Макс Неаль В ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ Эпизод из русско-японской войны



I

Полный штиль господствовал на море, но несмотря на это, находившимся на палубе крейсера Соединенных Штатов «Сиракузы» казалось, благодаря быстрому ходу, что дует ветер со скоростью в 20 узлов. Море было гладко, как зеркало, только впереди, у носа могучего колосса-корабля, поднималась высокая, увенчанная пеной волна, тогда как сзади, где работали оба винта, вода кипела и кружилась, точно вздымаясь из самой темной глубины. Ночь была беззвездная, и над манчжурским берегом летал густой туман. Часовой на передней палубе зорко всматривался в темноту, висевшую перед кораблем подобно черной завесе. Ночная тишина нарушалась лишь равномерным стуком машины, слегка сотрясавшим покрытый панцирем корпус судна, и однообразным выкрикиваньем часовых.

Полночь минула. Лейтенант Галпин, которого только что сменили, стоял еще на палубе и курил свою сигару. Он но ощущал ни малейшей сонливости, неопределенное предчувствие какого-то грядущего события угнетало его и не позволяло подумать о том, чтоб удалиться в свою каюту. Посмотрев некоторое время на море, он побрел на ют и через надстройку на верхнюю палубу, где остановился у релинга, как раз около лага, постоянно вертящийся канат которого автоматически считал пройденные мили. Он уже давно следил за лагом, как вдруг заметил, что кусочек сети вертелся вместе с канатом, приблизительно в полутора метрах от релинга. Хотя это совершено не составляло препятствия движению лагового каната, но тем не менее смутило офицера. Он мог бы легко втянуть канат и удалить этот кусочек сети, но вместо этого он спустился через релинг на галерейку, обвивавшую низ корабля. Придерживаясь крепко правой рукой, он левой только что собирался удалить сеть, как вдруг в высшей степени странное обстоятельство вынудило его обратить свои взоры вниз, на воду, слабо озаренную светом из кают.

То, что лейтенант Галпин там увидал, недаром возбудило его внимание. На воде у левого борта отчетливо поднимались из глубины большие белые воздушные пузыри и море характерно волновалось, как будто большая, быстро плывущая рыба приближалась к кораблю. Но какая же рыба могла развить такую скорость? Или, быть может… При этой мысли лейтенант почувствовал что-то вроде головокружения и кровь прилила ему к сердцу; внезапно, — было ли это последствием страха или собственной неосторожности, но Галпин потерял равновесие и полетел навзничь вниз головой в море. Он ясно почувствовал, как его тело глубоко погрузилось в воду, причем голова ударилась о какой-то твердый предмет, так что он был близок к потере сознания. Галпин старался вынырнуть, делая отчаянные плавательные движения. Когда он очутился над водой, «Сиракузы» уже удалились от него на длину корабля, и раньше, чем он смог погнать о том, чтобы позвать на помощь, панцирное судно, подобно точке, исчезло в тумане. Часовой на баке неотступно смотрел вперед, и никто не подозревал, что лейтенант Галпин упал за борт.

Галпин был молод, силен и выносливый пловец. Море было спокойно, а берег — в отдалении лишь двух миль в восточном направлении. К тому же, месяц слегка прорывался через тучи, так что было значительно легче ориентироваться. Офицеру удалось с некоторым трудом сбросить верхнюю одежду и снять ботинки; затем, лежа на спине, он собрал свои силы для предстоявшего ему четырехчасового плавания.

Галпин не плыл еще и часа, когда перед вынырнул длинный темный предмет, который он сначала принял за опрокинувшуюся лодку. Но, подплывя ближе, он разглядел лежавший наполовину над водой стальной цилиндр, тупо закругленный с одного конца и заостренный с другого. Для Галпина, как для морского офицера, было ясно, что именно он имеет перед собой.

— Мина Уайтхэда, — воскликнул он невольно. — От нее, следовательно, исходили и воздушные пузыри. Я, по- видимому, упал с корабля как раз, когда она проходила, — размышлял Галпин и дотронулся до своей головы, на которой образовалась порядочная шишка. — Торпеду направили на наше судно, но, к счастью, безуспешно. Но кто же это сделал? Кто?

