Конан: Огни будущего

3 Черная жемчужина Сета

О то самое время, когда в каменной цитадели посреди Карпашских гор пробуждалась к жизни Великая Душа, далеко на юге, в мрачной Стигии, стране песков и пирамид, в гигантском дворце-склепе, вросшем в ядовитые почвы покрытого вечным сизым туманом оазиса Хаджар, на огромном троне из черного гранита восседал человек. Был он крепок и могуч; скромный белый хитон едва скрывал мускулистое тело, словно выточенное из бронзы. Лицо его было подобно лику хищной птицы, ястребиный нос соседствовал на нем с тонкими кривыми губами и колючими, полными воли и страсти, изумрудными глазами. На среднем пальце правой руки мужа сверкал перстень удивительной формы. Он изображал змею, свернувшуюся в три кольца и державшую свой хвост в ядовитых зубах. Перстень казался медно-золотым, но то были не медь и не золото. В тусклом свете скрюченных ламп, развешанных по тронному залу, зловеще сверкали изумруды, заменяющие змее-перстню глаза. И только слепой не увидел бы поразительного и ужасающего сходства между глазами восседающего на гранитном троне гиганта и зрачками магической змеи, свернувшейся вокруг его пальца…

Неслышными шагами в тронный зал вошел другой человек. Это был коренастый чернобородый слуга-шемит. Слуга согнулся в низком поклоне.

— Она здесь, Величайший, — тихо сказал слуга.

— Пусть войдет, — сильным, низким голосом произнес бронзоволицый муж.

Раб еще раз поклонился и исчез.

Через минуту покой тронного зала нарушили трое. Два огромных раба-кушита, похожие на сказочных великанов, с телами, словно вырезанными из эбенового дерева — их наготу едва прикрывал прозрачный шелк набедренных повязок, — вели к трону Величайшего изможденную, худую женщину в рваных лохмотьях; руки и ноги ее опоясывали тяжелые цепи. Не дойдя до трона пяти шагов, они остановились. Небрежным взмахом руки Величайший отпустил рабов. Низко кланяясь, черные гиганты покинули зал. Оставшись наедине с восседающим на троне человеком, женщина — на вид ей было лет пятьдесят — вопросительно взглянула на него, и в ее прекрасных голубых глазах не было ни страха, ни ненависти — скорее, удивление.

Улыбнувшись, Величайший слегка потер пальцами левой руки голову магической змеи. И та, словно ожив, устремила свой изумрудный взор на стоящую перед троном женщину. Женщина же, нисколько не испугавшись, а, напротив, как будто поняв желание змеи и ее хозяина, с улыбкой на устах протянула вперед закованные в кандалы руки. Тяжелые цепи звякнули, с силой ударившись о каменный пол. Точно так же спали кандалы и с ног женщины; она была свободна. И тогда сильный и уверенный голос Величайшего зазвучал вновь, но теперь в нем было волнение и была страсть.

— Приветствую тебя, прекрасная Тхутмертари! Во имя Сета Великого и Всемогущего, ты снова свободна!

— Приветствую и я тебя, мудрый Тот-Амон! — в голосе и осанке бывшей узницы было что-то царственное, как будто она не замечала своих лохмотьев, будто не Тот-Амон, а она восседала сейчас на троне из черного гранита, а Величайший стоял в пыли перед ней. — Отчего ты призвал меня? Зачем понадобилась я повелителю жрецов и волшебников?

— Тяжелые времена настали для верных слуг Сета, — вздохнув, ответил Тот-Амон. — Дерзкий карлик Тезиас, проникший в тайную обитель космической мощи, бросил вызов богам. В борьбу с ним вступил наш заклятый враг, Конан-киммериец. С помощью волшебника Пелиаса и жреца Асуры Хадрата ему удалось победить карлика. Сейчас Тезиас, прозванный «Великая Душа», снова жив, и это противно воле Отца Сета. Не спрашивай, как я узнал об этом, — это так.

— Что же тебе нужно от меня?

