Комплекс превосходства

8. Блиц

По дороге Ги не удержался от покупки бутылки красного. Она-то и стала его единственной любовью на вечер. Но поскольку проводить в одиночестве и следующую ночь не улыбалось, он озаботился наведением мостов. Сунув девушке за стойкой рецепции блиц-отеля несколько монет сверх установленной за ночь суммы, Ги получил в распоряжение аудиограф. Большую часть времени GH проводила дома и имела обыкновение отвечать на полученные аудиографические сообщения моментально.

– Узури, это Ги. Завтра в восемь. Не пугайся, – продиктовал он машине.

Послушный слову механизм пришел в движение, тихо зашуршали шестеренки, с лязгом сдвинулись скрытые внутри латунной коробки цилиндры, и лента аудиографа вывела на экран нехитрое послание. Ги вбил номер GH и нажал на кнопку, отправляя текст адресату.

Аудиографические машины пришли на Ио из Конфедерации, где их использовали в ходе гражданской войны. Приказы, передававшиеся на многие мили в течение секунд, обеспечили мятежным территориям юга быструю победу, и сработавшее на ниве боевого искусства изобретение моментально вошло и в повседневную мирную жизнь заморской державы, а уже оттуда распространилось по цивилизованному миру. Как работал аудиограф, Ги не знал, но, как и в машине фантазий, в нем сочетались технологии ученых-электриков и магические разработки.

Узури – это слово в большинстве диалектов кеметских племен означает "красота". Так называл GH только Ги, и потому питал надежду, что она не проигнорирует послание и не посчитает его дурной шуткой какого-то злоумышленника, узнавшего об их запретной связи. GH ответила через пять минут, кратко и по делу, как и положено неверной жене. Лента ответа выплюнула в ладонь адресата обрывок с единственным словом.

– Устроим.

Прелесть любовницы Ги состояла в том, что она не задавала лишних вопросов и ничем не выдавала удивление. Да и вообще была крайне скупа на эмоции. От него ей нужен был только секс, ему от нее – тоже. Своего мужа, дипломата, постоянно разъезжавшего по колониям Энгли, GH любила нежно и трепетно, но сдержать позывов плоти из уважения к чувствам не могла.

Что ж, не грех было выложить на стол червонную даму. В сложившихся обстоятельствах она могла стать важнейшим козырем.

Остаток дня Ги провел, потягивая вино прямо из горлышка и в очередной раз перечитывая любимую книгу – "В Пустоту" грандкомандора Хейстерра. Автобиография повешенного за государственную измену командующего отрядом магов служила источником оптимизма и бодрости. Хейстерр писал книгу, уже сидя в карцере и ожидая приведения приговора в исполнение, но, несмотря на это, она получилась на редкость светлой и жизнеутверждающей. Возможно, именно такой и должна была получиться история человека, ответственного за тысячи смертей и едва не развязанную гражданскую войну: своего рода отдушиной, шансом оставить о себе лучшую память. В конце концов, устав от крови, насилия и интриг на службе, Хейстерр имел полное моральное право не наполнять им еще и творческую жизнь.

Уснул Ги, так и не выпустив из рук ни книги, ни бутылки, а пробудился от прикосновения к чему-то мокрому. Оказалось, что простынь пропитало недопитым вином, вытекшим из бутылки. Сон был безнадежно испорчен. Ворочаться на холодном пятне не хотелось, задремать на кресле не вышло, а между тем за окном еще стояла темень. Он сверился с часами: пять утра.

Ги сунул в саквояж "В Пустоту" и спустился в холл первого этажа. За стойкой рецепции маялся бездельем угрюмый мужик с налитыми кровью глазами и густыми бакенбардами.

– Могу я заказать завтрак?

– Попробуй, – ответил мужик.

– Пробую. Мне, пожалуйста, завтрак. На одного.

– Бабу кормить не собираешься? – Пухлые губы растянулись в людоедской улыбке, обнажая пожелтевшие от курева зубы.

– Нет бабы.

– Тогда что ты вообще забыл в "Шаловливой проказнице"?

"Шаловливая проказница"? Вчера Ги даже не обратил внимания на название блиц-отеля. Пока отупевший от недосыпа мозг пытался вычислить, что конкретно его в нем смутило, он облокотился на столешницу и жестом изобразил еще и рюмочку чего-то покрепче утреннего чая.

