Команда хоть куда

Глава шестая

О кристалле-маяке Джилрой вспомнил в последний момент. Уже успев ощутить холодную сталь одной из сабель лил’лаклов возле своего горла. А когда все-таки вспомнил — первым делом встретился взглядом с братом безвестного, но злополучного Дуз’карна. И усмехнулся, чем еще больше его взбесил.

Затем, отступив на шаг, веллундец сунул руку в дорожную сумку. Хватило единственного быстрого движения, чтобы извлечь оттуда заветный кристалл. Небольшой, легкий и теплый, он ожил и засиял в ладони поддельного рукокрыла.

— Что это? — вскрикнул один из воинов-лил’лаклов, стоявший к Джилрою ближе всех, — колдовство какое-то?..

— Отрубите ему руку! — приказал стражник с жезлом, — пока он…

Что именно мог сделать, но не должен был успеть, по его мнению, Джилрой — узнать так и не пришлось. Лазутчик разжал пальцы, и кристалл-маяк сам собой взлетел на десяток футов над полом. Сделавшись недосягаемым для воителей-лил’лаклов… если, конечно, те не воспользуются крыльями.

Сам поддельный рукокрыл, кстати, был почти уверен, что воины не воспользуются. Не решаться на это — во всяком случае, в священном месте. И вообще, за короткое время своего пребывания на родине лил’лаклов, Джилрой ни разу не видел, чтобы местные жители пользовались крыльями в туннелях и пещерах своего поселения. Во-первых, для полетов здесь было тесновато. А во-вторых, такое поведение могло считаться неприличным. Все равно как разгуливать с извлеченным из ножен оружием по улицам человеческого города.

Вполне возможно, брат Дуз’карна был готов нормами приличия даже поступиться — в силу исключительности случая. А может, подобные мысли успели посетить ушастую голову хотя бы одного из призванных им стражников. В любом случае, предпринять что-либо никто из них не успел. Сияние кристалла-маяка на глазах делалось все ярче. Ослепительный свет залил пещеру-святилище с ошарашенными, испуганно жмущимися к полу и стенам прихожанами.

…а за десятки миль отсюда уже собрались в одном лагере оба армейских полка, отряженных на борьбу с Ковеном. Все импровизированное соединение пребывало не просто в боевой, но в повышенной готовности. Что в переводе на язык обычных людей означало: всяк от солдата до командующего не расставался с оружием ни на мгновение. Спал с саблей в обнимку. Обедал, кладя перед собой арбалет не дальше, чем на расстояние протянутой руки. И даже нужду справлял не иначе как в полной амуниции.

Главное же — каждый из вояк должен был, едва услышав горн, немедля прервать любое из перечисленных занятий. И отправляться на самый край обитаемого мира, дабы вступить там в бой. Или, как вариант, кинуться в гущу битвы, никуда далеко не перемещаясь.

Ожидание заветного сигнала растянулось на дни. А тяжелее остальных пришлось тогда магам из обоих полков. Они дневали и ночевали, сидя на траве и образуя круг, дабы в любую секунду приступить к ритуалу создания портала. Отвлекались служилые волшебники разве что на трапезу. Да и то, если тарелки и котлы с едой к кругу удосуживались поднести заботливые солдаты.

«Эх… помню один ресторанчик в столице, — с усмешкой говорил при этом один из магов, — так там официанты порасторопней были. Хотя вряд ли кормили так же вкусно».

Солдаты на это сравнение не обижались — не до того было. Тем более, обстановка была такова, что каждый бодрился как мог. Лишь бы вовсе боевой дух не растерять.

Для вылазки в поселение лил’лаклов сэр Ролан велел выделить по пять рот от каждого из полков. То есть примерно половину от всей их численности. Но и остальным тоже не следовало расслабляться. Не исключалось, что план с вылазкой мог вообще провалиться, а из портала хлынуть на лагерь полчища рукокрылов. В этом случае всему соединению следовало быть готовым к отражению подобной атаки.