Раздумывая над непонятным происшествием, он крепко ухватился за заднюю часть торпеды. Будучи знаком с механизмом этого страшного орудия, он быстро повернул маленькое винтовое колесо, чтобы удержать таким образом воспламеняющую иглу. Отлично зная, что благодаря этому 200 фунтов взрывчатого вещества были защищены от взрыва, офицер сел верхом на торпеду, хорошо державшую его над водой несмотря на то, что в ней заключалось на 60 футов меньше сжатого воздуха, чем при выстреле. Затем он принялся за исследование. Сначала Галпин нашел ходовой аппарат поднятым кверху, благодаря чему был заперт мотор, приводящий в движение винты торпеды; кроме того, регулятор, сообщающий полную силу внутренней воздушной машине, лежал плоско на круглом стальном цилиндре. Галпин быстро придал обоим обратное положение; тотчас же винты завертелись и торпеда медленно тронулась, между тем как он греб ногами, чтобы сохранить равновесно на своем оригинальном морском коне.

Начало светать, туман медленно поднялся кверху и Галпин смог теперь различить берег, лежавший перед ним в небольшом отдалении. Новая надежда наполнила его. Невольно он оглянулся, словно желая измерить уже совершенный путь, как вдруг увидал что-то, похожее на бочку с тонкой мачтой и приближавшееся к нему довольно быстро, гонимое невидимой силой. Наверху из крышки бочки высовывалась голова и плечи человека. Но уже через несколько минут лейтенанту Галпину стало ясно, что это была подводная лодка; а теперь он смог также разглядеть, что человек в стальном цилиндре был японец, узкие глаза которого стали почти круглыми от удивления, когда он увидел непосредственно вблизи страшного всадника.

— Алло! Вы плывете? Что же у вас там такое? — крикнул японец по-английски.

— Мина Уайтхэда, — ответил Галпин в приподнятом настроении.

— А, да, это то, что мы ищем. Мы ее направили вчера на русское панцирное судно, но я не попал в цель. Торпеда же очень ценная вещь, в особенности, если человек так отдален от своего главного пункта, как я; поэтому мы и отправились на поиски.

— Ступайте к черту с вашими русскими! — воскликнул американец. — Вы выстрелили в крейсер Соединенных Штатов «Сиракузы». Но весь ваш успех состоял в том, что вы меня заставили со страха упасть за борт. Разве вы уж больше не можете отличить янки от русского?

Выражение лица японца не изменилось от этих слов. Он лишь возразил:

— Вы принадлежите к этому судну и упали за борт?

— Да, — ответил американец, — и если б вот эта игрушка не попалась на моем пути, то кто знает, почувствовал ли бы я когда-нибудь землю под ногами.

— Можете вы мне помочь ввести торпеду снова в минный аппарат? — спросил японец.

— Я вам помогу, конечно, но вы должны и меня принять на борт, я основательно продрог.

II

Галпин, которого командир снабдил теплой одеждой, сидел посреди пустого пространства, образованного стенами подводной лодки. Многочисленные электрические лампы распространяли яркий свет, который отражался в запутанной системе блестящих труб, рычагов и клапанов, густо покрывавших изнутри стальную стену. Внимание Галпина привлекло то, что все было устроено таким образом, чтобы каждый член экипажа, состоявшего из семи маленьких японцев, похожих друг на друга, как братья, мог совершать свою работу, не отходя далеко от своего места, так как горизонтальное положение лодки, особенно при волнении, могло быть обеспечено только минимумом движений экипажа.

Два человека поместились впереди на двойном минном аппарате; один, по-видимому, помощник капитана, стоял около погружающего рычага, между тем как остальные четверо машинистов и электротехников сидели на корточках вблизи мотора и динамо.

Командир приказал теперь помощнику сменить его в наблюдательной башне и уселся на ящик против Галпина.

— Позвольте узнать, как вас зовут? — начал японец разговор.