— Существование на этой земле проклятого карлика противно воле Сета, — повторил Величайший. — Демоны Ада давно жаждут растерзать его. Столь же достоин смерти и Конан-киммериец, нынешний король Аквилонии. Слуги Сета слишком долго мирились с его святотатственными подвигами. С Тезиасом и Конаном следует покончить раз и навсегда. У меня есть план, и тебе в нем, прекрасная Тхутмертари, выпадает главная роль. Ты отправишься на Север, выкрадешь Конана, живым и невредимым доставишь его сюда, ко мне.

По тонким губам Тот-Амона прошлась мстительная ухмылка. Он продолжал:

— Надо думать, после воскрешения карлик преисполнен решимости отомстить своему погубителю. Может даже статься, это будет его главная цепь. Здесь, в моем плену, Конан станет отличной приманкой для Великой Души. Клянусь чешуей Сета, карлик явится за своей жертвой! Мы сумеем достойно встретить его и, будь уверена, никто больше не посмеет бросать вызов бессмертному Князю Тьмы!

— Что произойдет с Конаном, когда Тезиас будет мертв?

— Что может с ним произойти? — зловеще оскалился Тот-Амон. — Когда приманка срабатывает, ее выбрасывают. Конан будет принесен в жертву всемогущему Сету! Это моя давняя мечта.

— И за сим ты призвал меня? — презрительно повела плечами Тхутмертари. — Неужели среди сотен посвященных жрецов и Мастеров Черного Круга не найдется никого, кто мог бы исполнить твою волю?

— Увы, прекрасная Тхутмертари! Ты не можешь себе представить, насколько силен и хитер этот варвар! Вот хотя бы последний раз: он дерзнул явиться в нашу благословенную страну, освободить — ужаснись, женщина! — Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить-Вслух, побывать у Хьяхъи, и, убив по дороге сотню преданных мне людей и лучших слуг Сета из мира духов, безнаказанно скрылся, унося с собой волшебный талисман, которому было суждено погубить Великую Душу. Я приставил к Конану посвященного жреца Тотоакра. Это был лучший из моих людей; ты знала его, не так ли? Недавно его изуродованный труп нашли среди руин Птейона Проклятого.

— Хороши же слуги Сета! — насмешливо молвила женщина. — А почему ты сам не желаешь исполнить свой план?

Изумрудные глаза Величайшего злобно блеснули.

— Ты давно не была в свете, прекрасная Тхутмертари, — сумрачно процедил он. — Ты, вероятно, полагаешь, что за годы твоего заточения больше не было заговоров?

— Откуда мне это знать, благородный Тот-Амон? С тех пор, как твой враг Тутотмес отправился в Ад, все его сторонники были истреблены тобою!..

— Все, кроме его родного брата Атотмиса! — перебил женщину Тот-Амон.

— Да! — страстно воскликнула Тхутмертари. — Ты оставил его гнить в мрачной темнице в королевском Луксуре, ибо знал: брат твоего соперника — мой возлюбленный! Ты думал, я буду на коленях молить тебя за него?! Ты просчитался, Величайший! Стигийская принцесса не унизится перед тобой!

— И ты отправилась в темницу вслед за Атотмисом!

— Да! Я знала, что когда-нибудь понадоблюсь тебе. И вот этот день настал! Черная жемчужина Сета вновь будет сверкать в сердце древней Стигии!

— Ты ничего не забыла, прекрасная Тхутмертари, — задумчиво молвил Тот-Амон. — И я не забыл. Я помню, как многие годы назад безумные поэты всего Востока прославляли дьявольскую красоту внебрачной дочери короля Ментуферры. Я помню, как старый король отрекся от тебя, ибо ты занялась черной магией, презрев древний закон, согласно которому жрецами Великого Змея могут быть только мужчины. Я помню и леденящие душу вопли сотен невинных девушек, которых ты, не знающая усталости, за волосы тащила к алтарю Отца Сета. Твой ум и твои способности к магии были под стать твоей нечеловеческой жестокости, ужасавшей даже нас, опытных Колдунов Черного Круга. Я помню это. Да, было время, когда твое имя воспринималось смертными даже с большим страхом, чем мое. Я помню и то, как, едва взойдя на трон из слоновой кости, король Ктесфон именем Сета поклялся уничтожить тебя. Тысячи слуг короля с особым рвением готовы были исполнить его приказ, ибо почти каждый из них имел к тебе свой собственный счет. Кто спас тогда «черную жемчужину Сета»? Помнишь?