Также в Клыкастые горы было решено отправить нескольких магов. Ведь, во-первых, боевые чары вообще-то не могли быть лишними ни в одном сражении. А во-вторых, и королевский конфидент, и офицеры командования надеялись вернуть хотя бы часть бойцов. Для чего волшебникам было приказано по возможности создать портал обратно в земли королевства.

Кстати о командовании — с ним при формировании экспедиционного корпуса возникла заминка. Например, Ролан предлагал возглавить вылазку подполковнику Берту. Как, по большому счету, своему назначенцу, а еще оценив его рвение. Ведь от своего полка новый командир предлагал отрядить не пять, а целых шесть рот.

Предложение конфидента было именно предложением, а не приказом. То есть допускало возможность отказа. Кроме того, Ролан честно предупредил Берта, что шансов на возвращение почти нет. Ибо целью вылазки была не легкая быстрая победа, а нанесение крылатому врагу как можно большего урона. Понимая и это обстоятельство в том числе, подполковник отказался. Добро, хоть с толикой показного смущения.

«Надеюсь принести родине и его величеству больше пользы своей жизнью, а не смертью», — в оправдание себе говорил он. Не забывая при этом и о собственной пользе. Надеясь успеть продвинуться по службе хотя бы на пару рангов выше.

Зато по доброй воле принять на себя командование экспедиционным корпусом вызвался отстраненный полковник Декос. «Если король так низко оценил мою службу, — были его слова, — если считает бунтовщиком, изменившим присяге — я готов искупить вину кровью. В своей последней битве. Больше нашему… хе-хе, милосердному монарху мне предложить нечего!»

А потом в головы сразу нескольких магов помимо их воли ворвался образ — зал-пещера со статуей безликой женщины. И с множеством рукокрылов, толпящихся вокруг нее. Это значило, что кристалл-маяк, наконец, достиг своей цели и начал действовать.

Сам ритуал создания портала был неоднократно отработан, благодаря чему занял считанные мгновения. В центре круга магов, прямо в воздухе, разверзся ярко светящийся прямоугольник в десять футов высотой. И из этого прямоугольника первым делом выскочил Джилрой — взволнованный, радостный.

— Ну что? — выкрикнул он, — вернете мне человеческий облик? Эй, а вы там не зевайте… не видите, что ли?

Последняя фраза удачливого лазутчика предназначалась солдатам, дежурившим за спинами магов. Потому что следом за Джилроем из портала выскочил брат Дуз’карна, все еще надеющийся на свершение правосудия. Ну, или мести — как посмотреть. Еще за этим рукокрылом последовали два воина с гнутыми саблями наголо.

Уроженец Колонии, а ныне лил’лакл-подделка едва успел отскочить да припасть к земле, когда в дело вступили солдаты. Прозвучали щелчки сразу десятка арбалетов. И трое рукокрылов, утыканные болтами, один за другим попадали на землю. Не успев ни причинить вред кому-то в лагере, ни, тем более, взлететь.

Затем над рядами готовых к отправке солдат раздалось пение горна — многим показавшееся неожиданно торжественным и бодрым.

— За короля! — громыхнул командный голос полковника Декоса. Прежде чем он сам, взмахнув перед собою саблей, первым устремился к порталу. За ним нестройными из-за торопливости рядами хлынули солдаты, офицеры и маги экспедиционного корпуса.

Оказавшись в пещерном поселении, начали они, разумеется, с прихожан святилища. Всех тех, кто не успел еще разбежаться. Не выносящие яркого света из портала и напуганные незнакомой волшбой, сопротивляться рукокрылы толком не смогли. Даром, что у многих при себе имелось оружие.

Когда с прихожанами было покончено, экспедиционный корпус покинул святилище. И двинулся через плетение туннелей, время от времени разделяясь на небольшие отряды. Всех, встретившихся на пути, лил’лаклов воины королевства уничтожали без раздумий и без пощады. Не делая исключений ни для женщин, ни для детей. Коих правильнее было бы назвать самками и детенышами.

