Кольцо времён. Проклятие Сета

Глава 1. Гостья из песков

Год 18хх, предместья Лондона

– Добро пожаловать в Стоун Крик! – жизнерадостно басил лорд Карнаган, сердечно приветствуя каждого из гостей. – Да-да, вы не ошиблись, леди Дерби: чудо ждёт нас именно сегодня. Уверяю, такого вы ещё не видели… Сэр Уоррен, как я счастлив, что недуг не помешал вам приехать. Ну разумеется, я не забыл о вашей деликатной просьбе… А-а, мистер Паттерсон, чертовски рад вас видеть! Какие новости из-за океана?..

Джонатан сдержанно улыбался, стоя по правую руку от отца, отмечая про себя постоянных посетителей. Все эти люди приезжали в поместье не впервые. Чести получить личное приглашение Роберта Карнагана удостаивался далеко не каждый, даже в среде весьма именитых представителей высшего света Лондона. Лорд Карнаган слыл человеком эксцентричным, но дружбой с ним гордились – сказывались и богатство, и определённая слава, да и, чего уж, связи в Королевском Историческом Обществе[5].

Страсть своего отца Джонатан не одобрял, как, впрочем, и повальное увлечение высшего света ценностями канувших в Лету цивилизаций. Молодой человек мыслил в категориях выгодных вложений, реальных, прогнозируемых. Мечты лорда Карнагана-старшего получить славу как коллекционера и мецената он считал взбалмошными, хотя вслух, разумеется, предпочитал не осуждать. В конце концов, состояние отца оставляло свободу для всякого рода причуд, даже таких дорогостоящих. Да и партнёры относились к историям из глубин веков благосклонно, особенно если истории эти были не только приправлены известной долей модного нынче мистицизма, но и подкреплены реальными вещами – самыми настоящими сокровищами, редкими артефактами. Чёрный рынок древностей процветал, пока существовали любители наживы и щедрые покупатели. Ну а покупателей теперь было в избытке, вот только не у всех из них были необходимые для приобретения желанных реликвий связи.

Джонатана никогда особо не заботило, как именно и в какой из своих торговых компаний отец успел свести дружбу с нужными людьми, но эти связи сделали его одной из значимых фигур на чёрном рынке древностей. С одной стороны, лорд охотно спонсировал экспедиции и раскопки, увы, так до сих пор не снискав себе славу каким-нибудь громким открытием. С другой – он был по-настоящему знаменит в определённых кругах как коллекционер и эксперт по сокровищам Древнего Египта. Человек, способный достать всё, что угодно, – от целебного порошка из мумий до золотого перстня очередного полузабытого фараона, грозящего проклятиями из песков времени.

Да, истории о проклятиях нынче любили. Новые веяния моды.

Гости мелькали как в калейдоскопе, и Джонатан исправно нёс службу, отмеряя улыбки, кивки, оставаясь в тени отца и заставляя его сиять ещё ярче.

– Приятно было получить приглашение, – проскрипела леди Дерби, дожидаясь, пока наследник запечатлеет своё уважение ритуальным поцелуем её иссушенной кисти в перчатках из белой лайки.

– Как мы могли забыть о вас, – рассмеялся лорд, и, стоило старушке отойти, добавил шёпотом сыну: – Когда она писала чуть ли не каждую неделю, уточняя время следующего «салона».

– Джонатан, мой мальчик, наслышана о твоих успехах! Достойная смена лорду Карнагану, разве что всё ещё не хватает той же страсти.

Безукоризненно-учтивая улыбка, застывшая на губах Джонатана, угасла под взглядом агатовых цыганских глаз. Сейчас этот взгляд был приветлив, а всё равно вызывал в нём смутный первобытный страх. Мадам Анабель, известная в узких кругах Европы медиум и спиритуалист, с которой отец свёл знакомство давно, ещё в одну из своих поездок в Каир, была постоянной гостьей в доме Карнаганов.

– Иногда такого рода страсть расцветает позже. Как хорошему вину, ей необходима проверка временем, – рассмеялся отец и похлопал сына по плечу.

Нынче высокие собрания не обходились без медиумов и прочих глубокоуважаемых шарлатанов, способных объявить тебя кем угодно, от царевны до величайшего полководца древности, были бы деньги.

