Комплекс превосходства

7. С того света

Как назвать пробуждение после стычки с неуязвимым убийцей, закончившейся вспоротым боком, падением с высоты и нервным потрясением (коих за последние дни было и без того многовато)? Этот философский вопрос Ги решал бесконечное множество времени, лежа на чем-то мягком в окружении чего-то еле слышно шелестевшего. Разглядеть ничего не получалось: вокруг царила темнота. Время от времени к ложу кто-то подходил, чтобы сменить грязные простыни, обновить повязки и покормить с ложки какой-то похлебкой, пахнувшей капустой и укропом. Благодетель молчал: сначала у Ги не хватало сил, чтобы задать вопрос, когда же они все же объявились, целитель предпочел проигнорировать приветствие и благодарность за спасение. Учитывая, что не в интересах полумертвого пациента корить за невежливость человека, выкравшего его из объятий Серой Невесты, пациент не предпринимал попыток все же разговорить незнакомца.

Лежал он довольно долго. По крайней мере, так ему казалось. На самом деле с момента падения могло пройти как полдня, так и несколько недель. Ощущение времени Ги потерял совершенно. Казалось, что в безмолвной неподвижности, наполненной укропным запахом, болью и щекотавшими кожу простынями, слились воедино прошлое, настоящее и будущее. Пытаясь вернуть контроль над определением времени, он задавал себе странные вопросы. Сколько секунд тратится на одно движение челюстей, разминающих вареные овощи? Какова скорость вздымающейся при вздохе груди? Как быстро возвращается колющая боль в правом боку после неосторожного движения? Ги высчитывал сроки пребывания в спасительном плену по шарканью шагов безликой сиделки и собственным вздохам. Выходило прилично. Исчисление шло, наверное, на десятки тысяч, но точно он это так никогда и неузнал, поскольку сбился со счета и занимал свой мозг дроблением временной ленты на бессмысленные физиологические отрезки, чтобы просто не сойти с ума.

Затем, как и должно было рано или поздно случиться, с тайны спасения сорвали покрывало мрака. Свет принесла керосиновая лампа, а лампу в руке держала молодая женщина. Чадящий язычок пламени вернул Ги чувство реальности происходившего с ним. Во тьме он не знал, что окружает ложе, теперь же узрел, что все это время находился в маленьком помещении без окон. Женщина присела рядом с кроватью, поставила светильник на тумбу и положила прохладную сухую ладонь на лоб раненого.

– Ты выкарабкался, – сказала незнакомка.

Ги смолчал, изучая ее взглядом. Посетительница едва ли была старше его самого. Скорее всего, она совсем недавно перешагнула рубеж двадцатилетия. Угольно-черные волосы, смуглая кожа и карие глаза выдавали в ней уроженку эльветийского юга. Впалые щеки и выступающие скулы не позволяли назвать женщину красивой, но определенный шарм в ней все же был. Ценители экзотической внешности, коих немало водилось среди высших сословий, явно не отказались бы внести ее в коллекцию фавориток. Ги же с первых мгновений знакомства проникся к посетительнице симпатией, поскольку именно ее увидел первой после длительного пребывания во тьме.

– Сколько я тут провалялся? – спросил он, осознав, что до неприличия долго пялился на незнакомку.

– Неделю? Две? Не представляю. Тебя нашла не я, а Рози. А из Рози ничего толкового не вытянешь, сам, небось, понял.

– Рози – это та, что перевязывала и кормила меня?

– Ну да. – Посетительница забавно скривила губки и покивала. – Рози только на это и годится. А, ну еще на препарацию тех, кто попал в стоки в состоянии плачевней твоего.

– Что может быть плачевней? – Ги позволил себе ухмылку.

– Догадайся.

– Значит, у вас здесь что-то вроде госпиталя при похоронном бюро?

Женщина широко улыбнулась.

– Примерно так, – и добавила. – Меня Челеста звать.

– Ги.

– Знаю. Ги Деламорре, героический самозваный детектив, главная новость последнего времени.

