Конан и Живой ветер

Глава XVII

Барабаны, гонцы и собственные глаза давали Чабано неопределенные сообщения.

Барабаны и гонцы говорили Чабано, что Ичирибу переправляются сейчас через озеро. Гонцы сообщили, что, благодаря измене или, возможно, колдовству, отряд врага вынырнул из-под земли и удерживал часть берега для высадки основной силы.

Чабано надеялся, что это не измена. Это создаст ему врагов из тех родов, чьи воины погибли, если из-за доверия Вобеку пролилась кровь Кваньи. По крайней мере, число погибших ничтожно, даже если Вобеку сумел погубить воинов.

За спиной Чабано бежали более пятисот воинов Кваньи. Каждый нес щит и три копья, какие придумал вождь и с какими научил воинов обращаться. Когда они доберутся до берега, это будет даже не битва.

Его очень удивляло, что он ничего не услышал от Райку. Первый Говорящий, безусловно, должен знать обо всем, что происходит, в том числе и об используемом колдовстве — и не только выжившим из ума Говорящим.

Это не очень важно. Пусть у Добанпу хватило сил против духового ружья Вобеку, у него вряд ли хватит сил против пятисот лучших воинов Кваньи. У него будут торчать копья из горла и живота еще до того, как он успеет пролепетать достаточно заклятий, чтобы убить и козла!

Конан пошел во главе отряда, предназначенного для засады. Сейчас киммериец сидел на корточках под выступающим аркой из-под земли огромным корнем и пытался найти людей, которых привел. Чем меньше он их найдет, значит, тем лучше изучили они науку маскировки.

Одного он нашел и тихо свистнул, затем указал на куст, который спрячет воина лучше. Воин три раза треснул лбом о землю. Конан чуть было не обругал его за то, что он ставит этикет выше послушания, но воин тут же перекатился в новое укрытие.

Как только воин исчез, до ушей киммерийца донесся топот множества бегущих ног. Конан вынул кинжал и положил свободную руку на кучку камешков, которые он насобирал в ручье.

Работа будет тонкая, слишком тонкая для меча, и чем тише получится, тем лучше. Если несколько десятков Кваньи умрут, даже не успев сообразить, что им грозит смерть, Чабано очень трудно будет собрать оставшихся в живых до того, как Сейганко высадит всех своих людей на берег. Не поможет и дисциплина, насажденная Чабано, хотя для этого отряду Конана придется почти жонглировать живыми змеями. Но ведь этим и заканчивается большинство сражений, и неважно, как они были начаты. Топот ног Кваньи нарастал, затем начал стихать. Через несколько мгновений наступила тишина. Мало кто, кроме Конана, мог слышать тихий звук дыхания множества людей, команды, отдаваемые шепотом.

— Они все еще приближаются, — сказал он тихо сидящему рядом с ним воину. — Передай это следующему, и пусть каждый смотрит и назад.

Если Чабано что-нибудь заподозрил, он вполне мог остановить основную колонну и послать разведчиков осмотреть кусты по обеим сторонам. Кваньи потеряют время, но сохранят воинов. И конечно, они могут очень сильно навредить Конану и его людям. Конан отдал шепотом другую команду:

— Когда нападаете, забудьте о тишине! Кричите и вопите, надрывайте глотки...

— Чтобы поверили, что десяток — это сотня? — прошептал в ответ воин. Киммериец кивнул.

Снова послышался шум шагов, но сейчас воины Кваньи шли, а не бежали. Конан взял камешек и приготовился бросить его.

Показался первый Кваньи. Конан дал пройти ему и еще десятерым, идущим следом за ним. Десятому брошенный камень попал в рот. Воин попятился, выплевывая кровь и зубы, и натолкнулся на воина Ичирибу. У этого воина было короткое копье, которое он всадил в спину Кваньи.

— Й-а-а-а-а-а-а-а! — заорал Конан и выпрыгнул на тропу. Он нанес удар кинжалом, отстранив копье, в грудь Кваньи, так что жертва не успела даже поднять щит. Киммериец схватил еще один камешек и швырнул его вдоль тропы, туда, где толпились воины, готовясь к атаке.

Однако чем больше они напирали, толпясь, вперед, тем меньше оставляли себе места, чтобы двигаться и драться. Конан приложил все старания, чтобы найти такое место, где тропа была узкой, а местность по сторонам ее непроходимой. Чабано лишь помогал, поскольку необходимость спешки подавила рассудок.