– А, вот с этого стоило начать.

Мужик исчез под стойкой, чтобы через пару секунд возникнуть с бутылкой бренди в руках. Глоток алкоголя вернул Ги к жизни. Ненадолго – он знал это обманчивое состояние, – но на большее он и не рассчитывал. Выспаться можно и post coitum у GH.

– Разве не любая проказница шаловливая? – спросил он.

– Что?

– Название странное у тебя.

– Название как название. Папаня придумал. Меня Рейнольд зовут, кстати.

– Ги. Стало быть, ты владелец всего этого безобразия?

– Угу. А что ты один-то приперся? Сюда за просто так не ходят. Только покувыркаться с кем.

Ги пожал плечами.

– Дешево же.

– Ежели только так, – понимающе кивнул Рейнольд. – Останешься?

Ги молча указал на саквояж.

– Жалко.

– Ну, жизнь длинная.

– Это факт. Так завтрак-то берешь?

Сжевав под вторую рюмку бренди яичницу с куском белого хлеба, Ги почувствовал себя значительно лучше. За окном уже взошло солнце, и лучи раннего летнего солнца заступили на пост вместо уличных светильников. Шесть пятнадцать.

До особняка GH ходили трамваи. Также можно было поймать паровое такси или попросить Рейнольда вызвать моторикшу, но Ги предпочел прогулку. Распрощавшись с хозяином и дав обещание выбрать именно "Шаловливую проказницу", случись ему вновь искать комнату на ночь, молодой человек не спеша пошел в сторону Диких Садов.

Садами назывался самый большой по площади район Лутеции. Находился он на равном отдалении от эклектичных внешних кварталов и заводских окраин. Отделенные от суетной жизни деловых и муниципальных частей города парками, Дикие Сады целиком принадлежали нескольким десяткам состоятельных семей и представляли собой разбросанные по обширным площадям лутецианские фамильные гнезда. Путь Ги лежал через Форэ де Виктуар, усаженный кленами и дубами парк, куда ходили гулять и знать из Диких Садов, и любопытствующие горожане из внешних кварталов, жаждавшие прикоснуться к жизни высшего света.

Поместье О-Карент было, по всей видимости, самым маленьким и невзрачным во всех Диких Садах. Ограда его упиралась в Форэ де Виктуар, что по здешним меркам считалось отшибом. Род супруга GH обеднел три поколения назад, и лишь связи в Энгли да славная фамилия потомственных дипломатов позволяли ему содержать родовую усадьбу. Стоит ли, впрочем, упоминать, что подобное бедственное для жителей Диких Садов положение показалось бы воплощенной волшебной сказкой любому обывателю внешних кварталов, не говоря уже о Железном Городе.

Встретились они у задней калитки. О-Каренты обходились минимальным набором прислуги, так что развлечения с GH обычно имели место прямо в поместье. Две служанки дорожили местом и не раскрывали секретов госпожи, а престарелому конюху и его внуку, выполнявшему обязанности садовника и сторожа, вообще не было дела ни до чего, кроме ставок на скачках. Схема "калитка – дом – постель" работала без сбоев уже полгода.

Жоржетт Дезире Мари О-Карент считалась одной из первых красавиц среди аристократии, хотя, по мнению Ги, ее слегка портили тонкие губы и слабые тусклые волосы, которые она неизменно отстригала "под мальчика". GH – сокращенно от Georgette Haut-Carenthe в личном дневнике Ги – была старше, богаче, во многом разумнее и рассудительнее своего молодого любовника. Совершенство локального уровня, мечта соседей и объект жгучей зависти соседок. Женщина, в которой сплелись противоречия самого разного свойства. Любовница, но не любовь. Личность столь сложная, что любое ее описание наверняка покажется путанным и несвязным.

Они обошлись без приветствий, набросившись друг на друга уже у калитки. Поцелуй в саду длился столь долго, что Ги начал беспокоиться о том, как бы его не подглядел равнодушный конюх. Очевидно, Жоржетт томилась без ласк уже довольно продолжительное время. Она не играла с языком Ги и не прикусывала его губы, как обожала делать, будучи удовлетворенной. Это был поцелуй жадной распутницы, голодной до властного мужского тела.