— Я Ричард Галкин, лейтенант крейсера Соединенных Штатов «Сиракузы», — ответил спрошенный.

— Сагу Матсуморо, лейтенант японского флота, в настоящее время командир подводной лодки «Ха-хи».

— Скажите мне теперь, лейтенант Матсуморо, как могли вы сегодня ночью сделать эту ошибку? Разве вы не знаете крейсера «Сиракузы»?Ведь в русском флоте совершенно нет похожего на него судна.

— Нет, есть — «Ретвизан»… Я его осматривал: 3 трубы, 2 мачты и прежде всего галерея верхней палубы, — возразил японец.

— Эта галерея, действительно, специальность верфей Крампа. Но ведь существует еще много судов, у которых она имеется. Вам следовало бы смотреть внимательнее, — укоризненно сказал Галпин.

— Мои глаза очень плохи, а вчера я сломал свою подзорную трубу, — ответил японец.

— Ну, так вам следовало положиться на лучшие глаза. Была бы красивая история для Японии, если б сегодня ночью вы своей торпедой взорвали крейсер Дяди Сэма!

Японец пожал плечами.

— К тому же, «Ретвизан» ведь находится в ремонте в Порт-Артуре, — продолжал Галпин.

— Нет, — возразил японец. — Он уже исправлен и покинул Порт-Артурскую гавань. Я нахожусь в поисках за ним.

— Куда же теперь лежит путь?

— Вокруг Ликотунгского полуострова.

— Ну, мне это безразлично, лишь бы вы меня где-нибудь высадили на берег, — сказал Галпин и закурил папироску, которую ему предложил японец.

— Это невозможно, лейтенант Галпин! Вы получите эту лодку лишь тогда, когда война кончится.

— Что это значит? — воскликнул американец, быстро вскакивая.

Но японец снова усадил его.

— Вы теперь знаете о существовании этой подводной лодки, тогда как японское военное ведомство хочет, чтобы это оставалось тайной. Только таким образом возможно взять добычу, подобную последней.

На лице Галпина отразилось глубокое удивление.

— Какую добычу вы подразумеваете?

— «Петропавловск»!

— Как — это вы? Но ведь то была мина?

— Так думала Россия и весь мир, — самодовольно возразил Матсуморо. — Но это заблуждение. Теперь я могу вам сказать это, так как вы не можете меня выдать. Русское военное судно потопила моя подводная лодка, о существования которой никто, кроме адмирала Того, не знает. И как могла бы мина попасть в судно во время хода?

— Черт возьми! — воскликнул Галпин. — У меня тоже была эта мысль. Но тогда и другие корабли, о которых сообщают, что они натолкнулись на мины, — ваши жертвы?

— Действительно, — ответил японец. — «Победа», «Полтава», «Диана», «Аскольд», «Енисей», — все они мои жертвы.

Гордость отразилась на лице японца.

— Боже! И вы будете, наверное, продолжать эту историю до тех пор, пока не очистите море от русского флота?

— Это в самом деле мое намерение, — ответил Матсуморо. — Но я сделаю еще больше. Моя подводная лодка принесет с собой переворот во флоте всех наций. Броненосец не в состоянии защитить себя от этого ужасного орудия.

— Можете вы удержаться при всяком ветре? — спросил Галпин, любопытство которого возросло до крайней степени. — Как велик район вашего плавания?

— Под водой — 50 миль, на поверхности — 400. Я должен подниматься каждые 10 дней из-за свежего воздуха и раз в 4 месяца соприкасаться со своим главным пунктом, чтобы делать запасы провизии, воды и часто также торпед. За эту войну я причинил русским больше вреда, чем все мои соотечественники, вместе взятые.

— Однако в эту ночь вы были близки к толу, чтобы потерпеть неудачу, — заметил Галпин. — Что бы вы делали, если б ваша торпеда попала в «Сиракузы»?

