в нарядной беседке над остывающим ажурным мясом по тайному рецепту Риммы Марковны и неуютно ёжилась под любопытными взглядами соседей и родни. Вокруг беседки мирно благоухали маттиолы, мирабилис и луноцветы, а по барабанным перепонкам на контрасте бил истерический крик Лидочкиной сестры. Где-то в сонной дали села залаяла собака. Её гавканье подхватила другая, затем третья…
— Как-то не по-людски всё это, — внезапно подал голос Будяк, и Лариска от неожиданности умолкла.
— А? — захлопала глазами Лариска.
— Вот зачем ты на всё село керосинишь, словно беременная восьмиклассница? — сдержанно поинтересовался он и, не чинясь, флегматично отломил крылышко от утки.
— А вы кто такой? — спросила она агрессивно.
— М-м-м-м! Утка диво, как хороша, товарищи! Божественная амброзия! — Будяк от наслаждения даже прикрыл один глаз, воздержавшись отвечать Лариске, — Римма Марковна, вы чудо! Я сегодня же на вас женюсь!
Все наши тихо рассмеялись немудрёной шутке.
— Пьяный, что ли? — взвилась уязвлённая его пренебрежительным поведением Лариска.
— Ошибаетесь, дамочка. Уже дня три как не употреблял, — опроверг поклёпы Будяк и макнул кусочек утки в душистый соус.
— Ты ей кто? — Ларискин палец обличающе вытянулся по направлению ко мне. — Хахаль ейный?
— Я от рождения импотент. В третьем поколении. Чуждо мне всё то, что вы там себе навоображали, — покачал головой Будяк и грустно вздохнул. — Водка греется, мясо стынет. Куда мы катимся, товарищи?
Рогов, приняв взгляд Будяка, торопливо принялся разливать спиртное.
— Лидия Степановна, — обратился ко мне Будяк, подавая фужер с потрескивающим шампанским, — будьте добры пояснить присутствующим, кто есть сия изумительная дамочка, которая тщетно пытается сорвать наш уютный семейный праздник?
— Сестра это моя, — деланно вздохнула я. Меня всё больше забавляла вся эта ситуация.
— Чудесно! Просто чудесно, — заявил одобрительно Будяк и отсалютовал Лариске рюмкой. — Нашего полку прибыло и торжество стремительно набирает обороты.
Лариска неодобрительно фыркнула.
— А это кто? — указал Будяк на мужчин, стоящих по стойке смирно около куста жасмина.
Эх, если бы я только знала, кто они такие!
Но так как я не знала, то промолчала, сделав вид, что в данный момент очень сильно занята, и принялась накладывать салат в тарелку офигевшей Зинаиде Ксенофонтовне (просто она не просила салата).
Мужики, которые уже давно облизывались на вкусные запахи, услышав, что заговорили о них, тотчас же подошли к столу:
— Витёк… ээм… Виктор, — представился один из них, и пока все мужчины обменивались рукопожатиями, я зависла от удивления.
Так вот ты какой, неудавшийся жених Лидочки!
Пользуясь общей суматохой, я принялась разглядывать Лидочкину любовь, из-за которой она потеряла сначала душу, а затем и себя, уступив место «бесноватой» якутке-попаданке, которая залила весь их свадебный стол бычьей кровью.
Мда. Не орёл, Витёк ты, явно не орёл.
В общем, если в двух словах, Витёк был роста чуть ниже среднего, приземист, с намечающимся внушительным брюшком и залысинами. Весь его вид был какой-то юркий, льстивый, суетный. В общем, впечатления на меня он произвёл довольно отталкивающее. Хотя, может, я излишне предвзята, так как давно сроднилась с Лидочкой и воспринимаю её проблемы, как свои собственные.
А Витёк этот прямо ниже, чем так себе. И что могла в нём найти Лидочка?
Хотя кто же их, наивных деревенских дурёх, разберёт.
— Это муж Ларисы, мой зять. А также по совместительству мой бывший жених, который бросил меня прямо перед свадьбой и женился на моей сестре, — пояснила я просто, и над столом зазвенела напряжённая тишина. — Второго товарища я не знаю.
