Конечно, кровь (СИ)

praeteritum

В следующий раз Пять-Без-Трёх находит меня через пару месяцев.

Я уже почти освоился на улицах Бонжура. Начавшийся разговор со случайным продавцом или гендорикшей теперь не заканчивается бегством собеседника, шипением или предупредительно оскаленными зубами. Болтают с терюнаши неохотно, но постепенно свыкаясь с неизбежностью присутствия уродца…

Охрана поредела.

Вместо четырёх мордоворотов со мной отныне один, да и то бездельничающий, ведь неприятных ситуаций не случается. Если, конечно, не считать лёгких перебранок, откровенных выпытываний и витиеватых насмешек, но они не в счёт — так чу-ха держатся даже с ближайшими родственниками.

Жилета, к слову, на мне ещё тоже нет.

Нискирич Скичира лишь обсуждает со старшими Когтями возможность инициации необычного манкса в казоку. Кое-что выступает против, но хетто не давит, действует тоньше и мудрее, приводит разумные аргументы и терпеливо напоминает о разоблачении Ксиммика.

Потому жилет возможен, но ещё не на мне.

А вот нож я ношу с собой даже в Наросте.

Денег в карманах балахона хватает на выпивку и еду, с которыми я тоже знакомлюсь на улицах. Рупии подкидывает Нискирич, которому была оказана вторая услуга по «опросу» подчинённого. Заработок позволяет перепробовать не только дюжину видов лапши, но и столько же сортов паймы — от откровенно дрянных до вполне сносных, — с которой чужеродная среда вокруг воспринимается значительно легче.

Вероятнее всего, Пять-Без-Трёх следит за мной во время традиционной дневной прогулки по району. Выжидает нужного момента, и дожидается его.

Я насторожен, но весел и улыбчив, продолжая познавать и впитывать Бонжур, которому суждено стать моим новым домом. Когда сопровождающий меня казоку-йодда отвлекается пофлиртовать с молоденькой продавщицей солнцезащитных очков у лотка на колёсах, из ближайшей подворотни слышится хитрый посвист.

Осторожно заглядываю за ящики с отбросами тепличных овощей, вижу его.

В первые секунды не узнаю, закутанного в балахон с капюшоном, подозрительно похожий на мой собственный. И только глаза выдают странного изуродованного бродягу — ещё не полумёртвые, в отличие от пропитанной стрихом плоти; яркие, горящие пламенем и преисполненные веры, которой служители Двоепервой Стаи могут лишь позавидовать.

Чу-ха шипит мне из полутёмной подворотни микрорайона Хатама-Крик, который я собираюсь изучить этим благостным деньком. Когда я (наготове, сжимающий в кармане нож, преодолевающий страх и поглядывающий на отвлёкшегося охранника) всё же сворачиваю в проулок, Пять-Без-Трёх падает на колени и протягивает ко мне тощие шелушащиеся лапы.

Мой палец поглаживает кнопку выброса клинка. При этом я отчего-то рад, что торчок ещё не скрутил хвост под неизбежным передозом.

— О, светлоликий посланник Всемилосердной Когане Но, — бормочет беспалый, и голос его куда твёрже, чем во время прошлой встречи. — Молю тебя смиренно уделить нам всего пару минут своего драгоценного времени… Твоя сила нужна последователям!

— Кому⁈ — только и выдавливаю я, растерянно озираясь.

Совершенно неожиданная просьба Пяти-Без-Трёх застаёт меня врасплох. Спутывает мысли. Но утренний глоток паймы из личных запасов Нискирича всё же сделал меня мягким. Податливым и любопытным…

— О, светлоликий, — часто кивает чу-ха, умудряясь извернуться и прямо из коленопреклонённой позы указать в глубину переулка, — я покажу, покажу! Бояться не нужно, почитаемый! Я скорее вырву собственные глаза, чем причиню тебе хоть какой-то вред!

Он говорит с жаром, который пугает. Но с искренностью, которая интригует.

— Я не смогу дать тебе на дозу, — говорю я, оставаясь на месте. — Даже если бы были лишние деньги, я бы не стал, сисадда?

— Мне не нужно, — он вдруг вскидывается, скаля остатки зубов. — Я чист уже много дней, светлоликий! Это твоя заслуга, да, твоя!

И снова распластывается по грязной земле, вытягивая ко мне лапы.

Спрашиваю, пытаясь оценить правдивость новости про завязку:

— Зачем ты за мной следил?

