- Бывает... - хмыкнул "тихий", присаживаясь возле второго кресла, где успела пристроиться девушка, на корточки и глядя на Альбину снизу вверх. А ты красивая... знаешь это?
Альбина знала, как знала и то, что никогда не сможет как следует воспользоваться этим даром природы - такова была ее натура. Одно упоминание об этом заставляло ее порой страдать, тем более ей не хотелось выслушивать комплименты от человека почти незнакомого, да еще в такой нелепой ситуации... если катастрофы вообще можно назвать нелепыми.
- Не надо, - замотала головой она. - Я прошу...
- Хорошо, не будем, - не стал спорить "тихий". - Давай лучше подумаем, что сделать в случае нового нападения. Я не очень-то полагаюсь на эту водосточную трубу... Ее явно создали для других целей. Веревка у тебя есть?
- Да, - рассеяно подтвердила Альбина, - в коридоре кладовка. Нижний ящик...
- Хорошо... пойдет на страховку. Ты полезешь первая в случае чего. Может и доползешь...
- А ты?
- А что - я? - рассмеялся он мелким смешком. - Я как в том анекдоте: возьму тяпку, зацеплюсь за край балкона и повисну.
"А Рудольф лазит по горам... то есть по ледникам, но ведь это одно и тоже?" - тупо вспомнила Альбина.
На перила балкона присело два голубя и один из них принялся громко ворковать.
- Какую тяпку? - спросила девушка вслух. - Я не понимаю...
- Обыкновенную, садовую. Я же сказал - это из анекдота. Если он в меня вцепится, то я его тяпкой, тяпкой...
- Так вы же оба упадете, - захлопала ресницами Альбина.
На этот раз "тихий" развеселился по-настоящему.
- Да ты и впрямь устала, девочка, - сказал он, переведя дыхание после смеха. - В этом то и весь анекдот.
- Все равно не понимаю... Откуда у меня возьмется тяпка?
- Ладно... - "тихий" понял, что развеселить девушку будет не просто. Смехотерапия доступна не всем, и если сам он смог окончательно совладать со своим страхом, для воздействия на Альбину стоило поискать другие методы. - А валерьянка у тебя есть?
- Есть. Только она на меня уже не действует. Я же не знала, что может произойти вот такое, - по-детски жалко сообщила она.
- Грустно... А что вообще у тебя есть? Ну вот охотничий нож... или просто крупный, разделочный у тебя найдется?
Альбина на секунду задумалась, потом отрицательно покачала головой.
- Нет, большие ножи мне не были никогда нужны... Да я и сама боялась их брать в руки.
Она смутилась, словно чувствовала себя виноватой перед "тихим" за свою непредусмотрительность. Квартира, водосточная труба, теперь - нож...
"Бедный ребенок из благополучного мира..." - ласково посмотрел на нее "тихий".
- Ну хорошо, задание для двоечников: где у тебя утюг? Уж он-то думаю найдется?
- Утюг? - поразилась Альбина. - Да... а что еще?
- Ничего... хотя, мне еще пригодилась бы швабра и... пожалуй, мне надо переодеться, хотя просить тебя об этом я просто не осмелюсь.
- Ну почему, - живо возразила Альбина, бросая взгляд в сторону шкафа и тут смутилась по-настоящему: висящая там мужская одежда - спортивные брюки и свитер принадлежали Рудольфу.
"А я и не подумал, что она может быть не одна" - ощутил неловкость "тихий". - "Да, поотвык я жить среди людей..."
"Руди... как я ему все это объясню?" - ужаснулась Альбина и по выражению ее лица "тихий" понял, что невольно помог ей прийти в себя окончательно - иначе вряд ли девушку стали волновать такие вещи.
10
Человек может привыкнуть ко всему. К горю. К счастью. К чрезвычайным происшествиям. Как только первичный шок, вызванный страшным известием, прошел, для большинства жизнь вернулась в свою колею. Что же касается полковника Хорта, то он не заметил, казалось, необычности данного ему задания - карантин, так карантин, изоляция - так изоляция, особый режим так особый режим...
Больше всего на свете полковник хорт любил порядок. Кроме него он любил еще только себя и свою работу, и сложно было сказать, что именно нравилось ему сильнее - и порядок, и работа, и он сам сливались в его собственном представлении в некую единую неразрывную систему. Порядок был для него таким же необходимым условием, как наличие воздуха, воды и пищи, работа помогала ему это условие создавать - мог ли он существовать без них? Поэтому то полковник Хорт относился к своему делу с удивительной честностью и поэтому-то его уважали, как принципиального и серьезного человека.
И все же полковник любил себя - а поэтому мечтал о большем. Мечтал о карьере. Кроме того, любовь к порядку опять-таки вынуждала его стремиться вверх - чем больше был, чин тем больше становились возможности. Да и сама работа изначально давала установку на необходимость добиваться повышения в звании - таким образом все его три привязанности создавали четвертую любовь к той вершине, до которой Хорт однажды мог бы дотянуться.
"Но почему - однажды? - спросил он себя, разглядывая им же самим начерченные планы эвакуации населения. - Почему - не сейчас?"
Вопрос был резонным: никогда еще полковнику не приходилось сталкиваться с делом такого масштаба.
"А ведь это - не хуже войны... Да нет, даже подлеще ее - если вдуматься, то окажется, что от успеха этого моего задания зависит судьба человечества... Можно только посочувствовать тем, кто не понял этого сразу... Эпидемия, карантин... Скучно, господа военные? А все от того, что мы не умеем широко мыслить... к счастью - не все."
Через несколько секунд Хорт был уже настолько окрылен открывшейся пере ним перспективой, что позволил себе улыбнуться - лишь хорошо знавшие его люди могут рассказать, насколько редко полковник позволял себе такую вольность.
"Главное - чтобы меня не отстранили прежде чем я сделаю первый ход. В нашем генералитете собрались не гении, иначе там уже давно шла бы драка за честь возглавить возглавить руководство карантинными работами. Итак, первым деловом, я обращаюсь на прямую к Президенту, предварительно оповестив при этом средства массовой информации, тут стоит подумать, как привлечь к этому делу иностранцев... Когда о моем разговоре станет известно, когда я сам расставлю точки над "i", скинуть меня уже никто не посмеет."
Еще через пару минут речь была уже продумана и полковник подошел к зеркалу, свысока глядя на свое отражение.
- Господин президент, - начал он репетицию, - я настаиваю на введении на территории всей страны чрезвычайного положения с предоставлением карантинной службе особых полномочий. Без этого мы ничего не можем сделать. Обстановка крайне дестабилизирована, в городе - паника, начались беспорядки и повальный грабеж. В столице митинги, к зданию правительства почти невозможно проехать. Так долго продолжаться не может - иначе вместо одного бедствия нам придется иметь дело сразу с двумя - нам придется унимать разбушевавшуюся толпу. - "А после такого заявления она еще как разбушуется", - усмехнулся еще раз про себя полковник. - Если мы и в такой ситуации станем играть в демократию, страну захлестнет хаос и ни о какой серьезной борьбой с эпидемией не будет и речи - ее масштабы превзойдут все ожидания...
- ...Я не люблю громких слов, но история со СПИДом должна была нас кое-чему научить. Под угрозу поставлено все человечество, - говорил он пару часов спустя, вытянувшись перед президентом по струнке, а в прищуренных глазах его прыгал презрительный и высокомерный огонек. - В данном случае любая мягкость - не настоящий гуманизм, а преступление, ему противоположное. Надо быть гуманнее к тем, кто жив, кто еще не заражен, а не к тем, чью участь уже решила болезнь. Пока возбудитель констрикторизма не выявлен, а посты за взятку пропускают из района кого попало - мы должны в любой момент ожидать появления констриктористов в столице. Только настоящая, строгая изоляция города - очага эпидемии - может несколько уменьшить угрозу. Нам не спастись без крайних решительных мер...
- Так что же вы хотите, уничтожения больных людей? - не веря своим ушам спросил его представитель власти.
- Нет - всего лишь спасения еще здоровых...
На этот раз полковник Хорт улыбнулся уже нарочно и усмешка его вышла жесткой и неприятной.
Он знал что говорил.
Он знал, что президент никогда на это не согласиться, Он знал, нормальные простые люди хотят жить. Он знал, что у входа его ждут журналисты и что вокруг грады здания правительства уже собралась охваченная страхом толпа... И еще он знал, что предлагаемый им выход и в самом деле может оказаться единственным.
- Но вы подумали, как мы будем выглядеть перед лицом мирового сообщества?
- Разумеется оно будет только благодарно своему спасителю. А все остальное - красивые слова...
На окраине тоже слушали радио - поэтому улочки, больше похожие на деревенские, пустовали, ставни и двери украшались массивными замками и сквозь отдельные щелки опасливо поглядывали на улицу настороженными глазами: не едет ли к ним по улице не торопливая беда. Даже нередких тут домашних животных трудно было отыскать - блеяли запертые в сараях козы, не топтали на лужайках редкую траву овцы, и, что выглядело почти загадочно, все кошки исчезли куда-то, сбежав из проклятого города, как крысы с корабля. Кстати и самих крыс поубавилось, как утверждали хозяева особо затерроризированных этими серыми нахалами домов. Но люди оказались смелей, и, хоть и не часто, но в том или ином доме хлопала дверь и кто-то, обычно увешанный рюкзаками и сумками, устремлялся или в сторону леса, если сумка лопалась от избытка затиснутых туда вещей, или, наоборот, к центру - тогда вся тара висела тощими тряпочками. Трусливо жались в будках сбитые с толку поведением хозяев сторожевые собаки. Одна из них, вопреки обыкновению, не подала голос, когда на улице появилась медленно движущаяся парочка: молодой парень с тяжелым подбородком и несколько скошенным носом и мужчина постарше, с колюче торчащей во все стороны стрижкой "отросший нуль", одетый в клетчатую рубаху с отросшими рукавами.
При виде их в домах начали пропадать последние щели, но не дома со ставнями похоже интересовали констрикторов - кем же еще могли быть эти двое? - в последнюю очередь. Молодой, передвигающийся чуть резвее, остановился напротив довольно богатой двухэтажной дачи и принялся с обычной для констрикторов неторопливостью высаживать плечом калитку. Завидя это, платный сторож дачи быстро пробежал по коридору в комнату на противоположной стороне дачи и выпрыгнул на клумбу: заключенный им контракт не предусматривал еще и защиту помещения от заразных сумасшедших...
Калитка с треском разлетелась, молодой потопал по песчаной дорожке на иностранный манер обложенной бортиком из белого кирпича, а в образовавшийся проход уже заглянул обладатель экзотической прически.
Дом был на сигнализации, но констрикторов этот факт волновал мало, впрочем вор сейчас вряд ли стал обращать на нее внимание - полицейские участки пустовали, или были перегружены работой совсем другого рода. Она сработала, когда во все стороны брызнули осколки ближайшего стекла - но это мало волновало разбившего окно человека в клетчатой рубашке. Он неторопливо перелез через подоконник, затем его примеру последовал и молодой.
Если бы в доме оказалась хоть одна живая душа, ей бы удалось пронаблюдать любопытнейшую картину - очутившись внутри помещения, констрикторы "выздоровели" на глазах - исчезли "характерные плавающие движения", осмысленное выражение появилось на только что тупых лицах, и оба переглянувшись захохотали.
- Ты - гений, Вороной, - подмигнул парень стрижке "отросший ноль".
- Ладно, брось трепаться, - отозвался тот. - У нас еще много дел.
Он похлопал своего сообщника по плечу и широким, демонстративным жестом распахнул дверцу ближайшего шкафа.
11
- Мы что снова должны куда-то идти? - удивилась Эльвира, потирая ладонью уставшие от долгой дороги ноги.
- Телефон не работает, - не глядя на нее, отозвался Рудольф. Ему все еще не верилось, что все происходит наяву, и от этого он ощущал тяжелую пустоту в душе. - А я должник...
- Что вы должны? - устало проговорила Эльвира. - Когда начинается светопреставление, никто уже ничего не должен. Нужно подумать, как нам выбраться из города, а все остальное - слова.
- Пожалуйста, я вам не помеха, - пожал он плечами. - А мне надо во-первых, дозвониться до своей жены, - (уточнять, что Альбина всего лишь его невеста, он не собирался), - а затем подумать, что я могу предпринять. В конце концов, я обязан...
Рудольф запнулся - он не мог и сам сформулировать что именно он был обязан. Он знал, что должен что-то сделать, иначе перестанет уважать себя, но и это понимание давалось крайне смутно.
...В горах часто все зависит от действий каждого. Или в любом месте, где человека подстерегает опасность?
Рудольф очень не любил себе в этом признаваться, но в нем уживалось сразу две личности, людей с разными жизненными установками, с совершенно не похожим типом поведения. Он ухитрился убедить себя в том, что это не так, что он целостен и един - но пропасть последнее время между этими двумя разрослась, угрожая уничтожить какую-то из частей. Какую именно догадаться было не сложно - второй Рудольф возникал обычно не на долго - в горах, во время отпуска, в то время, как первый занимался упрочением своего положения и делал это весьма профессионально, во всех смыслах этого слова. Сама избранная им дорога заставляла порой петлять, порой хитрить и ловчить, надеясь лишь на самого себя и на самого себя в конечном случае и работая. В коридорах того учреждения, куда забросила его мечта и судьба было не принято "идти в одной связке", а если этот термин и использовался порой, то обозначал союзы и блокировки совсем другого типа, чем в основном значении этого выражения.
Он старался избегать некрасивостей такого рода, как мог, но был реалистом, понимающим, что жизнь такова, как есть, и что не ему исправлять придуманные кем-то другим законы. Раз его вынуждают порой идти на компромисс с совестью - вместо того, чтобы таранить стены лбом, считал он, лучше постараться свести уступки темной стороны жизни до минимума. И все же порой они его тяготили, и только мысли о том, что вокруг полно зла более серьезного, чем его мелкие прегрешения, не позволяли Рудольфу потерять уважение к себе, во всяком случае - надолго. Он был честнее многих своих коллег, не ставил главной задачей нахапать себе побольше - и это уже само было достойно уважения: все относительно в этом мире...
