Конец великой войны (Михаил Фоменко) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Уильям Лекье СТЕКЛЯННЫЕ БОМБЫ

Я шел по набережной Лендедио вместе с моей невестой Клотильдой. Стоял холодный унылый день, но, не обращая внимании на сырость и ветер, мы серьезно обсуждали выраставшую перед нами затруднительную проблему.

С тех пор, как я покинул свою деятельность оператора при беспроволочном телеграфном аппарате Маркони и был приглашен правительством Британии на службу тайного агентства для выслеживали германских шпионов, мне удалось удачно довести до конца несколько трудных расследований, всегда с помощью моей дорогой Клотильды. И вот перед нами выросло что-то новое.

Вместе с майором Макдональдом и с нашим постоянным сотрудником, верным шофером Дейем, мы только что открыли значение световых сигналов, являвшихся по ночам на валлийском берегу и обращенных к неприятельским подводным лодкам. Наша тайная миссия кончилась арестом трех германских шпионов. После этого Дей отвез майора обратно в Лондон, я же остался в Лендедио и наполнял дни отдыха прогулками с моей невестой.

Мы остановились и посмотрели на горизонт. Сердитый ветер взметал серые волны; они поднимались высоко, били в утесы и с пеной рассыпались по берегу.

Несколько времени мы молча шли по дорожке, летом всегда наполненной толпой, теперь же пустынной, и оба думали о той загадке, которая с неделю тому назад наметилась перед нами.

Изложу дело вкратце. По внешности очень приличная дама, как предполагалось, англичанка, называвшая себя миссис Норман, около месяца прожила в одном из лучших отелей Гааги «Морская звезда». С ней был ее сын Джордж, белокурый молодой человек лет двадцати. В один прекрасный день наш голландский тайный агент совершенно случайно открыл, что эта дама совсем не англичанка, а известная германская шпионка Бланка Нейман. Из сведений, добытых от прислуги гаагского отеля, выяснилось, что «миссис Норман» постоянно получала множество писем и газет из Англии, так как ее сын (или молодой человек, называвший себя ее сыном), по-видимому, занимался изучением лондонских повременных изданий.

Это было немедленно донесено в главную полицию; там тотчас же поняли, что жившая в Голландии германская шпионка, без сомнения, получала тайные рапорты из Великобритании и, по всем вероятиям, пересылала их в Германию. Через несколько дней нашему гаагскому агенту посчастливилось достать из печки в комнате шпионки лоскут газеты, где под некоторыми буквами стояли сделанные химическими чернилами точки.

Несомненно, кто-то посылал шпионке тайные сообщения шифром, ставя точки под буквами или словами. Казалось также ясным, что Нейман (одна из самых ловких и опасных женщин-агентов Германии) расшифровывала полученные ею сообщения, посылала письма в Германию, а потом уже уничтожала газету.

Со времени этого открытия лондонское отделение почтовой цензуры стало наблюдать за всеми письмами и газетами, отправлявшимися в Голландию на имя миссис Норман. Но странно; с той поры, как фамилия шпионки попала в список подозрительных, лиц, не было найдено ничего в этом роде; мы сообразили, что Норман получала корреспонденцию какими-то окольными путями, вероятнее всего, через амстердамское отделение писем до востребования; это было тем вероятнее, что из Гааги нам сообщили о продолжавшейся необыкновенно оживленной корреспонденции, которую вели Бланка Нейман и ее «сын». К несчастью, их письма, посланные в Германию из нейтральной страны, не могли подвергаться осмотру.

Продолжая свои расследования, наш голландский агент открыл, что миссис Норман была знакома с Генри Гардингом, который жил в Лондоне. Разведка лондонской тайной полиции доказала, что м-р Гардинг крайне почтенный человек без малейшей примеси тевтонской крови в жилах. Этот шестидесятивосьмилетний джентльмен жил на покое, уже несколько лет как оставив свои прежние занятия маклера. Его корреспонденцию тоже стали просматривать, но не нашли в ней ничего подозрительного.

Промелькнуло несколько дней; не случилось ничего ненормального. Вдруг в полиции получилось тревожное известие. Миссис Норман, говорившая по-английски без малейшего акцента, только несколько резко произносившая букву «р» (недостаток, которым страдают многие лица британского происхождения), исчезла из отеля «Морская звезда»; говорили, что она отправилась в Англию. Ее «сын» уехал в Германию.