Теперь, в противостоянии лицом к лицу, слабость рукокрылов против людей сделалась очевидной. В тесноте туннелей обитатели Клыкастых гор не могли прибегнуть к своему главному преимуществу. Не имели возможности влететь, проще говоря. И при этом обладали более хрупким телосложением. Оружие их тоже уступало саблям человеческих вояк. Так что, по крайней мере, в рукопашной схватке против человека любой лил’лакл был обречен.

Более того. Хоть жители пещерного поселения чуть ли не поголовно были вооружены, а дать полноценный отпор нежданно свалившимся врагам оказалось некому. С одиночками, даже вооруженными, но отсиживающимися в своих жилищах, играючи справлялась даже горсть солдат. И если тогда даже бывали потери, то по чистой случайности.

Организованное сопротивление? А его по большому счету не было. Потому что и быть не могло. За века жизни в Клыкастых горах лил’лаклы успели увериться и в неприступности самих гор, и в отсутствии поблизости даже отдаленного подобия того, что можно было назвать противником. Они привыкли нападать, совершая набеги на равнинные земли. А затем возвращаться обратно, к незыблемой безопасности своих поселений.

Проще говоря, привыкли нападать, но не обороняться. И ответное вторжение жителей равнин не могло присниться рукокрылам даже в самом жутком кошмаре.

Лишь пару раз экспедиционный корпус натолкнулся на небольшие отряды воинов-лил’лаклов. Чтобы смести каждый из них в течение минуты. А вообще поход через обитаемые пещеры и туннели больше походил на резню, чем на сражение.

Нет, потери, конечно, были. Удачная засада, дротик-другой, пущенные из-за темных углов, всякий раз отправляли к праотцам, по меньшей мере, одного солдата. И все же рукокрылов погибало несоизмеримо больше. Так что полковник Декос понадеялся даже, что и он сам, и многие из его подчиненных смогут-таки вернуться домой.

Но, увы: высшие силы распорядились иначе. Вмешавшись в драку смертных неожиданно для обеих сторон. Сперва во всех, успевших уже опустеть, святилищах поселения ожили исполинские статуи Урдалайи. Неуклюже зашевелились… и одновременно швырнули на каменный пол фигуры, что держали в руках: растущую луну и звезду с множеством концов.

А затем гору, изрезанную изнутри туннелями и населенную рукокрылами, с грохотом тряхнуло всю сверху донизу. Тряхнуло раз, другой, третий. Заходили ходуном стены, казавшиеся непоколебимыми твердынями. Со сводов пещер посыпалась земля, потом мелкие камни, а потом и целые куски скал. Каждый из которых мог раздавить сразу несколько человек.

Обваливаясь, закупоривались туннели. В ужасе бросились врассыпную живые существа — уже не важно, люди, рукокрылы или давно прижившиеся в пещерах мелкие неразумные твари. Все возможные звуки заглушал грохот, закладывавший уши и чуть ли даже в мозг не проникавший. Воздух наполнился облаками каменной пыли, отчего дышать стало невозможно. Немногим легче было удержаться на ногах на полу, ходившем теперь ходуном, точно корабельная палуба.

А потом, наконец, гора просела и обвалилась. Как снеговик весной. И погребла в своих недрах еще остававшихся в живых лил’лаклов и солдат полковника Декоса.

И теперь вся долина, населенная рукокрылами, выглядела непривычно. Казалась покалеченной, словно кисть руки, на которой не хватало одного пальца. Покалеченными после разрушения одной из гор сделались и души лил’лаклов. Многие из которых, вдобавок, оказались невольными свидетелями гибели соседнего поселения. Храбрость и воинственность крылатого народа уступила место страху. Хоть перед божественным гневом, хоть перед возмездием со стороны давних жертв, не важно.

Главное, что пришлось теперь понять уроженцам Клыкастых гор — они тоже уязвимы. Как и всякие живые существа.

Аника не шла — буквально продиралась сквозь лес. Казавшийся ей теперь непривычно диким, незнакомым и даже зловещим. Как ни пыталась беглянка держаться одного направления, плутать все равно приходилось. Любая трясина, густые заросли или овраг вынуждали отклоняться в поисках обходного пути. Отчего обратная дорога от заброшенного городка к нормальным человеческим поселениям заняла три дня, не меньше.