Сейчас в его представлениях о жизни что-то сломалось - опасность напомнила о совсем других взаимоотношениях, напомнила о второй его личности и потребовала Поступка. Пока смутно, так, что Рудольф и сам с трудом осознавал это, но все же достаточно сильно, чтобы зудение совести становилось все нестерпимей.
Нужно было защитить Альбину - это дело выглядело совсем конкретным и простым.
Надо было подумать о том, чтобы не подставить под удар новую знакомую: каковой бы грубоватой и самостоятельной не выглядела Эльвира, она оставалась женщиной.
Надо было подумать и об остальных... о тех, кого он не знал, не мог знать, но о ком, через сопричастность к власти - пусть иллюзорную - был ответственен. Ответственен, как те, кого сейчас не было в городе. Как те, кто оставил его и подставил. Нет, больше чем они - все уступки совести всплыли вдруг из памяти, словно намекая: пришло время выбирать между подлостью и платой за свою нетвердость.
Стараясь избавиться от этих мыслей, Рудольф потер лоб. Ему стало тошно.
- Ладно не будем об этом, - проговорил он, не глядя на Эльвиру. Сейчас я... нет, мы, пойдем к одному человеку, это тоже недалеко. Затем я отправлюсь к жене. Если не хотите идти со мной - подумайте, как вы можете защищаться оставаясь в квартире. Она к вашим услугам. К сожалению, я сейчас не смогу проводить вас из города, хотя, если хотите, можете взять мою служебную машину... надеюсь, вас пропустят.
Эльвира не спеша подняла голову и прищурилась. В ее душе происходила подобная борьба, и потому на лице молодой женщины возникла вроде бы совсем и не уместная улыбка.
- Помните я вам сказала, что катастрофы быть может, нужны людям для того, чтобы они могли разобраться в себе, осознать свою истинную цену? заглянула она Рудольфу в глаза. - Так вот - я иду с вами. Я хочу ознакомиться с собой... и посмотреть, что из этого выйдет.
Рудольф удивленно взглянул на журналистку и ничего не сказал. Он очень хорошо понимал ее сейчас, как и то, что находясь рядом с Эльвирой и он будет мучить себя вопросом: кто я есть?
12
"Сюда никто не придет... сюда никто не придет..." - как заклинание повторял шестидесятилетний продавец, наблюдая за смутным мельканием человеческих фигур, просвечивающимся между зеркальными буквами "Охота".
Констрикторы не должны были появиться здесь потому, что это был магазин. Остальные люди - потому что магазин не был продуктовым.
На улице было людно, словно какая-то шальная демонстрация стихийно образовалась в этот момент и шла теперь по городу, протестуя против неожиданного несчастья. Занявшая большую часть стекла масляная краска мешала продавцу разглядеть подробности, но лишь одного он опасался всерьез - случайный камень разобьет витрину, впуская внутрь чужие взгляды.
Он хотел одного - отсидеться, а потом, когда шум поутихнет, как все остальные податься подальше из города.
"Сюда никто не придет... не придет" - не то убеждал, не то упрашивал он вывороченные зеленые буквы.
Неожиданно стекло треснуло, разлетевшись по магазину блестящим дождиком, расколовшись на более крупные части, со звоном опавшие сразу возле витрины, и покрывшись трещинами по краям, слишком надежно упрятанным в раму. Какая-то фигура возникла в проеме, заставляя продавца присесть но вряд ли она принадлежала констриктору - до сих пор никто из них не прыгал так резво и не размахивал баграми. Молодой парень в полосатой майке, плечистый, накачанный, как культурист, но не столь массивный, призывно махнул рукой, соскочил на осколочную россыпь и тут же через витрину в магазин хлынула целая группа таких же молодых, здоровых и зачем-то наголо обритых парней.
Это было уже нечто новенькое - продавец недоуменно заморгал.
Первый взломщик обвел помещение взглядом. Его лицо по природным данным могло бы быть привлекательным, но едва ли не все черты излучали затаенную внутри злобу или ненависть, что-то жесткое и безжалостное скрывалось в них. Он увидел высунувшуюся из-за прилавка макушку, он оскалился, демонстрируя крупные, ровные, но чуть желтоватые зубы и быстро шагнул туда.
- Вылезай, папаша, - поцедил он сквозь зубы. - Есть разговор.
Макушка зашевелилась, поползла вверх и из-за прилавка появились морщинистый крутой лоб, пегие брови и слезящиеся от страха глаза.
- Да? Слушаю? - неуверенно продребезжал голос продавца.
- Слушай, охотник, - ткнул пальцем в появившуюся грудь бритый качок, - нам нужны ружья. Раз власти нас на....., мы наведем порядок сами, понял? Так что пошевеливайся - у нас времени не так уж много. Эти сраные зомби плодятся как кролики...
Он посмотрел на продавца сверху вниз.
У каждого человека однажды происходит звездный час - но у вожаков и вождей он обычно совпадает с беспорядками. Сейчас этот безымянный парень чувствовал, как и полковник Хорт, что его час настал и не собирался его упустить.
- Ружья... какие ружья? - замотал головой продавец. Почему-то как раз в этот момент у него разыгралась изжога, и лицо его жалко скривилось.
- Ты, старый... Что ты тут рожи корчишь? - вспылил бритый.
Продавец втянул голову в плечи, окончательно утрачивая способность говорить.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему великанами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему бандитами.
Ворвавшиеся в магазин парни казались ему чем-то еще худшим, чем констрикторы.
Мог ли он дать им ружья при таком условии? Разумеется - нет, но мог ли он его не дать? И изжога от страха становилась все злобней.
- Последний раз спрашиваю по-хорошему, - гаркнул бритый и двое его подчиненных подхватила ошарашенного продавца под руки. - Где ружья?
Продавец жалобно замычал, устремляя свой взгляд на лосиную морду. Стеклянные глаза охотничьего трофея смотрели равнодушно и тупо.
"Сейчас что-то случиться..." - подумал продавец и втянул голову в плечи...
В то же самое время другой член той же компании по кличке Цицерон демонстрировал свое ораторское искусство, стоя на поваленной телефонной будке. Говорил он с жаром и вдохновенно - никогда у него еще не было столь обширной и, главное, внимательно слушающей аудитории. Не почт одинаковые лица давно из известных и изначально согласных с его словами - с идеологией их же группы - люди разных возрастов, убеждений, разноуровневые, изначально не похожие друг на друга, но превращенные в единое существо по имени толпа растерянностью и страхом.
- Кто - с нами? - вещал он, время от времени рефлекторно взмахивая рукой. - Все кто не хочет складывать руки и бросать своих близких на произвол судьбы, идите с нами. Если государство не может защитить нас от этих монстров - мы сделаем это сами. Я знаю среди вас есть настоящие мужчины, не падающие в обморок при виде крови. Эти констрикторы, эти зомби, убивают нас - так кто может запретить нам ответить им тем же? Братья - мы должны спасти город!
- Ну-ка, послушаем, - шепнул Рудольф Альбине, осторожно присоединяясь к собравшейся толпе. - Кажется, это любопытно...
- А что? - повернулся в их сторону какой-то незнакомец - верзила с всклокоченной шевелюрой. - Человек дело говорит... Бить этих зомбей надо... неча с ними церемониться...
- Кошмар-то какой, Господи, - подтвердила простоватая женщина в платке, ее внешность была типична для жертв чрезмерной домашней и прочей работы - не старая, но выглядящая старой из-за подаренных усталостью и неустроенностью морщин. - Что твориться... Защитить-то нас некому... так оно и есть...
- И то верно...
- Что ж... может быть, - хмыкнул себе под нос Рудольф. Вообще он и сам не знал, что не понравилось ему в этом агитаторе: защищаться надо было необходимо и срочно, и все же что-то в глубине души настораживало его, заставляло вслушиваться в яркие и сильные слова предвзято.
"Наверное я действительно оброс комом, - был вынужден одернуть сам себя Рудольф. - Разумнее всего - подойти к этому парню и поговорить с ним всерьез, такие как он - молодые, храбрые очень пригодятся в работе... Хотя я кажется догадываюсь, что именно мне не по душе - уж слишком легко бросается этот дружок словами об убийстве, о крови, о мести... Нет, решительно надо и самому мне поговорить с людьми. Вот только доберусь до радио... или ну его к черту, это радио!"
И, расталкивая локтями стоящих вокруг людей, он неожиданно для самого себя отправился к центру.
- Мы не можем дольше терпеть вокруг себя эту заразу, - все злее становились слова и интонации. - Или мы - их, или они нас...
- Верно, - закричал кто-то едва ли не на ухо Рудольфу. - Бить их надо, тварей, бить!
- Бей зомби!!! - задрожал воздух.
Кричали почти все. Даже облезлые кариатиды под балконом ближайшего дома, казалось, присоединились к общему крику.
- Бей констрикторов!
- Даешь оружие!!!
Эльвира едва поспевала в толпе за Рудольфом; видимо от предчувствия чего-то нехорошего или не менее потрясающего, чем само явление эпидемии, ее сердце учащенно билось.
- Люди, - прорвался вдруг крик совсем другой тональности; шел он с балкона: там стояла, перегнувшись через перила, щуплая женщина с худым вытянутым лицом. - Избегайте таких скоплений! - кричала она неумело, ей явно не хватало опыта подобных выступлений. - В условиях эпидемии это опасно: среди вас могут быть вирусоносители. Расходитесь быстрее по домам. - было похоже и на то, что она просто стесняется кричать в полный голос. Не рискуйте своим здоровьем, вы слышите? Это опасно!
- Так кого же мы ждем? Где полиция? Где наши городские власти? Они кинули нас, господа, элементарно кинули! Неужели и это западло мы должны спокойно скушать? Или может среди вас все же есть настоящие мужчины? снова и снова повторяя на разный лад бритый.
- Бей констрикторов!
- Расходитесь по домам - находиться в толпе опасно!
От мощности общего ора барабанные перепонки у людей готовы были потрескаться.
- Бей!
- Это о-пас-но!!! - стенала на балконе женщина. - Говорю вам, как врач...
- Где врачи, наконец? Они тоже бросили нас на произвол судьбы. Вы только одни можете защитить себя, но для этого нужно оружие...
- Бей зомби!
- Как же... быть? - тихо прошептал какой-то женский голос, и Рудольфу показалось, что он на миг заглушил шум все сильнее возбуждающейся толпы. Это ведь люди... тоже - люди... только больные.
Он обернулся и увидел глаза. Только глаза - полные странной глубокой тоски, не страха, даже не боли. Они блуждали, переводя взгляд с одного искаженного яростью лица на другое, задержались, встретившись с Рудольфом, и словно исчезли, растворились, скрылись за чужими голосами и спинами, как скрылся и сам шепот.
- Сидеть сложа руки - преступление...
- Бей, бей, бей!!!
Несколько последних спин расступилось пропуская Рудольфа к опрокинутой телефонной будке, он шагнул вперед и встал возле бритого, который тут же сделал удивленное лицо.
- Господа! - поставленным и натренированным голосом звучно начал Рудольф. - Этот молодой человек спрашивает, чем сейчас занимаются городские власти. Я, как их представитель... - поднявшийся в ответ на его заявление слова шум заглушил последнюю реплику.
Эльвира тихо ахнула и зажала рот руками.
Она никогда не принадлежала даже к низшим из власть поддерживающих и потому прекрасно понимала, чего может захотеть в таком случае большинство. Ведь и она пророй чувствовала желание кого-то побить...
Существует множество определений слова "толпа". Его дают и филологи, и психологи - кто только не приложил руку к этому делу. Одно из наиболее приемлемых определений звучит так: ТОЛПА - масса людей, характеризующаяся 1) отсутствием организованности, 2) наличием неудовлетворенных потребностей, 3) низким культурным уровнем его членов, 4) наличием вожака... Впрочем, последнее условие не обязательно - порой толпа возникает и без оного, с тем, чтобы в конце концов такового создать. И еще одно определение толпы, данное так же ученым, но слишком далеким от сопричастных к обществоведению наук - изучавшего медицину - дает представление о том что "это за зверь". По его мнению толпа - это некий живой организм живущий своими инстинктами, отличающимся от инстинктов а, стало быть, и стремлений, отдельных особей в нее входящих. Хорошенький аналог коллективного разума получается... Но и в том, и в другом определении есть общее и общим оказывается конечный вывод - толпой можно управлять, В первом случае - ну, хотя бы став тем самым вожаком, что пообещает удовлетворить те самые неудовлетворенные потребности, во втором - приручив это странное многоголовое и в то же время глуповатое существо. (Да не умнее ли каждая клетка человеческого организма всего тела в целом? как знать...)
Таких определений у полковника Хорта в небольшой общей тетрадке "полу форматке" набралось около восьмидесяти, и в каком бы обличье не предстало перед ним это коллективное существо или сообщество, или... да мало ли, как его еще обзывали - к встрече с ним он был готов уже давно. Повергающая иного в ужас, она вызывала у полковника мысленную нежную улыбку.
Толпа ожидавшая его у входа, не была исключением. Даже наоборот именно она являлась той Его толпой, ради которой он вопреки своей нелюбви к чтению просиживал свободные часы в библиотеках - это ее он должен был повести в скором времени, это она должна была стать его успехом и силой.
Полковник Хорт остановился на верхней ступеньке широкой официальной лестницы, позволяя разноцветной журналистской стайке самой подняться ему на встречу.
Со стороны города дул довольно ощутимо свежий ветерок, если бы не короткая стрижка, полковник выглядел бы сейчас еще романтичнее; чем писали о нем газеты - к его лицу очень пошли бы вьющиеся по ветру прядки.
- Что сказал президент?
- Будет ли принято чрезвычайное положение?
- Есть ли у нас надежда? На сколько велика угроза на сегодня?
Вперед высунулась плосколобая видеокамера с объективом, отливающем всеми цветами радуги, как мыльный пузырь.
Полковник Хорт сдержанно отмахнулся и строго сдвинул брови.