— Помню, — побледнев, ответила принцесса. — Ты. Но неужели ты настолько глуп, чтобы ждать от меня благодарности?

— Разумеется, нет, — расхохотался Тот-Амон. — Я жду от тебя не благодарности, но повиновения.

— Ты получишь его! А что я буду иметь взамен?

— Король Стигии слишком мягок, — глядя прямо в глаза Тхутмертари, сказал Величайший. — Чернь отбилась от рук, бароны бушуют, дикари и разбойники безнаказанно грабят наши границы. Само слово «Стигия» более не внушает людишкам на Севере, Юге и Востоке должного страха и почтения. Мы, нация, призванная править миром, строим каналы, чтобы священная вода из Стикса шла на орошение полей простолюдинов! Великое имя Сета все чаще произносится всуе. Проклятый культ Митры подступает к нашим владениям. Разве этого мало? Мне более по душе прежние порядки… Только свежая кровь на престоле Луксура вернет былую мощь древней земле Стигии!

— Не ожидала увидеть благородного Тот-Амона, верховного жреца Сета, в роли бунтовщика! — рассмеялась принцесса.

— Разве это бунт? — поигрывая змеиным перстнем, проскрипел Тот-Амон. — Если наш благословенный король по воле Сета оставит этот мир, а на трон из слоновой кости взойдет могущественная принцесса, поддерживаемая жречеством, — разве это бунт?!

В голубых глазах Тхутмертари зажглась неумолимая жажда власти.

— И еще ты освободишь Атотмиса!

— Что? — как будто ослышавшись, переспросил Тот-Амон. — Тебе светит жемчужная корона Стигии, а ты печалишься о каком-то недоучившемся жреце!

— Не смей говорить так о моем возлюбленном! — в гневе вскричала Тхутмертари.

— Никогда не понимал женщин! Что ты в нем такого нашла? Вот, оказывается, где твое самое уязвимое место, черная жемчужина Сета!

— Так ты выпустишь его? — грозно вопросила принцесса.

— Выпущу. Может быть. Если ты все сделаешь правильно. Доставь мне варвара, живого и невредимого. А теперь отправляйся! Такая женщина, как ты, способна утомить даже самого Тот-Амона.

Тхутмертари грациозно поклонилась.

— Да, и еще одно, — сказал на прощание Тот-Амон. — Тебе, несомненно, потребуются деньги. Сокровищница Сета в твоем распоряжении, прекрасная Тхутмертари. Трать столько, сколько сочтешь нужным. Расходы меня не интересуют. Только результат!

Главный тронный зал Немедии был великолепен. Напоминающий небесный свод высокий куполообразный потолок испещряли фрески, изображавшие знаменитых героев немедийской истории. Этот небесный свод поддерживали вычурные алебастровые колонны, похожие на Столпы Богов. С потолка на серебряных цепях свисали огромные золотые лампы. Но истинным украшением зала был сам Трон Дракона — грациозный, величественный, древний; говорили, девять столетии назад на нем восседал легендарный король Брагорас. Трон Дракона напоминал гигантский раскрывшийся цветок; с обеих сторон сидящего на троне властелина укрывали распахнутые крылья сказочного ящера, а златорогая драконья голова, возвышающаяся над престолом, грозно смотрела на того, кто представал перед взором монарха.

Нынешний монарх Немедии Тараск вальяжно развалился на древнем троне, изредка бросая насмешливые взгляды на гордо стоящую перед ним молодую женщину. Руки Зенобии, королевы Аквилонии, были крепко связаны за спиной. Благородное лицо королевы пылало праведным гневом.