Три дня, за которые одежда успела превратиться в лохмотья. Что от грязи, вдобавок, напоминали половую тряпку. Не лучшим образом выглядела и сама Аника. Неумытая, со слипшимися волосами и потемневшим от сажи лицом.

Костер, кстати, она сподобилась впервые развести только на второй день после бегства. Да и то, когда совсем недалеко от себя заметила медведя. Здоровенный зверь разгуливал по чащобе бесстрашно, уверенно, как у себя дома. Да он и был дома по большому счету — не зря ведь в народе медведя частенько называли хозяином леса.

Питалась в дороге Аника грибами — причем, чаще сырыми. Попадались и ягоды. А также ручейки, благодаря которым несостоявшаяся ведьма не умерла от жажды. Пробовала она и охотиться, да только все три попытки окончились неудачей. Что заяц, что глухарь, что белка оказались слишком проворными. Привыкнув удирать от гораздо более ловких и умелых охотников, чем городская девчонка.

Ночи в лесу проходили тревожно. Из-за комаров и от страха перед визитом более крупных хищников. А еще Анику донимали кошмары. В них, неизменных как закат, девушка раз за разом бежала по стремительно обваливающемуся туннелю — вероятно, подземному. А голос… конечно же, голос Ксантарды несся ей вслед. «Думала, удалось сбежать от меня? Надеялась, это все, конец? Напрасно, моя дорогая!..»

Голос Ксантарды… или той безликой женщины с Черной Звездой?

К счастью, на четвертый день, ближе к полудню, лес наконец-то кончился. Выйдя на опушку и прислонив ладонь ко лбу, радостная Аника высматривала перед собой ярко-зеленый луг, белевшее на его фоне стадо овец и скопление домиков вдали.

Радость девушки оказалась до того сильной, что удержать ее в себе Аника не смогла. Не могла она не выразить ее вслух — громким криком, переходящим в визг. И только что на колени не бухнулась от восторга и облегчения. А уже в следующее мгновение, осмотревшись, поняла, что здесь не одна.

— Лесовик! Лесной дух вышел! — запищали, бросившись бежать, три малыша, игравших неподалеку, у опушки.

— Да полно вам, — с укоризной проговорил находившийся рядом с ними паренек лет пятнадцати.

А затем, бросив беглый взгляд на вышедшую из леса Анику, заключил:

— Это ж просто мальчик какой-то. В лесу заблудился, вот и грязный. Голодный, наверное. Эй, ты! Дружок! Иди сюда, не бойся!

Голос паренька звучал дружелюбно, хоть и малость грубовато. Так что дочь Ханнара охотно вняла его призыву. Не обидевшись и на «мальчика». Тем более что ее, худенькую, нескладную и не вышедшую росточком и прежде принимали то за мальчишку, то за дитя. Не впервой.

— Иди сюда, иди, — подгонял Анику паренек, — что с тобой случилось-то?

— Ковен, — на выдохе произнесла беглянка, — ведьмы меня выкрали.

Паренек в ответ только языком цокнул. Тем самым, очевидно, выражая сочувствие. А потом добавил с некоторым смущением:

— Ну что ж тогда? Тогда пойдем, что ли?..

А уже за столом в доме родителей сердобольного паренька и его пугливых братьев Аника сподобилась представиться. Да заодно рассказать о том, что с нею приключилось. В истории своей, разумеется, немало сгустив краски.

С ее слов, например, выходило, что не королевские солдаты отвели Анику в лапы ведьм вместе еще с почти сотней других детей. Но бедняжку выкрали всего в сотне футов от дома. Когда она, под вечер, слишком уж загулялась, не спеша вернуться к родным стенам. Кроме того, согласно рассказу девушки, в Ковене ни ее, ни кого бы то ни было, ничему не учили. Не пытались воспитать себе смену. А только издевались и морили голодом. Насчет последнего усомниться было трудно. Принимая во внимание довольно-таки плачевный вид беглянки.