— Мда, — крякнул Будяк, а Римма Марковна посмотрела на меня большими глазами.
— Толян, — представился второй, усатый, и пояснил. — На моей машине привёз вот их. Соседи мы. Помог по-соседски, значится…
— Ну, раз так, то садитесь к столу, гости дорогие, — взял бразды правления в свои руки Будяк, видя, что я инициативы не проявляю.
Мужики расселись. Лариска потопталась, но видя, что на неё особо не обращают внимания, тоже присела с краю.
— Наливай! — потирая руки, оживлённо сказал Витёк.
Толян явно был солидарен с ним, потому что торопливо подставил два хрустальных фужера Будяку, который был на разливе. Тот чуть поморщился, но водку налил обоим доверху.
Я мысленно хмыкнула, на столе стояли миниатюрные рюмочки, тоже из хрусталя, из которых пили водку Будяк и Рогов. Но Толян схватил фужеры для шампанского. Чтоб уж наверняка. Явно чувствуется большая практика.
Лариска порыв мужа явно не разделяла, потому что злобно зыркнула на него исподлобья, но прилюдно комментировать воздержалась.
Наконец, водка и шампанское были разлиты, салаты-рататуи разложены по тарелкам и Будяк решил произнести тост:
— Товарищи! — веско сказал он, — буду краток. Предлагаю этот тост за главную виновницу торжества, так сказать, за самую расчудесную хозяйку и главу этого семейства — за уважаемую мною, да и не покривлю душой, если скажу, что и всеми вами — за нашу дорогую Римму Марковну!
Все зазвенели рюмками и фужерами, чокаясь, лишь одна Лариска сидела с выпученными глазами, пораженная, словно истукан.
— Так люди правду говорят! — прошипела она, сверкая взглядом на бедную Римму Марковну и на меня, — завела в доме чужую приживалку!
Я чуть шампанским не подавилась.
— Лариса, прекращай, — тихо сказала я ей, пытаясь замять назревающий скандал. Но Лидочкину сестру уже понесло и останавливаться она явно не собиралась:
— Понасобирала попрошаек полный дом! — завизжала она, — отца, сестру, всю семью побоку, а родную мать так вообще бросила! Да как твоя совесть позволяет! Да ты…
— Хватит! — стукнул по столу кулаком Будяк, да так, что посуда аж подпрыгнула и хрусталь жалобно зазвенел. — Я не потерплю этого в доме.
— Да она..!
— Хватит, я сказал! — припечатал Будяк так, что Лариска аж икнула и замолчала, ошарашенно зыркая на всех.
За столом повисла напряженная тишина. Слышался лишь стук столовых приборов. Все закусывали и делали вид, что ничего не произошло. Римма Марковна сидела с багровым лицом, каменной спиной, и блестящими глазами и не знала, куда себя девать.
Через пару мгновений подействовал алкоголь, все чуть расслабились и принялись резвее стучать вилками. Я уже почти выдохнула, как тут раздался звонкий голос Светки:
— Мама! Мама, а можно мы с Пашкой в его дворе в футбол немножко поиграем? Он меня обещал научить пенальти делать!
Светка, в спортивных трениках и розовой кофточке с рукавчиками-фонариками, от нетерпения аж подпрыгивала у стола, так что её огромный алый бант подпрыгивал в такт.
— Можно, Светочка, — вздохнула я, бросив искоса взгляд на изумлённую Лариску, и понимая, каким скандалом сейчас всё закончится. — Только вы там не долго.
— Хорошо, мамочка! — выкрикнула она, и, весело крутнувшись на одной ножке, ускакала со двора.
— Это ещё кто? — ледяным тоном задала вопрос Лариска с брезгливым видом тыкая пальцем на убегающую Светку.
— Дочь моя, — пожала плечами я и отпила глоток шампанского. — Светлана.
— Какая ещё дочь? — прошипела она, — у тебя нет никакой дочери Светланы! Ты с ума опять сошла!
— Есть, — ответила я, — приёмная дочь есть.