Было в этой, с позволения сказать, даме что-то тёмное, пугающее, особенно когда она смотрела исподлобья, из-под своей яркой чалмы, прямо в душу. Задумчиво покусывая неизменный длинный мундштук, она изрекала что-то чрезвычайно значимое глубоким грудным голосом. И казалось, что этот голос и правда способен звучать откуда-то из-за грани, подчиняясь духам древних мертвецов. Или не очень древних… ведь, впервые оказавшись в поместье Стоун Крик, мадам Анабель точно назвала даты жизни, смерти и обстоятельства трагической гибели юных Лили и Роуз, чьи портреты висели над лестницей.

Глупости, конечно. Скорее всего, отец рассказал, или навела справки. Уж что-что, а наводить справки шарлатаны умели мастерски – тем и жили. Правда, некоторые вещи не мог объяснить даже такой скептик, как Джонатан.

Мадам Анабель раскладывала потёртую колоду Таро – большие, с ладонь, карты с египетской символикой – и умело предсказывала наиболее выгодные соглашения и удачные экспедиции или, напротив, предупреждала об опасностях. Сбывалось, как говорили, всё. Джонатан и сам видел, но думать об этом старался поменьше – хватало с него мистики на этих званых ужинах, где он и рад был бы не появляться, да не мог, если рассчитывал унаследовать большое состояние отца. А отец всем сердцем надеялся, что страсть к древности в сыне всё-таки расцветёт, потому пропускать «званые вечера» не получалось ни под каким благовидным предлогом.

Впрочем, сегодня лорд Карнаган приготовил для всех нечто действительно удивительное… удивительное даже на взгляд его сына-скептика. Взглянуть на содержимое ящиков, привезённых Каримом и его людьми, раньше времени отец ему не позволил – обещал невероятный сюрприз.

Вечер шёл своим чередом. Гости, разделившиеся на группы и шумно что-то обсуждавшие, уже проявляли нетерпение. Присутствие мадам Анабель, вызывавшее неизменный ажиотаж, успокаивало самых нетерпеливых. Укутанная в многослойные яркие шали из тонкой дорогой шерсти и шёлка поверх строгого тёмного платья, она притягивала внимание, точно экзотическая птица. Даже Джонатан, предпочитавший не смотреть на эту гостью праздника, то и дело оглядывался на обтянутый тёмным атласом столик, специально для неё приготовленный. Там Анабель делала желающим расклады, прозревая тайны прошлого и будущего. В данный момент она вела беседу с мистером Паттерсоном, богатым американцем, выкупившим некоторые экземпляры из коллекции Карнаганов.

«Не иначе как вещает ему, что в прошлой жизни он был Александром Македонским», – насмешливо подумал Джонатан и поспешил отвернуться, когда медиум загадочно улыбнулась ему поверх плеча Паттерсона.

Молодой человек предпочёл заняться другими гостями. Сэр Уоррен рассказывал ему о чудодейственных свойствах порошков из мумий, которыми промышлял отец, – мол, порошок этот и с подагрой прекрасно справляется. Престарелый сэр Суррей добавил, подмигнув, что и продлить силы и молодость мужчине порошок вполне способен, если Джонатан понимал, о чём речь. Джонатан понимал. Леди Дерби, хихикая, добавила что-то о сохранении красоты. Молодой человек тут же сделал комплимент её прекрасному внешнему виду, про себя отметив, что престарелая леди уже сама потихоньку начинает походить на мумию.

Отец некстати исчез, и всё бремя оказания гостеприимства теперь легло на молодого хозяина. Но благородное собрание жаждало чуда, которое готовил лорд Роберт.

Джонатан затруднялся сказать, когда в высшем свете получили распространение званые вечера с разворачиванием мумий. Учитывая активную деятельность расхитителей гробниц и охотников за сокровищами, добыть целый, нетронутый экземпляр, а не фальшивку, сфабрикованную умельцами из разных частей тел, было делом нелёгким. Молодой человек и рад был бы не знать всех деталей, но «семейное дело» накладывало отпечаток, приходилось разбираться и в таких вещах. Со временем египетская история даже стала вызывать в нём интерес, но до страсти лорда Роберта, как верно отметила медиум, ему было далеко.