Что за черт? С каких это пор он превратился в знаменитость?

– Вот. – Челеста бросила на Ги грудь мятую газету. – Почитай, как улучишь минутку.

Он с трудом выпростал руку из-под одеяла и поднес газету к лицу. Заголовок на передовице гласил: "Кровь и разврат: о чем молчит полиция". К статье прилагалась визиокарточка – улыбающийся Ги на фоне здания "Шедерне". Когда это вообще сняли-то? Выпуск датировался шестым мая.

– Какое сегодня число?

– Четырнадцатое.

Значит, две недели прошли так точно. До догонялок с маньяком никакой информации о расследовании утечь в прессу не могло, а подобного рода статьи-разоблачения за день-другой не пишутся. Отложив газету, Ги задал Челесте еще один животрепещущий вопрос.

– Кто знает обо мне?

– Я да Рози. Я как тебя увидела – сразу опознала по визионке. Рассудила, что раз ты закончил свои подвиги на дне канализационной трубы, далеко не все тебе за них благодарны, вот и не стала трепаться.

– Верно подмечено.

– Я вообще догадливая. – Челеста хихикнула.

Она нравилась Ги все больше и больше.

– Но какая тебе от этого выгода?

Улыбка Челесты превратилась в угрюмую гримасу.

– Смерть – не то, с чем стоит шутить. Каждая жизнь бесценна, Ги Деламорре.

– Интересные воззрения.

– Знаешь, что это такое? – Женщина поддела пальцем цепочку на шее и вытянула из-под платья амулет в виде четырехглазой маски. В глазницах и разверзнутой пасти поблескивали неограненные алые камни.

– Какой-то талисман?

– Это ловец страхов. Его дядя сделал и подарил мне на совершеннолетие. Люди с магическим даром зачастую видят и понимают много такого, что может поехать крыша. Ловец оберегает рассудок, но его мощь ограничена. Незачем плодить страдания, тем более вокруг себя. Их и так хватает.

– Не спорю.

– И не начинай, – отрезала Челеста, пряча ловец страхов. – Целее будешь.

– Договорились. Просвети, что станет со мной, когда я поправлюсь.

– Пойдешь себе, куда шел. Пожелаешь славы – явишься пред очи газетчиков прямиком с серого венчания, захочешь шкуру сберечь – исчезнешь из Эльвеции. Выбор за тобой.

– Буду думать.

– Мудрых тебе решений. – Челеста встала. – Не читай пока, полежи спокойно. Ты еще очень слаб. А я попрошу Рози принести суп.

– А сама заглянешь?

– Зависит от того, отыскала ли что-то Рози и не понадоблюсь ли я дядюшке.

– Звучит как "не исключено".

Челеста улыбнулась.

– Не исключено, так уж и быть.

Безмолвная Рози оказалась высокой и удивительно худой девушкой с бледной кожей и впалыми глазницами. Протягивая Ги ложку за ложкой, она безучастно смотрела в одну точку за спинкой кровати. Ни слова, ни лишнего жеста, ни единой эмоции на красивом белом лице – Рози послужила бы идеальной моделью для героини одной из живописных сцен в игорном доме Рыбьего Черепа. Когда она стянула одеяло и начала менять бинты, Ги понял, что совсем не стесняется ее, хотя его наготу ничто не скрывало.

В тот день она впервые помогла ему привстать, чтобы справить нужду в ночной горшок. Ги велел Рози отвернуться, порадовавшись, что несмотря на молчание, она по крайней мере выполняет просьбы.

– Спасибо, – сказал Ги, когда процедуры закончились, и Рози вытерла ему руки влажным полотенцем.

Она покосилась на него. В свете керосинки в провалах глазниц засверкали искорки, но ни один мускул на лице Рози не дрогнул. Забрав тарелку , она пошла к выходу, а Ги вскарабкался на кровать, подложил под спину подушку и, поддавшись любопытству, развернул газету и принялся читать.

