Конан в Гиперборее

13. ВОЛХВ

Они угощались из больших глиняных мисок снедью Арконы — супом из молодых хвощей, кашей из желудей и заедали тягучим, солнечно-желтым лесным медом из сот. Хозяин только потягивал пряно и необычно пахнущий отвар — какое-нибудь ведовское зелье, подозревал Конан — из бычьего серого рога и поглядывал на них из-под косматых бровей глазами, зелеными, как лесной мрак.

Наконец, он отложил рог в сторону и покачал седой головой:

— Эх, Явлад, Явлад… Заварил же ты кашу, сыне, сам не ведаешь, какую крутую. А расхлебывать ее, может статься, придется всей Боруси.

— Я заварил, я и расхлебаю, — мрачно ответил Явлад. Он почти не ел, чего нельзя было сказать о Конане.

Свентовит только покачал головой из стороны в сторону:

— Твои слова б, да Яру в уши… Эх, молодо-зелено. Еще твое счастье, что встретил вон его. — Волхв повел глазами в сторону Конана.

Тот поперхнулся вареными желудями от неожиданности и навострил уши. Причем тут он?

Но старейший волхв Арконы не обратил на него внимания:

— Ты, Явлад, сам не ведаешь, какого зверя из клети выпустил. Так вот, твой дружок — стигиец, что стащил у тебя не только престол, но и то, чем на нем сидят, не кто иной, как Тот-Амон, великий жрец Черного Змея Сета, по нашему — Смока, Вселенского Зла!

Он поднял вверх сухой старческий палец. Явлад в оторопении уставился на него.

— Но как… раб… купили на торгу…

— Если б дети Змея не ссорились — давно б весь белый свет заглотили! Молодой Тутотмес, честолюбивый маг, собрал таких же и, похитив у Тот-Амона великий амулет — Кольцо Сета, сверг его. Тутотмес хочет лишь власти для себя, такие всегда побеждают одержимых бессребреников — а Тот-Амон такой и есть, хоть и во Зле — но до времени… Рано или поздно Тот-Амон вернется и уничтожит Тутотмеса и его шайку, но он — я уже сказал — одержимый, он — верный раб Сета. И ради возможности растоптать землю, где Борей, сын Солнца-Яра, впервые узрел свет лика Отца своего, готов на время забыть и про месть, и про утраченное могущество. Ты помнишь, что высечено на стене гридни в Калоге?

— Праотец — Борей, поражающий Смока, — отозвался Явлад.

— Древняя вражда, древняя, как сам людской род, — пробормотал Свентовит. — Когда Яр родил людей, Смок тоже создал человековидных тварей, но с душой — по образу и подобию своему. Зрящие духом вмиг отличат их, увидев сквозь людские черты морду гада ползучего. Окаянный род вползает повсюду, лишь мы, гиборийцы, в силах противостоять ему. Немало древних держав он изъел изнутри, тайно — любы им тайны и мрак. В древние годы, Конан, твой пращур, король Кулл, сокрушил их власть в Валузии. Ты, Конан, его новое рождение. Грозой станешь ты исчадьям Смока и Его главному слуге — Тот-Амону, грозой и проклятьем. Везде ты будешь становиться на тропе Его и разрушишь замыслы Его и козни Его! — зеленые глаза Свентовита пылали, он не видел ни избы, ни притихших беглых рабов, одному из которых, тощему грязному мальчишке с обрывком цепи на шее, он возвещал сейчас будущее величие. — Ты станешь великим владыкой и величайшим героем, и барды будут воспевать тебя — так же, как твоего предка, и порукой тому — Колояр, знак вечного Возвращения.

Волхв коснулся знака, нанесенного на медном зеркале, висевшем у него на груди. Знак этот на юге звался Крестом Митры, на севере — Молотом Тора, на западе — Оком Крома и представлял из себя прямой равносторонний крест с заломленными под прямым углом посолонь лучами.

— Однако, — уже тише сказал Свентовит, — это все — наследство твое. Удержишь ли — решать тебе. Но виден промысел Богов, приведших тебя сюда и сведших этим вот… олухом Яра небесного.

Конан недоверчиво фыркнул — ничего себе промысел, воплощающийся в ударе дубинкой по башке да мимолетной придури молодого жупана.

— Ты заблуждался, Явлад, — повернувшись к помрачневшему князю, продолжал волхв, — думая, что владыки Юга — вольные самодержцы. Все они — рабы, игрушки в лапах слуг и детей Сета-Смока, и видят Боги, мы, волхвы и друиды Севера, балуем вас, властителей — по сравнению с теми ежовыми рукавицами, которых они держат этих самодовольных петухов — королей, каганов, царей. Все, кто воображает, что, избавившись от обычаев, законов, рода, Богов, обретут свободу, превращаются в жалких рабов Смока и его тварей.

Конан резко поднялся.

— Это все замечательно, но нам надо добраться до Калоги и разобраться с этим… Тошмоном, пока наш бывший хозяин не предупредил его.

— Не торопись, — усмехнулся Свентовит. — Конных пешком все едино не обгонишь, тем паче, что тебе придется идти по лесу, а им — по дороге.

— Что же делать? — озадаченно спросил Конан.

— Сидеть и слушать меня! — отрезал волхв. Он подвинул к себе чашу с водой, снял с себя через голову шнур с зеркалом и опустил в чашу.