Основная ценность нетронутых мумий заключалась в том, что они не были просто царственными трупами. Это знали ещё мародёры древности, благодаря которым огромный пласт истории был утрачен навсегда. Сложный загробный культ древних египтян подразумевал охрану мертвеца на всех уровнях бытия. Погребальных текстов было недостаточно – умершему требовались обереги. Множество амулетов, скрытых между слоями покровов, затвердевших от бальзамирующих составов и времени, – вот что представляло собой настоящую ценность. Великие люди древности выставлялись на потеху, и каждый из гостей таких вечеров, попасть на которые можно было только по личному приглашению, получал в подарок самый настоящий древнеегипетский амулет.

Ну и, конечно, целебный порошок. Охота за чудодейственными порошками из перетёртых частей тел древних мертвецов, «переживших» века, на пользу сохранению истории не пошла, но внесла свой вклад в состояние Карнаганов. Этим порошкам присваивались магические свойства лекарств от всех болезней и разве что не эликсира вечной юности. Но матушку, несмотря на старания отца, в своё время не спас никакой порошок – сгорела от лихорадки.

Джонатан слышал, что те, кто относился к мумиям с куда как меньшим пиететом, пускали их на удобрения и даже якобы на растопку паровозов. И он не знал, что пугало его больше – такое вот кощунство… или мистические званые ужины, где от количества мудрёных таинственных бесед, крепких напитков и выкуренного опиума стирались границы реальности.

Лавируя среди гостей, для каждого находя подходящее любезное слово, Джонатан успевал отдавать распоряжения слугам о смене закусок и напитков. Двери в зал, где должно было состояться основное действо, по-прежнему были закрыты, и он не решался нарушить приказ отца и заглянуть внутрь. Там была святая святых, храм истории и мистерии.

Светские беседы уже успели всем наскучить. Джонатан присоединился ко всеобщему ожиданию, с маской заинтересованного наследника выслушивая самые нелепые предположения о сути грядущего сюрприза.

Наконец раздался долгожданный звон колокольчика, заставивший все голоса смолкнуть. Двери распахнулись. Внутри царил колдовской полумрак.

На пороге показался господин Карим, благородный араб неопределённого возраста, – давний партнёр отца и основной поставщик чудес его коллекции. Джонатану казалось, что с годами он не менялся вовсе, разве что прибавилось серебра в висках и аккуратно постриженной бороде. Одевался Карим всегда безупречно, по последнему слову европейской моды, ничем не уступая гостям лорда Карнагана, но носил неизменную бордовую феску.

Араб чуть поклонился, но сделал это с таким достоинством, что скорее присутствующие должны были почувствовать, какую он оказывает им честь. Даже Джонатан, знавший его не первый год, преисполнился благоговения.

– Они ждут. Прошу вас, – пригласил Карим с грациозным жестом и отступил в полумрак.

В наступившей тишине мадам Анабель возвестила торжественно, замогильно:

– Мы готовы к встрече с тобой, о высочайшая гостья из песков!

«С чего она взяла, что это будет именно гостья?» – подумал Джонатан, перешёптываясь, благородные дамы и господа потянулись в зал. Один за другим внутри вспыхивали огни хрустальных светильников, а искусно расставленные зеркала преломляли пространство, расширяя его, добавляя атмосферы мистичности. Яркие восточные ковры, устилавшие пол, приглушали шаги.

У дальней стены стояли те самые ящики, в которые отец не разрешил заглядывать. Но не они притягивали взгляды восхищённых гостей. В центре зала располагался большой стол, на котором стоял антропоморфный саркофаг[6] – прекрасно сохранившийся, яркий, украшенный росписью и золочёными узорами. Давно Джонатану не доводилось видеть такой красоты, и он невольно замер, силясь разглядеть умиротворённое лицо на крышке.

У стола ждал сам хозяин, лорд Роберт Карнаган.

– Леди и джентльмены, позвольте представить вам главную гостью нашего вечера! – произнёс он и указал на саркофаг. – Красавицу древности, прибывшую к нам из далёких земель Египта.

Мадам Анабель получила свою порцию славы, предугадав пол мумии. Гости восхищённо ахали, едва не позабыв о правилах учтивости, не позволяющих толпиться у стола в попытках рассмотреть и потрогать саркофаг. Два молчаливых араба помоложе, подчиняясь жестам Карима, проводили присутствующих на их места вокруг стола, на некотором отдалении.

В тот момент, глядя на отца, полного достоинства, гордости, радости, Джонатан подумал: «А и ладно! Чем бы ты ни увлекался – главное, что ты абсолютно, по-настоящему счастлив», – и, улыбнувшись отцу, расположился среди гостей.