— Ты уникален, — прямо отвечает бродяга, едва оторвав морду от дорожного покрытия. — Ты спаситель. Наш мир давно погряз в ужасе. Он пресыщен, жесток и бесконечно обманчив. Но от бедного скудоумного Пяти-Без-Трёх всё же не укрылось твоё пришествие, призванное избавить нас от скверны.

— Знаешь, пунчи, — усмехаюсь я, хотя в душе шевелится что-то тёплое и категорически недопустимое, — ты основательно заблуждаешься на мой счёт…

Мне хочется посмеяться над ним. Переубедить.

Разбить, причём жестоко, взращённые в подвалах иллюзии, решительно отречься от Когане Но, от спасительной миссии, от жалкого преклонения… Но слова лишь клокочут в горле, и я умолкаю. Да, всё так: я многократно совру, если в этот момент в моей душе не звенит сладкая запретная струна.

— Ты соскоблишь грязь с наших душ, — бормочет Пять-Без-Трёх, будто не расслышав меня. — Когане Но придёт вместе со светлым воинством, и окончательно победит Бансури… И ты — светлоликий, её Первый Коготь!

В тот момент я задумываюсь. Всего на секунду. Может быть, даже на долю секунды. Но моё будущее определит и этот ничтожный осколок времени — а если безумный наркоман хоть отчасти прав?

— Идём, — повторяет он, поднимаясь и маня за собой. — Я покажу, это здесь…

И я следую за ним. Не совсем понимая, что делаю и зачем. Уже позже осознаю, какой глупостью выглядит мой поступок… и именно в этом я затем раскаюсь перед перепуганным сопровождающим йодда, да и перед Нискиричем, когда тот устроит мне настоящую взбучку… Но я иду.

Мы углубляемся в переулок между комплеблоками, стоящими так близко, что можно перебраться из окна в окно. Солнце над головами отсечено узкими балконами и полосатыми тентами ущелья.

Проулок заканчивается перекрытым проездом для небольших грузовых фаэтонов. Технические двери магазинов и закусочных, выходящих в «колодец», надёжно заперты.

Я снова нащупываю нож. Не потому что напуган, но так спокойнее.

Вокруг поджидают чу-ха, не меньше десятка. Сидят на земле вдоль стен, кто-то на подстеленном мусоре, кто-то и без того. Большинство определённо годится беспалому в собратья по духу и образу жизни, но я замечаю и вполне прилично одетых.

Живой круг вдоль стен «колодца» охает, и я понимаю, что они не верили в моё согласие на встречу. Возможно, кто-то из них и вовсе подвергал сомнению сам факт существования лысого манкса из пустыни, о котором уже не первый день шепчет улица…

Двое сразу падают мордами вниз, протягивают ко мне лапы и начинают бормотать то ли молитвы, то ли мольбы. Ещё трое опускаются на колени чуть более сдержано и церемонно, но их позы и поклоны преисполнены почитания.

Остальные же скалят зубы, недоверчиво прижимают уши и шипят, выплёскивая растерянность самым примитивным способом.

Пять-Без-Трёх проскальзывает на середину «колодца» и сбрасывает капюшон.

— Узрите спасителя, — говорит он, торжественно повышая голос, — посланца Когане Но, её клинок и пламень, снизошедший на наше пр о клятое гнездо! Радуйтесь, ничтожные: мы станем избранными его, станем его армией и верной опорой!

В висках уже не стучит, колотит.

С места не двигаюсь, словно примёрз. В полной мере осознаю, что совершил весьма немалую ошибку. Но покинуть переулок всё равно не могу.

— Он — будущее! — провозглашает Пять-Без-Трёх, поочерёдно заглядывая в глаза всем сидящим в круге. — Когда Юдайна-Сити сбросит коросту грязи, мы превратимся в таких же, как он. Будем наги и прекрасны, откинем хвосты и глупую ненужную шерсть… мы будем чисты! Я — его Первый Подмастерье, говорю вам: молите посланника, молите Нагинату Когане Но о прощении! Молите принять в свою казоку, ведь только смирением и почитанием мы заслужим милость Всемилосердной…

Дальше общий шок не позволяет мне в точности определить, кто именно и какую ремарку бросает. Слева шипят, справа недобро рыкают.

— Что это вообще за существо⁈ — доносится со стороны.

— Значит, это правда… — обречённо бормочут с другой.