До дома Ги нес ее на руках. Открывая дверь плечом, спотыкаясь о ковры, лежавшие на полу, и на лестнице, открывавшей путь к наслаждению – спальню на втором этаже, – он не переставал покрывать губы и шею Жоржетт поцелуями. Добравшись до опочивальни, он бросил ее на постель. Пальцы зашарили по шнуровке платья, распустили ее. Ладони Ги легли на плечи женщины и спустили мягкую ткань, обнажая грудь. Жоржетт привстала, позволяя полностью снять платье, под которым не было больше ничего. Быстро раздевшись, Ги лег на нее и стремительно, без прелюдий и ласк, вошел внутрь. Истомившиеся без ласки тела почти моментально достигли желанной разрядки, но, не выходя из лона Жоржетт, Ги скоро восстановил силы для второго захода – медленного и сладостного. На сей раз они позволили себе растянуть удовольствие настолько, насколько хватало сил и желания. Ги перекатился на спину, и любовница оседлала его, утолив извечную жажду женщин властвовать над партнерами. Он не мешал ей. Не двигаясь, только наблюдая, он позволил ей вести любовный танец. После они вновь поменялись местами, и уже в привычной позе Ги повторно излился в Жоржетт и растянулся рядом. Она положила голову на грудь любовнику.

После соития они лежали, не затевая разговор и растягивая наслаждение моментом, о котором писали древние мудрецы из Че-Тао. Жоржетт придерживалась восточных воззрений во всем, что касалось удовольствий, хотя исправно посещала церкви Всевечного Отца и верила в высшую справедливость официальной религии.

– Значит, газеты врут, – сказала Жоржетт, когда, по ее мнению, тянуть с началом беседы уже стало нельзя.

– Не во всем.

– Смерть – поворотное событие в жизни, не находишь?

– В этом – да. Но ты же и не верила в мою безвременную кончину?

Любовница приподнялась на локте и провела пальцем черту по телу Ги от лба к паху.

– Я не знала, во что верить.

– Какая постыдная неопределенность. Между прочим, меня грели мысли о тебе.

Он солгал. Думать о женщине можно в разных жизненных ситуациях, но уж явно не в той, когда в тебя втыкают серп и оставляют умирать в сточной канаве.

– Сарказм тебя не красит, Ги.

– Знаю.

– И ты пришел сюда не затем, чтобы трахать меня.

– В том числе, – отшутился Ги.

– Выкладывай.

Жоржетт встала с постели, чтобы взять тонкую сигарету. Закурив, она вернулась в постель. Простыня моментально покрылась пеплом. Ги не придал этому значения: ритуал с курением повторялся из раза в раз. Интересно, вела ли Жоржетт себя так же с мужем?

– Для всех я мертв.

Усмешка.

– Не вижу ничего веселого. Я мертв, но при этом жив. И чтобы остаться в этом качестве подольше, нужна твоя помощь.

– Денег не дам.

– Деньги – не главное. У тебя есть кое-что другое.

Жоржетт покачала головой и стряхнула очередную порцию пепла в опасной близости от голого бока мужчины.

– Забудь об этом, дорогой. Я не сумею объяснить пропажу.

– Даже одной дозы?

– Даже так.

– А кражу? Рассказать, как тебя атаковали у калитки, связали и оставили в комнате, а потом пробрались в кабинет и вытащили сыворотку?

– А что помешает Жильберу потом незаметно подлить сыворотку мне и вытянуть правду?

Ги развел руки и не удержался от улыбки.

– Может быть, любовь?

Около года назад в колонке главного злослова журнала Petit Lutetien вышла статья, названная "10 причин ненавидеть магию". Ее с удовольствием читали и с еще большим удовольствием обсуждали все – от мала до велика, от рабочих, ничего не смысливших в принципах волшебства, до колдунов – телохранителей короля. Среди очевидных грехов навроде некромантии, несанкционированной демонологии и полумифических порталов в Пустоту попадались и весьма нестандартные измышления. Так, почетное третье место заняло целительство, якобы мешавшее прогрессу химической науки и материальной медицины. Но гораздо удивительнее было то, что на пьедестал автор поставил алхимию.