Начались розыски; скоро узнали, что за три часа до получения тревожного известия женщина, по описанию похожая на шпионку кайзера, высадилась в Тильбери и отправилась в Лондон.

Агенты, посланные к дому м-ра Гардинга, услышали от соседей, что в этот декабрьский день дама, по описанию похожая на миссис Норман, приехала в квартиру старика, пробыла у него около часа, потом отправилась неизвестно куда.

Нам поручили узнать, где она скрывалась.

— Право, не понимаю, как мы можем найти эту женщину, Гарри, не возбуждая подозрений м-ра Гардинга, — заметила Клотильда, прервав долгое молчание и продолжая смотреть на свирепые прыжки волн.

— Да-да, дорогая, — согласился я. — Этот Гардинг не только ее друг; он ее родственник, и она, без сомнения, попросила его держать все в тайне. Даже не подозревая, что она шпионка, он, конечно, постарается скрыть, что она, германская подданная, в Англии.

Мы помолчали.

— Ну, Клотильда, — сказал я наконец, — очевидно, Нейман опасная личность, а потому мы должны во что бы то ни стало найти ее.

— Да, но как? — ответила Клотильда. — У нас нет ее фотографии; никто не знает ее в лицо; описание же довольно неясно. А все-таки, Гарри, у вас есть какие-нибудь планы?

— В настоящую минуту нет, — признался я, — но я убежден, что, разыскивая эту женщину, мы натолкнемся на важные вещи.

Вскоре после этого разговора мы вернулись в Лондон; я к себе в мое помещение, в доме Вернон, Клотильда к себе.

После долгих размышлений у меня, наконец, явился план, и я начал приводить его в исполнение. Мы с Клотильдой положили маленькую деревяшку в небольшую картонку, дюймов в девять длины и в пять ширины. Картонку я завернул в несколько листов коричневой бумаги, которую запечатал несколькими печатями, имевшими очень внушительный вид; наконец, сверху написал: «Миссис Норман, площадь ***, дом № 4; квартира м-ра Генри Гардинга, эскв., Лондон». Выше адреса я наклеил красный ярлык с напечатанным белыми буквами словом: «Застраховано». Затем в сопроводительный бланк одной из известных континентальных пересылочных контор я внес заявление, что пакет, застрахованный в 200 фунтов, выслан в Лондон по поручению дирекции гаагского отеля «Морская звезда».

Закончив эти приготовления, я надел старый пиджак, голову прикрыл фуражкой служащих в агентстве, приехал к дому м-ра Гардинга и поднялся на лестницу, держа под мышкой «драгоценный» пакет.

Дверь мне открыла опрятно одетая горничная и на мой вопрос, дома ли миссис Норман, коротко ответила:

— Миссис Норман здесь нет.

— А у меня посылка на ее имя. Кажется, это драгоценности; судя по страховой квитанции, вещи эти остались в Голландии. Вам не известно, где она теперь?

— Нет, — ответила девушка. — Здесь она пробыла всего один день, вернее, несколько часов, потом опять уехала.

Я стал снова расспрашивать горничную, но, увидав, что она ровно ничего не знает, попросил ее вызвать м-ра Гардинга.

— Он занят, — был ответ. — У него гости; они играют в бридж.

Я попросил девушку передать м-ру Гардингу, что приходил агент конторы с посылкой, в которой были оставленные в Гааге драгоценности и что я зайду к нему в этот же вечер в восемь часов.

Я, действительно, вернулся в дом 4, на площади ***; на этот раз ко мне вышел высокий седой господин.

Я повторил ему всю историю.

— Да, да, — сказал он. — Миссис Норман моя родственница. Она, вероятно, дала мой адрес портье отеля «Морская звезда», чтобы он пересылал сюда ее письма. Но она уехала. Оставьте же мне посылку; я распишусь в получении.

— К сожалению, не смею, сэр, — ответил я, — мы можем отдавать застрахованные посылки только под расписку адресата.

— Какая нелепость, — сказал м-р Гардинг. — Ведь я же принимаю на себя всю ответственность!

Я покачал головой, повторив, что не смею отдать пакета кому-нибудь, кроме самой миссис Норман. Теперь для меня наступила самая важная минута. Я сказал:

— Дело легко устроить. Мы имеем агентов в каждом городе королевства. Если вы дадите мне адрес миссис Норман, я перешлю посылку одному из них, а он передаст ее адресатке.