Газета называлась коротко и внушительно: "Noir". "Черным" в ней было буквально все: размытые визионные изображения, жирные буквы заголовков, кайма на каждой из страниц. В этом был определенный стиль, но, очевидно, популярности издания он не способствовал. Ги держал "Noir" в руках впервые, до сего момента даже не подозревая о его существовании.

– Кровь и разврат: о чем молчит полиция, – произнес он вслух.

Красиво, черт побери, и наверняка именно эта статья вытащила "черную" газету под светила Всевечного Отца.

"Батист – немолодой вдовец скромной наружности и невыдающихся умственных способностей, – писал журналист под псевдонимом Корбо. – Потеряв любимую супругу, Батист не стал искать утешения в публичном доме и из страха быть отвергнутым решил не искать вторую жену. Естественные потребности, свойственные каждому мужчине, он удовлетворяет с помощью визора. Каждую субботу Батист выкупает у знакомого дельца координаты канала, на следующий день в условленное время настраивает свой ящик и погружается в мир эротических фантазий... хотя уместно ли говорить об "эротике"? На экране творится настоящий разврат, коему позавидовали бы пресыщенные императоры античности".

Перечисляя все известные варианты совокупления, включая свальный грех и секс во время месячных, Корбо элегантно издевался над аудиторией. С каждым новым предложением он вводил в повествование все более экзотические и шокирующие сцены и плавно подводил предвкушающих кульминацию читателей к самому главному:

"...и убийство с расчленением. Именно его увидел Батист в злополучную ночь третьего мая. Гражданка Денн Ларе, сотрудница юридического бюро «Шедерне» и по совместительству исполнительница фривольных ролей, была буквально изрублена на куски в присутствии визора, которого – спешу вас успокоить – убийца не тронул. Не думайте о Батисте плохо, уважаемые ценители черноты: намеревался посмотреть он вовсе не это. Его планам провести приятное время помешала длань жестокого рока. Впрочем, случай с гражданкой Ларе оказался не единственным в череде леденящих кровь преступлений".

Корбо подошел к статье со всей ответственностью. Он раскопал имена всех убитых актрис, взял интервью у нескольких зрителей, даже получил комментарий ("Пошел прочь, мудак! Сам бы поглядел на это вживую!") от визора Жаки. Похождениям Ги отводилась почти треть текста. Некоторые сведения были правдивы: визит в опиумный притон, убийство Раву, посещение «Трансконтиненталя», – но по большей части рассказ о нем оказался полным бредом. Исчезновение приписывали разборкам между порнодельцами; приметы преступника Корбо переврал, свалив все на Раву и в точности составив его словесный портрет; а шефа выставили желчным противником прогресса и едва ли не главным виновником смерти Денн, которую он не обеспечил достойной работой, толкнув тем самым на скользкую дорожку.

– Идиотия.

Ги скомкал газету и швырнул ее на пол. Впечатление от первой половины статьи оказалось замарано нежеланием автора признать, что ничего не знает о событиях, приведших к смерти Раву и исчезновению единственного докопавшегося до сути лица. Впрочем, если читатели поверили Корбо, Ги официально признали мертвым: "Сомневаться в печальной судьбе Деламорре может разве что безнадежный романтик, перечитавший бульварных детективов".

Впрочем, у статьи отыскалось и бесспорное преимущество. Читая ее, Ги так утомился, что быстро заснул и пробудился свежим и бодрым, насколько эти определения подходили к нынешнему состоянию.

Последующие дни внесли в процесс пролеживания боков приятное разнообразие. Сочтя Ги поправляющимся, Челеста разрешила ему читать газеты, которые раз в день приносила Рози. Он начал вставать, разминая отвыкшие от работы мышцы ног. Сначала он ковылял до туалета, брал горшок, подходил к двери и стучал. Обменяв горшок на тарелку супа и кувшин воды, Ги неспешно поедал уже приевшийся обед, посвящал часок-другой сводкам новостей и интервью, дремал, потом поднимался и ходил по комнате взад-вперед, пока не заявлялась Рози и не указывала на постель.