Конан и дюжина его воинов достаточно долго создавали неразбериху в голове колонны. Настал момент, когда Конан, бросив свой последний камень и услышав, что он попал в щит, выхватил меч. Меч и кинжал мелькали в руках Конана, словно обрели собственную жизнь, когда киммериец врезался в первый ряд Кваньи.

Через пространство, которое расчистил Конан, ринулись его товарищи, коля копьями и размахивая дубинками. В то же время камни, трезубцы, упавшие ветви и все остальное оружие, попавшее под руку, оставляли свой след на флангах Кваньи.

Теперь Конан больше всего надеялся на то, что вперед выйдет сам Чабано. Обычай племени и характер самого Чабано заставят его вступить в поединок с Конаном. Исход этого поединка может быть только одним.

Засада может закончить битву и даже войну победой Ичирибу. Конан немного отступил, сохраняя защиту — двигаясь так, чтобы сделать себя более трудной мишенью для копий,— и отыскивая Чабано.

Наконец он заметил человека, который, без сомнения, был вождем... в то самое мгновение, когда под ногами дрогнула земля.

Райку совершил все ритуалы для вызова Живого ветра так, будто всосал их с молоком матери. Он был исполнен гордости и отваги. Он знал, что не подвергает себя опасности, совершая ритуалы в одиночку, такова наконец была его сила.

Однако цвета Живого ветра не сделались прежними, разве что на короткое время. Снова в пунцовом был мрачный оттенок, а сапфировый был бледен. Странный звук и еще более странный запах исчезли, но память о них осталась в мыслях Райку. Он должен был оттолкнуть эти мысли — так, как отталкивают кабана, проткнутого копьем, — чтобы они не нарушили его уверенности.

Теперь настала очередь для самого ответственного ритуала. Вывод силы Живого ветра полностью за пределы Горы Грома уже проделывали. Это можно сделать снова. Если это осуществить, то Живой ветер кинется на Ичирибу, и они будут уничтожены, так что Кваньи не придется пачкать кровью ни единого копья.

Нет, сказал себе Райку, он не допустит никакого «если» у себя в мыслях. Он точно вызовет Живой ветер и пошлет его вперед.

Райку сел прямо и поднял в одной руке посох, а в другой — тыкву с хитро смешанными травами. Он повесил тыкву на конец посоха и взял из нее щепоть трав. Правила ритуала и здравый смысл подсказали Говорящему начать- лишь с малой порции трав. Райку склонился вперед, разжал пальцы и высыпал смесь в пространство. Травы исчезли почти тотчас, растворившись на фоне клубящихся разводов цветов Живого ветра, и даже сами не узнали, когда достигли поверхности вихрей.

Райку, однако, узнал, когда пещеру тряхнуло, как сосуд из сушеной тыквы, брошенный о каменную стену. Райку сжал посох и потянулся другой рукой к тыкве, чтобы убрать ее в безопасное место.

Извивающаяся колонна пунцового и сапфирового, ярких как всегда, взметнулась от основного тела Живого ветра. Она приблизилась к тыкве, коснулась ее и схватила с конца посоха Райку.

Райку вскрикнул, поднялся на ноги и поспешил к краю уступа, чтобы посмотреть. В нем вспыхнуло удивление, граничащее со страхом, ослабив дисциплину его ума. Он попытался схватить тыкву, когда колонна начала опускаться, унося ее с собой.

Он даже коснулся тыквы... но колонна поднялась снова и сделалась пунцово-сапфировым пламенем, которое обвилось вокруг его кисти. Он закричал, издал животный вопль агонии, когда пламя стало пожирать руку.

Боль и всепоглощающий страх заставили Райку забыть, что он стоит на краю уступа. Он качнулся, одна нога зависла над пустотой. Он взмахнул рукой, пытаясь ухватиться за камень, почувствовал, как гнутся и ломаются ногти, и сорвался.

То, что Райку чувствовал раньше, было ничто по сравнению с тем, что он почувствовал, когда Живой ветер поглотил его. И рев вихря был слишком громким, чтобы кто-нибудь мог услышать крики.

— Ко мне! Назад, отходим по тропе, козлы незаконнорожденные!

Крики Конана собрали отряд Ичирибу, находившийся в засаде. Некоторые воины бросились в лес, так как путь назад преграждал враг. Оставшиеся в живых присоединились к Конану.

Больше беспокоясь о скорости, чем о собственном достоинстве, они понеслись по тропе, и она дрожала у них под ногами. Сзади повалилось дерево, к счастью никого не задев. Тогда Конан остановился, пропустив всех вперед, и стал разглядывать Кваньи.