— Вот мы и дома, драгоценная Зенобия, — говорил Тараск. — Теперь я волен открыть тебе свои планы касательно тебя и твоего дражайшего супруга. Слушай же. Надеюсь, ты оценила мое благородство: я ведь мог убить Конана еще там, на офирской границе. Но я не сделал этого; хвала Митре, твой муж жив.

— Что с ним?

— Он отдыхает в одной из моих опочивален. Снадобья, которые достались мне в наследство от Ксалътотуна и Тезиаса, имеют изумительный эффект. Посмотришь на человека — кажется, что мертв, а на самом деле — жив, но парализован!

— Ты негодяй! — вскричала Зенобия.

— Знаю, знаю, — насмешливо отмахнулся Тараск. — Однако ж я прошел через все это. Целую седмицу пластом лежал я, парализованный чарами проклятого карлика. Конан освободил меня от этих чар, и вот моя благодарность: он будет жить! По крайней мере, пока он в моей власти…

— Что ты задумал?

— Видишь ли, Зенобия, война с Аквилонией истощила мое королевство. Конан, собака, содрал с меня огромную контрибуцию! Сам я, как ты знаешь, два месяца провел в аквилонском плену. Затем были неурожай и голод. Только Немедия стала подниматься на ноги, как появился проклятый карлик… В общем, казна моя сейчас пуста и, сама понимаешь, такое положение недостойно немедийского монарха. С другой стороны, за свою бурную жизнь твой муженек нажил себе великое множество влиятельных и состоятельных, — с выражением произнес Тараск, — врагов. Каждый из них не поскупился бы ради одной лишь возможности вздернуть на дыбу Конана-киммерийца.

— На что ты намекаешь? — в гневе воскликнула королева.

— Ни на что я не «намекаю», — лениво отозвался Тараск. — А говорю открыто: да, я намерен продать твоего Конана кому-нибудь из старых недругов, кто окажется пощедрее! Не правда ли, гениально: и варвар исчезнет из моей жизни, и золото в казне Немедии появится!

Зенобия побледнела от ужаса.

— Ты… ты… ты чудовище, — наконец вымолвила она. — Любой подлый стигиец — образец честности и благородства в сравнении с тобой! Митра покарает тебя, негодяй!

Тараск расхохотался: душевные муки бывшей наложницы доставляли ему удовольствие.

— Но постой, — сказала Зенобия, взяв себя в руки, — если ты решил продать Конана, почему бы тебе не попросить золото Аквилонии? Мы готовы выкупить своего короля! Мы — богатая страна!

— Мы? Ты, верно, все еще считаешь себя аквилонской королевой, а, драгоценная Зенобия? Кто в Тарантии станет слушать тебя, немедийку?! Тебя и раньше не любили, а теперь будут говорить, что это ты продала Конана в мой плен!

— Лжешь, вероломная скотина! Аквилонцы любят и ценят меня. Однако выкуп за Конана последует и без моих слов, я в этом уверена!

— Ой ли? Старый Публио, ваш канцлер, весьма прижимист. Да и граф Троцеро Пуантенский тоже любит золото. Неужто они расстанутся с ним, чтобы снова лицезреть на Рубиновом Троне свирепую рожу северного варвара?!

— Не тебе судить о наших подданных, Тараск, — гордо вскинув голову, молвила Зенобия. — Возможно, у тебя плохие вельможи. Но Конан, не в пример тебе, знает толк в людях. Аквилонцы верны ему. Троцеро и Публио не поскупятся, чтобы вызволить своего короля! Сколько ты хочешь?

Тараск снова рассмеялся.

— Ты принимаешь меня за полного идиота, да?! Как будто я не знаю, что Конан, как только окажется среди своих, тотчас соберет огромную армию, разграбит Немедию и отберет у меня и золото, и власть, и жизнь!

— Он обязательно сделает это, клянусь Митрой! — не сдержавшись, воскликнула королева.