Что ж. Хозяину дома, так вовремя подвернувшегося Анике, следовало отдать должное. Он не только согласился накормить сбежавшую от Ковена пленницу. Но, вдобавок, предложил ей переночевать, а скопившуюся грязь отмыть в бане. И хотя девушка охотно приняла оба предложения, интересовало ее в первую очередь не это.

— Вы не знаете? — робко, чуть ли не заискивающе обратилась она к хозяину дома и его жене, — где-то в этих краях должны солдаты стоять. Целый полк, вроде. Не знаете, где это? Просто я теперь знаю, где ведьмы прячутся. Вот и хочу солдатам рассказать. Чтоб пришли и разобрались с ведьмами, наконец.

— Ох… дайте-то боги! — молвила на это жена хозяина.

Что же до королевских солдат, то о месте их расположения глава крестьянского семейства, в общем-то, знал. Во всяком случае, не мог утверждать, что не знает.

— Палтек одно время возле них ошивался, — говорил он, имея в виду своего первенца, встретившего Анику на опушке, — сам к ним напрашивался… солдаты тогда еще ближе стояли. И смеялись над ним… оболтусом. Мал еще, говорили… сопли не высохли. И правильно. Слышь, Палтек! Правильно же говорю, а? Если ты мундир нацепишь и маршировать пойдешь… то кто мне по хозяйству помогать будет?

Сын слушал эти слова молча и терпеливо. Взглядом своим, в пол опущенным, выражая и безоговорочное согласие, и, кажется, даже толику вины. Не решился Палтек спорить с отцом и на следующее утро. Когда тот велел сыну лично отвести Анику к королевским солдатам. Молча запряг лошадь в телегу, и на телеге этой, в компании с гостьей, отправился в путь.

По всей видимости, доставшаяся им кляча принадлежала к тем представителям лошадиного племени, что не портили борозды. И в этом заключалось единственное их достоинство. Потому что заняла сравнительно недлинная дорога добрую половину дня, если не больше.

За время пути Аника обменялась с Палтеком едва несколькими фразами. Не иначе отцовское поручение напрочь лишило его приветливости и словоохотливости. А на последнем часе девушка вообще уже открыто ерзала на жестких досках телеги.

У самого лагеря телегу, естественно, остановили караульные. Наградив, вдобавок, двух ее юных пассажиров взглядами недобрыми и пренебрежительными. Вероятно, сразу распознав в этой парочке простолюдинов и бедняков.

— Мне нужен конфидент и посланник его величества, — заявила Аника, ничуть не стушевавшись под взорами солдат, — сэр Ролан, знаете такого?

А потом еще прокричала во всю глотку, наплевав на титулы и разницу в происхождении и положении:

— Ро-о-олан! Эй, Ролан! Сюда! Скорей!

Караульные даже опешили от такой наглости. Палтек же так и вовсе готов был провалиться от стыда сквозь землю. Вместе с телегой и лошадью. Однако избранная Аникой тактика в некотором смысле себя оправдала. Потому что крик ее в лагере услышали. Хоть и откликнулся на него не совсем тот человек, которому этот громогласный зов адресовался.

Крогер, бывший командир городской стражи Нэста, а ныне телохранитель Ролана, как раз шел куда-то по делам. И весьма кстати показался неподалеку, выйдя из-за одной из палаток. Крик Аники, знакомый голос, а в особенности имя хозяина, по меньшей мере, всполошили матерого вояку. Заставив его остановиться, отвлекаясь на зов. И осмотреться в поисках его источника.

Времени Крогеру на то много не потребовалось. Каким бы он ни был провинциалом, как бы ни перепахали ему мозг годы службы с оружием в руках, а дураком и тугодумом назвать его Аника бы не посмела. Даже за глаза.

Поняв, что к чему, телохранитель Ролана решительным шагом направился в сторону караульных. А затем, буквально вклинившись между ними и чуть ли не расталкивая эту парочку солдат, вышел навстречу Анике.