Он боялся, что в панике, стараясь убраться со склона, враг раздавит его воинов, сметет их благодаря простому численному перевесу. Теперь этого не произойдет, несмотря на то что впереди шел Чабано. Они приближались в хорошем темпе, оставив пожилых воинов и мальчиков подбирать убитых и раненых и, вероятно, охранять линию отступления.

Очень возможно, что смерть Чабано отнимет у Кваньи не только сердце, но и голову... что очень хорошо, если только у Конана появится малейшее представление о том, как это осуществить. Личный вызов приведет лишь к тому, что Конан будет валяться проткнутый десятками копий еще до того, как Чабано его услышит!

Киммериец побежал в хвосте отряда, который несся по тропе, чтобы соединиться со своими товарищами. Он не любил бегать, но бывают времена, когда хорошая пара ног становится лучшим оружием воина.

Когда Ичирибу бежали, они заметили, что землетрясение, по-видимому, прошло, но в небе над Горой Грома возникло странное сияние.

Чабано пропустил дюжину воинов вперед, чтобы те первыми перепрыгнули через упавшее дерево. Сейчас не время рисковать и напороться на копье какого-нибудь отчаянного Ичирибу, притаившегося за деревом.

Копья не полетели. Чабано высоко подпрыгнул, как прыгал, когда был мальчиком. Приземление сказалось острой болью в колене и напомнило вождю, что он все-таки не мальчик, но он не упал. Копье лежало на плече, щит был в руке, и Чабано снова находился впереди воинов, когда вдруг заметил, что небо меняет цвет.

Оно сделалось пунцовым и сапфировым — и Чабано вспомнил, что это цвета Живого ветра. Кажется, Райку все-таки вывел на свободу силу Живого ветра, и как раз вовремя! Если Кваньи придется драться вдоль всей тропы, а затем встретиться со свежей основной силой противника, после сегодняшнего сражения ни в одном из племен не останется достаточно людей, чтобы заселить и деревню!

— У-а-а-а-й-а! — крикнул он. Кваньи подхватили клич и повиновались приказу. Ноги забарабанили по твердой земле, воины закричали от чисто животного удовольствия, и копья забили о щиты.

Тем временем сияние наверху больше не покрывало половины неба. Оно сжималось, в то время как цвета становились гуще и ярче. Также казалось, что цвета завихрялись и плясали, как водовороты в потоке. Затем они сжались, приняв форму шара такого яркого, что на него было больно смотреть.

Чабано поднял копье и щит, чтобы Живой ветер видел его знаки отличия и знал, кому подчиняться. Райку действительно все сделал хорошо. Он передавал власть над Живым ветром самому Чабано! Бедный дурачок Райку — он представить себе не мог, как мало надежды получить ее обратно.

Чабано переполняла радость. Он подбросил свое копье к небу, когда клубящийся шар пунцового и сапфирового направился прямо к нему. Свет и копье встретились — и там, где было копье, остались лишь обгорелые обломки и капли расплавленного металла. Они посыпались на Чабано, и удивление и боль в равной мере заставили его вскрикнуть, когда капля металла прожгла кожу на плече.

Воины за его спиной тоже вскрикнули, и он понял, что некоторые из них повернули, чтобы бежать. Вождь развернулся, хватая свое метательное копье, поклявшись себе пронзить им первого, кто выйдет из колонны. Но вместо одного он увидел, что бежит десяток, и это было последнее, что он вообще видел. Прежде чем он успел бросить копье, Живой ветер был вокруг вождя.

Как и Райку до этого, Чабано вопил, пока Живой ветер поглощал его, но никто не слышал этих воплей — одни из-за того, что сами умирали, а другие из-за того, что в ушах их пульсировала кровь от быстрого бега.

Почти все воины Конана добрались до берега, когда увидели на холме огонь. Сам киммериец был еще на тропе с одним товарищем. Он послал этого воина вперед, а сам отыскал хорошее укрытие, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Земля затряслась снова, сильнее, чем прежде. Конан услышал треск падающего дерева и крики придавленных воинов Кваньи. Он также слышал, как кричат остальные Кваньи, и отнюдь не боевой клич.

Как ни мало ему нравилось приближаться к колдовским силам, еще меньше он любил оставаться в неведении относительно того, с каким врагом ему предстоит столкнуться. Держа меч в руке, он вышел из укрытия — и обнаружил, что ему не надо делать и шага, чтобы ответить на вопрос, что же происходит выше на тропе.