М-р Гардинг задумался; очевидно, фрау Нейман просила его не открывать ее места пребывания; тем не менее, застрахованный пакет с многозначительными печатями подействовал. Заметив это, я прибавил беспечным тоном:

— Конечно, если мы не доставим посылку по адресу, она будет возвращена в Голландию.

Еще несколько минут размышления, несколько фраз негодования на нелепость правил пересылочного агентства, и м-р Гардинг сказал:

— Хорошо, я скажу вам ее адрес.

И он передал мне листок из блокнота с адресом ловкой германской шпионки.

Поблагодарив его, я быстро спустился с лестницы, унося с собой запечатанную деревяшку, сел на извозчика и уехал.

Побывав в полиции и передав главному инспектору адрес фрау Нейман, я зашел к Клотильде и рассказал ей все.

В одиннадцать часов того же вечера мы с майором Макдональдом сидели в узком спальном купе экспресса, который нес нас на север.

— Я полагаю, Нетльфильд, — сказал он мне, — что эта особа явилась сюда с особенно злыми намерениями.

— Да, — согласился я. — Но помните, майор, она опытная птица.

Мы тоже действовали очень осторожно, скоро сделали несколько интересных открытий, и я донес о них нашему шефу в Лондоне, куда мы вернулись через три дня.

В скучной официальной комнате я сидел против нашего шефа, приветливого человека средних лет, управлявшего сыскным департаментом военного министерства и адмиралтейства. Я рассказал ему следующее:

— Я узнал, что эта Нейман — центр гнезда опасных шпионов в большом и густонаселенном городе Ф. Ее уважают, считают природной англичанкой. А в городе около 300 мастерских, выделывающих военные припасы. Нейман постоянно видится с обществом натурализованных германцев; они собираются в различных домах, чтобы играть в бридж; но это, конечно, только ширма.

В числе игроков — родившийся в Германии, но принявший английское подданство директор компании для вырезывания торфа из болот и доставления его в Лондон как топлива и для рассылки в другие части страны в виде подстилки для лошадей. Кроме того, компания добывает из торфа некоторые ценные побочные продукты. Настоящее имя этого прекрасного химика Вильгельм Бухвальд; но он называет себя Уильямом Бартоном и желает казаться истинным великобританцем. Наблюдения показали нам, что он и фрау Нейман часто тайно видятся.

— Ну, а чем же пахнет дело? — нетерпеливым тоном спросил меня мой шеф.

— В настоящее время я открыл один заговор, хотя, конечно, затеваются и другие.

— Что же вы открыли?

— Вероятно, сделают попытку уничтожить главную железнодорожную линию между Лондоном и Шотландией; по-видимому, взорвут вал подле канала и, таким образом, зальют водой всю долину, через которую проходит линия.

— Ого, Нетльфильд, — заметил шеф, рассматривая лежавшую перед ним на столе карту. — Если воду не остановят, наводнение окажется серьезным делом.

— Вряд ли воду можно остановить. Железная дорога, канал и река (кстати, широкая и глубокая) сближаются в том пункте, где, вероятно, произведут попытку взрыва. Канал гораздо выше железной дороги, и если попытка заговорщиков удастся, произойдет такое несчастье, какого давно у нас не было.

Сидевший подле меня майор подтвердил мои слова.

На следующий вечер я снова уже был в городе Ф., куда Дей отвез меня в автомобиле; машина была мне необходима, так как я решил объездить болотистую местность, из которой компания добывала торф.

Изобретательная Клотильда тоже приехала в Ф., наняла меблированную комнату у одной старушки и приняла роль учительницы музыки. Для реальности, она поместила объявление в местной газете, предлагая свои услуги особам, желающим учиться играть на рояле. К ней явились только две ученицы.

Моя невеста всегда помогала нам и для этой цели делалась то экономкой, то гувернанткой, то няней, то сиделкой; один раз даже исполняла роль женщины-кондуктора трамвая.

На следующее же утро я сел в автомобиль и встретился с Клотильдой в условленном месте, на шоссе. Я привез ее теплую шубу и моторную шапочку с вуалем. В мехах она перестала походить на скромную учительницу музыки.

Целый день мы ездили по широкой низине, окутанной серым декабрьским туманом. Унылое, дикое было это место. Кое-где, близ дороги, виднелись ямы, образовавшиеся там, где был вырезан торф. Большую его часть увезли, но лежали и торфяные груды, приготовленные для доставки на завод, — одноэтажное низкое здание, стоявшее невдалеке от Ф. Там именно и добывались различные побочные продукты.