- Я отвечу на все ваши вопросы, но скорее всего, не здесь, - его голос звучал ровно и гладко, ничто не выдавало охватившего его волнения "Дождался!" - К сожалению, я должен вас разочаровать, как разочаровался и сам в способности нашего правительства принимать действительно решительные меры. Да, его методы были хороши в стабильной ситуации, когда все идет гладко - теперь же нашему президенту нелегко переключиться к решительным действиям. Это все, что я могу сказать сейчас. Мне остается разве что добавить - с этого момента вопрос - выживет ли человечество, зависит от вас. Если вы поддержите меня в том, что кому-то может показаться нарушением закона и конституции - я гарантирую, что зараза будет остановлена. В то же время, я подчеркиваю, что наши законы не виноваты в своей не жизненности - они тоже были хороши вчера. Но сегодня у нас сегодня...
Толпа ответила дружным ревом.
- И потому я считаю самым разумным создать в центре города временное укрепление, оборудованное медпунктом, где мы сможем дождаться помощи извне. Выходы из города сейчас перекрыты, находиться на улицах действительно опасно, как опасен и тот путь, что предлагает вам этот молодой человек. Если вы послушаетесь его, вы сможете уничтожить нескольких носителей вируса, нескольких больных - никак не обеспечить себе настоящую безопасность, как в убежище, где каждый будет под контролем остальных, куда необходимо будет снести запасы пищи, - Рудольфу показалось, что он повторяется, да и вообще все выступление оставляло желать лучшего - из-за отсутствия подготовки он выстраивал мысли как попало, произнося первое пришедшее на ум. - Стреляя же в кого попало никто, кроме врача не может сказать наверняка, болен тот или другой человек, я молчу уже сейчас о моральной стороне этого дела, и это неминуемо приведет к массе ошибок, которые кому-то, в том числе и вам самим будут стоить жизни. Вы все взволнованы, все напуганы - кто даст гарантию, что ваша рука нажмет на курок когда вам покажется, что человек движется чуть медленней остальных? Что вы не выстрелите в первую же показавшуюся из-за угла фигуру и не будете потом годами мучиться из-за того, что убили невиновного? Не исключено, что и укрепление придется защищать с боем, но там, сообща, мы во всяком случае избежим большинства недоразумений. Конечно, я понимаю, - он бросил взгляд на агитатора - тот стоял подбоченясь и ухмыляясь нехорошей ухмылкой, - в молодости мы все максималисты и нам всем порой хочется пострелять. Но большинство собравшихся тут, как я понимаю, взрослые люди, способные разумно оценить оба предложения. Так - что вы выбираете: укрепление, в котором будут находиться ваши семьи под защитой стен и вооруженной охраны, достаточно профессиональной, чтобы не палить по сторонам куда попало, или предпочтете охоту ради охоты, больше похожую на примитивную месть? Я буду ждать разумных людей в здании мэрии - именно оно наилучшим образом подходит для создания укрепления. Все, я сказал.
Рудольф перевел дух и почувствовал, что весь его лоб залит потом. Он был не готов к этой речи, совсем не готов... Да и не слишком ли непозволительно смелой она выглядела? Здание мэрии... какое он имел право звать туда всех подряд? В конце концов, там можно было отыскать секретные документы, да и вообще приглашение взваливало на него слишком большую ответственность, за которую вышестоящее начальство не погладит по голове...
Рудольф удивленно взглянул на окружающих его людей, на стоящего рядом бритого парня. Теперь он был готов разыграть из себя сумасшедшего - но сказанного не вернуть, жребий брошен... А возле опрокинутой телефонной будки стояла, поднимая вверх большой палец, его новая знакомая "Молодцом! Так держать!" (Эльвира давно уже не была такой искренней).
Толпа шумела. И сложно было прочитать что-либо конкретное в ее шуме. К крику "бей зомби" присоединился еще один - "в мэрию" и они глушили друг друга, превращаясь в бессмысленный набор звуков.
В это самое время в магазине продолжался разговор. Собственно, скорей его надо было назвать монологом: связанный продавец только глупо мычал и корчился, из ссадины по его лицу текла кровь.
- Где ружья, сволочь? - шипел ему на ухо бритый вожак, выдергивая на миг изо рта с резко поредевшими зубами скомканный носовой платок. - Ты будешь говорить или нет? Мочало, дай-ка сюда сигаретку!
Платок вернулся на место, тусклый огонек стал приближаться к судорожно задергавшемуся лицу.
- Слушай, шеф, - небрежно сплевывая слова остановил бритого щуплый парень, лысина которого отливала синевой. - Там какой-то кент развыступался, может, выйдешь?
- А пошел он... дай ему в лоб, я занят, - огрызнулся вожак. - Ну, так где у нас ружья?...
Рудольф не сразу понял, что произошло - возле агитатора вырос вдруг какой-то подросток, явно более деликатной комплекции, а затем что-то вспыхнуло и он понял, что лежит на земле.
Вокруг дрались.
Какое-то женское лицо склонилось над Рудольфом - в первый момент он Эльвиру не узнал.
- А здорово вы, - подмигнула она, помогая подняться. - Посмотрите, сколько у вас нашлось защитников - я даже не ожидала...
Рудольф оглянулся по сторонам. Разобраться, кто был его защитником, а кто противником было затруднительно - каждый дрался с каждым, умело, не умело, кто-то вопил, кто-то ругался, короче, царила полная неразбериха.
- Ну, что, пошли? - спросила-предложила журналистка, довольно ловко отбивая сумочкой чью-то руку.
Спорить Рудольф не стал.
13
Беды - компанейские товарищи, или наоборот - трусливые, поскольку в одиночку ходить не любят. Именно на эту тему рассуждал оператор-химик, передвигаясь между огромными газовыми баллонами, отдаленно напоминающими гигантский лоток с куриными яйцами к которым зачем-то приделали сверху тоненькие трубочки. Что придет вместе с эпидемией, он не знал и, будучи пессимистом, рисовал себе новые картины одну мрачнее другой - от атомной бомбы, сброшенной на город в целях скорейшей и полной дезинфекции, до все пожирающих крыс. Последнее было навеяно недавно просмотренным фильмом ужасов.
Размышляя о бедах глобальных и масштабных, он чуть было не пропустил мелкую аварию - где-то в конце коридора предупредительно замигала красная лампочка. Лишь зуммер, сообщающий о том, что утечка газа становиться опасной заставила его поднять взгляд и тут же схватиться за противогаз. Теперь он уже удивился, как не распознал сразу запах и не заметил легкий туман, делающий расплывчатым очертания баллонов.
Погладив черную, тускло блестящую резину, чтобы расправить комок сбившихся под ней волос, он вошел в проход, ведущий к месту аварии и остановился: там, за поворотом, в месте, на котором указывала лампочка, находился уже соседний участок.
Некоторое время он колебался - никому не хочется делать работу за товарищей-лопухов, но звук зуммера становился все призывней. Туман сгущался, а к красной лампочке присоединилась еще и зеленая - авария принимала масштабы, опасные для всего завода. Присоединился к разноцветной иллюминации и второй звук, тревожное "И-и-и... и-и-и... и-и-и...", вынуждая оператора прибавить ходу.
Противогаз сидел плохо и сложно было понять, что ему мешает - волосы, ухо, край которого чуть загнулся и теперь терся об резину, или что другое. Он терпел как мог, но возле самого баллона, с которого струйкой стекал похожий на сжиженный азот белесый дымок, не выдержал - в щели начал заходить запах. Оператор поднял руки, поправляя противогаз и в этот самый момент на его шее сомкнулись руки, одетые в прорезиненные "химические" перчатки... Вскоре измятое тело оператора уже скорчилось на полу. Констриктор начал выпрямляться, но неожиданно зашатался, рванул пятерней собственный ворот и принялся открывать рот, судорожно глотая помутневший от газа воздух. Вместе с хрипом из его рта вырывалась струйка пены, он замахал руками в воздухе, двигаясь быстрее обычного, но бессистемнее, и начал оседать на пол. Нет, это не было началом последней стадии болезни с баллона все сползала и сползала разбавляющаяся воздухом белесая струйка ненавязчивого яда. Ее уже хватило, чтобы цельной доползти до пола, который словно дымился - газ был тяжелее воздуха и скапливался внизу. Очутившись в его более концентрированных струях, констриктор замер очень быстро, а белый дым продолжал сгущаться над телами, хороня их в своих изменчивых клубах. Довольно быстро стелющееся по полу облако заполнило весь цех, начало толстеть и еще один химический предохранитель сработал, включая белый прожектор над входом а затем и аварийную сирену. Ремонтная бригада, как ни странно, не спешила отозваться на ее вой. Странно - для гипотетического наблюдателя, находящегося в затопленном газом цеху: на самом деле у аварийщиков была уважительная причина манкировать своими служебными обязанностями. Даже более, чем уважительная - констриктор уже успел посетить их дежурку и помочь им отправиться туда, откуда никакая сирена не могла их вернуть. Где-то через час происходил телефонный разговор, который иной циник мог бы признать смешным, да он и был таковым, если бы все не было так грустно.
- Идиоты! - кричал в трубку начальник управления городской службы газа, тряся головой, отчего в его лысине прыгали отражение украшавших стены многочисленных лампочек. - Был даже приказ - химические заводы не оставлять, они что там, с ума посходили? Да под суд их всех, начиная с директора. Что? Констриктор, говорите, побывал? Ну, так проверяли бы лучше своих сотрудников, посадили бы врача на проходную, что ли... Ну а мне какое дело, что заболевание в латентном периоде не диагностируется? Теперь полгорода сгореть может... Думать надо было - неужели не придумали бы, как этих гадов выявлять? Халатность это - и все. Такая утечка, такая утечка... Ну где я-то вам людей возьму? Только почему я и за констрикторов отвечать должен, я что - всегда крайний? Не слышу... повторите... ясно, будет сделано. Будет сделано, говорю! Бригада прибудет на место в течении часа. - Похоже, министр дал отбой: начальник управления службы газа протер лысину клетчатым, бело-синим платком и с жалобным видом посмотрел на свое отражение в настенном, невесть зачем привешенном зеркале. - Сами они констрикторы, - сказал он себе, вздыхая. - Задушили меня со всех сторон. А что я могу сделать?
14
Дверной замок заставил их вздрогнуть. "Тихий" напрягся, сжимая руки на древке швабры - к ее дальнему концу был привязан утюг; Альбина втянула голову в плечи.
- Мне открыть? - тоненьким слабым голоском спросила она.
- Чу-чу-чу... - зашипел на нее "тихий", взмахивая в воздухе своим импровизированным оружием. - А если там констриктор?
- Но... - Альбина изобразила неопределенный жест. Ей хотелось сказать, что констриктор вряд ли стал бы нажимать на кнопку там, где дверь можно было высадить едва ли не одним достаточно сильным ударом, но ей страшно казалось утверждать что-то наверняка.
- Подожди, - наморщил клоунский лоб "тихий". - Я взгляну сам...
Похоже ему в голову пришла одна и та же мысль и в точности так же он не решался открыть дверь сразу. Осторожно передвигаясь на цыпочках он скользнул к двери (спортивный костюм Рудольфа болтался на нем свободно, как тряпка), и приник к дверному глазку. Перед ним стояло искаженное гнутым стеклом мужское лицо: за спиной стоял еще кто-то, различимый еще хуже.
- Кто там? - прикусила губу девушка.
"Только бы не Рудольф... - думала она, косясь на брошенную у второго кресла синюю пижаму. - Он не поймет... Но кто это может быть? Ну и положеньице."
- Не знаю, - высоко поднял брови "тихий", поворачиваясь к ней лицом. - Давай, посмотри ты, только осторожно...
Альбина встала, от каждого шага сердце в ее груди понемногу екало. Лишь бы не он... лишь бы это был не он, не кто чужой... Разве могла она лишиться его спокойного голоса, излучающего уверенность, без его сильных массивных плеч, за которые можно было спрятаться? Как нужен он был ей сейчас - надежный, тяжеловесный, неизменный...
- Он! - выдохнула Альбина, отшатываясь от двери и одновременно протягивая руку к замку.
- Стой! - вскрикнул "тихий" и тут же прикусил язык, поняв, что протестует против ее готовности открыть дверь не только из осторожности. "Какое собственно, право я имею на эту девушку? - спросил он себя, опуская голову вниз, к выкрашенному под дерево линолеуму, - вот уж не думал, что буду ревновать первую встречную к первому встречному же мужчине - не глупо ли это? Озверел, одичал я там без женского пола - не иначе..."
- Да? - замерла Альбина.
- Это твой друг? - бросил на нее быстрый взгляд "тихий".
- Да, - не слишком уверенно отозвалась девушка. От нервного напряжения ее руки начали понемногу подрагивать. - Так я открою?
Она доверяла "тихому", полностью и безоговорочно доверяла. И он это понимал, отчего болезненно поморщился, чувствуя, что будет большой подлостью этим доверием злоупотребить.
- Ладно... Но что, если он заражен? - тоже без особой твердости произнес он.
- Эй, кто-нибудь дома? - донесся из-за двери приятный голос, который вполне мог принадлежать актеру или диктору. - Откройте!
- Констрикторы не разговаривают, - не то "тихому", не то самой себе сказала Альбина и дверь распахнулась.
- Ты?!
- Привет!
На какое-то мгновение все опасения оставили Альбину; два радостных взгляда встретились, две пары рук рефлекторно потянулись друг к другу навстречу... и остановились на полдороги.
Рудольф увидел "тихого".
Альбина заметила журналистку.
Но не только на их лицах возникло вдруг изумление: "тихий" вновь поднял брови, а Э.Светлая негромко ахнула.
- Вы?
- Боже... - Эльвира отступила на шаг и неожиданно вцепилась Рудольфу в плечо.
- Я же была на ваших похоронах...
Все четверо замолчали, изучая друг друга.
- Господа, - кашлянул наконец Рудольф. - Может, мы все-таки войдем? На лестнице стоять небезопасно.
- Да, вы правы, - подтвердил "тихий", - так что вы, госпожа Светлая, говорили о моих похоронах?