– Имя её, увы, неведомо нам, но надписи позволяют сказать с уверенностью: эта леди носила титул царской дочери, – сказал лорд Карнаган.

Люди Карима быстро, слаженно открыли один из ящиков и извлекли оттуда небольшую каменную стелу, закреплённую на деревянных дощечках для сохранности. Впрочем, Джонатан не был уверен, что заштукатуренный, расписанный яркими иероглифическими надписями кусок камня был именно стелой, а не выломанным куском гробничной стены. Стелу – или фрагмент стены – пронесли по кругу, позволяя каждому из гостей рассмотреть.

– Доблестные храбрецы Карима вскрыли неизвестную доселе гробницу, но, увы, вход осыпался быстрее, чем всем нам бы хотелось, – продолжал рассказывать отец. – Её высочество прибыла к нам из некрополей Саккары. Что примечательно, её усыпальница была создана значительно позднее, чем окружающие её гробницы эпохи Древнего Царства, к которым она непосредственно примыкает…

Джонатан слушал детали открытия вполуха. Всё его внимание было сосредоточено на саркофаге и на ящиках. Неужели отец совершил желанное открытие?.. Нет, говорил, что ходы в гробницу засыпало, а кто-то – здесь дамы ахнули – даже погиб. Карим с позволения лорда Карнагана прекратил раскопки и компенсировал семьям погибших рабочих тяжесть утраты. Неслыханная нынче щедрость.

Что удивительно, имущества у древней царевны оказалось немного – пара кувшинов, в которых, должно быть, хранилось вино, сухие, рассыпавшиеся в труху цветы, окаменевшие лепёшки, две плетёные корзины с льняными одеяниями, небольшой ларец для макияжа и бронзовое зеркало. Всё это люди Карима извлекли из ящиков и продемонстрировали почтенной публике.

И никаких тебе легендарных сокровищ. Надежда оставалась только на саму мумию. И на последний ящик, который арабы пока медлили открывать.

Карим меж тем по просьбе отца демонстрировал присутствующим созданные при открытии гробницы зарисовки. Художникам не удалось до конца перерисовать все иероглифические надписи – гробницу засыпало раньше, – но то, что успели, они передали детально и крайне реалистично.

Один из рисунков привлёк внимание Джонатана. Захоронение было не единичным. Эта гробница стала последним местом упокоения кого-то ещё. Саркофаг располагался у дальней стены маленькой усыпальницы, а на нём лежал другой труп – точно мумия, лишённая покровов, насколько можно было судить по зарисовке. Эту мумию кто-то сложил на саркофаг так, что она раскинула руки, как будто обнимала. Увиденное произвело на Джонатана такое сильное впечатление, что его сознание, привыкшее фокусироваться на мельчайших деталях, сохранило рисунок до каждого последнего штриха.

Мадам Анабель сидела напротив него, и потому молодой человек увидел, как побледнела медиум, когда подошёл её черёд увидеть зарисовку.

– Жертва, – выдохнула она и воскликнула: – Великая жертва во имя царской дочери!

Её голос сорвался, глаза закатились, и чужими тёмными интонациями медиум произнесла несколько фраз на непонятном языке.

Потом в наступившей тяжёлой тишине кто-то из дам предложил Анабель нюхательную соль, и она пришла в себя.

«Как всегда мастерски изобразила приступ», – неодобрительно подумал Джонатан, но отчего-то и ему самому было не по себе.

Побледневшая, притихшая Анабель бросала взгляды на последний оставшийся ящик – тот самый ящик, что притягивал и взгляд самого Джонатана. Но отец умело перевёл внимание гостей обратно к основному открытию – к нетронутому саркофагу царской дочери. Люди Карима помогли ему открыть крышку и переложить спелёнатое желтоватыми тканями тело на стол, а обе части саркофага переставили к стене, чтобы все могли полюбоваться, а если желали, то и прикоснуться.

Джонатан поразился, каким тело оказалось миниатюрным. При жизни леди была хрупкой и ростом едва доходила ему до плеча. На миг он поймал себя на странном чувстве – на острой болезненной жалости. То, что должно было произойти здесь сегодня, было как-то… неправильно…

Но он не мог остановить долгожданный триумф отца и заставил себя молчать. Он молчал, когда лорд Карнаган вместе с Каримом и его людьми аккуратно снимал верхние покровы, молчал, когда они обнажали тело, слой за слоем, под восхищённые возгласы гостей высвобождая сокрытые в тканях драгоценные амулеты.