Уже тогда Ги понимал ход мыслей журналиста. Алхимия была доступна каждому, у кого хватило мозгов ее выучить. Магического дара для ее постижения не требовалось, всю работу выполняли так называемые "материи", заключенные в ингредиентах. Лишь редкость и дороговизна самых опасных с точки зрения сочетания материй препаратов, полагал журналист, удерживала мир от анархии и власти страха.

Анархию Ги считал преувеличением, но, держа в руках одну из запрещенных смесей и гадая, на ком ее испробовать в первую очередь, он явственно слышал, как в глубине души звучали голоса зла. Во внутреннем кармане безрукавки лежала сила. Сила, заключенная в склянку.

Любой дипломат знает рецепт сыворотки правды лучше, чем Символ веры во Всевечного Отца. Не хуже они представляют, что будет, если кто-то поймает их на применении смеси (в половине стран нарушителя ждет виселица, в других – пуля в затылок), но и пренебрегать сывороткой не имеют права. Залог успеха дипломата – не попасться на нечестной игре. Сыворотка обеспечивала козыри на руках, но ставила под угрозу всю миссию, если мухлеж проваливался.

Утомленным Жоржетт, но не утратившим желания разобраться за день со своей главной заботой, Ги поехал во внешний квартал, где жил Свен. Без помощи информатора – и дружеской помощи, чего уж там – он не рассчитывал на раскрытие тайны маньяка в соломенной шляпе. И, если Свен окажется предателем, Ги надеялся вытянуть из него как можно больше за время действия сыворотки правды.

По дороге он купил маленькую плоскую бутылку кукурузного виски из Конфедерации, затем зашел в аптеку за шприцем с толстой иглой. Спрятавшись за домом Свена, Ги набрал в шприц четверть меры сыворотки (по словам Жоржетт, этого хватило бы, чтобы помутить разум человека на целый день), проколол бутылочную пробку и превратил обычный алкоголь в напиток с сюрпризом.

Квартира Свена всегда напоминала берлогу, но с момента последнего визита Ги превратилась в самую настоящую помойку. Из-за приоткрытой двери тянуло кислятиной. Толкнув ее и перешагнув порог, Ги едва не вступил в лужу чего-то бурого. Пол стал похож на шкуру леопарда из-за десятков разноцветных пятен, мебель стояла не на местах, прямо посередине рабочего зала стояло спинками друг к другу два дивана, на одном из которых спала какая-то женщина. Сам хозяин стоял со стаканом у окна и не обернулся даже на скрип двери.

– Свен, – позвал Ги.

Швай медленно повернулся.

– Ги?

Северянин бросился на друга так стремительно, что тот не успел среагировать. Желай Свен зла, он беспрепятственно сумел бы нанести удар, но к великому облегчению Ги, ничего подобного он не планировал. Швай стиснул его в объятиях, оторвал от земли и в пьяным восторге закружил по комнате. Надолго его не хватило, и они растянулись на полу.

– Ты жив, – захрипел Свен.

Ги попытался подняться, но поскользнулся в еще одной луже и снова упал. Злиться на это было просто невозможно, и он расхохотался. Свен присоединился к нему, и добрых несколько минут друзья валялись в грязи, заходясь смехом. Ругая себя за то, что вообще мог подумать о предательстве Свена, Ги поглубже задвинул бутылку отравленного виски во внутренний карман.

– Я не верил, – сознался швай, цепляясь за стол и неуклюже выпрямляясь. – Прости.

– Оправданием тебе служит пьянство. Это ж моя заупокойная?

– Ну да. – Свен икнул. – Пью уж три недели как. Старые боги говорят, мертвецу нельзя видеть, что по нем грустят, чуешь, да?

– Значит, ты веселился?

– По мере сил! – Информатор ткнул пальцем в сторону женщины на диване. – Давай-ка выпьем еще?

Они сели на свободный диван, и Свен протянул гостю с того света стакан какого-то мутно-белого пойла. Порция алкоголя, как это частенько бывало, развязала язык, и Ги единым словесным потоком расписал другу свои похождения, приведшие к кровати в госпитале Челесты. Швай слушал, не перебивая, потом многозначительно кивнул.

– Та еще история.

– Приятного мало, дружище. Как будто попал в детективный роман, причем не в качестве умного главного персонажа, а предназначенным в жертву развития сюжета.