Хотя первопричиной проблем со здоровьем был серп под ребрами, главной проблемой на этапе выздоровления стал рацион. Без мясных блюд Ги отощал и ослаб. Попытавшись на седьмой день вернуться к активным нагрузкам, он начал отжиматься от пола, но больше двух десятков раз так и не сумел. Руки упорно отказывались распрямляться под невеликим весом исхудавшего тела. В тревоге и злости на собственную немощь Ги стал изобретать другие упражнения: поочередно поднимал ноги, наклонялся, приседал и отжимался от стены. Процесс шел медленно, но госпиталь Челесты он намеревался покинуть если не таким же, как до падения в сток, то хотя бы не полной развалиной.

С Челестой Ги общался еще дважды. Говорили они обо всем и ни о чем сразу. Темы варьировались от социалистической идеологии де Валансьена до искусства, и в собеседнице Ги нашел родственную душу и разносторонне развитую личность. Возможно, он был слишком снисходителен к спасительнице или просто истосковался по разговорам с живым понимающим человеком, но впервые с момента бегства в Лутецию ему кто-то настолько импонировал. Свена Ги в расчет не принимал. Тот не являлся миловидной женщиной.

Именно от Челесты он узнал, что Гран-Агора, день Большого Сбора, по просьбе роялистов перенесли на месяц назад. Пытались ли противники де Валансьена таким образом помешать ему набрать полную силу или сделали это в приступе отчаяния, Ги не знал. Как бы то ни было, он желал Партии Справедливости удачи. Газеты и журналы, которыми снабжала его Рози, переполняли сводки о самоубийствах отчаявшихся должников, истории о нищете, разъедавшей провинцию и колонии за исключением Ай-Лака, и репортажи со стачек в мануфактурах и на фабриках.

– Они уже не боятся печатать правду, – поделился Ги с Челестой. – Два года назад, если верить газетам того времени, Лутеция была настоящей страной фей, не знающей горя. Теперь же у нас ад на земле. Не потому, что все резко стало хуже, чем было, а потому что за разоблачающие статьи журналистам ничего не будет. А вот де Валансьен не забудет тех издателей, кто помог ему печатным словом.

– Слишком складно выходит.

– Логично же. А может, де Валансьен пустил часть вырученных от продажи собственности средств на пропаганду.

– В это куда проще верится, – сказала Челеста.

Скорее всего, она была права, но суть от этого не менялась. Половина газет превратилась в рупор, в который де Валансьен выкрикивал свои лозунги о равенстве.

– Я смогу выйти отсюда до Гран-Агора?

– Если не будешь терзать себя зарядкой. Рози мне все рассказала.

– Должен же я как-то двигаться.

– Ходи, – пресекла попытки протестовать Челеста.

– И вообще, мне мяса не хватает.

– У меня нет денег на твоего личного повара. Дела у меня испортились.

– А у дядюшки?

Челеста промолчала, и Ги предпочел не развивать тему взаимоотношений с дядюшкой.

Рози выпустила его из комнаты, лишь когда Челеста дала добро на возвращение в большой мир. Помимо палаты-камеры в госпитале были лишь кухня, каморка Рози, да две запертые на замок двери.

– Понимаю, что остановиться тебе негде, – сказала на прощание Челеста. – Так что возвращайся, когда захочешь.

– Постараюсь без ран и ушибов.

– Этим окажешь мне услугу. – Она усмехнулась. – Успехов, что бы ты ни задумал.

Челеста не лукавила, говоря о финансовых трудностях. Район, в котором находился ее необычный госпиталь, располагался на самой окраине внешних районов, куда с ростом города оттеснились фабрики и бараки, населенные рабочими. Здесь встречались и чадящие дымовые трубы, и проложенные поперек улиц рельсы, соединявшие заводы, и дома-коммуны, населенные сразу несколькими десятками семей. Если район Фиолетовой Реки в Железном Городе был символом упадка, но еще сохранял черты величественного промышленного центра, коим некогда являлся, то заводская кайма Лутеции изначально застраивалась небрежно, без расчета на процветание жителей и с единственным желанием хозяев отодвинуть работяг подальше от Элизийского холма.