— Да как ты можешь?! Зачем тащить чужого ребёнка в нашу семью! Наша семья никогда не примет его!
— А это уже не твоё дело, Лариса, — отрезала я (меня она уже окончательно выбесила), — сейчас моя настоящая семья — это Римма Марковна и Света. И они были, есть и будут жить со мной. Потому что я так решила. Я так хочу. И я не потерплю никакого неуважения в их адрес. Ни от кого.
— Но я твоя родная сестра! — фыркнула Лариска. — Старшая!
— Родные сёстры не уводят женихов у сестёр, и не позорят их перед людьми. Не настраивают постоянно родителей против. Я не знаю, почему ты так ненавидишь Лидочку… то есть меня, но терпеть твоё хамство я больше не намерена. И меня твоё мнение глубоко не интересует.
— Да ты ещё учить тут меня будешь! — опять заорала она, вспыхнув.
— В моём доме я буду поступать так, как считаю нужным! — парировала я. — И, если ты не можешь себя адекватно вести — значит буду учить!
За столом одобрительно крякнул Будяк.
— И в больницу, где Лида полгода при смерти лежала, почему-то никто из родни ни разу не приехал, — внезапно подала голос ранее молчавшая Римма Марковна, которая весь этот разговор сидела с прямой, как струна, спиной.
— Ладно, Лариска, поехали отседова, — решил, наконец, показать кто в доме хозяин Витёк, торопливо закидывая очередной фужер водки в рот, — ты же видишь, как Лидка себя ведёт. Городская стала! Скурвилась окончательно.
— Погоди! — ледяным тоном остановила мужа Лариска, — мы ещё не закончили!
«Ну вот, сейчас по второму кругу всё пойдёт», — разочарованно подумала я. Витьку решила не отвечать, брезгливо.
— Так ты едешь к матери картошку полоть? — язвительным тоном осведомилась она, — мы тебе даже карету к дверям подали, барыня ты наша!
— Москвич! — гордо подал голос изрядно прикосевший Толян (они с Витьком выпили вдвоём почти бутылку водки, причём почти не закусывая).
— Нет, не поеду, — покачала головой я. — Если матери нужна картошка — я куплю ей мешок или два, сколько надо. Могу грузовик купить, если она столько съест. А пахать на всех этих плантациях ради повышения твоего благосостояния, Лариса, — это не ко мне. Не же-ла-ю!
Лариска и Витёк вытаращились на меня, словно юный альпинист на укусившую его глэтчерную блоху на леднике высоко в горах.
А мне было безразлично.
— Ещё шампанского, Лидия? — восхищённо спросил Будяк, наблюдавший всю эту возню с огромным интересом. Остальные гости хранили молчание и старались особо не отсвечивать.
— А давай! — согласилась я, судорожно размышляя, как бы выпроводить незваных гостей вон без особого членовредительства.
Кстати, как-то совершенно незаметно мы с Петром Ивановичем перешли на «ты». И это меня не то, чтобы сильно напрягало, но заставляло нервничать. Вот не люблю, когда ситуация выскальзывает из моих рук. А тут она явно вышла из-под контроля, причём так, что я и не заметила, когда всё это произошло.
Будяк, придерживая зажатый в моей руке бокал так, чтобы его пальцы касались моих, начал медленно наливать шампанское. Я аж смутилась. Лариска, заметив этот безмолвный монолог, брезгливо скривилась.
К ней подошёл Витёк и что-то прошептал на ухо. Лариска кивнула и сказала мне:
— Лида, а ну пошли-ка отойдём на минутку. Поговорить надо. По секрету.
Я взглянула на Будяка. Тот отрицательно покачал головой, мол, не вздумай.
— Пошли, Толян. Загостились мы тут, — мрачно сказал Витёк другану.
Толян встал и, пошатываясь, побрёл к калитке. К груди он нежно прижимал кусок пирога с ежевикой, от которого на его светлой рубашке расплывалось огромное пурпурное пятно. При этом Толяна ощутимо качало. Поэтому он шел крайне аккуратно, ступая, словно балерина. Например, тень от уличного фонаря он тщательно обошел по большой дуге, стараясь не наступить на саму тень. В одном месте тень была узкой и не прерывалась. Толян постоял секунду, что-то себе надумал и, высоко поднимая ноги, как журавль, осторожно переступил и пошел, пошатываясь, дальше.