Да, царская дочь не разочаровала присутствующих – всё её богатство было при ней, бережно сокрытое на её теле. Лишённая своих артефактов и защищавших её покровов, она казалась ещё более хрупкой. С сожалением Джонатан созерцал миниатюрные коричневые ступни, изящные пальцы ног с ногтями, выкрашенными в терракотовый. Руки с хрупкими запястьями и длинными пальцами были вытянуты вдоль тела. На правой кисти красовался перстень, который лорд Роберт не стал снимать, побоявшись поломать руку царевны. Золотая печатка с вязью иероглифов, которые Джонатан не мог разглядеть со своего места, мерцала в мистических огнях светильников и манила его невыразимо… А подняв взгляд, он заметил, что даже Карим уже не казался столь невозмутимым, как обычно, – неотрывно смотрел на царевну. Что до мадам Анабель, она сидела, обняв себя за плечи, точно ей стало вдруг очень холодно, и, покачиваясь, что-то беззвучно шептала.

Пришёл черёд лица красавицы. Обнажить его оказалось непросто – ткани присохли почти намертво, и лорд Роберт опасался повредить плоть. Он подозвал к себе Джонатана и мистера Генри Харриса, своего ассистента из Общества.

Молодой человек не любил касаться мёртвых тел, какими бы они ни были древними, но расстраивать отца не хотел. Да и, признаться, ему самому очень хотелось заглянуть в лицо царевны. Скинув сюртук, оставшись, как и отец, только в рубашке и жилете, Джонатан закатал рукава.

Не удержавшись от искушения, он дотронулся до руки мумии, на которой было надето кольцо. Волнение сыграло с ним злую шутку – на миг ему показалось, что он касается живой, тёплой кожи, нежной, умащенной благовониями. Он почти мог различить их аромат. А на крупном золотом кольце-печати, среди вязи иероглифов, Джонатан разглядел зверя – собаку с раздвоенным хвостом. Миг – и наваждение исчезло. Молодой человек отдёрнул руку, поправил шейный платок. Почему-то стало тяжелее дышать.

Отец продолжал что-то говорить гостям, не обратив внимания. Но два взгляда были прикованы к молодому человеку – Карима и Анабель. И от этих пристальных взглядов ему сделалось неуютно. Миг – и араб вернулся к беседе с сэром Уорреном, а медиум уже живо поддерживала разговор с леди Дерби, любуясь крышкой саркофага.

Лорд Роберт и его ассистент освободили голову, открывая волосы царевны. Дамы отметили необычный цвет первыми.

– О, да её высочество, похоже, была модницей! Посмотрите, её чёрные кудри выкрашены в рыжий!

– Может быть, и действие бальзамирующего состава, – возразил Харрис, склоняясь ближе. – Хм, или правда красила при жизни… Ну, в конце концов у древних египтян, как мы уже знаем, встречался не только чёрный цвет волос.

Джонатан посмотрел на тонкие косы, свернувшиеся вокруг головы мумии клубком змей, и поймал себя на желании прикоснуться. Потускневшие от времени, они были красно-рыжими, как песок египетской пустыни. Припорошенное пылью веков красное золото.

Молодой человек почувствовал, как его бросило в жар, и ослабил шейный платок ещё больше. Но, похоже, кроме него, этого никто не чувствовал. Разве что… Анабель и Карим?.. Нет, они больше не смотрели так пристально и неприятно.

Ценой больших усилий, с чрезвычайной осторожностью им удалось наконец освободить лицо. Джонатан не удержался от возгласа, но его возглас потонул в общем восхищённом вздохе, прокатившемся по рядам гостей.

– Как живая!

– Вы только посмотрите…

– Боже, какая редкая красота!..

– Смею напомнить, что это всё-таки труп.

– Но до чего же хорошо сохранился!

Бальзамировщики постарались на славу, а время оказалось к царевне милосердно. Её лицо, иссушенное веками, сохранило свою форму – тонкость благородных черт, загадку улыбки. Но самым прекрасным – и жутким! – были её глаза, живые, смотрящие с мёртвого лица!

– Имитация из алебастра и цветного стекла, – авторитетно пояснил лорд Роберт. – Удивительно искусно сделаны, согласитесь. Нет, определённо, я хочу сохранить эту прелестную головку.