— Не сомневаюсь. Поэтому я продам Конана не друзьям, но злейшим врагам, — растягивая слова, со значением произнес Тараск. — Знаешь ли ты шаха Рустам-Мамеда, бывшего сатрапа города Акита? Конан со своей бандой зуагиров в свое время перерезал всю его семью, всех его воинов, всех слуг. Шах Рустам-Мамед чудом остался жив; меч Конана проделал кровавый след на его теле — правая рука шаха покоится на дне реки Ильбарс… Лишенный милостей короля Ездигерда, Рустам-Мамед вынужден был бежать из Турана. Сегодня, проезжая к своему дворцу, я случайно заметил зеленый стяг шаха на одном из домов. Шах в Бельверусе; я уже послал за ним. Не знаю, что он делает в моей столице — знаю только, что он сказочно богат! Думаю, мы сумеем договориться. Восточные владыки щедры, когда речь заходит о кровной мести. И особенно изобретательны в пытках. Так что будь уверена: твой Конан примет смерть героя!

С последними словами короля мужество оставило Зенобию. Она повалилась на мраморный поя перед Троном Дракона. Неудержимые слезы хлынули из ее глаз.

— Нет! Прошу тебя! Ради Митры, не делай этого! Ты получишь все золото Аквилонии, только не делай этого! Отошли прочь Рустам-Мамеда! Конан должен жить!..

— Встань, — жестоко сказал Тараск. — Тебе еще предстоит узнать свою участь. Прежде, чем стать королевой Аквилонии, ты была наложницей в королевском гареме Бельверуса. Король Нимед, мой предшественник, и я не уделяли тебе должного внимания. Ты досталась Конану, превратившись во врага нашей родины. Но теперь я исправлю свою ошибку. Ты вновь отправишься в мой гарем; я сумею оценить твои достоинства. Пока карлик властвовал здесь, мне, сама понимаешь, было не до женщин. Теперь другие времена!

Онемев от ужаса, Зенобия внимала человеку, похотливо взиравшему на нее с драконьего трона. Тараск громко хлопнул в ладоши. Из-за портьеры появилась новая фигура. Человек был тощ и безобразен; зеленая хламида укрывала его скелетообразное тело до самых ступней. Кожа на лице была подобна высушенному пергаменту. Увидев распростертую на полу королеву, человечек зловеще оскалился. Зенобия же смотрела на него как на призрак канувшего в лету кошмара; ее прекрасные черные волосы зашевелились на голове, словно пытались убежать от этого жуткого призрака…

— Входи смелее, почтенный, — сказал между тем Тараск и, обращаясь к Зенобии, добавил: — Позволь мне представить тебе почтенного Фу Чжин-Хуа. Он кхитаец. Долгие годы Фучин — так мы зовем его здесь, в Немедии, — работал помощником у достойнейшего мага Ях Чиенга…

— Королева и я хорошо знакомы, — промямлил высокий свистящий голос кхитайца.

— Когда твой муж Конан прервал земной путь чародея из Пайканга, — продолжал Тараск, — почтенный Фучин подался в Немедию. Мы сумели по достоинству оценить его способностями теперь наш гость с Востока служит главным евнухом в королевском гареме. Так что теперь, дорогая Зенобия, ты переходишь в полное его ведение.

Это уже было слишком даже для такой неустрашимой женщины, как Зенобия. Глаза ее закатились, и королева потеряла сознание. Тараск расхохотался: он давно ждал этой минуты. К раскатистому хохоту короля прибавился и другой смех: визгливый, лающий смех кхитайца, стервятником склонившегося над распростертым телом прекрасной королевы.

Тхутмертари, мятежная принцесса Стигии деловито перебирала драгоценные камни, разбросанные по сундукам, коими была переполнена склепоподобная пещера — «сокровищница Сета». Это были рубины и сапфиры, изумруды и бриллианты, платиновые и нефритовые статуэтки, гигантские слитки чистейшего червонного золота. Здесь, в этой зале, были сосредоточены сказочные богатства, награбленные стигийским жречеством за долгие тысячелетия; их с лихвой хватило бы, чтобы купить десяток королевств к северу от Стикса. Иные камни заключали в себе, кроме денежной, еще и особую магическую силу, и Тхутмертари, как истинный знаток предмета, тщательно выбирала их, заботливо и аккуратно укладывая в небольшой сафьяновый мешочек.