Матсуморо очень серьезно посмотрел на своего собеседника. Потом он медленно проговорил:

— Это правда, я чуть не сделал тут ошибку. Но если бы моя торпеда имела успех, то нам всем здесь ничего бы не оставалось, кроме «харакири» — и мое существование и мои дела остались бы вечной тайной.

При этих словах он указал на короткий обоюдоострый меч, висевший наверху, в капитанской башне.

Мороз пробежал по коже Галпина. Но потом его юмор одержал победу.

— Ну, благодарю, из-за такой мелочи, как «Сиракузы», я бы не стал себе выворачивать внутренности.

— У каждой страны свои обычаи, — проговорил японец, прищурив спои узенькие глазки.

Галкин постарался дать разговору иное направление.

— Что же случится, если ваше приближение все же когда-либо будет замечено судном и двадцатифунтовая граната пробьет дыру в вашей подводной лодке? В этой западне вы утонете, как крысы!

— Возможность быть открытыми не очень велика. Но если бы действительно в нас попал заряд, то весь экипаж, за исключением одного человека, мог бы спастись, — заявил японец. — Мы уже испробовали это на деле.

— Как? Неужели?!.

— Конечно! Посмотрите на эти минные трубы, — они в диаметре имеют восемнадцать дюймов, следовательно, достаточно велики для того, чтобы человек мог вползти в них вместо торпеды. Задний клапан закрывается; запертый должен набрать побольше воздуха в легкие, — носовой клапан опускается, кран резервуара со сжатым воздухом открывают — и человек вылетает, как торпеда. Все это происходит так быстро, что если он хоть до некоторой степени хороший пловец, то должен достичь поверхности воды.

От удивления Галпин не мог сразу ответить.

— И, разумеется, последний человек остается, так как не может сам собой выстрелить, — произнес он затем.

Японец поклонился с серьезным лицом:

— Остающимся был бы я сам, командир!

— Наши виды на будущее не очень приятны, господин лейтенант! — воскликнул Галпин. — Если вы сделаете ошибку оттого, что плохо разглядели, вам предстоит «харакири», если же вас увидят, то вы должны будете задохнуться в этом стальном гробу. Меня нельзя было бы соблазнить ни тем, ни другим!

Японец улыбнулся.

III

Прошло три дня и три ночи. Проснувшись однажды утром, Галпин заметил вокруг себя общее волнение.

Экипаж стоял на своем посту, и Матсуморо сам управлял рулем.

Его голова и плечи не были видны в темноте, царившей в капитанской башне. Слуховые трубки подводного телефона свободно свешивались, — казалось, что ими пользовались второпях и затем не повесили на крючок.

— Эй, что же случилось, лейтенант Матсуморо? — крикнул лейтенант Галпин японцу.

— Мы находимся в десяти милях к юго-востоку от Порт-Артура и «Ретвизан» уже вышел, — раздалось в ответ. — Я получил это известие по беспроволочному телеграфу, пока вы спали. Послушайте-ка сами у телефона.

Галпин тотчас же поднес свешивавшиеся слуховые трубки к ушам. Он ясно различил стук машины и вибрирующие, пульсоподобные удары винтов.

— Поднимитесь сюда, — сказал Матсуморо, — я нуждаюсь в вашем хорошем зрении и советах.

Галпин тотчас же поднялся в башню.

— Наверху туманная погода. — При этом японец указал на экран перископа.

В эту минуту на нем справа показалось гигантское, выкрашенное в серую краску военное судно, которое направлялось прямо на подводную лодку и лишь слабыми очертаниями отделялось от серого тумана. Густые черные облака дыма неслись впереди колосса.

— Что вы думаете насчет этого? — спросил Матсуморо. — Я вижу три трубы и две мачты с боевыми марсами. Имеется ли у судна галерея верхней палубы?

— Я не знаю, — возразил Галпин, — но не полагайтесь слишком на эту галерею. Она также есть и у вашего броненосца «Хатсузе», я видел его в Гонконге. Берегитесь, как бы вам не взорвать ваших соотечественников!

— Я и сам знаю суда нашего флота, — отметил японец с легкой обидой.