Среди ветшавших жилых зданий фабрики, мануфактуры и заводы выглядели настоящими крепостями. Уж на них-то потратились изрядно. Промышленники выделывались друг перед другом, выбирая для своих предприятий самые безумные архитектурные стили. Решетчатые ограды цвели чугунными растениями, фасады украшались барельефами и скульптурами, иные фабрики окружали настоящие парки, задыхавшиеся, впрочем, в сером дыме. Жить в этом королевстве абсурдного контраста по доброй воле не отважился бы ни один разумный человек, но выбора трудягам не дали. Комната или койка в коммуне – вот все, что они могли позволить себе на мизерное жалование.

Был разгар рабочего дня, так что улицы пустовали. Мужчины тянули лямку на сборочных конвейерах, женщины не разгибали спин на мануфактурах. Кое-где копошились в грязи оставленные без присмотра дети, еще не достигшие десяти лет и потому не интересовавшие охочих до дешевой рабочей силы магнатов. Изредка мимо громыхали по разбитой мостовой телеги. В остальном было тихо. Промышленные цитадели затаились до вечера, чтобы в назначенный час выблевать из ворот массу уставших отупевших людей, способных лишь доползти до постели или – в худшем случае – до кабаков, в которых циничные торговцы забытьем предлагали дешевую выпивку или опиумную смесь.

Трамваи по заводским кварталам не ходили. Чтобы осуществить свою первую задумку – добраться до собственной съемной квартиры, проникнуть в нее и вытащить из тайников сбережения – Ги пришлось идти так долго, что в раненом боку закололо, а ступни с непривычки налились свинцом. Отыскав, наконец, остановку, он забрался в пустой вагон, выскреб из кармана одолженные у Челесты монетки и расплатился с контролером. Трамвай медленно поехал по уже более пристойно выглядевшим улицам. На поворотах Ги мог различить в дымчатой дали башни Верхнего Города.

Добравшись до рельс-развязки, он пересел на другой, знакомый, маршрут и преодолел остаток пути. В самом же доме его встретило первое препятствие.

– Вы к кому? – строго спросила новая консьержка, сурового вида тетка с тугим пучком на голове и очками с толстыми линзами на носу.

– Я к Жюли. – Ги назвал самое распространенное имя, надеясь, что на двадцать четыре квартиры найдется хотя бы одна Жюли.

– Нечего к ней ходить так часто! – заворчала консьержка.

– Любовь. Сердце томится сладостным ожиданием, понимаете?

Стражница общественного покоя понимала. На морщинистом лице расцвела улыбка.

– Ну проходите, Отец с вами. Романтик в наши дни...

Ги поднялся на свой этаж, нащупал во внутреннем кармане ключ и щелкнул замком. Поменять его никто не удосужился, хотя хозяин явно побывал в квартире. В коридоре и комнате было прибрано, расцарапанный серпом косяк покрыт лаком. Затворив за собой входную дверь, Ги принялся выяснять судьбу своих пожиток.

Зеркало, висевшее напротив постели, каким-то чудом пережило визит маньяка в соломенной шляпе и по-прежнему украшало стену. Отражение не порадовало Ги. Волосы отросли ниже плеч, а щеки и подбородок покрывала черная щетина, что придавало неухоженный и простецкий вид. Черты лица заострились. Наряд, еще недавно сидевший как влитой, стал великоват в плечах. В плане внешности Ги изменился не в лучшую сторону, но его это вполне устраивало. Ходить по улицам неузнанным было безопаснее и проще.

Сняв зеркало, Ги залез в первый из тайников и пополнил денежные запасы полусотней крон. Этим, впрочем, пришлось и довольствоваться. Закладка в платяном шкафу исчезла, равно как и пачка банкнот, лежавших в матрасе.