— Вернулась! — воскликнул он, не без труда, но узнав дочь Ханнара, — так у тебя получилось? Ведь да?

К сожалению, голос у Крогера был не тот, чтобы выражать радость и приветливость. Слишком грубый — из-за чего оклик его прозвучал как лай эдакого здоровенного пса, не в меру злого и недоверчивого. По странному совпадению, как вспомнилось Анике, именно к таким собакам стражи порядка и охранители закона обычно питали добрые чувства. Родственные души, что уж тут говорить.

Поприветствовав возвратившуюся Анику, телохранитель обратился к парочке караульных. И голос его походил теперь на угрожающее рычание.

— А чего это вы встали? — говорил Крогер, — чего не пропускаете? Эта девчонка ведь на самого сэра Ролана работает. А значит, и на его величество. Была отправлена в стан врага с важным поручением. И теперь вернулась. Чего непонятного?

— Да нам, в общем-то, все понятно, — одновременно лениво и с робостью отозвался один из караульных, — хочет… пусть проходит. Нам-то что? Мы приказ выполняем. А приказано нам посторонних не пускать.

— Так она не посторонняя, — еще с большей строгостью напомнил телохранитель Ролана, — или вам еще раз напомнить?..

Не дожидаясь ответа исполнительных, но недалеких умом солдат, Аника спрыгнула с телеги и подбежала к Крогеру. Стоя рядом, теперь смотрелись эти двое почти символически — небольшого роста девушка, почти девочка, и могучий мужик средних лет. Не то отца с дочкой напоминали, не то просто олицетворяли связь поколений. Как вариант, могли послужить основой для пропагандистской картины. На мотив: «Защитник-Воин и Та-Кого-Следует-Защищать».

А когда они уже направились вглубь лагеря, наконец-то прозрел и Палтек. Сообразивший, что подвез сегодня не простую крестьянку или бродяжку. Но какую-то шибко важную персону. Этим приятным обстоятельством грех было не воспользоваться, и деревенский паренек вопрошал:

— Э-э-э… а награда мне какая-то полагается? — за неимением других вариантов обратился Палтек к караульным, — я же… это… помог. Разве нет?

— Полагается-полагается, не боись, — небрежно и нехотя отвечал ему один из солдат, — ты награждаешься свиданием с самой красивой коровой в округе. Самое то для тебя. Так что давай! Поспеши на поиски своей любви.

Но вернемся в лагерь, а точнее, к событиям, последовавшим за вылазкой отряда полковника Декоса в Клыкастые горы. С момента вылазки прошло уже несколько дней, так что надежд на возвращение хотя бы части экспедиционного корпуса не осталось. Наверняка солдаты полегли там все, и оставалось лишь надеяться, что гибель их не была напрасной. Что проклятым лил’лаклам пришлось еще хуже.

Из остатков двух полков был сформирован один. Причем командовать им сэр Ролан назначил отнюдь не подполковника Берта. Но командира другого из ополовиненных полков. Сам конфидент объяснял свое решение, ссылаясь на разницу в рангах: раз хоть один полковник есть, то ни к чему-де передавать командование подполковнику. Берту оставалось довольствоваться должностью заместителя при новом командире. Ну и грезить о новом звании, разумеется. С присвоением которого, правда, ни Ролан, ни главный штаб в столице отчего-то не спешили.

Джилрой снова стал человеком — обыкновенным, бескрылым. Бунтовщиков в Хивелле, хоть и не без труда, но удалось урезонить. Добро, хоть обошлись словами, без крови. Помогло при этом и прилюдное признание Шенгдара в собственной лжи, и призывы Ролана к здравому смыслу. Вкупе с обещанием в скором времени вернуть детей по домам.

В общем, крестьяне призывам вняли, и оружие все-таки сложили. Шенгдара, как и было обещано, пришлось отпустить с миром. А новоиспеченный полк готовился к решающей схватке. К сокрушительному удару по треклятому Ковену — дабы покончить с ведьмами разом и окончательно. В этом деле и командование полка, и лично королевский конфидент в первую очередь рассчитывали на помощь Аники. На собранные ею сведения.