Корабль на белом экране между тем вырос, находясь на расстоянии едва одной мили. И теперь дальше позади показалось, едва различимое в тумане, другое панцирное судно, и потом еще одно, — серая точка на туманном фоне, насыщенном дымом. Целый флот в боевом порядке надвигался на подводную лодку, но суда не выкинули флага.

— Для меня здесь не все ясно, — заметил японец. — Значит ли это, что весь русский флот вышел из Порт-Артура?



— По-видимому, это так, — ответил Галпин, созерцавший с величайшим интересом картину на экране, предполагая, что это действительно русские. — Боевые суда теперь имеют такое одинаковое строение. Боже, теперь он поворачивается!

Могучий броненосец делал крутой поворот штирбортом. Глаза Матсуморо засверкали.

— Они заметили трубу нашего перископа, — сказал он, — и, спасаясь от него, они выдают себя: видите вы теперь галерею верхней палубы? Нет сомнения, это «Ретвизан»!

Раньше, чем Галпин успел проверить все подробности, Матсуморо сделал намек на то, что при предстоящем действии помещение в капитанской башне было бы слишком тесно дли двух человек, после чего американец тотчас же спустился. Вслед за этим последовал приказ за приказом на японском языке тем четырем людям, которые обслуживали минные аппараты. Затем из уст Матсуморо раздалось слово, смысл которого не подлежал сомнению: один из люден повернул, послышалось шипение, и затем глухой удар возвестил, что торпеда покинула минную трубу. Матсуморо повторил команду — и вторая торпеда направилась на вражеский корабль. В то же время, машинист быстро остановил мотор, так что лодка сотряслась во всех своих частях.

В это мгновение произошло нечто до того неожиданное, что сам Галпин почти потерял самообладание: Матсуморо, шатаясь, спустился по лестнице, упал на колени, ударяясь лбом о пол, и начал плакать, как ребенок.

Экипаж собрался вокруг своего командира и, остолбенев, смотрел на него.

— Ради Бога, что же случилось? — воскликнул Галпин и наклонился к японцу. Но тот не ответил, а зарыдал еще громче и сильнее.

Быстро решившись, Галпин бросился наверх в башню. На белом экране офицер все еще видел могучее военное судно, обращенное к нему всем бортом, на котором теперь засверкала красная линия, сопровождаемая своеобразным треском.

Вслед за тем Галпин услыхал свист и щелканье снарядов, падающих в воду и направленных прямо на перископ.

— Проклятье, тут что-то не в порядке, — пробормотал Галпин.

Быть может, они послали торпеду не на тот корабль? Но он все же должен быть русским, так как иначе не стали бы стрелять в японцев.

Галпин, однако, но успел дольше размышлять над этим, так как на экране показалось нечто ужасное, от чего застыла кровь в его жилах. Он увидал, как задняя труба панцирного судна внезапно подалась кверху, затем из задней части вырвался пламенный столб, увенчанный облаком дыма, и одновременно с этим у борта корабля выросла волна вышиной с гору, которая разлетелась, как мыльный пузырь. В тот же момент громовой удар раздался в ушах Галпина — и он был отброшен к стене капитанской башни дошедшим до него мощным давлением воздуха, между тем как в нижнем помещении люди попадали на пол.

После короткой паузы последовал второй взрыв. Казалось, что склепанная сталь разрывается на части и толстые железные балки отламываются, подобно тонким жердям… Вторая торпеда достигла цели.

Только когда рассеялся желтовато-черный дым, Галпин смог оценить в полном объеме дело разрушения.

Нос броненосца поднимался высоко в воздух, тогда как корма исчезла под водой. Люди на корабле, похожие на черные точки, скользили и падали с кривой плоскости палубы в море, тогда как другие кричали за бортом. Все более и более отвесно поднималась передняя палуба из воды, — гигантское серое чудовище, раненное насмерть, медленно погружалось в пучину.

Глубоко потрясенный, спустился Галпин с наблюдательной башни. Матсуморо стоял выпрямившись среди помещения с обоюдоострым мечом в правой руке. К нему уже вернулось его стоическое спокойствии.