При этих словах Альбина испуганно зажала рот руками. Теперь она уже не знала, кто сумасшедший на самом деле - "тихий", эта незнакомка, или она сама.
Рудольф прошел в прихожую, едва ли не силой втаскивая за собой Эльвиру, Альбина этого почти не заметила - ее внимание было поглощено ее недавним спасителем.
- Этого не может быть, - зажмурилась и потрясла головой журналистка. Она быстро оправилась от короткого шока, но все равно не могла поверить своим глазам. - Но я же...
- Тише, - остановил ее жестом "тихий". - Так вы, говорите, были на похоронах? Теперь я понимаю, насколько я был наивен, надеясь, что за примерное поведение меня могут выпустить... Что ж, дорогая наша Светлая, у меня будет к вам большая просьба: считайте, что перед вами не я. Не вспоминайте того человека, который, по вашим же словам, умер - лучше представьте себе, что имеете дело с его двойником... или на худой конец братом-близнецом. Договорились? Если вдуматься, так это не так уж и далеко от истины - того человека и в самом деле уже нет, и я первый бросил камень на его могилу, превратившись в тихого... Теперь меня зовут так.
- Ничего не понимаю, - строгим голосом выговорил Рудольф.
- Руди, - шагнула к нему Альбина, прижимаясь к его груди, - только не сердись... Этот человек спас мне жизнь, когда констрикторы напали на больницу... Ему больше некуда было идти, вот я и пригласила его к себе.
- Еще бы - некуда! - подтвердил "тихий". - Меня даже успели похоронить за государственный счет. Кстати, - повернулся он к журналистке, - Это было почти сразу после того интервью, или немного погодя? Да, и еще - я рад видеть вас живой и здоровой...
Эльвира скрипнула зубами и Альбине удалось это услышать.
- Можно подумать, - отозвалась она, - что вы ставите мне это в упрек. Только ведь не я решаю, что можно печатать, что нет... Тот материал зарубили, как и многие другие мои материалы.
- Я вас ни в чем не упрекаю - вы нормальная здоровая молодая женщина и не мне требовать от вас самоубийства, - развел руками он. - Я действительно рад, что вас пощадили.
Возможно, он говорил искренне, но самой Эльвире поверить в это было сложно: ей не составило большого труда догадаться, какова была судьба этого человека. Пусть в общих чертах, без подробностей, но догадывалась, и от этого ей было немного стыднее. Обычно в таких случаях она сердилась и на себя, и на весь мир, и обычно же, больше всего на тех, кто невольно являлся немым укором ее совести. Сейчас она должна была сердится на "тихого", но гуляющая вокруг опасность, общее настроение, не позволяли ей сделать этого.
И еще ей было стыдно. По-настоящему.
- Да что же мы стоим? - пришла в себя Альбина. - Проходите в комнату. Может, чаю?
"Тихий" незаметно подмигнул девушке - такая ее реакция ему понравилась.
- Кстати... - проходя в комнату и опускаясь на диван, обратился к "тихому" Рудольф. - Я вас тоже кажется, знаю. Помнится, вы выступали на экологической конференции в...
- У, хватили, - махнул рукой в его сторону "тихий". - Когда ж это было? - и добавил негромко себе под нос: - И я там был.
"Что ж... - покривила губки Альбина направляясь на кухню за чаем, вот этого я ожидала меньше всего. Обидно чувствовать себя полной дурой, даже если тебя в любой момент может придушить заразный сумасшедший. А что еще она могла подумать?
15
Они шли по городу - разные, и вместе с тем похожие друг на друга. Ядро группы - или голову колонны, тут уж как кому больше нравится составляли молодые парни, но не только вокруг вожака поблескивали выскобленные бритвой черепа, просто уже человека через четыре от заводил их разбавляли новые члены компании, среди которых возникали порой и лысины возрастные, хотя преобладали нестриженые шевелюры, слегка подкрашенные сединой: в критические минуты стираются иногда возрастные ограничения. Охотничьи ружья, топоры, палки, ледорубы, багры, - все, что только можно использовать в качестве оружия было представлено в широком ассортименте, пожалуй, фантазии ополчившихся против эпидемии горожан могли бы позавидовать и славившиеся умением все превращать в орудия убийства ниндзя. В другое время сложно было бы представить на мирных невысоких улочках этого города подобное сборище, но теперь же ему никто не удивлялся, разве что наиболее осторожные прохожие норовили заранее убраться прочь с его дороги во избежание случайных недоразумений.
Донесшийся из одного из домов крик заставил шествие приостановить свое движение. Бритый вожак поднял палец, наступила выжидающая тишина. Крик повторился.
- Здесь, - коротко проговорил бритый.
Что бы ни творилось вокруг, и какие бы стихийные или прочие бедствия не терзали бы народ, всегда среди него найдется несколько человек, которые и под извергающимся вулканом умудрятся устроить пикничок, игнорируя тянущиеся прямо к ним потоки лавы - такая компания нашлась и здесь. Эпидемия, война ли - влюбленным все равно, раз свадьба назначена, раз приглашены гости, заказан зал и расставлены по столам блюда - чего же еще желать от жизни, зачем нарушать естественный ход? Авось, мимо пройдет беда, авось пронесет...
И пенилось в бокалах шампанское, и пестрели на выгнутых буквой "п" столах закуски, золотились жаренные гуси, пряталась в зелени рыба, ожидая своего часа темнели винные бутылки... Грех пропадать такому добру: и полон был зал, и песни пели, и визжали от радости... А невеста-то как хороша ну просто Венера выходящая из пены кружев: нежное личико, светлы локоны с золотой искоркой, глаза - синие блюдца... Кричали "горько", целовались по получасу - да что говорить, счастлив тот, кто влюблен.
Но не эту полную жизни картину застал бритоголовый разведчик, первым поднявшийся в разукрашенный воздушными шарами и цветами зал - часть стульев валялась на полу, опрокинутая в спешке, метались по залу полупьяные гости, орали, вопили что-то отнюдь не радостное, а у почтенного места происходило что-то вроде бы непонятное - златокудрая Венера обнимала нежными тонкими ручками шею свидетеля, а тот хрипел, выпуская изо рта кровавые пузыри. Изящно очерченная верхняя губка невесты чуть приподнялась, лицо ее выглядело полностью бессмысленным, как у большинства констрикторов, скорей, она казалась просто сильно сосредоточенной на каком-то своем очень важном деле. Изредка ее длинные ресницы слегка моргали от прилагаемых усилий - не часто ей приходилось так трудится.
- Милая моя, что с тобой? - лепетал жених с еле наметившимися усиками, он выглядел испуганным ребенком. - Опомнись, солнышко...
"Солнышко" его не слышало - все сильнее хрупкие пальчики с аккуратненькими ноготками впивались в откинувшуюся назад шею.
Никто не заметил в общей суете, как "разведчик" сунул в рот два пальца и издал резкий протяжный свист, тотчас лестница задрожала от топота десятков ног и, срывая двери с петель, в зал ворвалась разношерстная толпа.
- Десятый, - отметил на ходу бритый вожак. - Вперед, ребята!
- Стойте, да что вы делаете! - вскричал ломкий высокий не по мужски голос жениха, когда людская лавина окружила невесту.
В воздухе замелькали багры и ломики - патроны берегли для менее удобных случаев.
- Ты что-то вякнул, недоносок? - развернулся в его сторону бритый вожак. - Сгинь, слякоть!
Глаза его налились кровью, на лежащих на ружье руках вздулись синеватые шнуры вен, что-то звериное, дикое проглядывало теперь в его облике и жених, в самом деле почти подросток, замер под его взглядом от неожиданного страха - до сих пор жизнь не представляла ему необходимости бороться. Заметив его испуг, вожак оскалился, но тут раздался женский крик. Нет, его испустила не невеста - хотя описание симптомов заболевания и упорно забывала отмечать такой факт, ни кто не слышал голоса констрикторов: они молча убивали и молча ум умирали сами, скорей всего вскрикнул кто-то из гостей, но, так или иначе, жених вздрогнул, сжал в ниточку губы и с несвойственной для себя дерзостью уставился на вожака.
- А вы не сделаете этого! - заявил он, вздрагивая плечами при каждом произносимом звуке.
- Что? - поразился бритый заводила. - Мне послышалось, или как?
Глаза жениха-мальчишки расширились, сердце оцепенело от ужаса, но губы уже вновь открылись:
- Вы не имеете права ее трогать, она больной человек! - восхищаясь своей пьянящей смелостью и пугаясь ее же проговорил он.
Локоть вожака ушел назад, вызывая из толпы здоровенного "амбала", перед которым бледнели шары даже его собственных мускулов.
- А? - возникла со спины туповатая рожа со свиными глазками и выпяченной вперед челюстью.
- Вмажь ему, - бросил вожак, показывая жениху свои передние зубы. Первый же удар смел мальчишку под стол.
- Бей зомби! - потрясая в воздухе кулаками, выскочил из толпы взлохмаченный человек, годящийся бритым в отцы.
- Бей!
- Дави стерву!
- Так им!!!
Оглушенные этими жаждущими крови воплями, жених-мальчишка закрыл уши и попробовал привстать, в его голове невыносимо шумело после удара, по лицу текло что-то липкое. Неожиданно вспыхнувшая в голове боль заставила его вскрикнуть и застонать, привлекая к себе внимание стоящего рядом врага.
Бритый вожак наклонился, выпрямился снова и, прицелившись, двинул мальчишку в нос носком тяжелого, подкованного железом ботинка.
- Кончайте, ребята, - позволил он, и толпа схлынула, оставляя на месте избиения бесформенный комок в котором сложно было узнать теперь женское тело. Таяли, пропитываясь кровью, последние клочки кружевной пены. - Уходим.
Зал опустел быстро, лишь одна живая душа - да и та еле держащаяся в теле - осталась в нем. Жених вытер рукавом стального цвета текущую из разбитого носа кровь, всхлипнул, пополз на четвереньках (боль мешала ему встать на ноги), и вдруг с воем встал на колени перед истерзанными останками подруги.
- Милая, что с тобой сделали!!!
...А по телевизору транслировали пресс-конференцию и экран то и дело заполняло мужественное лицо с удивительно холодным взглядом - для тех, кто был внимателен. Как уже было сказано, телевидение не передавало излучаемую Хоротом подчиняющую других энергию, но зато в его власти оставались знания и слова и ими он пользовался, как мог.
- Вопрос к полковнику, - приподнялся с места бородатый журналист.
Кроме Хорта, за длинным столом, уставленным через каждые полметра графинами с чистой водой, восседал еще и министр здравоохранения, но его присутствие играло роль скорее декоративную: вопросов ему почти не задавали да и те, что адресовались в его адрес носили в основном характер чисто медицинский, вроде "Как распознавать заранее больного констрикторизмом" или "Известны ли уже пути заражения".
- Так вот что я хотел спросить: всем известно, что констрикторизм болезнь, значит вы требуете истребления, убийства - будем называть вещи своими именами - больных людей. А как же поступать с такими понятиями, как "гуманизм"?
Глаза полковника на миг оживились. Это был вопрос из тех, к которым он заранее готовился. Ему уже приходилось отвечать на него президенту, многим другим людям калибра помельче, встречи с которыми можно и не упоминать, и Хорт знал, что окажется на высоте. В конце концов, гуманизм те же придается - так считал он - и человеческая натура начинает требовать свое...
- Наши законы слишком часто проявляют гуманизм не к месту и не в меру - эти и подобные слова он не раз слышал в случайных разговорах то в случайных разговорах то в транспорте, то просто на улице.
Если хочешь, чтобы тебя поняли - говори на языке слушателя, если хочешь, чтобы и он захотел тебя понять - говори о том, что он считает своим открытием. - Да и можно ли назвать гуманизмом то, что например маньяка-убийцу, на чьей совести - не одна человеческая жизнь, не расстреливают, а признают невменяемым и помещают в комфортабельные больничные условия, где он жиреет за ваш же счет, и однажды вновь выходит на свободу, если врач увидел в нем улучшение, чтобы тут же начать снова убивать? - этот пример тоже был не нов, но Хорт не собирался открывать Америку. Наоборот, он верил: чем избитее, примитивнее будут его аргументы, чем большему количеству людей могут они прийти в голову и без его помощи тем больше сторонников найдет он, тем больше у него шансов на успех. Значит вот к нему у нас отношение гуманное. А к его жертвам? Смогли бы вы простить ему, если бы пострадала ваша жена или дочь? Нет? Так почему же вы равнодушны к чужим женам и дочерям? Лично я предпочитаю в первую очередь думать об их безопасности, чем о сохранности их же убийц. Время требует от нас выбора - эпидемия ширится, а констрикторы - убивают. Убивают дважды тем, что душат всех, кто окажется рядом и тем, что заражают вокруг себя все, плодя все новых и новых убийц. К тому того, они и так обречены: болезнь их заканчивается смертью. Я предлагаю лишь ускорить естественный ход событий, помочь им уйти в мир иной прежде, чем они натворят много бед. Спасать нужно тех, кого можно спасти. Такой ответ вас удовлетворит?
- Вопрос к министру здравоохранения. Правда ли, что лекарство против констрикторизма еще не открыто?
Министр отвечал мягким, едва ли не воркующим голосом, но стандартные формулировки (а еще больше - бегающие в разные стороны глазки) производили не лучшее впечатление на зрительскую аудиторию.
- В данный момент нам выделено около миллиона государственной дотации. К исследованиям привлечены лучшие специалисты, в том числе и ряд зарубежных, так же я должен отметить, что эпидемию пока удалось локализовать в пределах одной области...
Улучив удобный момент, полковник жестом подманил к себе оператора и неожиданно вклинился в чужой ответ.