– Г-головку?.. – упавшим голосом переспросил Джонатан, не в силах отвести взгляд от лица. – Отец, ты же не собираешься расчленять её… и использовать для изготовления порошков?..

– Почему нет? Она прекрасно сохранилась. Застывшая в вечности юность и красота.

Джонатан почувствовал, что к горлу подкатил ком, а в голове помутилось.

«Ещё немного – и рухну в обморок, как впечатлительная юная леди… Нельзя так…»

Гостям наконец было позволено подойти ближе и как следует рассмотреть царевну. Галдя, они столпились вокруг стола, обсуждали мумию со смесью брезгливости и восторга.

А Джонатан понимал, что в этот миг ненавидит их всех. Он отступил к дальней стене, к ящикам, чувствуя себя загнанным зверем, бессильным помешать тому, что произойдёт здесь после. Замерли статуями арабы, и глаза господина Карима на непроницаемом лице казались не живее алебастровых глаз царевны.

В толпе гостей ему привиделась вдруг женская фигура, которую он не замечал прежде, облачённая в длинное светлое платье. Но когда Джонатан сморгнул, то женщину уже не увидел.

– Господин Карим, – негромко позвал он, не желая присоединяться к общему ажиотажу. – Что в последнем ящике?..

Араб невозмутимо передал ему одну из папок с зарисовками гробницы и, выбрав оттуда один лист, показал рисунок.

– Это.

– Я могу взглянуть?

– Почему нет, – Карим пожал плечами и жестом подозвал своих людей.

Они вскрыли ящик и приподняли крышку, позволяя Джонатану заглянуть внутрь.

Этот мертвец сохранился значительно хуже царевны, и его руки были сломаны, отделены от тела. Должно быть, иначе он бы попросту не влез в ящик.

Молодой человек сглотнул, разглядывая. Да, он узнал – этот труп лежал на саркофаге. Мумия естественного происхождения.

Художник запечатлел именно эти иссохшие черты и оскал улыбки… Джонатан помнил рисунок во всех деталях и потому заметил: у того, кто лежал в коробке, не хватало одного пальца. А на рисунке как раз на том пальце было надето крупное кольцо-печать, похожее на то, что сейчас красовалось на руке царевны.

Что-то подсказало Джонатану, что сейчас лучше молчать. Он кивнул Кариму, чтобы закрывал крышку.

– Мадам Анабель, вы прозреваете сквозь время! – прозвучал за спиной чей-то голос, подхваченный другими.

– Кем же она была?

– Что за судьба была у нашей царевны?..

Джонатан медленно развернулся. Гости, как по волшебству, расступались. Степенно Анабель подошла к столу, склонилась над лицом мумии и долго смотрела.

– Колдуньей, – хрипло изрекла медиум наконец. – Эта женщина была могущественной колдуньей, повелевающей пламенем и песками… И чудовища пустыни ходили за ней по пятам, пожирая её врагов… И зверем ластился к её ногам огонь… Огонь! – последнее слово она взвыла.

Мадам Анабель снова впала в транс, разразилась речью на непонятном языке, раскачиваясь из стороны в сторону.

– А этот! – воскликнул Джонатан. – Кем был этот?..

Анабель развернулась к нему, сверкнув белками закатившихся глаз, и в наступившей тишине медленно двинулась вперёд. Казалось, что её тело сейчас направляет чужая воля, иные силы.

Преодолев отвращение и нахлынувший некстати первобытный страх, Джонатан распахнул крышку и отступил.

Заглянув в лицо мертвеца, Анабель прохрипела:

– Жертва… Смерть… Страшная смерть… И огонь пустыни… ласкал изнутри его кости…

С этими словами она повалилась на пол, но Джонатан успел подхватить её и перенести к ближайшему креслу. Притворялась ли мадам сейчас, он не знал – потеряла сознание она весьма убедительно.

Зал погрузился в напряжённую тишину. Кто-то нервно рассмеялся.

Но ведь они любили истории о проклятиях, не так ли?

Лорд Роберт хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание:

– Ну что ж, вернёмся к тому, зачем мы собрались здесь. Как и обещал, я предлагаю каждому из вас выбрать уникальный предмет из этой коллекции и забрать с собой в качестве подарка.