Вернувшуюся наконец-то дочь Ханнара выслушивали в штабной палатке. Помимо командира полка, его заместителя и, конечно же, сэра Ролана присутствовали при этом и три мага, включая мастера Верлума.

Начала Аника с первого из плодов своей наблюдательности. Рассказав про костяные амулеты, с помощью которых ведьмы призывали себе на помощь рукокрылов.

— Как же так? — удивленно восклицал, вопрошая, при этом один из магов, — зачарованные оковы ведь не давали этим тварям пользоваться магией! Не должны были давать, во всяком случае.

— Иди-ка лучше, найди своего наставника, — проворчал мастер Верлум, — пусть устроит тебе переэкзаменовку в цеху. Оковы не дают пользоваться только собственными чарами. А над волшебными предметами они не властны. Эх, дураки мы, дураки. Не догадались обыскивать этих стерв, да все украшения отбирать. Коль не украшения это на самом деле…

— Против зачарованных предметов даже Полог Неприкасаемости помогает не очень, — заметил Ролан, вспомнив о схватке с ведьмой в Сарайке, — да и обыск не обязательно, что нам помог бы. Если достаточно одного движения, чтобы этим амулетом воспользоваться, подмогу призвав, отобрать его можно и не успеть. Вопрос в том, как быть с амулетами теперь.

— Не думаю, что рукокрылы еще решаться прийти ведьмам на помощь, — вмешался в разговор подполковник Берт, — после нашей решительной и беспощадной атаки на их тылы…

— Меры предосторожности принять все равно не помешает, — перебил его конфидент, — посему атаковать лагерь Ковена лучше днем. И управиться до захода солнца… не повторяя наших прежних ошибок. Что значит — никаких больше пленных, никакой канители с правосудием. Ведьм и их рабов необходимо уничтожить на месте, детей… по возможности вызволить живыми.

После чего подумал с полминуты и добавил:

— Можно и на пользу себе эту придумку с амулетами обратить. Устроить ложный призыв и заманить лил’лаклов в ловушку. Но тогда нам потребуется помощь грифонов. Чтобы были готовы к воздушной битве в нужном нам месте. Да и магам плошать не следует.

Меж тем Аника перешла к главному. Рассказав о своем пребывании в потайном лагере Ковена, оказавшемся небольшим городком — заброшенным и затерянным среди лесов.

— Не знаю уж, что случилось с прежними его жителями, — подытожила девушка, — но явно какое-то несчастье. Такой беспорядок от них остался. И сразу видно, что ушли оттуда люди уже давно. Лет десять… если не пятьдесят, наверное.

— Почти век, — неожиданно молвил ей на это мастер Верлум, — Кукенхейм ведь, если я не ошибаюсь. Чума там была… страшная! Кто-то бежал, все бросив… вот как мои родители. А находились и дураки, которые надеялись дома пересидеть. Сами никуда не выходя и посторонних не пуская. Жалко им своего добра-то было. Ха! Вот так все и перемерли… зато богатыми.

— В таком случае не мешало бы поискать карты от тех времен, — сразу последовало предложение со стороны сэра Ролана, — у губернатора Нэста… например.

А про себя поразился тому, до каких лет смог дожить старейший из полковых магов. Если вообще не самый старый среди волшебников королевства. Притом, что совсем уж дряхлой развалиной или говорящей мумией он вовсе не выглядел. И ясность ума вроде бы сохранил.

Внешне на поведении конфидента это удивление, впрочем, ничуть не сказалось. Не отразилось на лице. И голос Ролана звучал, как и прежде, спокойно, уверенно.

— Что ж, — проговорил конфидент, подводя черту, — если где ведьмы и могут хранить большие запасы Серой Гнили, то только в этом Кукенхейме. И вот поэтому я попросил бы солдат действовать поаккуратнее. Ничего без веской причины не разрушая и не сжигая. А после битвы обыскать городок хорошенько. Вплоть до погребов и уборных.

А примерно пару недель спустя боевые грифоны королевства летели уже над пустыней по другую сторону моря. Доставленные сюда кораблями военного флота.