- Узнаете знакомые речи? - риторически поинтересовался он у наставленного объектива. - То же самое мы слышали, когда каждый третий житель нашей страны умирал от СПИДа, теперь история повторяется. И хуже того: больные СПИДом хотя бы не душили здоровых людей. Это - во-первых. Во-вторых: а как вообще господин министр представляет себе лечение констриктора, которого невозможно связать даже впятером, тем более - в одиночку? Но, пусть он предусмотрел и это - остается третье возражение и самое главное: знают ли господа слушатели и зрители, о том, что господин министр а так же все упомянутые им специалисты и в глаза не видели ни одного больного констрикторизмом? Кого же и как они могут лечить? Господин министр, ответьте - найден ли вирус, вызывающий эту болезнь?
- Нет, но...
- Комментарии излишни, не так ли?
- В данный момент, - заученно заученно заворковал министр, разрабатываются методы защиты медицинских работников при контакте с больными констрикторизмом. Когда средства защиты пройдут предварительные испытания, мы доставим в лабораторию группу больных, на которой будут опробоваться создаваемые нами лекарственные препараты.
- Но на сегодня реальных пациентов у вас нет, не так ли? - прищурился полковник.
- Они появятся в ближайшем будущем, - не сдавался его невольный оппонент. Ни когда еще во время пресс-конференций ему не приходилось отбивать "атаку с тыла": обычно огонь вопросов велся из зала, и сам этот факт уже сильно сбивал министра с толку.
- Итак, все сказано, господа, - обратился к журналистам полковник Хорт. - Исследования ведутся... Нет, я не возражаю против них - пусть себе тратят эти полтора миллиона, лишь бы это не мешало мне защитить вас. Если они успеют вылечить хоть нескольких - я первый поклонюсь им, но если не принять мер более решительных и действенных, наша общая альтернатива будет такова - или быть задушенным, или самому задушить пару соседей, чтобы затем и самому сдохнуть под забором. Выбирайте, господа.
После этого заявления в зале ненадолго воцарилась тишина, затем с места поднялся долговязый молодой человек в яркой пестрой куртке.
- Вопрос к полковнику. Значит ли, что ваш план сводится только к физическому уничтожению носителей болезни?
Глаза полковника вновь на миг оживились - этот вопрос тоже был "хорошим". Если бы у него была возможность купить несколько "подсадок", то ни чего более удобного не смог бы придумать и он сам.
- Совсем нет, - отчетливо выговаривая каждое слово, возразил он. Это лишь одна из огромного комплекса защитных мер - лишь ее дискуссионность заставила вас, господа, отвлечься от плана в целом. Итак, план в целом выглядит так: первое: полная изоляция эпидемиологически опасной зоны. Не посты на дорогах, которые кого угодно пропускают к вам за взятки, а настоящее оцепление воинскими частями. Дальше - для того, чтобы эта мера сработала, требуется разрешить применение оружия для пресечения попыток выхода за пределы контролируемой зоны. Второе - организация эвакуации. Я против того, чтобы жители охваченного эпидемией города остались без защиты. Выпустить же их без контроля мы тоже не можем, так что все эвакуируемые лица будут помещаться на такие же охраняемые карантинные станции под наблюдение врачей и военных.
Они будут проживать там, покуда не пройдет так называемый латентный период заболевания - момент с начала заражения до проявления первых симптомов. Те, кто выдержит проверку, будут отпущены под наблюдение более мягкое, а затем и вовсе от него избавятся. Кроме того, надо будет принять ряд мер по поддержанию порядка в самом городе, о чем сейчас все попросту забыли. И, главное, что мы не должны забывать ни на миг: мы - спасители, а не каратели...
- ...Толковый мужик, - кивнула в сторону телевизионного экрана Эльвира. За короткое время она успела продымить всю комнату, от густого сигаретного дыма Ала то и дало кашляла, но сделать гостье замечание так и не решилась. - Он прав на все сто процентов. Помогать надо живым.
- Фашизм, - негромко проговорил "тихий", поигрывая пальцами на рукоятке швабры.
- Что вы сказали? - повернулся к нему Рудольф.
- Ничего. Вам послышалось, - возникла в ответ клоунская усмешка.
- И мне тоже? - поглядела на "тихого" и Альбина и под ее взглядом он усмехнулся еще сильней.
- Я оговорился, - ответил он. - Это не то слово. Просто случайная ассоциация. Уничтожение одних ради блага других... истинного или надуманного блага. Этого в истории было достаточно, вот я и вспомнил один из самых ярких аналогов.
- Так вы считаете, что Хорт не прав? - Эльвира потушила недокуренную сигарету. - Почему? Поверьте, мне интересно ваше мнение.
- Мне тоже, - поудобнее устроился в кресле Рудольф. Присутствие "тихого" в альбининой квартире все же несколько раздражало его, как и то, что этот человек... (Кем же он был? Химиком? Экологом? Так или иначе каким-то ученным...) - Хотя это - всего лишь ваше мнение.
- Ну, не скажите, - вставила вдруг Эльвира, прежде чем "тихий" успел открыть рот. - Когда спрашиваешь пророка... можно ли считать его мнение его личным?
- Ого! - приоткрыла рот Альбина.
- Она шутит, - неловко указал жестом на журналистку "тихий".
- Не скромничайте! - Эльвира не собиралась отступать. - Господа, знаете ли вы, что перед вами находиться человек, предсказавший появление констрикторизма еще около пяти лет назад?
- Что? - Альбина вскочила с места. Мысли вихрем завертелись в ее голове: "Он - пророк? Настоящий, а не человек, возомнивший себя пророком? Уж не за это ли его заперли в сумасшедший дом - до тех пор пока его предсказания начали сбываться? Психи ведь верят в свои сверхъестественные предсказательские и прочие способности... конечно на их фоне настоящего пророка тоже примут за психа. Но почему тогда он сейчас не признается боится, что его вернут обратно туда? И какое отношение ко всему этому имеют похороны... или... - от этой мысли брови девушки поползли вверх, он и в самом деле умер и теперь воскрес? Если он действительно..."
Она была готова поверить во все, что угодно.
- Это серьезно? - усомнился Рудольф. Вот у него ни Эльвира, ни "этот тип", как он называл про себя "тихого" особого доверия не вызывали.
- Ладно, - нехотя согласился тот. - Объясняю: я говорил о том, что мы в любой момент можем столкнуться с новой страшной болезнью. Про констрикторизм я не упоминал, поскольку действительно не являюсь пророком, - последняя его усмешка явно была адресована журналистке. - А ход моих рассуждений был таков: после того, как наша республика в свое время пыталась преодолеть экономический кризис, за большие деньги позволяя зарывать на своей территории радиоактивные отходы - надеюсь, вы слышали про такой факт? Нет? Ну ладно, это было - вот и все, что я могу сказать по этому поводу... Так вот, после этого естественно стало ожидать, что пойдет волна мутаций. Но так как мутации крупных живых организмов или летальны, или, даже в самом худшем случае, могут создать разве что монстра-одиночку, хорошего только для фильмов ужасов, но вовсе не такого уж страшного в реальности, так как его довольно быстро удалось бы уничтожить, на самом деле спасаться стоило мутантов совсем иного рода, мутантов-невидимок. Вирусов, бактерий, грибков - короче, тех товарищей, что видны нам только под микроскопом, но вред причинять умеют. Вторым шагом моих размышлений по этому поводу было то, что у болезнетворных микроорганизмов отметили одну любопытную особенность: при искусственном облучении они крайне редко создают принципиально новые виды, зато склонны порой превращаться в других возбудителей болезней уже известных. - Вначале "тихий" говорил нехотя, но вскоре распалился и преобразился прямо на глазах: исчезли смешные ужимки, глаза заблестели и от азарта и от уверенности в своей возникшей вдруг правоте. - Например: вирус гриппа может превратиться в вирус вирусного гепатита с вероятностью в сто раз большей, чем в вирус СПИДа и в миллионной - в какой-то вирус, еще неизвестный. То же самое и с бактериями - холерный вибрион может при достаточно долгом воздействии ионизирующего излучения мутировать в бледную спирохету, может даже однажды стать кокком или палочкой другой систематической группы, но почти всегда вызываемая им болезнь будет уже зафиксирована во врачебных справочниках. Почти... Это не чудо - наоборот, все объясняется довольно просто. Размеры бактерий и тем более - вирусов ничтожно малы, воздействию мутагенов они подвергались сравнительно чаще, чем все остальные живые организмы, хотя бы из-за тех же размеров и отсутствия таких механизмов защиты, как дублирование генного материала и так далее... Плюс к этому, их жизнь коротка и если исчислять возраст видов количеством смен поколений - они старше нас в триллионы раз. С другой стороны, отличия одной бактерии от другой обычно не так заметны, как отличия многоклеточных, хотя - это уж как посмотреть. Ладно, последний фактор отбросим, как спорный, но и первых уже достаточно, чтобы прийти к определенному выводу: в мире микроорганизмов набор вариантов практически исчерпан. Во всяком случае, вариантов основных. Но я подумал о том, что какие-то редкие болезни могли быть описаны... ну, скажем, в тех же сказках и легендах. Вспомнил Зомби - не тех, что создаются с помощью гипноза и химии, а некоторые побочные легенды: живые мертвецы - то есть, истолкуем это так - люди, лишенные личности, но способные еще на активные действия... Они агрессивны, убивают других и способны их делать похожими на себя - свойство, характерное именно для инфекционных больных. То же самое - разные оборотни, вампиры и прочие... Вирус, от которого у человека в качестве побочного симптома растет шерсть - может быть такое? А то, что выделяемые микроорганизмами побочные химические вещества могут оказывать влияние на поведение - это доказано давно и не раз. Вот и все мое пророчество, - развел он руками - как видите, никакой мистики. Я же объяснял вам, - едва ли не с укоризной "тихий" обратился к журналистке.
- Да, для неспециалиста и на слух это понять не легко, - отметил Рудольф, - но я рад, что это звучит почти научно. Или научно, простите.
- Руди, - скривилась Альбина, она не ожидала от своего друга такой бестактности.
- Что поделать, - маска клоуна вернулась на вытянутое лицо "тихого" я сам был бы рад оказаться мистиком-предсказателем - это занятие более благодарное. Во всяком случае, их заживо не хоронят.
- А я думаю о Канне, - задумчиво проговорила Э.Светлая.
Эта ее мысль потом долгое время служила доказательством сторонников версии, по которой профессор был все же убит. "М. за предсказание эпидемии объявили сумасшедшим и исключили из жизни, - записала она в своей книжечке. - А Канн?"
- О Канне? - "тихий" отложил в сторону свой шваброутюг. - Что с ним случилось?
- Он тоже в некотором роде предвосхитил сегодняшние события. Почему-то, говоря это, Эльвира предпочла смотреть в окно. - И погиб. Авария.
- Бог мой... - кулаки "тихого" рефлекторно сжались, улыбка пропала с его лица. - Так мне действительно повезло...
- Послушайте, о чем вы? - раздраженно перебил обоих Рудольф: только сейчас до него дошло, о чем идет речь и чиновничья часть души его взбунтовалась. - Оглянитесь вокруг - до обсуждения ли прошлого сейчас? Мы собираемся строить укрепление, переоборудовать для этого здание мэрии. Работы много, хватит на всех. До времени общего сбора я предлагаю немного отдохнуть, женщинам лучше прилечь поспать, надеюсь, Ала, снотворное у тебя найдется?
- Ты в своем репертуаре, - с облегчением вздохнула девушка. Организатор...
- А мы по очереди будем охранять ваш сон, - радостно подхватил "тихий", ему и самому уже не терпелось сменить тему разговора: воспоминания не лучшим образом действовали на нервы, которые следовало поберечь на ближайшее будущее, когда обстановка ухудшится. - Верно?
- Даже без очереди - пусть они просто немного наберутся сил.
- А я возражаю, - тряхнула головой Эльвира. - Еще не вечер, и вообще...
- И в частности, - передразнил ее "тихий". - Давайте, мадам Светлая, баиньки - ночка может оказаться слишком веселой для такой роскоши. И если вы согласитесь, берегитесь - я вам такого напророчу!
16
Хорт не знал только одного - когда они успели нарисовать его портрет. Огромное белое полотнище с его лицом поднялось над толпой, закрывая собой более мелкие транспаранты с лозунгами (часть из них была заранее заготовлена по его приказу, но большинство были плодом самодеятельности его новоявленных поклонников). Толпа шла к зданию правительства.
Туда же двигалось несколько автомобилей.
- Надо что-то срочно предпринимать, - посоветовал начальник охраны президенту, - не то они разнесут все... Может, вызвать войска?
- Да, я согласен, - растерянно пробормотал президент. У него сейчас болел живот - так его организм всегда реагировал на излишнее нервное напряжение.
- Войска вызывать не надо, - неожиданно шагнул от двери ему навстречу майор "спецназа". - Войска уже тут. Через несколько минут здесь будет полный порядок... только распишитесь вот тут.
Президент взял протянутый лист, ручку и недоверчиво уставился на бумагу.
- Ну, слава Богу, - проговорил начальник охраны, глядя, как за окном виснут на ограде десятки и сотни человеческих тел - их было слишком много, чтобы пропустить по ней ток...
- Но что это?! - вскричал президент, отшатываясь.
- Указ о том, что вы передаете полномочия господину Хорту, бесстрастно объяснил майор, возвращая президенту отброшенный в сторону лист.
...наверное, это был единственный переворот - военный переворот в истории, который дружно встретили на "ура"...
17
Остаток дня они провели за работой столь рутинной, что даже кошмар решил не вмешиваться в ее монотонный ход. Альбина перебирала доставленные из дома медикаменты, "тихий", как и большинство горожан, влился в строительную группу, изредка помогая на кухне, когда отвыкшие от физического труда руки и ноги начинали бунтовать. Рудольф увлекся общим руководством так, что, казалось, полностью забыл обо всех и вся. Он находился сразу на десяти участках - и нигде, во всяком случае, за весь вечер, незаметно превратившийся в ночь а после и в утро, его одни видели сотни раз, а другие безуспешно старались найти для короткого разговора. Не видела Рудольфа и Альбина, но ей было и не до того, если она и вспоминала о нем, то лишь с благодарностью за то, что он дал ей таки выспаться.
Работа, работа, работа...