— Зачем ты вообще притащил сюда это⁈ — взвизгивает самка почти за моей спиной.

— Теперь мы будем прокляты! — пищат неподалёку от неё.

Ладонь на ноже потеет так, что рукоятка норовит выскользнуть в бездну накладного кармана. Не совсем своевременно обещаю себе, что следующей покупкой станут перчатки, которые я аккуратно перешью под свою кисть…

— Глупые крысы! — вдруг верещит Пять-Без-Трёх. Подскакивает на месте и вертится, высматривая осмелившихся перечить. — Замолчите, пока не разгневали Нагинату Когане Но! Я приказываю вам замолчать! Пусть неверующие покинут нашу стаю! Пусть обрекут себя на гибель! Убирайтесь!

Он подпрыгивает к ближайшему чу-ха. Тому, кто пищал о проклятии. Замахивается на него, и через мгновение начинается драка. На Пять-Без-Трёх наседают сразу четверо. Накидываются безмолвно, без угроз и воплей, злобно и стремительно — такое поведение мне предстоит наблюдать ещё не раз…

Пять тел слипаются в плотный комок, покатившийся по пятаку «колодца». Остальные опускают головы, бубня нечто среднее между молитвой и протяжным стоном на одной ноте. Я молча наблюдаю за дракой, всё ещё прикованный к месту. И даже на короткий миг жалею, что калека отдал мне своё единственное оружие…

Впрочем, совсем скоро убеждаюсь, что тот справляется и без ножа.

Пятеро сцепившихся пищат, кусают, рвут и визжат. Клубок хвостов и взмывающих лап катится по земле, врезается в мусорные баки, отлетает обратно на середину площадки.

Вот один из нападавших вываливается из общей свалки, хрипит и распластывается неподалёку — его горло вскрыто мощным ударом когтей. Вот второй со стоном зажимает жуткую рану в животе и пытается отползти в сторону, оставляя за собой красную дорожку.

Теперь мне видно, что Пять-Без-Трёх вцепился зубами в горло крепкой самки, а та дёргается и бешено верещит в безуспешных попытках отодрать и сбросить. Четвёртый противник с монотонностью станка лупит моего «Первого Подмастерья» по спине, раз за разом разбрызгивая веера крови.

С хрустом ломается шея неуверовавшей самки. Пять-Без-Трёх вихрем разворачивается и бросается на последнего врага. Тот отшатывается, спотыкается, не успевает вскинуть лапы, и в глаза ему вонзаются когти «Подмастерья». Он наседает, заваливает предателя на спину. Вскакивает и садится на грудь, а затем давит и давит пальцы в глазницы верещащего бедолаги, пока тот не утихает…

Пять-Без-Трёх поднимается, пошатываясь, но улыбаясь. Одежда его разорвана в клочья; плечи, шея и уши покрыты плёнкой свежей крови из порезов и укусов. Несмотря на множественные раны, он складывает ладони перед лбом и кланяется в мою сторону.

— Хвала тебе, Нагината Когане Но… — хрипит раненый чу-ха, и голос его лучится торжеством, — ты наделил меня великой силой…

Он оборачивается и выставляет окровавленный коготь. Медленно обводит им сидящих в круге. Затравленный взгляд натыкается на испуганные; немногочисленная паства отводит глаза и сжимается в комки. Стонут раненые, двое из безрассудной четвёрки не подают признаков жизни.

— Вы видели⁈ — едва не срываясь на хохот, вопрошает Пять-Без-Трёх. — Видели? Я — его Первый Подмастерье, и я неуязвим! Я всесилен средь вас, и это он! — Алый палец тычет в меня, и на подол моего балахона падают несколько тягучих капель. — Он сделал меня таким!

Теперь на землю валятся все без исключения. Лбами вниз, с прижатыми ушами и протянутыми вперёд лапами. Отбивают поклоны, не забывая уважить и Пять-Без-Трёх, стонут и подвывают, будто в трансе.

Я наконец обретаю силы переставить затёкшие ноги. Пячусь. Всё быстрее, опасаясь развернуться к месту бойни спиной. Затем всё же кручусь на пятках и бегу, почти теряя простенькие кожаные обувки, врезаясь в стены и мусорные контейнеры…

Дышать тяжело. Во рту стоит необъяснимый привкус крови. И две последующие ночи я почти не сплю, дословно вспоминая победную проповедь Пяти-Без-Трёх…