Через несколько часов мы направились к городу и медленно проехали мимо упомянутого завода. Он стоял в стороне от дороги; в одном конце этого продолговатого кирпичного строения поднималась короткая заводская труба. Кругом лежали плетенки, очевидно, служившие защитой для круглых стеклянных сосудов, в которых обыкновенно перевозятся кислоты; подле ворот стояла платформа, а на ней были крепкие деревянные ящики.

Маленький завод, по-видимому, выстроенный всего года два-три тому назад, помещался на склоне холма. Невдалеке от него тянулся канал с толстыми сдерживающими валами; в одном конце долины из туннеля выходила железнодорожная линия, пересекала ее и снова исчезала в противоположном холме, на вершине которого раскидывалась мшистая заросль.

С первого взгляда становилось понятно, что после взрыва одного из валов канала вода залила бы и долину, и оба туннеля, и маленькую деревню.

— Ясно, что вы правы, Гарри, — заметила Клотильда.

Прошли еще две недели. Пододвигались рождественские праздники — второе Рождество со времени начала великой войны. В Ф. приехали три агента департамента гражданской тайной полиции. Один поселился в отеле «Корона», где жил и я; двое других разместились по частным квартирам. Все усиленно работали, но ничего нового пока не открывали. Мы узнали только, что фрау Нейман чуть ли не каждый день ездила на торфяной завод и проводила там по несколько часов.

Раз, утром, Мерсер, сыщик, живший в моем отеле под видом инспектора от департамента заготовки военных снарядов, сообщил мне, что торфяной завод получил большой запас страшного взрывчатого вещества — нитроглицерина.

Я предложил осмотреть завод ночью, но Мерсер не согласился на это; он говорил, что подле завода всегда стоит сторож и что наше посещение возбудит только подозрительность заговорщиков.

— Но они хотят взорвать берег канала, — заметил я. — Значит, каждая минута дорога. Почему бы не обыскать завод и не удостовериться, что происходит там?

— Да ведь он работает, — заметил Мерсер. — Кроме сторожа, туда входят только Бухвальд, его помощник Цейген, который со времени начала войны принял фамилию Гардинера, и миссис Норман.

Мы спорили около часа, и я не убедил Мерсера. Он отказался наотрез. Поэтому вечером я донес в главную полицию Лондона, что помощь гражданских полицейских агентов бесполезна; сыщики были отозваны.

Затем я по телефону вызвал майора и его помощника Тедди Бенса из сыскного департамента военного и морского министерств и, когда на следующий день они приехали в Ф., мы составили совещание. Результатом его было решение, в случае необходимости, силой ворваться в здание химического завода в эту же ночь и рассмотреть все.

Мы собрались в одиннадцать часов вечера в пункте мили за полторы от химического завода. С этого места виднелись огоньки фонарей города Ф. Там день и ночь работало триста заводов, которые выделывали снаряды и другие военные припасы для союзников.

Мы до тонкости выработали наш план. Майор Макдональд, Тедди, Клотильда и я двигались парами, делая неровные переходы по темной дороге. Дей шел один.

У каждого было по револьверу и по электрическому фонарю, а Дей, быстрый, сильный и ловкий, взял с собой еще серый шелковый шарф, веревку и стеклянку с хлороформом.

Мы осторожно подкрались к заводу; остальные немного отстали, а мы с Деем подошли к самой стене кирпичного здания, и я принялся кричать на шофера.

Приманка подействовала; дверь открылась, и оттуда вышел плотный точной сторож. Я заметил что-то блестящее у него в руке и, направив на его лицо свет моего фонарика, ослепил немца; в то же время я разглядел в его руке крупный револьвер. Дей мгновенно налил хлороформа из склянки на шелковый шарф и с неописуемой быстротой прижал его ко рту и носу сторожа; германец не успел произнести ни слова — он лишился сознания.

В несколько минут мы заткнули ему рот, связали его и все пятеро вошли в таинственное здание через дверь, которую сторож оставил открытой.

Сначала мы прошли через большую залу, полную машин для размельчения торфа; потом через комнату с котлами, топки которых были потушены и не топились несколько недель; миновали коридор и, наконец, очутились в просторной, прекрасно оборудованной лаборатории.

— Странная вещь, — с удивлением заметил Макдональд. — Посмотрите-ка; здесь все приспособления, необходимые для культуры бактерий и наблюдений за ними. Комната походит на лабораторию госпиталя.