Такое сравнение оказалось чересчур мудреным для хмельных мозгов Свена.

– Я в дерьмовом положении – вот что хотел сказать, – поправился Ги.

– А, ну так это понятно. Чем я могу помочь?

– Как обычно.

– Ничего не знаю о твоей соломенной шляпе, даже не спрашивай.

– А другие варианты?

– Ты о чем вообще? Хёль меня пожри, если я хоть что-то понимаю.

– Давай рассуждать логически.

Свен ухмыльнулся. Дурной знак. Логика и алкоголь обычно редко шли рука об руку.

– Да знаю я, что ты набрался, но постарайся вникнуть. – Ги показал Свену два пальца. – Всего на ум приходит два варианта, почему меня хотели убить. Первый и маловероятный – это месть. Он предполагает, что актрис резало сразу несколько психов. Я нашел одного из них, и его приятель мне отомстил. И второе – сокрытие следов. В этом случае, убитого Карпентье Марселя Раву попросту подставили. Ему подбросили парочку якобы улик и направили меня по нужному следу. А как только я выполнил все, что настоящим злодеям было угодно, они решили избавиться и от меня.

– И что?

– А то, что, если я прав, настоящего маньяка стоит искать среди тех, с кем я взаимодействовал, охотясь за убийцей Денн. Это Одервье, Шедерне, Карпентье либо Луи Балаво.

– А Галлар, ты не подумал о нем? – предположил Свен. – За ним ходит слава хитреца и манипулятора. Разозлить тебя, подкинуть пару ниточек этой свой оперативнице – и вот оно, дельце выгорело.

– А какая ему от этого выгода?

– А какая выгода всем остальным? Какие вообще цели у людей, режущих женщин в визиоэфире?

– Они больные ублюдки. Возбуждаются от этого, может быть. Как будто вокруг нас мало товарищей с наглухо сдвинутой крышей!

– Да, в этом может быть причина, – согласился Свен, – но лично я тут подумал и посчитал, что мотив куда банальнее: деньги.

– То есть?

– Возбуждаются не сами преступники. Или не только они.

Ну конечно! Ги хлопнул себя по лбу.

– Они продают сведения о канале, на котором произойдет убийство!

– Или того хуже: продают право придумать сценарий убийства.

Перед глазами Ги восстала цепочка дьявольского плана кровожадных дельцов: закрытые аукционы, где извращенные богатеи торгуются за право определить судьбу очередной несчастной; письма с координатами выбранных для кровавых представлений каналов, рассылаемые курьерами наподобие мальчишек Одервье; подкупленные или исчезнувшие актеры, визоры, под страхом смерти снимающие смерть чужую.

– Ты гений, дружище.

– Жаль, не понял этого раньше, – скривился Свен. – Пошел бы в сыщики.

– Очень смешно. Но раз ты понял это, то как можно не уяснить, информация о ком мне нужна на самом деле?

– Одна из четырех фамилий, да?

– Все четверо. Но проверю я сперва тех, у кого есть связи среди ценителей порнографии.

– Балаво и Одервье.

– Только Балаво. По долгу так называемой работы ему просто необходимо разбираться в предпочтениях клиентуры. И он достаточно беспринципен для того, чтобы пойти на любую низость. Даже убийство. А почуяв, что близок к раскрытию, он вполне мог и таким экстравагантным способом свалить все на Раву и исчезнуть из города.

Информатор впал в пьяную задумчивость.

– У тебя на него ничего нет, – догадался Ги.

– Ничего, – признал Свен. – Но я непременно раскопаю все, что нужно, дай только срок. Пока же предлагаю еще раз проверить Одервье.

– В его причастность лично я верю меньше всего.

– И все же назвал его фамилию.

– Но не идти же к нему на поклон! Не хочу ему открываться.

– Так и не надо. Залезь к нему утром, когда заведение закрыто, а все девки спят после трудов праведных. Если хочешь, посоветую взломщика. Заплатишь чутка, а всю работку сделает он. И если поймают, никто не узнает, что ты жив.

– Какова цена вопроса?

– Мне он скидывает. За десять крон сделаем.

Ги вручил Свену банкноту.

– Зайду завтра вечером. И, слушай, еще одного револьвера у тебя часом нет?