— Я сделал ошибку, — сказал он спускавшемуся Галпину, — корабль, который я взорвал — не «Ретвизан».

— Я уже подумал это, — возразил американец. — Но что же ото было за судно?

Не отвечая на вопрос, японец зажег лампы внутреннего освещения и положил меч перед собой на пол. Потом он по-японски обратился к своим людям, стоявшим вокруг него с неподвижными лицами, и спокойно, без малейшего волнения и без жестикуляции, говорил в продолжение почти пяти минут.

Галпин с напряженным вниманием следил за всем происшествием, между тем как подводная лодка с остановившимся мотором лежала приблизительно на двадцать футов под зеркалом вод.

Теперь один из машинистов выступил вперед, поднял меч и, раньше чем Галпин успел этому помешать, машинист распахнул свою одежду и всадил глубоко в живот смертоносную сталь.

Последним усилием он быстро сделал разрез кверху, потом, хрипя, повалился ничком на пол.

Остальные неподвижно смотрели на это. Теперь второй взялся за меч. Но раньше, чем он смог им воспользоваться, Галпин подскочил к нему и выхватил у него оружие из рук, в то же время нанеся ему кулаком такой удар по лицу, что японец отлетел в противоположный угол машинного помещения.

— Ах вы, проклятые язычники! — воскликнул Галпин в сильном волнении, переломив клинок о свое колено. — Так вот наш способ исправлять ошибку! Что же это будет, если один да другой убьет себя! Уж не ожидаете ли вы, что я последую вашему примеру?

— Не вмешивайтесь, — твердо сказал Матсуморо. — Я вам советую не осмеливаться на это!

— Как не вмешиваться! — заревел янки. Галпин задыхался от ярости. — Ну, а я все-таки посмею! — И, обойдя тело мертвеца, он подошел к Матсуморо и схватил его железной рукой за грудь. — Вы вольны совершать «харакири» над собой, — каждый имеет право умерщвлять себя так, как он хочет; но я намереваюсь жить!

— Это ваше дело, — возразил японец. — Ваша судьба нас не касается. Мы не ответственны за вас.

— Ну, это мы посмотрим! Поднимитесь с лодкой на поверхность воды, откройте крышку и выпустите меня. Я поплыву. Слышите, выпустите меня из лодки! — При этих словах Галпин встряхнул тщедушного японца, как мешок.

— Это невозможно, — ответил Матсуморо, стараясь оттолкнуть американца. — Мы больше не можем подняться, лодка тонет.

И он указал на измеритель глубины, к ужасу Галкина показывавший уже три атмосферы.

— Итак, вы видите, что у нас осталось немного времени, чтобы умереть, но еще меньше, чтоб вас освободить.

— Тогда я вас заставлю это сделать! — заревел Галпин, поняв, что медлить было опасно. — Выстрелите мной из минного аппарата, вы сами говорили, что это ваш единственный путь спасения!..

— Нам некогда, посторонитесь, — возразил японец, прилагая все усилия к тому, чтобы вырваться.

— Проклятые собаки, если вы хотите умереть передо мной, то умрите же от моей руки! — Галпин решительно вцепился Матсуморо в горло. — Ну, хотите вы меня выпустить из лодки или нет? Хотите? Вы должны мне ответить!

При этом он все сильнее сжимал шею японца, так что у того налившиеся кровью глаза вылезли из орбит и он издал непонятный, слабый хрип.

Экипаж хотел прийти на помощь своему командиру, но угрожающая поза американца, на голову превышавшего японцев, заставила людей отступить.

— Я еще раз спрашиваю нас, хотите вы меня освободить из этой западни или нет? Я требую ответа и поскорее!

Матсуморо сделал жест, что хочет говорить, после чего Галпин его выпустил.

— Хорошо, — сказал японец, все еще продолжая задыхаться, — я прикажу выстрелить вами из минного аппарата.

— Отлично! Дайте мне честное слово, что вы все сделаете правильно, если я вползу вон в ту трубу.