Некое существо из бурлящего пунцово-сапфирового света, формой напоминающее человека, но высотой с храм, шагало по тропе. Там, где его — назовем их так — ноги касались земли, поднимался дым, который Конан так хорошо запомнил в подземелье.

Те же самые силы, что и под землей, были сейчас на свободе на Горе Грома. Почему — Конан не знал и не интересовался этим. Он надеялся лишь, что Кваньи, хотя они и враги, сумели бежать. Смерти в таком обличье он не пожелал бы и стигийцу!

Конан ринулся вниз по склону, минуя тропу, зная, что существо может легко последовать за ним, если захочет, но надеясь, что оно предпочтет более легкий путь по тропе. Призрак, казалось, был достаточно осязаем, чтобы не пожелать продираться до берега через лес, где деревья толще его ног.

Если бы Конан бежал, спасая собственную жизнь, киммерийское нежелание подставлять врагу спину могло бы замедлить его бег. Но поскольку он бежал, спасая жизни Валерии и всех друзей Ичирибу, то он несся по склону словно днем по ровной местности.

Колдовской свет, падающий от чудовища, несколько облегчал задачу, но все же оставалось много теней и слишком много деревьев, притаившихся в этих тенях. Дважды Конан чуть не оглушил себя, оставил клочья кожи и части одежды на коре и ветках, но, когда вывалился шатаясь, весь в крови и непрестанно ругаясь, на открытый берег, все же сохранил при себе оружие.

Он вышел на берег немного севернее того места, где собрались теперь Ичирибу. Свет факелов ясно давал понять, что они выстроились, чтобы встретить врага в образе человека.

Конан выругался еще громче, чем раньше. Копья поднялись, и головы повернулись.

— В каноэ! — заорал он. — Копьями не справиться с тем, что идет сюда. Скорее на воду, и будем надеяться, что оно не умеет плавать!

Стройная женщина с потемневшими от дыма волосами выбежала из круга:

— Конан, мы думали, оно сожрало тебя!

У киммерийца и его женщины-оруженосца было лишь несколько мгновений, чтобы обняться, после чего каждый из них повел отряд воинов для охраны отступления.

Сейганко выкрикивал приказы другим воинам, чтобы они бежали к каноэ, когда вперед вышел Добанпу. По тому, как Эмвайя сжимала руку отца, было ясно видно, что он собирается сделать что-то, чего она не одобряет. Заметив Конана, Добанпу подозвал его рукой:

— Конан! Прикажи своей женщине-оруженосцу охранять мою неразумную дочь, пока я не сделаю свою работу.

— Свою работу? — Конан понимал, что говорит как полудурок, но в этом деле он действительно понимал не больше полудурка.

— Я не могу велеть духам прогнать Живой ветер и тем более уничтожить его. Возможно, у меня могла быть такая власть когда-то или даже сейчас, если бы я не участвовал в битве под землей. Но я могу вызвать битву духов так, что они за меня сделают работу, как слоны, топчущие вражескую деревню.

— Он должен... — визжала Эмвайя.

— Сейчас ты должна молчать, а потом стать для Ичирибу хорошим Говорящим с духами, — сказал Добанпу. — А также хорошей женой Сейганко, который этого заслуживает.

Затем Добанпу сбросил с себя головное украшение и одежду. На нем остались лишь амулет, набедренная повязка и мешочек, когда он отправился, с достоинством царей, к началу тропы.

Он достиг подножия склона несколькими мгновениями раньше чудовища. Какое-то время человек и создание магических сил, казалось, глядели друг на друга. Затем Добанпу прыгнул — легко, как мальчик-бедуи, — и высоко взмыл.

Он взмыл выше, чем это может сделать человек при помощи одних лишь мускулов, растрачивая остатки колдовства на то, чтобы ударить привидение в грудь. Конан ожидал увидеть, что Добанпу отскочит от существа и упадет на землю, как порванная кукла, и будет раздавлен и превращен в месиво. Вместо этого, казалось, он прилип к существу, как муха, севшая на мед.

Вокруг него обвился дым... и Добанпу исчез. Какое-то мгновение Конану казалось, что он полуослепленными глазами видит темную фигуру человека внутри чудовища. Затем даже это исчезло.

А мгновение спустя то же самое произошло с самим существом. Оно исчезло с громовым ревом, который, Конан не сомневался, был слышен и в Боссонии. Волна воздуха, выброшенная чудовищем, срубила деревья под корень, перевернула каноэ и сбила с ног почти всех людей, стоявших на берегу.