У дверей сокровищницы стоял коренастый чернобородый слуга-шемит. Он со всевозрастающим страхом поглядывал на принцессу, нависшую над несметными богатствами. О, теперь она ничем не напоминала ту изможденную, одетую в лохмотья старуху, что предстала несколько часов назад пред ликом Величайшего.

Теперь это была цветущая двадцатилетняя красавица с длинными вьющимися золотистыми волосами, ослепительно блестевшими в тусклом свете змеевидных бра. Правильные, словно срисованные с ликов прекраснейших богинь, черты лица дышали силой и могуществом. Прозрачная белая туника не скрывала, а, скорее, обнажала божественное, слегка тронутое загаром молодое тело. Но похотливые мысли даже не осмеливались забираться в голову слуги, ибо он хорошо знал, КТО стоит перед ним.

Закончив осмотр драгоценностей, Тхутмертари резко повернулась к слуге.

— Свет Сторора поведал мне, что киммериец сейчас находится в Бельверусе, — сказала она. — Мои приготовления закончены; я отправляюсь немедля.

— Велишь седлать верблюдов или на колеснице поедешь, принцесса? — осведомился слуга. Ответ красавицы заставил его в немом страхе вжаться в черную стену.

— Верблюды? Колесница? — презрительно рассмеялась Тхутмертари. — Нет, я отправлюсь к цели через самые челюсти Ада, через бушующие огненные моря Преисподней, и не люди, а духи будут сопровождать меня! Это самый короткий путь. В мире людей он занял бы месяц, я же доберусь до Бельверуса за одну ночь!

— Как будет угодно Вашему Высочеству, — пролепетал шемит. Он чувствовал, как холодный внимательный взгляд принцессы медленно, но неотвратимо отнимает у него волю.

— Я отправляюсь немедля, — повторила девушка. Уверенным движением она скинула легкую тунику, представ перед мужчиной полностью обнаженной.

— Подойди ко мне, раб, — ласковым голосом приказала она. Не смея ослушаться, на негнущихся ногах слуга приблизился к нагой красавице.

— Скажи, долго ли ты служишь Тот-Амону? — так же ласково спросила она.

— Двенадцать лет, — выдавил из себя чернобородый шемит.

— Хороший слуга, — отметила Тхутмертари. — Надеюсь, Тот-Амон не рассердится, если я куплю тебя у него…

И девушка левой рукой бережно ухватила слугу за кудрявую бороду. Но он немигающим взором смотрел на ее правую руку. Он мог поклясться, что ноготь на указательном пальце стремительно растет, быстро превращаясь в длинный и острый, как жало Сета, кинжал…

Это была последняя мысль в его жизни. Алебастровая рука взметнулась, и ноготь-кинжал, подобно мечу, отсек голову слуги от грузного туловища, после чего мгновенно втянулся обратно, снова превратившись в изящный женский ноготок.

— Магия требует жертв, — сладко сказала Тхутмертари отрубленной голове. — Я должна исполнить волю твоего хозяина, великого Тот-Амона. И пусть меня заберет Сет, если Величайший протянет хотя бы одну ночь после этого!..

С такими словами принцесса обагрила свое прекрасное тело свежей кровью. Алые струйки стекали по узкой ложбине меж великолепных высоких грудей, и это доставляло девушке истинное наслаждение. Она легко отбросила отрубленную голову, и та упала в сундук с камелиями, тут же превратившись в огромный, имеющий форму человеческого черепа слиток серебра. А Тхутмертари закружилась в каком-то диком танце, с ее рубиновых губ то и дело срывались страшные тайные слова; последние, их произносившие, давно превратились в серый прах в подземных стигийских гробницах. И вот уже алый ветер кружился вместе с мятежной принцессой, одевая ее в кровавый кокон. Внезапно в каменной стене раскрылась дверь, и оттуда дыхнуло смрадным духом самой Преисподней. Алый смерч подхватил Тхутмертари, и она исчезла в разверзшемся портале.

«Черная жемчужина Сета» отправилась в путь через огненные моря Преисподней.