– Ублюдок, – в сердцах бросил молодой человек, не понимая, кому стоит адресовать ругательство: убийце или чрезмерно любопытному и пронырливому хозяину квартиры, не преминувшему поживиться деньгами исчезнувшего квартиранта.

На одежду и личные вещи никто не позарился. Они отыскались сложенными в кучу на полу кухни. Выбрав из них самые удобные, Ги сложил их в валявшийся там же саквояж, присовокупил к повседневной одежде один выходной костюм (мало ли, куда занесет судьба), а оставшееся пространство набил книгами, рабочими бумагами и милым сердцу сувенирами, оставшимися от родителей и кеметских друзей. Упаковав все, что собирался вызволить из старой квартиры, он сел за стол, налил вина, выдрал из какой-то из оставленных книг страницу, притащил из комнаты карандаш и провел посередине листа жирную черту.

После вынужденного воздержания вино показалось Ги настоящим нектаром, который не стыдно подать праведникам, сидящим на бесконечном пире Всевечного Отца. Смакуя рубиновый напиток, он начал заполнять таблицу фамилиями. Логика была проста: можно доверять – нельзя доверять. Прежде всего, Ги занес в "отрицательный" столбец всех, с кем общался в ходе расследования: Галлара, Карпентье, Шедерне, Мирти, порнодельцов и – с величайшим сожалением – Свена. После небольших раздумий к ним добавились коллеги, которым было известно об убийстве Денн, хозяин квартиры и даже братья ван Рёки, чей приезд столь удачно совпал с началом злоключений.

Глоток вина – и он перешел к другому столбику. Сюда сразу же попали Челеста с Рози. Вписав два имени, Ги задумался. Бегая по поручениям Шедерне, он обзавелся знакомыми и даже товарищами, но открываться ни одному из них не хотел. Самым верным из друзей всегда был Свен. Он вспомнил женщин, с которыми время от времени спал (таковых насчитывалось две), и инициалами GH обозначил в доверительном списке ту, которой было что скрывать и которая умолчала бы о нем в обмен на ответную любезность. Три женщины на многомиллионный город... да уж, Ги Деламорре, в искусстве заводить знакомства тебе еще есть к чему стремиться!

Из тех, с кем Ги имел дело в последние перед нападением дни, Денн Ларе не обсуждалась только с Рыбьим Черепом. И несмотря на то, что косвенно – через ван Рёков – он все же был причастен к свалившимся на голову Ги неприятностям, он нацарапал и его имя. Имело смысл разведать через игорный дом хотя бы то, чем обернулись переговоры между ним и служащими из отдела обработки. Ги собирался искать совпадения и проверять догадки, а лучшего старта придумать все равно не мог.

Свернув листок, он засунул его в карман. Первая часть дневных замыслов с переменным успехом осуществилась, и перед молодым человеком замаячила перспектива остаться на ночь без крыши над головой. Возвращаться к Челесте он не мог, поскольку ее госпиталь находился слишком далеко от всех, кого планировалось навестить на следующий день, да и гостеприимством злоупотреблять не хотелось. Оставаться же в квартире было опасно. Объяснять волшебное воскрешение хозяину... нет уж, только не сейчас.

Порывшись в старых журналах, которые не стал брать с собой, Ги обнаружил в одном рекламу блиц-отелей. В целомудренном Вестрайхе так завуалированно назывались ночлежки разной степени приличия, в которые мужчины водили любовниц, чтобы сохранить отношения в тайне. Выбрав ближайший к дому GH, Ги взвалил саквояж на плечо и, не закрыв за собой дверь, покинул квартиру. Он не знал повадки домушников, но надеялся, что место его не-совсем-преступления выглядит так, как будто поработал обыкновенный вор.

А от консьержки, начавшей что-то возмущенно излагать, высунув, точно морская улитка из ракушки, голову из своего окошка, Ги просто сбежал. Благословите боги легкомысленную Жюли!