Государственный секретарь поставил пресс-папье слева от серебряной статуэтки Свободы, потом — справа, наконец — перед собой, и долго всматривался в его хрустальный набалдашник.
Поднял голову.
— И что?
— Мы сделали все, что было можно, господин премьер.
— Нет, не сделали.
— С двух часов расставлены посты на всех станциях метро и железной дороги, на улицах и площадях. Многочисленные патрули с фотографиями Фаррагуса ходят по городу… Наблюдаем за зданием университета… проведен обыск в доме профессора… у его знакомых… в три часа развешаны объявления о награде в пять тысяч долларов за информацию о местонахождении профессора. Ни одна машина, ни один человек, ни один самолет не покинут Лос-Анджелес так, чтобы мы об этом не знали.
Госсекретарь стукнул линейкой по пресс-папье с такой силой, словно этот предмет был ему особенно ненавистен.
— И что с того, — взорвался он, — какие результаты… никаких!
Начальник полиции потер нос.
— В любую минуту нам могут сообщить… — начал он.
Зазвонил телефон. Госсекретарь поднял трубку.
— Что? Как? Это вас, — сказал он, отдавая трубку.
Начальник полиции склонился над столом.
— Что? Фолстон из Лос-Анджелеса? Что? Что?? Что??? Не разрешать! Возвращать!! Возьмите все резервы из казарм! — Он прикрыл трубку рукой. — Господин госсекретарь, — сказал он, — это было неизбежно: в городе началась паника, то есть волнения, — поправил себя он, кусая губы. — Толпы народа хотят выйти из города во всех направлениях.
— Какое мне до этого дело! — взорвался госсекретарь.
Хрустальное пресс-папье закончило свое существование, разбившись под столом на тысячи осколков.
— Господин госсекретарь… трудно… сил полиции не хватает, я вынужден просить о помощи армию.
Госсекретарь достал из кармана платок.
— Армию? Но это невозможно!
Он вдруг встал и начал бегать по комнате.
— Это безобразие! Два звонка из английского посольства… это может вызвать кризис, а еще переговоры о займе! Нет, вы должны собственными силами…
Начальник полиции вернулся к трубке.
— Фолстон? Это вы? Слушайте, что я говорю. Вызовите городскую полицию из Пасадены и Сан-Диего, вообще со всего округа, можете реквизировать несколько автобусов. Что? Что? — Он стал еще более лиловым, чем раньше. — Там то же самое? — пробормотал он. — Тогда пусть проверяют, надо поставить кордоны, проверять документы. Тех, кто на машинах, пропускайте, пусть едут к черто… то есть… что? Он может быть переодетым?!
Он бросил трубку на телефон.
— Ну? — Госсекретарь задержал на начальнике полиции вопрошающий взор.
— С утра задержано триста сорок человек, — начал начальник.
— Ах, помолчите. Триста сорок Фаррагусов. Хорошо. Чем все это закончится?
Зазвонил другой телефон. Госсекретарь поднял трубку:
— Да-да. Канцелярия президента? Жду.
С минуту молчал.
— Господин президент? Да, это я. Надеемся, что удастся поймать его до семи часов, наверное, да. — Он прикрыл трубку ладонью. — Из Белого дома. Подумайте, четвертый звонок. Это кончится моей отставкой. Такой срам! Люди безумствуют на улицах. Английское посольство, — начал он, но умолк, потому что начальник полиции смотрел на него странным взглядом. — Почему вы так на меня смотрите?
— Извините, господин госсекретарь… но если… не дай Бог… не удастся его задержать, то речь будет не об отставке, а о… смерти!
— Что? — Госсекретарь остановился как громом пораженный. — Это мне даже в голову не пришло, — наконец признался он. И вдруг неприятно рассмеялся. — Сорок тысяч полицейских, включая резервы, все экипажи специальных бригад не в состоянии найти одного человека? Притом старика, у которого нет машины… которого все знают!
Зазвонил телефон.
Начальник полиции вертелся на стуле, ежеминутно прижимая трубку рукой, словно хотел впихнуть в нее плохие вести.
— Господин госсекретарь, — сказал он. — Ничего не поделаешь! Вы должны дать мне армию, иначе я ни за что не отвечаю.
Государственный секретарь сел в кресло и опустил руки.
— Делайте что хотите. Мне все равно. — Он невольно склонился над столом, который был покрыт пестревшими черным и красным свежими газетами. Везде были видны огромные заголовки экстренных выпусков.
— Алло? — Начальник полиции накручивал один номер за другим. — Генерал Уилби? Господин генерал, я говорю из кабинета государственного секретаря… вы ведь ориентируетесь в ситуации, не так ли… возникла паника… могут быть беспорядки… грабежи… пожары… мне не хватает людей, чтобы справиться с ситуацией. Нам нужно… да, да, вы меня прекрасно понимаете. Нет, не пехота. Я предпочел бы моторизованные подразделения… так будет лучше, правда ведь? Что вы говорите? Хорошо.
— Боже мой, — госсекретарь вдруг посмотрел на часы, — еще полтора часа. Уже половина седьмого.
Он открыл ящик стола и нашел пачку аспирина.
— Вы можете подать мне графин с водой? Спасибо. Какой идиотизм: два ученых повздорили, и один, чтобы убедить другого, хочет взорвать мир… Слушайте, а может быть, объявить по радио, что мы предадим всю эту историю забвению, если он сдастся добровольно?
Начальник полиции пожал плечами.
— Это не поможет, он же сумасшедший. Но я позвоню, пусть объявят, теперь уже все равно.
И он снова начал набирать номер.