В десяти километрах от города тоже работали: у обочин тормозили грузовики, сгружая огромные деревянные катушки, вбивались в землю колья и стальной нитью повисала между ними проволока.
К обороне от констрикторов готовилось возводимое в центре города укрепление.
К обороне от констрикторов готовился окружающий город мир.
В куске пространства между кирпичной стеной укрепления и колючей проволокой, цельным кольцом опоясавшей город жизнь тем временем шла своим чередом. Грустная жизнь. Страшная...
Вокруг дома росли розы, они заполняли весь палисадник и уходили дальше, в сад. Внимательный взгляд сразу мог заметить, что их кусты шли не сплошным массивом - посадка была разбита на мелкие клумбочки и розы на каждой имели свою окраску: чувствовалась рука любителя поиграть в выведение новых сортов. Интересен был и сам дом, похожий отделкой на игрушечный: яркие разноцветные полосы и резьба щедро украшали фасад.
К дому по узкой асфальтовой тропке медленно "плыли" двое - Вороной и второй, безымянный жулик. Добыча обещала быть богатой: не каждый мог позволить себе стоить такие вот очаровательные домишки и тем более платить садовнику профессионалу за эксперименты с розами. Сигнализация, щедро оплетавшая не только калитку, но и бордюрчик тропинки только лишний раз подтверждал это предположение, но напрасно она заставляла надрываться звуковой сигнал - до него никому не было дела.
Безымянный жулик захихикал и нырнул в выбитую дверь. Вороной последовал за ним.
В глубине будки, также экзотически разукрашенной в народном стиле заворчала собака, но высунуть нос не решилась. Уже второй день она сидела некормленой, никто из хозяев и близко не подходил к ней, от чего защитницкий дух в ней поубавился, сменившись тоской. Лаять на грабителей ей совсем не хотелось.
Вороной подошел к небольшому трюмо, на котором стоял добрый десяток коробочек для украшений, взяв одну в руки, он убедился, что их содержимое хозяева не потрудились захватить с собой. Пусть чисто золотых вещиц у зеркала было немного - ни одну из них нельзя было причислить к дешевке.
- Давай сумку, - приказал он своему напарнику.
Тот не отозвался.
- Ты что, оглох? - с недовольным видом повернулся к нему Вороной. Второй жулик продолжал играть - взгляд его тупо смотрел сквозь приятеля, руки со скрюченными пальцами вытягивались вперед...
- Бросай дурить, - недовольно, нет даже более того - возмущенно приказал Вороной.
Скрюченные руки, не меняя темпа, потянулись к его горлу.
- Ты, скотина! Кому говорю - прекращай! - все сильнее кипятился он, когда пальцы прикоснулись к кадыку и начали сжиматься. - Ах ты сво...
Он не договорил.
Констриктор - уже настоящий - разжал покрывшиеся красным руки и тело незадачливого, хотя и изобретательного грабителя повалилось на трюмо, рассыпая по полу мелкие драгоценные безделушки, которые уже никто не сможет поднять. У констриктора свои интересы...
Однажды возникнув, ненависть может жить годами. У ее истока порой лежит мелочь, но помнит ли широкая река о том родничке, что служит ее началом? Ненависть возникает и живет, питая сама себя, сжирая своих носителей, обжигая иногда всех вокруг...
Этот человек - вряд ли он заслуживает того, чтобы здесь упоминалось его имя - ненавидел соседа из-за какой-то мелкой размолвки - то ли камень кто из них перекинул через соседский забор, то ли собака облаяла не вовремя и не того, кого надо, или глупая курица нарушила границу между участками - он и сам вряд ли вспомнил бы сейчас, что превратило двух бывших друзей в заклятейших врагов. Но это произошло и ненависть тихо тлела, годами выжидая своего часа.
Теперь этот час пришел и человек - обыкновенный пригородный житель, нечто среднее между селянином и горожанином, целыми днями копающийся в огороде, привыкший жить своим трудом, короче, добропорядочный и полезный для общества заурядный гражданин - достал ружье. Достал, довольно ухмыляясь и почти нежно поглаживая покрытую лаком деревянную поверхность.
Час мести - сладкий час...
В углу жалась к стене его жена - бледная, растрепанная женщина неопределенного возраста.
- Не ходи, милый... не надо... - шептала она, кусая тонкие синеватые губы.
- Сказано - пойду, - снисходительно поглядывал на нее хозяин дома. Ты чего, радива не слушала? Бить их надо...
- Да чего ж тебе неймется, - продолжала сокрушаться она. - Неровен час придушат...
- Брось, нас так просто не возьмешь, - похлопал он себя по бычьей шее сочного розового цвета.
Жена мелко затрясла головой - она знала, что если будет настаивать на своем дождется в лучшем случае, что он стукнет ручищей по столу, рявкнет и уйдет все равно, а нет - так и не деревянный стол попадет под кулак.
- Только ты осторожно, - едва ли не запричитала она, испугано косясь на дверь, за которой гуляла смерть.
- Брось, старуха, - добродушно пробурчал он, грузно поднимаясь и топая в сторону выхода.
Когда широкая спина скрылась за дверью, женщина не выдержала бросилась вдогонку и замерла на пороге: муж ковылял между грядками в сторону соседского забора.
- Куда ты! - не выдержала, окликнула она.
- Молчи. Мне видней, - огрызнулся он на ходу.
Ноги несли его прямо к небольшой деревянной кабинке соседского туалета, в которой на его глазах укрылась ненавистная спина.
На какую-то секунду он приник ухом к деревянной стенке, вклинившейся в доски забора и скривился, затем изо всех сил долбанул в стенку кулаком. Сосед вскрикнул и буквально вылетел из туалета, держась за ширинку.
Мститель хмыкнул, хрюкнул случайно, и поднял ружье...
Женщина на пороге дома закрыла рот руками, чтобы не закричать и отпрянула назад, ушибаясь спиной об дверную ручку при звуке выстрела.
Сосед-вражина, взмахнул руками в воздухе, и ткнулся носом в картофельную ботву.
- А ты че пялисси? - повернулся к жене удовлетворенный убийца. - А ну, марш домой... Так этому гаденышу и надо...
- Ты сошел с ума, - чуть слышно выдавила женщина, но муж услышал и грозно насупился.
- Ты что-то сказала, дура? Да я весь... всю жизнь мечтал об этом дне!
- А если посадят? - схватилась рукой за косяк она и вжала голову в плечи, ожидая оплеухи.
Муж замахнулся, увидел ее затравленный взгляд, и опустил отведенную для удара руку.
Сегодня он был победителем, значит - имел право и прощать.
- Ха - "посадят", - пророкотал он зычным баском. - А фиг тебе! Сейчас закон вышел, что констрикторов этих любой имеет право бить. А что он "поплыл" - ты мой свидетель. Усекла? А нет - так смотри, я тебе голову то мигом могу отвертеть... иди потом, доказывай, кто!
Утро встретило компанию бритого нежным туманом. Ночевали они в парке, разбив там небольшой охраняемый по очереди лагерь. Небольшая речушка, да пара почти условных мелких каналов отделяли парк от пригорода, куда "охотники за зомби" и отправлялись сейчас. Там же среди низкорослых домишек расположился и скучный серый забор химического завода, туман возле него казался особо густым.
В домах было тихо - заглядывать в низ не стали, но вот забор и идущие за ним заводские корпуса привлекли внимание бритого вожака всерьез.
- Эй, селедка, - ткнул он локтем одного из толкущихся за его спиной "шестерок", - ну-ка проверь...
Названный селедкой парень живо нырнул в ворота, держа наготове ружье. Некоторое время все наготове ждали, затем рыжеватая выбритая голова вновь возникла в воротах.
- Есть. Целая толпа, - с готовностью сообщил разведчик.
- Вперед.
На этот раз "бей зомбей" не кричали - было еще раннее утро и охотники еще не успели войти в раж, кроме того лозунг порядком поднадоел им еще за вчерашний день.
Шли хмуро, деловито, как на тяжелую неблагодарную работу. Констриктора удалось обнаружить не сразу: те почему-то собрались в одну кучу и неясно возились в одном месте, видно, надышались чего не надо хотя и носили противогазы.
...Ремонтная бригада работала неторопливо - разгерметизация в баллонах наступала быстро, и, оставшись без контроля, едва ли не каждый второй дал течь. Так что возни хватало. Кроме того, любой хоть раз надевавший полный костюм химической защиты знает, какими неловкими становятся в подобном одеянии руки и как быстро ноги наливаются тяжестью, не говоря уже об "удобствах" противогаза. Там, где обычный человек затратил бы на дело минут пять, аварийщикам приходилось корпеть около получаса, но все же работа шла, баллоны отключались от компрессоров, заливались быстро твердеющей пластмассой распаявшиеся под давлением стыки.
Никто из ремонтников не понял, что означает появление вооруженной чем попало толпы, даже выставленный "часовой", чьим делом было предупредить о возможном появлении констрикторов (эти больные почему-то не слишком рвались на завод, быть может, инстинктивно чувствуя свою особую подверженность действию ядовитого газа), не знал, как отреагировать, когда мимо него на скорости отнюдь не констрикторской промчались несколько человек с ружьями, топоров и прочих экзотических видов оружия самозащиты.
Главного техника сбили с ног ударом приклада - маска противогаза заглушила его крик, позволяя неожиданным агрессорам так же тихо и незаметно для основной группы убить еще нескольких ремонтников, затем жертвы запаниковали, засуетились и довольно быстро начали оказывать сопротивление, против багров и ледорубов оказались выставленными ремонтные инструменты - но не людям в костюмах химической защиты тягаться в скорости с легко одетыми "охотниками за зомби"... Тех, кто пытался спастись бегством, догоняли пули. Они пробивали насквозь человеческие фигуры, врезались в баллоны, и воздух белел все сильней. По липкому от крови полу ноги скользили, вскоре стрельба стала невозможна - и в двух шагах стало трудно различать человеческие лица. Кто-то падал поскользнувшись, кто-то начинал кашлять и тоже падал: вставали не все. Иной раз под ноги охотникам, сбившимся в группку тесную и явно более мелкую, чем в начале, попадались людские ноги и руки.
Наконец, кое-как откашлявшись бритый вожак приказа уходить - голос его звучал тускло и хрипло. Пока искали выход, ряды охотников продолжали редеть - если в помещение завода вошло около полусотни человек, то вместе с клубящимся облаком газа на улицу, кашляя и задыхаясь, вышло меньше двадцати. А туман на улице продолжал сгущаться, и никому не было дела, действительно ли это туман... А то, что в горле першит, что головы налились тяжестью - так это, верно, с недосыпу: сложная была ночка, да и начинающийся день обещал быть не лучше.
18
Детей у Анны не было, и поэтому всю свою заботу она переключила на племянника, пока сестра с мужем разъезжали по заграницам. Она и и сама не думала, что так привяжется к мальчишке: ребенок ни в чем не знал отказа несмотря на то, что заработок ее был более чем скромен, особенно для врача. Анне не хватало самоуверенности, которую так ценят в докторах пациенты, с каждым она возилась подолгу, любила беседовать - как почти любая женщина с не сложившейся личной жизнью, - но когда приходила пора принимать серьезное решение, советовала порой лишний раз проконсультироваться у другого специалиста, что очень отрицательно влияло на ее врачебный престиж. Была, правда, у нее своя клиентура - одинокие старухи, которым посещение врача требуется иной раз лишь для того, чтобы выговориться перед кем-то, посетовать на здоровье и жизнь, вот они считали Анну лучшим из возможных специалистов и пересказывали при случае друг другу о том, что за замечательный она человек, но много денег с них Анна брать стеснялась, а времени они отнимали помногу. Как говорят - за доброту приходиться платить...
Но все было бы ничего, если бы не мальчик.
Анна заметила первые признаки болезни раньше, чем они успели созреть и достичь своего полного рассвета - это ее и спасло. В памятное утро когда по радио передали первые сообщения о констрикторизме, ее внимательный и тревожный взгляд отметил, что ребенок слишком задумчив, что обычно живо бегающие глазки неподвижно застывают то на одном, то на другом предмете: а руки рассеяно проносят ложку мимо рта... Будто бы невзначай заботливая тетушка потрогала племяннику лоб - температура оказалась чуть повышенной, но не настолько, чтобы вызвать такую реакцию. Вот если бы он пылал от жара, если бы... Но мальчик вел себя, как обычно, ни на что не жаловался просто его реакция замедлилась.
При первой же мысли о том, что именно это может означать, Анну обдало жаром. Как вверенный ей ребенок... да нет, хуже того - единственный по-настоящему близкий ей человек - болен, а она не может ничего сделать?
"Не могу... - стиснув зубы призналась себе она. - Но почему? Кто это сказал?"
Она не узнала себя откуда только силы взялись, как духу хватило принести из кладовки веревку и привязать его к кровати. Впрочем вначале Макс и не сопротивлялся - только удивленно хлопал глазами: что мол, нашло на тетку?
Хотя прием больных велся обычно в муниципальной клинике, и никто не обязывал Анну выдавать пациентам еще и лекарства, дома, когда к ней нередко заглядывали после работы "ее сверхурочники", накопился порядочный запас на все случаи жизни. Высыпав все свое богатство на обеденный стол, Анна потерла ладонями виски - неужели среди этой кучи не было того, что необходимо для спасения жизни ребенка? Она не хотела верить в это и не могла.
"Про эту болезнь неизвестно ничего, - напомнила она себе, наблюдая, как напрягается привязанное к кровати маленькое тельце. - Просто ничего... так кто же сказал, что болезнь не излечима?"
Избегая встречи с опустевшим, тупым взглядом Макса, она принялась доставать из кучи антибиотики, сульфамиды, стимуляторы...
Первые несколько часов прошли в тревожном ожидании - никаких изменений ни в лучшую, ни в худшую сторону она зафиксировать не смогла.
"Веревка. Разве что веревка..." - в самом деле, если считать абсолютным признаком констрикторизма резко возрастающую мускульную силу больных, веревка давно должна была быть порвана, но пока ребенок однообразно корчился, как заводная игрушка, придуманная каким-то сумасшедшим.