Конан и Валерия врылись руками и ногами в песок так, как они вцепились бы в рею во время шквала. Зажмурив глаза, чтобы в них не попал летящий песок и гравий, они могли судить о том, что происходит, лишь по звуку, а слышен был в основном лишь вой ветра.

Наконец ветер стих. С криками, однако, того же не произошло. Конан встал на четвереньки и увидел, что Ичирибу спешно бегут от участка на берегу, покрытого расплавленным камнем. Лава текла из разлома в земле в том месте, где, как решил Конан, стояло существо в момент своего уничтожения.

Когда поток лавы достиг озера, взметнулся пар. Пар поднимался также и из джунглей, несомненно из того места, где Конан с отрядом вышел по ступеням из туннелей. Вдруг Валерия схватила Конана за руку и указала на воду.

Само озеро бурлило, водовороты возникали и мгновенно исчезали, летели брызги, билась живая рыба, и множество мертвой рыбы качалось на поверхности. Часть каноэ Ичирибу пылала, захваченная лавой, в то время как другую часть отнесло бурлящей водой от берега.

Конан мог на многое поспорить, что туннели в глубине наконец потеряли колдовскую силу и сейчас проигрывали битву против веса земли. Это покончит в подземельях с огнем и любыми дышащими воздухом существами, но как насчет водяных жителей? Погибнут ли они тоже с исчезновением колдовской силы или останутся жить и наполнят собой Озеро смерти?

Конан закричал на одного воина, собиравшегося нырнуть в озеро и доплыть до унесенного потоком каноэ. Затем киммериец увидел, что вдоль берега шагает Сейганко и отгоняет людей от воды.

Конан отряхнул Валерию от песка, потом то же сделала и она с ним.

— Ты в крови, — сказала она. — Я думаю, там должны быть какие-нибудь мази.

— Лучше пусть идет кровь. Я предпочитаю держаться подальше от воды, пока не спросим у Эмвайи о том, что произошло.

— Если она знает.

— Ты видела ее лицо. Отец, могу поспорить, сказал ей, что он собирается сделать с... Живым ветром.

Валерия содрогнулась. Вдруг у нее в руке снова оказался меч, когда воин в головном украшении Кваньи и с татуировкой Ичирибу медленно поднялся из кустов!

— Вобеку! — сказали вместе Конан и Валерия.

Предатель держал руки на виду.

— Великие вожди, поступайте со мной как вам будет угодно, когда выслушаете меня. Я хочу передать подчиненных мне людей на милость Ичирибу и их вождей. Я могу также назвать имена тех младших вождей Кваньи, с которыми можно будет говорить о мире между двумя племенами.

Конан и Валерия переглянулись. Они знали о вражде между кланами Кваньи. Если Чабано мертв, что более всего вероятно, то Ичирибу могут использовать эту вражду и заключить мир на выгодных условиях.

— Мальчиков-бедуи убил ты или Аондо? — спросила Валерия.

— Аондо.

Конану почему-то показалось, что это правда.

— Это решат Сейганко и Эмвайя, — сказал киммериец. — Ложись на свой щит, чтобы никто не проткнул тебя копьем, пока мы не вернулись. Прикажи своим людям не попадаться на глаза. И моли богов, чтобы ты сказал правду!

Вобеку поклялся несколькими страшными клятвами, но с определенным достоинством, которое, как решил Конан, делает ему честь, затем принял позу покорности.

— Теперь нам лучше поспешить к Сейганко, а то кто-нибудь проткнет нашего будущего миротворца, — проворчал киммериец, ускоряя шаг. — А я думал, что наша работа закончена!

— Мы не можем отыскивать реку, пока озеро снова не успокоится, — напомнила Валерия. — Да и я не из тех, кто сидит без дела, когда другие работают.

— Но потом...

Она обняла его.

— Вниз по реке к Торговому берегу. У меня еще остались эти Огненные камни, а поскольку к ним не прилагается Золотая Змея, на них мы можем купить корабль.

— Себе купи корабль, — ответил Конан. Прикосновение Валерии все так же волновало его кровь, но он слишком хорошо знал и другие стороны характера пиратки. — Если мы вдвоем окажемся на одном корабле, мы перессорим весь экипаж. Да я и так хотел побыть на суше и подождать, пока бараханцы забудут имя Конана-киммерийца.

— Они, может быть, и забудут, — сказала Валерия с довольной улыбкой. — Но только не я.