Вопрос со Свеном решился наилучшим из возможных способов, но в ожидании новостей о порнодельцах пришлось задуматься и о материях более приземленных. Практика показала, что оставшиеся средства не позволили бы протянуть и недели, а денежный поток жалования от Шедерне был закрыт. Ги срочно стала нужна работа.

До блиц-отеля он добрался засветло. В отличие от вчерашнего дня, зал полнился народом. Большую часть посетителей составляли, разумеется, парочки. Они занимали столики. За стойкой Рейнольда сидели три девушки в платьях, слишком длинных для того, чтобы свидетельствовать о занятии проституцией, но слишком коротких для добропорядочных дочерей уважаемых семейств. Они явно пришли познакомиться с мужчинами, из которых можно весь вечер тянуть деньги, чтобы потом бросить без желаемого и раствориться во тьме Лутеции.

Ги подсел к ним. Девушка с соседнего стула бросила на него томный взгляд, но увидев постную, изможденную физиономию и знававшую куда лучшие времена одежду, потеряла к неопрятному посетителю всякий интерес. Ги не удивился бы, узнав, что в головы подобных особ по приказу злого колдуна при рождении встраивается магический аппарат, позволяющий за мгновение оценить перспективность кавалера. Еще полтора месяца назад самоутверждения ради он заказал бы ей и ее подругам по бокалу игристого со льдом. Но не теперь.

– А, с возвращением! – Рейнольд узнал утреннего гостя. – Выглядишь помятым.

– Привыкай. Комната свободна?

– Знаешь, я как чувствовал, что придешь. Никому не сдал.

– Спасибо. Послушай, Рейнольд. – Ги жестом попросил хозяина наклониться и прошептал ему на ухо. – У тебя часом нет никакой работенки? Возьмусь за что угодно.

– А что умеешь? – рационально осведомился Рейнольд.

– Все умею. Убеждаю конкурентов, уговариваю власти, дружу с полезными людьми.

– И с такими талантами ты до сих пор без занятия?

– Тому есть препятствия. – Ги подумал, что бы еще сказать. – Веские. Если преодолею – расскажу. А сейчас... Сейчас просто позарез нужны деньги.

Одна из девушек хлопнула в ладоши, подзывая Рейнольда. Смешивая для нее коктейль из яйца, сока и водки, тот явно просчитывал выгоду, которую сулил найм неизвестного и потенциально опасного работника. Поставив бокал перед заказчицей, он вновь склонился к Ги.

– Вообще-то кое с чем ты сможешь помочь, но придется запустить руку в чужое добро. Идет?

– Смотря в чье добро.

– Да есть тут одни. – Рейнольд грязно выругался. – Ничего опасного. Жулики обычные. Утащили у меня письмецо, в котором по чистой такой случайности содержится благодарность одного министра, кувыркавшегося в "Проказнице" со своей секретаршей. Шантажируют меня, представляешь? А я не хочу не проблем ни с министром, ни с властями, кумекаешь?

– Да уж куда яснее. И как я должен его вернуть?

– Как хочешь. Хоть перестреляй их всех, ни слезинки не пророню.

Это решение показалось новоиспеченному наемному вору слишком радикальным.

– Так что, берешься? – спросил Рейнольд, почувствовав замешательство.

Поскольку альтернатив не было, Ги кивнул.

– Берусь. Где искать, кто такие?

Наниматель назвал мелкую уличную банду, о которой Ги не так давно читал в одной из газет, приносимых Рози. Базировалась она, как и следовало ожидать, в Железном Городе.

– Хорошо. Считай, что письмо уже у тебя, – сказал Ги, хотя совершенно не был уверен в успехе.

Впрочем, как он собирался воевать с убийцей в соломенной шляпе, если даже обычные воры ему окажутся не по зубам? Поручение Рейнольда стало бы хорошей проверкой сил.

– Справишься – поселю и буду кормить бесплатно неделю, – пообещал хозяин отеля.

– А деньги?

– Две недели.

– Деньги, Рейнольд. Я их ищу, эти хрустящие бумажки с портретом Его Величества.

– Сто, – сдался Рейнольд. – Все одно они двести требуют.

– И налей бренди. Пусть вечер перед трудным делом станет приятнее.