Время от времени неподвижное сидение у кровати и назойливо крутящиеся в голове одни и те же мысли заставляли Анну вскакивать с места и выходить на балкон. От вида пустых улиц сжималось сердце, но когда во второй половине дня у магазина напротив собралась толпа, Анна не выдержала, начала кричать, чтобы потом вернуться в свою комнату со слезами на глазах и упасть на стул, вытирая слезы. Плакала она недолго - чье-то выступление, призывающее горожан идти строить укрепление, отвлекло ее внимание. Не будь у нее на руках ребенка, Анна, наверное, тут же пошла бы к мэрии, но могла ли она покинуть больного?
А время шло...
Ночь тоже не принесла никаких изменений. Второе, третье средство было перепробовано - но безрезультатно.
"Сколько же часов у меня осталось? - спросила она себя, сжав всю свою волю в кулак, и старалась думать о Максе, как о больном совершенно для нее посторонним и безымянном, как тысячи других больных. - А что если попробовать препарат мышьяка? А висмута?
Вопли в соседнем доме заставили ее выскочить на балкон. Какой-то молодой человек висел на оконной раме, к нему из окна тянулись скрюченные женские руки. Присмотревшись, Анна различила лицо соседки: не из дома напротив, из их собственного.
"Они ходят по квартирам" - с ужасом поняла она и метнула взгляд в сторону кровати.
Впервые ей в голову пришла мысль о том, что на некоторое время она может уйти - ведь констрикторы не трогали "своих". Укрыв ребенка одеялом, влив ему в рот ложку с растолченными таблетками, Анна выскользнула за дверь и едва ли не бегом кинулась в сторону мэрии - благо, идти было не далеко.
Во дворе стояло несколько грузовиков, как оказалось, с консервами, целая бригада занималась разгрузкой. Окна нижнего этажа были заделаны свежей кирпичной кладкой, уже изнутри к большинству из них достраивали второй, страховочный слой. У единственной двери, оставленной в качестве входа стояла очередь, одна из створок полностью была отдана на откуп "продовольственной бригаде", - образовавшей живой конвейер для передачи вновь прибывшего груза.
Набрав в грудь побольше воздуха (выступать инициатором в общении Анна не любила, всякий раз для этого ей приходилось переступать внутри себя внутренний барьер), она пристроилась к ожидающей своей очереди группке, затем нетерпеливо шагнула вперед и принялась извиняться.
- Понимаете, я просто обязана поскорее оказаться там, внутри. Я врач, понимаете... вы уж простите, - смущенно затараторила она. - Мне очень надо...
- Да проходи, - пробасил, пропуская ее вперед какой-то здоровяк, прежде чем в очереди начали защищаться.
Под его прикрытием Анна вошла в здание.
Фойе мэрии представляло собой странное зрелище - впопыхах никто не позаботился о том, чтобы убрать ковер, по его шикарному ворсу оказались разбросаны куски веревки, обломки кирпичей, прочий ремонтный хлам. То тут то там узорчатую поверхность пересекали белые известковые следы, из-за осколков стекла (люстру сбил козлами) возникало впечатление разгрома.
Анна огляделась по сторонам, а потом подошла к живому конвейеру и поинтересовалась, где можно найти кого-то из руководства. Прогнав ее вдоль половины живой цепочки ей ответили.
В кабинете, куда ее направили находилось двое - мужчина и женщина и разговор между ними почему-то показался Анне личным, что одновременно и смутило ее и возмутило. Прислонившись спиной к стене, она стала ждать, исподволь изучая уже знакомое лицо - именно этот человек призывал всех идти на строительство укрепления, до сих пор на его лбу красовалась лиловая шишка после агитационной стычки. Женщина вроде тоже промелькнула в той толпе, но за это Анна не поручилась бы.
- Скажи, почему ты отстранил меня от строительных работ? Меня послали и довольно грубо. Не то, чтобы мне впервой выслушивать всякое хамство это та сказать, профессиональный риск журналиста, но от тебя подобной выходки я не ожидала, - выговаривала Рудольфу Эльвира, незаметно потирая уставшую от таскания тяжестей спину.
- Отдохни, - отвлекаясь от схемы-планировки второго этажа, проговорил Рудольф. - Для тебя есть дело поважнее и как раз по твоей специальности.
- Служить твоим курьером? - хмыкнула она. - Что ж... я согласна, но где твои распоряжения? Знаешь, мне как-то не ловко бить баклуши, когда все кругом, в том числе и твоя жена... если она действительно жена подрываться на работе.
- У тебя есть дело. Я уже говорил - ты должна составить отчет... или как там у вас называется? - хронику событий. Может быть, ты единственный журналист на весь город в настоящий момент, а все, что здесь происходит должно быть сохранено для истории.
- Это ты только сейчас придумал? - Эльвира достала сигарету, помяла в руках и сунула обратно. У нее болела голова и курение могло сейчас только ухудшить дело.
- Ничуть. Если бы не было тебя, я нашел бы другого человека, хоть немного владеющего пером. Понятно? Может быть, это окажется самым важным из всех заданий, что мне приходилось раздавать в своей жизни. Хроника должна возникнуть. Обязана. Может - для будущего, может - для настоящего. Ты не должна пропустить ничего. Задавай любые вопросы мне, расспрашивай кого угодно. Пусть в хронику войдет все - от попавших к нам в руки документов до просто человеческих воспоминаний и судеб... Нам нужен твой талант, Эльвира.
- У меня его нет, - задумчиво отозвалась она. - У меня была популярность, и как я сейчас понимаю - популярность дешевая, которую создали искусственно. Быть может, как раз за то, что я никогда не претендовала на составление глобально-исторических хроник и чаще позволяла зарубить материал, чем его отстоять. Если уже речь идет о профессионализме, - она опустила голову, - то поручать это дело мне просто аморально. Я не заслужила такого доверия.
Она говорила искренне - углубившиеся морщинки у глаз подтвердили, что за последние несколько часов Эльвира немало думала о себе и своей истинной роли в жизни. Не укрылось это и от Рудольфа.
Секунду поколебавшись, он встал с места, и обнял женщину за плечи, как обычно обнимал, утешая, Альбину. Панцирь уверенности в себе, так раздражавший его по началу, куда-то исчез, перед ним была обычная измученная само копанием и вообще целым рядом нервных потрясений женщина, такая же слабая и нуждающаяся в защите, как и большинство представительниц прекрасной половины.
- Вот что, Эля... - он нарочно позволил себе эту фамильярность. - Все мы не безгрешны и буквально каждому из нас найдется в чем упрекать себя до конца жизни. Ты права - вместе с катастрофой приходит и момент истинны. Но именно потому сейчас и не время травить душу по мелочам. Надо делать то, что можно сделать - вот и все. Если хочешь - исправлять свои прежние ошибки, загладь их настоящим делом. Ведь сейчас - не тогда - мы становимся собой, и о нас будут судить по тому, как мы повели себя в трудный момент. Ты не из тех, кто легко сдается - так что считай, что я не слышал твоих слов. Если хочешь - плачь, но - бери блокнот и начинай работать. Ведь, надо полагать, такой материал ты некому не позволишь "зарубить"?
Он приподнял пальцем ее подбородок. Эльвира грустно и устало глянула прямо ему прямо в глаза и вдруг усмехнулась, ощутив прилив тепла к этому человеку.
"И это его я планировала соблазнять, морочить голову... Да быстро меняются люди. Несколько часов - и он не тот, и я не та. Да и мир наш совсем не похож на прежний - кто бы мог такое предположить?"
- Хорошо, - твердо проговорила она, выскальзывая из его рук. - У меня действительно мало времени, и еще... - она запнулась и замолчала.
- Ну, продолжай, - подбодрил ее Рудольф.
- Да нет, ничего, - передернула она плечами, - просто мне захотелось вдруг сказать тебе спасибо. И - не стоит продолжать разговор на эту тему.
Он подбадривающе кивнул, собираясь сесть и вдруг заметил стоящую у стены женщину. Прислушиваясь к разговору, Анна чуть не забыла, для чего пришла сюда сама - ей почудилось, что говорится о чем-то важном и для нее самой.
- Добрый день. Вы по какому вопросу? - привычно спросил он.
- Спасибо, - повторила вдруг и Анна и неожиданно для себя разрыдалась во весь голос...
Все же днем Альбине удалось выспаться, кстати - чем дольше она работала, тем сильнее втягивалась в дело, сказывалась привычка к круглосуточным дежурствам. Пожалуй, именно поэтому она выглядела намного бодрее, чем время от времени появляющиеся на пороге медпункта люди. Некоторым Ала даже улыбалась - это не означало что ее расположение духа улучшилось намного, улыбка тоже была профессиональной, имеющей отношение скорей к вежливости, чем к истинным ее эмоциям, но невольным грузчикам сразу становилось светлее на душе. Да и как иначе - кругом развал, кровь и грязь, и вдруг посреди всего этого - улыбка симпатичной девушки. Не случайно больничный менеджер в частной клинике, где Альбина начинала свой трудовой путь, подолгу натаскивал низший медицинский персонал, пока улыбка не приклеивалась к губам с неизничтожимой прочностью. Пока есть работа есть и улыбка, и это стало уже рефлексом.
- О, я рад за вас, - услышала она вдруг уже ставший знакомым голос, подняла голову и увидела растянутый до ушей рот. - Вы прекрасно выглядите...
- Я? - Альбина растерялась и заморгала.
- Вам очень идет улыбка, - он оперся локтем о косяк. - Просто удивительно идет.
- Улыбка? Но разве я улыбалась?
- Все ясно - вы просто работали... Не так ли? Не то, что я бездельник, трачу время на пустую болтовню... Вот, возьми, - он бросил девушке под ноги веревочный тюк. - Может пригодиться... Кого-нибудь связывать.
- Но кого? - тупо переспросила Альбина.
- А хоть бы и меня... Ну ладно - мысленно целую, так - не смею, а вообще мне опора... Дела-дела...
- Хорошо, - пробормотала Альбина рассматривая веревки. Толщиной в палец, они выглядели прочными и не гибкими, и их предназначение по всей видимости было чисто техническое.
- О, и вы здесь! - уйти "тихий" не успел, на его дороге возникла Эльвира. - Можно вас на минутку?
- Если речь идет об интервью - нет, - голос "тихого" сразу стал неприязненным и резким.
- Жаль, - бросила Эльвира и тут же незаметно ущипнула себя едва ли не с остервенением - меньше всего ей хотелось думать о том, что именно то интервью, которое она благодушно отдала на растерзание министерству информации, а проще - цензуре, сыграло в жизни этого человека, быть может роковую роль. Ведь как знать - рассказывай он о своих теориях в чисто научном кругу, с ним могли побеседовать, могли тихо и мирно прекратить карьеру, уволить, наконец, но обратившись к прессе он становился уже опасным - поскольку мог повторить такую попытку с журналистом менее сговорчивым, и тогда... - Нет, речь идет не об интервью... Да постойте вы... Я хотела сказать, - она запнулась, - сказать, что я виновата перед вами. Яне прошу вас простить. Просто признаюсь. Но, поверьте - я не представляла тогда...
Несколько секунд "тихий" ждал продолжения, но его не последовало.
- Я вас ни в чем не обвиняю, - тоном, к которому уже привыкла Альбина, ответил он. - Так у вас ко мне есть какое-то дело?
- Да... То есть - нет... То есть... Ну хорошо: дело в том, что я сейчас собираюсь составлять хронику этой катастрофы. С самого начала даже с вашего предупреждения, ну и все подряд, с того самого момента, как на улицах города появились первый констриктор. И уж поверьте - на этот раз я доведу дело до конца, чего бы мне это не стоило. - Она говорила жестко, с напором, и "тихий" незаметно для себя, словно передразнивая, начал кивать в такт ее словам.
"Зря он так... - подумала Альбина, возвращаясь к своему занятию: медпункт все более стал походить на таковой, ей оставалось только "косметическая" уборка. - Хотя это не мое дело... Я ничего не знаю и знать не хочу об их взаимоотношениях ни в настоящем, ни тем более - в прошедшем... Хотя Рудольф рассказывал мне о своих знакомствах, чтобы я не думала черт-те знает о чем."
- Ну и что же вы, мадам Светлая, - все же в его голосе иронии и скептицизма было предостаточно, - хотите узнать от меня на этот раз?
- Ничего. Просто мне хотелось бы ("точнее, мне посоветовали", поправила она себя мысленно), - услышать личные рассказы разных людей о том, в какой момент застало их известие об эпидемии, какое впечатление произвело - тем более, на вас, поскольку вы, что бы ни говорили, предсказывали его заранее. Ну и все остальное, до прибытия в район укрепления... И до самого финала. - При этих словах Эльвира ощутила легкий холодок.
Финал сегодня был непредсказуем: от атомной бомбы, сброшенной на город в целях дезинфекции (раз где-то фраза проскользнула, значит рассматривался такой вариант, думали о нем, и, значит, могут в любой момент и вернуться к нему) до полного "хеппи-энда" с прибытием спасателей и благополучной эвакуацией всех здесь собравшихся живыми и здоровыми.
"...и здоровыми", - повторила она про себя, снова вздрагивая. Ни кто из них не мог поручиться, что среди людей, строивших укрепление нет уже инфицированных. Никто. И "тихий", и Альбина, и Рудольф - да и она сама все могли в любой момент превратится в медлительных и тупых душителей.
Живые мертвецы... люди, в которых умерла личность...