Пустыня… хотя едва ли это, отдающее обыденностью слово в данном случае было применимо. Ведь обычные пустыни разве что суровы и негостеприимны по отношению к живым существам из иных мест — и только. Но жизни как таковой они не чужды. Просто жизнь пустынная вынуждена приспосабливаться к зною и более-менее стойко сносить недостаток воды.

Эту же… скажем так, местность, лежащую к югу от джунглей дшерров, иначе как безжизненной назвать было нельзя. Любая пустыня показалась бы райским уголком рядом с нею. Выжженная солнцем равнина простиралась на сотни миль вокруг, до самого горизонта. Голая земля, на которой не произрастало ни малейшего кустика или травинки. Даже сухих веток и листьев сюда случайно не занесло. А если когда-то и заносило, то недолго им удавалось пролежать на земле, оставаясь никем не тронутыми.

Первозданный покой этой мертвой земли нарушали разве что стаи причудливых существ. Нигде, ни в каких других уголках мира не водящиеся, они походили кто на огромных жуков, кто на червей — причем, опять-таки, немаленьких.

И днем и ночью эти твари рыскали по округе либо вгрызались глубоко в землю в поисках хоть какого-то пропитания. Большая часть так и погибала, от голода. А немногим счастливчикам удавалось отрыть в давно мертвой почве… например, каким-то чудом сохранившийся корень. И уж совсем редко странным существам хватало сил, терпения и удачи добраться до границ своих владений. В те места, где еще произрастала в изобилии зеленая трава, а солнце закрывали раскидистые деревья с сочными листьями.

Туда, где полным-полно еды!

Когда-нибудь и эта, обильная зеленью, земля обречена была превратиться в выжженную равнину, мертвую и бесплодную. Но особям Роя, не ведающим ничего, кроме сиюминутных потребностей, не было до этого никакого дела. Собственно, и потребность-то у Роя была единственная. Пожрать сейчас, дабы вскорости не умереть с голоду. Сделавшись оттого пищей для других особей.

Отродья Роя всполошились, когда на них пали тени от пролетавшего грифоньего клина. Нет, существа эти были слишком просты, чтоб испытывать страх и другие подобные чувства. Грифонов они восприняли, как могли. То есть, огромными кусками живого мяса. Едой. Вот только еда эта пролетала слишком высоко, чтобы особи Роя могли ее достать.

А грифоны летели дальше. В сторону огромного скопления, чуть ли не горы бесформенной колыхающейся плоти. Исполинского фурункула на теле земли. Гора плоти, именуемая «маткой», также учуяла еду, оказавшуюся к ней так близко. В теле «матки» развезлось огромное отверстие — пасть неправильной формы. А отростки плоти, эти, дрожащие как студень, щупальца, устремились навстречу грифонам. Но те, всем клином сразу, прибавили высоту. Так что отростки-щупальца опали и втянулись обратно.

Жить, а вернее, существовать «матке» оставалось считанные мгновения. Ровно до тех пор, пока один из наездников на грифонах не скинул вниз пару мешочков, привязанных к седлу. При падении один из мешочков прорвался, но содержимое его — серый, похожий на прах, порошок — все равно достигло цели.

Упал порошок удачно: прямиком в пасть «матки», формой похожую на рваную рану. Гора плоти заколыхалась в агонии, во все стороны выбрасывая щупальца — уже вслепую, бесцельно. А затем замерла и опала, вся пожухла. Сделавшись похожей на опорожненный бурдюк.

Потом прошло еще несколько минут — и от «матки» осталась только огромная лужа зловонного синюшного месива, стремительно подсыхающая на солнце. А ждавшие своего череда воины-дшерры двинулись по мертвой земле, уничтожая рядовых особей Роя. Уж с ними-то под силу было сладить даже обычным оружием.

А грифоны летели дальше. «Маток», от которых следовало избавить этот край и весь мир, оставалось еще немало. Как не были покамест скудными и запасы Серой Гнили.

9 марта — 5 апреля 2015 г.