— Даю вам слово и отвечаю за успех. Но и я от вас, как от офицера, требую обещания, что вы умолчите обо всем, что вы видели здесь, в этой лодке.

— На это я не могу дать вам согласия: начальство будет требовать от меня отчета о моем пребывании, — ответил Галпин.

Матсуморо с минуту разглядывал решительное лицо своего противника, потом проговорил:

— И на это согласен! В конце концов, это ведь безразлично. Свет будет тогда, по крайней мере, знать, что мы умерли так, как жили: с честью.

— Это я охотно подтвержу, если мне дано будет снова увидеть солнце!

— Тогда надо торопиться! — Японец подвел Галлина к одной из минных труб и открыл клапан; потом он подал американцу знак вползти в нее.

Тот теперь помедлил с секунду.

— Я не знаю, что вам сказать, лейтенант Матсуморо; мне искренне жаль, что так случилось.

— Пожалуйста, не задерживайте нас. Если наша лодка еще глубже опустится, то и для вас не будет больше спасения. Как только клапан трубы будет закрыт, вздохните поглубже и крепко зажмите уши пальцами. Вы найдете наверху достаточно спасательных лодок, ваши шансы хороши. А теперь поскорее, пожалуйста.

Галпин быстро сбросил свою верхнюю одежду, еще раз пожал руку японцу, — затем он влез в минный аппарат.

— Не забудьте глубоко вздохнуть! — закричал еще ему вслед Матсуморо.

Клапан опустился. Запертый в трубе набрал в свои легкие побольше воздуха и крепко зажал пальцами уши.

Теперь он услыхал, как поднимали носовой клапан и в то же время почувствовал вторжение воды. Один удар — и он вылетел в жидкую, холодную темноту.

Тотчас же Галпин начал работать ногами, чтобы выбраться наверх. Он знал, что глубина, на которой он находился, была около ста футов; в одну секунду он мог подняться приблизительно на два фута, следовательно, ему нужна была целая минута для того, чтобы добраться до поверхности воды.

Ужасающе долгое время! Галпин рассчитал также, что на каждое отдельное движение ногой требовалось полсекунды, — он должен был, следовательно, сделать сто движений. Когда он сосчитал десять, начались нервные мучения от недостатка воздуха. К тому же, это ужасное давление на уши и ноздри! Когда он сделал пятьдесят футов, он осмелился отнять палец от уха, чтобы при плавании пользоваться, по крайней мере, одной рукой. Но боль в барабанной перепонке была так сильна, что он не посмел освободить и другую руку. Все сильнее и сильнее ощущался недостаток воздуха. Галпину казалось, что его легкие собираются лопнуть; он ясно чувствовал, как сознание его помутилось. В смертельном страхе он воспользовался и другой рукой; кровь прилила ему к голове, шум в ушах почти лишил его сознания, — как вдруг сразу все эти страшные явления исчезли. Галпин увидал солнце, сверкающее небо и в море многочисленные суда самых различных типов, — большие военные корабли, купеческие суда и китайские джонки.

Галпин был еще немного оглушен, но быстро освоился с положением вещей и принялся кричать изо всех сил. Одна из многих спасательных лодок, оказывавших помощь экипажу потонувшего корабли, тотчас же стала грести по направлению к зовущему. Это была белая, стройная лодка, которая показалась Галпину очень знакомой.

— Сэр! — крикнул передний гребец сидевшему на руле офицеру. — Это лейтенант Галпин!

— Как, Галпин?! — воскликнул офицер, поднимаясь. — В самом деле! Но где ты был, ради Создателя? Мы думали, что ты утонул. Какими же судьбами попал ты на «Хатсузе»?

— Корабль, который потонул, был… — спросил Галпин, влезая в лодку.

— Японский крейсер «Хатсузе», — ответил офицер.


Электрические «ищейки» разыскивают и уничтожают субмарины // The Electrical Experimenter. 1917, сентябрь.


Электрический уничтожитель торпед // The Electrical Experimenter. 1917, май.


Загрузка...