- ...Что касается меня, то я никак на это не отреагировал. Услышал крики, увидел, как эти ребята ловко расправляются с санитарами и решил воспользоваться этим обстоятельством в личных целях. - "тихий" снова хмыкнул, - короче - слинять. Хотя до недавнего времени я надеялся, что примерным поведением заслужил право на досрочное освобождение. Во всяком случае, из отделения для буйных со всеми его "прелестями" меня перевели к тихим хроникам. А когда все началось, я подумал только о том, что могу хоть ненадолго вырваться на свободу. Пусть это глупо и нелогично, но я полжизни... да нет - весь ее остаток - отдал бы за то, чтобы получить возможность пусть несколько часов, но просто послоняться по улицам, самому выбирая путь, любуясь на дома, на беззаботные нормальные человеческие лица. Конечно, меня поймали бы - так я рассуждал - но что-то в памяти я б унес, и жил бы воспоминанием годы. Вот так... Когда я увидел, что путь свободен, я ринулся к окну, выскочил на карниз, прошел до следующего окна и увидел "веселую" картину... Думаю, уточнять не стоит. Повисел немного на лестнице, обдумывая, что стряслось - ведь я все же не провидец, чтоб вы там не утверждали, ну и пустился в обход, пока не наткнулся на Алу. Дальше - расспрашивайте ее. Закончилось дело тем, что мы отправились к ней домой... Вот уж не ожидал, что моя свобода окажется такой мрачной...
- Он не все сказал, - подняла голову и Альбина. - Он еще ходил по карнизу, ища тех, кого можно спасти... Ведь так?.. Но ведь пугались его еще больше, чем констрикторов... У нас ведь сумасшедшие ходят в синих пижамах.
- Брось, Ала. - "тихий" вдруг расхохотался. - Ну представьте себе нормальную реакцию нормального человека, которому в окно лезет сумасшедший - а почему бы те, кого я видел, должны были считать по другому? - и требует, чтобы они следовали за ним, не то их сейчас придушат. Я - кретин, и у меня тогда просто не было времени задуматься, как такое "спасение" выглядит со стороны. В своей неудаче виноват только я сам... Впрочем, явись я голяком - им это тоже вряд ли пришлось бы по душе.
- Господа, вы все здесь? Это хорошо, - присоединился к разговору неожиданно подошедший Рудольф. - Вот, позвольте мне представить вам одного человека... Анна, пройдите вперед - здесь наш медпункт, а это Ала, та девушка, с которой вы вместе будете работать. Все же нам немного не хватало врача с высшим образованием... так, Эльвира, вас представлять, или познакомитесь сами? - он не заметил, что вновь перешел на "вы". - Анна удивительный человек, и, быть может, вскоре совершит невероятно...
- Не надо, - стыдливо потупила глаза она.
- Нет, подождите, - Рудольф привлек к себе Альбину и положил руку ей на плечо, напоминая этим жестом, что он не забыл о ней насовсем. - Анна пробует вылечить больного констрикторизмом, и по крайней мере, пока он не стал чувствовать себя хуже. Думаю, Ала, ты не станешь особо возражать?
- Я стану, - несколько морщин показалось на лбу "тихого". - Вы что, хотите притащить больного сюда?
- Речь идет о ребенке, - жестко осадил его Рудольф, - и он будет здесь. Как бы ни была заразна болезнь, у медицины есть способы предохранения от инфекции. Если вести себя разумно, никто из нас не заболеет... во всяком случае, из-за этого несчастного - все мы имели прекрасную возможность подцепить эту дрянь заранее. И я уже принял решение, вне зависимости от того, нравится оно кому-то или нет. Если есть шанс - его надо использовать. Вы же сами слышали - медики в столице еще не имели дело с живыми больными.
Анна посмотрела на Рудольфа одновременно с благодарностью и со страхом.
Лицо Рудольфа выражало непоколебимую решимость. Собравшийся было что-то возразить "тихий" приоткрыл рот и тут же закрыл его снова, плотно сжимая губы.
- Уважаю, - четко проговорила Эльвира. - Где этот больной?
- Он... - голос Анны оказался тонким и слабым, словно не она, а кто-то другой недавно кричал с балкона. - Совсем мальчик... шесть лет. Он дома у меня... Это рядом. Я сама его приведу.
- У вас будут помощники, - Рудольф отпустил Альбину и зашагал по коридору. Анна быстро оглянулась по сторонам и засеменила за ним...
19
Колючая проволока напоминала Артуру паутину, но чем именно - он не знал. Что-то тягостное, неприятное пряталось в оцепленном ею пейзаже.
В армию Артур уходил со скрипом, старался "закосить" - но его накрыли и хорошо еще, что все обошлось мирно. Больше всего он жалел, что не успел достаточно прочно примкнуть ни к одной из сект - одинокому противнику милитаризма в целом и всех убийств как таковых, в частности невозможно доказать свою моральную непригодность службы в армии: попытку отвертеться все приняли за трусость (или осторожность разумного ловкача, которому не повезло). Скрипя сердцем, он пошел-таки служить, втайне надеясь, что ему пройдется только играть в убийство, только "репетировать" его и когда не направлять ружье на живого человека. В тот момент, когда его прислали охранять участок карантинного кордона, надежда забила тревогу и принялась улетучиваться: в руках Артура находился автомат, напарником был человек готовый не задумываясь выполнить любой приказ, а заодно и подвести под трибунал "слабака", каковым он всегда считал Артура, а на дальней опушке у леса уже появились первые ползущие в сторону колючей проволоки живые точки - люди искали выхода из "загона смертников" - так уже за глаза называли пораженную эпидемией зону.
Артур незаметно для напарника сжал кулаки - внутри у него все бушевало.
Ищущие спасения люди имели право на жизнь, имели - и не другим таким же людям было их отбирать. Но ведь и другие, те, кто находился сейчас у Артура за спиной, такие же, семейные и одинокие, молодые и старые, счастливые и несчастные - они тоже имели те же права и их было больше.
"Господи - за что ты послал мне именно это испытание? - так же незаметно и беззвучно задвигались губы. - Уж не за то ли, что я так боялся попасть на войну? Но ведь там передо мной был бы противник, сам взявший в руки оружие, сам сделавший свой выбор, а тут... Смогу ли я выстрелить, если они попробуют прорвать ограждение? Наверное - нет..."
С ужасом наблюдал он, как точки приближаются, вытягиваются в вертикальном направлении, все больше приобретая сходство с человеческими фигурами. Количество их тоже росло - вслед за несколькими одиночками из леса устремился разноцветный людской поток. Минут через пять Артур уже начал, правда смутно, различать их лица - злые, напуганные, усталые, доведенные у одних до угрюмого равнодушия, и таящие готовую в любой момент к взрыву эмоциональную смесь - другие...
Спина Артура начала чесаться - так не раз бывало, когда грубая ткань гимнастерки намокала, хоть от дождя, хоть от холодного пота.
Они шли...
- Назад! - уже издалека хрипло выкрикнул он, и руки, держащие автомат, дернулись: сработали нервы.
Окрик не произвел на беженцев никакого впечатления. Первые ряды уплотнившейся людской массы достигли ограждения и замерли, поджидая отставших. К пущему ужасу Артур обнаружил, что среди них оказались и дети.
- Чего приперлись? А ну - назад! - гаркнул над его ухом напарник.
- Давай, заворачивай обратно! - присоединился к нему Артур.
Беженцы начали сгружать мешки, бросая их или бережно ставя на землю, в общую кучу, от чего у Артура мелькнула неприятная мысль о том, что, возможно, они собираются возвести здесь баррикаду. Лишь здравый смысл подсказал ему, что вряд ли кто пустит на такое дело последние пожитки каждый нес с собой самое ценное, что был способен унести на себе, не имея транспорта. Особо Артуру запомнился мелькнувший в общей толпе чудак, притащивший с собой зачем-то высокую, в пол человеческого роста синюю китайскую вазу - он поставил ее перед собой, бережно сгрузил рюкзак, видно, также наполненный чем-то легко бьющимся и принялся рассматривать свое сокровище. Его примеру последовали и другие - вскоре сборище начало напоминать сидячую забастовку.
Если бы время остановилось... - зажмурившись, взмолился Артур. Пусть они сидят вот так долго-долго... сидят всегда, и я не должен буду принимать никаких мер, не стану стрелять...
Некоторое время, казалось, ему везло - все увеличивающаяся и густеющая толпа продолжала вести себя мирно, но вот уже где-то в задних (или в средних - разобрать наверняка было сложно) рядах зазвучали недовольные голоса, кто-то принялся возмущенно кричать - и возбуждение волной захлестнуло всю толпу. Только что сидевшие с тупым ожиданием люди вскакивали на ноги, собирались в кучки; все больше становилось озлобленных лиц, и количество грозило в любой момент перерасти в качество.
"Нет, только не это, - громко бухало сердце в груди молодого солдата срочной службы, пот уже заливал его лицо. - Пусть все обойдется мирно... Господи - к тебе взываю: не допусти... останови их, не дай сойти с ума, не дай мне запятнать руки кровью..."
- Хреново... Сейчас они сорвутся с цепи, - услышал он слова напарника, глянул в его сторону и убедился, что и тому не по себе: не отличавшийся особой тонкостью чувств, да что говорить - часто просто жестокий, он не мог все же решиться стрелять по безоружной массе людей, не переломив внутри себя невидимого запрета.
А напряжение в толпе все росло и гул голосов становился все угрожающей... Наконец, из наиболее крупной группки вышло вперед несколько человек.
- Пропустите нас!
- Вы не имеете права нас задерживать, нелюди!
- Наши семьи тоже хотят жить!!!
Пока от толпы летели только выкрики, но краем глаза Артур уловил, что кое-кто уже начинает выискивать в земле камни.
- Назад! Все назад! - предостерегающе крикнул он.
Человек с вазой вскочил на ноги и быстро принялся просачиваться обратно в сторону леса через смыкающиеся человеческие ряды...
- А ну, пусти!
- Выставили тут цепных псов, суки...
- Пропусти, миленький, - растолкала вдруг всех старуха, бухаясь перед ограждением на колени. - Хоть деток пропусти...
- Поосторожней, бабушка, - прикрикнул на нее Артур.
- Да что ты с ними миндальничаешь, - бросил сквозь зубы напарник. Замешательство уже начало покидать его, сменяясь ответной злостью. - А ну - все назад! Осади - не то буду стрелять!
- Сволочь!
- Звери!
Несколько комков сухой глины поднялись в воздух, пролетая мимо охранников заграждения.
- Ах, вы, так? - скрипнул зубами напарник Артура, и лицо его перекосилось окончательно. - Стреляю!!! Ну, кому сказанною - назад! Это последнее предупреждение...
- ...! - дошедшие до отчаянья беженцы все больше прибегали к нецензурным выражениям, на некоторое время переговоры между ними и напарником Артура свелись в соревнования по "этажности" выражений.
"Пусть хоть так, - продолжал молится Артур, - лишь бы не стрелять".
Небольшой камень ударил его по щеке, заставляя вскрикнуть от боли. Стоящая за тонкой паутиной колючей проволоки толпа дышала ненавистью, и он ощутил вдруг, что перед ним - зверь - огромный и могучий зверь, готовый в любой момент сорваться с цепи... или уже сорвавшийся и собирающийся прыгнуть.
- Стой, стрелять буду! - ошалев от внезапно нахлынувшего страха завопил он и поднял автомат.
Лица... лица ли были перед ним? Или косые уродливые маски, в которых пропали последние искры человеческого духа? Ненависть и страх, страх и ненависть - вот и все, что можно было прочитать на них, вот и все, чем жили они в этот момент.
В какой-то момент Артур понял вдруг, что смотрит на них в прорези прицела.
"Нет, я не хочу стрелять... я не хочу!"
Прицел запрыгал в его руках и вдруг перед ним очутилась женщина с распущенными и всклокоченными уже волосами, делающими ее похожей на фурию. В руках ее был младенец, ничего не понимая, он пищал и сучил ручками.
- Ну, что же ты не стреляешь, что? - впиваясь в Артура полубезумным взглядом произнесла она. - Ну, рискни, выстрели... Ну?
- Стой, стрелять буду, - отчаянно прошептал Артур, уже не заботясь о том, что его кто-то услышит, что-то умирало в этот момент у него в душе и не могло умереть, корчась в тяжкой болезненной агонии.
- Что, слабо? - продолжала она, все ближе подступая к проволоке, упираясь в нее. - Так что же ты не стреляешь?
- Отойди, дура! - рявкнул напарник, и Артур ощутил к нему впервые тень теплого чувства за то, что он не выстрелил. - Ведь мы не шутим... Можем и прибить.
- Так пожалуйста, - уже не громко и спокойно предложила она. - Что мы теряем?
"Нет, только не это, - простонал Артур про себя, стреляя в воздух, только не это..."
Винный магазин подвернулся им кстати - "охотники" сами того не осознавая, давно уже искали разрядку. И хотя пошедший туда на разведку честно сообщил, что констрикторов в помещении нет, зато все двери открыты, толпа ломанулась внутрь и вскоре уже не одна пустая бутылка разлетелась, сбитая в шутку налету метким ружейным выстрелом.
После первого напряжения, недосыпания, да и от общего настроя, пьянели быстро. Кто-то уже уткнулся носом в землю (компания уже вновь успела подвырасти - то тут, то там находились новые добровольцы, готовые побродить-пострелять), кто-то затеял было по привычке драку, но свалился на пол, сбитый тренированными кулаками основы компании бритого. Обрывки песен, отдельные хвастливые заявления начали вырываться из глоток, кто вспоминал охоту, кто просто разглагольствовал "за жисть".
- Бей ...... зомби, - растопырив руки пошел на вожака возрастной красноносый мужик, удар в солнечное сплетение заставил его согнуться и отлететь в сторону.
Правая рука бритого, тот парень, что проводил агитацию возле магазина "охота" неожиданным пьяным движением расколошматил об стену еще не порожнюю коньячную бутылку и громким, почти истеричным голосом объявил:
- А я знаю, кто это сделал! Это жиды во всем виноваты... вот!
Взгляд его был мутен и красноват.
- Вы слышали? - вытянул вперед руку вожак, и палец его мелко затрясся. - Слышали, да? - пьяно выкрикнул он. - Ребята - бей жидов!
- Бей! - подхватили его крик.
- Вперед!
Наталкиваясь друг на друга, пошатываясь от выпитого, они ринулись к выходу, затем - к ближайшему подъезду, выкрикивая свое нечленораздельное "бей".
Искали по списку жильцов. Подходящая фамилия обнаружилась на втором этаже: дверь была заперта, но ее быстро вынесли топорами.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