Я осмотрелся кругом.

— Смотрите, — продолжал майор. — Здесь разводятся бактерии. Они их культивируют. Я слушал курсы бактериологии, а потому знаю.

И он с глубоким любопытством смотрел на закрытые стеклянные шкафы. Комната содержалась поразительно опрятно; в ней стояло много столов из зеркального стекла; горели несколько спиртовых ламп; в стаканах виднелось множество пробирок с желатином, бульоном и другими веществами, в которых бактерии процветают и множатся.

— Правда, — сказал я. — Очевидно, они мастерят здесь что-то, кроме побочных продуктов из торфа.

В эту минуту до нас долетел женский вопль.

Я узнал голос Клотильды и быстро повернулся; моей невесты но было в лаборатории.

Я понял, что она, взяв свой электрический фонарь, пошла осматривать соседнее помещение.

Что-то зазвенело; послышался звук осколков разбитого стекла; второй звон и второй вопль. Мы все кинулись в коридор. И не успел я опомниться, как увидел, что в руках Дея бьется женщина, которую мы знали под фамилией Норман. Очевидно, она собиралась убежать из здания завода.

Громкое немецкое ругательство, произнесенное грубым горловым голосом мужчины; опять звон разбитого стекла, на этот раз совсем вблизи, и несколько осколков попали мне в лицо. Мы увидели, что Вильгельм Бухвальд бросил в нас большую бомбу из очень тонкого стекла.

— Берегитесь, Гарри! — крикнула Клотильда. — В этих стеклянных бомбах зародыши каких-то страшных болезней. Они уже разбили три… Одна попала мне прямо в лицо. Смотрите!

Я направил на Клотильду свет моего электрического фонаря и увидел, что из большой раны на ее белой щеке струйкой текла кровь; в то же мгновение, заметив, что Бухвальд старается поспешно скрыться, чтобы ускользнуть от меня, я, не размышляя, кинулся на него.

Он оказался страшно сильным и, охватив мой стан одной рукой, другой сжал мне горло, а потом отбросил, как терьер бросает крысу.

Но майор и Тедди моментально кинулись на него, а я, успев оправиться, вынул из кармана веревку, ловко накинул затяжную петлю на сгиб его левой руки и быстро привязал к ней правую.

— Будьте вы прокляты, английские псы! — заревел он по-немецки. — Но вы умрете, умрете все. Наши стеклянные бомбы полны бациллами бубонной чумы; когда мы побросаем их с наших «таубе», они убьют больше ваших солдат, чем до сих пор их перебила наша армия. Будьте покойны! — И, связанный, он насмешливо захохотал.

Хвастливое уверение этого человека поразило нас. Весь ужас дьявольского заговора предстал пред нами. Они задумали не только уничтожить нашу армию, но и произвести опустошения среди мирного населения страны.

Мы передали фрау Нейман и Бухвальда в руки местной полиции, сами же отправились к врачу, который применил к нам антисептические средства. Узнав истину, местная санитарная власть приказала полить керосином лабораторию, все другие комнаты и коридор, где были разбиты бомбы, и затем поджечь завод.

Это было исполнено; огонь стерилизовал место, где стояло зловещее здание.

Узников отправили в изоляционный госпиталь в Ф., мы тоже поместились в таком же лазарете в соседнем городе И. и остались там под наблюдением врачей.

Заболела только моя дорогая Клотильда; мы, остальные, уцелели. Нейман и бактериолог Бухвальд, оба порезавшие руки, заразились; их железы распухли, и через двое суток они в ужасных мучениях умерли от бубонной чумы.

Две недели Клотильда висела между жизнью и смертью. Мне, сходившему с ума от отчаяния, не позволялось ее посещать. Наконец, однажды вечером я узнал, что кризис миновал, хотя несколько часов Клотильда стояла на краю могилы.

Через десять дней моя невеста вернулась в Лондон. Понятно, после такого несчастья ее отец, м-р Эшертон, не позволил ей снова подвергаться опасности и согласился на нашу свадьбу только с тем условием, чтобы моя жена никогда не принимала участия в разыскивании шпионов.

Теперь, хотя великая война все еще кипит и мы с Макдональдом продолжаем отыскивать шпионов, Клотильда остается дома в нашем приветливом коттедже в графстве Суррей и только мысленно сопровождает меня во время моих опасных предприятий.