Эти слова возымели поистине чудодейственный эффект. Гости загалдели. Джонатану показалось, что Карим чуть подался вперёд, хотел сказать что-то, и выпалил первым:

– Её! Отец, я хочу забрать её!

Лорд Роберт рассмеялся и поманил сына к себе, потом отвёл в сторону.

– Джонатан, мой мальчик, я польщён, что в тебе наконец пробудилась страсть. Но мумия принадлежит нашим гостям, согласно уговору. За целительное чудо её плоти обещано многое и многими.

– Отец, я не верю в такую медицину, и ты это знаешь.

– Достаточно, что верю я и остальные. – Лорд Роберт нахмурился.

– Им разве мало артефактов? Пусть расчленяют тот труп в ящике – он и так доехал к нам почти по частям.

– Джонатан. – В голосе Карнагана отчётливо прорезались стальные нотки. – Не глупи. Я вложил в эту экспедицию немало сил и средств. И своими связями я обзавёлся именно потому, что всегда выполняю свои обещания. Надеюсь на твоё благоразумие.

С этими словами он кивнул сыну и вернулся к гостям, наперебой обсуждавшим, кто что возьмёт.

«Как на каирском базаре…» – подумал Джонатан, растерянно глядя вслед отцу и лихорадочно соображая, что можно было сделать.

И почему вдруг для него это стало так важно? Что двигало им в тот миг – страх, справедливость? Молодой человек не знал.

– Давайте взглянем на содержимое последнего ящика? – предложил он громко.

Его предложение поддержали, тем более что многие уже выбрали себе памятный оберег.

Люди Карима открыли ящик и пронесли по залу.

– Отвратительно.

– Должно быть, грабитель?.. Вот же не повезло парню.

– Ха, не иначе как прирезали свои же подельники.

– Какой мерзкий оскал.

– Не представляет собой никакой ценности.

– Его ведь тоже можно пустить на целебный порошок?..

– Нет, в его плоти нет древних бальзамов. Это просто иссушенный труп.

– Ну, тогда разве что в коллекцию Королевского Исторического Общества.

Обрывки фраз долетали до Джонатана.

…не представляет…

…собой…

…никакой ценности…

– Анх-Джесер…

Шёпот прокатился по залу, но, похоже, кроме него, никто этого не услышал. Молодой человек озирался, пытаясь найти источник, потом успокоил себя, что показалось. Неудивительно в общем гуле смеха и разговоров. Отец как раз объявил о расчленении царственной мумии и о том, что попробовать немного целебного порошка каждый сможет прямо здесь, прямо сегодня.

Анабель распахнула глаза. Поскольку больше было некому, Джонатан бросился к ней первый и услышал хриплый шёпот.

– Голос пустыни… Карающее пламя…

Он обернулся в тот момент, когда Генри Харрис отделил голову царевны от тела и торжественно возложил на бархатную подушку. Алебастровые глаза сверкнули отражёнными огнями светильников. Её высочество улыбалась царственно и снисходительно, наблюдая сквозь века, как люди разделяют на части её тело.

Джонатан плохо соображал, что делает. Воспользовавшись общей восторженной суматохой, он протолкнулся к столу, подложил ладонь под тонкую мёртвую руку и дёрнул на себя. Сквозь гул он не различил даже щелчка, но кисть царевны, украшенная золотой печатью, осталась в его пальцах. Молодой человек поспешил спрятать её на груди, под жилетом.

Безумное веселье набирало обороты. Нет, он не хотел быть частью этого, и готов был рисковать даже гневом отца. Впрочем, отцу сейчас было не до него – он был на пике своего триумфа.

Улучив момент, Джонатан схватил сюртук и выскользнул из зала, никем не замеченный, а потом выбежал из особняка.

Бежать. Бежать куда угодно, только подальше отсюда – от огня хрустальных светильников, отражённого в слишком живых глазах, от рёва восторженных возгласов и дикого, полубезумного смеха.

И он бежал, не разбирая дороги, прижимая ладонь к груди, поверх хрупкой мёртвой руки.

О пожаре в поместье Стоун Крик Джонатан узнал немногим позже, из лондонских газет.

Что стало источником возгорания, для полиции оставалось загадкой. Расследование быстро закрыли по просьбе единственного наследника лорда Карнагана, не желавшего скандальной славы.

Чудом уцелели фамильные портреты и проклятая коллекция отца, как будто огню было дело до предметов искусства.

Не выжил никто.