— Ужас! И как он машину поведёт в таком состоянии? — ахнула Зинаида Ксенофонтовна.
— Да он же постоянно в таком состоянии, — насмешливо хмыкнул Рогов. — Ему так привычнее.
Я бросила взгляд на соседей. Они по-разному воспринимали всю эту ситуацию. Одна лишь Нора Георгиевна сидела и молча, с видом английской королевы, вкушала ажурное мясо, отрезая его маленькими кусочками.
Заметив мой взгляд, он отпила глоточек шампанского и печальным голосом произнесла:
— Мда-с, невыносимо грустно всё это. Глядя на таких вот родственничков, хочется воткнуть им в жопу по кусту сирени и станцевать ригодон.
Я на секунду ж зависла от изумления, потом расхохоталась — и все мои тревоги разом отступили.
И тут от калитки донесся возмущённый голос сестры:
— Лидия! Ты где там копаешься? Я же жду!
Я мимоходом взглянула на Будяка. Он внимательно смотрел на меня. Я пожала плечами:
— Надо идти. Иначе она никогда не отстанет.
— Я тоже, пожалуй, пойду схожу, — заявил Будяк и встал из-за стола. — Одна ты туда не пойдешь.
— Пётр Иванович, — вдруг подала голос Нора Георгиевна, — как лингвист лингвисту на ваш вчерашний вопрос отвечаю — более дикое, чем «да нет» — это «да нет, наверное».
Будяк громко захохотал и подмигнул ей. Он поручил Рогову продолжать вести застолье, а сам вышел со мной за калитку. Там уже стояли Лариска с Витьком. Толян сидел в машине и, кажется, спал.
— У нас тут дела семейные! — окрысилась на Будяка Лариска. — Тебя не звали!
— А я её муж, — не моргнув глазом, соврал Будяк. — Почти муж. Ну пока ещё не официально, но заявление мы к концу месяца подадим. Так что не стесняйся, будущая сестричка, говори. А я послушаю.
Лариска скрипнула зубами и многозначительно взглянула на Витька. Тот мрачно сказал:
— Пошли лучше выпьем, Пётр. Пусть тут бабы о своём, о бабском потрындят.
— Пожалуй, воздержусь, — отрицательно покачал головой Будяк. — И тебе советую. А у Лидочки от меня секретов нет. Пойми, Витёк, не терплю я в своей семье никаких секретов. Бабе же только волю дай — враз на пустом месте тайны всякие разводить начнёт. Потом и не разберёшься, что к чему!
— Да! Бабы они такие… — моментально завёлся Витёк, но сник под злым взглядом Лариски.
— Так, Петруха, пошли прогуляемся, — опять прицепился Витёк. — Покажи мне, где нужник у вас.
— Вон там, — показал рукой в открытую калитку Будяк. — За угол как зайдёшь, там будочка, синей краской выкрашенная. Не потеряешься.
Витёк ещё порывался что-то сообщить, но Будяк перебил:
— Иди давай, а то не донесёшь!
Витьку ничего не оставалось, как уйти. Лариска фыркнула и с вызовом глянула на Будяка:
— Я при тебе говорить не буду!
— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Будяк и повернулся ко мне, — так, Лида, прощайся с сестрой и иди к гостям. Я сейчас родню твою провожу и тоже вернусь. И кофту в доме возьми накинь. Ночь-то прохладная. Ещё простудишься.
Я мысленно хихикнула (мне вся эта ситуация всё больше и больше нравилась) и развернулась уходить.
— Лида! Подожди! — окликнула меня Лариска.
Я остановилась, сдерживаясь от смеха.
— Что, Лариса?
— В общем так. Слушай меня внимательно. Мы на семейном совете решили, что ты должна продать квартиру тёти Зины и разделить деньги на четыре части! — сообщила мне Лариска и смеяться мне сразу перехотелось.